Какое это, оказывается, наслаждение: развалиться в удобном кресле планетолёта, вытянуть ноги и ни о чём не думать!

Мы с Тамми добрались до леталки с большим трудом: ноги были ватными и почти не держали, слабость накатывала волнами. Сейчас штурман ввела в автопилот адрес и точно также, как я, растеклась в соседнем кресле.

— Уф! — сообщила она. — Конечно, такая эмоциональная разрядка приятна, но уж очень утомительна.

— Мягко говоря, — солидарно вздохнула я, пользуясь возможностью поговорить. Во время боёв делать это было почти невозможно из-за шума, а потом мы сосредоточились на доставке своих покачивающихся физических оболочек до стоянки. — Я очень удивилась, что на арене было много зрителей мирной ветви.

— Да ладно, чего удивительного? Мы, конечно, не настолько хищные, как горячие, но всё-таки к одному виду принадлежим, — хмыкнула она. — Конечно, не всем нравится, ну так насильно туда никого не гонят. А что ты у меня спросить-то пыталась про ту грайлу?

— Про кого? А, про того зубастого полосатого двухголового…

— Да, да, — перебила Тамми.

— Что с ним сделали и куда так поспешно уволокли? — уточнила я.

Не все горячие правильно рассчитывали свои силы, выходя на поединок. Вот соперник этой грайлы и не рассчитал, и в бою победил хищник. Я была уверена, что его после такого исхода непременно убьют; но зверя усыпили, спеленали какой-то плотной тканью и уволокли совершенно живого.

— Как что? Транквилизатор ввели. Отвезут в привычные места обитания, и выпустят, — пожала плечами девушка. — Он же честно победил.

— Но он же убил человека, — растерянно вскинула брови я.

— И что? — она отразила мой жест, явно не понимая, что меня смущает. — Человек честно сам проиграл, зверь-то в этом не виноват! Ему и так не повезло, выволокли из леса, притащили непонятно куда. А взять и уничтожить его за то, что оказался слишком хорош… это же такая потеря для всего вида! А у вас что, убивают?

— Хм. У нас уже много веков подобные развлечения считаются варварством и жестокостью. С хищниками уже больше двух тысяч лет никто не дрался, да и до этого, по-моему, не дрались, а всё больше преступников таким образом казнили; но у меня мало информации о том периоде. Дольше всего просуществовал бой с быками, но там тоже всё не один на один происходило, и если бык убивал того, кто с ним «боролся», его без вариантов убивали. Бык — это такое большое травоядное животное с рогами, весьма агрессивное.

— Как-то это… несправедливо, — нахмурившись, проговорила Тамми. — Горячие на бой всегда стараются подобрать сильного противника, соответствующего им уровня, потому что какая гордость от победы над заведомо более слабым?

— Ну, видимо, потому и запретили, что несправедливо, — улыбнулась я. — Но у нас несколько иная ситуация, все люди соответствуют вашей мирной ветви, поэтому шансов в честном бою против хищника у них нет.

— А ты? — удивлённо вскинула брови штурман.

— А я… не совсем человек, — настроение от такого напоминания сразу испортилось. — Точнее, почти человек, но сконструированный искусственно; у нас там умеют собирать и изменять гены в соответствии с необходимостью.

— А, так вот что Ханс имел в виду! Здорово, какие вы молодцы! — искренне восхитилась она.

— Да уж, молодцы, — нервно хмыкнула я себе под нос, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать Таммили какую-нибудь грубость. Я же понимаю, что она не со зла, и не обижаюсь.

Понимаю, я сказала! И не обижаюсь!

— Ой, прости, я сказала что-то не так? — моментально среагировала штурман. Я вздохнула. Как плохо без такой удобной и полезной псевдо-личности, контролирующей все вплоть до мимики.

— Нет, всё нормально.

— Ну, нет, — нахмурилась девушка. — Я же вижу, как ты расстроилась и напряглась. Рассказывай, что не так, чтобы я ещё какую-нибудь глупость не ляпнула.

