За время пути по коридорам, потом на лифте — просторном, с красивыми коваными дверцами, которые Недич открывал и закрывал вручную, — и вновь по коридорам и лестницам я успела расспросить своего спутника, а где мы, собственно, находимся.

Берянский государственный университет имени Тихомира Зорича являлся крупнейшим во всем Ольбаде, располагался в его столице Беряне и занимал в общей сложности восемнадцать зданий. Тот корпус, в котором находились мы, назывался «лабораторно-практическим», он сообщался переходами с преподавательским общежитием (где жили еще и аспиранты, и некоторые студенты) и одним из учебных корпусов. В ближайших окрестностях стояло еще три здания университета, остальные были разбросаны по городу.

Кроме того, неофициально учебному заведению принадлежали несколько жилых домов в округе — просто потому, что в большинстве квартир обитали местные работники, как, например, Стевич.

За Маем, который жил в другом месте, была закреплена комната в общежитии, где он ночевал, когда не хотел ехать через полгорода. Насколько я поняла, подобное случалось очень часто, но сейчас Недич намеревался отвезти меня в свой дом.

Снаружи здания университета впечатляли не меньше, чем внутри. Высокие, с нарядными золотисто-коричневыми фасадами, украшенными пилястрами и лепниной. Три здания образовывали большой внутренний двор, посреди которого зеленел сквер, окаймленный достаточно широкой мощеной дорогой. А вот остальные подробности мешала разглядеть ночная темнота: вдоль брусчатки тянулся ряд высоких и ярких фонарей, заливающих желтым светом и стены, и кроны ближайших деревьев, а весь остальной мир утопал во мраке.

— Ух ты! — не удержалась я, когда мы остановились у припаркованного неподалеку автомобиля. — Обалдеть! Май, в можно я поведу?!

— Вы умеете? — недоверчиво уточнил Недич.

— Да! Кажется… Только, кажется, что-то другое, — добавила, разглядывая великолепного вороненого монстра с длинным капотом и блестящими фарами.

— Давайте в следующий раз, хорошо? — с нотами обреченности в голосе попросил Май, открывая заднюю дверцу, кажется, чтобы положить портфель. Небольшой такой, элегантно-кожаный, я не заметила, когда тезка успел его прихватить. — В такое время сложно встретить дорожную инспекцию, но не стоит дразнить богов, у вас же нет никаких документов.

— Ну хорошо, как скажешь, — не стала настаивать я, обошла мужчину и потянула на себя за ручку тяжелую переднюю дверцу. — Все равно я дорогу не знаю.

— Майя, вы… что вы делаете? — осторожно поинтересовался Недич, все так же стоявший у открытой дверцы.

— Сажусь, — доходчиво пояснила я, плюхнувшись на холодное гладкое сиденье, и захлопнула дверцу. После чего обернулась через плечо: — А что, ты передумал и мне уже можно за руль?

— Садитесь вперед? — совсем потерянно уточнил мужчина.

— Ну… да. А куда надо? — растерялась я. — Что, сюда нельзя?

— Как вам будет удобно, — обреченно вздохнул Май, закрыл дверцу и, обойдя автомобиль, сел за руль.

— Обалдеть… Роскошно! — пробормотала я, озираясь и поглаживая то кожаную обивку, то лакированные деревянные вставки, то блестящие латунные ручки. — Красота какая!

Пока я восхищалась внутренним великолепием вороного авто, Май пробудил его ото сна, и салон наполнился басовитым урчанием двигателя. А потом монстр с рычанием плавно тронулся с места.

Я поерзала. Ощущение было странное: вроде сидеть удобно, но чего-то все равно не хватало. Неспокойно.

— Слушай, мне кажется, тут еще должен быть ремень, — сообразила я, рассеянно ощупывая бока сиденья.

— Какой ремень? — не понял Недич.

— Ну… такой, для удержания себя в кресле. Чтобы, если вдруг авария, не улететь вперед.

— Очень странно, — пробормотал мужчина, покосившись на меня с уже знакомым недоверчиво-растерянным выражением.

— Что именно? — так и не дождалась я продолжения.

— Это экспериментальное приспособление, которое не то что не пошло в серию, оно пока толком не опробовано, не доказаны его эффективность и необходимость. А ты ведешь себя так, словно это нечто привычное. Пристежные ремни, ракеты… Может, Стевич вытащил тебя из будущего? Версия, конечно, из модного авантюрного романа, но… Признаться, она единственная что-то объясняет.

— Из будущего так из будущего, — беспечно пожала я плечами. Собственное происхождение по-прежнему занимало меня куда меньше, чем окружающий мир. — А откуда ты все это знаешь? Все экспериментальные разработки, и даже закрытые, специальные…

— Люблю технику и интересуюсь новинками, — ответил Май рассеянно.

Авто плавно плыло по дороге, мерно покачиваясь и вальяжно, с чувством собственного достоинства, заходя на повороты. Шелестела под колесами мостовая, рычал мотор, золотистый свет фар таял в лучах фонарей — с тем чтобы возродиться в ближайшем темном переулке и внезапно выхватить из мрака что-то неожиданное. Пару гротескных, причудливых бронзовых статуй в углах небольшого портика, закрытые кованые ворота в арке — изящное чугунное кружево, шаткую фигуру припозднившегося прохожего, метнувшуюся в подвальное окошко быструю серую тень — то ли кошку, то ли крысу.

При последней мысли меня передернуло.

Так. Крысы. Я что, их боюсь?

Представила — серую, усатую, с длинным голым хвостом… И поймала себя на попытке закопаться в кресло целиком.

— Майя, что с вами? — Даже Недич заметил, а он внимательно следил за дорогой и в мою сторону как будто не смотрел.

