«Наша негласная война с „Азией“ подходит к завершению. Меня терзают сомнения и недобрые предчувствия. Я был уверен, что Люда, то бишь Людмила Петровна не знает, кто ее муж на самом деле. Она считает, что он крупный начальник, босс, бизнесмен, управляет крупной фирмой и живет по всем требованиям закона.

Уже недалек тот день, когда Драков будет разоблачен. Очень может случиться, что живым в руки органов он не захочет пойти. Тогда гибель его неизбежна.

Что будет с Людмилой Петровной? Как она переживет эти события? Как вообще устроится ее дальнейшая жизнь?

Я теперь постоянно думал о ней. Она не случайно говорила, что муж способен ее убить. Если Дракова мы загоним в угол, если он окажется в безвыходном положении, то он не оставит ее в живых. Драков – слишком большой эгоист и никогда не даст жене свободу. Он считает, что эта женщина принадлежит ему, и ей без него нечего делать на этом свете.

Я более или менее был спокоен за свою семью – жену и сына. Мне удалось через Мохова устроить все так, что они получали ежемесячную материальную помощь. Сын, я так думал, матери ничего обо мне не говорил. После завершения операции я намеревался встретиться с женой и подробно рассказать ей о том, почему я так долго числился в погибших.

Так что за свою семью я в данную минуту был спокоен. Ни жену, ни сына никто не мог заподозрить в том, что они приходятся мне близкими, и в голову какого-нибудь Клина не придет мысль шантажировать ими, если Драков заподозрит меня в двойной игре.

Поэтому эти тылы меня не беспокоили.

Другое дело – Людмила Петровна. Ситуация складывалась так, что жизнь ее начинала все больше и больше зависеть от меня. Вот уж чего еще недавно я даже предположить не мог!

У меня еще не было точного плана, как можно безболезненно вывести Людмилу Петровну из скверной истории с арестом мужа, конфискацией имущества, общественным скандалом. Одно ясно: мне надо ее подготовить, ввести в курс дела, как сказал бы Мохов. Для этого я должен иметь возможность встречаться с ней, потому что придется ее постепенно готовить. Но как устроить сейчас хотя бы одно свидание? Если Клин заподозрит что-то, беды не миновать.

Единственный выход – сделать так, чтобы Драков поручил мне охранять дом, а Клина приставил к себе.

Но как вывести Дракова на такое решение?

Задачка, скажем, не из простых.

Помог случай. Так очень часто бывает – ломаешь голову, строишь планы, а жизнь подбросит простейший вариант.

Я вез Дракова в загородный дом. Уже стало темнеть, Я ехал по шоссе с включенными фарами.

Драков сидел позади меня и непривычно молчал. Обычно в таких ситуациях он в машине любил поговорить. Мы же не после рыбалки возвращались!.. И я думаю, что это было единственное время, когда он имел возможность прощупать меня снова и снова. Какое-то внутреннее недоверие всегда сидело в нем. Он, видимо, и сам себе не мог объяснить – почему, но все ему хотелось нечто еще узнать обо мне сверх того, что он уже знал.

Едем, к примеру, о погоде говорим, а он вдруг спросит:

– Ты где был в восемьдесят третьем году?

И надо было хорошенько помнить свою легенду, чтобы не ляпнуть правду. У него возникали совершенно неожиданные и каверзные вопросы. Он все копался и копался в моей биографии. Надоел! Но я ему отвечал четко, как школьник, который однажды вызубрил уроки. Причем Драков мог один и тот же вопрос задать через неделю. И мне всегда надо было помнить, как я прежде отвечал. Нет, легенду я не спутал бы. Привычка профессионала. Но и заученно отвечать нельзя было. Это вызвало б сомнения.

А на этот раз Драков почему-то молчал.

Когда подъехали к дому, Клин отворил ворота. Я въехал во двор и остановился перед гаражом.

Драков не торопился выходить из машины и сидел все так же задумчиво. Я тоже оставался на месте. Я никогда не выскакивал и не распахивал шефу дверцу. Он это однажды понял, и от меня такого не требовал. Он ценил меня за то, что со мной ему было спокойно за собственную жизнь. А уж дверцу-то он как-нибудь и сам откроет.

Клин запер ворота и неуверенно приблизился к автомобилю, полусогнувшись глянул сквозь боковое стекло в лицо хозяина. Как верный пес.

Драков жестом попросил его сесть, показав пальцем на сиденье рядом со мной. Клин обежал машину и уселся, уставясь на шефа с каким-то торжественно-подобострастным выражением лица. Он чувствовал, что предстоит серьезный и секретный разговор.

– Появился тип один, – сказал будто бы с ленцой Драков.

Мол, дело пустяшное, но он вынужден на это тратить свое драгоценное время.

– Лишний тип, – добавил он после хорошо поставленной паузы.

Мы сидели, догадываясь, куда он клонит.

– Знал меня по Москве, – дал еще информацию Драков.

– Из органов? – поинтересовался Клин.

– Да нет! Просто проныра-журналист, – будто плюнул Драков. – Развелось их! Говнюков!

– Это уж точно, – кивнул Клин, – развелось.

– Надо ему помочь, – сказал Драков.

– Чем? – решил и я подать голос.

– Точку поставить в его статье, – усмехнулся Драков. – А то расписался больно! От него вони будет – задохнешься.

– Понятное дело, – согласился Клин. – Данные?

– Займется им Чума, – коротко сказал Драков. Час от часу не легче! Это чтобы я пошел убивать журналиста? Ну уж нет!

Спасибо тебе, дорогой шеф, за такую ласку и доверие… Надо как-то выкрутиться…

– Значит, я? – посмотрел я на Клина. – Дело житейское. Могем.

Я бросил фразу так небрежно, словно мне предлагали зубы почистить.

– Остановился, конечно, в гостинице?

– Это надо выяснить. Я его увидел случайно. На презентации. Чуть не столкнулись носом к носу.

– Фамилия? – поинтересовался я с деловым видом.

– Саватеев или Савитеев там… Я присвистнул.

– Что такое? – насторожился шеф.

– Зовут – Евгением? – уточнил я.

– Вроде, да, – ответил Драков. – Ты его знаешь?

– Я-то не очень, да вот он меня помнит.

– Это как понять?

Я придумывал на ходу. Теперь надо было срочно подыскать случай, о котором Драков знал бы.

– Помните, я рассказывал…

Что же я рассказывал? Какой случай? Давай, думай… Ага, есть, годится.

– Ну, как судили меня. Он все торчал в зале. Репортажики строчил. Читал я их. Бойко царапает. Даже с юмором. Меня назвал – «бестия с лицом праведника».

– Думаешь, тот самый? Зовут его вроде иначе… Шеф стал вспоминать. Я, естественно, не знал, кто такой этот журналист и как его зовут. Евгений – первое имя, что пришло мне в голову.

– Может, и иначе, – кивнул я. – Но подписывался – Евг. Саватеев. У меня даже одно время эти газеты хранились. Можно их сейчас в библиотеке поднять.

Главное, с уверенностью напустить тумана. В библиотеку Драков не полезет. Дураков нет.

– Думаешь, узнает? – обалдело спросил Клин.

– Как пить дать, – ответил я твердо. – По его подсчетам, я должен быть за колючей проволокой. Отматываю только начало срока. Увидит, завопит, как сирена, на весь город. Придется не выходить на прямую. Подстеречь где-нибудь.

– Если он тебя знает, рискованно вообще крутиться возле, – рассудил мудрый шеф, которого я за эти слова готов был даже обнять. – Малейший промах с твоей стороны – и ты засветился. Не надо подбрасывать приманку.

– Да я сработаю чисто, – уверенно произнес я. – Лучше было бы выйти на него. Сказать, что есть интересный материал. Посидеть за бутылкой. Какой русский не любит выпить! А потом… Найдут на улице холодненького. И водочный аромат витает над ним. Чисто!..

– Прямо поэт ты, Чума! «Витает». «Аромат»… А план все же толковый. Как считаешь, Клин?

Направление мыслей у моего умного шефа было правильным. Я этим обстоятельством очень даже был тронут. Поэтому живо запротестовал:

– При чем тут Клин? Уж позвольте лучше мне! Очень мне охота этого писаку угомонить. Я как вспомню его опусы, так мне сразу до того тошно становится! «Чудовище без ума и сердца». Это он обо мне. Будет он судить о моем разуме своими куриными мозгами! В моей жизни без ума не выкрутишься из сложной ситуации. Очень мне обидно было… И эти еще разные паскудные слова… Так что у меня личные счеты. А Клин может лишь испортить дело.

– Как это я испорчу? – задело Клина, и он заерепенился.

– Тут дело тонкое!

– Хочешь сказать…

– Да ничего я не хочу сказать.

– Я не глупей тебя, – как индюк, надулся Клин.

– Глупей не глупей, а чувствую – не справишься.

– Да пошел ты…

– Тихо! – прикрикнул Драков. – Охота мне вас, мудаков, слушать! Вот что, Клин. – Драков принял окончательное решение, голос его сразу стал властным и уверенным. – Будешь действовать по плану Чумы. Скажешь по телефону, что дело приватное.

– Какое? Приветное?

– Не дури! Скажешь, мол, надо встретиться без свидетелей. Как управишься, смывайся на время из города.

Драков, не попрощавшись, вышел из машины. Я остался наедине с Клином.

– Ну, вот, – недовольно проворчал Клин. – Всегда так. До конца не договорит – сиди и гадай.

– Чего ты не понял?

– Дежурство оставить, что ли? – он кивнул на дом.

– Хозяин не любит тянуть.

– Прямо сейчас отправляться в город?

– Я думаю, что он именно этого и хотел. Но ты можешь отказаться. Я говорю – с этим делом запросто управлюсь.

– Ты сказал – отказаться?

– Ну да!

Клина разобрал смех.

– Плохо ты знаешь хозяина! Попробуй откажись!

– Тогда мотай в город. Ищи, вынюхивай, интересуйся.

– Ты заменишь меня тут?

Я пожал плечами и бросил небрежно:

– Не очень это кстати. Дела у меня на сегодняшний вечер намечены. Но другого пути нет. Не оставлять-то дом без охраны!

– Ладно. Тогда я погнал. Линяю.

Вскоре он укатил на своей машине. Тачку шефа я поставил в гараж и направился в дом.

Хозяин поднялся на второй этаж. Там была и Людмила Петровна. Подошла служанка Нюра и вопросительно уставилась на меня.

– Что, не узнаешь меня? – улыбнулся я. – Я сегодня вместо Клина.

Она продолжала на меня все так же молча смотреть.

И тут я вспомнил, что Нюра видела меня на мосту и теперь, вероятно, узнала! Вот что я совсем упустил из виду! Я ведь совершенно забыл об этой самой Нюре. Вот те на! А если она работает на Клина?

В прежние мои приезды она меня видела, но не обращала внимания. Да и не встречались мы вот так, нос к носу. Но, вообще-то, на мосту я находился достаточно далеко, чтоб меня хорошо разглядеть. Может, только мне показалось, что она меня узнала?

– Чего уставилась? – теперь уже грубовато спросил я.

– А куда поделся Николай? – спросила она.

– Не знаю, – я не сразу догадался, что она спрашивает о Клине.

