БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ

Внутри национал-социалистической партии существовали разногласия между отдельными политическими группировками и течениями. Особенно острыми были разногласия между рейхсвером и СА, между СА и политическим руководством рейха. Тогдашнюю напряженную обстановку усугублял грядущий выбор преемника престарелого рейхспрезидента Гинденбурга. Зашла даже речь о реставрации монархии, тем более, что немцы, в отличие от русских, допустивших расправу над царской семьей, позволили своему монарху Вильгельму II укрыться в Голландии. За реставрацию монархии выступал Эрнст Рем. Был готов и претендент на немецкий престол: четвертый сын кайзера Вильгельма группенфюрер СА принц Август-Вильгельм Прусский.

Помимо политических, существовали и экономические проблемы, в частности, безработица. Чтобы найти выход из положения, многие молодые люди вступали в ряды СА. Вот почему среди них все громче звучали голоса в пользу второй революции. Что касается руководителя СА, Эрнста Рема, занимавшего должность начальника штаба СА, то он требовал, чтобы подчиненные ему штурмовые отряды играли более значительную роль в военном строительстве рейха. От решения этой и иных проблем зависела судьба участников событий. Рем выступал за то, чтобы создать из частей СА милицию, аналогичную швейцарской. При столкновениях между рейхсвером и СА факт этот свидетельствовал не столько о роли Рема и подчиненных ему отрядов СА, а о принципиальном направлении, в каком должно пойти военное строительство.

Важную роль в этом вопросе сыграл тот факт, что Гитлеру как бывшему солдату, прослужившему пять с половиной лет, интересы регулярной армии были ближе интересов партизанской вольницы, какой, по существу, являлись штурмовики. Четыре года войны он служил на западном фронте, где война носила, в основном, позиционный характер, и поэтому отношения между нижними чинами и офицерами были более тесными, чем обычно. Дисциплинированный солдат, о чем свидетельствуют все знавшие его, он всегда признавал авторитет офицеров, с которыми находился как в быту, так и во время боев плечом к плечу. Правда, в последние годы войны он редко участвовал в боевых действиях, поскольку служил при штабе полка. Знакомство со штабной работой еще больше укрепило в нем почтительное отношение к начальству, работу которого он наблюдал, а также сознание той незначительной роли, какую играл рядовой солдат. Возникший позднее у Гитлера интерес к вооружению и организации германских сухопутных сил тесно связан с его военным опытом.

Следует отметить, что Гитлер начал участвовать в политической жизни по инициативе военного начальства, готовившего его для этой цели. Первый отрезок политической деятельности Гитлера, закончившийся путчем 9 ноября 1923 г., однозначно указывает на тесную связь Гитлера и национал-социалистической партии с военными кругами Мюнхена. В 1923 г. произошло событие, которое не могло не оказать влияния на развитие политической жизни Германии. Воспользовавшись беспомощностью поверженного врага, державы-победительницы Франция и Бельгия оккупировали Рурскую область, тем самым усугубив бедственное экономическое положение Германии. По-видимому, гитлеровский путч был тесно связан с оккупацией Рура. Что касается отношения Гитлера к армии, то его можно видеть в заключительных словах на процессе, состоявшемся 27 марта 1924 г. в Мюнхене:

«Узнав, что в нас стреляли юнцы-полицейские, я испытал счастливое чувство: выходит, рейхсвер не опозорил себя, и его имя осталось незапятнанным. Наступит время, когда рейхсвер — как офицеры, так и рядовые — окажется на нашей стороне. Армия, которую мы создали, растет изо дня в день, из часа в час. Я надеюсь, что придет пора, когда дикие толпы превратятся в батальоны, батальоны в полки, полки в дивизии, что старую кокарду поднимут из грязи, что снова взовьются старые знамена, что наступит миротворение, восторжествует Божий суд, которому все мы подчинимся. Из могил, где лежат наши кости, зазвучит голос того суда, который лишь один вправе судить нас. И приговор, выдвинутый против нас, будет произнесен не вами, господа, а историей. Каков ваш приговор, мне известно. Но любой суд спросит у нас: ’’Повинны ли вы в государственной измене или нет?» Любой суд признает, что генерал-квартирмейстер старой армии Людендорф, его офицеры и солдаты, готовые сражаться и умереть за свой народ и отечество, были исполнены наилучших намерений. Вы можете назвать нас виновными хоть тысячу раз, но богиня правосудия лишь рассмеется в лицо прокурору и разорвет приговор в клочья, а нас оправдает».

Сидевший на скамье подсудимых в окружении находившихся на действительной службе или в оставке (за исключением Фрика) офицеров бывший ефрейтор и посыльный оказался в центре внимания общественности. Так же, как это произошло в 1919 г., он сумел выразить мысли и чаяния многих офицеров лучше и убедительнее их самих.

В своей книге «Моя борьба» Гитлер высоко отзывался об армии, хотя на процессе против него выступали генерал фон Лоссов, полковник фон Зайсер, генеральный статс-комиссар фон Кар, два офицера и один чиновник. Нужно отметить не только тот факт, что вместе с Гитлером в Ландсберге сидели участники войны, но и то, что в 1923 г. большинство членов Национал-социалистической партии Германии состояло из бывших солдат.

Гитлер считал армию кузницей, выковывающей из изнеженных юнцов мужчин со стальными мышцами и твердой поступью. «Заслуженного солдата можно узнать по походке, — писал Гитлер. — Армия явилась высшей школой нации. Недаром на нее была направлена ненависть тех, кто из зависти и корысти желал бессилия рейха и беззащитности его граждан. То, чего в ослеплении или по злой воле не хотели видеть многие немцы, понял внешний мир: ’’Немецкая армия явилась мощнейшим оружием на службе свободы германской нации и пропитания для ее детей»».

Комментируя задачи, стоящие перед СА, Гитлер отмечал: «Совершенно очевидно, что воинская подготовка народа не должна осуществляться приватным образом… Без непременного послушания начальству нельзя воспитать надежные кадры… На фронте все мы увидели страшные последствия отсутствия подготовки молодых солдат к военному ремеслу».

Напрасно полагать, что Гитлер всегда лез на рожон. После захвата Францией и Бельгией Рурской области в начале 1923 г. он заявил, что не примкнет к объединенному фронту партий с целью отражения захватчиков. Можно предположить, что Гитлер являлся выразителем взглядов военных кругов. Таких же взглядов придерживался и Рем, капитан и офицер штаба 7-й баварской дивизии рейхсвера, расквартированной в Мюнхене. 17 января 1923 г. он отметил: «Каков будет результат действий этого объединенного фронта? В случае вооруженного столкновения с Францией лучшие части рейхсвера и лучшие кадры молодежи, которая была прежде объединена в добровольческие корпуса, будут посланы против врага и наверняка погибнут».

Как Гитлер, так и Рем сомневались в готовности руководства Веймарской республики к защите государства. Целью их обоих было преодоление препон, поставленных Версальским договором, одна из статей которого (177) гласила: «Образовательные учреждения, университеты, объединения ветеранов, стрелковые, спортивные или туристские союзы и вообще какие бы то ни было объединения, независимо от возраста его членов, ни в коем случае не должны заниматься военной подготовкой». Условия этого договора должны были выполняться правительством республики и земель, входивших в нее. Перед последними стояли еще и проблемы, связанные с охраной границ. Особенно остро они стояли перед правительством Пруссии, граничившей с Польшей. То же можно было сказать и о провинциях, граничивших с Чехословакией. Немецкие правые с недоверием относились к прусскому правительству, где, как и в других провинциях, преобладающую роль играли представители самой крупной партии страны — социал-демократы. Пацифистски были настроены также левые радикалы, включая коммунистов.

В 1925 г. Гитлер поднял вопрос об обороне страны. Первой задачей было привлечь к делу специалистов военного дела, то есть офицеров. Во-вторых, противоборствующим фракциям национал-социалистической партии следовало собраться вместе и распространить работу партии на другие регионы, главным образом, на севере и востоке страны.

В отличие от офицеров-резервистов, офицеры, прежде состоявшие на действительной службе, не забыли своего ремесла и могли интересовать Гитлера как специалисты в связи с беззащитностью Германии. Вскоре после восстановления НСДАП в 1925 г. он обратился к руководителю третейского комитета при партийном суде генерал-лейтенанту в отставке Хейнеману, к которому все, в том числе и Гитлер, как в кайзеровские времена, обращались «Ваше высокопревосходительство». Он был одним из тех военных, которые после путча 8–9 ноября 1923 г. выступили за воцарение кронпринца Рупрехта и против Людендорфа. По этой причине Гитлеру было сложно восстановить связь с офицерами-«народниками», которые держались за Людендорфа. Позиция Гитлера облегчила его сближение с известным в Баварии генералом фон Эппом. Нужно отметить, что значительное число офицеров рейхсвера из 7-й баварской дивизии вступили в основанную Гитлером партию и, подобно фон Эппу и Хирду, сотрудничали с политической организацией или же с СА, подобно Рему, Хазельмайеру, Гофману, Хенлейну, фон Хе-рауфу и фон Краузе. В числе гауляйтеров были два офицера рейхсвера, оставивших службу лишь в 1924 г. Это были Роберт Вагнер и Лепер. Большое количество бывших офицеров, оставивших службу в армии в 1919 г., после воссоздания национал-социалистической партии в 1925 г. работали в ней. Наиболее известным из прусских офицеров, выступивших за Гитлера, был генерал в отставке Лицман. Все эти офицеры, опираясь на свое образование и военный опыт, разрабатывали вопросы обороны государства.

Национал-социалистическая партия смогла утвердить свое влияние в восточных провинциях, где вопросы охраны границы стояли особенно остро, лишь в 1930 и в последующие годы. Естественно, что руководство партии, а также СА, находясь в Мюнхене, особенно беспокоилось о безопасности восточных границ страны. Отметим, что после 1924 г. Гитлер запретил деятельность членов партии не только в военизированных формированиях, но и в частях рейхсвера и полиции. Но это вовсе не означало, что он отказался от решения проблем, связанных с обороной страны. Это был тактический ход: он хотел дистанцироваться от тех своих сторонников, военная деятельность которых усложнит политическое положение его партии. Но в период с 1930 по»1933 гг. рейхсвер и национал-социалистическая партия, главным образом, ее формирования СА настолько тесно сотрудничали в вопросах обороны республики, что между ними не возникало никаких разногласий. В Восточной Пруссии их сотрудничество протекало так гладко, что генерал фон Бломберг и полковник фон Рейхенау были готовы к сближению с Гитлером. Правда, командование рейхсвера опасалось подрывной деятельности в его рядах со стороны руководства НСДАП. Такие опасения возникли у него после того, как два молодых офицера-артиллериста, служившие в Ульме, в октябре 1929 г. попытались установить связь с мюнхенским руководством национал-социалистической партии. Во время двух поездок в Мюнхен они встретились с редактором «Фелькишер Беобахтер» капитаном в отставке Вейсом, шефом СА капитаном в отставке фон Пфеффером и его начальником штаба капитаном в отставке Отто Ваге-нером. Встречи с Гитлером у них не было. Многое указывает на то, что Гитлер не поощрял, но и не запрещал подрывной работы в рядах рейхсвера.

Под тем предлогом, что шеф СА фон Пфеффер, один из крупных руководителей НСДАП, встречался с ульмскими офицерами, Гитлер расстался с ним. Помимо других возможных причин тут может быть и тот факт, что командование рейхсвера с недоверием относилось к бывшему руководителю добровольческого корпуса фон Пфефферу. Командование рейхсвера настояло и на исключении из СА капитана Стиннеса, тесно связанного с фон Пфеффером. Во время встречи командующих группами и военными округами 11 и 12 января 1932 г. Стин-нес был назван представителем революционного течения внутри национал-социалистической партии. Необходимо отметить, что новый руководитель СА (формально начальник штаба) Эрнст Рем, вернувшись из Боливии, попытался установить связь со своими прежними друзьями, служившими вместе с ним в рейхсвере в Мюнхене, а теперь занимавшими ответственные должности в военном министерстве.

Социал-демократический министр внутренних дел Пруссии Северинг выразил сомнение в стремлении национал-социалистов способствовать укреплению страны. При этом он сослался на результаты обысков, произведенных 17 марта 1932 г. в штабах частей СА. В начале апреля 1932 г. Эрвин фон Аретин получил сообщение, согласно которому «стал известен секретный приказ Гитлера частям СА в случае нападения поляков на немецкие склады оружия и боеприпасов помогать им и на стороне поляков выступить на Кенигсберг». Правда, фон Аретин предположил, что речь шла о предвыборном маневре.

Современный немецкий историк Генрих Беннеке сомневается в существовании подобного приказа по следующим двум причинам:

1. Такой приказ был бы бессмысленным. Если бы поляки захотели выступить на Кенигсберг, то никакой поддержки со стороны СА им бы не понадобилось. Напротив, СА лишь помешали бы их планам. Если допустить, что части СА Восточной Пруссии захотели бы выступить против рейхсвера на стороне поляков, это бы означало полное непонимание положения и настроения немецкого населения областей, граничивших с Польшей. И даже в том случае, если бы СА вошли в Кенигсберг вместе с поляками, то последние, располагавшие превосходящими части СА силами, разоружили бы их. Если бы такой приказ Гитлера и существовал, то он был бы настолько бессмыслен, что лишь на этом основании следовало усомниться в его наличии.

2. Все другие источники, заявляет Беннеке, указывают на тесное сотрудничество рейхсвера с СА в Восточной Пруссии. Если же допустить, что распоряжение, подрывавшее оборону страны, было отдано, то такое сотрудничество превратилось бы в открытую вражду.

Следует подчеркнуть, что руководство рейхсвера весьма критически относилось к заявлениям политических органов (до прихода Гитлера к власти), особенно прусского МВД. Уже 25 марта 1932 г. в своей записке министру рейхсвера Тренеру генерал фон Шлейхер отмечал внутриполитические задачи прусской акции: «Если бы нацистов не существовало, их следовало бы придумать». Вряд ли фон Шлейхер стал бы заявлять подобное, если бы считал национал-социалистов противниками обороны страны.

Командующий сухопутными войсками фон Гаммерштейн 21 мая 1932 г. выступил перед высшими офицерами по поводу запрета СА. Действительно, он отмечал глупое и дерзкое поведение отдельных фюреров СА, но опроверг утверждение прусского правительства относительно отказа национал-социалистов участвовать в обороне республики.

После выборов в рейхстаг 31 июля 1932 г. между руководством рейхсвера и Ремом возникли серьезные разногласия. Эрнст Рем и узкий круг высших фюреров СА, вероятно, решили ускорить передачу власти национал-социалистам с помощью усиленной активности частей СА. По-видимому, руководство рейхсвера решило силой подавить любые активные действия штурмовиков. Однако их тогдашняя численность, уровень подготовки и вооружение вряд ли позволили бы частям СА выступить против рейхсвера и полиции. К тому же, в проведении своей политики «легального прихода к власти» Гитлер опирался на сотрудничество с рейхсвером.

Рейхсвер — армия Веймарской республики — явился результатом Версальского мирного договора. Задачи его были ограничены и заключались в защите республики и обеспечении безопасности населения. Он состоял из добровольческих частей, в том числе добровольческих корпусов. Рейхсвер обеспечивал порядок в стране и вел борьбу, зачастую связанную с потерями, с левыми радикалами. Столкновения с последними происходили во всех регионах страны. Особенно ожесточенными они были в Берлине, Центральной Германии, Мюнхене и Рурской области. Обладающие лучшим руководством, оснащением и вооружением, части рейхсвера вызывали к себе ненависть левых радикалов. Помимо охраны порядка в стране, рейхсвер должен был охранять ее границы.

Что касается внешней политики, то после поражения в Первой мировой войне немецкая армия перестала существовать как ее важный фактор. Хотя многие немцы ставили в вину рейхспрезиденту Эберту то, что он подписал кабальный для Германии Версальский договор, перед самым его подписанием 23 июня 1919 г. генерал-квартирмейстер Тренер «не как военный, а как немец» посоветовал рейхспрезиденту: «Необходимо заключить мир на условиях, поставленных неприятелем».

Эти условия касались и немецкой армии. Не зная их, невозможно понять поведение руководства рейхсвера в последующий период времени. Условия Версальского договора, касавшиеся германских вооруженных сил, были следующи ми.

Часть V договора, в частности, гласит: «Чтобы сделать возможным начало всеобщего сокращения вооружений всех государств, Германия обязуется строго выполнять следующие условия относительно сухопутных, морских и воздушных сил». Согласно 198 статье договора, «вооруженные силы Германии не должны иметь ни наземной, ни морской авиации». Кроме того, согласно последующим статьям, имеющиеся наземные авиационные части и их имущество должны быть сданы. Что касается численности сухопутных вооруженных сил, то в их отношении говорилось следующее: «Не позднее 31 марта 1920 г. немецкая армия должна состоять не более чем из семи пехотных и трех кавалерийских дивизий. Начиная с этой даты, общая численность вооруженных частей провинций, входящих в состав Германии, не должна превышать сто тысяч человек, включая офицеров и обслуживающий персонал складов. Войско должно использоваться исключительно для поддержания порядка в стране и охраны ее границ. Общий состав офицеров, включая штабных, не должен превышать четыре тысячи человек».

В статьях Версальского договора было подробно предписано количество вооружения рейхсвера, а также боеприпасов. На 288 пушек, калибром до 105 мм полагалось по 1500 снарядов; для тяжелых орудий, числом всего 22 ствола, которые были установлены на крепостях в Восточной Пруссии, полагалось по 500 снарядов. Для руководства армейскими подразделениями допускались два штаба армейских корпусов, один из которых находился в Берлине, второй в Касселе. В каждом из них должны были служить 30 офицеров и 150 нижних чинов, включая унтер-офицеров. В штабе каждой из разрешенных семи пехотных дивизий полагалось иметь всего 25 офицеров и 70 нижних чинов, в штабе кавалерийской дивизии было разрешено иметь только 15 офицеров и 70 нижних чинов. В состав пехотного полка входило 70 офицеров и 2300 нижних чинов. Каждому полку придавалась минометная рота с 6 офицерами и 150 солдатами. В состав артиллерийского полка входило 85 офицеров и 1300 нижних чинов, в состав кавалерийского полка 40 офицеров и 800 нижних чинов.

