К. П. Казаков

Гордость артиллериста

После успешно завершенной Сталинградской операции я докладывал о группировке артиллерии по фронтам Главному маршалу артиллерии Николаю Николаевичу Воронову. В это время зазвонил телефон. Командующий Ленинградским фронтом генерал-полковник Л. А. Говоров просил Н. Н. Воронова. После разговора Николай Николаевич долго ходил по комнате, о чем-то сосредоточенно думая. Спросил меня, чем мы располагаем на Ленинградском фронте из артиллерийских средств РВГК. Я доложил состав артиллерии фронта. Николай Николаевич снова задумался.

— Ленинградский фронт, — сказал он после паузы, — проводит большую наступательную операцию по разгрому гитлеровских войск в Эстонии. Леонид Александрович Говоров просит назначить командующего артиллерией Второй ударной армии…

Я немедленно выразил готовность отправиться на Ленинградский фронт. Маршал строго посмотрел на меня и спросил:

— Почему вы не хотите служить начальником оперативного отдела штаба артиллерии Красной Армии?

Я поблагодарил маршала за доверие и сказал, что мне хотелось бы снова вернуться на самостоятельную работу в строй.

Николай Николаевич спросил, знаю ли я генерала Федюнинского. Заметил: у него сложный характер, с ним не просто сработаться. Я доложил, что имел честь поддерживать его корпус в начале войны на Юго-Западном фронте в составе 5-й армии и знаю его боевые качества, а все остальное, мол, обретется в бою.

Н. Н. Воронов помолчал, а потом начал разговор на отвлеченные темы. Вскоре он, однако, вернулся к интересовавшему нас обоих вопросу:

— Итак, вы хотите получить назначение командующим артиллерией Второй ударной армии?

Мое новое назначение состоялось.

Вечером 2 июля 1944 года я был в штабе Ленинградского фронта и сразу же был принят Л. А. Говоровым. С этих пор военная судьба надолго связала меня с этим выдающимся военачальником. В послевоенные годы, когда на различных должностях я служил в войсках ПВО страны, моим прямым начальником также был Леонид Александрович Говоров. Поэтому о нем мне хочется сказать несколько больше.

Родился Л. А. Говоров 22 февраля 1897 года в селе Бутырки бывшей Вятской губернии, ныне Кировской области. В 1920 году вступил в Красную Армию. В рядах прославленной 51-й Перекопской дивизии Говоров проходил суровую и всестороннюю школу беззаветного служения народу. В каховских и перекопских боях был дважды ранен, награжден орденом Красного Знамени. Десять лет, до конца 1929 года, его жизнь и служба связаны с легендарной 51-й Перекопской дивизией. Пять лет из них он командовал артиллерийским полком, затем был начальником артиллерии этой дивизии.

Весной 1936 года в Красной Армии учреждается Академия Генерального штаба для подготовки высшего командного состава. Комбриг Говоров стал слушателем этой академии, учился вместе с будущими прославленными военачальниками Великой Отечественной войны А. М. Василевским, И. X. Баграмяном, А. И. Антоновым, Н. Ф. Ватутиным, М. В. Захаровым, В. В. Курасовым, Г. К. Маландиным.

Участие комбрига Л. А. Говорова в советско-финляндской войне 1939–1940 годов отмечено в его послужном списке кратко, как сравнительно незначительный эпизод: должность — начальник штаба артиллерии 7-й армии; в конце кампании награжден орденом Красной Звезды.

Накануне Великой Отечественной войны генерал-майор Говоров был назначен начальником Военно-артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского.

Талант и мужество Л. А. Говорова как полководца наиболее ярко проявились в боях и сражениях Великой Отечественной войны. В июле 1941 года генерал-майор артиллерии Говоров командует артиллерией Западного фронта, а в октябре — 5-й армией, прикрывавшей одно из центральных направлений на подступах к Москве — Можайское. Контрнаступление советских войск под Москвой означало провал планов гитлеровского командования по овладению столицей нашей Родины. Важная роль в наступательных операциях по разгрому можайско-гжатской группировки противника принадлежала соединениям, руководимым Говоровым.

В апреле 1942 года Л. А. Говоров назначается командующим войсками Ленинградского фронта. Он тщательно изучает узловые события борьбы за Ленинград — ожесточенные бои под Пулковом, Шлиссельбургом, на невском плацдарме. В январе 1943 года войска Ленинградского и Волховского фронтов разрывают кольцо блокады, а ровно через год эти фронты, как два огромных молота, наносят удары по врагу и довершают разгром гитлеровских войск у стен города-героя, чем было положено начало разгрома всего северного крыла Восточного фронта гитлеровцев. Для полководца Говорова начался новый этап победных сражений: на западе и юге — под Нарвой и Псковом, на севере — на Карельском перешейке…

В беседе со мной командующий фронтом изложил свои соображения по Нарвской операции: одновременными ударами с севера через р. Нарва силами 2-й ударной армии и с юга, с нарвского плацдарма, 8-й армии выйти в тыл группировке противника, оборонявшей г. Нарва, окружить и разгромить ее, освободить город.

Представившись членам Военного совета А. А. Жданову и А. А. Кузнецову, я убыл в район Кингисеппа, где был штаб 2-й ударной армии, и сразу же приступил к работе с начальником штаба армии генералом Петром Ивановичем Кокоревым — умным и рассудительным человеком. Петр Иванович ознакомил меня с обстановкой, задачами армии и артиллерии.

За время наступательной операции, начавшейся 14 января 1944 года, 2-я ударная армия прошла с боями до 130–150 километров. Была освобождена часть эстонской территории. В ходе наступления было нанесено тяжелое поражение 18-й фашистской армии.

В результате изучения противника было установлено, что гитлеровцы перед передним краем установили проволочные заграждения в несколько рядов и по всему фронту растянули спираль Бруно. Танкоопасные направления прикрыты противотанковыми рвами шириной до 3–5 метров. Город Нарва с его двумя крепостями на правом и левом берегах реки был превращен противником в мощный узел сопротивления, и наступать в лоб не имело никакого смысла. Ширина р. Нарва колебалась от 200 метров в южной части города до 600–700 метров у Финското залива. Глубина реки не меньше 5 метров.

Мне пришлось в течение пяти дней систематически наблюдать за расположением боевых средств противника. Мой наблюдательный пункт размещался на дереве. Я имел один подручный дивизион и лично командовал им, ведя огонь по 12–15 объектам (целям). Делал это на широком фронте. Противник, естественно, огрызался ответным огнем. А в это время органы инструментальной разведки засекали позиции артиллерии противника. Так нам удалось за короткое время засечь более 100 орудий и батарей противника.

Как-то в хороший ясный день я, как обычно, сидел на дереве и не заметил, как по траншее к наблюдательному пункту подошел член Военного совета фронта А. А. Жданов.

— Что это вы, Казаков, задумались?

Я растерялся от неожиданности, а потом ответил:

— Как же не задуматься? Орудий в армии более трех с половиной тысячи, а снарядов на каждое орудие по восемь-десять штук.

— Так уж и быть, придется помочь, — не то в шутку, не то всерьез сказал Жданов.

Я быстро по шесту спустился вниз и доложил члену Военного совета все, что нам удалось узнать о противнике. А начальник штаба артиллерии полковник Ф. В. Горленко показал все это по схеме.

Андрей Александрович остался доволен докладом, а перед тем как уйти, сказал:

— Двести машин снарядов доставят вам за две ночи.

В июле на Военном совете рассматривался план предстоящей операции. Я докладывал об артиллерийском обеспечении боевых действий. 12 июля план артиллерийского наступления был утвержден командующим армией И. И. Федюнинским. Он приказал, чтобы вся артиллерия была готова к наступательным действиям к двадцатым числам июля.

Мы создавали мощные артиллерийские группировки в двух наступающих корпусах. Плотность огневых средств на главном направлении доходила до 200–210 орудий и минометов на 1 километр фронта прорыва.

Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Г. Ф. Одинцов придавал нам на операцию по форсированию р. Нарва две артиллерийские дивизии прорыва, отдельные полки и дивизионы особой мощности для разрушения сооружений противника.

Артиллерийская подготовка планировалась в течение 36 минут. Предусматривалось, что в последние 18 минут перед посадкой личного состава на переправочные средства и во время приближения войск к противоположному берегу у самого уреза воды на стороне противника будет поставлена сплошная зона артиллерийского огня. В момент приближения войск к берегу артиллерийский огонь должен сползать вперед. Между прочим, отмечу, что термин «сползание» артиллерийского огня можно было слышать только на Ленинградском фронте, И исходило это понятие от командующего фронтом Л. А. Говорова.

Выявленная артиллерия противника подавлялась специально созданной мощной артиллерийской группой контрбатарейной борьбы. Для подавления глубинных батарей и других целей были приданы корректировщики артиллерийского огня. Этот вид корректировки на Ленинградском фронте был хорошо отработан Г. Ф. Одинцовым и служил примером для всех фронтов.

Задачи артиллеристам были поставлены за два-три дня до начала операции. Все артиллерийское планирований доводилось до общевойсковых начальников — от высшего до низшего звена на общих рекогносцировках.

Необходимо отметить, что большую и скрупулезную работу по планированию проделали начальник штаба артиллерии полковник Горленко (в последующем генерал-майор), а также офицер оперативного отдела полковник Киселев. Они имели хорошую артиллерийскую подготовку, и мне всегда приятно вспоминать их и их ревностную работу в штабе артиллерии 2-й ударной армии.

Исходя из условий местности, сил и средств, командующий армией принял решение форсировать р. Нарва в более широком месте, на более доступном участке для действий войск — Кудрукюла — Васа. Оперативное построение армии состояло из двух эшелонов. В первом эшелоне — 131-я и 191-я стрелковые дивизии, во втором эшелоне — 109-й стрелковый корпус. Против г. Нарва оборону занимал 16-й укрепленный район. С освобождением г. Нарва армии предстояло наступать вдоль побережья Финского залива.

Наступила тревожная ночь с 24 на 25 июля. Вся артиллерия была приведена в полную боевую готовность. Полная тишина. Даже птицы не нарушали ее, словно предчувствовали нечто необычное. Все заняли наблюдательные пункты. Показалось солнце. На реке тут и там появились всплески разыгравшихся в утренней воде рыб.

Сверили часы. Оставалось несколько минут. В 7.00, как гром, раздались первые залпы, взрывы снарядов и мин. Залп за залпом полетели в стан врага мощные артиллерийские снаряды. Все сильнее и сильнее гром артиллерийской канонады. Почти 3600 орудий и минометов на узком фронте открыли одновременно огонь. По огневым точкам, скоплению вражеской техники в глубине обороны нанесла удар авиация. А огонь артиллерии все усиливался. Мы видели, как наши командиры и бойцы с лодками быстро выбегали из укрытий к воде, садились в лодки и отчаливали к другому берегу. В этот момент мгновенно вся наша артиллерия сосредоточила огонь по урезу воды на берегу противника. Отрадно видеть результаты точных расчетов и согласованных действий войск.

Бойцы 191-й и 131-й стрелковых дивизий высадили на берег противника своих пулеметчиков, которые заняли первые и вторые траншеи. А огонь артиллерии в это время уже бушевал в глубине обороны врага.

Командир 593-го стрелкового полка подполковник Кононенко со своими командирами батальонов и артиллеристами уже оказался на том берегу, в то время как другие лодки еще плыли по реке.

Откуда-то по лодкам открыло огонь 105-мм орудие противника. Мы видели, как 5–6 лодок опрокинулись. Бойцы, оказавшись в воде, продолжали вплавь двигаться к берегу противника. В грохоте и шуме мне было очень трудно уловить, где же находится это злополучное орудие, которое бьет во фланг наших подразделений.

Позвонил Федюнинский и высказал неудовольствие, что артиллеристы не могут уничтожить орудие противника. Я тотчас ответил, что вижу всю картину и принимаю меры, чтобы уничтожить его. В это время ко мне подбежал лейтенант Карасев со звукометрической станции и сообщил, что одно 105-мм орудие засечено на воде. «Что это за плавучая батарея противника?» — подумал я. Тут же были подготовлены координаты цели и переданы командиру армейской пушечной бригады полковнику В. Гнидину. Вскоре он сообщил, что на р. Нарва обнаружена канонерская лодка противника, которая и ведет огонь по нашим войскам.

Бригада немедленно подготовила данные и накрыла лодку тяжелыми снарядами. Мне сообщили, что лодка горит и тонет. Доложил об этом командарму.

— Откуда она появилась? — спросил он с удивлением.

— Очевидно, во время боя вошла в реку из Финского залива, — ответил я.

— Что подавили — это хорошо, — сказал командарм. — Но проверьте, нет ли там еще неожиданных целей.

К 9.00 части 2-й ударной армии полностью форсировали первым эшелоном р. Нарва, овладели первой и второй траншеями противника, а 191-я дивизия развернулась фронтом на юг и начала сматывать оборону немцев вдоль берега.

В ночь на 26 июля по наведенным саперами мостам переправилась и артиллерия 109-го стрелкового корпуса.

Рано утром 26 июля войска армии завязали уличные бои в г. Нарва. Противник поспешно отходил, и к 9 часам утра город и обе крепости были в наших руках. В боях за Нарву, освобожденную при содействии войск 8-й армии, отличились 117-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора В. А. Трубачева, 191 и 131-я стрелковые дивизии, 16-й укрепленный район, соединения ВВС.

Вечером мы с командующим И. И. Федюнинским осматривали древнейший город Эстонии, основанный еще в XIII веке, под стенами которого дрались русские войска, ведомые Петром I.

К исходу 27 июля войска армии в полном составе достигли рубежа Мульнассаре, Ластиколония и были остановлены. Наши неоднократные атаки не увенчались успехом. Ведь мы подошли к одному из самых мощных оборонительных рубежей врага. «Конечно, — говорил командующий фронтом, — мы можем прорвать эту оборону, но понесем большие потери. Какой смысл лезть в лоб?» И тогда было решено прибегнуть к обходному маневру.

Смысл маневра состоял в следующем. Из района Тарту, который был освобожден к этому времени, ударить на север вдоль западного побережья Чудского озера и выйти в тыл вражеским войскам, обороняющим рубеж «Танненберг».

К этому времени в Прибалтике продолжала действовать потерпевшая поражение под Ленинградом группа армий «Север». Она состояла из оперативной группы «Нарва», 18-й и 16-й армий, а также части сил 3-й танковой армии из группы армий «Центр». Всего насчитывалось 730 тысяч человек, 1216 танков и штурмовых орудий, 7 тысяч орудий и минометов. Эти войска поддерживало до 400 боевых самолетов.

В оперативной группе «Нарва» было два корпуса: 3-й танковый СС, оборонявшийся на перешейке между Финским заливом и Чудским озером, и 2-й армейский корпус, прикрывавший рубеж по реке Эмайыги между озерами Чудское и Выртсьярв.

Оборона противника на перешейке между Финским заливом и Чудским озером состояла из трех полос общей глубиной до 25–30 километров. Севернее Тарту — между озерами Чудское и Выртсьярв — оборона была менее развита в инженерном отношении. В ее глубине не имелось заранее подготовленных рубежей, что позволяло советским войскам после прорыва главной полосы осуществить широкий и стремительный маневр в северном и северо-западном направлениях.

В конце августа — начале сентября 1944 года Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед войсками Ленинградского и трех Прибалтийских фронтов задачу нанести одновременно несколько сильных ударов по группе армий «Север», чтобы расчленить и уничтожить ее по частям. При этом главные силы Прибалтийских фронтов нацеливались против рижской группировки. Разгром оперативной группы «Нарва» и освобождение Эстонской ССР планировалось осуществить силами Ленинградского фронта во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом. Ленинградскому фронту передавался от 3-го Прибалтийского тартуский участок вместе с оборонившими его войсками.

В соответствии с общим замыслом Верховного Главнокомандования командующий Ленинградским фронтом решил во второй половине сентября провести наступательную операцию на таллинском направлении силами 2-й ударной и 8-й армий. В ходе первого этапа операции предусматривалось: 2-й ударной армии в составе четырех стрелковых корпусов выйти в тыл главным силам оперативной группы «Нарва» и совместно с 8-й армией и Краснознаменным Балтийским флотом уничтожить их. В последующем имелось в виду повернуть главные силы фронта на запад для удара на Таллин с целью овладения последним и выхода на побережье Балтийского моря и Рижского залива.