– Насовсем, что ли? – она была расстроена.

– Спроси руководство, – ткнул я пальцем в потолок. – Наше дело – маленькое, приказано – выполняй. Расспрашивать не будешь.

Нет, она не думала о том, что я – тот человек на мосту – одно и то же лицо. Расстояние было изрядное. Так что я зря всполошился. Все нормально. Она просто-напросто очень огорчилась из-за того, что уехал Клин, даже ничего не сказав ей. Неужели между ними что-то было? Ну, орел Клин! Такую женщину окрутил! Очень даже мила, уютная, трогательная, без комплексов…

Ладно, это можно обсудить с самим собой на досуге, а пока я оказался в доме Дракова, и рядом находится Людмила Петровна. Вот о чем надо думать.

– Где меня устроишь? – спросил я Нюру.

– В комнате охранника.

– Белье-то сменишь или так и будешь стоять?

– Ой, извини, – она тотчас заторопилась.

– Стоп! – удержал я ее. – Просвети новичка.

– Чего ты хочешь?

– Хозяева уже бай-бай?

– Еще рано.

– Они спустятся ужинать?

– Так поздно кто же ест?

– У тебя так: то рано, то поздно.

– Тут так принято – на ночь не наедаться. Если голодный, иди на кухню. Там в холодильнике все найдешь.

– Я не о себе.

– Хозяйка после шести вообще не ест. А хозяин – когда как.

– Значит, может спуститься?

– Может. Попьет молока.

– А хозяйка уже не появится?

– Ну, почему? Она вечерами выходит погулять.

– Вот это я и хотел узнать. Значит, мне нужно быть начеку.

– Она возле дома. За ворота не выходит. Походит по саду – и спать.

– Каждый вечер так?

– Да.

Я мог надеяться, что сегодня еще увижу Людмилу Петровну. Мое присутствие тут будет для нее полной неожиданностью. Как бы она не выдала нас! У этой Нюры очень даже острые глазки – все видит, все примечает. Надо постоянно соблюдать осторожность.

Нюра побежала за свежим постельным бельем, а я прошел в комнату охранника. Тут Клин установил свой порядок. Я первым делом смел со стола все, что напоминало о нем; оставил только графин с водой.

Тут появилась Нюра и явно была недовольна тем, что я тут хозяйничаю. У меня возникло такое ощущение, что я ей не понравился с первого взгляда. А может быть, я тут со своей персоной был совершенно ни при чем, и все ее недовольство появилось оттого, что уехал Клин. Вполне возможно.

Она стелила кровать и чтоб не смущать Нюру, я вышел из комнаты, прошелся по нижнему этажу, заглянул на кухню, в ванную комнату и просторную гостиную, стены которой были обвешаны картинами в дорогих рамах. Это была абстрактная живопись, я ее никогда не понимал и понять не пытался, потому что она чужда моей натуре. Я люблю ясность во всем.

Потом я вышел на улицу и прошелся по саду, постоял над скамейкой под березами, на которой любила сидеть Людмила Петровна и провела там, должно быть, многие часы одиночества.

В общем, я изучил обстановку и теперь имел о ней представление.

Я уже направился было к дому и ступил на нижнюю ступеньку крыльца, как вдруг дверь распахнулась, и в светлом проеме появилась Людмила Петровна. Я видел темный контур ее фигуры, но не мог различить лица, а меня она рассмотрела, потому что свет из прихожей падал прямо на меня.

Она совершенно не ожидала этой встречи. В первый миг, видимо, подумала, что ей это привиделось, и она отшатнулась назад, словно собираясь вернуться в дом, но удержалась на месте. Потом она почему-то позвала:

– Нюра!

Служанка тут же появилась.

– Идем со мной, – сказала ей Людмила Петровна и спустилась с крыльца, прошла мимо меня, но даже не посмотрела в мою сторону.

Я услышал, как служанка говорила ей:

– Чего так испугались? Это же охранник, он пока что Клина заменил!..

Я вошел в дом. Но мне не хотелось выпускать из виду женщин. Я уселся на стул – в кухне у окна. Не включая света, стал смотреть на улицу. Яркая луна освещала двух женщин, сидевших на скамейке под березами.

Этажом выше стоял у окна в длинном халате Сергей Драков и смотрел вниз, где на скамье устроились его жена и служанка. В спальне было темно, и с улицы его не могли заметить. Вот так стоял он и смотрел каждый раз, как жена выходила подышать воздухом перед сном. Была у нее такая привычка. Людмила Петровна даже не догадывалась, что за ней наблюдают; она думала, что муж спит, как и положено, до этого исполнив свои супружеские обязанности.

Обычно Драков смотрел на жену и думал, как безумно любит свою женщину. Никто не знал об этой безумной любви, он старательно скрывал свое чувство от чужих глаз, словно стыдясь его. А может, и впрямь он стыдился этой безудержной страсти, потому что она была проявлением определенной слабости.

Драков считал себя сильным и волевым человеком. Он никогда и никому не подчинялся, но всегда повелевал другими. И, конечно, не хотел, чтобы кто-то догадался, что он пятнадцать лет подряд влюблен в одну и ту же женщину, и как мальчишка счастлив даже держать ее за руку.

Скрывал он свое чувство еще и потому, что глубоко переживал спокойную холодность жены. Она была покорной и безропотной. Но ни разу не пробудил он в ней ответную страсть. Нет, однажды было… Давно… Самое начало знакомства. Поездка на Север. Он почувствовал тогда, что она идет навстречу, что в ней просыпается ответное чувство. Но тут появился один человек. Даже и сейчас, по прошествии стольких лет, Драков ненавидел его. Хоть тот давно мертв, ненависть в душе так и осталась. Он снова и снова убивал бы его. Если о чем-то Драков и жалел в жизни, так только о том, что этого человека убили по его приказу позже. Его надо было уничтожить еще тогда, когда они с Людмилой не встретились.

Его нет на свете, а все эти годы Драков чувствовал его незримое присутствие. Дракову приходилось заниматься грандиозными делами, требующими крепких нервов, но где-то в глубине его «я» затаилась в нем душа художника, тонко чувствующего человека. И эта скрытная душа подсказывала ему, что Людмила никогда не забывала о том человеке, он и мертвый стоял между нею и Драковым.

Вот и на этот раз после супружеской близости она не осталась в его спальне, а пошла к себе. Потом, по обыкновению, вышла под березы…

Но странным показалось то, что на этот раз Людмила вышла со служанкой. О чем они могут там говорить?

Обычно молчаливая, Людмила так оживленно и с таким взволнованным видом беседует со своей служанкой. О чем?

И вообще, с того дня, как она ходила в город, Драков почувствовал в ней новые непонятные ему перемены. Она явно что-то скрывала от него.

В какую-то минуту он увидел ее лицо – когда она не думала, что он смотрит на нее. Ее лицо светилось радостью. Когда он обнял ее, она так испугалась! Значит, была мысленно далеко от Дракова. И радость на ее лице появилась от тайных мыслей.

Сегодня она была с мужем еще более холодна: словно красивая бездушная кукла. И ушла даже вызывающе-поспешно.

А теперь вот никуда не торопится, сидит со служанкой и о чем-то оживленно говорит, и, должно быть, тема разговора чрезвычайно интересует и ту и другую.

Тоже мне, подружку нашла!

О чем они могут толковать?

И знал бы хоть кто-нибудь, как сильно любит Драков эту женщину!

Женщины беседовали, даже не подозревая, что за ними следят два человека: – охранник Чума и Сергей Драков.

Людмила Петровна не сумела скрыть свое волнение, которое охватило ее на крыльце. Он здесь! Он рядом! Он сумел так устроить, что заменил Клина. Значит, какое-то время будет тут. Завтра, когда уйдет муж, они могут поговорить.

Когда она увидела его, то страшно испугалась. Ей показалось, она так много думала о нем, что у нее начались галлюцинации. Потом поняла, что это действительно он. И тут ее охватил дикий ужас – муж догадается! Почему она так подумала – сама не знает. Тогда она позвала Нюру.

И хорошо сделала! Нюра постоянно дома и не может не заметить отношений между охранником и хозяйкой. Людмила Петровна доверяла Нюре, и будет лучше, если раскроет ей все карты и все расскажет, как на духу.

Когда женщины устроились на скамейке, Нюра спросила, не скрывая недоумения:

– Что тебя так испугало? Прямо лица нет…

– Это он!

– Кто? – не поняла Нюра.

– Это Володя. Который был на мосту.

– Вот те на! – распахнула глаза Нюра, еще толком не поняв, кто же есть этот охранник на самом деле.

– Я о нем рассказывала прежде, – напомнила Людмила Петровна.

– Вот оно что! – наконец-то дошло до Нюры. – Значит, тот человек, который встретился тебе пятнадцать лет назад, а потом тот человек, который был с тобой на мосту, и этот, который служит охранником, все один и тот же?

– Да!

– Выходит, он живой? Не помер?

– Как же может быть иначе, если ты его только что видела?

– Ну да. Конечно. А как он спасся тогда?

– Я еще не знаю. Он обещал рассказать. Нюра, я ничего от тебя не хочу скрывать. Я могу тебе доверять?

– Еще бы! Как никому…

– Нет, я серьезно…

– У меня, кроме тебя, никого нет, – сказала Нюра, и в ее спокойном голосе Людмила Петровна услышала твердое убеждение.

Она сразу успокоилась.

– А что же будет? – спросила Нюра, вспыхнув волнением.

– Не знаю, – сказала Людмила Петровна. – Я не способна что-то решать. У меня в голове такая путаница… А сердце так бьется, словно готово выскочить из груди. Я боюсь, что Сергей заметит мое состояние.

– Конечно, заметит, – подтвердила Нюра. – Это не так трудно. Все на лице написано.

– Я должна держать себя в руках. Ты права.

– И сколько?

– Что сколько?

– Сколько будешь в руках себя держать?

– Не знаю. Я очень слабый человек. Понимаешь, Нюра? Я вот так подумала…

– Как?

– Пусть будет так, как будет.

– Ну, прямо умница-разумница! – всплеснула руками Нюра.

– Но что, что я могу?

– Надо выяснить, женат он или нет, – решительно заявила Нюра. – Я этим займусь.

– Как ты можешь так говорить?

– Как говорить?

– При чем тут – женат или не женат?

– Как это при чем?

– Ну, допустим, не женат. Тогда что?

– Тогда? – Нюра задумалась. – Твой муж тебя не отпустит. Бежать надо. Но от него не убежишь. Клина по следу пустит, тот из-под земли достанет. Худо дело, со всех сторон худо.

Нюра искренне огорчилась, не найдя выхода. Она была наблюдательной женщиной и не могла не заметить, что Людмила Петровна мужа не любит. А если не любит, то все остальное – роскошь, деньги, – для Нюры не имело значения. Да и видела она, что красивые вещи Людмиле Петровне радости не приносят. Она живет в грусти, потому что нет с ней рядом человека, которого любила бы.

