Утро началось с громкого, решительного стука в дверь.

– Дагор, открывай, дело есть, – донесся до меня из коридора приглушенный голос Кадира. Такой гость с утра пораньше (на часах было начало восьмого) меня, мягко говоря, озадачил, поэтому пару секунд я потратил на бесплодные размышления на тему «а что ему вообще от меня надо?».

В чувство меня привела Лейла.

– Ой, – тихо и озадаченно проговорила она. А потом, скатившись с дивана, забегала по кабинету в поисках своей одежды. Опомнившись, я тоже принялся торопливо одеваться. Было странное ощущение, будто нас поймали на месте преступления. Или родители не вовремя вернулись?

Стук повторился, и Иллюзионистка замерла на месте, прижимая к груди ком из одежды, и испуганно уставилась на меня. А потом и я, и она, кажется, сообразили наконец, что происходит.

Рассмеялись одновременно.

Лель, хихикая, на цыпочках убежала в уборную, а я, на ходу застегивая брючный ремень, пошел открывать дверь, аккуратно перешагивая через живописно раскиданные по полу книги.

– Киначий клык! – поприветствовал меня, очень ошарашенно разглядывая, коллега.

– Ты меня ради этого разбудил? – иронично уточнил я, впуская Разрушителя в кабинет. К моему удивлению, он был не один, за плечом Кадира маячила его помощница, Хайят. Причем она меня разглядывала со странной смесью удивления и восторга. Тут же вспомнив вчерашние слова Лейлы об этой девушке, я почувствовал себя под таким взглядом крайне неуютно. И, махнув в сторону дивана рукой, двинулся к столу в поисках рубашки. Я точно помнил, что она была где-то там.

Ожидания оправдались. Подобрав одежду с пола, я легонько встряхнул ее, избавляя от пыли, и, надев, принялся заправлять в брюки. Гости все это время стояли едва не посереди кабинета и смотрели на меня почти круглыми от удивления глазами.

– Кадир, ты зашел исключительно полюбоваться на меня? Или экскурсию привел? – чувствуя, что начинаю раздражаться, проворчал я.

– Кхм. Извини. – Он рассеянно потер лоб ладонью и опустился на диван. – Я к тебе на самом деле по делу. Просто по твоему виду я, уж извини, решил…

В этот момент из уборной, опять прерывая только-только наметившийся конструктивный разговор, появилась свежеумытая Лейла, с напряженным и очень злым лицом пытавшаяся щеткой разобрать волосы.

– Я хотела тебя предупредить, что там все слышно, – не глядя в сторону гостей и полностью сосредоточившись на процессе, проговорила она. – Так что если у вас что-то секретное, я лучше выйду.

– Кадир? – опять окликнул я замершего и очень ошарашенно глядящего на Иллюзионистку коллегу. – Мне из тебя каждое слово надо клещами вытягивать? Тогда этим лучше заниматься не в моем кабинете!

Нет, удивление Кадира мне, по-хорошему, было понятно. Да что там, я сам никак не мог привыкнуть к стремительным изменениям в себе и своем ближайшем окружении! Но раздражало оно от этого не меньше. В конце концов, вопрос моего психического состояния и образа жизни мы могли обсудить в другое время, и совершенно не обязательно было для этого меня будить.

– Кхм. Может, мне попозже зайти? – совсем уж растерянно пробормотал коллега.

– Кадир! – не выдержав, рявкнул я. Проклятое горло обожгло болью, я снова закашлялся и полез в карман за платком. Уж сколько лет, а никак не привыкну.

Лейла, бросив на моего коллегу взгляд и полыхнув в его сторону неожиданно сильным раздражением, граничащим с настоящей злостью, опять всполошилась и с расческой наперевес кинулась к шкафу с посудой. Но потом, видимо, сообразив, что там ничего полезного нет и быть не может, схватила со стола кружку с вчерашним кофе и, держа посуду обеими руками, нерешительно подступила ко мне, глядя очень большими и очень печальными глазами.

