Предположений, почему Райш взял меня на Совет, было несколько. Самым вероятным казалось, что таким образом он планирует сразу перед всеми отчитаться: мол, жива, здорова, спасать не надо.

Впрочем, стоило капитану начать свой рассказ, и я напрочь забыла обо всём остальном. Сначала известие о том, что камень, преодолевший весь маршрут в шкафу, на самом деле разумное существо, потом — мрачный доклад холодного о раскрытом заговоре. Впрочем, последнее удивило меня не столько самим фактом происшествия, сколько тем, что дело зашло так далеко. Но, наверное, объяснение было именно в том, что никто подобного просто не ожидал.

А потом Старшая предложила нам уйти, и мой мир рухнул. Я поняла, на что она намекала, но… ведь это было невозможно!

— Райш, — осторожно начала я, когда мы вышли из зала. — Старшая что, полагает, что я… беременна? — хмурясь, покосилась на совершенно безмятежного горячего.

— Хм. Ну, это довольно закономерный итог, — весело фыркнул он.

— Райш, этого не может быть, — я уверенно тряхнула головой. — Она, должно быть, ошиблась.

— Совет в таких вопросах ошибаться не может, — убеждённо отмахнулся горячий.

— Нет, постой. Райш, этого не может быть, даже теоретически. Я не способна к воспроизводству, это было запрограммировано нашими создателями, как купирование совершенно излишней функции. Как и… — и тут я осеклась, потому что должна была перечислить «половое влечение». Которого действительно до определённого момента не испытывала.

— Хреновые, значит, у вас там программисты, — Райш пожал плечами.

— Нет, постой, но этого же правда не может быть! Ладно, что-то другое, но… у меня нет яйцеклеток, в принципе!

— Значит, у вас хреновые программисты, — повторил он. — Впрочем, у меня есть одно предположение. Поскольку все необходимые органы у тебя присутствуют, твои создатели, скорее всего, не рискнули настолькоперекраивать геном, а все блоки были внесены с помощью той инородной ткани в твоём мозге.

— Которую разрушило твоё вмешательство? — отстранённо уточнила я.

— Ну, да. А что плохого-то? — растерянно уточнил мужчина, покосившись на меня.

Захотелось сказать какую-нибудь гадость. Несусветную, жуткую, мерзкую, чтобы вывести его из этого благодушного настроения, чтобы разозлить. Чтобы он меня хорошенько ударил, а, ещё лучше, просто убил…

— Всё плохо, — тихо пробормотала я.

— Эй, ты чего? — опешил Райш, останавливаясь и за плечо разворачивая меня к себе. — Экси, что с тобой?! — уже совсем ошарашенно проговорил он, беря меня за плечи и слегка встряхивая.

И он ещё спрашивает!

— Я не хочу, — медленно качнув головой, ответила.

— Почему? — он настолько искренне удивился, что… меня вдруг прорвало.

— Потому что это конец, понимаешь ты или нет?! — я всплеснула руками. — Моя жизнь и так последнее время превратилась во что-то совершенно странное и непонятное, меня пугают мои собственные странные реакции, всё… неправильно и непривычно, а теперь у меня отнимут и единственный оставшийся смысл!

— Какой?

— Штурмовой отряд! — прорычала я. — Неужели я не понимаю, что теперь меня посадят в стерильную комнату, не давая в руки острых предметов, чтобы случайно не поранилась?! И ты же, ты будешь первый в очереди «охранников»! Как будто я не знаю о твоём приказе Нирташу беречь меня как зеницу ока! Только я надеялась, что это временно, что ты скоро успокоишься, а теперь? Ты меня вообще на планете оставишь? Или нет, я буду летать с тобой, но исключительно как тха-аш, да? Потому что если я останусь на Колыбели, тебя сожрёт собственная ревность! — я замолчала, понимая, что дальше или разревусь, или брошусь на Райша с кулаками.

Горячий выглядел озадаченным и раздосадованным, он сосредоточенно хмурился и смотрел куда-то сквозь меня. Потом, отчётливо скрипнув зубами, прикрыл глаза и, стиснув кулаки, сделал глубокий медленный вдох.

— И что ты хочешь от меня теперь? — тихо спросил горячий. — Я не смогу позволить тебе избавиться от ребёнка. Это слишком, понимаешь?

— Не знаю, — я тоже глубоко вздохнула и упрямо качнула головой. — Но на заточение я не соглашусь.

— Хорошо. Я постараюсь что-нибудь придумать, — кивнул он, всё так же не глядя на меня. — Пойдём.

Я малодушно кивнула и без слов последовала за Райшем. После короткого и решительного всплеска эмоций внутри стало пусто. А ещё, не хотелось в этом признаваться даже себе, но мне было страшно. В особенности оттого, что я не могла понять эмоций горячего; он совершенно определённо не был спокоен, но… Если это была злость, то странная, неподходящая вспыльчивому капитану. А если нет — других вариантов у меня не было.

Я даже не стала спрашивать, куда мы идём. Но всё равно несколько удивилась, когда вместо капсулы мы воспользовались планетолётом; подспудно ожидала, что Райш предпочтёт вернуться на корабль. Кажется, там он чувствовал себя гораздо больше дома, нежели в своём собственном доме.