Для проведения операции фронт провел крупную перегруппировку войск. 2-я ударная армия в ночь на 3 сентября передала 3-й армии свою полосу обороны на нарвском плацдарме вместе с 117-м стрелковым корпусом, 9-м и 16-м укрепленными районами. Получив из резерва 8-й эстонский стрелковый корпус и из 8-й армии 108-й стрелковый корпус, 2-я ударная армия с 4 сентября начала переброску войск в район южнее и юго-восточнее Тарту.

Наши штабы под руководством талантливого начальника штаба армии генерала П. И. Кокорева разработали и спланировали передвижение армии и артиллерии по маршруту Гдов — перешеек между Чудским и Псковским озерами. Перегруппировка войск проходила в очень сложных условиях. Три стрелковых корпуса со средствами усиления должны были за 9—10 дней преодолеть расстояние в 250–300 километров. Между тем в полосе фронта была восстановлена только одна железная дорога — от Кингисеппа до ст. Гдов. Пришлось воспользоваться окружным путем через Красногвардейск, Лугу и Псков. Но и по нему перебросить все части 2-й ударной армии оказалось невозможным.

Преодолевая все эти трудности, командование фронта все же сумело почти полностью осуществить перегруппировку войск в намеченные сроки.

Трудно было совершать этот марш артиллерии. Надо учесть, что каждая батарея, дивизион, артиллерийский полк имели от полутора до двух боевых комплектов снарядов. Тем не менее стойкость, воинская закалка, высокое сознание долга помогли артиллеристам армии совершить без потерь этот марш и вовремя подготовиться на новом направлении к наступлению.

К 12 сентября основные силы 2-й ударной армии сосредоточились в районе юго-восточнее Тарту. Однако в связи с тем, что Псковский железнодорожный узел не справился с перевозками, части усиления прибыли только в ночь на 16 сентября.

По приказу Военного совета фронта части 2-й ударной армии усиленно проводили боевые тренировки. Особое внимание обращалось на отработку атаки и штурма заблаговременно подготовленной оборонительной полосы в условиях лесисто-болотистой и резко пересеченной местности с форсированием водных преград.

С особым подъемом шла подготовка к наступлению у воинов 8-го эстонского стрелкового корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Л. А. Пэрн.

Довелось мне в те дни часто бывать у артиллеристов эстонского стрелкового корпуса, где командующим артиллерией был замечательный артиллерист полковник К. И. Ару. Все они тогда говорили только о том, чтобы скорее начать наступление. Их боевое настроение было нам вполне понятно — впереди был их родной Таллин.

Серьезные потери понесла отброшенная в Прибалтику группа армий «Север». Она оказалась в крайне невыгодном оперативно-стратегическом положении. Ее войска растянулись на тысячекилометровом фронте от Нарвского залива до Елгавы. Командующий немецкой группой армий «Север» генерал-полковник Шернер настойчиво добивался разрешения отвести нарвскую группировку с рубежа Танненберг для укрепления фронта Валги или южнее Риги. Гитлеровское командование стремилось любой ценой удержаться в Эстонии и других Прибалтийских республиках. Это ему обеспечивало прикрытие Восточной Пруссии и использование кратчайших связей со Скандинавскими странами, а также позволяло отвлекать крупные силы Советской Армии.

Важное значение для гитлеровской Германии имела Прибалтика и как база снабжения. Достаточно сказать, что только эстонские предприятия по переработке горючих сланцев давали ей более 0,5 миллиона тонн жидкого топлива в год. Ежедневно в глубь Германии отправлялось по нескольку десятков эшелонов с награбленными в Эстонии промышленными товарами, государственными ценностями, сырьем и продовольствием.

Перед началом Таллинской операции фашистские войска имели здесь оперативную группу «Нарва», насчитывавшую около 100 тысяч человек, 2-й армейский корпус в составе 3–4 дивизий и другие резервы в Таллине.

Для обеспечения прорыва обороны противника на таллинском направлении 2-я ударная армия была усилена большим количеством артиллерии из резерва Ставки Верховного Главнокомандования. В ее состав вошли и действовали три артиллерийские дивизии прорыва, шесть артиллерийских и минометных бригад. Всего в полковом исчислении на это направление было придано 44 артиллерийских полка. А с учетом артиллерийских полков стрелковых корпусов и стрелковых дивизий в армии насчитывалось до 60 артиллерийских полков. Надо отметить, что в этой операции стрелковых полков в армии было всего 39, то есть значительно меньше, чем артиллерийских. Это говорит о большой роли артиллерии, которую она должна была сыграть и действительно сыграла в освобождении Эстонии.

Для концентрации необходимого количества стволов на участках прорыва мне, как командующему артиллерией армии, пришлось в сжатые сроки осуществить большую перегруппировку артиллерийских соединений и частей. Благодаря этому на решающих направлениях удара, — а прорывали оборону три корпуса: 30-й гвардейский, 8-й эстонский и 108-й стрелковый, — удалось создать большую артиллерийскую плотность — 220–230 орудий и минометов на 1 километр фронта.

14 сентября 1944 года перешли в наступление войска трех Прибалтийских фронтов на рижском направлении. Противник оказывал ожесточенное сопротивление. Он стянул к участкам прорыва все свои резервы. Это создало благоприятные условия для решительных действий нашего фронта.

К 22 часам 16 сентября соединения и части 2-й ударной армии выдвинулись на исходные позиции. Артиллерия, не считая орудий, предназначенных для стрельбы прямой наводкой, заняла подготовленные позиции в 2–4 километрах от переднего края противника. Это позволило вести эффективный огонь не только в период форсирования реки Эмайыги и боев на ее северном берегу, но и сопровождать пехоту и танки огнем на большую глубину, не меняя позиций.

Рано утром 17 сентября в 7 часов 30 минут трехминутным огневым налетом началась артиллерийская подготовка. После первого огневого залпа позиции врага окутались клубами пыли и дыма. В течение 27 минут артиллерия противника молчала. Но затем она открыла огонь по позициям частей армии, что позволило нам уточнить положение вражеских батарей и обрушить на них сильный удар. Под воздействием советской артиллерии и авиации огонь противника вскоре начал ослабевать, а затем почти совсем прекратился.

В 8 часов последовал второй, более мощный налет по врагу всех артиллерийско-минометных средств. При этом артиллерийская подготовка сопровождалась боевыми действиями авиации.

Летчики генерала М. И. Самохина и генерала С. Д. Рыбальченко обрушили на фашистские войска тысячи авиационных бомб. Интересно заметить, Михаил Иванович Самохин — морской летчик, но он все время находился у нас на НП 2-й ударной армии.

Как непосредственный участник этих событий, могу засвидетельствовать, что в полном смысле слова земля горела в стане врага. Части 8-го эстонского и 30-го гвардейского корпусов еще в период артиллерийской и авиационной подготовки спустили на воду лодки, плоты и понтоны и начали переправляться через р. Эмайыги. Огромную помощь пехоте оказывали саперы. Благодаря их четкой и слаженной работе войска быстро форсировали водную преграду.

В 8 часов 20 минут под звуки Гимна Советского Союза и мощные раскаты солдатского «ура!» бойцы атаковали первую траншею противника, находившуюся в 100–300 метрах от берега. Следуя за огневым валом, пехота ворвалась в окопы раньше, чем вражеские солдаты успели выйти из укрытий. Не давая противнику опомниться, части 7-й эстонской, 45-й и 63-й гвардейских дивизий начали быстро продвигаться в глубь его обороны. Одновременно с плацдарма севернее Тарту в 8 часов 40 минут развернули наступление части 108-го корпуса генерал-лейтенанта В. С. Поленова.

Прорвав передний край обороны противника, войска армии быстро продвигались вперед. 63-я гвардейская дивизия под командованием генерал-майора А. Ф. Щеглова и 90-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. Г. Лященко — оба боевые командиры — в полдень 17 сентября соединились в районе Тилга, окружив и уничтожив около двух полков противника. Мужественно сражались и воины эстонского корпуса.

В итоге первого дня наступления войска 2-й ударной армии продвинулись в глубь вражеской обороны от 5 до 18 километров. 18 сентября после короткого, но мощного огневого налета они возобновили наступление. Днем позже перешла в наступление 8-я армия, которая так же успешно продвигалась вперед.

Верховный Главнокомандующий 20 сентября 1944 года объявил благодарность войскам Ленинградского фронта. Командиры и политработники сразу же сообщили об этом всему личному составу и призвали воинов еще настойчивее преследовать врага, наносить ему новые сокрушительные удары.

Занятием Раквере 20 сентября закончился первый этап Таллинской наступательной операции. В итоге четырехдневных боев войска 2-й ударной армии расширили фронт прорыва до 100 километров и, соединившись с войсками 8-й армии, образовали общий фронт наступления.

В ночь на 21 сентября маршал Л. А. Говоров поставил задачу на второй этап операции. Наступая в западном направлении, войска фронта должны были силами 2-й ударной армии наносить удар на юго-запад в направлении на Пярну, а 8-й армии — на Таллин. В связи с этим 2-я ударная армия с утра 21 сентября развернула правофланговые корпуса и изменила направление главного удара с севера на запад. Подвижная группа армии под командованием полковника А. Н. Ковалевского была оперативно подчинена 8-й армии. Из 2-й ударной армии в 8-ю передавался и эстонский стрелковый корпус.

21 сентября части армии с боем овладели г. Тапа и г. Пылтсамаа, а 22 сентября передовые части 8-го эстонского корпуса и других корпусов 8-й армии ворвались в г. Таллин. В Таллине эстонский корпус захватил до 30 самолетов, более 200 орудий, около 250 машин, 15 морских судов с советскими военнопленными.

Верховный Главнокомандующий в эти дни трижды благодарил войска 2-й ударной армии, а эстонскому корпусу было присвоено наименование «Таллинский». Трижды отмечались в этих приказах и артиллеристы 2-й ударной армии.

В ходе Эстонской операции только за 10 дней артиллеристы 2-й ударной армии уничтожили и разрушили более о тысяч различных целей, подбили и сожгли более 300 танков, уничтожили более 10 тысяч солдат и офицеров врага.

Коммунистическая партия и Советское правительство высоко оценили мужество и умение артиллеристов 2-й ударной армии при освобождении Эстонии, наградив многих из них орденами и медалями. Особенно отличились артиллеристы соединений и частей, которыми командовали генерал-майоры Пядусов, Рогозин, Кознов, полковники Пендик, Воронин, Ару, Винукевич, Патифоров, Катунин, Ээк и Капустин.

Воины 2-й ударной армии внесли достойный вклад в дело разгрома ненавистного врага на эстонской земле.

В последующие дни часть войск армии вступила на территорию Советской Латвии, а стрелковые корпуса генералов Ф. К. Фетисова и В. С. Поленова стремительно продвигались вдоль восточного побережья Рижского залива.

26 сентября неожиданно для всех нас было получено распоряжение штаба Ленинградского фронта. Оно требовало прекратить преследование противника, хотя войска 2-й ударной армии уже соединились с вышедшими на побережье войсками 3-го Прибалтийского фронта. На следующий день армия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования.

На Военном совете командующий армией И. И. Федюнинский произвел короткий оперативный разбор действий войск 2-й ударной армии в Эстонии. В моей памяти остались такие цифры из этого разбора: армия с боями с 17 по 26 сентября прошла более 300 километров, освободив центральные и западные районы республики и город Пярну; освободила более 2 тысяч населенных пунктов; захватила около 7 тысяч пленных, уничтожила десятки тысяч солдат и офицеров противника, много военной техники. Были отмечены на разборе и недостатки в боевых действиях войск.

В связи с выходом армии из состава Ленинградского фронта Маршал Советского Союза Л. А. Говоров издал приказ, в котором высоко оценил боевые действия войск армии. В приказе сказано: 2-я ударная армия в составе войск фронта «сыграла большую роль в снятии вражеской блокады с Ленинграда, завоевании великой победы под Ленинградом и в боях за освобождение Советской Эстонии от немецко-фашистских захватчиков».

Глубокой осенью 1944 года мы погрузились в эшелон. Не слышно было ни разрывов бомб и снарядов, ни свиста пуль над головами. Только постукивали колеса вагонов, убаюкивая уставших людей.

Не часто на фронте доводится так жить — никто тебя не поднимает, никто не тревожит. Уже 9 часов утра, а мы рее еще отдыхаем под равномерный стук колес. За стеной вагона дождь.

— Такой дождь к счастью, — говорит кто-то с верхней полки.

— Не будут бомбить…

Мы так привыкли жить в постоянном напряжении, что посчитали за счастье поездку в простом вагоне без гула вражеских самолетов над головой и взрывов бомб.

Иван Иванович Федюнинский пригласил на завтрак к себе в вагон. Там были член Военного совета Н. В. Шабалин, начальник штаба П. И. Кокорев и некоторые другие.

Штаб работал на ходу. Была подготовлена оперативная карта, определен район сосредоточения армии. Петр Иванович Кокорев сообщил, что мы направляемся в Польшу, в район Макув-Пултуск, и войдем в состав 2-го Белорусского фронта, войска которого не так давно захватили плацдарм на западном берегу реки Нарев. Мы понимали, что именно там вскоре начнутся важные события: ведь свои резервы Ставка обычно направляет на главные направления. Армия готовилась к участию в операции, которая вскоре получила наименование Восточно-Прусской.

Выгрузились в районе Острув-Мазовецкий, в 100 километрах от линии фронта. Постепенно начали прибывать и эшелоны с войсками. К 15 октября здесь сосредоточились 98, 108 и 116-й стрелковые корпуса и средства усиления армии.

Командующим 2-м Белорусским фронтом был генерал Р. Ф. Захаров, которого я знал по Военному училищу имени Верховного Совета РСФСР. Но не прошло и десяти дней, как нам стало известно, что командующим фронтом назначен Константин Константинович Рокоссовский.

Что касается нас, то буквально все — от солдата до командующего — с радостью встретили это назначение. Я знал: раз фронтом командует К. К. Рокоссовский, то он обязательно будет сопровождать наступающие войска огневым валом. Он неоднократно применял огневой вал на Донском фронте, в Белорусской операции и т. д. Упреждая события, скажу, что нам действительно пришлось применять ординарный и двойной огневой вал.

Вскоре в армию прибыл К. К. Рокоссовский. Он выслушал доклад командующего И. И. Федюнинского, познакомился со всеми заместителями и другими начальниками управления армии. Затем, улыбаясь, сказал:

— Смотреть армию не буду — нет времени. Знаю: дивизии у вас боевые, укомплектованы ленинградским рабочим классом, который имеет большой боевой опыт. Ближе познакомимся прямо в бою.

Ко времени, когда армия была сосредоточена в районе Острув-Мазовецкий, непосредственно под Варшавой активные действия прекратились. Противник на всем фронте перешел к обороне.

Командующий артиллерией фронта генерал А. К. Сокольский, когда я прибыл к нему по вызову, сказал, что будем готовить наступление с наревского плацдарма. Он попросил познакомить его с составом артиллерии, доложить о готовности артиллерийских частей и соединений, обеспеченности боеприпасами и др. Докладом, как мне показалось, он был удовлетворен. Это было первое наше знакомство.

— Откуда вы знаете нашего командующего фронтом? — спросил он.

— В первые дни войны, — сказал я, — мы действовали вместе в составе Пятой армии. Рокоссовский командовал в то время корпусом. Я знаю, что Константин Константинович любит артиллерию, дает возможность подчиненным работать самостоятельно, не мешает инициативе.

Началась боевая работа по подготовке войск к наступлению. Днем и ночью мы изучали противника, собрали о нем необходимые сведения. У общевойсковых начальников и у нас, артиллеристов, выводы в оценке противника полностью совпадали.

Оборона противника была глубоко эшелонированной. По данным разведки, она включала четыре оборонительные позиции, усиленные разными инженерными сооружениями. Имелось несколько сильно укрепленных опорных пунктов.