— Все нормально, — отмахнулась я и затрясла головой, пытаясь отогнать очень навязчивое видение длинного извивающегося розового хвоста. — Блин! Я, кажется, крыс боюсь. Даже мыслей о крысах! Бр-р! Май, срочно отвлеки меня чем-нибудь, зачем я о них подумала?!

— У меня дома их точно нет, — неуверенно попытался подбодрить меня мужчина. — И в Зоринке тоже.

— Где? — заинтересовалась я.

— В университете, — пояснил Май. — Его так называют для краткости.

— А, точно, он же имени Зорича! — вспомнила я. — А кто это был, если его именем назвали такое большое и почтенное заведение? Просветитель, основатель?

— Нет, — хмыкнул тезка. — Основал его один из ольбадских владык за несколько веков до Объединения, тогда университет был единственным на всю страну и назывался просто — Ольбадский.

— А Объединение — это?..

— Сто с небольшим лет назад было подписано соглашение о вхождении Гмарры в состав Ольбадской империи, и на землях по эту сторону океана не осталось других государств.

— И что, все сто лет живут душа в душу? И никто не пытался отделиться? — не поверила я.

— Почему? Всякое случалось, но Младичи — хорошая династия, в роду было очень много талантливых правителей, так что пока существуем. А с полсотни лет назад…

Примерно полвека назад хитрый правитель грамотно перенаправил все агрессивные настроения подданных на заокеанского соседа, Регидон. Серьезных столкновений между двумя титанами не было и не предвиделось — очень затратно и бессмысленно воевать через океан, но наличие такой страшилки держало жителей в тонусе, подстегивало развитие вооружения, а следом за ним — и прочих отраслей производства. А ловля регидонских агентов стала любимой народной забавой и главной целью контрразведки. Иногда действительно ловили настоящих шпионов, что добавляло бодрости.

Тихомир Зорич, впрочем, к будням разведчиков никакого отношения не имел. Это был эксцентричный политический деятель, повеса и записной дуэлянт, который в момент своей смерти являлся фаворитом тогдашней вдовствующей владычицы. Лет за двадцать до окончательного Объединения, во время очередной попытки переворота Зорич был убит в драке с бунтующими студентами на ступенях центрального корпуса университета. Больше никакого отношения к славному учебному заведению погибший не имел, но владычица мстительно увековечила его имя.

То есть из-за одного фаворита закрывать славное учебное заведение — это слишком, а вот сделать такую мелкую гадость — самое то. Я считаю, очень по-женски. Мне понравилось.

Впрочем, нельзя сказать, что студенты очень уж сопротивлялись наименованию. Видимо, во время побоища Зорич сумел заслужить уважение противников.

— Изумительно, — со смехом подытожила я рассказ Недича. — Главное учебное заведение страны носит имя бабника и скандалиста. Не удивлюсь, если он любил выпить и вообще был тем еще раздолбаем, много чего можно прикрыть красивым словом «эксцентричный». Мне уже нравится этот университет.

— Зоринка — хорошее место, — согласился Май с легкой улыбкой. — С традициями.

Я задумчиво покосилась на строгий профиль мужчины. В салоне авто повисла тишина.

Я смутно представляла, как должны выглядеть родовитые аристократы, но почему-то казалось — Недич выглядит именно так. Строгий, аккуратный, подтянутый. Красивое лицо: прямой нос с легкой горбинкой, выразительные глаза, черные брови вразлет, высокие скулы. Может, для совершенства — губы тонковаты. Или все с ними хорошо, а впечатление портит горькая складка в уголках рта?

Он ведь почти не улыбается. Вот это выражение сейчас — живое, чуть рассеянное, явно вызванное какими-то приятными воспоминаниями бесшабашной студенческой юности, — пожалуй, самое яркое проявление радости и веселья за время нашего знакомства. Да, знаю я его всего несколько часов, но это не мешает делать выводы.

Обычная авария вряд ли привела бы к такому итогу. И совсем не верилось, что Май всегда был таким хмурым и замкнутым. Нет, дело вот в этом надломе, в черном цвете и абсолютной закрытости решительно от всего. Залез в раковину и закрылся. И мне становилось все интереснее, что же такое с ним произошло.

— Май, а что нужно делать, чтобы у меня поскорее возникла естественная защита?

— Представления не имею. — Недич пожал плечами. — Никогда не интересовался. Надо спросить у Горана, он должен разбираться в этом вопросе. Послезавтра буду в Зоринке — узнаю.

— А завтра?

— Завтра нам нужно что-то решить с вашей одеждой, обувью и документами. Утром позвоню своему портному, надеюсь, он сумеет подсказать какую-нибудь неболтливую мастерицу.

— Портно-ой, — протянула я. Стало неловко. — А что, готовая одежда не продается? Обязательно шить на заказ? Мне кажется, так дороже, нет?

— Во-первых, пока вы выглядите столь экзотично, ни о каких походах по магазинам в принципе не может идти речи, — спокойно ответил Май. — Так что хотя бы один наряд и некоторые другие мелочи нужны вам прямо сейчас, причем от человека, который не побежит сразу после встречи в первую попавшуюся газету — рассказывать, сколь необычная у меня появилась… содержанка. — Последнее слово мужчине явно претило, он запнулся и выплюнул его с отчетливой неприязнью. — А во-вторых, прежде магазинов нужно решить вопрос с вашими документами. Я пока достаточно смутно представляю, как это сделать, но точно могу сказать: это будет происходить не дома. Завтра поговорю с семейным поверенным, он подскажет.

— Ага, и легенду надо придумать, — вздохнула я.

— Что придумать?

— Ну, объяснение, кто я такая, откуда взялась, что с документами…

— Это не так сложно. Дочь моего погибшего сослуживца, приехала в столицу учиться, но на вокзале ударили по голове и украли все вещи. Ударом можно объяснить даже некоторые ваши странности. Но вам в любом случае нужно хоть немного освоиться, прежде чем выходить в люди, это без учета экзотичной наружности.

