Глава 1. Один долгий день

   В груди мерно тикало на четыре такта. Ровно, без сбоев. Но каждый такт отсчитывал мгновения моей жизни, и я чувствовала, откуда-то точно знала, что ещё совсем немного, и этот звук прекратится. Сначала собьётся, пропустит несколько щелчков, потом -- вовсе замрёт, растворившись в неподвижной тишине. И вместе с ним замру я. Навсегда.

   На четыре такта внутри пульсировал страх. Не в груди и не в голове, но где-то он точно был, сидел прочно, как заклинивший перегревшийся поршень. Страх подгонял, торопил и пытался перерасти в панику. А я торопливо выдвигала ящики один за одним, пытаясь среди шестерёнок, шатунов и валов отыскать один-единственный заводной ключ. Простой, с круглой головкой, толстой гранёной шейкой и не слишком вычурной бородкой.

   Неловкие пальцы не слушались. Они должны были двигаться быстрее, проворней -- это я тоже откуда-то знала, -- но шевелились плавно и размеренно. На четыре такта, как тикало у меня внутри. Эта плавность убивала меня и распаляла страх. Хотелось вырваться из медлительной оболочки, вырвать ящики с корнем, вытряхнуть содержимое на пол... но поблёскивающие чистой полированной медью шарнирные пальцы этого не умели. Всё, что они могли, это аккуратно открывать ящики и точно так же неторопливо перекладывать детали внутри.

   Наконец, в голове что-то щёлкнуло, и я вспомнила: ключ лежит не в рабочем столе, а в шкатулке на столе у двери.

   Тело плавно распрямилось, развернулось и так же неторопливо двинулось к нужному месту. Гироскопы в животе, под тем, что тикало, бесшумно вращались, позволяя сохранять равновесие на двух точках опоры. Я отчаянно, до слёз пожалела, что у меня всего две ноги, а не четыре, как у более примитивных машин, и двигаться я могу только вот так, едва-едва. Точнее, почти до слёз: плакать я не умела.

   Шаг, другой, третий... и тишина в груди. Оглушительная, звонкая, невозможная и неестественная тишина, которую уже никогда и ничто не нарушит. Неподвижная тишина, в которой метался в поисках выхода заточённый и герметично запаянный разум, внезапно лишившийся будущего. Всего -- и разом. Из-за простого ключа, забытого в шкатулке, до которой оставалось лишь протянуть руку, обречённый на безумие замкнутого пространства гораздо более тесного, чем любая самая тесная комната...

  

   ...Я резко дёрнулась в кровати и открыла глаза, загнанно дыша. Вскинула ладони к лицу и обнаружила свои собственные привычные руки. Никакого металла, никаких шарниров. Смуглая кожа со следами старых ожогов и царапин, грубые и тёмные подушечки пальцев как обычно пахнут смазкой, несмотря на все ухищрения и попытки их отмыть. Аккуратно обрезанные ногти -- все, кроме одного, на правом мизинце, покрытого для прочности лаком. Я имела привычку иногда использовать его вместо отвёртки.

   При взгляде на эти руки страх начал отпускать. Я машинально пощупала грудную клетку -- под ладонью торопливо колотилось сердце, кожа была гладкой, ровной и тёплой. Сон. Просто сон. Просто дурацкий сон, через кардан его три раза в сердце Домны!

   Часы на стене напротив показывали раннее утро, на Светлой стороне сейчас должно было подниматься дневное светило. Как раз под моим взглядом стрелки выстроились в линию, показывая шесть утра, и часы негромко заиграли мелодию, а выскользнувшие из дверцы фигурки закружились в медленном танце. И музыка, и движения на каждый час были свои.

   Я нервно растёрла обеими ладонями мокрое от пота лицо, огляделась и с сожалением обнаружила вторую половину кровати пустой. В отличие от меня, Чин имел привычку вставать рано, и сегодня это оказалось особенно некстати. Так приятно было бы уткнуться носом в твёрдое плечо, ощутить рядом живое тепло и успокаивающий тихий звук чужого дыхания, с гарантией выкинуть из головы ощущение липкого страха и беспомощности.

   В отсутствие Чина у меня оставалось два варианта: или попытаться уснуть, надеясь, что кошмар не вернётся, или встать на несколько часов раньше. Я выбрала второй. Не столько из страха, сколько из брезгливости: мокрая ночная сорочка неприятно липла к телу, очень не хотелось оставаться в ней дольше.

   Ну, и из страха тоже. Мне вообще редко снятся сны, а в этот раз кошмар был до того отчётливым и реалистичным, что я то и дело напряжённо прислушивалась к себе, пытаясь уловить звук шестерёнок, и бросала взгляды на руки, облегчённо вздыхая при виде знакомых пальцев.

   Спальня в моём доме была самым пустым местом. Квадратная комната о двух окнах, в простенке между ними -- комод, над которым тикают, играя каждый час, старые ходики. Напротив комода -- низкая двуспальная кровать, с двух сторон подпёртая тумбочками. Собственно, вся обстановка. Тёмно-коричневое с красноватым оттенком пепельное дерево, бронзовая фурнитура, покрытая лаком, отменяющим необходимость регулярно начищать всё это блестящее великолепие, тёмно-зелёные стены с ненавязчивым бронзовым рисунком, шершавый и как будто мягкий пол из серой пемзы. Тёплая уютная спальня.

   Я поднялась с постели, на ходу стаскивая с себя сорочку, подтянула гирьки ходиков и направилась в ванную комнату. Большая вмурованная в пол ванна, в которой вполне могли разместиться двое, умывальник, ещё один комод и сложенная ширма в углу, которой я, кажется, ни разу не пользовалась. Здесь царили всё та же бронза и зеленоватый мрамор; дорогое, конечно, удовольствие, но я вполне могла его себе позволить.

   Пока принимала душ, смывая с кожи последствия тревожной ночи, пока тщательно чистила зубы у умывальника, меня не оставляло ощущение неправильности, будто из окружающего мира пропала какая-то важная деталь. А потом я наконец сообразила: зубная щётка была одна. Причём не только она, не хватало ещё некоторых мелочей, принадлежавших Чину.

   В груди разрослось тревожное предчувствие. Я тщетно пыталась его отогнать, успокоить себя, что всё нормально, что всему этому есть какое-то другое, простое и понятное объяснение. Получалось плохо.

   Я торопливо накинула приятный к телу шелковистый чёрный халат, сунула ноги в уютные домашние тапочки и вернулась в спальню, пересекла её в несколько быстрых шагов и открыла вторую дверь, ведущую в небольшой коридор. Крутая лестница, спускающаяся на первый этаж, -- и я уловила доносящиеся из кухни звуки, звон и треск, а ноздри пощекотал приятный запах жареных колбасок. Губы было тронула улыбка, но взгляд запнулся о пару чемоданов, стоящих подле входной двери. Улыбка увяла, не успев родиться, а тревога почувствовала волю и заполнила меня всю, от пяток до макушки.

   - Доброе утро, Чин, - проговорила я, входя в кухню. Мужчина невозмутимо хозяйничал у плиты, одетый отнюдь не в домашнее. Высокие сапоги, заправленные в них узкие бежевые брюки, белая рубашка с закатанными рукавами, алый жилет и фартук. Бордовый сюртук висел здесь же, на спинке стула. От моего голоса Чичилин вздрогнул, уронил в сковороду кусок скорлупы и стремительно обернулся. В глазах плеснулся страх застигнутого на месте преступления воришки, а губы попытались сложиться в улыбку. Получилось плохо и, кажется, он это понял, потому что гримасничать перестал.

   -- Здравствуй, Фириш, -- ответил он и вернулся к прерванному занятию. Как официально. Странно, что не на "вы" и без "госпожи".

   Я тихонько опустилась на стул, наблюдая за ним и ожидая, пока мужчина сам начнёт разговор. Помогать ему и спасать от ощущения неловкости я была не намерена. Движения Чина, пытавшегося вилкой выловить скорлупу, были суетливыми и неловкими, очень нехарактерными для его точных чутких пальцев, и почему-то это вызывало раздражение.

   -- Ты рано сегодня, -- всё-таки заговорил он, накрывая сковороду крышкой, опустил ладони на тумбочку. В мою сторону не посмотрел, разглядывая не то собственные руки, не то узорчатую плитку на стене. А я внимательно разглядывала мужчину и ждала, пока он наконец скажет то, что должен, и провалит из моей жизни.

   -- Так получилось, -- поморщившись, отмахнулась я. Желание делиться с ним страхами и подробностями ночного кошмара пропало вместе с зубной щёткой из ванной комнаты.

   -- Фириш, я... ухожу, -- всё-таки решился он. -- Хотел избежать разговора, оставил тебе письмо в прихожей, но раз так... Прости, но я так больше не могу.

   -- Ты у меня прощения просишь или у яичницы? -- тихо уточнила я, тщетно пытаясь отыскать в себе боль и обиду. Но было тоскливо, скучно и пусто. И немного противно -- от всей этой сцены, от этого глупого разговора, от глупого сна, заставившего меня подскочить в такую рань. А ещё почему-то холодно, хотя Тёмная сторона холодами не балует. Может, лучше было бы проснуться позже и просто прочитать письмо?

   -- Я... в Домну, почему я вообще должен просить прощения?! -- раздражённо воскликнул он, с грохотом передвинул сковороду на соседнюю холодную горелку и резко развернулся на месте. -- Я так больше не могу, довольна?

   -- Как -- так? -- переспросила я, разглядывая его лицо. Узкое, одухотворённое, с большими печальными тёмными глазами, обрамлённое спадающими на плечи волнистыми волосами цвета "быстрой лавы" -- ярко-оранжевыми, будто даже светящимися. Тонкая фигура; скорее изящная, чем мужественная, но при этом не производящая впечатления слабости. Так обычно сложены танцоры. Красивый и знающий об этом мужчина.

   -- Жить в твоей мастерской! -- он всплеснул руками. Жест был какой-то удивительно некрасивый, визгливо-женский и наигранный, истеричный.

   -- Ты туда даже не заходишь, -- поморщилась я, не отводя взгляда.

   -- Зато она заходит ко мне! -- Чичилин скривился. -- От тебя пахнет не духами, как от нормальных женщин, а смазкой. По всему дому раскиданы детали, даже в еде твои проклятые гайки, а в холодильном шкафу на самом видном месте -- банка с вонючей бурой жижей!

   -- Это моя работа, -- лёгкое пожатие плечами в ответ и спокойный ровный голос. Я разглядывала искажённое обидой красивое лицо и думала, насколько же, оказывается, просто обмануться в человеке. Я ведь его любила! -- От тебя тоже порой пахнет растворителем, но я же не возражаю против твоей работы.

   -- Вот! В этом вся разница! -- окончательно взвился он. -- Это у тебя работа, ремесло, а моя жизнь -- искусство! Творческому человеку нужна муза, а ты... слишком приземлённая, слишком примитивная. Сердце Домны, да мне порой вообще кажется, что ты не женщина!

   А, впрочем, полноте! Разве я могла в самом деле полюбить это эгоистичное пустое существо? Красивую куклу. Машината с человеческим лицом. Увлеклась. Привыкла к уюту, к присутствию в моей жизни кого-то более близкого, чем коллеги по работе и друзья. К постоянному присутствию в моей постели мужчины. Наверное.

   Наверное, я смогу поверить в это достаточно скоро...

   -- Кто она? -- не дала ему продолжить, и опять голос прозвучал спокойно, отстранённо. Есть повод собой гордиться. Или нет? Это было не проявление выдержки, а какое-то пустое безразличное отупение. Мне было неинтересно, скучно и противно. Гораздо сильнее занимал вопрос, уж не из-за этого ли события мне приснился тот кошмар?

   Чин разом осёкся и весь как-то сдулся, запал его иссяк. Похоже, вопрос оказался очень правильным и попал точно в цель.

   -- Достойная милая девушка, ты её не знаешь, -- нервно отмахнулся он. -- Мы познакомились на моей выставке...

   -- Кто она? -- с нажимом переспросила я.

   -- Шантар ту Таре. Очаровательная особа с великолепными манерами, изумительным чувством прекрасного. Она...

   -- Чивин ту Таре ей кто? -- перебила устало поток восхвалений.

   -- Отец, -- сдался Чин, отводя взгляд.

   -- Надо думать, у дочери одного из богатейших людей Тёмной стороны, "властелина пара" Чивина ту Таре, есть и великолепные манеры, и чувство прекрасного, -- прозвучало опять спокойно, даже почти без издёвки. -- Только предупреждаю, ту Таре очень не любит бездельников, пустобрёхов и прожигателей жизни. И когда охрана спустит тебя с голой задницей по ступеням от самой причальной вышки его Дымной Башни, ползи зализывать раны куда угодно, но только не ко мне. Проваливай. Ключ можешь оставить себе, я всё равно планировала сменить замки.

   -- Ты наговариваешь...

   -- Я неясно выразилась? -- оборвала я, повысив голос. -- Или ты сам дверь не найдёшь, и мне надо тебя вышвырнуть?

   -- Желаю тебе найти идиота с хроническим насморком и близорукостью. Может, он на тебя позарится! Или механическую игрушку себе какую заведи для постели, -- огрызнулся Чичилин, рванул на себя сюртук, уронив стул, и выскочил из кухни.

   Я слышала, как спустя несколько секунд, лязгнув, открылась и закрылась входная дверь. Некоторое время просидела неподвижно, с пустой головой и пустым сердцем, стучавшим тихо и робко, будто боящимся привлечь к себе внимание. Резко встала, обошла стол, подняла стул. Рывком открыла один из ящиков, достала оттуда вилку и, шумно брякнув на стол подставку для горячего, водрузила сверху сковородку и принялась есть сыроватую яичницу.

   Руки дрожали. И губы дрожали. И вообще меня всю целиком порой мелко потряхивало, будто било током, но я упрямо держалась, монотонно работая челюстями и не чувствуя вкуса еды.

   Я не буду из-за всего этого переживать. Ну, подумаешь, меня бросили! Со всеми такое случается, не трагедия. Трагедия была бы, если бы это ничтожество осталось со мной рядом дольше или, хуже того, я всё-таки решилась бы создать с ним семью. А так... да плевать я на него хотела! Художник, чтоб его мазня в сердце Домны горела! Никогда мне эта кособокая безвкусица не нравилась, и хорошо, что больше не придётся щадить эту "тонко чувствующую натуру" с его "прогрессивным искусством". Пусть его дочка ту Таре теперь развлекает и расхваливает!

   Да и в постели он был так себе. Эгоист.

   В общем, такими темпами я в конце концов накрутила себя с тоски и обиды на здоровую злость. Мелькнуло мстительное желание воспользоваться знакомством и рассказать богатому папочке, какое домашнее животное вознамерилась завести себе его дочь, но тут я уже на себя шикнула. Не хватало ещё опускаться до такой мелочности! Сами разберутся, не моё дело, да и степень моего знакомства с господином ту Таре не предусматривала подобных откровений.

   Чивин ту Таре пользовался моими профессиональными услугами, когда требовался взгляд независимого эксперта, и с большим уважением относился к моей работе, а я отвечала ему примерно теми же чувствами. Этот почтенный мужчина и отец большого семейства был человеком резким и прямолинейным в общении, с работников спрашивал строго, но на их спинах не ездил и вообще старался щадить людей, умел ценить преданность. А ещё обладал феноменальным чутьём, которое и позволяло этому мужчине вот уже который оборот сохранять за собой негласный титул властелина пара -- человека, идущего на шаг впереди прогресса и ведущего его за собой.

   Размышления о приятном, а Чивин был мне весьма приятен, позволили немного взять себя в руки, но заставили всё-таки оставить в памяти зарубку: понаблюдать, как будут развиваться отношения моего бывшего любовника и дочери этого уважаемого человека, и если всё будет совсем уж грустно, обратиться к нему напрямую. Не из мстительных соображений, а во избежание трагедии в семействе столь уважаемого мной лица.

   Теперь убедить себя в последнем оказалось очень просто.

   В любом случае, когда я после завтрака заваривала себе бодрящий пряный напиток из семян огнецвета, в народе называемый огрой, мои руки уже не тряслись. О пережитом потрясении напоминала только мутная тяжесть в глубине души и неприятное ощущение, что я забыла сделать нечто важное. А ещё -- всё то же отстранённое безразличие. Я подозревала, что задавленные сейчас эмоции выползут на поверхность к вечеру, но пока старалась об этом не думать.

   -- Финечка, а что же вы так рано? -- вывел из задумчивости голос Танары ту Мирк, экономки. -- И дверь нараспашку! Я уж решила, беда какая-то, а это вы забыли закрыть? -- добавила женщина с укором.

   -- Доброе утро, госпожа ту Мирк, -- поздоровалась я. -- Это не я, это гость ушёл, Чичилин ту Варш. И больше, надеюсь, не вернётся.

   -- Выгнали всё-таки головастика этого? -- восхищённо ахнула экономка, за что удостоилась от меня весьма озадаченного взгляда. Я уже замечала, что моего любовника пожилая женщина не жалует, но чтобы вот так? -- Правильно, давно пора! -- закудахтала она, сгружая продукты в холодильный шкаф.

   -- Танара, ну что вы опять в магазин сами? Я же говорила, давайте...

   -- Сидите, деточка, отдыхайте, я сама со всем справлюсь, -- замахала на меня руками экономка. -- Вот лучше газету почитайте свежую, что пишут, а я пока вам завтрак приготовлю!

   -- Я уже позавтракала, спасибо, -- отмахнулась я, забирая у неё газету и разворачивая. Но успела краем глаза заметить, как женщина одарила меня очень недоверчивым взглядом, принюхалась и настороженно заглянула в сковородку. Очевидно, выискивая следы гари или другие признаки моего приближения к плите. Увы, кулинария -- это не моё от слова "совсем".

   -- Что пишут? -- полюбопытствовала госпожа ту Мирк, усаживаясь к столу напротив меня.

   Пожилая женщина была малограмотной, читала по складам, так что чтение мной выдержек из свежих газет было своеобразным утренним ритуалом. Энергичной пожилой особе было интересно решительно всё, что происходило в мире, да и я старалась не пропускать свежих новостей. В основном меня, конечно, интересовали новости науки и техники, но и среди прочих порой попадалось нечто интересное.

   -- Предупреждают, что Домна завтра собирается извергаться, уже плюётся газами. Не рекомендуют выходить из дома в основной трансформации, грозят интоксикацией, -- начала я с безусловно полезной части новостей -- с прогноза погоды. -- Обещают, что начнёт трясти уже с утра, и утверждают, что будет самое мощное извержение за последние несколько оборотов.

   -- Ой, да они каждый раз так говорят. Врут опять небось, газетчики, -- пренебрежительно отмахнулась экономка.

   Просто и бесхитростно -- Домной -- назывался огромный действующий вулкан, на склонах которого расположился наш город, носивший неоригинальное название Доменный. Живая гора имела привычку извергаться по нескольку раз за оборот, порой ограничиваясь только выбросами клубов пепла вперемешку с едкими газовыми облаками, а порой устраивала вполне грандиозные выступления с мощными подземными толчками и целыми лавовыми реками.

   Характер Домны местным жителям был отлично знаком, с сердцем Тёмной стороны мы уже сроднились и свыклись. Пути следования лавы давно изучены и отмечены, где надо -- в породе выбраны глубокие канавы, отводящие раскалённые потоки. Даже самые мощные толчки не вредят основательным прочным домам, а газы и пепел... наша шкура в защитной трансформации может выдержать и не такое! Вот гостям и пришельцам со Светлой стороны в такие дни приходится тяжело, и перед извержениями Домны транспортные тоннели работают с перегрузкой: большинству проще переждать катаклизм дома, чем ковылять по улицам в громоздких защитных костюмах, рискуя здоровьем, а то и жизнью. Мы со свелами мало отличаемся друг от друга в основной трансформации, а вот защитная у нас из-за условий обитания совсем разная.

   Зато вулкан подогревал подземные источники, питающие город, плавил в своём сердце металл, крутил колёса машин, дающих нам электричество и другие блага.

   -- Врать-то они, может, и врут, а цифры приводят реалистичные, -- возразила я. -- Надо проверить фильтры вентиляции. И замок сменить, -- добавила не для неё, а для себя, в очередной раз напоминая. -- Что тут у нас ещё... Обещают неурожай огнецвета, опять цены поднимут, -- грустно вздохнула я, глянув в собственную чашку. -- Болезнь, одолевшая Первого арра, продолжает прогрессировать, никто ничего не может сделать. По-прежнему никого не узнаёт и ничего не соображает. Лежит в госпитале, собирают очередной консилиум, даже наши светила намереваются быть, -- пробежав глазами печатные строки, исполненные витиеватых сожалений и иносказаний, вкратце пересказала я и потянулась к чашке.

   -- Жалко мужика, -- грустно вздохнула женщина. -- Такой дельный был, нестарый ещё совсем, надо было умом тронуться!

   -- Умом он тронулся, когда в политику полез, -- неодобрительно возразила я. -- По моему скромному мнению, нормальным людям там делать нечего. Что за ерунда! -- возмущённо нахмурилась, зацепившись взглядом за следующую новость. -- Опять на транспортном туннеле авария! Восемнадцать погибших. Рехнулись они там совсем со своими нововведениями, что ли?! Сроду никогда ничего не ломалось, а тут вторая авария за несколько дней, да ещё с жертвами!

   -- Мировая ось, -- испуганно выдохнула госпожа ту Мирк, прижав ладонь к губам. -- И что, вот прямо насмерть?! И куда вообще наш Главный механик смотрит!

   -- Не удивлюсь, если новой помощнице под юбку, -- фыркнула я презрительно.

   Главный механик на Тёмной стороне был вторым лицом после Управляющего, здешнего коллеги Первого арра, и отвечал за все жизненно важные механизмы, обслуживающие большой город. О похождениях этого немолодого, но очень темпераментного мужчины ходили настоящие легенды. Не знаю, насколько они были близки к истине, но он уже пережил четыре развода, личных помощниц менял по нескольку раз за оборот, и все они были как на подбор молоденькие и хорошенькие. Подобные факты волей-неволей заставляли задуматься о крайней правдивости слухов.

   Транспортные тоннели, о которых шла речь в статье, соединяли две стороны Мирового Диска, пронизывая его насквозь в самом тонком месте, в центре, где сходил на нет неровный конус Домны, но ещё не начинались холмистые равнины, переходящие к краям Диска в высокогорье. На Светлой стороне рельеф был похожий, за тем только исключением, что на поверхности там было ужасно холодно, а напротив Домны лежало промёрзшее, кажется, до самого дна озеро. Вся жизнь обратной стороны Диска кипела на Парящих островах, плавающих высоко в небе над обледенелой равниной. Там, ближе к гуляющему по небу дневному светилу, было значительно теплее.

   -- Ну вот, ещё группа смертников, -- вздохнула сокрушённо, пробежав взглядом следующую заметку. -- Очередная попытка подняться за тучи, мир их праху...

   -- Неромантичная вы особа, госпожа, -- неодобрительно проворчала экономка.

   -- Ни капельки, -- спокойно согласилась я, допивая огру.

   -- Они же герои, первопроходцы! -- попыталась вразумить меня госпожа ту Мирк, особа как раз эмоционально очень чувствительная. -- Они пытаются выйти за установленные границы, это же так... так...

   -- Глупо, -- припечатала я. -- Потому что они пытаются выйти за границы здравого смысла. Что-то на Светлой стороне никто не пытается открыть неизведанное и долететь до светила, даже до ночного.

   -- Ну есть же разница, -- недовольно нахмурилась она. -- Там же очень-очень горячо, даже горячее, чем в сердце Домны, светила же всю Светлую сторону согревают!

   -- Разница, конечно, есть, -- со вздохом подтвердила я. -- Она в том, что за тучами холоднее, чем в самой ледяной низине Светлой стороны, и там нечем дышать. И это притом, что долгий полёт в тучах ни один дирижабль не выдержит, они его прожгут. Вот когда технический прогресс дойдёт до того, что мы сумеем хотя бы продержаться среди туч разумное время, тогда это будет иметь смысл. А пока это чистое самоубийство.

   -- Какая же вы, госпожа... -- качая головой, начала экономка и запнулась, подбирая слово.

   -- Зануда, -- подсказала я.

   -- Зануда, -- махнула рукой женщина. -- Молодая, хорошенькая, а голова ерундой занята. Ну, и то радость, что этого балбеса выставили! Может, хоть теперь достойного мужчину найдёте, которого полюбите и для которого захотите измениться.

   -- Звучит как проклятье, -- иронично заметила я, а в груди от этих слов стало тяжело и горько: очень уж они напомнили со злости брошенную напоследок Чином фразу. -- Нет уж, госпожа ту Мирк, любовь любовью, а я предпочту остаться собой. Если любят, принимают как есть, а не требуют перекроить себя в угоду каким-то принципам и представлениям. Кстати, о любви. Есть несколько объявлений о свадьбах и некрологи, желаете ознакомиться?

   -- Какая же вы всё-таки язва, госпожа, -- сокрушённо покачала головой Танара.

   -- Я стараюсь, -- честно призналась и даже мило улыбнулась. -- Хорошего дня, госпожа ту Мирк. Я сейчас поменяю замок и оставлю ключ для вас при входе, потом проверю вентиляцию и дальше буду у себя в мастерской. Не думаю, что будут посетители, на сегодня не запланировано ни одной встречи, но в случае чего -- приглашайте.

   -- Будут какие-нибудь пожелания относительно обеда? -- решив не развивать прежнюю тему, прагматично поинтересовалась экономка.

   -- А то вы мои предпочтения не знаете, -- ответила ей с улыбкой, -- побольше мяса, и я буду счастлива!

   На этом мы временно расстались. Танара осталась хлопотать на кухне, а я направилась в мастерскую, чтобы сменить халат на рабочую одежду, забрать инструменты и новые замки. Подмывало поставить свеженький, сейфовый, с мудрёной системой поворота ключа, но это стремление пришлось побороть. Я-то, положим, механизм знала до последнего винтика, а вот госпожа ту Мирк, будучи бесконечно далёким от техники существом, вряд ли сумеет быстро запомнить правильную последовательность и, чего доброго, вообще замок сломает. Как я ничего не смыслила в готовке, так экономка была злейшим врагом всех механизмов сложнее ручной мясорубки.

   Пересекая коридор, я обнаружила белеющий на тумбочке конверт, который прежде не заметила: чемоданы мне в тот момент сказали гораздо больше. К горлу подкатил комок, но я заставила себя всё же протянуть руку и взять послание. Не просить же экономку убрать, в самом деле! Эта добрая женщина за меня волнуется, зачем лишний раз тревожить её известиями, насколько неожиданным и неприятным для меня стал разрыв с Чином.

   Подумать только, а я начала задумываться, чтобы впустить его в свою жизнь на постоянной основе...

   Эта мысль заставила сцепить зубы и гневно зашипеть на себя за мягкотелость. Решительно задрав подбородок и смяв конверт, я быстрым шагом двинулась к лестнице, ведущей в подвал: именно там, на приличной глубине, располагалась моя мастерская.

   Сюда уже не попадал красный уличный свет, привычный каждому тенсу -- уроженцу Тёмной стороны -- от рождения. Этот свет круглые сутки излучают низкие пламенеющие чёрно-алые тучи, с успехом заменяющие нам светила обратной стороны Диска. Об их природе издревле ведутся нескончаемые споры, но меня, честно говоря, механика мира занимает значительно меньше механики его крошечных рукотворных частей. Тучи эти холодные, поэтому свет их наверняка имеет химическую природу, и состоят из весьма едких веществ, чему полно печальных свидетельств: уже несколько раз находили бренные останки всевозможных экспедиций, поднимавшихся слишком высоко над городом. Питают их, вероятнее всего, многочисленные вулканы Тёмной стороны; просто потому, что должны же куда-то деваться выдыхаемые ими летучие вещества, а вулканов у нас очень много. Домна огромна по сравнению с обитающими на её склонах людьми, но грандиозным великанам, разбросанным на краях Диска, она годится во внучки.

   А за пределами туч нет ничего, как нет ничего выше светил Светлой стороны, только тьма и холод -- там кончается мир.

   Для спуска в мастерскую пришлось временно перейти в защитную трансформацию, которая позволяет видеть в кромешной темноте. Зрение такое, правда, очень нечёткое, одноцветное и основано оно на отражении звука от предметов, но по крайней мере позволяет не натыкаться на стены.

   Защитная трансформация не слишком-то удобна в обычной жизни. Кожа полностью теряет чувствительность, превращаясь в грубую чешую, из-за защитных изменений поверхности глаз существенно ухудшается цветовое зрение, полностью пропадает обоняние, изменяется слух из-за затягивающей уши защитной плёнки. Вкус остаётся, но от него уже немного толку: в защитной трансформации срастаются губы и все прочие естественные отверстия организма, остаются только узкие носовые щели, и те -- затянутые тонкой защитной мембраной. Дыхание через эти щели вырывается с тихим свистом, помогающим ориентироваться в темноте.

   Первым делом я, включив электрический свет, распахнула толстую каменную дверцу жаровни, представляющей собой нишу в толстой трубе, тянущейся из подземных глубин кверху. Через эту трубу поступает подземный жар из чрева Домны и нагревает специально для того уложенные в нише камни. Брошенное внутрь письмо занялось мгновенно, и я поспешила захлопнуть дверцу. Я-то ещё была в защитной трансформации, и такой жар был не страшен, но расставаться с халатом не хотелось: он был изготовлен из капризной свелской ткани.

   Читать, что сочинил Чин, не стала. Вряд ли он сказал в письме больше, чем при личном разговоре, и наверняка был значительно менее откровенен. Рассыпался в безликих извинениях и любезностях, попросил его не беспокоить, пожелал счастья... что там ещё принято писать, меняя одну женщину на другую? И уж наверняка ни словом не обмолвился о Шантар ту Таре.

   После ночного кошмара немудрено было испугаться собственной мастерской, но сон в памяти сгладился и перестал нервировать. Я уже не могла вспомнить, как выглядел пресловутый ключ, хотя во сне знала это точно. И начала уже недоумевать, как мне могла присниться такая ерунда и почему я настолько всерьёз её восприняла? Необъяснимые игры дремлющего разума, не иначе.

   А стоило этому разуму проснуться, как он подверг критике собственные же порождения, сдобрив мысли изрядной долей скепсиса. Никакого столика при входе в мастерскую не было, никаких шкатулок -- тем более, и вообще, я всегда прекрасно знала, где у меня что лежит. Во всяком случае, вещи, которыми я регулярно пользовалась, всегда были под рукой. И уж точно я в реальности не стала бы разбрасываться настолько ценными вещами.

   Просто странный сон, предчувствие проблем в сердечных делах. Наверное, в глубине души я ещё с вечера заметила неладное в поведении Чичилина, вот и вылилось всё это в такой кошмар.

   Халат я убрала в притулившийся в углу узкий шкаф и, бросив взгляд в висящее на стене зеркало, в очередной раз похвалила себя за то, что уже много оборотов не изменяю короткой стрижке. Как же это приятно, когда нет необходимости тратить кучу времени на то, чтобы аккуратно всё это собрать в крепкий узел, не мешающий работе, да ещё таскать на голове лишнюю тяжесть! Тёмно-красные с яркими оранжевыми прядями, не приглаженные после душа, они задорно топорщились во все стороны, яростно протестуя против уныния и нытья о прошлом.

   Я ободряюще улыбнулась собственному отражению и достала из шкафа рабочую одежду. Удобные окованные ботинки из грубой бурой шкуры ващура на толстой подошве -- на случай, если я вдруг что-то уроню себе на ногу. Узкие, по ноге, потёртые штаны из плотной прочной ткани, рубашка без рукавов. Сверху -- фартук из той же шкуры, закрывающий от шеи до середины бедра, держащийся на завязках на талии и шее. Пара защитных перчаток с обрезанными пальцами, на обоих запястьях -- широкие кожаные браслеты, выполняющие множество полезных функций. Так, например, в один из них был вшит магнит, позволяющий не терять мелкие железные детальки, и кармашек для деталей из других материалов, а на другом располагались крепления для инструмента, нужного вот-прямо-сейчас.

   Застегнув широкий тяжёлый пояс с инструментами и кучей карманов и нацепив на лоб повязку, к которой крепились два объектива с переменным увеличением, я почувствовала себя... собой. Уверенным спокойным профессионалом, знающим и любящим своё дело. И госпожа ту Мирк всерьёз думает, что я соглашусь отказаться от этого ради какого угодно мужчины? Да гори в сердце Домны этот неизвестный эгоист!

   Найдя среди запасов пару хитрых замков подходящего размера и сменные фильтры от системы вентиляции, я, насвистывая, отправилась заниматься домашними делами.

   Которые, впрочем, много времени не заняли. Смена замков на внутренней и внешней дверях -- полчаса, проверка вентиляции -- ещё час. Когда знаешь, что делаешь, и имеешь в этом деле опыт, долго возиться не приходится. А закончив с хозяйством, я с чистой совестью смогла окончательно погрузиться в живую тишину и запахи мастерской.