А Нюра знает, как плохо, когда рядом нет такого человека. Только потому, что у нее самой никого не было и никто не предвиделся, она сошлась с Клином. Этот человек ей не противен – и только. Она никаких планов насчет совместной жизни с ним не строит. Как встретились, так и расстанутся. Как в море корабли. Но тут другое. Клин ей нужен пока, потому что у нее своя цель… Но это касается только Нюры, об этом даже Людмиле Петровне знать не полагается. Зачем? И хорошо, что она ни о чем не догадывается.

У нее, у бедной, свои печали…

Когда Нюра сказала, что у нее кроме Людмилы Петровны никого нет, то она ничего не придумала. Нюра решила посвятить свою жизнь этой женщине, дала себе такое слово и никогда от него не отступит.

Людмила Петровна, по мнению Нюры, вернула ее к жизни. Нюры давно не было бы, если б не Людмила Петровна. И Нюра, конечно же, ей будет обязана до конца своих дней.

Когда-то девчонкой Нюра впервые увидела Людмилу Петровну, еще молоденькую, смешливую и красивую. Нюра тогда жила в северном поселке, который являлся районным центром. Может быть, поэтому библиотека тут была большой, богатой книгами.

Нюра пристрастилась бегать в читальный зал, когда появилась новая библиотекарша. Людмила Петровна приметила девочку, давала ей книги по своему усмотрению, а когда никого в читальном зале не было, подолгу беседовала, рассказывая интересные истории об умных и хороших людях.

Нюра знала, что Людмила Петровна тоже родилась здесь. Ее отец был военным человеком и служил при локаторах, которые стояли за поселком на возвышении. Потом его перевели куда-то – и он забрал за собой семью.

Когда Нюре было больше двенадцати, приехала Людмила Петровна с мужем и стала работать в библиотеке. Нюра полюбила ее всем своим детским сердцем.

Супруги прожили в райцентре только зиму и лето, а потом уехали в Москву. Людмила Петровна очень много рассказывала Нюре о столице и с такой любовью, что поселила это чувство и в душе девочки. Нюра с тех пор только и мечтала попасть в Москву, поступить там в институт и стать такой же умной и образованной, как Людмила Петровна. Но годы шли медленно, и она долго взрослела.

Время от времени Нюра получала открытки от Людмилы Петровны с поздравлениями, которые сохранила до сих пор. Сама она тоже посылала ей открытки. Потом те стали приходить к ней все реже, реже и постепенно совсем перестали. Нюра решила, что Людмиле Петровне теперь не до нее. Но она все продолжала мечтать о Москве и о будущей интересной и содержательной жизни.

Эта мечтательность ее и подвела. Нюре было семнадцать лет, когда летом она встретилась с одним туристом. Он был москвичом, учился в университете и страстно стал убеждать, чтобы по окончанию школы она поехала с ним.

Нюра поверила ему и полностью доверилась.

Поначалу все было вроде хорошо. Она подала заявление и сдала документы в библиотечный институт. Стала готовиться к экзаменам. Жила она у своего друга. У него была однокомнатная квартира. Он обещал жениться на ней, но все тянул. То одно обстоятельство мешало, то другое.

Потом начались и вовсе странные дела. Однажды он оставил ее со своим другом, и тот насильно взял ее. Это потрясло Нюру, она была в отчаянии и – от природы честная! – обо всем рассказала другу. Она не хотела скрывать, потому что любила своего туриста и готова была к тому, чтобы он презирал ее после такого и даже выгнал из квартиры.

Но он не стал страдать от ревности. Успокоил ее – и не придал большого значения тому, что случилось.

Нюра была в таком состоянии, что первый же экзамен провалила и забрала свои документы. Что оставалось ей делать?

Тут повторился аналогичный случай. Ее друг оставил ее снова с каким-то новым другом – и не приходил всю ночь. Потом говорил, что попал в больницу…

Нюра поняла свое ужасное положение после того, как ее милый турист, которого она приняла за близкого человека, стал убеждать ее, чтобы она была уступчивой с теми людьми, кого он приводит. Оказалось, что он брал у них за такую услугу деньги, то есть, торговал Нюрой.

Она хотела убежать от него, но он страшно избил ее, пообещал даже убить и держал взаперти. Жизнь стала невыносимой, и Нюра решила покончить с собой. Она уже собралась перерезать себе вены в теплой ванне, когда вдруг раздался телефонный звонок. Она не хотела поднимать трубку, но телефон все звонил и звонил. И она подошла к аппарату.

В трубке раздался ласковый голос Людмилы Петровны:

– Нюра, ты? Милая, дорогая моя! Ты в Москве? Почему же не зашла ко мне? И не позвонила?.. Я узнала твой номер телефона случайно, от своей знакомой из института…

Не могла же Нюра сказать, что хотела прийти, как только поступит в институт, счастливой первокурсницей! Нюра разрыдалась.

– Что с тобой? – настойчиво стала допытываться Людмила Петровна. – Что случилось? Дай мне адрес. А то я записала только номер телефона… Дай адрес!

Она сто раз, наверное, повторила это свое «дай адрес!», и только тогда до Нюры дошло, чего от нее хотят. Она назвала адрес.

За ней приехали Клин и Филин. С ними была сама Людмила Петровна. Нюрин друг оказался дома и струхнул так, что его даже стало жаль. Нюра сама себя винила, что сразу не разглядела, какой он подонок.

Людмила Петровна забрала к себе Нюру, уговорила мужа, чтобы она пожила у них. Но Нюра не хотела быть приживалкой.

– Я все умею, – сказала она. – Возьмите меня служанкой.

Она согласилась остаться только с этим условием. Потом, уже придя в себя при ласковой и внимательной Людмиле Петровне, Нюра спросила:

– Как ты нашла мой телефон?

– О, это целая история! – воскликнула Людмила Петровна. – Как-то я вдруг вспомнила, что моя умненькая и единственная ученица должна закончить в этом году школу. В последнее время я слишком была занята сыном и про тебя почти забыла. Нет, не то, чтобы совсем забыла, я всегда тебя помнила, но каждый раз праздник проходил, а уж потом спохватывалась – не поздравила! Да и потом… Какие теперь праздники!

– Ну, вспомнила, и что?

– Я была уверена, что ты приедешь в Москву. Тысячу раз ты об этом говорила! Вот это меня и встряхнуло. Она же наверняка в Москве, подумала я, почему же не заявляет о себе? Даже обидно стало. Я стала искать…

– Найти в Москве человека…

– Очень просто. Если ищешь тебя. Ну, куда ты могла сдать документы? Конечно, в библиотечный. По моим стопам. Это я сразу вычислила.

– В общем-то, конечно… Куда еще?

– Там мне сказали, что документы ты забрала. Адреса они не знали. Но у секретарши декана оказался твой телефон. Ты ей оставляла. Помнишь?

– Да.

– Вот так я тебя нашла, – обняла Людмила Петровна Нюру. – А теперь расскажи, что с тобой приключилось. Если, конечно, хочешь. Не носи в себе такую тяжесть.

И Нюра поведала своей спасительнице горестную историю. Людмила Петровна будто окаменела. Она только произнесла:

– Бывают же такие выродки!

Через какое-то время Людмила Петровна сказала, что надо подать в суд на этого человека. Но у Нюры не хватило бы душевных сил говорить на суде о том, что она пережила. Прошлое ее навсегда осталось в другой жизни. И о нем она окончательно забыла.

Тогда Нюра сама дала себе слово, что всегда будет при Людмиле Петровне, станет помогать ей – и ничего ей больше не надо. Мужчин она ненавидела. Так прошли годы. Потом появился Клин. Но это произошло по ее воле, она сама пошла на близость, поставив перед собой конкретную цель.

И Клин не был ей противен. Остальное не имело значения, потому что имелась благая цель.

Почему и по какой причине возникли у него подозрения, Сергей Драков пока не сумел бы объяснить, но тревога поселилась в нем, и он уже не мог успокоиться. Возможно, сработала природная интуиция, которая не раз выручала его и которой обладают-таки люди, живущие с постоянным риском.

Простояв у окна до той самой минуты, когда женщины поднялись со скамьи и направились в дом, продолжая о чем-то еще говорить тихими голосами, Драков подошел к лестнице, ведущей вниз, и остановился на верхней ступени. Он был в тени, и снизу его не могли сразу обнаружить, а прихожая была ярко освещена, и он мог хорошо рассмотреть лица.

Должно быть, Чума ждал возвращения женщин. В этом не было ничего удивительного, охраннику положено быть начеку. Насторожило другое.

Войдя в освещенную прихожую и увидев Чуму, стоявшего у дверей своей комнаты, женщины как-то странно посмотрели на него, обе одинаково что ли, словно заговорщики. Драков догадался, что между ними произошел разговор и заключался он в том, что все трое дали понять друг другу: все они в курсе какого-то дела, между ними более нет тайны. И в том, что все это именно так и было, Драков не сомневался. Чума чутко уловил шорох и посмотрел на самый верх лестницы, где притаился Драков. Этот короткий взгляд охранника насторожил женщин, и выражение на их лицах сменилось тут же. Людмила Петровна пошла к лестнице, а служанка устремилась на кухню, словно у нее там было по горло дел, и она о них внезапно вспомнила.

Стараясь шагать бесшумно, Драков поспешил в свою спальню и присел на край кровати. Он слышал, как поднялась жена по лестнице, как прошла к себе. Охранник вышел на улицу и подошел к той скамейке, на которой только что сидели женщины.

Драков увидел это, шагнув к окну, где недавно стоял. Охранник опустился на скамейку и не завалился на спинку, как сделал бы сам Драков, а положив локти на колени, уставился вниз, будто перед ним горел костер. Это была поза таежника. Драков вспомнил те времена, когда он был на Севере. Еще тогда он обратил внимание на эту позу и на то, как бесконечно долго могут сидеть северяне в такой задумчивости.

Если Дракову постоянно казалось, что он уже где-то видел Чуму, то теперь он уверился и в том, где это могло произойти. Только на Севере.

Он начал покручивать воспоминания, как кинопленку, то забегая вперед, то возвращаясь назад.

Помог ему и этих поисках в прошлом и сам Чума. Но это уже случилось утром…

Драков просыпался рано и обычно до завтрака, приняв душ, просматривал бумаги в кабинете, который находился рядом со спальней. А тут вдруг решил выйти на улицу.

Женщины еще, естественно, спали. Но Чума уже был на ногах и смазывал из масленки петли калитки, которые противно скрипели и раздражали Дракова. До Клина никогда бы не дошло смазать, а этот догадался. В другой раз Драков обязательно похвалил бы. Инициативу подчиненных он ценил. Но теперь он смотрел на Чуму встревоженным взглядом.

Уж очень смутила его та поза, в какой он сидел вчера на скамейке. Правда, мертвые не приходят к живым. Но почему-то вспомнился тот парень, который доставил ему когда-то много неприятных минут. За других как-то и не цеплялась память, лица их слились в смутные пятна. Да и не было у него ни с кем в том краю такого события или истории, что запомнилось бы. А парень и теперь стоял перед глазами.

Но не мог он так измениться! Хотя прошло пятнадцать лет. И все-таки… Тот был худой, угловатый, с длинными руками и ногами да, к тому же, сутулый, отчего напоминал цаплю. Он показался бы тогдашнему Дракову просто смешным, если бы не его упрямство. Таких упрямых он, Драков, более не встречал в жизни.