— Я настолько дикая и невоспитанная, что страшно показывать? — засмеялась в ответ.

— Смотря в каком обществе. — Май улыбнулся. — Если рассматривать Зоринку, то скорее эксцентричная и непосредственная. Ваша главная проблема в непонимании некоторых совершенно естественных и простых вещей и, с другой стороны, наличии весьма неожиданных познаний. Я, признаться, пока не могу решить, с чего начинать заполнение пробелов.

— Что-нибудь придумается, — оптимистично отмахнулась я.

Ого! Вот это победа: Недич улыбается и даже почти шутит. Кажется, я очень положительно на него влияю.

А вообще интересно, неужели тут нет никаких врачей, занимающихся подобными расстройствами? Психотерапевты, психиатры — это одно из тех воспоминаний, которые взялись невесть откуда, или нет? Как бы спросить Мая так, чтобы не принял все на свой счет! Не дурак же он, прекрасно понял, что я поняла, что у него какие-то проблемы. Тьфу, какая кривая мысль…

Я так и не придумала подходящего предлога, а потом стало не до того: мы приехали.

Авто оставили в сумрачном подземном гараже — здесь стояло с десяток машин и имелось еще несколько свободных мест. Прошли в лифт, конструкцией напоминающий университетский, но гораздо более роскошный внутри — зеркало в резной раме от пола до потолка, обшитые темными деревянными панелями стены. Да и двери здесь закрывались не вручную, а с помощью небольшого рычага с круглым эбонитовым набалдашником. Поднялись на четвертый этаж и оказались в небольшом светлом холле на две двери.

— Ух ты, и что, никакой охраны нет? — полюбопытствовала я, когда Май толкнул незапертую дверь.

— Магия, — коротко пояснил Недич. — Посторонний не прошел бы. Пойдемте, я покажу гостевую спальню. Надеюсь, там все в порядке, а то придется искать белье. Прислуга приходящая, не дергать же звонками среди ночи…

После всего увиденного странно было бы удивляться элегантной, сдержанной роскоши апартаментов, вот я и не удивлялась, а любовалась, как в музее. Наборным паркетом, хрустальными люстрами, изящной мебелью; деревом, шелком, бархатом, бронзой и мрамором; высокими потолками, со вкусом подобранной цветовой гаммой и выдержанностью интерьеров.

А потом Май показал комнату с широкой кроватью, хрустящим от чистоты бельем, отдельной уборной и свежими пушистыми полотенцами и оставил меня наедине с этой красотой. Ушел организовывать нам поздний ужин. Я же застыла посреди комнаты в смятении — дура дурой. Потому что смотреть, восхищаться, украдкой щупать было интересно, познавательно, но я понятия не имела, как можно тут жить.

Это же музей! Как можно завалиться в постель посреди экспозиции?! Я уже не говорю о том, чтобы воспользоваться ванной! Так и казалось, что сейчас откроется дверь и войдет пожилая смотрительница строгой наружности, глянет поверх очков и поинтересуется, почему я отстала от группы.

М-да. Откуда бы ни взялись мои воспоминания, в той жизни я определенно не имела ничего общего с аристократами…

В конце концов, справившись с ощущением неловкости, я отправилась знакомиться с удобствами ближе. Нашла домашние тапочки и большой безразмерный халат, в который могла завернуться с головой, только переодеться не сумела: проклятые пуговицы со спины никуда не делись. Пришлось ограничиться мытьем рук, не рвать же на себе единственное, да к тому же чужое платье из-за такого пустяка!

Мая я нашла по голосу, в тишине пустой квартиры его было прекрасно слышно. Мужчина разговаривал по телефону в кабинете, не закрыв за собой дверь. Разговор не был личным и тайным, так что я пошла на звук: Недич извинялся за поздний звонок и просил по возможности отыскать хоть какую-то еду. Бутерброды? Прекрасно, пусть будут бутерброды!

Мягкие тапочки ступали бесшумно, так что моего приближения Май не заметил. Однако хулиганить я не стала, замерла на пороге, с любопытством разглядывая домашнюю версию Недича и пытаясь найти отличия. Увы, тщетно: такой же подтянутый, такой же прямой и черный, даже не разулся.

— Что-то случилось? — спросил он, положив трубку и обнаружив меня у двери. — Вы не смогли что-то найти?

— Нет, все отлично. Я только платье не сумела снять, опять тебе придется помогать. Но потом, после ужина. Кажется, с питанием у меня все нормально, как у настоящих людей. Во всяком случае, голод чувствую. Руки я помыла, так что готова к бутербродам! — Я бодро продемонстрировала растопыренные пятерни.

Май обвел меня взглядом и неопределенно хмыкнул, на мгновение задержавшись на тапках.

— Что-то не так? — предположила я. — В них нельзя ходить? Я могу босиком!

— Нет, что вы, можно, они там для этого лежат. Наверное. Просто… — Май замолчал, подыскивая правильное слово, и заодно потянул с шеи галстук. Даже пару верхних пуговиц расстегнул! — Непривычно, — наконец определился он и жестом предложил мне выйти. — Ими обычно пользуются в пределах покоев, чтобы дойти до уборной или что-то в этом духе, а по дому ходят в домашних туфлях или обычной обуви. То есть это не закон и даже не жесткое требование этикета, просто я так привык. Очень странно смотрится… В общем, не обращайте внимания, — отмахнулся мужчина, запутавшись в словах.

— Да ладно, симпатичные шлепки. С помпонами, — улыбнулась я, устраиваясь на высоком тяжелом стуле со спинкой — за разговором мы незаметно дошли до кухни. — Ничего себе, как у аристократов все строго! Или это не у всех, а только твоя семья отличается? Я сейчас, конечно, не только про тапочки, а вообще.

