Сопровождать к месту встречи нас вызвался всё тот же вар, который был моим собеседником на протяжении последних дней. Он за нами прилетел, он же молча пилотировал транспортный пузырь. Мы тоже молчали; не знаю, как Ветрову, а мне попросту не хотелось тратить силы на пустую болтовню. Единственным отклонением от привычного сценария полёта было наличие стоящей у наших ног сумки с личными вещами. Ну, и тот факт, что Одержимый сразу же сгрёб меня в охапку, прижав к себе и укрыв собственным плащом. Я понимала, что, наверное, надо отстраниться, объяснить мужчине, что нахожу подобное поведение не вполне приличным, и что не стоит так делать при своих, но малодушно откладывала это объяснение. Мне было слишком хорошо и уютно, чтобы разрушать это состояние прямо сейчас, и я очень надеялась, что ротмистр сам догадается о необходимости соблюдения приличий при своих.

Как оказалось, не напрасно; за пределами пузыря мужчина больше не порывался прижать меня к себе, хотя и стоял очень близко. В какое-то мгновение я поймала себя на иррациональном сожалении по этому поводу, и даже почти испугалась. Но от размышлений о тлетворном влиянии Ветрова меня очень быстро отвлекли.

Со стороны появление путников дороги-между-мирами выглядело буднично и совсем не так эффектно, как отбытие: центр зала окутала тёмная дымка, а через мгновение там уже стояли три фигуры в плащах, позади которых лежала на брюхе приплюснутая сфера пассажирского транспорта. Об изначальном предназначении просторного помещения, которое вары предоставляли нам для перемещений, я не спросила, было совсем не до того. Но внушительных размеров транспортная капсула на его фоне почти потерялась.

Одержимые при виде нас (а, точнее, ротмистра) вытянулись в струнку и, кажется, щёлкнули каблуками: отдавать честь по уставу в подобной одежде было весьма затруднительно. После этого один из новоприбывших направился вкруг капсулы (наверное, чтобы выпустить из неё пассажиров), а двое других подошли к нам. Вежливо поздоровались со мной, хотя и не представились, после чего тот из двоих, что повыше, поинтересовался приятным немного вкрадчивым голосом.

— Насколько я могу судить, всё прошло спокойно?

— А у нас бывает иначе? — со смешком откликнулся Ветров; кажется, это была дежурная шутка, понятная только отдельным посвящённым. — В честь чего вызвался сам?

— Лично хотел спросить, какого чёрта ты шлёшь отчёты мне, а не Удалову, — он пожал плечами, а я в очередной раз прокляла плащи, мешающие видеть лица и их выражения. Мне показалось, голос новенького прозвучал напряжённо. — Точно всё в порядке?

— Тебе было проще, — отозвался Одержимый, игнорируя вопрос. — Вы в обратку сейчас, или будете ждать?

— Вадим будет своего инженера пасти, а мы с Анюткой да, погоним транспорт домой, — он неопределённо кивнул на соседа. Мне стало любопытно, кто и за что дал ему такое прозвище (судя по ширине плеч, это был весьма массивный и крепкий мужчина), но уточнять я постеснялась. — Головастики здесь вроде бы надолго. Сейчас разгрузятся, да пойдём.

— Мы с вами, подождите. Хочу кое-что проверить, — спокойно проговорил ротмистр.

Знакомство, разговор, осмотр меня одним из медиков и прощание с учёными прошло спокойно и буднично, в этой же самой комнате и в присутствии аборигена. Никого из членов этой экспедиции я лично не знала, хотя несколько имён были знакомы. Впечатление они произвели благоприятное, так что за результат контакта с варами я успокоилась окончательно.

Проблема обнаружилась одна, сугубо личного характера: я вдруг обнаружила, что чувствую себя тревожно и неуютно, когда за спиной не возвышается монументальная фигура Ветрова. Впрочем, это скорее всего было следствием привычки, и взять себя в руки оказалось нетрудно.

В результате прошло немногим больше полутора часов, когда в зале нас осталось четверо. Мужчины первым делом поспешили избавиться от плащей, я же ограничилась снятым капюшоном.

— Теперь можно и представиться, — жизнерадостно сообщил старший в паре, с интересом разглядывая меня. На вид он казался ровесником Ветрова, а в остальном представал его полной противоположностью — тонкокостный, изящный, с одухотворённым красивым лицом, светлыми вьющимися волосами и солнечной улыбкой. — А то получается невежливо: мы о вас достаточно наслышаны, а вы даже не знаете наших имён. Гвардии ротмистр Марков Дмитрий Сергеевич, к вашим услугам, для вас — просто Дима.

— Очень приятно, Дмитрий Сергеевич, — протягивая ему руку, невозмутимо кивнула я. Стоявший за моим плечом Ветров выразительно насмешливо хмыкнул, за что удостоился от друга странного непонятного взгляда.

— А это — гвардии поручик Анютин Геннадий Иванович, — представил Марков своего спутника. Вопрос о странном прозвище отпал сам собой, хотя менее неподходящим оно от этого не стало: Анютка оказался очень крепким солидным мужчиной с квадратным лицом, густыми усами и очень тяжёлым взглядом. Выглядел он значительно старше своих товарищей.

— Рад знакомству, Ваша Светлость, — солидным басом, очень подходящим остальной внешности, проговорил тот.

