Ничто истончалось. Оно вдруг стало прозрачным и рыхлым, легким, невесомым. Мутная, покрытая трещинами ледяная корка, за которой смутно виднелись очертания чего-то нового, таяла на глазах. Он далеко не сразу сумел осознать это и еще дольше пытался понять, что это значит. И даже еще толком не разобрался, но всем существом — тем, что от него осталось, — рванулся вперед. Ему вдруг стало плевать на боль, на все страхи и воспоминания. Откуда-то взялись силы на этот последний рывок, самое трудное, самое болезненное последнее усилие.

Плевать, что будет там, впереди: что-то не может быть хуже, чем Ничто. Плевать, как его там встретят, что скажут и скажут ли вообще: проводы и дорога получились несравнимо хуже. Главное, дышать. Чувствовать. Не болтаться где-то вне времени и пространства, не ждать каждое мгновение удара, не бегать и не прятаться. Быть живым. Быть… не одному. Быть… нужным?

Впрочем, обо всем этом Он не думал. Эти мысли на уровне ощущений бились где-то там, внутри, а все сознание сосредотачивалось на движении. Он стряхивал с себя липкие обрывки Ничто, отдирал вместе с кожей и отшвыривал прочь, уже вовсе не обращая внимания ни на какие неудобства. Он наконец-то нашел мир, готовый пригреть измученного бродягу, и… родился.

Очнуться заставили прикосновения. Бережные, осторожные прикосновения тонких женских пальцев. Он пока еще не осознал себя, мысли еще не заполнили голову, но вот это понимание, что пальцы женские, оказалось удивительно отчетливым. Они то щекотно очерчивали скулы, то перебирали волосы, то мягко скользили по груди, и это ощущение было настолько приятным, что просыпаться дальше совершенно не хотелось.

Но следом пришли запахи. Одуряющий горько-сладкий дух близкого влажного леса с кислым привкусом ржавого железа, почти заглушающий еще один тонкий теплый аромат, описать который никак не получалось, но он однозначно казался приятнее. Кажется, так пахла эта самая женщина.

Потом слух уловил шелест, пронзительные крики каких-то птиц — и Хаггар открыл глаза. Низко нависающий темный потолок пестрел дырами, прикрытыми чем-то бесформенно-лохматым — наверное, листьями или травой.

Сознание возвращалось неохотно, малыми частями. Мужчина вспомнил свое имя, смутно припомнил какие-то обрывки прошлого. Будто бы он куда-то шел, откуда-то убегал, пытался с чем-то расстаться и что-то сделать; но все эти мысли казались настолько незначительными, что обдумывать их не хотелось. Гораздо сильнее хотелось понять, что происходит в настоящий момент.

Взгляд скользнул вбок — и он обнаружил ту, чья рука его разбудила. Женщина, стоявшая рядом на коленях, оказалась молодой и, пожалуй, красивой. Своеобразной, кажущейся на его взгляд непривычной и необычной, но привлекательной. Круглое лицо в обрамлении пушистых светло-рыжих волос, собранных в две толстых косы, перевитых тонкими шнурками. Лоб пересекала узкая повязка, с которой с одного бока свисала гирлянда из перьев и каких-то сушеных разноцветных ягод. Между повязкой и бровями тянулась полоска из нарисованных белых точек. У женщины — или девушки? — оказался чуть курносый аккуратный носик, усыпанный веснушками, полные красивые губы и большие ясные зеленые глаза. Падающий откуда-то сбоку косой луч света, пронизывающий полумрак, подсвечивал ее лицо, позволял разглядеть подробности, но саму незнакомку почему-то совсем не беспокоил.

— Привет, — проговорила она и улыбнулась. Голос звучал тихо, мягко, вкрадчиво, а улыбка оказалась очень искренней и заразительной, необычной: улыбалось все лицо сразу, не только губы, но и веселые искорки в зеленых глазах, и щеки с небольшими ямочками, и даже выразительные рыжие брови.

Хаггар пришел к выводу, что подобной улыбки не видел уже очень давно — если вообще видел! — но улыбаться в ответ не стал. Наоборот, озадаченно нахмурился и попытался сесть, — непонимание происходящего все больше тревожило.

— Где я? — Голос прозвучал хрипло и слабо, в горле тут же запершило. — Как я сюда попал? Кто ты?

— Ты в Красном Панцире, — пояснила девушка, почему-то по-прежнему не отнимая одну ладонь от его груди, а второй придерживая за плечо. — Я нашла тебя и принесла сюда, чтобы выходить. Я — шаманка, меня зовут Брусника, для знакомых — Руся. Не вставай, ты еще очень слаб, тебе надо отдыхать.

— Я не чувствую слабости, — возразил он.

— Потому что я рядом и даю тебе силы, — терпеливо и мягко, будто разговаривала с ребенком, сказала она. И, видимо для наглядности, отняла руки.

Пару мгновений мужчина еще сидел, но потом в глазах вдруг потемнело, накатила предобморочная дурнота и слабость. Правда, упасть обратно он не успел, шаманка Брусника подалась вперед, обхватила его одной рукой поперек туловища, а второй — поверх плеча, накрыв ладонью шею, и тихо что-то прошептала, уткнувшись носом ему в ключицу. Хаггар машинально ухватился за неожиданную опору, но тут же понял, что опять может сидеть самостоятельно.

Через пару мгновений мужчина вновь почувствовал себя здоровым, недавняя слабость окончательно отступила. Правда, высвобождаться из рук шаманки он не спешил. Во-первых, доказательство оказалось убедительным, и этому ощущению бодрости он уже не верил, а во-вторых… девушку было попросту приятно обнимать. Прикосновение теплого женского тела, пусть и отделенного грубой тканью ее одежды, будило смутные приятные воспоминания и непонятные пока ощущения. И вместо того, чтобы мягко отстраниться и продолжить расспросы, он задумчиво провел ладонью по спине Брусники, наткнулся на край недлинной рубахи, заканчивающейся на талии, и столь же медленно провел ладонью вверх, но уже по теплой коже женщины. От прикосновения шаманка в первый момент вздрогнула — видимо, от неожиданности, а когда на ее спине оказались обе ладони мужчины, вдруг весело рассмеялась, разомкнула объятия и настойчиво надавила ему на плечи, заставляя лечь обратно.

— Ты сначала выздоровей, — весело заметила она, когда он нехотя подчинился. — Ты помнишь, как тебя зовут?

— Хаггар, — ответил он. — Или коротко — Хар. Кажется, это единственное, что я помню.

— Ты был очень истощен и измучен, нужно прийти в себя и набраться сил, тогда и память восстановится, — спокойно объяснила Брусника. — Хаггар, — тихо повторила она, будто пробуя на вкус, и нахмурилась: — Злое имя. Звучит как буря: хаг-гар-р! Что это значит? Почему тебя так назвали?

— В честь отца, — неожиданно для самого себя вспомнил он, хотя образ того самого отца и иные подробности жизни по-прежнему ускользали.

— Вот видишь, ты начинаешь вспоминать, — заметила женщина, на мгновение просветлев лицом, но потом вновь сдвинула брови и вернулась к предыдущей теме: — Нельзя называть чужим именем, тем более — знакомого человека, тем более — близкого! Как шаманы твоего рода могли такое допустить?

— Не знаю. Не помню, — поправился он. — Почему нельзя?

— Чужое имя лишает человека его собственной судьбы, — хмуро пояснила она. — Это жестоко. Твой отец чем-то обидел маму и твой род?

— Не знаю, — медленно качнул головой Хаггар, — мне кажется, здесь что-то другое. По-моему, до сих пор я не слышал, что так делать нельзя.

— Наверное, ты из какого-то очень дикого места и у вас нет хороших шаманов, — в конце концов решила она. — Может быть, именно поэтому ты оттуда и ушел.

— Может, там просто другие обычаи? — со смешком сказал мужчина и, не удержавшись, прикрыл глаза, расслабляясь и наслаждаясь осторожными нежными прикосновениями — Брусника продолжала мягко гладить его грудь. Правда, сейчас он склонялся к предположению, что в этом действии есть какой-то другой, неочевидный и более важный смысл, чем думалось поначалу, но менее приятным от этого оно не становилось.

— Обычаи обычаями, но почему тогда они тебя не вылечили?

— А если я пострадал уже после того, как ушел?

— Тогда ты ушел очень давно, — задумчиво протянула она и пояснила: — Шрамы были старые, несвежие, но глубокие. Странные, я не могу понять, от чего. То есть некоторые явно от огня, а вот остальные… Но они исчезнут, не волнуйся.

Хаггар молча открыл глаза и медленно поднес руку к лицу. Он помнил бугрящиеся полосы на руках и точно знал, что их невозможно свести, но оказалось, что предположение это ошибочно: на месте шрамов оставались сейчас едва заметные белесые пятна.

— Как и почему ты это сделала? — озадаченно спросил мужчина.

— Как обычно. Тело сильное, крепкое, если его попросить — оно само может справиться, — пояснила Брусника. — А почему… неужели они были тебе нужны?

— Не думаю, — тихо хмыкнул Хар. Сказанные женщиной слова ничего не прояснили, но настаивать на подробностях он пока не стал.

— Вот и я так решила, — удовлетворенно протянула шаманка. — Ты красивый, зачем портить?

— Красивый? — растерянно переспросил мужчина. Почему-то это слово в его представлении плохо сочеталось с ним самим.

— Очень необычный, но красивый, — подтвердила она. — Ты мне понравился, так что я спрятала тебя здесь.

— Спрятала? От кого? — совсем уж потеряв нить разговора, пробормотал Хаггар. Он почти не помнил свою жизнь, но точно знал, что, даже восстановись память сейчас полностью, прояснить ситуацию это не поможет. Здесь было что-то принципиально непонятное, глубоко чуждое.

— От своих. Вне времени кочевья чужак — большая удача. Новая кровь — огромное благо, а ты настолько необычный и странный, очевидно, пришел откуда-то из очень дальних мест. Я никогда не видела никого с такими темными волосами и темными глазами. Я хорошая шаманка, земля меня любит, но мне уже много лет, а до сих пор нет ни одного ребенка. Вряд ли мне бы позволили заниматься тобой, нашли бы других — моложе и здоровее, чтобы ты выбрал кого-то из них. — Она с тяжелым вздохом сложила руки у него на груди и устроила на них подбородок. — Я, конечно, не права, нельзя было лишать тебя выбора, но ты мне и правда очень понравился.

Женщина еще раз вздохнула и замолчала, а Хаггар не спешил задавать вопросы, он пытался переварить сказанное. Почему-то слова и позиция собеседницы вызывали внутреннее отторжение, даже почти отвращение, и он никак не мог понять, с чем именно оно связано. Но готов был поклясться: его расстраивает совсем не тот факт, что его от кого-то спрятали и чего-то там лишили.

— Почему я нормально себя чувствую только тогда, когда ты ко мне прикасаешься? — спросил он наконец, предпочтя сменить тему. Кажется, Бруснике этот вопрос пришелся гораздо больше по душе, потому что ответила она с куда большим энтузиазмом.

— Ты почему-то совсем не хочешь сам брать силу у Леса, — охотно пояснила шаманка. — Как будто не умеешь или как будто он сам отказывается тебя питать, я прежде такого никогда не видела! А вот так, через прикосновение, получается. Без силы же твое выздоровление очень затянулось бы. Ты и так уже больше луны пролежал здесь, и поначалу был совсем бледный и холодный, почти мертвый. Не знаю уж, что такое с тобой случилось…

— Луна — это сколько? — спросил Хаггар.

— Это кулак кулаков и еще несколько дней.

— Кулак? — переспросил мужчина, опять сфокусировав взгляд на собеседнице. Та красноречиво продемонстрировала ему растопыренную ладонь. — Долго, — наконец сформулировал он, с трудом произведя вычисления. — Спасибо.

— Не за что, — удовлетворенно улыбнулась шаманка. — Ты, главное, совсем выздоравливай. А пока лучше поспи, во сне легче набираться сил.

Спорить с ней мужчина опять не стал. Отчасти понимал справедливость сказанного, а отчасти сама шаманка смухлевала: найденыш почему-то совсем не сопротивлялся ее воздействию, как будто не замечал, поэтому усыпить его оказалось удивительно легко. Сон действительно был ему полезен, а еще он позволял самой Русе хорошенько подумать.

Хаггару она сказала чистую правду, он действительно очень ей понравился, с первого взгляда. Большой, сильный… то есть пока не очень сильный, но когда выздоровеет и окончательно придет в себя — точно будет, это легко читалось по гармонично развитой мускулатуре и крепкому костяку. Еще Бруснику привлекали его волосы: странно темные, густые, жесткие, с тонкими серебристыми ниточками. Забавляло полное отсутствие волос на теле — такого она прежде тоже не встречала. И глаза у него оказались удивительные, под стать всей остальной странной внешности: темные и глубокие, как омут в лесном озере.

Но внешность все-таки ерунда, это не главное. Главное… Руся кожей ощущала дремлющую в нем силу, манившую, как пламя манит мотыльков. Глубокую и загадочную, как мрак безлунной ночи в глухом лесу, только еще глубже и гораздо, гораздо больше. Как ночное небо с крошками небесного света на далеком дне. Шаманка никак не могла подобрать слова, чтобы описать собственные ощущения, от которых по спине пробегали мелкие щекотные мурашки, и это ей очень нравилось.

Кажется, именно эта сила не позволяла мужчине просто так принять силу Леса, но подобное было женщине только на руку: она могла со спокойной совестью находиться рядом с ним, прикасаться, разглядывать и пытаться разгадать его природу. Только имя его ей не понравилось, и она решила во что бы то ни стало подобрать для него новое. Старое в самом деле напоминало ворчание грома, а с грозой у женщины были совершенно особенные отношения: она панически боялась этого явления. Пыталась держать свой страх в себе, потому что нельзя шаманке бояться даже разгневанной матери-природы, но все равно боялась.

Брусника ощущала, что ее находка вот-вот очнется, но все равно пробуждение Хаггара оказалось неожиданным, и теперь она не знала, что делать. Он, конечно, пока не проявил недовольства, но так ли будет завтра, когда мужчина еще окрепнет и, наверное, окончательно придет в себя?

Про себя Руся тоже рассказала все более-менее честно. Ее уважали как талантливого шамана, но каждый период кочевья, каждая весна все больше убеждали сородичей, что что-то с ней не так. Симпатичная, улыбчивая, она привлекала мужское внимание, но… толку с этого внимания не было никакого. Красивый, но бесполезный пустоцвет.

Признаться честно, саму женщину хоть и раздражали сочувственные взгляды, но до недавнего времени подобное отношение ее совершенно не задевало. Только раздражало, и поэтому Руся мало времени проводила в поселении, много бродила по окрестностям, собирала ценные редкие растения.

А вот сейчас, сидя рядом со спящим мужчиной, она ощущала глухую злую жадность и понимала, что так просто эту находку никому не отдаст. Ну и пусть он чужак, и тем особенно ценен. Обойдутся! Он ей самой пригодится! В конце концов, это именно она его нашла и спасла, целую луну выхаживала, заботилась о нем и поддерживала своей силой, и не считаться с этим остальные не могут!

И вообще, может, это не у нее со здоровьем проблемы, иначе вряд ли бы Лес настолько хорошо ее принимал и слушал. Может, все дело в этих мужчинах, ни один из которых ей по-настоящему не нравился. И даже если бы кто-то из них вдруг предложил ей составить пару, она бы отказалась, и именно поэтому с ними ничего не получалось.

А если нет и проблема как раз в ней самой… она все равно его вот так просто никому не отдаст.

Брусника уже привычно устроилась у Хаггара под боком на узком лежаке, сплетенном из травы и накрытом некрашеным полотном. Она старалась побольше времени проводить с ним, продлевая контакт, чтобы находка поскорее выздоровела. Когда мужчина с тихим ворчанием повернулся на бок, во сне обхватив шаманку обеими руками, она в первый момент растерялась, но потом расслабилась, с удовольствием прислушиваясь к новому ощущению.

«Мой», — окончательно решила женщина, наслаждаясь окутавшим ее запахом, непонятным умиротворением и тяжестью мужской руки.

А что у этого объекта собственности утром может обнаружиться мнение, не совпадающее с вердиктом Брусники, — так это все мелочи. Мужчины бывают сильные, упрямые, даже строптивые и властные, но в конечном итоге в природе все равно выбирает женщина. Она просто позволяет мужчине думать, что это он ее завоевал.

Наутро же Руся, обычно встающая с рассветом, бессовестно проспала. То есть она, как обычно, проснулась вместе с солнцем и даже сделала над собой усилие и попыталась осторожно выбраться из уютных объятий Хаггара, но тот издал недовольный звук, напоминающий волчье ворчание, и прижал убегающую грелку покрепче, так что она даже сдавленно пискнула от возмущения. Не помогло; пришлось замереть и дождаться, пока тот снова расслабится. Вторая попытка также не увенчалась успехом, а на третьей женщина и сама не заметила, как вновь уснула.

Так что Хаггар имел удовольствие не просто проснуться к полудню в почти полном сознании, но сделать это с умиротворенно сопящей шаманкой в охапке.

Прошлое помнилось не вполне ясно, сквозь какую-то пелену, но тем не менее мужчина прекрасно сознавал, кто он такой, откуда и почему пришел сюда, и даже примерно догадывался, что пресловутое «сюда» представляет собой тот самый другой мир, в который он стремился сбежать. Воспоминания о пути сюда, то есть о пребывании в Междумирье, сохранились обрывочные. При мысли об этом накатывала непонятная тяжелая тошнота и отзывалась болью в подвздошье.

Сегодня, через призму памяти и знаний, полученных на родине, вчерашние откровения шаманки о Лесе, который не желает его поддерживать, показались простыми и понятными. Он теневик, стихия земли и жизни (вряд ли этот самый Лес состоит из чего-то другого, верно?) в самом деле не имеет к нему никакого отношения, а вот пропущенная Брусникой через себя, энергия эта усваивалась вполне органично.

