Просыпалась я постепенно. Всё никак не получалось толком осознать себя и понять, где я находилась. То, что утверждали все мои ощущения, казалось настолько невероятным, что чудилось продолжением сна. Что-то мягкое и неподвижное под спиной, безвкусный воздух, почти стерильная тишина, которую нарушал лишь лёгкий далёкий гул и приглушённые голоса.

За голоса я и уцепилась, вычленив из них привычный… и подскочила на месте, испуганно озираясь. Уловив моё движение, исчезла крышка продолговатой капсулы, в которой я лежала. Голоса приобрели отчётливость, а я обнаружила себя в медицинском блоке, хотя за высокими бортами «ванны» нельзя было различить подробности происходящего.

— … а это устройство поможет мне внимательно осмотреть твою кровь.

— Зачем? — с живым любопытством поинтересовалась Найриш.

— Чтобы узнать, что ты за зверёк такой, — с улыбкой в голосе ответил доктор Млен, и в тишину вклинилось какое-то тонкое посвистывание.

— По крови? — звонкий смех девочки, отразившись от потолка, заставил меня вздрогнуть, сбрасывая оцепенение, и выбраться наружу. — А разве так непонятно?

Оглядевшись, я обнаружила Най сидящей на смотровом столе и болтающей ногами. Она была закутана в рубашку явно с чужого плеча, скрывающую её до пяток. А рядом, обвешав пространство вокруг яркими фантомами с какими-то схемами и диаграммами, на стуле примостился хозяин медицинского блока. Ребёнок явно не первый раз украдкой потыкал ближайший фантом пальцем, но он её не послушался, и красные брови сердито сошлись над переносицей. При виде такой идиллии я не удержалась от улыбки.

Моё пробуждение первой заметила, разумеется, Най.

— Доброе утро, мама! — радостно улыбнулась она, впрочем, не делая попытки спрыгнуть на пол.

— Здравствуй, Най, — кивнула я. — Здравствуй, Млен.

Реакция мирного на простое приветствие оказалась довольно странной. Он молча обернулся через плечо, окинул меня взглядом явно с профессиональным интересом, и отвернулся обратно к своим фантомам.

— Най, пойди погуляй где-нибудь, хорошо? Мне нужно поговорить с твоей мамой, — велел он, и пресёк все мои возражения одним-единственным тяжёлым взглядом, буквально пригвоздившим меня к полу. Он точно является представителем мирной ветви?

— А ты потом мне расскажешь, что там моя кровь тебе наговорит? — спрыгнув со стола, с надеждой поинтересовалась Найриш.

— Ну, разумеется, — усмехнулся доктор. Неотрывно проследил, как Най подбегает ко мне, чтобы обнять, а потом так же бодро уносится куда-то за пределы медицинского блока. Я, конечно, понимала, что вряд ли на корабле кто-то обидит ребёнка, но мне всё равно стало неуютно оттого, что я потеряла её из виду. — Сядь, — резко похолодевшим тоном скомандовал Млен, кивая на стол.

Продолжая недоумевать относительно причин столь разительной перемены в жизнерадостном докторе, я осторожно села на освобождённое Най место. В голове отчего-то было пусто, мысли ворочались медленно, и все какие-то малозначительные. Как будто я проснулась, но ещё не до конца.

Интересно, сколько я проспала, если Найриш уже так освоилась не просто в незнакомом месте, но среди незнакомых людей?

— Расскажи мне, пожалуйста, о своих планах на ближайшее и отдалённое будущее, — всё так же пристально меня разглядывая, не попросил — приказал Млен.

— В каком смысле? — нахмурилась я.

— В прямом. Какой ты видишь свою дальнейшую жизнь. Вот прямо начиная с этого момента и, в частности, применительно к Райшу.

— Не знаю, — совершенно растерялась от такого напора и без того будто оглушённая и заторможенная я. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что в следующий раз, когда ты… — начал он шипящим тоном и запнулся, видимо, проглотив какое-то ругательство. Пробурчал что-то невнятно себе под нос, глубоко вздохнул, тряхнул головой. А я продолжала молчать, потому что вдруг поняла: он просто зол. Вернее, не просто, а очень сильно, и почему-то на меня. — В следующий раз, когда тебя пнёт под зад вчерашний день, и ты решишь выкинуть что-нибудь эдакое, я хочу знать об этом заранее и хоть немного подготовиться!