— Взаимно, Геннадий Иванович, — кивнула я и ему. Мою руку Анютин брал с такой осторожностью, как будто боялся сломать неосторожным прикосновением. Впрочем, учитывая ширину его по-настоящему огромной лопатообразной ладони, это было не удивительно.

— Вета Аркадьевна, окажите честь… — начал Марков, но Ветров оборвал его на полуслове.

— Не окажет, — мрачно проговорил он, обхватывая меня одной рукой за талию и рывком привлекая к себе. Опешили все, даже на невыразительном лице поручика отразилось удивление.

— Игорь, ты ему даже договорить не дал, — озадаченно проговорила я, поднимая на Одержимого взгляд. Тот даже не посмотрел в мою сторону, продолжая буравить товарища очень тяжёлым недовольным взглядом. Марков перевёл взгляд с меня на Ветрова, потом обратно, глаза его удивлённо расширились, а потом он вдруг уставился на товарища с шоком и даже почти ужасом.

— Игорь, ты что! Да я бы никогда…

— Конечно, извини, — глубоко вздохнув, проговорил Ветров, и хватка на моей талии ощутимо ослабла. — Я… погорячился.

— Понимаю, — медленно кивнул Дмитрий, не сводя напряжённого взгляда с товарища. — Но постарайся держать себя в руках, потому что это повод для дуэли, а ты знаешь, как к подобному между своими относится Удалов. Я понимаю, что тебе по большому счёту плевать и на него, и на возможные последствия, но… в свете подобных обстоятельств это может плохо кончиться, — добавил он уже более спокойным тоном, взглядом указав на меня.

А я стояла, переводя взгляд между офицерами, и пыталась сообразить, свидетелем чего только что стала. Для более-менее конкретных выводов не хватало информации, но и без неё кое-что было ясно. Только что Ветров заподозрил своего друга в каком-то весьма дурном намерении, объектом которого была я. Причём судя по реакции Маркова, подобные подозрения были более чем оскорбительными, и даже сам Игорь быстро признал, что они беспочвенны.

И судя по напряжению, охватившему мужчин, — даже молчаливого Анютку, — намерение это было гораздо серьёзней, чем просто увести у друга женщину. Учитывая их личности, не нужно было долго думать, чтобы догадаться: это было как-то связано с природой Одержимых. Значит, с этой самой природой теперь как-то была связана и я сама. Только вот как, и чем это могло мне грозить?

Задавать вопросы прямо сейчас я поостереглась. Во-первых, потому, что правды мне бы всё равно никто не сказал, а, во-вторых, с учётом взвинченного состояния Ветрова всё это могло закончиться очень некрасивой сценой, устраивать которую при посторонних не хотелось вдвойне. Поэтому я предпочла отвлечь спорщиков на более простые и приземлённые вещи.

— Господа, вы так и планируете продолжать беседу здесь? Не спорю, место живописное, но я бы предложила не тратить время, и тронуться в путь, он ведь неблизкий.

При этих словах мужчины очнулись, даже как будто несколько смутились и суетливо начали готовиться к отбытию. Оная подготовка много времени не заняла: Анютин двинулся вкруг транспорта, пристально его разглядывая и порой почти любовно оглаживая ладонью борта, Марков — забрал у Ветрова нашу сумку и забросил её внутрь аппарата, а Игорь легко подхватил на руки меня. Как я удержалась от несолидного испуганного вскрика — не знаю; наверное, просто повезло. Почти сразу, без перерыва и виденного в прошлый раз вихря теней, последовал знакомый рывок вверх, и я опять оказалась на спине неза перед Ветровым.

Зато сегодня мне довелось посмотреть за процессом посадки Одержимых в сёдла со стороны. Получалось удобно, немного забавно и жутковато: тень из-под ног всадника поднималась вверх плавным текучим движением, раздаваясь в стороны, и тот оказывался на спине скакуна. Почти мгновенно и, кажется, из любой позы, потому что потусторонне создание само подстраивало положение человека под себя.

На этот раз я предпочла зажмуриться, пережидая головокружительные ощущения, и когда открыла глаза — вокруг была уже знакомая тьма знакомой дороги-между-мирами. Рядом рысили по млечному пути незы других офицеров, а вот транспорта в обозримом пространстве не наблюдалось.

— А где… — машинально начала я, кивая в ту сторону, где он должен был находиться.

— Не забивай голову, — посоветовал Ветров. — Всё так, как должно быть.

— Игорь, я всякого повидал, но это — что? — Дмитрий широко повёл рукой, озираясь по сторонам.

— У меня есть предположение, что это — представление Веты, — спокойно пожал плечами тот. — А как это возможно, только Богу ведомо.

— Я не Он, но пара предположений у меня есть. Либо госпожа Чалова изменила твоё восприятие, либо так на тебе сказывается её присутствие. Собственно, для чистоты эксперимента тебе стоило бы попробовать ступить на дорогу одному, сразу стало бы ясно. Я бы предложил для контроля ещё отправить Вету Аркадьевну с кем-то другим, но не буду, — усмехнулся он, заговорщицки мне подмигнув.

— Почему? — я предпочла сделать вид, что не поняла намёка.

— Потому что не хочет со мной ругаться, — голос Ветрова прозвучал насмешливо и достаточно спокойно, чтобы я рискнула продолжить расспросы и всё-таки уточнить.