В состав рейхсвера входили 21 пехотный, 7 артиллерийских и 18 кавалерийских полков, помимо приданных к каждой дивизии саперных батальонов и частей связи. Что касается вооружения, то на каждую дивизию полагалось 12 000 винтовок, 108 тяжелых и 162 легких пулемета, 9 средних и 27 легких минометов, 24 полевых орудия калибром 77 мм и 12 гаубиц калибром 105. мм. Кавалерийская дивизия имела на вооружении свыше 6000 карабинов, 12 тяжелых пулеметов и 12 полевых пушек калибром 77 мм.

Разумеется, численность и вооруженность рейхсвера нельзя было сравнить с численностью армий государств, окружавших немецкое государство. В бельгийской армии в 1930 г. было 70 000 штыков (при населении около 8 млн.). А Германия имела население 63 млн. Эта 70-тысячная армия имела на вооружении свыше 300 легких и 250 тяжелых орудий — больше, чем у 100-тысячного рейхсвера. В 1930 г. в армии Франции, которая, как и Бельгия, являлась страной-победительницей, насчитывалось 655 000 солдат. На вооружении ее, помимо орудий, установленных в крепостях, имелось 1000 легких и 1100 тяжелых орудий. Кроме того, в бельгийской армии имелось свыше 234 военных самолетов, а во французской более тысячи.

Появившиеся после 1919 г. государства Польша и Чехословакия находились в лучшем положении, чем Германия. При населении около 30 млн. человек Польша располагала постоянной армией в 300 000 человек с артиллерией, превосходящей по численности немецкую. Чехословацкая армия состояла из 140000 человек, с артиллерией, многократно превышавшей немецкую артиллерию.

Германии было запрещено осуществлять подготовку к мобилизации и готовить военные кадры помимо рейхсвера. Видя ущербное положение германской армии, можно понять, насколько сильна была позиция Гитлера, с приходом к власти начавшего перевооружение армии.

Правда, существует документ, который свидетельствует о том, что допризывная подготовка в Германии все же велась. Вот этот документ:

«Строго секретно!

Памятная записка касательно обороны рейха.

Задачи СА определяются, рейхсминистром обороны в связи с обороной государства следующим образом: а) Допризывная подготовка вслед за физической подготовкой молодежи. б) Подготовка не служащих в вермахте военнообязанных. в) Поддержание надлежащей формы у бывших военнослужащих и получивших спортивную подготовку в СА лиц, не служивших в армии.

Задачи молодежи состоят в следующем:

Спортивная подготовка осуществляется до 17-летнего возраста, а именно: а) Молодежный спорт (с 6 до 14 лет). б) Спортивные занятия на пересеченной местности (15–17 лет).

Завершение спортивной подготовки оканчивается состязаниями на пересеченной местности. Ответственность за выполнение занятий на пересеченной местности в соответствии с предписаниями министра обороны несут рейхсюгендфюрер и рейхсспорткомиссар. Подготовка осуществляется без оружия.

Задачи допризывной подготовки.

Допризывную подготовку (СА-спорт) проходят лица в возрасте от 18 до 20 лет следующим образом: а) Подготовка в частях СА. б) Подготовка в лагерях СА.

При подготовке применяется винтовка 98. Завершение допризывной подготовки (получение «спортивного значка СА») является обязательным условием для вступления в ряды вооруженных сил.

Военнообязанные в возрасте от 21 до 26 лет подлежат прохождению СА спортивной подготовки, если они до сих пор ее не прошли или не проходили военной службы.

Берлин, 23 февраля 1934 г.»

В случае войны Франция могла мобилизовать около 4,5 млн. солдат, Бельгия свыше 600 000 солдат. Что касается Польши, то она могла призвать под знамена около 2,25 млн., а Чехословакия 1,3 млн. солдат. Вот почему было трудно убедить немецкий народ и его политическое и военное руководство в миролюбии соседей.

Свое «миролюбие» показала даже недостаточно подготовленная и вооруженная армия Польши, мечтавшей расширить свои границы «от можа до можа» (от моря до моря), в конце апреля 1920 г. напавшая на ослабленную Гражданской войной Красную армию с целью освобождения Украины, некогда находившейся под польским владычеством. Но в середине мая Красная армия перешла в контрнаступление, угрожавшее существованию молодого польского государства. В августе красные войска стояли под Варшавой, однако в середине этого месяца поляки, руководимые французскими офицерами во главе с генералом Вейганом, сумели отбросить русских, руководимых спрятавшимся в штабном вагоне далеко от линии фронта Тухачевским. Десятки тысяч красноармейцев были взяты в плен, где многие из них погибли. Свыше 30 тыс. красноармейцев, при отступлении перешедших границу Восточной Пруссии, были разоружены и интернированы. Почувствовав силу, поляки отобрали у значительно ослабленной Литвы Вильнюс. Под руководством Кор-фанти они начали восстание с целью захвата Верхней Силезии, которая находилась под международным контролем и была занята французскими, итальянскими и английскими войсками. Все они относились по-разному к атакующим полякам. Англичане вели себя корректно, вступили в бой с поляками, нанеся им значительные потери. Французы смотрели на беззакония поляков сквозь пальцы. Что касается рейхсвера, то, по условиям Версальского договора, он был не вправе вмешиваться. Поэтому защита немецких восточных рубежей была возложена на местные отряды самообороны и полицию. Кроме того, к немцам приходили подкрепления из рейха. Этими войсками руководили офицеры рейхсвера. Если бы не осуществленная нелегально оборона зоны плебисцита, аппетиты поляков разгорелись бы. Немецкий народ убедился воочию в военном бессилии страны, обусловленном Версальским договором.

В январе 1923 г., несмотря на протест англичан и невзирая на осуждение со стороны американцев, 6 французских и 1 бельгийская дивизия захватили большую часть Рурской области и попытались начать экономическую эксплуатацию захваченной области по собственному сценарию. 19 января 1923 г. немецкое правительство издало приказ имперским и региональным чиновникам не выполнять распоряжения оккупационных властей. Но вскоре население перешло от пассивного сопротивления к активному. При тайной поддержке руководства рейхсвера оккупационым властям, вывозившим составы с углем, оказывалось все возраставшее сопротивление. Разбирались железнодорожные пути, взрывались составы. Но современные немецкие историки умалчивают о героических подвигах таких борцов сопротивления с оккупантами, как Шлагетер, который за совершенные им диверсии был приговорен французами к смерти и казнен. В любом другом европейском государстве потомки помнили бы его подвиг.

Вторжение бельгийско-французских оккупантов не прошло даром. В результате пассивного сопротивления им со стороны немецкого населения в стране началась невиданная инфляция. За один доллар платили 4,2 млрд. немецких марок. Сбережения немцев превратились в ничто. Стабилизация немецкой валюты наступила только 20 ноября 1923 г.

Что касается оказания сопротивления дальнейшему продвижению французов и бельгийцев на территорию Германии, то руководство рейхсвера не решалось ничего предпринять. Вот когда пригодились штурмовые отряды, которые в 1923 г. были привлечены к защите государства. Тогда же был задействован и так называемый «черный рейхсвер» — отряды самообороны. В условиях военного бессилия Веймарской республики, невероятной инфляции и тяжелейшего экономического положения страны произошел ряд путчей: 1 октября 1923 г. произошел путч «черного рейхсвера» в Кюстрине. 8 ноября того же года произошел Гитлеровский путч в Мюнхене, связанный с Капповским путчем. Генералу фон Секту удалось объединить рейхсвер, где начался разброд, и при помощи курсантов офицерских училищ, участвовавших в Мюнхенском путче, подавить антиправительственные выступления.

Рейхсвер опирался на поддержку значительной части социал-демократической партии и партии «Черно-красно-золотое имперское знамя». Но там, где речь шла о защите страны, их сотрудничество заканчивалось. Зато по инициативе фон Секта установилась дружба между рейхсвером и Красной армией. Это позволило, в условиях крайней секретности, отправить в СССР группу заранее отобранных офицеров для изучения и освоения видов вооружений, запрещенных рейхсверу, главным образом, танков и самолетов. Данное обстоятельство улучшило и внутриполитическое положение стрдны. Коммунисты, которые при оккупации Рурской области стремились к установлению контактов с правыми, воздерживались от критики обороны государства. Вопрос обороны государства, в том числе его границ, с каждым годом становился все острее. В отличие от соседних государств, где армия комплектовалась на основе всеобщей воинской обязанности, в Германии приходили служить в армию молодые люди, не имевшие никакой военной подготовки. Согласно условиям Версальского договора, офицеры и унтер-офицеры запаса были не вправе участвовать в военной подготовке молодых кадров рейхсвера. Что касается западных регионов страны, то они вообще не были милитаризованы. В таких обстоятельствах руководство рейхсвера проявляло все больший интерес к военным формированиям — как левым, так и правым, включая отряды СА.

В 1932 г. в Женеве начались переговоры о сокращении вооружений. Они были на руку Германии, которая смогла бы облегчить лежавшее на ней военное бремя. Но для того, чтобы не оставить страну беззащитной, предполагалось усилить рейхсвер отрядами милиции. Эту идею впоследствии развивал начальник штаба СА Эрнст Рем.

Но генерал фон Шлейхер 13 апреля 1932 г. настоял на запрете СА. А в следующем году военным министром стал фон Бломберг, сыгравший зловещую роль в судьбе Рема и высших чинов СА. 1 февраля 1933 г. он заявил в приказе: «Я вступаю в эту должность с твердой решимостью следовать предначертаниям моих предшественников, сохранить рейхсвер как инструмент силы, неподвластный никаким партийным влияниям, и, выполняя волю народа, превратить его в оплот национальной безопасности отечества».

Для пополнения и обновления кадров рейхсвера были необходимы учебные центры. Но, согласно условиям Версальского договора, всякая военная подготовка в Германии была запрещена. Был найден выход. Были созданы спортивные школы, где готовились спортсмены с целью получения «Спортивного значка СА», учрежденного 28 ноября 1933 г. Гитлером. Курс обучения в таких школах продолжался четыре недели. Было создано около 200 школ, в каждой из которых учились приблизительно 150 человек. Преподавали в школах чины рейхсвера, носившие не армейскую форму, а повязки со свастикой, как у членов СА, спортивную форму оливкового цвета и такого же цвета головные уборы. С приходом Гитлера к власти военную подготовку ввели также в высших учебных заведениях и техникумах. Было создано Имперское ведомство СА по вопросам высшего образования, цель которого состояла в том, «чтобы всех учащихся высших учебных заведений и техникумов подготовить физически и духовно». Студенты были убеждены, что находятся на службе в СА, не подозревая, что обучающий персонал подготовлен рейхсвером, который и будет следить за их дальнейшей судьбой.

С приходом к власти Гитлера рейхсвер (теперь он стал называться вермахтом) не стал скрывать своих планов, неизменно поддерживаемых новым канцлером. Спустя несколько дней после своего вступления в эту должность, выступая перед высшими офицерами армии и флота, он заявил: «Цель всей нашей политики одна: восстановление политического влияния. На эту цель должны быть сориентированы действия всех структур управления государством». Что касается внешней политики, то Гитлер поставил целью борьбу против Версальского договора. Присутствующие офицеры горячо встретили слова Гитлера о необходимости укрепления вермахта, введения всеобщей воинской повинности. «Однако руководство государством должно обеспечить такие условия, при которых новобранцы будут ограждены от влияния пацифизма, марксизма, большевизма и прочих вредных учений, — продолжал Гитлер. — Вермахт является важнейшим элементом государства. Он должен оставаться вне политики. Борьба с внутренними врагами задача не его, а национал-социалистических организаций. Период укрепления вермахта — самый опасный период времени. Вот когда станет понятно, имеются ли во Франции государственные мужи. Если да, то у нас остается немного времени до того, как на нас нападут (предположительно, вместе с восточными союзниками)».

Гитлер еще не знал наверняка, как будет использована им политическая власть после ее укрепления. Он говорил: «Пока ничего нельзя сказать. Возможно, нам придется бороться за рынки сбыта, но, вероятнее всего, предстоит захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация. Разумеется, прежде всего, посредством политической силы и борьбы придется изменить экономическую обстановку». Обстановка действительно была сложна: миллионы безработных, разруха.

Что касается войны, то начальник отдела кадров генерал Адамс указывал в меморандуме в марте 1933 г.: «В настоящее время воевать мы не можем. Мы должны пойти на все, даже на потерю лица с дипломатической точки зрения… Упорным трудом мы должны укрепить свои силы и подготовить наш народ к тяжелым временам… Но если другие государства захотят начать превентивную войну, мы не сможем им в этом помешать. Поэтому неразумно разрабатывать на этот случай планы операций и наступлений». Однако тот же генерал Адамс утверждал, что необходимо перевооружение немецкой армии; но, с другой стороны, ее укрепление подтолкнет противника к нападению на Германию. В конце концов, генерал пришел к заключению: «Дилемму эту трудно разрешить».

Однако Гитлера окружали не только такие осторожные генералы, но и те, кто, опираясь на свой прежний опыт и видя шаги по усилению своих армий со стороны соседних государств, подталкивали Гитлера к перевооружению. Фюрер внимательно следил за переговорами о сокращении вооружений, происходившими в Женеве начиная с 1932 г. Все это время Германия пыталась добиться равенства военного потенциала за счет разоружения соседних государств. Но добиться этого от стран, подписавших Версальский договор, прежде всего Франции, было нелегко. Германия всячески пыталась не идти на уступки и старалась не принимать на себя обязательств. В результате переговоров в 1933 г. рейхсвер добился незначительного увеличения своего численного состава от 10 до 20 тыс. человек, которые должны были использоваться в качестве вспомогательного персонала. Западные державы с подозрением отнеслись к курсу нового правительства Германии и усилению военных формирований, в особенности, СА. Видя в гитлеровском правительстве большую для себя опасность, Франция считала, что у нее имеются две возможности устранить эту опасность. Во-первых, можно было пойти навстречу пожеланиям Германии и удержать перевооружение германской армии в определенных рамках. Во-вторых, можно было принудить Германию выполнять условия Версальского договора. И к этому западные державы были готовы. Италия была готова пойти навстречу требованиям Германии. Англия и Америка, на словах осуждавшие поведение Германии, не смели прибегнуть к решительным мерам, направленным против нее. При таких обстоятельствах Германия могла не обращать внимания на страны, подписавшие Версальский договор.

Месяц спустя определенные меры принял руководитель системы образования СА (шеф СО) группенфюрер, впоследствии обергруппенфюрер СА, затем обергруппен-фюрер СС Фридрих Вильгельм Крюгер, родившийся в 1894 г. Окончив военное училище, в 1914 г. он получил чин лейтенанта и служил в пехотном полку. В 1920 г. он демобилизовался и занялся коммерческой деятельностью в Берлине. В 1929 г. Крюгер вступил в НСДАП, а два года спустя в СС. Его работа была тесно связана с рейхсвером и СА, с которыми он стремился установить сотрудничество с тем, чтобы молодые люди могли получить начальную военную подготовку. К 1934 г. число молодых штурмовиков насчитывало несколько сотен тысяч. Они могли бы стать резервами для армии. Тем более, что принятый 16 марта 1933 г. на конференции по разоружению «план Макдональда» предусматривал создание в Германии 200-тысячной армии, правда, вооруженной лишь тем оружием, которым был оснащен рейхсвер. Это означало, что, в отличие от своих соседей, она была не вправе иметь на вооружении авиацию, танки и тяжелую артиллерию.

Перед Гитлером открылась возможность решить вопрос о перевооружении немецкой армии. При этом он руководствовался рекомендациями советников из военного министерства. Он утверждал, что будущая армия должна быть создана на основе всеобщей воинской повинности и отвечать немецким традициям. Летом 1933 г. германские представители заявили участникам женевской конференции, что Германия требует втрое увеличить численность немецких воруженных сил, доведя ее до 300 тыс. штыков.

В начале октября 1933 г. правительство рейха было уведомлено, что участники женевской конференции не готовы удовлетворить пожелания немецкой стороны. В то же время было отмечено, что немецкой стороне не стоит опасаться, что участники конференции предпримут санкции против нее. 18 сентября военный комментатор, поддерживавший связь с немецким военным министерством, выступая по немецкому радио, объявил о самостоятельной позиции Германии относительно поведения участников женевской конференции. 14 октября министр иностранных дел Германии фон Нейрат уведомил председателя конференции по разоружению о том, что Германия вынуждена «выйти из состава участников конференции».

Не дожидаясь согласия участников конференции, уже в конце 1933 г. начались приготовления к увеличению численности немецкой армии. Разработанные командованием рейхсвера планы Гитлер выдал за свои. Начиная с 1 октября 1934 г. 170 тыс. новобранцев должны были вступить в ряды германских вооруженных сил и прослужить в них один год. Были также созданы лучшие условия для защиты рубежей рейха. Руководящие кадры рейхсвера надеялись, что, как и прежде в Веймарской республике, армия останется «надпартийным инструментом власти». Армейское командование не только с недовольством взирало на попытки помешать воссозданию армии, но и было готово предпринять все меры к тому, чтобы такие попытки пресекать.

