Серега Бескрылов был славным малым, но если бы ему сказали об этом, он бы сильно удивился. По его представлению, все классные ребята открывают ногами двери ресторанов, просаживают бешеные бабки в ночных казино, а под утро укатывают с породистыми кисками на «мерседесах» и «вольвах». А он был всего-навсего ущербным студентиком непрестижного железнодорожного института и страдал от хронического отсутствия денег. Именно безденежье и вынудило его пойти работать ночным реализатором в коммерческий киоск в центре города.

И сегодня ночью он сидел один в тесном вонючем ларьке и прикалывался над самим собой: «Эх, мне бы воздуха!» Воздуха — в тот сезон значило «денег»… Он вышел на работу в первый раз, но со слов сменщицы, Наташки — клевой телки (жаль, замужней), уже знал, что если не косорезить, много не заработаешь. Но вечер был неудачный, — покупали мало, он никого не обсчитал и никто не дал лишнего, поэтому пребывал в унынии. А тут еще по радио долбила назойливая реклама: «Настоящие мужчины курят только „Кэмел“…» После двухчасового колебания он распечатал пачку и закурил. «А ведь я не курю», — с сожалением подумал настоящий мужчина, но тут же оправдал себя: «Ничего! При таком расстройстве можно…»

В два часа ночи, когда выключили фонари, бдительный Аргус вылез из будки, осмотрелся вокруг и, съежившись от густого Аквилона, по инструкции хозяина, краснорожего бычары, закрыл ставни, оставив одну — центральную. Вырубив свет, он растянулся на прожженной кушетке (ее прожег ночник-наркоман, который работал до него). Около часа он лежал и слушал пьяный базар воров и блядей. Место было бойкое — пятачок возле кинотеатра «Ровесник». Не спалось. Он начал считать белых медведей. Досчитал до семисот тридцати пяти, и уже когда возбужденный мозг начал заволакиваться сном, на витрину ларька упал яркий свет, выхватив из мрака батареи бутылок всевозможных водок, бренди, ликеров, вин и пирамиды из пачек сигарет. Это красный «порше» лихо рассеял темень ночи противотуманными фарами.

В окошко постучали. Причем, осторожно так: «тук-тук». Захотелось спросить «кто там?», но он вспомнил, что не дома. Когда он учился в школе, мама часто повторяла ему, чтобы он не открывал дверь, не спросив. Но многие взрослые не знают, что чем чаще читать наставления, тем больше шансов, что движимый самоутверждением молодой джентльмен поступит как раз наоборот. Вот и сейчас воспитанный Серега вскочил на ноги, но, увидев красную ручищу с набитыми кентосами, барабанившую по стеклу, не почувствовал себя петушком из сказки, поддавшимся соблазну отведать горошка, да и ждала его не лиса…

Едва он открыл шпингалет и отодвинул стекло, как просунулась лысая голова со стеклянными глазами и с рядом сверкающих при ярком свете золотых зубов. «Че, массу давишь?» скривился тот. Серега морщился. Свет фар слепил глаза. «Да нет», — выдохнул он. «Бля, везде этот дрек! — затряс головой пришелец. — Все это я и пил, и курил. Хочу чего-нибудь такого, финдиперсового!» Ему бы закричать «Есть! Есть финдиперсовое!» и показать бутылочку «Мартини», — тот бы поплевался, но все равно купил, а он произнес: «К сожалению, больше ничего нет…»

Клиент явно отреагировал негативно. Он задвигал бровями, зашевелил ушами и злорадно сплюнул. «А ты, вот ты, бля, сколько стоишь?» И он оценивающе посмотрел на сонного Бескрылова. «Я не продаюсь»- ответил Серега. Он не знал, как воспринимать вопрос фиксатого, поэтому растерялся и не смог отшутиться. «Да ну? усомнился ночной гость. — Все имеет свою цену.» «Я не вещь!» гордо ответил Серега, чувствуя себя «молодогвардейцем» на допросе. Он проклинал себя за отсутствие чувства юмора и неумение жить.

«Дак какая цена?» — с вызовом спросил этот страшный человек, достав откуда-то бумажник. В это время студент подумал, какой он жалкий идеалист, сохранивший иллюзию, что человеческая жизнь бесценна… «Пошел ты!» — сами собой вырвались слова. Он ужаснулся, осознав, что поступил слишком опрометчиво, не сдержался, но слово не воробей…

«Ты это кому, а? Кому, падла? — оскалился лысый покупатель. — Щас я тебе укорочу язычок.» И повторил — уже весомо: «Щас укорочу»… Так говорит тяжелый молот, падая на наковальню…Эта угроза привела Серегу в трепет. Он слишком поздно оценил ситуацию, когда попытался задвинуть стекло и закрыть окошко. Кувалда руки гиганта обрушилась на стеклянную витрину. В разные стороны посыпались осколки. И вот уже, сшибая бутылки и рассыпая пачки и блоки сигарет, сокрушая все на своем пути, через разгромленную витрину и сломанные перегородки этот всесильный громила смерчем ворвался внутрь киоска. Серега почувствовал, как горячая жидкость течет между его ног, обжигая заиндевелую кожу. Он вжался в угол и первый же удар в солнечное сплетение лишил его чувств.

Когда он очнулся, то увидел склонившуюся над собой женщину в белом. Он попытался узнать. Получилось несуразное: «Де я? Ак я дес окасася?..» Он почувствовал — что-то не так. «Молчите! Вам нельзя говорить!» — испугалась медсестра. Да он и сам понял, что нельзя. Резкая боль от гортани отозвалась по всему телу. Он чуть не взвыл. В этот момент его осенило, что теперь до конца своих дней он будет тише воды, ниже травы, и никогда не обидит даже мухи… Язык ныл. Его кончик, срезанный ножницами, остался белеть в луже крови на грязном полу коммерческого киоска.