   Я выросла среди механизмов и их деталей. Мама питала надежды сделать из меня благовоспитанную прелестную девушку, но отцовская мастерская манила гораздо сильнее, чем куклы и тряпки. А папа не возражал, ему было интересно со мной возиться и воспитывать из единственного ребёнка смену себе, а мои успехи и смышлёность были поводом для гордости. Потом родился младший братик, но выгнать меня из мастерской уже не представлялось возможным, и даже мама окончательно смирилась с таким выбором.

   Прошло много циклов, я давно уже выросла, живу отдельно, успешно веду собственное дело, составляя конкуренцию родному отцу (на эту тему папа регулярно ворчит, но спрятать родительскую гордость у него не получается), но мастерская для меня по-прежнему... родной дом, даже нечто большее. Место, где всегда хорошо, уютно, где можно спрятаться от всех проблем или просто найти себе развлечение.

   Тёплый горьковатый запах металла и пресловутой смазки, о которой так нелестно отозвался Чин. Едва уловимый оттенок горячего железа от раскалённого паяльника. Так пахло моё детство и, пожалуй, вся моя жизнь. А кисло-сладкий дурманящий запах смолы пепельного дерева, используемой при пайке, я вообще готова вдыхать часами, и останавливало только то, что это на самом деле очень вредно.

   Громкое тиканье ходиков на стене и отвечающего им будильника на столе. Иногда -- пронзительный свист и визг точильного камня с ножным приводом. Нужные детали я в основном заказывала у специалистов, но иногда проще было сделать какую-то железку самой, чем мучиться с эскизами, поэтому порой живую тишину мастерской нарушало солидное злое гудение небольшого новенького токарно-фрезерного станка. Когда он включался, во всём доме лампы светили вполнакала, несмотря на то, что работал станок главным образом на паровой тяге, всё от того же жара Домны.

   Под такие и похожие звуки я засыпала в раннем детстве, и сейчас не могла уснуть, если над ухом хотя бы не тикали часы: наступившая тишина встряхивает меня вернее, чем иных -- неожиданные громкие звуки.

   Впрочем, сегодня мне предстояла кропотливая ювелирная работа, требующая сосредоточенности и внимания, поэтому тишину я предпочла заглушить патефоном. Старенький проигрыватель стоял на полке одного из дальних от входа стеллажей, и к нему прилагались ещё три полки с пластинками: музыку я любила почти так же, как свою работу.

   У меня не было ни музыкального слуха, ни красивого голоса, но бережно относиться к чужим талантам это никогда не мешало. Как многие люди, совершенно не одарённые в общепризнанных отраслях искусства, я искренне восхищалась теми, кто умел "сделать красиво". Музыканты, художники, писатели; а таким как я оставалось только восторженно ахать, наслаждаясь плодами их трудов.

   Свою работу я тоже считала творческой, а её успешный результат -- красивым, но это была другая красота. Точная, лаконичная, просчитанная математически. Эта красота есть в равномерном вращении Мирового Диска, в выверенном пути светил Светлой стороны, в медленном движении Парящих островов, в работе огромных горнодобывающих машин и плавильных печей. Красота разума, а не души. Она может сподвигнуть на свершения, но вряд ли поможет стать человечней.

   Может, я потому и умудрилась вляпаться в Чина, что неосознанно пыталась стать ближе к далёкому и прекрасному как детская сказка миру искусства? Совсем не подумав, что обитание в том мире не гарантирует ни высокодуховности "соседей", ни счастья.

   Когда мысли попытались в очередной раз свернуть в знакомую колею жалости к самой себе и обиды на окружающий мир, я попыталась отогнать их зверской недовольной гримасой и сделанной погромче музыкой. Бравурно-торжественной, даже почти грозной, -- само то в нынешнем настроении! И решительно уселась на удобный крутящийся стул у старого надёжного стола с отполированной локтями до блеска столешницей, на котором меня дожидался изящный плоский деревянный ящичек локоть на локоть размером.

   Расстелила перед собой чистую белую бархатистую ткань, вооружилась парой идеально чистых деревянных пинцетов с точно такими же бархатистыми мягкими насадками на концах и аккуратно открыла шкатулку.

   Там, в мягких уютных чёрных "гнёздах", сидели четыре дюжины крупных гранёных голубоватых кристаллов памяти, "искр" -- огромной ценности и одного из главных двигателей нашего технического прогресса. Эти камни содержали "разум" машинатов, наборы простейших на человеческий взгляд последовательностей действий, позволявших этим сложным автоматам заменять людей там, где это было удобно и зачастую необходимо: на простых, монотонных и тяжёлых работах.

   Кристаллы памяти изготавливают на Светлой стороне, и способ их создания держится в строжайшем секрете. Примерно как у нас -- секрет заводных механизмов, позволявших машинатам работать очень долгое время, одного оборота ключа хватало на полчаса работы. Вот такие "сырые", новенькие искры содержали в себе необходимый базис: хождение, управление руками и ногами, команды сесть-встать, спуск и подъём по лестнице, подъём и ношение разных предметов. В общем, тот набор движений, которыми человек овладевает в течение первых циклов жизни.

   Потом, когда станет ясен профиль работы того или иного машината, приглашённый специалист из свелов привезёт чёрный ящичек прибора, именуемого "программатором", и добавит каждой искре "индивидуальности". А многим ничего добавлять и не придётся, для некоторых работ вполне достаточно было основного набора действий. Главное, чтобы машинат распознавал команды на обоих языках (на тенском и свелском), потому что было неизвестно, куда он попадёт после продажи: примерно половина этих сложных механизмов отправлялась на Светлую сторону.

   Моей задачей сейчас было провести всестороннюю проверку кристаллов и передать их на завод: руководству было проще подобные сложные и редкие работы поручать сторонним исполнителям. Работа эта была довольно скучная и монотонная, но зато за неё отлично платили. А главное в моём случае, она помогала отвлечься от ненужных мыслей.

   Проверка была по сути проста и состояла из двух этапов: сначала внимательный внешний осмотр, потом -- проверка содержания. Чтобы не разбирать каждый раз машината и не гонять его по многочисленным одинаковым тестам, я давно уже собрала для проверки небольшой прибор, полностью заменявший в этом смысле сложный механизм и внешне представлявший собой небольшой ящик с лампочками. Когда та или иная команда толковалась уложенной внутрь искрой правильно, соответствующая лампочка зажигалась. А вот для проверки в сомнительных случаях уже приходилось использовать многострадального машината.

   Этот болван, как пренебрежительно называли их в народе, был очень старым и потрёпанным, заслуженным настолько, что удостоился даже собственного имени -- Геш. Он вышел из числа самых первых серийных машинатов, выпущенных ещё до моего рождения. Свою карьеру начинал в шахте на физически тяжёлой работе -- махал лопатой в компании десятка "сородичей" под руководством опытного горняка. Потом механизм износился, был списан и заменён новой, более совершенной моделью, и тогда Геша купил мой отец. Папе был нужен более-менее рабочий образец для экспериментов и надёжная рабочая сила, чтобы таскать тяжести, а новенький машинат стоит больших денег. В принципе, мы никогда не бедствовали, но смысла в таких тратах никто не видел: нужные функции он выполнял, и ладно. А ещё служил для меня наглядным пособием, и вторая жизнь у этого болвана случилась гораздо более насыщенной, чем была первая.

   Собственно, именно тогда он и стал с моей лёгкой руки Гешем, заменив всех кукол и игрушки, вместе взятые. В самом деле, как могут быть интересны игрушечные плюшевые щенки, когда есть вот такой железный друг, который почти настоящий, да ещё может кучу всего такого, чего больше никто не может. Нет, нормальные друзья-ровесники у меня тоже были, я не сидела целыми днями в отцовской мастерской, но они в основном разделяли моё увлечение техникой.

   -- А это ещё что? -- растерянно хмыкнула я, разглядывая через объектив очередной кристалл.

   Предыдущие две дюжины почти не отличались друг от друга, разве что один был подозрительно мутным, на другом была царапина, а на третьем -- небольшой скол. В остальном -- одинаковый бледно-голубой цвет, небольшое пятнышко в центре, похожее на каплю чернил. Одинаковая круглая огранка с коническим углублением на основной плоской грани. Те три явно были обыкновенным браком, и предстояло выяснить, насколько он критичен. А вот очередной камень отличался слишком существенно, чтобы можно было махнуть на это рукой.

   Во-первых, он на просвет был не бледно-голубым, а насыщенно-синим. На чёрном фоне ящика разница не бросалась в глаза, но на белой ткани сразу стала заметной. Во-вторых, чёрное пятно внутри было значительно больше: если в прочих оно составляло около миллиметра в диаметре, то здесь было очень тесно вписано в кристалл, едва не касаясь его стенок. А ещё мне показалось, что он гораздо тяжелее. Проверить последнее оказалось просто, на столе специально для этих целей стояли аптекарские весы: взвешивание было частью обязательной рутинной проверки.

   -- Очень интересно, -- хмурясь, протянула я и сдвинула окуляры на лоб. Разница была не просто ощутимой, эта странная искра весила в пять раз больше своих товарок. -- Давай-ка познакомимся поближе, подружка! -- проворковала ласково.

   Никогда прежде ничего подобного мне не попадалось. Цвет и структура искр всегда были одинаковыми, изменения в оттенке и чистоте кристаллов, конечно, встречались, но не настолько кардинальные! Здесь же... Это был не брак, не "болезнь" камня, это было нечто принципиально иное. Какая-нибудь новая разработка?

   Одной рукой осторожно укладывая камень в гнездо испытательного прибора, я принялась листать сопроводительные документы. Ничего неожиданного в них не обнаружила, но не слишком-то этому удивилась: если бы это действительно была какая-то новая разработка, присланная для испытаний, она вряд ли лежала бы среди серийных образцов, да и программа проверки была бы гораздо шире. Значит, попала она ко мне в руки случайно. Знать бы ещё, чем кроме внешнего вида этот кристалл отличается от всех прочих?

   Одну за другой отдавая команды прибору, я начала сноровисто откручивать специальную крышку на затылке Геша. Имея такой интересный объект, ограничиться простыми тестами я физически была не способна.

   Правда, прямо сейчас перейти к интересному мне не позволили. Стоило заменить старую ничем не примечательную искру новой, с успехом прошедшей предыдущую проверку, закрыть крышку и присесть обратно к столу, чтобы достать из ящика заводной ключ, как на пороге появился неожиданный посетитель. Точнее, двое посетителей.

   -- Доброго дня, госпожа мастер, -- вежливо улыбнулся Тилин ту Верс. Мой работодатель по этому заказу с искрами, представитель одного из промышленных гигантов, заставлявших Мировой Диск вращаться. Пришлось подняться с места и стянуть перчатку, чтобы отдать дань вежливости этому человеку и его спутнику.

   Пожилой мужчина сам, пока позволяло здоровье, являлся одним из талантливейших механиков Тёмной стороны. Одет он был как всегда настолько аккуратно и опрятно, насколько бывает одет либо педантичный заядлый холостяк, либо мужчина давно и успешно женатый. Ту Верс относился ко вторым, со своей маленькой заботливой женой они жили душа в душу уже больше пятидесяти циклов. И были перчатки господина ту Верса всегда свежими, белая рубашка идеально выглаженной, коричневый сюртук, серый жилет и чёрные брюки сидели на его костистой сутуловатой фигуре на зависть многим молодым франтам, а в ботинки можно было глядеться как в зеркало. Даже старая кепка, которой старый механик неизменно прикрывал лысину, всегда выглядела безупречно новой. Его жену мне тоже доводилось встречать: она тщательно следила за здоровьем своего "великого мастера" и неизменно приносила тому на службу домашние обеды. В том числе -- в Университет, где мастер Тилин, один из моих любимых учителей, до сих пор преподавал параллельно с основной работой. Сейчас болезнь заставляла когда-то безупречно точные руки судорожно трястись и не позволяла взять в них какой-нибудь инструмент, но на ясности разума это не сказывалось, и руководство очень ценило ответственного умного специалиста. Я тоже искренне его уважала, но этот визит всё равно оказался полнейшей неожиданностью. Особенно -- в такой компании.

   Рядом с ту Версом стоял свел.

   Обитатели двух сторон Диска отличаются так же, как сами эти две половины мира. Мы, уроженцы Тёмной стороны, обладаем смуглой кожей с серовато-пепельным оттенком, волосами всех оттенков пламени от ярко-жёлтого до багрово-чёрного, более крупными чёрными или серыми глазами, крепким телосложением и низким по сравнению с соседями ростом. У свелов кожа светлая с голубоватым или серебристым оттенком, волосы всех оттенков льда от белоснежного до синего и серо-стального, цвета глаз при этом крайне разнообразны -- от жёлтого до тёмно-карего и от зелёного до пурпурного. Они высокорослые, худощавые, гибкие и ловкие.

   Отличается и наш подход к выбору одежды, тенсы предпочитают удобные практичные вещи, свелы -- пышные, порой даже вычурные. Большинство уроженцев Светлой стороны, которых я встречала, производили впечатление некой воздушной легкомысленности, даже в тех случаях, когда прибывали они по работе, а не в виде туристов. Особенно в этом смысле выделялись женщины. Широченные брюки, стянутые у щиколоток шнурками, или пышные юбки, узкие корсеты и забавные плоские шляпки-цилиндры, закреплённые под подбородком лентами, -- так выглядели решительно все их наряды. Особенно интересно смотрелись блузы с высокими воротничками и пышными рукавами, стянутыми у запястий, имеющие разрез на спине от воротника до самого низа: во второй форме в эту прорезь выпускались крылья. У мужчин рубашки имели схожий фасон, штаны же, напротив, были крайне узкими и заправлялись в высокие узкие же сапоги на шнуровке или на пряжках, плотно облегающие икры. Вместо сюртуков свелы носили долгополые накидки с прорезями для рук или странными рукавами-крыльями. Учитывая их любовь к ярким сочным краскам и порой вычурным орнаментам, смотрелось на наш взгляд необычно и чуждо.

   -- Прошу знакомиться, господин Ванза Алот, специалист по искрам. Госпожа Фириш ту Фрем, одна из лучших имеющих частную практику механиков Тёмной стороны, -- отрекомендовал ту Верс, и мы со свелом обменялись пристальными взглядами и безликими приветствиями.

   Господин Алот был не слишком типичным представителем своего народа: он напоминал скорее ледяные пики поверхности Диска на Светлой стороне, чем яркие и пёстрые Парящие острова. Льдистая светлая кожа, волосы по цвету напоминали кристаллы памяти -- такой же тусклый голубоватый оттенок с серебристым отливом. Рубашка была белой на местный манер, узкие штаны -- тёмно-серыми, сапоги -- чёрными; то есть, цветовая гамма, подходящая скорее какому-то клерку с Тёмной стороны.

   Но куда сильнее из привычного образа выбивался взгляд. Холодный, пристальный, испытующий и какой-то... безжалостный? Мужчина смотрел на людей как контролёр с микрометром в руках на партию шестерёнок -- взвешивал, оценивал, измерял и при необходимости без сожалений списывал в брак. Ни любопытства, ни интереса, ни даже усталости. Если бы у машинатов были глаза, они бы выглядели именно так.

   -- Чем обязана, господа? -- полюбопытствовала спокойно, хотя определённое подозрение появилось сразу же в момент появления гостей.

   -- Как ваши успехи с искрами? -- неуверенно покосившись на своего спутника, спросил ту Верс.

   -- К сроку успею, -- я растерянно пожала плечами. -- Что-то не так?

   -- Вам не попадалось что-нибудь необычное среди камней? -- почти без акцента спросил Ванза, склоняясь над моим рабочим столом и пристально разглядывая лежащие искры. -- Видите ли, существует вероятность, что при производстве этой партии был допущен серьёзный опасный брак, и мы решили самостоятельно проверить информацию.

   -- Я посмотрела ещё не все камни, -- проговорила я, уже сейчас понимая, что так просто со странным синим кристаллом не расстанусь. В описи значится четыре дюжины стандартных искр, четыре дюжины я им и отдам. А что там за брак такой упустили эти умельцы, я ещё посмотрю! Небось, ради какой-нибудь ерунды не стали бы так суетиться, точно какую-нибудь секретную разработку прошляпили! А, как известно, "что упало -- то пропало". -- Попалось только три, но я бы не назвала их необычными, -- добавила и потянулась показать, но господин Алот пренебрежительно отмахнулся.

   -- Нет нужды, я уже вижу, что ничего похожего здесь нет. Прошу прощения за беспокойство, видимо, информация была ошибочной или брак попал в другую часть партии.

   -- А что за брак-то такой, если вы его на глаз определили? -- продолжила любопытствовать я.

   -- Неважно, -- вновь отмахнулся он.

   -- Финька, твоя няня сказала, ты тут! -- с лязгом и грохотом в мою удивительно популярную нынче мастерскую ввалился ещё один незваный гость. Правда, в отличие от предыдущих, этот гость был всегда желанным, и сейчас его появление оказалось очень кстати. -- Спасай, вопрос жизни и смерти!

   -- Ну, не будем дольше вам мешать, -- сразу же засобирался ту Верс со своим странным спутником. И я даже из вежливости не стала уговаривать их остаться на чай и заверять, что они совсем меня не отвлекают.

   -- Она не няня, Мух, она экономка, -- не знаю уж в который раз поправила я, пристально разглядывая друга и пытаясь угадать, что и с чем у него случилось в этот раз. Свежие травмы на взгляд не определялись, бинты нигде не белели, так что я позволила себе немного расслабиться.

   Мух, которого по документам звали Миришир ту Трум, номинально был моим другом детства. Фактически же я никак не могла определиться, кем он всё-таки является: моим шедевром или же моим проклятьем.

   Мух одержим полётами. Ему бы родиться на Светлой стороне и получить крылья от природы, но не сложилось, где-то на энергетических слоях Мироздания случился сбой, и парень родился тенсом, за что теперь страдают все окружающие. Причём именно окружающие, а сам Мух не страдает, он наслаждается.

   Мне иногда кажется, что при рождении его обделили не только крыльями, но и чем-то ещё очень важным и нужным любому человеку. То ли мозгом, то ли просто -- инстинктом сохранения, а недостатки компенсировали феноменальной везучестью. По внешнему виду ту Трума, конечно, сложно предположить, что этот парень удачлив, но... он жив, а это само по себе чудо. Потому что столько взрывов и падений не пережил, по-моему, больше ни один человек.

   А ещё он совершенно не умеет расстраиваться, и этому таланту я искренне завидую, хотя и понимаю, что научиться подобному отношению к жизни невозможно, таким надо родиться. Потому что я, как и любой нормальный человек, лишившись, скажем, руки, как минимум впала бы в отчаянье и решила бы, что жизнь кончена. Потом, наверное, смирилась, но чувствовала бы себя ущербной и несчастной. Мух же... надо было видеть его горящие восторгом глаза, когда это порождение Домны прибежало ко мне, едва выписавшись из больницы, с радостным воплем "Финька, а сделай мне руку как у машината!"

   Тогда-то всё и началось.

   С тех пор Мух лишился не только руки, но правого глаза, правого уха, необратимо повредил коленные суставы -- и это только те травмы, которые не могли зажить, а переломы я вообще не считала. Да он и сам, наверное, не помнит, что и сколько раз ломал. Но в травматическом отделении городской лечебницы его знают все до последней санитарки и принимают каждый раз с распростёртыми объятьями. Не удивлюсь, если они делают ставки, с чем в следующий раз привезут ту Трума и когда его уже привезут не к ним, а сразу в крематорий.

   Но я искренне сомневаюсь, что этот человек действительно убьётся в результате какого-нибудь собственного эксперимента. Он либо доживёт до глубокой старости, либо погибнет по совершенно нелепой случайности, например, поперхнувшись косточкой.

   В итоге зрелище мужчина представлял собой более чем запоминающееся. Во-первых, механическая левая рука, которую я по просьбе Муха периодически "совершенствую", добавляя или убирая какие-нибудь странные детали, конструкции и элементы крепления. Во-вторых, сложные пружинные внешние протезы, ослабляющие нагрузку на колени, которые выглядят не менее эффектно, чем рука. В-третьих, на правую, пока относительно здоровую, руку он уговорил меня соорудить похожий протез для увеличения мышечного потенциала. В-четвёртых, небольшой ранец на спине, в котором находится обеспечивающая работу всего этого компактная паровая установка, работающая на чандре, которая тихонько пыхтит и пофыркивает, периодически спуская через специальный клапан излишки давления, и тогда за спиной Миришира с шипением бьёт небольшой паровой гейзер, разбивающийся о специальный глушитель и окутывающий мужчину облачком тумана. Ну и до кучи -- маска, закрывающая правую глазницу, ухо и часть головы, потому что эти повреждения ту Трум получил в результате взрыва, и вид у периферии... жутковатый. Ему самому-то наплевать, но окружающие уж очень пугаются. После десятка обмороков особенно впечатлительных девиц и дам Мух всё же дал себя уговорить на маску. Тоже вид ещё тот, но теперь от него по крайней мере просто шарахаются, а не лишаются сознания.

   -- Что случилось? -- уточнила я, всё-таки доставая из стола заводной ключ от своего машината. -- У тебя очередная гениальная идея?

   -- Финь, отрегулируй руку, а? -- умоляюще воззрился на меня этот маньяк. -- Хочешь, даже на колени встану! Через шесть дней полёт, у меня ещё доработки аппарата не все реализованы, а она, зараза, заедать начала!

   -- Ну, что с тобой делать? -- риторически вопросила я. -- Отрегулирую, конечно. Сядь в сторонку, не дребезжи. Четверть часа твоя рука потерпит?

   -- Четверть, конечно, потерпит. А чем ты таким занята? -- любопытный Мух попытался сунуться к столу, но я непримиримо встала у него на пути.

   -- Не подходи! -- заявила, упираясь ладонями в грудь мужчины. -- Ближе метра к моему столу вообще не подходи, а сейчас лучше -- держись за два. Или за три. Или вообще за десять!

   -- За десять твоя мастерская кончится. -- Ту Трум даже не подумал обижаться и покладисто позволил затолкать себя в угол у шкафа при входе и усадить на импровизированные табурет. Переобуваясь, я использовала в качестве стула обрезок толстой трубы, накрытый куском побитой ржой жести. Дёшево и сердито, а поставить более удобный стул руки никак не доходя. -- На словах хоть скажи, что у тебя там такое?

   -- Искры, четыре дюжины. -- Когда Мух оказался на относительно безопасном расстоянии от стола, я позволила себе немного расслабиться.

   Подпускать этого человека к хрупким мелким деталям было опасно и раньше, до каких-либо изменений в организме. А теперь природная грация (точнее, то, что её заменяло) оказалась помножена на сокрушительную мощь пневматических приводов и возросшие габариты, и поражающая сила Миришира неизмеримо возросла. Если бы я занималась разработкой взрывчатки, давно бы предложила новую единицу измерения её эффективности: один Мух. Одна проблема, эталон наверняка откажется сидеть в Хранилище Мер и служить образцом.

   Удивительно, как при такой неловкости он умудряется быть неплохим изобретателем и летуном. По истории болезни предположить это трудно, но некоторые его творения в самом деле хороши, они действительно работают и работают надёжно. Но останавливаться на достигнутом -- это не для ту Трума, к решённой задаче он быстро остывает и спешит поставить перед собой новую. В последнем мы, впрочем, солидарны.

   -- Погоди, а что ты говорил про полёты через шесть дней? -- Я склонилась к машинату, чтобы его завести, но вдруг вспомнила утренние новости и обернулась к другу. -- Ты что, собрался с этой экспедицией за тучи?!

   -- Да ну, что я там забыл, -- пренебрежительно отмахнулся он.

   -- Мух, ты здоров? -- уточнила я, разглядывая друга с подозрением. -- Откуда такое здравомыслие?!

   -- Ладно тебе, -- слегка смутился он, -- я же не совсем идиот. Я понимаю, что там дышать нечем, плюс вулканический пепел, газы и всё такое. Это дирижабль можно как-то защитить, а на дирижабле -- это ведь не полёт, так, суррогат. Я их проводить хочу и пожелать удачи, крылом махнуть на дорожку. Во-первых, я нескольких участников экспедиции неплохо знаю, включая капитана, а во-вторых, у меня всё равно несколько идей дошли до стадии испытания, чем не повод проверить! А что это к тебе за делегация приходила?

   -- Веришь -- сама не очень понимаю, -- хмурясь, проговорила я, осторожно вводя ключ в отверстие на груди машината и нащупывая нужное положение. -- Попалась тут в партии очень странная искра, потом покажу. А эти ребята, похоже, искали именно её.

   -- Но ты, разумеется, не отдала? -- весело уточнил Мух. При всей бесшабашности и безалаберности, парень он очень надёжный, язык за зубами держать умеет, так что откровенничать я не боялась.

   -- Разумеется. В документе написано что? Четыре дюжины стандартных искр. А если они пропыхали что-то интересное, это исключительно их проблема.

   -- И ты сейчас хочешь проверить, что за искра такая? -- предположил ту Трум, явно оживляясь. -- Пожалуй, я сегодня совершенно никуда не спешу, да и рука моя не так уж заедает...

   -- Сиди-сиди, я же не прогоняю, -- отмахнулась я, повернула ключ на пол-оборота и отступила на шаг от машината. В груди того тихонько застрекотало. -- На аппарате все проверки искра прошла успешно, но этого явно недостаточно. Встать, -- скомандовала я, и Геш послушно поднялся, скрипнув какими-то из шарниров. -- Смазать бы, -- тихонько буркнула себе под нос и продолжила: -- Подними ногу! -- Машинат послушно поднял правую ногу, согнув в колене. -- Так, приоритеты вроде правильные. Теперь подними вторую ногу, -- скомандовала я, и Геш, аккуратно опустив правую ногу, поднял левую. -- Хм, и с логикой всё хорошо. Ударь его, -- так же невозмутимо велела я, ткнув пальцем в Миришира. Друг издал какой-то невнятный возмущённый звук, который я проигнорировала, а машинат остался на месте. -- И запреты работают... интересно, а что же с ним не так? -- пробормотала себе под нос, задумчиво разглядывая болвана. -- Мух, ты как думаешь?

   -- Я думаю, шуточки у тебя дурацкие, -- проворчал тот. -- А если бы запреты не работали?

   -- Но они ведь работают, -- возразила я. -- Что я, совсем дура? Это стандартная проверка, я же говорила, на приборе всё работает отлично.

   -- Ну, не знаю... -- протянул ту Трум. -- Выполняй! -- велел он.

   Я хотела язвительно уточнить, что именно должен выполнить машинат, не получивший никакого задания, но не успела. На пару мгновений замешкавшись, Геш развернулся на месте и двинулся к выходу. Шаг, другой... на третьем мы очнулись.

   -- Стой! -- прозвучало в один голос, но машинат проигнорировал команду. -- Замри! -- опять никакой реакции.

   -- Мух, держи его! -- сообразила я, когда болван уже подошёл к двери и потянул ту за ручку. Ту Трум перехватил Геша за запястье -- а машинат, вместо того, чтобы замереть, как того требовала программа, начал бороться! Сначала совсем по-человечески вывернул руку, сбрасывая чужую ладонь, а потом и вовсе попытался толкнуть Миришира в грудь. Только человек оказался значительно быстрее машины, руку её отвёл и, кажется, совершенно рефлекторно ударил кулаком в грудь.

   -- Мух! -- жалобно простонала я, но было уже поздно. От удара ключ согнулся и, кажется, сломался, а в железном нутре машината что-то натужно заскрежетало, звякнуло, щёлкнуло, зашипело -- и болван замер неподвижно. -- Обязательно было его ломать? -- проворчала, подходя ближе и пытаясь на глаз оценить причинённый ущерб.

   -- Нет, лучше было бы, чтобы он поломал меня, -- возмущённо фыркнул ту Трум, но тут же предложил, явно пытаясь загладить вину. -- Давай помогу, где у тебя операционный стол?

   -- Сейчас, погоди ты, дай я тележку подкачу, -- одёрнула его. -- Спину опять сорвёшь, никакого тебе полёта через шесть дней не будет.

   -- Интересно, а что я ему такое в итоге всё-таки скомандовал, если у него все запреты разом слетели? -- вновь приободрился Мух, видя, что я почти не сержусь и на скандал не настроена.

   -- Тебе виднее, -- ворчливо отозвалась я и начала снимать с тележки-крана, стоящей в стороне, наставленные на неё ящики. -- Иди сюда, помогай. Но такое поведение мне очень не нравится. С другой стороны, он не попытался нас убить, и это плюс.

   -- Финь, а меня вот кстати давно терзает один вопрос как раз по теме, всё забываю узнать, а ты же с машинатами часто работаешь и разбираешься... Есть стандартный набор слов, на который они так или иначе реагируют, и проверяются только они. Но где гарантии, что он не отреагирует на слова, скажем, "прикончи", "шарахни", "отделай"; слов-то в обоих языках гораздо больше.

   -- Ну, тут противники машинатов, увы, правы, -- я пожала плечами. -- Такой гарантии нет, и в конце концов всё упирается в честное слово свелов, которые изготавливают эти искры. При проверке большинство механиков стараются расширять программу, отдавать некорректные команды, использовать необязательные слова, но нельзя же полностью учесть два языка. Поэтому машинаты и применяются так ограниченно -- только на неответственных работах. Поэтому мы снабжаем их механизмами, которые просто невозможно завести на продолжительность работы больше пяти часов, и не создаём болванов, которые способны быстро двигаться.

   Во время короткой лекции мы в четыре руки разобрали завал и вывезли полезную вещь на открытое пространство. Эта тележка представляла собой миниатюрное подобие козлового подъёмного крана, приваренного к горизонтальному П-образному основанию на колёсиках, и была совершенно незаменима в хозяйстве. Надобность в ней возникала не так часто, для поднятия тяжестей проще было использовать машината, но когда возникала, заменить её в тесной мастерской чем-то ещё было попросту невозможно.

   К примеру, Геш весит почти триста килограммов, и перетащить его вручную очень трудно, а уж сделать это в одиночестве шансов нет. С тележкой же всё просто: подкатить, обхватить неподвижно замершую фигуру под мышки тросом и несколько раз повернуть ручку. Кран был самый простой, ручной, состоял из системы блоков и предельную нагрузку имел небольшую, но в моём хозяйстве этого было достаточно.

   -- Увы, боюсь, пока мы не поймём, как на самом деле работают кристаллы памяти, ничего не изменится, -- резюмировала я, отдуваясь, и принялась аккуратно собирать искры с рабочего стола. -- Ладно, иди сюда, давай, твою руку в чувство приведём. Если я сейчас Гешкой займусь, то это надолго.

   -- А мы не понимаем? -- поинтересовался Мух, устраиваясь на моём стуле.

   -- В очень общих чертах, -- поморщившись, недовольно ответила я, подтащила поближе один из ящиков повыше и взялась за отвёртку, чтобы снять защитные пластины с механической конечности. За "хирургическим вмешательством" Миришир наблюдал с восторженным и, на мой взгляд, не вполне здоровым интересом. -- Искра похожа на нервный узел: ещё не мозг, но какие-то его функции выполнять способна.

   -- А что такое нервный узел? -- живо полюбопытствовал он.

   -- Ты в школе биологию всю прогулял что ли? -- уточнила я и опустила правый окуляр. -- Это... вроде мозга, только у всяких мелких примитивных тварей вроде насекомых.

   -- А в чём разница?

   -- В сложности и размерах, -- пояснила я, подавив желание съязвить что-то вроде "в некоторых случаях разницу заметить невозможно".

   -- Интересно, из чего они делают эти искры? -- продолжил рассуждать на новую для себя тему Мух. -- Может, своих же сограждан перерабатывают, а?

   -- У тебя есть единомышленники, -- хмыкнула я. -- Некоторые даже дальше идут, утверждая, что все пропавшие без вести тенсы -- тоже их рук дело, и их тоже перерабатывают на искры. И вообще настаивают, что от машинатов надо отказаться, пока они нас не поработили.

   -- А что? Жили же как-то без них, -- пожал плечами Мух. -- Ай! Ты что дерёшься?! -- он дёрнулся и укоризненно уставился на меня тёмно-серым ясным глазом. Вторую глазницу для красоты прикрывало круглое затемнённое стекло.

   -- Я не дерусь, я демонстрирую, -- назидательно сообщила я. -- Это был эффект механического воздействия рабочей поверхности прецизионного ручного инструмента на управляющий центр твоей руки.

   -- Я видел, что ты ткнула меня часовой отвёрткой! -- отмахнулся он. -- Я не понял, зачем?!

   -- Мух, отказаться от машинатов, конечно, можно, -- со вздохом резюмировала я. -- Но в следующий раз, когда тебе в голову придёт светлая мысль борьбы с техническим прогрессом, ты, пожалуйста, сначала вспомни, что твоя рука уверенно шевелится просто потому, что здесь есть своя крохотная искорка. Не такая, как в машинатах, попроще, но она есть. Во-от тут, на остатках плечевого сустава, -- я указала отвёрткой, а Миришир вытянул шею и попытался заглянуть внутрь.

   -- Хм. Получается, моя рука может взбунтоваться по какому-нибудь кодовому слову? -- он задумчиво пошевелил пальцами.