Может создаться впечатление, что части СА были готовы заменить существующий рейхсвер и стать «войском немецкой революции». Но дело в том, что не было единства ни в правительствах отдельных земель (зачастую в их ландтагах, уже после прихода Гитлера к власти, заседали представители других партий, не НСДАП), ни в руководстве СА. Последнее объяснялось тем, что во главе партии и ее формирований находились люди, вступившие в партию и СА в разное время и различавшиеся по возрасту и жизненному опыту. За подготовку нужных руководящих кадров СА взялся Эрнст Рем, но он не успел этого сделать, так как всего два с небольшим года назад он занял должность начальника штаба СА. Кроме того, на подготовку таких кадров ему хронически не хватало денежных средств. Это обстоятельство чрезвычайно осложняло сотрудничество СА с рейхсвером. В отличие от сплоченного офицерского корпуса рейхсвера фюреры СА, которым предстояло выполнять определенные задачи, не имели достаточной подготовки.

Трудности стояли и перед партийным руководством. Одна из главных — состояла в преодолении безработицы. А тут еще эти речи штурмовиков, требовавших проведения «второй революции». По существу, это были безработные, которые вступили в СА, спасаясь от голода. Но и в казармах СА жизнь их была немногим лучше, чем прежде. Они жили в тесноте, были плохо одеты, недостаточное питание не позволяло им окрепнуть физически. Зато молодых людей привлекала принадлежность к числу избранных. Хотя они не облегчали жизнь родителей, которым приходилось раскошеливаться на своих чад, многие из них полагали, что вступление в партийную элиту — это шаг вперед. Нужно отметить, что после 30 января 1933 г. многие политические противники нацистов вступили в ряды СА и горели желанием посчитаться со своими прежними друзьями. Берлинские остроумцы называли их «бифштексовыми штурмовиками», так как они были коричневыми снаружи и красными внутри. Они особенно лютовали, когда сталкивались с бывшими товарищами по партии.

Начиная с февраля 1933 г. стали возникать отряды вспомогательной полиции, которые большей частью состояли из штурмовиков. Во многих городах рейха — главным образом, в Берлине и Бреслау — они использовались для борьбы с политическими противниками. А таких противников оказалось немало. На выборах в рейхстаг, состоявшихся 5 марта 1933 г., 7V181 000 голосов были отданы социал-демократам и 4 848 000 голосов — коммунистам. И те, и другие были готовы отстаивать свои убеждения и сражаться за них. В таком количестве политических противников национал-социалисты усматривали большую угрозу для себя. В борьбе с ними наци прибегали к различным недопустимым методам, начиная от злоупотребления властью и кончая актами насилия. Кроме наведения порядка, перед вспомогательной полицией стояла задача по обороне страны. В большинстве своем вспомогательные полицейские получали подготовку у военных полицейских. Но эта подготовка была не столько полицейского, сколько военного характера. Подготовка эта продолжалась в течение нескольких недель и даже месяцев. В это же время унтерфюреры (младшие командиры) СА получали подготовку непосредственно в рядах рейхсвера.

Руководство рейхсвера заявило, что может завершить подготовку кадров вспомогательной полиции в течение трех месяцев. Крюгер отказался от услуг вермахта, поскольку значительно увеличившаяся численность кадров СА настоятельно требовала обеспечения их самих младшим командным составом. Для этой задачи наиболее подходили лица, вступившие в СА до 30 января 1933 г.

После прихода к власти НСДАП перед партией возникли трудности. Трудности эти возросли еще и благодаря непомерно выросшей численности членов СА. Кадры СА увеличивались за счет прихода молодых людей из разных слоев населения и, кроме того, присоединения к ним военизированных формирований. Одним из таких формирований был «Стальной шлем», который играл особенно заметную роль в охране границы Восточной Германии. Между местными фюрерами СА, занимавшими командные должности в пограничных частях и бывшими офицерами, не вполне подходившими для аналогичных должностей, возникали трения, поскольку военные находили, что фюреры СА вторгаются в их компетенцию.

В конце 1933 г. главные проблемы, стоявшие перед СА, ушли на задний план из-за того, что на повестке дня стояли такие повседневные вопросы, как оплата труда. В результате члены СА более старшего возраста, которые подходили для руководящих должностей, занимались поисками работы и, как правило, ее находили. Но в итоге их должности оставались незанятыми, что наносило ощутимый ущерб службе.

Все это время Эрнста Рема не покидала мысль о создании милиции из частей СА. Однако целеустремленных усилий с его стороны в этом направлении не наблюдалось. Время от времени он встречался с Гитлером и высшими чинами СА. И только. Нужно иметь в виду, что после выхода Германии из числа участников конференции по разоружению Гитлер занялся разработкой планов по созданию вермахта, основанного на введении всеобщей воинской повинности. Рему следовало или сотрудничать с командованием рейхсвера, или отойти на задний план. Он не сделал ни того, ни другого. Ошибочно полагаясь на свое влияние на Гитлера, Рем пытался навязать ему свои идеи относительно создания милиции. Но именно с созданием такой милиции увязывали свои планы и державы-победительницы. Есть данные, что Рем намеревался сотрудничать с Францией и не был настроен особенно воинственно. Установлено, что Гитлер последовал рекомендациям руководства рейхсвера относительно перевооружения армии. Генрих Беннеке уверен, что Гитлер надеялся убедить Рема в правильности своего выбора и привлечь его к сотрудничеству с рейхсвером.

В новогоднем поздравлении, опубликованном в газете «Фелькишер Беобахтер» 2 января 1934 г., фюрер заявил: «Если армии предстоит защищать страну от внешней угрозы, то задача СА заключается в том, чтобы обеспечить победу национал-социалистической революции, существование национал-социалистического государства и его населения и защитить их от внутреннего врага». Однако эти ожидания фюрера остались нереализованными.

Однако звезда Рема еще ярко горела. Он стал одним из трех министров, которые были заняты военными вопросами. Кроме него, такой пост занимали фон Бломберг и Геринг. Однако Гитлеру не удалось убедить Рема в правильности своих намерений руководствоваться рекомендациями военных специалистов, а также мнением рейхспрезидента фон Гинденбурга при решении вопроса о перевооружении армии. Именно здесь следует искать причины, по которым Гитлер ополчился на СА и Рема.

Уже после расправы над верхушкой СА, в речи от 13 июля 1934 г. Гитлер обвинял членов СА в допущенных ими эксцессах в общественных заведениях, которые нанесли ущерб партии. Если бы все эти пьянки происходили за закрытыми дверями в казино, принадлежащих СА, вред от них был бы гораздо меньше. Ряд фюреров СА навлекли на себя гнев Гитлера из-за того, что они расхищали средства, выделявшиеся на обмундирование и вооружение вступивших в ряды СА молодых людей. Речь шла о миллионах марок. Различные гау и государственные органы выдвигали другие обвинения против фюреров СА. К обвинениям его в аномальном поведении Рем не прислушивался. А между тем после прихода партии к власти его гомосексуальные наклонности стали достоянием общественности и поводом для нападок на партию со стороны ее противников. Хотя о «нетрадиционной» сексуальной ориентации Эрнста Рема Гитлеру было известно, он не предпринимал против этого никаких мер. Рем полагал, что это его сугубо личное дело. Но после прихода фюрера к власти число высших фюреров СА, бравших пример со своего шефа, увеличилось. В их числе было 5 группенфю-реров и несколько бригадефюреров СА. В первые месяцы 1934 г. партийное руководство выступало против отдельных фюреров СА. Росло враждебное отношению к Рему и со стороны руководства рейхсвера.

Однако Рем не замечал, что он окружен противниками. В 1934 г. он совершил ряд инспекционных поездок в ряд групп СА. Во время своих выступлений он критиковал руководство партии, рейхсвера, государства и даже самого Гитлера. Хотя возникла напряженная обстановка, Рем назначил всеобщий отпуск чинам СА. В статье в газете «Фелькишер Беобахтер» он заявлял: «После восстановления своего здоровья начальник штаба СА будет выполнять свои обязанности с новыми силами». 10 июня 1934 г. в той же газете был опубликован его приказ, где, в частности, говорилось: «Если враги СА надеются, что СА не вернутся из отпуска, а если и вернутся, то не все, доставим им такую радость. Со временем и в той форме, какая нам кажется необходимой, мы дадим им нужный ответ. СА является и остается судьбой Германии». Такого рода заявление было лишь на руку противникам Рема.

В 1933 г. проявилась разница во взглядах на способ будущего вооружения рейхсвера между Ремом как представителем СА и командованием рейхсвера. Впрочем, как утверждает Генрих Беннеке, 12 марта 1934 г. Рем издал инструкцию инспекторам групп СА, расквартированных на востоке, юго-востоке, в центральной и западной части страны. Пункт 2 инструкции гласил: «Руководство обороной государства и ее подготовка находится в компетенции министра обороны рейха (министра рейхсвера). Его указания, указания командующих военных округов и гау, а также указания командиров пограничных участков являются обязательными и для СА». В пункте 3 отмечалось: «Инспекторы групп СА, расквартированных на востоке, юго-востоке, в центральной и западной части страны должны обеспечить неукоснительное сотрудничество между рейхсвером и СА. Они следят за выполнением задач, поставленных перед СА, в случае мобилизации».

В восточных районах рейха части СА могли получить оружие у пограничников. Некоторые круги опасались, что СА могут злоупотребить этим оружием, направив его против противников. Однако части СА оставались в казармах, что было результатом тяжелого экономического положения в стране, а не целенаправленной политики Рема и руководства СА. Предвидя, что появление на улицах вооруженных отрядов СА послужит основанием для выступления зарубежных стран против перевооружения Германии, Рем запретил своим подчиненным покидать казармы.

Что касается поставок оружия частям СА, то это было сделано в интересах обороны государства. Причем на западе страны СА приобретали оружие на черном рынке. К оружию этому не было ни запасных частей, ни достаточного количества боеприпасов. За поставками оружия следовало бы обратиться к командованию рейхсвера, но последнее не захотело заниматься подобным вопросом.

Несмотря на то, что Гитлер склонялся к сотрудничеству с рейхсвером, Рем продолжал лелеять свои планы превращения СА в милицию. В 1934 г. состоялись переговоры фюреров СА с зарубежными военными атташе, в которых участвовали и высшие чины рейхсвера. Известно, что командование рейхсвера с неодобрением отнеслось к превращению частей СА в милицию. Ведь, как уже упоминалось, рейхсвер рассчитывал втрое увеличить численность армии, основанной на всеобщей воинской повинности. Рем же намеревался назначить недостаточно образованных или вовсе необразованных фюреров СА на офицерские должности. Разумеется, он понимал необходимость их надлежащей подготовки и, посетив в июне 1934 г. военное училище кадров СА, подчеркнул, что, прежде чем получить командные должности, они должны пройти подготовку, какую имеют офицеры рейхсвера. Никакой опасности для рейхсвера со стороны СА не наблюдалось. Однако незадолго до роковой даты 30 июня некий обергруппенфюрер СА заявил генерал-полковнику Гальдеру, начальнику штаба военного округа в Мюнстере, что «в связи с предполагаемой заменой рейхсвера частями СА» он должен стать преемником Гальдера. Галь-дер доложил о разговоре в Берлин главнокомандующему сухопутными войсками генерал-полковнику барону фон Фричу. Тот ответил, что подобные донесения он получает и из других мест. Гальдер решил, что подобные планы Рем разработал не без ведома Гитлера.

Критически настроенный наблюдатель усомнится в существовании подобных планов. И действительно, известный современный немецкий историк Гейнц Хене предположил, что мнимый обергруппенфюрер СА был подослан Гейдрихом, руководителем службы безопасности СС (СД). Но подлую роль этот провокатор сыграл. Слухи о мнимом путче СА взволновали руководство вермахта. Кроме фон Бломберга и фон Рейхенау: им, очевидно, было известно, что слухи эти ложны. Ганноверский обер-группенфюрер СА Виктор Лутце, в середине июня приглашенный в качестве гостя наблюдать за учениями рейхсвера, показал генералу фон Рейхенау письмо, написанное им Рему, в котором он отговаривал шефа СА от планов, направленных против рейхсвера. Голословные обвинения в адрес Рема сыграли свою роль. Этому способствовал и разговор высших чинов СА, происходивший в одной из берлинских частных квартир о предполагаемом путче, о котором доложила своему руководству армейская разведка. Не став проверять ложное сообщение, 25 июня Гиммлер и Гейдрих позвонили в Берлин и оповестили подчиненных им фюреров СС о нависшей опасности. Не обошлось и без путаницы. В то время, как в одних регионах Силезии части СС выступали лишь против штурмовиков, в других ее регионах эсэсовцы обрушились на своих политических противников, начиная с коммунистов и кончая членами «Стального шлема». 30 июня жертвами СС пали коммунисты, евреи и даже один представитель партии Центра.

 

ВЕРМАХТ И СС СОРЕВНУЮТСЯ

Армейское командование принимает меры, которые оказывают на дальнейшее развитие событий гораздо большее влияние, чем действия СС. Командующий сухопутными войсками генерал-полковник фон Фрич где-то 24 июня 1934 г. предупредил войска о предстоящем нападении на них частей СА и приказал, по возможности незаметно, принять соответствующие меры. Само собой, такие меры нельзя было осуществить незаметно от СА. Началась цепная реакция. В июне 1934 г. существовали не только напряженные отношения между СА и рейхсвером.

Масла в огонь своей речью в Марбурге 17 июня подлил фон Папен, говоривший о столкновении между силами реакции и революции. А между тем никаких враждебных намерений по отношению к рейхсверу или правительству у СА не было и в помине.

Генерал фон Клейст, начальник кавалерийской дивизии, расквартированной в Бреслау, и одновременно командующий Силезским военным округом, беседовал с обергруппенфюрером СА Хейнесом. Последний сообщил фон Клейсту о том, что ему известно о всех мерах, предпринимаемых рейхсвером, которые он рассматривает как подготовку к нападению на части СА. «Он дал мне честное слово офицера и фюрера СА, что не намеревался атаковать армейские части», — показывал впоследствии генерал. «Ночью с 28 на 29 июня он позвонил и сообщил, что картина изменилась, что войска рейхсвера не только в Силезии, но и в остальных регионах рейха подготовились к отражению путча частей СА».

Рано утром 30 июня из Берлина в предместье Аугсбурга были доставлены части СС. Оттуда на грузовиках рейхсвера они направилась в курортное местечко Тельц, а оттуда в полдень прибыли в Мюнхен. На основании данных, согласно которым должен был произойти путч частей СА, Гитлер решил действовать молниеносно. Согласно сведениям, полученным Гитлером, в 4 часа утра в берлинских частях СА должна была быть объявлена тревога, а час спустя должен был начаться захват правительственных зданий. Сведения эти были ложными. Части СА, расквартированные в Мюнхене, узнав о тревоге, объявленной в частях рейхсвера в Силезии, встревоженных мнимым готовящимся путчем СА (который и не планировался, и не состоялся), вышли на улицу.

Армейские генералы были настолько уверены в предстоящем путче, что генерал Хейнрици, который в 1934 г. был начальником общего отдела ведомства сухопутных сил, в своих записках указывал: «Не исключен путч частей СА… СА копят силы. Они выступят если не сейчас, то осенью». В этих записках генерал описывал взаимоотношения между СА и рейхсвером в различных военных округах. В военном округе I (Восточная Пруссия) они были «очень хорошими», в военном округе II (Померания, Мекленбург, Шлезвиг-Гольштейн) «хорошими», об отношениях между СА и рейхсвером в военном округе V (Вюртемберг, Баден, Гессен) точных сведений не было, но плохими они не были; в военном округе VI (Вестфалия — Ганновер — «вотчина» Виктора Лутце — «доверенного лица» генерал-майора Рейхенау) части СА якобы получили указания осуществить операцию под условным названием «коммунистическое восстание». В военном округе VII (Бавария) наблюдалась «разрядка напряженных отношений». Относительно военных округов III (Берлин-Бранденбург — Силезия) и IV (Саксония — Магдебург — Ангальт) не было никаких данных, между тем как, по сведениям Ферча, между рейхсвером и СА там установились плохие отношения. Если судить по списку убитых 30 июня фюреров СА, то их наибольшее количество пришлось именно на эти два округа.

Судя по информации Хейнрици и фон Клейста, не было никаких оснований для того, чтобы ответственные структуры рейхсвера, не говоря о генерале фон Рейхенау, верили в то, что части СА намерены начать путч. Хотя на Рейхенау и лежала вина за произошедшее, он удивился тому, как жестоко обошелся Гитлер со своим старым другом Ремом и его подчиненными.

Приехавшие в Мюнхен высшие руководители СА, в основном, группенфюреры, в полдень из отеля «Шотгенха-мель» отправились в «Коричневый дом», где их ждало очередное потрясение. Штаб НСДАП охранялся ротой рейхсвера. В так называемом «сенаторском зале» состоялось выступление Гитлера. Правда, никто не понимал, почему должен был существовать «сенат националистической партии». Со свойственной ему страстностью Гитлер выступал перед фюрерами СА и многочисленными представителями партийного руководства и рядом гауляйтеров. Присутствующим пришлось стоя выслушивать его речь, продолжавшуюся свыше часа. Смысл речи заключался в том, что он строго разграничивал военные проблемы рейхсвера и партийно-политические задачи СА. После выступления Гитлера фюреры СА вернулись в отель, чтобы оттуда отправиться домой.

При проведении акций 30 июня 1934 г. главную роль сыграли части СС. Своим выступлением в рейхстаге две недели спустя, 13 июля, ответственность за все, что творилось в тот день, в том числе и жестокие расправы, фюрер взял на себя. Но в действительности он действовал, по существу, по наущению партийного руководства, главным образом, своего заместителя Рудольфа Гесса, а также ряда гауляйтеров, Геринга и Геббельса. Приложило руку и руководство рейхсвера, противившееся планам Рема, которого поддерживали некоторые другие руководители СА, превратить СА в своего рода милицию по швейцарскому образцу. Армейская верхушка полагала, что лишь регулярная армия способна защитить национал-социалистическое государство.