— А из-за чего ты так разозлился?

— Не скажу, — в голосе проскользнули знакомые интонации, и мне не надо было поднимать взгляд на его лицо, чтобы увидеть на нём ту самую мерзкую глумливую ухмылку.

— Почему? — несколько озадаченная прямолинейностью, продолжила допытываться я.

— Потому что разглашение природы Одержимых и фактов, связанных с ней, за пределами посвящённого круга приравнивается к государственной измене, — всё с той же насмешкой пояснил ротмистр.

— И кто входит в посвящённый круг?

— Его Императорское Величество и цесаревич. И Одержимые, конечно.

— И всё? — недоверчиво нахмурилась я.

— И всё, — безжалостно подтвердил Ветров. Я подняла взгляд на Маркова, и тот с лёгкой сочувственной улыбкой кивнул, подтверждая слова товарища.

Я, конечно, знала, что их тайны берегут, но чтобы вот так…

Разговор на этом оборвался. Мужчины явно были не настроены на беседу, — кажется, дорога-между-мирами их к этому не располагала, — а мне хотелось спокойно подумать. Эта таинственность вокруг природы Одержимых представляла собой гораздо более серьёзную проблему, чем могло показаться стороннему наблюдателю. Сильнее всего в этой жизни я не люблю что-то не понимать, а здесь образовался неразрешимый парадокс. Потому что с понятием «государственной тайны» я также была прекрасно знакома. Окажись я в стороне от этой загадки, я бы спокойно закрыла на неё глаза и выкинула из головы, но волею случая она заняла в моей жизни слишком много места, чтобы продолжать её игнорировать. Более того, явно претендовала на большее.

Мне казалось невозможным понять Ветрова, не имея представления о такой важной, основополагающей части его жизни. Невозможно понять — невозможно поверить, невозможно поверить — невозможно… ничего серьёзного. Но, впрочем, я была готова попытаться. Если не смириться, то хотя бы разобраться своими силами. В конце концов, к измене приравнивается разглашение, а попытки выяснить желаемое другими путями вполне могут увенчаться успехом. В конце концов, меня же не интересуют тонкости их силы и восприятия, мне важно знать, как всё это сказывается на личности и характере одного конкретного человека.

За этими мыслями меня и сморил сон.

И даже, кажется, снилось что-то очень хорошее, потому что просыпаться я не хотела совершенно. Там, за пределами сна что-то происходило; я смутно слышала какие-то голоса, силилась вспомнить, кому они принадлежат, но никак не могла толком выбраться из уютного тёплого кокона.

Очнулась я от тишины. Не мёртвой и неподвижной, а удивительно знакомой и естественной. Очнувшись же, некоторое время смотрела прямо перед собой, пытаясь понять, где нахожусь, и в результате не нашла ничего умнее, как спросить:

— Мы что, уже приехали?

— Почти, — невозмутимо ответил Ветров.

— А почему ты меня не разбудил? — пробормотала, растирая ладонью лицо. Мы сидели в незнакомом аэролёте на пассажирском месте; точнее, сидел Одержимый, а меня он уютно баюкал на руках, завернув в мой же собственный плащ.

— Не было необходимости, — пожал плечами мужчина. — Не дёргайся, Аристов даже похвалил твой здоровый сон и велел отдыхать дальше. Новоприбывшая делегация уже успела отчитаться и похвалить твои успехи.

— Он нас встречал? — севшим голосом спросила я. — И кто ещё?

— Те же, кто провожал.

— Господи, стыд-то какой, — прикрыв лицо ладонью, проговорила я. — Цесаревич, канцлер, а я в невменяемом состоянии…

— Не дёргайся ты так, — насмешливо посоветовал ротмистр. — Никто в тебе не разочаровался и не усомнился. В конце концов, они все в курсе, что ты во имя Империи перенесла тяжёлую болезнь, да ещё после этого стойко выполняла свои обязанности. Никто тебя в слабости не заподозрил, расслабься.

— Вот ты мог бы на моём месте расслабиться? — раздражённо спросила я.

— Ты сравнила, конечно, — насмешливо фыркнул он. — Я здоровый физически крепкий мужик, на мне пахать можно. Но если тебя это утешит, мне после ранения доводилось разговаривать с Императором лёжа, и я это — о, ужас! — даже пережил.

— Не могу представить тебя слабым, — тихо проговорила я после короткой паузы. Мужчина в ответ неопределённо хмыкнул. Кажется, хотел что-то сказать, но в последний момент передумал, и просто обнял меня чуть крепче.

Этот путь оказался значительно короче, чем предыдущий, но я всё равно успела задремать. Правда, на этот раз очнулась сама и сразу, стоило Одержимому шевельнуться.

— Игорь, поставь меня, пожалуйста, на землю, — мягко попросила я, когда мужчина выбрался из транспортного средства наружу и двинулся к дому, не спуская меня с рук.

— Что опять не так? — раздражённо уточнил мужчина. — Опять твои проклятые приличия?

— Я не хочу тревожить Савельева. Он пожилой человек, у него больное сердце, и он непременно решит, что со мной случилось нечто ужасное, — мягко пояснила я. Потому что честное «да» Одержимый явно не понял бы.

Ответ оказался правильным, а аргумент Ветров посчитал достаточно веским, и через пару мгновений нехотя поставил меня на ноги. Кажется, я почти научилась балансировать на канате взаимопонимания с этим мужчиной.