   -- Мух, не дёргайся, -- попросила я. -- Нет, не может.

   -- Почему? Если ты говоришь, что...

   -- Да не дёргайся ты, а то я её сейчас совсем откручу! -- рявкнула я. -- Или оставлю как есть, сам будешь себя регулировать!

   -- Извини, я больше не буду, -- смутился он.

   -- И почему я тебе совсем не верю? -- ответила со вздохом. Пару мгновений посомневалась, но всё-таки разомкнула цепь, отключив управляющий кристалл, и аккуратно зажала механическую конечность в тисках, чтобы шевелить рукой и мешать мне друг не смог при всём желании. -- А не взбунтуется твоя рука по одной исключительно простой и примитивной причине: тут нет устройства, воспринимающего звуки или какие-то другие внешние воздействия. Я тебя успокоила?

   -- Да я и до этого не слишком волновался, -- лучезарно улыбнулся Мух. -- Но новости приятные, не спорю. А ты, стало быть, не разделяешь мысль о переработке на кристаллы памяти безвинно убиенных свелов?

   -- В этом вопросе я доверяю статистике, -- иронично хмыкнула я. -- Если судить по темпам производства искр, больше половины смертей на Светлой стороне должно происходить в пыточных застенках "Искры разума". Согласись, не слишком-то правдоподобно.

   -- Да, есть такое дело. А ты-то сама как думаешь, откуда берутся искры?

   -- Полагаю, из земли, как и прочие полезные ископаемые, -- пожала плечами я. -- А потом в них каким-то образом записывается нужная информация. Как музыка на патефонную пластинку.

   -- Интересно, каким именно? -- Мух мечтательно возвёл взгляд к потолку, а я насмешливо хмыкнула.

   -- Если бы мы знали, соседям нашим приходилось бы тяжело.

   -- То есть?

   -- То есть, правила игры устанавливает монополия, -- пояснила я. -- Пока мы производим механизмы, они -- искры, никто не наглеет. А вот если кто-то разгадает тайну соседа, равновесие пошатнётся.

   Встреча обитателей Тёмной и Светлой сторон произошла совсем недавно, чуть меньше сотни оборотов назад, когда первые дирижабли перевалили за край Диска и обнаружили, что противоположная его сторона тоже вполне обитаема. Через несколько оборотов был пробурен первый транспортный тоннель, ознаменовавший начало вполне энергичного сообщения: на дирижаблях вокруг лететь далеко, долго и очень опасно, а путешествие в тоннеле занимает всего пару часов. Сейчас их полторы дюжины, треть из которых пассажирские.

   Отношения между обитателями двух сторон Диска... недоверчивые. Мы активно торгуем, сотрудничаем в научных областях, в обе стороны стремится широкий поток туристов. Но при всём сходстве двух народов игнорировать многочисленные различия тяжело, да ещё суеверия и сказки добавляют разногласий. И у нас, и у свелов молва всегда населяла обратную сторону Диска разнообразными страшилищами, перестраиваться теперь тяжело. Может, ещё через пару сотен оборотов мы и договоримся, и перемешаемся, но... верится слабо.

   -- Финь, а давай, ты не будешь запускать этого болвана с его увечной искрой в одиночестве, а? -- через несколько секунд нарушил повисшую тишину разговорчивый Мух. -- Не нравится мне его поведение!

   -- Пока ты не начал отдавать ему странные команды, вёл он себя хорошо, -- для порядка возразила я. -- Но в том, что реакция странная, я полностью согласна. И -- да, мне она тоже не нравится.

   -- Я бы вечером зашёл, ты как? Или у тебя теперь нормированный рабочий день, как у нормальной семейной женщины? -- насмешливо поинтересовался он.

   -- Во-первых, до сегодняшнего вечера я при всём желании не успею исправить последствия твоего могучего удара, -- возразила я. -- А во-вторых, приходи в любое время.

   -- Боюсь поверить в это счастье, но... ты в самом деле избавилась от этого мазилы?! -- подозрительно уставился на меня ту Трум.

   -- Ну, скорее он от меня избавился, -- вымученно и криво улыбнулась я, закусила губу и напряжённо уставилась на собственные руки, уговаривая их не трястись.

   -- Финь, ты что, переживаешь по этому поводу?! -- через несколько секунд растерянно переспросил Миришир, пригибаясь к столу, чтобы заглянуть мне в лицо. -- Финь, из-за этой пылежорки линялой?! Да он твоего мизинца не стоит! Радоваться надо, что вовремя избавилась!

   -- Мух, только не надо меня воспитывать, ладно? -- огрызнулась я с недовольной гримасой. -- Это только ты можешь переключиться мгновенно и не способен страдать дольше пары минут, а большинству нормальных и даже ненормальных людей нужно какое-то время. Я не собираюсь ставить крест на собственной жизни, начинать считать себя ущербной или в чём-то винить, но мне требуется привыкнуть к перемене и смириться с ней.

   Несколько минут я работала в тишине, которая первое время казалась напряжённой, но потом расслабилась и превратилась в уютно-сосредоточенную. С рукой Миришира всё было просто и понятно: как любой сложный механизм она потихоньку изнашивалась от интенсивной работы. Тревожащие Муха задержки в срабатывании вызывал обыкновенный люфт, накапливающийся в длинной цепи передач от плеча до пальцев. Для любого машината проблема ту Трума и проблемой-то не является: все параметры укладываются в пределы нормы. Но человеческий разум работает быстрее машины, а разум Миришира и вовсе на редкость неугомонный, поэтому набегающие доли секунды ужасно его нервируют и кажутся бесконечными. Подтянуть пружинки, подкрутить регулировочные винты -- работа простая, но долгая и кропотливая. Теоретически, Мух и сам способен всё это сделать, но ему банально не хватает терпения. Он сейчас-то сидел как на иголках и буквально весь извертелся. Хорошо, что я это предчувствовала и предприняла меры!

   -- Я придумал, -- наконец, торжественно заявил ту Трум.

   -- Очередной шедевр? -- иронично уточнила я, насмешливо скосив взгляд на его лицо.

   -- Нет, занятие на вечер, -- легкомысленно отмахнулся он. -- Сейчас ты закончишь со мной, я быстро переделаю кое-какие дела, соберу кое-кого, и к восьми часам вечера мы будем у тебя.

   -- Зачем? -- опасливо уточнила я, предчувствуя грандиозную пакость.

   -- Пойдём отмечать освобождение, -- невозмутимо пояснил Мух. -- Я тебя слишком хорошо знаю. Это ты сейчас вся такая сосредоточенно-деловая, а к вечеру устанешь, раскиснешь и начнёшь совершать глупости. Как лучший друг и практически родное дитя, я просто не имею права этого допустить!

   -- Ты просто не можешь допустить, чтобы глупости я совершала в одиночестве, -- насмешливо возразила я.

   Своим "внебрачным сыном" ту Трума я окрестила сравнительно недавно, когда мастерила ему коленные протезы. Дословно фразу уже не помнила, но сказана она была в компании и понравилась решительно всем. Кажется, кто-то из случайных знакомых удивился, что при таких нежных и близких отношениях мы с Мухом не то что не женаты, но даже любовниками никогда не были и подобную возможность воспринимали с суеверным ужасом. Мысль радостно подхватил кто-то из своих и попытался соблазнить меня возможностью безнаказанно экспериментировать над ту Трумом, когда тот окажется в моей законной власти. Вот на это я и возразила, что, дескать, как от мужа от него проку ноль, проще оформить опекунство, доказав его невменяемость.

   -- Не без этого, -- легко согласился Миришир.

   -- И отговаривать тебя, как я понимаю, бесполезно?

   -- Разумеется, -- приосанился Мух, насколько позволяла зафиксированная рука.

   -- Заходите, пьяницы, что с вами делать, -- со смешком согласилась я.

   Во-первых, отговорить ту Трума, когда он вбил что-то себе в голову, невозможно по определению, а во-вторых, друг говорил сущую правду. Он действительно слишком хорошо меня знает и ни словом не ошибся, и за эту решительную непрошеную поддержку я была ему искренне благодарна. Вечером, оставшись в одиночестве, я бы действительно начала думать всевозможные глупости и -- кто знает, до чего додумалась бы! А так... шумно и весело провести вечер с друзьями, приползти домой за полночь, мечтая только о подушке, и утром проснуться, страдая от похмелья, а не от разбитого сердца, -- далеко не худший способ решения проблемы.

   -- Слушай, Мух, ты наверняка понял и сам, но я всё-таки скажу: не говори никому про этого болвана и про эту искру, ладно?

   -- Молчу как камень, -- согласно кивнул Миришир.

   С его конечностью я в итоге провозилась часа два. Можно было быстрее, но здесь я старалась перепроверять всё по три раза, чтобы не допустить малейшей неточности. В конце концов, от этой руки отчасти зависела жизнь ту Трума, а он был мне пока дорог не только как лучший друг, но и как ходячая демонстрация моих талантов. Между прочим, моя -- то есть, его -- рука принесла более чем солидную прибыль, вырученную от продажи патентов. Деньги мы честно разделили со свелом, которому я заказывала упрощённую искру, -- одним из немногих частных мастеров, изготавливающих их в индивидуальном порядке. Но даже половина суммы внушала уважение и обоснованную надежду на спокойную безбедную старость.

   В это время мы неторопливо болтали обо всём подряд. В основном, конечно, болтал Мух, рассказывая о своей новой идее, воплощение которой было приурочено к старту очередной экспедиции за тучи. Большую часть его рассказов я понимала, а в подробности особенно не лезла: воздухоплавание и тонкости аэродинамики -- совсем не моя стезя. Честно говоря, я откровенно боюсь высоты и полётов, так что стараюсь о них лишний раз не задумываться. Что поделать, я-то как раз рождена типичным тенсом, существом приземлённым и не предназначенным для покорения небес.

   Напоследок в благодарность стиснув меня в своих железных объятьях и ощутимо помяв (хорошо, не сломал ничего!), Мух умчался воплощать очередную мечту, а я вернулась к сортировке отложенных до поры искр.

   Пока руки выполняли привычную механическую работу, голова была занята происшествием с машинатом. В мыслях я перебирала возможные причины его поступка, а, вернее, так и эдак крутила одну-единственную причину -- содержимое искры. Было какое-то задание, которое должен выполнить болван по команде. Вопрос, какое?

   Странным было не столько само это задание, странным было поведение Геша с новой искрой. Он безошибочно нашёл дверь и определил, как та открывается, а этот навык не входил в необходимый минимум. Более того, подобный поступок чрезвычайно сложен для машината. Он не просто должен знать, что такое дверь и как она открывается, научить болвана подобному нетрудно. Он должен суметь отличить дверь комнаты от двери шкафа и логически сопоставить, что дверь комнаты ведёт наружу. Да, искры имели способность к запоминанию тех или иных действий, но ведь никто не показывал ему конкретно эту дверь, и, значит, даже если он был обучен их открывать, сопоставить знакомую информацию с местностью он не мог. Вернее, я до сих пор думала, что машинаты на такое не способны, а оказывается, сведения эти устарели. Впрочем, может, я выдумываю проблему на пустом месте, и по команде "выполняй" он должен был открыть все двери?

   И почему в этот вариант совсем не верится?

   Я покосилась на Геша. Тот неподвижно висел на тросе, тускло поблёскивая в отсветах настольной лампы. Защитных кожухов на нём почти не было -- зачем, если он не покидает лабораторию? Только голова, грудь и окрестности суставных шарниров, где располагались самые сложные и тонкие механизмы, были прикрыты старыми потёртыми щитками и корпусами. В таком виде машинат вызывал очень неприятные ассоциации, он походил на картинку из анатомического атласа -- освежёванное человеческое тело.

   Это Мух, смутно представляющий себе возможности и ограничения машинатов, мог не обратить на подобные мелочи внимания и спокойно убежать по своим делам, а у меня такой возможности не было. Я сталкиваюсь с этими механизмами постоянно, прекрасно знаю их устройство и правила работы.

   Самой сложной частью этих больших кукол является та, что помогает им ориентироваться в пространстве и заменяет органы чувств. Так, мудрёная оптическая система и эхолот, работающий в очень узком диапазоне ультразвука, выполняет функцию глаз. И своеобразное осязание у машинатов имеется: они "ощущают", когда конечности встречают преграду. Если преграда эта появлялась в нарушение программы, болван должен замереть неподвижно и ждать. Особенно, если преграда лишает сразу нескольких степеней свободы, как ухватившая Геша за руку ладонь Миришира. И уж точно он не должен пытаться бороться: искра не способна отличить захват клещами от упора в стену.

   Машинат вёл себя не как болван, а как человек или, по меньшей мере, высокоорганизованное животное, но не как механический конструкт. И это пугало.

   Да, в истории про души, заточённые в кристаллы памяти, я никогда не верила. Это было глупо, нерационально, в случае раскрытия грозило создателям серьёзными проблемами с властями и бунтом мирного населения. Но вот сейчас, в данном конкретном случае я, кажется, готова поверить во что угодно.

   -- Что же такое в тебя записали? -- тихо спросила я у безмолвной безликой куклы.

   Пара объективов выглядела сейчас чёрными провалами, и в свете предыдущих размышлений казалось, что они следят за мной и ловят каждое движение. Ждут. Выжидают. Стоит отвернуться, и железная голова повернётся чуть вбок, чтобы вперить в меня свои огромные зрачки. Дрогнет механическая ладонь, сжимаясь в кулак...

   Я настолько явно представила эту картину, что по спине пробежал холодок. Захотелось зафиксировать болвана понадёжней и накинуть ему на голову тряпку, чтобы не подглядывал.

   В ответ на последнюю мысль я раздражённо фыркнула на себя и обернулась обратно к столу. Дожила! Что бы за программа ни была заложена в эту синюю искру, кем бы и как бы ни был создан этот кристалл, а двигаться со сломанным заводным ключом в грудине болван точно не сможет, можно не выдумывать всяческие страшилки. И без меня хватает всевозможных писателей, сочиняющих ужасы про восстание машинатов и механизмы-убийцы!

   Я, было, взялась за очередной кристалл и опустила на глаза окуляры, но вдруг очень отчётливо вспомнила утренний кошмар. Руки дрогнули. Я поспешила отложить пинцет, подняла увеличительные стёкла обратно на лоб, вновь обернулась к неподвижному Гешу и несколько секунд пристально его разглядывала, думая, что со всем этим делать. Главным образом, конечно, со своим иррациональным страхом.

   -- Не молчи на меня так укоризненно, -- наконец, со вздохом ворчливо изрекла я, опять заставляя себя вернуться к работе. -- Чем бы или кем бы ты ни был, а у меня есть определённые дела и обязательства. В конце концов, если бы не я, ехал бы ты сейчас на Светлую сторону, и закончил бы в итоге где-нибудь в тамошних лабораториях. Не говоря о том, что тебя бы просто могли тюкнуть молотком, и на этом бы всё закончилось. Так что радуйся, что висишь сейчас здесь, и я планирую с тобой разобраться! Пусть и не прямо сейчас.

   Я вполне отдавала себе отчёт, что разговаривать с железками глупо, но и прежде регулярно позволяла себе подобное: так почему-то было проще и удобнее работать. Я логично рассуждала, что, пока работа не отвечает мне человеческим голосом, можно жить спокойно. Это -- просто результат одиночества, был бы у меня какой-нибудь коллега или помощник, разговаривала бы с ним.

   Сейчас же, после всех предыдущих размышлений, эти слова уже не казались мыслями вслух, как будто машинат не просто мог меня слышать, но понимал сказанное.

   Выполняя простую механическую работу, измеряя-рассматривая-взвешивая, я всё никак не могла переключиться на мысли о чём-то ещё, кроме странной синей искры. Восторг от найденной интересной игрушки поутих, я чувствовала, что вляпалась во что-то очень нехорошее и серьёзное. И никак не могла определиться, устраивает меня такой жизненный поворот, или стоит сожалеть, что Тилин ту Верс со своим загадочным спутником немного припозднился? Появись они на несколько минут раньше, и я бы не узнала о такой странной искре, и спокойно жила бы дальше.

   А вот тому, что эта парочка не заявилась чуть позже, я искренне радовалась. Мысль плюнуть на всё и сообщить Ванзе Алоту об обнаруженной странной искре, конечно, родилась, но я поспешила её отогнать. Теперь, после происшествия с удачно выбранной Мухом командой, я уже не смогу сделать вид, что ничего такого не видела, не хватит актёрских способностей. Не нужно быть гением, чтобы понимать: узнав о такой утечке, хозяева этого типа с холодными глазами не оставят меня в покое. Причём чутьё подсказывает, что "в покое" в данном случае можно приравнять к "в живых".

   Что-то очень, очень неладное было с этой искрой, интуиция вопила об этом в голос.

   Сейчас я видела для себя два выхода. Либо увязнуть в этой истории глубже и попытаться в ней разобраться, или взять молоток, расколотить странную искру и просто забыть о происшествии. Похоже, свелы вообще не уверены, что необычный кристалл памяти действительно существует, и существует именно в этой партии, иначе искали бы куда основательней. Поэтому, если физически устранить предмет беспокойства, ни у кого не останется никаких доказательств.

   Рассматривала я оба варианта лишь для того, чтобы создать себе иллюзию выбора. Чтобы потом, когда задницу начнёт всерьёз жечь, не было отговорки "за что мне такое наказание, я здесь случайно!". Не случайно. Вот он, исторический переломный момент моей жизни, и этот шаг я делаю вполне осознанно. Судьба милостиво предоставила мне шанс свернуть с пути и избежать грядущих неприятностей, но я им не пользуюсь. Просто потому, что рука не поднимется уничтожить такую интересную, увлекательную, волнующую загадку.

   Конечно, существует вероятность того, что никакими грандиозными проблемами эта история не обернётся. Вот только всерьёз в это поверить трудно. Что ни говори, а чутьё на неприятности у меня неплохое, и сейчас его голос вполне отчётлив.

   Я никогда не страдала излишним авантюризмом. Наоборот, всегда была достаточно прагматичной и осторожной особой, имела склонность к перепроверке и перестраховке по поводу и без. Но сейчас обстоятельства сложились именно так, что пройти мимо и остаться в стороне я не могла. Вот просто не могла, и всё. Я слишком хорошо знала собственный характер и понимала, что если сейчас закрою глаза, если выброшу в печку синюю искру, никогда этого не забуду, буду грызть себя до конца жизни и терзаться предположениями "а если бы?"

   Очень странное ощущение: осознанно лезть в жерло Домны, прекрасно отдавая себе отчёт, что поступаешь глупо. Интересно, Мух со своими сумасбродными экспериментами ощущает то же самое? Или он просто делает, не задумываясь о происходящем?

   Сменив на замершем патефоне пластинку и в этот раз остановив выбор на весёлой танцевальной мелодии, я всё-таки заставила себя вернуться к работе. Тревоги и переживания -- это, конечно, естественно и понятно, но необходимости выполнить работу они не отменяют.

   Постепенно монотонная работа полностью захватила внимание, и я перестала бросать косые взгляды на неподвижного железного болвана. Прервалась только один раз на короткий обед. Сама бы не вспомнила, но госпожа ту Мирк была в этом вопросе очень аккуратна. Даже страшно представить, как и чем бы я питалась, если бы не эта ответственная женщина.

   -- Финечка, там к вам молодые люди пришли, -- в следующий раз от работы меня вновь отвлёк громкий голос экономки. Пластинки я менять не забывала, поэтому за громкой музыкой не слышала, как открылась входная дверь. -- Они обещали подождать в гостиной, но господин ту Трум грозился, что если вы не поднимитесь через четверть часа, они придут сами.

   -- Какая страшная угроза, -- отозвалась я, откладывая очередной камень. К этому моменту почти все были осмотрены, оставалось только пять штук с разнообразным мелким браком, которые требовали детальной проверки на болване, и полдюжины непроверенных на приборе. И хотелось бы с последними закончить, но я решила не испытывать терпение гостей, а то с них в самом деле станется спуститься и всё мне здесь разнести. Не со зла, нечаянно. -- Передайте им, что я буду через полчаса, и предложите что-нибудь перекусить, хорошо?

   Экономка вышла, а я принялась аккуратно прибираться на рабочем месте: оставить просто так валяться кристаллы памяти -- редкостная безалаберность, которую я просто не могла себе позволить. Впрочем, уборка заняла несколько минут, потом я с той же неторопливостью сменила рабочую одежду на домашний халат и окинула мастерскую ищущим взглядом -- не забыла ли что-нибудь. Взгляд зацепился за машината.

   -- Знаешь, приятель, запас прочности лишним не бывает, -- задумчиво проговорила я и решительно подошла к болвану, на ходу прихватив из ящика стола отвёртку. Не то чтобы я не доверяла замкам своей мастерской или всерьёз опасалась, что сюда в моё отсутствие кто-то влезет, но мысль о том, чтобы оставить странную искру здесь, вызывала безотчётную тревогу и неприязнь. И я решила не нервировать себя попусту, а пойти на поводу у сиюминутных порывов. Поэтому встала на стул, придерживая халат, скрутила защитную крышку и прихватила кристалл памяти с собой, положив его в небольшой чистый тканевый мешочек, которые имелись в изобилии как раз для подобных целей. Потом погасила свет, заперла за собой дверь и отправилась в гардеробную, расположенную дверь в дверь со спальней.

   Грядущее сильное извержение Домны, определявшей погоду в городе, требовало особого подхода к выбору одежды. Если в остальные дни, когда вулкан тихо дремлет, можно безбоязненно ходить по улицам в основной трансформации, то сейчас дело это рискованное и опасное.

   Надобности в неудобных защитных костюмах, которые обречены носить в плохую погоду свелы, у местных жителей нет. Вся наша одежда изготавливается из материалов, прекрасно выдерживающих все негативные проявления характера вулканов Тёмной стороны -- и едкие газы, и высокую температуру. Во всяком случае, не хуже нашей собственной плотной шкуры. В итоге единственным ограничением становится необходимость надеть плащ, причём отнюдь не для защиты собственного здоровья.

   Проблема в пепле, которым регулярно "чихает" Домна, и который обильно сыплется с неба на плечи путников. Пепел этот имеет массу полезных применений и представляет собой огромную ценность. Например, он входит в рацион ващуров и других обитающих на Тёмной стороне животных. И всё бы ничего, если бы не его дурацкая привычка забиваться во все щели. Шкура у нас в защитной трансформации гладкая, да ещё на коже вырабатывается особый секрет, позволяющий среди прочего не пачкаться, но вот с одеждой всё сложнее. Пока ни у кого не получилось изобрести ткань, которая, с одной стороны, позволяла бы себя окрашивать и была приятна к телу, а с другой -- выдерживала воздействие окружающей среды и не пачкалась.

   Наскоро приняв душ, я быстро оделась: не люблю долго возиться с такими вещами. Нижнее бельё, расклёшенная бордовая юбка чуть ниже колен, белая блуза с неглубоким вырезом, бежевый жилет с часовым карманом -- всё просто и удобно. Длинные метущие пол юбки и штаны свелских женщин не пользовались у нас популярностью. В основном, всё из-за того же вулканического пепла, который через несколько шагов превращал красивую одежду в ком ветоши, и в некоторой степени -- из-за неудобства. Можно было бы вообще надеть штаны, которые уже давно признаны тенским обществом допустимой для женщин одеждой, но я всё-таки иду отдыхать и развлекаться, значит, работу стоит оставить дома.

   Пузатые карманные часы сослужили мне ещё одну хорошую службу: под их крышку прекрасно поместился кристалл памяти вместе со своим мешочком. Для собственного успокоения я решила не оставлять его в доме, а прихватить с собой. Не то чтобы интуиция вопила об опасности и угрозе вторжения извне, но так я избавляла себя от лишнего повода для беспокойства.

   Зашнуровав высокие узкие ботинки на небольшом каблуке, я удовлетворённо кивнула отражению, показывающему весьма симпатичную молодую женщину. У меня круглое лицо с большими выразительными почти чёрными глазами, красивыми полными губами, курносым носом и упрямым острым подбородком, да и фигура неплохая. Может, недостаёт изящества -- работа механика зачастую трудна именно физически, да и от родителей мне достался высокий рост при крепком телосложении. Но зато широкие плечи и крепкие руки прекрасно уравновешиваются пышной грудью, округлыми бёдрами и ярко выраженной талией.

   Пригладив щёткой волосы, я вновь пришла к выводу, что внешностью своей довольна, а Чин -- полный кретин. И направилась к выходу, решительно настроенная избавиться от ненужных воспоминаний и переживаний.

   -- Привет, мальчики, -- поздоровалась, заходя в гостиную и разглядывая присутствующих.

   -- Всё-таки, по тебе можно часы сверять, -- рассмеялся в ответ Мух. -- Сказала -- полчаса, значит, полчаса, ни минутой больше.

   Помимо лучшего друга в гостиной присутствовало трое гостей, двое из которых принадлежали к числу давних друзей -- что моих, что Муха.

   Динир ту Барк, он же -- Дин, который раньше был типичным "юношей из хорошей семьи", а теперь вырос в безукоризненного обаятельного мужчину. Тёмно-коричневые брюки, жемчужного оттенка рубашка, зелёный шейный платок, серо-зелёный клетчатый пиджак по последней моде и очки в тонкой оправе прекрасно подходили его худощавой фигуре, узкому лицу с тонкими изящными чертами и серым с лёгким голубоватым оттенком глазам. Аккуратно уложенные светлые, очень яркие жёлтые волосы, к концам темнеющие до насыщенно-оранжевого, были собраны в короткую косицу.

   Дин педантичен, всегда приветлив и вежлив, всегда сдержан и предусмотрителен в словах и поступках, всегда безупречно одет и подчёркнуто ровен в общении решительно со всеми. Он производит впечатление учёного сухаря и циника, что для потомственного врача вполне ожидаемо, а его осторожность и осмотрительность некоторые злые языки называют трусостью. Ту Барк в самом деле предпочтёт уйти от конфликта и извиниться, даже если он ни в чём не виноват, только это именно проявление разума, а не трусости. В вопросах принципиальных Дин упёрт редкостно, органически не способен на подлость, но зато способен на Поступок. Ещё одним немаловажным достоинством Динира являлось его умение держать язык за зубами в любом случае и в любом состоянии.

   При моём появлении Дин, как и положено воспитанному мужчине, поднялся чтобы вежливо поцеловать руку и дружески приобнять. Два варианта приветствия: для женщины и для друга. Ограничиться первым -- обидеть второго, ограничиться вторым -- допустить грубость по отношению к первой. И в этом весь ту Барк.

   Ширингит ту Нарш, он же Болт, третий из присутствующих, -- его противоположность если не полная, то во многом. Вечно расхристанный, взъерошенный, суетливый, пребывающий в постоянном беспорядке и куда-то спешащий. Невысокий, ниже меня ростом, шустрый и очень энергичный. Чёрные с алым проблеском вьющиеся волосы всё время топорщатся и без малого стоят дыбом, неизменный серо-коричневый рабочий комбинезон постоянно засален -- кажется, Болт его вообще никогда не чистит. И, в отличие от меня, не считает нужным сменять одежду, даже отрываясь от работы, но тут вопрос к родителям. Если меня мама таки приучила, что женщина за пределами мастерской должна выглядеть как женщина, а аккуратность была привита ею сообща с отцом, считавшим, что порядок на рабочем месте -- залог порядка в голове, родители ту Нарша придерживались иных взглядов. Милейшие очаровательные люди, они всех троих сыновей растили в атмосфере творческого беспорядка и почти вседозволенности. Однако, по счастливому стечению обстоятельств, ни один из троих не угодил на кривую дорожку, и при подобной безалаберности все умудрились вырасти достойными людьми.

   Болт, например, очень горячо радеет за справедливость, с искренним удовольствием помогает окружающим и тратит собственное время на чужие проблемы. С одной только оговоркой: если действительно видит проблему и понимает, что его помощь нужна. Ширингит достаточно ленив, что мешает доводить до конца начатые проекты, но это качество служит ему и добрую службу: не позволяет совсем уж распыляться. Да и весь окружающий мир от этой лени только выигрывает, потому что в противном случае ту Нарш вполне мог бы его перевернуть, причём неоднократно. Умом, фантазией и талантами он не обижен ни в коей мере, и потенциально способен совершить что угодно вплоть до сдвига мировой Оси. Надо думать, лень Ширингита -- своеобразный защитный механизм породившего его мира.

   К слову, Болтом он стал не из-за любви к технике и всевозможным крупным механизмам -- ту Нарш специализируется на тяжёлых транспортных линиях, а подлинной его страстью является гидравлика. Прозвище родилось из любимой присказки мужчины "забить болт кувалдой", значение которой колебалось в зависимости от ситуации: этим обозначается и совершение большой глупости, и какое-то примитивно простое действие, и ещё добрая сотня вещей. Мне он улыбнулся и молча махнул рукой: Ширингит никогда не любил тактильные контакты и, по-моему, элементарно их стесняется.

   А вот последний в компании был мне незнаком, но это не главное. Главное, что он был свелом.

   -- Знакомьтесь, -- начал Дин, выпустив мою руку. -- Тринда Арат, мой коллега со Светлой стороны. Фириш ту Фрем, один из лучших механиков Тёмной стороны, и уж точно -- самый очаровательный из них.

   -- Очень приятно, -- едва не в голос сообщили мы, с одинаковым интересом разглядывая друг друга.

   Фамилия очень многое значила для свелов. Те, что на "а", считались привилегированными, принадлежали "высоким родам" -- своеобразной элите их общества. Вхождение в такой род давало больше прав и влекло за собой какие-то непонятные дополнительные обязанности, в этих тонкостях я не разбиралась. Но машинально отметила этот факт и припомнила, что утренний гость Ванза Алот также был из "высоких", которые на их языке назывались аррами.

   Я смутно понимала, откуда взялось такое разделение и как простое сочетание звуков или история семьи может дать фору против других людей: у нас похожих традиций не было. Единственная близкая по смыслу тонкость на Тёмной стороне связана с именами -- те, что пишутся через "и", всегда считались мужскими -- но это просто старая традиция, необязательная к соблюдению, и я тому наглядный пример. А фамилии у нас ввели всего оборотов триста назад, и к их образованию подошли со свойственным тенсам прагматизмом. Независимо от города, взяли первые три буквы из начала названия квартала, и прилепили к ним последнюю, обозначающую дом внутри квартала, из расчёта, что в одном доме проживает одна семья. Не все фамилии получились благозвучными, не все с такой постановкой вопроса согласились, не обошлось без скандалов, но в целом всё утряслось довольно быстро. Зато стало гораздо удобнее именовать людей в документах, шанс путаницы существенно понизился.

   Так вот, если у нас поменять фамилию просто, то свелы не расстаются с ними до конца жизни.

   -- Прошу простить мою назойливость, но господин ту Трум утверждал, что вы не будете против моей компании, -- поцеловав мою руку, с обаятельной улыбкой проговорил свел. Этот, в отличие от утреннего, выглядел вполне типично: яркая жёлтая рубашка, расцвеченная стилизованными языками пламени, ярко-синие узкие штаны под цвет собранных в низкий хвост длинных волос. Светло-карие глаза подкупали озорством и мимическими морщинками в уголках. Тринда относился к числу людей неопределённого возраста, ему легко можно было дать от двадцати пяти до пятидесяти оборотов, и был весьма высок, почти на голову выше отнюдь не мелкого ту Трума. Мне кажется, он был очень высок даже для уроженца Светлой стороны.

   -- Не будет, голову даю! -- подтвердил Мух. -- Тут, Финь, такое дело: господин Арат прибыл по работе буквально вчера и показал себя человеком редкого мужества. Не просто приехал, презрев опасность, и отказался эвакуироваться вместе с коллегами при угрозе извержения Домны, но даже изъявил желание полюбоваться городом невзирая на погодные условия. Не мог же я похитить его провожатого!

   -- Боюсь, в нашей компании сегодня знакомство с городом получится очень односторонним, -- иронично заметила я. -- Но я действительно не против, вместе веселее. Предлагаю не терять времени. Вы же определились с местом назначения?

   -- А то, -- улыбнулся Миришир.

   -- А что подразумевается под "односторонним знакомством"? -- полюбопытствовал Тринда, пока гости, возглавляемые хозяйкой, вереницей тянулись к выходу. Процессию на правах самого опытного посетителя замыкал ту Трум, а свел вызвался побыть галантным кавалером и открывал мне двери. Я решила не настаивать на собственной способности сделать это без посторонней помощи.

   -- Дело в том, что мы идём не на прогулку, а в кабак, -- со смешком пояснила я. -- А эти обалдуи вас, стало быть, не предупредили?

   -- Вот как? -- синие брови свела удивлённо выгнулись. -- Ну что ж, кабак -- так кабак, знакомство с местной кухней тоже может быть очень интересным и познавательным. А есть какой-то повод?

   Я, хмурясь, обернулась на друзей. Мух виновато улыбнулся, а Болт с Дином озадаченно переглянулись; похоже, им ту Трум тоже ничего не сказал.

   -- Есть, -- решительно кивнула я, открывая первую плотно пригнанную дверь, ведущую в прихожую. Раньше та казалась мне вполне просторной, но для пяти человек было тесновато. -- У меня праздник, день избавления от ненужных вещей и людей. Его непременно следует отметить в компании людей хороших и нужных.