Родные, близкие силы — смерть и хаос — здесь тоже, к счастью, имелись, вот только ощущались странно. Если дома каждая сила напоминала реку или хотя бы ручей — стремительный, упругий, заполняющий любую подставленную емкость, то здесь это было скорее стоячее тягучее болото, и для того, чтобы зачерпнуть из него, требовалось приложить некоторые сознательные усилия. Проще говоря, резерв не восстанавливался самостоятельно, это был процесс, требующий постоянного внимания. Маг с иронией подумал, что по ошибке попал в рай для светлых: стихийных сил тут как раз имелось в избытке, и они так и напирали со всех сторон, разве что в уши не затекали.

Судя по внешнему виду, словам и поведению его спасительницы, населяли это место вполне понятные люди, вот только, мягко говоря, не слишком цивилизованные, если совсем честно — откровенно дикие. Один счет на пальцах чего стоил! Да и фраза про «кочевье» не добавляла аборигенам в глазах теневика очков. Но с другой стороны, как целительница эта маленькая шаманка почти гениальна, пусть и методы у нее какие-то непонятные. Походя залечить шрамы от гремучего железа — это дорогого стоит!

Но даже несмотря на все эти мысли, на осознанные наконец слова женщины о том, какую «пользу» может принести местному племени чужак, несмотря на мутные перспективы и полное отсутствие ответа на вопрос, что делать дальше, настроение у Хаггара было отличное. Он достиг своей цели, это главное. Он сумел выжить!

Здесь нет Незримого, нет старых врагов, нет необходимости прятаться, и это главное. А все остальные проблемы стоит решать по мере их поступления.

Маг решил, что пока стоит осмотреться и внимательно изучить этот мир — начиная, например, со странной жестяной ржавой будки, в которой он проснулся, и только потом уже строить планы на отдаленное будущее. Во-первых, окружающая реальность вызывала сейчас гораздо больше интереса, чем далекое будущее, а во-вторых, глупо строить планы, основываясь на каких-то фантазиях и ничего не зная о мире.

Хаггар собрался подняться, но вовремя вспомнил, чем это закончилось вчера, и решил не торопиться с оценкой собственного самочувствия, дождавшись прежде пробуждения спасительницы.

Маленькая шаманка — а Брусника, кажется, была весьма миниатюрной особой, вряд ли достававшей макушкой магу выше плеча, — вызывала у мужчины странные чувства: ему почему-то становилось смешно от одного взгляда на нее. До крайности забавляли и растрепанные перья в волосах, и примитивные рисунки на коже, и прямолинейное заявление, что «его не хотели ни с кем делить».

Да и не только они, весь этот странный дикий мир с его первобытными порядками и неподвижным, никому, кроме него, не нужным источником силы хаоса вызывал непонятное веселье. Хаггар чувствовал себя немного пьяным, и пьянило его главным образом осознание единственного факта: он выжил. Назло всему, включая самого себя.

Мужчину начало покусывать за пятки нетерпение и здорово подзабытая уже жажда деятельности, в юности толкавшая на сумасбродные поступки. А Брусника при этом продолжала сладко сопеть, даже не подозревая, что своей безмятежностью уже начинает раздражать мага, неожиданно обзаведшегося потерянным было шилом в известном месте. Он уже собрался потрясти соседку по кровати за плечо, но та вдруг сонно буркнула что-то во сне, еще крепче прижалась к нему и даже бесцеремонно закинула ногу на его бедро. Это движение, а также пощекотавший ноздри теплый запах золотисто-рыжих волос неожиданно для самого мага, но по факту вполне закономерно подтолкнуло мысли Хаггара в совсем другую сторону. Он вдруг вспомнил, что женщины у него не было эдак с начала войны…

Хар так и не сумел побороть брезгливость в этом вопросе. Он научился есть пищу, отвратительную на вкус и вид. Научился спать на любой поверхности и в любых условиях. Научился ценить одежду только за то, что в ней не было дыр, а не за качество ткани, подходящий цвет или фасон. Но так и не научился видеть женщин в доступных деревенских девках, и уж тем более — полковых проститутках. Искать же и уговаривать недоступных… прямо скажем, ему было не до того.

Насилие же, с помощью которого некоторые мужчины на войне решали свои проблемы, магу откровенно претило. Да, у него имелась масса недостатков, он умел быть жестоким и часто бывал таким, но никогда в жизни ему не доставляла удовольствия примитивная физическая победа над заведомо гораздо более слабым противником. При необходимости убить или уничтожить такого он мог, но именно по необходимости, а никак не для собственного удовольствия.

Хаггару Верасу и без этого хватало поводов и возможностей для самоуважения и самоутверждения, другого же смысла в подобных, гм… контактах мужчина не видел вовсе. Опытная дорогая шлюха, красивая горячая любовница — с такими можно удовлетворить желания, коснуться каждой грани чувственного наслаждения, полностью расслабиться и выкинуть из головы лишнее. А заплаканная, насмерть перепуганная трясущаяся девица… Нет уж, это даже хуже доступных облезлых потаскух.

А когда война кончилась, извечная усталость и сосредоточенность на собственном выживании и вовсе не способствовали возникновению подобных потребностей.

Сейчас же он почувствовал возбуждение. Все-таки миниатюрная шаманка была хороша. Может, она и не относилась к тому типу женщин, которых Хаггар обычно для себя выбирал, но внимание привлекала и будила интерес вполне определенного рода. Женственная фигура со всеми положенными природой и приятными мужскому глазу выпуклостями, аппетитные полные губы, пахнущая летним лугом кожа, покрытая ровным золотистым загаром…

Но главное, было в ней нечто такое, чего маг прежде в женщинах не встречал — наверное, потому, что все прошлые его любовницы являлись продуктом своего мира, привычной морали и правил. Внутренняя, природная чувственность и открытость. Пока Хаггар не мог поручиться за достоверность этих предположений — все-таки выводы он делал на основе мелких деталей и ощущений, но был вполне готов проверить на практике. А главное, уже по-настоящему хотел проверить.

Он понимал, что ведет себя сейчас не самым умным образом. Находится непонятно с кем, непонятно где, ничего не знает о местных обычаях и традициях и вообще здорово рискует, но… думать головой ему в этот момент уже не хотелось. Причем не только и не столько из-за тянущего чувства возбуждения, сколько из-за не проходящего опьянения жизнью. Не хотелось думать, решать, что-то планировать и загадывать на будущее, искать какие-то ответы и подбирать к ним вопросы; хотелось просто чувствовать себя живым, на самом примитивном физиологическом уровне. Доказать самому себе, что выжил, что победил, что действительно достиг цели. В конце концов, если бы эта дикарка действительно хотела сделать ему что-то плохое, возможностей для этого у нее было великое множество.

Его ладонь скользнула под ее рубашку, и мужчина прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением: теплая, гладкая, нежная кожа, не знавшая прикосновений тугого и тесного нижнего белья, не закованная в условности плотных корсажей и не укутанная слоями лишней ткани.

Потом рука его двинулась вниз, огладила стройную талию, накрыла упругую ягодицу, обтянутую узкими штанами из грубого полотна, прижала бедра женщины еще ближе. В полусне шаманка что-то сонно мурлыкнула, потянулась ближе, уткнулась носом в его шею. Посчитав это хорошим знаком, Хаггар продолжал неторопливо оглаживать и исследовать рукой изгибы стройного тела. Брусника упрямо не желала просыпаться, но при этом с удовольствием изгибалась под его рукой, отвечая на прикосновения, и это мужчину тоже забавляло.

Вскоре такая игра ему наскучила, и он мягко опрокинул женщину на спину, получив тем самым гораздо больше пространства для маневра. Например, теперь он мог сжимать и гладить полную грудь, а еще сумел наконец попробовать терпкий вкус кожи рыжеволосой дикарки, языком и губами лаская шею и ключицы в глубоком вырезе рубашки.

— Ты точно уверен, что достаточно восстановился? — тихо спросила шаманка. И главное, никакого неудовольствия в ее голосе не звучало, а запутавшиеся в волосах мужчины тонкие пальцы говорили гораздо понятней любых слов.

— Ты же сама говорила, что нужен физический контакт, — со смешком заметил он, задрал свободную рубашку до подмышек, и ладонь на груди женщины сменили губы. — Вот я и обеспечиваю наиболее плотный, — добавил, щекоча дыханием нежную кожу. Брусника опять что-то невнятно буркнула в ответ и с тихим вздохом потянулась навстречу губам, поймавшим темную вершинку. Больше женщина сомнений не выказывала.

Подобное пробуждение оказалось для шаманки полной неожиданностью. Ей и самой было очень любопытно узнать, какой он, и она подумывала соблазнить свою находку — потом, чуть позже, когда он в самом деле восстановится и придет в себя. Но вот так поменяться ролями, да еще на второй день после его пробуждения… Впрочем, жаловаться женщина не стала. Для очистки совести поинтересовалась самочувствием чужака, а потом расслабилась, полностью уступив инициативу так жаждущему ее мужчине. И не прогадала.

Мужчин у Брусники было достаточно. В ее почти кулак полных кулаков лет у нее было чуть меньше двух кулаков мужчин. Весной, на переломе дня к росту, в сезон кочевья, когда общины снимались с насиженных мест, чтобы найти друг друга, освежить кровь, а потом перебраться на новое место, чтобы дать прежней земле отдых, любая девушка, достигшая зрелости и почувствовавшая зов весны, могла присоединиться к играм — соревнованиям в разных умениях и талантах — и выбрать себе мужчину. Или двух. Или трех. Да сколько угодно, главное, чтобы всех все устраивало. Кто-то на таких играх старался найти себе постоянную пару, кто-то стремился нарезвиться впрок — следующее массовое сборище обычно происходило в конце теплого времени, кто-то вовсе уходил из своего рода в какой-то другой.

В играх не участвовали только семейные — те, кто решался составить пару, делали свой выбор на всю жизнь. В идеале, конечно; порой выбор оказывался неудачным, и такие люди предпочитали разойтись, но это случалось достаточно редко. А вот одинокие свободные члены общины могли развлекаться как заблагорассудится, помня только одно табу: никаких контактов с родственниками! Шаманы, прекрасно чувствовавшие такое родство, за нарушение главного запрета по голове не гладили, а детям подобных связей не позволяли появиться на свет.

На Бруснику весна действовала как-то вяло. То есть, глядя на взбудораженных и оживленных сородичей, она тоже как будто заражалась всеобщим весенним безумием, неизменно выбирала кого-то из хвалящихся своей силой или другими достоинствами мужчин и проводила с ним некоторое время, а потом уставала и от него, и от людей в целом.

Осень, начало холодного времени, на нее не действовала вовсе, осенью ей особенно хотелось наслаждаться общением не с людьми, а с лесом.

Подруги потом делились впечатлениями, с восторгом обсуждали подробности, восхищенно закатывали глаза и едва не мурлыкали от удовольствия. А Руся обычно молчала, потому что особенного восторга у нее такие развлечения не вызывали, и один мужчина, на ее взгляд, мало отличался от другого. Может, она что-то сама делала не так или с выбором ей стабильно не везло — непонятно. Шаманка вздыхала, махала рукой на глупые мысли и уходила в лес заниматься своими делами. Лес и мать-природа никогда ее не разочаровывали.

Так вот, в это утро Брусника окончательно решила, что ей просто не везло. Потому что этот чужак с грозным именем оказался совсем не таким, как прежние, а именно таким, о котором действительно можно рассказать с восхищением. Правда, рассказывать кому-то женщина ничего не собиралась. Это утро лишь дополнительно укрепило сделанный ею ранее вывод. «Мое!» — решительно утверждало все ее существо, и делиться с кем-либо даже впечатлениями о своей находке Руся не собиралась.

Хаггар поначалу не торопился, но чем дальше, тем труднее давалась ему эта неспешность. С каждым прикосновением, с каждым снятым предметом одежды самообладание мужчины заметно таяло. И если поначалу ласки его походили на неторопливое изучение гибкого тела маленькой шаманки, то, когда она осталась в его руках одетая лишь в свою повязку с перьями на голове и ряды браслетов на предплечьях, осталась только страсть.

Впрочем, к тому моменту Брусника и сама уже дрожала от возбуждения, жадно льнула к его рукам и тянулась навстречу каждому прикосновению. Ее отзывчивость не способствовала его сдержанности, и прелюдия получилась гораздо короче, чем предполагалось. Но это никого не расстроило.

Когда он, придерживая бедра женщины ладонью и опираясь на один локоть, вошел в нее, подарив изумительное ощущение наполненности, та не удержалась от громкого стона, крепко обхватила его талию ногами и выгнулась от прокатившегося по телу наслаждения, инстинктивно сжала бедра, усиливая собственное удовольствие и заставляя партнера зажмуриться и стиснуть зубы, уткнувшись лбом в шею Брусники — Хаггар сам едва удержался в этот момент на краю.

Впрочем, самоконтроля и выдержки мужчины все равно хватило ненадолго, и вскоре последовала быстрая бурная разрядка.

Он несколько мгновений полежал неподвижно, позволяя себе до конца испытать удовольствие, раз уж все получилось так быстро, а потом повернулся на спину, увлекая за собой любовницу: весил Хаггар, пожалуй, раза в два больше миниатюрной шаманки и опасался ее придавить. Подозревал, конечно, и даже ощущал, что не такая уж она хрупкая и слабая, как кажется на первый взгляд, но предпочел перестраховаться.

— Прости, — со смешком повинился он. — Не лучший из меня сейчас партнер получился, но обещаю исправиться.

Руся сначала хотела уточнить, как же будет выглядеть это «исправление», если ей и сейчас удивительно хорошо. Потом хотела порадоваться его желанию продолжить это близкое знакомство, полностью отвечающему ее собственному. Потом — немного поворчать, что все свершения после окончательного выздоровления, а сейчас ему нужно набираться сил.

Но говорить оказалось ужасно лень, поэтому она просто покрепче прижалась к горячему телу мужчины и потерлась щекой о его плечо.

Правда, через несколько минут нега растаяла, и женщина, немного поерзав, бесцеремонно устроилась на груди своей замечательной находки поудобнее, сложив руки и умостив на них голову, после чего осторожно поинтересовалась:

— Ты вспомнил что-нибудь?

— Почти все, — ответил тот, задумчиво обводя взглядом непонятное тесное помещение с низким потолком.

— Получается, ты знаешь, откуда и почему пришел сюда? И куда шел? И что с тобой случилось? — оживилась любопытная шаманка.

— Знаю, — усмехнулся он. Детская непосредственность этой случайной дикарки его по-прежнему не раздражала, а забавляла. Все-таки она здорово отличалась решительно ото всех женщин, с какими ему доводилось иметь дело, и это оказалось… интересно.

— Расскажи, пожалуйста, — просительно протянула она, а Хаггар пожал плечами.

— Да нечего рассказывать. Пришел я настолько издалека, что вряд ли оттуда доберется кто-то еще. Порядки там совсем другие, поэтому здешние мне совершенно непонятны, не удивляйся глупым вопросам. По-вашему, я тоже, получается, вроде шамана. Только злого, — со смешком добавил он.

— Почему — злого? — нахмурилась Брусника.

— Потому что умею главным образом разрушать, а не созидать. Хотя умею лечить кое-какие болезни. Впрочем, здесь эта способность вряд ли пригодится. Я не уверен, что у вас что-то подобное есть, — сообщил он, имея в виду проклятия. Про иллюзии, также относящиеся к теневой области дара, упоминать тоже не стал, он никогда не питал к ним интереса, поэтому разбирался только на уровне академической программы. То есть, в его личном представлении, не разбирался вовсе.

Шаманка долго хмурилась, внимательно изучая его лицо, хотя позы не меняла, а потом наконец проговорила неуверенно:

— Чтобы пришло что-то новое, старое должно умереть. Смерть — это тоже часть жизни. Только, знаешь… Когда мы пойдем в поселок, ты лучше никому не говори об этом, ладно?

— У вас не любят таких? — Мысль, что он сменял одних охотников на других, почему-то тоже не вызвала досады, скорее иронию. А еще неожиданно успокоила. Он уже начал подумывать, что попал чуть ли не в Карамельное королевство из глупых детских сказок, но нет, кажется, все не так плохо.

— У нас таких никогда не было, — возразила Брусника. — Просто мне кажется, старшие могут отказаться тебя принять, засомневаются. Одно дело — просто вылечить, помочь, а потом отправить дальше, но совсем другое — оставить в поселении. А… что ты уничтожал? И что будешь? — настороженно спросила она.

— Уничтожал все, что требовалось уничтожить, — уклончиво ответил он. — И пока ничего не планирую. Боишься?

Сообщать, что особого желания оставаться в их деревне у него нет, мужчина не стал. Во-первых, он пока еще сам не знал, чего хочет в этом мире, так почему пока не пожить среди местных людей? Где люди — там информация. А во-вторых, с ними в любом случае пока не стоило ссориться. Кто знает, как выглядит этот мир и какие существуют в нем опасности? Прекрасная идея — быть сожранным какой-нибудь тварью, нечувствительной к его магии!

— Беспокоюсь, — осторожно поправила женщина. — Я тебе помогла, я теперь несу за тебя ответственность и перед сородичами, и перед всем миром. Но ты не ответил, почему ушел. Ты… все уничтожил? — опасливо предположила маленькая шаманка. Хаггар едва подавил глупый порыв сказать «да» просто ради того, чтобы взглянуть на ее реакцию, но решил с такими вещами не шутить.

— Нет. Просто знаешь… — проговорил он и запнулся, не зная, что сказать. Откровенно врать не хотелось. Может, местные маги тоже способны чувствовать ложь? При виде странно мерцающих глубоких зеленых глаз Брусники сложно было усомниться в подобном предположении. И он неожиданно для себя самого вдруг разоткровенничался: — Я сделал много такого, что не понравилось моим сородичам. Наверное, правильней будет сказать — я сделал много плохого в своей жизни. Не буду врать, что страшно раскаиваюсь во всем, за что меня ругали, но кое-какие поступки и сам признаю неправильными и хотел бы их изменить. Может, совсем не так, как того от меня ждали бы окружающие, но… наверное, именно это и называется раскаянием, — усмехнулся маг. — В любом случае я сделал выводы и совсем не хочу второй раз оказаться врагом всего мира. И хоть я пока не знаю, чем буду здесь заниматься и как жить, но повторяться точно не стану. Так что как минимум начну с соблюдения местных законов и попыток договориться миром, — заключил он.

