Кто-то где-то, судя по всему, услышал мои слова и решил затаиться, выжидая удобного момента. Путешествие проходило на удивление тихо и мирно; мы свернули с наезженного тракта, продолжившего свой путь на запад, и теперь двигались в северном направлении по пребывающей в весьма плачевном состоянии просёлочной дороге. Утешало одно: дождя давно не было, и дорога, сухая и совершенно пустая, подходила для размашистой неспешной рыси. А если учесть, что и тракт был в не намного лучшем состоянии, чем этот просёлок, можно немного погордиться вошедшими в анекдоты дорогами нашей с Сержем родины. Разумеется, если при этом не вспоминать разницу в развитии двух миров веков эдак в пять, если не больше.

Собственно, в результате самой главной проблемой этого путешествия была необходимость весь день трястись в седле. На каждом привале я почти всерьёз уговаривала Сержа стукнуть меня по голове и везти вместо багажа; главное, чтобы при этом я ничего не чувствовала. И на каждом привале друг только ехидно скалился и говорил непримиримое «терпи». Поскольку выбора особо не было, приходилось терпеть.

Терпеть и мучиться нехорошими предчувствиями и подозрениями. Мне категорически не нравилась неопределённость цели нашего путешествия, которую знали только Ганс и Прах, числившийся проводником. Мага, как я заметила, вообще ничто не трогало (или он успешно притворялся?), Михаэль во всех решениях полагался на старшего товарища, а нам никто ничего объяснять не собирался.

Между тем, ещё усугубляя неприятные предчувствия, местность вдоль нашего пути быстро пустела. После очередной деревушки в десяток дворов, в которой мы даже скорость не сбросили, обнаружилась неприятная вещь: дорога кончилась.

То есть, кончилась совсем и бесповоротно. Некоторое время направление нашего движения совпадало с тонкой тропинкой, а потом та вильнула в сторону, оставив нас в гордом одиночестве посреди глухого хвойного леса. Могучие ели, переплетаясь ветвями над нашими головами, создавали почти непроницаемый для света полог, в результате чего вокруг царил полумрак. Подлеска не было, только какие-то колючие кусты практически без листьев и поваленные стволы деревьев, что позволяло нам продвигаться вперёд довольно спокойно, а не продираться сквозь густые заросли.

Одно утешало: было довольно тепло. Во всяком случае, мне так казалось ровно до тех пор, как я обратила внимание на зябко ёжащегося и кутающегося в тёплую куртку воина. В этот момент я искренне поблагодарила создателя того вида, к которому теперь принадлежала, наделившего меня густым тёплым подшёрстком, позволявшим рассекать в подвёрнутых камуфляжных штанах и простой белой майке.

— Михаэль, — решила я нарушить тишину, догоняя парня и настороженно оглядываясь по сторонам. — Ты ничего странного не слышишь?

— Слышу, — не стал возражать воин, беспечно подкидывая и ловя метательный нож размером с мою ладонь. — Тишину. В лесу такой быть не должно.

— А вы действительно полагаете, что это простой лес? — иронично хмыкнул Ганс, будто себе под нос.

— Лес, — кивнул Зойр. — Только он мёртвый.

— Да? — ошарашенно огляделся Серж. — А деревья вроде вполне нормальные.

— Он не поэтому мёртвый, — задумчиво отозвался Ганс, зачем-то придерживая лошадь. — С деревьями всё нормально. Он мёртвый потому, что здесь никто не живёт.

— Чёрт, логично! — буркнула я себе под нос, хлопая по шее нервно прядающую ушами и переступающую с ноги на ногу кобылу. — Ну-ну, не нервничай! Мы тут и не собирались жить, мы же просто мимо ехали. Кстати, а объехать его никак нельзя было? И вообще, почему мы остановились-то? — наконец, сообразила я задать самый важный вопрос.

— На скаку сражаться неудобно, — оскалился в подобии улыбки Прах, спрыгивая на землю.

— Э-э… Сражаться с кем? — протянула я. — Тут же нет никого! Или мы будем сражаться с тем, что всех убило?

— Ты весьма прозорлива, котёнок, — так… я говорила, что скучаю по его выходкам? Можно забрать слова назад?! — Не думаю, что местный житель нас так просто отпустит.

— А нафига мы сюда вообще попёрлись?! — не выдержал Серж, тоже по примеру остальных спешиваясь и доставая свой обретённый в пещерах кладенец.

— Видишь ли, мой каменный друг, — философским тоном изрёк Ганс, с пугающим спокойствием привязывающий лошадь в нескольких метрах от того места, где скучковались мы. — Цель нашего путешествия лежит в месте, кольцом охваченном этим самым лесом, и пересечь его пришлось бы в любом случае.