Мы на две ступени поднялись к крыльцу, я коснулась двери, и та, отреагировав на импульс нейрочипа, с тихим щелчком открылась. Повисла неловкая тишина. Кажется, мы оба понимали, что сейчас Ветрову лучше уйти, так будет правильно, а завтра наступит новый день, и ничто не помешает нам увидеться вновь. Его никто не гонит в дальний поход, а меня не выдают замуж суровые родители; мы оба взрослые люди, живущие своей жизнью и самостоятельно принимающие решения.

Но в воздухе висело иррациональное ощущение почти предательства. Как будто если я сейчас попрощаюсь, навсегда выгоню этого человека из своей жизни, больше никогда не увижу, с ним — или со мной случится что-то страшное и непоправимое. Как будто никакого «потом» у нас просто не было. Наверное, за последние дни я слишком привыкла к его присутствию где-то в обозримом пространстве, и теперь перспектива расставания пугала.

Пауза затягивалась настолько, что это становилось откровенно неприлично и очень неприятно, и в конце концов я не выдержала.

— Составишь мне компанию за чашкой кофе? — тихо проговорила, не решаясь поднять взгляд выше воротничка его комбинезона.

— С удовольствием, — так же тихо ответил он, и мне почудился едва различимый облегчённый вздох. Костяшками пальцев осторожно очертил мою скулу, заправил за ухо прядь волос. — Вот только… ты же понимаешь, что всё не ограничится кофе? — усмехнулся он.

— Не заставляй меня отвечать «да», ладно? Я и так чувствую себя ужасно глупо и неловко, — с нервным смешком ответила я, поднимая на мужчину взгляд. Он смотрел на меня с чуть кривоватой усмешкой, но непривычно тепло.

— Договорились, — легко согласился Одержимый, открытой ладонью толкая дверь и мягко подталкивая меня внутрь. Пожалуй, да, стоять на пороге — не лучший вариант.

— С твоего позволения, я пойду переоденусь, хорошо? Не люблю брюки, — поморщилась я.

— Думаю, кухню я найду. Прежде осечек не было, — насмешливо ответил мужчина, проявляя несвойственную покладистость. Я, честно говоря, ожидала, что придётся отбиваться от предложения помочь, и до кофе мы в итоге доберёмся ещё очень нескоро. Но, видимо, мой гость был голоден. На этой мысли я не удержалась от сочувственной улыбки; даже мне варский питательный раствор стоял поперёк горла, что говорить о Ветрове!

Заманчивую мысль о ванне я отложила на потом, пока ограничившись переодеванием. В знакомом, привычном, чуть потёртом и очень уютном домашнем платье я почувствовала себя гораздо спокойней и уверенней, чем, кажется, была за всё время миссии. Какую всё-таки важную роль в нашей жизни играет такая простая вещь, как одежда…

Пока ходила по дому, выяснила, что ни Савельева, ни собаки в наличии не было; очевидно, ушли на прогулку. Поэтому в кухню я спустилась несколько расстроенной: успела соскучиться по обоим.

— Я тут немного похозяйничал, — извиняющимся тоном сообщил Ветров, который обнаружился на кухне за разогреванием еды.

— Так вот что ты имел в виду под «не ограничится кофе», — рассмеялась я, останавливаясь в дверном проёме и с интересом наблюдая за происходящим. — А я тебя в недостойном заподозрила! Мне уже стыдно.

— Естественно. Где меня ещё так накормят? — легко согласился в ответ он, бросив на меня весёлый взгляд.

А я замерла, зачарованно разглядывая незнакомое доселе выражение лица Одержимого.

Оказывается, он всё-таки умел улыбаться. Без вечной хмурой складки между бровями, без хищной насмешки и язвительности, тепло и как-то неожиданно искренне, по-доброму. Такая улыбка удивительно преображала его лицо, делая совершенно мальчишеским и живым, добавляя немного задорной хитринки и просто бездну обаяния.

Сейчас оказалось очень просто представить его ребёнком, — непоседливым, любознательным, хулиганистым, но добрым, — и вдруг стало больно за него-тогдашнего. Неужели эта их тайна стоит подобного? Что дети остаются без родителей просто от страха и незнания?

Наверное, эти мысли как-то отразились на моём лице, потому что Ветров настороженно нахмурился и озадаченно поинтересовался, подходя ко мне:

— Ты чего?

Я ответила немного вымученной улыбкой, а вместо слов просто подалась ближе, обнимая и прижимаясь всем телом в поиске тёплых, уютных, крепких объятий, способных играючи отогнать мрачные мысли.

— Вета, что случилось? — уже всерьёз встревоженно проговорил он, одной рукой обнимая меня за плечи, а второй — гладя по голове.

— Не обращай внимания, — беря себя в руки, отмахнулась я, чуть отстраняясь. — Мысли просто всяческие нехорошие, это бывает.

— Лучше бы это бывало реже, — скептически хмыкнул он. Кажется, не поверил, но настаивать на подробностях не стал. — Но вектор движения мне нравится.

— В смысле? — растерянно уточнила я, уже вполне справляясь с эмоциональным всплеском. Давно со мной такого не бывало. Особенно так, чтобы стремиться это с кем-то разделить.

