Меня отрезвил страх. Странная для горячей крови реакция, но ощущение вязкого, рассыпчатого как гнилая тряпка страха наотмашь стегнуло по оголённым нервам. Вмиг будто прозрев, я обнаружил прямо перед собой бледное лицо с огромными, испуганными глазами на нём.

— Уходи, — выдохнул, с трудом оттаскивая себя от девушки. Разжимать руки было физически больно, пульс бешено колотился в висках, а разум с трудом удерживал рвущиеся с поводков инстинкты. А эта глупая любопытная девчонка продолжала стоять передо мной, одним взглядом своих наполненных страхом глаз выворачивая мою душу наизнанку. — ВОН! — прорычал я, со всех сил вгоняя когти в прочный пластик стены. Что угодно сделать — напугать, отбросить! — лишь бы ушла, лишь бы перестала на меня смотреть и дала возможность попытаться прийти в себя. — Уходи! — повторил, уже с трудом проталкивая слово через искажённую трансформацией гортань.

Хвала предкам, ушла.

Я позволил себе громкий, почти переходящий в отчаянный вой рык; благо, здесь хорошая звукоизоляция. Обеими руками ударил стену, — раз, другой, — вонзил когти, раздирая стену, оставляя на упругом пластике безобразные вмятины и борозды от когтей пополам с собственной кровью и ошмётками плоти. И головой бы побился, если бы это могло помочь; но мне просто нужна была боль. Обычная, физическая, примитивная, способная если не притупить мучительное ощущение разрывающегося на части разума, так хотя бы отвлечь от этого непонятно откуда идущего чувства.

Глупая любопытная девчонка!

Какой-то незначительный кусок реальности выпал у меня из памяти; это был не обморок в полном смысле этого слова, но какое-то частичное помутнение сознания, спасающегося в темноте краткого забытья от саморазрушения. Сомнительное удовольствие, когда собственное сознание и подсознание, воплощаясь в натуральное раздвоение личности, пытаются порвать друг друга на части как пара бешеных зверей.

Очнулся я сидя на полу, спину подпирала всё та же безвинно пострадавшая стена. Задумчиво поднёс к лицу руки, сжал в кулаки и довольно оскалился, когда по рукам до самых плеч прокатилась волна боли. Это было понятно и естественно, поэтому даже почти приятно.

— Что вы так убиваетесь, вы же так никогда не убьётесь! — вывел меня из оцепенения отлично знакомый голос. Когда я дал согласие на контакт, я даже не заметил.

— Чего тебе? — вздохнул я, с закрытыми глазами откидываясь на стену и даже не глядя на фантома. В голове слегка плыло, мир вокруг неустойчиво покачивался, но в остальном состояние было гораздо более удовлетворительным, чем несколько секунд назад. Только навалилась тяжесть, навскидку оцененная мной где-то в восемь атмосфер. То есть, встать я мог, но с трудом, и делать это очень не хотел.

— Ну и вид у тебя, приятель, иные на костёр в лучшем виде восходят, — насмешливо фыркнул док. — Зайди ко мне, дело есть.

— А подождать оно не может?

— Нет, сейчас самое время, — сообщил Млен и ушёл. Слать проклятья вдогонку было лень, да и глупо. Поэтому я осторожно соскрёб свою телесную оболочку с упругого напольного покрытия и потащился к аккуратно сложенной в углу рубашке и кителю. Про душ сейчас думать было почти противно. Рубашку я натянуть осилил, а вот на китель посмотрел и только поморщился; тратить драгоценные остатки сил на всякие глупости не хотелось, а на устав мне сейчас было плевать с крыши здания Совета.

Пока доплёлся до медицинского блока, кое-как пришёл в себя. Организм начал оправляться от стресса; теперь бы ещё поспать как следует.

— Ну, чего тебе? — мрачно поинтересовался я у стоящего почти посреди комнаты дока. Правда, заметив краем глаза сжавшуюся за рабочим столом фигурку, понял, что вариантов немного. Медик подтвердил подозрения, с мерзкой ухмылкой кивнув на Экси. — Млен, скажи словами, а? Ты же знаешь, намёков я не понимаю, — поморщился, избегая смотреть в сторону девушки. Мне было элементарно страшно; если она здесь, значит, я сделал что-то такое, что вынудило её обратиться за медицинской помощью. Да, наверное, меня винить не в чем, но… только-только всё более-менее наладилось, а тут вновь та же история.