— Это… личное, — я вздохнула. — Довольно сложно радоваться успехам науки, когда ты являешься экспериментальным образцом, над тобой проводятся опыты и тебя воспринимают, как очень полезное и уникальное устройство. Но если не оправдаешь надежд или продемонстрируешь наличие собственного «я», тебя просто уничтожат, — странно, но сейчас, когда я говорила об этом Тамми, мне было гораздо спокойней, чем вчера. То есть, было по-прежнему больно и обидно, но это уже не воспринималось, как катастрофа и конец всем надеждам. Просто… жизненный эпизод длиной в целую жизнь, который не хочется вспоминать.

— Да, действительно, — медленно кивнув, проговорила штурман. — При таком невероятном сходстве мы столь же невероятно разные. Я вот сейчас уже немножко понимаю, как ты всё воспринимаешь, но мне это так странно. Ханс с капитаном говорили, что у тебя очень низкий, почти нулевой уровень осознанности восприятия психополя, и, наверное, именно в этом основная проблема. Понимаешь, для нас в таком отношении нет ничего ужасного. Мы все в первую очередь чувствуем себя частью вида, единого организма, коллективного бессознательного, а Совет Старших — так и вовсе коллективный разум. Да, мы при этом сохраняем индивидуальность, но никогда не поставим её выше блага всего вида. При этом Совет разумно подходит к использованию и сохранению каждого отдельного члена популяции, и старается всех использовать в том качестве, которое ему наиболее подходит. Так что, возникни подобная твоей ситуация, с одной стороны, Совет не стал бы подходить к использованию такого полезного члена популяции со столь грубой утилитарностью, не считаясь с личностью и грозя уничтожением, но, с другой, никому и в голову не пришло обижаться на то, что определённые его качества используют, мало считаясь с его личным мнением. Да ты сейчас не переживай, если не понимаешь; капитан тебя научит, совершенно точно. Он очень терпеливый и сдержанный, ему хватит такта и мудрости, чтобы помочь тебе спокойно освоиться, — с непререкаемой верой в горячего заявила девушка.

— Кхм, — кашлянула я, не зная, что на всё это ответить. Я частично понимала точку зрения Тамми, но никак не могла осознать её полностью; наверное, потому, что не могла принять и примерить на себя. Всё чудилось, что где-то есть подвох. Наверное, к этому в моём случае можно только привыкнуть и смириться, а полностью понять, не будучи частью этого коллективного сознания, невозможно. Или возможно, но не вот так, с ходу. — Какие же все остальные, если капитан сдержанный? — я вспомнила, как за пару непочтительных фраз Райш чуть не убил того холодного. Видимо, в этом «чуть» и проявляется его разумность; другой бы просто убил…

— О-о, вот немного с Крайшем пообщаешься, поймёшь. Хотя нет, на него очень давит присутствие капитана; надо с ним отдельно общаться. Вот братец мой — тот да, тот полный псих, тем более молодой же ещё совсем, — с нежностью, никак не сочетающейся со сказанными словами, вздохнула Тамми.

— Как вы умудряетесь сосуществовать с ними? — покачала головой я. — Если они за какое-то грубое слово убить могут!

— Не говорим грубых слов, — рассмеялась Таммили. — С горячими всё как раз очень просто; надо внимательно следить за их мимикой и думать, что говоришь. Они довольно предсказуемы, мгновенно взрываются от прямой угрозы и попытки давления, и точно так же мгновенно успокаиваются, стоит принять позу смирения.

— Это как? — в растерянности уточнила я.

— Ну… если тебя за шиворот поднимают в воздух, нужно смиренно обвиснуть, опустить глаза и замолчать или начать извиняться, — невозмутимо пожала плечами девушка. И я с содроганием поняла, что вот эти спокойные рекомендации — результат личного опыта. — А если не давить грубо, их очень просто уговорить на что угодно. С холодными гораздо труднее, уж очень сложно просчитать их действия и понять, когда они невозмутимо-благодушны, а когда — замышляют страшную месть.

— К этому будет очень сложно привыкнуть, — печально вздохнула я, качая головой.

— Наверное, — улыбнулась Тамми. — Мы-то так всю жизнь живём, поэтому нам сложно судить. Но у тебя всё получится.