— И большой радиус у этого кольца? — хмуро поинтересовалась я, без всякого желания и с нескрываемым неудовольствием привязывая нервно приплясывающую лошадку рядом с жеребцом руководителя нашего отряда.

— Пара сотен миль, — он рассеянно улыбнулся, окидывая взглядом небольшую прогалину, на краю которой мы и оставили скакунов. — Опережая твой следующий вопрос — лошадей мы спокойно оставляем без присмотра потому, что местному жителю интересны только те, кто обладает душами. А животные сбежали отсюда из-за страха перед нежитью. Мёртвая тьма, слышала о таком явлении?

— Только о тишине, — вяло попыталась пошутить я, затравленно оглядываясь. Нет, им, конечно, хорошо — они все такие решительные сплошь и рядом, все при оружии. А мне что прикажете делать?!

И вообще, что же это за мир такой, где мёртвое ведёт себя куда активнее, чем живое?

— В центр, котёнок, — рыкнул на меня Прах, становясь рядом с что-то вдумчиво бурчащим себе под нос Зойром.

Подавив пару рвущихся с языка нежных и ласковых оборотов в адрес хвостатого нахала, я послушно прошмыгнула между ним и ободряюще подмигнувшим мне Сержем, судорожно сжимающим рукоять клинка.

— Оружие не помни, — ехидно буркнула я ему, проходя мимо. Друг, погрозив мне пальцем, широко улыбнулся, и… наступила тишина.

Напряжённая, звенящая — все вокруг чего-то ждали, напряжённо вглядываясь в окружающий полумрак. Примерно через минуту нервного напряжения спазмами начал подкатывать истерический смех. Ещё через минуту сдерживать его стало вовсе уж невозможно, и я зажала рот обеими ладонями, но всё равно придушенные звуки, больше всего напоминающие похрюкивание, тишину нарушили.

— Вася! — укоризненно покосился на меня Серж.

— Не, ну а что? — я хихикнула уже вслух. — Стоим, как три… ладно, шесть тополей на Плющихе. Где враги-то?

— Где ж ты взял такую дуру?! — прошипел ему Ганс. А врагов я, кстати, увидела почти сразу; точнее, догадалась по смыслу, но никак не могла понять, как они собираются с этим сражаться.

Нас брала в кольцо клубящаяся тьма. Меня всегда забавляло это выражение в книжках, воспринимаемое как шаблонная метафора, далёкая от истины, а вот теперь мне наглядно пояснили, что такое тоже бывает.

Это чем-то напоминало стелющийся густой туман, какой вечером бывает у реки, или сценический дым. Медленно и бесшумно ползущая во всех направлениях завеса тьмы; казалось, земля исчезает, медленно растворяясь в непроглядной черноте. Так под водой расплывается капля чернил, если посмотреть в замедленной съёмке: плавно, мягко, очень красиво. А здесь ко всему прочему — непередаваемо жутко.

— Если бы ты молчала, ничего могло и не быть! — продолжил ругаться наш предводитель.

— А предупредить нельзя было? — искренне опешила я.

— Сказать, не беспокойся, это просто спектакль, чтобы порадовать местного обитателя?! — прорычал он в ответ. — Идиотка! Да это грудные младенцы знают! А теперь ты пригласила его поразвлечься всерьёз!

Продолжать ругать меня ему не дали. Тьма вздыбилась, выбрасывая в наши стороны нечто среднее между ложноножками амёбы и хлыстами.

И — законы физики, где вы, ау! — щупальца тьмы, натыкаясь на холодную сталь, вели себя точно так же, как вели бы щупальца какого-то животного — отваливались. Обрубки бесшумно истаивали.

Правда, с тем же успехом они воздействовали на живую плоть, если удавалось до неё добраться. Плечо Сержа пересекал жуткого вида ожог, а Ганс берёг левую ногу, превратившуюся ниже колена в одну сплошную открытую рану.

Взгляд, брошенный на ногу мужчины, мгновенно прояснил мои мозги и наконец-то вбил в них мысль о том, что происходящее — не шутки, какой бы глупой ни казалась ситуация. Идёт драка за жизнь. Которую, кажется, мои спутники проигрывают.

Насколько отвратительно было чувствовать свою совершенную беспомощность, да ещё и вину, — не передать словами. Да, пусть по-прежнему мне эта история про «постоишь с настороженным видом — всё нормально, выскажешься — придётся драться» казалась редкостным бредом, как и способ общения с Мёртвыми курганами. Но это было всерьёз, и я действительно всё испортила, пусть по незнанию, но от этого не легче. Я столбом стояла в центре круга, затравленно озираясь, и понимала, что не могу сделать ровным счётом ничего. То, что недавно окончательно упокоило мёртвых воинов, проявляться не желало, а как его вызвать — я не имела ни малейшего представления. А бросаться на эту тьму с когтями и зубами… боюсь, я скорее лишусь этих полезных частей организма, а вслед за ними — и жизни.