Мне не хотелось сейчас со всем разбираться. Было гадко, тошно и очень хотелось спать. Впрочем, моего мнения никто не спрашивал. Механически повинуясь доку, я бросил китель на спинку стула, послушно сел, запрокинул голову, не вполне понимая, что он собирается делать. А когда он сделал, возражать стало поздно.

— Зачем? — не находя в себе сил даже разозлиться толком, мрачно спросил я, осторожно пробуя наполненный множеством запахов живой воздух, от которого успел уже отвыкнуть.

— За надом, — отмахнулся Млен, и стремительно вышел. Впрочем, долго мучить неизвестностью не стал; фантом объяснил всё более чем конкретно.

— Ну и зачем нужны враги при таких друзьях? — поинтересовался я у закрытой двери, не зная, то ли я должен засмеяться, то ли разозлиться и всё-таки выломать эту несчастную дверь. Хотя я и не уверен, что в нынешнем состоянии у меня это получится, мне бы выспаться для начала. Но ведь этому никто не мешает?

Хм. Оптимист. Кому-то точно спать не хочется. И вообще, кажется, этому «кому-то» всего произошедшего показалось мало, и хочется ещё острых ощущений. Вот зачем она со мной разговаривает, да ещё извиняется? И так приходится дышать через раз; резко вернувшееся обоняние обострилось почти болезненно, воздавая за долгое бездействие.

Утешая Экси заверениями, что завтра нас отсюда выпустят, я несколько лукавил. Если Млен сообщил о «заговоре», тут наверняка не обошлось без Кирша, и, боюсь, даже Ханса; от холодного на этом корабле невозможно что-либо скрыть. И уж тем более, Талеса, второго помощника; этот казалось бы, взрослый разумный человек, когда речь заходит о розыгрыше или каком другом неуставном безобразии, превращается в неугомонного подростка. И, конечно, добрые друзья по-братски разделят между собой вахты «приболевшего» капитана. А что я приболел, это Млен кому хочешь докажет, ещё и жаловаться начнёт, что лечиться не хотел. А для надёжности может и в самом деле какую-нибудь заразу организовать, которая в моём организме не сразу сдохнет.

Сволочи они, а не друзья.

А я, наверное, дурак. Или вымотался слишком. Или и правда влюбился.

Потому что когда Экси сквозь готовые пролиться слёзы выдавила своё по-детски безнадёжное и отчаянное «лучше бы ты меня тогда убил», от этих слов стало физически больно, как будто острые когти пробили грудную клетку и крепко сжали сердце, угрожая оборвать однообразный ритм.

— Ребёнок, — выдохнул я, хотя сказать хотелось что-нибудь гораздо более грубое. Я ведь в самом деле чувствовал её острую жалость и чувство вины.

М-да, давненько меня так отчаянно и искренне никто не жалел.

Повинуясь необъяснимому порыву, осторожно притянул девушку себе на колени, обнимая. И растерялся, испытав ощущение непривычного покоя и какой-то неумолимой правильности, уместности происходящего.

Желая отвлечь Экси от очередных придуманных глупостей, я не заметил, как и сам увлёкся. И не заметил, когда усталая расслабленность трансформировалась в напряжённое ожидание. Уже сдаваясь на милость победителя, разум предпринял попытку предостеречь глупую девочку, вновь слепо сующую руку в пламя. Правда, я не был уверен, что действительно сумею вновь отпустить её; к счастью, проверять не пришлось.

А стол и правда оказался крепким…

Камень приятно холодил спину и, особенно, затылок. Экси уютно устроилась у меня на груди, а я медленно, задумчиво поглаживал её плечи и спину, в очередной раз поражаясь, насколько она миниатюрная, и сколько силы умудрились уместить люди её мира в этом обманчиво хрупком, изящном теле.

Почувствовав, как под ладонью изменился ритм сердцебиения, я тихо задал наиболее волнующий меня с момента включения разумной части собственной личности вопрос.

— Как ты? — получив в ответ какое-то невнятное не то бурчание, не то мурчание, слегка приподнялся, пытаясь заглянуть девушке в лицо. — То есть?