На 14 января 1945 года перед фронтом армии гитлеровцы сосредоточили 41 артиллерийскую и 34 минометных батареи, всего 336 орудий и минометов. Непосредственно в шестикилометровой полосе, где намечался прорыв наших войск, у противника было 191 орудие и миномет. Было засечено большое количество противотанковых орудий. В глубине располагались танковые резервы.

Словом, мы понимали, что перед нами — крепкий орешек. В соответствии с директивой штаба фронта 2-я ударная армия в составе 108-го и 98-го стрелковых корпусов в первом эшелоне и 116-го корпуса во втором эшелоне, при поддержке 8-го артиллерийского корпуса прорыва (АКП), 8-го гвардейского танкового корпуса и других специальных частей и соединений, во взаимодействии с 48-й армией, имели задачей: нанося удар своим правым флангом, прорвать оборону немцев с плацдарма на западном берегу р. Нарев, севернее г. Пултуск в полосе Дзержаново — Клешово (6 км), овладеть рубежом Вышево-Выгода, Конажево, Грохы Сероватки, Гонсиорово. Частью сил, во взаимодействии с 65-й армией, уничтожить противника в районе г. Пултуск и овладеть этим городом. Вводом в бой 8-го гвардейского танкового корпуса с рубежа Вышево-Выгода, Меженец, Пожево, Пшеводво расширить прорыв, уничтожить подходящие резервы противника, прорвать вторую оборонительную полосу на подступах к городу Цеханув, овладеть городом Цеханув и выйти на рубеж Хрущево, Гонски, Млонк. В дальнейшем, наступая в направлении Шреньск, М. Кучборк, Зелонь, Бродница, овладеть рубежом Нов. Весь, Госцижно, Зелена, Хуромин, М. Бетунь, выйти на южные границы Восточной Пруссии и тем самым закончить первый этап операции, спланированный на десять дней боев.

С развитием общего успеха войск 2-го Белорусского фронта армия имела дальнейшую задачу наступать в северном направлении на город Эльбинг с выходом на побережье Балтийского моря. Решением этой задачи войска армии отрезали восточно-прусскую группировку немцев от центральных районов Германии.

Были спланированы все вопросы артиллерийского наступления в предстоящей операции. Поскольку размеры плацдарма оказались относительно невелики, то мы вынуждены были размещать артиллерию в плотных боевых порядках. По глубине она располагалась в 9-10 линий. Словом, весь плацдарм был, как говорится, усеян артиллерией и минометами.

Когда я показал схему боевых порядков артиллерии командующему армией, И. И. Федюнинский недоуменно посмотрел на меня:

— А если авиация противника?

— Все меры приняты. Зенитная группировка мощная — вероятность прорыва авиации противника через боевые порядки небольшая, — ответил я командующему.

Плотность артиллерии на 1 километр фронта была доведена до 350 стволов (без орудий 45 мм), а в полосе прорыва против 191 орудия и миномета противника артиллерийская группировка армии достигала 1910 орудий и минометов, объединенных в 267 артиллерийских и 158 минометных батарей. Кроме этого, в боевых порядках располагалось 324 орудия 45-мм артиллерии, объединенных в 81 батарею.

Я сейчас вспоминаю боевое настроение артиллеристов, солдат, сержантов и офицеров, готовых выполнить приказ Родины и разгромить врага. Позади нелегкий боевой путь и заслуженная слава на полях сражений. Много раз я бывал в 81-й армейской пушечной артиллерийской бригаде. Командовал этой бригадой замечательный воин, прекрасный артиллерист Василий Сергеевич Гнидин. Начальником штаба бригады был подполковник Григорий Яковлевич Лысак. Генерал-лейтенант артиллерии Г. Я. Лысак и сейчас в боевом строю. Эта бригада еще до прорыва обороны на наревском плацдарме была удостоена почетного наименования «Таллинская» и награждена орденами Красного Знамени и Суворова. Весь личный состав всегда был подготовлен хорошо.

760-м истребительным артиллерийским противотанковым Кингисеппским Краснознаменным, ордена Александра Невского полком командовал подполковник Леонид Михайлович Капустин — очень смелый, предприимчивый человек. Через годы и расстояния я вижу всегда подтянутого, четкого и решительного в действиях командира этого замечательного полка. Высокий, атлетически сложенный, Леонид Михайлович не знал при выполнении боевой задачи преград. И на самых трудных участках, там, где решался исход боя, действовали истребители танков полка Л. М. Капустина. Таких опытных артиллерийских командиров было много.

Было принято решение за две ночи (12 и 13 января) вывести всю артиллерию из районов сосредоточения на топографически привязанные огневые позиции. Для того чтобы все это сделать скрытно, пришлось организовать жесткую комендантскую службу, прикрепить почти к каждой батарее старшего офицера, чтобы без шума и суеты занять огневые позиции. Ведь более 4 тысяч орудий и минометов выводилось на плацдарм. Задача эта была выполнена блестяще. Генерал Федюнинский похвалил артиллеристов за строжайший порядок и дисциплину марша.

По плану артиллерийская подготовка на всем фронте должна была длиться 90 минут. Атака пехоты и танков сопровождалась ординарным огневым валом. Вот когда наши занятия, проведенные в районе сосредоточения по изучению порядка действий войск за огневым валом, нашли свое применение.

При планировании артиллерийской подготовки мы пошли на хитрость. Предполагалось, что после 12-минутного огневого налета наши передовые батальоны выйдут вперед и рывком бросятся в первую траншею противника, чтобы застать его врасплох.

Наступил долгожданный день нашего наступления. В ночь на 14 января все находилось в полной готовности. Шел мокрый снег. Опустился туман. Мучительно долго шло время. В 4.00 мне на НП позвонил командарм.

— Какая видимость? Можно при такой погоде проводить артиллерийскую подготовку?

— Все цели, товарищ командующий, привязаны инструментальной разведкой. Каждому стреляющему выданы координаты целей. Ошибок не будет.

Видимо, и в штабе фронта были несколько озабочены погодой. За два часа до начала артиллерийского наступления позвонил маршал Рокоссовский.

— Можно ли в такую погоду проводить артиллерийскую подготовку?

— Артиллеристы не подведут, — уверенно ответил я командующему фронтом. Для этого были все основания.

Ровно в 10.00 начала работать артиллерия. Началась операция, которая внесла важный вклад в разгром фашистов уже на территории Германии.

После первого огневого налета наши передовые батальоны при поддержке танков бросились вперед и вскоре заняли первую траншею противника. Огонь по плану перешел в огневой вал. Пехота и танки под прикрытием огневого вала заняли вторую траншею и продвигались в тактическую глубину. Удар за ударом артиллерия наносила по глубине.

С наблюдательного пункта ничего не было видно. Создалось тяжелое положение. Что делать? Где наши танки и пехота? Выслал передовые наблюдательные пункты. Командиры корпусов также доложили командующему, что они не видят боевых порядков.

— Смотри, командующий артиллерией, — предупредил меня Федюнинский, — не накрой огнем свои части.

— Мы договорились с командирами передовых полков, что если наш огонь будет близко, то они дадут серию красных ракет-звездочек.

Не успел я закончить доклад, как вижу — слева такой сигнал. Сразу же были приняты соответствующие меры. Наступление продолжалось. Появилась первая партия пленных. Все в один голос заявили: «Невозможно: русская артиллерия везде нас бьет, мы имеем большие потери!»

Работая над этой статьей в Архиве Министерства обороны СССР, я встретил донесение начальника политотдела 1-й артиллерийской дивизии прорыва полковника Мельникова от 15 января 1945 года. Чувствуется боевой накал и стремление артиллеристов связать свою судьбу с родной партией: «Во время боя было подано 25 заявлений о вступлении в кандидаты партии и в ряды ВЛКСМ. Коммунист капитан Савелов, будучи тяжело раненным, не покинул поле боя и продолжал руководить огнем батареи. Под руководством старшего на батарее парторга младшего лейтенанта Андреева было уничтожено 2 станковых пулемета и подавлена артиллерийская батарея противника».

Оборона была прорвана на глубину 5–6 километров. Это, конечно, не могло нас удовлетворить. Больше того, на второй день от командиров корпусов генералов Поленова и Фетисова поступили сообщения о том, что немцы ввели в бой крупные силы танков и пехоты и контратаковали наши части. Генерал Поленов доложил, что перед фронтом 173-го стрелкового полка в одной из рощ сосредоточено большое количество танков и пехоты противника. Генерал Федюнинский тотчас приказал мне корпусной и армейской артиллерией открыть массированный огонь по этой роще. Более 400 орудий сразу же обрушили туда свой огонь.

Во время работы XXV съезда партии я встретился с делегатом съезда генералом армии Николаем Григорьевичем Лященко. Вспомнили наревский плацдарм и удар 400 орудий. Н. Г. Лященко, в те дни генерал-майор, командовал 90-й стрелковой Ропшинской Краснознаменной дивизией. «Да, трудно было. Танки навалились. Мои стрелки дрались отчаянно, но силы были неравны. Но когда ударили пушки, казалось, и сил прибавилось. Фашисты были разгромлены», — вспомнил Н. Г. Лященко.

Н. Г. Лященко стал воином в 1929 году. На его долю выпала борьба с кулаками и басмачами, японскими самураями. Сражался он с фашистами в Испании, в Карелии — с финнами. В битве за Ленинград, командуя 90-й стрелковой дивизией, коммунист Н. Г. Лященко внес немалый вклад в дело защиты города на Неве. После войны Н. Г. Лященко командовал Среднеазиатским военным округом. Он был членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР. Ныне продолжает трудиться на благо нашей социалистической Отчизны.

Были взяты в плен танкисты. Оказалось, что они из 7-й танковой дивизии. Когда об этом сообщили К. К. Рокоссовскому, он сразу же забросал командарма И. И. Федюнинского вопросами:

— Откуда взялась седьмая дивизия? Где она сейчас?

Он приказал немедленно выслать пленных к нему. Необходимо было принимать срочные меры. Танковая дивизия — это большая сила, с ней шутки плохи.

Вот когда настало время проявить свое умение и стойкость противотанковой артиллерии под командованием подполковника Л. М. Капустина. Быстро бригада проскочила вперед и через 30 минут завязала на левом фланге армии жестокий бой с 7-й танковой дивизией противника. Враг не ожидал таких дерзких действий противотанкистов, которые в перелесках в 400–600 метрах от танков противника развернулись и открыли ураганный огонь. За час боя они сожгли около 40 танков. Еще был день, а кругом стало темно, словно наступила ночь. Это черный дым от горевших танков и бронемашин окутал местность.

В то время как истребители превращали фашистские танки в металлолом, зенитчики 47-й зенитной артиллерийской Верхнеднепровской ордена Богдана Хмельницкого дивизии РВГК прикрывали наземные войска от ударов вражеской авиации. Особенно отличился в тех боях 22-летний лейтенант Шавдяй Сафиулович Аликбяров. Под его командованием батарея сбила несколько вражеских самолетов. К завершению операции на груди молодого талантливого офицера, было два ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны I степени, медаль «За боевые заслуги».

Хорошо поработали артиллеристы. Теперь и маршал Рокоссовский видел их работу. Он похвалил артиллеристов за смелость и умелые боевые действия.

В этих боях воины армии проявляли массовый героизм, отвагу и мастерство. После артиллерийской подготовки пехота 90-й стрелковой дивизии, поддерживаемая артиллерией, дружно поднялась и сразу ворвалась в первую траншею противника. Двигаясь за стрелковой ротой вместе со своими орудиями, командир батареи 169-го стрелкового полка старший лейтенант Павлов с разведчиком старшиной Обуховым заметили оживший пулемет противника. Быстро развернув одно орудие, с расстояния 150–200 м они точным огнем подавили огневую точку и продолжали движение вперед. За первой траншеей противника они заметили группу немцев, скрывавшихся в убежище. Бросив одну гранату и дав автоматную очередь в двери укрытия, наши воины смело ворвались в убежище и захватили восемь офицеров, оглушенных разрывом гранаты. Как выяснилось позже, они обсуждали вопрос об организации отпора нашим наступавшим подразделениям.

888-й артиллерийский полк поддерживал 340-й стрелковый полк 46-й стрелковой дивизии. Противник, сбитый с основных рубежей, оказал упорное сопротивление, будучи окруженным в деревне Плодово. Утром 15 января, пытаясь восстановить утраченные рубежи, противник контратаковал в направлении стыка 340-го стрелкового полка с соседней левофланговой дивизией. Силами пехотного полка, поддержанного 50 танками, он потеснил части соседа, вследствие чего обнажился левый фланг нашего полка. В создавшейся обстановке необходимо было принять немедленные меры. Полк, управляемый майором Згурой, стал вести массированный огонь по контратакующей пехоте и танкам противника. Майор Згура, находясь на НП 8-й батареи, показал личный пример находчивости и отваги. Из трофейного орудия, оставленного противником, он открыл огонь по танкам, подходившим к НП. Огнем этого орудия майор Згура поджег танк и уничтожил до 30 автоматчиков. Кроме того, огнем полка было сожжено пять танков и уничтожено до 200 солдат и офицеров. Угроза прорыва противника была предотвращена. Оставшиеся танки повернули назад. Наша пехота начала преследовать отступавшего врага.

16 января сопротивление противника было сломлено. В тот же день соединения нашей армии во взаимодействии с 65-й армией генерала П. И. Батова овладели городом Пултуск.

Спустя много лет, в 1967 году, я вместе с командующим артиллерией Войска Польского генералом Чесновичем снова оказался в этом городе, который неузнаваемо изменился. Мне захотелось отыскать церковь, с колокольни которой малокалиберное орудие и пулемет противника доставили немало хлопот нашей пехоте. Помнится, тогда я приказал подполковнику Капустину прямой наводкой уничтожить вражескую цель, что и было сделано. Потом Николай Иванович Шебалин — член Военного совета нашей армии — любил меня стращать: «Смотри, Казаков, как бы тебя не привлекли к ответственности за разрушение церкви».

Осматривая это здание, я заметил, что следы от действий нашей артиллерии остались. Остались как свидетельство ожесточенных и кровопролитных боев, которые здесь проходили много лет назад, как святая память о тех, кто погиб за освобождение польской земли.

17 января командиры корпусов ввели в бой вторые эшелоны, а командующий армией еще ранее ввел в сражение 8-й танковый корпус. Войска перешли к преследованию противника, продвигаясь ежедневно по 25–30 километров. С каждым днем все ближе были границы Восточной Пруссии.

Когда войска 2-й ударной армии приблизились к Восточной Пруссии, наша артиллерия отметила это событие. Более 500 орудий средних и тяжелых калибров произвели мощный огневой налет по крупным объектам в этом логове германского милитаризма.

В разгар боевых действий на КП командарма прибыл Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Заслушав доклады командующего армией и некоторых других лиц об обстановке, он поставил новую задачу: продолжать стремительное наступление на Эльбинг, выйти к Балтийскому морю и отрезать Восточную Пруссию от Центральной Германии. При этом предупредил, что нам предстоит форсировать Вислу и брать ряд крупных немецких городов-крепостей, таких, как Мариенбург, Грауденц, Эльбинг.

— А вам, товарищ Казаков, — обратился он ко мне, — надо всегда иметь под рукой артиллерию крупного калибра, чтобы при необходимости разрушать опорные пункты и крепости.

Когда все вопросы были решены, Федюнинский пригласил Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского на обед. Константин Константинович охотно принял приглашение, добавив при этом:

— Между прочим, сегодня во рту ни крошки не было.

Продолжая стремительное наступление, войска армии к 26 января вышли к рекам Висла и Ногат и в некоторых местах с ходу форсировали их. За 12 дней с боями они прошли более 200 километров и заняли более 2500 населенных пунктов, в том числе такие крупные города, как Цеханув, Христобург и Мариенбург. Шесть раз в приказах Верховного Главнокомандующего войскам армии была объявлена благодарность.

Впереди еще предстояли жестокие бои. Советские солдаты, вступив на территорию врага, вели себя с большим достоинством и в свободное от боев время помогали, чем могли, местному населению.