— К чему подготовиться? — осторожно спросила я. Происходящее чем дальше, тем больше напоминало странный, и даже в какой-то мере страшный сон.

— К тому, чтобы минимизировать последствия твоей эгоистичной тупости! — рявкнул мирный. Не выдержав, подскочил со стула и заметался передо мной по кабинету. — Маленькая эгоистичная дрянь! Я ещё, идиот, его тогда уговаривал, что всё нормально будет…

— О чём ты? Я не понимаю, — беспомощно пробормотала я, наблюдая за его метаниями. Я совершенно не помнила, чтобы чем-то успела так оскорбить доктора, которого видела всего пару раз в жизни.

— Ещё бы ты понимала, — огрызнулся он. Потом резко затормозил, развернулся ко мне лицом, скрещивая руки на груди. Млен был худощавым и невысоким, но почему-то сейчас эта его поза казалась весьма угрожающей. — Пять нормолет. Пять проклятых нормолет из-за одной сопливой самовлюблённой девчонки… Знала бы ты, как я всё это время мечтал свернуть тебе шею! — зло сплюнул он себе под ноги. — Пять нормолет, пока ты отдыхала на свежем воздухе, мы балансировали на жёрдочке над жерлом вулкана из-за того, что тебя при создании обделили мозгами. Пять нормолет благодаря тебе мы вынуждены были наблюдать за тем, как наш друг задыхается и сходит с ума от боли! Пять нормолет я вливал в него успокоительные и психомодулирующие препараты кубометрами. Пять нормолет мы по очереди ходили за ним по пятам, не оставляя ни на секунду, чтобы он в забытьи не покалечил себя или кого-нибудь ещё. Ты хоть представляешь, каково это, наблюдать, как здоровый сильный мужчина, и, более того, твой друг медленно умирает, и не иметь возможности не то что помочь — хоть как-то облегчить его боль, потому что эмоциональная привязанность не купируется медикаментозно?! Да к ларгу под задницу нас, он все пять нормолет провел в пограничном с безумием состоянии, удерживаясь на краю только чудом! Ты хоть представляешь себе своей тупой головой, что такое безумный шер-лорд?!

Высказавшись и обнаружив, что я не пытаюсь возражать, Млен немного успокоился, но продолжал стоять и буравить меня взглядом. Уже не ненавидящим, скорее полным отвращения.

— Прошло пять лет? — единственный вопрос, который сумел сформулироваться в моём окончательно опустевшем от этой тирады разуме.

— Чуть больше, — поморщившись, почти спокойно ответил доктор.

— Млен, я, конечно, понимаю, что вы, мирные, довольно эмоциональные существа. Но я бы на твоём месте был немного сдержаннее в формулировках, — раздался от входа негромкий голос с презрительно-высокомерными интонациями, от которого по спине пробрало холодком.

— С чего вдруг? — кинув через плечо недовольный взгляд, ершисто возразил доктор. — И давно ты подслушиваешь?

— Извиняться придётся, — снисходительно усмехнулся Ханс. — А для того, чтобы вас никто не слышал, надо закрывать дверь.

— Ты меня силой что ли заставишь извиняться? — недовольно поморщился Млен.

— Вот ещё, — сквозь гадливо поджатые губы процедил холодный. — И, представь себе, никто не будет. Самому же стыдно станет. Цени, что предупреждаю тебя заранее, успеешь подготовиться, — покровительственно улыбнулся он.

— Ты за этим пришёл?

— Нет, я пришёл подождать капитана. Учитывая, что его тха-аш очнулась, будет гораздо проще дождаться его здесь, чем отлавливать по всему кораблю. Тем более, что потом он на некоторое время станет совершенно недоступен, — он пожал плечами с таким высокомерным превосходством, будто только что на пальцах объяснил примитивному народу суть приёма сложения. — Хм, а вот и он, — холодный скользнул в сторону, и на освободившемся месте возник Райш.

— Что за собрание? — насмешливо поинтересовался он, окинув всех нас взглядом.