— Скажем так, это общая манера поведения некоторых семей. Либо тех, которые очень гордятся древностью рода, либо тех, которые пытаются притвориться первыми. В последнюю сотню лет этикет стал… проще. Новое время диктует новые правила и новые ценности, но не все это понимают и не все готовы меняться, — устало пояснил он и поднялся, услышав резкий металлический звонок. Открыл большой Двустворчатый шкаф в дальнем конце просторной кухни; там оказалась большая ниша, в которой стоял поднос.

— Это что, лифт для продуктов? — сообразила я.

— Да. Здесь есть небольшая кухня. Ничего вычурного и роскошного, но у них всегда наготове пара-тройка блюд. Или, если нет, могут сообразить что-то на скорую руку.

«На скорую руку» оказалось парой больших тарелок с бутербродами, причем невероятно аккуратными и нарядными, как будто нарисованными. Точно знаю, что у меня такая красота никогда не получилась бы. Половина с паштетом и яйцом, половина с ветчиной и сыром, все с зеленью — просто прелесть.

Хозяин дома пошел заваривать чай, а я сцапала ближайший бутерброд: при виде еды стало понятно, что я не просто голодна, а очень голодна.

— М-м! Как они тут здорово готовят! — восхищенно протянула, прожевав. Не говорить с набитым ртом у меня воспитания все-таки хватило.

— Мне тоже нравится, — поддержал Май и вернулся к столу. Выставил заварочный чайник, чайник с кипятком на деревянной подставке, а потом — тарелочки, к которым выложил приборы. И сел напротив, глядя на меня с очень задумчивым видом.

— Что? — не вытерпела я. — Ты хочешь сказать, что бутерброды нельзя есть руками?!

— Ну… как сказать, — протянул он, покрутил в руке вилку, еще раз покосился на меня.

Несколько секунд мы так и сидели, переглядываясь друг с другом и с моим бутербродом, а потом я недовольно фыркнула:

— Вот еще, глупости какие! — И с удовольствием вгрызлась в кусок хлеба с колбасой.

В конце концов, я гомункул, мне можно! А Май все равно слишком воспитанный и добрый, чтобы ругаться и заставлять.

И он, конечно, не стал этого делать. Вновь бросил на меня задумчивый взгляд, а потом вдруг отложил приборы и аккуратно, недоверчиво стянул с тарелки ближайший бутерброд. Руками.

Я дурно на него влияю.

— Что, так удобно? — уточнил мужчина.

Я в ответ энергично закивала.

Май еще некоторое время колебался, но потом все же последовал моему плохому примеру. Причем с таким видом, что мне дорогого стоило не засмеяться, глядя на него, пришлось сосредоточенно изучать блюдо. Было ощущение, что я подговорила благовоспитанного отличника впервые в жизни прогулять занятия.

— А мне показалось или ты правда не одобряешь строгого семейного воспитания? — полюбопытствовала я после второго бутерброда и кивнула на третий в руках мужчины. — Похоже на маленький бунт.

— Это выглядит нелепо, да? — слабо улыбнулся Май.

— Я бы не сказала.

— Да ладно, я же вижу, что тебе смешно, — отмахнулся он.

— Забавно, да, но не нелепо, — возразила я. — Чувствую себя хулиганкой, которая смущает ум благовоспитанного юноши. Не знаю, как росла я, но в таких условиях точно свихнулась бы!

— Когда ты находишься в таких условиях с младенческого возраста, это несложно принять, — возразил Недич. — Наоборот, нужно много времени и жизненного опыта, чтобы составить собственное мнение и пересмотреть то, чем жил с рождения. Многие из тех вещей, которые в меня вкладывали, не теряют ценности и по-прежнему кажутся верными. Уважение к старшим, уважение к женщинам, долг перед страной и семьей, честь, умение держать себя в руках — все это важно. Но у этой медали есть обратная сторона: чопорность, заносчивость, взгляд свысока на людей, не знающих этикета. Может ли одно существовать без другого? Мне кажется, да. Но я не возьмусь критиковать моих воспитателей.

— А как они относятся к твоему бунту? — полюбопытствовала я. — Как сочетается должность преподавателя с суровым аристократическим воспитанием?

— Сложно сказать. Если бы были живы, могли бы и не одобрить, — сказал тезка задумчиво.

— Ой! Извини, как-то об этом не подумала, — смутилась я. — Но здорово, что я попала именно к тебе и ты не пытаешься меня перевоспитывать.

— Перевоспитывать… — протянул он. — Ты очень непосредственная, порой до бесцеремонности, и иногда кажешься избалованным ребенком. Но, с другой стороны, я наблюдаю за тобой и понимаю, что ты со всеми этими странностями уже вполне взрослая, сложившаяся личность. А принудительно перевоспитать взрослого человека нельзя. Да и с детьми все не так просто… В общем, можешь быть спокойна, читать морали я не стану. Мне по-прежнему гораздо интересней понять, где мог сформироваться такой характер, чем пытаться что-то с ним сделать. Уверен, не в нашей стране и не в Регидоне, а все другие варианты из области фантазий и домыслов.

Надо же, опять он на «ты» перешел. Совместное поедание бутербродов на кухне среди ночи, оказывается, здорово сближает. Надолго ли?

— Мне непонятно, зачем люди усложняют себе жизнь этими тонкостями этикета, — задумчиво сказала я. — И есть ощущение, что в прошлой жизни он меня тоже волновал. Ну ладно, уважение к старшим, придержать женщине дверь, за столом не чавкать. Но почему нельзя у себя дома в отсутствие гостей ходить в тапочках?!

— Мои воспитатели придерживались мнения, что одна поблажка в конечном итоге непременно выльется в невоздержанность, и все усилия пойдут прахом, — ответил Май. — В чем-то они, безусловно, были правы. Но когда во главу всего ставят форму, то есть этикет и следование правилам приличия, результат зачастую жалок и насквозь лицемерен. Давай продолжим этот разговор завтра, хорошо? Если ты закончила, предлагаю пойти спать.