   -- В таком случае, польщён разрешением присоединиться, -- с некоторым удивлением протянул Тринда и достал из шкафа защитный комбинезон. -- И чувствую себя вдвойне неловко за собственную навязчивость.

   -- Будем считать, что это судьба, и вы -- тоже окажетесь нужным человеком, -- я накинула плащ. На этом разговор пришлось свернуть, нацепить защиту свелу было не так-то просто. Дин вызвался помочь гостю облачиться в герметичный наряд с тяжёлым рюкзаком, в котором находились дыхательные фильтры и системы вентиляции, а Болт тем временем оттащил меня в уголок.

   -- Финь, что за ерунда была про ненужные вещи? -- полюбопытствовал он. -- А то Мух...

   -- Мазила, -- коротко пояснил вместо меня Миришир, за что удостоился недовольного укоризненного взгляда.

   -- Что, правда?! -- просиял Ширингит, а я недовольно скривилась.

   -- Вы так радуетесь, как будто это был не человек, а ходячая катастрофа.

   -- Не сказал бы, что он совсем ужасен, -- улыбнулся Болт. -- Но это явно был не твой человек.

   -- Что-то вы раньше на эту тему помалкивали, -- проворчала я.

   -- Во-первых, спорить с тобой себе дороже, а во-вторых, Дин сказал, чтобы не совали свои носы, ты взрослая девочка и можешь разобраться сама.

   -- Дин молодец, -- медленно кивнула я. От дальнейшего развития постылой темы меня спас свел, наконец-то облачившийся в защитный костюм. Это послужило сигналом; все остальные сменили трансформацию, запахнули плащи, поглубже надвинули капюшоны. Я закрыла внутреннюю и распахнула внешнюю более узкую и тяжёлую дверь, и мы оказались на широкой улице.

   Дома на Тёмной стороне обычно круглые, отдельно стоящие, накрытые прочными коническими крышами. Когда Домна извергается, она чем только не плюётся; бывает, и камни вылетают, и, бывает, далеко летят, так что крыши делают с большим запасом. А вот высота у домов разная, порой над землёй торчит только крыша, а кое-где в небо поднимаются высоченные шпили, пытающиеся взглянуть на вулкан сверху вниз. У некоторых даже получается.

   Город охватывает Домну широким кольцом. Подальше от конуса располагаются спальные районы, постепенно сбегающие в сельскохозяйственный пригород, поближе -- заводы и фабрики. Улицы именуются просто -- кольцами по номерам, от центра наружу, и лучами, имена которым даются по положению стрелки часов. По ним же у нас определяются стороны света. Например, из дома мы вышли на пятое кольцо, немного прошлись вдоль него и свернули на луч полшестого.

   Небо Тёмной стороны почему-то неизменно пугает свелов, но понять причину подобной реакции тяжело. По крайней мере, у меня не получается. Они говорят, что тучи давят, что небо здесь низкое и тяжёлое, но лично я не способна представить, какое тогда -- высокое и лёгкое? С цветом всё просто, цвет неба запечатлён в волосах всех жителей Мирового Диска обоих сторон, а вот с менее конкретными понятиями определиться сложно. Я видела множество изображений, но, наверное, чтобы понять, нужно увидеть оба оригинала своими глазами.

   Наше небо напоминает угли костра или поток лавы -- бесформенное нагромождение чёрного, алого, серого и жёлтого. Оно тёплое, уютное и, главное, постоянное. Цвет и свет неба не зависят от маршрута движения светил, лишь слегка тускнеют или набирают яркости под влиянием погоды. Сейчас, перед извержением, оно сияло особенно ярко.

   Почти идеальный конус вулкана, давшего городу всё вплоть до названия (хотя это спорный вопрос, неизвестно, что было первым), возвышался сбоку. Сейчас над широким жерлом вились тонкие чёрные и желтоватые дымки: Домна вежливо предупреждала своих обитателей, что скоро изволит гневаться.

   На улицах, впрочем, было не менее людно, чем обычно. Разве что тут и там искрились серебристые плащи вроде наших, но подавляющее большинство прохожих ограничивалось пока защитной трансформацией. По проезжей части, на этой центровой улице насчитывающей аж шесть полос для движения, в обе стороны тянулась нескончаемая вереница всевозможных транспортных средств.

   По средним полосам с лязгом, шипением и грохотом проносились скоростные самоходные машины, отличающиеся многообразием форм, размеров и принципов работы -- паровые, заводные, электрические и комбинированные во всех возможных вариациях. Поговаривают, где-то в недрах производственного гиганта ту Таре, специализирующегося на всевозможных движителях, в особенно тайных лабораториях готовится к выходу в свет нечто принципиально новое. Машина, работающая чуть ли не на силе живого пламени. В утечку у властелина пара верилось слабо, так что, если подобные слухи вольно ходят по городу, подогревая интерес, скоро и в самом деле новинка будет представлена на суд общественности.

   По средним полосам низкие и приземистые ващуры флегматично тянули тяжело гружёные повозки, не обращая внимания на визг, лязг и вой железа вокруг. Эти ящеры подслеповаты и почти глухи, ориентируются на тепло и в меньшей степени осязание, так что кипящая по сторонам жизнь их совсем не тревожит.

   А по краям, выпуская на обозначенных остановках пассажиров, ползли вагончики городской транспортной сети, влекомые по рельсам системой проложенных в специальных каналах тросов и запрятанных под землю движителей.

   Выдумывать что-то Мух не стал, тащить нас через полгорода -- тоже, и в конечном итоге мы засели в хорошо знакомом заведении, носившем название "Хромой ващур". Отличное место на любой случай жизни: без претензий, без экстрима, с хорошей кухней и неразбавленными напитками. Ближайшая приличная ресторация. И гость со Светлой стороны не должен быть разочарован: хозяйка "Ващура" достаточно консервативная особа, предпочитающая старую тенскую кухню всему прочему. Порой -- очень старую, и некоторые блюда вполне могут сойти за экзотику даже для местных уроженцев.

   Как и в любом общественном заведении, входной тамбур здесь был просторным, а для верхней одежды посетителей имелись ряды специальных шкафчиков с номерными ключами. Сразу за дверью входящих обдавал поток воздуха, дующего сверху и всасывающегося в щели под ногами -- самый простой способ очистить плащи от пепла.

   Вскоре мы впятером разместились на удобном круглом диванчике в дальнем конце помещения. Тот факт, что мальчики задвинули меня в середину, не удивил, а вот оказавшийся по левую руку свел -- озадачил. Но, кажется, какие-то правила хорошего тона просто не позволили Дину усадить коллегу на краю.

   -- А пока нам несут заказ, хотелось бы познакомиться поближе, -- поспешила заговорить я, пока непосредственный Болт не начал интересоваться подробностями моей личной жизни. -- Если у ребят были целых полчаса, то я пока услышала только имя нашего гостя со Светлой стороны. Какими судьбами у нас, господин Арат?

   -- Если можно, просто -- Тринда и на "ты", -- с мягкой улыбкой проговорил свел, разглядывая меня с каким-то непонятным выражением в глазах. Исследовательский интерес? Предвкушение? Или это во мне говорит паранойя, а мужчине просто любопытно рассмотреть экзотичную на его вкус особу?

   -- Так какими судьбами ты в наших краях, Тринда? Коллега Дина по цеху, или по специальности -- тоже?

   -- По специальности, но лишь отчасти. Дин -- хирург широкого профиля, а я специализируюсь на операциях на мозге.

   -- Что, и такое сейчас делают? -- опередил меня с вопросом Мух, с искренним удивлением вытаращившийся на свела. Тот с извиняющейся улыбкой развёл в ответ руками. -- И что позволяют сделать такие операции? -- продолжил допытываться Миришир. -- Это ж так любого идиота можно вскрыть, допилить, заменить кое-чего, и он умным станет?

   -- Мух, -- укоризненно протянул ту Барк.

   -- Было бы неплохо, -- иронично улыбнулся свел, а я вдруг поняла, что он близок скорее к верхней границей определённого мной возраста. То есть, оборотов на десять старше нас, или даже на все пятнадцать. -- Но, увы, на это пока рассчитывать не приходится. Но последствия некоторых травм, кое-какие специфические болезни... Надеюсь, со временем знания станут полнее, мы пока только в начале пути.

   -- А на первый вопрос так и не ответил, -- между прочим заметила я.

   -- Ах да! Я... приглядываюсь, -- задумчиво пожал плечами мужчина. -- Коллеги предложили мне крышу над головой, думаю согласиться. Только привыкнуть к местному климату будет... тяжеловато, -- резюмировал он, странно передёрнув плечами.

   -- Это он кокетничает с тобой, Фириш, -- с мягкой иронией заметил Дин. -- В медицинских кругах Тринда -- известнейшая фигура. Собственно, он вообще первый предложил проводить подобные операции, разработал методики, первый начал их практиковать и получил потрясающие результаты. На его монографиях сейчас студенты учатся, когда только успевал писать между операциями?

   В этот момент нам принесли часть заказа -- молодое полуденное вино из чернолозника, лёгкие закуски к нему и пару салатов на всех -- и на несколько мгновений разговор прервался. Впрочем, тема оказалась слишком интересной, чтобы так просто о ней забыть.

   -- И почему такой гений оказался вынужден искать крова аж на другой стороне Мирового Диска? -- озадаченно нахмурился Болт, пока Дин, чудом перехватив бутылку из-под носа потянувшегося к ней Муха, разливал вино. Наш доктор тоже здорово сомневался в аккуратности и ловкости друга. Хорошо, в качестве посуды здесь шли простые и удобные пузатые кружки, без всяких изысков.

   -- Внезапно развилась сильная аллергия, -- насмешливо отозвался гений.

   -- На что?

   -- На острое, -- с той же насмешкой пояснил он. Я удивлённо вскинула брови и хотела уточнить, как это, но меня вновь опередил Ширингит.

   -- На острое, надо полагать, снаружи? -- весело ухмыльнулся он.

   -- За понимание, -- весело ухмыльнулся свел, отсалютовав кружкой, и пригубил напиток, а до меня наконец дошло, что имелось в виду под "аллергией на острое".

   -- И за что вас... то есть, прости, тебя хотели убить? Вскрыл какую-то не ту голову? -- уточнила я.

   -- Ну, зачем -- убить? Просто припугнули. А я, как видите, оказался слишком тонко организованной чувствительной натурой и воспринял всё буквально. Лучше переизбыток серы в организме от местных вулканов, чем мышьяка и железа -- от тамошних... друзей.

   -- Но за что? -- попыталась настоять на своём.

   -- За слишком длинный нос, так что готов от всей души рекомендовать окружающим учиться на моих ошибках и авторитетно утверждаю: любопытство до добра не доводит, -- желчно усмехнулся Тринда. -- На этом предлагаю тему моих злоключений оставить и воздать должное этому чудесному напитку. Из чего его делают? Никогда не пробовал подобного.

   Некоторое время разговор крутился вокруг вещей простых и безвредных. Свелу рассказали, как и из чего производится вино, из кого или чего сделано то или иное блюдо. Доктор удивлённо вскидывал брови, растерянно хмыкал и качал головой, но аппетит его не страдал ни от каких подробностей. Да оно и понятно, профессия обязывает иметь крепкие нервы.

   Я в разговоре участвовала постольку-поскольку. Никогда не умела быть центром компании, но совсем от этого не страдала. Гораздо приятнее просто сидеть, слушать и наслаждаться, и оттого чувствовать себя совершенно спокойной и довольной жизнью. Друзья рядом, жизнь -- увлекательная штука, на обеих сторонах Мирового Диска полно приятных и интересных людей, поэтому глупо всерьёз переживать из-за собственного разочарования в одном из нескольких миллионов.

   Молодец всё-таки Мух. Правильно он с этими посиделками придумал.

   Потом мои мысли сосредоточились на новом знакомом. С друзьями-то всё было понятно, а вот Тринда Арат был не просто неординарной личностью, но личностью неизвестной и потому загадочной. Да и эта история про бегство на Тёмную сторону... Он же врач, причём очень известный, чьё слово наверняка имеет немалый вес. Во что такое он мог влезть, если даже не попытался бороться, а предпочёл бежать в такую даль? Сомнительно, что свел сорвался бы с насиженного места из-за ерунды.

   Я его, конечно, совсем не знаю, но очень сомневаюсь, что господин Арат -- слабохарактерный трус, пасующий перед трудностями. Представляю, какое сопротивление общественности этому врачу пришлось преодолеть, чтобы его считали не мясником и убийцей, а действительно -- гением. Я вроде бы далёкий от консервативности человек, спокойно и с интересом воспринимаю новшества, и в глупости меня упрекнуть сложно, да и отличное образование никуда не денешь; а всё равно не по себе от мыслей, что мою черепную коробку кто-то может вскрыть и что-то там подкрутить, как в голове у машината. Но если бы от этого зависела моя жизнь, вполне могла лечь под нож. А, скажем, та же госпожа ту Мирк скорее умерла бы, чем приняла подобное. Она обычных врачей недолюбливает, а уж так!

   К тому же, не стоит забывать, что доктор Тринда принадлежит к высокому роду, а, значит, обладает гораздо более широкими правами, чем большинство свелов.

   Нет, тут явно что-то посерьёзней дрязг с коллегами и конфликтов с пациентами. Или пациент был такой, что тягаться с ним опасно для жизни. Что у нас настолько опасно? Большие деньги и политика. Интересно, куда именно сунул "длинный нос" доктор Арат?

   Хм. А не имеет ли отношения этот специалист по чужим мозгам к болезни Первого арра? У того же, если верить газетам, именно с головой проблемы. Мог ли подобный врач заподозрить, что правителю Светлой стороны помогли рехнуться, и попытаться что-то выяснить или изменить? Легко! А если некоему лицу хватило пара свалить с занимаемой должности такую фигуру, что ему какой-то доктор, пусть и арр? Вот Тринда и дал дёру на другую сторону Диска.

   У нас Управляющий -- должность выборная, и его проще снять законными средствами, чем городить подобные комбинации. А у свелов имеется какая-то хитрая система наследования, исключить из которой ту или иную кандидатуру очень непросто. Даже сейчас, будучи безумным, Первый арр номинально остаётся правителем. Довести его до такого состояния мог либо очень осторожный и предусмотрительный наследник, пошедший по длинному пути вместо обыкновенного убийства, либо тот, кто сейчас управляет свелами от его имени.

   Интересно, кто бы это мог быть?

   Я задумчиво покосилась на гостя со Светлой стороны и, раздражённо поморщившись, тряхнула головой. Какое моё дело до политических дрязг соседей, в самом деле! Ещё и туда вляпаться не хватало для полного счастья! Достаточно будущих проблем с "Искрой разума", которой я перебежала дорогу со своим кристаллом памяти. И вообще, раз уж обсуждать важные темы и вспоминать утренние газеты, есть один куда более животрепещущий вопрос.

   -- Болт, а расскажи, пожалуйста, что всё-таки случилось вчера на транспортном тоннеле? Авария, да ещё и с жертвами... Всегда же такой порядок был!

   -- Ой, Финь, не надо о наболевшем, -- тяжело вздохнул Ширингит, а остальные посмотрели на меня с недоумением. Похоже, газет никто из присутствующих, кроме меня, не читает. -- Чтоб мне всю жизнь болты отвёрткой затягивать, если я знаю, как это могло случиться! Но судя по тому, что нас не тычут носом, не таскают за уши и никого из инженеров не подпускают на расстояние прямой видимости, что-то там нечисто. Целая комиссия работает, нюхачи кругом так и шныряют.

   -- А что вообще случилось? -- полюбопытствовал Мух.

   -- Транспортный тоннель дал сбой, тот, что на полтретьего, -- мрачно пояснил Болт. -- Вчера прибывающий вагон сорвало с креплений на выходе. Хорошо, он почти пустой был из-за извержения!

   Миришир с Диниром уставились на него ошарашенно, а свел поперхнулся вином и вытаращился на ту Нарша в полном шоке.

   -- Эм... а когда Тринда приехал? -- разглядывая его, уточнила я. -- А то, может, это побочные эффекты аллергии?

   -- Нет, что ты, -- затряс головой Арат. -- Я действительно приехал вчера, причём именно через этот тоннель, и собирался как раз на вечерний рейс, случайно освободился раньше, но... Нет, глупости, -- он поморщился. -- Просто совпадение, не так уж много этих тоннелей и рейсов! Из-за одного меня пускать вагон под откос -- полная ерунда, проще было отравить тихонько, как... впрочем, неважно.

   -- Интересно с вами по кабакам ходить, чего только не узнаешь, -- весело ухмыльнулся Мух, но его радости никто не разделил.

   -- Может, тебе всё-таки стоит обратиться к Ищущим? -- осторожно предложил Дин.

   -- Представляю, как на него там посмотрят, -- подхватил Болт. -- В больничку, конечно, не упрячут, но порадуются.

   -- Зря я об этом заговорила, -- недовольно проворчала я. -- Давайте лучше сменим тему.

   Предложение восприняли с энтузиазмом, и через некоторое время нам действительно удалось настроиться на более позитивный лад. Тринда Арат при ближайшем рассмотрении не разочаровал и первое впечатление не испортил: вежлив, ироничен, остроумен и чрезвычайно интересен как собеседник. Со мной арр явно флиртовал, но в рамках приличия не только наших, но и более строгих свелских. Я с удовольствием отвечала тем же, внимание такого необычного мужчины было приятно. А особенно приятно было полное взаимопонимание: ни я, ни он не планировали заходить дальше обмена любезностями, и оба это прекрасно понимали.

   Не знаю, понял ли Тринда, в чём именно заключался повод для сегодняшнего застолья: этой темы друзья, к счастью, тактично не касались, даже Болт помалкивал. Кажется, в общих чертах догадался, но на подробностях тоже настаивать не стал.

   А я... говорят, лучшим лекарством от старого романа является роман новый. Ничего подобного мне сейчас не хотелось, следовало отдохнуть от близких отношений, а вот лёгкий флирт явно пошёл на пользу. Наглядная демонстрация того факта, что в мире полно мужчин гораздо приятней Чина, которые могут найти меня привлекательной. Могло статься, господин Арат подобным образом общается решительно со всеми особами женского пола от пятнадцати до восьмидесяти оборотов, но в нынешней ситуации это меня совершенно не беспокоило. Главное, при помощи друзей и этого нового знакомого удалось окончательно выкинуть художника из головы. Я удивительно отчётливо сейчас поняла, что как мужчина Чичилин не выдерживает сравнения даже с Мухом и Болтом при всех их странностях и разболтанных гайках, а про умницу-Дина и его гениального коллегу даже говорить нечего.

   Остаток вечера прошёл отлично, трудных и серьёзных тем мы больше не касались, много смеялись и вспоминали интересные истории из жизни. Мужчины проводили меня домой глубоко за полночь и распрощались на пороге. Настроение было изумительным, выпитое вино совсем слегка кружило голову и делало тело лёгким. А тяжёлый осадок неопределённых неприятных предчувствий смирно лежал на дне души и ждал своего часа, не пытаясь подняться в мутную взвесь и затуманить чистую радость сиюминутного бытия.

  

 

Глава 2. Разговоры по душам

   Я падала. Стремительно падала в серо-белый туман и холод -- бесконтрольно, без малейшего шанса спастись. Отчаянно хотелось умереть прямо сейчас, не терзая себя мучительным ожиданием. Хотелось зажмуриться, но смежить веки я не могла -- не то от страха, не то от холода. Кажется, холод пробрал до самых костей, превратил в глыбу льда, и, встретившись наконец с землёй, я разлечусь не на кровавые брызги, а на мелкие острые осколки.

   Ледяной ветер швырял меня как пылинку, кружил и будто подбрасывал вверх, но всё это была видимость: земля неумолимо приближалась сквозь клочья странного тумана -- искристая, мёртвая и безразличная.

   Ветер выбивал слёзы из глаз -- и капли оставались позади, зависали в киселе влажного тумана крошечными льдинками. За воем ветра ничего не было слышно, даже сердце как будто не стучало. Оно, наверное, тоже замёрзло и ледяным комом застряло где-то под гортанью. Не получалось даже закричать -- ветер заталкивал крик обратно в горло.

   Ослепительно-белая равнодушная равнина вдруг сбросила пелену тумана, раскрылась от горизонта до горизонта, легла в неровную раму серо-чёрных камней. Я почувствовала её близость кожей, зажмурилась...

   ...вскрикнула, дёрнулась и проснулась, распахнула глаза.

   Потолок. Подчёркнутый бронзовым чеканным бордюром тёмно-зелёный потолок, никуда не летящий и не падающий.

   Часы показывали четверть одиннадцатого.

   -- Да чтоб вам всем в Домне гореть! -- раздосадованно пробормотала вслух и прикрыла глаза. Не знаю уж, к кому обращалась; наверное, к разнообразным ночным кошмарам, которые вдруг принялись меня донимать. С чего бы, интересно?

   Пока я лежала, выравнивая дыхание, постель подомной вдруг вздрогнула вместе со всем домом, на долю мгновения вернув ощущение падения.

   -- Тьфу, чтоб тебе, -- добавила ворчливо в пространство и села на кровати. -- Предупреждать же надо!

   А вот и причина ночного кошмара, всё просто и прозаично. Как и обещали, Домна капризничает и с самого утра демонстрирует дурные стороны своего характера, пиная стоящий у её подножия город. То-то мне приснилось падение!

   Правда, судя по антуражу, сон почему-то перенёс меня на Светлую сторону, но этому тоже можно было найти логичное и внятное объяснение. Я, можно сказать, засыпала с мыслями о новом знакомом свеле, его родине и некоторых согражданах! Успокоив себя таким образом, я двинулась в сторону ванной комнаты. Кошмар-то ушёл, а вот влажная от пота сорочка осталась на мне, и хорошего настроения это ощущение не добавляло. Надеюсь, подобные сны меня скоро оставят, а то сомнительное удовольствие -- каждое утро смывать холодный липкий пот. Ладно бы, причиной такого состояния был мужчина, а ночь прошла приятно! Ночной кошмар же, определённо, не стоил таких жертв.

   С учётом сна, а также тяжеловатой после вчерашнего головы и неприятного привкуса во рту, настроение моё предсказуемо было паршивым. В пику эмоциям вечера, окружающий мир и его обитатели вызывали только глухое раздражение, избавиться от которого не помог даже душ. В таком настроении я предпочитала избегать общения с кем бы то ни было, и по счастью круг общения на сегодня как раз предполагался очень узким, один поломанный Геш. Госпожа ту Мирк в связи с извержением не придёт, местные жители без срочной надобности стараются в такие дни носы наружу не высовывать.

   Может, вечером забежит Мух, чтобы проверить, как идёт ремонт, этого никакое извержение не остановит. Но то -- вечером, а пока я, во-первых, ни на ком не буду срывать дурное настроение, а во-вторых, дополнительно испортить мне его тоже, надо надеяться, будет некому.

   Пока принимала душ и избавлялась под тёплой водой от остатков кошмара и части неприятных ощущений, вспомнился ещё один привет со Светлой стороны, и меня вдруг окатило страхом. А ну как пропала искра? С трудом удержала себя на месте и заставила спокойно смыть мыло, вытереться и накинуть халат, и только после этого вернулась в спальню.

   Часы, как и следовало ожидать, лежали там, где я их оставила -- на прикроватной тумбочке, и кристалл оказался на месте. От сердца отлегло, и я уже без спешки двинулась в кухню, раздумывая над собственным поведением и пытаясь отыскать причину паранойи.

   Стоило потерять искру из поля зрения, и меня начинал преследовать иррациональный страх. В мыслях толпились многочисленные картины возможных бедствий, которые непременно произойдут, как только я окажусь в другой комнате. Это можно было бы объяснить предчувствием грядущих неприятностей, если бы не одно "но": когда искра оказывалась под рукой, я переставала нервничать совершенно, будто кто-то отключал рубильник. Сейчас кристалл памяти лежал в кармане халата, и я была настолько безмятежна, будто ничего странного не произошло вовсе. Даже осадок кошмара быстро растаял, и за время короткого пути в кухню настроение почти выправилось. Когда же я заварила огру и соорудила на тарелке вершину собственного кулинарного искусства -- несколько кривоватых бутербродов -- жизнь как будто окончательно наладилась.

   -- Ну, здравствуй, железный друг, -- поздоровалась я с Гешем, проходя в мастерскую, и внимательно огляделась. Механический кодовый замок при входе сработал правильно, никаких признаков чужого присутствия не нашлось и внутри. Как изначально и подсказывала логика, никто в мастерскую за время моего отсутствия не вломился, и это радовало.

   Переодевшись и сунув мешочек с кристаллом в кармашек на браслете, я принялась укладывать Геша на "операционный" стол, тихо ругаясь и досадуя на себя, что не сделала этого вчера при помощи Муха -- было бы проще. Столов у меня в мастерской три: один для "чистых" работ с мелкими сложными и капризными деталями, на котором я занималась изучением искр, один грубый верстак для совсем грязных работ, зажатый между станками, и один -- собственно, основной, на котором можно было разложить тот или иной агрегат. Этот стол тоже подвижный, ещё и на домкрате, но повозиться всё равно пришлось, особенно, переворачивая Геша на спину. Но где-то за час я, хоть и взмокла, справилась, и машинат предстал передо мной во всей своей покалеченной красе.

   Много времени ушло на диагностику, результат которой оказался весьма оптимистичным. Кое-какие детали пришли в негодность, кое-какие -- помялись, но, главное, все нужные запчасти имелись в наличии. Можно сказать, повезло: такой удар мог нанести гораздо больший ущерб, пришлось бы менять чуть не половину движителя. Пожалуй, я имела все шансы справиться с этой работой сегодня, и с энтузиазмом принялась за выполнение этого плана.

   Здесь, под землёй, толчки ощущались слабее, но всё равно пришлось запустить специально для этой цели установленный сейсмометр и обойтись без патефона: прибор сигнализировал, когда колебания достигали определённого предела, но делал это довольно тихо. Ложную тревогу чувствительная система поднимала часто, но лучше было лишний раз отвлечься на несколько секунд, чем дрогнувшей рукой всё испортить.

   В итоге к вечеру я совершенно вымоталась от этих постоянных остановок в неожиданный момент, а в ушах уже звенело от постоянных срабатываний сейсмометра. Правда, через какое-то время я сообразила, что звенит не в ушах: надрывался отдельный дверной звонок, проведённый в мастерскую как раз на тот случай, если госпожа ту Мирк не может открыть дверь.

   Сообразила, что время как раз к вечеру, и ту Трум, должно быть, выполнил своё обещание и явился для участия в эксперименте. Пришлось бросать всё и бежать наверх: держать гостя на пороге, когда Домна ворчит и ругается, это не просто дурной тон, это почти преступление.

   Мух ввалился в прихожую с жаром, грохотом и запахом серы пополам с гарью.

   -- Я уж думал, у тебя под дверью меня и откопают через пару сотен оборотов, -- проворчал он, переходя в основную трансформацию. Я едва успела отшатнуться, чтобы воздушный поток системы вентиляции окатил только Миришира и не испачкал меня пеплом, поднятым в воздух. Понимаю, что я и так не очень чистая, но надо знать меру. -- Как поживает наш железный приятель?

   -- Ты вовремя, я почти закончила. Только, раз уж я всё равно выбралась на поверхность, для начала перекусим.

   -- Ну, ты же знаешь, перекусить я всегда готов! А что у нас на ужин? -- обрадовался Мух и, повесив плащ на ручку двери, прямой наводкой двинулся в сторону кухни. Я философски хмыкнула, убрала одежду в шкаф и безжалостно подрезала мечте мужчины крылья, сообщив ему вслед:

   -- Бутерброды. Ну, или ты можешь что-нибудь приготовить сам. Госпожа ту Мирк из-за погоды не пришла.

   -- Это досадно, -- несколько скис ту Трум, но с пути не свернул. Видимо, был согласен и на бутерброды. -- Финь, зачем ты меня обманываешь? Здесь же полный холодильный шкаф! Ух, сейчас мы попируем, -- донёсся до замешкавшейся меня радостный голос друга. Я заперла обе двери, забрала почту и вошла в кухню, как раз когда Миришир возился у плиты, намереваясь что-то разогреть.

   Обыкновенная почта в городе давно уже доставлялась без участия людей. Это для ответственных писем "лично в руки" или посылок имелась служба доставки, а газеты и прочая мелочёвка разбегались по адресатам от местных отделений с помощью пневмопочты. Очень удобно, работает в любую погоду, быстро и без проблем. По трубке "входящей" приходили капсулы и падали в специальный ящик, после чего их следовало освободить и отправить обратно по другой трубке. С помощью последней, к слову, можно было и письмо отправить, а счёт за отправку потом включался в счёт за пользование всей системой.

   -- Я тебя не обманываю, -- возразила ему. -- Просто у меня всё подгорит или не прогреется, а потом ещё посуду придётся мыть. Легче обойтись один день бутербродами.

   -- В такие моменты я искренне сомневаюсь, что ты женщина, -- через плечо насмешливо заметил Мух. -- Видишь, как хорошо, что я пришёл? Не дам тебе умереть с голоду!

   -- Ты же знаешь, тебе я всегда рада, -- спокойно отозвалась я. -- Как твои крылья?

   -- К сроку успею, даже с запасом, -- похвалился он. -- Если я прав, грузоподъёмность вырастет очень существенно, даже смогу летать с пассажиром. Хочешь, покатаю? -- белозубо улыбнулся ту Трум, а я передёрнулась от такой перспективы.

   -- Я лучше в Домну прыгну, хоть мучиться недолго, -- отмахнулась нервно, а мужчина рассмеялся. Это он меня так дразнит, почему-то полагая подобные шутки очень остроумными. И, главное, за столько оборотов нашего знакомства ему до сих пор не надоело! -- Рука не беспокоит?

   -- Работает как часы, -- бодро отрапортовал Миришир и плюхнулся на стул напротив меня. На плите уже что-то тихонько шкворчало и источало изумительные запахи, и мой живот млел в предвкушении нормального ужина.

   -- Странно, а должна работать как рука, -- дежурно отшутилась я и развернула газету. Сегодня корреспонденция была небогатой, один только этот тонкий ежедневный "Вестник", пришедший ещё утром. -- Но главное, чтобы ты был доволен. Вы вчера без проблем разошлись по домам?

   -- Откуда взяться проблемам, если мы были почти трезвые! Что пишут? -- полюбопытствовал Мух.

   -- Про аварию пишут, -- хмурясь, поделилась я. -- Правда, ничего конкретного, нюхачи всё обложили и комментариев пока не дают. Корреспондент рассуждает на тему возможных версий, но очень осторожно и мягко, никого не критикует и претензий не предъявляет. Чувствую, редакцию хорошо прижали. Впрочем, один комментарий от ищущих есть: предупреждают, что пассажирское сообщение могут в ближайшем будущем ограничить. Не нравится мне это, -- проворчала я, отложила листок и проводила взглядом поднявшегося к плите Миришира.

   -- Ну, до сообщения нам никакого дела нет, всё равно на Светлую сторону не собирались, -- логично возразил ту Трум. -- Но готов с тобой согласиться, как-то дурно пахнет от всей этой истории. Если так активизировались ищущие, наверняка была диверсия, а это само по себе -- удручающая новость.

   -- Мух, а ты что-нибудь про этого друга Дина слышал?

   -- Я головой мало бился, так что -- не довелось, -- весело ответил мужчина. -- Полагаешь, это всё-таки связано с ним? -- в голосе отчётливо звучал скепсис. -- Уж очень сомнительный и ненадёжный способ избавиться от одного-единственного человека.

   -- Зато концы потом найти невозможно, а для некоторых людей пара десятков лишних жертв роли не играет, -- возразила я.

   -- Вот если в ближайшие несколько дней господин Арат погибнет при загадочных обстоятельствах, тогда можно связывать эти события, -- беспечно отмахнулся Миришир. -- А пока не забивай голову, у нас есть задачка поинтересней. Ты придумала, что будем делать?

   -- Предлагаю досмотреть до конца, куда понесёт по команде Геша с этой искрой, -- я пожала плечами. -- В этом смысле извержение нам на руку, людей на улице исчезающе мало, есть шанс не привлечь внимание. Единственное, что меня смущает, это возможная реакция прежних хозяев искры. Они-то точно знают, как машинат должен поступить, и на их месте я бы непременно оставила человечка там, куда должна привести программа. Как раз на случай вот таких любопытствующих. А если мы встретимся с этим человечком, гипотетические неприятности, боюсь, сразу же перерастут в реальные проблемы: будет очень сложно доказать, что мы просто проходили мимо.

   -- А ты ему голову не закрывай, -- предложил Мух. -- Когда поймём, в какую вообще сторону тянет машината, я его подержу, а ты вынешь искру, и он сразу станет совершенно безобидным.

   -- Нехорошая это идея -- вытаскивать искру из работающего механизма. -- Я с сомнением покачала головой. -- Но других, пожалуй, нет вовсе.