Драков знал своего охранника как Пегина, и фамилия ему ничего не подсказывала. Тем более прозвище – Чума.

Да не мог тот парень превратиться в такого крепыша с налитыми мышцами, крепкой фигурой и лицом бойца! Глаза же у него другие – стальные. А у того были, как у красной девицы, ангельские.

И главное – Филин, Бульбаш и Клин знали свое дело. Они не могли ошибиться. Если сказали – хана, значит, так оно и было. С того света не приходят.

И Драков уже отогнал от себя мысль о том парне, как вдруг услышал, что Чума запел.

Это была песня Владимира Высоцкого.

Чума не слышал, как открылась дверь дома за его спиной, так как только что смазал петли. Это его и подвело. Он ни за что не запел бы, если б знал, что Драков услышит. Он пропел только две строки и вполголоса, а затем что-то просвистал. Но и этого было достаточно Дракову, который онемел от удивления, торопливо отступил назад и осторожно прикрыл за собой дверь.

Ни у кого другого не было такой манеры свистеть! Никогда после он не слышал такого свиста, такую странную трель!

Предельно взволнованный, Драков вернулся в кабинет, сел за стол и стал успокаивать себя. Может, показалось? Может, ошибся? Но перед глазами сидел сутуловатый парень, упираясь руками в колени, смотрел на воду и напевал Высоцкого. Потом засвистел, выпустив такую руладу, что Драков не поверил собственным ушам. Неужто человек способен так искусно!..

А если это он?

Тот сутулый, наверное, не мог забыть и за пятнадцать лет, кто его собирался убить. Может быть, долго искал и, наконец, вышел на Дракова. Втерся в доверие. Зачем? А чтобы осуществить задуманную месть.

Мог он быть и подсадной уткой. Работает на органы. В таком случае, Драков уже на крючке. Надо же, испугался какого-то журналиста. Мол, узнает, разоблачит. Да это ерунда! А тут под боком сам пригрел лютого врага и стоит, можно сказать, на мине, еще одно движение – и кранты.

Волосы на голове шевельнулись, и по спине пробежал противный холодок.

Нельзя распускать нервы. Спокойней. Если даже есть времени всего полчаса, то можно найти выход.

И тут подумалось, что Чума выдает себя не за того, кто он есть на самом деле, Но делает это не потому, что служит в органах, а по причине своего прежнего упорства. Очень может быть, что он больше думает о любви, чем о мести. Тогда его интересует, прежде всего, Людмила Петровна.

Если это так, то они затевают какой-то ход, чтобы смыться вдвоем. Но у Чумы голова неплохо варит, он прекрасно понимает, что от Дракова улизнуть не так-то просто. А если улизнешь, так рука у Дракова длинная и хваткая. Тут нужно поработать головой, как все сделать.

Вспомнив недавний разговор в машине, Драков даже стукнул себя по лбу. Вот лопух! Как ловко Чума отказался от задания убить журналиста! Подсунул Клина и дважды выиграл: на Дело не пошел – на хрена оно ему нужно! – и остался в доме, поближе к Людмиле Петровне.

Теперь и ее поведение в последние дни становится понятным. А как она смотрела в прихожей на охранника! Ясно, что между ними – уговор.

Чума решил похитить жену Дракова! Вот дела! Он же обещал однажды.

Много лет назад Драков увидел на берегу сидящего на валуне парня. Еще подумал – экий ушастик! Он сидел, локтями упершись в колени, и смотрел на воду. Услышав шаги Дракова, ушастик поднялся и сказал, глядя прямо в глаза как-то иступленно:

– Я тебя жду.

– Почему «тебя»? – улыбнулся снисходительно Драков. – Мы разве переходили на «ты»? Я не помню. И мне кажется, что такого факта не могло быть, потому что мы прежде никогда не виделись.

– Какая разница – ты, вы? Главное – суть.

– Чем же обязан?..

– Разговор есть. Драков пожал плечами.

– О чем? Может, перепутали с кем?

– Ни с кем я тебя не спутал.

– Снова «тебя». Упрям, вижу.

– Мне так легче. Мы же ровесники.

– Ну, как вам угодно. Но о чем разговор?

– О Люде.

– О какой такой Люде?

– О твоей жене.

– Слушай! – невольно перешел на «ты» Сергей Драков. – Какая она тебе Люда? Не смей! Слышишь, придурок!

– Чего не сметь?

– Говорить о ней в таком тоне.

– Я говорю нормально. А ты слушай.

– И что ты хочешь сказать?

– Откажись!

– Что? – Драков пока еще не все понимал. – От чего это я должен отказаться по твоей милости? От кого?

– От нее, говорю, откажись. Дай развод!

Сергей Драков уставился на ушастика. Шутит или… Вроде не пьяный. Неужто придурочный?

– У тебя нет температуры? – спросил Драков с издевкой.

– По-доброму пока прошу!

– Это что – угроза?

– Нет. Бить тебя не буду.

Сергей не удержался от смеха. Физически он явно был крепче и, случись драка, здорово досталось бы ушастику.

– Спасибо, – сказал Драков, издеваясь. – Очень тронут. А если я тебе врежу?

И тогда этот странный парень с иступленными глазами сказал с уверенностью:

– Не откажешься – украду ее.

– Ты хоть понимаешь, что мелешь? – зло сузились глаза Дракова.

– Понимаю, – отвечал ушастик. – Украду.

– Погоди. А как же она? – возникло подозрение у Дракова.

– Что она?

– Ее-то спросил хотя бы?

– О чем?

– Она-то согласна, чтоб ты ее умыкнул?

– Я не говорил с ней об этом.

– А вдруг сопротивляться будет? Крик поднимет?

– Может быть. Но пусть кричит.

– А если люди прибегут?

– Пусть прибегут. Все равно украду.

– А потом? Что потом-то?

– Потом женюсь на ней.

– А если она не согласится?

– Согласится.

– Да откуда у тебя такая уверенность? Какой она тебе дала повод, что ты так говоришь – согласится!

– Я не спрашивал, но я знаю – женюсь.

– Против ее воли что ли?

– Нет. Я против воли не пойду.

– Ты опомнись, парень. Я не знаю, как такое могло в твою башку взбрести. Играешь с огнем. Я никому не собираюсь уступать свою жену. С чего это вдруг? Я не собираюсь с ней разводиться. И она не хочет со мной разводиться. Если ты сейчас же не уберешься, я выкину тебя в реку!

– Без нее не уеду.

– Откуда ты такой заявился?

– Это неважно. Заявился – и все.

– Послушай мой совет – убирайся. И не появляйся на мои глаза. Если будешь преследовать мою жену, тебе будет очень плохо.

– Это несправедливо, – сказал спокойно ушастик.

– Что несправедливо?

– Не так должно быть, иначе…

– Как иначе? Почему? О чем мы говорим? Я ее встретил, женился. У тебя не отбирал. И вдруг – несправедливо!

– Вот умри, коли так…

– Как это – умри? – опешил Драков.

– Утопись в реке.

– Зачем? Чтоб вдовой осталась? Тебя вдова устраивает?

Драков засмеялся.

– И я умру, – серьезно заявил парень.

– То есть как? Тоже утопишься?

– С тобой вместе. Тогда будет справедливо. Драков испытующе смотрел на парня. Такого идиота он еще никогда не встречал.

– Может быть, у тебя не все дома? – спросил он осторожно.

Но нет, перед ним стоял не обычный сумасшедший! Это был просто безумец-влюбленный. О таких он читал в книгах и всегда их считал вымыслом. Но вот подобный тип стоял тут и смотрел на него, Дракова, своими правдивыми глазами, живой и реальный.

«Сегодня утром я смазал петли на всех дверях, потому что они скрипели на все лады. Когда я вернулся в дом и открыл бесшумную теперь дверь, то увидел поднимающегося по лестнице Дракова. Было такое ощущение, что он чем-то вспугнутый бежал к себе.

Странно.

Вчера вечером, когда в дом вошли женщины, мне показалось, что он стоял наверху и смотрел из темноты.

Выходит, он за кем-то следит. За женой?

А утром, что могло его вспугнуть?

В доме, кроме нас, с ним никто не бодрствует. Он мог увидеть только меня. Ну, вот открыл дверь, увидел меня у ворот… И что? Я смазывал петли. Ну, а еще? Мурлыкал что-то. Что я мог напевать? Конечно, Володю Высоцкого! Так, так, так… И насвистывал. Или нет? Вроде, нет.

Мохов говорит, что я как-то странно насвистываю, не похоже на других. Я об этом всегда помню и стараюсь заливаться трелями лишь тогда, когда меня никто не слышит.

Ну, хорошо. Он увидел меня, услышал, как я напеваю и насвистываю. Что же из этого вытекает? Что его могло так испугать?

Я уверен, что он никогда прежде не слышал этого моего приметного посвиста. Не мог же он по нему разгадать, кто я на самом деле? Чушь! Я уже мякины боюсь, как пуганый воробей.

Я не стал более гадать, что могло случиться. Вскоре Драков должен будет ехать в город. По какому-нибудь признаку я все равно почувствую, подозревает он меня в чем-то или мне волноваться рано.

Он мог услышать мои шаги на крыльце и поспешил наверх, просто не желая с кем-то видеться в такую рань.

Меня он видел один раз пятнадцать лет назад. Думаю, что запомнил. Трудно забыть парня, который вполне серьезно говорит тебе, что любит твою жену и хочет на ней жениться.

Я тогда предложил ему вместе умереть, чтобы доказать свою любовь к Людмиле Петровне. И я умер бы, не дрогнув. Честное слово!

Это было какое-то ослепление. Любовь навалилась на меня внезапно и с такой силой, что я вмиг переменился. Откуда-то появилась отчаянная смелость.

Я окончил школу. И в то самое лето приехали в райцентр молодой учитель рисования и новая библиотекарша. Я-то сам жил не в райцентре. Там я только школу закончил, находясь в интернате. А на лето уезжал в маленький поселок в тридцати километрах, где проживали мои родители.

В тот раз какая-то нужда заставила меня бросить рыбалку и оказаться в райцентре. Помнится, что-то было связано с военкоматом. Думал, что за день обернусь, к вечеру уеду.

Между делом хотел вернуть книги в библиотеку. Я их увез недочитанными, а теперь собрался сдать.

Связав бечевой книжки, принес я их и положил на стойку, за которой никого не было. Стал развязывать веревку, слышу шаги. Поднял глаза, а между книжными шкафами стоит она!

Я о девчонках тогда особенно и не думал. Родители мои были старой веры и воспитали меня так, что никакого легкомыслия у меня не было на этот счет. Придет время, надо жениться, а там уж воспитывать детей. Мне же предстояло уходить в армию, и поэтому о женитьбе не думал. Вернусь, найду себе хорошую работящую девушку, и все устроится хорошо. Учиться дальше я не хотел.

Я, видимо, не совсем точно говорю, что не хотел. Читать книги я любил, и к знаниям меня всегда тянуло. Но я у родителей был один и поздний. Я же видел, что они без меня, может, и выживут, но тяжело им придется.

Вот почему я решил после армии вернуться и устроить старость своих родителей.

