Стоило вернуться на корабль, и всё вдруг стало как-то… спокойно. Во всяком случае, у меня. Особого ажиотажа, к счастью, наши с капитаном новые взаимоотношения не вызвали. Растерянное удивление — да, но неудобных вопросов никто не задавал. Причём, мне кажется, даже не из боязни прогневать капитана: здесь просто было не принято проявлять повышенный интерес к чужой личной жизни.

Так и оставшегося для меня безымянным мирного я больше не видела, равно как и остальных заговорщиков. Небольшой корабль йали, на котором они прибыли за своим передовиком, был захвачен быстро и аккуратно, без моего участия, и сейчас пылился где-то глубоко в недрах крейсера. Можно было, конечно, расспросить об этой истории Райша, и он бы даже, наверное, ответил, но я каждый раз напоминала себе о разнице в наших званиях и о том, что лезть не в своё дело не стоит. Тем более, мне и без этого знания жилось совершенно неплохо.

Странного йали по-имени Старик я тоже не встречала, хотя он, совершенно определённо, летел с нами. Но это не удивительно: не думаю, что он содержался как пленник, но вряд ли его пустили свободно гулять по кораблю.

Привычная уютная размеренность распорядка дня нарушилась примерно через неделю, когда рядом со мной, бодро топающей на обед, возник фантом доктора Млена.

— Экси, будь добра, зайди ко мне.

— Прямо сейчас? — на всякий случай спросила я. Фантом огляделся, сориентировался в пространстве и усмехнулся.

— Нет, лучше после обеда, это надолго.

Не слишком обнадёженная подобным заявлением, я отправилась дальше с куда меньшем энтузиазмом. Надо мной нависло ощущение близких неприятностей: прошлый мой поход к доктору уже преподнёс сюрприз, а сюрпризы я не люблю. Конечно, на тот конкретный случай жаловаться глупо. И на сам процесс… хм, выяснения отношений с Райшем, и на последующие за ним изменения в моей жизни. Но в данный момент проблем, которые не получалось решить, у меня не было, и следовало ожидать, что визит в медицинский блок их как раз создаст.

Но всё оказалось не столь страшно. Млен просто попросил меня пройти несколько психологических тестов; мол, уж очень у меня случай любопытный. Спорить не хотелось, к тому же выводы местного доктора мне тоже были интересны. Поэтому я послушно и по возможности честно отвечала на все вопросы и делала то, что от меня требовалось.

По мере выполнения мной заданий, азарт на подвижном лице мирного сменялся задумчивым недоумением. Наконец, заподозрив неладное, я рискнула-таки задать вопрос:

— Что, всё настолько плохо?

— Как раз наоборот, — хмыкнул он. — Всё гораздо лучше, чем я ожидал, — он присел на край стола, сверху вниз задумчиво меня разглядывая. — Ты точно выросла там, где говорила? Ну, закрытый военный проект, и всё такое? Понимаешь, ты выдаёшь совершенно нормальные человеческие реакции. Нет, есть некоторые странности, но они мелкие и практически в пределах нормы. Судя по тому, что о тебе говорили Райш и Ханс, я ожидал настоящей катастрофы. Самое главное, ты слишком много знаешь о социальных отношениях в принципе.

— Я даже догадываюсь, почему так получилось, — я пожала плечами. Эти мысли и меня посещали, и глупо, имея доступ к местному «галанету», было не попытаться найти логическое объяснение. — Это был не совсем военный объект, а большой исследовательский центр. Понимаешь, там было очень много людей, совершенно разных, и, самое главное, они тоже там жили. В том числе, жили при нас. Мы видели, как они между собой общаются, наблюдали их реакции, слушали многочисленные посторонние разговоры, — а они обсуждали очень разные темы. Пусть напрямую с нами никто не разговаривал, но мы очень много что видели и слышали. Может быть, будь там действительно только элитные военные, сейчас ты получил бы именно те результаты, каких ждал. Но там были и весёлые молодые девушки, думающие на рабочем месте о чём угодно, кроме работы, и серьёзные строгие специалисты высокого класса, помешанные на работе. А ещё вмешательство Райша в мой разум лишило меня привычной защиты. Раньше моё сознание было отгорожено от внешнего мира коконом псевдо-личности, которая решала всё за меня, когда мне самой не хотелось ничего решать. Всегда спокойный, отстранённый разум машины, подкреплённый мощным аналитическим аппаратом. Он пропал, а я не привыкла чувствовать себя беззащитной, и пришлось срочно защищаться другими способами, — вздохнула, несколько смущённая пристальным вниманием доктора.

— Хм? Интересный вариант, — задумчиво хмыкнул Млен. — То есть, ты сейчас всем довольна, чувствуешь себя комфортно, и Райш тебя не обижает? — улыбнулся он.

— Не обижает, — неизвестно почему опять смутилась я.

— Это хорошо, — кивнул доктор. — Но если будет — ты скажи, мы ему мозги вправим, — заговорщически подмигнул он. Я только кивнула и получила долгожданное разрешение на выход.

Упомянутый горячий меня действительно честно не обижал. Да я его и не видела почти, по большей части ночами, и то не каждый день, в зависимости от его вахты. Судя по всему, он был занят этим заговором и какими-то своими капитанскими обязанностями, и я вскоре оценила прозорливость Райша в вопросе организации быта. Даже готова была поблагодарить за поначалу воспринятый в штыки (уж в очень ультимативной форме это было высказано) переезд в его каюту.

Порой у горячего случались вспышки параноидальной ревности, но он старательно с ними боролся. А когда побороть самостоятельно не получалось, приходилась кстати моя пассивная «помощь». И я бы солгала, сказав, что имела что-то против подобных актов «спасения», которых за неделю случилось всего два. Единственное, было несколько неловко перед глумливо хихикающими штурмовиками, когда я, выдернутая капитаном прямо с тренировки, вернулась эдак часа через полтора в достаточно взъерошенном и несколько потрёпанном виде.

Рядом с Райшем было хорошо. Не просто хорошо, а как-то единственно правильно. Чувство это было, наверное, сродни ощущениям сложного модуля большой системы, установленного строго на предназначенное для него место, идеально подходящее по всем параметрам. Моё место было именно тут: на космическом крейсере Тш-ша-О, среди огромных жизнерадостных штурмовиков, на краю сплочённого экипажа, и, самое главное, под боком у Райша.

Чем дольше я общалась с последним, тем лучше понимала Таммили: им действительно сложно было не восхищаться. Всем, с головы до ног, начиная с мельчайших жестов и заканчивая уверенными рассуждениями на темы, о которых, казалось бы, военному, да ещё столь специфическому как носитель горячей крови, знать совершенно не обязательно.

Штурман, кстати, отнеслась к нашему «браку» с искренним восторгом, хотя я опасалась совсем иной реакции. Причём сильнее всего её радовало непонятное определение «вы так красиво смотритесь вместе!» Непонятное в том смысле, что — а какая разница, как мы смотримся? Мы же не в музее стоим, верно?

Но один неприятный эпизод в моём бытии был. Я совершенно случайно узнала, что капитан отдал моему командиру приказ беречь меня и не допускать ни до каких опасных мероприятий. Впрочем, я пока старалась не думать об этом. Во-первых, никаких военных действий вокруг не было. А, во-вторых, я надеялась, что к не слишкомотдалённому будущему горячий всё-таки возьмёт себя в руки. До сих пор ведь в его разумности сомневаться не приходилось, так зачем начинать делать это прямо сейчас, на пустом месте?