   На этом месте мы прервали серьёзный разговор, чтобы поесть. Я пробежала взглядом остальные заметки в газете, но ничего стоящего не нашла: при всей моей любви и уважении к искусству, оперой я никогда не интересовалась и театр не любила, а на подробности жизни элиты Тёмной стороны тем более было плевать. Дополнительное же грозное предупреждение о силе сегодняшнего извержения тем более проигнорировала: шесть баллов из восьми, конечно, много, но не настолько, чтобы впадать в панику.

   Мыть посуду после ужина пришлось мне. Нельзя сказать, что совесть не позволяла свалить эту неприятную процедуру на гостя; на Миришира я морально была способна свалить что угодно. Просто любые механизмы не любят воду, и стоило лишний раз поберечь протезы.

   Пока я реанимировала Геша, подгоняя последние детали, Мух сидел в углу и развлекал меня разговорами на отвлечённые темы, а вот когда дошло до установки на место кристалла памяти, умолк и подтянулся поближе. Я не возражала; мало ли, как себя поведёт болван!

   -- Ну, поехали, -- пробормотала себе под нос и повернула ключ на пол-оборота. Послышался ровный привычный стрекот механизма, но попыток к бегству машинат не предпринял. -- Встань на пол, -- скомандовала я.

   Геш пару мгновений лежал неподвижно; создалось неприятное впечатление, что болван обдумывает команду и прикидывает, стоит её выполнять или нет. Потом всё же медленно сел на столе, повернулся, свесил ноги. Ещё пару секунд подумал и осторожно сполз на пол.

   -- Ты чего? -- растерянно уточнил Мух, заметив, что я хмурюсь и смотрю на Геша настороженно. -- Вроде, он ведёт себя прилично.

   -- Прилично, да. Только команду эту он выполнить не мог, -- мрачно ответила ему, пристально разглядывая болвана. Казалось, тот отвечает мне не менее внимательным взглядом, и это нервировало ещё больше. -- Слишком сложная последовательность действий.

   -- И что это значит? -- вопросительно вскинул брови друг.

   -- Если бы я знала! Рассказать-то он нам ничего не может. -- Я выразительно развела руками. -- Наверное, какая-то очень сложная программа. Во всяком случае, это наиболее логичный и наименее пугающий меня вариант, все остальные здорово отдают мистикой и мировым заговором. Ну что, мы готовы?

   -- Готовы, -- подтвердил Мух. -- Выполняй! Хм... и что это такое?

   -- Это -- нормальная реакция, -- отозвалась я. Механическая кукла полностью проигнорировала распоряжение ту Трума и продолжила неподвижно стоять, пялясь в пространство стёклами объективов. -- Подними ногу. Подними правую ногу. Подними руку! -- по очереди проговорила я, но болван оставался одинаково глух ко всем командам. -- Ничего не понимаю!

   -- Может, он сломался? Может, у него со слухом что-то?

   -- Но при этом он встал со стола? -- скептически уточнила я и двинулась к столу, на котором лежала коробка с искрами. -- Сейчас, проверим. Попробую заменить искру на другую, если у него заедают какие-то конечности, сразу станет видно.

   -- Хм. Финь, а это нормально?

   -- Что? -- уточнила, оборачиваясь через плечо.

   -- Вот это, -- пояснил Мух, но я уже и сама поняла, что именно имелось в виду. Геш повернул голову, проводил меня взглядом. Потом вовсе развернулся всем корпусом и сделал неуверенный шаг в мою сторону, протянул руку.

   -- Сахар тебе в смазку! -- встревоженно ахнула я и, на всякий случай прихватив коробку с искрами, поспешно отступила за монументальную фигуру друга. Стоило содержимое этого контейнера как весь мой дом, и рисковать им, оставляя один на один со спятившим болваном, я не собиралась. Прижимая ящичек к груди одной рукой, второй уцепилась за железный локоть Миришира и опасливо выглянула из-за него. Машинат опустил руку, опять развернулся, но на этот раз остался на месте.

   -- По-моему, ты ему понравилась. Может, он хотел тебя обнять? -- ехидно уточнил ту Трум, глянув на меня через плечо.

   -- Угу, и поцеловать. Мы давно знакомы, а сейчас он наконец решился на ответственный шаг и вознамерился признаться мне в чувствах, которые много оборотов скрывал... Глупостей не говори!

   -- Я шучу, а глупости говоришь ты. Ты меня понимаешь? -- спросил мужчина машината. Как и следовало ожидать, вопрос тот проигнорировал, но продолжил буравить нас пристальным неподвижным взглядом чёрных дыр-объективов. И сейчас я была готова поклясться, что взгляд это осмысленный. -- Интересно, что ему от нас надо? -- хмыкнул мой непробиваемый друг, явно не испытывавший ни беспокойства, ни волнения, ни опасения. Мне бы его нервы, а...

   -- Строго говоря, это нам от него надо. А ему... Звукосниматель ему что ли прикрутить от патефона? -- предположила я с тяжёлым вздохом. -- Хотя, если он со мной заговорит, я точно поседею.

   -- Финь, а зачем звукосниматель? -- медленно, с расстановкой спросил Мух через пару секунд настороженного молчания, нарушаемого только гудением ламп, тиканьем ходиков и механизма машината. -- У тебя есть печатная машинка?

   -- Думаешь, если он напечатает свои мысли, мне станет легче? -- ехидно уточнила я, но локоть мужчины всё-таки выпустила и осторожно двинулась к стеллажу, на котором стоял патефон, не отрывая настороженного взгляда от болвана. Геш медленно поворачивал голову по ходу движения, продолжая испытывать моё терпение и выдержку, но с места, к счастью, не двигался.

   Я положила ящик на полку к пластинкам и подхватила с одной из нижних полок тяжёлый контейнер, припорошенный пылью, в котором хранился нужный агрегат. Печатной машинкой я пользовалась редко, только если заказчику требовалась какая-то официальная бумага. Печатать я не люблю и делаю это медленно, но писать от руки не люблю ещё больше, несмотря на неплохой разборчивый почерк. Наиболее предпочтительной формой отчёта для меня всегда была устная, которая, увы, принималась не всегда.

   Контейнер я сослала на пол, печатную машинку водрузила на стол, заправила лист бумаги и поспешила вновь отступить под крылышко к Мириширу. Пока производила все эти манипуляции, едва не заработала косоглазие: одновременно следить за стоящим позади болваном и контролировать собственные действия было неудобно.

   Я не самая робкая и впечатлительная барышня, более того, довольно решительная, но... свои силы я оцениваю здраво, и от Геша в случае чего могу только убежать, он по счастью достаточно неповоротлив и неуклюж. А бежать не хотелось. Кроме того, помимо обыкновенного и достаточно сдержанного опасения перед чем-то несоизмеримо более сильным и непредсказуемым, присутствовал страх иррациональный. Под неподвижным взглядом машината по спине пробегали мурашки, и в мастерской сразу становилось холодно и неуютно.

   С содроганием я думала, что бы со мной было и как бы я выкручивалась, если бы под рукой не оказалось верного и надёжного Муха, кажется, напрочь лишённого чувства страха.

   -- Ну что, железный друг? Если тебе есть, что сказать, это -- единственная возможность, другой не будет, -- насмешливо проговорил Мух и кивнул на печатную машинку. Мы оба уставились на машината выжидательно, я так вовсе затаила дыхание.

   Долгих несколько секунд ничего не происходило, болван стоял неподвижно, как ему и полагалось. А потом медленно, неуверенно развернулся к столу, в три коротких медленных шага подошёл к нему и замер. Я вцепилась в локоть друга обеими руками, чувствуя, как сердце торопливо колотится в горле.

   Уже одного этого достаточно было, чтобы окончательно убедиться: программа, нет ли, но перед нами -- разумное существо. Откуда бы оно ни взялось, кто бы его ни сделал таким, не важно. Оно слышало нас, понимало, анализировало ситуацию и... поршень ему в задницу, оно знало, для чего предназначена и как работает печатная машинка!

   Клац!

   Несмотря на то, что я видела, как машинат подходит к столу, и видела, как он, неловко растопырив пальцы, заносит руку, от этого звука я всё равно дёрнулась.

   Клац!

   Болван двигался медленно, неуверенно; было видно, насколько трудно ему даётся каждый жест и насколько непривычны блестящим металлическим пальцам эти мелкие движения.

   Клац!

   На одну клавишу он тратил столько времени, сколько мне требовалось на строчку.

   Клац!

   Я до боли закусила губу и вцепилась в руку Муха настолько крепко, что, будь она живой, непременно остались бы синяки.

   Клац... Клац...

   В ушах гулко стучало, в горле стоял комок. Машинат медленно и упорно что-то печатал, по моей спине от каждого щелчка клавиш пробегали мурашки. Я не проклинала момент, когда нашла эту синюю искру; я на чём свет костерила свелов с их идиотскими экспериментами. Что они сделали, как и, главное, зачем? Зачем нужна искра, которая даёт сложной, капризной, дорогой машине почти человеческий разум?!

   Клац!

   Да, машинаты сильнее, но ведь можно сделать такие же экзоскелетные конструкции, любимые Мухом! Надеялись, что разумная машина будет послушной? Что-то не вижу я за ним особого послушания... Или, может быть, мы с Мириширом не знаем нужных команд?!

   Геш отнял руку от машинки, начал оборачиваться -- и неподвижно замер бесшумной и безвредной грудой железа в неловкой неестественной позе. У машината кончился завод.

   Я шумно сглотнула.

   -- А представляешь, если его именно для функций машинистки готовили? -- нарушил тяжёлую вязкую тишину насмешливый голос невозмутимого Муха.

   -- Тормозная из него какая-то машинистка получается, -- нервно огрызнулась я, но спокойствие друга оказало своё благотворное воздействие, и я даже сумела заставить себя ослабить хватку.

   -- А ты не хочешь посмотреть, что он там напечатал? -- полюбопытствовал Миришир.

   -- Я терзаюсь сомнениями. С одной стороны, конечно, хочу, а с другой... если по моему виду и поведению ты этого ещё не понял, мне сейчас страшно. Очень страшно. Если это программа, то она настолько сложная, что я даже представить себе этого не могу толком. Мух, он же разумный! Ну, или почти разумный...

   -- Не бойся, не укусит. У него зубов нет, -- "приободрил" меня друг и сам шагнул к столу, чтобы достать листок. Оставаться на месте было глупо, поэтому я двинулась следом, опасливо косясь на неподвижного болвана.

   Печатная машинка мелодично звякнула, отдавая бумагу. Ту Трум бросил взгляд на напечатанные символы -- и нахмурился, перевёл внимательный напряжённый взгляд на машината. Мух как-то весь подобрался и насторожился, и это мне очень не понравилось.

   С другой стороны, испуганным и встревоженным он тоже не выглядел, скорее -- заинтригованным и озадаченным.

   -- А заведи-ка ты его снова, -- предложил Миришир, передавая мне лист бумаги. Моя протянутая ладонь едва заметно дрогнула, но тем не менее желания развернуться и выбежать прочь с криком "я не хочу всего этого помнить" не возникло. Да, страшно, жутко, но... интересно. Страх будоражил и горячил кровь, и это было неожиданно приятно.

   Бросив взгляд на нечёткие неровные буквы, я нервно закусила губу и перевела взгляд обратно на машината, силясь взять себя в руки и разобраться в поднявшейся в душе буре эмоций.

   Два слова, семь знаков -- "Я ЖИВОЙ".

   -- Забавно. Если это его создатели пошутили, шутка достойна памяти в веках, -- задумчиво и как-то не слишком весело хмыкнул Мух.

   -- Интересно, что именно он имел в виду? -- голос тоже дрогнул, но я всё-таки подошла к машинату ближе и протянула руку к торчащему в его груди заводному ключу. Повернула на оборот и поспешно отстранилась.

   -- Вот и попробуем это выяснить. Ты нас понимаешь? -- поинтересовался Миришир у болвана, тот в ответ медленно качнул головой. -- То есть как? "Не понимаю"? -- удивлённо уточнил мужчина, а железная кукла повторила жест.

   -- Погоди! -- вдруг осенило меня. Иррациональный страх стал потихоньку отступать, ему на смену пришло немного суетливое оживление и жажда деятельности. Да, живой, что бы он ни имел в виду. Да, всё происходящее кажется невероятным. Да, неподвижные объективы выглядят особенно жутко, если знать, что по ту сторону их находится кто-то разумный и желающий непонятно чего. Но... это было самое удивительное, с чем мне доводилось столкнуться в своей жизни! Ожившая мистическая сказка, загадка в разы более увлекательная, чем пространство за тучами и любой самый смелый технический проект. -- У Геша голова только в горизонтальной плоскости вращается! Он старая модель, он просто не умеет кивать. Давай так, на "нет" ты качаешь головой, на "да" двигаешь рукой вверх-вниз, -- обратилась я к болвану. -- А на "не знаю" -- двигаешь рукой из стороны в сторону.

   Как показали дальнейшие расспросы, последнее уточнение оказалось очень кстати: "не знаю" был самый популярный ответ.

   Так, наш собеседник не знал, кто он или что -- человек или программа, не знал, откуда он взялся, в общем, не знал о себе ровным счётом ничего, но почему-то воспринимал себя существом мужского пола и был совершенно уверен в напечатанных словах: он считал себя живым. С одинаковой лёгкостью понимал оба языка, причём знал их очень хорошо, как знают только образованные и начитанные люди; ну, или в его памяти просто содержалось несколько словарей. Никакой отложенной команды машинат тоже не помнил и не мог объяснить, почему так рванулся вчера к выходу. Мух предположил, что болван просто запаниковал, и эту версию приняли основной: сам Геш, подумав, тоже с ней согласился. Да и на вопрос о собственном видении дальнейшей своей жизни машинат ответил пресловутое "не знаю".

   Разговор получился на диво выматывающий. Информации в сухом остатке оказалось ничтожно мало, но на её выяснение мы потратили часа три, и вымотались в конце концов страшно. Но был от всего этого один неоспоримый плюс: я окончательно перестала бояться.

   Когда Мух предложил закругляться, был уже второй час ночи, в голове у меня звенело, а мысли казались вязкими и тягучими, как свежий клей. Оставлять странную искру в мастерской мне по-прежнему не хотелось, но развинчивать машината без разрешения теперь, когда стало окончательно ясно, что это вполне разумное существо, было совестно. Впрочем, мнение нашей находки неожиданно совпало с моим, она предпочла покинуть неподвижное (заводить машината среди ночи было некому, а сам он с этим справиться не мог) тело. Первое же предположение, почему, железный собеседник подтвердил: его напрягала собственная неподвижность.

   Уяснить, как кристалл памяти воспринимает и воспринимает ли вообще окружающий мир за пределами механической куклы, мы с Мириширом так и не сумели. На все вопросы и уточнения машинат только разводил руками и отвечал "не знаю": кажется, и сам толком не понимал. Учитывая, что его знакомство с миром началось вчера в моей мастерской, такую неуверенность "новорожденному" вполне можно было простить.

   Сегодня сил обсуждать события вечера не осталось даже у неугомонного Муха. Я вынула кристалл из головы болвана, вытолкала друга из мастерской и, переодевшись в халат, отправилась стелить тому в комнате для гостей.

   Падала в кровать я с надеждой, что в этот раз обойдётся без кошмаров, но даже толком поворочаться и поволноваться на эту тему не успела -- заснула, едва накрывшись одеялом.

   Утро началось к полудню и, по счастью, обошлось без потрясений. Не будили меня ни страшные сны, ни гость, ни пришедшая экономка. Первое оказалось особенно приятно; вспомнить, что именно мне снилось, я толком не сумела, но это "что-то" явно было приятным. Сон оставил после себя ощущение лёгкости и оптимистичный настрой, сейчас мне верилось, что мы со всем справимся и никаких грандиозных неприятностей разумная искра не принесёт. Глупо, конечно, и наивно, но настроение всё равно было хорошим.

   Мух нашёлся в кухне, где он вполне мирно общался с госпожой ту Мирк.

   Экономка появилась у меня сравнительно недавно, ту Трума в его естественном виде не застала, зато застала без маски. Первое время женщина от Миришира шарахалась, но со временем пообвыклась, разглядела за жутким внешним видом обаятельного добродушного парня и стала относиться к нему с материнской нежностью и искренним сочувствием. Сочувствие Муху было без надобности, а вот стремление женщины угостить "несчастного мальчика" чем-то вкусненьким оный великовозрастный мальчик искренне одобрял и всячески поощрял.

   -- Доброго дня вам, Финечка, -- искренне улыбнулась эта добрая женщина при виде меня. -- Присаживайтесь, давайте я вас покормлю!

   -- Ну и здорова ты спать, -- весело хмыкнул ту Трум. Он в моё отсутствие взял на себя обязанность развлечения экономки последними новостями, и на столе перед Мухом лежала газета. -- Я уже собирался тебя будить: мне уже час как пора идти, а я ещё с тобой не закончил!

   -- Госпожа ту Мирк, десять минут, -- виновато улыбнулась я. -- Сейчас, отпущу гостя, и приду.

   -- Бегите, -- отмахнулась женщина, неодобрительно качнув головой.

   Нельзя сказать, что я подозревала экономку в шпионаже в пользу свелов или могла назвать её заядлой сплетницей, но посвящать женщину в подробности происходящего не планировала. Мы относимся друг к другу хорошо, но всё-таки -- чужие люди. Кроме того, госпожа ту Мирк несколько простовата и может ляпнуть что-то не то кому-то не тому ненамеренно, не со зла, а просто из общей открытости окружающему миру. Собственно, по тем же причинам в мою мастерскую в моё отсутствие она никогда не заходила; да, в общем-то, и не стремилась.

   -- Ну что, какие наши дальнейшие действия? -- бодро поинтересовался Мух, когда мы спустились в святая святых. Здесь обсуждать щекотливый вопрос было как-то спокойней.

   -- Понятия не имею, -- я сокрушённо качнула головой. -- С одной стороны, ситуация с искрой немного прояснилась, а с другой -- запуталась ещё сильнее. Насколько я могу судить по поведению этого существа, его не готовили для какой-то конкретной цели. Если оно нам не врёт, всё это по меньшей мере странно: зачем свелам разумная искра, которая обладает каким-никаким характером, но при этом не способна приносить конкретной пользы? Они решили попробовать, получится ли? А если врёт, то вообще непонятно, от чего отталкиваться и что со всем этим делать. Но, независимо от его ответов, есть вопрос, почему такая ценная искра попала в партию с совершенно обычными экземплярами? Складывается впечатление, что у них там случилась какая-то... не знаю, авария, что ли? Некий эксперимент вышел из-под контроля или оказался недоделанным, результат уплыл, а теперь вот спохватились

   -- Как я понимаю, ты склонна всё же подозревать его во лжи? -- уточнил Миришир.

   -- Скорее, да, чем нет. Мне в голову приходила мысль подправить машината и предоставить ему возможность, скажем, самому себя заводить, это несложно, но это плохая идея. Я могу себе представить, насколько жутко ощущать себя запертым в неподвижной коробке и искренне сочувствую, -- заметила я, с неприязнью вспомнив недавний кошмар, -- но это не повод доверять невесть кому. Да даже если оно сказало правду, если оно не опасно для нас и искренне недолюбливает своих создателей, и даже если в нём не заложено какой-нибудь опасной программы, давать ему волю всё равно не стоит. Мало ли, кто что поймёт и кто что кому расскажет! У меня немного посетителей, но проблема в том, что почти все они -- технически грамотные люди, которые вполне способны заметить отклонения в конструкции машината от привычной и сделать выводы. В общем, отдавать или, тем более, уничтожать искру я не хочу, но и мыслей, как с ней быть, у меня нет. Стоило бы для начала узнать побольше про искры как таковые, проконсультироваться с кем-нибудь сведущим. Но... -- я развела руками.

   -- Но про искры у нас никто ничего не знает, а те, кто может знать, не вызывают доверия, -- закончил за меня Мух. -- Да, забавная ситуация. Может, попробовать зайти немного с другой стороны? Не выяснять, что такое кристаллы памяти и откуда они берутся, а разобраться с одним конкретным, отличающимся от прочих. Оттолкнуться от твоего предположения, что у свелов "что-то пошло не так". Если "не так" пошло что-то действительно серьёзное, а несерьёзным появление разума у машината быть не может по определению, есть шанс за что-нибудь уцепиться. Что-то такое, на первый взгляд не связанное с кристаллами памяти, но достаточно масштабное.

   -- Например, диверсия на транспортном тоннеле? -- предложила я. -- Только у меня нет знакомых среди нюхачей, а кроме них, я даже не знаю, кого спрашивать.

   -- По-хорошему, разговаривать стоит не с нюхачами, а с секретчиками, -- возразил мужчина, -- но я попробую что-нибудь придумать. Друзей таких у меня нет, но по знакомым поспрашиваю. Может, тебе пока того доктора обаять и расспросить в приватной обстановке? -- иронично предложил он.

   -- А в ухо за такие предложения в таком тоне? -- хмуро уточнила я. -- Хотя идея неплохая, я сомневаюсь, что он будет откровенничать. Тем более, если я попытаюсь его обаять!

   -- Ну, не на Дина же сваливать беседу с ним?

   -- Во-первых, Дин ему не друг, а просто коллега, и с ним свел откровенничать также не будет. А во-вторых, и это главное, я не хочу больше никого впутывать в это дело. Тем более, из наших.

   -- Почему? -- Мух слегка нахмурился.

   -- Предчувствие нехорошее, -- вздохнула я. -- Ладно, кто другой, но Диниру точно не стоит рисковать из-за таких глупостей. У человека, можно сказать, только жизнь начинается: карьера идёт, жена -- умница-красавица, а тут мы со своими тайнами.

   -- Значит, говорить с ним точно придётся тебе. Кроме шуток, он явно воспринял тебя с интересом. Может, не настолько, чтобы пасть к ногам в любовном экстазе... Финь, положи разводной ключ, я шучу! Про экстаз шучу, а про интерес серьёзно. Шанс, что некто обсудит важную тему с приятным ему человеком существенно выше, чем при наличии антипатии. Или у тебя на примете есть другой свел, хотя бы теоретически способный послужить источником информации?

   -- Я тоже шучу, -- поморщилась в ответ и действительно отложила потенциальное орудие воспитания. Знакомых сородичей этого костоправа у меня, увы, нет. А те, что есть, находятся на Светлой стороне и достойны доверия не больше его. Он же как раз прибыл со Светлой стороны буквально только что, и может знать какие-нибудь интересные новости, которые не добрались до нашей прессы. Учитывая, что местные газеты вообще мало интересуются жизнью на другой стороне диска, таких новостей должно быть большинство. -- Ты прав, придётся разговаривать с ним. Не знаешь, где этот арр остановился?

   -- В гостинице, сравнительно недалеко, я оставлю тебе адрес.

   -- Ладно, сейчас закончу с искрами и попробую его навестить, -- медленно кивнула я. -- Надеюсь, наедине он окажется таким же душкой, как в вашем присутствии, и не заподозрит меня в чём-нибудь чудовищно неприличном. Мух, а ты поосторожнее приставай с расспросами к секретчикам, ладно?

   -- Они такие же люди, как и мы, и не настолько опасны, как про них говорят, -- легкомысленно отмахнулся мужчина. -- Значит, вечером я у тебя? Или ты к доктору надолго? Финь, положи разводной ключ, что за дурацкая привычка! И вообще, ты так нервно реагируешь, как будто я тебя за живое задел... Неужели, понравился?!

   -- Смотря с кем сравнивать, -- пренебрежительно фыркнула я. -- Если с тобой, то он -- идеальный мужчина. Всё, лети, птенчик, а я пойду завтракать! -- скомандовала ему и принялась выталкивать друга из мастерской. Мух вежливо позволил проделать с собой эту операцию и распрощался до вечера, а я, как и собиралась, вернулась к горячему завтраку и утренней газете.

   Госпожа ту Мирк, строго говоря, была не совсем экономкой. Не просто так Миришир называл её "няней": эта женщина следила за моим небольшим хозяйством от и до за вычетом мастерской. Она готовила, прибиралась, вела домашние счета, -- в общем, делала всё то, что положено делать женщине. А я... в принципе, всё, кроме готовки, было мне по силам, но оказалось куда проще нанять для этого человека и полностью посвятить себя любимому делу.

   Танара, оставив меня в одиночестве, как раз отправилась заниматься уборкой и заодно избавила меня от необходимости поддерживать разговор. Это было кстати, мысли предсказуемо крутились вокруг совсем других вещей. Точнее, одной вещи, лежащей у меня в кармане.

   Ощущения сознания, запертого в неподвижном железном теле, я помнила отчётливо, а потому сущности, живущей в кристалле, искренне сочувствовала, но не собиралась совершать опрометчивые поступки и принимать поспешные решения. Что-то -- наверное, та самая интуиция, -- твердило, что доверять этому нечто нельзя.

   Сложно сказать, что именно питало мою уверенность. Наверное, просто не вязалось воедино всё, что мы успели об этой искре узнать. Он осознавал себя живым и определял мужчиной. Первой реакцией на пробуждение в механическом теле был страх. Если он утверждал, что не уверен в своей человеческой природе и не помнит совсем ничего до "пробуждения"в мастерской, то собственная неподвижность вряд ли могла его тревожить. Откуда он знал, что это ненормально? Получается, какой-никакой опыт и воспоминания, пусть и смутные, у него всё-таки были. Он побоялся нам довериться, ничего о нас не зная? Или ему просто было тяжело сформулировать смутные ощущения, и уж тем более -- передать их нам с помощью жестов?

   Рассказывать ту Труму свой странный сон я не собиралась. Не от недоверия, просто я и сама до сих пор не могла понять, как на него реагировать. Совпадение? Предчувствие? Да, на интуицию я никогда не жаловалась, но вещие сны меня до сих пор не посещали. Но если это был именно он, о чём мог говорить следующий кошмар, про падение? Имел ли он схожую природу, или в самом деле был просто сном, навеянным землетрясением, мыслями о полёте и встречей со свелом? В любом случае, записываться в провидицы я не собиралась, Мух же... по делу ничего не скажет, а насмешничать будет долго.

   Подобным образом гоняя мысли туда-обратно, я поела, попыталась прочитать газету, но быстро оставила это занятие: увлечённый посторонними рассуждениями разум отказывался складывать слова в предложения и воспринимать их смысл.

   Сдавать искры хозяевам предстояло завтра, и я была полна решимости уложиться в срок, так что надолго в кухне задерживаться не стала и отправилась в мастерскую.

   Из подозрительных искр две оказались вполне годными, а остальные я забраковала. Неплохой результат -- три из четырёх дюжин, не считая предмета моих волнений.

   Я уже неторопливо приводила в порядок своё рабочее место, когда от этого процесса меня отвлёк голос экономки:

   -- Госпожа, там к вам посетитель, -- настороженно и слегка благоговейно проговорила она. -- Чивин ту Таре, тот самый! Я не стала его сюда гнать, в гостиной усадила, вы бы поднялись? И... переоделись бы, что ли, -- добавила со смесью укора и смущения. Воспитывать меня она никогда не пыталась, что делало женщину особенно ценным работником, но сейчас, кажется, просто не сумела смолчать.

   -- Не волнуйтесь, госпожа ту Мирк, господин ту Таре не из тех, кто в центр жизни ставит приличия и наряд по последней моде, -- отмахнулась я. -- Гораздо выше он ценит собственное время, и тратить его на переодевания с душем я не планирую. Пойдёмте, и приготовьте нам, пожалуйста, огру покрепче.

   Сохранить невозмутимость мне удалось, но только внешнюю. Да, с властелином пара я знакома лично, но не настолько, чтобы он без предупреждения заявлялся ко мне домой собственной персоной. В рабочих вопросах этот мужчина был исключительно аккуратен и точен, а подобный визит в эту характеристику никак не укладывался. Что-то случилось?

   -- Доброго вечера, господин ту Таре, -- вежливо проговорила я, входя в гостиную. -- Простите мой внешний вид, не ожидала посетителей.

   -- Это вы, госпожа ту Фрем, простите, что вторгся без предупреждения, -- возразил он, поднимаясь мне навстречу.

   Чивин ту Таре выглядел сегодня так же, как выглядел всегда. Любовно вычищенные, но не новые уже сапоги со стоптанными наружу каблуками, тёмно-серые штаны из грубого прочного полотна, простой коричневый сюртук, хоть и чистый, и нигде не лоснящийся, но было видно -- носят его часто и подолгу. Только рубашка свежая, яркая, белоснежная, и узел на шейном платке такой, что почему-то сразу возникает ощущение: завязывала женщина.

   Тёмно-красные с серебристыми перьями седины волосы острижены очень коротко, до щётки в палец высотой. Лицо круглое, неожиданно открытое и немного детское, совсем не подходящее этому серьёзному волевому человеку. Впечатление несколько исправляют глаза -- очень светлые, почти белые, они отвлекают внимание от остальных черт лица и с непривычки почти пугают.

   Впрочем, не так, как пугали меня вчера вечером тёмные окуляры машината.

   -- Вам я всегда рада. Что-то случилось? -- уточнила, пожимая широкую сухую ладонь ту Таре. -- Какая-то срочная работа или, может быть, проблемы со старой? -- огласила я два наиболее правдоподобных варианта.

   -- Не сказал бы, -- чуть дёрнул щекой мужчина и, дождавшись, пока я сяду, тоже опустился в кресло. -- У меня к вам щекотливый личный разговор, поэтому и приехал сам.

   На этом месте Чивин осёкся, потому что в гостиную вошла госпожа ту Мирк с подносом. Я не стала настаивать на немедленном продолжении, отпустила экономку домой пораньше, заверив ту, что убрать со стола смогу и сама, а ужинать всё равно планирую не дома. Ту Таре молчал, пока за дверью не стихли шаги, и дольше, пока не лязгнула входная дверь.

   Визит мужчины по-прежнему меня озадачивал, но слова о "личном разговоре" натолкнули на определённые подозрения. Единственным личным, что могло опосредовано связывать меня с этим могущественным типом, являлся Чичилин, которого я со всей этой историей с разумной искрой напрочь выбросила из головы.

   -- И о чём настолько личном вы хотели поговорить? -- подбодрила я, потому что собеседник по-прежнему не спешил нарушить тишину, и потянулась к кувшинчику, чтобы налить огру в чашки.

   -- Ах да, -- опомнился он и вынырнул из раздумий. -- Меня интересует господин ту Варш, молодой амбициозный художник. Мои люди выяснили, что вы достаточно неплохо знакомы с этим мужчиной. Это так?

   -- Да называйте уже вещи своими именами, -- вздохнула я. -- Когда вы пытаетесь плести словесные кружева, я начинаю нервничать и искать подвох. Да, Чин чуть меньше оборота был моим любовником, жил в этом самом доме. И?

   -- Всегда говорил, что с вами приятно иметь дело, -- властелин пара усмехнулся уголками губ. -- Моя старшая дочь Шантар -- давно уже большая девочка, она полностью доказала свою самостоятельность, и теперь мне глубоко безразлично, с кем она спит или даже за кого она вдруг соберётся замуж. В подобных вопросах я стараюсь позволять своим детям набивать шишки самостоятельно. В нынешней ситуации она интересует меня скорее как талантливый химик, владеющий очень многими секретами, которым надлежит секретами и остаться.

   -- И при чём здесь Чин? -- растерянно уточнила я, удивлённо вскинув брови.

   -- Это мне и хотелось бы выяснить. Этот хлыщ -- мягко говоря, странная пара для Шантар. Она серьёзная тихая особа, достаточно миловидная, но внешне ничем не примечательная. Вряд ли девушка её типа могла всерьёз привлечь мужчину такого сорта. Если дело в моих деньгах -- это полбеды, купить дочери такую игрушку, если она пожелает, мне вполне по средствам. Но некоторые детали заставляют меня сомневаться, что в данной ситуации этот... художник играет роль обыкновенного содержанца.

   -- А кого? Промышленного шпиона? -- нахмурилась я.

   -- Вроде того, -- коротко кивнул мужчина.

   Заверять ту Таре в ошибке я не спешила. Представить Чичилина в компании каких-нибудь технических секретов мне было трудно, но Чивин -- отнюдь не дурак, и если подозрения возникли, значит, для этого имелся веский повод.

   -- И что вы в связи с этим хотите узнать у меня? -- уточнила осторожно.

   -- Что он за человек, с кем общался постоянно, с кем -- изредка, чего боялся, чем интересовался.

   -- Только не говорите, что ваши люди всего этого ещё не выяснили.

   -- Выяснили, собрали подробное досье, но я предпочитаю получать информацию из разных источников и проверять её всеми доступными способами, -- спокойно пояснил он, а я медленно кивнула в ответ.

   -- Если не секрет, что натолкнуло вас на подозрения в его адрес?

   -- Люди, оказывающиеся близко ко мне и моей семье, всегда тщательно проверяются. Не так тщательно, как теперь ту Варш, но всё же. По первому впечатлению он -- один из тех пустых и бессмысленных паразитов, которыми кишит развитое общество. Пользы не приносит, но жрёт за троих, а жадности -- на добрый десяток. Насторожила здесь скорее скорость, с которой этот тип переметнулся от вас к Шантар. Прежде он сначала расставался с одной пассией, и только потом начинал подыскивать другую. Да и подход вдруг изменил, вместо разговоров об искусстве -- попытки понять "нежную душу дамы через главную её страсть, дело всей жизни". И это, к слову, цитата. Скажите, Фириш, вы умная женщина, и Шантар -- тоже отнюдь не дура. Но неужели вам приятно слушать подобный высокопарный бред? -- нахмурившись, уточнил ту Таре и отпил из чашки. -- Слушать -- ладно, но неужели вы всерьёз в это верите?!