— Вообще, странно, что вы, будучи столь чёткой и инвариантной структурой, так терпимы и восприимчивы для иной точки зрения, — задумчиво проговорила я, пытаясь абстрагироваться от личных переживаний и переключиться на что-нибудь менее… странное.

— Инвариантной? — удивлённо уточнила она.

— Ну, весь ваш вид представляет собой единое государство. У нас не так, у нас есть много культурных, этических и других отличий внутри вида. Например, у вас вся галактика — одно государство; ну, то есть, вы говорите на одном языке, у вас единое управление. У нас не так, у нас есть отдельные независимые планеты, есть — союзы звёздных систем, пару веков назад отколовшиеся от метрополии или вовсе основанные отдельными сообществами людей.

— Ух ты! — ахнула девушка. — Надо тебе это Хансу рассказать, думаю, он будет в восторге. Но я могу найти объяснение тому, что тебя так удивило; мы же общаемся с другими видами уже очень давно, приспособились и нашли с ними контакт, научились если не понимать чужой разум, то по крайней мере воспринимать его как единое целое со всеми особенностями. Сложнее всего, как ни странно, нам оказалось найти общий язык с йали, которые биологически ближе к нам, чем остальные разумные виды. Но тут всему виной инстинкты и глубокое различие традиций семьи. У нас меньше женщин, и мужчины, особенно боевая ветвь, нас очень берегут. Не трясутся, конечно, но обидеть женщину это исторически и инстинктивно обоснованное табу. С этим только у горячих трудности бывают, но не из-за их жестокости, а потому, что у нас женщины по сравнению с ними очень хрупкие, а им под воздействием инстинктов очень сложно в достаточной степени контролировать свою силу. У йали же самки расходный материал, их очень много, на одного самца приходится не меньше десяти. Причём у них сразу три женских пола, и в процессе размножения должны участвовать все четыре пола. И даже понимая умом, что это — их личное дело, по таким законам существует их вид и не нам решать их судьбу, боевым бывает сложно сдержаться. Ну, а йали презирают нас за то, что мы так бережём своих самок, которые для них представляют ценность ларга: вроде полезное животное, но когда надо — можно свернуть шею и отправить в суп. Учитывая, что своих мертвецов они употребляют в пищу, достичь взаимопонимания оказывается невероятно сложно. Именно потому, что биологически они к нам близки, и мы пытаемся приравнять их к себе. Остальные виды нам гораздо более чужды, поэтому их как-то проще воспринимать целостно и отвлечённо. С йали обычно только холодные и общаются, когда возникает такая необходимость. Ну, или особенно уравновешенные и устойчивые мирные. Даже специальное распоряжение Совета на эту тему есть, запрещающее ведение переговоров с йали боевой нейтральной и, особенно, горячей ветви. Ты потому и попала именно в наш корабль, — с улыбкой пояснила Тамми. — На том месте, откуда ты в последствии появилась, возникла сначала странная энергетическая аномалия, которую кинулись исследовать учёные всех видов, включая йали. Вот туда и направили капитана; во-первых, чтобы у них не было соблазна что-нибудь натворить, а, во-вторых, чтобы не натворил что-нибудь слишком несдержанный капитан, они же почти все из горячих. А те, что не из горячих — из нейтральных, что в данной ситуации не спасает. Был, правда, один великий капитан из числа мирных, но он сейчас уже очень старый, живёт на планете, а стариков йали презирают едва ли не больше, чем женщин. И это, кстати, тоже вполне объяснимо с биологической точки зрения: старость у йали наступает скачкообразно, и страдает у них в первую очередь разум, совершенно деградируя до примитивного уровня за считанные дни.

— М-да, мне ещё учиться и учиться пониманию, — грустно резюмировала я. — Давай мы с тобой сменим тему на что-нибудь менее масштабное?

— Давай, — легко согласилась Тамми. — Я вот очень есть хочу, это достаточно узкая тема? — захихикала она. Я не удержалась от ответной улыбки.

— Нет, это как раз ещё более сложная проблема, потому что я тоже очень хочу.

— Ладно, сейчас прилетим, и закажем какую-нибудь еду домой. А то знаю я этих мужчин, у капитана небось кроме стандартных армейских пайков ничего нет!