— Да, конечно. Помочь с уборкой? — спросила, прекрасно понимая, что нагружать гостью Май не станет. Признаться, настроения мыть посуду у меня сейчас не было совершенно, но совесть требовала хотя бы предложить.

— Не нужно, я сам в состоянии поставить тарелки на поднос, — отмахнулся Недич.

— Ну тогда помоги мне с платьем, и пойду осваивать просторы, — решила я, выбираясь из-за стола. — Надеюсь, я на этой кроватище не заблужусь.

— Доброй ночи, — только и ответил Май, без возражений расстегнув мне пуговицы. Очень аккуратно, явно избегая лишний раз притрагиваться к коже.

Меня его приличность и воспитание даже немного пугали. С одной стороны, все правильно: не станет нормальный воспитанный мужчина приставать с неприличными предложениями к первой попавшейся странной особе. Может, я вообще не в его вкусе, это понятно. Но с другой — щепетильность Недича казалась несколько болезненной. Даже несмотря на то, что жениться он из-за компрометирующих меня обстоятельств все-таки не собирался.

Солидный мужчина, симпатичный и обаятельный, с деньгами. С родословной еще, ага. Не думаю, что у него когда-то были какие-то проблемы с женщинами…

А с третьей стороны, ну мне-то какая разница? Наоборот, стоит сказать спасибо за его тактичность: и мысли не допустишь, что он способен обойтись со мной подло — в любом смысле. И порадоваться, как мне повезло с создателем и его друзьями. Я же понимаю, что куда проще было меня убить и избавиться от тела, наверняка у них тут, при наличии магии, есть способы сделать это быстро и бесследно. Хватиться меня некому, искать тоже… Но нет, рискуют навлечь на себя дополнительные проблемы, однако пытаются мне помочь, относятся как к человеку — точно зная при этом, что я гомункул и вообще побочный результат эксперимента.

Так что, чем копаться в жизни Мая и его голове, лучше бы свою сначала заполнить реалиями окружающего мира, чтобы не выдать ненароком благодетелей.

И что-то надо сделать с белыми глазами. Интересно, а цветные линзы тут существуют? А вообще — линзы? Или какой-нибудь еще немагический способ маскировки, если магию ко мне применять опасно.

На этой умной мысли я и уснула.

Видимо, Недич вчера вымотался по-настоящему сильно, потому что, проснувшись посреди ясного дня, я обнаружила в квартире тишину. Конечно, искать мужчину и уточнять, действительно он еще спит или уже куда-то убежал спозаранку, не стала. Вряд ли он сознательно рискнул бы оставить меня одну без присмотра, скорее просто умаялся, бедный.

Подмывало сунуть любопытный нос в кабинет: уж очень много там было всяких интересных книг, да и на стене, как я сейчас помнила, висело что-то, похожее на карту мира. Но дверь оказалась закрыта, а проверять, заперта или нет, и портить о себе впечатление, шуруя в хозяйских вещах, я не стала. Вместо этого придумала гораздо более полезное и безобидное занятие: организацию завтрака. А если не найду ничего съедобного, хотя бы кофе сварю. Или чай согрею.

Тщательно обыскав все шкафы и полки, я предсказуемо не нашла никаких свежих продуктов — ни молока, ни яиц. Зато обнаружила настоящий холодильник, почти пустой. Находка приятно удивила, потому что я считала это чудо техники очередным приветом из того прошлого, которого не помнила. В холодильнике обнаружилось несколько недоеденных с вечера бутербродов.

А еще я нашла кофе и ручную кофемолку, несколько банок с крупами, включая овсянку, несколько мешочков с орехами и сухофруктами, специи и даже банку меда. И принялась за сооружение завтрака чемпиона, мурлыча себе под нос какую-то бравурную мелодию — если в ней и были когда-то слова, их я не помнила. Но заодно поняла, что люблю музыку и, кажется, не лишена слуха.

Не знаю, это я все-таки шумела или Мая выманил из спальни запах кофе, но мужчина возник на пороге кухни как раз вовремя — завтрак был готов.

Недич явно успел принять душ, собранные в хвост волосы были влажными, но проснуться это ему не слишком-то помогло. Помятая физиономия составляла забавный контраст с мокрой головой и безупречными стрелками на брюках.

Нет, все же он ужасно милый!

— Майя, что вы делаете? — растерянно спросил хозяин дома.

— А на что это похоже? — весело уточнила я. — Завтрак готовлю. Правда, из доступных продуктов я только овсянку на воде смогла сделать, но должно получиться неплохо. Если ты ее, конечно, ешь. Топай к столу.

— Но… не стоило… — пробормотал он совсем уж неуверенно.

— Успокойся, я, как оказалось, умею готовить и даже почти люблю. В конце концов, должна же я была себя чем-то занять! Не спи, замерзнешь!

Дожидаться, пока Май договорится со своим воспитанием, решительно возражавшим против допуска гостей к приготовлению пищи, я не стала. Подошла, подцепила мужчину под локоть и потянула в нужном направлении. В этом месте он, конечно, очнулся и попытался поучаствовать в процессе, но стол я к тому моменту уже накрыла. Пришлось хозяину ограничиться переноской кастрюльки с плиты — тоже какое-никакое полезное занятие.

На свое место я плюхнулась первой и с некоторой поспешностью: вряд ли Май правильно поймет и оценит попытки за ним поухаживать. Поэтому он наполнял тарелки кашей и чашки кофе, а я сидела, поставив локти на стол и подперев ладонями голову. Ужасно неприлично, наверное.

Кстати, по поводу моего халата и тапочек Недич так и не высказался; видимо, помнил про пуговицы.