Готовясь к принятию мер, направленных против руководства СА, рейхсвер опирался на многочисленные донесения. Донесения эти исходили не только от абвера — постоянного разведывательного органа армии, — но и от внедренных в группы и обергруппы СА уполномоченных шефа образовательного отдела СА, зависевшего от рейхсвера. Таким образом, многое, что могло показаться подозрительным, докладывалось куда следует. Высказываниям отдельных фюреров СА, проблеме создания охраны штаба СА придавался иной смысл, так же, как и докладам о беседах высших руководителей СА с зарубежными военными атташе, донесениям о закупке оружия частями СА (кстати, как выяснилось, оружие это предназначалось для защиты рейха), что могло создать у руководства рейхсвера впечатление о воинственных намерениях СА.

Немецкие исследователи установили, что ни Рем, ни части СА, ни отдельные их группы, отправлявшиеся в отпуск, начинавшийся 1 июля, вовсе не собирались устраивать путч. Напротив, имеется свидетельство, что при дальнейшем ухудшении обстановки начальник штаба СА намеревался подать в отставку и вернуться в Боливию. Все, что происходило накануне 30 июня, указывало на то, что ни о какой подготовке путча не было и речи.

Нервозную обстановку создали сами руководители рейхсвера, отдавшие распоряжение штабным офицерам иметь в ящике письменного стола заряженный револьвер. Приказание быть готовыми к отражению нападения частей СА, последовавшее от командования рейхсвера, вызвало нервную обстановку во всех гарнизонах.

Приказание это отдали генерал фон Рейхенау и генерал барон фон Фрич. По их же распоряжению в армейских казармах собрались отряды СС, которых вооружили военные. Это взбудораженное состояние войск сработало по принципу домино: забеспокоились штурмовики, лично вмешался фюрер, в результате чего начались расстрелы и зверские расправы над руководителями СА. Генерал-фельдмаршал Манштейн писал: «Недоброжелательно настроены к нам, как и берлинский группенфюрер СА Эрнст, были два брата К., бригадефюреры СА, служившие в Ноймарке, которые старались захватить в свои руки пограничную стражу». Через несколько страниц он продолжал: «29 июня (именно в тот день, когда генерал фон Клейст безуспешно пытался сообщить в Берлин из Бреслау, что части СА вовсе не намерены устраивать путч) у нас появился представитель военного руководства, приехавший из Франкфурта на Одере будущий генерал-полковник Хаазе. Он представил положение в Ноймарке настолько напряженным, что со дня на день мог вспыхнуть путч частей СА. Он считал необходимым арестовать высших фюреров СА, чтобы предотвратить его». Говоря о братьях К., Манштейн имел в виду, в частности, Зигфрида Каше, будущего обергруппенфюрера СА, ставшего немецким посланником в Хорватии, которого во время войны убили югославы. В 1934 г. он был руководителем группы СА Остмарк, резиденция которой находилась в Франкфурте-на-Одере. Во время расправ 30 июня он был арестован и доставлен к Герингу. Там ему пришлось приложить немало усилий, чтобы опровергнуть обвинения, возведенные на него армейскими службами, и тем самым остаться в живых.

Можно сделать вывод, что «расстрельные списки СС» были составлены на основании сведений служб рейхсвера — донесений абвера и шефа образовательного отдела СА. Имена, упоминавшиеся в этих донесениях, и попали в расстрельные списки. Эсэсовцы совсем не напрягались над их составлением, объединив фамилии, полученные от партийного руководства, с теми, которые сообщил им рейхсвер. Для СС было особенно важно, когда фамилии, упоминавшиеся в партийных донесениях, повторялись в донесениях армейских. Беннеке утверждает, будто бы никто из армейских офицеров не несет ответственности за «Ночь длинных ножей». Но, как бы то ни было, приказ Гитлера о расправе над высшими фюрерами СА основывался, главным образом, на докладах армейских разведывательных служб. Беннеке предполагает, что в составлении списков принял участие Герман Геринг, который в то время командовал прусской полицией. Что касается Гитлера, то сначала он включил в расстрельные списки только семь фюреров СА и даже хотел сохранить жизнь Рему.

Но другие руководители партии настояли на том, что должен быть расстрелян и главный зачинщик мнимого путча. Так 1 июля Рем был убит в своей камере.

Помимо верхушки СС, принимавшей решение о казни ряда чиновников и офицеров, расправы творили провинциальные органы СС, как это произошло в Силезии, где эсэсовцы расправились с муниципальным советником Кампхаузеном — идейным противником нацистов (он принадлежал к партии Центра). Подобные расправы творились не только в Силезии, но также в Восточной Пруссии и Саксонии. В числе бывших противников НСДАП были фон Кар и Баллерштедт. Очевидно, из-за каких-то ошибок среди расстрелянных оказались и несколько фюреров СС: Финк, д-р Хофман, фон Гоберг, д-р Матейс, Плейнес, Зембах и Тойфель.

1 июля, когда все еще продолжались расправы над «мятежниками», министр рейхсвера генерал-полковник фон Бломберг издал следующий приказ:

«Частям вермахта!

С солдатской решительностью и образцовым мужеством фюрер сам обрушился и разгромил предателей и мятежников.

Вермахт, как оруженосец всего народа, далекий от внутриполитической борьбы, отблагодарит фюрера преданностью и верностью. Требуемое фюрером доброе отношение к новым СА вермахт будет с радостью проводить в жизнь, сознавая, что он разделяет общие идеалы. Военное положение повсюду отменяется».

Вечером 1 июля по радио выступает Геббельс. Он сообщает о расстреле Рема, на все лады хвалит геройство фюрера. Но особый упор Геббельс делает на сексуальных извращениях начальника штаба СА. Гитлер и его подручные, спекулируя на пороке Рема и его окружения, пытаются дискредитировать своих противников, затушевать подлинные — политические — мотивы расправы, перевести их в моральную плоскость. Но это звучит малоубедительно для мирового общественного мнения, которое возмущено преступными методами клики, ставшей во главе считавшегося цивилизованным государства в центре Европы. 10 июля главный пропагандист рейха выступил по радио с речью, озаглавленной «30 июня в зарубежном зеркале», которая заканчивалась словами: «А ну их всех к черту!»

Такая беспардонность возмутила даже Альфреда Розенберга, главного редактора газеты «Фелькишер Беобахтер». 2 августа 1934 г. он записывает в своем дневнике:

«Я прервал свой отпуск, чтобы в связи с геополитической обстановкой поговорить с Гессом. Я отправился на машине в Мюнхен и со всей настойчивостью, на какую был способен, заявил, что такие внешнеполитические речи, как речь доктора Геббельса, подвергают Германский рейх большой опасности только из-за того, что один человек, лишенный чувства меры, дает волю своему языку и своему самолюбованию. Затем я стал ходатайствовать о передаче мне генеральных полномочий в области внешней политики всего национал-социалистического движения. Гесс обещал доложить фюреру».

 

НОЖИ НАТОЧЕНЫ

«Ночь длинных ножей» была гигантской, тщательнейшим образом разработанной операцией. Операцией, результаты которой не все сразу осознали. В уничтожении верхушки СА — в этой резне — были повинны многие круги. Операция эта, по словам официозных органов, являлась «акцией ради спасения государства». А на самом деле — преступлением, связавшим меж собой круговой порукой консервативные и католические круги, недовольных или обойденных по службе генералов и политически нейтральных граждан, ненавидевших штурмовиков. Они злорадствовали, они упивались местью, обрушившейся на коричневых сорвиголов. Армия повинна в расправе потому, что предоставила свои казармы и оружие специальным группам, которые должны были заняться ликвидацией заранее намеченных жертв. Все это происходило по приказу фюрера, который являлся официально главой СА. Хотя Рем считался только начальником штаба СА, он был фактическим хозяином коричневых батальонов.

Резня началась в десять часов утра 30 июня и продолжалась до семи часов утра 2 июля. Для чего это было нужно? Гитлер хотел стать полновластным хозяином государства, армии и партии. Генералы рейхсвера воображали себя победителями благодаря тому, что под выстрелами карательных отрядов СС падали высшие чины СА.

Придя к власти, Адольф больше не нуждался в преторианской гвардии. Теперь в распоряжении у фюрера имелась армия. Но вожди СА полагали, что их подчиненные должны остаться «войском немецкой революции». «Двести тысяч штурмовиков должны слиться со стотысячным рейхсвером», — заявляли они в выступлениях. Все старшие чины СА и командиры среднего звена должны были влиться в это трехсоттысячное войско. Руководство над ним должно было осуществляться начальником штаба СА Эрнстом Ремом. Фюреры СА настаивали на том, чтобы Рем стал рейхсминистром обороны. При всей его грубости Рем был гораздо порядочнее и честнее других паладинов Гитлера.

В январе 1934 г. военный министр фон Бломберг после переговоров с руководством СА указал на задачи, которые могут быть возложены лишь на рейхсвер. Узнав, что его СА отводится лишь второстепенная роль в государстве, которое он же помог основать, Рем не смирился с подобной участью.

Генерал фон Фрич рассказывал, что к полковнику Францу Гальдеру, начальнику штаба военного округа Мюнстер, явился некий господин в форме обергруппен-фюрера СА. Не назвав своего имени, он заявил, что якобы назначен начальником штаба округа Мюнстер вместо Гальдера. Гальдер не согласился уступить ему свою должность и отправился в Берлин к фон Фричу, командующему сухопутными войсками. Тот ответил, что располагает достаточными силами, чтобы принять контрмеры. Фон Фрич понял, что этот человек был агентом Гейдриха, который намеревался натравить рейхсвер на СА.

Этим дело не кончилось. Утром 23 июня начальник контрразведывательного отдела военного ведомства капитан 1 ранга Патциг нашел у себя на письменном столе странный документ. Это был приказ Рема группенфюре-рам СА вооружаться, поскольку для этого наступило время. Патциг попытался выяснить, откуда появился этот секретный приказ Рема, но секретарша, сидевшая в приемной, не смогла сказать ему, кто принес этот зловещий документ. Тем не менее, капитан 1 ранга Патциг 26 июня принес генерал-майору фон Рейхенау мнимый секретный приказ Рема, на что Рейхенау заметил: «Сейчас самое время действовать».

Однако произошла заминка в этой игре, которую затеял фон Рейхенау вместе с Гиммлером и Гейдрихом, чтобы натравить рейхсвер на СА. Спустя много лет на Нюрнбергском процессе фельдмаршал фон Клейст, в 1934 г. командовавший военным округом Бреслау, сообщил во время допроса:

«Приблизительно 24 июня 1934 года я, как командующий войсками Силезии, получил от командующего сухопутными войсками предупреждение о предстоящем нападении СА на армейские части и распоряжение привести, по возможности, незаметно, армейские части в боевую готовность». Фон Клейст докладывал далее: «В течение нескольких следующих, полных напряжения дней я получал множество донесений из разных источников (войска, СА, старый ’’Стальной шлем», СС, гражданские и официальные лица), свидетельствующих о лихорадочной подготовке СА. Несмотря на все мое противодействие, в отдельных гарнизонах возникли напряженные отношения между армейскими частями и местными СА. Было достаточно искры, чтобы произошел взрыв.

В таких обстоятельствах я видел единственное средство избежать кровавое столкновение в личной встрече. Пополудни 28 июня я пригласил к себе обергруппенфюрера СА Хейнеса и сообщил ему, что знаю о его планах нападения. Он ответил, что ему известно о всех мерах, предпринимаемых мною, которые он воспринимает как подготовку нападения на СА и лишь принял меры к тому, чтобы быть готовым к их отражению. Он дал мне честное слово офицера и руководителя СА, что не планировал никакого нападения на части армии. В ночь с 28 на 29 июня он позвонил мне еще раз. Он сказал, что картина изменилась. Он узнал, что начиная с 28 июня войска не только в Шлезвиге, но и во всех частях рейха готовы к отражению путча СА. Рано утром 29 июня он полетит в Мюнхен к Рему. После этого рано утром 29 июня я вылетел в Берлин из Бреслау и рассказал генералу барону фон Фричу и генералу фон Беку о своей беседе с Хейнесом. Я добавил, что у меня сложилось такое впечатление, будто бы какая-то третья сторона (я полагал, то был Гиммлер) натравливает рейхсвер и СА друг на друга и что я получаю от него много донесений».

После этого фон Фрич вызвал генерала фон Рейхенау и попросил фон Клейста еще раз подробно перепроверить все донесения. Фон Рейхенау, зная, что происходит в действительности, заявил: «Вполне возможно, что это так. Но теперь поздно что-либо предпринять».

Виновником охоты на начальника штаба Рема был Рейхенау. В середине июня 1934 г. Рейхенау предложил обергруппенфюреру СА Лутце сопровождать его в инспекционной поездке. Во время поездки Лутце показал генералу свое письмо, адресованное начальнику штаба СА, в котором рекомендует не осуществлять свои намерения против рейхсвера. После поездки Рейхенау делает вывод: «Этот Лутце не опасен. Он будет начальником штаба». В период между 20 и 30 июня Лутце несколько раз появлялся у начальника штаба сухопутных войск Бека. 25 июня генерал-майор Рейхенау отдает распоряжение «Имперскому союзу немецких офицеров» исключить из союза капитана в запасе Рема.

В тот же самый день руководитель политического отдела М ВД передает заместителю начальника контрразведки рейхсвера паническое сообщение, согласно которому в одной из частных квартир состоялось обсуждение путча с участием высших руководителей СА и были выработаны основные принципы силового решения конфликта между СА и рейхсвером. Один из фюреров СА якобы засомневался в правильности таких действий и хотел предупредить Рейхенау о планах своих соратников. Путч якобы должен был начаться в ближайшие несколько дней.

Гиммлер и Гейдрих приказали всем старшим командирам СС и СД прибыть в Берлин и известили их о предстоящем «мятеже СА под руководством Рема», в котором должны участвовать и «другие антигосударственные круги».

Около полудня 27 июня Гитлер уведомил военного министра Бломберга, что намерен приказать фюрерам СА прибыть в курортное местечко Бад Висзее в отрогах Баварских Альп и лично арестовать зачинщиков бунта. Герингу он заявил, что во время этой акции тот возглавит власть в Берлине. Своему фотографу Гофману фюрер сказал: «Готовьтесь к тому, чтобы нам с вами ехать в западную часть Германии». Гофман протестует, поскольку он договорился о том, что в конце недели прибудет в Париж, где состоятся скачки на «Большой приз». На это Гитлер ответил: «Поступайте, как хотите. Поезжайте в Париж, только вы пропустите важные события, во время которых вы смогли бы сделать любопытные снимки».

Сотрудничество между рейхсвером и СС развивалось без сучка без задоринки. 27 июня группенфюрер СС Зепп Дитрих, командир охранного батальона «Берлин», обращается к руководителю организационного отдела генерального штаба сухопутных сил с просьбой предоставить ему дополнительное оружие для выполнения «секретного и чрезвычайно важного задания фюрера». Чтобы подкрепить свою просьбу, Зепп Дитрих положил на стол перед чиновником «расстрельные списки», якобы составленные СА. Первым и вторым в списках стояли имена генералов фон Фрича и Бека, а на седьмом — имя руководителя организационного отдела.

А дальше события развивались следующим образом. Командир частей СА Силезии обергруппенфюрер Хейнес, до которого дошли слухи, что частям рейхсвера доставлены противопехотные рогатки, звонит в Берлин Герингу и высказывает опасение, что рейхсвер намерен начать путч против Гитлера. Геринг, которому давно известно, что имя Хейнеса занесено в проскрипционные «имперские списки», успокаивает его:

— Что вы, обергруппенфюрер! Ваши опасения смехотворны. Это попросту учения!

В конце июня начались эти «учения». Рано утром 28 июня Гитлер едет из Берлина в западную Германию. Два часа спустя Гитлер и Геринг выступают в Эссене в качестве свидетелей на свадьбе гауляйтера Мюнстера Тербо-вена, чья невеста, к слову сказать, впоследствии оказалась бывшей проституткой. Из Берлина приехал также Геббельс, который стал рассказывать о намерении берлинских СА начать путч. Сидящего за праздничным столом Гитлера зовут к телефону: из Берлина звонит Гиммлер. Трапеза тотчас прерывается. Гитлер вместе с Герингом, Геббельсом и Лутце отправляются в эссенскую гостиницу «Кайзерхоф», где до конца дня обсуждают свои проблемы. Геринг едет из Эссена в Берлин, Гитлер — к Круппу.

Утром 28 июня командующий сухопутными войсками Фрич объявляет в войсках готовность № 2. Штурмы (полки) «черных СС» переводятся в казармы рейхсвера, где их вооружают винтовками и пистолетами. Вечером 28 июня Гитлер звонит адъютанту Рема группенфюреру СС Бергману и приказывает ему доставить на совещание с фюрером всех обергруппенфюреров, группенфюреров и инспекторов СА в Висзее. Поводом для этого экстренного совещания Гитлер называет «столкновения в Рейнской области между членами СА и неким иностранным дипломатом».

Высшее руководство СА, находящееся в мюнхенской гостинице «Мариенбад», на следующее утро отправляет телеграммы всем фюрерам СА, которые должны принять участие в конференции в Висзее. Телеграммы подписаны «высшим руководством СА». Высшим фюрером СА был Гитлер, а Рем — всего лишь начальником штаба.

Лишь один высший чин СА не смог принять участие в совещании в Висзее. Им был командующий обергруппой Берлин-Бранденбург группенфюрер СА Эрнст. Шеф якобы бунтующих берлинских штурмовиков вместе со своей женой Милнес и секретарем 29 июня ехали в Бремен. Вечером следующего дня, прихватив с собой 40 тыс. рейхсмарок из партийной кассы, вместе с женой он должен был отправиться в давно откладывавшееся свадебное путешествие на Мадеру. Билет на пароход он приобрел еще в середине января в туристском бюро на Потсдамской площади в Берлине, как и подобает лицу, занимающему такое положение.