Вот и оставалось только нервно бить хвостом и в полном отчаянье наблюдать, как пятеро моих спутников… умирают?

Однако, окончательно осознать весь ужас происходящего я не успела. Тьма вдруг с едва различимым раздражённым шипением раздалась в стороны как морские воды пред Моисеем, пропуская неторопливо идущую в нашу сторону фигуру. А когда неизвестный подошёл, и вовсе бесславно рассыпалась клочьями, как всё тот же утренний туман под лучами солнца.

— Серый рыцарь! — с едва сдерживаемой ненавистью прошипел Прах, судорожно стискивая рукоять молота.

— Кто? — почти хором поинтересовались Зойр и Михаэль, подхватывая с обеих сторон едва держащегося на ногах Ганса.

— Ничего себе у вас имена, — скептически хмыкнул Серж, пытаясь разглядеть и ощупать своё плечо. Оружия, однако, никто из рук не выпускал, теперь настороженно встречая уже этого незваного гостя. Странно, но вопрос, почему тьма отступила при его появлении, вслух не задал никто. А лично мне показалась, что она не просто отступила: бежала в панике.

— Это не имя, — всё в тех же интонациях опроверг миу, едва сдерживаясь, чтобы не броситься со своим молотом на незнакомца (впрочем, тут уж, судя по всему, кому как). Я же просто молчала. И желание у меня было одно — начать биться головой о ближайшую ёлку (или как они тут называются?). Останавливало только предчувствие болезненности этого процесса. А побиться чьей-нибудь ещё головой и вовсе не представлялось возможным: боюсь, добровольно не согласится никто, а заставить у меня банально не хватит сил.

Дело в том, что это был ещё один кот. Или миу, или ши, кому как больше нравится. И если Прах меня просто по большей части раздражал, а при первой встрече вызвал искреннее любопытство, то при виде этого типа мне очень хотелось последовать примеру давешней мёртвой, но подозрительно живой тьмы: её предусмотрительность вызвала искреннее уважение, и даже восхищение.

Ростом он был несколько ниже Праха, комплекцией сильно не дотягивал. Скажем так, если первого моего сородича можно было бы сравнить с сибирским котом — лохматым, здоровенным и вальяжным, — то этот больше походил на гладкошёрстного сиамского кота. Или нет… на представителя породы «русская голубая». У него даже цвет короткой шелковистой шерсти был точно такой же — серый, с синевато-серебристым отливом. Конечно, если можно верить цветопередаче моего сумеречного зрения.

Правда в случае драки этих двоих представителей семейства кошачьих я бы не раздумывая поставила на новенького. Гибкий, лёгкий и уверенный. В нём не было той нервозности, которая так забавляла меня в Прахе. Этот тип точно знал, что никто из нас ему при всём желании не сможет ничего сделать. И вообще, никто и никогда не сможет ему существенно навредить.

— К вашим услугам, — спокойно произнёс он, отвешивая короткий безупречный поклон. Во всяком случае, безупречный на мой неискушённый взгляд. — Я действительно Серый рыцарь.

— Что тебе здесь надо? — прошипел Прах.

— Для начала, мне совершенно непонятна столь откровенная агрессия, — безразлично пожал плечами рыцарь, пристально разглядывая Праха жёлтыми, чуть мерцающими в темноте глазами. — Насколько я могу судить, я только что всех вас спас. За это обычно принято благодарить.

— Извините, — смущённо потупилась мгновенно устыдившаяся я. В конце концов, кем бы он ни был, а он действительно нас здорово выручил. Не говоря уже о том, что столь пристально разглядывать незнакомца попросту неприлично.

Что характерно, стыдно стало только мне. Остальные, даже Серж, косились на новенького с явным подозрением и благодарить не спешили.

— Непонятна?! — прошипел Прах. Кажется, разговаривать нормально он уже просто не мог. Потом прорычал несколько слов на незнакомом языке. Рыцарь некоторое время смотрел на него растерянно, потом покачал головой.

— Мы убили многих, и мало кто из них мне запомнился, — с некоторым сочувствием проговорил кот. — Те, о ком ты говоришь, видимо, не удостоились чести отпечататься в памяти Орденом.

Я не знаю, как Серж успел, но он успел. Отбросить меч и сгрести в охапку рванувшегося вперёд яростно шипящего Праха. Рыцарь смотрел на происходящее с возрастающим недоумением. Когда его хвост пару раз нервно дёрнулся, я поняла, что никто из мужчин вмешиваться не собирается, и миротворческая миссия ложится на мои плечи.