— Вы действительно хорошо готовите, — заметил Май наконец. — Никогда не думал, что овсянка бывает вкусной.

— Тяжелое все-таки детство у аристократов, — засмеялась я. — Слушай, давай ты перестанешь прыгать с «вы» на «ты» и обратно? Сам же понимаешь, что это глупо, а мне приятнее и удобней на «ты».

— Хорошо, я попробую, — ответил он обтекаемо и переключился на полезную тему: — Я позвонил своему портному, тот подсказал даму, способную помочь. Она приедет к полудню со всем необходимым на первое время и будет молчать.

— Главное, чтобы в обморок не бухнулась при виде моих прекрасных глаз, — весело отмахнулась я.

— Не бухнется, они… действительно очень красивые, — заметил Май.

— Ты просто привык.

— Нет, я не об этом. Они уже поменяли цвет на зеленый. Красиво.

— Здорово, а я и не заметила! Я при виде этой белой жути каждый раз вздрагивала, так что в зеркало старалась не смотреть. А это нормально, что они так быстро поменялись? И с магической точки зрения это что-то значит?

— Значит, тебе ближе зеленая магия, изменение неживой материи. Техномагия. Ожидаемо, учитывая твой интерес к дирижаблям и автомобилям.

После завтрака я порывалась вымыть посуду, но Май не позволил. Правда, сам мыть тоже не стал, составил все в тот же лифт для связи с кухней. Удобно, конечно, но пару тарелок я могла и сама сполоснуть, тем более что там просто овсянка, а с горячей водой проблем нет. Но спорить с хозяином не стала: это мне неудобно людей такими мелочами напрягать, а он-то привык к наличию прислуги. Не могу сказать, что меня коробило — не рабы же, люди честно получают зарплату, — но требовалось время, чтобы привыкнуть.

После завтрака мы переместились в кабинет, где я наконец познакомилась с картой мира. И готова была поклясться, что вижу ее впервые. Май уронил в ответ коронное «очень странно», но, кажется, не удивился.

Континентов было четыре: две скованные льдом «шапки» на полюсах и две бесформенные кляксы обитаемых земель, разделенных океаном с редким крапом островов. Государств на них помещалось всего с десяток: континентальные Ольбад и Регидон и несколько мелких, островных. А вот языков оказалось почти в три раза больше: при объединении страны Младичи не старались изжить традиции новых земель.

Может, благодаря этому уважению им и удалось объединить все земли континента под своей властью? Я по-прежнему не могла поверить в единство этого огромного государства, но и повода усомниться в словах Мая тоже не было. Может, тут люди чем-то отличаются от привычных мне? Неуловимым, необъяснимым, но очень важным. Не просто же так здесь больше полувека не было войн…

Обсуждение истории и географии прервало появление портнихи — крупной громогласной особы с большими и сильными руками, которая сложением и статью больше походила на прачку, чем на модистку. Женщину сопровождала пара крепких рослых парней, которые тащили большие квадратные чемоданы. Предупрежденная Недичем, я не попадалась им на глаза, наблюдала за пришельцами через щелку из гостевой комнаты. Когда сопровождающие ушли, Май провел меня в гостиную, где расположилась портниха.

— Майя, познакомься, это госпожа Рагулович. Вверяю эту девушку вашим заботам, — Недич, склонив голову, обратился к женщине.

— Так. — Госпожа портниха уперла руки в бока и исподлобья уставилась на меня. С таким видом, что я едва поборола желание спрятаться за Мая. — И что этой девушке нужно?

— Все, — коротко ответил он. — Она попала в затруднительное положение, была ограблена на вокзале, и чудо, что сама сумела уцелеть. А те вещи, которые были на ней, пришли в негодность.

— Бедная девочка, — прокомментировала Рагулович таким тоном, словно собиралась тотчас же пристрелить меня из жалости. — И на чье мнение мне больше полагаться в выборе?

— На ваше, — коротко ответил Недич, чем явно смягчил строгую портниху. — И по возможности учитывать пожелания девушки. А я, с вашего позволения, не стану мешать. Если вдруг что-то понадобится — буду в кабинете.

Оставаться наедине с этой грозной дамой совсем не хотелось, но мне хватило ума не просить Мая остаться.

— Раздевайся. Посмотрим, с чем придется иметь дело, — скомандовала госпожа Рагулович, когда хозяин вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки, и взялась за пояс халата. Ну не съест же меня эта дама, в самом деле! В крайнем случае, я буду сопротивляться и орать, надеюсь, Май услышит и придет на помощь…

Паника, разумеется, оказалась беспочвенной. Госпожа Рагулович показала себя профессионалом — она была, может, немного грубоватой и неразговорчивой, но незлой женщиной, знающей свое дело. В чемоданах у нее имелись готовые наряды и прочие необходимые вещи вплоть до обуви, а также образцы тканей и альбомы с рисунками. Я, конечно, помнила о своем нежелании тратить чужие деньги и хотела обойтись минимумом, но… не удержалась, сунула нос в зарисовки и пропала.

Почему-то я боялась, что мне предложат только длинные неудобные платья в пол. Не знаю, откуда взялся такой вывод, если одолженный мне наряд едва прикрывал колени, но опровержение порадовало. В итоге я стала счастливой обладательницей пары жизнерадостных платьев, красного и зеленого, одно из которых даже могла застегнуть самостоятельно, пусть и с трудом — ряд пуговичек располагался на боку. А еще мне достались симпатичные ботиночки на шнуровке, простые и удобные туфли, а плюс ко всему этому я заказала совершенно изумительный костюм с клетчатым пиджаком. Заодно обнаружила, что здешние женщины даже иногда носят брюки, которые, однако, оставили меня равнодушной.