Карл Эрнст отличался выправкой и удалью, которую он проявил в сражениях с противниками до 1933 г. Он любил хорошо одеться, носил коричневые шелковые сорочки, высокие сапоги из желтой юфтевой кожи и огромные золотые запонки. Рейтузы и мундир ему шили в «Немецком офицерском обществе». Эрнст и его берлинские штурмовики были наиболее отъявленными головорезами. Одним из них был шарфюрер Ралль, служивший при штабе группенфюрера. После того, как в марте 1933 г. по указанию Рема начали проверять биографии штурмовиков, которые вступили в СА после прихода национал-социалистов к власти, выяснилось, что Ралль был рецидивистом-уголовником, который находился в национальном розыске. Его исключили из СА, и за содеянные преступления он предстал перед земельным судом Нойгриппин. Он заявил следователю, будто бы он совершил совсем другие преступления, а не те, за которые его привлекают к ответственности. Он якобы состоял в отряде штурмовиков, которые под командованием группенфюрера Эрнста подожгли рейхстаг. Следователь направил протокол в лейпцигский трибунал, который в это время готовил процесс в связи с поджогом рейхстага. Из Лейпцига пришло отношение, которое попало в руки к Эрнсту. Груп-пенфюрер распорядился перевести его бывшего шарфю-рера в Берлинский земельный суд. Группа штурмовиков вытащила Ралля из камеры предварительного заключения и прикончила его. В результате этого убийства возникло ложное предположение, будто бы рейхстаг подожгли берлинские штурмовики.

Своим быстрым продвижением по службе в СА Карл Эрнст был прежде всего обязан своим заслугам в гражданской войне, а, во-вторых, гомосексуальным наклонностям. Он познакомился с капитаном Паулем Рорбейном, первым командиром берлинских СА, в «Эльдорадо» — излюбленном клубе столичных «голубых». В 1931 г. Рорбейн познакомил Эрнста («фрау Рорбейн») со своим старинным другом Ремом. В апреле того же года Эрнст командовал подгруппой СА «Ост», а год спустя был избран в рейхстаг. В результате таких игр СА и приобрели впоследствии репутацию сообщества, предающегося радостям однополой любви. Историк искусства гомосексуалистов Христиан Изермайер несколько лет назад писал: «Я тоже был знаком с некоторыми штурмовиками. Они устраивали шумные вечеринки даже в 1933 г… Я как-то присутствовал на одной из них… Все вели себя весьма пристойно, но чересчур веселились. Никого, кроме мужчин, на вечеринке не было. Нужно сказать, что в те дни штурмовики особенно предавались радостям жизни». «Голубые» приобрели политическое влияние даже в «Коричневом доме» — главном штабе СА.

29 июня успевший вернуться из Эссена в Берлин Геринг отдал приказ берлинскому охранному батальону СС, земельной полицейской группе и берлинскому корпусу фельдъегерей СА запретить выезд из города и объявить боевую готовность. В три часа дня с курорта Годесберг Гитлер направляет депешу в военное министерство, которую генерал-майор Рейхенау пересылает командиру охранного батальона группенфюреру СС Зеппу Дитриху. Дитрих должен немедленно лететь в Годесберг.

Два часа спустя генерал-лейтенант Бек передает своей секретарше написанную от руки записку, которая подписана руководителями отделов генерального штаба. Ее содержание таково: «Пистолет необходимо держать наготове в ящике письменного стола».

Здание военного министерства защищено рогатками с колючей проволокой, пулеметами и часовыми, вооруженными винтовками.

Вечером того же дня мюнхенским штурмовикам розданы написанные от руки листовки, приказывающие им выйти на улицы на демонстрацию. Никто из ответственных руководителей СА такого приказа не отдавал. Это была провокационная затея Гиммлера, который таким образом сочинил сценарий путча. Фюреры СА по-прежнему не догадываются об этом. Заместитель Рема обергруппенфюрер СА фон Крауссер звонит из Берлина Гитлеру, находящемуся в Годесберге, с тем, чтобы выяснить, приедет ли он сам на совещание в Бад Висзее. Фюрер отвечает: «Да, я непременно приеду». Крауссер сообщает об этом разговоре Рему, находящемуся в Бад Висзее. Собравшимся у него за ужином друзьям Эрнст Рем сообщает: «Завтра сюда приезжает Адольф, так что мы можем вдоволь наговориться. Приезжает и Геббельс, мы сорвем с него маску».

В час ночи Гитлеру, находящемуся в Годесберге, звонит из Мюнхена гауляйтер Вагнер, а также Гиммлер из Берлина. Оба докладывают о том, что мюнхенские штурмовики бунтуют, а берлинские СА в четыре часа дня намерены занять правительственный квартал. Гитлер тотчас меняет планы. Сначала он собирался выехать только утром, чтобы в полдень прибыть в Висзее. В 3 часа утра на самолете Ю-52 он вылетает в Мюнхен и садится на аэродром Обервизенфельд. Выходя из самолете, он шипит: «Я проучу этого борова!». Он едет в «Коричневый дом». К нему в кабинет приводят мнимых вчерашних мятежников — мюнхенского обергруппенфюрера СА Шнейдгубе-ра и мюнхенского группенфюрера СА Шмида. Гитлер собственноручно срывает с них петлицы и аксельбанты. Затем их обоих отправляет в тюрьму Штадельхайм.

В половине седьмого утра приехавший в Висзее Гитлер вытаскивает из постели Эрнста Рема, застает силезского обергруппенфюрера СА Хейнеса в одной постели с шофером и велит убить их обоих. Эсэсовцы хватают и начальника охраны Рема штандартенфюрера Уля. Все они оказываются в Штадельхайме.

В первой половине дня вместе со своей свитой Гитлер едет из Висзее по направлению к Мюнхену. Всех встречающихся ему фюреров СА он останавливает и заявляет: «Вы арестованы» или же: «Начальник штаба Рем собирался затеять путч. Все участвующие в нем фюреры СА будут расстреляны. Поворачивайте назад и присоединяйтесь к моей колонне. Мы едем в Мюнхен». Геббельс, сопровождавший Гитлера, прибыв в Мюнхен, звонит в Берлин Герингу и произносит условное слово: «Колибри». По этой команде Геринг отправляет по нужным адресам команды палачей.

В Мюнхене происходит накладка. Выполняя приказ руководства, гестаповцы и эсэсовцы пытаются арестовать мюнхенского врача доктора медицины Людвига Шмитта, который помог Отто Штрассеру скрыться в Австрии. Мюнхенские гестаповцы не знали, что этот врач начиная с 21 апреля сидит в тюрьме Штадельхайм. Гестаповская команда, которая должна его расстрелять, ищет его дома, затем в клинике. Не найдя его, гестаповцы возвращаются в свою штаб-квартиру и заявляют, что доктора Шмитта нет нигде. Их вновь отправляют на его поиски с наказом: «Немедленно привезите этого Шмитта — живого или мертвого!»

Гестаповцы снова едут в клинику, где тот работал. Встретив на улице какую-то женщину, спрашивают:

— Вы здешняя? Не знаете, где живет доктор Шмитт?

— Да, конечно. Он живет на Ом-штрассе. В первом доме, на верхнем этаже.

Этот «доктор Шмитт» на самом деле был не врач, а музыкальный критик, доктор философии Вильгельм-Эдуард Шмидт.

Его погубило сходство фамилий. Ведь главное было выполнить приказ: найти доктора Шмитта. Несчастного отправляют в Дахау и там расстреливают. Настоящего же доктора Шмитта тюремный надзиратель спрятал в дровяном сарае. Там он услышал имена шести арестованных вечером 30 июня фюреров СА, которые должны быть расстреляны.

Собравшиеся в «Коричневом доме» Гитлер, Гесс, Геббельс, Лутце и высший партийный судья Бух решают, что делать с арестованными, включая Рема. Особенно старается Гесс.

— Мой фюрер, — распинается заместитель фюрера, — моя задача — расстрелять Рема.

Гитлер колеблется. Но с шестью арестованными, заключенными в Штадельхайм, все ясно: их надо поставить к стенке. Это обергруппенфюреры Шнейдгубер (Мюнхен) и Хейнес (Бреслау), группенфюреры Шмитт (Мюнхен), фон Хайдебрек (Штеттин) и Хайн (Дрезден), а также штандартенфюрер граф Шпрети, личный адъютант Рема.

Группенфюрер СС Зепп Дитрих после ряда напрасных поездок прибывает в Мюнхен вместе с эсэсовцами из «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и получает от Гитлера приказ тотчас заняться ликвидацией арестованных. Командир роты и шесть унтер-офицеров под руководством Зеппа Дитриха составляют отряд палачей и направляются в Штадельхайм. Тюремный врач, который должен засвидетельствовать смерть казненных, находится в отпуске. Госпитальный вахмистр, которому поручено выполнять обязанности доктора, сомневается: ведь только врач может констатировать факт смерти. Но начальник расстрельной команды его уверяет: «Если мы кого-то расстреливаем, то он будет покойником. Так можешь и записать».

Членам отряда «Лейбштандарт Адольф Гитлер» помогали товарищи из формирования СС Totenkopfverbände. Это формирование предназначалось для охраны концентрационного лагеря Дахау. В «Ночь длинных ножей» действиями TotenkopfVerbände руководил комендант лагеря Теодор Эйке, который позже станет командиром дивизии СС «Мертвая голова». Именно Эйке вечером 1 июля было поручено установить местонахождение Рема. В номер Рема, как рассказывал потом Отто Дитрих, фюрер вошел один. Он бросил Рему одежду и велел встать. Потом приказал отвезти его в Мюнхен и поместить в тюрьму Штадельхайм, где шеф СА однажды уже отбывал наказание за соучастие в «пивном путче» 1923 года.

Гитлер решил дать Рему возможность умереть как солдату: Эйке передал командиру СА пистолет. Но тот отказался стреляться, будто бы заявив: «Если решено убить меня, пусть это сделает сам Адольф Гитлер». После чего, по словам лейтенанта полиции, выступавшего свидетелем на судебном процессе в Мюнхене в мае 1957 г., в камеру вошли двое эсэсовцев и в упор расстреляли Рема. «Рем хотел что-то сказать, — показал очевидец, — но эсэсовец знаком приказал ему замолчать. Тогда Рем, голый по пояс, встал по стойке «смирно», его лицо выражало презрение».

В полдень в Берлине арестовали Грегора Штрассера, который до декабря 1932 г. был вторым человеком в партийной иерархии после Гитлера. В конце ноября 1932 г., с одобрения Гитлера, он предпринял переговоры с целью включения национал-социалистов в кабинет Шлейхера и участия в правительстве Пруссии. Вместе со Штрассером в переговорах участвовали обергруппенфюрер СА (сексот рейхсвера) Виктор Лутце и президент прусского ландтага Керрль. По настоянию Геринга и Геббельса партийное руководство решило прервать эти переговоры. Лутце донес Геббельсу и Гитлеру о том, что Штрассер якобы продолжал вести переговоры. Хотя Лутце солгал, Штрассер был вынужден отказаться от всех постов в нацистской партии, отошел от политики и стал служить в фармацевтической фирме. И тем не менее, его расстреляли по настоянию Геббельса, видевшего в нем опасного конкурента. Уж не потому ли, что в начале 1934 г. Грегора Штрассера посетил начальник штаба СА Эрнст Рем? За неделю до расстрела Штрассер был награжден почетным золотым значком члена НСДАП под номером 9. 30 июня его привезли в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, бросили в камеру и убили тремя выстрелами в висок и двумя в затылок.

Тогда же расправились и с бывшим рейхсканцлером и министром рейхсвера фон Шлейхером. Хотя он был представителем реакционных кругов, но делал ставку не на Гитлера, а на военную хунту при поддержке реформистских и желтых профсоюзов. Фон Шлейхер не скрывал своего презрения к «богемскому ефрейтору», даже в присутствии свидетелей называя его идиотом и угрожая, в случае своего прихода к власти, разоблачить тех, кто стоял за поджогом рейхстага. Поэтому он был обречен.

1 июля на виллу в Нойбабельсберге, предместье Берлина, приезжают направленные Гейдрихом эсэсовцы. Видя генерала, сидящего за письменным столом, прямо с порога его убивают. Бросившаяся наперерез жена фон Шлей-хера также падает, сраженная пулей. Вслед за эсэсовцами приезжают гестаповцы, присланные Герингом. Поручение Геринга — арестовать и привезти Шлейхера к нему — они уже не могут исполнить. Но у них есть и не менее важная задача — найти рукопись мемуаров экс-рейхсканцлера «Люди и ситуации», а также историю болезни Гитлера, относящуюся к 1918 г., когда он лечился в военном госпитале в Пазевальке якобы после отравления газами на поле боя. По некоторым сведениям, ефрейтор лечился в армейском госпитале от сифилиса и на время потерял зрение от большого количества уколов сальварсана.

Жандарм, приехавший через полчаса после убийства, допросил единственную оставшуюся в живых свидетельницу и составил протокол:

«Мною допрошена фрейлейн Мария Гунтель, родившаяся 1.05.1881 г. в г. Кримиттен (Воет. Пруссия), которая показала:

С мая 1929 г. я работаю кухаркой у генерала фон Шлейхера. Сегодня около половины первого дня я посмотрела в окно и увидела на улице двух господ. Я спросила, что им угодно. Они мне ответили, что должны увидеть господина генерала фон Шлейхера. После этого я открыла дверь в сад. Оба господина подошли к парадному входу виллы, где снова позвонили и попросили впустить их в дом. Я открыла входную дверь, после чего один из господ спросил, дома ли генерал фон Шлейхер. Я ответила, что господин генерал отправился гулять. После длительных споров один из господ энергичным тоном потребовал впустить его к господину генералу фон Шлейхеру. Господин показал мне четырехугольную бляху и стад настаивать на том, чтобы его впустили. Я спросила его, уж не в опасности ли он и сказала, что посмотрю еще раз.

Я отправилась в рабочий кабинет генерала, а господин пошел за мной по пятам и увидел генерала фон Шлейхе-ра, сидевшего в кресле за столом и работавшего. Господин спросил, действительно ли он генерал фон Шлейхер. Генерал обернулся к вошедшему и ответил утвердительно. В этот момент загремели выстрелы.

Что было потом, я уже и не помню, потому что закричала от страха и бросилась из комнаты. В растерянности я бегала по комнатам и выскочила в сад. В зимнем саду я снова увидела преступника. Где он прятался, я не знаю. В рабочем кабинете генерала фрау фон Шлейхер сидела возле радиоприемника. Когда я вновь вошла в кабинет, то увидела, что фрау фон Шлейхер и генерал лежат убитые на полу. Более подробно описать преступников я не могу, потому что была слишком взволнована. Я не уверена, что смогу их опознать при очной ставке».

Как следует из протокола, генерал фон Шлейхер, как и его жена, были убиты предательски. А между тем генерал фон Рейхенау диктует коммюнике, одобренное фон Бломбергом и Герингом:

«В течение последних недель было установлено, что бывший министр рейхсвера генерал в отставке фон Шлейхер поддерживал преступные связи с преступными кругами руководства СА и с иностранными державами. При этом было установлено, что на словах и на деле он выступал против настоящего государства и его правительства. Это обстоятельство, в связи с общей акцией по чистке, сделало его арест необходимым. При аресте его чиновниками криминальной полиции фон Шлейхер стал сопротивляться с оружием в руках. В результате возникшей перестрелки он сам и его появившаяся при этом жена были смертельно ранены».

Убит был и друг фон Шлейхера генерал-майор фон Бредов, которого нацисты ненавидели за разоблачительный памфлет «Дневник генерала рейхсвера», изданный в Париже под псевдонимом. Памфлет этот ошибочно приписывали фон Бредову. Но подобно тому, как штурмовики никак не отреагировали на убийства своих руководителей, так и рейхсвер воспринял убийство своих видных генералов совершенно равнодушно, что подтверждает Ф.Видеманн в своей книге «Человек, который хотел стать полководцем. Мемуары начальника Гитлера во время Первой мировой войны, впоследствии ставшего его личным адъютантом» [107] .

Однако вернемся к уцелевшему от расправы Карлу Эрнсту. В полдень 30 июня бременское гестапо получило распоряжение из Берлина тотчас арестовать группенфюрера Эрнста и отправить его в столицу рейха. В это время Эрнст вместе с супругой находился в банкетном зале бременской ратуши, где в его честь был устроен прием. После того, как в три часа пополудни он вернулся в свою гостиницу, его схватили. Эрнст весел, он уверен, что произошла какая-то ошибка. Возможно, это розыгрыш друзей, решивших испортить ему свадебное путешествие. С бременского аэропорта взлетает одномоторный «юнкере» и около девяти вечера приземляется на берлинском аэродроме Темпельгоф. Закованный в наручники пассажир «юнкер-са» узнает из экстренных выпусков газет о расстрелах «путчистов». Эрнст по-прежнему не догадывается о своей судьбе. Пританцовывая и показывая окружающим закованные в наручники руки, он направляется к полицейскому автомобилю, который везет его в Лихтерфельде. Не проходит и двух минут после его прибытия в главный корпус кадетского училища, как его расстреливают. Целую ночь и следующий день команды палачей из СС расстреливают фюреров СА во дворе училища.

Приблизительно в это же время в концлагере Дахау был расстрелян патер Штемпфле, монах ордена св. Иеронима. Гитлер, к слову сказать, отлично знал, что патер в концлагере. В 1920-х гг. этот Штемпфле вместе с фрау Брюкман, женой издателя Брюкмана, вычитывали и правили корректуру книги «Моя борьба», переделывая целые абзацы. Кроме того, патер Штемпфле до 1933 г. выступал в качестве представителя Гитлера и был посредником между Ватиканом и домом Виттельсбах. Что же послужило причиной ареста священника? Его преподобие издавал антисемитский листок и был на хорошем счету у наци. Но, на свое несчастье, он выступал против мюнхенского советника НСДАП Христиана Вебера, который содержал на Зенефельдштрассе дом терпимости и за это приобрел прозвище Зенефельд-маршал. Патер заявлял, что подобная деятельность не к лицу ветерану партии. Вебер сфабриковал дело на патера и отправил старика в концлагерь. После того, как 30 июня эсэсовцы убили патера в Дахау, фюрер пожаловался своему личному фотографу: «Гофман, эти подлецы застрелили нашего доброго патера Штемпфле».