— Это хорошо, — с улыбкой облегчения сказала Руся.

— Хорошо, — эхом откликнулся теневик. Пару секунд он внимательно и испытующе вглядывался в лицо шаманки, а потом вдруг рывком опрокинул ее на лежак, проворно фиксируя безо всякой магии. Коленом прижал ее бедра, одной рукой придавил заведенные за голову руки, а второй ладонью мягко и почти ласково обхватил женщину ладонью за горло, не позволяя отвернуться. Потом склонился ближе и, пристально и недобро глядя в колдовские зеленые глаза, тихо спросил: — А скажи-ка мне, маленькая шаманка, отчего это я вдруг разговорился и принялся изливать тебе душу?

— Прости, пожалуйста! — На свое счастье, Брусника так растерялась от неожиданного перемещения в пространстве и испугалась вдруг зарокотавших в его и без того хрипловатом тембре отголосков грозы, что даже не подумала отпираться. Хаггар честность оценил, отпустил ее запястья, даже сдвинул руку с горла чуть ниже, машинально поглаживая кончиками пальцев ключицу и пристальным взглядом побуждая к дальнейшему покаянию. И женщина покорно затараторила: — Мне просто нужно знать точно, не опасен ли ты для моих сородичей, а твои слова про злого шамана очень меня напугали. Это тоже сила шамана: мы умеем договариваться с любыми живыми существами, независимо от того, разумные они или нет. Обычно люди от этого защищаются, а ты как будто совсем не замечаешь, очень легко поддаешься влиянию. Но я только сейчас к тебе применила эту способность! Честно! Ой, нет, еще вчера заставила уснуть. Я бы научила тебя сопротивляться, но не знаю, как это сделать. Может, это все из-за того, что ты совсем не чувствуешь землю? Ты даже сейчас, когда сердишься, все равно никак не противишься. Даже при общении с младенцами ощущается барьер, даже с животными, а ты… не знаю, как объяснить. Так только растения слушаются, — смущенно заключила она, окончательно смешавшись под пристальным тяжелым взглядом.

Теневик пару секунд недоверчиво и недовольно хмурился. Естественное сопротивление любого существа магическому воздействию было ему знакомо и понятно: любое живое существо старалось сохранить себя в неизменном виде, поэтому для воздействия на него требовалось преодолеть сначала природное сопротивление — несильное, но ощутимое. Известие же о том, что на местную магию его организм не обращает внимания вовсе, не обрадовало.

Хар криво ухмыльнулся и немного нервно хохотнул:

— Хорошо пошутили, да. Сонный тихий мирок…

— Кто пошутил? — рискнула уточнить женщина, ощущая, что напряжение потихоньку отпускает, и хоть мужчина по-прежнему сердит, но уже, кажется, не на нее и никаких активных действий предпринимать пока не собирается.

— Знал бы я кто, голову бы оторвал, — тихо процедил он, скрипнув зубами. — И что, так на меня любой шаман может повлиять? Просто по собственному желанию?

— Не знаю, наверное, любой. Я хорошая шаманка, но ничем особенным не отличаюсь от остальных.

— Как это работает? На любом расстоянии или есть ограничения?

— Н-нет, не на любом, — нехотя призналась Брусника. — Только через прикосновение.

Произошедшая сцена и грозная сущность этого чужака не то что не оттолкнули Русю, но, наоборот, окончательно утвердили в желании видеть этого мужчину рядом. Сильный, быстрый, опасный, да при этом еще осторожный и умный — не ощущая влияния, все равно так быстро сумел его заметить! Буквально белый зверь, самый лютый хищник местных лесов, в человеческом облике. Да какая нормальная женщина откажется от такого защитника?! И ведь мало того, он же еще и ласковый такой… и красивый!

Раскрывать свою маленькую хитрость не хотелось: Брусника попросту боялась, что после рассказа о природе ее воздействия найденыш оттолкнет ее и потребует никогда его не трогать. Но сердить мужчину хотелось еще меньше.

А еще она совсем уж некстати подумала, что идея дать находке другое имя была очень глупой. Его собственное казалось ей грозным и суровым, почти пугающим, но… именно этим очень ему подходило. И придумать что-то более точное она бы не сумела.

Хаггар же в этот момент, разглядывая женщину, обдумывал ситуацию и прикидывал, как лучше поступить. Вариант уйти от этой особы подальше, может, даже не оставив живых свидетелей знакомства, он тоже рассмотрел, но отмел. Во-первых, благодарить смертью за спасение — не самое удачное начало новой жизни, он и в старой-то никогда не забывал подобные долги, а тут… Это уже даже не подлость, это хуже, и так ошибаться на первом же шагу он точно не хотел. Во-вторых, уйти-то, конечно, можно, но куда? Если здесь и есть более развитые государства, то они явно находятся не близко, а идти туда через незнакомый лес, когда одна проблема от его магической специализации уже обнаружилась, мягко говоря, рискованно.

Нет, с Брусникой все-таки спокойней. С ней, по крайней мере, можно договориться, она не слишком скрытная, достаточно наивная и разговорчивая девочка, но при этом вполне сообразительная, явно хорошо разбирающаяся в местных реалиях и — это ведь тоже плюс — в постели хороша. Так что при соблюдении предосторожностей с ней вполне можно иметь дело. А остальные… кто знает, что попадется в следующий раз? Если маленькая шаманка обеспокоена возможной реакцией на него сородичей, не исключено, что остальные — куда более подозрительные личности. Или как минимум гораздо менее любопытные, которым и даром не нужен какой-то странный чужак.

— Больше. Так. Не делай, — веско, с расстановкой проговорил он и озадаченно вскинул брови при виде того, как Брусника, просияв радостной улыбкой, торопливо закивала.

— Обещаю! Без твоего согласия — никаких воздействий! Только… — запнулась она и нахмурилась. — Пообещай не причинять зла моим сородичам, хорошо?

— Обещаю, но только если они не нападут первые и мне не придется защищаться, — добавил он.

— Договорились, — облегченно улыбнулась в ответ женщина.

— Пока нет, я предпочитаю закреплять такие договоры магией. То есть… силой. Ваш Лес я не чувствую, но, думаю, кровь подойдет для клятвы? — предложил он, садясь на лежаке.

— Наверное. — Она неуверенно пожала плечами, тоже села и послушно протянула левую руку чужаку, с интересом наблюдая за его действиями. Ойкнула, когда на пальце вдруг сам собой появился порез, на котором начала набухать алая капля.

— Скажи «клянусь кровью» и добавь то, что обещала, — велел мужчина. Потом проделал то же самое, совместил ранки, смешивая кровь и, прикрыв глаза, произнес несколько слов на родном языке, и от пальца к плечу пробежала щекотная приятная волна тепла.

Только теперь Хаггар вдруг сообразил, что все это время говорил совсем на другом языке, незнакомом прежде и неожиданно богатом и сложном для такого примитивного народа, каким казались местные жители.

При этой мысли внутри шевельнулось какое-то непонятное подозрение, но его тут же спугнула Брусника.

— А что будет, если нарушить клятву? — полюбопытствовала она.

— Иногда карой за нарушение бывает смерть, но в нашем случае просто будет очень больно.

Кажется, шаманка не поверила. Иначе зачем бы еще ей это было делать?

Она коснулась плеча пациента, а потом, взвизгнув, резко отдернула руку и обхватила обеими ладонями голову, тихонько поскуливая от боли.

— Я же предупредил! — Хаггар с тяжелым вздохом укоризненно покачал головой, после чего некоторое время неподвижно и молча разглядывал всхлипывающую Русю.

Он никогда не любил и не жалел дураков. И даже сполна расплатившись за собственную глупость и прочувствовав ее последствия, отношения своего не изменил. Дурак, по мнению теневика, должен или поумнеть, сделав выводы, или умереть. Назвать иначе чем глупостью данный поступок девчонки было невозможно, но… почему-то он не вызывал раздражения и недовольства, только досаду и даже некоторую жалость.

Такая собственная реакция мужчину в первый момент озадачила и насторожила. Правда, проанализировав ее, маг успокоился: он просто не мог воспринимать Бруснику как взрослого человека, полностью отвечающего за свои поступки. Да, телом вполне взрослая, обладающая некоторыми знаниями, но при этом наивная, как ребенок. Мало кто из детей сразу верит воспитателям, что огонь горячий — непременно надо тронуть, обжечься, но убедиться самостоятельно. Глупость, совершенная не от отсутствия ума, а от отсутствия опыта.

Поэтому Хаггар решил проявить снисходительность. Он привлек женщину к себе, обнял, поглаживая по волосам и аккуратно снимая отголоски нарушения клятвы — одно из немногих доступных ему благотворных воздействий.

— Дуреха… В следующий раз, если я о чем-то предупреждаю, лучше верь на слово.

Брусника, тесно прижавшись к мужчине и обхватив его обеими руками, только всхлипнула в ответ, но, кажется, с утвердительной интонацией.

— Спасибо, — тихо проговорила она. — Я в следующий раз обязательно послушаюсь. Просто не ожидала, что это так больно, причем больно сразу. Ожидала какого-то предупреждающего барьера, что ли.

— Подразумевается, что человек, дающий клятву, полностью отвечает за свои поступки и способен не совершать запрещенного, поэтому его не надо предупреждать, — пояснил Хар и предпочел переключиться на другое: — Ты еще подпитываешь меня силой? Или я вполне способен двигаться самостоятельно?

— Можно попробовать, но лучше еще пару дней полежать, — неуверенно сказала она и настороженно спросила: — А ты куда-то спешишь?

— Не думаю, — отмахнулся маг. — Просто не люблю сидеть на одном месте без какого-то занятия, а так можно хотя бы осмотреться. Никак не могу понять, что это за место. Почему ты назвала его Красным Панцирем? Или так называется какая-то местность?

— Нет, не местность, а та штука, внутри которой мы сейчас находимся, — проговорила она. — Ее так называют мои сородичи. Ее нашли почти через луну после того, как мы встали, и уже поздно было перебираться в другое место, поэтому решили рискнуть. Все обходят эту штуку стороной, некоторые старшие шаманы предполагают, что это панцирь какого-то диковинного зверя, поэтому не разрешают сюда никому ходить: опасаются, что придут другие, живые.

— А ты не боишься? — хмыкнул Хаггар. Он не видел «штуку», в которой они находились, со стороны и вообще не мог толком рассмотреть, но готов был отдать правую руку на отсечение, что никакого отношения к скелетам животных она не имеет. Объект явно рукотворный, но вот кем и для чего сотворенный?

— Я любопытная, — виновато призналась женщина, чуть отстранившись и выскользнув из объятий, чтобы заглянуть собеседнику в лицо. — Люблю бродить, люблю слушать лес, находить и узнавать новое. А старшие шаманы не покидают поселения, они этот панцирь и не видели, по-моему, никогда. Кто-то из собирателей на него наткнулся, рассказали — они и решили перестраховаться. А я посмотрела. И знаешь, думаю, никакой это не панцирь.

— А что? — полюбопытствовал маг.

Слова женщины Хару понравились, — еще одно подтверждение, что он поступил правильно, когда решил договориться именно с этой маленькой шаманкой, а не искать кого-то еще. Похоже, судьба решила проявить благосклонность и подкинула ему хороший шанс с самого начала. Шанс на что? Ну как минимум освоиться на новом месте, а в его положении это пока главное.

— Не знаю, — призналась она. — Но оно ведь железное, а железных зверей не бывает! Хотя я и не понимаю, кто сделал такой маленький дом посреди леса, причем целиком из железа, а потом его бросил.

— А вы знакомы с железом? — опешил Хаггар. Не такие уж они, оказывается, и дикие. — Имею в виду, откуда вы его берете, если вы кочуете?

— Некоторые не кочуют — те, что живут в горах. Они добывают железо, медь, еще всякое и меняют на еду, ткани, шкуры. У них дома из камня, без шкур холодно.

— Ты там была? — задумчиво спросил маг. Наличие каменного города вселяло определенные надежды, которые, впрочем, растаяли после ответа собеседницы.

— Была, — она наморщила нос, — один раз. Каменные дома крепкие и надежные, но там всегда холодно. А еще железные — они грязные, хуже любых животных. Ужасная вонь, отходы прямо под ногами, моются редко… Оттуда постоянно болезни идут, шаманы у железных почти не рождаются. Да и откуда силе Леса среди камней взяться?

— Понятно, — медленно кивнул Хаггар. — Так я могу хотя бы посмотреть на этот маленький дом снаружи?

— Думаю, да, — решила Брусника. — Если все хорошо, я схожу в поселение за едой и одеждой для тебя, а то твоя вся пришла в негодность, она буквально рассыпалась в руках. Вот только… — пробормотала она и запнулась. Потом все-таки спросила: — Ты хочешь пойти прямо сейчас?

— Почему нет? — Мужчина озадаченно нахмурился.

— Ну-у-у, — протянула шаманка, качнулась вперед, почти прижалась. Ее ладонь двинулась с его колена вверх по бедру, на бок, на грудь… — Ты исправиться обещал, — выдохнула она в подбородок своей находки — выше просто не дотягивалась.

На мгновение Хаггар совсем растерялся, не понимая, когда он успел такое пообещать. А потом сообразил, о чем речь, и расхохотался. Наивность и непосредственность, конечно, имеют свои недостатки, но вот именно сейчас поведение женщины ему чрезвычайно понравилось.

— Ну, раз обещал, конечно, прогулка может подождать, — сквозь смех согласился он, перехватил ладонь рыжей дикарки и рывком подтянул женщину еще ближе, почти уронив на себя.

Брусника в ответ просияла довольной улыбкой и сама прижалась губами к губам мужчины, обвив его руками за шею и приподнявшись для удобства на коленях.

Долгой прелюдии в этот раз тоже не вышло. Продолжительное воздержание все-таки сказывалось: мужчине не хотелось изощренных удовольствий, не хотелось наслаждаться стонами и мольбами партнерши, а хотелось просто брать. Чувствовать предназначенный сейчас только для него жар женского тела, пить вкус чужого дыхания, двигаться, ощущая, как внутри нарастает напряжение, — и намеренно, старательно, с непонятным удовлетворением изо всех сил оттягивать финал.

Именно сейчас, в этот момент, ему наконец удалось добиться желаемого, выбросить из головы все воспоминания до единого и особенно остро ощутить себя живым, настоящим. Не обязанным всем и каждому магом уникальной силы и наследником древнего рода, не загнанной дичью, не затерянным в Междумирье полупризраком, готовым вот-вот исчезнуть навсегда, а человеком. Абстрактным, лишенным рамок морали, понятия долга, ответственности и жажды мести. Не озадаченным вопросами смысла жизни, высшего возмездия и будущих потерь сгустком живой плоти. Двуногим прямоходящим животным с выступившими на лбу, плечах и спине капельками пота, с бешено колотящимся сердцем и прерывистым хриплым дыханием.

А Брусника… Она, честно говоря, вообще никогда не задумывалась над проблемами бытия и морального выбора; просто жила так, как считала нужным. Сейчас же ей было хорошо, удивительно хорошо, и отвлекаться от этого ощущения на всякую ерунду женщина не собиралась.

…Спустя некоторое время Хар снова лежал на спине, сквозь легкий прищур разглядывая потолок и дыры в нем, и медленно поглаживал свою необычную любовницу по спине. Руся, устроившись на его груди, млела от этой немудреной ласки и пыталась убедить себя, что в поселение непременно нужно сходить, и желательно сделать это как можно скорее. Но все-таки не сейчас. Чуть позже. До заката ведь еще так далеко!

Мысли Хаггара в общем-то тоже были далеки от привычного сценария. Ни прошлое, ни будущее не тревожили мага, беспокоила его сейчас исключительно приземленная мечта о прохладном душе, на худой конец — о какой-нибудь местной речке. Но из-за общей расслабленности и нежелания шевелиться мысли то и дело норовили соскользнуть на нечто гораздо менее отдаленное, а именно — на особу в его объятиях.

В дни спокойной довоенной жизни эффектный теневик пользовался у женщин успехом. Его мрачность и загадочность привлекали многих, а если учесть, что к приятной внешности прилагался тяжелый кошелек (или наоборот?) и кавалером молодой владетель был не только галантным, но и щедрым, заполучить его в свои сети мечтали многие. Некоторые наивные мечтали женить его на себе, но таких мужчина, как правило, избегал. Промахнулся только один раз, но зато почти фатально. Более того, за ним прочно закрепилась репутация отличного любовника, не имеющего извращенных наклонностей, да и относился к женщинам, с которыми спал, Хар весьма мягко, почти по-дружески, прощая маленькие слабости и глупости.

Вот только похвастаться такой победой могли немногие. Мало того, что Хаггар был чрезвычайно разборчив, как любой человек, избалованный успехом. Он еще обладал одним качеством, которое, наверное, стоило бы занести в достоинства; во всяком случае, с абстрактно женской точки зрения. Дело в том, что Хар очень не любил менять женщин и предпринимал этот шаг только тогда, когда другого выбора не оставалось. Например, некая дама окончательно теряла связь с реальностью и вдруг пыталась сесть на шею, принимая хорошее отношение за готовность оказаться под каблуком. Или свободная вдова вдруг встречала некоего обеспеченного господина, готового не просто ублажать ее в постели, но повести в храм.

Впрочем, несмотря на эту неожиданную консервативность, приличный опыт для сравнения у Хаггара имелся, и сейчас мужчина занимался именно этим — сравнивал. И результат этого сравнения ему нравился, а если бы Брусника умела читать мысли, ее бы с ее собственническими замашками он вообще привел бы в восторг.

Да, маленькая шаманка уступала в искусности некоторым близким знакомым Хара, вот только ее потрясающая искренность и естественность искупали решительно все и привлекали гораздо сильнее любых других возможных достоинств.