— А чем они плохи? Вкусно же!

— Э-э, да это разве вкусно, — пренебрежительно фыркнула она. — Чем же вы там питались, если это — вкусно? — девушка сочувственно качнула головой. — Ну да ладно, скоро привыкнешь, у нас на корабле замечательный повар. Оба. У нас, видишь ли, вкусно поесть — одна из любимых народных традиций, поэтому на больших, и даже на не очень больших кораблях всегда есть штатный повар. Но мне кажется, или ты хотела ещё что-то спросить? Перед тем, как я про еду сказала.

— Да, два маленьких вопроса. Кто такие всё-таки ларги и что такого примечательного в их яйцах, и чем сутки от нормосуток отличаются?

— На Колыбели — ничем, — засмеялась она. — Это привычка, по которой можно легко определить, космонавт перед тобой или житель метрополии. Нормосутки равны суткам на Колыбели, нормочас — часу. Просто в космосе приходится различать такие понятия, на разных планетах же время разное.

— Ну, я что-то подобное и подозревала, — кивнула я. — А ларги?

Оказалось, ларг — это забавная местная яйцекладущая млекопитающая зверушка, по нише в народном хозяйстве сравнимая с курицей для землян, которую активно выращивают из-за вкусного мяса и ценной шерсти. Она со своими яйцами вошла в народный фольклор благодаря специфическому механизму защиты от хищников. Ларг очень неординарно подходит к откладыванию яиц; сносит два-три настоящих, и ещё десятка полтора ложных. При этом настоящие тщательно закапываются в песок (если зверёк их не путает), на котором стоит гнездо, а на поверхности лежат ложные. Хищник, будучи существом неразумным, пытается сожрать такое яйцо и тут же получает огромный спектр мерзких ощущений, потому что яйцо довольно хрупкое и содержит слабую кислоту с кошмарным резким и очень стойким запахом. Так что в природе у них немного врагов; либо хитрые, которые умеют аккуратно вскрывать яйца, чтобы выбрать «нормальные», либо упорные пофигисты без обоняния и с нечувствительной слизистой, либо, наоборот, с очень хорошим чутьём (нюхом, слухом, не важно), способные отличить яйцо с обманкой от яйца с не намного менее вонючим детёнышем.

За этим познавательным разговором мы добрались до жилища капитана. Самого хозяина не было, поэтому Тамми выполнила свою угрозу и заказала откуда-то еду. После чего мы продолжили знакомство меня с реальностью.

После изобретения двигателей, позволяющих прокалывать пространство, и открытия эффекта светового барьера, принципиально аналогичного звуковому, возникла ещё одна важная и принципиальная проблема, решением которой заблаговременно не озаботились: отсутствие адекватной по скорости связи между даже соседними звёздными системами. Разогнать радиоволну до сверхсвета не представлялось возможным, загнать в пространственный прокол поначалу тоже. Но в итоге межзвёздную связь именно на последнем принципе и организовали. Сигнал приходил по постоянно действующему проколу пространства: для передачи таким образом чистой энергии, как показала практика, требовались мизерные мощности.

Здесь, разумеется, тоже столкнулись с этой проблемой, но решили её совершенно иначе, на незнакомых землянам принципах. Здесь связь строилась на принципе единства психополя Вселенной и мгновенности мысли, а вот через проколы пространства общались между собой йали. Как взаимодействовали внутри себя остальные виды, Таммили не знала, но для межгалактического сообщения использовались именно эти две технологии.

Собственно, именно благодаря контакту с теми, кто не умел напрямую управлять психополем, были сконструированы простые портативные устройства, с помощью которых можно было даже без всяких навыков управления получить доступ к мудрости веков. Ну, и к глупости заодно. Потому что в психополе чего только нет!

Обнаружив наличие этого аналога привычного Галанета, я вдруг почувствовала себя гораздо спокойней. Чип связи, благодаря которому каждый человек мог в любое время подключиться к галактической сети с любой планеты, на которой стоит ретранслятор, в отсутствие привычных сигналов делал вид, что его нет. И только сейчас я сообразила, как не хватает этой тонкой ниточки, связывавший меня с таким чужим и далёким миром людей, позволявшей узнать и понять многое из того, что помогало мне сейчас жить.