Кроме того, госпожа Рагулович принесла несколько пар нежных, тонких чулок, которые — магия, не иначе! — не соскальзывали по ногам, и их можно было носить безо всяких поддерживающих конструкций. Потом подобрала мне несколько смен роскошного белья. Оно очень ладно село по фигуре, и я всерьез пожалела, что показаться в таком виде некому. Была бы я мужчиной — точно оценила бы.

Судя по этой мысли, опыт близких отношений с противоположным полом у меня имелся.

— Хозяин, принимай работу! — приоткрыв дверь, гаркнула портниха так, что я подпрыгнула на месте. И нервно оправила юбку. В себе я была уверена, но хотелось, чтобы и Май оценил. Во-первых, это было бы очень приятно, а во-вторых, все-таки именно ему за это платить.

— Совсем другое дело. — Окинув меня взглядом, вошедший в комнату мужчина улыбнулся, но как-то неуверенно и немного растерянно.

— Не так что-то? — хмуро спросила Рагулович. — Майе вроде идет.

— Нет-нет, все замечательно, — поспешил заверить Недич. — Майя даже в халате была симпатичной, а сейчас настоящая красавица. Очень… яркая.

Только улыбка стала совсем уж вымученной.

Не поняла. Его не устраивает, что я хорошо выгляжу? А почему? Боится влюбиться, что ли?

Я вопросительно покосилась на портниху в надежде, что она хоть что-нибудь пояснит. Но та только усмехнулась многозначительно и подмигнула, как будто с одобрением.

— Ну и отлично.

— Подожди меня, пожалуйста, в кабинете, — попросил Май.

Очень хотелось выяснить смысл подмигиваний портнихи, но спорить я не стала. Отнесла вещи в выделенную мне комнату и опять уткнулась в карту на стене, изучая столицу, ее окрестности и вообще свою новую родину.

Понять бы еще, где была старая…

Недич присоединился ко мне в исключительно деловом настроении, пришлось догонять и настраиваться на конструктивный лад. Раз уж моей физиономией теперь нельзя пугать маленьких детей, Май решил не откладывать в долгий ящик визит к поверенному и решение вопроса с документами. А для этого стоило продумать пресловутую легенду, начиная с фамилии и места рождения.

Согласно придуманной версии отцом моим был Обрад Грол, погибший знакомый Мая, местный уроженец и очень необщительный субъект. Чтобы объяснить отсутствие у меня матери, ее пришлось убить родами при загадочных обстоятельствах: несчастную женщину подобрали на берегу жители острова Брадицы, ближайшего к расположенной на побережье столице. Остров номинально числился частью Ольбада, а по факту не был нужен никому, кроме аборигенов, которые вроде бы разговаривали на ольбадском и не особо отставали в развитии, но все равно жили исконными промыслами — ловлей рыбы, моллюсков и крабов. Больше на этом неуютном каменистом куске суши все равно нечем было прокормиться.

Женщину нашли в горячке, в бреду она все звала Обрада Грола и просила сказать ему, что у него есть дочь. Дочь действительно родилась, но чахленькая и хиленькая, много болела, поэтому приучить ее к промыслу так и не смогли. Зато девочка тянулась к грамоте и книжкам, к шести годам уже уверенно читала и вообще оказалась очень сознательной особой, так что ее стали приглашать в няньки, чтобы посидела с детьми, ну и помогла по хозяйству в доме.

Когда подросла, мне рассказали об отце, а когда подросла еще больше — я попыталась его найти. Но к этому моменту Обрад Грол уже умер, зато я умудрилась разыскать его приятеля, Недича. По этой легенде мне вчера стукнуло семнадцать — возраст совершеннолетия. Решили сказать так потому, что учет паспортов велся куда дотошней, чем учет метрик, и если у меня украли последнюю, проверить будет гораздо труднее.

— Знаешь, как-то все это бредово звучит, — подытожила я рассказ тезки. — По-моему, поймать меня на лжи сможет даже ребенок. Я понятия не имею о быте островов и не уверена, что умею плавать! И вообще, как я умудрилась искать папеньку — а найти тебя? Ни писем никаких нет, ничего…

— Любая другая версия хуже, — возразил Недич. — Эта, по крайней мере, объясняет, почему ты знаешь только ольбадский — именно на нем говорят брадичане. А другой настолько дикий угол в столичной провинции не найдешь, да и риск столкнуться с «земляком» окажется гораздо выше. Ольбадцы знают об островитянах не больше тебя, а для углубления познаний у меня есть хорошая книга. — С этими словами Май подошел к шкафу и принялся рыться на одной из полок. — Встретились мы случайно возле брошенного дома Грола, я могу тебе его показать. В остальном… Я вообще надеюсь, что тебе не придется никому ничего рассказывать. Просто, если вдруг спросят, лучше такая фантастическая история, чем неопределенное блеяние. Любой уверенный ответ всегда лучше невнятного бормотания, даже если он неправильный, это я тебе как преподаватель говорю, — со смешком заверил Май и протянул мне нетолстый тяжелый томик. — Вот, держи, это интересная приключенческая история, в достаточной степени достойная доверия. Автор несколько лет жил на Брадице.

— Ладно, как скажешь. Надеюсь, действительно никто не спросит. Мне сначала это прочитать, а потом поедем?

— Нет, поедем сейчас, это развлечение на вечер. Господин Станкевич не станет спрашивать лишнего, ему достаточно моих слов, — отмахнулся мужчина. — Тебе много времени требуется на сборы?

— Пара минут! — заверила я.

Куда сильнее разговора с поверенным меня интересовало знакомство с городом и его обитателями при свете дня, так что собиралась я очень поспешно, не желая откладывать прогулку ни на минуту. Впрочем, сборами это назвать сложно — расчесалась и заплела две косы, заодно осмотрела себя в зеркале повнимательней. И то ли благодаря прическе, то ли еще почему-то заявленные семнадцать лет моему отражению подходили, по-прежнему не сочетаясь при этом с внутренними ощущениями.