Холодный кофе, это, конечно, не теплое молоко, но лучше, чем ничего. Поэтому я, кивнув в знак благодарности, взял из ее рук кружку и быстрыми мелкими глотками ополовинил.

– Спасибо, – проговорил осторожно, шепотом. Состроив сочувственную мордашку и действительно искренне переживая, она тихонько погладила меня по плечу. Я-то с такими приступами давно уже смирился, а Лейла отреагировала неожиданно сильной тревогой. Так что утешение требовалось скорее ей, поэтому я аккуратно приобнял женщину, привлекая к себе. Иллюзионистка вцепилась в меня обеими руками так, будто я по меньшей мере только что побывал при смерти. – Да все в порядке, не волнуйся.

– Легко сказать, – сердито проворчала она. – Не надо больше так делать. Если захочешь на кого-нибудь покричать, мне скажи. Я умею.

Я засмеялся, представив эту картину. Через мгновение Лель меня поддержала, тоже тихонько захихикав.

– Кхм, – вновь подал голос Кадир. – Так я, собственно, по какому вопросу-то. Сегодня ночью, около трех утра, в своем собственном доме повесился Юнус Амар-ай-Шрус. Ты им, кажется, интересовался. Ты чего? – растерянно уточнил он, ощутимо напрягшись.

– И ты десять минут тут фарову тоску разводишь?! – раздраженно прошипел (потому что говорить пока не мог) я.

– Не шипи, – отмахнулся Разрушитель, судя по всему, окончательно взяв себя в руки. – Откуда я знал, что для тебя это настолько важно? Меня вообще попросил тебе это передать Дед Хаким, и я вот по дороге завернул сюда. Кто же знал, что застану тебя в такой щекотливый момент, – он насмешливо ухмыльнулся. – Ты обычно в это время уже вовсю делами занимаешься, даже когда никакого аврала нет.

– Ладно, я понял, извини, – поморщился я. – А он действительно самоубился или кто-то помог? – Я ободряюще сжал плечо ощутимо напрягшейся Лейлы.

– Ну, пока никаких поводов для сомнений нет. Записка есть, причем такая… исчерпывающая.

– Посмотреть-то на нее можно?

– Как эксперты вернут, да. Если вкратце, он пишет, что не может больше терпеть это давление, этот шантаж и видеть этих людей, что ему противно, и лучше уж в мешок к Караванщику. Кто и чем его шантажировал, пока непонятно, – пожал плечами коллега.

– Я догадываюсь, – я вздохнул. – Во-первых, уже практически доказано, что он регулярно истязал собственную жену. Во-вторых, он насиловал своих учениц, очень тщательно выбирая тех, за кого некому заступиться, и я даже затрудняюсь предположить, сколько подобных случаев имело место за его карьеру. Амар-ай-Шрус, говорят, очень боялся, что о его делишках станет известно. Так что если шантажировали, то, скорее всего, именно этим. Судя по всему, брали с него не деньги, а услуги: молчание и верную службу. Что с его семьей?

– Не удалось поговорить, обе женщины в истерике, пришлось Целителя вызывать, – сообщил Кадир, состроив недовольную гримасу. – Особенно с дочерью все плохо, она хохотала как безумная. В свете рассказанного тобой, начинаю понимать ее эмоции. Похоже, девочка была в курсе развлечений папочки и до смерти его боялась. Так я не понял, мне передавать это дело тебе?

– Да, пожалуй. Приобщу. Может, теперь, когда папаши нет, эта дочь расскажет что-нибудь полезное. Результаты обыска есть?

– Да мы особо не искали, – честно признался коллега. – Ну, сам понимаешь, самоубийство ведь, да и бабы эти истеричные добавили хлопот. Дочка все меня расцеловать пыталась, – он иронично хмыкнул. – Меня, единственное, шантаж заинтересовал, но люди обычно не хранят дома компромат на самих себя. Хотя я там на всякий случай человечка оставил, так что какая-никакая охрана есть, можешь вернуться с обыском.