— Извините его, пожалуйста. Прах у нас вообще на голову нездоровый, нервная система расшатанная. И спасибо, что помогли нам с этой… этим… В общем, спасибо!

— Как раз Вы, Сияющая, не должны меня благодарить, — он коротко поклонился уже только мне. — Защитить Вас мой долг, и именно ради него я сейчас здесь.

— Ради чего? — ошарашенно переспросила я.

— Сопровождать Вас в этом пути и оберегать, — терпеливо пояснил кот.

— А с чего ты взял, что нам нужна чья-то помощь? — окрысился Прах. При этом мнения в отряде разделились: Михаэль поглядывал на рыцаря с явно заметным восхищением и любопытством, Зойр тоже был весьма заинтересован и заинтригован, не испытывая враждебности. Тогда как Ганс явно поддерживал своего хвостатого товарища. По каменной физиономии Сержа даже я ничего не могла прочитать, но особого восторга он, кажется, не испытывал.

Меня же раздирали противоречивые ощущения. С одной стороны, этого новенького, при всей его обходительности и явном отсутствии враждебных намерений, я боялась почти до истерики: при взгляде на рыцаря у меня тряслись коленки, а шерсть предпринимала не такие уж бесплодные попытки встать дыбом. И дело было не в его монологе «мы убили многих…» и далее по тексту. Хотя и жутковато делалось от подобных слов, сказанных безразличным тоном, каким скучающий портье в отеле сообщает, что не помнит постояльцев, останавливавшихся здесь на ночь несколько лет назад.

Я вообще не могла бы объяснить, что именно в этом изящном ши меня пугало. Он весь был какой-то неправильный. Не по причине несочетаемости обходительных манер со специализацией профессионального убийцы. На мой взгляд, эти две вещи не просто отлично сочетались, но и вообще достаточно трудно отделялись друг от друга: такое вот тлетворное влияние кинематографа и развлекательной литературы. В нём чего-то не хватало, какой-то незначительной неосязаемой детали, из-за чего от рыцаря тянуло почти физически ощутимым холодом, как от того мертвеца из Проклятого кургана.

Может быть, души? Ведь не просто так нападавшая на нас тьма, которую не интересуют существа без этой самой субстанции, шарахнулась от него?

А, с другой стороны, по неизвестной и необъяснимой причине мне было спокойно рядом с ним. Я отчего-то знала, что уж мне-то рыцарь точно не сделает ничего плохого. Это была подсознательная очень твёрдая уверенность, тем более странная в свете мрачных размышлений про душу.

Неизвестно, до чего бы я додумалась в итоге, если бы предмет моих размышлений не прервал затянувшегося молчания. Он, с некоторым сочувствием разглядывавший всё это время Праха, покачал головой и ответил.

— Я единственный из вас всех имею представление о подлинных причинах и цели вашей поездки. И, как вы только что видели, я единственный могу противостоять вашим врагам на равных.

Несколько секунд висела тишина, пока предводитель нашего небольшого отряда и рыцарь вели безмолвный диалог взглядов. Наконец, Ганс кивнул.

— Мы будем рады, если Вы присоединитесь к нам, — обозначив поклон, Та'Лер шагнул, было, в сторону лошадей, намереваясь этим закончить неприятный разговор, но вновь обратился к ши. — Но у нас нет запасных лошадей.

— Не стоит беспокоиться по этому поводу. Поезжайте без меня, я догоню вас через несколько минут, — сообщил кот и буквально растворился в окружающем сумраке.

Наш предводитель кивнул, и это послужило сигналом для начала сборов.

Закопавшись в собственные мрачные мысли, я умудрилась не заметить, как и когда наши пострадавшие внезапно оказались здоровы. Во всяком случае, плечо Сержа производило впечатление совершенно целого, как будто раны никакой и не было, и то же самое можно было сказать про ногу Ганса. Наверное, подсуетился Зойр. Во всяком случае, других кандидатов на роль всеобщего целителя я не видела.

Тронулись в путь всё в том же гробовом молчании. Первой его рискнула нарушить я, поравнявшись с историком. Хотя, какой он теперь историк!

— Серж, скажи, только мне это показалось странным…

— Что именно? — иронично хмыкнул он.

— Абсолютно вся сцена на поляне. Но сейчас я спрашиваю о её финале. Как ты думаешь, это нормально, что командир нашего отряда не знает, куда мы едем, тогда как об этом осведомлён совершенно посторонний ши? Причём не просто посторонний, а какой-то вообще… потусторонний, — честно сообщила я. Да плевать, что сам Ганс меня прекрасно слышит! Я никак не могла отделаться от мысли об общей бредовости ситуации, и меня это нервировало. Странные люди, взявшие в охрану первых встречных, и едущие непонятно куда. Странная нежить — нелогичная, со странными условиями функционирования: одним какой-то выбор нужен, для других изобразить готовность драться… Какой-то склад неудачных образцов и студенческих экспериментов!