   Я раздосадованно поморщилась в ответ. Сказать "да" было стыдно, сказать "нет" -- значило, соврать. Нравилось же, глупо спорить! И слушать было приятно, и верить -- особенно...

   -- Увы, -- наконец, вздохнула я и пожала плечами. -- Почти все люди, за редким исключением, падки на лесть. А влюблённая женщина особенно жаждет её от предмета своего обожания. Женщины любят ушами, это прописная истина. Но согласна, следовало бы любить чем-то другим, -- резюмировала с иронией

   -- Увы, -- усмехнулся ту Таре. -- Впрочем, к делу. Какие предпосылки были у нынешнего его поступка? Он встречался с кем-то необычным? Мог ли проиграться? Чрезмерно нервничал? Или, может быть, вы в курсе, чем его могут шантажировать?

   -- Ничего такого не припоминаю, -- я медленно качнула головой. -- Для меня его уход тоже оказался неожиданным. Но, с другой стороны, перед нашим расставанием я была увлечена серьёзной срочной работой, могла попросту не заметить. Впрочем, если вас интересует мнение, не подкреплённое фактами, а основанное только на интуиции, о принуждении здесь речи нет, -- осторожно подбирая слова, проговорила я.

   -- Я именно за этим мнением сюда и пришёл, -- невозмутимо ответил властелин пара.

   -- И вы не думаете, что мы можем быть с ним заодно? И не боитесь получить вместо объективного мнения поток обид брошенной женщины? -- не удержалась я от вопросов, а Чивин ту Таре вновь усмехнулся.

   -- Мне нравится с вами работать, а работать с теми, чьи моральные качества вызывают у меня серьёзные сомнения, я не буду никогда. Это ответ на первый вопрос. А что касается второго... вы не выглядите особенно обиженной. Да я бы разочаровался в ваших умственных способностях, будь это иначе! Ну и, кроме того, глупо отталкиваться от единственного мнения, но не менее глупо это мнение игнорировать. Я развеял ваши сомнения?

   -- Вполне. Возвращаясь же к ту Варшу, он болезненно чувствителен в вопросах, касающихся его самолюбия, и вряд ли сумел бы утаить факт вроде шантажа или любого другого принуждения. Слишком активно и демонстративно он бы страдал в этом случае. Гораздо проще поверить, что его банально купили за какую-нибудь по-настоящему существенную сумму. Или, как вариант, может быть замешана некая женщина. Содержанец или нет, но он всё же не насквозь циничная и расчётливая скотина. Я склонна полагать, что каждый раз он искренне влюбляется заново. Да, не без участия разума, и между бедной простушкой и богатой он, конечно, выберет богатую. Да, влюблённость поверхностна и скоротечна. Но тем не менее Чичилин способен на подлинную привязанность, и я совсем не удивлюсь, если он вдруг попадёт в руки некой хищной умной особы, и оная особа будет вертеть им по своему желанию. Увлечь его такой женщине нетрудно, достаточно обладать красотой или хотя бы шармом, видимостью богатства, восхищаться им и его творчеством. Приветствуется также загадка или тайна, окутывающая эту женщину. Что-то не так? -- я, наконец, не выдержала постепенно скисающего выражения лица ту Таре и прервала свой монолог вопросом.

   -- Всё-таки, баба, -- коротко отмахнулся собеседник. Я выразительно развела руками, мол, ищите женщину, а Чивин вдруг продолжил, поставив меня в тупик: -- Ту Варш этот -- баба. Как только увидел его изображение, это была первая мысль, а вы только подтвердили. Никогда бы не подумал, что моей дочери такое может всерьёз приглянуться! Ох и дурные вы, бабы, порой бываете, -- мрачно пробормотал он, качнув головой. Слова явно были адресованы не мне, а его собственным мыслям. Я же растерянно кашлянула и с иронией поинтересовалась:

   -- Дуры все, включая Чичилина?

   -- Да, -- поморщился ту Таре. -- Стало быть, ничего больше вы про него сказать не можете?

   -- Увы, -- я пожала плечами. -- Удовлетворите моё любопытство. Если ваши конкуренты так оживились и действуют в такой спешке, нам стоит ждать обнародования какого-то сногсшибательного открытия?

   -- Его всегда следует ожидать, -- со смешком заверил мужчина. -- Время такое, неизвестно, где и когда бабахнет так, что перевернётся весь мир.

   -- Кстати, о взрывах, -- медленно начала я, пытаясь правильно сформулировать вопрос. Властелин пара наверняка пристально следит за всем, происходящим на обеих сторонах Диска. Так, может, не нужно ходить ни к какому доктору? Расположение к себе этого человека и его благородство я не переоценивала, передо мной был опытный промышленник, не упускающий своей выгоды. Но, может, если не давать её почуять, ту Таре подкинет пару крупиц информации? -- Говорят, на Светлой стороне пахнет грозой. Как думаете, нас не зацепит?

   -- Пахнет? -- переспросил собеседник. -- Вы чрезмерно мягко выразились, громыхает вовсю. Вот как Первый арр слёг малый оборот назад, так и громыхает. А нас... если только стороной.

   -- Сам слёг, или помогли? -- уточнила я.

   -- Помогли, -- убеждённо отозвался он. -- Здоровый крепкий мужик, с чего бы ему вдруг умом трогаться на ровном месте? Ладно, не буду вас дольше задерживать. Но если ту Варш объявится или вспомнится что-то интересное, вас не затруднит прислать весточку? -- попросил ту Таре и поднялся с места.

   -- Не затруднит, -- подтвердила я и тоже встала. -- Но я очень сомневаюсь в подобном итоге.

   -- И всё-таки. Вы куда-то собираетесь? Может, подвезти? Я на мобиле.

   -- Заманчиво, но не буду вас задерживать, перед выходом мне ещё надо привести себя в порядок.

   На этом я проводила властелина пара до дверей и осталась в доме одна.

   Разговор с нежданным гостем оставил странное впечатление. С одной стороны, причина визита, вопросы ту Таре и вся эта история выглядели вполне логичными. Да, я действительно могла что-то увидеть, что-то запомнить или заподозрить в поведении Чина, если он в самом деле заинтересовался Шантар ту Таре с далеко идущими намерениями. Да, подобный разговор Чивин никогда не доверил бы постороннему или даже кому-то из особенно доверенных людей: слишком интимная тема, мало кто согласился бы обсуждать столь щекотливые вопросы с первым встречным. Я -- уж точно. Ту Таре мне тоже не близкий друг, но в данном конкретном вопросе личная заинтересованность нас роднила. Если бы мне было больно вспоминать ту Варша, я имела бы моральное право отказаться от разговора, но властелин пара всё очень точно просчитал. Он вообще хорошо разбирался в людях.

   Но что-то во всём этом смущало. Странная поспешность ту Таре? Или, может, Чичилин в моём представлении не тянул на шпиона настолько, что я попросту не могла представить его в этой роли?

   Или ощущение смутного беспокойства и неудовлетворённости оставило совсем даже не дело, с которым приходил властелин пара, а некоторые его слова? Мало кому нравится признавать себя идиотом, а я чувствовала себя сейчас именно так.

   Мужчина, возлюбленный? Ха! Да я Чину скорее мамочкой была! И самое главное, я ведь сейчас всё прекрасно понимала и здраво оценивала собственные отношения с этим человеком. Где были мои мозги пол-оборота назад?!

   Подготовка к выходу в люди заняли чуть больше получаса, после чего я покинула родной дом. Нужная гостиница действительно располагалась сравнительно недалеко, и я предпочла проделать этот путь пешком. Прогуляться полезно, да и голову стоило проветрить и привести в порядок. Всю дорогу я пыталась выкинуть из головы мрачные мысли о собственной слепоте и глупости вместе с прошедшей влюблённостью и настроиться на конструктивный лад, и под конец у меня это даже получилось. Ту Варш уступил место Тринде Арату, и я сосредоточилась на последнем.

   От предстоящего разговора было немного не по себе. Свел произвёл впечатление спокойного и вежливого мужчины широких взглядов, но кто знает, как он поведёт себя сейчас? С точки зрения Светлой стороны мой нынешний визит был чрезвычайно неприличным, и доктор мог просто отказаться разговаривать с настолько невоспитанной особой. Не говоря уже о том, что его могло вовсе не оказаться на месте.

   Но с этим мне повезло. Портье сообщил, что свел с полчаса как вернулся, находится в своём номере и любезно согласился отправить к нему коридорного с сообщением о посетителе. Арр Арат не стал передавать ответ с тем же шустрым парнем, а предпочёл подняться лично и посмотреть, кого принесла нелёгкая. Это внушало оптимизм: по крайней мере, меня не выставили прочь, не разобравшись. Разглядев неожиданного визитёра, свел удивлённо вскинул брови, но кивком поздоровался и поцеловал руку. Портье несколько расслабился, удостоверившись, что я не доставляю неудобств постояльцам, но с любопытством навострил уши.

   -- Фириш, доброго вечера! Не ожидал, но приятно удивлён вашим... то есть, твоим визитом. Чем обязан?

   -- Доброго вечера, Тринда. Я бы хотела побеседовать, желательно -- без лишних ушей.

   -- Может, пройдём в ресторан? Здесь есть замечательные отдельные кабинеты, -- после двухсекундной заминки предложил мужчина. -- Я бы с радостью пригласил вас к себе в номер, но, кажется, это будет неприлично даже по местным меркам.

   -- Не так, чтобы совсем неприлично, но ресторан подойдёт лучше, -- я не удержалась от ироничной улыбки при виде разом поскучневшего портье. Развлечений у него тут явно немного, а из нас со свелом могла получиться занимательная сплетня. Господин Арат вежливо подал мне руку, я ухватилась за предложенный локоть, и мы неторопливо прошествовали в сторону небольшого ресторанчика для постояльцев.

   Гостиница была очень тихой и респектабельной, и в половине десятого вечера ресторан был почти пуст -- постояльцы поужинали значительно раньше, поэтому распорядитель зала без проблем устроил нас в небольшой уютной комнатке для приватных бесед и ушёл, оставив изучать меню.

   -- Так что настолько секретное и страшное ты хотела обсудить? -- с лёгкой иронией нарушил тишину Тринда и поднял взгляд от папки. Выбор был небогатым, поэтому много времени не занял.

   -- А ты не думаешь, что я могла просто соскучиться и пожелать продолжить общение? -- уточнила я, откровенно оттягивая момент начала серьёзного разговора. Я так и не придумала, как бы задать все интересующие вопросы, не разозлив мужчину своим любопытством и не сболтнув лишнего, да ещё получить правдивые ответы. И вообще, что в беседе с ним считать лишним?

   Сомнения никуда не делись, и решиться на откровенность было трудно.

   -- Не имел бы ничего против, но... считай, это чутьё. Ты сейчас не похожа на женщину, имеющую личные мотивы романтического характера, -- он слегка пожал плечами.

   -- Боюсь, мои вопросы тебе не понравятся. -- От немедленного ответа меня спасло появление подавальщика, пришедшего за заказом.

   -- Не думаю, что ты можешь спросить нечто, способное повергнуть меня в истерику. А в остальном -- ничто не мешает мне отказаться отвечать, -- вернулся к прерванной теме свел, когда тонкая дверца закрылась за спиной парня, и мы вновь остались вдвоём. -- Но, судя по введению, я догадываюсь, о чём пойдёт речь.

   -- Меня интересуют какие-то странные и тревожные события, произошедшие на Светлой стороне в последнее время. Полагаю, ты заработал свою аллергию в связи с одним из таких?

   -- В последнее время на Светлой стороне происходит много тревожных событий, -- вздохнул доктор. -- Первый арр недееспособен, прямых наследников у него нет, и в связи с этим вокруг Хрустального острова кишмя кишат стервятники. Что ни день, то скандал.

   -- Значит, первый арр неизлечим, и действительно скоро произойдёт смена власти?

   -- Первый арр... -- он недовольно поморщился. -- Теперь уже, наверное, да. Теперь он уже не восстановится.

   -- Теперь? -- переспросила я.

   -- Не обращай внимания, -- вновь скривился свел, потом пару секунд помолчал и пробормотал себе под нос. -- А, впрочем, какая теперь-то разница? Видишь ли, он не сам двинулся умом, ему помогли. Я догадываюсь, кто и как, и мог бы это доказать; собственно, именно при попытке это сделать меня прижали и очень настойчиво порекомендовали не совать нос в это дело. Вся шумиха с кучей врачей и экспертными заключениями -- ошмётки облаков, фикция, пыль в глаза. Ни одного по-настоящему компетентного специалиста к нему в первое время, когда был шанс вывести эту дрянь из организма и добиться полного восстановления, не допустили. Я почти уверен, что знаю, как и чем его травили в первое время. Началось всё с забывчивости, рассеянности, неспособности построения логических цепочек -- это явные признаки применения одного чрезвычайно редкого соединения, о котором я слышал давно и чисто случайно. В первые дни, пока удавалось избегать широкой огласки и он находился на "домашнем лечении", организаторы сумели прибрать к рукам нужные нити, устранить из окружения первого арра по-настоящему верных ему людей, а потом было поздно пытаться что-то изменить. Потом они не стали стесняться в средствах. Честно говоря, не знаю, чем и как именно его добили, но когда он всё же попал в Госпиталь и я сумел его осмотреть, это было... жалкое зрелище, -- Тринда мрачно качнул головой. -- Цена власти. За один малый оборот здорового полного сил мужчину превратили в пускающего слюни идиота, не способного даже самостоятельно питаться. Лучше бы убили, было бы гуманнее! Такая вот история смены правителя, -- резюмировал он. -- Сама понимаешь, на этом фоне сложно выделить какую-то одну странность. Может, ты конкретизируешь, с чем эта странность должна быть связана?

   -- С "Искрой разума"? -- на удачу предположила я. И по выражению лица мужчины поняла, что попала. Осталось выяснить, попала в цель или в очередные неприятности...

   Арр подобрался, нахмурился и смерил меня напряжённым тяжёлым взглядом, но ответить на вопрос не успел -- принесли часть нашего заказа. Свелу подобная пауза пришлась кстати, и, пока подавальщик составлял с подноса на стол, он продолжал разглядывать меня и явно обдумывал свои дальнейшие слова.

   -- Почему тебя интересует именно эта контора? -- наконец, уточнил он, когда мы вновь остались вдвоём.

   -- Меня вообще интересует всё, связанное с искрами -- работа такая, -- попыталась увильнуть я, но Тринда пренебрежительно фыркнул.

   -- И ради этой работы ты пришла к хирургу, не имеющему никакого отношения к кристаллам памяти? Так я и поверил.

   -- Если ты не имеешь никакого отношения к искрам, почему тебя так встревожило упоминание этой организации? -- придумать внятное объяснение собственному интересу, не совпадающее с правдой, я не сумела, и предпочла уйти от неудобного вопроса. Чутьё подсказывало, что господин Арат на моей стороне и не побежит докладывать о произошедшем разговоре гипотетическим врагам.

   -- "Искра разума" -- очень влиятельная организация. Наверное, одна из самых влиятельных на Светлой стороне, и власть их соизмерима с властью первого арра -- в те дни, когда последняя ещё реально существовала. Не берусь утверждать наверняка, но я почти уверен, что Верду устранили отчасти потому, что он попытался прижать хвост этим ребятам и у него были неплохие шансы. А теперь, может быть, я заслужил ответа на мой вопрос? Зачем тебе "Искра разума" и вся эта история? Прости, но в праздное любопытство я не верю.

   -- Погоди, ещё пара вопросов, -- попыталась воспротивиться я.

   -- Никаких вопросов, -- скривился Тринда. -- Или ты поясняешь причины своего интереса, или можешь разговаривать со стеной. Мне не нравится тема, которую ты подняла, и обсуждать её я согласен только при наличии некоторых гарантий. Не хочу поплатиться за свой болтливый язык жизнью.

   -- В последнем вопросе я тебя отлично понимаю, -- усмехнулась я. Некоторое время мы молча жевали, меряясь взглядами, и одинаково мечтали, наверное, заглянуть друг другу в голову. Подавальщик, нарушивший вязкую тяжёлую тишину, повисшую в комнате для приватных бесед, поглядывал на нас с подозрением и опасением. Не знаю уж, в чём парень нас заподозрил, но движения его были суетливыми и нервными. Кажется, просто боялся попасть под горячую руку в ссоре.

   Меня терзали противоречивые эмоции и один-единственный вопрос: можно ли доверять этому свелу? Доверять безоглядно как Муху -- однозначно, нет. А вот здесь, в этой конкретной истории? Рассказ доктора выглядел правдоподобным, такое могло произойти на самом деле, и если за всем этим действительно стоит "Искра разума", можно рассчитывать если не на помощь, то на содействие Арата.

   И вот это проклятое слово "если" в настоящий момент отравляло моё существование не меньше, чем ядовитые испарения Домны отравляют жизнь приезжим со Светлой стороны.

   Если Тринда сказал правду. Если он действительно таков, какое впечатление производит. Если в нём достанет решимости не просто выслушать, но оказать содействие или хотя бы хватит благородства забыть об этом разговоре.

   -- Досадно, что нерушимые клятвы на крови существуют только в сказках, правда? -- наконец, с ироничной усмешкой нарушил тишину арр.

   -- Да уж, -- не удержалась от ответного смешка я. -- Они здорово облегчили бы жизнь.

   -- Как я понимаю, мы находимся в схожей ситуации. Продолжать разговор без некоторой толики взаимного доверия невозможно, а откуда его взять -- непонятно. Разница в том, что мне этот разговор по большому счёту не нужен, хотя, не скрою, интересен. Так что -- решать тебе. Если ты на второй день знакомства пришла обсуждать подобные щекотливые темы именно ко мне, значит, более достойных доверия источников информации у тебя просто нет. Если это связано с "Искрой разума", прекрасно понимаю твои страхи, но помочь с решением, увы, не могу.

   -- Что ты знаешь о кристаллах памяти? -- наконец, медленно протянула я, окончательно отваживаясь на риск. Мне в самом деле больше не к кому пойти с этими вопросами, других знакомых со Светлой стороны у меня не было. А задать их необходимо, потому что без нужных ответов я так и буду топтаться на месте, не зная, куда двигаться дальше. Кроме того, я чуяла, что этот свел может дать гораздо больше информации, чем кажется на первый взгляд.

   -- Я вроде бы ясно выразился: сначала ответ на мой вопрос, -- с укором проговорил арр и насмешливо вскинул брови.

   -- Я просто пытаюсь понять, насколько издалека стоит начинать объяснения, -- поморщилась я в ответ.

   -- И прикидываешь, как бы утаить часть информации, -- съехидничал доктор. -- Примерно столько же, сколько знает любой обыватель Светлой стороны.

   -- А именно? -- уточнила, недовольно наморщив нос.

   -- Фириш, рассказывай или прекращай отвлекать меня от ужина, -- непримиримо отмахнулся Тринда. Он не улыбался, но мимические морщинки вокруг глаз углубились, а в тёплом карем янтаре радужек плясали искорки. Глаза свела смеялись; кажется, он начал находить ситуацию забавной.

   -- В общем, если вкратце, мне довелось перебежать дорогу "Искре разума", хотя они, вероятно, ещё не в курсе.

   -- Какой опрометчивый поступок, -- задумчиво качнул головой Арат, но укора в его голосе не слышалось, только любопытство и даже, кажется, одобрение. -- И в чём сие действие заключалось? -- подбодрил он.

   -- По работе мне иногда приходится проверять работоспособность кристаллов памяти, поставляемых тем или иным предприятиям со Светлой стороны. Осматриваю их на предмет наличия дефектов, проверяю работоспособность и так далее. Несколько дней назад в партии таких камней мне попался один очень странный, и почти сразу появился некто по имени Ванза Алот... ты его знаешь? -- вскинулась я, потому что от упоминания этого свела собеседника ощутимо перекосило.

   -- Не отвлекайся, о нём потом, -- отмахнулся Тринда, и мне не оставалось ничего иного, кроме как продолжить.

   -- Так вот, этот тип утверждал, что в партию мог просочиться бракованный кристалл, и интересовался, не попадалось ли мне что-нибудь необычное. Я солгала, что ничего такого не было, и вместо той искры положила свою: благо, сами кристаллы памяти никак не маркируются. Поначалу меня заинтересовал внешний вид этой искры, она сильно отличается от прочих, но это мелочи. Главное, машинат, в которого поместили данный кристалл, начал вести себя... более чем странно. Если обычно болваны способны просто ходить и выполнять какие-то простейшие действия, то этот оказался разумен. Более того, он оказался знаком с письменной и устной речью и утверждал, что он -- живое существо, хотя никак объяснить свою природу и происхождение не смог. Или просто не захотел.

   -- Хм. В высшей степени любопытно, -- медленно кивнул свел через пару секунд молчания. -- И чего ты в итоге хочешь добиться?

   -- Честно говоря, понятия не имею, -- я в ответ развела руками. Этот простой вопрос с самого начала ставил меня в тупик. -- Я даже не могу толком объяснить, зачем вообще во всё это лезу, если этот странный разум не просит о помощи, и уж тем более не представляю, как ему можно помочь. Просто в этом есть что-то...

   -- Неправильное, -- подсказал свел. -- Тогда ответь мне вот ещё на какой вопрос...

   И дальше около получаса мужчина очень дотошно и азартно расспрашивал меня о поведении машинатов с обычными искрами и с этой новой. Его интересовали реакции на свет, способы взаимодействия машинатов с окружающей средой, устройство окуляров, причины применения именно сложной человекообразной конструкции -- почему у машината именно столько конечностей, "глаз" и именно такая компоновка приборов в теле. Его интересовали пределы и ограничители поворота шарниров, точность определения болванами расстояния до предметов, правила установки приоритетов и ограничений, вероятные поломки и реакции на них. Ответов на некоторые вопросы я даже примерно не могла предположить, но Тринду это не смущало, свел выглядел очень воодушевлённым. А под конец, когда я расписалась в собственном бессилии добавить к сказанному по теме что-то ещё, изъявил желание немедленно посмотреть на всё своими глазами.

   -- А не поздновато? -- нахмурилась я.

   -- Ты куда-то спешишь? -- весело уточнил Арат, чем пресёк все мои возражения, и дёрнул шнурок колокольчика, вызывающего подавальщика. От моей попытки разделить счёт очень раздражённо отмахнулся, и настаивать я благоразумно не стала. На стеснённого в средствах мужчина не походил.

   Сегодняшняя погода уже позволяла свелам выходить наружу без защитного комбинезона, но пренебрегать очками и респиратором Тринда не стал. Это наши лёгкие и глаза даже в основной трансформации приспособлены к здешней атмосфере почти в любом её состоянии, а гости со Светлой стороны очень редко могут безбоязненно дышать здешним воздухом без средств защиты. В респираторе и больших чуть затемнённых очках мой спутник жутковато смахивал на машината, а его голос из-под маски звучал глухо, вызывая безотчётную тревогу.

   По дороге мы оставили самую опасную тему и переключились на вопрос пусть менее щекотливый, но весьма важный: Арат делился сведениями об "Искре разума".

   Владели этим предприятием несколько арров самого высокого полёта, вплотную приближенных к правителю. Спектр интересов компании был настолько широк, что упомнить всё было решительно невозможно. Им принадлежали целые острова, многочисленные и разнообразные производства, медицинские и исследовательские учреждения, жилые кварталы и добывающие комплексы, транспортные и энергетические системы. На широкую ногу была поставлена благотворительность, причём самая разнообразная. Им принадлежали сиротские приюты, заводы по переработке мусора, даже похоронные бюро и пара крематориев.

   Ванза Алот в этой иерархии был не на самой вершине, но и рядовым исполнителем не являлся: принадлежащий к старому и богатому роду, получивший прекрасное образование, он просто не мог оказаться рядовым мальчиком на побегушках. Наличием коммерческой жилки и особенной инициативности этот арр не отличался, зато обладал некоторыми качествами, роднившими его скорее с машинатами, чем с живыми людьми: редкой исполнительностью, молчаливостью и ещё более редкой безжалостностью и бесчувственностью. В итоге Ванза официально числился заместителем начальника отдела внешних связей компании, а по факту являлся исполнителем особенно щекотливых и важных поручений. Поговаривали, в основном -- незаконных. Алота всерьёз боялись и, вероятно, не беспочвенно.

   -- И откуда ты его знаешь, если никогда не работал с искрами?

   -- Во-первых, про верхушку "Искры разума" я кое-что выяснил целенаправленно, пока паковал чемоданы. Во-вторых, все арры так или иначе друг друга знают, нас сравнительно немного. А, кроме того, Ванза Алот -- слишком заметная личность, его знают очень многие обыватели на Светлой стороне. Впрочем, я склонен полагать, что слухи о поступках этого человека сильно преувеличены. Он -- скорее эдакое пугало для отвода глаз, а основную грязную работу выполняют, вероятно, даже без его ведома. Потому что именно на него первого падёт подозрение, а значит, он должен быть чист.

   -- И ты -- один из таких исполнителей? -- мрачно пошутила я.

   -- Угу, вместе с тобой, -- невозмутимо откликнулся свел.

   -- А как ты относишься к гипотезе об изготовлении искр из живых людей? -- предпочла я немного сменить тему.

   -- Скептически, -- пожал плечами мужчина. -- Над способом создания кристаллов памяти я никогда не задумывался, но подобный вариант представляется крайне сомнительным. Слишком нерационально.

   Мы ещё некоторое время потратили на обсуждение этого вопроса, потом перешли на почти светскую беседу о перспективах технического прогресса, а потом всё-таки добрались до моего дома.

   -- Финь, ну ты и зараза, -- поприветствовал меня Миришир, поднимаясь с земли. До этого он сидел, привалившись спиной к двери, и флегматично разглядывал низкое небо. -- Так бы и сказала, что у тебя намечается свидание с продолжением, я бы спокойно пришёл утром. Или это был экспромт?

   -- Знаешь, Мух, я сейчас настолько занята мыслями о деле, что ты меня даже не раздражаешь своими глупостями, -- со вздохом сообщила я и принялась отпирать замки. Мужчины в это время озадаченно поглядывали друг на друга: они явно не ожидали встретиться. -- Проходите, -- гостеприимно распахнула я дверь и кивнула внутрь. -- Я понимаю, что ты сейчас будешь вполне обоснованно ругаться и язвить, но я всё рассказала, -- предупредила друга, когда мы все оказались внутри.

   -- И кто-то ещё меня в безалаберности упрекает, -- тяжело вздохнул тот в ответ, разглядывая свела уже с неприкрытым подозрением.

   -- Ты сам что-нибудь узнал? -- продолжила допытываться я по дороге в мастерскую. Поскольку возиться ни с какими железками я сегодня не планировала, надо было просто вложить в машината кристалл, решила не тратить время на переодевание и спуститься вниз в юбке. Благо, та была достаточно тёмной и не слишком широкой, так что шанс испортить её был минимальным.

   -- Кое-что. Это явно диверсия, на выходе из тоннеля была заложена взрывчатка. Кроме того, поговаривают, что-то не так с трупами, но что именно -- непонятно. Вернее, говорят много всякого, но вот чему из этого верить -- уже большой вопрос.

   -- Погоди, что значит -- говорят? Ты же вроде собирался выяснить предметно.

   -- Собираться я мог сколько угодно и куда угодно, -- со смешком парировал ту Трум. -- Только я предупреждал, друзей среди секретчиков у меня нет, даже хороших знакомых, а они -- ребята не болтливые. Мне пообещали попробовать уточнить, но не думаю, что здесь есть какой-то шанс: в курсе материалов дела очень ограниченный круг лиц, как у них всегда и бывает, а интерес посторонних будет воспринят не просто в штыки, он приведёт к большим проблемам для любопытствующего. Это, сама понимаешь, никому не надо, особенно -- бесплатно, во имя интересов какого-то приятеля. А господин доктор за что удостоился такого доверия? Никак, ценную мысль предложил?

   -- Господин доктор пока ещё ничего не предложил, -- спокойно возразил Тринда. -- Доктору сначала хочется осмотреть пациента.

   -- Со стандартной искрой запускать? -- полюбопытствовала я и подошла к шкафу, делая вид, что достаю мешочек с кристаллом памяти оттуда. Да, я и так доверилась свелу почти полностью, но не хотелось давать повод заподозрить, что предмет разговора всё время был у меня под рукой.

   -- Нет, давай сразу с интересного начнём, с обыкновенными всё более-менее ясно, -- попросил гость, с любопытством разглядывающий мою мастерскую. Видимо, нечто подобное он видел первый раз в жизни.

   -- И что именно с ними ясно? -- уточнил, опередив меня, Миришир.

   -- Вот когда на необычного посмотрю, тогда и скажу, -- безмятежно отозвался доктор, а я завела машината на один оборот ключа и отступила под защиту Муха. Кто знает, что сейчас взбредёт в голову машине и свелу? А мой железный друг, хоть протезы его и были предназначены для других целей, в ближнем бою мог дать фору любому живому и неживому существу: первому в силе, второму -- в скорости.

   А дальше мы с Мухом имели возможность наблюдать крайне необычный процесс.

   Тринда представился, назвал свою профессию и невозмутимо сообщил машинату, что желает его осмотреть. При этом доктор выглядел настолько невозмутимым, будто имел дело с обыкновенным пациентом, явившимся на приём по предварительной договорённости. Арат, пристально наблюдая за процессом, заставлял машината шевелить конечностями и совершать различные движения, потом усадил болвана, попросил меня снять ограничители с шарнира коленного сустава и, закрыв окуляры машината платком, заставлял того сгибать и разгибать ногу.

   Пока я устанавливала снятые детали обратно, свел от команд перешёл к разговору. Быстро приноровившись к ограниченности собеседника в средствах выражения, принялся засыпать того короткими чёткими вопросами, требующими ответа "да" или "нет". Очень странными вопросами. Да и ответы в большинстве случаев казались неожиданными, причём пресловутое "не знаю" последовало всего пару раз.

   "Это белый цвет?" -- "Да". -- "Синий лучше красного?" -- "Нет". -- "На Чёрном острове больше трёх птиц?" -- "Нет". -- "Вода на Речном течёт вниз?" -- "Нет". -- "Чёрный хрусталь бьётся?" -- "Да". -- "Сколько крыльев у синей птицы? Стукни по столу нужное количество раз". -- Машинат три раза хлопнул ладонью. -- "Ты знаешь своё имя?" -- "Нет". -- "Ты любишь воду?" -- "Да".

   Сотни разнообразных и частью непонятных нам вопросов, ответы на некоторые из которых явно мог знать только уроженец Светлой стороны. Под нашими удивлёнными взглядами этот осмотр продолжался почти два часа. Понять, какой эффект на доктора производит тот или иной ответ, было невозможно, но в целом он был хмур, задумчив и очень сосредоточен, по сторонам не смотрел, а про время вовсе забыл. Я уже давно не пряталась за Муха, а сидела, с нетерпением ожидая вердикта; что он будет, сомневаться не приходилось.

   Когда у машината второй раз закончился завод, Тринда жестом остановил меня от повтора. Несколько секунд висела тишина, свел с непонятным выражением лица разглядывал машината, больше, кажется, сосредоточенный на процессах, происходящих в собственной голове, а мы с Мухом искоса переглядывались и рассматривали самого доктора.

   -- Ну, так что? Каков диагноз? -- наконец, не выдержала я. -- Ты что-нибудь понял?

   -- Понял, -- медленно кивнул Тринда. -- Видишь ли, изучение мозга на мой взгляд невозможно без изучения его высшей деятельности -- мышления, поэтому я занимаюсь не только хирургией, но и отчасти психологией. Так вот, я с уверенностью могу утверждать, что мы имеем дело с вполне конкретной сформировавшейся личностью.

   -- А до этого было непонятно? -- ехидно влез Мух. Доктор не стал возмущаться, слегка нахмурился и протянул.

   -- Попробую объяснить, что я имею в виду. Насколько можно утверждать на нынешнем этапе развития науки, личность человека состоит из нескольких фундаментальных частей. Во-первых, это физиологические, инстинктивные проявления, свойственные решительно всем живым существам, которые формируются ещё до рождения и в процессе взросления не возникают, а просто пробуждаются в определённый период -- тот же, скажем, инстинкт размножения. Во-вторых, это характер, некоторые базовые черты которого проявляются у человека уже с первых минут жизни, а, возможно, формируются ещё в материнской утробе. Характер именно развивается, эти базовые черты могут приглушаться теми или иными факторами, могут проявляться новые, человек способен сам воспитать в себе ту или иную черту, как способен развить, скажем, музыкальный слух. Дальше время и окружение формируют третью основу личности, воспоминания, которые в той или иной форме откладываются в памяти, искажённые призмой характера и физиологии.