— Понятия не имею. Я ждал тебя, чтобы… — начал Ханс, но закончить ему не дала я.

При виде горячего меня вдруг накрыло осознание. Того, что Млен прав, и я действительно эгоистичная дура. Того, что мимо нас прошло пять бесконечно долгих однообразных пустых лет. Того, что вытерпел горячий за эти годы, и при этом не разучился улыбаться и, более того, был действительно рад меня видеть, и даже самую малость на меня не злился. Того, что на всё это обрекла его я. И, наконец, того, что я могла больше никогда-никогда его не увидеть, и так и не понять, насколько мне без него плохо.

Сорвавшись с места, я в одно мгновение оказалась рядом с Райшем, обхватила его обеими руками за пояс, изо всех сил прижалась, уткнувшись лицом в грудь. Хотела извиниться, но не могла выдохнуть ни слова сквозь душащие рыдания.

— Вы чем тут занимались? — ошарашенно пробормотал горячий, крепко меня обнимая и осторожно гладя по спине. Я на членораздельную речь была неспособна, Млен продолжал молчать, и на вопрос капитана решил ответить холодный.

— Наш эмоциональный друг с некоторой горячностью вкратце пересказал твоей тха-аш события последних пяти нормолет. Очень вкратце, — с ядовитой снисходительностью пояснил Ханс, и не подумав ничего скрывать.

— О чём? — несколько напрягся капитан.

— Разумеется, о твоём здоровье. Он ведь доктор. И о степени виновности в этом твоей тха-аш.

— Млен, зачем… — начал раздражаться Райш.

— Но он ведь прав, — сквозь слёзы поспешила вмешаться я. — Прости, я больше никогда так не буду!

— Вот об этом я и хотел поговорить, коль уж ты обратно стал более-менее вменяем, — перебил недовольный Ханс уже меня. — Это тёмная история, и я бы предпочёл, чтобы ты был в курсе.

— Так, сели все, — решительно скомандовал Райш и, устроившись на всё том же многострадальном столе, угнездил меня на своей коленке. В последнем особого выбора у него не было: я на аккуратные попытки себя отцепить реагировала усилением хватки. Кому бы послабее точно рёбра сломала; а горячий только насмешливо хмыкнул себе под нос. — А теперь давай по пунктам, что за история?

— О паническом бегстве твоей тха-аш. Райш, вот откинув эмоции и включив мозги, — хотя, понимаю, тебе это после долгого перерыва трудно сделать, — подумай сам. Могла ли неопытная беременная женщина, не имеющая за плечами никакой подготовки кроме штурмовой, почти не умеющая влиять на психополе, ничего не знающая о наших реалиях, почти не имеющая денег, обойти все системы контроля и безопасности? — он выдержал короткую паузу, видимо, ожидая какого-то ответа. Но, не дождавшись, продолжил. — Всё ещё непонятно? Ладно, давай по пунктам. Она прошла сканирование личности как Таммили. Понимаешь? Сканирование личности при посадке. Потом — вообще под несуществующим именем. А потом сумела угнать спасательный катер так, чтобы этого не заметили не то что люди, сам корабль, и при этом ни у кого из них не осталось воспоминаний, когда это произошло. После чего, не умея пилотировать наши корабли, она довела этот катер через половину чужой галактики и совершила ручную посадку. Тебе это не напоминает сюжет низкопробного фантастического кино?

— Хм. Вообще-то, да, ты прав, — задумчиво протянул Райш. — Это действительно выглядит странно.

— Ну, разумеется, я прав, — раздражённо огрызнулся холодный.

— Есть какие-нибудь предположения, как такое могло произойти?

— За пять лет? — ехидно уточнил холодный. — Удивительно, но кое-какие появились.

— Ладно, сам виноват, нечего издалека заходить. Рассказывай давай, что произошло.

— Ну, виноваты, как обычно, Йали, тут вариантов немного, — хмыкнул Ханс. — Только на этот раз уже первичные.