Еще одним лицом, которое не имело совершенно никакого отношения к «путчу Рема», был генерал-майор фон Бредов, бывший руководитель министерского ведомства при министре рейхсвера фон Шлейхере. Тем не менее вечером 30 июня 1930 г. его арестовали у него дома и посадили в автомобиль. В августе 1932 г. Бредов был направлен к Гитлеру и Герингу с целью уведомить их, что рейхсвер не допустит путча штурмовиков против кабинета Па-пена. После того, как в ноябре 1932 г. кабинет Папена был свергнут и рейхсканцлером должен был стать Шлейхер, фон Бредов получил предложение от Германа Геринга, заключавшееся в следующем. Он, Геринг, готов создать министерство воздушного транспорта, причем при другом канцлере, а не Гитлере. Но предложение Геринга оказалось нереальным: вслед за Шлейхером рейхсканцлером стал Гитлер, а в феврале 1933 г. Бредов, по его просьбе, был отправлен в отставку.

В январе 1934 г. Бредов захотел посетить Париж, позаботившись о том, чтобы запастись рекомендациями французского и английского атташе в Париже. Однако на пограничной станции Гербесталь полиция сняла Бредова с поезда, нашла у него письма дипломатов и арестовала его. Министр вермахта фон Бломберг вызволил его. Несколько недель спустя в одном парижском эмигрантском издательстве вышел анонимный «Дневник генерала рейхсвера». Верхушка НСДАП была убеждена, что ее автором является Бредов, что не соответствовало действительности. После того, как 30 июня Бредов приехал домой в Берлин-Лихтерфельде (в пять часов пополудни вторая партия фюреров СА была расстреляна), двумя выстрелами в голову он был убит. Гитлер не простил ему разгром путча 1923 г.

Провокатор Гиммлер, сделавший немало для того, чтобы погубить верхушку СА, впоследствии плакался. Выступая на совещании группенфюреров СС в Позене 4 октября 1943 г., он говорил: «30 июня 1934 г. каждый из нас без колебаний выполнил свой долг. Нам пришлось ставить к стенке своих боевых товарищей. Но ни тогда, ни сейчас мы не обсуждали и не обсуждаем те события в своем кругу. Каждый из нас был потрясен до глубины души, но мы знали и другое: раз уж такой приказ отдан, его нужно выполнять».

Естественно, о расстрелах становится известно берлинцам. В их числе и командующий сухопутными войсками барон фон Фрич. В ответ на вопрос, что происходит в Лих-терфельде, Рейхенау отвечает: «Это сугубо партийная разборка, которая к нам не имеет никакого отношения». Фрича ответ удовлетворяет, и он не предпринимает никаких дальнейших шагов. После этого к нему обращается ротмистр в отставке Планк, который был статс-секретарем рейхсканцелярии во время правления фон Шлейхе-ра. Ввиду полнейшего бездействия Бломберга, он настаивает на том, чтобы тот принял энергичные меры против этих чудовищных зверств. «Если вы, господин генерал, будете равнодушно наблюдать за тем, что тут творится, рано или поздно вас ожидает подобная же судьба», — заявляет Бланк. Фон Фрич продолжает сидеть сложа руки. Четыре года спустя по ложному доносу их с Бломбергом фюрер уволит со всех постов.

Генерал фон Вицлебен, командующий третьим военным округом в Берлине, спрашивает у Рейхенау, что означает эта стрельба в Лихтерфельде.

— Партия избавляется от своих обезумевших и озверевших фюреров СА, — отвечает Рейхенау. Вицлебен, которого после неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. повесят на мясничьем крюке, страшно обрадовался.

— Жаль, что я не смог увидеть это зрелище, — заявляет он. Вицлебен не одинок. Такого же мнения придерживаются и многие другие военные. Во второй половине дня 30 июня чины генерального штаба министерства рейхсвера расправу Гитлера с фюрерами СА воспринимают как свою победу.

Конечно, расправа с Ремом и его сторонниками была «партийным делом», но Гитлер воспользовался удобным случаем и расправился со всеми, кто когда-либо становился у него на пути. Возле Дахау в болоте было найдено тело Густава фон Кара, который командовал в 1923 г. войсками, подавившими нацистский путч. Хотя фон Кар давно отошел от политики, ударами кирки он был обезображен почти до неузнаваемости. В результате врагов у фюрера прибавилось — их стало больше, чем уничтожено. Многие армейские чины начали роптать, не говоря о членах СА.

Подписав смертный приговор Рему, Гитлер не знал, что подписал и свой собственный приговор. Многие из сторонников Рема примкнули к участникам различных антигитлеровских организаций, разваливших «Тысячелетний рейх».

 

БЕСЧИНСТВА «ПОБЕДИТЕЛЕЙ»

В десять вечера 30 июня Гитлер вместе со своей свитой возвращается в Берлин. Там на аэродроме Темпельгоф его встречают Геринг, Гиммлер, Рейхенау и генерал полиции Далюге. Они продолжают начатое кровавое дело в Берлине. Расправы произойдут и в других частях Германии. К примеру, в Силезии фюреров СА согнали в танцевальный зал, оттуда отвезли в Дойч-Лиссу и, связав их вместе, при свете автомобильных фар расстреляли. Убедившись, что лишенные руководства и обескураженные молниеносной расправой над их высшими командирами штурмовики парализованы и сопротивления не оказывают, Гитлер, Геринг и Гиммлер приказывают начать серию расстрелов около полуночи на 1 июля 1934 г. Прежде всего ликвидируется берлинская штаб-квартира Рема. Свидетель тех событий, генерал Э.Рерихт в своей книге «Долг и совесть. Воспоминания немецкого генерала с 1932 по 1944 гг.» рассказывает, как вел себя Геринг: ««Наступил мой день!» — торжествует Геринг, расхаживая взад и вперед в парадной форме еще не существующих германских ВВС и с саблей на боку… Далюге, один из высших фюреров СС, в прошлом занимавшийся в Берлине вывозом нечистот, с важным видом громоздит на стол одно донесение за другим… Все обставлено так, словно дело происходит на холме, с которого полководец руководит битвой, в действительности не имевшей места, ибо не было противника. Время от времени «полководец» отрывистым голосом диктует донесения в «Коричневый дом»».

На следующее утро, 1 июля, к фюреру в рейхсканцелярию является министр рейхсвера фон Бломберг и поздравляет его с успешно проведенной операцией. Мимо окон Гитлера под звуки Баденвейлеровского марша проходит рота берлинского охранного батальона.

Но фюрер не выполнил еще одной важной задачи: все еще жив его друг и бывший начальник Эрнст Рем, который сидит в Штадельхайме. Гейдрих телеграфирует в Мюнхен приказ фюрера. Приказ должен выполнить комендант концлагеря Дахау гауптштурмфюрер СС Теодор Эйке. Вместе с ним отправляется в Штадельхайм гауптштурмфюрер СС Липперт. Рем все еще не верит, что с ним может произойти что-то неладное. Как свидетельствует в своем дневнике Альфред Розенберг, «Рем велит принести к нему в камеру обильный завтрак и съедает его до последней крошки. Он требует ковер и хочет говорить с фюрером. Но сейчас это ни к чему: в «Истории государственного изменника» (написанных Ремом мемуарах о своем участии в путче 9 ноября 1923 г.) дописывается теперь последняя глава. Эйке оставляет ему пистолет. Приходят снова. Еще раз дают ему возможность покончить самоубийством. Рем ничего не предпринимает. Тогда его расстреливают прямо в камере — все-таки честная пуля, а не веревка, которую он заслужил, кладет конец его жизни».

В полночь Гитлер приказывает к семи часам утра прекратить расстрелы. До сегодняшнего дня, судя по донесениям, расстрелян 191 человек. В своей речи в рейхстаге 13 июля 1934 г. Гитлер официально объявил, что был расстрелян 71 человек, в том числе 50 высших и старших фюреров СА. На самом же деле, как свидетельствуют В.Герлиц и Г.Квинт в своей книге «Адольф Гитлер. Биография», число убитых на самом деле превысило 1076, а арестованных 1124 человека.

Родственники расстрелянных получили компенсацию из фонда, которым заведовал генерал СС Брейтхаупт. Гитлер обещал сестре Рема, что ни она, ни ее мать ни в чем не будут нуждаться. Компенсации за утерю (вернее, убийство) мужей и отцов — фюреров СА — выплачивались в зависимости от чина убитого и колебались от 1000 до 1600 марок в месяц. Лонни фон Шлейхер, падчерица генерала фон Шлейхера, до 21 года получала 250 марок в месяц. Сын расстрелянного генерала фон Бредова, Карл Хассо фон Бредов, получал ежемесячное пособие, составлявшее 150 марок. Его мать, вдова генерала, никак не могла выхлопотать себе пенсию за мужа, потому что в Берлине было невозможно найти учреждение, которое захотело бы выписать ей свидетельство о смерти мужа, якобы убитого в транспорте. Правительство как бы признало, что казненные были неповинны в заговоре против рейха, но Гитлер пытался предстать в глазах их родных великодушным.

Когда в середине июля 1934 г. сестра Рема приехала к Гитлеру и заявила: «Мой брат ничего не замышлял против вас, мой фюрер», Гитлер чрезвычайно смутился, что-то пробормотал насчет измены и прибавил поспешно: «Вы и ваша матушка, гнедиге фрау, получите надлежащую компенсацию». «Мы весьма признательны вам, мой фюрер. Но кто вернет нам нашего любимого брата и сына?» Воздев руки к небу и закатив глаза, Гитлер сокрушенно покачал головой. Он и сам поверил, что скорбит о несчастье.

2 июля рейхспрезидент Гинденбург направляет приветственные телеграммы Гитлеру и Герингу. Их текст гласит: «Из сделанных мне сообщений я усматриваю, что своим решительным вмешательством и смелыми личными действиями Вы в зародыше задушили все изменнические происки. Вы спасли немецкий народ от большой опасности. Выражаю Вам мою глубокую благодарность и признательность. С сердечным приветом — фон Гинденбург, рейхспрезидент». Секретарь Гинденбурга д-р Мейсснер, составивший текст телеграммы, до того, как он отправил ее, получает от фон Бломберга донесение, согласно которому фон Шлейхер совершил акт государственной измены и вступил в сговор с Ремом. Поскольку при аресте он оказал сопротивление, то был застрелен.

3 июля собирается срочное заседание кабинета. Фон Бломберг от имени членов правительства выражает фюреру благодарность. Единогласно принимается следующее решение: «Признать законными в качестве акта необходимой государственной защиты меры, принятые 30 июня и 1 и 2 июля для подавления изменнических покушений на государство».

Однако неделю спустя, видя неприличную радость по поводу убийств, которую проявляют чины вермахта в кабинетах министерства и в казино, фон Бломберг заявляет: «Немыслимо, чтобы можно было так радоваться гибели людей и обсуждать этот вопрос в казино. Смерть должна вызывать трепет».

Подобную же деликатность проявил и Геринг, проводивший «железной метлой» акцию устрашения в Берлине. Он возмущался эксцессами, которые, к примеру, позволяли себе в Силезии эсэсовцы под командованием группенфюрера СС Удо фон Войрш. За другом Хейнеса, заместителем полицай-президента Бреслау Энгельсом охотились словно за зайцем и, нашпиговав ему живот дробью, оставили его умирать медленной смертью в лесу. Геринг исключил Войрша из состава Прусского государственного совета.

Однако гауляйтер и обер-президент Силезии Брюкнер был не настолько чувствителен. После 30 июня он заявил: «Это же невероятно: господин фон Папен и его секретарь Чиршский сидят себе живы-здоровы в Берлине. Окажись они в Силезии, их бы уже не было в живых. Ищейка Войрш позаботился бы об этом».

Впрочем, гауляйтер Брюкнер недолго занимал эту должность. В январе 1935 г. некий обер-лейтенант из силезского рейхсвера предстал перед земельным судом Лигни-ца по обвинению в совершении преступления, предусмотренного статьей 175 уголовного кодекса. Обер-лейтенант был признан виновным и назвал суду имя гауляйтера Брюкнера как одного из его сексуальных партнеров. Брюкнер был смещен с постов гауляйтера и обер-президента и приговорен к шести месяцам тюрьмы. А между тем Рема и других высших руководителей СА обвиняли в этом же преступлении те, кто над ними расправлялся!

3 июля 1934 г. имперский кабинет принял свыше двадцати законов, начиная с промыслового уложения и кончая налогами на сахар. И была принята еще одна статья: «Меры, направленные на подавление преступных и изменнических выступлений, принятые 30 июня, 1 и 2 июля, следует считать актом необходимой государственной защиты».

 

РЕЙХСВЕР И «ПУТЧ РЕМА»

После того, как 30 января 1933 г. потухли факелы, коричневорубашечники стали пристраиваться повсюду: в рейхсканцелярии, в правительствах земель, в полицейских управлениях. Штурмовикам — боевым отрядам Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП) больше было нечего штурмовать. Прекратились уличные сражения с «комми» и «соци», драки в пивных погребах. Гитлеру, ставшему рейхсканцлером, они были больше не нужны. Теперь он мог опираться на другую вооруженную силу — рейхсвер.

С ним было не согласно руководство СА. В публичных выступлениях они заявляли, что СА должны стать войском немецкой революции. Стотысячный рейхсвер следует усилить штурмовыми отрядами, насчитывающими двести тысяч, и соответствующим образом вооружить его с тем, чтобы заткнуть глотки болтунам на Женевской конференции по разоружению при Лиге наций. Из числа двухсот тысяч членов СА следовало выбрать фюреров и унтер-фюреров СА и присвоить им соответствующие офицерские и унтер-офицерские звания. Верховное командование трехсоттысячным войском должно принадлежать старому боевому другу фюрера — начальнику штаба СА Эрнсту Рему, который приобщил Адольфа Гитлера к политике. Фюреры СА требовали также, чтобы Рем был назначен на пост рейхсминистра обороны.

Фюрер и Эрнст Рем давно были друг с другом на «ты». Не кто иной, как капитан Рем в 1919 г. назначил ефрейтора Гитлера на должность офицера-воспитателя мюнхенского стрелкового полка. Именно Рем послал Гитлера на собрание Немецкой рабочей партии, настояв на том, чтобы он вступил в нее, если выяснится, что она отвечает чаяниям, возлагаемым на патриотические объединения. Вскоре Гитлер стал организатором партии, ее вдохновителем, который внушал ее членам свои идеи. Он ненавидел коммунистов, евреев, демократию, либералов и мирное сосуществование народов. По его мнению, война являлась «величайшим из всех событий». Германией должен править военный диктатор, который мог начать войну с тем, чтобы Германия смогла вернуть самоуважение и отобранные у нее колонии.

Блестящий оратор и политик, Гитлер превратил небольшую партию в боевой отряд, изменил ее наименование. Теперь она стала называться Национал-социалистической немецкой рабочей партией. Он же разработал ее флаг и избрал ее эмблемой свастику как символ возрождения нации. НСДАП тщательно разрабатывала способы завоевания голосов. В ней много говорилось о социализме, который был популярен среди рабочих. Партия обещала средним классам и богачам защиту. А разговоры о новой войне, которая создаст новые рабочие места и поможет захватить новые территории, пришлись по душе милитаристам и промышленникам. Число сторонников нацизма росло вследствие ухудшения экономических условий в стране. Росли инфляция и безработица. Если в 1920 г. доллар стоил от 60 до 80 марок, то три года спустя цена его увеличилась до 7000 рейхсмарок. Это означало голод для немецких граждан. Каждый десятый из 60-миллионного населения Германии был безработным.

Немцы были не в состоянии платить репарации, и французские войска, вступив в Рурскую область, захватили четыре пятых национальных ресурсов угля, стали и чугуна. Недовольство немцев усилилось, и толпы разгневанных безработных стали примыкать к нацистским уличным бандам.

Если Веймарское правительство выступало за пассивное сопротивление французам, то национал-социалисты разжигали ненависть толпы к правительству, либералам, евреям и сторонникам Версальского договора. Все больше немцев стали прислушиваться к их пропаганде.

В 1922 г. в Италии власть захватили сторонники Муссолини, назвавшего себя «дуче» (вождь), которые заявили, что спасут Италию от коммунизма. Гитлер решил последовать примеру Муссолини, который использовал ветеранов для захвата правительства. Однако его затея провалилась, путч не удался: Гитлер был арестован и заключен в тюрьму.

Вместо того, чтобы быть казненным за государственную измену, Гитлер отсидел меньше девяти месяцев в заключении, которое больше походило на санаторий. После того, как фюрера освободили из тюрьмы, он принялся за реорганизацию партии. К этому времени экономическое положение Германии улучшилось, уменьшилась безработица, удалось выплатить репарации. На предостережения Гитлера о красной угрозе мало кто обращал внимание. В 1928 г. за НСДАП проголосовало всего 3 % всеобщего количества голосов. Из 490 депутатов рейхстага наци составляли всего 12 человек.

Но год спустя разразился экономический кризис. В Берлине выстроились очереди голодающих и безработных вместе с детьми, чтобы получить тарелку супа. И вновь угрюмые немцы заговорили о национальной революции и необходимости появления диктатора, который наведет в стране порядок. В 1930 г. количество голосов, отданных за наци, увеличилось в семь раз. Число депутатов рейхстага от НСДАП выросло с 12 до 107. Нацистская партия стала второй по величине. Почти половина ее членов (она выросла до 200 тыс. человек) принимала участие в уличных столкновениях с противниками-левыми. Опасаясь коммунистов и участников забастовок, немецкие банкиры и промышленники стали прислушиваться к обещаниям наци расправиться как с теми, так и с другими и принялись финансировать НСДАП как оплот стабильности, борьбы с коммунистами, профсоюзами и либералами. Устраивали их и разговоры национал-социалистов о воссоздании немецкой армии и расторжении Версальского договора.