— Кажется, — Серж тяжело вздохнул. — Знаешь, Вась, что-то подсказывает мне, я полный придурок, и совсем недавно очень сильно облажался. И как бы этот прокол не стоил нам жизни.

— Когда? — переполошилась я.

— Когда не послушал тебя, и уговорил поехать с ними, — он неопределённо кивнул.

— Откуда такие мысли?

— С каждым шагом мы всё основательнее отрезаем себе путь назад, — тоскливо пробормотал историк. — Если он вообще ещё есть, путь этот.

— Не знаю, утешит ли тебя это, или нет, но… Где-то я слышала, что пути назад вообще не существует, — я тоже грустно вздохнула.

— В одну реку нельзя войти дважды — это, кажется, ещё Гераклит сказал, — хмыкнул отчего-то несколько повеселевший Серж. Видимо, воспоминание о Гераклите было приятным.

Процитировав древнего философа, приободрившийся гаргулья (гаргул? надо у кого-нибудь узнать мужской вариант этого слова, если он существует) погрузился в раздумья, а я вновь осталась в тишине. А через несколько секунд придумала употребить время до привала на приведение в порядок собственных мыслей.

Но почти сразу благие намерения оборвал приближающийся сзади дробный топот. Сообразив, что это, наверное, рыцарь нас догоняет, я торопливо обернулась, ожидая увидеть кота, восседающего на демоне (если тут такие водятся). Или, по меньшей мере, на чём-нибудь ужасно потустороннем, под стать хозяину. Ничуть не бывало: рыцарь откуда-то взял самую обыкновенную лошадь. Невзрачную клячу не ахти какой стати, гнедой масти пыльного оттенка. Более невзрачного представителя этого племени представить было почти невозможно.

Разочарованно вздохнув, я отвернулась и уставилась куда-то между ушей собственной лошади. Правда, долго в молчании высидеть не смогла: сгрызло любопытство. И собственное двоякое отношение к неординарному рыцарю только подстёгивало оное. Я вновь покосилась через плечо, и рыцарь, будто услышав мои мысли, подбодрил лошадь.

— Вы что-то хотели спросить? — мягко поинтересовался кот, поравнявшись со мной.

— Честно говоря, и сама не знаю, — я вздохнула. — Наверное, хотела, но вот так сразу и не придумаешь — как сформулировать существующие вопросы и выбрать среди них те, на которые можете ответить Вы.

— Зачастую именно это самое сложное, — он серьёзно кивнул, без намёка на иронию. — Попробуйте начать с того, на что кроме меня уже точно никто не ответит — по крайней мере, из присутствующих.

— Тогда я даже знаю, с чего именно. Как Вас зовут? Или, хотя бы, как можно к Вам обращаться?

— Вам, Сияющая, можно абсолютно всё, — также невозмутимо отозвался рыцарь. — Что касается имени, я — Серый рыцарь, и другого имени у меня нет.

— И никогда не было? — растерялась я, с опозданием сообразив, насколько бестактен был этот вопрос. Однако, кажется, ши мой такт был без надобности.

— Когда-то было, — спокойно ответил он. — Но, увы, я уже не помню его. Сейчас я просто рыцарь.

— А можно как-нибудь это сократить? — смущённо попросила я. — А то как-то безлико получается, — пояснила я. Если бы у него было какое-нибудь более человеческое и… естественное, что ли, имя, кажется, я боялась бы его чуть меньше. — Например, до "Сер", — не слишком благозвучно, но другого я не придумала.

К счастью, миу не сделал даже попытки обидеться. Он пару секунд пристально смотрел на меня, потом плавно и весьма изящно склонил голову.

— Это будет честь для меня, Сияющая, — проговорил кот, отводя глаза. И только теперь я почувствовала, насколько, оказывается увесистой и материально ощутимой штукой был взгляд этого типа; когда он отвернулся, я почувствовала невообразимую лёгкость и некоторую ломоту в плечах и темени от снятого с них груза. — И позвольте мне сразу ответить на ещё несколько Ваших вопросов, которые Вы не в состоянии сформулировать, — вот сейчас в голосе мне послышалась улыбка — неожиданно мягкая, понимающая.

— Сделайте доброе дело, — растерялась я.