Думать без усмешки об этом, правда, не получалось, уж больно ситуация складывалась анекдотическая. Из всего нового мира он видел только эту крошечную каморку, о мире не знает почти ничего, у него нет даже штанов, не говоря уже о каком-то более существенном имуществе, — а первое, с чем определился в новой жизни, это любовница. Но, с другой стороны, собирался ведь начать с чистого листа и совсем иначе, так чем не вариант?

Наружу, несмотря на нежелание шевелиться, они выбрались достаточно скоро. Руся на всякий случай держала свою находку за руку, чтобы не прерывать контакта, а Хар хоть и испытывал досаду от подобной необходимости, но терпел. На свободу вел довольно узкий короткий лаз, затянутый плетями каких-то ползучих растений.

Со стороны убежище выглядело… специфично. Приземистая прямоугольная коробка со скошенными углами и остатками каких-то выпирающих элементов. Различить под вьюнками исходные контуры конструкции получалось с трудом, но из зеленого ковра то тут, то там торчали куски ржавого остова. Как только Брусника умудрилась найти вход?

Увлекая за собой шаманку, Хар двинулся вокруг странного объекта, борясь с желанием обратить в прах укрывающую ржавое железо растительность. Не хотелось вот так сразу пугать женщину, да и маскировка оказалась неплохая — с двадцати шагов, пожалуй, примешь убежище за развесистый куст. Непонятно, правда, от кого здесь маскироваться…

На углу конструкции внимание мужчины привлек лежащий отдельно изъеденный ржой металлический диск, и в голове как будто щелкнуло: маг вдруг понял, на что это похоже, и не удержался от удовлетворенной улыбки. Теперь выхваченные взглядом детали аккуратно складывались в единую картину.

— Ты что-то понял? — полюбопытствовала женщина, внимательно наблюдавшая все это время за лицом спутника.

— Думаю, да, — кивнул тот. — Ответь мне на несколько вопросов. Вы раньше что-нибудь подобное встречали? Не обязательно вот такие коробки, но какие-нибудь кучи ржавого железа или отдельные обломки.

— Бывало… Ой, ты думаешь, оно раньше было вот таким же?! — восхищенно ахнула Брусника, мысленно удивляясь, как ей самой такое не приходило в голову.

— Или чем-то подобным, — спокойно пожал плечами Хаггар. — Дальше, второй вопрос. Ваши старики не рассказывают, что раньше, очень давно, все было по-другому? А потом случилась какая-то большая беда, и люди оказались вынуждены уйти в лес.

— Не знаю. — Руся нахмурилась. — Вроде бы нет. Говорят только, шаманов раньше почти не было, а с каждым поколением рождается все больше.

— А какие-нибудь запретные, проклятые или мертвые местности есть, которых вы избегаете?

— Есть. А у вас что, так же?

— Пока нет, — хмыкнул Хаггар. — И что там, в этих местах?

— Пустыня — она пустыня и есть. — Женщина в ответ пожала плечами. — Там только какие-то груды камней и ничего не растет. Они не запретные, просто туда никто не ходит. В горах есть жизнь, хоть ее и мало, а там даже птицы не летают. А что все это значит? Расскажи, пожалуйста, мне ужасно любопытно!

— Если я не ошибаюсь, вот эта штука — самоходная телега. Там, откуда я родом, подобные есть. Они не живые, двигаться их заставляет влитая людьми сила. Правда, эта телега очень странная и слишком большая, толстые металлические стены тоже непонятно для чего нужны. И вот эти ряды железных колес тоже выглядят очень непривычно, но это явно что-то похожее. Не знаю уж, каким чудом она сохранилась в таком хорошем состоянии. Может, оставались какие-то отголоски силы, которые до недавнего времени противостояли ржавчине? Сейчас-то я ничего не чувствую. Похоже, много лет назад у вас здесь случилось что-то грандиозное и очень плохое, отбросившее цивилизацию назад. Война или что-то вроде.

— Война? Что это? — Брусника вопросительно вскинула брови, а Хар с удивлением понял, что слово это произнес на родном языке.

— Когда людей становится очень много, они начинают жить не родами, как вы, а большими группами. И тогда между этими группами возникает конфликт… да хотя бы за лучшие охотничьи угодья. И тогда люди из разных поселений начинают убивать друг друга, чтобы добиться права пользоваться вот этим спорным объектом, — как мог доступно пояснил маг.

Шаманка задумчиво нахмурилась, потом медленно понимающе кивнула и проговорила:

— Хорошо, что сейчас все не так.

— А здесь где-нибудь поблизости есть такое мертвое место?

— Ближайшее — в кулаке дней пути, даже чуть больше, — отозвалась Руся. — Их вообще-то довольно много. Может, не нужно туда ходить?

— Посмотрим. Мне интересно узнать, что у вас здесь произошло и почему вы начали жить так странно. А тебе нет?

— Мы хорошо живем, — горячо возразила женщина. — И мне не хочется, чтобы случилась вот эта… война, — последнее слово она произнесла с неприязненной гримасой.

— Не сомневаюсь, — весело фыркнул маг. — Но это просто проявление любопытства, я тоже не хотел бы, чтобы у вас тут произошло нечто подобное.

Уж чем-чем, а войной он в самом деле был сыт по горло.

Кажется, такой ответ Бруснику порадовал — хмурая складка между бровей разгладилась, а губы тронула улыбка.

— Ну что, попробуем проверить, насколько хорошо я себя чувствую? — предложил Хаггар, меняя тему. Получил в ответ кивок, и маленькая рука шаманки разжалась, выпуская его пальцы.

Первое время ничего не менялось, а потом постепенно накатила слабость и ощущение неуверенности в собственных ногах, дрожащих и подгибающихся. Терять сознание мужчина не собирался, но испытал огромное желание присесть.

— Ну как? — настороженно спросила женщина.

— Нормально. На подвиги я сейчас не способен, но на ногах вроде бы держусь. — Теневик махнул рукой и огляделся, рассматривая уже не мертвую железную коробку, но лес вокруг и свою спасительницу на его фоне. Зрелище радовало глаз. Толстые, почти оранжевые косы спадали ниже тонкой талии, золотистая от загара кожа даже на вид казалась мягкой и бархатистой, а уже знакомые на ощупь округлости выглядели особенно привлекательно. Ни собственной наготы, ни наготы стоящего рядом мужчины Брусника не стеснялась вовсе.

К слову, рост ее Хаггар оценил правильно: женщина в самом деле едва доставала макушкой до его плеча.

— Это хорошо. Тогда я все же схожу в поселок. Ты при необходимости сможешь забраться обратно внутрь? — подозрительно спросила Руся, недоверчиво оглядывая слегка пошатывающегося от слабости чужака.

— В крайнем случае ты вернешься и наткнешься на мое тело в проходе, — насмешливо отмахнулся маг, чуть щурясь на проглядывающее сквозь листву солнце.

Шаманка укоризненно вздохнула, но возражать не стала и скрылась среди плетей вьюнка.

Наружу она вынырнула через пару минут уже одетая. Свободная сероватая рубашка с рукавами по локоть, прикрывавшая нижние ребра, оказалась вышита вдоль подола и ворота какими-то узорами, к ней присоединилось несколько ниток мелких бус невесть из чего. Ткань штанов, подпоясанных кожаным ремнем с веревочными завязками, внешним видом походила на мешковину и цвет имела зелено-коричневый, грязный. Узкие икры обтянули высокие мягкие сапожки.

Пожалуй, без одежды она на взгляд теневика выглядела куда лучше.

— Не уходи, пожалуйста, далеко, хорошо? В лесу опасно, если его не знать, — предупредила женщина.

Хар коротко кивнул в ответ и проводил свою спасительницу взглядом. Чувствовалось, что та не просто знает лес, но выросла в нем и является его частью, — под темным пологом она растворилась бесшумно, не потревожив ни ветки. Сам теневик так никогда не умел — он предпочитал прокладывать просеки и двигаться по ним уверенным размашистым шагом, — но чужие таланты уважал.

Когда женщина ушла, перестав отвлекать своим присутствием мысли мага, он огляделся уже пристальней, заодно внимательно принюхиваясь, прислушиваясь и раскидывая вокруг легкую поисковую сеть. В общем, всеми доступными средствами попытался прощупать окружающий мир, куда мог дотянуться.

Сеть являлась одним из базовых универсальных заклинаний, нечувствительных к вливаемой в них силе. Такие интересные конструкции встречались достаточно редко, обычно разные грани дара решали одну и ту же задачу каждый своими способами. Если решали. Целительство и бытовая магия относились, увы, к светлой стороне дара, и альтернативы им теневики не нашли.

Лес жил своей жизнью и казался безбрежным, будто весь окружающий мир — это лес, а лес — это весь мир. Во многом здесь, кажется, все именно так и было. Никаких неоднородностей магического поля, никаких источников и узлов родственных Хаггару сил, только бескрайнее зеленое море с искорками живых существ, останками мертвых и проплешинами и полосами разнообразных водоемов. Безмятежность как она есть.

Не двигаясь с места, Хар постарался подвести промежуточный итог и проанализировать полученные сведения.

Судя по всему, он попал в мир, жители которого сравнительно недавно — сто, двести лет назад, вряд ли больше, иначе эта железная коробка давно бы уже разрушилась, — пережили некую катастрофу. Настолько страшную, что поспешили забыть ее; или, по крайней мере, память о ней сохранилась только у отдельных личностей.

В этой версии мужчина не сомневался совершенно, но одно его настораживало: отсутствие следов. Положим, одна человеческая смерть оставляет мир равнодушным, но массовые и одновременные ставят печати, которые живут веками и даже тысячелетиями. А здесь не слышалось никаких отголосков, и если в нескольких днях пути находится «мертвая местность», это особенно странно. Значит, либо он ошибся и то место не является погибшим городом, либо… что?

Нет, можно допустить, что никакой катастрофы не происходило. Но как еще объяснить железный остов, который маленькая шаманка использовала в качестве убежища? И язык, сложный богатый язык, изобилующий словами и понятиями, совершенно не нужными в обиходе примитивного кочевого народа. Слов много — а «войны» нет…

Но что тогда? Либо прежние жители не умерли, либо умерли не сто и даже не двести лет назад, а тысячу, либо… что-то скрыло последствия, сгладило шрамы.

Хаггар вновь, щурясь, посмотрел на стену леса, окружавшего прогалину с лежащим на ней Красным Панцирем. Лес тихо шелестел, не позволяя заподозрить себя в недостойном поведении.

Маг пошевелил пальцами, и на ладони сгустилась легкая серая дымка. Он сжал кулак и бросил небольшой тусклый шарик на землю в метре перед собой. Мгновение — и вокруг места соприкосновения сгустка некротической энергии с живой материей образовалась мертвая проплешина полуметрового диаметра, пропитанная силой смерти, как едва потухшее кострище — теплом. Серая почва, на глазах истлевшие стебли травы, какие-то жучки и попавший под чары мелкий зверек.

А потом проплешина начала затягиваться на глазах. Нет, не поднялась в считаные секунды новая трава, да и мумия мыши не ожила и не побежала дальше по своим делам, но буквально через десяток секунд даже воспоминаний о примененных чарах не осталось, как будто никто не швырялся тут силой смерти. Маг просто не поверил своим глазам. Он подошел ближе, опустился на корточки, поводил ладонью над возникшей прогалиной — ничего!

Хаггар медленно поднялся на ноги, вновь оглядел ближайшие деревья. Те, разумеется, не ответили, но теневик все равно почувствовал себя чрезвычайно неуютно и счел за лучшее вернуться под защиту ветхих железных стен. И все равно, пока шел и с руганью забирался внутрь через узкий лаз, чувствовал чей-то пристальный взгляд в точке между лопаток. Понятно, он только мерещился, но…

Странный мир, чужой мир. Чуждый. Заботящийся о своих детях и тщательно оберегающий их от всего, по его мнению, лишнего. Вопрос в том, как он будет оберегать их от самого Хаггара? Теневик мог поспорить с людьми, мог схлестнуться даже с богами, но ссориться с самой стихией? Прежде у него и мысли не возникло бы персонифицировать слепую силу, но сейчас его преследовало иррациональное ощущение наличия у Леса если не разума, то определенной воли. И воля эта, похоже, не радовалась новому приобретению. Не радовалась, хотя пока, кажется, терпела.

Мысленно костеря себя на все лады, обзывая психопатом и параноиком, Хаггар все-таки пообещал себе использовать магию максимально осторожно. Во всяком случае, по возможности не прибегать к самым разрушительным граням собственного таланта. А с другой стороны, зачем они, собственно, сейчас нужны-то? Против кого их применять?

Устроившись на лежаке, маг окончательно успокоился и прогнал неприятные ощущения, после чего с иронией отметил, что встреча с маленькой шаманкой действительно оказалась его главным шансом и счастливым билетом. Эта дикарка, похоже, была не просто приятным событием, но в полном смысле слова ниточкой, связавшей его не только с местными жителями, но с силой гораздо более могущественной и опасной.

Зато теперь хотя бы понятно, почему источники родственных ему сил пребывают в настолько плачевном состоянии: они безжалостно подавляются основной доминирующей стихией. Не уничтожаются, потому что уничтожить их попросту невозможно — они необходимы для существования мира, но находятся, безусловно, в подчиненном положении. И вот они-то как раз воли, похоже, не имеют.

Обладающая волей стихия, на взгляд Хаггара, это нонсенс, но… может, здесь все сложилось именно так из-за отсутствия богов? Потому что именно Лес — или земля и жизнь в переводе на привычные понятия — занимал в представлении Брусники то место, которое в привычном теневику мире отводилось богам.

Вскоре в сумрачной тишине слабость начала брать свое, мага стала одолевать дрема. Он несколько минут поборолся, пытаясь продолжить размышления, но потом махнул на них рукой и сдался. Все равно никаких фактов у него толком нет, только ощущения и впечатления, а сон нужен для выздоровления. Непонятно только, как он, выздоравливая, второй день не чувствует голода и жажды… но, наверное, тоже какие-то особенности местных чар.

Проснулся мужчина внезапно, от резкого толчка в спину. Поскольку лежал он на боку, лицом к стене, поспешил приподняться и обернуться, разыскивая причину пробуждения. В железном чреве мертвой машины было уже совершенно темно, пришлось прибегнуть к чарам. Они не рассеивали мрак, но позволяли различать очертания предметов.

Ничего нового в комнатушке не было, только сжавшаяся рядом на лежаке маленькая шаманка, умудрившаяся завернуться в тонкое колючее шерстяное одеяло, как в кокон.

— Извини, — тихо шепнула она, когда Хар зашевелился.

— Что случилось? — недовольно осведомился маг.

— Н-ничего, я просто… — забормотала женщина виновато, но ее прервал белый отсвет и последовавший за ним громкий сухой треск, в жестяной коробке прозвучавший особенно раскатисто. От этого звука Брусника всхлипнула, дернулась всем телом и попыталась плотнее сжаться в комочек, очень тихо поскуливая на одной ноте. Кажется, именно такое движение шаманки его и разбудило: она просто ткнула соседа коленками в спину.

Хар тряхнул головой, сел, потер ладонями лицо, пытаясь проснуться и сообразить, что происходит; дикарка сейчас явно не годилась в качестве источника информации. Опять блеснуло, грохнуло, а потом со всех сторон сразу послышался шелест в сопровождении мелкой барабанной дроби, и до мага наконец дошло — начался дождь. По-видимому, с грозой.

— Крыша не протечет? — прищурился он, вглядываясь в потолок. Различить какие-либо подробности сумеречное зрение не позволяло, но сверху, по крайней мере, не капало. Пока.

— Н-не должна. — Брусника хлюпнула носом, окончательно свернувшись в клубок и укутавшись в одеяло с головой.

Маг некоторое время созерцал получившийся кокон, а внутри медленно поднималось раздражение.

— Тогда почему ты так дергаешься? — мрачно проговорил он.

— Я грозы боюсь, — шепотом созналась Руся, и теневик, не найдя приличных слов, грязно выругался себе под нос и рухнул обратно на лежак, на этот раз лицом к женщине. Полностью игнорируя сопротивление, вытряхнул Бруснику из ее укрытия.

— Взрослая женщина, маг… Тьфу, шаман! Грома боится! — Раздраженно ворча, мужчина бесцеремонно, рывком перевернул дикарку спиной к себе, расправил одеяло, укрывая обоих, и улегся, одну руку заложив под голову, а второй обняв женщину. — Спи!

— А что, дождь уже кончился? — недоверчивым шепотом спросила та, прислушавшись к окутавшей их тишине.

— Я полог молчания поставил. Спи, сказал! — тихо рыкнул Хаггар, и она сочла за лучшее отложить расспросы. Правда, уснуть вот так сразу не сумела.

Лежала, вслушиваясь в удивительно плотную, неподвижную тишину, какой не слышала никогда прежде. Даже если заткнуть уши, все равно будет не так тихо, даже в глубоких пещерах всегда есть какие-то шорохи и легкие отзвуки, а здесь… Как будто совсем ничего не осталось вокруг, кроме ее собственных шумных торопливых вздохов и тихого мерного дыхания Хара.

Пожалуй, если бы не последний, эта мертвая тишина напугала бы гораздо сильнее даже самой страшной грозы, но большой сильный мужчина, кажется, одним своим присутствием защищал от всех страхов. Подумалось, что, обними он ее вот так сразу, и она перестала бы вздрагивать от ударов грома, даже продолжая их слышать.

Эта гроза стала для Брусники последней каплей, переполнившей чашу дурного настроения. Женщина даже в какой-то момент тихонько заплакала от жалости к себе, и хорошо, что чужак в тот момент еще не проснулся и не увидел этой ее слабости: плакать при посторонних, тем более по глупому поводу, совсем недостойно хорошей шаманки. Это с боязнью грозы Руся ничего не могла поделать, а вот слезы позволила себе.