Нацисты не только разговаривали, но и действовали. Но, несмотря на то, что они добросовестно кровянили физиономии своих противников, сбрасывали их с трибун, разгоняли их собрания, на пяти выборах, состоявшихся в 1932 г., население страны их не поддержало: НСДАП заняла лишь третье место. А популярность коммунистов, которых наци открыто называли агентами Москвы, выросла. Если бы «соци» и «комми» объединились, то они могли бы преградить дорогу нацистам. Но они этого не сделали, а только обвиняли друг друга. Коммунисты называли социал-демократов «социал-фашистами», «соци» называли коммунистов московскими ставленниками. Между тем национал-социалисты расправлялись и с теми, и с другими. Они устраивали факельные шествия, использовали мощные громкоговорители, прожектора, авиацию. Чтобы создать у слушателей впечатление, что они имеют дело с сильными, решительными людьми, в своих мастерских речах Гитлер и другие нацистские руководители то и дело использовали такие выражения, как «разбить», «разгромить». И их подчиненные действительно громили и даже убивали соперников.

Эрнст Рем, который был участником «пивного путча» 1923 г., к январю 1932 г. имел в своем распоряжении 400 тыс. штурмовиков. Во время выборов они срывали плакаты своих противников, разгоняли их сторонников, атаковали, калечили их. В одной лишь Пруссии в течение трех недель они участвовали более чем в 460 уличных столкновениях. Робкое Веймарское правительство терпело бесчинства нацистов, поскольку боялось коммунистов еще больше. Свирепость штурмовиков была на руку Гитлеру, который мог изображать из себя этакого миротворца, не желающего допустить к власти этих громил. Он обрушился на Эрнста Рема, поддержавшего его «пивной путч», обвинив его в том, что он нарушил присягу Веймарскому правительству. Фюрер заявил: «Я счастлив оттого, что до 1933 г. рейхсвер не выступил на моей стороне. Ведь долг вермахта послушание и консервативность. Военным, которые в то время не оказались бы верны присяге, и сегодня я бы не стал доверять». Гитлер упрекнул своего начальника штаба СА в том, что он, офицер, выступил на стороне фюрера, затеявшего путч.

Став канцлером, после 1933 г. Гитлер мог не опасаться ни рейхсвера, ни штурмовиков. Опасаться следовало соперничества между серой (рейхсвер) и коричневой (СА) армией, поскольку до сих пор было невозможно наладить между ними контакты. Правда, фюреры и унтер-фюреры СА получили подготовку на армейских учебных полигонах и даже надели форму рейхсвера. Но когда в начале 1933 г. генерал фон Фрич, занимавший должность командующего третьим военным округом, вместе с берлинским группенфюрером СА Эрнстом провели совместный смотр двум ротам штурмовиков на плацу в Цоссене, сразу стало ясно, что этот эксперимент ни к чему хорошему не приведет. Фрич стал выяснять у штурмовиков, каким ремеслом они владеют и хотели бы владеть. На помощь им пришел группенфюрер:

— Как вам хочется, господин генерал, забрать у нас лучших парней. Они захватили власть для фюрера, жаль отдавать их в какую-то давно осточертевшую фирму. Набирайте-ка себе рекрутов, как прежде, из какой-нибудь поганой Померании. А эти берлинские штурмовики пусть остаются со мной.

Озадаченный Фрич уставился на него своим моноклем, утратив дар речи: за всю его жизнь никто с ним так не разговаривал. Скалясь, Эрнст спросил у одного шарфюрера СА:

— Ты хотел бы, чтобы «Мокрый нос» держал тебя в ежовых рукавицах?

— Никак нет, группенфюрер, лучше бы мне служить в вашей охране.

Прозвище «Мокрый нос» берлинские штурмовики прилепили министру рейхсвера фон Бломбергу. Фрич тотчас прекратил смотр, а Эрнст пригласил молодых штурмовиков в пивной погреб.

Когда в июле 1933 г. Гитлер и Геринг стали настаивать на том, чтобы фон Бломберг использовал фюреров СА в качестве офицеров рейхсвера, генерал отказался это сделать.

Однако в силу обстоятельств контакты между рейхсвером и СА укрепились. В конце 1933 г., после того, как Германия вышла из состава Лиги наций, руководство военного министерства стало опасаться, что в качестве санкции французы могут вступить в Рейнскую область. По этой причине генерал-лейтенант Бек, начальник генерального штаба сухопутных сил, поручил штурмовикам мобилизовать пригодных к военной службе жителей левобережья и в случае конфликта переправить их через Рейн и увезти на восток. Кроме того, им было предписано вместе с прусской полицией занять предмостные укрепления на западном берегу Рейна и отстоять их в случае наступления французов. Для вооружения отрядов, которым предстояло занять предмостные укрепления, высшее командование СА закупило винтовки в Аргентине и Бельгии. Но, поскольку для этих винтовок не нашлось запасных частей, генерал-лейтенант Бек распорядился, чтобы армейское интендантство вооружило штурмовиков немецкими винтовками.

И все равно время от времени у штурмовиков происходили трения с рейхсвером. К примеру, стало известно, что в вольном городе Данциге ими был закуплен товарный вагон, загруженный оружием. Деньги на его закупку, как оказалось, выделило рейхсминистерство финансов. Генерал-майор фон Рейхенау, руководитель военного ведомства, приказал передать оружие на армейский склад в Мюнхен.

Но выяснилось, что на складах СА и в штабах групп и без того достаточно оружия, которое было захвачено штурмовиками у членов КП Г, «Стального шлема» и пограничников. Создалось впечатление, что СА все-таки станут составным элементом государства и получат свое первое серьезное задание. В декабре 1933 г. начальник штаба СА Эрнст Рем даже стал министром без портфеля. Однако ему самому и его штурмовикам угрожало не только недоброжелательное отношение со стороны министерства рейхсвера. Бывший капитан Рем стал опасен для паладинов Гитлера — Гесса, Геринга, Лея, Геббельса и Гиммлера — поскольку к началу 1934 г. у него как начальника штаба СА в распоряжении находилось четыре миллиона человек — целая армия! Своим друзьям, которые сетовали на леность фюрера, в это же время Рем заявлял: «Я освобожу Адольфа от этих ничтожеств — от этого Геринга, Геббельса, Розенберга и Лея!» Когда после 1933 г. Геббельс захотел вступить в СА, Рем заявил: «Колченогие мне ни к чему». Во время праздничной встречи членов СА в одном из залов Берлинского зоопарка висел лозунг: «У лжи короткие ноги. У лгуна короткая нога».

Из-за подобных выходок, которые не прошли мимо ни одного из высших функционеров рейха, Рем стал предметом ненависти. Фюрер СС Гиммлер не любил своего начальника (в это время СС были подразделением СА) еще и по личной причине. Будучи студентом аграрного вуза, во время путча 9 ноября 1923 г. Гиммлер нес имперское военное знамя и опростоволосился. После 1933 г. Рем часто напоминал ему об этом. Германа Геринга, сына официантки, Рем называл продажным. Он часто говорил о нем: «Этот морфинист обогащается на нашей революции». Геббельс получил от Рема презрительное прозвище «Политический прыщ».

От других паладинов фюрера Рем отличался и своими взглядами на еврейский вопрос. «Раса — это сплошь дерьмо. Кто мне даст гарантию, что в церковных книгах записано все, как надо?» Он разработал следующую программу. Все евреи, которые прибыли из Восточной Европы после 9 ноября 1918 г., должны быть выдворены. Причем они должны забрать с собой то имущество, с которым они приехали. Все остальные евреи должны остаться в Германии в качестве полноправных граждан страны, но без права заниматься определенными профессиями (банкиров, врачей, адвокатов, судей, государственных служащих, профессоров университетов). Немецкие евреи, служившие в армии, пользуются всеми правами граждан. Раненые и награжденные орденами евреи должны иметь такие же привилегии, как и граждане других верований.

Рема привлекала идея реставрации монархии в Германии. В двух первых изданиях его книги, вышедшей до 1933 г. под названием «История государственного изменника», он выступает за возведение на трон представителей Виттельбахского дома и Гогенцоллернов. Но эта идея, как и идея касательно военного союза, не устроила Гитлера.

Прошел год с тех пор, как Гитлер пришел к власти. В январе 1934 г. министр рейхсвера фон Бломберг приказал генерал-лейтенанту Беку вступить в переговоры с высшим командованием СА. По словам фон Бломберга, «СА ни в коем случае не должны выполнять самостоятельные задачи, которые имеют отношение к управлению, образованию и мобилизации войск». Но Эрнста Рема оказалось не так-то просто отстранить от дел. В феврале 1934 г. он встретился с французским послом Франсуа-Понсе, французским военным атташе в Берлине бригадным генералом Ренондо и британским военным атташе полковником Торном. Он обсуждал с ними военно-политические планы. Он намеревался создать из СА милицию численностью в 300 тыс. человек, которая будет помогать рейхсверу. Со своими дипломатическими партнерами он «провентилировал» вопрос о создании военного союза между германским рейхом, Англией и Францией. Рему показалось, что его планы вскружили голову генералу Ренондо.

Однако 8 февраля 1934 г. Рем подписал вместе с министром рейхсвера фон Бломбергом и шефом сухопутных войск фон Фричем соглашение, согласно которому СА должны выполнять исключительно задачи по предварительной военной подготовке и организационно охватывать резервистов, оставивших активную службу. Причем все это осуществлялось под надзором рейхсвера. При подписании этого соглашения Гитлер выступил в министерстве рейхсвера перед командующими округами сухопутных войск и высшими фюрерами САсо своей первой программной речью, посвященной военно-политическим вопросам. Он отверг предложенный Ремом проект создания милиции, поскольку он предусматривал скорее оборонные, чем наступательные цели, между тем как развитие техники, главным образом, автомобильной еще не соответствует нужному уровню. Он заявил: «Я твердо убежден, что будущая немецкая армия будет моторизованной армией. Тот, кто помешает мне выполнить эту историческую задачу, будет уничтожен».

После речи Гитлера высшее руководство СА в своей берлинской штаб-квартире устроило завтрак в честь командования рейхсвера. Атмосфера была далеко не дружественной. После того, как армейские генералы покинули штаб-квартиру, недовольство руководства СА относительно соглашения с рейхсвером и речи Гитлера вырвалось наружу. Один из высших руководителей СА, обергруппенфю-рер Виктор Лутце (который впоследствии сменит Рема), донес генерал-майору фон Рейхенау, руководителю армейского ведомства при министерстве рейхсвера, о том, что после ухода генералов Рем заявил: «То, что тут наговорил этот идиот-ефрейтор, нас не касается. Адольфу, самое малое, надо отправиться в отпуск. А мы будем продолжать свое дело». Рейхенау направил Лутце к Гессу и Гитлеру. Фюрер ответил: «Подождем, пока плод созреет».

Рем не догадывался о предательстве группенфюрера Лутце. Он чувствовал себя таким же сильным, как и прежде. «Со мной ничего не случится, — заявлял он. — Как только меня схватят, на мою защиту выступят сотни тысяч». В узком кругу Рем называл Гитлера «Адольфом», «примадонной», «идиотом», заявлял, что он страдает манией величия. «Адольф окончательно рехнулся!» — говорил он.

В военном министерстве стала известна еще одна фраза Рема: «Серая скала (рейхсвер) должна рухнуть в коричневый поток (СА)». Подобная манера разговаривать со всем и каждым не создает Рему друзей. В начале марта рейхсвер предпринимает крупную игру, в которой участвуют СС, Геринг и Геббельс. Все находят, что с упоенным властью Ремом вместе с его кликой фюреров СА следует покончить. Но враги Рема ждут, «когда плод созреет».

2 марта 1934 г. фон Бломберг, военный министр, направляет Гитлеру письмо, содержание которого основано на сфальсифицированном донесении службы безопасности СС: «Я чувствую себя обязанным еще раз указать на существование вооруженной охраны штаба СА. Согласно приказу начальника штаба СА каждая обер-группа и каждая группа должна иметь охрану, включающую роту тяжелых пулеметов. Подобное поведение делает тщетной всякую готовность как со стороны вермахта, так и со стороны курсантов СА, занимающихся в школах вермахта».

Штурмбанфюрер СС Эйке, комендант концлагеря Дахау, составил «имперские списки» всех нежелательных персон. Оберштурмфюрер Илгес из ведомства безопасности СС разошелся: «Вы знаете, что такое кровожадность? У меня такое чувство, что придется пролить немало крови».

Гиммлер, который в это время был инспектором гестапо, и Гейдрих, шеф берлинского гестапо и ведомства безопасности СС, пересматривает «имперские списки», в которых отмечает, кто должен быть арестован при первой же возможности. Руководитель гестапо Геринг и генерал-майор фон Рейхенау одобряют списки. Военный министр фон Бломберг решительно заявляет, что он согласен с арестом экс-рейхсканцлера, военного министра и генерала от инфантерии в отставке фон Шлейхера.

Однако Шлейхер не имел никакого отношения к Рему, но 28 января 1933 г., когда его кабинет ушел в отставку, он произнес следующие слова: «Если Гитлер желает установить диктатуру, то рейхсвер должен стать диктатурой в диктатуре». Генерал фон Шлейхер не знал, что ему следовало сдерживаться, выступая с критикой в адрес национал-социалистов. А между тем он говорил об «обществе преступников» и о «молодых шнурках». По его мнению, «следует разворошить все это гнездо на Вильгельмштрас-се». Его слова достигли слуха владельца портновской мастерской «Немецкого офицерского союза», среди клиентов которого находились крупные берлинские фюреры СА и СС. Шлейхер еще не понимал, что приход Гитлера к власти решительным образом отличался от смены прежних кабинетов.

 

РЕЙХСВЕР АГИТИРУЕТ ЗА ГИТЛЕРА

Вот каким образом генерал Ферч идентифицировал рейхсвер с событиями 30 июня: «В ликвидации кружка Рема рейхсвер усматривал устранение грозившей ему опасности. Жестокие меры Гитлера его руководство восприняло, как четкую установку для военных, и не увидело чудовищных правонарушений в действиях фюрера…» У воинского начальства у самого было рыльце в пушку, не без его участия произошли события 30 июня, именно оно готовило идеологическую подоплеку кровавой расправы. 5 июня 1934 г. в газете «Фелькишер Бео-бахтер» появились статьи «Обязанности немецкого солдата», подписанные рейхспрезидентом фон Гинденбур-гом и министром рейхсвера фон Бломбергом. Первая из них гласила: «Вермахт является защитником немецкого народа. Он охраняет немецкий рейх и отечество, объединенный национал-социализмом народ и его жизненное пространство. Корни его могущества восходят к славному прошлому, к национальному чувству немецкого народа, немецкой земле и немецкому труду. Служба в германских вооруженных силах является почетной службой немецкому народу». Уже в этих фразах со всей откровенностью проявляется полное совпадение «обязанностей немецкого солдата» с мышлением национал-социалистического руководства рейхом. Но еще показательнее отрывки из статьи фон Бломберга в номере «Фелькишер Беобахтер», вышедшем накануне начала расправы над фюрерами СА.

«Роль вермахта однозначна и ясна. Он служит государству, созданию которого мы способствовали из внутренних убеждений, и относится к его руководству, которое предоставило ему важнейшее право являться не только защитником, но также признанным народом и государством носителем безграничного доверия… Боевое товарищество, родившееся в окопах мировой войны, которое Адольф Гитлер сделал основой нового народного сообщества, стало исходной точкой великой традиции, благодаря которой вермахт стал наследником старой армии… В тесном содружестве со всем народом вермахт, который с гордостью носит как символы немецкого возрождения стальной шлем и мундир, соблюдает дисциплину и верность руководству государства, фельдмаршалу Великой войны фон Гинденбургу, своему верховному главнокомандующему, и вождю рейха, Адольфу Гитлеру, который некогда вышел из наших рядов и будет всегда оставаться одним из нас».

Поданным Ферма, эта статья лежала в редакции «Фель-кишер Беобахтер» уже много дней и была опубликована накануне «Ночи длинных ножей» совершенно случайно. Однако важно значение, которое придал генерал Ферм появлению этой статьи: «Часто цитируемая статья Бломбер-га, напечатанная 29 июня в ’’Фелькишер Беобахтер», накануне драматических событий, появилась по его настоянию под впечатлением всеобщей напряженности и имела своей целью агитировать рейхсвер за Гитлера». В действительности Гитлер постарался склонить рейхсвер на свою сторону, чтобы «разобраться» с Ремом и верхушкой СА с тем, чтобы укрепить свою единоличную власть в ожидании скорой смерти престарелого рейхспрезидента Гинденбурга.

Правда, руководство рейхсвера было заинтересовано в том, чтобы устранить Рема, который заявлял, что «серая скала (рейхсвер) должна рухнуть в коричневый поток (СА)». Между тем рейхсвер настаивал на всеобщем призыве и рассчитывал на одобрение Гитлером его планов по перевооружению армии. Разумеется, проблема перевооружения была связана с рядом трудностей. Реорганизация рейхсвера в вермахт значительно ослабила внутриполитическое положение как военных, так и всего населения рейха, вынужденного нести бремя перевооружения и пополнения армии. В связи с внутриполитическим ослаблением рейхсвера и трудностями реорганизации значительно усложнялась задача защиты государственных границ рейха. Командованию рейхсвера было необходимо, чтобы руководство государством оставалось стабильным. Кто бы в это время, в 1934 г., наладил экономическое положение в стране для того, чтобы обеспечить перевооружение армии, если бы Гитлер со своей национал-социалистической партией оказался не у дел? Конечно же, не фон Папен и не кронпринц прусский, которые в январе 1933 г. отвергли фон Шлейхера и фон Гаммерштейна. А между тем выборы в рейхстаг в ноябре 1932 г. показали, что фон Папен не вправе рассчитывать на поддержку большинства населения рейха. Впрочем, подобные соображения справедливы и в отношении законности избрания преемника Гинденбурга. Командование рейхсвера косвенно повинно и в убийстве гестаповцами генерала фон Шлейхера, его жены, а также генерала фон Бредова. Ведь именно военные распространили сведения о предполагаемом путче СА, бунтующих штурмовиках и их грядущей измене. Между тем эти сведения, во всяком случае, относящиеся к последним дням июня 1934 г., не имели никакого отношения к действительности. Тем более невероятно предположить, будто бы генералы фон Шлей-хер и фон Бредов принимали участие в подготовке путча. То же самое можно сказать в отношении не только этих генералов, но и фюреров СА, у которых и в мыслях не было затевать какой-то путч. Об этом обстоятельстве было известно не только генералам фон Бломбергу и фон Рейхе-нау, но и (после визита в Берлин фон Клейста 29 июня) генералам фон Фричу и Беку.