– И все-таки подозрительно. Он точно сам в петлю влез?

– Точно или не точно, это тебе только боги скажут, – отмахнулся Кадир. – А так я все проверил, что я, мальчишка совсем? Рост, высота, табуретка, место привязки веревки. Даже узел такой характерный, кривенький, непрофессиональный. Трупная команда вскроет, отчитается, тогда уже можно точно говорить. Но пока поводов усомниться нет. Я тебе документы завтра все передам, не поздно? А то мы вообще с ночного дежурства, отдохнуть бы хотелось. Ну или вот если Хайят уговоришь посыльным поработать. – Он, усмехнувшись, кивнул на свою помощницу, о существовании которой я, признаться, совершенно забыл, увлеченный интересными новостями.

– Да ладно, до завтра потерпит, – покосившись на девушку, глядящую на нас с Лейлой с непонятным выражением (я даже эмоции ее разобрать не мог, там было слишком много всего намешано), решил я. Тем более, если даже Амар-ай-Шруса убили, ничего это для меня в ближайшем будущем не поменяет. Вряд ли его таким образом устранили случайные ночные воры. – Еще раз спасибо за известия.

– Пожалуйста, всегда бы так. Зашел поговорить с коллегой, а он с тебя дело снял, – усмехнулся Хамай-ай-Шарам. – Хайят, проснись! – Он потрепал замершую помощницу по плечу. Та вздрогнула и перевела озадаченный взгляд на старшего товарища. – Пойдем, все, хватит, ты уже на ходу засыпаешь, так что давай-ка до дома в срочном порядке. Дагор, держи меня в курсе, ладно? А то тут такое веселье, я же – ни сном ни духом, – напутствовал меня Кадир, и ранние гости ушли.

– Ты действительно думаешь, что он сделал это сам? – тихо проговорила Лейла.

– Выясню, – я пожал плечами. – Подобные типы зачастую бывают очень трусливы. И он вполне мог догадаться, что я пришел поговорить с ним не просто так, и это могло стать последней каплей.

– А ты с ним разговаривал? И какие выводы сделал? – внимательно вглядываясь в мое лицо, спросила женщина.

– Даже если бы не удалось его прижать, он бы умер, – спокойно ответил, не находя нужным что-то скрывать. – Я же тебе обещал.

– Да, было дело, – она вздохнула. – Ты прямо сейчас убежишь или мы можем сходить позавтракать?

– Пойдем, что уж там. Четверть часа меня не спасет, – принял решение я.

Улыбнувшись, Лейла собрала в хвост свои недочесанные волосы и быстро сунула ноги в тапочки. Так что ей еще пришлось ждать, пока я обуюсь.

– Давно мучаюсь вопросом, как тебе не жарко в таком виде? – поинтересовалась девушка. – Ну, все черное, ботинки глухие. Понятно, в помещениях во всех компенсаторы. Но на улице?

– Это же не просто одежда, это форма, – я в ответ пожал плечами. – Она вся зачаровывается, хотя и не от жары. Видишь ли, у Разрушителей есть еще одна не слишком широко известная проблема. Своеобразный остаточный фон, окружающий мага некоторое время после чар. Он не настолько силен, чтобы навредить окружающим или каким-то предметам, но одежда, плотно прилегающая к телу, очень сильно страдает и быстро изнашивается. Форма изготавливается из специальным образом обработанной ткани, а эта черная краска служит дополнительным фиксатором для чар. Так что, с одной стороны, одежда служит дольше, а с другой – не промокает и не дает перегреваться. Очень удобно, хотя и дорого.

– У тебя и домашняя одежда вся зачарованная, что ли? – озадачилась Иллюзионистка.

– Почти. Так проще, – пояснил я. – К черному цвету я уже давно привык, и в чем-то другом просто некомфортно психологически. Да и надежней.