К исходу 2 февраля армия подошла к городу Эльбинг. Немецко-фашистское командование придавало обороне этого города исключительно большое значение, как крупному экономическому, промышленному и опорному пункту в Восточной Пруссии, прикрывавшему подступы к Балтийскому морю и сохранявшему коридор для отвода войск, окруженных в центральной части Восточной Пруссии. Уже на подступах к городу бои носили особо упорный характер. Противник предпринимал многочисленные контратаки пехотой и танками при поддержке артиллерии. Однако к исходу 3 февраля соединения 116-го стрелкового корпуса с юга и юго-запада, а соединения 98-го стрелкового корпуса с юго-востока и севера полностью блокировали город и тем самым окружили его гарнизон.

В центральной части Эльбинга оказались окруженными: 7-я танковая дивизия, 1142-й пехотный полк, 1561-й саперный батальон 561-й пехотной дивизии, 312-й и 37-й морские батальоны, 13-й пульбат, боевая группа из состава учебных подразделений, 31-й зенитно-учебный батальон, 37-й тяжелый артиллерийский дивизион, различные сводные роты и отряды из тыловых и специальных подразделений. Общая численность группировки в Эльбинге, включая «фольксштурм», составляла около 28 тысяч человек, поддерживаемых 18 танками, 12 штурмовыми орудиями и до 40 бронетранспортерами. Артиллерия гарнизона состояла из восьми 150-мм орудий, шести 105-мм орудий, двух 81-мм минометных батарей, 233-й тяжелой зенитной батареи и восьми 75-мм орудий, стоявших на прямой наводке. Всего насчитывалось до 40 стволов артиллерийских и минометных систем. Кроме этого гарнизон поддерживался артиллерией крейсера «Лютцев».

Для обороны города противник широко использовал все каменные здания, превратив их в доты. Окна домов были приспособлены для стрельбы из автоматов и пулеметов и представляли из себя амбразуры. Главные улицы баррикадировались и минировались. По приказу Гиммлера, командующего группой армий на Висле, гарнизон должен был обороняться до последнего солдата.

Чтобы избежать кровопролития, по решению Военного совета армии генерал И. И. Федюнинский утром 7 февраля направил в город Эльбинг нескольких пленных немецких офицеров, с тем чтобы они договорились с местным командованием о сдаче гарнизона без боя. Срок ультиматума истекал в 12 часов.

Как только стало ясно, что ответа от начальника гарнизона Эльбинга не будет, Иван Иванович приказал начать артиллерийскую подготовку. Заранее сосредоточенные здесь крупнокалиберные орудия открыли мощный огонь. Уничтожались цели, разрушались укрепления. Постепенно дом за домом, улица за улицей прекращали сопротивление. В ночь с 9 на 10 февраля сопротивление гарнизона было сломлено. Командир 116-го корпуса генерал Фетисов и танкисты Фирсовича только за одну ночь взяли более 20 тысяч пленных.

В боях за город Эльбинг войсками нашей армии было уничтожено или захвачено: орудий разных калибров — 307, минометов — 20, пулеметов — 275, танков, самоходных установок, бронетранспортеров и бронемашин — 66, самолетов — 35, автомашин — 1624, паровозов — 41, вагонов — 1191.

Напряженный характер боев за Эльбинг и близкое соприкосновение артиллеристов с противником дали множество примеров мужества, стойкости и находчивости наших воинов, их беззаветной храбрости, рождаемой любовью к Родине и пламенным стремлением отомстить фашистским захватчикам. Приведу некоторые примеры.

3 февраля командир взвода 248-го артиллерийского полка лейтенант Корнилов, командир отделения разведки сержант Шевелев и старший разведчик рядовой Спиридонов, продвигаясь вместе с наступавшей пехотой, заметили застрявший в канаве немецкий бронетранспортер, только что брошенный противником. Рядовой Спиридонов завел мотор, быстро вывел бронетранспортер из канавы и атаковал дома, в которых засели автоматчики противника. Лейтенант Корнилов и сержант Шевелев открыли огонь из 37-мм пушки транспортера и из автоматов по окнам домов и по перебегавшим между домами вражеским солдатам. Благодаря этому наша пехота без потерь овладела домами, после чего все трое вернулись в свое подразделение.

Наверно, не требуется пояснять, что в сложившейся обстановке от наших воинов требовались находчивость, смелость, мастерство. Они и проявили эти качества.

5 февраля в юго-западной части города наши наступавшие подразделения были встречены на одной из улиц сильным автоматным огнем. Стоявшее здесь на прямой наводке орудие 248-го артполка получило задание подавить огневое сопротивление противника. Но как только орудие произвело первый выстрел, фашисты заметили его и начали обстреливать из автоматов. Тем не менее орудие не прекратило огонь. Наводчик младший сержант Мащинов сноровисто заряжал его и наводил в цель. Мащинов выпустил 22 снаряда. Автоматчики были частично перебиты, остальные убежали из домов.

В начале февраля 1945 года Ставка Верховного Главнокомандования освободила войска 2-го Белорусского фронта от дальнейшего участия в Восточно-Прусской операции и приказала ему разгромить восточно-померанскую группировку противника, угрожавшую с севера правому крылу 1-го Белорусского фронта. Восточно-Померанская операция началась 10 февраля.

Теперь на пути 2-й ударной армии оказалась крепость Грауденц.

До начала штурма крепости мы более суток вели тщательную разведку. Как лучше решить задачу по овладению крепостью с меньшими потерями? Многое, конечно, зависело от артиллерии. 15 февраля наметили план действий: выдвинуть две группы артиллерии большой мощности на прямую наводку с расстояния 600–800 метров; создать крупную армейскую артиллерийскую группировку, которая будет вести огонь по городу и объектам внутри крепости; организовать три штурмовые группы легкой артиллерии для разрушения предмостных полевых огневых точек; создать артиллерийскую группу, которая будет поддерживать наступление пехоты.

19 февраля генерал Федюнинский приехал на берег Вислы. Там я доложил ему свой план боевых действий. План понравился. Правда, командарм усомнился, относительно применения артиллерии большой мощности на прямой наводке («Слишком дерзко!»). А потом согласился («Без дерзости здесь, видимо, не обойтись»).

Тут же было решено, что пехота будет преодолевать Вислу по льду.

— Опасно, — указал при этом начальник штаба генерал П. И. Кокорев. — Но надо рисковать.

22 февраля началась мощная артиллерийская подготовка. 108-й стрелковый корпус, смело и решительно громя врага, продвигаясь вдоль западного берега Вислы, способствовал изоляции войск противника, отступавших в направлении Прейсиш, Старгард. Переправившись на западный берег Вислы, части 142-й стрелковой дивизии отрезали противнику пути отхода. Под прикрытием огня артиллерии по льду Вислы устремилась пехота. Войска начали штурм. В пробитые артиллерией бреши пехотинцы ворвались в крепость. На окраинах завязался бой с немецким гарнизоном. В боях за Грауденц особенно отличились артиллеристы 3-й тяжелой гаубичной артиллерийской бригады и 21-й гвардейской гаубичной артиллерийской бригады большой мощности, которые своим огнем уничтожали огневые точки и подавляли артиллерийские батареи противника.

В городе располагалась учебная бригада «Герман Геринг» под командой полковника Майера. Дрались курсанты отчаянно. Но наши воины отвоевывали квартал за кварталом. 6 марта сопротивление гитлеровцев было сломлено. Мы захватили около 5 тысяч пленных, огромное количество боеприпасов, продовольствия.

После взятия города и крепости Грауденц все наши помыслы были направлены к морю. «Даешь Данциг!»

2-я ударная армия наступала на Данциг. Противник отчаянно сопротивлялся, нередко переходил в контратаки, и каждый километр земли, пройденной нашими войсками, давался все более дорогой ценой.

В Данциге к этому времени скопилось большое количество войск противника. Они предпринимали все возможное, чтобы удержать город.

На подавляющем большинстве высот противник оборудовал траншеи с пулеметными площадками, ячейками для автоматчиков и стрелков. На ближайших подступах к Данцигу с юга (20–25 км) оборонительные рубежи противника становились более частыми и более совершенными в инженерном отношении. На ряде участков были вырыты противотанковые рвы.

Пригороды и окраины Данцига были приспособлены к обороне. На перекрестках главных улиц были построены различного типа баррикады, в стенах домов оборудованы амбразуры для стрельбы, в некоторых местах стены домов усиливались мешками с песком. Многие улицы были перерыты траншеями, часть их проходила непосредственно около домов и заборов. Для обороны были использованы сооружения, сохранившиеся еще со времен первой мировой войны. Шесть бастионов на юго-западной окраине города были усилены отрытыми убежищами для живой силы, сетью траншей, ходов сообщения и площадок для пехотных огневых средств.

На территории судостроительной верфи противник использовал кирпичные, бетонные и железобетонные огневые точки внутризаводской охраны. В качестве оборонительных позиций использовались насыпи, дамбы и каналы. Укрепления форта Нойфэр состояли из земляной стены в виде подковы, прикрывавшей подступы с юго-восточной, южной и западной сторон. Часть форта, обращенная к р. Висла, представляла из себя каменную стену, в которой находились двухэтажные казематы. Перед стеной был противотанковый ров шириной до 5 метров, заполненный водой.

Оборона противника на подступах к Данцигу и к востоку от него могла быть усилена затоплением значительной территории весенними водами р. Висла и подрывом шлюзов.

Наша армия наносила главный удар 98-м и 116-м стрелковыми корпусами. 108-й стрелковый корпус действовал на вспомогательном направлении. Более 4 тысяч орудий было сосредоточено на главном направлении. Утром 27 марта войска прорвали внешний обвод укреплений и завязали бои на окраине Данцига.

Уличные бои в большом городе, хорошо подготовленном к обороне, требовали от нас разных приемов ведения огня. Огневую поддержку штурмовых групп и десантных отрядов обеспечивали орудия прямой наводки всех калибров.

Мы с Иваном Ивановичем Федюнинским решили находиться поближе к передовым войскам. В это время в Данцигскую бухту вошел вражеский крейсер, который неожиданно открыл беглый огонь. Его снаряды рвались в 50—100 метрах от того места, где мы были. Укрывшись, я приказал командиру 81-й пушечной артиллерийской бригады полковнику Гнидину накрыть крейсер дальнобойными орудиями и потопить его.

Через несколько минут бригада открыла огонь. Первая серия снарядов дала недолет, вторая — перелет, а после третьего залпа от прямого попадания на крейсере начался пожар. Объятый черным дымом, он быстро убрался из бухты и больше не появлялся.

30 марта войска 2-й ударной, 65-й, 49-й и 70-й армий после ожесточенных и кровопролитных боев овладели крупным городом и портом Данциг. Данцигская операция явилась для нас последней операцией, в которой применялось большое количество артиллерии. После завершения боев за Данциг и Гдыню войска 2-й ударной армии, совершив более чем 500-километровый марш, вышли в Западную Померанию, на восточный берег Штеттинской бухты, и 25 апреля, форсировав Одер, с боями вступили в Штеттин. 29 апреля после непродолжительной артиллерийской подготовки овладели городом Анклам, 30 апреля вошли в город Грайсвальд.

Командир 90-й стрелковой дивизии генерал Н. Г. Лященко отправился в ратушу Грайсвальда, где сухопарый, подтянутый, в полной парадной форме полковник Петерсхаген доложил генералу о капитуляции гарнизона. Эта была первая на пути нашей армии организованная сдача немецкого города и всех его ценностей. Город почти не был разрушен и остался таким, каким был до войны.

Дальше перед нами был город Штральзунд. Попытки командира корпуса генерала Поленова заставить командование сдать его без боя, избегая кровопролития, не увенчались успехом. Пришлось развертывать всю артиллерию, создавать артиллерийские группировки. Войска перешли в наступление, и вскоре бой завязался на окраине города. Красивый курортный город. Жаль было по нему стрелять. Но что поделаешь?

В то время мы уже знали, что войска маршала Г. К. Жукова ведут бои в предместьях Берлина. После того как Штральзунд пал, 108-й стрелковый корпус генерала Поленова приступил к форсированию пролива Штральзунд-Дерфорвасер, чтобы овладеть островом Рюген.

Командиру корпуса генералу Поленову сообщили, что гарнизон острова Рюген согласен капитулировать, но комендант просит отложить капитуляцию на двое суток. В ответ было передано, что если к 12 часам гарнизон не капитулирует, артиллерия откроет огонь и гарнизон острова будет уничтожен. Угроза подействовала. Начальник гарнизона принял все наши условия капитуляции, а сам на моторном катере скрылся.

6 мая армия заняла остров Рюген. На этом боевые действия 2-й ударной армии закончились. Она добросовестно выполнила свой долг по борьбе с гитлеровскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны.

За время боевых действий артиллеристам 2-й ударной армии в приказах Верховного Главнокомандующего 16 раз объявлялась благодарность за отличные боевые действия. 16 раз великая Родина салютовала им артиллерийскими залпами. И я был счастлив, что вместе с артиллеристами шагал по пыльным дорогам войны, что мы внесли посильный вклад в победу над врагом. С хорошим настроением я убыл на Дальний Восток.

 

В. А. Круглов

Чекисты эфира

Я служил в 1-м морском радиоотряде особого назначения, подчиненном Краснознаменному Балтфлоту. Отряд вел большую и ответственную работу, связанную с радиоперехватами, поиском вражеских каналов связи, их центров, объектов особой секретности и т. п. Своими средствами мы должны были искать и находить врага всюду: на суше, в воздухе и на море. В нашу обязанность входило прослушивание эфира на огромном театре действий, на всех доступных нам радиоволнах. Нашему разведрадиопункту пришлось побывать в составе нескольких фронтов: Ленинградского, 2-го и 3-го Прибалтийских. С 1944 года мы входили в состав 2-й ударной армии и принимали активное участие в обеспечении командования важными радиосведениями, способствовавшими планированию боевых операций.

Особый интерес в этом отношении представляли действия наших войск при освобождении Прибалтики. Нам, радистам-осназовцам, было известно, что наступление Ленинградского и Волховского фронтов перепутало все карты немецкой группы армий «Север». Уже с 14 января 1944 года в эфире звучали (пока еще шифрованные) ее радиосигналы бедствия. По данным нашего радиоперехвата, командующий группой армий «Север» фельдмаршал фон Кюхлер поспешил 22 января на доклад к Гитлеру, который, однако, не дал ему разрешения отойти на лужские рубежи и к озеру Ильмень. Кюхлер был отстранен от командования, вместо него вступил в должность генерал-полковник В. Модель. А Модель, как сообщали радиоразведчики врага, без разрешения фюрера все-таки отвел свои войска к реке Луга. Таким образом, наступление 2-й ударной армии на правом крыле Ленинградского фронта отбросило левое крыло группы армий «Север» к Луге, что позволило нашей 42-й армии выйти к восточному берегу Чудского озера, а 67-й армии Ленфронта вместе с 54-й Волховского фронта освободить от врага окрестности Пскова.

Форсировать с ходу реку Нарва — мощный оборонительный рубеж, именовавшийся в документах «Пантерой», — войска 2-й ударной армии не смогли. О сильных укреплениях этого рубежа сообщали радисты немецких объектов, а наши перехватчики передавали эти сведения в Центр. Поэтому был найден другой район переправы через реку — вблизи населенного пункта Усть-Жердянка. И в феврале воины 30-го гвардейского корпуса перешли Нарву, взломав укрепления противника в районе Долгой Нивы.

Об особенностях боевых действий 2-й ударной армии в Эстонии хорошо рассказал эстонский военный историк Арвед Колво в своей книге «Изгнание фашистов из Южной Эстонии». Он подробно анализирует операцию по прорыву оборонительного рубежа фашистов «Пантера». 24 июля Ленинградский фронт начал хорошо подготовленную Нарвскую наступательную операцию. 8-я армия стала наступать с аувереского плацдарма. 26 июля 2-я ударная армия при содействии 8-й армии освободила Нарву, окружила отдельные вражеские части (48-й пехотный полк и др.) и отбросила фашистов на 20 километров западнее этого города.