Дело в том, что в поселении ее встретили… неласково. Подобрав темноволосого пришельца луну назад, она почти перестала появляться дома. Если точно, заглянула она туда всего два раза: первый, когда только перетащила рослого тяжелого мужчину в Красный Панцирь при помощи лесных жителей, чтобы взять некоторые необходимые вещи и еду, и второй — в середине этого срока, пополнить запасы продовольствия и отнести травы, точно как вчера.

А куда ей было приходить? Там Бруснику никто не ждал. Родители умерли уже давно, Руся была у них самым поздним и, можно сказать, случайным ребенком, и они едва дожили до того возраста, когда девочка превратилась в женщину. Нет, умерли не от старости: отец-охотник, потерявший с возрастом былую ловкость и внимательность, попал на коготь хищнику, а мать, прожившая с ним душа в душу много циклов, не выдержала разлуки и быстро ушла следом за своим мужчиной под полог леса. Братья и сестры давно уже выросли, и кто умер, кто ушел жить в другие рода, а кто просто жил своей жизнью — близкое родство внутри одного рода, где все так или иначе друг другу родственники, значило достаточно мало. Обучение Брусника тоже уже давно закончила, и наставник мало интересовался ее успехами, лишь иногда нехотя отвечал на вопросы. Если мог, а последнее время это случалось все реже: любопытная Брусника постоянно пыталась влезть в какие-то новые дебри, и старого шамана это скорее раздражало, чем восхищало.

Впрочем, Руся была достаточно благоразумной особой, чтобы понимать: она во многом сама виновата в том, что сородичи не испытывают к ней теплых чувств. Кто будет радоваться шаману, которого никогда нет рядом и который вечно бродит где-то в лесах? Вот и получалось, что она как бы не в стае, а рядом с ней. Ее не гнали, но и своей не считали.

А теперь, похоже, женщина переступила какую-то черту, окончательно отколовшись от рода. Или ей просто не повезло оказаться не в то время не в том месте?

Позавчера пропала молодая шаманка, Вишня. Она была на несколько циклов моложе Брусники, при этом у нее уже имелась постоянная пара, четверо маленьких детей, да и талантами Лес не обделил, как и доброй душой, и готовностью помогать ближним. В общем, наверное, это закономерно, что одна из подруг пропавшей шаманки в сердцах бросила Русе, что лучше бы та пропала, чем Вишня. И остальные — женщина это ощущала — молча одобряли эти слова. Не повторяли, но все читалось в глазах.

Бруснике тоже было жалко добрую «коллегу», но ведь не она же была виновницей ее исчезновения! Она вообще не видела ее почти луну и ничего плохого ей не сделала, тогда почему вдруг оказалась виноватой?

Шаманка, конечно, умом понимала, что сердиться на сородичей особенно не за что. Это слова горя, а не разума, и никто Бруснику не гнал и всерьез ни в чем не обвинял. Но все равно от этих злых слов и взглядов стало очень больно и обидно. Настолько обидно, что она даже не рискнула расспрашивать об обстоятельствах исчезновения несчастной. Быстро отдала травы, взяла еды, прихватила какую-то одежду, оставшуюся от отца, и убежала. И уже на середине пути к Красному Панцирю услышала раскаты грома, так что дорогу до убежища преодолела бегом и поспешила испуганно забиться под бок к Хаггару. Ей казалось, что этот странный и жутковатый найденыш вдруг остался единственным человеком во всем мире, которому она по-настоящему нужна.

И утро только укрепило ее в этой мысли, потому что началось оно приятно. Как и предыдущее, только еще лучше. Настолько хорошо и приятно, что Брусника на время совершенно забыла о всех своих неурядицах. Да вообще обо всем забыла! В это утро во всем мире для нее существовал только этот удивительный мужчина, его чуткие пальцы, горячие губы и сильное тело, а все прочие люди… Пусть их всех судит Лес, а у нее есть дела поинтереснее.

Кажется, чувствовал себя Хаггар уже вполне сносно, потому что пробуждение заметно затянулось. И когда через некоторое время любовники лежали, переводя дыхание, еще во власти испытанного наслаждения, Брусника тихо проговорила, прислушиваясь к мерному биению сердца мужчины под щекой:

— По-моему, после такого пробуждения стоит ложиться спать обратно.

— То есть больше так не делать? — тихо спросил теневик.

— Нет, что ты! — горячо возмутилась Руся, даже немного приподнялась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Мне очень, очень понравилось, просто я хотела сказать… — Она осеклась, поймав веселый взгляд, а Хар с удовольствием рассмеялся, откровенно потешаясь над ее растерянной физиономией. — И ничего смешного, — вздохнула она и улеглась обратно. Странно, но, хоть Брусника и понимала, что именно она является причиной этого неприятного резкого смеха, почему-то насмешки мужчины не обижали.

А сам Хаггар чувствовал себя странно и очень непривычно. И дело даже не в снисходительном отношении к рыжей дикарке — она в самом деле пока еще не сделала ничего такого, что могло вывести его из себя. Скорее, по ощущениям он умудрился скинуть несколько лет жизни. Тех самых, которые превратили, может, не самого порядочного и отнюдь не доброго, но энергичного и увлеченного молодого человека в угрюмого безразличного теневика, чьим именем пугали не столько детей, сколько взрослых. Память оставалась при нем, но уже не давила на плечи.

Он просто хотел жить. Не выживать назло кому-то, а жить, познавать окружающий мир и получать удовольствие от каждого дня. Надо ли говорить, насколько кстати в этой ситуации оказалась в его руках такая искренняя, откровенная и охочая до ласк маленькая шаманка!

— Как прошел вчерашний визит? — полюбопытствовал Хаггар, когда женщина завозилась, намереваясь встать.

— Как и ожидала, — с тяжелым вздохом ответила она, и умиротворение на ее лице сменилось хмурой гримасой. Но эту перемену собственного настроения Брусника никак не прокомментировала, продолжая рассказ: — Я принесла еды, кое-какую одежду и сапоги, только я не уверена, что тебе подойдут эти вещи.

Маг раздосадованно поморщился, но высказываться на эту тему не стал: ясно же, что у них тут нет магазинов готового платья, где тебе подберут нужный фасон и размер, при необходимости даже подогнав по фигуре. Вообще удивительно, что хоть что-то удалось найти! Да и кто бы привередничал. Можно подумать, опальный маг продолжал одеваться у лучших портных до самого перехода в этот мир! Щеголял почти в таких же обносках и не ворчал.

Только настроения понимание этого факта, конечно, не исправило. Людям свойственно надеяться на лучшее, и где-то в глубине души Хаггар, похоже, ожидал, что новый мир неизбежно окажется гостеприимней предыдущего и встретит блудного мага с распростертыми объятиями. А ожидания, которые не оправдываются, никому не доставляют радости.

Да и недовольное выражение лица Руси сделало свой вклад в дурное настроение. Эмоциональное состояние женщины и ее душевные переживания мало трогали теневика, беспокоил его вопрос сугубо практического характера: печаль шаманки вполне могла напрямую касаться его и грозить в будущем неприятностями. Поэтому, пока женщина разбирала в углу небольшой тючок с принесенными вещами, он спросил:

— В поселении что-то случилось?

— Откуда ты знаешь? — Она настороженно обернулась, подозрительно хмурясь.

— Я? — опешил Хар. — Я не знаю, я предположил. Ты вдруг помрачнела, когда я спросил про твой визит туда.

— Д-да, извини, — пробормотала Брусника и тряхнула головой. — Уж ты-то точно ни при чем. Пропала одна из шаманок.

— Совсем пропала? — Мужчина вопросительно вскинул брови. — Тело тоже не нашли?

— Тело? — ахнула Брусника, а потом вновь нахмурилась. Разумно, — если Вишню так и не нашли и сама она не вернулась, вряд ли она могла остаться в живых. Скорее всего, маг прав, и шаманка мертва. Почему? Да кто знает волю Леса и его жителей! — Нет, кажется, не нашли. Никто не знает, что с ней случилось. Обычно, если кто-то погибает в лесу, лес говорит об этом, а здесь… наверное, почему-то решил промолчать.

— Видал я этот ваш лес, — пробурчал теневик, но уточнять, где именно и в каком виде желал бы видеть оный, не стал. Не хватало еще накликать! А ну как услышит и обидится? — И часто подобное случается? Что люди бесследно пропадают, тем более — шаманы, которые в нем прекрасно ориентируются и, как я понимаю, умеют договариваться.

— Редко, но случается, — кивнула Брусника. — Шаманы, даже очень талантливые, порой ошибаются, и ошибки их приводят к печальным последствиям. В это сложно поверить, но Вишня, наверное, чем-то обидела Лес, вот он ее и забрал. Жалко. Она была хорошая, — через силу проговорила Руся. Вчерашняя обида на сородичей никуда не делась, но демонстрировать ее мужчине — не лучшая идея. И уж точно нехорошо говорить гадости про женщину, которая лично Бруснике ничего плохого никогда не делала. Просто была… слишком хорошей. — Вот, на, попробуй примерить. Они почти новые. — Отвлекая себя и Хара от неприятного разговора, она протянула мужчине принесенные вещи.

— Могло быть и хуже, — заметил он.

От природы не слишком-то полному, да еще и не успевшему толком отъесться после ранений Хаггару штаны оказались заметно велики в талии и так же заметно коротки — скорее бриджи, чем полноценные брюки. Рубашка пришлась почти впору; точнее, оказалась великовата, но при ее прямом покрое без всяких изысков это не играло роли. Обе проблемы — и с верхом, и с низом — решил отличный широкий кожаный ремень с тяжелой медной пряжкой, единственная деталь, действительно пришедшаяся мужчине по душе. Надо думать, при местном уровне развития — дорогая и парадная вещь, вряд ли редкие металлы часто расходуют на такую ерунду.

А вот сапоги оказались безнадежно малы. Настолько безнадежно, что магу пришлось бы отрубить себе пальцы, чтобы втиснуться в эту обувку. Мужчина окинул мрачным взглядом сапог, подозрительно покосился на ногу сидящей рядом шаманки и тяжело вздохнул. Нет, обувь та явно предложила не свою: ее сапожок Хар смог бы натянуть разве что на руку, и то с трудом.

— Чьи это вещи?

— Отца. Он был высокий. Во всяком случае, мне так казалось, — виновато пробормотала она, поглядывая на мужчину со смешанными чувствами.

С одной стороны, конечно, жалко, что вещи не подошли, без обуви ходить по лесу очень тяжело, да еще человеку непривычному. Но с другой — это все Бруснику восхищало. Ее покойный отец действительно считался достаточно высоким мужчиной, и Руся как-то подзабыла, какого именно роста он был. А вот теперь, разглядывая длинноногого чужака, она понимала, что Хар выше решительно всех мужчин не только в поселении, но и тех, кого Брусника когда-либо встречала. Большой, сильный, красивый… Нет уж, она точно никому его не отдаст!

— Ладно, в бездну эти сапоги, — наконец решил он. — Переживу. Какие у нас планы на сегодня?

— Ты хотел чего-то конкретного? — настороженно спросила Брусника.

— В общем-то да. Здесь поблизости есть какой-нибудь водоем, где можно искупаться?

— Да, конечно! — просияла Руся. Она по-прежнему не очень-то хотела вести свою находку в поселение: вдруг кто-то на него глаз положит? Но это-то ладно, а вот что делать, если чужак заинтересуется кем-то еще? — Сейчас позавтракаем и пойдем туда, я заодно кое-какие травы поищу.

— Кстати о завтраке. Почему я до сих пор не испытываю ни голода, ни жажды? Это твоя магия? То есть твоя сила так действует?

— Да, сила. Но нормальная еда лучше. Я сегодня тебя уже не поддерживаю, и ты чувствуешь себя достаточно неплохо. Так что, наверное, уже можно переходить на естественную пищу.

Договаривать, что облегчит это жизнь главным образом самой Бруснике, она не стала. Одно дело — поддерживать силы неподвижного, чуть живого тела, а совсем другое — энергичного и вполне здорового физически мужчины. С момента пробуждения Хаггара на это уходили почти все силы шаманки, и возможность предоставить его самому себе очень порадовала.

Когда они выбрались наружу, Руся с парой бурдюков убежала к ручью за водой, доверив магу важное дело — разведение костра. Хар опрометчиво сообщил, что умеет это делать, получил две какие-то палочки и остался один на один с пустым кострищем. С недоумением осмотрев инструмент, теневик не обнаружил в нем ни капли магии.

Поборов желание как минимум вышвырнуть бесполезные куски непонятно чего под ближайший куст, Хаггар, скрестив ноги, уселся у обложенного камнями кострища и задумался. Древних способов добывания огня он не знал. То есть слышал когда-то, что древние люди умели это делать, но кто в здравом уме занимается подобной ерундой, когда создана уйма разнообразных артефактов, большинство которых — самозаряжающиеся? Только какие-то на всю голову больные историки, к которым Хар, по понятным причинам, не относился.

Перед светлым магом такой вопрос бы даже не встал, а как разжечь огонь без подручных средств, будучи теневиком, — вот это уже интересно. Но Хаггар не был бы собой, сломайся он на таком пустяке.

Брусника вернулась вскоре и застала странную картину: ее найденыш с умиротворенным и явно довольным видом сидел у кострища, в котором на тонких веточках плясало пока слабое, но вполне бодрое пламя. Все бы ничего, но сухой мох, который женщина специально берегла для растопки, так и остался лежать в стороне, а самого чужака окружало пространство странно посеревшей и голой земли, покрытой непонятными шаманке рисунками настолько, насколько мужчине хватало рук дотянуться из его нынешнего положения.

— Что случилось? — потрясенно выдохнула Руся, разглядывая жутковатую картину. — Что это за рисунки?!

— Ничего не случилось. — Хар с некоторым недоумением пожал плечами. — Не люблю прикидывать в уме, а письменных принадлежностей нет, пришлось вот так изгаляться.

— Что — прикидывать? — окончательно потеряла нить разговора Брусника.

— Я не владею стихиями, зато неплохо разбираюсь в пространственной магии, а посчитать в уме нужное искривление сложнее.

— Что? — потерянно уставилась на него Руся.

— Я не могу призвать пламя или уплотнить воздух, чтобы создать подходящую линзу, но можно добиться того же эффекта, искривив пространство в нужной точке.

— Но зачем все это?!

Может, Хаггар и объяснил с его точки зрения доступно, но женщина не поняла ни слова. Точнее, отдельные слова-то она как раз поняла, но смысл фразы упрямо ускользал. Шаманка благоразумно не стала за ним гоняться и попыталась зайти с другой стороны.

— Чтобы разжечь огонь, — снисходительно пояснил чужак.

Брусника несколько секунд смотрела на него недоверчиво и подозрительно, пытаясь понять, шутит он над ней сейчас или говорит серьезно. Говорить она ничего не стала, просто взяла немного мха и отложенные магом палочки. Опустившись напротив своей находки на колени (наступать на странные шаманские узоры она избегала), ловко чиркнула одной палочкой о другую и высекла сноп искр, попавших на трут. Мох затлел. После этого женщина выразительно уставилась на собеседника.

— Дикари, — с непонятной интонацией процедил тот, недовольно скривившись, и раздраженным жестом повел рукой над своими рисунками. За ладонью потянулось облачко легкой пыли, линии растаяли.

Что именно произошло, Брусника не поняла, но испортившееся настроение мужчины от нее не укрылось. Меньше всего она хотела с ним ругаться, особенно после вчерашних событий и своих вчерашних раздумий, поэтому, начав потихоньку возиться с приготовлением еды, мягко проговорила:

— Не сердись, пожалуйста. Ты же говорил, что там, откуда ты родом, все совсем по-другому, но об этом сложно помнить постоянно, особенно вот в таких мелочах. Главное же результат, а я… просто очень удивилась этим рисункам и встревожилась. Решила, в мое отсутствие произошло что-то нехорошее.

— Да ладно, хоть мозги немного размял, — хмыкнул Хаггар, смягчаясь. Кажется, слова она подобрала правильно.

Окончательно с реальностью мужчину примирил готовый завтрак. Маг искренне опасался получить какую-нибудь диетическую бурду или, хуже того, выяснить, что местные жители поголовно вегетарианцы, но нет, обошлось. Наваристая густая каша с мясом, состряпанная маленькой шаманкой в грубом (к слову, глиняном) котелке, оказалась не просто сытной, но еще и вкусной, хотя и совсем несоленой; видимо, помогли какие-то травы, добавленные к крупе.

Сородичи Брусники хоть и кочевали, но все равно занимались земледелием. Лес пестрел широкими прогалинами, и люди, приходя весной, сеяли на них злаки. Благодаря помощи шаманов те всходили и приносили плоды, а иные семена и травы засыпали ровно на цикл. Потом люди уходили, и жизнь возобновляла свой привычный ход. Кочевников было слишком мало, чтобы они могли всерьез навредить лесу своим вмешательством, и поэтому тот их терпел.

Руся же только с умилением наблюдала за удовлетворением здорового аппетита своего пациента, сама она ограничилась пресной лепешкой и куском сыра, как раз шаманы старались мясом не злоупотреблять. А после завтрака женщина повела заметно подобревшего чужака к обещанному озеру. Не привыкший ходить босиком, Хар двигался достаточно медленно, но его спутницу это не смущало. Зато по дороге она, указав ему направление, могла собирать нужные травы, почти не отставая.

Озеро тоже оказалось выше всяких похвал. Достаточно большое, есть где развернуться, не какой-то крошечный илистый прудик. Песчаные берега, украшенные высокими стройными деревьями, незнакомыми пришельцу из другого мира; искрящаяся на солнце широкая гладь, покрытая мелкой рябью; чистая прозрачная вода без признаков цветения.

— Есть что-то, что мне нужно знать о местных обитателях и вообще об озере? — спросил на всякий случай Хаггар, скидывая одежду.

— На дне есть холодные ключи, так что надо быть осторожнее, а в остальном… нет, все спокойно. Здесь только мелкая рыба водится, для человека безопасная. Змеи еще есть, но тоже некрупные. Ты уверен, что достаточно хорошо себя чувствуешь? — тревожно спросила она.

— Вполне, — отмахнулся Хар, входя в теплую воду.