– Слушай, а вот еще вопрос, – заметно оживилась девушка, явно радуясь возможности поговорить и отвлечься от щекотливой темы собственного прошлого и его призраков. – Много вообще Разрушителей работает в ИСА? И еще ты говорил, что проблема с эмоциями – она у всех, но ведь они вроде бы вполне нормальные. Кадир вот, Ренар…

– Ты выбираешь самые неудачные примеры, – усмехнулся я. – Во-первых, сыскари работают с людьми, на эту службу берут только самых адекватных. За то, что взяли меня, надо сказать спасибо Тахиру, он посчитал, что подобная работа может положительно на меня повлиять. Во-вторых, для работы следователем нужен определенный склад ума. Помянутый тобой Ренар, кстати, боец группы оперативного реагирования, никто бы его в следователи не взял. Ну и, в-третьих, эти двое – едва ли не самые нехарактерные Разрушители из всех, кого я знаю. Кадир вообще для Разрушителя слишком эмоциональный, и странно даже представить, каким бы он был человеком, если бы не эта сила. А Ренар просто болтун и балагур, и его ничто не способно исправить. Кроме того, у него напрочь отсутствует чувство такта и элементарного понимания, кому что можно говорить, а кому – нет. Поэтому, собственно, ему обычно ничего важного не доверяют. Ну и, конечно, в подобные ИСА структуры зачастую списывают на пенсию всяческих ветеранов и калек вроде меня. Не только в сыск, в различные учебные заведения, в том числе общевойсковые. Пока мы можем ходить, говорить и думать, мы не уходим на покой.

– Я тебя сейчас стукну, – непонятно на что обиделась Лейла. – Тоже мне, пенсионер-калека нашелся!

– Кхм, – растерянно хмыкнул я. – Но ведь это правда. Из армии меня списали на пенсию, причем именно по ранению. И нога моя действительно восстановлению не подлежит.

– Кстати, почему? – нахмурившись, она покосилась на меня.

– Я не вдавался, – я пожал плечами. – Мне сказали, либо так, либо отрезать и протез поставить. Но с искусственной было бы вообще неудобно, она же совсем не гнется.

– А шрамы? – осторожно спросила она.

– А что – шрамы? Они не болят, жить не мешают. Тахир утверждает, что можно свести, но это надо полгода в госпитале потерять. Хотя, если ты…

– Нет-нет, – перебила она. – Мне просто очень сложно поверить, что они не доставляют тебе беспокойства. Это ничего, что я тебя допрашиваю? – вдруг смутилась Лейла. – А то вопросы копятся, ответить на них некому…

– Это понятное желание, – успокоил я ее, стараясь не вдаваться в причины эмоциональных реакций женщины. Почему-то сегодня уверенному толкованию поддавались не все из них. То ли соображаю я по какой-то причине хуже, то ли Лейла реагирует как-то иначе, то ли все гораздо проще, и мы просто впервые разговариваем друг с другом. То есть не обсуждаем что-то жизненно важное сию минуту, а общаемся на относительно отвлеченные темы. Вот, например, почему она все-таки обиделась на слова о моей физической ущербности? Глупо ведь отрицать очевидное. Тем более сам факт ее не беспокоит, а упоминание о нем – злит.

– Я тебя тоже тогда спрошу. Почему ты обиделась на «калеку»? – решил я воспользоваться простейшим выходом из логического тупика.

– Мне кажется, это очевидно, – недовольно пробурчала Иллюзионистка.

– Может быть, – легко согласился я. – Но это нелогично. И я, к сожалению, не могу вспомнить подходящей ассоциации и подобрать объяснение. Жалость я бы мог объяснить, но обида?

– Потому что это звучит оскорбительно! – нахмурившись, возмущенно проговорила она.