Многие важные сведения в те дни и ночи активного наступления наших войск попадали к нам непосредственно из радиопереговоров командования врага с войсками своих союзников. Среди них, как известно, были норвежцы (241-я пехотная дивизия, танковая дивизия «Норланд»), датчане (танковая бригада «Нидерланды»), бельгийцы и голландцы (моторизованная бригада «Валония»). Все они считались «добровольцами», но исполняли волю фашистов.

Геббельсовская пропаганда охотно болтала тогда о численном превосходстве своих войск в Прибалтике, о мощном вооружении, высоком духе солдат, готовых отразить любой наш удар. По, дешифруя перехваченные радиограммы врага, мы знали истинную картину, и геббельсовская пропаганда мало помогала фашистам и их союзникам.

С 22 сентября 1944 года, с момента освобождения Таллина войсками Ленфронта, наш радиоотряд вел перехват в районе всего побережья Балтийского моря. Радиоцентр находился под Таллином. Здесь же по заданию командования КБФ формировались подразделения перехвата и поиска, называемые «радиопунктами», «точками», которые направлялись на разные фронты.

В марте 1945 года сформированный в Эстонии радиопункт принимал участие в освобождении польской земли, обеспечивал связью командование 2-го Белорусского фронта и 1-й армии Войска Польского. В сложных условиях, идя буквально по пятам врага, радисты особого назначения неутомимо выполняли свою работу в боях при освобождении городов Данциг (Гданьск), Кольберг (Колобжек), Свинемюнде (Свинеусце), а также на территории Германии после форсирования реки Одер. В эти ответственные дни на основной линии перехвата мы несли круглосуточную вахту и, прослушивая позывные сотен различных радиостанций, помогали в обнаружении особой радио-точки, находившейся, как позже выяснилось, в ставке Гитлера, в Берлинской рейхсканцелярии. Теперь уже можно рассказать о том, как с помощью наших радистов особого назначения и польских связистов была осуществлена дерзкая операция, завершившаяся обнаружением и уничтожением фашистского линкора «Гнейссенау», пытавшегося уйти из Гданьской бухты с остатками разгромленных войск из группы армий «Север».

Большую помощь оказали наши радисты в обнаружении и уничтожении полигонов для запуска снарядов-ракет ФАУ-1 и ФАУ-2 в Пенемюнде и Близене. Об этих событиях еще мало известно.

Полигоны для ФАУ создавались в обстановке строгой секретности. Фашисты надеялись, что успеют опробовать это оружие. В апреле 1945 года, за месяц до окончания войны, Гитлер пытался запугать своих противников этим новым оружием, при помощи которого он хотел уничтожить сначала Англию, а затем отрезать советские войска от Берлина и повернуть вспять колесо войны. Оперативные действия радиоразведки, в том числе и наших разведчиков-радистов в содружестве с польскими группами Сопротивления, помогли вовремя обнаружить полигоны, и они были взорваны.

Быстрое продвижение советских войск на всех фронтах, в особенности стремительное освобождение Польши и выход наших и польских войск на Одер, сыграло весьма существенную роль в последующем взятии Берлина. В этих блистательных победах есть частица труда и наших чекистов эфира, сделавших многое во имя великой Победы.

 

П. Батуркин

Подвиг Алексея Юханова

Всю неделю в бреду он поднимал взвод в атаку и неистово кричал:

— Огонь!.. Огонь!..

Чьи-то заботливые руки все эти дни накладывали ему на голову мокрую повязку. Наконец стало ясно: человек будет жить.

Младшего лейтенанта Алексея Юханова ранило в тот самый день, 17 января сорок четвертого года, когда его земляк, гвардии рядовой Саша Типанов, совершил бессмертный подвиг — закрыл собой амбразуру вражеского дзота.

Они были на разных участках фронта, в разных дивизиях и даже в разных армиях: Типанов — в 42-й, Юханов — во 2-й ударной. Но сражались они за полное освобождение Ленинграда от блокады.

Ночью взвод автоматчиков 593-го стрелкового полка под командованием лейтенанта Иванушкина — друга Юханова— проник незамеченным в Глядино и внезапным ударом выбил фашистов из нескольких домов. В стане гитлеровцев поднялась паника. Они в темноте бегали по улице и не могли разобраться в обстановке. Бой за деревню шел до рассвета. На помощь автоматчикам пришел взвод Юханова, а затем и остальные роты двух батальонов, действовавших в первом эшелоне. К утру 17 января деревня Глядино — опорный пункт обороны гитлеровцев на подступах к Ропше — была полностью в наших руках.

И когда последние гитлеровцы, прикрываясь огнем, уходили из Глядино в сторону Ропши, почти у самых ног Юханова взметнулся ослепительный сноп огня…

Сознание вернулось к нему уже в госпитале.

О многом передумал Алексей Юханов на госпитальной койке, о многом узнал. Узнал, что той же ночью в бою за Глядино смертью храбрых погиб начальник политотдела дивизии полковник А. Е. Мосеев и что дивизии присвоено наименование «Ропшинской». Узнал Юханов и то, что враг разбит и отброшен от Ленинграда.

Настал срок выписки из госпиталя. Пожилой хирург, осмотрев Алексея, заключил:

— Ну, молодой человек, все хорошо. Послужить вам теперь придется в тыловых частях.

— Не хочу, — волнуясь, отвечал Юханов. — Я вполне могу воевать!

— «Могу, могу», — недовольно проворчал врач. — Это как же «могу» с дыркой в легких? В отделе кадров доказывайте, а мне нечего голову крутить!..

Юханову повезло: он возвратился в свой полк, который находился на доукомплектовании. Принял взвод и в тот же день приступил к занятиям.

Уже в полку узнал лейтенант Юханов, что небольшие плацдармы, захваченные нашими частями на западном берегу Нарвы, не были расширены. Не хватило сил. Войска Ленинградского фронта в этот период решали задачи на Карельском перешейке, чтобы полностью обезопасить Ленинград. И только после разгрома вражеских войск севернее Ленинграда под Нарву двинулись основные силы.

Началось форсирование реки Нарвы. И снова в первом эшелоне действовал 593-й полк. Передовым взводом первого батальона был взвод лейтенанта Алексея Юханова.

Командир полка подполковник Кононенко знал способности и мужество этого офицера и был уверен, что он отлично выполнит боевую задачу.

Весь день просидел Юханов со своими солдатами в прибрежных камышах, ожидая долгожданной команды «вперед».

Начала работать артиллерия. Понеслись в стан врага пудовые «гостинцы», прочертили огненные трассы в небе «катюши». Будто раненый зверь, огрызался враг.

И вот прозвучало:

— Вперед, товарищи!

Взвод Юханова спустил лодки на воду. Посадка шла быстро. Всего несколько секунд — и передние лодки начали отчаливать от берега. В этот миг Юханова легко ранило. Уже в лодке он забинтовал руку.

Несмотря на то что несколько сот наших орудий и минометов обрушили на фашистов лавину огня, все же из бетонированных огневых точек врага по реке хлестал свинцовый ливень. На середине реки лодку Юханова разбило, но он остался жив. Собрав последние силы, Алексей вплавь добрался до вражеского берега. Там, под крутым откосом, группировались его бойцы, готовясь к бою.

Еще несколько лодок добрались до берега и доставили оружие, гранаты.

Юханов повел бойцов в атаку. Гранатами он забросал гитлеровский блиндаж, уничтожив при этом девять фашистов. Противник был выбит из первой траншеи на небольшом участке. Но важно было закрепиться.

Через 20 минут после начала переправы передовые части 131-й и 191-й стрелковых дивизий уже на более широком фронте ворвались в первую, а через полчаса и во вторую траншею врага. Боевые действия переносились вглубь плацдарма, к шоссе Нарва — Таллии.

Во время боя за вторую траншею лейтенант Юханов был ранен вторично. И опять не оставил боевой пост, продолжал выполнять задачу. Вот он уже ворвался со своим взводом в третью траншею врага, уничтожив в бою более десятка фашистов. И только по приказу командира полка Алексей Юханов был эвакуирован в тыл.

К вечеру первый город Советской Эстонии был освобожден от врага.

…Вернувшись из госпиталя, Юханов продолжал воевать. Но не дожил до радостного дня Победы, не узнал о том, что ему присвоено высокое звание Героя Советского Союза. 29 сентября 1944 года героя не стало. Он погиб смертью храбрых за счастье своей Родины.

 

А. И. Аземкин

Клятву верности сдержали

Помню, как в нашу деревню на коне приехал нарочный из райцентра — в 1941 году у нас не было телефонной связи. Он привез бумагу, в которой объявлялась мобилизация взрослых мужчин в Красную Армию. Сразу состоялся митинг. Все уходившие на службу клялись бить врага до полной победы. Мы, подростки, завидовали старшим и готовились взять в руки оружие.

В армию я пошел, когда мне исполнилось шестнадцать. Окончили мы снайперскую школу на станции Калачинская Омской области и в 1944 году поехали на фронт.

Я был зачислен в разведку 1101-го полка 326-й стрелковой дивизии. Работать приходилось много. Если часть разведчиков охраняла штаб, другие находились на переднем крае, участвовали в отражении вражеских атак, ходили в тыл противника за «языком».

Однажды нам была поставлена задача взять контрольного пленного. Группу возглавил командир взвода, лейтенант, по национальности узбек. В нее вошли комсомолец сержант Иван Бабкин, русский, бывалый воин; украинец Тяк, опытный разведчик, имевший к тому времени семь ранений, на фронте находился с первых дней войны; казах Тимотин, молодой разведчик, но обстрелянный. Мне, как снайперу, было поручено оценить подходы к месту предполагаемого захвата «языка».

Днем наблюдал за передним краем, ночью прислушивался к каждому шороху. Там, где мы наметили себе путь, ночью прогрохотали взрывы. В чем дело? Узнали только на рассвете. Оказалось, беспризорные коровы забрели на минное поле. Бедные животные, не сознавая того, помогли нам очистить от мин проходы.

Теперь оставалось подождать темноты и — в путь. А пока шла подготовка. Готовились к ночным действиям и наши соседи — дивизионные разведчики.

Скрытно перевалив через насыпь, по которой проходила наша оборона, мы направились к проходу в минном поле. Шли молча, ступая след в след. Предварительно разделились на две группы по три человека: группу захвата и группу прикрытия. Я оказался в последней. Миновали минное поле. Дальше путь лежал почти по открытой местности. Пришлось передвигаться ползком.

Когда до противника оставалось метров восемьдесят, группа захвата выдвинулась вперед. Проверили, так ли идем. Еще немножко — и на фоне неба вырисовался ствол вражеского пулемета. Расчета не видно.

Командир взвода махнул рукой, чтобы мы дальше не двигались. Сердце стучит, в висках тоже стук. Группа захвата ползет, но ползет очень медленно. Минуты кажутся вечностью.

И вдруг раздирающий душу крик. Два немца, что дежурили у пулемета, заметили наших разведчиков и бросились наутек. Автоматная очередь скосила их, но мы обнаружили себя. Вместо «языка» пришлось довольствоваться вражеским пулеметом. Пока группа захвата отходила, мы прикрывали ее. Затем они нас охраняли. И так, отстреливаясь, мы возвратились обратно. Добрались до своих без потерь.

В ту же ночь дивизионным разведчикам повезло больше, чем нам. Они устроили засаду на дороге и стали ожидать появления фашистов. Скоро появился солдат на повозке. Он вез кашу и суп, во фляге у него был спирт. Один из разведчиков знал немецкий. Он предложил пленному выпить для храбрости. И вот он с песнями, помахивая вожжами, правит свою повозку к нашим позициям. «Язык» что надо!

Пока мы ходили в разведку, гитлеровцы тоже не спали. Под покровом темноты они близко подошли к нашим окопам. Не успели мы как следует обогреться, нас подняли по тревоге. Гитлеровцы атаковали наши позиции как раз на том участке, где мы только что возвращались к своим. Завязалась отчаянная, хотя и беспорядочная, перестрелка.

Находясь в окопах, мы были в лучшем положении. Насыпь есть насыпь. Не многим из фашистов удалось прорваться к ней. В ход пошли гранаты.

В тот момент, когда патроны были на исходе, сержант Бабкин вспомнил про трофейный пулемет. Оружие врага заработало в умелых руках как надо. Однако через некоторое время пулемет замолк, сержант Бабкин уткнулся лицом в бруствер. Фашисты снова полезли вперед. К пулемету подскочил находившийся поблизости солдат, и враг был прижат к земле.

Я в тот момент получил распоряжение сопроводить с поля боя раненого сержанта Бабкина, он был без сознания. Нашлись сани, сделанные из лыж специально для вытаскивания раненых. Мне предстояло перевезти его через озерцо по льду, разбитому минами. Где ползком, где бегом до противоположного берега я довез своего друга благополучно. Но вот опять та же злополучная насыпь. На мое счастье, здесь оказались два санитара. Втроем под пулеметным огнем мы смогли перетащить раненого через насыпь. Санитары перевязали его. А я тут же вернулся на передний край.

Много лет прошло с той поры. Но и теперь часто вспоминаю о своем боевом товарище сержанте Иване Бабкине.

 

В. С. Кабанов

Однажды ночью

Под Нарвой, когда наш 191-й гвардейский полк 64-й гвардейской дивизии с боями пробивался к указанному рубежу, противник из засады встретил нашу роту огнем. Случилось это ночью, в лесу. Выбыли из строя командир роты, командир взвода, тяжело ранило старшину. Рота залегла.

Раздумывать было некогда. Я схватил трехлинейку, за ремень пару ручных гранат. Командую: «Гвардейцы, вперед за нашу Родину! Ура!»

Бойцы поднялись и с криками «ура!» ринулись туда, где виднелись вспышки вражеских выстрелов. Гитлеровцы не выдержали нашего дружного натиска, отступили, оставив нам в качестве трофея свою малокалиберную пушку, из которой только что нас обстреливали.

За ночной бой в лесу я был награжден медалью «За отвагу», которую позднее, при освобождении Карельского перешейка, солдаты противника пробили автоматной пулей.

Другой эпизод, о котором хочу рассказать, произошел осенью на эстонском острове Саарема. Наша полковая разведка донесла, что в ближайшем хуторе сосредоточилось несколько гитлеровских автоматчиков, которые своим огнем мешают нашему продвижению вперед.

Комбат Журавлев вызвал меня и приказал с отделением выдвинуться вперед и выбить из хутора засевших там автоматчиков. Отделение скрытно, где бегом, а где и ползком, миновало густо заросшую травой и кустарником поляну. У опушки леса гитлеровцы нас заметили и обстреляли. Мы открыли ответный огонь из автоматов, винтовок и ручного пулемета. Вражеские солдаты усилили стрельбу. Из глубины их обороны на нас полетели мины. И с нашей стороны ударили минометчики. Тогда немцы вызвали огонь артиллерии. Нам пришлось плотно прижаться к земле. К счастью, из отделения никто не пострадал, хотя у некоторых осколками пробило шинели.

Вскоре на опушке опаленного леса показались бойцы нашей роты. Впереди шел парторг Демченко.

— Ну как, орлы, живы? Молодцы, цепко держались!

Когда рота двинулась в наступление, меня автоматной пулей ранило в правое предплечье. Санинструктор, сделав перевязку, повел меня в медсанбат. По пути он рассказал, что наше отделение завязало бой не с несколькими автоматчиками, как предполагалось, а с довольно значительным фашистским десантом.

При разгроме Курляндской группировки наш батальон провел много упорных боев, отбил десятки атак и даже вывел из строя несколько «тигров». Потери личного состава были значительными, в связи с чем наш полк сдал занимаемый участок другой части, а сам отправился на отдых и пополнение.

Когда мы находились в 17–18 километрах от переднего края, полк подвергся налету фашистских самолетов. 17 бойцов получили ранения, один погиб. В числе раненых снова оказался и я. До сентября 1945 года пришлось быть в госпитале. Война без меня закончилась нашей славной победой.

 

Ф. Казначеенко

Находчивость разведчиков

Это было в начале июля 1944 года. Наша 191-я стрелковая дивизия стояла в обороне на правом берегу реки Нарва, в трех километрах севернее Ивангорода, и готовилась к наступлению. Необходимы были точные сведения о противнике.