— От них ко мне, а не наоборот, — усмехнулся Одержимый, склоняясь ко мне для поцелуя. И я с радостью воспользовалась предоставленной возможностью поставить аккуратную точку и закрыть тему.

Поцелуй получился долгий и увлечённый, но в конце концов у меня банально затекла шея, и я попросила пощады.

Кофе пришлось в итоге немного отложить. Я пыталась отбиться от завтрака, ссылаясь на отсутствие аппетита, но Одержимый в ответ на мои протесты просто сгрёб меня в охапку, устроил у себя на коленях и с убийственно ехидной невозмутимой физиономией начал кормить сам. После первой же ложки «За Государя Императора» пришлось проситься на волю и обещать хорошо себя вести, лишь бы прекратить это безобразие. Но мне начало казаться, что с такими понятиями, как «правила приличия» и «воспитание» этот человек не знаком вовсе. Или знаком, но совсем не с теми, к которым привыкла я. Может, его вообще не на Земле воспитывали, а история с интернатом указана для отвода глаз?

Пока я после еды неторопливо возилась с кофе, Ветров сидел на месте, с интересом наблюдая за моими действиями, а потом задал довольно неожиданный вопрос.

— Неужели тебе в самом деле удобнее вот в этом, чем в одежде, где ничего не болтается и не стесняет движения?

— Не стесняет движения как раз юбка, — возразила я, пожав плечами. — Кроме того, это вопрос привычки и в большей степени психологического комфорта. И — да, мне действительно так удобнее.

— Хм. Ну одно удобство я, предположим, знаю, но не думаю, что ты имеешь в виду именно его, — голос прозвучал вкрадчиво, с некоторым предвкушением, так что я даже настороженно обернулась через плечо.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас ты закончишь, и я тебе объясню. Это не быстро, — усмехнулся он.

— А тебя не будут ругать за то, что ты сейчас не на службе? — уточнила я, ставя чашки на небольшой кухонный стол и опускаясь на любимый стул.

— Надоел? — насмешливо сощурился он.

— Не хочу для тебя неприятностей, — спокойно возразила я. Было видно, что сейчас он дурачится, а не злится всерьёз. У него вообще была очень выразительная мимика, легко читаемая и чаще всего не требующая других пояснений.

Пригубив кофе, я удовлетворённо прижмурилась. Как же я соскучилась по этому вкусу!

— Не будут, я тоже до завтра отдыхаю, — отмахнулся собеседник. Некоторое время мы молча и очень уютно сидели, думая каждый о своём. Вернее, о чём-то думал, напряжённо хмурясь и глядя перед собой, Ветров, а я просто наслаждалась любимым вкусом, запахом, хорошо знакомым местом и атмосферой дома.

А потом начало медленно оформляться ощущение неловкости. Что я пригласила кого-то к себе домой, и принимаю его почему-то на кухне, в совершенно затрапезном виде, и вообще…

Додумать даже на мой взгляд довольно глупую мысль я не успела. Одержимый вынырнул из задумчивости, окинул меня взглядом.

— Ты закончила?

— Вроде бы, — неуверенно согласилась я.

— Тогда вернёмся к вопросу одежды, — усмехнулся он, поднимаясь со стула, и мне отчаянно захотелось спастись бегством. На подсознательном, рефлекторном уровне; когда хищник так доволен, жертве стоит бежать со всех ног. Но я послушно вложила свою руку в протянутую ладонь мужчины, позволила поставить себя на ноги, и даже морально была готова к перемещению в спальню, наплевав на усталость. Однако, Ветров поступил иначе, никуда уводить меня он не стал, а вместо этого подсадил на высокую тумбочку.

— Что ты… — растерянно начала я, но тут же осеклась, получив ответ на свой невысказанный вопрос. Причём настолько быстро, что даже не успела сориентироваться и начать сопротивляться. Одной рукой крепко придерживая меня за талию и прижимая к себе, второй мужчина задрал мне юбку и в два ловких движения избавил от нижнего белья. Приподнял меня, спустил трусики до коленей, посадил на место и, на мгновение выпустив из охапки, стащил кружевную ткань прямо через домашние туфли, заодно сбив один из них. — Игорь! — возмущённо ахнула я, пытаясь одновременно оправить юбку и отнять у мужчины свою одежду.

— Трофей, — очень ехидно ухмыльнулся он, одной рукой невозмутимо перехватывая обе мои руки за запястья, а второй — спокойно убирая спорный предмет куда-то в карман комбинезона, факт существования которых тоже стал для меня открытием.

— Ты… ты совсем ненормальный?! — с трудом обретя дар речи, прошипела я, пытаясь вывернуться из его рук.

— Не совсем, — невозмутимо ответил мужчина, опять задирая юбку, выпуская мои руки, но зато раздвигая колени и оказываясь между них. Потом легко подвинул меня ближе, одной рукой за талию крепко прижал к себе. Вторая ладонь, лаская, прошлась по нежной коже бедра вверх. — Это, собственно, тот самый единственный плюс твоей юбки, который я имел в виду, — тихо проговорил он, слегка ослабляя объятья для того, чтобы получить возможность вклиниться свободной рукой между нашими телами. Я ахнула, рефлекторно дёрнувшись от неожиданного слишком интимного прикосновения.