— Не знаю, говорю, — тихо и слегка хрипловато расшифровала она. — Ещё не проснулась; но, скорее всего, хорошо. Хотя, кажется, я не заснула, а потеряла сознание… Ты чего? — ошарашенно уточнила Экси, когда я резко сел и принялся аккуратно ощупывать её на предмет серьёзных повреждений. Впрочем, даже синяков уже не осталось, если они и были.

— Что-нибудь болит? — настороженно уточнил я.

— Кроме самолюбия? — задумчиво улыбнулась она. С непонятным удовольствием внимательно изучила недоуменное выражение моего лица и настойчиво упёрлась ладонями в мои плечи, заставляя меня лечь обратно. Немного поёзрала, устраиваясь поудобнее и не спеша удовлетворять моё любопытство. — Я чувствую себя невероятно глупой, и от этого страдает моё самолюбие, — пояснила девушка, утыкаясь носом в мою шею.

— Почему глупой? — вздохнул я, потому что дальнейших пояснений не последовало, а самому постичь странную логику этого вывода не получалось.

— Потому что столько времени было потрачено совершенно напрасно, — фыркнула она. — Если бы я заранее знала, что это будет… так! Спровоцировала бы тебя сразу после Весенних Игр, в тот же вечер. Ты точно уверен, что у тебя нет опыта подобного, хм, общения с женщинами?

— Велика премудрость, — не удержался от насмешливого фырканья я. — Чем здесь может опыт помочь?!

— Я мало про это читала, — смутилась Экси. — Но да, там, в моём мире, это считается довольно сложным… умением. «Это» — в смысле, доставить такое удовольствие, чтобы партнёр потерял сознание от удовольствия или оказался к тому близок.

— Странный у вас мир. Это ведь физиология, голые инстинкты; если два человека друг другу подходят, они получают удовольствие. А если не подходят, то и учиться незачем, потому что никакого влечения не возникает.

— Это ещё у кого мир странный, — хмыкнула она. — И что, вот пока этого самого единственного подходящего не найдёшь, уж никто и не понравится?

— Почему — единственного? — растерялся я. — Природа не дура, вариантов много; просто нравится обычно тот, кто может обеспечить наиболее жизнеспособное потомство. Не просто же так я именно на тебя столь бурно среагировал; самая что ни есть перспективная и подходящая самочка, — не удержавшись, фыркнул, только потом сообразив, что эти рассуждения могут как-то задеть мою непредсказуемую воспитанницу. Впрочем, беспокоился напрасно; она тихонько захихикала в ответ.

Потом приподнялась на локте, чтобы заглянуть мне в глаза. Задумчиво улыбаясь, провела кончиками пальцев по моим губам.

— А, знаешь…

Но я так и не узнал, что она хотела сказать. По нервам ударило чувство тревоги, и одновременно с этим рядом со мной возник фантом Кирша.

— Капитан, йали, — коротко сообщил он. Потом окинул нас с Экси задумчивым взглядом. — Или, может, мне самому разобраться? — и ухмыльнулся.

— Как бы они с тобой не разобрались, — не поддался я на насмешку. Было неспокойно, и веселья Кирша я не разделял.

Распутав конечности, мы с Экси сползли на пол и заозирались, пытаясь найти одежду. Из вещей девушки уцелела только рубашка и сапоги; да и то странно, что хоть что-то выжило. Мне повезло больше, мои вещи выжили, только рубашка украсилась живописными прорехами. Впрочем, такую избирательность можно объяснить. Сапоги эти слишком прочные, чтобы порвать их случайно даже мне, а из остальных вещей уцелело то, что снимала девушка.

— Тебе идёт, — не удержался я, разглядывая «одетую» Экси. Едва прикрывавшая попу рубашка очень гармонировала с сапогами на босу ногу.

— Полагаешь, переодеваться не следует? — улыбнулась она в ответ. Потом посерьёзнела в какое-то мгновение, подошла ко мне, потянула за борта рубашки. Я с удовольствием поддался, прижал её к себе, отвечая на поцелуй. Кажется, она хотела добавить что-то ещё, но ограничилась ещё одной улыбкой.

— Ну, если тебе не жалко окружающих, — шутливо нахмурился я. Ну, как — шутливо? В каждой шутке есть только доля шутки.

— Я выгляжу настолько ужасно, или настолько сногсшибательно, что их надо пожалеть? — озадаченно уточнила она.

— Нет. Просто некоторые хищники за посягательство на свою территорию убивают, — рассмеялся я и шагнул к двери.