Как показала практика, силы свои он переоценил; если в ту сторону озеро переплыл достаточно уверенно, то обратный путь дался с трудом. На берег мужчина в итоге выбрался, дыша, как загнанная лошадь и тихонько ругаясь себе под нос, а конечности его мелко дрожали от усталости. На нагретый солнцем песок он почти рухнул и прикрыл глаза, раздраженно спрашивая у самого себя, вернется ли когда-нибудь то блаженное время, когда он будет чувствовать себя по-настоящему хорошо, а не оправляться от очередных ран и травм?

На берегу они провели весь день. Брусника принесла солидный пучок какой-то травы, которая при растирании давала едкий мыльный сок. Хар с благодарностью воспользовался этим природным чистящим средством и с наслаждением отскреб от кожи въевшийся запах пота. Удостоверившись, что найденыш в самом деле чувствует себя неплохо и тонуть в ближайшем будущем не планирует, женщина успокоилась на его счет и побрела вдоль берега, занимаясь привычным и любимым делом — сбором трав и общением с лесом. А сейчас эта прогулка принесла не только умиротворение, но и пищу для размышлений.

Лес, как сейчас заметила шаманка, очень странно реагировал на чужака. Он… боялся? Или, вернее, опасался, как маленький ребенок, впервые увидевший свернувшегося в клубок ежа: протягивал руки, кололся о встопорщенные иглы, вздрагивал и отшатывался. С тем только отличием, что ежик гораздо безобиднее Хаггара, о пришельца не только палец уколоть можно, но легко лишиться руки. И Лес, чувствуя это, осторожничал.

Руся с трудом могла поверить, что назвавший себя «злым шаманом» мужчина опасен настолько.

Весь день над лесом стояла духота, которую совсем не колыхал легкий, почти горячий ветер, а к вечеру запахло близкой грозой, как и вчера. Тревожно поглядывая на небо в просветах деревьев, где тяжелых темных туч еще не было видно, Брусника заранее уже жалась к своему спутнику и едва удерживалась, чтобы не припустить к убежищу бегом. Когда Красный Панцирь оказался рядом, над головой уже глухо рокотало, и на ужин пришлось ограничиваться все теми же лепешками, сыром, вяленым мясом и кое-какими овощами, оставшись без горячего.

Но ночь прошла спокойно. Мужчина легко и приятно добился того, что о бушующей вокруг грозе Руся забыла и без всяких защитных чар. Потом же, утомленная и довольная, женщина почти мгновенно уснула в его руках, даже не вспомнив, что чего-то там боялась.

А вот утром Брусника заставила себя принять волевое решение и отвести Хаггара к сородичам. Весомого повода дальше прятать его не было, наоборот, это могло вызвать какие-то ненужные вопросы, поэтому после завтрака они собрали немногочисленные вещи и двинулись в сторону поселения.

— Хар, а что ты планируешь там делать? — осторожно спросила спутника Руся.

— Понятия не имею! — Маг в ответ поморщился. — Я вообще не уверен, что мне туда действительно надо, хотя осмотреться и поговорить с вашими старшими шаманами полезно. — На душе у женщины потеплело. Конечно, ей бы стоило объяснить чужаку, как опасен лес для одиночек и насколько неправильно вот так избегать своих сородичей, и поступала она нехорошо, но Брусника промолчала. — Еще я подумывал предложить им помощь в поисках этой пропавшей, чтобы не являться совсем уж с голой задницей. По крайней мере, я могу однозначно установить, жива эта девица или нет.

— Как это?

— Почти так же, как мы клятву заключали. У нее остались какие-то близкие родственники? Родители, а лучше всего дети? Ну вот, с помощью капель крови кого-то из них я могу определить все необходимое. Во всяком случае, дома мог, — на всякий случай уточнил он. — Бездна знает, сработает ли все здесь, с этим вашим… лесом.

Всю дорогу до поселения они почти не разговаривали. Брусника отчаянно боролась с собственной жадностью и ревностью, уговаривая себя, что прятать чужака нехорошо, а теневика больше интересовала земля под босыми ногами, так и норовящая воткнуть в пятку какой-то торчащий корень или камешек.

А вот когда они подошли к поселению, стало ясно, что боялась Руся совсем не того, чего следовало. На ее находку вовсе никто не претендовал; на незнакомца, да и на нее заодно, косились с опасением и недоверием. Высокий чужак с темными волосами, непривычно резкими чертами лица и тяжелым взглядом воспринимался как чужак в самом негативном смысле этого слова, и никто из встречных явно не рассматривал его как возможного члена общины. Более того, заодно с Хаггаром неприязненно поглядывали и на Бруснику, которая после встречи со вторым или третьим сородичем, не ответившим на ее приветствие, настороженно нахмурилась и непроизвольно ухватилась за широкую сильную ладонь спутника.

— Не слишком-то дружелюбные у тебя приятели, — с иронией заметил Хаггар, озираясь. Не похоже было, что косые взгляды задевают мужчину; даже наоборот, губы его кривились в удовлетворенной и очень недоброй усмешке. При других обстоятельствах это, может, и насторожило бы шаманку, но сейчас Русю больше интересовало его спокойствие и уверенность, неожиданная в сложившейся ситуации. Он шел и смотрел по сторонам так, как будто именно он здесь хозяин, а все остальные — гости, и незаметно женщине вскоре передалось это спокойствие, и она расправила плечи. Но ладонь найденыша из своей руки не выпустила.

Местное поселение, расположенное на высоком берегу широкой реки, Хаггара не разочаровало в том смысле, что именно чего-то подобного он и ожидал. Втиснутые между деревьями разнокалиберные круглые шатры, сшитые из шкур, чумазые полуголые дети, носящиеся с гиканьем и воплями, крики домашних птиц и животных. Женщины в основном группами сидели под навесами и занимались каким-то рукоделием — в этом вопросе Хар понимал чуть меньше чем ничего. Мужчин попадалось немного, видимо, остальные находились где-то вне поселка. Что характерно, темноволосых действительно не попадалось ни одного, максимум — медно-рыжие, и то в порядке исключения. Да и ростом местные отличались невысоким.

Единственное, озадачили размеры поселка: маг ожидал в лучшем случае увидеть несколько десятков жителей, а стойбище оказалось достаточно большим, на добрую сотню шатров.

Что до косых взглядов, те вызывали у теневика только скептическую усмешку и какое-то странное удовлетворение. Ничего не меняется. Мир другой, и люди вроде бы другие, и его самого никто не знает, а отношение все равно такое же. На лбу у него, что ли, написано, что он агрессивен и очень опасен?

— А куда именно мы идем? — поинтересовался он, отгоняя эти мысли. Здешние отполированные ногами жителей «улицы» были гладкими и почти чистыми, так что, не рискуя напороться на очередной сучок, Хаггар зашагал увереннее. Радуясь при этом, что последствия вчерашней грозы за утро уже высохли; надо полагать, в непогоду эти утоптанные дорожки превращаются в грязевое месиво.

— К Остролисту, — со вздохом ответила Руся. — Он старый мудрый шаман, он учил меня и несет за меня ответственность.

— Это как?

— Ну, если я сделаю что-то плохое, именно он будет назначать мне наказание и отвечать за меня перед советом шаманов, если поступок окажется совсем уж гадким. У нас за каждого отвечает старший шаман, а сами шаманы держат ответ только перед советом.

— И чего стоит ждать от этого Остролиста?

— Не знаю. — Женщина вновь тяжело вздохнула. — Он сложный человек, но думает о благе всего рода.

— Получается, есть шанс, что меня отсюда отправят пинком под зад? — с ухмылкой предположил Хар, а его собеседница нахмурилась и возразила:

— Нет, что ты, у нас не принято прогонять гостей!

Правда, особенной уверенности в голосе Брусники не слышалось.

Старый шаман на поверку оказался совсем не таким старым, как представлялось пришельцу из другого мира. Жилистый крепкий мужик лет шестидесяти пяти на вид с длинными седыми патлами, собранными в две косы, щедро украшенные такими же висюльками, как у Руси. Но, кажется, он был действительно мудрым; во всяком случае, взгляд светло-серых глаз казался пронзительным и каким-то всезнающим. Неприятным.

Он вышел из своего шатра, из дыры в верхушке которого, прикрытой небольшим забавным зонтиком, поднимался тонкий голубоватый дымок, когда гости были еще за сотню шагов, и остановился на пороге, сцепив руки за спиной.

— Здравствуй, Остролист, — первой обратилась к молчаливому неподвижному изваянию Брусника и вежливо склонила голову. — Это Хаггар, он мой… гость, — с запинкой представила она, бросив быстрый взгляд на теневика, — странник из очень дальних земель.

Хар, не отводя взгляда от изборожденного резкими глубокими морщинами лица, повторил приветственный жест.

— Черная душа, гнилое семя, — неприятным каркающим голосом проговорил тот, сверля пришельца ответным взглядом. — Ты, Брусника, не гостя привела — пасынка белого зверя в стадо пригласила.

— Я пришел с миром, шаман, — все-таки возразил Хар. — И не хочу никому зла.

— Не хочешь, но приносишь, — отрезал тот.

— Он может помочь с поисками Вишни, — вставила Руся, встревоженно цепляясь за руку своей находки. Она не понимала негативной реакции учителя, ведь Лес о госте ничего такого не говорил. Пусть и опасался, но готов был принять это новое и необычное. Тогда почему старший шаман настроен настолько против?

Ей не нравились слова, которые говорил учитель, но еще больше ей не нравились взгляды, которыми сверлили друг друга мужчины. В воздухе чудился запах близкой грозы, хотя небо оставалось ясным.

— Он ничем не поможет, — отмахнулся Остролист. — Лучшие следопыты и совет шаманов искали. Даже Лес не знает, где она. А чего не знает Лес, того не знать смертным! Этот человек пахнет смертью и несет только смерть, он не шаман, и в нем нет силы, только гнилая душа. Пусть он не задерживается здесь надолго и не приближается к общим шатрам.

Хаггар смерил старика тяжелым оценивающим взглядом. У него буквально чесались руки продемонстрировать, насколько у него нет силы и что эта отсутствующая сила может оставить не только от самого шамана, но и всего этого поселения. Несмотря на усталость и трудности с доступом к источникам, сейчас теневик уже был способен на подобные свершения.

Но маг одернул себя, волевым усилием придушив злость. Ну в самом деле нашел, с кем бороться! С толпой беззащитных дикарей — экий достойный противник! Жалкий старик, не способный толком опознать мага, тьфу! Убивать улюлюкающих вслед детей, вот на что похожа подобная вспышка гнева. Мягко говоря, недостойный восхищения поступок.

Про клятву, данную Бруснике, он в этот момент даже не вспомнил.

— Как скажешь, старик, — пожал плечами он и кивнул, прощаясь.

Руся посмотрела на наставника, на спутника… Ничего не сказала и потянула последнего прочь от шатра.

Пока они шли в неизвестном Хару направлении, он успел немного приструнить вдруг поднявшую голову ярость, только победе этой не обрадовался. Очень ему не понравилась собственная реакция на грубые слова шамана. Он, конечно, никогда не отличался добродушием и мягкосердечием, но такая вот вспышка почти на ровном месте — это уже слишком. Ну, раздражение, обычно выливающееся в язвительность, еще куда ни шло. Но злиться-то там на что? Тем более вот так, едва сдерживаясь от применения силы!

— Руся, у меня к тебе важный вопрос, — хмуро начал он, когда женщина пригласила его зайти в ничем не примечательный шатер — видимо, ее собственное жилье.

— Не сердись на Остролиста, он…

— Да плевать я хотел на этого старика, меня другое волнует, — отмахнулся маг, устраиваясь на небольшой кожаной подушке, предложенной женщиной. Пол шатра застилали грубо выделанные шкуры, а сидеть предлагалось на таких вот «стульчиках». — Ты точно уверена, что можешь воздействовать на меня исключительно при физическом контакте? А другие твои коллеги?

— Ну да, — неуверенно пробормотала Брусника, возясь с очагом. — А разве что-то случилось?

— Нет, но могло, — скривился он. — Твой наставник как-то подозрительно быстро вывел меня из себя. Я, может, и сволочь, но на людей без причины никогда не бросался, а тут еле сдержался.

— Давай попробую узнать, — предложила шаманка. — Но как быть с клятвой?

— Мы же договорились, что с моего согласия это возможно? Ну вот, я даю тебе разрешение оказывать на меня воздействие. До ближайшего рассвета, — на всякий случай уточнил он и по команде Руси вытянулся на единственном лежаке.

Результат оказался неутешительным: следы воздействия действительно обнаружились.

— Зачем Остролисту тебя провоцировать?! — возмущенно ахнула женщина.

— Чей наставник, твой или мой? — раздраженно огрызнулся Хаггар. Помолчал, потом спросил устало: — Это я сам злюсь или воздействие продолжается?

— Сейчас никто не влияет, кроме меня, это отголоски. Только убрать их я не могу, он же сильнее. Наверное, так могут старшие шаманы — воздействовать, не касаясь.

— Вот же тварь, — процедил маг, прикрыв глаза.

Шаманка участливо погладила лежащего на спине мужчину по груди и ойкнула, когда тот перехватил ее ладонь и вдруг уставился на нее странным темным взглядом, от которого перехватило дыхание.

— Ты чего? — сдавленно пробормотала Руся. Никакой угрозы женщина не ощущала, но сердце все равно отчего-то испуганно заколотилось.

— Сейчас будем совмещать приятное с полезным и сбрасывать остатки злости в мирное русло, а то я думать не могу в таком состоянии, хочется пойти и оторвать голову этому старику! — Мужчина сел и требовательно потянул ее к себе.

— Как? — шепотом спросила Брусника.

— Не бойся, тебе понравится, — с ухмылкой пообещал он. Рывком стащил с нее рубашку вместе с бусами, небрежно отшвырнул в сторону и, обхватив женщину за талию, тесно прижал к себе одной рукой, второй же накрыл ее затылок, после чего запечатал ей рот глубоким жадным поцелуем.

Руся вдруг отчетливо поняла, что сейчас все будет совсем не так, как прежде. Если до сих пор Хаггар был — или, по крайней мере, старался быть неторопливым и осторожным, как будто изучал или привыкал и давал привыкнуть, то сейчас в каждом движении, в каждом прикосновении чувствовалась та самая злость, о которой он говорил.

Только вот Брусника вместо страха почувствовала возбуждение: тягучее, тяжелое и неожиданно сильное для одного поцелуя. Что-то такое было в этой порывистости и даже грубости невообразимо естественное, правильное. А еще, пожалуй, где-то в глубине души женщина точно знала, что ей не грозит никакая опасность, и чувствовала: обещание свое мужчина сдержит.

Он так же резко оборвал поцелуй, чуть отстранился и обвел взглядом ее лицо, а потом проговорил, хмурясь:

— Ты можешь распустить волосы?

— Могу, но зачем? — растерянно спросила шаманка. Эти слова застали ее врасплох.

— Распусти. Хочу посмотреть, — сказал он, еще немного отстраняясь и стягивая свою рубашку.

Такой простой и прямой ответ почему-то тоже отозвался у нее внизу живота волной тепла, за которой почти сразу последовала еще одна, когда Хар добавил:

— Только сначала разденься.

Она торопливо стянула сапоги, потом встала, сопровождаемая взглядом мужчины, завозилась с завязками ремешка. Руки отчего-то дрожали, и она с трудом вспомнила, как распустить простые и знакомые с детства узелки. Но в конце концов справилась, таким же нервным суетливым движением спустила штаны… А Хаггар молчал. Не подгонял, не раздражался ее бессмысленными хаотическими движениями, просто смотрел.

Нет, не просто. Смотрел так, что она чувствовала жар. Как будто вслед за взглядом ее касалась горячая шершавая ладонь мужчины, мягко сжимала грудь, ласкала бедра. Один раз встретившись с Харом глазами, Брусника почему-то вздрогнула и опустила взгляд. То темное, жгучее, что читалось в его глазах, не терпело такого внимания. Взгляд в глаза у животных — вызов, и сейчас это был именно тот случай. А провоцировать его Брусника не хотела. Она пока еще толком не разобралась в реакциях своего тела на некоторые слова и действия мужчины и ни за что не рискнула бы нарушить установленные им правила.

— Браслеты снимать? — зачем-то тихо спросила она.

— Оставь, — после короткой паузы отозвался Хаггар с непонятным выражением.

Наверное, чтобы разобраться в чувствах мужчины, надо было взглянуть ему в лицо, но Брусника по-прежнему опасалась сделать это. Потому что это было… не по правилам?

Она занялась косами, и к тому моменту, когда свободно спадающие пряди, лаская кожу, отчасти укрыли тело от горячего мужского взгляда, почти успокоилась. Точнее, справилась с дрожью, а до спокойствия ей было уже очень далеко, она чувствовала возбуждение, настолько сильное, почти болезненное.

Хар не прикасался, просто сидел и смотрел, а она уже хотела его настолько, что с трудом держала себя в руках. Эта его почти мистическая власть над ее телом шокировала, но не пугала, а скорее восхищала. Брусника никогда даже не слышала о чем-то подобном, но это приводило ее в восторг.

— Помоги мне.

Тихий голос прозвучал совсем рядом, и женщина вздрогнула от неожиданности: она не заметила, когда теневик поднялся с места и подошел. Непонятная просьба — или приказ? — в первое мгновение заставила замешкаться, но потом Руся неуверенно потянулась к ремню, удерживавшему его штаны.

Пока она расстегивала пряжку, он стоял неподвижно. Тяжелая грубая ткань с шелестом упала к ногам, и обнажены оказались оба. Женщина все-таки не удержалась и протянула ладони, касаясь ими груди мужчины, — а в следующее мгновения его рука сжала оба ее запястья. Еще одно быстрое порывистое движение, и Руся оказалась прижата спиной к груди мужчины, его ладонь накрыла ее грудь, а поясницей женщина ощутила, насколько он возбужден. Шумно сглотнула — в горле вдруг пересохло.

— Свяжу, — тихо пригрозил Хар.

