Весть о том, что Александр Александрович уходит из школы, облетела всех учеников. Десятиклассники всполошились.

В десятом классе в последние дни вообще было тревожно. Некоторое время класс жил разговорами по поводу исчезнувшего из школы Пипина Короткого, затем слухами о том, что он сдружился с пьяницей и хулиганом Сенькой-воином, и, наконец, известием о его определении в трудовую колонию. Но конечно, самые горячие разговоры вызвала весть об уходе Александра Александровича. Ребята не могли представить другого классного руководителя, не могли примириться с мыслью, что кончатся их вечерние походы на поляну за село с фонарем и картой звездного неба, что не будет увлекательных математических конкурсов и, наконец, просто не будет Александра Александровича - справедливого, внимательного Александра Александровича.

По предложению Саши Коновалова и старосты Зины Зайцевой десятиклассники после уроков собрались на поляне за селом. Сидя и лежа на земле, ребята окружили Зину - самую старшую по возрасту - и требовали решительных мер. Обо всем говорили откровенно и горячо.

Маленькая и щупленькая, с нездоровым цветом лица, с носом-пуговкой и жидкими прямыми волосами, зачесанными кверху, Зина пользовалась абсолютным авторитетом среди школьников и за свои неизменные пятерки с первого класса, и, главное, за второй разряд по стрельбе. В августе этого года она ездила в Москву, на Спартакиаду народов СССР, и возвратилась с серебряной медалью. Эх, Зинка, Зинка! Сколько мальчишек мечтало иметь такое ружье, как у нее, и стрелять, как она! Известно было, что Зина твердо выбрала себе профессию охотника и никакие сомнения по поводу будущего ее не мучили. В этом тоже было ее преимущество перед ребятами.

Теперь Зина стояла в кругу одноклассников, в узкой юбке и мальчишеской вельветовой курточке, и властно потряхивала короткими волосами. Не было в ней ничего девичьего, и каждый, кто видел ее, не раз думал: «Зачем она не родилась мальчишкой?»

- Ну, Сашок, что ты скажешь? - предоставила Зина слово Саше Коновалову и размашистым, мальчишеским движением хлопнула его по плечу; затем она шмыгнула носом, провела над верхней губой большим пальцем и села на землю, сложив ноги крест-накрест, натягивая на колени узкую юбчонку.

От волнения на Сашиных щеках выступили красные пятна.

- Ребята! - сказал он. - Мы не можем допустить, чтобы такой учитель, как Александр: Александрович, ушел из школы! Он любит школу и своих учеников больше всего в жизни. Это мы все чувствуем. Верно, ребята? И конечно, он уходит не по своему желанию!

- Верно! Конечно, верно!

И Саша, вдохновленный поддержкой товарищей, продолжал горячо:

- У Александра Александровича нет семьи, как у Алевтины Илларионовны, или у директора, или у Алексея Петровича. У него ничего нет в жизни, даже самого необходимого для человека - слуха. И теперь его заставляют уйти из школы, потому что он глухой и будто бы плохой учитель. Но мы-то знаем, что это неправда! Давайте напишем заявление, что мы протестуем против ухода Александра Александровича, что мы будем жаловаться министру, если в школе совершится такое беззаконие. Напишем в облоно, а копию отдадим Алевтине.

- В «Правду»! - закричал кто-то.

- Нет, лучше самому министру!

- И еще, Саша, разреши мне добавить, - сказала Зина, как на уроке, протягивая руку и забывая, что председатель она. - Мы дадим честное комсомольское слово и об этом укажем в заявлении, что никогда не воспользуемся глухотой Александра Александровича.

- Как это? - наивно спросил Миша.

- А так, как это часто делаешь ты, - пояснила Зина, и все засмеялись.

- Да, дадим честное комсомольское слово! - сверкая глазами, почти кричал Саша. - Кто «за»?

- Постой, я же председатель! - засмеялась Зина, отталкивая Сашу.

Тот не удержался на ногах и сделал несколько шагов вперед по ровной поляне.

- Кто «за»? - спросила Зина. - Единодушно! Сразу видно, что класс дружный. - Она заметила, что Никита Воронов скорчил гримасу и недовольно повел плечом. - Ты, Воронов, что-то сказать хочешь? Или боишься, что слова не сдержишь?

- За себя я не боюсь, - ответил Никита, - а за Мишку и Сережку опасаюсь, как бы они класс не подвели.

- Сережа и Миша, - сурово сказала Зина, - вы поняли? Сделайте вывод… А теперь, Миша, на? тетрадь, вот авторучка. Пиши все слово в слово, как здесь говорили. А вы не расходитесь, - обратилась она к ребятам, - подписи ставить будете.

Миша поудобнее уселся на связку учебников, разложил на пеньке тетрадь и принялся писать крупным, красивым почерком. Ребята с оживленным гулом рассыпались по поляне. Было у них хорошо на сердце. Казалось, подпишут они под заявлением свои фамилии - и все станет на свое место: не коснется Александра Александровича несправедливость, и ничто не изменится в жизни десятого класса. Хорошо же жить на белом свете в семнадцать лет!

Мальчики увлеченно играли в чехарду, девочки пели, бегали в горелки. Один за одним подходили они к пеньку и расписывались сразу на двух заявлениях: «на всякий случай», как сказал по поводу второго экземпляра заявления предусмотрительный Миша. Он последним поставил свою подпись и залюбовался.

Заявление выглядело внушительно.

На другой день Зина Зайцева, волнуясь, постучала в дверь с надписью «Директор». Получив разрешение войти, она нерешительно прошла по длинной комнате к столу директора. У нее было такое ощущение, что идет она неритмично и вот-вот за что-то зацепится.

Алевтина Илларионовна плечом придерживала около уха телефонную Трубку и быстро записывала что-то на клочке бумаги.

- Сколько? Сто восемьдесят? Так. Для каких классов? Для восьмых и девятых? Очень хорошо!

Речь шла, видимо, об учебниках.

Зина, стоя, ждала. Обеими руками она держала заявление десятого класса.

Алевтина Илларионовна, как всегда, была в коричневом платье с белым воротничком.

Она повесила трубку, что-то торопливо написала на бумажке и потом, строго посмотрев на Зину, спросила:

- Ну, что?

- Вот заявление вам от нашего класса, - неуверенно сказала Зина.

- Какое еще заявление? - удивилась Алевтина Илларионовна и взяла у Зины бумагу, коснувшись полной розовой рукой ее руки.

Она пробежала глазами исписанный лист бумаги, и лицо ее выразило изумление, плечи приподнялись, брови прыгнули.

- Десятый класс, грубо говоря, сует нос не в свое дело! - с раздражением сказала она, опуская заявление в приоткрытый ящик стола. - Педагогическую сторону работы школы решают не ученики, а администрация школы и педагогический совет!.. Кроме того, - подумав, добавила Алевтина Илларионовна, - Александр Александрович собирается уходить сам. Он человек умный и видит, что педагогический труд ему не по силам. Прошу передать это десятому классу.

- Можно идти? - спросила Зина.

- Можешь.

Зина вышла с пылающим лицом, размазывая по щекам слезы.