Такого теперь, как я, уже нет, пожалуй. Хотя много смелости беру на себя, ставя себя в судьи молодого поколения. Сам-то воспитывал сына? А если нет, то какие претензии я могу ему предъявить и что требовать? Все зависит от родителей.

Но как бы там ни было, а надо признать, что девушки меня не занимали в силу моих серьезных намерений, и я готовился к воинской службе.

И тут – она!

Стоит между книжными шкафами и, будто явление какое-то, небесное! Не знаю, как там объяснить, но у нас было такое чувство, что мы сразу узнали друг друга. Вот никогда не виделись, друг о друге слыхом не слыхивали, а смотрим и узнаем.

Я уж потом разные книги читал и думал, что, может быть, мы встречались в какой-то прежней жизни. Она первая сказала:

– Здравствуй! И я ей отвечаю:

– Здравствуй!

– Ты книги сдавать пришел? – спрашивает она и стоит на месте, не приближается к стойке, словно боится нарушить вот это узнавание.

– Пришел, – я говорю. – А ты новенькая?

– Да, – отвечает.

– То-то гляжу…

– Тебя зовут как?

– Владимиром.

– Я почему-то так и подумала. А меня Людой.

– Конечно.

– Почему ты сказал – «конечно»?

– Потому что я знал.

– Что меня так зовут? А как ты узнал?

– А как увидел, так и узнал.

– Совсем даже странно. Ты не обманываешь?

– Я всегда говорю правду.

– Всегда-всегда?

– Меня отец хорошо высек. Один раз, а запомнил я навсегда, что врать, что воровать.

– За что же он тебя высек?

– А было за что. Соврал, что бабушку навестил. А сам на реке пропадал. Жарко было, купаться хотелось.

– И что же?

– А бабушка в тот день умерла. Отец мог бы еще живую застать. Она жила за деревней, на отшибе. Странная была. Люди говорили, что колдовством занималась.

– Какие страсти!

Мы стояли друг против друга, нас разделяли всего три метра, мы говорили слова, не очень вникая в их смысл, а самое важное творилось в наших душах. Там возникло и с каждой минутой разрасталось чувство родства.

Поднявшись к себе в спальню после разговора с Ню-рой в саду, Людмила Петровна забралась в постель и старательно укуталась в одеяло, словно хотела спрятаться, как это делала в детстве.

Текли минуты, а сон все не приходил. Уже старинные часы на нижнем этаже пробили полночь, но спать совсем не хотелось.

Она вспомнила, как впервые увидела Владимира. Он развязывал бечевку, которая стягивала стопку книг. Услышав шаги, он поднял глаза. Он был еще нескладный юноша в том странном переходном возрасте, когда мальчишеское еще осталось во всем теле, а уже появилось в душе и понимании мужское, серьезное и властное.

«Какой родной!» – подумала тогда Людмила Петровна.

Годы спустя она вспоминала это первое чувство и никак не могла объяснить, отчего оно возникло. Но именно это чувство родства тогда овладело ею и стало причиной последующих событий.

Сегодня Людмила Петровна была склонна думать, что люди рождаются друг для друга. Они единственные, незаменимые. И если судьба их сводит, то они счастливы. А большинство живет, даже не догадываясь о таком. Ей же он встретился, рожденный только для нее, единственный поэтому она знала, что его никто и никогда заменить не сможет. Потому-то она жила в печали и без надежды.

И странно ведь то, что Владимир за пятнадцать лет изменился неузнаваемо, из того нескладного мальчишки вырос сильный и очень волевой мужчина, а чувство родства снова вспыхнуло в душе Людмилы Петровны.

«Это он, – шептала она в ночи. – Мой!»

Людмила Петровна под твердой властью Сергея отвыкла от самостоятельных решений и считала себя безвольной. Она даже не предполагала, сколько в ней скопилось протестующей силы. В эту ночь она спокойно решила, что жить по-прежнему она не будет. Она пойдет на все, только бы не чувствовать себя более райской птицей в золотой клетке. Она вырвется на волю и будет с Владимиром. Пойдет на это в любом случае, даже если ей грозит смерть. Уж лучше быть мертвой, чем в этой золотой клетке, которая опостылела за эти годы хуже каторги!

Насчет будущего Людмила Петровна решила окончательно – и тут же успокоилась. Она уже ничего не боялась, потому что рядом находился Владимир.

Ей уже не хотелось думать, как и что будет завтра. Она хотела побродить мысленно в прошлом…

Тогда в библиотеку пришли какие-то люди и прервали бессвязный разговор между Людмилой Петровной и Володей Печегиным, которые никогда не виделись прежде, но сразу узнали друг друга и поняли, что это не случайно.

Сдав книги, Володя не знал, как ему быть дальше, и явно растерялся, потому что совсем не хотел уходить, а надо было; не торчать же посреди комнаты памятником неизвестному читателю! Но вдруг он резко повернулся и ушел, не попрощавшись. Людмиле Петровне показалось, что он обиделся. Но на что? На людей, что ли?

Она даже слегка огорчилась.

«…Наш разговор прервали какие-то школяры, ввалились гурьбой и начали базарить, подыскивая себе книги. Мне хотелось взять каждого за шкирку и выбросить за порог. Но хорош бы я был, начни бузить! А зло на этих ребят накипало – будто бы не могли, черти полосатые, прийти позже или вообще завтра. Приспичило им! Чтобы не показывать своего недовольства, я повернулся и вышел на улицу.

Уже переступая порог, я знал, что мне делать дальше.

Надо выяснить, кто она такая и откуда, эта прелестная незнакомка. У меня был закадычный дружок Гриша, великий проныра. Он все знал, потому что везде совал свой кривой, побитый в драке нос. По сути, он был добрым и отзывчивым парнем, но любопытным донельзя. Может, это любопытство его происходило из его же доброты – до людей был интерес! Он не проходил мимо, если человеку надо было помочь.

Я помчался к нему и, к величайшему своему счастью, застал давнего приятеля дома. Он сидел на крыльце и чинил табуретку. Я стал помогать. Слово за слово – и я хитро навел разговор на библиотекаршу.

– Влюбился? – ощерился в улыбке догадливый и ушлый Гриша. – И я чуть было не влюбился однажды… – Но подумал: «Зачем мне это надо?» И успокоился. Тебе то же самое советую: подумать и плюнуть.

– Откуда она? – спросил я.

– Из Москвы. Но родилась здесь. Я даже помню ее… Такую рыжую и визгливую плаксу. А потом – с родителями уехала.

– И где она жила?

– Сразу за почтой.

– Так и я помню.

– Лягушкой была, – кивнул Гриша. – А стала… Но совет мой прими!

– Почему я должен принять твой дурацкий совет?

– Дурацких советов не даю.

– А любой – не приму.

– Вижу, дело худо. Тогда сообщаю.

Он выдержал значительную паузу, даже пришлось поторопить:

– Что ты сообщаешь?

– Она замужем!

Гриша посмотрел на меня, явно жалея.

– И кто ее муж?

– Учитель рисования. Опасный тип.

– Почему ты решил – опасный?

– Кое-какие наблюдения…

– Поделись ими, чего ты тянешь…

– Окончательные выводы я не сделал, но… Зачем учителю рисования иметь дело с тремя бичами?

– Что за бичи?

– Этим летом появились. Почему им надо встречаться тайком?

– И почему?

– А чтоб никто не знал, что знакомы.

– Где они встречались?

– Эти трое живут на Пороховушке. Вот так.

Я, кстати, знал это место, оно находилось в пяти километрах от райцентра на берегу реки. Когда-то там стоял домик сторожа и подземный склад, в котором держали охотничий порох. Потом место хранения переменили, бревенчатый свод склада прогнил, а сторожка осталась стоять, срубленная из добротного лиственного леса, и в ней иногда появлялись жильцы.

В то время по реке много плавало туристов и разного другого народа в поисках длинного рубля. Поселятся такие гости, милиция проверит документы – в лучшем случае, а так – живи себе сколько хочешь, если не нарушаешь закон.

– Куда-то исчезают, – продолжал рассказывать Гриша. – Моторка у них завелась. Тоже непонятно – откуда? Сегодня утром видел – приехали. Значит, учитель пойдет прогуливаться по берегу. Днем народу мало, все на покосах. Вот он и подастся к Пороховушке. Побудет там сколько-то – и назад. Букетик принесет. Мол, цветочки в лесу собирал. Любитель, тоже…

– Не жалуешь ты его, – заметил я.

– Не нравится мне этот учитель. Глаза у него недобрые. Я заговорил как-то с ним. Вижу, лапшу на уши вешает. Скрытный человек. А это же – всегда опасный…

Я поднялся и молча пожал руку Грише.

– Теперь ты куда? – спросил он.

– На берег.

– Поедешь домой?

– Нет. Дело одно есть.

– Какое еще дело? – насторожился Гриша. – Тебе мало, что я сказал?

– Пока достаточно. Вот я и иду на берег. Посижу, подожду.

– Кого? Она, что ли, прибежит?

– Почему она? Ты же говоришь – учитель на Пороховушку пойдет. Вот я его и подожду.

– Ты брось шутить, Володька! – очень даже встревожился Гриша. – Эти парни, эти трое… народ серьезный. А если учитель с ними, опасную игру затеваешь.

– Я уже понял. Спасибо, что предупредил.

– И все равно пойдешь.

– А что мне остается? – вздохнул я и вышел.

Сергей Драков, носивший тогда фамилию жены, и на самом деле направился в сторону Пороховушки, потому что утром должны были приехать с верховьев Югана его посыльные, и надо было узнать, провернули они дело, которое он им поручил, или вышла осечка.

На полдороге столкнулся с ушастиком, и произошел тот необычный разговор, который затеял этот парень.

– Не появляйся больше на моих глазах, – сказал в конце «беседы» Сергей и пошел в гору, направляясь прямиком к Людмиле, а свидание с тройкой решив отложить на час.

Надо было тут же поговорить с женой. Что за фокусы такие? Уж не сговорилась ли она с этим типом?

Людмила была занята, но Сергей буквально взял ее за руку и вывел на улицу. Там, на крыльце, он ее спросил:

– Кто это такой?

– Ты о ком? – мягко улыбнулась Людмила. Сергей по ее взгляду сразу понял, что она прекрасно догадалась, о ком он спрашивает.

– Как его зовут? – тверже спросил Сергей.

– Ты об этом парне?

– Да, об этом ушастом.

– Но почему ты психуешь?

– А что прикажешь делать?

– Что за тон, Сергей? Что случилось?

– Он со мной завел разговор. Этот придурок…

– Какой же он придурок? Успокойся, Сергей.

– Я спокоен. Я железно спокоен. Таких спокойных не бывает. А ты.

– Что я?

– Чего-то не договариваешь.

– Не говори ерунды. Ну, зашел в библиотеку. Мало ли заходит людей. Книги привез.

– И все?

– Конечно.

– Вы не виделись прежде? Не знаете друг друга?

– Да нет же, говорю!

– Такого не может быть! Ты хочешь, Людмила сказать, что вы встретились только сегодня?

– Я не хочу сказать, а это так и есть.

– И он после этой встречи вашей предлагает мне уступить тебя ему!