Наш взвод получил задание добыть «языка». Объектом для его захвата выбрали немецкий пулеметный расчет, к которому можно было подобраться по небольшой ложбинке. Перед пулеметной точкой один ряд проволочного заграждения. Заметили, что расчет состоит из двух человек, а у пулемета гитлеровцы дежурят по одному, меняясь через каждый час. Для захвата пленного это был, пожалуй, самый подходящий объект.

Трое суток мы тщательно вели наблюдение — изучали подходы и поведение противника. Расчет через каждые 15 минут давал длинную, «контрольную», очередь и через такой же промежуток времени пускал осветительную ракету. Мы наметили места пережидания в тот момент, когда будет освещена ракетой нейтральная полоса.

Все было тщательно подготовлено. Группа захвата состояла из четырех человек — двух саперов и двух разведчиков. Все были подобраны крепкие и ловкие ребята. Три человека составляли группу обеспечения.

И вот темной ночью мы отправились за «языком». Дойдя до нейтральной полосы, я обратил внимание, что пулеметный расчет что-то молчит — не ведет огня и не пускает осветительных ракет уже с полчаса. Этого у немцев при их пунктуальности вроде бы не должно быть. Значит, на нейтральной полосе у них есть свои — или минеры, или разведчики.

Дал команду остановиться. Залегли и начали наблюдать: одни справа, а другие слева. Минут через двадцать слева заметили группу немцев, продвигавшуюся в сторону нашего переднего края. Нас они не заметили. Поэтому я решил изменить направление движения своей группы.

Мы незаметно пристроились «в хвост» немецкой группе, решив подпустить поближе к нашим траншеям и внезапно напасть на них с тыла. Бесшумно, ножом, сняли двух гитлеровцев, шедших позади (одного снял разведчик Солнцев, а второго — младший сержант Самырин). Они тотчас же заняли места убитых фашистов и, как ни в чем не бывало, пошли в немецкой группе.

На остальную часть группы мы напали с трех сторон: справа, слева и сзади. Гитлеровцы растерялись. Мы быстро разоружили их и пленили вместе с офицером.

Доставили «языков» в штаб дивизии. На допросе они дали ценные сведения, необходимые нашему командованию. Забавно, что они, оказывается, сами шли захватить у нас «языка» из боевого охранения, которое выставлялось обычно впереди траншеи. Но получилось все наоборот. Пошли они по шерсть, как говорят, а вернулись стрижеными…

 

Я. Д. Зражва

У ленинского шалаша

10 июня 1944 года воины нашего 314-го стрелкового Краснознаменного полка, в котором я был пропагандистом, поклялись у ленинского шалаша в Разливе разгромить врага в боях и донести полковое Знамя до Берлина. Свою клятву мы выполнили. Великой силой, которая двигала нас к Победе, была братская дружба народов, пролетарский, социалистический интернационализм.

В период ожесточенных боев в Восточной Пруссии мне часто приходилось бывать в 3-м стрелковом батальоне. В ходе боев там сложился замечательный воинский коллектив: плечом к плечу сражались воины четырнадцати национальностей.

Вспоминаются старшина роты полтавчанин комсомолец Анатолий Николаевич Бурлак. Смелый, решительный, он не терялся в сложной обстановке. Храбрыми солдатами были командир отделения чуваш Цыганков, второй номер расчета станкового пулемета татарин Хабибулин. Первым номером в расчете служил Казанцев, уроженец Дальнего Востока. Он за войну получил 12 ран и каждый раз после выздоровления возвращался в родной полк. Особенно отличились Хабибулин и Казанцев в бою у населенного пункта Оттошен. Эта деревня несколько раз переходила из рук в руки. Здесь совершил бессмертный подвиг парторг батальона старший лейтенант Терешин. В критическую минуту боя он вызвал огонь «катюш» на себя.

Храбро воевал белорус комсомолец Каляга. Он геройски погиб в атаке под Цеханувом, в Польше. Примером для солдат был и командир взвода удмурт лейтенант Садыков. Всегда уравновешенный, спокойный, он и в бою оставался таким. Однажды во время жестокой схватки с врагом в его автомате не осталось ни одного патрона. Но лейтенант не растерялся. Выхватив ракетницу, он в упор разрядил ее в. подбежавшего гитлеровца.

Большинство бойцов батальона были русские. Помню ручного пулеметчика Василия Васильевича Семочкина, человека храброго и сметливого. Всеобщим любимцем был и Сергей Моряков, отличный баянист и отважный воин. Он вынес с поля боя раненого командира батальона капитана Дакало.

Нельзя забыть энергичного взводного агитатора Михаила Федоровича Иванова. Он пришел в наш полк из 10-й ленинградской партизанской бригады. В ходе боев в Восточной Пруссии он и многие другие воины батальона были приняты в партию. Ныне Иванов — преподаватель физики в Псковском сельхозтехникуме.

Многие ветераны полка — Герой Советского Союза подполковник И. С. Зенин, капитаны Д. М. Скотников, И. А. Коровкин, Д. Ф. Николаев и другие — работают инженерами, учителями, директорами предприятий в Ленинграде, других городах нашей Родины. Своей самоотверженной работой они умножают славные традиции советского народа.

 

Е. И. Егорова

Полковой врач

Я получила письмо совета ветеранов 2-й ударной армии с просьбой написать воспоминания о своей фронтовой службе. Берусь за это охотно, ибо теперь это — история. В первые послевоенные годы хотелось скорее забыть о войне, выбросить ее из памяти, как кошмарный сон. А теперь чем дальше мы уходим от тех лет, тем яснее становится, что забывать о ней нельзя. Хотя бы потому, что мы обязаны рассказать о ней молодежи, чтобы не допустить новой.

Начну с того, что сразу после окончания Пермского медицинского института в июне 1942 года весь наш выпуск распределили по военным округам. Я в числе других 75 выпускников получила назначение в Московский военный округ. И сразу же нас направили товарным эшелоном на фронт.

В Вологде нас всех оставили на кратковременную военную подготовку. На курсах были не только мы, выпускники медвуза, но и врачи разных возрастов и воинских званий, в том числе даже пожилые, уже побывавшие на фронте. По прошествии двух месяцев за нами приехал представитель фронта.

В Тихвине прямо с вокзала отправились в один из госпиталей, располагавшийся в полуразрушенном монастыре. Здесь из нашей группы отобрали десять человек и отправили в Волхов, а остальных врачей распределили по эвакогоспиталям Тихвина. В числе десяти оказалась и я.

К месту назначения мы приехали в 2 часа ночи 14 сентября. Узкой лесной тропинкой направились в эвакогоспиталь. Здесь немного отдохнули, обогрелись, а потом начальник госпиталя дал нам направления в полевые подвижные госпитали (ППГ).

Наконец я на месте. Устроилась в шалаше из хвойных веток, где жили медсестра и только что прибывшие сюда молодые врачи из нашего эшелона — Катя и Нина.

В нашем полевом подвижном эвакогоспитале, который представлял собой довольно обширный палаточный городок, находились тяжелораненые. Обстановка не давала времени на постепенное втягивание в медицинскую практику. Уже через несколько дней по прибытии я сделала первое переливание крови раненому с помощью шприца, а еще через день мне пришлось самостоятельно делать плевропункцию. Еще через день взялась за скальпель.

Раненых было много. В перевязочной работали три врача на трех самостоятельных столах (в одной палатке). Целыми днями с утра и до позднего вечера мы были заняты перевязками и мелкими операциями — рассечением ран, удалением осколков из ран и др.

В перевязочной мы работали вместе с Тамарой Бакалдиной (она из нашего института и приехала вместе со мной) под руководством старшего ординатора, которая по возрасту была чуть старше нас.

Моим нынешним заметкам помогает мой дневник, который я тогда вела. Поэтому многие события сообщаю с предельной точностью.

18 сентября 1942 года во время моего ночного дежурства пришлось вызвать хирурга на срочную операцию к только что доставленному тяжелораненому. На операции присутствовал главный хирург фронта Вишневский, которого я в ту ночь увидела впервые. Уже тогда я много слышала о нем, но почему-то представляла его рослым, солидным. Оказалось, что он маленького роста, худощавый, в больших роговых очках, разговорчив, подвижен.

В конце сентября я и моя подруга Тамара Бакалдина попали в 372-ю стрелковую дивизию. Тамара — в зенитный полк, а я — в 941-й артполк. С этой дивизией мы прошли весь боевой путь до дня Победы.

10 октября я прибыла в свой полк. Стояла хорошая и относительно теплая погода, светило солнце. В районе расположения хозяйственной части, куда я пришла, только что закончился обед, который готовился на костре. Мне тоже предложили поесть, от чего я, разумеется, не отказалась.

После обеда начальник вещевого склада повел меня на склад за обмундированием. Маленьких размеров обмундирования не оказалось. Я получила кирзовые сапоги на три размера больше моего, длинную, почти до пят, шинель, синие брюки-галифе (в то время для женщин на фронте юбок и платьев еще не было), гимнастерку, пилотку (которую позже сменили на темно-синий берет) и брезентовый ремень.

Вскоре приехал за мной на санлинейке санитар Морозов и отвез меня в санчасть, или иначе на ПМП (полковой медицинский пункт), который размещался в двух землянках, В одной из них жили медицинские работники ПМП: старший врач Дудников Леонид, военфельдшер Романова Мария Васильевна, санинструктор старшина Новгородцев и два санитара — Нужных и Морозов.

Помнится, наш полк в это время располагался в районе Апраксина городка, от которого осталось одно только название.

Потом показали мне вторую землянку, в которой находились раненые и больные. Войти в землянку можно было только согнувшись. В правом углу стоял маленький столик на четырех жердочках, накрытый простыней. На столике были аккуратно размещены медикаменты: флаконы с раствором риваноля, спиртом, настойкой йода, лежал стерилизатор со шприцами, иглами и пинцетами, ножницы большие и маленькие, перевязочный материал. Рядом на земляном полу стояли шины. Носилки находились около землянки. С левой стороны на хвойных ветках, прикрытых старенькими одеялами, лежали четверо больных солдат в шинелях, шапках и ботинках.

Землянка еще не отапливалась, было холодно и темно. Днем свет проникал только через открытую дверь, вечером и ночью во время приема раненых и больных землянка освещалась плошкой, заполненной каким-то жиром, в котором плавал и нещадно коптил фитилек. В землянке было очень тесно. Все это для меня на первых порах было непривычным и неудобным. Но вскоре я узнала истинную цену этим сооружениям. Если они у тебя были — считай это за большое счастье. Землянки нас спасали не только от холода и непогоды, но и от осколков снарядов, мин, бомб. Конечно, от прямого попадания они нас спасти не могли.

Вскоре привезли тяжелораненого. Старший врач Дудников послал меня принимать его. Сам не пошел, сразу предоставив мне самостоятельность. Я шла к раненому и волновалась: сумею ли справиться и сделать все, что требуется? Попытались внести раненого на носилках в землянку. Но носилки не вместились, один конец их оставался за дверью. Так и оказывала помощь раненому, не снимая его с носилок. Фельдшер Романова заполнила на раненого карточку передового района, и пострадавшего отправили в медико-санитарный батальон.

Итак, началась моя работа в ПМП. Несколько позже стала ходить в дивизионы и на батареи, где проверяла санитарное состояние походных кухонь, осматривала поваров, делала в положенные сроки профилактические прививки личному составу полка, проводила профосмотры пополнения и т. д. Больше приходилось жить и работать в палатках, а иногда и под открытым небом.

Боевая обстановка заставила меня быстро ко всему привыкнуть. Примерно через месяц я бралась за все уже уверенно. С каждым днем пополнялись мои практические навыки. Все больше, глубже и ближе познавала фронтовую жизнь. А через два месяца уже могла решать сложные вопросы по оказанию медицинской помощи раненым, их эвакуации, вела отчетную документацию. В период затишья между боями проводила занятия с фельдшерами и санинструкторами дивизионов. Вскоре научилась верховой езде — это было необходимо в лесисто-болотистой местности.

В первой половине 1943 года старший врач Дудников все чаще стал давать мне поручения, которые раньше обычно выполнял сам. Оказалось, что он очень серьезно болен. Лишь когда ему стало совсем плохо, согласился на лечение. Из госпиталя, куда он был эвакуирован, мы получили от него единственное письмо, из которого узнали, что у него туберкулез почек и легких. Видимо, он чувствовал, что уходит из жизни. В конце письма были такие слова: «Лучше бы я погиб на фронте, защищая нашу Родину, чем умирать в тылу». О его смерти сообщили из госпиталя на имя командира нашего полка подполковника Георгия Андреевича Столпникова.

После эвакуации старшего врача я осталась одна (по штату в нашем полку полагалось два врача). Вся медико-санитарная работа легла на меня. Пришлось также решать самой и все административные вопросы. А их было немало. Тут и забота о благополучии персонала, о выборе места для ПМП при передислокациях, доклады командиру полка и начсандиву, разная отчетная документация, наблюдения за санитарным состоянием пищеблоков полка, организация ночных постов при медпункте и заботы о наличии конного транспорта. За весь период моего пребывания в 941-м артполку выбыло по разным причинам пять врачей, и каждый раз мне приходилось какое-то время (порой весьма длительное) быть одновременно и младшим. и старшим полковым врачом. Было, конечно, нелегко, но я не роптала. На фронте всем было тяжело.

А теперь мне хотелось бы перелистать мои дневниковые записи, относящиеся к последним дням войны.

5 мая 1945 года утром мы выехали к переправе на берегу Балтийского моря. Огромное скопление груженых машин и самоходной техники, много обозного транспорта, людей. Все спешат, суетятся. Каждый старается быстрее переправиться. Стояли в очереди на переправу и наши дивизионы. Простояли с утра до вечера, но в тот день так и не переправились.

Но вот и мы получили разрешение погрузиться. На большую баржу нам удалось поместить две повозки, а две другие пришлось грузить на маленькую баржу, буксируемую катером. Закреплять повозки, машины и орудия как следует некогда, угроза бомбежки торопит людей.

Во время погрузки с одной нашей повозки упал в воду мешок с перевязочным материалом и два мешка с шинами. Шины утонули, а мешок с бинтами и ватой держался на воде. Какой-то солдат прыгнул в воду и спас нашу драгоценность.

Только успели отчалить, катер сел на мель. Мы кружились на воде, пока он не снялся с мели. Но случилась новая беда — на катере вышла из строя помпа, и мы снова кружим на воде около двух часов. Наконец нашу баржу взяла на буксир моторная лодка и потихоньку дотащила до противоположного берега.

Так мы оказались на острове Рюген. Остановились на ночлег в два часа ночи в большом каменном доме. На первом этаже пусто, беспорядок. На втором живут старенькие хозяева дома. Увидев нас, до смерти перепугались, не знали куда деваться. Плакали от страха, хотя мы ничего плохого им не делали. Нам было не до них, все очень устали и, наскоро перекусив, расположились отдыхать на полу, кто как мог.

На другой день продвинулись в глубь острова еще на несколько километров и остановились в курортном городе. Устроились в гостинице, недалеко от нашего штаба полка.

8 мая утром узнали об окончании войны. Даже не верилось, что могут прекратиться военные действия. Утром 9 мая нам зачитали приказ об окончании войны.

Наконец-то! Нашей радости не было предела! Всеобщее ликование! Радовались тому, что победили и что остались живы, что все ужасы и тяготы войны теперь уже позади.

Не всем довелось дожить до этого счастливого дня. Многие наши ребята — наши боевые друзья, героически защищавшие нашу прекрасную и любимую Родину от проклятого фашизма, остались навечно на полях сражений. Назову лишь некоторых из однополчан: майор Л. Макарычев — начальник штаба полка, майор Жуков — заместитель командира полка по политчасти, капитан Бельчич — командир батареи, капитан Федоров Миша — начальник разведки дивизиона, капитаны Илья Губанов, Калинин, Иван Рубашка, старший лейтенант Александр Кокин — командир штабной батареи, лейтенант Петр Воскубейко и многие-многие другие офицеры, сержанты и рядовые. На всю жизнь они остались в моей памяти.

Некоторых из тех, кто дожил до Победы, мне удалось разыскать уже через 30 лет после войны. В 1976 году я встретилась с бывшим командиром нашего 941-го артполка гвардии полковником Кошиком Митрофаном Игнатьевичем.