   -- А физиология тут при чём? -- уточнила я.

   -- С одной стороны, восприятие человека зависит от остроты восприятия того или иного органа. Например, для кого-то важнее зрительная память, для кого-то -- слуховая, а некоторым проще запомнить запахи. С другой стороны, лучше всего мы запоминаем вещи, вызвавшие у нас сильные эмоции, а проявление эмоций -- это как раз во многом физиология. Так вот, возвращаясь к предыдущей теме, на основании этих трёх частей личности выстраивается четвёртая -- субъективная система ценностей и предпочтений: что мы любим, к чему питаем отвращение, к чему равнодушны. Если инстинкты у нас одинаковые, то всё прочее несёт ярко выраженный отпечаток индивидуальности. У того, кто составляет сейчас сущность кристалла памяти, отсутствует только половина этих вещей: по понятным причинам физиология и, собственно, память. А, вернее, не вся информация, которую принято называть этим словом, но память личная, направленная на своё "я". А вот характер и предпочтения никуда не делись.

   -- "Не делись" подразумевает, что всё остальное тоже когда-то было? -- уцепилась я.

   -- Именно об этом я и говорю, -- подтвердил доктор. -- Если закрыть глаза и забыть, что наш нынешний собеседник по факту -- груда железа с маленьким кристаллом в середине, я смогу с чистой совестью написать официальное заключение: перед нами человек с травматической, шоковой потерей памяти. События забыты, но мыслительная деятельность на высоком уровне, спектр общих познаний чрезвычайно широк, приоритеты ясны и отчётливы.

   -- Ага! А я говорил, что их из живых людей делают! -- обрадовался Мух. -- А ты -- статистика, статистика!

   -- Ну, такой перенос совсем не обязательно приводит к гибели оригинала, -- осторожно возразила я. -- Может, это... ну, не знаю, как снятое клише для оттисков? Сделали слепок, и дальше штампуют его десятками и сотнями.

   -- Мне нравится эта версия, -- Тринда указал на меня пальцем, -- но не в этом случае.

   -- Почему? -- хором уточнили мы.

   -- Как ни трудно поверить в подобное совпадение и стечение обстоятельств, но я почти уверен, что знаю этого человека.

   -- И-и-и? -- протянул нетерпеливый Миришир, потому что собеседник запнулся.

   А у меня в душе шевельнулось крайне неприятное предчувствие. То самое, которое поселилось во мне при первом взгляде, брошенном на странную синюю искру, и укрепилось на занятых позициях во время визита Ванзы Алота. Которое все последующие часы сидело неподвижно, стараясь не привлекать к себе внимания, и тщательно укоренялось. А теперь вот начало потихоньку наглеть, как избалованное домашнее животное, и первый раз для пробы и проверки реакции больно куснуло под грудиной.

   -- В общем, я готов съесть свою монографию по картографии головного мозга, если это -- не Верда Аото. Честно говоря, я не имею ни малейшего представления, как такое возможно, но это наверняка он.

   -- И откуда доктор столь хорошо знает личные предпочтения и характер первого арра? -- со вздохом уточнила я. Предчувствие глумливо хихикало и поддерживало предположение Тринды.

   -- Не могу назвать себя его другом или даже приятелем, но знакомы мы неплохо. К тому же, я многим ему обязан. Мы приятельствовали в молодости, в годы учёбы, потом... продолжить свои исследования я сумел только благодаря его протекции, иначе меня на заре карьеры растерзали бы собственные излишне консервативные коллеги. Несколько раз я общался с ним в приватной обстановке, в том числе -- на отвлечённые темы, так что определённое представление о его вкусах и предпочтениях у меня сложилось.

   -- Ну, ничего себе Домна чихнула! -- восхищённо протянул Миришир. -- С ума сойти!

   -- Не вижу повода для радости, -- недовольно проворчала я. -- Неприятности, в которые мы вляпались, принимают грандиозный размах. Но мне очень интересно, если это -- столь важная часть такого грандиозного и безупречного плана по смене власти, как они умудрились её пропыхать?! Да ещё настолько бездарно, что даже толком не знают, куда именно она делась!

   -- Понятия не имею, -- поморщился Тринда. Его, похоже, последний вопрос интересовал меньше всего. -- Мне больше хочется выслушать вашу версию дальнейшего развития событий.

   -- То есть?

   -- Что вы планируете делать с этой искрой?

   -- Понятия не имею, -- тяжело вздохнула я.

   -- Процесс может быть обратим, -- задумчиво протянул Мух.

   -- Вполне возможно. Пока мозг жив, шанс на это есть. Надо только выяснить, как именно эту информацию из него вытащили, -- доктор подобрался и даже слегка подался вперёд от возбуждения. Глаза его возбуждённо блестели -- ну точно как у Миришира, рассказывающего об очередной своей гениальной идее.

   -- Резонно, -- ту Трум тоже заметно оживился. -- Наверное, это какой-нибудь прибор. Получается как с записью звука на музыкальные пластинки: если один прибор его записывает, то другой может с успехом восстановить обратно.

   -- Стоп! -- оборвала я готового высказаться доктора и резко вскинула ладони. -- Мужчины, вы совсем умом тронулись?! Вы вообще понимаете, что предлагаете? Для того, чтобы всё это провернуть, нам не просто надо отправиться на Светлую сторону, нам как минимум нужно незаметно подобраться к телу первого арра, которое наверняка очень хорошо охраняется. А перед этим -- ни много ни мало -- выяснить основной секрет свелской промышленности, то есть -- технологию изготовления кристаллов памяти. Да нас на выходе из транспортного тоннеля перережут! За Триндой после его демарша наверняка присматривают, и если нашу встречу вполне могли просто посчитать продолжением вчерашнего знакомства, то, стоит рыпнуться в сторону Светлой стороны, нас устранят сразу же, не стесняясь в средствах и не теряя ни секунды времени. Мне по-человечески очень жалко этого парня, но я решительно не представляю, чем мы можем ему помочь!

   -- Можно попробовать использовать другое тело, -- осторожно возразил доктор.

   -- Не считая аморальности подобного варианта -- что ты предлагаешь сделать с прежним хозяином этого тела? -- задачу это упрощает не сильно. Нам всё равно нужно попасть на Светлую сторону, потому что здесь нет ни одного специалиста по искрам, способного прояснить технологию. А спрашивать нас, какое именно тело нам необходимо, никто не будет.

   -- По поводу аморальности я бы поспорил, -- возразил Мух. -- Мы же не будем ловить беззащитных невинных граждан! А какую-нибудь сволочь из организаторов всей этой заварушки я бы жалеть не стал. Отличная расплата: симметричное наказание за преступление.

   -- Ну да, а он будет смиренно стоять и ждать посреди улицы, пока ты подойдёшь и уведёшь его в тёмный уголок, чтобы предъявить счёт, -- раздражённо фыркнула я. -- И вообще, я предлагаю заняться решением этого вопроса завтра, на свежую голову. Сейчас я слишком хочу спать, чтобы принимать ответственные решения, -- резюмировала я и, ставя в разговоре точку, подошла к машинату, чтобы извлечь из него искру.

   Мужчины молчали. Не думаю, что они признали мою правоту и отказались от безумной затеи, но последнее замечание оспаривать было глупо. Время приближалось к двум часам ночи, всем следовало отдохнуть.

   Тринда на правах нового гостя был размещён в гостевой спальне, а Мух как старый друг -- вытеснен на диван в гостиной. Дом у меня небольшой, поэтому спальных мест не так много: на втором этаже гардеробная и две спальни -- хозяйская и гостевая, каждая со своей ванной. На первом -- гостиная и просторная кухня-столовая с небольшой кладовкой в дальнем конце. И, собственно, всё, не считая просторной мастерской в подвале.

   Уложив мужчин, я ушла к себе с мыслью упасть и уснуть, но сон как назло долго не шёл -- слишком суетными мыслями была занята голова. Они напоминали искры шутихи, беспорядочно мельтешащие, шумные и бесполезные. Длинный день принёс очень неожиданные новости, которые никак не хотели укладываться в моих мыслях на полочках, предназначенных реальных воспоминаний и фактов.

   Что бы я ни говорила мужчинам про глупость и опасность попыток влезть в это дело, в глубине души была на их стороне. Что-то внутри категорически возражало против идеи оставить всё как есть, обречь случайно попавшую в мои руки чужую душу на прозябание в мёртвой металлической оболочке. Надо думать, память о собственном ночном кошмаре, сдобренная болезненными уколами совести, и чувство протеста против грандиозной несправедливости, свершившейся совсем недалеко.

   История с захватом власти на Светлой стороне была настолько грязной, настолько отвратительной, что решительно вся моя сущность отчаянно требовала каких-то конкретных шагов ддля протеста и борьбы. Понятно, что политика -- в принципе нечистое занятие, что моральные рамки у занимающихся ей людей размыты, что они привыкли идти по головам, но то, как поступили с первым арром, лежало за гранью нормального даже для них. Убить, оклеветать, подставить и отправить в тюрьму по ложному навету, даже шантажировать -- да, гадко, противно, но... во всех этих случаях человек до конца остаётся собой. Если оказывается слаб -- ломается, но если хватает сил, воли и ума, он может бороться.

   Должны же быть какие-то пределы у человеческой мерзости! Даже самый грязный шантаж не шёл ни в какое сравнение с этим. У человека силой отняли то, что составляло его самого: его сущность, личность, душу. Вырвали из тела и запечатали в камень, как в какой-то старой страшной сказке. Разница в том, что в любой сказке есть надежда на чудо, которое непременно произойдёт и спасёт страдальца. А у этого человека не было чуда, у него были только мы.

   Впрочем, нынешнее стечение обстоятельств тоже сродни чуду. Кристалл ускользнул от внимания свелов поначалу, попал в руки к механику, сумевшему приоткрыть его тайну, потом во второй раз случайно избежал возвращения назад. А там и вовсе -- вот уж где подлинное чудо -- столкнулся не просто с лучшим специалистом по человеческим мозгам на обеих сторонах диска, но специалистом, сумевшим опознать его и назвать его имя!

   Сознательно прервать такую цепочку счастливых случайностей казалось кощунственным.

   Говорят, Мировой Диск -- это огромный гироскоп, отчаянно сопротивляющийся всем процессам, пытающимся сдвинуть его с первоначальной траектории. Это совершенно точно справедливо в космологии, доказана справедливость этого утверждения и в материальном смысле. Так, например, старые заброшенные шахты постепенно зарастают породой, как зарастают новой тканью раны на человеческом теле, и буквально через тысячу оборотов можно возобновлять разработки. Даже энергетическая оболочка Диска неизменна: к примеру, почти постоянна температура нижнего слоя туч, уже более-менее изученного и наблюдаемого чуть меньше сотни оборотов. Так почему не предположить точно такой же стабильности не только количества обитателей Мирового Диска -- а численность жителей обеих его сторон остаётся неизменной вот уже много сотен оборотов -- но и эфемерной субстанции, именуемой "общественным порядком"?

   В это очень хотелось верить, потому что в таком случае у предстоящего безумного мероприятия был шанс на успех.

   Собственно, с этими мыслями и с этой надеждой я уснула.

  

 

Глава 3. Судьбоносное решение

   Звучала музыка. Патефон слегка шелестел и потрескивал, но из-под его иглы текли удивительно чистые и стройные звуки. Мерная, плавная мелодия кружила меня в странном ритме, и я танцевала, влекомая партнёром. Он был высок, а в руках, обнимавших мою талию, ощущалась сила, но полумрак скрадывал черты лица и цвет коротких тёмных волос. Мужчина задавал темп и направление движения, я послушно следовала его воле и отстранённо удивлялась уверенности собственных шагов и па. Я точно помнила, что совсем не умею танцевать, и уж тем более -- этот странный непонятный танец с однообразным рисунком, но тело откуда-то всё знало.

   В какой-то момент -- чувство времени мне сейчас было недоступно -- танец кончился, мгновенно сменились декорации, как это часто бывает во сне. В руке моей оказался странный узкий высокий бокал из прозрачного стекла. Цвет жидкости в нём мешал разобрать всё тот же полумрак, но гораздо сильнее занимал не он, а странное ощущение противоречия: мне одновременно было любопытно, что это за напиток, и совершенно безразлично.

   -- За успех, -- прозвучал сильный низкий голос.

   -- За успех, -- поддержала я, ощущая на языке привкус злорадного предвкушения и совсем не чувствуя вкуса напитка, который пригубила после этих слов.

   Кажется, мы подняли разные тосты. За успех чего именно пил мужчина, я не знала, но я пила за свой собственный, уже достигнутый: партнёр по танцу выпил содержимое бокала, не заметив примесей. Я точно знала, что в напиток что-то было подмешено, но не помнила, что именно. Яд?

   Декорации вновь сменились. Передо мной стоял уже совсем другой мужчина, в этом я была уверена твёрдо, хоть фигурой и причёской он был похож на предыдущего, а лица первого я не видела. Сильная широкая ладонь мужчины мягко держала меня за шею, и внутри восторг от этого прикосновения мешался со страхом.

   -- Ты молодец, -- улыбнулся уголками губ этот герой сна, и опять эмоции возникли очень противоречивые. Одна часть меня восторженно замерла, переживая похвалу и скупое проявление эмоций, а другая...

   Другая подметила безразличие в холодных глазах удивительно чистого и яркого голубого цвета и сардонично-насмешливые складочки, едва заметные в уголках тонких губ.

   За похвалой последовал поцелуй -- глубокий, властный, кончик языка мужчины пощекотал моё верхнее нёбо. И вновь контраст ощущений оказался разительным: смесь чувственного восторга с отвращением и почти тошнотой от слишком грубого влажного прикосновения. Я точно знала, что всегда питала неприязнь к подобным поцелуям, когда партнёр настолько широко открывает рот и погружает язык, что, кажется, пытается сожрать или по меньшей мере достать до голосовых связок.

   Мужчина отстранился. Взгляд обвёл моё лицо, на мгновение скользнул над плечом, потом задержался на губах.

   -- Прощай, -- улыбнулся он точно так же холодно, а смешавшиеся во мне удивление и дурное предчувствие оборвала боль. Она напала подло, со спины, ударила под лопатку так сильно и резко, что мне почудилось -- пробила насквозь, и в следующий момент мужская рука на горле разжалась.

   Я удивлённо опустила взгляд вниз, ожидая увидеть... не знаю, что именно. Одна часть меня никак не могла понять, что происходит, а вторая -- наверное, готовилась разглядеть кровавое пятно и блестящий кончик ножа, вышедший из груди. Ничего подобного, конечно, не было, и взгляд метнулся вверх, обратно к лицу мужчины. Удивление и растерянность в моём взгляде разбились о безразличие в голубых глазах и лёгкую скучающую усмешку.

   Я попыталась что-то сказать, протянула руку в рефлекторной попытке уцепиться за рубашку этого равнодушного чудовища, но тут моё плечо стиснула ладонь того, кто стоял сзади. Последовал резкий рывок, освободивший нож из плоти. Ощущение в этот момент было такое, будто из меня вырвали кусок сердца, будто чужая рука ухватила саму жизнь и безжалостно выдернула её из тела.

   Боль на мгновение захлестнула тело целиком, составила всё моё существо. Боль и тишина -- тишина замершего в груди сердца, тишина не способных сделать вдох лёгких, тишина мгновенно наполнившегося кровью горла.

   Кровь пошла ртом, разбавляя боль привкусом солёного железа. Мужчина с равнодушными глазами брезгливо поджал губы и отступил на полшага -- не хотел испачкать светлые штаны и рубашку. Проследил взглядом траекторию падения моего умирающего тела ровно с таким выражением, с каким переходящий улицу пешеход провожает проезжающий мимо мобиль.

   -- Почему так долго? -- мгновенно забыв о лежащей у ног женщине, спросил он того, второго, который воткнул нож и который по-прежнему оставался невидим.

   -- Небольшая заминка с транспортом, -- отозвался изумительно красивый, мягкий и бархатистый баритон, заполнил своим звучанием звенящее и кружащееся пространство. Такой голос был создан, чтобы очаровывать женские умы, сводить с ума ласковыми словами и порабощать волю вкрадчивым шёпотом. Он просто не мог принадлежать хладнокровному убийце, это было настолько же дико, настолько же неправильно, что я почти сумела открыть рот и высказать вслух своё возмущение. Хотя, наверное, это "почти" мне просто почудилось... -- Я здесь уберу, -- мягко мурлыкнул баритон где-то в навалившейся гулкой темноте, и я умерла.

  

   Открыв глаза, поначалу долго не могла сообразить, кто я вообще такая, где нахожусь и что происходит. Воспоминание о собственной смерти было настолько отчётливым, настолько ярким и подробным, что казалось более реальным, чем ощущение подушки под головой и знакомые запахи спальни.

   Я выпростала руку из-под тонкого одеяла, ощупала лицо, слегка ущипнула себя за нос, после чего села и огляделась по сторонам. Часы показывали почти девять, и я долго их рассматривала, пытаясь понять -- девять утра или вечера, и вообще, какой сейчас день?

   -- Может, мне уже пора лечиться? -- тоскливо пробормотала в пространство и отбросила одеяло, чтобы подняться с кровати. Опять мокрая сорочка, опять тяжёлый мутный осадок в душе, причём гораздо более концентрированный, чем в прошлые разы. Я думала, впечатления прошлых кошмаров были пугающе реальны? Ха, да с нынешним они не шли ни в какое сравнение!

   Может быть, потому, что в замкнутом пространстве неподвижного механического тела разум оставался жив, у него оставалась надежда на спасение, на чужую руку, которая повернёт ключ, и, в пику моим собственным вчерашним мыслям, эта надежда согревала? Может, потому, что падение оборвалось за мгновение до встречи с землёй? А сейчас я помнила, как умерла, и заставить разум забыть этот обман было чудовищно сложно.

   Я очень долго стояла под душем, то обжигая себя почти кипятком, то -- самой холодной водой, какую способен был выдать кран. Последняя, впрочем, была скорее еле-тёплой, чем действительно холодной: подземные источники, из которых все жители Тёмной стороны берут воду, тоже подогреваются вулканами.

   Тело не верило. Всё казалось, что это -- предсмертные видения угасающего разума, и чудилось, что звуки, запахи, ощущения притуплены и тусклы, как полустёртая фотокарточка.

   Избавиться от гадостного осадка так и не удалось, и я вышла из ванной в угрюмом и очень подавленном настроении. Одолевали мрачно-философские мысли о бренности бытия и несовершенстве человеческого разума, и я пыталась отвлечься от них анализом событий кошмара.

   Если первый сон легко было привязать к искре и в самом деле списать на предчувствие, второй -- объяснить вполне естественными причинами, то сегодняшний лежал за пределами моего понимания. Ничего даже близко похожего мне никогда не снилось! И потрясающая реалистичность сна в этом смысле меркла на фоне его сюжета. Даже очень постаравшись, я не могла придумать, чем объяснить подобные выверты собственного подсознания! И волей-неволей задумывалась, а что, если я наблюдала некие реальные события, мистическим образом забравшись в голову незнакомой женщины? Ведь взялось же откуда-то это ощущение двойственности восприятия, и роль стороннего наблюдателя её неплохо объясняла.

   События прошлого или будущего? Или всё это случилось в тот момент, когда я спала? Произошло в нашем мире или в каком-то другом? Говорят, душа сновидца покидает тело и отправляется в путешествие по всему Диску и даже за его пределы...

   И, главное, чем это грозит лично мне и грозит ли вообще? Или, несмотря на всю реалистичность сна, стоит ли на него так серьёзно реагировать?

   С самого пробуждения захваченная тревожными мыслями и рассуждениями, я умудрилась забыть, что сегодня в доме присутствует посторонний мужчина, и прошла в кухню как была, в халате. Правда, поднявшее было голову смущение быстро утихло под натиском логики и дурного настроения. Во-первых, халат вполне закрытый и приличный, во-вторых, у нас есть дела поважнее, а в-третьих, чего стесняться-то? Я, чай, не девчонка давно уже, да и Тринду вряд ли чем-то сумею удивить. Биология утверждает, что наши основные трансформации полностью идентичны.

   -- Доброе утро, -- проговорила, окинув взглядом сидящих у стола гостей и хлопочущую у плиты экономку. Госпожа ту Мирк выглядела озадаченной, смущённой и даже, кажется, напуганной присутствием свела. А вот настроение мужчин явно отвечало моему собственному. Задумчивые и мрачные, они совместно изучали разложенную на столе газету и хмурились. Атмосфера в кухне была наэлектризованной и пахла неприятностями; очень непривычное состояние для этого места, обычно наполненного ощущением уюта и запахами вкусной еды.

   -- Как-то неубедительно у тебя это прозвучало, -- насмешливо заметил Мух. -- Привет.

   -- Да вы тоже не выглядите жизнерадостными, -- возразила я и села напротив мужчин. -- Что-то случилось? В смысле, случилось что-то ещё?

   -- Ничего неожиданного, -- пожал плечами Тринда и повернул газету ко мне.

   Основных новостей было две.

   Вчера вечером, когда мы с Аратом беседовали в ресторане, произошёл взрыв ещё в одном тоннеле, на этот раз -- грузовом, но жертв было ещё больше, чем в прошлый раз. Если верить статье, взрыв был несравнимо более мощным, и в результате пострадал не только экипаж транспорта, но обслуживающий персонал станции, работники компаний, встречавших грузы, грузчики и водители нескольких мобилей, случайно оказавшихся поблизости. В связи с этим Управляющий принял решение о временном приостановлении всего сообщения со Светлой стороной с туманной формулировкой "до устранения потенциальной угрозы".

   А второй новостью было последнее известие, пришедшее с другой стороны Диска буквально за полчаса до крушения: сводный консилиум врачей расписался в собственном бессилии и признал первого арра неизлечимо больным, что, если верить статье, автоматически запускало юридическую процедуру признания его недееспособным и официальный переход власти в чужие руки.

   Не сговариваясь, завтракали молча и быстро, чтобы поскорее покончить с этим и перейти к решению более важных вопросов, а огру и вовсе прихватили с собой в мастерскую. Обычно я себе такого не позволяла, но сейчас решила сделать исключение.

   Я только интуитивно ощущала, что эти два события как-то связаны, очень важны для нас троих и синей искры, лежащей в кармане халата, и непременно будут иметь последствия. Чтобы прийти к этому утверждению, даже интуиция была не нужна, достаточно просто взглянуть на Арата: он был гораздо мрачнее, чем вчера после знакомства с "пациентом", и, стало быть, новости эти не несли нам ничего хорошего.

   -- Итак, продолжим, -- проговорила я, когда за нашими спинами захлопнулась дверь мастерской. -- Тринда, что меняют в ситуации новости из утренней газеты?

   -- Может, ты сначала запустишь болвана? -- вместо ответа предложил тот. -- Мне кажется, он имеет право по крайней мере слышать, что происходит.

   -- Резонно, -- согласилась я.

   -- Начало официальной процедуры означает, что жить телу Верды осталось около половины малого оборота, максимум -- оборот.

   -- Поясни, -- на всякий случай попросила я, хотя определённые предположения на эту тему были.

   -- Официальная волокита займёт около пятнадцати дней. Теоретически может и дольше, но сейчас некому будет затягивать процесс, в нынешней ситуации в отстранении Первого арра заинтересованы почти все. Фактически, в настоящий момент на Светлой стороне нет официальной власти, и это однозначно плохо. А вот после того, как его отстранят, болезнь резко обострится и Верда умрёт. Может быть, не сразу. Они могут перестраховаться и немного выждать, но рисковать, оставляя его в живых, никто не будет. Так что, если мы действительно хотим чем-то ему помочь, действовать следует быстро. Хотя, в свете прекращения сообщения, я сомневаюсь, что у нас есть на это шансы. Не удивлюсь, если эти провокации были предприняты именно с подобной целью -- чтобы исключить саму возможность возвращения кристалла памяти. Не просто так они начали искать его здесь, верно? Значит, есть какие-то основания для этого.

   -- С основаниями всё просто, -- отмахнулась я. -- Почти все искры отправляются на Тёмную сторону, потому что именно у нас производятся болваны, в которых они вкладываются. Получается, у нас в принципе нет шансов ему помочь? -- я кивнула на неподвижного машината, который, хоть и был сейчас заведён, сидел почти неподвижно и явно прислушивался к разговору.

   -- Если вопрос состоит в способе путешествия на ту сторону, у меня есть идея, -- уголками губ улыбнулся Мух. Всё его лицо выражало такое удовольствие и предвкушение, что я готова была протестовать, даже не выслушав, о чём пойдёт речь. Ничего хорошего и разумного Миришир с таким видом предложить не мог.

   -- Какая? -- вопросительно вскинул брови Тринда.

   -- Добраться туда по-старинке, по воздуху, -- невозмутимо откликнулся тот.

   -- Теоретически, это действительно единственный способ. А практически... Подобный путь займёт не меньше десятка дней, но ещё больше времени понадобится на организацию такого путешествия. Да и устроить всё незаметно не получится, а это, по-моему, в нашем случае главное условие.

   -- Не надо ничего организовывать, -- Мух расплылся в довольной улыбке, а меня осенило.

   -- Ты имеешь в виду ту экспедицию? -- хмурясь, предположила я.

   -- Точно, -- подтвердил друг.

   -- Думаешь, ради нас они оставят свой самоубийственный план и отправятся вокруг диска? -- я скептически хмыкнула.

   -- Открою страшную тайну, -- с ухмылкой сообщил он, -- у ребят гениальная в своей простоте идея. Они хотят добраться до края диска и подняться на нужную высоту там, где тучи сходят на нет, а не ломиться через всю толщу. Думаю, получится договориться о небольшом крюке. В центр Светлой стороны нас, конечно, не повезут, но закинуть на ближайший остров -- это всего несколько часов.

   -- Мух, скажи, почему я чувствую подвох в этих словах? -- со вздохом уточнила у друга.

   -- Потому что ты боишься дирижаблей, -- пакостно захихикал он.

   -- Не дирижаблей, а высоты, -- возразила спокойно.

   -- И они возьмут нас на борт? А как же дополнительный вес? И голодать мы столько не сможем, придётся рассчитывать провиант на нас, и запасы воды наверняка ограничены, -- заметил прагматичный Тринда.

   -- Дирижаблю наш вес не страшен, -- отмахнулся Мух. -- Да и, кроме того, это пока идея, а других всё равно нет. Нужно разговаривать с начальником экспедиции, а попусту сотрясать воздух можно очень долго. Я с ним сегодня встречусь, он нормальный мужик, должен отнестись с пониманием.

   -- Погоди, -- опомнилась я, -- но мы же ещё ничего не решили! Попасть на Светлую сторону -- ладно, но не это самое сложное. Что мы будем делать на месте?! Пока доберёмся до центра Диска, у нас не останется времени на поиски решения. Я понятия не имею, к кому идти с подобными вопросами!

   -- У меня есть несколько мыслей о поисках тела, -- медленно, с расстановкой проговорил доктор. -- На тот случай, если у нас не получится своевременно подобраться к Первому арру, а в этом я почти уверен. Во-первых, если мы совсем опоздаем, можно попробовать найти какое-то другое вместилище. Если процесс действительно обратим, то взаимозаменимость носителей очень вероятна. Во-вторых, можно реанимировать мёртвое тело, если суметь забрать его до того, как начнутся процессы разложения и свернётся кровь. В конце концов, без личности и деятельности мозга человеческое тело -- это просто механизм, пусть и работающий на немного иных принципах, чем те же машинаты. А в-третьих, если нам повезёт добраться до Верды, когда он ещё будет жив, можно самим инсценировать его смерть. Есть специальные составы, которые замедляют метаболизм настолько, что отличить это состояние от смерти крайне сложно. Я не думаю, что кто-то будет слишком дотошно проверять, а выкрасть признанное мёртвым тело гораздо проще, чем живого первого арра.

   -- Какое-то безумие, -- пробормотала я, массируя виски. -- Не могу поверить, что я сижу и всерьёз обдумываю возможность воскрешения покойника или изощрённого убийства с подменой.

   -- А тот факт, что это всё слушает разумный машинат, тебя не смущает? -- ехидно поинтересовался ту Трум.

   -- Разумный машинат -- это реальность, данная нам в ощущениях, -- возразила ему, -- а всё остальное -- безумие, на которое вы собираетесь пойти совершенно сознательно.

   -- В конечном итоге, никто не заставляет тебя участвовать во всём этом, -- спокойно проговорил Тринда. -- Подобный риск -- вообще не женское дело, а ты этому человеку ко всему прочему ничем не обязана.

   -- Да уж, -- пробормотала я себе под нос.

   Мух пакостно захихикал; он знает, насколько я не люблю словосочетания "не женское дело" и "ну ты же женщина". Но друга я сейчас проигнорировала, не придала и значения снисходительному высказыванию свела, вместо этого смерила долгим взглядом машината.

   Интересно, о чём он сейчас думает, слушая, как решается его судьба? Злится на меня за трусость? В отчаянии от невозможности что-то изменить и повлиять на происходящее? Воет от страха и безысходности?

   Тяжело, наверное, осознавать, что твой единственный шанс выжить -- три благородных идиота, решивших побороться против самой мощной силы на всей Светлой стороне, у которых нет внятного плана действий и вменяемых шансов на успех.

   А, впрочем, сейчас у него есть только один способ не скатиться в истерику: отчаянно и упрямо в нас верить, несмотря ни на что.

   -- Оставишь вас вдвоём, вы такого наворотите! Так что -- попробуем рискнуть, -- решила я и обратилась к доктору с вопросом: -- Почему ты изменил своё мнение?

   -- Когда? -- ответил тот удивлением во взгляде.

   -- До сих пор ты не планировал бороться, рисковать жизнью и спасать Первого арра. Что изменилось?

   -- А, ты об этом. Просто у этого риска появился смысл, -- пожал плечами Арат. -- Прежде... да, я мог упереться, мог рискнуть, мог попытаться доказать умысел, мог даже суметь это сделать и выжить. Скандал бы вышел знатный, шумный, нашли бы виноватого. Но всё это без толку, потому что я был уверен: шансов на выздоровление у Верды не осталось. А сейчас ситуация гораздо серьёзней. Сейчас, во-первых, есть возможность спасти его, по-настоящему спасти, а во-вторых, речь идёт уже не о политическом убийстве, а о нешуточной угрозе всему человечеству. Если из первого арра сделали кристалл памяти, у простых смертных тем более есть повод для беспокойство. При серьёзном подходе и доле везения можно поднять бурю, которая сметёт "Искру разума" целиком и полностью. Я полагаю, в курсе подобной технологии считаные единицы сотрудников, хозяева да непосредственно разработчики механизма переноса информации, а все остальные -- просто наёмные работники. Они же сами разорвут своих хозяев, если правильно донести до них информацию. Но для этого нужно много с кем поговорить, и делать то нужно там.

   -- Можно начать и здесь, -- задумчиво возразила я. -- Думаю, поддержка с этой стороны Диска окажется нелишней.

   -- И у тебя есть нужные связи? -- уточнил Тринда и подался вперёд, настороженно меня разглядывая.

   -- У меня есть нужный знакомый, -- поправила его. -- Но к этому человеку не стоит идти с пустыми руками.

   -- В каком смысле? Надо принести тортик? -- весело встрял Миришир.

   -- Угу, вроде того. Ладно, политическая поддержка, газеты, шумиха -- всё это здорово, но, повторюсь вновь, не решает главных вопросов: как личность Первого арра запихнули в этот кристалл памяти и возможно ли запустить обратный процесс? Ни газеты, ни высокопоставленные знакомые на них ответить не могут. У тебя есть какой-нибудь верный друг детства, полностью достойный доверия, по чистой случайности разбирающийся в искрах?

   -- Увы, -- Тринда в ответ развёл руками.

   -- Вот и у меня нет, -- со вздохом согласилась я.

   -- Погоди, а как же тот мужик, с которым ты придумывала мою руку? -- оживился ту Трум.

   -- Господин Бинда Олем? -- уточнила я. -- Во-первых, я не уверена, что ему можно доверять в данном вопросе. Одно дело -- пусть и индивидуальный, но простой, понятный и не имеющий нехорошего душка заказ, а другое -- история с политическим переворотом. Ну, и во-вторых, я не уверена, что он всё ещё жив. Уже тогда он был ветхим стариком, а оборотов с нашего последнего разговора прошло немало. Кроме того, меня смущает ещё одна мысль. Если окажется, что процесс обратим, и, более того, возможно записать память одного человека в тело другого, это может привести к катастрофе ещё большей, чем простое превращение людей в кристаллы. Кто-то может посчитать подобное ключом к вечной молодости. Всего-то и надо, регулярно менять тело. Слишком многих в таком случае не остановит моральная сторона вопроса.

   -- Справедливо, -- медленно кивнул доктор. Некоторое время мы помолчали, допивая уже остывшую огру, а потом Миришир поднялся с места.

   -- Ладно, сидите, страдайте дальше, а я пойду заниматься делами, -- резюмировал он. -- Вечером предлагаю собраться здесь же и поделиться результатами. Надеюсь, к тому времени ваши моральные терзания утихнут и вы уже примете какое-нибудь решение.