– Сумасшедший! – радостно засмеялась Людмила. Этот смех взбесил Сергея, но он сдержался и сказал тихим глухим голосом:

– Чтоб его духу тут не было!

Все еще смеясь, Людмила посмотрела в глаза мужа – и тут же притихла. Сергей видел, как она побледнела. Должно быть, кое-что выражали в эти минуты глаза взбешенного Дракова.

– Хорошо, – пролепетала Людмила.

– Что хорошо? – повысил голос Сергей.

– Я скажу ему.

– Что ты ему скажешь?

– Чтобы он больше не искал встречи со мной.

– Я же сказал – чтоб духу не было! Идем на берег, он еще там. И ты скажешь при мне.

– Нет.

– Что нет? – аж передернулось лицо Сергея.

– При тебе не буду.

– Будешь.

– Не буду. Это унизительно для него. А он не заслужил обиды. Он ничего плохого не сделал. Я сама поговорю.

– Где и когда?

– Он придет в библиотеку. Я чувствую – придет. Только ты уйди. Не надо тебе вмешиваться, Сергей. Это даже смешно, что ты так завелся. Я замужняя женщина. Что, я не понимаю этого? А он еще мальчик.

– Он вчера был мальчиком.

– Ты же видел, он безвредный, потому что честный. Сергей подумал, что зря он так много значения придал разговору с каким-то местным аборигеном. Кто он против него? И зачем он нужен Людмиле? Глупо ревновать к какому-то сопляку.

– Ладно, – сказал Сергей. – Я не хочу продолжения этой дурацкой истории. Чего доброго, еще люди на смех поднимут.

– Не бойся.

– Да я не боюсь.

И чуть было не добавил: «Я шума вокруг себя не хочу. Мне надо быть пока неприметным».

– В общем, так, – сказал примирительно Сергей. – Если придет, вразуми толком мальчишку. А мне надо по делам.

И он направился на Пороховушку, потому что там его ждали и на самом деле важные дела.

«После разговора с мужем Людмилы Петровны, я пошел, помню, к своей лодке, что стояла недалеко от пристани. А там уже сидел Гриша.

– Куда пропал? – озабоченно поднялся он.

– Имел разговор.

– Чем кончилось мирное собеседование?

– Полным согласием, – сказал я.

– Это как?

– А это так, Гриша, что я согласен бороться, а он согласен не уступать.

– Ты его не пересилишь.

– Это еще посмотрим!

– Не духарись, Володька. Он кликнет своих бичей, и те устроят так, что найдут тебя ниже по течению…

Как в воду смотрел этот Гриша!

– Все от нее зависит, – сказал я.

– Ой, ошибаешься! Ты куда намеревался ехать?

– Теперь уж не поеду.

– Но собирался же прежде?

– На остров. Ты же был у меня. Я там шалаш заново покрыл. Живу, рыбачу. До плашкоутов близко, удобно рыбу сдавать.

– Вот и поезжай на свой остров. Прошу тебя. В это время я увидел Дракова, который шел по яру и стал спускаться по лестнице, что вела к пристани. К нам он не подошел, но посмотрел очень пристально.

Меня в дальнейшем это и подвело, что Драков видел нас с Гришей. Но сложно все предвидеть, да и был я тогда зеленым птенцом, никакого житейского опыта, ничего не опасался.

Я видел, как Драков пошел берегом, нарочито показывая, что он плевал на меня. Я решил пойти снова в библиотеку. Но невозможно было отвязаться от Григория.

Он отчего-то так испугался за меня, ни за что не хотел уходить, пока я не сяду на лодку и не поеду.

Время, видимо, затянулось, и Людмила сама решила прийти. Может, видела из окна, что я на берегу. Чтобы никто не догадался, что идет ко мне, взяла таз с бельем и несла полоскать.

– Вот что, Гриша, – обратился я к приятелю. – Чеши отсюда. Очень прошу!

Гриша тоже увидел идущую Людмилу.

– Я только поговорю с ней! – взмолился я.

– Дай слово, что потом уедешь на свой остров.

– Уеду, – уверил я его и он пошел по берегу.

Когда муж ушел, Людмила вернулась в библиотеку, но работа не ладилась, она была рассеянна и потому сказала посетителям, что закрывается на время. Тем более, что скоро начинался обед.

Она почему-то боялась, что Сергей пойдет на берег и там устроит драку. Характер мужа она знала.

Она видела лодку на пустом берегу и сидевших на ней двух людей. Может быть, Сергей разговаривает с Володей. Чем этот разговор может кончиться, Людмила могла предположить.

Но просто прибежать ей было не с руки. Чего всполошилась? Какая муха укусила?

В квартире, в сенях стоял таз с бельем, которое она собиралась в обед выполоскать. И она очень ко времени вспомнила про этот таз.

Закрыв библиотеку, побежала домой, благо это было недалеко, прихватила белье и пошла неторопливо на реку.

Спустившись с горки, она увидела, что вторым был не Сергей. Посмотрел на нее, поднялся и ушел в сторону, а Володя остался в лодке.

Рядом были мостки. Людмила взошла на них, отобрала из белья наволочку и стала полоскать.

– Собрался уезжать? – спросила она Володю.

– Нет. Думаю.

– О чем же, интересно узнать. Он не ответил, а сказал только:

– Что ты полощешь в грязи?

Прошло какое-то судно, длинное, похожее на баржу, и волны от него взбаламутили воду, потому что тут было мелко.

Володя легко поднял таз и поставил на кормовое сиденье своей лодки.

– Переходи, – попросил он.

Людмила шагнула в лодку и устроилась спереди. Володя оттолкнул лодку, чтобы оказаться на глубоководье. Сидел на корме и смотрел на нее.

– Ты хоть меня не увези, – улыбнулась Людмила, поглядев на него.

И притихла, встретив его сосредоточенный взгляд. Она поняла, что подсказала ему, что надо делать, да сама же испугалась.

До этого Володя держался за конец мостка, а тут отпустил руку, и лодка поплыла, удаляясь от берега.

– Перестань, – строго сказала Людмила.

– Пусть, – сказал Володя. – Поговорить надо.

– Ну, говори, – Людмила посмотрела на удаляющийся берег. Там было пусто. – Только быстрей. Мы же уплываем.

– Пусть, – опять повторил Володя.

Он дернул заводной шнур, мотор заревел.

– Ты что?! – вскричала Людмила и приготовилась шагнуть за борт.

Можно было еще достать ногами до дна, по пояс бы стало.

Но лодка резко развернулась, и Люда села по инерции. Лодка помчалась на середину реки и понеслась по стрежню.

Людмила старалась убедить Володю, чтобы он повернул назад, но из-за шума мотора он ничего не слышал или делал вид, что не слышит. Он уставился вдаль поверх ее головы.

Людмила махнула рукой и тоже стала смотреть вперед.

Володя перевалил реку, развернул нос лодки против течения и буквально нырнул в протоку, которая узкой лентой вилась между низких берегов, заросших плакучими ивами, ветви которых свисали до воды.

Людмиле то и дело приходилось отводить руками ветки, которые цепляли ее.

Володя ехал, не сбавляя скорости, на поворотах так накреняя лодку, что казалось – вот-вот зачерпнет бортом.

От кормы разбегались две большие волны, которые выбрасывали не берег мелкую рыбу.

Потом лодка выскочила в сор – это пойменное озеро, которое в пору половодья так велико, что не видно берегов.

По этому водному простору и покатила моторка в синюю даль.

Впереди между небом и водой играло марево да виднелся далекий островок. Когда лодка поравнялась с островом, мотор заглох.

– Все, – сказал Володя. – Бензин кончился.

– Врешь ведь, – не поверила Людмила.

– Попробуй, заведи.

– Я ж не умею.

– Бачок потрогай. Видишь, пустой?

– Чего вижу? То, что украл меня, бесстыдник? Ты же украл?

– Украл.

– И что теперь? Зачем ты это сделал?

– Я же сказал – поговорить надо.

– А там нельзя было?

– Помешали бы. А тут не найдут.

Володя взял весло и стал подгребать к берегу. Лодка двигалась еле-еле и, наконец, уткнулась в глинистую кромку, обкатанную волнами, которая тянулась метровой полосой, а дальше начинался коренной берег, заросший травой.

Остров был длиной с километр, но узким. Росли на нем и кедры, и березы, потому что это был пугор, малый осколок материка.

Начинался остров безлесым мысом, на этот лужок и высадился Володя. Он укрепил лодку, чтоб не снесло, открыл в носовой части багажник, вытащил оттуда брезентовый узел и сбросил посреди поляны.

Тут было большое кострище с рогулями по краям, обгорелая перекладина валялась рядом, а ближе к лесу стоял шалаш.

Володя развернул узел; в нем оказались чайник, закоптелый котелок, алюминиевая кружка и тонкое одеяло.

Людмила вышла из лодки и следила за действиями Володи.

– Одеяло-то зачем? – спросила она. – Ночевать, что ли, будем?

– Видать, придется, – ответил рассудительно Володя. – Мой напарник завтра приедет.

– А без него нельзя уехать?

– Так ведь бензин кончился.

– И запаса нет? Хорош рыбак!

Володя отнес одеяло в шалаш и сунул под марлевый полог. Затем он вернулся и сказал:

– Выполоскай белье, – он показал на таз в лодке. – И развесь.

Показал на вешала из жердей, на которых сушил обычно сети.

– В общем, устраиваться я тут должна?

– А почему бы и нет!

– Я вовсе не хочу играть роль Пятницы, – сказала Людмила. – И ты не похож на Робинзона.

– Белье прокиснет, – напомнил Володя. Подошел к лодке, оттолкнул ее и запрыгнул. Лодка пошла от берега. Он уселся за весла и стал грести, удаляясь.

– Веселая жизнь! – воскликнула Людмила и почему-то засмеялась.

Она все-таки последовала совету Володи, стала полоскать белье, войдя в воду по колено.

Она видела, как Володя доплыл до первой ставной сети и стал выбирать рыбу.

Пока он был там занят, она успела развесить белье. Пусть сохнет. А сама села на берегу и смотрела на лодку Володи и думала.

Странно теперь вспоминать тот день. Ведь произошло невероятное, ее просто-напросто умыкнули, а ей было почему-то весело. Она нисколько не обижалась на Володю, словно сама этого хотела.

А что же будет?

О муже не хотелось думать, потому что становилось мрачно на душе и страх подкрадывался. Но почему-то верилось, что все обойдется, она с Володей, а он надежный человек и не даст ее в обиду.

Вернулся Володя, стал разделывать рыбину. Он делал это ловко и споро.

– Проголодалась? – спросил он и посмотрел на нее.

– Немножко есть. Я же не пообедала.

– Ну, чуть потерпи. А то колбаса есть, нынче купил.

– Нет, я хочу рыбу.

– Тогда жди.

И так было хорошо, так ясно на душе, словно никого больше, кроме них, нет на свете и ни от кого не может быть угрозы. Они – первые люди на земле, пока еще единственные, а уж потом пойдет человечество и заселит всю землю, принеся зло, раздоры и недовольство.

– Ты подумал о завтрашнем дне? – спросила все-таки Людмила.

– А что о нем думать! – ответил спокойно Володя. – Будет день. За ним второй. И так сто лет.

– Сергей нас отыщет. Что ему скажешь?