Вскоре, однако, его уже не стало. Удалось встретиться мне с бывшим командиром 5-й батареи старшим лейтенантом Сашей Саблиным. Теперь Александр Федорович работает в одном из омских совхозов главным ветврачом. Разыскала бывшего начальника разведки полка капитана Сашу Ильина. Он был шесть раз ранен. После войны Александр Васильевич Ильин окончил военную академию. Закончив военную службу в чине полковника, продолжает работать: ныне он преподаватель института. В Воронеже проживает ветеран нашего полка Горбачев Василий Михайлович. Там же в Воронеже работает офицер Дуда Николай Андреевич, бывший заместитель начальника штаба полка, во время войны он был капитаном.

Можно было бы продолжить перечень однополчан, но скажу лишь одно: все, о ком мне довелось узнать, трудятся честно, добросовестно, с полной отдачей сил на благо нашей Родины. Иначе и быть не может. Патриот Родины всегда им остается, какую бы работу он ни выполнял. Для ветеранов войны это наиболее характерно.

 

В. Журавкин

Встреча с Боевым Знаменем

День Победы для каждого человека — волнительный праздник. Для бывших фронтовиков — особенно. Однополчане в письмах поздравляют друг друга, приглашают на встречи, вспоминают нелегкий боевой путь.

Трудной дорогой к Победе шла наша 185-я танковая бригада. Ее личный состав участвовал в прорыве блокады Ленинграда в январе 1943 года и в окончательном ее снятии в январе 1944 года.

Часто ветераны бригады навещают Центральный музей Вооруженных Сил СССР. Подолгу стоят у стендов с реликвиями боевой славы. С волнением смотрят на Боевые Знамена, вспоминая славную историю нашей бригады.

В первый год войны обстоятельства не позволили вручить нашей бригаде Боевое Знамя. Времени на формирование было отпущено мало, бригада в спешном порядке была отправлена на Волховский фронт.

Командир полковник Е. А. Юревич поручил политотделу позаботиться о Боевом Знамени бригады. Все мы понимали важность этой меры. Боевое Знамя — символ воинской чести, доблести и славы, напоминание каждому воину о его священном долге перед Родиной.

Но где найти Знамя? Помог случай. В политотдел танкисты принесли красное знамя, найденное ими в отбитом у врага населенном пункте. Оно, видимо, принадлежало какому-то предприятию, возможно совхозу или колхозу. В верхней части знамени было вышито шелком: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а в середине — Герб Советского Союза. Мы сохранили в неприкосновенности эту сторону знамени, а на другой написали номер нашей воинской части и призыв: «Смерть немецким оккупантам!» Знамя закрепили на древке с пятиконечной бронзовой звездой.

И вот в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции — 7 ноября 1941 года — состоялась торжественная церемония вручения бригаде Боевого Знамени. Было морозное утро. В лесу неподалеку от переднего края построились танкисты. Представитель политотдела армии вручил бригаде Боевое Знамя. Командир бригады от имени воинов дал торжественную клятву Родине. С большим воодушевлением выступили старший лейтенант Лямзин, старшина Колесников, другие танкисты.

Более сорока лет прошло с тех лор, а память сохранила все детали того дня. Выступал на митинге и я. Заверил командование, что бойцы, командиры и политработники бригады с честью пронесут Знамя по полям сражений и добьются победы над германским фашизмом.

В длительной и тяжелой борьбе с врагом танкисты показали беспримерную храбрость и величайшее мужество.

В июне 1943 года на основе бригады был сформирован 185-й отдельный танковый полк. В 1944 году он был удостоен наименования «Ленинградский». За образцовое выполнение боевых заданий командования в борьбе с фашистскими захватчиками при освобождении Советской Эстонии 185-й отдельный Ленинградский танковый полк был награжден орденом Кутузова III степени.

Закончилась война. Многие части были расформированы, в том числе и бывшая наша бригада. А где ее Боевое Знамя? Длительный поиск привел меня в Центральный музей Вооруженных Сил СССР. Оказалось, что Боевое Знамя 185-й танковой бригады находится там на вечном хранении. И вот оно перед нами — перед группой ветеранов-танкистов, — выцветшее от времени, опаленное в битвах. Преклонив колена, мы целуем святыню.

 

А. И. Чернухин

Бой идет в городе

Война застала меня учеником 45-й школы в Москве. И хотя до моего призывного года оставалось еще много времени, мы, московские мальчишки, считали себя мобилизованными и старались помогать фронту. В составе пожарных дружин почти ежедневно дежурили на крышах, гасили фашистские зажигалки. Потом вели окопные работы на можайском оборонительном рубеже. И все это при частых бомбежках и обстрелах фашистских самолетов. В 16 лет мне многое довелось испытать.

В Красную Армию призвали лишь в 1943 году. Окончив командное училище, я в чине младшего лейтенанта прибыл в 1944 году в резерв 2-й ударной армии. С ней и связана моя военная судьба. Был я здесь командиром пулеметного взвода, командиром стрелкового взвода, командиром штурмовой группы, командиром роты. Участвовал в разгроме восточно-прусской группировки. Войну закончил вместе со своей армией на острове Рюген.

Все, что довелось увидеть на войне, невозможно описать. Расскажу о том, что больше всего врезалось в память.

Небольшой населенный пункт под Мариенбургом. Двухэтажный кирпичный дом с бетонированным подвалом. Двор обнесен кирпичным забором. Еще три кирпичных одноэтажных дома, каменные сараи и конюшни за оградой. Перед всем этим — траншеи с пулеметными гнездами и колючей проволокой. Внутри двора — противотанковые пушки и даже минометная позиция. Расположенный на возвышенности справа лес тоже таил в себе немало загадок.

Несмотря на осветительные ракеты и пулеметную трескотню, накапливаемся в лощинке поближе к фольварку. На рассвете после короткой артподготовки — атака. Удалось зацепиться лишь за первую траншею.

Повторяются артналет, атака. Огонь со стороны противника заметно уменьшился. Врываемся за ограду. Противник выбит из одноэтажных домов. Но со стороны двухэтажного дома продолжается пулеметная и автоматная стрельба. Сосредоточиваем огонь по дому, гранаты достигают цели. В окне появляется белое полотнище. Выходят обезоруженные немцы, кричат: «Гитлер капут!» Сдались в плен около 120 защитников этого совсем, казалось бы, мирного хутора.

И много таких фольварков встречалось на пути.

В городах Восточной Пруссии мы не встречали гражданского населения: эсэсовцы угоняли его вглубь страны. А вот Эльбинг был полон гражданских людей. Город сильно укреплен, много артиллерии, минометов, танков, самоходных орудий.

Командир роты наметил объект атаки моему стрелковому взводу. Справа от меня аэродром, слева наступает взвод Василия Юркина. Несколько раз поднимались в атаку и с потерями отходили. Не помню, в какой уж по счету день нам удалось зацепиться за пригород. Сплошной шквал огня со стороны противника. Теряем людей, но позиции не уступаем.

С нашей стороны такой же огонь по противнику. Понемногу продвигаемся вперед. Убит командир полковой разведки, разведчики уносят его в укрытие. Старшина доложил мне, что в направлении нашего наступления обнаружен лагерь советских людей, угнанных фашистами на работу в Германию.

Приказываю с соблюдением осторожности обтекать его справа и слева. В ход пошли дымовые шашки, чтобы противник не видел направления нашего движения. Бутылки с зажигательной жидкостью полетели в дома, откуда противник вел сильный огонь. Помогли гранаты, огнеметы. Вот еще один большой кирпичный дом. Из него непрерывный огонь, невозможно поднять головы. Поддержали нас два 45-мм орудия. Дом взят штурмом. Следующие дома расположены уже за лагерем.

Входим в один из лагерных бараков. Шесть мужчин и женщин лежат лицом вниз. Убиты в затылок. Такая же картина и в других бараках.

В бараках длинные коридоры. С обеих сторон запертые двери. Открываем одну. Комнатушка метров четырнадцать. По сторонам двухэтажные нары, посредине сколоченный из досок длинный стол, в углу большая бадья-параша. Окна забраны решетками. Десять семей находилось в каждой такой комнате-камере. Когда мы появились на территории лагеря, уцелевшие люди со страхом выходили, выползали из укрытий, ям и канав. У всех слезы на глазах.

Мужчины призывного возраста, освобожденные из лагеря, тотчас же заявляли о желании вступить в армию и влились в нашу дивизию. Ко мне во взвод попал мужчина лет около пятидесяти, Максим Коноваленко. Он был угнан вместе с семьей из Донбасса. Проводив свою семью на родину (жену и трех малолетних дочерей), он пошел с нами мстить фашистским злодеям.

После семи дней ожесточенных и кровопролитных боев мы взяли Эльбинг. Наш новый красноармеец Максим Коноваленко сообщил мне, что он по специальности артиллерист. Он стал у нас наводчиком 45-мм орудия.

На подступах к Данцигу мы были обстреляны из шестиствольного миномета. Урона не понесли. Меня назначили командиром штурмовой группы. Сосед слева — наш командир пулеметной роты капитан Байсаринов — тоже во главе штурмовой группы. Мы получили дополнительно 45-мм орудия, станковые пулеметы.

Очень тяжело было брать город Данциг. Дома большие, каменные. Монастыри, костелы — все это опорные пункты врага. Город пересекают широкие каналы. На его защите много танков и самоходок, кочующих шестиствольных минометов. В домах — пулеметные гнезда. Всюду снайперы, автоматчики, фаустники, огнеметчики.

Поставлена задача зацепиться за ближние здания пригорода. Три дня штурмуем их. Каждый дом изрыгает огонь. Вот выдвигается на прямую наводку орудие Максима Коноваленко — смолкают два вражеских пулемета. Сорокапятка — в укрытие, а через некоторое время снова бьет по врагу. На этот раз подбита самоходка, но и нашим не повезло: разрыв вражеского снаряда под орудием — и наш новый наводчик Максим Коноваленко гибнет смертью героя.

Повторный бросок. Зацепились за следующий дом. Очищаем его от врага. Кто — в подвал, предварительно забросав его гранатами, кто — на первый этаж. Мы с командиром отделения Ткаченко — на второй. В этот момент нервное напряжение на пределе, палец на спусковом крючке. Доля секунды многое значит: кто быстрей даст очередь, тот победит.

Из окон второго этажа ведем огонь по следующему дому. Нам видно, как фашистская самоходка выдвигается между домами и делает выстрел. Отходит к нам под окна, Вот когда пригодилось умение разить врага его оружием. После Эльбинга нас обучали пользоваться фаустпатронами. Я уже заметил, что в соседней комнате два ящика с фаустпатронами.

Поднимаю прицельную планку, выдергиваю предохранительную чеку из нажатого спускового рычага, прицеливаюсь, плавно разжимаю руку, удерживающую рычаг. Резкий толчок — и почти в этот же миг взрыв в самой середине «фердинанда». Самоходка объята пламенем.

А наша группа уже нацелена на следующий дом. С захватом каждого дома недосчитываемся своих товарищей, друзей. Вот уже никогда не поднимется боец Савостин, командир взвода Игорь Лухтионов, многие другие.

К вечеру закрепляемся там, где застала темнота. Но вот случайный выстрел, и с обеих сторон поднимается пальба, сплошные трассирующие нити в обе стороны. Так в беспорядочных перестрелках, не сомкнув глаз, до утра.

На следующее утро беспрепятственно взяли расположенные впереди два больших дома. И перед нами открылась такая картина: широкий канал на нашем пути. Вот почему гитлеровцы оставили эти дома. На той стороне, видим, разворачиваются самоходки. Из-за дома выглядывают артиллерийские стволы. Невдалеке мост через канал полуразрушен. Нам бы прорваться к каналу, там есть где укрыться.

Пошел с подчиненными в атаку. Слева капитан Байсаринов, справа лейтенант Юркин. Шквал огня со стороны противника. Пристрелян каждый метр, каждый камень. Пяти отважным все же удалось прорваться к каналу и там спрятаться в углублении.

Прошу артподдержки. Поработали наши артиллеристы. Но и вторая атака не привела к решающему успеху, лишь три бойца перебрались на ту сторону. Неизвестно, живы ли они?

Веду наблюдение из окна. Замечаю, что через мост пробежали беспрепятственно три человека в штатском. «Может быть, и нам так же?» — говорю Ткаченко. Даю команду: он и еще двое надевают на себя темные пальто, шапки. Автоматы под полой. Благополучно перебежали. Через 15 минут беру с собой еще двоих, переодеваемся и таким же манером через мост. За себя оставил старшину Юшкова.

За каналом у разрушенного сарая вижу своих. Нас уже человек двадцать. Можно действовать. Огонь из автоматов, гранаты в окна. Врываемся в большой пятиэтажный дом. Сплошной треск автоматных очередей. До вечера выкорчевываем фашистов с каждого этажа, из каждой квартиры.

Очередь, бросок в сторону. Вспышка сбоку — туда очередь. Перебежка во вторую комнату — и опять очередь, бросок гранаты.

Конец марта. Данциг полностью очищен от фашистов. Берем их в плен без оружия. Уцелевшие охотно бросают его, так как им деваться некуда. За Данцигом гитлеровцы взорвали дамбы, и все залито водой, кроме выступающих из нее дорог. А отступать по такой дороге — стопроцентная гибель.

Вот так и брались вражеские города.

 

А. Ф. Тимофеев

Смекалка ремонтников

Мне выпала большая честь три года быть в рядах защитников города Ленина. Наша 53-я подвижная ремонтная база с Западного фронта своим ходом была направлена на Волховский, куда прибыла в середине ноября 1941 года. Не успев полностью развернуться, мы стали принимать в ремонт боевую технику — танки, тракторы, автомобили, прибывавшие с передовой из-под Тихвина, где в это время шли тяжелые бои. Вскоре наши войска перешли в наступление и освободили Тихвин.

Во время наступления технику ремонтировали непосредственно в войсках. Выдвигали туда подвижные ремонтные летучки. Это сокращало время ремонта, а следовательно, и простой боевой техники, в которой ощущалась острая необходимость.

В феврале 1942 года наша рембаза была преобразована в 53-й отдельный ремонтно-восстановительный батальон. Командиром его назначили капитана Зиновьева. Помощником командира по технической части доверили работать мне. Мы перебазировались в лес под Будогощь, где в это время шли тяжелые бои. К нам поступало много разбитой техники. Материально-техническая база батальона была слабая, ощущалась острая нужда в запасных частях и оборудовании. Да и работы производились в холодных, неприспособленных помещениях, часто и под открытым небом. Трудились по 14–16 часов в сутки.

Недостаток квалифицированных кадров восполняли технической учебой тех, кто у нас находился. Как говорят, по одежде и ноги протягивали. Укреплять материально-техническую базу помогала рационализаторская работа. Мы сами изготовляли подвижные краны для снятия двигателей с шасси машин и тележки для перемещения тяжелых грузов. Разработали для наших конкретных условий технологическую карту ремонта, реставрации и изготовления деталей. Наладили литье и обработку поршней для различных двигателей. Сконструировали и изготовили различные стенды для сборки, обкатки и проверки разных марок двигателей, отечественных и трофейных. О том, что нам удалось достичь в этом заметных успехов, может свидетельствовать такой факт. В ноябре 1942 года в Москве на выставке по организации ремонта боевой техники в полевых условиях были продемонстрированы детали, реставрированные и изготовленные в нашем батальоне.

В начале января 1943 года наш ремонтно-восстановительный батальон был поднят по тревоге и переброшен на станцию Войбокало. Здесь требовалась наша помощь войскам, участвовавшим в прорыве блокады Ленинграда. В эти исторические дни личный состав работал с особым воодушевлением и напряжением.

В середине 1943 года наш батальон был объединен с 46-м, действовавшим на нашем же фронте в районе города Волхов. Вновь созданный батальон после этого значительно усилился, окрепла его материально-техническая база, повысилась подвижность. Его стали с уважением называть «заводом на колесах».