– Но это ведь правда, и ни одно…

– Ладно, я поняла, объясню подробно, – вновь перебила меня Лейла с тяжелым вздохом. – Понимаешь, это все от субъективности восприятия. Ну, как определение «красивый – не красивый», есть какие-то общепринятые нормы, но в итоге все сводится к индивидуальным предпочтениям. То, что ты говоришь, правда, но только если отбросить эмоции. Ну, не могу я связать у себя в голове тебя и это уничижительное слово. «Калека» – это в моем представлении что-то жалкое, ущербное, вызывающее сочувствие и нуждающееся для выживания в помощи других людей. Безногий нищий на базаре – калека. А решительный, уверенный, спокойный и очень сильный мужчина – это совсем не то же самое, – заключила, несколько смутившись, она.

– Пожалуй, я тебя понял, – кивнул я. Объяснение оказалось вполне исчерпывающим.

– То есть можно сменить тему? – с надеждой покосилась на меня женщина.

– Почему? И почему ты сейчас смущаешься?

– Ты невозможный, – всплеснула руками Иллюзионистка. На эмоциональном уровне смущение в ней мешалось с какой-то обреченной решимостью и раздражением. – Потому что я совершенно не умею говорить комплименты, и мне сейчас ужасно неловко.

– То есть это ложь?

– Да нет же! – Женщина опять эмоционально взмахнула обеими руками.

– А что может быть плохого в том, чтобы сказать человеку приятное, тем более если это правда? – Я вопросительно вскинул брови. – Ты, например, очень красивая. И оттого, скажу я это вслух или промолчу, ничего не изменится.

– Дагор! – она недовольно дернула меня за рукав.

– А еще очень упрямая, умная, яркая, искренняя. И так забавно ругаешься, – Я с удовольствием засмеялся, обнимая женщину и прижимая к себе.

Мы к этому времени в перерывах разговора уже успели дойти до столовой, позавтракать и выйти наружу и сейчас шли обратно к моему кабинету. В коридоре было пусто, чем я и воспользовался.

На поцелуй она, несмотря на кипящее внутри недовольство, ответила с душой.

– Негодяй, – проворчала Лейла мне в грудь, прерывая поцелуй и крепко обнимая меня за пояс. – Про калеку ты тоже издевался?

– Нет, это я действительно не понял. А потом… ну, не удержался. Ты…

– Забавно ругаюсь, я запомнила, – фыркнула женщина. – Когда я уже начну вовремя определять, шутишь ты или серьезен?

– Надеюсь, не скоро, – честно ответил я, весело хмыкнув, и с неохотой выпустил все еще несколько раздраженную, но улыбающуюся Иллюзионистку. – Во всяком случае, твой наставник этому почему-то так и не научился. Мне в конце концов просто надоело над ним подшучивать, потому что он постоянно попадался.

– От тебя сложно ожидать подвоха, – вздохнула Лель. – Такой серьезный, логичный, прямолинейный Разрушитель, и вдруг – такое хулиганство. Самое главное, вдруг откуда-то такой талант к лицедейству берется, что все Владыки Иллюзий могут изойти желчью от зависти! А ответь мне в порядке компенсации на еще один важный вопрос, который меня давно мучает, – резко перескочила она на другую тему. – Если это, конечно, не страшная государственная тайна. Ты ведь знаешь, кто такой Хаарам, да? И как он тогда магию Разрушения применил. Ну, когда…

– Я понял, – кивком подтвердил я. – С магией просто, это был боевой амулет. В свободной продаже такие найти невозможно, если только подпольно и за большие деньги. Что касается личности твоего кровника, тоже не очень сложно, и особой тайны в этом нет, просто не афишируется лишний раз. Ты слышала про Кинаков? Не тех, которыми обычно ругаются, и не тех, которые змеи, а о тех, которые люди. Так вот, они умеют превращаться в очень больших и опасных змей, потому и носят такое название. По легенде, они произошли от самого Караванщика то ли прямым путем, – возлюбил он какую-то смертную, – то ли косвенным, и бог просто благословил их предков такой способностью. Но Кинаки не единственные, кто умеет подобное. Я знаю по меньшей мере восемь малых народов, представители которых имеют возможность превращаться в различных зверей. Кот – как раз из таких. Его сородичи живут в южных горах и довольно редко добираются до столицы. А уж кто из богов облагодетельствовал их народ, я не интересовался.