– Не отыщет.

– Почему так решил?

– Где я, мало кто знает. Напарник да Гриша. А это мои дружки, не наведут.

– Понятно.

– Ты лучше воды набери, уху варить будем. Что тебе понятно?

– Мы тут проживем до зимы.

– Если ты согласна… – посмотрел на нее Володя.

– А потом?

– Что ты все – о потом? – удивился Володя. – Я еще не осмыслил того, что случилось.

– А что же случилось, если не секрет?

– Я тебя встретил. Вот! Это главное, а там как-нибудь разберемся.

– Спасибо хоть меня не исключаешь – разберемся! Потом он ловко развел костер, и они стали варить уху, помогая друг другу. Вокруг было так тихо и спокойно, словно все на свете примирились и решили не мешать друг другу.

Сергей Драков встал из-за стола, прошел в спальню и стал одеваться в привычный деловой костюм. Он делал это медленно, как всегда. Он прежде любил эти минуты. Он обычно смотрел на себя в зеркало и прикидывал, как воспринимают его люди, как выглядит он хмурым, как меняется, когда улыбнется, какое выражение лица лучше при деловом разговоре.

Это была своеобразная репетиция перед деловым днем.

Сегодня он смотрел на свое зеркальное отражение без всякого выражения на лице. Такое случалось с ним, когда он обнаруживал, что появился враг, и тогда готовился к бою. Не лицо – маска, железные скулы, холодные глаза.

В тот далекий день, когда местный рыбак похитил его жену и увез неизвестно куда посреди белого дня, Драков был еще другим. Тогда в нем не было этой холодной целенаправленности. Он забегал в панике, догадавшись, что жену увезли.

Какой-то чумазый мальчишка сказал:

– А тетя уехала с дядей.

– С дядей? С каким?

– Он в лодке был. Потом она пришла. И они уехали за реку.

Драков вернулся в Пороховушку.

– Что случилось? – обеспокоились те трое, с которыми он недавно беседовал.

Теперь они уже сидели за бутылкой, трапезничали.

Это были молодые еще Бульбаш, Филин и Клин. Они в северном краю оказались не по своей воле. Старший Драков приставил их к сыну, которому надо было на время исчезнуть из Москвы и замести следы.

Отец не мог отпустить своего единственного отпрыска только с женой. Поблизости должны были находиться надежные люди. Тройке был обещан хороший куш. И командировочные они получили знатные. Так что жить можно было, пока тепло. Пугала немножко будущая зима. Но к этому времени может прийти из Москвы отбой тревоги.

Поначалу Клин, Бульбаш и Филин бездельничали. Младший Драков обеспечил их моторной лодкой, которую они получили с борта проходившего самоходного сухогруза, и они катали по окрестным деревням, ели рыбу и запивали водкой.

Но младший Драков не мог сидеть без дела. И недавно он послал их вверх по реке к оленеводам. Надо было наладить связи для добычи пантов с оленьих рогов. Тогда местные власти этим ценным продуктом совсем не занимались, а Сергей Драков сразу смекнул, что они дадут изрядную прибыль и хорошо оплатят его пребывание на Севере.

Поездка тройке удалась, кого надо было, подкупили, товар предвиделся в большом количестве.

Как раз об этом они и говорили в первый приход Дракова на Пороховушку.

А тут прибежал сам не свой.

– Менты на хвосте? – была первая мысль Клина.

– Жену украли, – сказал Драков. Приятели так и осели, разинув рты.

– Какой-то придурок… Чокнутый тип.

– Увез что ли? – спросил Клин.

– На моторной лодке.

– Куда?

– Если бы я знал!

– Даже направления не знаешь? Вниз или вверх по реке?

– Вроде за реку.

Филин присвистнул, а Бульбаш сказал:

– Там лабиринт… Столько проток, за десять лет не объедешь все. Не найти, даже и пытаться нечего.

– Как это нечего пытаться? – обозлился Драков. Бульбаш струхнул.

– Я говорю, вслепую нечего. А почему бы не разузнать?

– Что ты узнаешь? – усомнился Филин.

– Бульбаш прав, можно поспрашивать.

– По домам будем ходить? – зло усмехнулся Драков.

– В милицию, может, заявить? – предположил Филин.

Драков на него так посмотрел, что Филин чуть язык не проглотил.

– Может, ты ходок в милицию, – сказал Драков. – А я такой дурной привычки не имею. И за что я вам плачу деньги, если надо бежать за помощью в милицию!

– Ты, Филин, болтай, – упрекнул Клин, – да хоть думай, что говоришь. Не после думай, а перед тем, как брякнуть. Сколько учить?

Филин покраснел, как рак, и молчал. Он знал, в какой компании находится. А он на днях с милиционером водку пил! Просто так случилось, но приятели не знали. Если про это пронюхают, и впрямь заподозрят. А суд у них недолгий, Филин уже участвовал дважды в расправе. Своих же прикончили – и хоть бы хны! Водку пошли пить, за вечер даже не вспомнили, будто ничего и не было.

– Стоп! – воскликнул Драков.

Все остальные притихли, дышать перестали.

– Я в лодке видел одного, – вспомнил Драков. – Знаю, Гришей зовут. Такой местный сплетник, по-моему.

– Где живет?

– Примерно знаю.

– Давай примерно, – попросил Клин, – а так я его из-под земли вытащу.

– Может знать, куда уехал? – сам себя спросил Драков. – Может. Похоже на то. Сидели уж больно мирно.

– Что знает, то и выложит, – решительно заявил Клин. – Я сам пойду, шеф. Он меня не видел, думаю. А если и видел, то что? Тут народ доверчивый. Поведу к реке, где людей меньше, выберу местечко и раза два окуну с небольшой задержкой. Все выложит, как на духу.

Клин уточнил, где может жить Гриша, и тут же пошел на задание. Ему труда не стоило найти этот дом. Спросил раза два:

– Где живет Григорий?

Специально солидно называл его по имени.

– Какой Григорий? – не понимали соседи.

– Гриша, короче говоря?

– А Гришка! Так бы и спрашивали.

Клин не ошибался, народ действительно был доверчивый, хотя и очень любопытный.

У одного спросил, у второго, а уже все соседи вокруг знают, что Гришку какой-то незнакомец ищет. Чего понадобился? По какой такой нужде?

Уже торчат головы из-за изгородей, уже смотрят с крылец и ждут, что будет дальше. А время к вечеру, весь народ вернулся после работы, тут людно стало.

Гриша сразу признал Клина – это был один из тех трех бичей, что его насторожили.

Клин поздоровался, приветливо улыбаясь, даже руку подал и сказал:

– Поговорить надо.

– Говорите.

– Может, пойдем, пройдемся, – Клин посмотрел по сторонам. – Уж больно много любопытных.

– Ничего. Не стесняйтесь.

– А то пошли бы к нам в гости. Ты ж в гостях не был у меня. И выпить есть, и закусить.

– Я не пью. Не имею такой дурной привычки.

– Немножко можно, для настроения.

– Настроение у меня всегда хорошее. Проснулся и веселюсь, пока не усну.

Клин понял, что этот лопух не такой уж лопух. Принял этакую насмешливую позицию и будет обороняться. Еще бы не выпендриваться, если вокруг столько глаз! Были б один на один, Клин быстро бы успокоил.

– Ладно, – сказал Клин. – Мой вопрос, твой ответ. Лады?

– Спрашивайте.

– Как твоего приятеля зовут?

– Это которого? У меня их много. Все в друзьях.

– Ну, с которым сегодня в лодке сидел?

Гриша прекрасно понимал, с чем пришел этот бич, но он никогда от него не узнает, куда укатил Володя.

– А так и зовут, как родители назвали, – ответил дерзко Гриша.

Клин и эту пилюлю проглотил, только глаза стали темнее.

– Вот что, приятель, – пошел он напрямую, – ты мне говоришь, куда он мог уехать, а я тебя оставляю в покое, или ты валяешь дурака, но до поры до времени.

– Ничего я не скажу.

– Ну, тогда извини, – улыбнулся Клин и ушел. Гриша не знал этой улыбки, за ней крылась угроза.

Клин возненавидел Гришу, потому что не любил преград. Он от рождения был в этом смысле психованный, и, если что-то мешало его желаниям, приходил в тихую ярость.

Когда Клин ушел, сосед спросил:

– Чего приходил?

– Да спрашивал, куда уехала жена нового учителя.

Гриша не хотел зла Володе, но невольно помог бичам. Надо было бы людям рассказать всю правду, и пошел бы по селу шум, все бы стали интересоваться, как и что пойдет дальше. А Гриша решил прикрыть друга и от любопытных сельчан, поэтому сказал соседу, что жена нового учителя поехала с Володей сети проверить, рыбу решила купить. Сосед сказал другому, и любопытство на том потухло. Что уж тут такого интересного! Володю знали, как очень тихого и даже робкого парня. А жена учителя была из местных, ей охота, конечно же, самой рыбу снять из сети.

Но желание помочь Володе обернулось ужасом для Гриши. Он прежде в дурном сне не видел, что произошло с ним ночью.

Гриша летом спал на сеновале. На этот раз он против обыкновения даже запер двери, заложив здоровенный дрын. Но через щель кончиком ножа Клин сдвинул жердь и она вышла концом из скобы.

Гриша проснулся оттого, что нечем было дышать. Он не сразу понял, что чья-то огромная ладонь закрыла ему рот.

Уже знакомый голос Клина шептал в ухо:

– Тихо, придурок. Зарежу, если пикнешь.

Он держал нож у горла. В такой передряге Гриша никогда не был и от страха чуть не потерял сознание. Клин ударил кулаком в бок, боль пронзила все тело. Короткие злые удары посыпались градом. Гриша не мог кричать и задыхался. Он уже терял сознание, когда Клин перестал его бить и убрал ладонь.

Гриша жадно, всей грудью, хватил воздух. Когда чуть отдышался, то открыл глаза. Над ним глыбой нависал Клин. Огромный нож, пугающе сверкающий в лунном луче, пробившемся через щель, упирался острием в грудь в том месте, где трепыхалось сердце напуганного до смерти Гриши.

– Хорошо учишься? – спросил почти ласково Клин.

– Хорошо, – машинально ответил Гриша.

– Молодец. Люблю отличников. Они все знают и отвечают подробно. Вот и расскажи, как урок, куда делся твой приятель.

Гриша заплакал беспомощно, и тут же почувствовал, как нож больно уперся между ребрами, вот-вот пройдет через кожу.

– Мне ничего не стоит прирезать тебя, щенок, – все тем же ласковым голосом говорил Клин. – А зачем это тебе надо? Ты такой еще молодой. Зачем тебе спешить в могилу? А приятелю твоему мы не сделаем ничего плохого. Только вернем женщину, которая с ним. Понимаешь меня?

Гриша ухватился за спасительную ниточку.

– Поклянитесь, – сказал он, – что не побьете Володю.

– Клянусь! Сдался он мне…

И Гриша поверил. Он рассказал подробно, где находится остров, на котором теперь могут быть Володя и жена учителя. Клин места уже знал довольно хорошо и потому понял, куда ехать.