— Игорь, ты точно сумасшедший! Ты что, собираешься прямо здесь… но…

— Начнём здесь, а там посмотрим, — удовлетворённо усмехнулся он, внимательно разглядывая моё лицо. А я уже не пыталась вырываться, вместо этого вцепившись обеими руками в его плечи, и опять сгорала со стыда. Не за поведение мужчины, а за то, что он видел именно желаемое — возбуждение. В его руках моё тело буквально плавилось, и я, кажется, была согласна на всё, теряя всю волю к сопротивлению. — А с ума меня сводишь ты, — пробормотал он, слегка прихватил зубами мочку уха, погладил языком. — Такая чувственная, страстная…

— Игорь, — с просящей интонацией прошептала я.

— Не надо этого стесняться, — искушающий шёпот. — Со мной — не надо, а больше никто не узнает. Жизнью клянусь, больше никто тебя такой не узнает. Никому не отдам, — в последней фразе прозвучала отчётливая угроза, а последовавший за этим поцелуй показался печатью, скрепляющей клятву. Жадный, властный, почти грубый — в противовес осторожным и бережным прикосновениям пальцев. И мне ничего не оставалось, кроме как сдаться на милость победителя. Задыхаясь от возбуждения и удовольствия, я соглашалась; что — хочу, что — его, что никому и никогда…

— Моя ледяная красавица, — вывел меня из сладкого дурмана тихий шёпот и поцелуй в шею. — Только моя. Ты обещала.

— Показания, полученные шантажом или под давлением, не имеют силы, — тихо пробормотала я.

— А как с тобой иначе? — со смешком поинтересовался он.

— Терпеливо, — глубоко вздохнула я. — Дай мне хоть немного времени привыкнуть!

— Привыкай, — великодушно разрешил он. — Я же не мешаю, наоборот, способствую. Если дать тебе возможность задуматься, ты такого надумаешь!

— А если не давать, то рано или поздно ты с удивлением обнаружишь, что я тоже могу разозлиться и устроить скандал, — проворчала я, поднимая голову с его плеча. — Твоя упрямая настойчивость немного пугает, понимаешь? Или даже не немного. И вот это первобытное «моя» с желанием срочно застолбить, оно совсем не способствует пониманию. Откуда всё это и, главное, зачем?

В ответ мужчина глубоко вздохнул, хмуро и напряжённо глядя куда-то сквозь меня, а потом как будто решился.

— Устал терять, — тихо ответил он, пожав плечами. — Стоит расслабиться и поверить, что уж теперь-то точно всё хорошо, и жизнь утекает сквозь пальцы. Ты значишь для меня слишком много и, наверное, это последний шанс. Мне просто не хватит сил пережить ещё одно разочарование, — он говорил так тихо и спокойно, что мне стало нестерпимо жутко. Прикрыв глаза, прижавшись лбом к моему лбу, неестественно прямо и откровенно. — Звучит жалко, да? — со смешком уточнил он, чуть отстраняясь, чтобы взглянуть мне в глаза. Я в ответ медленно качнула головой.

— Не жалко. Страшно. Очень хочется не поверить.

— Одержимым не свойственно лгать, — он вновь повёл плечами. — Иногда бывает, но чтобы врать своей… в такой ситуации, нужно быть самоубийцей. А я, напротив, очень хочу жить.

— Вот эта оговорка про «своей» — это тоже часть великой военной тайны? — уточнила я, в ответ на что мужчина тихо засмеялся.

— Ты слишком наблюдательная, даже для женщины. Угораздило связаться с дипломатом со стажем… Но если я вдруг проговорюсь, ты же не заложишь меня Государю?

— Посмотрим на твоё поведение, — отозвалась я, несколько успокаиваясь и беря себя в руки. — Но ты меня всё равно очень озадачил сейчас и даже шокировал. Странно видеть и такую прямолинейность, и такую убеждённость, да ещё так быстро. Никогда не могла понять тех, кто способен судить по первому впечатлению. А вдруг я — совсем не то, что ты обо мне думаешь?

— В этот раз я всё проверил, — со смешком «успокоил» меня он.

— Каким, интересно, образом?

— Есть методы, — отмахнулся Одержимый. — Я понимаю, что это нечестно по отношению к тебе, эгоистично, и вообще веду я себя не лучшим образом, но я не спрашиваю, я ставлю тебя перед фактом. Если бы ты решительно оттолкнула меня вчера у варов, у тебя ещё был шанс сбежать, но сейчас — увы. А если ты будешь сопротивляться, в ход пойдут грязные приёмы.

— Например? — ошарашенно уточнила я.

— Например, ты в один прекрасный момент очнёшься на другом конце Галактики замужней женщиной, — он опять засмеялся. — Где-нибудь в таком месте, где царит суровый патриархат, и у женщины прав не больше, чем у вещи. Но это, конечно, крайние меры, и я постараюсь обойтись более мягкими.

— Кхм. Спасибо за честность, — только и сумела пробормотать я. Он, совершенно определённо, не шутил, и это… не добавляло хорошего настроения. — Мягкие меры — это как сейчас?

— Вроде того, — вновь пожатие плечами. — «Одержимые» — очень подходящее нам название. Ты даже не представляешь, насколько, и сколько в нём смыслов.

— И как ты предлагаешь мне себя вести после всего этого? — тихо уточнила я.

— Вариант с «расслабиться и получать удовольствие» тебя не устраивает?