В октябре 1943 года наш батальон (теперь он именовался 46-м) был направлен на Ораниенбаумский плацдарм. Когда началась последняя битва за Ленинград, наши подвижные летучки расположились вдоль оси наступления. Самоотверженно работали ремонтники. Сотни машин, своевременно получив необходимую техпомощь, снова становились в боевой строй.

Войска 2-й ударной армии вышли к городу Нарва. Наш батальон передислоцировался в Кингисепп и разместился в бывших конюшнях. Одна конюшня была с крышей, у остальных — лишь стены. Здесь мы работали до августа, получив возможность значительно улучшить технологический процесс и резко повысить качество ремонта. Батальон был переведен на новый штат, и ему был присвоен новый номер — 232.

Однажды к нам прибыла группа кинооператоров из Ленинграда и сделала короткометражный фильм о батальоне и его личном составе. Можно себе представить радость воинов, когда перед одним из киносеансов была показана эта лента. В фильме мы увидели наших передовиков — ленинградцев токаря В. И. Зиновьева, который на примитивном оборудовании освоил обработку поршней нашего литья; слесарей Минаева и Кривова, отлично реставрировавших почти любые детали; старшину Максимова, плотника-столяра Сафонова и многих других.

До сих пор перед моими глазами стоят, как живые, те, кто вынес на своих плечах всю тяжесть организации работы по ремонту техники и сплочению нашего коллектива. В их числе командир второй роты А. Сагайдак, командир взвода по ремонту двигателей Н. Симаров, командир взвода сварочно-кузнечных и жестяночных работ Г. Лебедев, командир взвода по ремонту электрооборудования автомобилей и обеспечения электроэнергией А. Иванов, командир взвода монтажных работ И. Семенов.

Припоминаю, как еще в самом начале пребывания на Волховском фронте мы испытывали большие трудности с бензином. Летом 1942 года лимит бензина был резко сокращен, получали его с перебоями. Обкатка автомобильных двигателей после ремонта на стенде, а также автомашин пробегом была доведена до минимума, что отражалось на качестве ремонта. И вот тут-то нас выручила солдатская смекалка. Слесарь Минаев высмотрел где-то на торфоразработках брошенный паровик. Мигом нашлись охотники в разведку для определения возможной эвакуации паровика из зоны обстрела. Отряд со средствами эвакуации — гусеничным трактором и несколькими длинными тросами — возглавил наш замполит И. М. Арсентьев. Гитлеровцы обнаружили эту дерзкую группу и открыли по ней огонь лишь тогда, когда паровик был уже вне опасности.

Паровик отремонтировали, построили для него специальное помещение, установили трубу. Нашли ремень для генератора и запустили. После этого без затраты бензина генератор обеспечил электроэнергией работу всех наших станков и механизмов. Не мучились больше и с освещением летучек и других помещений. Но паровик демаскировал нас своей дымогарной трубой. Умельцы и тут нашли выход из положения: сделали хитроумный рассеиватель дыма и искроуловитель.

В августе 1944 года батальон переправили через Чудское озеро на паромах в Эстонию вслед за наступавшими войсками армии. Потом мы были в Польше и наконец в логове гитлеровского милитаризма — Восточной Пруссии. На дорогах наступления действовали наши подвижные ремонтные отряды. Непрерывно совершенствовалась и материально-техническая база. Была заменена часть устаревших токарных станков. В трофейном автобусе установили шлифовальный станок. Пополнили летучки разным гаражным оборудованием и инструментом.

В связи с насыщением базы техникой мощности наших электростанций стало не хватать. Электрики проявили инициативу: нашли мощный генератор, установили его на прицепе, а в кузове машины смонтировали дизельный двигатель, что также было очень важно, так как бензина нам по-прежнему недоставало. Генератор, работавший от дизеля, позволил нам обеспечить не только все наши производственные потребности, но и дать энергию госпиталям, которые находились поблизости. В благодарность за это нам предоставили возможность пользоваться госпитальной баней и прачечной.

 

В. А. Ветрогонский

Треть века спустя

Молодые корреспонденты осаждают ныне ветеранов, желают из уст очевидцев узнать правду о Великой Отечественной войне. Оказалось, что о пережитом рассказать не так-то просто.

Однажды ко мне обратился молодой журналист с просьбой рассказать ему, что я делал во время войны. Я ему сообщил, что иногда приходилось садиться на танк, на башне которого было написано «За Родину, за партию!», и идти в бой. Позднее журналист написал обо мне, что я был танкистом.

Как-то незадолго до юбилея Победы раздался телефонный звонок из редакции журнала «Костер». Видимо, сотрудница заинтересованно спрашивала о моих фронтовых рисунках. При встрече я показал наброски. Выбор пал на мою зарисовку радиста сержанта Лени, выполненную в промежутках между боями под Ленинградом. В комментариях к моему рисунку в журнале было сказано, что я был на войне связистом.

Ни танкистом, ни связистом я, однако, не был, а служил пехотинцем, стрелком-автоматчиком. В соединении, где сражался и погиб в 1942 году мой отец — Александр Федорович Ветрогонский, я прошел боевой путь от Невы до Эльбы.

С войны вернулись трое: мать, я и мой брат Михаил — половина семьи. Бабушка умерла в блокаду, старший брат Николай пропал без вести под Брестом. В квартире, где жила наша семья с 1929 года, где мы боролись с голодом, откуда все ушли на фронт, было пусто. Я вспомнил, что половину мебели мы сожгли в блокаду, а половину отдали соседке за кусок блокадного дурандового хлеба. Может быть, вернуть эту мебель обратно? «Не делай этого, сынок! — говорит мне мать. — Быть может, тот кусок хлеба спас нам жизнь, довел нас до Берлина и, возможно, сделает из тебя художника…»

Летом 1974 года я возвращался из Москвы в Ленинград лучшим поездом — «Красной стрелой». В коридоре мягкого вагона, у окна, задумчиво стоял седой генерал. На груди медаль Героя Советского Союза. Я узнал в нем бывшего командующего 2-й ударной армией И. И. Федюнинского.

— Я — ваш солдат, — говорю своему командарму. И мы вспоминаем боевой путь, пройденный 2-й ударной от стен Ленинграда к Нарве, через Эстонию к Варшаве, Восточной Пруссии…

— Что вы делали тогда в армии? — спросил меня генерал, ехавший в Ленинград на встречу ветеранов 2-й ударной армии.

— Что поручали. Наносил и данные на карту, которые докладывали вам. Таким образом, добросовестно исполнял свой долг перед народом, — ответил я.

— А что вы сейчас делаете?

— Художник, рисую.

— Вот и сейчас вы впереди, — с улыбкой сказал генерал.

Я почувствовал в словах прославленного военачальника, столь много сделавшего для защиты моего родного Ленинграда в минувшую войну, любовь и веру в силу искусства, в. мирное предназначение человека на земле.

«Красная стрела» стремительно летела к Ленинграду…

 

Ф. В. Крылов

Хранители солдатского здоровья

М. И. Калинин, характеризуя роль советской медицины, подчеркивал, что медицинское обслуживание нашей Советской Армии стоит в одном ряду с авиационным, артиллерийским обслуживанием, что медицинские работники в рядах армии столь же нужны, как бойцы и командиры. Я бы хотел, говорил Михаил Иванович, чтобы медицинские работники были неистово заражены мыслью о том, что русская медицина должна стоять в первых рядах мировой медицины.

Начальником военно-санитарного отдела 2-й ударной армии был генерал-лейтенант В. Н. Павловский, армейским хирургом — генерал-майор М. И. Шрайбер, армейским терапевтом — полковник А. Г. Гукасян. Мне довелось быть заместителем начвоенсанарма по политической части.

Сейчас мне уже не воссоздать картины, в полной мере охватывающей многостороннюю деятельность всего коллектива медицинских работников 2-й ударной армии. Но, как и любому воину, мне памятны многие события тех незабываемых дней. Расскажу хотя бы о некоторых из них.

Медицинское руководство армии успешно организовывало обслуживание боевых действий. Медсанбаты, полевые и эвакогоспитали, другие медико-санитарные подразделения были разумно приближены к боевым частям, обладали достаточно высокой степенью мобильности, что позволяло своевременно оказывать медицинскую помощь раненым, ускорять процесс их лечения, восстанавливать здоровье и возвращать их в строй.

В нашей армии бывали крупнейшие военно-полевые хирурги Куприянов, Бакулов, Еланский и другие. Сложнейшие хирургические операции раненым производил главный хирург Волховского фронта генерал-полковник А. А. Вишневский. Около двух месяцев работал в нашей армии известный в стране хирург С. С. Юдин. Он оперировал самых тяжелых раненых.

Небезынтересно отметить, что восстановление здоровья раненых и возвращение их в строй в нашей армии составило свыше 75 процентов от общего количества поступавших раненых. Это небывало высокий процент за всю историю войн. А если учесть, что в Великую Отечественную войну была по тем временам самая высокая плотность огня, приводящая к множественности ранений, то станет еще очевидней эффективность работы нашей медицины. Необходимо также отметить хорошую лечебную работу в наших армейских госпиталях для легкораненых.

В тяжелых условиях лесисто-болотистой местности в медсанбатах оказывалась помощь не только легкораненым, но и производились сложные хирургические операции. По нескольку суток без сна и отдыха наши хирурги работали во имя спасения жизни воинов. За всю войну во 2-й ударной не было случаев распространения эпидемий.

В 1942 году, в период Любанской операции, наша армия вела ожесточенные бои с превосходящими силами противника, отвлекая их на себя от блокированного Ленинграда. Особенно тяжелые условия создались для эвакуации раненых. По единственной коммуникации в районе Мясного Бора и совхоза «Красный ударник» была проложена по болоту узкоколейная дорога длиной около десяти километров. Вагонетки с ранеными перевозились вручную под вражеским обстрелом.

Организация эвакуации раненых по узкоколейке была поручена военврачу 2-го ранга М. В. Касаткину и мне. По этой узкоколейке было проведено в общей сложности свыше 20 эшелонов, перевезено несколько тысяч раненых. Задание Военного совета армии было выполнено в установленный срок.

Михаил Васильевич Касаткин, воспитанник Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова, при завершении эвакуации раненых погиб.

Мы организовывали поиски раненых на поле боя. Старший сержант медицинской службы комсомолка Анна Матвеевна Борисенко с группой санитаров из пяти человек вынесла 160 тяжелораненых. Оказывая первую помощь им, она сама была смертельно ранена. А. М. Борисенко посмертно награждена орденом Красного Знамени. Бывшая студентка Киевского университета, Аня Борисенко похоронена на новгородской земле.

Самоотверженность при выполнении заданий командования проявляли шоферы и санинструкторы 118-й автосанроты (командовал ротой капитан Серов). Шофер Абульханов, будучи тяжело раненным осколком вражеской мины, вывел автомашину с ранеными из опасной зоны и доставил ее в госпиталь, расположенный в 20 километрах от поля боя. Вместе с ранеными был госпитализирован и сам. Он награжден медалью «За отвагу».

Из той же автосанроты шофер коммунист Логинов был ранен во время приема раненых в автомашину. Он тоже не оставил руль и с большими усилиями доставил раненых в ближайший госпиталь. Шофер Логинов был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу».

Шофер этой же автосанроты комсомолец Миша Меркушев эвакуировал раненых из самой опасной зоны. Осколком мины он был ранен — ему повредило глаза. Почти ничего не видя, он вел автомашину по дороге более трех километров и доставил раненых в госпиталь. Награжден медалью «За отвагу».

Многие наши медицинские работники были награждены орденами и медалями. Наиболее отличившимися являлись коллективы полевого подвижного госпиталя № 179 и головного полевого эвакопункта № 226, участвовавшие во всех боевых действиях 2-й ударной армии, проявившие особую мобильность в оказании медицинской помощи, лечении и восстановлении здоровья раненых.

Политотдел армии уделял большое внимание политико-воспитательной работе в медицинских учреждениях. Забота о раненых и больных, организация лечения и ухода за ними, борьба за культуру в лечебной работе являлись первостепенной задачей врачей, медсестер и политработников.

2-я ударная армия, прошедшая с боями от Ленинграда до Штральзунда и острова Рюген в северной части Германии, внесла достойный вклад в дело разгрома гитлеровской Германии и освобождения человечества от фашистской нечисти. Медики 2-й ударной всегда были в первых ее рядах.

 

Михаил Дудин

Вчера была война

 

Документы

НАРВСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

В февр. 1944 г. войска Ленингр. фронта в ходе Ленинградско- Новгородской операции 1944 г. захватили плацдарм на левом берегу р. Нарва в р-не г. Нарва, но овладеть городом не смогли. К началу Нарвской операции на нарвском направлении оборонялись 5 дивизий и 2 моториз. бригады операт, группы «Нарва», входившей в нем. группу армий «Север». Нем. — фаш. командование, стремясь не допустить прорыва сов. войск в Прибалтику через Нарву, подготовило здесь мощную многополосную оборону с развитой системой траншей и ходов сообщения, большим кол- вом дзотов, а местами и дотов. Командование Ленингр. фронта (команд. ген. армии Л. А. Говоров) возложило осуществление Нарвской операции на войска 2-й ударной и 8-й общевойсковых и 13-й воздушной армий. К операции привлекались также часть сил Краснознам. Балт. флота (команд. адм. В. Ф. Трибуц), в т. ч. 9-я штурм. авиац. дивизия, два штурм. авиац. полка и береговая арт-я. Сов. войска превосходили пр-ка в силах в 2 раза. Замысел операции заключался в том, чтобы одновременно ударами с с. через р. Нарва силами 2-й ударной и с ю., с нарвского плацдарма, 8-й армий выйти в тыл группировки пр-ка, оборонявшей г. Нарва, окружить и разгромить ее, освободить город…

Наступление началось 24 июля. Первыми после арт. и авиац. подготовки нанесли удар войска 8-й армии. Их продвижение в сев. — зап. направлении создало угрозу путям отхода пр-ка и вынудило нем. — фаш. командование начать отход своих войск из-под Нарвы. В связи с этим с утра 25 июля, не ожидая выдвижения соединений 8-й армии на предусмотренный планом рубеж (в р-не Аувере), в наступление перешла 2-я ударная армия. Ее соединения при мощной поддержке арт-и и авиации, а также кораблей КБФ форсировали Нарву, овладели зап. берегом реки и, развивая успех, к утру 26 июля при содействии войск 8-й армии освободили г. Нарва — важный узел обороны пр-ка на путях в сов. Прибалтику. В ходе дальнейшего наступления сопротивление врага резко возросло, и сов. войска, отбросив его на 20 км к з. от Нарвы, прекратили наступление. В результате Нарвской операции сов. войска нанесли поражение нарвской группировке пр-ка, значительно расширили плацдарм на левом берегу Нарвы и улучшили свое операт. положение для последующего удара в целях освобождения сов. Прибалтики. Своим наступлением они содействовали развитию успеха 3-го Прибалт. фронта на тартуском направлении… За умелые боевые действия и героизм личн. состава 28 частей и соединений были удостоены почетных наименований Нарвских, 6 награждены боевыми орденами.

Советская военная энциклопедия

В БОЯХ ЗА НАРВУ ОТЛИЧИЛИСЬ…

В боях за Нарву отличились 117-й стрелковый корпус, 191-я и 131-я стрелковые дивизии, 16-й укрепленный район, 113-я и 276-я бомбардировочные авиационные дивизии, 2-й гвардейский истребительный авиационный корпус и 9-я штурмовая авиационная дивизия КБФ.

(Из «Истории ордена Ленина Ленинградского военного округа»)

ОТ ВСЕГО СЕРДЦА

Вторая ударная армия в составе войск фронта сыграла большую роль в снятии вражеской блокады Ленинграда, в завоевании великой победы под Ленинградом и в боях за освобождение Советской Эстонии от немецко-фашистских захватчиков.

Победоносный путь Второй ударной армии на Ленинградском фронте отмечен блестящими успехами, а Боевые Знамена ее частей овеяны неувядаемой славой.

Трудящиеся Ленинграда и Советской Эстонии всегда будут свято хранить в своей памяти боевые заслуги доблестной Второй ударной армии, ее героических воинов — верных сынов Отечества…

Из приказа командующего Ленинградским фронтом Маршала Советского Союза Говорова Л. А .