Млена первый помощник, видимо, тоже предупредил; дверь открылась сама, ещё до того, как я успел к ней примериться и начать ломать. Впрочем, доктор оказался достаточно прозорливым, чтобы на глаза мне больше не попадаться.

Экси ускользнула в сторону собственной комнаты, чтобы одеться; я же, не отвлекаясь на подобные мелочи, кинулся сразу на мостик, на ходу пытаясь собрать волосы. Все основные блоки корабля связаны транспортной сетью, обеспечивающей возможность почти мгновенного перемещения, так что добраться от медицинского отсека до капитанского мостика было гораздо проще напрямую, не тратя время на посещение каюты.

Но за это время я всё равно успел поднять по тревоге штурмовиков, проверить боеготовность всех орудий, подтвердить установленный Крайшем максимальный уровень защиты по всем экранам, включая метеоритную защиту (которую мы после случая возле аномалии решили не отключать), и проверить маскировочное поле. Ну, и в очередной раз подивиться неадекватности орудийного расчёта главного калибра и возжелать свернуть пару особо надоевших шей. По моему мнению, на боевом дежурстве не может существовать никаких столь важных тестов и испытаний, ради которых можно отключать установку от общей сети, да ещё не поставив в известность командование корабля. Биофизик думал по-другому, даже пытался протестовать, но после обещания «если через пять нормоминут установка не будет готова к бою, вскрою брюхо и на страховке из кишечника выкину в открытый космос без скафандра» погрустнел и пообещал уложиться.

Замечено давно и не мной; если точнее, моим воспитателем, от которого я эту привычку перенял. Обычные угрозы, вроде рыка «убью» или «голову оторву» на людей действуют, но слабо: они все привычные, нестрашные и воспринимаются не как угрозы, а как ругательства. А если подойти к обещанию с фантазией, добавить пару кровавых подробностей и не злоупотреблять ненормативной лексикой, объект приложения угрозы под действием собственного воображения воспринимает сказанное гораздо ближе к сердцу. Наличие подробного плана расправы делает её более реалистичной.

На мостик я влетел почти бегом, едва не уронив что-то оживлённо обсуждавших в проходе штурмана и связиста.

— Капитан, что с вами? — брови обеих женщин — сейчас, по странному стечению обстоятельств, опять выпало дежурство «счастливой» смены, Таммили и следящей Кавини (мудрая женщина в возрасте, из мирных), — взлетели на лоб.

— Всё с ним хорошо, всем бы так, — звонко расхохотался Кирш. Мимоходом продемонстрировав ему когти, я устроился в собственном отремонтированном кресле.

— Всё в порядке, — ответил уже женщинам. — Займите места, сейчас может быть весело.

Это были йали, но…

В почти пустой системе этого голубого гиганта, обделённого планетами, удобно расположенной практически посередине между двумя рукавами галактики, в последнее время стали пропадать корабли. Такое порой случается повсеместно, и даже Совет не в силах определить, как и почему: слишком далеко, слишком крошечный по сравнению с населёнными планетами объект — космический корабль. Обычно исчезают, — из-за ошибок ли в навигации, или из-за каких-нибудь других опасностей, которыми изобилует космос, — мелкие торговцы, частные маленькие транспортники. Иногда такое случается и с более серьёзными кораблями.

А здесь, возле этой огромной даже по галактическим меркам звезды, ставшей удобным перевалочным пунктом, в последний нормогод пропало пять регулярных пассажирских транспортников. Встревоженное Управление Флота, заподозрив неладное, отправило в систему сторожевой катер. Как раз перед нашим вылетом с Колыбели катер этот не вышел на связь, и мы в связи с этим изменили район дислокации.

Накрытые маскировочным полем, мы медитативно вращались в пустой системе на дальней орбите, и вот, наконец, ожидание было вознаграждено.

Четыре разнокалиберных туши звездолётов вынырнули в зоне выхода из системы, беря в клещи мирно следовавший по маршруту транспортник и транслируя по внешней связи требование остановиться. И были это хоть и йали, но предъявлять претензии за их поведение было некому: пираты были вне закона и у самих жукоедов.

Всё ещё под маскировкой, мы стремительно приближались к кораблям, как назло встретившимся на противоположном конце системы, за звездой.

— Сейчас будем проходить близко к звезде, маскировка может не выдержать, — предупредила штурман.