— Меня интересуют альтернативы. Где-то между указанным тобой слепым фатализмом, связанным с ломкой себя, и «грязными приёмами», — уточнила я. Игорь вместо ответа, — а, вероятно, выкраивая время, — аккуратно поднял меня на руки и куда-то понёс. В глубь дома, так что я даже не стала возражать, только уточнила, куда мы направляемся.

— Разговаривать в более подходящей для того обстановке, — отозвался он.

— Если ты надеешься таким образом уйти от ответа на вопросы, вынуждена тебя разочаровать.

— Уже можно начинать бояться? — ехидно уточнил он.

— Ну, не всё же мне, — спокойно парировала я.

— Барышня, вернулись уже? Что случилось? — раздался за спиной Одержимого, когда тот подошёл к лестнице, встревоженный голос Савельева в сопровождении цокота собачьих когтей.

— Да, Матвей Степанович, вернулась, — я метнула на ротмистра недовольный взгляд, но тот и не подумал ставить меня на ноги, так и развернулся на месте, кивком поздоровавшись со стариком. — Ничего не случилось, просто господину Ветрову захотелось заняться физкультурой. Поднятием тяжестей, если быть точной.

— Ты к себе слишком критична, какая тут тяжесть, — насмешливо фыркнул Одержимый. — Бараний вес. А теперь прошу нас извинить, у нас срочные дела. Если кто-то будет спрашивать, Веты нет. Где-то до завтра, — резюмировал он, опять разворачиваясь на месте.

— Игорь! — возмущённо воскликнула я. Но Одержимый даже ухом не повёл, а спокойно начал подниматься по лестнице. — Матвей Степанович, не обращайте… — начала я, через плечо мужчины обращаясь к старику.

— Вета, ты же не хочешь, чтобы я сейчас подробно объяснил, какое именно у меня к тебе срочное дело в твоей спальне? — насмешливо уточнил он.

— Игорь! — я захлебнулась словами, не зная, как можно назвать этого мужчину, а потом холл первого этажа вместе с Савельевым исчез из вида. Одно меня утешало: старик выглядел удивлённым и озадаченным, но никак не напуганным и встревоженным. — Ты так и планируешь себя вести в дальнейшем?! — наконец, нашла я слова, когда Ветров донёс меня до упомянутой комнаты и аккуратно поставил на ноги.

— А что не так? — насмешливо уточнил он, невозмутимо расстёгивая на мне платье.

— Всё не так! Прекрати, немедленно, — я вывернулась из его рук. — Не надо меня раздевать, когда я на тебя ругаюсь!

— А то что? — выражение лица Одержимого стало насмешливо-заинтересованным.

— Это отвлекает, — машинально откликнулась я, за что тут же и поплатилась, опять оказавшись в охапке мужчины.

— Так я, может, того и добиваюсь.

— Игорь, брось дурачиться, пожалуйста! — почти взмолилась я, пытаясь втянуть голову. Потому что он не просто спустил мне платье с плеч, но начал увлечённо эти плечи целовать. — Давай сначала закончим разговор, а потом уже всё остальное, хорошо? — Мужчина со вздохом остановился, опустился на край кровати, усаживая меня к себе на колени боком.

— Ладно, давай закончим разговор. Я не знаю, что тебе посоветовать, и вариантов никаких предложить не могу. Я не успокоюсь, пока не пойму окончательно, что ты не сбежишь, что ты моя…

— Вот! — с облегчением уцепилась я за главный камень преткновения. — Вот именно это слово меня и настораживает. По каким критериям ты планируешь оценивать это состояние? Сейчас ты напоминаешь мне ребёнка, которому дали игрушку, которую он давно выпрашивал, и он жадно не хочет ни с кем делиться, прячет под подушку и не выпускает из рук. А я всё-таки живой человек, ты не сможешь постоянно таскать меня за собой за ручку. У тебя есть служба и обязательства, и у меня они есть. Понимаешь?

— Прости, — ответил он, тихо смеясь, крепче обнял меня и прижался лбом к виску. — Я, кажется, в самом деле дорвался до своей внезапно воплотившейся мечты, и просто не способен думать. Мне повезло, что ты у меня такая рассудительная.

— Уже неплохо, — облегчённо вздохнула я. Тот факт, что Одержимый и сам признавал некоторую неадекватность собственного поведения, вселил надежду не только на благополучный исход разговора, но и на возможность приведения к человеческому виду того запутанного клубка, в который сплелись наши судьбы и взаимоотношения. — Дальше, единственным вариантом более-менее понятного и объяснимого «моя» я могу назвать только супружество, то есть, разумно расценивать всё это как довольно экзотическое предложение руки и сердца. Точнее, скорее, ультимативное требование, да?

— Пожалуй, — согласился он.

— Хорошо, — я позволила себе ещё один глубокий вздох. Я всегда считала, что конструктивный диалог способен прояснить любую проблему; кажется, правильно считала, и работает это даже с Одержимыми. — Так вот, если я соглашусь, это как-нибудь поможет твоему спокойствию?

— Если прямо сегодня, то шансы есть, — опять засмеялся Одержимый.

— Вот, собственно, в этом я вижу единственный выход из ситуации, — спокойно кивнула я. — Полноценная официальная помолвка.