– Вот так живешь и не знаешь, что люди в этом мире не единственные разумные существа, – задумчиво качнула головой Лель.

– Они люди, точно такие же, как все остальные. Просто с особым даром: кто-то умеет петь, кто-то – превращаться в зверя. На самом деле очень похоже на божественное благословение, потому что по наследству передается без вариантов. Что-то я у тебя тоже важное спросить хотел, – задумчиво проговорил я, входя вслед за женщиной в свой кабинет. – Да! Скажи, насколько сложно распознать иллюзию на человеке?

– Так ты же вроде Разрушитель, должен в этом лучше меня разбираться, – озадаченно проговорила Лейла, присаживаясь на край стола и с недоверием глядя на меня.

– Свои способности в этой сфере я знаю, меня интересуют возможности самих Иллюзионистов, – пояснил я, останавливаясь напротив нее и складывая руки за спиной.

– Ну, тут все индивидуально. Видеть иллюзии и создавать иллюзии – это, конечно, в грубом приближении близкие понятия, но на самом деле они требуют очень разного подхода и разных навыков. Так что только маг может оценить, насколько хорошо он видит иллюзии. Причем именно он сам, большинство предпочитают молчать о своих выводах и делать вид, что ничего не заметили. Зачем лишний раз демонстрировать свои способности?

– А ты насколько хорошо в этом разбираешься?

Вопрос неожиданно заставил ее крепко задуматься. Причем косилась на меня Лейла очень испытующе, будто прикидывая, достоин я ответа или нет. Они настолько скрывают это друг от друга?

Наконец, приняв решение, она слегка улыбнулась.

– Смотри, никому больше этот вопрос не задай. Это… неприлично, что ли? Примерно как в грубой форме спросить у женщины, сколько у нее было любовников. Сложно объяснить, почему к этой области дара такое щепетильное отношение, но так повелось. Не знаю, до твоего вопроса я об этом не задумывалась. Обычно этот талант пропорционален силе дара, но некоторые могущественные волшебники порой попадаются на довольно примитивные уловки, а слабенькие маги – распознают очень сложные иллюзии. Чужие чары – это как чужая душа: темный подвал, в который неприлично заглядывать, да и вредно для собственного здоровья. К тому же все это зависит от состояния, от настроения, от магической силы. Например, когда явился Целитель под личиной Тахира, я действительно ничего не заметила. Но, вполне возможно, не от недостатка таланта, а по субъективным причинам: еще не восстановилась после Безумной Пляски, не верила в возможность обмана, расслабилась под защитой могущественного Разрушителя, – она хитро улыбнулась. – В целом же я вижу иллюзии очень хорошо, отчетливо, даже если это просто выражение лица и глаз. Но только тогда, когда хочу их увидеть, и это создает определенные трудности. Например, Амар-ай-Шруса я так и не раскусила. – Женщина грустно вздохнула, хотя особого эмоционального напряжения я в ней уже не ощущал. Кажется, она почти выздоровела от этого потрясения. – С другой стороны, обаяние Тай-ай-Арселя на меня не подействовало, а он очень талантливый лицедей. Точнее, подействовало, но я отдавала себе отчет, что это ложь, и знала, где искать. В общем, все мутно и непредсказуемо. – Лейла махнула рукой.

– То есть, если ты будешь отдохнувшая, набравшаяся сил и сосредоточенная на ожидании подвоха, ты сможешь его распознать?

– В идеале – да. А ты хочешь привлечь меня по основной специальности? – Она удивленно вскинула брови, но, как мне показалось, искренне обрадовалась.