Я лишь кивнул, подтверждая предположение и одобряя риск. Один из кораблей уже приготовился вскрыть транспортник, аккуратно к нему приближаясь.

— Главный калибр докладывает о готовности. И они утверждают, что добьют с такого расстояния, и даже клянутся не задеть мирный транспорт, — сообщил оружейник со своего места. — Время перезарядки излучателя почти пятнадцать нормоминут. Время до выхода на расчётную дистанцию ближнего боя с учётом попытки отступления — шесть нормоминут.

Кивнув, я продублировал команду психополю корабля.

Эффективное космическое оружие редко бывает эффектным. Это только в развлекательных фильмах, — почему-то Экси очень удивлялась, что они у нас есть, и очень похожи на знакомые ей, — можно встретить яркие лучи и красивые цветные вспышки.

Прототип оказался очень… эффективным. Выстрела никто не заметил, зато всем оказался прекрасно виден результат. Космический корабль на долю мгновения вывернулся кривой изломанной спиралью с выпавшими из видимого спектра кусками, а потом сжался в гладкий, блестящий, совершенно однородный шар.

Какой всё-таки удобный навык, умение разделить сознание на несколько независимых потоков, и как хорошо, что психополе для общения можно использовать даже на очень близком расстоянии. Основная часть разума была занята планировкой операции, а остальные — одновременной отдачей приказов. С оружейником мы наметили основные цели и их последовательность, со связистом прикинули сообщения, необходимые к отправке на транспортник, пиратам и на Колыбель. Со штурманом и пилотом прикинули основные вероятные траектории. Штурмовики получили команду готовиться к высадке и занять места в штурмовых капсулах.

— Капитан! — обратилась ко мне Кавини по тому же персональному каналу связи. — У нас проблемы. Что-то глушит дальнюю связь за пределами системы, и наш стандарт, и связь йали. Судя по всему, это какое-то пространственное искажение, генератором которого является один из кораблей.

Проблемы? По-моему, она несколько недооценивает масштабы события.

Поблагодарив связиста, я отправил фантома к Хансу. Обсудив с отложившим свои химические опыты холодным ситуацию, мы пришли к одному выводу. Точнее, к двум: во-первых, тревога «ноль», и, во-вторых, подробности надо выяснить любой ценой.

Оценившие ситуацию пираты не стали играть в героев и пытаться прикрыться транспортником. То ли понимали, что в данной ситуации он нас не остановит, то ли не хотели рисковать. Только перестроенные пиратские посудины — не того пошиба звездолёты, чтобы тягаться в скорости с лучшим штурмовым крейсером этой галактики, и прогноз оружейника сбылся. Через шесть минут заговорили менее мощные, но гораздо более скорострельные орудия ближнего боя.

Пираты попытались разделиться, закрутить нас и дать кому-то из своих возможность бежать. Но такая тактика была, во-первых, весьма предсказуема, а, во-вторых, не у всех них было место для манёвра, уж очень близко они облепили транспортник. Да и психологический эффект от сворачивания четвёртого участника эскапады в правильный шар нельзя сбрасывать со счетов.

Первый из пиратов, зажатый между транспортником, своими товарищами и приближающимся крейсером, воспользовался единственным доступным направлением для отступления, и прямой наводкой влетел в установленную там антисетку.

Возможность физического воздействия на материальные предметы через психополе изучается очень давно. Установлено, что чем мельче предмет, тем проще на него воздействовать; скажем, пошевелить единственную пылинку сможет любой неподготовленный человек, а вот сдвинуть единственный человеческий волос под силу единицам, зависимость прилагаемых усилий от массы далеко не линейная.

В докосмический период истории особого применения этим умениям найти не получалось, а вот потом, когда человечество открыло для себя всю чудовищную мощь атомных сил, научилось получать антиматерию, пригодились забытые за более интересными исследованиями умения людей влиять на материю через психополе. Сразу обнаружилось множество очень странных зависимостей и парадоксальных выводов. Я так сразу все не вспомню, но, например, посредством психополя можно изменять полярность элементарных частиц. Не просто так — захотел поменял, захотел вернул обратно, — но вообщеебез затрат внешней энергии на преобразование, просто силой мысли. Это тяжело, это выматывает, но это работает, и называется «антисеть». Довольно нечестная вещь, но от этого не менее эффективная.