— А без этого…

— Нет, Игорь, без этого не получится в любом случае, — вздохнула я. — Не меньше месяца. Я, если ты не забыл, княгиня, а прошения о браках титулованных особ и наследников родов проходят через императорскую канцелярию, и это не быстро. Поводом для ускорения процесса могут служить только внезапные роды или какая-то подобная весомая причина, и «я так хочу» сюда не относится. А за это время я постараюсь разобраться в происходящем и немного привыкнуть. Ах да, ещё один важный вопрос, без которого ничего не получится. Ты понимаешь, что ты станешь князем, а это определённые обязательства?

— Имеешь в виду, будут говорить… — начал он, заметно напрягшись, но я поспешила уточнить.

— Говорить может кто угодно и что угодно, меня это волнует меньше всего, не заводись. Титул не имеет смысла; важно, что это — награда отца. Надеюсь, ты не считаешь её незаслуженной, и будешь относиться так, как и положено относиться к боевой награде достойного офицера — с уважением. Я не прошу ничего экстраординарного, — в конце концов, отец и сам всё это воспринимал с определённым скепсисом, — но ты точно умеешь вести себя значительно более достойно, чем любишь демонстрировать. Пожалуйста, держи себя в руках, хотя бы — на людях, ладно?

— Кхм, об этом твоём недостатке я как-то не подумал, — насмешливо качнул головой Одержимый.

— Ты первый, кто посчитал это недостатком, — задумчиво ответила я. — Это дорогого стоит.

— Что именно?

— Подобное отношение. По крайней мере с тобой я могу быть уверена, что нужна тебе именно я, а не… что-то ещё, — я неопределённо повела плечами. И в следующее мгновение оказалась лежащей на кровати, а сверху нависал буравящий меня тяжёлым взглядом Ветров. Я даже вскрикнуть не успела от неожиданности, так быстро всё перевернулось.

— А с кем не была уверена? — с ленивой угрозой уточнил он.

— Какая разница? — растерялась я.

— Хочу «спасибо» сказать, что он такой идиот, и оставил тебя мне, — сказано это было таким тоном, как будто благодарить он собирался по меньшей мере на могиле.

— Это неважно, — поморщилась я. Его стремление защитить меня, конечно, невероятно льстило, но сейчас он явно перегибал палку. — Иначе я буду вправе требовать у тебя симметричного ответа, а наблюдения подсказывают мне, что ты не захочешь делиться некоторыми подробностями своего явно гораздо более богатого опыта личных отношений.

— Ну, со мной-то всё проще, — насмешливо отмахнулся он. — Уже очень много лет я предпочитал личным отношениям отношения товарно-денежные, так проще. А с тобой всё явно интереснее…

Пару секунд мы играли в гляделки, а потом я всё-таки решила закрыть этот странный разговор большой жирной точкой.

— Из-за них ты, стало быть, не любишь танцевать, хотя делаешь это безупречно? Или так звереешь от обращения «вы»? И про то, что устал терять, ты тоже говорил исключительно о них. Охотно верю, что ты никогда не врёшь; у тебя это получается из рук вон плохо.

Пару мгновений выражение лица мужчины балансировало между раздражённой гримасой и насмешливой ухмылкой, и в конце концов остановилось на втором варианте.

— Мне нравится, когда ты такая решительная и грозная, — проговорил он, поцеловал плечо, провёл языком вдоль ключицы, вызвав волну мурашек.

— Ты все проблемы предполагаешь решать подобным образом? — вздохнула я, тем не менее сдаваясь без боя и запрокидывая голову, подставляя горло под поцелуи.

— Хороший надёжный способ, — со смешком отозвался он, невозмутимо стягивая с меня платье. — И попробуй сказать, что тебе не нравится.

Врать не любят не только Одержимые, поэтому я предпочла промолчать, помогая мужчине выпутать меня из платья и избавиться от собственной одежды. И снова от соприкосновения наших обнажённых тел у меня захватило дух, а все мысли как-то разом вылетели из головы. Желание вспыхнуло мгновенно, с одного поцелуя, с одного взгляда глаза в глаза.

Вот только когда мужчина перекатился на спину, усаживая меня верхом, я вдруг смутилась под его горячим взглядом.

— Игорь, я не… — начала я виновато, и сама не понимая, что именно «не». Зато это, кажется, понял он. Осторожно перехватил мои руки, которыми я, даже не заметив этого, пыталась прикрыться, положил ладони себе на грудь, аккуратно прижимая одной рукой, а второй начал ласкать меня, с жадным вниманием разглядывая моё лицо.

— Ты очень красивая. Всегда, а вот такой нравишься мне больше всего: возбуждённой, откровенной, живой. Я не хочу заниматься с тобой сексом быстро и в темноте под одеялом, хочу вдоволь любоваться тобой. Мне казалось, ты это поняла ещё у варов.

— Об этом я подумать не успела, — пробормотала я, а в следующее мгновение, охнув, дёрнулась от особенно острых ощущений, сбиваясь с дыхания и мыслей.

И опять Одержимому удалось очень легко и быстро заставить меня забыть о смущении, обо всех вопросах и проблемах, оставив только способность чувствовать. Чувствовать возрастающее желание, тяжесть направляющих и придерживающих мужских ладоней на бёдрах, жар тела и взгляд, полный восхищения. Сейчас мне казалось — заслуженного; сейчас очень легко было ему поверить.