Мы так и не поняли, с какой целью нам меньше чем за год до старта внедрили эти чипы, немного приблизившие нас к настоящим людям, и научили ими пользоваться. Но могла только поблагодарить за то, что мне открыли человеческий мир за пределами лаборатории. Наверное, во многом благодаря этому маленькому чуду инженерной мысли во мне не осталось ненависти к человечеству. Обида — да, она слишком долго копилась. А ненависть исчезла. Узнав побольше о человеческой истории, об этом трудном пути слепых проб и страшных ошибок, о самопожертвовании и гонящем вперёд желании познавать, я смирилась с ними. И была благодарна тому, кто принял это решение о необходимости обеспечения нас стандартными средствами связи. Я даже профессора Бергмана перестала ненавидеть, понимая, что именно такие увлечённые фанатики, не жалеющие ни себя, ни других, и совершают революционные открытия и прорывы в науке.

Вот и здесь, получив доступ к кладовой памяти и знаний, я почувствовала себя увереннее, спокойней. Здесь всё это было построено несколько иначе, но с помощью Тамми я быстро освоилась. Наконец-то поняла, откуда они берут эту мгновенную доставку всего подряд. Еду готовили, поэтому доставка была не настолько мгновенной, но вот одежду покупать таким образом оказалось действительно очень удобно.

Кроме того, я прояснила ещё один важный для себя вопрос, чем вообще занимаются штурмовики на корабле. В привычном мне мире корабли в космосе просто уничтожали, это было проще, а потом остатки подбирали всё те же военные или сборщики космического мусора; или пираты, если нападение совершали именно они. Иногда, конечно, корабли захватывали целиком, но это довольно трудно, и этим уж точно не стали бы заниматься регулярные войска. Галаполиция в случае освобождения заложников или для поимки «на горячем» — может быть, но армия, в бою?!

Оказалось, это было не следствием человеческой жадности, а данью необходимости. Если в привычных мне реалиях именно захват корабля был действием сложным и продиктованным только необходимостью, то здесь было проще захватить корабль изнутри, чем действительно его уничтожить. Что применительно к кораблям самих людей, что к их вечным противникам — йали. А все остальные виды в этом вопросе людей мало интересовали, потому что с ними контакт поддерживался весьма осторожный и без намёка на агрессию: слишком шатким было взаимопонимание и слишком неопределёнными перспективы любого конфликта. Не говоря уже о том, что делить с ними было нечего.

Так что штурмовики на корабле не были бесполезным балластом, а являлись самой ценной частью вооружения.

А потом мы болтали вовсе о ерунде, и Тамми учила меня местной всенародно любимой игре — гаркан, состоящей из вращающейся вокруг своей оси низкой широкой пёстрой четырёхгранной пирамидки из магнитного материала, множества цветных плоских геометрических фигур из крашенного железа, кубика с цветными гранями и разлинованного треугольниками игрового поля. Пластинки с четырьмя и более углами нужно было «клеить» к пирамидке на определённые места, и в зависимости от определённых условий совершать действия с треугольниками на поле. Правила были довольно мудрёные и запутанные, но когда удалось в них разобраться, я даже втянулась. И даже умудрилась пару раз обыграть Таммили, что повергло ту в шок: по её словам, это первый раз, когда на её памяти новичок выигрывал у опытного мастера, коим являлась сама штурман. А я не стала признаваться, что жульничала и использовала аналитический аппарат. В конце концов, шулерство было спорным, он же тоже являлся частью моего разума, а в правилах было ясно сказано только про использование психополя.

Посиделки окончились, когда пришёл капитан и очень удивился, обнаружив нас в гостиной. Мы уточнили время, и тоже очень удивились, почему мы ещё сидим в гостиной. Тамми, смутившись, поспешно откланялась. Провожаемая устало-насмешливым взглядом капитана, я схватила свою домашнюю рубашку и побежала мыться. Почему-то меня преследовало ощущение смущения, будто нас с штурманом застукали за чем-то неприличным.