Маленькая магнитная ловушка выстреливается в определённую точку пространства, тормозится крошечными примитивными двигателями и лопается, оставляя после себя облако протонной пыли, невидимой глазу и трудноразличимой приборами. А потом ловчий волевым усилием превращает это безвредное для космического корабля облако в смертельно опасную ловушку. Во всяком случае, принцип именно такой, а подробностями я не интересовался; точные науки никогда не были моей сильной стороной.

Антисеть сработала на совесть: корабль лишился доброй трети обшивки, и двигатель совершенно точно вышел из строя. Пролом начал робко затягиваться защитной плёнкой.

— Передайте им предупреждение, что при попытке к бегству все капсулы будут уничтожены, — сказал связисту, наблюдая, как другие два корабля пока ещё успешно держат наш огонь. Пилот тем временем подвёл нас поближе к первому подранку, чтобы сбросить штурмовую капсулу под прикрытием собственных защитных полей.

— С вероятностью восемьдесят девять процентов генератор блокирующего связь поля находится на этом объекте, — доложил аналитик, и нужный корабль на обзорных экранах подсветился зелёным.

— Прогноз по действиям экипажа в случае поломки двигателей.

— Девяносто два процента на уничтожение установки, — с готовностью откликнулся аналитик.

Я нервно оскалился, сжав когти.

Если мы потеряем генератор, ловить концы можно будет очень долго. В чужой галактике, неизвестно в какой системе… Утопия. Тем более, почти наверняка эта разработка — не дело рук пиратов, а утечка из военных лабораторий. Или не утечка вовсе, а полевые испытания.

Даже если мы захватим живьём командование корабля, толку от него не будет. Вряд ли они имеют представление, где искать авторов технологии. Нет, есть шанс, но он слишком ничтожен. Учитывая, что вероятность взятия этого самого командования живьём тоже невелика, такой вариант неприемлем.

Идея осталась одна, и довольно сомнительная: «упустить» главного и как-нибудь за ним проследить. Не рискнув в одиночку принимать столь радикальное решение, я вызвал на приватный разговор одновременно Ханса и Хинтари, нашего аналитика.

Зря надеялся. Ханс похвалил мою прозорливость, Хинтари подтвердил всё расчётами.

В итоге, на костяке моей идеи наросла кривая, дырявая конструкция плана, основанного на предположениях, допущениях и непроверенных фактах. Не будь я свидетелем рождения этого уродца, никогда бы не поверил, что в его разработке участвовали гений Хин и почти гений Ханс, а не мы с Киршем придумали, укурившись арьяком до комплексных галлюцинаций и полного слияния с психополем Вселенной.

Но детали были продуманы хорошо. Прикинуться подбитыми и якобы потерявшими один из двигателей, в отчаянной попытке «не упустить» отправить вдогонку третью штурмовую капсулу и «скормить» её беглецу. Каждый из этих этапов, начиная с оптимальной траектории и участка щита, который нужно незаметно погасить, чтобы обеспечить «меткое попадание», и заканчивая пилотом штурмовой капсулы, был просчитан весьма точно и подробно, со всеми развилками и вероятностями. Даже план действий для штурмовиков внутри корабля был выработан.

Напрягала меня последняя фаза плана, начинавшаяся с такой успешной и продуманной сдачи в плен. В исполнении Ханса это звучало как «А дальше действуй по обстоятельствам».

Что мы не обсуждали совсем, так это личность будущего «пленника». Вариант был всего один, к чему спорить? Очевидно, что отправлять надо было либо носителя горячей крови, либо носителя холодной. Лучше, конечно, холодной, но у Ханса практически не было боевого опыта, а между мной и Киршем выбирать не приходилось вовсе: я сдержанней, спокойней и сильнее. Кроме того, пилотировать в сложных условиях, в отличие от первого помощника, умею. Да и отыскать меня потом будет проще, я заметный. Обидно, конечно, что со мной вляпается вся штурмовая группа, но если отправить одного, никто не поверит.

Ханс, получивший полномочия капитана в связи с объявленной на корабле тревогой «ноль» и моей «командировкой», устроился в моём кресле с настолько довольным видом, что в пору было заподозрить его в организации сложной многоходовой интриги с целью захвата власти на отдельно взятом корабле.

Когда я уходил с мостика, там воцарилось азартное оживление. Кажется, в успехе предстоящей операции никто не сомневался.