— Я начну, пожалуй, с имени. Так будет проще и понятнее. Вас, как я понимаю, очень удивило, что я забыл столь важную вещь. Но после смерти очень трудно помнить, что было до этого момента. Не нужно так пугаться. Да, я действительно, как и все остальные Серые рыцари, довольно давно умер в том понимании, какое все живые вкладывают в это слово. С моей стороны смерть выглядит совсем иначе. Если живому существу смерть кажется если не концом всего, то очень часто сравнивается с вечным сном, то с этой стороны смерть кажется, наоборот, пробуждением. А то, что было до неё, долгим сном, обрывки которого живут в памяти, но далеко и смутно, и уж точно нет возможности вспомнить, насколько отличаются ощущения окружающего мира сейчас от того, что было тогда. Скорее всего, именно поэтому Вы испытываете безотчётный страх, находясь со мной рядом: в этом нет ничего зазорного или опасного. Первое время мне тоже было очень некомфортно находиться рядом с… живыми, — вот тут он уже совершенно явственно усмехнулся.

— Каково это? — сформулировать, что именно — это, я так и не смогла, но рыцарю, кажется, было и так ясно.

— Я не могу сравнивать — как я уже сказал, всё, что было раньше, я помню очень смутно. Эта форма существования не хуже и не лучше, она просто другая. К примеру, я почти лишён способности осязать — казалось бы, это тяжело. Однако я могу ощущать. Насколько равноценная замена — не знаю. Но мне нравится существующее положение вещей. Кажется, Вы меня поняли, Сияющая.

— Д-да, — неуверенно пробормотала я, с удивлением осознавая, что, кажется, да, действительно поняла. Если не перегруженным шокирующими событиями разумом, ныне, кажется, вовсе отсутствующим на рабочем месте, то сердцем — совершенно точно. И почти перестала бояться.

— Сейчас Вас, должно быть, интересует, как так получилось, почему получилось именно со мной, откуда взялись Серые рыцари и для чего. Увы, ни на один из этих вопросов, пожалуй, кроме последнего, я не знаю ответа; для меня всех этих вопросов не существует. У событий бывают причины, но существование само по себе не является событием, и для него не нужен повод, равно как и строго определённая цель. Цель нужна некоторым видам разума, но не существованию как процессу. И для меня это знание так же естественно, как для Вас процесс дыхания.

— И для чего же появились Серые рыцари? — со вздохом спросила я.

— Для защиты нашего народа тогда, когда остальные не хотят или не могут его защитить.

— А почему тогда Прах так на Вас набросился?

— Прах — это тот тай-ши? — уточнил он. Я не поняла, но на всякий случай кивнула. — Он изгнанник. Он обвинил меня в смерти своих родителей и сестры, но я не помню конкретно их. Вероятнее всего, это была какая-то из стычек за власть внутри одного из кланов, в которую вынуждены были вмешаться мы. Наверное, основная проблема в том, что, когда вмешиваются Серые рыцари, это в большей степени урок, нежели простое наведение порядка. По меркам живых, урок очень жестокий, — пожал плечами рыцарь. — Но иначе нельзя. Ши — пока ещё очень юный народ, один из самых молодых в этом мире. У нас нет времени развиваться постепенно, как делали это люди — мы будем уничтожены другими, более взрослыми народами. Остаётся только подавлять агрессивные инстинкты хищников наиболее доступными их пониманию методами.

— А почему ты говоришь "их"? — заинтересовалась я, не заметив, что перешла на "ты". — Нет, понятно, почему ты отделяешь от ши себя, а меня почему?

— Потому что речь идёт о мужчинах, — бесстрастно пояснил он. — За власть над кланом сражаются только они.

— Скажи… те, — опомнилась я, мысленно отчаянно коря себя за сбой секунду назад, хотя, кажется, рыцарю было безразлично, как я к нему обращаюсь. Только непонятно, почему моя скромная идея чуть-чуть укоротить его название "будет для него честью"? — Почему Вы называете меня Сияющей? — разогнав посторонние мысли, я всё-таки задала именно тот вопрос, который планировала с самого начала.

Он отреагировал неожиданно — промолчал. И я не решилась повторять вопрос: вряд ли он мог его не расслышать. Значит, по каким-то личным причинам не желает вообще разговаривать на эту тему, а попытка заставить мохнатую нежить делать то, что ему не нравится, сильно смахивает на изощрённый метод самоубийства.

А самое главное — вот оно, ещё одно подтверждение моей мысли о странности местной нежити и чересчур большого её количества. Целый орден, состоящий из нежити, и контролирующий поведение собственного вида! Во всех книгах, что мне попадались (а на эту тему мне попадалась исключительно фантастика, но, как говорится, за неимением альтернативы), подавляющее большинство не-мёртвых — это плоды творения магов определённой специальности, некромантов. И в тех же книгах самопроизвольное появление нежити могло быть только случайным, и нежить эта, как правило, была не такой уж сильной.