Брусника вздрогнула от хриплого голоса и теплого дыхания, пощекотавшего ухо. Она жалобно всхлипнула в ответ и попыталась прижаться теснее, откинула голову ему на плечо. Даже при хорошей фантазии в этом звуке нельзя было бы услышать протеста.

Мужчина тихо удовлетворенно хмыкнул, и ладонь его двинулась вниз, по животу на бедро, лаская кожу и путаясь в спадающих до бедер длинных золотисто-рыжих прядях волос, потом сместилась назад и крепко сжала ягодицу. Руся вновь не то всхлипнула, не то застонала и опять предприняла попытку прижаться плотнее.

— Какая ты горячая, — протянул он явно одобрительно. И добавил, когда рука его спустилась чуть ниже и два пальца проникли между ее ног, заставляя вздрогнуть от интимного прикосновения и звука его голоса: — И уже влажная…

Не выпуская ее запястий, он поднял руку, а второй ладонью мягко надавил на спину, заставляя прогнуться. В таком положении, с заведенными за голову руками, Руся почувствовала себя особенно уязвимой и беззащитной перед этим мужчиной и вновь всхлипнула от новой волны возбуждения, прокатившейся по телу. Сжала бедра, неловко потерла ими друг о друга, пытаясь хоть немного унять жар, и тут же вздрогнула от легкого, но звучного шлепка, почему-то дополнительно усугубившего ее состояние.

— Ай-ай-ай! — укоризненно протянул мужчина.

— Ха-ар, пожалуйста, — жалобно пробормотала она.

— Тебе не нравится? — В голосе прозвучала откровенная насмешка, до которой ей сейчас не было дела.

— Горячо, — едва слышно пожаловалась Руся. — Хар, пожалуйста!

— Пожалуйста — что? — спросил он, явно продолжая издеваться.

— Пожалуйста! — с очередным всхлипом повторила она, не в состоянии подобрать нужные слова, и мужчина все-таки прекратил ее мучения. Длинное медленное движение — и женщина не удержалась от долгого стона.

А судя по тихому хриплому выдоху, больше похожему на рык, прозвучавшему в тот же момент над ухом, мучилась до сих пор не одна она.

По-прежнему не выпуская ее рук, свободной ладонью стискивая бедро, Хар начал двигаться. Женщину накрыло волной удовольствия почти сразу — она выгнулась еще больше, задрожала, дыхание сбилось, а перед глазами на несколько мгновений потемнело от острого и почти болезненного ощущения разрядки.

Несмотря на зашкаливающее возбуждение, мужчина не стал спешить. Выждал несколько секунд, пока его партнерша опять обретет связь с окружающим миром, и только тогда продолжил ритмично двигаться — глубоко и редко, каждый раз почти выходя, а потом резко и грубо входя до упора. В какой-то момент он выпустил руки женщины и ухватил ее за волосы, заставляя запрокинуть голову. Брусника что-то бессвязно шептала — кажется, умоляя его двигаться быстрее. От возбуждения и ощущения приближающейся новой вспышки удовольствия перед глазами опять темнело.

Вскоре он послушался — если, конечно, действительно слышал, что она говорила, и движения стали чаще, еще резче, на грани боли. Может, в другое время и в другом состоянии Русе это и не понравилось бы, но сейчас все происходило именно так, как хотелось больше всего. Ей самой сейчас вот эта грубость, безоговорочная власть мужчины и собственное полное подчинение казались единственно правильными, желанными и нужными.

Тягучее, вязкое ощущение блаженства растеклось по всему телу, делая его слабым и безвольным, а в следующее мгновение Хар прижал женщину еще крепче — и по его телу тоже прошла сладкая судорога наслаждения. Настолько острого и глубокого, что мир на его фоне как будто на несколько мгновений перестал существовать.

Десяток секунд мужчина постоял неподвижно, вспоминая, как дышать, а потом потянул вялую и едва стоящую на ногах женщину за собой к лежаку. Да ему и самому хотелось присесть или даже прилечь — уж больно ярким и оглушающим получился финал. Собственно, чего-то подобного он и добивался, просто результат немного превзошел ожидания.

Два надежных способа быстро погасить злость, проверенных годами, в том числе на себе, — драка и грубый секс. Можно было переждать, перетерпеть, задавить усилием воли, но сейчас не хотелось тратить на это время и силы. А еще где-то глубоко внутри сидела неуверенность: Хаггар сомневался, что вообще сумеет справиться с этой занозой, принесенной извне. К тому же зачем мучиться, если можно решить проблему с удовольствием?

Собственно, о злости теневик забыл очень быстро, еще до того, как прикоснулся к нежной женской коже.

Все-таки Брусника была хороша. Совсем не похожа не только на тех женщин, с которыми Хар когда-то имел близкие отношения, но вообще ни на одну из знакомых. Гибкая, сильная — настоящая дикая кошка. А когда он, прикоснувшись, понял, что эта кошка уже плавится от желания, связных мыслей не осталось вовсе. Кажется, он что-то говорил. Кажется, она что-то отвечала. Это все происходило где-то очень далеко, на фоне, внутри же остались только голые инстинкты, задвинувшие все разумное и сознательное в дальний угол.

А теперь он очнулся и очень хотел присесть.

Брусника, сообразив, куда ее ведут и что вообще происходит, встретила идею Хаггара с большим энтузиазмом. Она поднырнула под локоть мужчины, прижалась к его боку, уткнулась носом в шею и замерла, блаженно вдыхая горьковатый запах его кожи. Тот факт, что через пару мгновений Хар вытянулся на лежаке, потянув ее за собой и устроив рядом, прошел почти мимо сознания. Несмотря на дневную летнюю жару, ей почему-то было зябко, и главной оставалась близость горячего тела мужчины.

— Я чувствую себя так странно, — тихо поделилась Руся через некоторое время. — Очень слабой, но при этом почему-то очень довольной. Это было… что это было?

— Ничего принципиально нового, — со смешком ответил Хаггар. — Просто правильный настрой. Если угодно, вдохновение.

— Ты больше не злишься на Остролиста?

Маг покопался в собственных ощущениях, пытаясь отыскать там отголоски злости или хотя бы недовольство, но не преуспел: сытое удовлетворение вытеснило все.

— Старый засранец, — лениво проговорил он. — Пусть живет. Но я бы предпочел как-то застраховаться от подобных проявлений в будущем. Можно состряпать мне какую-нибудь защиту от этих воздействий? Или, в крайнем случае, амулет, о них предупреждающий.

— Не знаю, — честно созналась женщина. — Но подумаю, что можно сделать. Мне непонятно, почему он так себя повел. Зачем он это сделал?

— Не знаю, — теневик пожал плечами, — ничего хорошего он бы не добился.

— Думаешь, он хотел тебя спровоцировать и убить?

— Если бы он меня спровоцировал, вряд ли бы успел меня убить, — со смешком протянул Хаггар. — С другой стороны, боевые возможности ваших старших шаманов мне неизвестны, поэтому наверняка утверждать не возьмусь.

— Боевые? Шаманы не дерутся, — возразила Брусника.

— Не верю, — пренебрежительно фыркнул Хар. — Точнее, тот факт, что они обычно не дерутся, еще не значит, что они ничего не умеют. Если вы имеете власть над телом, то, например, остановить сердце врагу не так уж сложно.

— Но для этого точно нужен непосредственный контакт, это очень, очень сложно. И гадко, — после паузы заключила женщина.

— Захочешь жить — не так извернешься, — отмахнулся маг. — На самом деле принципиальный вопрос, за кого именно он меня принял? Действительно ли не ощутил во мне никакой силы, как утверждал? Вот ты можешь ее чувствовать?

— Очень странно, неясно, — отозвалась она. — Я ощущаю тебя… наверное, как опасного хищника. Или близкую бурю. Есть угроза, страшная угроза, смертоносная, но сложно понять ее природу.

— Хм. А так? — спросил он, и над отставленной в сторону ладонью взвился тонкий сероватый дымок, свивающийся в шар.

— Ой, — тихо проговорила Руся, разглядывая странное видение. Подняла руку, намереваясь потрогать, но тут же на всякий случай опустила и вцепилась в плечо мужчины: еще не хватало браться за все непонятное, чтобы без руки остаться!

— Правильно, — похвалил Хаггар, от которого это движение не укрылось. — Руками лучше не трогать. Ну как, чувствуешь что-нибудь?

— Н-нет, совсем ничего, — неуверенно отозвалась она. — Оно опасно? Я даже этого не ощущаю.

— Забавно, — со смешком резюмировал Хар и сжал кулак. Дымок растаял. — Получается, это взаимно? Я не могу воспринимать вашу силу, но вы можете на меня воздействовать, и то же работает в обратную сторону. То есть, вероятно, старик действительно не понял, кто перед ним. Чего ждал? Что я брошусь на него с кулаками и попытаюсь свернуть шею? Не исключено, но зачем ему это?

— А может, он просто тебя испытывал? Не хотел убить, а хотел оценить, насколько ты действительно опасен? Точнее, насколько на самом деле не намерен причинить зло, даже если очень рассердишься, — оживленно предположила Брусника и даже приподнялась на локте, чтобы заглянуть собеседнику в лицо.

— Я всегда предпочитаю отталкиваться от худшего варианта, но этот тоже имеет право на жизнь, — пожав плечами, признал маг. — Честно говоря, он даже лучше укладывается в образ эдакого патологически ответственного учителя всех и вся. Вечно они лезут все исправлять, толком не разобравшись, — добавил он со смешком.

— Хар, а что ты собираешься делать теперь? — сказала женщина через несколько секунд молчания.

— Я не успел обдумать этот вопрос. А что, есть идеи?

— Может, все-таки попробовать отыскать Вишню? — осторожно предложила она. — Она ведь не виновата, что Остролист тебе не поверил. А вдруг это действительно шанс? Вдруг ей, например, помощь нужна?

— Угу. А еще это хорошая возможность утереть нос старому пердуну, — Хаггар тихо засмеялся, — и заодно наладить отношения с местными. Идея хорошая, только как мы без разрешения старшего шамана добудем кровь нужных людей?

— А много надо?

— Пары капель хватит, я же ее не пить собираюсь, — отмахнулся мужчина. — Можно даже на куске ткани, это не принципиально.

— Давай я попробую что-нибудь придумать, — решила Руся. — А ты подожди здесь, хорошо?

— На этом самом месте или можно шевелиться? — ехидно спросил он.

— Наверное, можно даже выходить, но недалеко. И с шаманами не встречаться, пока мы не придумали, как тебя защитить, — рассудительно ответила женщина.

— Разумно. Тогда я лучше в шатре посижу, — со смешком решил Хар.

И детей, и родителей пропавшей шаманки женщина хорошо знала (в поселении вообще все друг друга знали), поэтому особенных трудностей не предвидела, но добыть кровь оказалось даже проще, чем Брусника думала; дольше пришлось причесываться и одеваться. Старший сын Вишни попался ей на глаза с разбитой коленкой, которую Руся протерла тряпицей, специально прихваченной из дома для сбора ценной жидкости, и залечила. Матери же молодая шаманка рассказала все как есть — что хочет попытаться найти коллегу, ничего обещать не может, но почему бы не попробовать, — и та согласилась без раздумий. Правда, пожилая женщина закономерно попыталась выяснить подробности, но Бруснике удалось отбиться, и она пообещала все рассказать в случае успеха.

Пока рыжая дикарка искала нужные вещества, Хаггар тоже не терял времени даром: он думал. Не о пропавшей женщине, — простые поисковые чары не требовали особенных усилий. О странных путях воздействия и движения стихий и сил в этом мире. Твердо он знал одно: если можно наблюдать некий эффект, значит, можно обнаружить и силу, этот эффект вызывающую. Если шаманы могут влиять на его тело и эмоции, значит, это влияние возможно отследить. И если здесь не помогают привычные способы, ответ очевиден: надо искать другой.

Поскольку шаманка, единственная подходящая на роль подопытного, в настоящий момент отсутствовала, Хар решил начать с более общих понятий: с пресловутого Леса, застойного болота родственных стихий, взаимодействия себя с ними и их между собой.

Стихии как изначальные силы и источники энергии в представлении Хаггара и его коллег из родного мира являлись отдельными энергетическими полями. На видимом уровне восприятия результатом их взаимодействия оказывалась почва под ногами, воздух, живые существа, другие наглядные проявления, а там, на глубинном, базовом уровне они представляли собой наложенные друг на друга пересекающиеся сгустки. Понятно, что не каждая отрасль магии имела свою первичную сферу. Скажем, жизнь и смерть, тьма и свет, хаос и порядок, вода и огонь — это первоосновы мира, а магия крови, целительство, артефакторика строились уже на сочетании изначальных сил.

Собственно, именно поэтому темная и светлая области дара никогда всерьез не отделялись друг от друга. Фактически цвет силы определялся именно первоосновами, доступ к которым имел маг, а построенные на их основе чары зачастую оказывались удивительно близки. Например, та же магия крови и целительство содержали одинаковый набор исходных сил, но опирались на разные их пропорции и разные точки смешения. Именно чары высшего порядка, построенные на стыке стихий, можно было с натяжкой перестроить для другого дара, и самым высоким порядком здесь считались универсальные заклинания. А вот базовые, примитивно-стихийные чары, воплощение голых сгустков исходных сил — то же разведение огня — являлись прерогативой магов с соответствующим цветом дара. Но видеть каждый маг учился все стихии, всю картину в целом.

Именно с подробного изучения этой картины Хар и начал. Прежде он чувствовал себя недостаточно здоровым для подобных упражнений, но теперь силы почти окончательно восстановились, да и настроение оказалось очень подходящее: умиротворенная и чуточку ленивая сытая расслабленность. Самое то для глубокой вдумчивой медитации.

Результат оказался странным. Этот мир больше всего напоминал орех: прочная скорлупа и мягкая середина. То, что Брусника, вероятно, и называла Лесом, представляло собой сердцевину, сплетенную из дневных, в понимании Хаггара, частей абстрактного целого, и был этот сгусток живым и чрезвычайно деятельным. Пребывающий в бесконечном движении, развивающийся и видоизменяющийся буквально на глазах, он лишь соприкасался с теневой скорлупой, твердой и совершенно статичной, но никакого взаимопроникновения не было. Лишь тонкая пленочка, на которой силы все же смешивались и порождали общие более сложные субстанции.

Тоже своего рода равновесие, только… неправильное. Хар отдавал себе отчет, что этому миру плевать на его оценки «верно-неверно», но ощущение все равно оказалось пренеприятнейшим. То самое, что чувствует закоренелый педант, вдруг окунувшийся в беспорядок, окружающий некую чрезвычайно творческую личность. И вроде бы понятно, что личность как-то жила до сих пор без разложенных по парам и оттенкам черного носков и будет жить впредь, не интересуясь чужим мнением, но педанту от этого не легче.

Сделав это открытие, теневик вынырнул в реальный мир, чтобы его осмыслить и прикинуть дальнейший план действий, но ничего толком не успел — вскоре вернулась Брусника. Забрав у нее материал для работы, Хаггар выставил саму шаманку прочь, чтобы не нарушала концентрации, и сосредоточился. Поиск — штука несложная, но муторная и требующая усидчивости. Стоило вычленить нужные потоки из нескольких бурых пятен, потом отсеять лишних родственников (а их тут полно) и найти нужное. Долгий, кропотливый труд.

Руся на гостя не обиделась и спокойно устроилась у входа в шатер с отцовскими сапогами, кусками кожи и кое-какими нужными для работы инструментами. В поселении обычно каждый делал то, что получалось у него лучше всего, поэтому обувь шили несколько хорошо знающих это дело людей, а вот чинил свои вещи обычно каждый сам. Идти к кому-то и просить стачать сапоги для человека, которого старший шаман прямым текстом отказался принимать не только в род, но и в качестве гостя, женщина не рискнула, поэтому решила попробовать переделать имеющуюся обувь. Вряд ли у нее, конечно, получится так же красиво и аккуратно, как должно, но все лучше, чем ничего.

— Привет! — оторвал ее через некоторое время от работы отлично знакомый женский голос. — Ты все-таки решила вернуться? Нагулялась? — весело уточнила Наперстянка, без приглашения присаживаясь рядом с Русей.

— Привет. Я, наверное, ненадолго, — со вздохом отозвалась та, складывая свое рукоделие в мешок. Одновременно говорить и делать что-то сложное она не умела.

Эту женщину с двумя недлинными светлыми косичками и насмешливым взглядом светлых, почти желтых глаз Брусника вполне могла назвать подругой. Или, скорее, приятельницей, поскольку настоящих верных подруг у необщительной Руси, пожалуй, и не было. Одногодки, они вместе учились у Остролиста, почти одновременно закончили обучение и в способностях были примерно равны. Ната полностью оправдывала свое ядовитое имя: острую и несдержанную на язык особу мало кто мог долго выдерживать без скандалов, а еще Наперстянка отличалась редкой мстительностью и никогда не спускала даже малейших обид. Но Брусника ценила в ней отсутствие лжи и притворства. Если Ната злилась или обижалась на кого-то, она никогда этого не скрывала и мстила всегда в открытую, не за спиной. А едкие замечания этой женщины рыжую никогда не задевали, Руся просто пропускала их мимо ушей, принимая как манеру общения, а не желание обидеть.

— Слушай, что ты там за чудовище такое притащила, что все шепчутся? — не стала долго ходить вокруг да около Наперстянка. Ну правильно, вряд ли бы она прибежала здороваться просто так, от великой тоски по самой Бруснике, не так уж они близки.

— И ничего не чудовище! Необычный, конечно, потому что пришел очень издалека, но человек. — Руся поморщилась, а потом зачем-то уточнила: — Мужчина.

— Здоровый? — прагматично полюбопытствовала Ната. — Тогда странно, что его так встретили! Может, с ним что-то не так?

— Все с ним так, — раздраженно отмахнулась Брусника и тут же пожалела о сказанном, потому что Наперстянка немедленно задала вопрос:

— А ты уже проверила? И как?