А с зелеными глазами — и правда ничего так, хорошенькая. Тем более что брови и ресницы не белые, а коричневые: вроде не такой уж темный цвет, но на фоне светлой кожи заметно выделяются. Может, потому и симпатичная, а то была бы — сущее привидение.

С этим выводом я и выскочила в прихожую, едва не подпрыгивая от нетерпения. Май поглядывал на меня снисходительно и даже как будто с улыбкой в уголках глаз. Сам предложил локоть — кажется, начал привыкать.

— Предсмертный бред Пикассо, — пробормотала я, потрясенно разглядывая улицу и прохожих через окно медленно катящего авто. — Фестиваль косплея, блин!

— Что? — не понял Май.

— А? Нет, все в порядке, это… что-то такое вспомнилось из прошлой жизни, — рассеянно отмахнулась я и прилипла к стеклу, продолжая таращиться на дневной город.

Местные жители были… яркими. Те самые цветные пряди в прическах пестрели у каждого первого, даже у тех, кто был одет сдержанно и строго. Да и ярких нарядов хватало, в основном у молодых девушек, но и женщины, и мужчины иных возрастов в подобной одежде явно никого не смущали.

— Ух ты! Панки?! — ахнула я, зацепившись взглядом за компанию оживленно обсуждающих что-то мужчин, причем среди них несколько было в возрасте, а один так вообще сухонький старичок с палочкой. У кого-то цветные волосы топорщились ежовыми иголками, у кого-то стояли гребешками — одним, двумя и даже тремя. Клетчатые штаны, тяжелые ботинки, мешковатые рубахи, жилетки и куртки с шипами, какие-то браслеты…

— Кто? — растерянно уточнил Недич и пояснил, когда я бесцеремонно ткнула пальцем в компанию, благо мы как раз остановились на светофоре: — Я не знаю, кто такие… панки. А это служители Синего бога, Лазура.

— Синего — это же не в смысле алкоголизма, да? — захихикала я.

— Синего — это того, от которого идет синяя магия. Изменение и разрушение, взаимодействие и противоречия во всех формах. При чем тут алкоголь? Знаешь, боги не вмешиваются в дела смертных, но лучше все-таки над ними не смеяться, — сказал Май неодобрительно.

— Извини! — Я выразительно закрыла ладонью рот и постаралась посерьезнеть. — Просто… неожиданно. И я совершенно точно прежде не слышала о таком боге, и люди в подобных нарядах ассоциируются у меня совсем с другим.

— С чем именно? — полюбопытствовал Недич. — Что это такое — панки?

— Ну… — начала я и запнулась. — Не помню, — призналась смущенно. — Но уверена, что выглядят они именно так, и почему-то в сочетании с Синим богом это смешно. А почему у них такие наряды? И прически?

— Я не помню, но в этом точно есть какой-то символизм, — с легким смущением признался мужчина. — Противоречия и смешение всего. Мягкая ткань и твердый металл, прямые линии и бесформенные рубахи… Если хочешь, у меня где-то была книга по истории веры, найду.

— Хочу, но потом, — решила я. — Это не срочно, есть куда более важные вещи. Ты только расскажи, пока едем, сколько у вас всего богов и как выглядят их служители. Они только у Синего такие… специфические?

Богов оказалось три, по все тем же цветам магии, еще Желтый Охор и Алый Черешар. Черноту отдельным божеством не персонифицировали, но свои жрецы у нее тоже были, и только они имели право совершать похоронные обряды. Тогда как другие религиозные таинства вроде свадьбы и имянаречения мог вести жрец любого из трех оставшихся божеств, по усмотрению участников ритуала. Про внешний вид Май так толком и не ответил, просто пообещал показать при случае. Я согласилась, что это лучший вариант.

В ответ на полушутливое возмущение, что все боги — мужчины и это шовинизм, Май покосился на меня озадаченно и пояснил, что боги вообще не имеют никакого пола, они же боги. Субстанция иного порядка, которую странно мерить человеческими категориями. Я устыдилась.

На этом фоне визит к поверенному прошел скучно и обыденно. В строгом безликом кабинете нас встретил невыразительный полный мужчина с внимательным взглядом, седыми волнистыми волосами до плеч, уже привычно разлинованными яркими прядями, и большой лысиной на лбу. Разговор вышел коротким и обстоятельным, а я за время визита открыла рот всего два раза — поздороваться и попрощаться.

Гораздо веселее прошел забег по продуктовым лавкам. Май пытался возражать, что мне не стоит заниматься приготовлением пищи, и вообще, в доме есть кухня, но получалось у него неубедительно. Кажется, против результатов моих кулинарных экспериментов он не возражал, его не устраивало лишь то обстоятельство, что гостья встанет к плите — невежливо же!

Потом мы перекусили в небольшом уютном кафе и вернулись домой. Там я переоделась в халат и, пока Май подбирал мне учебники и возился с собственными документами, колдовала на кухне. Кажется, из всей готовки я предпочитала возню с мясом: процесс мытья, резки и подбора специй оказывал магнетическое воздействие, даже прекращать не хотелось. Может, в прошлой жизни я все-таки была поваром? Или это хобби такое?

Недич старания оценил. Он с таким удовольствием и скоростью наворачивал мою стряпню, едва успевая нахваливать, что всерьез озадачил. В деньгах Май не нуждался, что мешало ему нормально питаться?! Потому что получилось, конечно, хорошо, но не думаю, что местные ресторанные повара готовят хуже.

В ответ на осторожное замечание по этому поводу мужчина признался, что в последнее время редко выбирался из Зоринки, жил в тамошнем общежитии и ел в столовой, а там кормят хоть и сытно, и вполне съедобно, но далеко не так вкусно.

Удивительно непритязательный аристократ, да уж.