Конечно, тут стоит в очередной раз скептически хмыкнуть на тему достоверности этих письменных источников, но… Не помню, сама ли я дошла до таких мыслей, или кто-то подтолкнул, что любое слово, прочитанное или произнесённое, становится правдой. Для читателя, который погружается в, казалось бы, вымышленный мир, на какой-то миг становящийся куда более реальным, чем всё, что можно увидеть вокруг, оторвавшись от страниц книги. Для автора, который видит своих персонажей живыми, настоящими, спорит с ними, искренне за них переживает.

Да и, в любом случае, больше всё равно отталкиваться мне не от чего. Только книги и элементарные законы природы, по которым не может быть правильным наличие такого количества живых мертвецов, да ещё и столь разумных и весьма самостоятельных.

Ну вот, докатилась. Месяц назад я, помнится, не верила вообще ни в какие формы "жизни-после-смерти"! Теперь — пожалуйста, сижу в седле не совсем своей меховой попой, вроде бы как покойная в родном мире, и рассуждаю о нормах плотности нежити на квадратный метр площади поверхности параллельного мира. Может быть, всё-таки выяснится, что это — простой безобидный кошмар, который я наблюдаю, лёжа в реанимации в центральной городской больнице?

— Давайте поговорим об этом завтра, — вдруг прервал мои сумбурные размышления голос Серого рыцаря.

— Эээ? — растерянно протянула я, судорожно пытаясь вспомнить, о чём вообще идёт речь. Ведь не умеет же он мои мысли читать, в самом деле! Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

А воспитатель всея кошачьего племени искоса глянул на меня, насмешливо фыркнул и качнул головой.

— Именно это я и имею в виду. Вам слишком о многом необходимо подумать, и если продолжить наш разговор сейчас, Вы можете упустить что-то важное, — прокомментировал он. После чего придержал свою лошадь и пристроился в хвост процессии.

Что ни говори, а рыцарь был совершенно прав: ещё пара новостей, и я окончательно перестану пытаться разобраться в происходящем, попросту отдавшись на волю течения. Только сомневаюсь, что до завтра что-то прояснится: все мои мыслительные потуги могут лишь вызвать головную боль. Особенно учитывая тенденцию возникновения на каждый полученный ответ минимум пары новых вопросов. Как головы лернейской гидры из мифов о Геракле.

На ночёвку остановились на берегу живописного лесного озера. И только тогда я сообразила, насколько давно не принимала ванну, и насколько соскучилась по этому процессу. С сомнением покосившись на озеро, задумалась, к кому бы пристать с расспросами на тему наличия в этом озере какой-нибудь очередной мерзкой пакости.

Ганс, как наименее приятный мне член команды, был отметён сразу, вместе с Прахом. Последний вообще смотрел на меня волком с тех пор, как заметил нашу с рыцарем мирную беседу. Серж знает не больше моего, а Михаэль… Это, конечно, была наиболее предпочтительная кандидатура для спокойного разговора, но я по-прежнему не могла привыкнуть доверять его опыту. В итоге оставались Зойр и рыцарь.

Пока я думала, первый из них исчез в лесном сумраке — то ли по нужде отлучился, то ли за дровами, — и выбора не осталось вовсе. Не-мёртвый же, не принимавший участия в обустройстве лагеря, с закрытыми глазами сидел на коленях чуть в стороне ото всех.

— Скажи, Сер, — я запнулась, ожидая реакции на мою фамильярность. Реакции не последовало, и я перевела дух.

— Что-то случилось, Сияющая? — нахмурился миу, внимательно меня разглядывая.

— Я просто хотела спросить, можно ли искупаться в этом озере? Это не опасно?

— Думаю, нет, — после пары секунд пристального разглядывания озёрной глади качнул головой мой собеседник.

— Я не чувствую ничего враждебного и никаких опасностей. Но, на всякий случай, если Вы хотите искупаться, я лучше буду неподалёку.

Я ответила очень правильно — кивнула, а не поддалась первому порыву возмутиться и пытаться отстоять свою девичью скромность. Во-первых, её особо никогда и не было. Во-вторых, даже если бы я была монахиней, излишняя доля смущения гораздо предпочтительней возможной смерти. В-третьих, он же всё равно мёртвый. Ну, и, в-четвёртых, чего стесняться при моей-то мохнатости? Прах вон щеголяет в одних штанах на босу ногу, и ничего.

До последнего момента я ожидала какой-нибудь подставы. Даже вылезая на берег, постоянно оглядывалась. Однако искупалась я действительно замечательно — кусок "детского" мыла, найденный в рюкзаке, сделал меня чистой, а тёплая (вернее, вода-то была холодная, но почему-то это не доставляло никаких неудобств) тёмная вода с горьким привкусом хвои — совершенно счастливой.