– А теперь ты поклянись, – попросил он, продолжая держать нож у сердца Гриши. – Никому ни слова, что я приходил ночью и случайно тебя разбудил. Хорошо?

– Я не скажу, – пролепетал Гриша.

– А то я завтра опять тебя разбужу. Или случайно в лесу встречу. В болоте тонуть тоже радости мало. Так что лучше помолчать в тряпочку.

Клин был уверен, что парень не разболтает о его визите. Он теперь неделю в себя будет приходить.

– Ну, спи, приятель, – убрал Клин страшный нож. – Приятных тебе сновидений.

И бесшумно исчез. Даже не было слышно, как он спрыгнул на землю. Почему-то не лаял Барбос. По селу тявкали другие собаки. Но так бывает каждую ночь. Мало ли кто вернулся поздно с рыбалки! А Барбос молчал.

Клин прирезал его, но не стал оставлять вещественное доказательство, а уволок с собой. Потом собачью шкуру выгодно продали. Из нее можно было отличную шапку сшить.

Людмила Петровна включила ночник, потому что надоело лежать в темноте. Сон все не приходил. Близость Владимира и воспоминания так волновали ее, что сердце никак не могло успокоиться.

– Ну, и пусть! – с тихой радостью подумала Людмила Петровна. – Я и днем высплюсь. Да и какой сон!

В жизни должны были произойти перемены. Ей казалось, что все годы, прожитые во власти Сергея, были сном. У нее получилось так, что летним днем началась настоящая жизнь, а потом она прервалась очень долгим и тяжелым сном. Теперь она очнулась и готова продолжить жизнь, если даже та продлится так же коротко, как тогда.

Людмила Петровна лежала в постели, смотрела на белый потолок и с удовольствием мысленно уходила в прошлое.

Какая это была уха!

В жизни она не раз ела уху и вроде нечему было удивляться. Но Володина уха была особенной. Прямо каким-то нектаром, от которого разве только крылья не выросли на спине, а летать хотелось.

Когда поели и стали пить чай, пахнущий дымом костра, Людмила Петровна спросила:

– О чем же хотел поговорить?

Она немножко дразнила его, потому что заранее знала, что он скажет, но ей было интересно – как он будет говорить. Начнет издалека, намеками, будет краснеть, сбиваться.

– Хотел поговорить, верно, – сказал Володя.

– Тогда я слушаю.

– Будь со мной.

Он посмотрел на нее чистыми своими, праведными глазами.

– Но я в некотором смысле замужем, – как-то глупо прыснула Людмила Петровна.

– Это неважно.

– То есть, как неважно?

– Это была твоя ошибка, – стал серьезно и уверенно объяснять Володя. – И я виноват, что поздно пришел. Ошибку надо исправить.

– Ты не знаешь Сергея. Он очень серьезный человек.

– Он же умный, должен понять.

– Этого не поймет, даже и не надейся.

– Я с ним поговорю.

– Мне жалко, – начала Людмила Петровна. – Я даже не знаю, чего мне жалко. Себя, может быть. И тебя тоже. Нам что-то показалось, но это мечта. А есть еще жизнь. Я ее уже немножко знаю, а ты еще нет. Поэтому ты такой уверенный. А я уже понимаю, что все кончится печально. Лучше посидим еще немного и поедем назад.

– Мы не можем поехать, бензина нет.

– О чем же ты думал раньше?

– Мне не нравится этот разговор, – задумчиво признался Володя. – Ты еще не свободна. Давай пить чай. Утро вечера мудренее.

– Ночевать? Да что он подумает!

– Опять о нем? Дурак, если плохо подумает. А зачем тебе жить с дураком? Я знаю, ты будешь несчастна, если вернешься к нему.

Эти пророческие слова Людмила Петровна вспоминала не раз потом. А в тот раз она задумалась и сказала:

– Ты прав, разговор не получается.

Они попили чаю, говорили о пустяках, думая об одном – как быть?

– Иди спать в шалаш, там постелено, – сказал Володя.

Она покорно пошла и закуталась в одеяло. Она была уверена, что он тоже придет, но не будет нахальничать. Этой мысли она не допускала, слишком большое доверие он вызывал. Но так и не дождалась, уснула. Проснулась одна в шалаше. Выбралась на воздух.

Володя возился у костра, который уже горел.

– Доброе утро! – сказала она.

Володя обернулся и уставился на нее. Он забылся даже, смотрел, будто бы какое чудо увидел.

– Что с тобой? – смутилась она. Поспешила к воде, ополоснула лицо.

Когда вернулась к костру, чай уже был готов, дымился в кружке.

– Пусть немножко остынет, – сказала она, опускаясь на траву. – Ты хоть спал или меня сторожил?

– Спал.

– Где?

– У костра. Не впервой. В тайге часто приходится.

– А тайга большая, – почему-то вздохнула Людмила Петровна.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Ты вернешься к нему?

Она промолчала, глядя на огонь. Тогда он спросил иначе:

– Ты хочешь вернуться к нему?

Она посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Почему она так ответила? Ведь вроде стала привыкать к Сергею. А Володю знала всего второй день. Но с ним было так спокойно и светло. На душе светло – вот что!

– Если бы уйти в тайгу и чтоб никто не нашел, – вздохнула Людмила Петровна. – Только бы не видеть… Ты можешь меня спрятать?

– Это нечестно. Я же не вор. Надо все по-честному.

– По-честному не получится, – горестно вздохнула Людмила Петровна.

– Это посмотрим. Мне важно, что не хочешь вернуться. Теперь я тебе – защита и опора.

– Ты еще мальчишка!

– Я сегодня стал самым сильным.

– Ой-ой-ой! Ты еще и хвастун!

Молодость все-таки беспечна! Уже через минуту они болтали обо всем, как будто уже были вместе и ничего им не грозило.

Потом Володя поехал на веслах проверять сети, а Людмила Петровна осталась на берегу. Она хотела побыть одна, чтобы подумать, прийти в себя. Она сидела у воды, смотрела на далекую лодку с Володей и робко мечтала, что все будет хорошо.

В это время появились они.

Моторная лодка летела к острову, как пчела, и стремительно увеличивалась в размерах. Володя тоже обратил внимание на треск мотора. Он сразу понял – чужие. Налег на весла и устремился к острову, но лодка шла очень тяжело, не для весел была предназначена.

Трое уже были на острове.

– Мадам, – обратился Клин к Людмиле Петровне, – надо ехать к мужу. Нехорошо убегать от мужа с другим.

Людмила Петровна никогда не видела их прежде, но было ясно, что это не местные.

– Вам какое дело до меня? – спросила она хмуро.

– Сергей Александрович приказал, – ляпнул глуповатый Филин.

– Кто вы такие, чтобы он вам приказывал? Клин зло посмотрел на Филина.

– Нам он никто, – нарочито грубо ответил Клин. – Но видим, забегался человек, жену потерял. Мы и предложили помочь.

– Много заплатил?

– Сколько заплатил, все наше, – надоело Клину вести беседу. – Идемте, мадам.

Он взял за руку Людмилу Петровну и потащил к лодке.

Уже у воды, когда Филин и Бульбаш отталкивали лодку, а Клин отвлекся, глядя на приближающуюся «Казанку» Володи, Людмила Петровна вырвала руку и побежала к лесу.

– Стоять! – крикнул Клин и кинулся следом. Филин и Бульбаш застыли оторопело, еще не понимая, что случилось.

Спрыгнув с лодки, по воде бежал Володя. Он бросился наперерез Клину и повалился ему под ноги. Клин покатился кубарем. Людмила Петровна скрылась в лесу.

С берега бежали Бульбаш и Филин. Вскочив на ноги и выхватив палку из костра, перед ними встал Володя.

Клин тоже поднялся на ноги и посмотрел на Володю, который стоял к нему спиной. Клин решил, что двое управятся с одним, а надо догонять бабу. Поэтому кинулся в лес.

Он носился между деревьями и никак не мог найти Людмилу Петровну. Она спряталась в кустах и затихла. Ей была видна поляна, на которой стояли трое – Володя и два бандита.

Бульбаш и Филин набросились на Володю. Но тот оказался увертливым и очень жилистым. Получив по увесистому удару, Филин и Бульбаш отбежали.

Воспользовавшись этим, Володя бросился к лодке. План его был прост: отогнать чужую лодку от берега, завести мотор и поехать вдоль острова. Где-то из леса покажется Людмила Петровна. Он приблизится к берегу, она добежит, завалится в лодку и поминай как звали!

Пусть дружки кукуют на острове, пока о них не спохватятся. Без бензина они далеко не уедут!

Бульбаш первый разгадал план Володи и с воплем бросился вперед. За ним побежал Филин.

Володя уже отталкивал лодку, оставалось только запрыгнуть, но тут его схватили Бульбаш и Филин. Володя локтем ударил в бок полного Филина и тот, охнув, осел. А второй схватил ружье, что лежало у борта. Володя хотел отобрать, но сзади его ударил палкой Бульбаш. В это же время прогремел выстрел, и Володя рухнул на мелководье.

– Не-ет! – с диким криком бросилась из кустов Людмила Петровна.

Клин оказался тут же. Он подхватил ее на руки и понес к лодке. А там Филин вопил:

– Он сам! Сам! Я не виноват! Я хотел попугать, а он как дернет за ствол!

– Заткнись! – рявкнул Клин. – Оттащи на берег и побудь с ним.

– Володя! – кричала Людмила Петровна. – Они убили тебя!?

– Успокойтесь, мадам, – говорил Клин, усаживая в лодку Людмилу Петровну. – Несчастный случай, вы понимаете. Сами же и виноваты, что убежали. Я оставил с ним человека. Мы едем за врачом. Пожалуйста, успокойтесь, если хотите его спасти.

Конечно, нужно сюда врача! Людмила Петровна осмыслила это и покорилась.

– Я останусь, – попыталась просить она.

– Нет, – отверг сразу Клин и завел двигатель. Клин и Бульбаш привезли Людмилу Петровну в домик в Пороховушке. Там ее ждал Сергей.

Бульбаш остался с ней, а Клин вывел Сергея на улицу и стал что-то объяснять.

– Да скорей же, скорей врача! – кричала Людмила Петровна.

– Уже Клин поехал, – сказал вошедший Сергей. К вечеру началась горячка, Людмила Петровна с большой температурой валялась в беспамятстве. Так прошло три дня.

Она очнулась у себя дома, при ней была медсестра.

– Что с Володей? – спросила первое Людмила Петровна.

Сестра ничего не ответила, видимо, ей было запрещено разговаривать.

Тут же появился Сергей.

– Нам надо ехать в Москву, – сказал он. – Срочно вызывает отец. Что-то с матерью…

– С Володей что? – опять спросила она.

– Его нет в живых… Но как ты смеешь? Там умирает моя мать, а ты спрашиваешь о своем паршивом любовнике?!

Людмила Петровна замолчала. В молчании прошли все сборы. Ей было все равно. Если нет в живых Володи, какой еще может быть интерес!

Только на пристани проснулось ее сознание, когда она увидела гневное лицо Гриши.

– Он мертв? – спросила она Гришу. Муж держал ее под руку.

– Из-за вас, – прошептал Гриша. – Ненавижу! Людмила Петровна молча прошла по сходням на теплоход.