Опубликованная в газете «Фелькишер Беобахтер» от 5 июля 1934 г. статья под заглавием «Рейхскабинет за работой: Акция по чистке рассматривается как необходимая государственная мера» гласила: «На заседании рейхскабинета, состоявшемся во вторник (3 июля), рейхсканцлер Адольф Гитлер дал подробное описание возникновения изменнических планов и их разгрома. Рейхсканцлер подчеркнул, что было необходимо действовать молниеносно, поскольку существовала опасность, что иначе погибли бы многие тысячи людей. Министр рейхсвера генерал-полковник фон Бломберг поблагодарил фюрера от имени рейхскабинета и вермахта за его решительные и смелые действия, благодаря которым он помог немецкому народу избежать гражданской войны. Как государственный деятель и солдат, фюрер проявил величие, которое в сердцах членов кабинета и всего немецкого народа вызвало восхищение его результативностью, самоотверженностью и преданностью в эти трудные минуты.

Рейхсканцлер сразу же утвердил закон относительно мер государственной безопасности, который состоит всего из одного параграфа: «Признать законными в качестве акта необходимой государственной защиты меры, принятые 30 июня и 1 и 2 июля для подавления изменнических покушений на государство».

Рейхсминистр юстиции д-р Гюртнер при этом отметил, что принятые во избежание предательских действий экстренные меры следует считать не только правом, но и долгом государственного деятеля. Кроме того, рейхсканцлер принял изменения в законе об обеспечении единства партии и государства, согласно которому начальник штаба СА больше не должен считаться членом имперского правительства».

Из слов фон Бломберга и д-ра Гюртнера, выступивших на заседании рейхскабинета 4 июля 1934 г., нетрудно понять искусственно созданную атмосферу путча. Несмотря на то, что современники тех событий на основании официальных сообщений и опубликованных выступлений могли увидеть лишь частицу действительной жуткой картины, многие из них сумели понять, что ни о каком праве, ни о какой справедливости не могло идти и речи.

Вне всякого сомнения, чины рейхсвера с подозрением наблюдали за тем, как вооружаются части СС. Вскоре после «Ночи длинных ножей» фон Бломберг признался, что эсэсовцы получили столько оружия, что его было достаточно, чтобы оснастить целую дивизию. Эти данные расходятся с заявлением Бломберга, будто бы рейхсвер является «единственным оруженосцем» нации. Этот термин имел лишь символическое, а не практическое значение. Дело в том, что, по условиям Версальского договора, рейхсвер мог выполнять лишь полицейские функции. А на период, относящийся к 30 июня 1934 г., функции эти, в связи с реформированием рейхсвера, были у него изъяты. Установлено, что, согласно воле фюрера, войска не должны были вмешиваться во внутриполитические конфликты, как это произошло при кайзере во время забастовок в Рурской области. Военное командование поняло, почему были использованы части СС.

 

КРОКОДИЛЬИ СЛЕЗЫ

Некоторое время спустя после событий 30 июня у партийного руководства, включая Гитлера, создалось впечатление, что с руководством СА напрасно обошлись так жестоко. Особенно тяжелым было положение Рудольфа Гесса, заместителя фюрера. Именно его обвинили в том, что произошло. Чтобы как-то загладить свою вину, руководство национал-социалистической партии постаралось значительно улучшить экономическое положение уцелевших, жен и детей погибших. Так, в числе расстрелянных 30 июня оказался группенфюрер СА фон Детген. 9 июля 1934 г. вдову фон Деттена посетил Рудольф Гесс. Он сказал ей, что не знал о смерти ее мужа и пообещал восстановить его доброе имя.

За все, что произошло в «Ночь длинных ножей» и последующие два дня, Гитлер принял ответственность на себя. А между тем фюрер был в крайней степени подвержен внешнему воздействию, о чем писал в своих мемуарах его адъютант, впоследствии генерал Госбах: «Он гораздо охотнее выслушивал клеветников, чем надежных, отличавшихся рассудительностью лиц».

Гасбах разделял мнение Эрнста Рема, который еще в 1928 г. отмечал: «Нас с Гитлером связывала настоящая дружба. Видя, что к нему льнут клеветники, не встречая никакого сопротивленния, я считал своим товарищеским долгом указывать ему на это».

Госбах отмечал в своих мемуарах: «Нет никакого сомнения, что происходили события, которые развивались по сценарию партийных кругов, которые не имели ничего общего с намерениями самого Гитлера. В таких случаях он чаще становился ведомым, чем ведущим, и впоследствии вел себя так, как будто бы он хотел поступить именно так и со всей горячностью приписывал поступок себе».

Особенно заметны те влияния на Гитлера, которые привели к событиям 30 июня. Гитлер считал необходимым заменить некоторых высших руководителей СА. В течение многих недель ему систематически поставляли сведения о планах путча, бунтах, предательстве отдельных частей СА. Вместо того, чтобы спокойно взвесить и найти подтверждение поступающим донесениям, он разделял мнение командования рейхсвера. У Гитлера тотчас возникало желание «поставить к стенке» некоторых путчистов, бунтовщиков, предателей, чтобы в зародыше задушить опасность, которую представляли непомерно разросшиеся СА.

Это привело к нежелательным для Гитлера результатам, ответственным за которые было руководство СС. Высшие чины СС решили, что теперь можно расправиться с неугодными им лицами в разных частях рейха, не обязательно принадлежавшими к СА. Следует отметить, что в большей части рейха руководство СС воздерживалось от подобного самоуправства.

К клеветникам, о которых говорят Госбах и Рем, можно причислить и государственных чиновников. В своем приказе частям вермахта от 1 июля 1934 г. министр рейхсвера заявляет: «С солдатской решимостью и примерным мужеством фюрер лично подверг атаке и уничтожил предателей и мятежников». Такие речи были бы более уместны в устах Геббельса, когда тот сопровождал Гитлера в Бад Висзее. Что касается действительных событий, то они не имели ничего общего с повизгиванием фон Бломберга. Между прочим, фон Бломберг должен был знать 4 июля, что генералы рейхсвера фон Шлейхер и фон Бредов находились в числе жертв «Ночи длинных ножей». А между тем министр рейхсвера поблагодарил фюрера от имени рейхскабинета и вермахта за его «решительные и смелые действия, благодаря которым он помог немецкому народу избежать гражданской войны». И далее фон Бломберг утверждал: «Как государственный деятель и солдат, фюрер проявил величие, которое в сердцах членов кабинета и всего немецкого народа вызвало восхищение его результативностью, самоотверженностью и преданностью в эти трудные минуты». Недалеко от него ушел в изъявлениях верноподданичества и бывший немецкий националист д-р Гюртнер, который должен был стоять на страже немецкого правосудия и который, должно быть, успел разобраться в том, что произошло 30 июня. Однако он стал внушать немецкому народу, что поведение Гитлера 30 июня 1934 г. следует считать «не только правом, но и долгом государственного деятеля».

Разумеется, вполне возможно, что отчет о заседании рейхскабинета, состоявшемся 4 июля, был составлен в рейхсминистерстве пропаганды. В таком случае и выбор слов, и интонации оказались на месте. Поскольку ни фон Бломберг, ни рейхсминистр юстиции д-р Гюртнер не проявили себя знатоками права, то вполне понятно их одобрительное отношение к действиям фюрера. Гитлер же, как следует из воспоминаний его адъютанта, в этот период времени находился под полным влиянием со стороны.

Отметим, что приход Гитлера к власти рассматривался как революционное событие. Зачастую события 1933 г. сравниваются с тем, что происходило за 14 лет до этого, в 1919 г. Это был революционный период, когда понятия о праве и справедливости были неустойчивыми. Когда возникла Веймарская республика, то она постаралась навести порядок в вопросах юстиции. В том случае, когда происходили какие-то правонарушения, в отношении правонарушителей принимались соответствующие законы. Но осужденные зачастую освобождались от ответственности по амнистии, которая применялась неоднократно.

Что же касается жертв «Ночи длинных ножей», то по отношению к ним не применялась не только какая-то амнистия, но даже элементарное судопроизводство.

Прежде чем понять, как относились к происходящему члены СА, нужно вспомнить, сколько несправедливостей было связано с событиями 30 июня. Виктор Лутце, новый начальник штаба СА, попытался исправить картину, созданную органами национал-социалистической пропаганды. Ему был задан вопрос: «Верите ли вы, что предатели с их преступными планами в отношении СА имели бы надежды на успех, если бы фюрер в последний момент не разоблачил их?» Лутце постарался направить общественное мнение в правильное русло. «Начальник штаба (Лутце имел в виду себя) заявляет со всей решимостью, что ни один рядовой член СА не поддержал бы предателя Рема. Совершенно ясно, что речь йогла идти лишь о бунте фюреров СА. Что касается этих фюреров, то лишь ограниченный круг таких людей желал участвовать в мятеже». Господин Лутце, довольный тем, что его оставили в живых, был готов возвести хулу на тех, кто не мог ответить за себя. Впрочем, впоследствии он постарался реабилитировать себя.

Во время приема в честь румынского министр-президента Антонеску, состоявшегося в 1941 г., Лутце сидел напротив мюнхенского гауляйтера Вагнера. Очевидно, находясь в подпитии, Лутце упрекнул Вагнера в том, что он был инициатором и главным актером драмы, разыгравшейся 30 июня 1934 г. Гитлер, слышавший эту перепалку или информированный о ней кем-то из присутствующих, после этого отказался принять Виктора Лутце. Чтобы исправить положение, понадобилось вмешательство доктора Геббельса. Нужно отметить, что впоследствии Лутце решил выступить в защиту своего предшественника, Эрнста Рема. Об этом свидетельствует следующий документ:

«Доклад фюрера СС Роберта Шульца, составленный в Штеттине 21.08.1935 г. после смотра частей СА Средней и Верхней Померании, состоявшегося 17.08.1935 г.:

Во время товарищеского ужина в гостинице «Пройссен-гоф» Лутце находился в состоянии сильного опьянения. Помимо Шульца и двух фюреров СС присутствовали гау-ляйтер Шведе-Кобург, обер-бургомистр Фабер, группен-фюрер Фридрих, а также около 20 фюреров и унтер-фюреров СА. После того, как гауляйтер занял место за столом, (новый) начальник штаба СА заговорил о событиях 30 июня и их предыстории, причем, довольно подробно. Он рассказал, как вместе с фюрером приехал в Годесберг. Затем сообщил, что вначале фюрер приговорил к расстрелу всего семерых. Что же касается Рема, то расстреливать его он не желал. После того, как Рем неоднократно отказывался покончить с собой, вечером в воскресенье фюрер согласился с тем, чтобы Рема застрелили. По мнению Лутце, фюрер этого не хотел, он намеревался приказать расстрелять всего семерых, но число это, без ведома фюрера, было увеличено до 17, что фюрер впоследствии утвердил задним числом. Он, Лутце, указал фюреру на то, что не следует никого расстреливать, за исключением главных зачинщиков. Он добавил, что их число и без того достаточно велико, но оно произвольно выросло до 82. Он не одобрил тот факт, что эти 82 человека были расстреляны лишь для того, чтобы выместить на ком-то свой гнев и свести с ним личные счеты. Фюрер оказался в трудном положении, поскольку ему пришлось санкционировать расправы еще и над этими 82 лицами. В двух или трех случаях люди были погублены вообще без всякой причины. По его мнению, после того, как 17 главных виновников были расстреляны, в отношении остальных следовало официально возбудить судебное дело. Тем, кто безнаказанно и несправедливо расправился с этими людьми, однажды придется ответить. Ведь немцы народ справедливый, и такое откровенное нарушение законов падет на виновных, которые, в конце концов, получат по заслугам…»

Он (Лутце) заявил, что никаких приказов (он имел в виду приказов о начале путча) Рем не отдавал. Штандартенфюрер Шульц заметил, что эти слова произвели на присутствующих глубокое впечатление и удивление, ведь долг старого испытанного национал-социалиста, вплоть до унтер-фюрера, состоял в том, чтобы не исполнять приказы, которые противоречили принципам движения. Начальник штаба СА Лутце добавил, что ему безразлично, как мы к этому отнесемся, но, по его мнению, события 30 июня следует рассматривать следующим образом. В 1931 г. на страницах «Фелькишер Беобахтер» фюрер недвусмысленно и определенно заявил, назначая Рема на должность начальника штаба СА, что приказы начальника штаба следует исполнять при всех обстоятельствах, что он пользуется его полным доверием и передает приказы лишь согласно его, фюрера, указаниям.

Говоря о людях, убитых безо всякой причины, Лутце, по-видимому, имел в виду таких лиц, как коммерсант Адальберт Пробст, расстрелянный 2 июля в Лихтенбурге; как профессор Бернгард Штемпфле, как кочегар Роберт Рей, шахтер Эвальд Кеппель и ряд других невинно загубленных душ. Лутце подчеркнул, что, помимо наказания «главных виновников», фюреров СА, следовало ограничиться в отношении остальных лишь судебным преследованием.

Когда новый начальник штаба СА говорил: «Тем, кто безнаказанно и несправедливо расправился с этими людьми, однажды придется ответить», следует иметь в виду, что слова эти, произнесенные в августе 1935 г., принадлежат вовсе не противнику национал-социалистического режима.

Судя по показаниям штеттинского штандартенфюрера СС, Лутце, назвавший было Рема предателем, год с лишним спустя исправил данную им сгоряча (или со страху) характеристику своего предшественника: «Если бы все руководствовались указаниям фюрера, то, по убеждению Лутце, 30 июня никого не следовало бы расстреливать».

А между тем 30 июня 1934 г. бывало так: члены НСДАП выполнили отданные им распоряжения, и за это их расстреляли. Подобный случай произошел в Верхней Силезии, поблизости от г. Леобшютц. Небольшая команда штурмовиков охраняла склад оружия, оставленного пограничниками. В процессе акции, предпринятой эсэсовцами в «Ночь длинных ножей», они должны были разоружить команду членов СА и взять склад под свою охрану. Штурмовикам об акции не было известно, и при приближении вооруженных людей они открыли огонь, но никто не был ранен. Понимая, что дело может окончиться плохо, в события вмешались штатские власти, которые были лучше осведомлены о том, что творится в рейхе. Команда штурмовиков была обезоружена полицией без всякого сопротивления с их стороны. Несмотря на пустяковый характер эпизода, руководство СС в Бреслау приказало расстрелять всю команду. Ландсрат и президиум правительства в Оппельне попытался выступить в защиту штурмовиков. Однако им не удалось сохранить жизнь двум двадцатилетним парням. Это были начальник команды и штурмовик, признавшийся, что именно он открыл огонь по посторонним. Их поставили к стенке и расстреляли.

Если среди штурмовиков, погибших 30 июня, были такие, кто выполняли отданный им приказ, то в числе погибших эсэсовцев были люди, которые неверно поняли приказ. Жертвами заварившейся каши пали многие члены СС, СА, полицейские, убедившиеся в том, что заявления Бломберга и Гюртнера были пустым сотрясением воздуха.

Натравив эсэсовцев и гестаповцев на штурмовиков, командование рейхсвера добилось того, что ни Рем, ни его сподвижники не могли помешать их планам перевооружения армии. Однако у него, по-видимому, возникли сомнения в том, следовало ли для достижения этой цели прибегать к столь жестоким расправам над руководителями «армии немецкой революции». В конце концов, такие сомнения одолели и Гитлера, понявшего, что донесения о якобы готовившемся путче СА ни на чем не основывались. Самым главным поставщиком таких донесений был Рейхенау.

На его совести много крови, пролитой в «Ночь длинных ножей» 30 июня и последующие два дня и ночи июля 1934 г., тем более, что из приводимого ниже документа явствует, что у Рема и в мыслях не было бунтовать против фюрера.

«Мюнхен, 9 июня (1934 г.)

Приказ начальника штаба СА.

Я решил последовать совету моих врачей с помощью курортного лечения восстановить мои телесные силы, значительно подорванные за последние недели в результате причинявшего мне болезненные ощущения нервного заболевания. Моим заместителем я назначаю руководителя управления обергруппенфюрера фон Крауссера. 1934 год потребует от всех бойцов СА полной отдачи сил. Настоящим приказываю всем фюрерам СА уже в июне начать распределение отпусков. В особенно это касается тех фюреров и рядовых бойцов СА, которые должны приступить к выполнению своих обязанностей в июле.

Таким образом, для определенной части фюреров и бойцов СА месяц июнь, а для остальной массы членов СА июль станут периодом разрядки и отдыха.

Я рассчитываю, что 1 августа члены СА, отдохнувшие и набравшиеся сил, смогут приступить к выполнению своих почетных и трудных задач, чего ждут от них народ и отечество.

Если враги СА надеются, что СА не вернутся из отпуска, а если и вернутся, то не все, доставим им такую радость. Со временем и в той форме, какая нам кажется необходимой, мы дадим им нужный ответ. СА является и остается судьбой Германии.

Начальник штаба: Рем»» [115] .