— Подожди, а Совет в курсе…

— Райш, ты у нас один помутнением рассудка страдал, остальные вполне работали, — презрительно отмахнулся холодный. — Не перебивай. В общем, можешь считать, что твоя тха-аш не настолько глупа, как это может показаться на первый взгляд. Просто последние несколько лет её волей управлял йали. Подозреваю, это началось ещё в «плену», но тогда было почти незаметно, а потом ещё у тебя этот булыжник в каюте валялся всю дорогу до Колыбели. Кроме того, не вызывает вопросов и то, как у него это получилось; в этом вопросе она довольно беззащитна со своим бессознательным восприятием психополя. А вот зачем ему это понадобилось, уже интереснее. Пока существуют две основных гипотезы, паранойяльная и вероятностная. Во-первых, он мог возжелать таким образом деморализовать тебя, что у него неплохо получилось; мне этот вариант нравится своей солидностью и глобальностью, но имеет ряд недостатков. Главное, непонятно, зачем всё это. Ты у нас, конечно, невероятно уникален, но решения ты принимаешь только на поле боя, а эта функция у тебя великолепно работала даже в помутнённом состоянии. Тем более, что первичному было гораздо выгоднее, чтобы мы решили его проблему со вторичными йали. А вот вторая гипотеза, которая лично моей широкой натуре глубоко противна, но зато по-своему логична и имеет гораздо меньше пробелов, предполагает, что Экси он выбрал случайно. Просто потому, что на неё было проще всего повлиять, и на неё это воздействие не оказывало столь сильного разрушительного воздействия. В этом случае понятен и выбор планеты; на ней его до сих пор ещё не было, а теперь он там укоренился. Даже можно найти объяснение, почему он не оставил её в покое по прибытии: его интересовал ребёнок. Или он боялся, что Экси сбежит, и его выкурят с планеты. Или ещё что-нибудь столь же осмысленное; что можно ожидать от обыкновенного камня, да ещё достаточно тупого для того, чтобы создать йали-вторичных? В любом случае, рассматриваются все возможные версии, не только эти две, так что волноваться не о чем.

— То есть, это до сих пор не удалось выяснить точно?

— Для того, чтобы это выяснить, нужно сначала досконально разобраться, что из себя представляет йали-первичный и его экранирующее воздействие, а, главное, найти его основную планету. Конечно, защиту от блокировки связи выработали довольно быстро, и она во всю работает, но это не совсем то же самое. Тебе рассказать, где находится единственный экспериментальный образец сканера? — язвительно вопросил холодный. — В общем, какой вариант ни является верным, Совет решил, что человечеству пока по пути со стремлениями этого галактического булыжника. Он же хочет сократить популяцию жукоедов, и мы этим активно занимаемся. Вот, вкратце, всё. А теперь ты, Млен. Появилось желание извиниться?

— Сволочь ты, Ханс. Циничная, хитрая и злопамятная сволочь, — поставил диагноз доктор. Но, как мне показалось, сказано это было с некоторым одобрением. — Конечно, есть такое желание. Экси, извини, что я на тебя накричал, я был не прав.

— Замечательно, — раздражённо вклинился Ханс, не давая мне ответить. — А теперь вы двое, идите уже в каюту, и чтобы по меньше мере четыре нормочаса я вас не видел. А я пока над вашим потомством пару экспериментов поставлю, — сообщил он уже от выхода.

Я, было, испуганно вскинулась от подобного заявления, чем наверняка несказанно порадовала холодного, но Райш меня удержал, подхватил на руки и вышел вслед за ноль-ведущим, кивнув на прощание Млену.

— Не слушай его. Ханс — вообще последний человек, который может причинить Найриш вред.

— Он так любит детей? — не поверила я.

— Он терпеть не может детей. Но, к счастью, Найриш для него не ребёнок, а ценный и совершенно уникальный объект исследования. С ним ей, совершенно определённо, ничего не грозит.

— Надеюсь, что так. А меня ты теперь всегда будешь вот так носить? — уточнила осторожно.

— Нет, только до каюты.

— Может, я и сама туда дойду? А то я так ходить разучусь, — я неуверенно хмыкнула. Я бы не сказала, что мне действительно хотелось встать на свои ноги, но такой способ перемещения сейчас почему-то вызывал ощущение неловкости. То ли из-за чувства вины, то ли я просто отвыкла от горячего рядом.