– Не хочу. Но, если так пойдет и дальше, придется, – недовольно поморщившись, честно признал я. И в ответ на полный недоумения взгляд пояснил: – Я почти уверен, что на Его Величество готовится покушение, причем именно в день Возложения Венца. Отменять или изменять протокол события император отказался категорически, а раскрыть это дело до самого покушения я могу не успеть. Поэтому действовать придется по обстоятельствам прямо на месте, а тогда может понадобиться любая помощь. Конечно, охрана будет усилена, будет полно магов разных направлений, но мне будет спокойней, если и ты посмотришь.

– Я, конечно, буду рада помочь, но не уверена, что смогу. Что, у вас Иллюзионистов посильнее нет? – Она смотрела на меня озадаченно.

– Ты вообще, что ли, не отдаешь себе отчета в силе собственного дара? – ответил я удивлением на удивление.

– А что с моей силой? – окончательно растерялась Лейла. – Она увеличилась, что ли? Я после окончания никаких проверок не проходила, потому что надобности не было.

– Чему вас вообще учат в вашем Доме Иллюзий?! – пробормотал я. – Далеко не каждый дар окончательно формируется во время обучения, ему порой просто не хватает времени развиться!

– Нет, это я знаю. Просто у меня последние два замера были практически идентичными, и признали, что все стабилизировалось.

– Нужно по меньшей мере пять лет контроля, чтобы сделать такой вывод, и то порой случаются накладки, – недовольно поморщившись, я качнул головой. – Я не измерительный прибор, но могу тебя обрадовать, ты сейчас совершенно точно сильнее Пирлана. Ладно, Яростный с ним, с вашим бесполезным Домом, но ты сама как могла не заметить?! С тем, что было у тебя в момент окончания школы… не смотри на меня так, я навел о тебе справки и такого характера. Так вот, в то время ты бы не потянула заказ дора Керца! Не с таким размахом и не в таком качестве исполнения.

– Кхм. Это новость. – Женщина смущенно потупилась и тут же принялась оправдываться: – Понимаешь, я с самого детства привыкла решать все поставленные задачи. Ну, не бывает неразрешимых вопросов, бывает лень, неусидчивость, нежелание работать. Вот я никогда и не отказывалась ни от каких заданий или заказов и упорно над ними пыхтела, – и она виновато вздохнула.

– Ну, чудо в перьях, – рассмеялся я, качая головой. Необычно на меня все-таки действует эта девочка: с ней рядом постоянно хочется смеяться.

– А почему в перьях? – пробормотала она, сползая со стола. Подошла ко мне, обняла, прижалась; я чувствовал ее растерянность, и, похоже, так она пыталась найти поддержку и спокойствие. Ощущая нечто, интерпретируемое разумом как «нежность» и в воспоминаниях относившееся почему-то к совсем раннему детству, я осторожно ответил на объятия. Эмоции, конечно, не горсть изюма, и поделиться ими на самом деле нельзя, но в данный момент очень хотелось.

– Не знаю. Так отец всегда говорил, – пожав плечами, ответил я, аккуратно гладя ее по голове. – Не расстраивайся так, для тебя это ничего не меняет.

– Да? А если вдруг бывшие наставники пожелают все-таки вернуть меня в Дом? – с содроганием спросила она.

– Ну, пусть попробуют, – хмыкнул я в утешение. Говорить о том, что большинства наставников, вероятно, скоро не останется в живых, не стал. Как и о том, что в подобном случае над Лель нависнет новая угроза. Его Величество обладает очень полезным свойством использовать человеческие ресурсы с потрясающей воображение рациональностью. И если в его поле зрения попала магистр Шаль-ай-Грас, и он оценил ее способности (или это сделал кто-то по его поручению), а следующих Владык он пообещал набирать самостоятельно… Госпожа магистр, боюсь, получит предложение, от которого нельзя будет отказаться.

О том, что Его Величество вскоре может умереть, я вообще старался не думать. В таком случае нам всем станет не до чего. Особенно если он не пошутил про этот «костяк регентов», а действительно по какой-то одному ему ведомой причине решил использовать меня в подобном качестве.