Однако, приехали мы именно в дом, всё так же не перемолвившись ни словом. Не знаю, о чём думал Горячий; у меня в голове на разные лады билась одна-единственная мысль — «я не хочу». Я даже не могла толком сформулировать, чего именно. Да, я что-то сумела ответить горячему на его вопрос, но чувствовала, что это — неполно, а потому неправильно.

Слишком всё странно, непривычно, иначе. Меня не отпускало ощущение раздирающих изнутри противоречий. Если до сих пор я умудрялась убегать от этого чувства, заталкивая его вглубь подсознания, то весть о беременности разрушила все запоры.

Мне ведь действительно нравилась служба. Да, пусть это нельзя назвать моим собственным разумным выбором, пусть меня такой создали, пусть мне внушали и прививали эти навыки насильно, пусть вся моя жизнь прошла в лаборатории под микроскопом. Но это ведь моя жизнь! В конце концов, это единственное, что я умею в жизни. Это единственное, что осталось от знакомой мне Экси, а новую девушку, занявшую её место, я никак не могу понять. Я даже не могу точно сказать, какие черты есть в моём характере теперь, и какой он — этот характер.

Если меня запрут в сколь угодно идеальных условиях, я окончательно перестану чувствовать себя… даже не человеком — просто живым существом. Вещь, любимая игрушка шер-лорда. Эта мысль и так преследует меня довольно давно. Поначалу это было даже приятно — появился кто-то, кому я нужна. А теперь… Я ли ему нужна? Или просто самочка для размножения? Учитывая, что я не очень представляю, есть ли у меня личность как таковая, какие у неё есть достоинства и недостатки, за что её можно любить, ненавидеть или уважать, вопрос действительно сложный. До сих пор от окончательного падения в пропасть самоуничижения меня удерживало наличие хоть каких-то общих с капитаном целей и интересов. Например, ему совершенно точно нравилосьтренироваться со мной, ему интересно обсуждать оружие, рассказывать мне что-то новое по тактике и стратегии. Если убрать это, я окончательно превращусь в суррогат, в существо, у которого есть только две функции — согревать постель и вынашивать детей. Да, пусть я никогда не была человеком, пусть меня изначально создали как нечто неполноценное и узкоспециализированное, но… в той специализации от меня хоть какие-то качества требовались, я могла куда-то развиваться, узнавать что-то новое. Скажем так, быть боевым киборгом для освоения дальних космических пространств мне нравилось куда больше, чем бессмысленным живым инкубатором.

Что может придумать Райш? Будет ли он что-то придумывать? Ему-то штурмовиков хватало, а вот такой… грелки в постель никогда не было и, если меня не станет, не будет. Захочет ли он так рисковать?

По лицу горячего можно было прочитать только то, что он зол, или, по меньшей мере, недоволен: нахмуренные брови, стиснутые зубы, подёргивающаяся верхняя губа, как будто он с трудом сдерживается от угрожающего оскала. Сложно поверить, что он может войти в моё положение и что-то понять. Тем более, это против его природы, а он ведь… гораздо больше зверь, чем это кажется на первый взгляд. Да, он куда разумней большинства своих сородичей, но глупо ждать от него такойпонятливости. Он почти наверняка не сможет побороть свои инстинкты. Значит, нужно уже сейчас искать выход.

Убить ребёнка? Боюсь, тогда горячий сам меня убьёт; не со зла, просто в момент помутнения рассудка. Да и… ребёнок-то не виноват. И Райша убить — тоже не выход, он тоже не виноват в своей природе, и так делает невозможное в борьбе с ней. И самой умирать не хочется, но это можно оставить на крайний случай; в конце концов, быстро и надёжно покончить с собой не так трудно.

Глупо получается. Всё плохо, но в этом никто не виноват. Просто жизнь так сложилась.

Что остаётся? Пожалуй, только сбежать из-под удушающей опеки горячего. Но почему же так хочется надеяться, что он сумеет справиться с собой? Он ведь и так делает много невозможного, почему бы не сделать ещё немного?

Впрочем, моя надежда быстро иссякла. Точнее, пала смертью храбрых в тот момент, когда за нами закрылась входная дверь. По нервам вдруг ударило волной противоречивых чужих эмоций; я не сразу поняла, что всё это — чувства горячего, которые он до сих пор умудрялся сдерживать, а теперь то ли его прорвало, то ли он сознательно спустил себя с поводка. Но я вдруг почувствовала себя оленем, которого заперли в клетку с голодным тигром. Бежать было некуда, сопротивляться — бессмысленно.

Пара мгновений, и я оказалась впечатана лицом в постель и придавлена сверху телом горячего. Моя ругань, отчаянные попытки вырваться — всё это не только не останавливало окончательно утратившего над собой контроль мужчину, но, кажется, он наслаждался сопротивлением бьющейся в когтях добычи.

А самое гадкое, что меня очень быстро и без боя предало собственное тело. Проклятые феромоны, проклятая память… Тело знало, что будет дальше, было к этому готово и очень этого хотело. А разум… что может разум, когда из глубин подсознания всплывают самые древние инстинкты? А от того, что я точно знала — горячий чувствуетмоё желание, как я чувствовала его собственные эмоции, — было вдвойне противно.

Захлёбываясь отвращением к самой себе и злыми слезами, я всё равно звала его по имени, хотела его и умоляла не останавливаться.