— Не дойдёшь, — слегка качнул головой Райш и многозначительно усмехнулся. — Потому что сейчас, когда я держу тебя в руках, я могу убедить себя, что ты моя добыча, которую непременно нужно утащить в логово.

— А если я буду идти рядом? — всё ещё не понимая, куда именно он клонит, уточнила я.

— Тогда тебя нужно будет поймать. Некоторое время я ещё буду сдерживаться, но до каюты меня точно не хватит. И вот тогда мне будет плевать, есть ли вокруг люди, нет ли, кто там куда идёт мимо, кто куда смотрит…

— Кхм. Поэтому тебя Ханс в каюту отправил, а ты так спокойно пошёл?

— Отчасти. А отчасти по привычке; всё это время ведь он командовал, я-то был несколько не в себе, — он невозмутимо пожал плечами.

— Прости, — вновь повинилась я. От этих слов сердце вновь болезненно сжалось.

— Давай просто закроем эту тему, — поморщился капитан. — Тебе не за что извиняться, точка. А всё остальное будем считать просто страшным сном.

— Кстати, о снах! — вспомнила я. — Сколько я пролежала в медблоке? И зачем?

— Около полутора нормосуток. На этом настоял Ханс, но я так и не понял, зачем; а расспросить подробно не было возможности. Я будто вышел из комы; события последних нормолет отпечатались в памяти урывками, и приходится навёрстывать. В тот момент мне хватило объяснения, что это важно для твоего здоровья. Наверное, дело в воздействии на тебя этого проклятого камня. В любом случае, ты очнулась как раз вовремя; ещё немного, и моё терпение окончательно лопнуло бы. Не представляешь, как я соскучился. А по поводу твоей службы, и всего прочего… — продолжил горячий. — Я научусь меньше тебя контролировать. Но учиться этому я начну не сегодня и даже не завтра. Дай мне хотя бы десяток нормосуток снова привыкнуть быть живым, а потом посмотрим.

— Не надо.

— Что не надо?

— Не надо больше мучиться из-за меня, — я качнула головой. — Я, может, и не отвечала за свои поступки, но в этом тумане случались просветы. То есть, я сейчас понимаю, что это были именно они, а тогда… Когда я тебя увидела… — я запнулась, чувствуя, что если продолжу в том же духе, то опять заплачу. Поэтому решила не вдаваться в подробности и, сделав глубокий вдох, продолжила. — Я не хочу, чтобы ты перешагивал через себя каждый день. Ничто не мешает мне освоить профессию, из-за которой ты не будешь за меня волноваться.

— Ты думаешь, такая профессия существует? — рассеянно усмехнулся он.

Я хотела развить дискуссию, но в этот момент мы вошли в каюту, и я успела только тихонько взвизгнуть от неожиданности, когда через мгновение была уже крепко прижата к кровати сильным телом мужчины.

— До сих пор не верю, что это наяву, — тихо выдохнул мне в губы горячий.

— Я тоже.

А потом стало не до слов.

Возведённая временем стена отчуждения, незаметно возникшая между нами, создававшая ощущение неловкости и неуверенности, исчезла. И как будто действительно не было всех этих лет, а был один долгий страшный сон. Одна мысль о том, что этот сон может вернуться, приводила в ужас. Я как в бреду твердила имя горячего, звала, цеплялась за его плечи и руки как за единственное подтверждение реальности происходящего. И отзывом получала своё собственное имя, обжигающие прикосновения и жадные поцелуи. Кажется, его мучил тот же страх; Райш прижимал меня так, будто ждал, что я вот-вот исчезну. Острые когти впивались в кожу, и это тоже было прекрасно, потому что было не во сне, а по-настоящему. А потом, когда реальность вдруг канула во мрак, смытая волной наслаждения, страх тоже пропал. Потому что страшно только в одиночестве, а никакому сну не под силу разделить нас. Ведь дело не в сплетении тел; я и сама уже не могу понять, где в этом пылающем сгустке тепла, дыхания, желаний, радостного торжества жизни, необходимости обладать и принадлежать и пронзительного наслаждения заканчивается мойшер-лорд и начинается еготха-аш. Даже пульс у нас один на двоих, и по общим венам течёт раскалённая лава…