После нервного дня, купания и сытного ужина (прошедшего в атмосфере всеобщего тягостного молчания), я мгновенно уснула сном младенца, стоило лишь забраться в палатку. Только и успела растерянно хмыкнуть на тему перебравшегося поближе к моей палатке рыцаря, в той же коленопреклонённой позе замершего в двух метрах от входа. Кажется, он всерьёз собрался меня сторожить абсолютно от всего.

Со "сном младенца", я, честно говоря, погорячилась. Очень сомневаюсь, что младенцы видят подобные сны.

Началось всё с того, что я отчётливо поняла: я сплю, и происходящее мне снится. И точно так же отчётливо поняла, что этот сон — отнюдь не творение моего подсознания. И только после этого, собственно, начался сам сон.

— Прости, что являюсь вот так, без приглашения, — сидящий в кресле напротив меня мужчина слегка хмурился.

Голос был тихий, с хрипотцой, пробирающий. А у меня не было совершенно никакого желания ни говорить, ни как-то шевелиться. Всё, на что хватало моей силы воли, — не закрывая глаз, разглядывать собеседника. На вид ему было лет двадцать семь-тридцать, самый расцвет сил. Среднего роста, подтянутый, он больше всего напоминал кадрового офицера. Лицо довольно непримечательное; не сказать, чтобы неприятное, но и красавцем не назовёшь при всей фантазии. Тонкие губы с нервной складкой в уголке, нос с горбинкой, высокий лоб, высокие скулы и несколько впалые щёки. Остриженные до уровня короткого "ёжика" светлые волосы. Правда, всё это я заметила потом; в первую очередь внимание привлекали его глаза. Отнюдь не тем, что "в них можно было утонуть", как часто пишут в книгах.

Даже не так, дело было не в глазах — совершенно обычные, тёмно-серые. А вот взгляд… Почти лишал воли. Порабощал. Заставлял мелко дрожать колени и отчего-то бросал в краску. Пламя Преисподней, тьма полярной ночи, безумие берсеркера и безжалостный холод смерти. Пугающий, слишком тяжёлый для человека взгляд того, кто видел в этой жизни всё самое страшное. Невероятно сложно было от него оторваться.

— Да, и не удивляйся, пожалуйста, что ты сейчас выглядишь как человек, — тем временем продолжил неизвестный гость моего сна, не угадывая — опережая мои вялотекущие мысли. — Во-первых, ты до сих пор осознаёшь себя человеком. А, во-вторых, внешность значит настолько мало, — он вздохнул. — Скоро ты это поймёшь, но пока — так проще.

— Кто ты? — с трудом выдохнула я, пытаясь бороться с оцепенением.

— Я не имею права тебе говорить, — он вновь нахмурился, качнул головой и будто бы болезненно поморщился. — Я очень о многом не имею права тебе пока рассказывать, — с болью в голосе проговорил незнакомец, поднимаясь с места. Сделал шаг, присел на подлокотник моего кресла. Едва касаясь, провёл кончиками пальцев по моей щеке и отдёрнул руку, будто боясь обжечься.

— Тогда зачем? — всё так же с трудом выдавила я из себя следующий вопрос.

— Чтобы увидеть тебя. Поговорить, — вздохнул он. — Пожалуйста, не сопротивляйся оцепенению, молчи. Мне… трудно, когда ты задаёшь вопросы. Особенно те, на которые я пока не могу ответить. Можно, я буду говорить сам? Растерянная, я только кивнула в ответ, и незнакомец не удержал облегчённого вздоха.

— Спасибо. Единственное, что я пока могу тебе сказать: будь осторожна, ладно? Единственный, кому ты сейчас можешь доверять из тех, кто рядом, это рыцарь. Он по самой своей природе не способен предать, тем более — предать тебя, — он улыбнулся; мрачно, что называется, "похоронно". — Сергей, твой друг, тоже честен, но он слишком мало знает в этом мире и не сможет помочь при всём желании. Остальным не верь, для них ты — всего лишь случайный попутчик. Возможно, этот мальчик-воин, или вспыльчивый ши, или покалеченный маг, и не предадут, но совершенно точно не пойдут слепо за тобой. Командир же вашего отряда… у него просто нет выбора, а человек в такой ситуации способен на всё. Твой путь правильный, эта война должна быть остановлена, а… проклятье! — на этом месте он согнулся от боли, зажимая живот ладонью. Между пальцев сочилась тёмная, почти чёрная кровь. Я дёрнулась встать, чтобы хотя бы уступить незнакомцу своё кресло, усадить, помочь… Но он, не глядя на меня, поднял руку в повелительном останавливающем жесте. — Уходи, ты мне не поможешь!

И я проснулась.