Руся опять недовольно поморщилась. С одной стороны, очень хотелось хвастливо сообщить, насколько Хар лучше всех остальных мужчин, вместе взятых, но с другой… Во-первых, это бы выглядело глупо и очень походило на ложь, а во-вторых, жадное желание не делиться ни с кем своей находкой даже в мелочах никуда не делось. Поэтому Брусника, в конце концов, только неопределенно отмахнулась:

— Ната, он обыкновенный мужчина. Ну ладно, может, не очень обыкновенный и внешне отличается ото всех, но ничего настолько ужасного в нем нет. Я сама не понимаю, почему на него так отреагировали. Может, из-за того, что случилось с Вишней?

— Кстати, да, — вдруг нахмурилась Наперстянка и, быстро оглядевшись, прошептала: — А ты уверена, что она не по его вине пропала?

— Уверена, конечно! — возмутилась Брусника. — Он… когда я его нашла, он был ранен и только-только оклемался. А когда Вишня пропала, и вовсе еще был без сознания. Не мог он никого украсть, тем более я почти всегда находилась рядом.

— А может, кто-то из его сородичей? — продолжала настаивать та. — Понимаешь, ходят слухи, что кто-то видел каких-то чужаков то ли там, куда ходила Вишня, то ли в то же время, когда она пропала…

— С этого момента подробнее, — прозвучал над их головами хрипловатый голос Хаггара, и обе женщины вздрогнули от неожиданности.

— Ого! — подскочив с места, воскликнула Наперстянка, со смесью растерянности, тревоги и недоверия разглядывая полуголого, одетого в одни только короткие штаны незнакомца, который появился у входа.

— Ты нашел что-нибудь? — спросила Руся, с трудом подавляя вскинувшую голову ревность, вызвавшую желание встать между мужчиной и женщиной, а лучше собственнически ухватить Хара за руку. Или вообще обнять и прижаться. Интуиция подсказала, что сейчас мужчина такому ее поступку не порадуется, он явно был настроен на деловой лад, а не на нежности.

— Нашел. Ну так что? Что ты там говорила про чужаков? Какие, сколько, где видели? И где эта Вишня вообще пропала? И когда именно? — отрывисто и требовательно заговорил теневик, и светловолосая шаманка едва подавила инстинктивный порыв шарахнуться назад — под этим тяжелым пристальным взглядом она чувствовала себя до крайности неуютно.

— Вот столько дней назад, — взяв себя в руки, послушно продемонстрировала на пальцах Ната. — Ушла к Зеленому ручью за водорезом…

— Это такое растение, а Зеленый ручей находится недалеко от поселения, — заметив недовольство готового прервать рассказ Хаггара, пояснила Руся. — Чуть ближе Красного Панциря, но в другую сторону.

— Дальше, — благодарно кивнув ей, велел мужчина.

— А все. — Наперстянка развела руками. — Ушла туда утром, к вечеру не вернулась, ее пошли искать. Удалось проследить ее путь только до ручья, а что случилось там потом и куда она делась — непонятно. Там ничего такого не обнаружили.

— В какой стороне этот ручей? — деловито осведомился Хар.

— Вот там, — одновременно махнули руками женщины. К счастью, в одном направлении.

— А что за чужаки?

— Не знаю, это какие-то слухи, — виновато пожала плечами Ната. — Будто бы кто-то что-то видел. Сейчас уже и не найдешь, кто действительно видел и видел ли вообще. Может, из детей кто придумал или взрослому почудилось…

Теневик недовольно поморщился в ответ на такие расплывчатые сведения, но кивнул, понимая, что требовать большего от собеседницы глупо.

— Спасибо. Еще один вопрос. Вы знаете, что находится вон в той стороне? — Он махнул рукой чуть в сторону от направления на Зеленый ручей. — Имею в виду, что-нибудь по-настоящему примечательное?

— Ну, там… — начала Ната, но рыжая ее перебила:

— Как далеко?

— Далеко, — после короткой заминки ответил он. — Если пешком, больше двух недель пути.

— Сколько? — в один голос воскликнули удивленные шаманки, и Хар, раздосадованно скривившись, перевел:

— Три полных кулака дней, даже больше.

— Так далеко я не знаю, — разочарованно протянула Наперстянка, а Руся нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Знаешь, мне кажется, там что-то такое было… Сейчас, попробую сообразить. Синяя Змея течет оттуда — туда, там Холодное озеро… — Скупо жестикулируя, Брусника прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, а через некоторое время вдруг, еще больше нахмурившись, проговорила: — Кажется, где-то в той стороне и примерно на таком расстоянии находится большая пустошь. Помнишь, ты расспрашивал про них?

— Изумительно! — Губы мага растянулись в злорадной удовлетворенной улыбке, от которой Ната вновь едва не шарахнулась, а Брусника как будто и не заметила ничего, только оживленно спросила:

— Она там? Она жива?

— Жива, там, — коротко ответил маг. — Теперь вопрос: что делать с этой информацией? Ладно, заканчивай тут, будем думать. — Бросив насмешливый взгляд на блондинку, Хаггар вернулся в шатер. На лице незнакомки отчетливо читалось: если она сейчас не расспросит подругу, то лопнет. Или хуже того, будет виться вокруг и лезть под руку, а излишнего внимания Хар не любил никогда. В общем, пусть лучше сейчас поговорят, не будут отвлекать его попусту.

— Ого! — шепотом воскликнула Наперстянка, ухватила Русю за локоть и торопливо потащила прочь от шатра. — Ну ничего себе!

— Ничего себе — что? — со вздохом спросила Брусника. Любопытство Наты она видела не хуже Хара, только еще и точно знала, а не просто догадывалась, что та не успокоится, не выяснив подробностей.

— Какой он страшный! Черный такой… и огромный! — возбужденно протянула та. Наперстянка была еще ниже подруги, которая как раз отличалась достаточно высоким для женщины ростом — в отца пошла.

— Это же просто цвет волос. — Рыжая удивленно уставилась на приятельницу. — Ну, черный, и что? А что большой, так он же мужчина, ему положено быть большим и сильным.

— Ну не настолько же! И ты в самом деле его не боишься?!

— Как тебе сказать, — озадаченно нахмурилась Руся. — Он на большого хищника похож. То есть вроде бы и страшный, но завораживает. И знаешь, он как белый зверь, не нападет без причины.

— Ага, только причину его нападения выяснять потом будут другие охотники, — вздохнула Ната. — Но согласна, действительно есть в нем что-то такое… дикое. Я надеюсь, ты не собираешься его приручать? Даже слепые детеныши белого зверя не становятся домашними, и мне кажется, это такой же случай.

— Не волнуйся за меня. Сравнения сравнениями, но ты так говоришь, как будто он на самом деле животное, — отмахнулась Брусника, не желая продолжать обсуждение этой темы.

— В общем, да, не больше, чем все остальные мужчины. — Наперстянка усмехнулась и задала другой вопрос: — Я правильно поняла, он как-то узнал, где находится Вишня? А как?

— Не знаю, не расспрашивала. Я пойду, хорошо?

— Ох, Руся, бежала бы я на твоем месте от этого типа! — укоризненно покачала головой Ната.

— Спасибо за беспокойство, но у меня все хорошо, — спокойно возразила Брусника и, кивнув на прощанье, вернулась в свой шатер.

Очень хотелось ответить гораздо резче, — что на своем месте она как-нибудь разберется сама, жить собирается своей жизнью, а не так, как кто-то советует, — но не хотелось тратить время на споры и портить настроение скандалом. Наперстянка ведь говорила так из лучших побуждений, она искренне желала добра, и не стоит отталкивать человека только потому, что вы не сошлись во мнениях по одному вопросу.

— Ты не голоден? — с порога поинтересовалась шаманка. На всякий случай, чтобы отвлечь и себя, и находку от произошедшего разговора. А то вдруг Хар слышал? Или, вернее, вдруг он обиделся, что обсуждали они именно его?

— Голоден, — не стал спорить мужчина. Женские сплетни его интересовали сейчас в последнюю очередь, он обдумывал вещи гораздо более важные и к разговору не прислушивался, так что Брусника могла по этому поводу не переживать.

— А ты уже решил, что делать? Ну, про Вишню, что она на самом деле жива и почему-то находится там, — полюбопытствовала Руся, возясь с пологом, закрывавшим вход в шатер. Его надо было откинуть и закрепить, чтобы впустить в полутемное нутро побольше света и свежего воздуха, а вход прикрыть легкой символической занавеской, укрывающей от любопытных глаз.

— Пока нет. С одной стороны, не хочется заниматься благотворительностью, когда так недвусмысленно послали. А с другой — это неплохой повод все-таки наладить контакт. Ну и, кроме того, надо же хоть чем-то заниматься, не сидеть же целыми днями на заднице, поплевывая в потолок, а это дело не хуже прочих. Тем более я действительно хотел посмотреть на эти ваши пустоши. Все одно к одному складывается! Единственно, меня раздражает необходимость две недели тащиться пешком через лес, а у вас, как я заметил, даже лошадей нет. Как вы вообще перевозите вещи, когда кочуете? Неужели на себе тащите?

— На волах, — коротко пояснила Брусника. — А что такое лошади?

— Это такие животные, на которых можно ездить верхом. Существенно упрощают жизнь, — пояснил Хаггар, благоразумно не заикаясь про самоходные машины и летательные аппараты. Если местные до такого и дойдут, то точно не в ближайшие сто лет.

— Ну, если двигаться налегке, можно добраться быстрее, — заметила шаманка.

— Насколько? — насмешливо осведомился Хар.

— Дня за три. — Женщина пожала плечами, поймала полный недоумения и недоверия взгляд мужчины и спросила: — А что, надо быстрее?

— И как мы преодолеем это расстояние за три дня?

— Попросим Лес, — вновь пожав плечами, ответила она и пояснила, потому что собеседник продолжал смотреть недоверчиво: — Можно договориться с кем-то из диких животных и пройти тайными тропами.

— Договориться? Какими еще тропами?!

— Ну, попросить кого-нибудь крупного и сильного нас отнести. — Брусника почему-то смутилась под пристальным взглядом. — Как я попросила перенести тебя к Красному Панцирю. А тропы… тайные. Лес открывает пути шаманам, и тот путь, на который простые люди тратят много времени, у шамана займет гораздо меньше. Но ими редко пользуются, зачем? Всем родом по ним пройти не получится.

— Уговорила, — со смешком сообщил Хаггар. — Значит, точно решено, пойдем искать пропажу. Упустить возможность посмотреть на эти твои тропы я точно не могу! Да, к слову о шаманских талантах. Скажи, вы делаете какие-нибудь амулеты? Такие, что с гарантией работают?

— Конечно, — с удивлением сказала женщина. — А тебе нужен амулет? Какой?

— Любой, — отмахнулся чужак. — Мне просто как образец. Да, еще кое-что уточню. Работают эти амулеты примерно как силы шамана? То есть заменяют его постоянное присутствие?

— Ну да.

— Отлично, тогда давай, — явно обрадовался он, и Руся отвлеклась от стряпни, чтобы порыться в вещах.

— А что ты хочешь с ним сделать?

— Хочу понять, как он работает, — пояснил Хар, со скептическим выражением лица принимая от женщины подвеску — небольшой, оплетенный кожаным шнурком голыш. — Разберусь с этим — надо надеяться, пойму, как можно защищаться от воздействия вашей силы.

— Но как ты можешь разобраться, если ты совсем ничего не чувствуешь? — Брусника недоверчиво нахмурилась.

— Но думать-то это не мешает, — со смешком ответил он.

Остаток дня прошел спокойно, можно сказать, умиротворенно. Хаггар сосредоточенно слушал амулет — то есть сидел почти неподвижно, зажав камень в руке и закрыв глаза, и на внешние раздражители не реагировал. Впрочем, Руся, чтобы в самом деле не раздражать мужчину и не отвлекать, выбралась на свежий воздух и продолжала возиться с сапогами. Вернулась она только тогда, когда начало темнеть. Улеглись поздно — Хар для своего занятия в свете не нуждался, а Бруснике хватало лучины, — и уснули далеко не сразу, поэтому утро началось достаточно поздно, причем шаманка проснулась первой.

Некоторое время она разглядывала лицо чужака, раздумывая, стоит ли попробовать разбудить его так, как он будил ее, но в конце концов отказалась от этой мысли. Мужчина не выглядел отдохнувшим, и женщина решила, что спокойный сон принесет ему гораздо больше пользы, а она пока закончит с сапогами и приготовит еду.

На запах этой самой еды он и выбрался из-под одеяла. Заспанный, взъерошенный, хмурый; при виде помятой физиономии своей находки Брусника почему-то не удержалась от улыбки.

— Ты выглядишь усталым. Что случилось? — участливо поинтересовалась она.

— Чары тяжело даются, — поморщившись, ответил он. — Кажется, еще не до конца оклемался.

— Но хотя бы успешно?

— Переменно, — вновь поморщился он. — Да ладно, в таких вещах быстрый результат получается очень редко и, как правило, случайно.

Завтракали в молчании, а после этого Руся, почему-то чувствуя неловкость, подсела к мужчине.

— Примерь, пожалуйста, — протянула ему сапоги она. — Мне кажется, должно быть впору.

Хар кивнул. Надолго примерка не затянулась, и шаманка под конец позволила себе облегченный вздох: с размером она угадала. Почему-то приставать к мужчине с примерками в процессе работы она стеснялась.

— Вроде бы хорошо, — проговорил он наконец, усаживаясь обратно. — Спасибо! А откуда они вообще взялись?

— Ну, это те же самые, — смущенно опустив глаза, призналась Руся. — Я просто их немного переделала. Конечно, получилось не очень ровно, но лучше, чем ничего. Без сапог неудобно, особенно в дороге, а ты, по-моему, не привык ходить босиком.

Хаггар недоверчиво уставился на мнущуюся и отводящую глаза женщину. Он никак не мог понять — почему? Ну, сапоги. Сущая ерунда, если разобраться. Особенно в сравнении с тем, что эта женщина месяц его выхаживала и вытащила с того света, так что он в любом случае обязан ей по гроб жизни.

Но сапоги казались важнее.

Переделала. Руками. Просто так. Не потому, что этого требовал долг, какие-то моральные установки, корыстные цели или желание что-то получить в ответ. Просто потому, что ему неудобно. Не опасно, не угрожает жизни, терпимо, но — неудобно. Ему.

— Тебе не нравится? — наконец нарушила повисшую неловкую тишину Руся, по-прежнему не решаясь на него посмотреть. — Просто я не очень хорошо умею…

— Нравится, — оборвал ее наконец-то отмерший маг, встряхнувшись, и добавил не вполне уверенно: — Очень. Спасибо.

Хаггар Верас никогда не был сентиментальным или особенно чувствительным человеком, он редко проявлял теплые чувства и редко их испытывал. Да и откуда бы взяться иному в наследнике древнего рода, которого с младенчества готовили к этой роли? Мать он видел гораздо реже, чем воспитателей и гувернеров, для которых юный владетель являлся работой, отца интересовали успехи в учебе и хорошее поведение, и только. Умный мальчик очень быстро понял, что и как нужно делать, чтобы заслужить благосклонность отца, похвалу или награду, и таких понятий, как «доброта» или «щедрость», в списке обязательных к освоению наук не значилось. Да он, впрочем, сам был не слишком-то склонен к подобным проявлением и даже в самом раннем возрасте не относился к числу детей, готовых часами сидеть у кого-то на коленках. Его гораздо больше интересовал окружающий мир.

Но при этом Хар отличался еще и наблюдательностью, и умением делать выводы, поэтому он ни в коей мере не предполагал, что подобные отношения — единственно возможный сценарий, а все остальное — ложь и игра на публику. Он умел смотреть по сторонам и, главное, видеть. Знал, как выглядят проявления чувств, которых сам никогда не питал. Он даже не испытывал пренебрежения к тем, кто оказывался подвержен чуждым ему самому страстям. Каждому свое, а чувства в его представлении лежали отдельно от личных качеств, достойных или недостойных уважения.

Он также умел быть благодарным. Обычно за хорошо сделанную работу, реже за оказанную услугу, по-дружески бескорыстную или с прицелом на ответную помощь, не важно. Проще всего и нагляднее ему казалось отблагодарить деньгами или пресловутой услугой. Все логично, ты — мне, я — тебе.

Мужчина достаточно быстро сообразил, как именно можно назвать столь сильно выбившее его из колеи действие маленькой шаманки. Забота. Даже не помощь тому, кому эта помощь нужна, не знак внимания или интереса, а просто забота. От чистого сердца. Потому что ему неудобно. Сообразил, но эта мысль все равно не хотела укладываться в голове: подобного с ним никогда прежде не случалось.

А еще он понятия не имел, как за эту самую заботу благодарить. Наверное, впервые в жизни ощущал не необходимость, а желание это сделать, но не представлял как. Красиво говорить он не умел — ораторское искусство, несмотря на старание учителей, не являлось сильной стороной мага, поэтому подобрать подходящие слова даже не пытался. Но все равно ощущал настоятельную потребность как-то ответить, показать, что он все понял и что ему по-настоящему приятно.

Так ничего толком и не придумав, Хаггар сделал единственное, что пришло в голову: привлек женщину к себе и поцеловал. Только почему-то совсем не так, как собирался изначально, а очень осторожно и бережно. Так, как стоит взрослому опытному мужчине целовать юную нетронутую девушку, чтобы не обидеть и не испугать. Он так, кажется, прежде целовал только жену в первую ночь после свершения брака. Может, пылких чувств между молодоженами и не было, но они неплохо ладили, и Хар в самом деле искренне старался не причинить вреда и не отпугнуть.

Сейчас, конечно, о прежних мотивах не могло идти и речи; вчера мужчина на примере окончательно убедился (с большим удовольствием, к слову), что даже весьма бурные проявления темперамента маленькую шаманку не пугают, а скорее заводят. Просто в последний момент почувствовал: именно так правильно. Может, потому, что это тоже была своего рода забота?

И кажется, наитие подтолкнуло в верном направлении, потому что когда он отстранился, прервав поцелуй — начала затекать шея в неудобном положении, — Брусника уже выглядела довольной, а не смущенной.