   На этой ехидной ноте Мух умчался, и мы с Триндой остались вдвоём, если не считать неподвижного машината.

   -- У меня одного ощущение, что мы зашли в тупик? -- с тихим смешком уточнил мужчина. Я в ответ только улыбнулась, а потом спросила:

   -- Как получилось, что Первый арр в своём возрасте не озаботился наследником? Насколько я понимаю, в его положении при вашей системе управления это был едва ли не самый важный шаг.

   -- Мнил себя бессмертным, -- скривился Тринда. -- Утверждал, что в тридцать пять оборотов заводить семью ещё рано. Он здорово напоминал твоего друга, Миришира. Может, только чуть менее кипучий и более жёсткий.

   -- Мух в качестве правителя? -- вытаращилась я на доктора. -- Как я вам сочувствую... Может, не надо его возвращать? -- предложила с иронией.

   -- Ну, может, я преувеличиваю, а Верда с годами поумнел и повзрослел, -- улыбнулся собеседник. -- К тому же, насколько я могу судить по воспоминаниям юности и газетам, безалаберность Первого арра касалась почти исключительно женщин. Не удивлюсь, если именно за слабость к вашему полу он и поплатился в конце концов, -- заметил он, бросив долгий задумчивый взгляд на машината.

   А я вспомнила сегодняшний пугающе реалистичный сон, мужчина из которого тоже поплатился за доверие к женщине. Уж не имело ли этот сюжет отношения к биографии Первого арра? Не он ли был тем самым танцором?

   Вряд ли сон повторял реальность в точности, слишком много отличий. Например, волосы мужчин из сна были слишком короткими, арры так не носят, достаточно посмотреть на Тринду. Да и сам Верда на фотографиях, которые порой попадались в газетах, демонстрировал великолепную шевелюру. И цвет волос у того, второго, был коричневый, какой порой встречается у тенсов, но не у свелов. И одеты оба мужчины были как-то не так. Я уже не могла в точности вспомнить, как именно, но поручиться в "ненормальности" была готова.

   Но уточнить кое-что стоило. Внятно и логично объяснить собственную уверенность не только в наличии у героев сна реальных прототипов, но и в правильном понимании их характеров я не могла: здесь опять играла свою роль интуиция.

   -- Тринда, а среди ближайшего окружения Первого арра или, может быть, среди первых его врагов случайно нет примечательной личности с очень холодными глазами, такими, что они никогда не меняют выражения? У него ещё подручный есть с изумительно красивым баритоном.

   Я пробовала примерить роли персонажей сна к Ванзе Алоту как к единственному знакомому мне свелу из числа потенциальных противников, но подходил он со слишком большой натяжкой. Дело было не во внешности и совсем другом взгляде, просто... тот тип из сна явно был более крупной фигурой, такой мог только возглавлять заговор, но никак не служить на побегушках. А на того, кто держал в руках нож, арр Алот не походил ещё больше. Я не видела лица убийцы, но готова была поклясться, что он значительно эффектней своего хозяина. Может быть, у него заурядная или даже неприятная внешность, но непременно должна быть бездна обаяния. Эдакий Миришир, вдруг сменивший страсть полётов на страсть охотника.

   -- Не припоминаю, -- через несколько секунд отозвался мужчина. -- Но это ни о чём не говорит. Во-первых, я не знаю по именам всех его врагов, а во-вторых, слишком расплывчатое определение, под него можно подвести добрую половину арров. Среди высоких родов считается не то чтобы неприличным, но недостойным чересчур откровенно демонстрировать эмоции, и многие стараются следовать этому правилу.

   -- А ты к ним, стало быть, не относишься?

   -- Я же не идиот, -- насмешливо ответил он. -- Это неестественно и в высшей степени вредно для здоровья. Конечно, контролировать себя стоит, но не надо перегибать. Что до баритона... Прости, не понимаю, о чём ты. Откуда вообще такие странные приметы?

   -- Не бери в голову, -- отмахнулась я. -- Просто с появлением этой искры мне начали сниться довольно странные и очень правдоподобные сны. Сегодня вот я видела, как некая особа женского пола отравила некоего мужчину по приказу этого типа с холодными глазами, а потом его подручный, которого я не видела, но отчётливо запомнила голос, её заколол. Подумала, вдруг это озарение?

   -- Человеческий разум -- сложная и странная штука, -- задумчиво проговорил Тринда, внимательно меня разглядывая. -- Природа снов, вопросы существования души, некоторые странности психики -- эти загадки нам ещё предстоит разгадать. Большинство моих коллег отрицает такое явление, как вещие сны. Конкретно этим вопросом я не занимался, но... такого, знаешь ли, насмотрелся, что оставаться убеждённым скептиком трудно. Вот на него посмотришь, и скептицизм уже шатается, -- добавил мужчина, кивнув на машината. -- Ничего конкретного про похожих на описанные тобой образы людей я сказать не могу, но подумаю. В любом случае, не зацикливайся на этих снах, но и не выкидывай их полностью из головы. А лучше всего -- подробно записывай. Мало ли?

   -- Спасибо, учту, -- кивнула я.

   -- Ладно, в одном Миришир безусловно прав: надо не страдать, а делать дела. Спасибо за гостеприимство, и до вечера!

   Гость ушёл, отказавшись от предложения проводить к выходу, и я осталась наедине с машинатом, завод которого уже кончился. Возвращать ему подвижность, пусть и на короткий срок, в отсутствие Муха я не собиралась. Может, личность мы установили, признали разумность и даже вменяемость этой личности, да и видимых причин для бунта и плохого поведения у искры не бло, но рисковать я не собиралась. Мало ли, что взбредёт в железную голову и что где замкнёт!

   -- Всё-таки, не повезло тебе, парень, -- тихо проговорила я, разглядывая механическую куклу. Когда прояснилась история со странным поведением Геша, иррациональный страх пропал, разве что в блеске линз окуляров чудилось нечто зловещее. Может, именно благодаря этому впечатлению я и не стала "оживлять" болвана лишний раз? -- Никому не пожелала бы оказаться в твоей шкуре. Но, с другой стороны, ты во многом сам виноват. Теперь будешь знать, к чему приводят беспорядочные половые связи! -- назидательно сообщила я. Сама насмешливо фыркнула собственной шутке и вооружилась инструментом, чтобы достать кристалл из головы машината. -- Зато есть время подумать над собственным поведением. Если выживешь, получишь шанс образумиться и перестать прыгать из койки в койку. До скорой встречи, -- попрощалась и пинцетом бережно вынула кристалл из гнезда, отключив от окуляров и динамиков.

   Интересно, ощущает ли он что-то вот в таком состоянии голого разума, лишённого малейшей связи с окружающим миром? Неужели эти ощущения предпочтительней неподвижности, но неподвижности более-менее осознанной?

   Я попыталась представить себе это состояние, но содрогнулась от отвращения и поспешила попытки оставить. Как бы не свихнулся Первый арр повторно, уже естественным путём! Будет крайне забавно, совершив невозможное, собрав воедино тело и личность, обнаружить, что всё это проделано напрасно.

   Впрочем, эту мысль я поспешила отогнать и отправилась одеваться. И так ситуация сложная, не стоит накручивать себя дополнительно.

   Говоря о "влиятельном знакомом", я, разумеется, имела в виду Чивина ту Таре. Он был не единственным из известных мне высокопоставленных и облечённых властью лиц, и даже не самым близко знакомым, но он обладал одним неоспоримым преимуществом перед прочими: в силу специфики собственных интересов властелин пара почти не имел связей со Светлой стороной, а, вернее, с теми её обитателями, что были связаны с искрами. Он никогда не занимался изготовлением машинатов и их деталей, поэтому искр "живьём" никогда не видел и в руках не держал.

   А вот идею "тортика", с которым стоило идти в гости, ту Таре подкинул мне сам. Если властелин пара из-за ту Варша лично наносит визиты, значит, подозрения и ситуация более чем серьёзные, и полезные сведения о моём бывшем любовнике вполне сумеют расположить мужчину в нужной степени и сподвигнуть его к оказанию ответной услуги.

   Оставалось два вопроса: где добыть эти сведения и о чём, собственно, просить ту Таре? Здесь достоинство властелина пара превращалось в недостаток, потому что помочь с решением нашей задачи он не мог.

   Но кое-какие мысли по решению первого вопроса у меня имелись. Я ничего не утаивала от Чивина в предыдущий разговор, он просто не задал нужных вопросов, а сама я в тот момент не вспомнила, голова была занята совсем другим.

   Да, я не могла сказать, что происходило с Чичилином в последние дни, но зато знала, откуда стоит начать поиски информации.

   За время общения с Чином и посещения всевозможных вечеринок, встреч и прочих "культурных" мероприятий я как-то незаметно обросла знакомыми из числа богемы. Атмосфера на таких сборищах была специфическая. С одной стороны, всё яркое, шумное, радостное, множество неординарных удивительных личностей, странно одетых, странно говорящих и странно себя ведущих. Некоторые были чопорны до оскомины, некоторые -- веселы до безумия. Но с другой, если присмотреться, не дать себе увлечься яркими красками и клубами пыли, которые бросали в глаза присутствующие, становилось уже совсем не весело. Из-за красивых фасадов скалились и душевное убожество, и скользкие ядовитые твари, и безысходность, и горе, и ненависть с чёрной завистью пополам.

   Нет, в принципе, всё было не так уж плохо. Как везде. Просто здесь контраст ожиданий, видимости и действительности был особенно резким. Я достаточно быстро научилась видеть за экстравагантными манерами подлинную натуру и, признаться, именно благодаря таким знакомствам быстро охладела к людям искусства и разочаровалась в них.

   Основным контингентом на подобных массовых сборищах были напыщенные бездарности, именующие себя непризнанными гениями, жаждущие бесплатно поесть и грезящие о чрезвычайно богатом меценате и покровителе. Порой попадались заносчивые люди, по праву гордо именовавшие себя гениями, но скорее в порядке исключения из правил. Здесь чаще был применим принцип, работающий и со всеми остальными профессиями: чем талантливей человек, тем больше в нём скромности и самокритичности. Большинство таких творцов избегали толпы и шума, предпочитая праздности работу, а общаться с ними стороннему человеку было не слишком-то интересно. В их совершенно обыкновенных на первый взгляд лицах не было никакой одухотворённости, они чаще всего не любили разговаривать о своей работе, глаза их не пылали огнём -- или просто я не могла видеть? Всё, что я наблюдала -- профессионалов, которых отвлекают от дела какой-то ерундой. Нельзя сказать, что я не одобряла подобного, сама часто веду себя точно так же, но... не будучи причастной к этому миру, я ожидала чего-то другого. А, прикоснувшись к нему, быстро убедилась, что люди искусства -- это просто люди, и заметно охладела в своих восторгах.

   Жалко только, я не догадалась примерить полученное знание к собственным отношениям с Чином. К тому моменту я, видимо, уже привыкла к его присутствию в собственной жизни, и уже не пыталась критически оценивать и его, и себя. Что ж, будет урок на будущее.

   Впрочем, далеко не все завсегдатаи подобных встреч были плохи, скучны или заурядны, попадались среди них по-настоящему интересные личности. Собственно, одну из таких я намеревалась расспросить сегодня.

   Но сначала следовало дождаться посыльного, передать ему под роспись кристаллы памяти и отчёт о проверке. И навестить ещё одного человека, достойного всяческого доверия и способного дать дельный совет.

   Я до последнего ожидала осложнений при передачи кристаллов посреднику, но всё прошло как обычно. Не было суровых свелов, встревоженных начальников или подозрительных лиц. Уже знакомый мне крепкий мужчина среднего возраста, выполнявший работу курьера по особым поручениям, в сопровождении пары охранников, лица которых тоже были смутно знакомы, проделал знакомую процедуру без малейших отклонений от привычного сценария. Я отдала отчёт, расписалась за передачу кристаллов в надёжные руки, получила свою копию накладной и, распрощавшись с курьером, вздохнула свободнее. Если меня в чём-то подозревали, то делали это постольку-поскольку, для галочки. Будь у них что-то весомее смутных подозрений о пропаже ценного предмета, я бы об этом уже знала. Не думаю, что такие люди стали бы церемониться. Поэтому дом я покинула со спокойной душой, хотя проблемную искру всё же прихватила с собой.

   Погода была замечательная. Вулканов на Тёмной стороне много, извергаются они часто, но атмосфера очень быстро очищается от гари и пепла, да и лишние газы быстро уходят. Сегодня воздух в городе был особенно чист и прозрачен, небо пересекали белые и серые дымки, курящиеся над задремавшей Домной и окружающими её заводскими трубами. Пожалуй, сегодня даже немногочисленным застрявшим на Тёмной стороне из-за прекращения сообщения свелам можно было спокойно дышать без средств защиты.

   Небо над городом сияло тускло и казалось ниже, чем обычно. Обычные запахи города мешались с редким, непривычным -- сладковатым, острым, свежим запахом озона. Похоже, сегодня вечером стоило ждать грозу, воздух буквально дышал электричеством. Я попыталась вспомнить, что писали об этом в утренней газете, но сообразила, что за более громкими новостями забыла посмотреть прогноз погоды. Оставалось только пожелать себе удачи: оказаться в грозу на улице -- сомнительное удовольствие.

   Дом, который я намеревалась посетить в первую очередь, находился сравнительно недалеко, через пару остановок вагонной дороги. Ключи у меня свои, поэтому беспокоить обитателей лишний раз не пришлось, да и внутри я ориентировалась слишком хорошо, чтобы нуждаться в помощи: всё-таки, я здесь выросла.

   Дома было тихо. Мама, надо думать, умчалась по каким-то хозяйственным делам, она вообще не любит сидеть на месте, а звуки из мастерской до прихожей не доходили: "логово" отца располагалось глубоко под землёй, как и моё рабочее место. Я спустилась по крутой лестнице, открыла незапертую дверь и обнаружила обоих мужчин -- отца и брата -- на рабочем месте.

   На большом металлическом рабочем столе поблёскивала латунными деталями какая-то новенькая паровая машина. Очень компактная, меньше паромобильной, около метра в длину, опутанная паутиной прихотливо извивающихся трубочек, порой прерывающихся толстыми кругляшами манометров, выкрашенными красным вентилями и полированными рукоятками. Возле машины на высоком крутящемся круглом стуле без спинки сидел отец, как обычно ссутулившийся и изогнувшийся крюком, и что-то на ощупь крутил в недрах движителя. Тилит с сопением и тихой руганью раскурочивал ломом какую-то мятую груду металла в углу.

   -- Всем привет, -- бодро поздоровалась я, подпирая плечом дверь и любуясь такой знакомой и уютной картиной.

   -- Какие люди, -- пропыхтел брат, не прерывая своего занятия.

   -- Здравствуй, Финя. -- Отец бросил на меня взгляд через плечо и приветливо улыбнулся. -- Твоё неотложное дело подождёт пару минут?

   -- Подождёт, -- со вздохом признала я. Спрашивать, почему он подумал про дело, я не стала. Я в самом деле не так уж часто прихожу сюда, и уж точно никогда не делаю этого среди рабочего дня. Обычно к родителям я приходила вечером -- или забежать ненадолго, чтобы узнать, как у них дела, или погостить пару дней, устроив себе выходные. Тогда мы или ходили с мамой за покупками, или болтали о всякой ерунде, или всей семьёй играли в карты или какие-нибудь ещё настольные игры. -- Тебе помочь?

   -- Да, будет нелишне. Подержи вот здесь, -- велел он. Ещё несколько минут висела сосредоточенная тишина, потом отец осторожно высвободил руку из нутра машины и обтёр измазанные смазкой пальцы о серую тряпку, лежавшую на колене. -- Ну, рассказывай, что стряслось.

   -- Мне очень стыдно, но -- да, я действительно к тебе за консультацией. Лит, прекрати громыхать! -- проворчала я. -- И вообще я не уверена, что хочу говорить при этом болтуне.

   -- Финь, мне тогда было восемь оборотов, ты будешь до конца жизни припоминать? -- насмешливо хмыкнул брат.

   -- А это не принципиально, сколько тебе было. Важен сам факт стукачества, -- возразила я.

   -- Нет, ну подумаешь, какая трагедия -- заложили её один раз! Не кому-то ведь, родителям!

   -- Лит, погоди, у меня есть ощущение, что дело здесь посерьёзней детских влюблённостей и первых поцелуев, -- прекратил балаган отец, испытующе разглядывая меня. Тилит, покосившись на него, тоже подобрался и посерьёзнел, отложил своё орудие труда и присел на ту самую железку. Кажется, это тоже была паровая машина, то ли пострадавшая при аварии, то ли просто исчерпавшая свой ресурс. -- Что случилось?

   -- Есть ощущение, что я вляпалась в самую большую кучу дерьма на всём Мировом Диске, -- со смешком сообщила я и вкратце пересказала историю с машинатом. Лишние подробности опустила, но по существу пересказала всё -- и диагноз арра Арата, и наши ближайшие планы, и собственные сомнения.

   -- Умеешь же ты озадачить, -- крякнув, качнул головой отец и поправил на переносице крупные очки в толстой оправе, держащиеся на резинке. А брат склонил голову к плечу и, чуть щурясь, поинтересовался:

   -- А с вами можно?

   -- Лит, ещё ты не начинай! -- отмахнулся папа. -- Даже не спрашиваю, зачем ты во всё это полезла. Боюсь, на твоём месте я поступил бы точно так же, так что отговаривать и читать нотации с моей стороны будет лицемерием. А вот что сказать тебе по делу такого, до чего ты сама не додумалась... попробую поболтать со старыми друзьями, вдруг что и всплывёт? Я-то с искрами работаю мало, но кое-кто из приятелей только ими и занимается.

   -- Я их знаю? -- тут же оживилась я. На профессиональные темы мы с отцом разговаривали редко, полагая, что работу надо оставлять на работе, а мы и так видимся не слишком часто. Да и мама подобные разговоры никогда не одобряла. Собственно, именно по этой причине я и не побежала к отцу первым делом, только столкнувшись со странностями в поведении машината: в искрах он действительно был плохим советчиком.

   Свою карьеру папа начинал у ту Трума, когда тот ещё не был настолько богат и известен. Собственно, знакомство с властелином пара я унаследовала именно от отца. В молодости они даже могли считаться приятелями, но потом разошлись. Отец скромный человек, никогда не стремившийся сколотить состояние, он предпочитал умеренную работу за пристойную зарплату круглосуточной каторге. Папа всегда любил мастерить что-то для собственного удовольствия и возиться с детьми, а большие деньги не подразумевали наличия на это свободного времени.

   Потом случилась авария, в которой он сильно пострадал. Вылечился, но сложный перелом предплечья сросся неправильно, а ломать повторно раздробленные кости не рискнули, опасаясь сделать только хуже. Ту Трум выплатил ценному работнику весьма существенную компенсацию и отправил того на пенсию, чему старший ту Фрем только обрадовался. Сбережений у семьи было достаточно, чтобы не бедствовать и без работы, я уже жила отдельно, брат заканчивал учёбу. Но бездельничать механик не любил и открыл собственное дело. Поначалу заказов было немного, потом стало куда больше, чем он хотел брать, а потом сложилось своеобразное равновесие с определённым кругом постоянных клиентов и расписанными на пару малых оборотов вперёд заказами.

   Травма ограничивает отца в поднятии тяжестей, что прекрасно компенсирует молодой и здоровый (иногда мне кажется, даже слишком здоровый; особенно когда братец вдруг начинает меня тискать от избытка чувств) Тилит. Но слегка изогнутая под неестественным углом рука неожиданно оказалась неплохим подспорьем в мелкой работе. Подобная "конструкция" позволяет подлезть и, скажем, подкрутить гайку в таком месте, куда прямая рука просто не пролезет, и прочим механикам приходится то ли городить сложное приспособление, то ли разбирать половину устройства.

   С тех пор отец по понятным причинам обожает выражение "кривые руки" и любит приговаривать что-то вроде "лучше кривые руки, чем прямые извилины" или "руки хоть и кривые, но золотые, да и растут из плеч, как положено".

   -- Не думаю, -- папа качнул лысеющей седой головой. -- Они... не публичные люди.

   -- Какие-нибудь секретные, что ли? -- опешила я. Отец уклончиво пожал плечами, а я озадаченно покачала головой. -- Ничего себе, у тебя знакомства!

   -- Всё со времён учёбы, -- улыбнулся он. -- У нас был очень талантливый выпуск, я на фоне лидеров выглядел не то что середнячком -- форменным остолопом. Правда, их имена будут тебе не знакомы, все эти алмазы прибрало к рукам правительство и про них никто не слышал.

   -- Ого! -- восхищённо присвистнула я. -- Какие подробности выясняются! А как же мамины высказывания о "самом умном выпускнике"?

   -- Я не потому самый умный, что специалист хороший, а потому, что сумел вашу маму увлечь, -- иронично улыбнулся он. -- В общем, я попробую что-нибудь выяснить по кристаллам памяти. Ты не против показать его специалисту?

   -- Только не болтливому и, желательно, отошедшему от дел, -- предупредила я. -- Если в это дело влезут власти... У меня проблем, конечно, поубавится, только этот бедолага так и останется жить в кристалле, да и...

   -- Не волнуйся, я понимаю твою проблему, -- с ободряющей улыбкой перебил отец. -- С точки зрения уроженки Тёмной стороны, желающей родной земле процветания, ты должна отдать искру властям, поскольку подобная ситуация может угрожать безопасности. Но для этого человека подобное будет означать конец всего, вряд ли его соберутся возвращать в родное тело. Ну или, по меньшей мере, оно будет давно и безнадёжно мертво, пока они всё взвесят, обдумают и доберутся до него со своей бумажной волокитой.

   -- В таком случае, я очень удачно решила поделиться с тобой собственными мыслями. Если что-то случится, ты со своим секретным приятелем сможешь сообщить куда следует. Искры у них уже не будет, но как минимум...

   -- Это что, например, случится? -- нахмурился отец. -- Финь, подобный настрой мне категорически не нравится. Ты или включай здравомыслие на всю катушку, и тогда прекращай эту борьбу за справедливость, или верь в себя без оговорок. Или ты хочешь сказать, что интуиция категорически против участия в этой истории?

   -- Никаких особенно ужасных предчувствий у меня нет, -- с расстановкой проговорила я. -- А при чём тут моя интуиция? Ты настолько ей доверяешь?

   -- Сложно сказать, -- он слегка пожал плечами в ответ. -- Я придерживаюсь мнения, что интуиция -- это просто одно из чувств, достойное доверия в той же степени, как слух и осязание. Это... вестибулярный аппарат, отвечающий за положение не в пространстве, а во времени, в потоке событий. Приближающуюся катастрофу она способна ощутить примерно так, как мы ощущаем стремительное падение.

   -- Да, припоминаю, что-то такое ты говорил, -- медленно кивнула я.

   -- Не исключено. В любом случае, у тебя это чувство очень развито, и если оно молчит, не стоит себя лишний раз накручивать.

   Мы ещё некоторое время поговорили на отвлечённые и не очень темы. Лит всерьёз начал ворчать, что всё самое интересное происходит без него, и напрашиваться в компанию. Но в конце концов отец при моей поддержке, надеюсь, сумел убедить парня отказаться от этой идеи. Только младшего мне не хватало в компанию к Муху! Тилит, конечно, намного разумнее Миришира, но проблема в том, что на моего друга детства Лит поглядывает с восхищением, как на кумира. Если эти двое оказываются рядом, брат разом теряет всю свою рассудительность и результат получается... плачевный.

   В итоге договорились, что отец постарается связаться со своими друзьями сегодня и вечером пришлёт мне весточку почтой.

   Так что родительский дом я покидала уже в более приподнятом настроении, готовая двигаться дальше и полностью сосредоточенная на вопросе: "Куда?"

   Я знала, кто именно мне нужен, но найти этого человека не так-то просто: это не мастер Филир ту Фрем, который очень редко покидает дом, и уж тем более не делает этого среди рабочего дня. Анжара ту Руже -- личность во всех смыслах примечательная и, что называется, "широко известная в узких кругах" пресловутой городской богемы. За пределы Доменного слава её не выкатилась, но мамаша Жу к широкой известности и не стремится. Она принадлежит к числу редких замечательных людей, полностью довольных жизнью и своим местом в ней.

   Эта дама не первой молодости называет себя художницей, достигшей высшей степени познания искусства. Я не видела ни одной её работы, и, пожалуй, не я одна. Не удивлюсь, если госпожа ту Руже вообще никогда не держала в руках ни карандаша, ни кистей, ни клячки, но отказать в остроумии и оригинальности ей было нельзя.

   "Все потуги этих неудачников -- тщета", -- говорила она, имея в виду своих "коллег по кисти". -- "Искусство, признание, восхищение поклонников -- всё это мертво и равнодушно. Ты отдаёшь искусству душу, душа твоя превращается в пятна краски на холсте. А потом твои останки выставляются на всеобщее обозрение, и толстые промышленники со своими напудренными жёнушками с умным видом ходят вокруг, поплёвывая на твой труп или восхищаясь игрой теней под глазами. Простите, но -- нет, всё это не для меня. Сначала выворачивать себя наизнанку, не спать ночей, когда пятна краски ложатся как-то не так, потом замирать от ужаса перед критиками, а потом получить признание после смерти, и то лишь в том случае, если какой-то олух отдаст за твои мощи кругленькую сумму. Причём, что характерно, не тебе. Увольте. Предпочитаю иметь деньги наличными и пользоваться ими, будучи живой".

   Ещё мамаша Жу любит приговаривать, что не желает даже натягивать холст на подрамник, потому что точно таким, как в её мечтах, полотно не получится, а если получится -- то её мечты наверняка не совпадут с пожеланиями заказчика, а если совпадут -- картина непременно сгорит или окажется утрачена как-то иначе. Так зачем вообще начинать, если результат будет столь плачевным?

   Что касается всех остальных граней характера и таланта Анжары -- это громогласная экстравагантная особа, умело производящая на случайных людей впечатление не то идиотки, не то подлинного гения "не от мира сего". По факту же мамаша Жу является крайне остроумной, язвительной и эрудированной особой, отличается редкой наблюдательностью, умением слушать, слышать и делать выводы. И потому живёт госпожа ту Руже информацией. Если нужно кого-то найти, кому-то что-то осторожно передать, собрать информацию, устроить встречу -- лучшего специалиста для этих целей, чем мамаша Жу, в Доменном нет.

   Она, впрочем, очень точно чует грани дозволенного. Если и шантажирует кого-то -- то с умом и по мелочи, никогда не ввязывается в дела, имеющие откровенно грязный душок, не лезет в политику, промышленность и туда, где попахивает серьёзными деньгами. Люди и человеческие взаимоотношения -- вот что составляет главное увлечение Анжары, её источник скромного, но постоянного дохода, и практически смысл жизни.

   Ту Руже никогда не использует один и тот же факт дважды, считая подобное дурным тоном, и объекты мелкого шантажа обычно предпочитают единожды оплатить мамаше Жу молчание: проще расстаться с небольшой суммой, но с гарантией уберечься от огласки, чем искать дополнительные трудности. А тех, кто удавится, но не расстанется с монетой, она либо избегает, либо с искренним удовольствием сдаёт недоброжелателям или нюхачам. По идейным соображениям.

   В общем, с Анжарой ту Руже гораздо выгоднее дружить, чем враждовать.

   Где она живёт, я не имею ни малейшего представления. То ли у неё вовсе нет постоянного прибежища, и женщина скитается по кабакам и знакомым, а то ли успешно изображает эти скитания, бережно сохраняя тайну собственного логова. Не знаю уж, что ей движет, да и не волнуют меня её мотивы. Проблема в том, что отыскать в большом городе одного конкретного человека не так-то просто. Я знаю десяток питейных заведений в разных концах Доменного, в которых мамаша Жу считается завсегдатаем и может оказаться с одинаковой вероятностью. А ведь её с тем же успехом могло занести к кому-нибудь в гости, на новую модную выставку, да вообще куда угодно!

   Впрочем, сейчас только середина дня, и надежда застать Анжару за завтраком имеет все шансы оправдаться.

   Для экономии времени пришлось нанять мобиль. После третьего кабака, возле которого я попросила остановить, вошла, через минуту вышла ни с чем и назвала новый адрес, водитель не выдержал и поинтересовался участливо:

   -- Муж?

   -- Что? -- не сообразила я.

   -- Муж, спрашиваю, загулял? -- пояснил этот пожилой лысеющий мужчина, разглядывая меня в зеркале заднего вида.

   -- А-а! Этого ещё не хватало, -- поморщившись, отмахнулась я. -- Знакомую ищу.

   По-моему, он не поверил, но развивать тему и что-то доказывать я не стала.

   Удача улыбнулась в шестом заведении. Неплохой результат: мало того, что я угадала с кабаками, так этот ещё оказался не последним на очереди. На несколько секунд выскочив наружу, чтобы расплатиться с водителем, я вернулась в полутёмное и по дневному времени тихое нутро ресторации "Красный жбан". Оная посудина, действительно выкрашенная ярко-алым, гордо возвышалась на самом видном месте, на полке над стойкой, за спиной хозяина.

   Правда, каждый, кто хоть раз видел вблизи господина ту Груфа, того самого хозяина, открывал для себя новый смысл названия, гораздо более выразительный и остроумный.

   Вигири ту Груфу около сорока оборотов, он широк в кости, приземист и больше напоминает тумбочку, чем живого человека. Тумбочку, увенчанную тем самым красным жбаном -- лысой головой, по форме тяготеющей к цилиндру, чуть обтёсанному для придания геометрической фигуре человеческих черт. Да и те, честно говоря, весьма условны: широкая щель рта с узкими губами, грубый квадратный подбородок, щёлочки глаз, лоснящиеся надутые щёки, неаккуратный почти бесформенный нос. Вигири силён как ващур и примерно так же нетороплив и флегматичен, да и шкура у него, кажется, не намного менее прочная.

   В общем, ту Груф производил бы исключительно отталкивающее впечатление, но природа явно попыталась искупить свою вину перед человеком, на котором так отыгралась. Стоило хозяину "Красного жбана" открыть рот, и через несколько мгновений о его внешности благополучно забывал любой собеседник. Более обаятельного человека, чем Вигири, я в своей жизни не встречала. Он изумительный рассказчик и умный человек, он остроумен, мудр и весьма благороден, а к собственной внешности относится с иронией. И я лично не удивлена, что госпожа ту Груф -- женщина редкой красоты -- мужа своего искренне любит и ревнует решительно к каждой особе женского пола старше шестнадцати оборотов. Мужчина с настолько великолепно подвешенным языком не способен уболтать только глухую.

   Ту Груф особенно привечает "себе подобных" -- то есть, людей словесного искусства, поэтов, писателей и избранных бардов. Здесь часто проходят разнообразные чтения, весьма занимательные выступления музыкантов. В общем, "Красный жбан" -- это одно из мест сосредоточения городской богемы и на мой взгляд едва ли не самое приятное из подобных "гнездовий".

   Анжара сидела за стойкой, вполоборота к залу, и с печатью меланхолии на выразительном морщинистом лице курила трубку с длинным изогнутым мундштуком и причудливой чашкой, вырезанной из камня. Короткий ёжик серебристо-седых волос на фоне смуглой коричневой кожи смотрится экстравагантней, чем любой другой цвет, который могут предложить парикмахеры, и волосы ту Руже никогда не красит. Зато весьма увлекается росписью по собственному лицу, и макияж её яркостью сравним разве что с театральным гримом.

   Низкорослая, откровенно тощая, мамаша Жу обладает осанкой и изяществом профессиональной танцовщицы, хотя, насколько мне известно, к танцам никогда никакого отношения не имела. Одета сегодня Анжара была в широкие узорчатые золотисто-жёлто-красные штаны по свелской моде, белую блузу с объёмными рукавами на манжетах и высоким воротом, отороченным пышным кружевом. На воротнике красовалась камея, от которой вниз, едва не к солнечному сплетению, бежала узкая щель глубокого выреза, обнажавшего острые ключицы и сухую дряблую кожу. Посередине худое тело перетягивал тугой корсаж из светлой хорошо выделанной кожи, откровенно потёртый и местами засаленный.

   -- Доброе утро, Жу, добрый день, господин ту Груф, -- поздоровалась я, присаживаясь к стойке рядом с Анжарой. Хозяин заведения вежливо ответил на приветствие и отхлебнул ещё огры из большой кружки. Ту Руже проследила за моим приближением скучающим взглядом густо подведённых тускло-серых глаз, выпустила несколько сизых дымных колечек в потолок, когда я устроилась на высоком стуле, и только потом соизволила ответить.

   -- Ну, здравствуй, девочка с шестерёнками. Давно тебя не видно, -- голос был равнодушным и звучал так, будто женщина делает нам всем одолжение, присутствуя в этом мире.

   Похоже, сегодня речь шла не просто о меланхолии, а о крайней степени разочарования в окружающем мире.

   -- Работа, -- я развела руками. -- Выглядишь расстроенной. Что-то случилось? -- уточнила я, на всякий случай скосив взгляд на Вигири. Вдруг, в самом деле какие-то проблемы? Верилось в это слабо, но спросить стоило: сообщив собеседнику, что всё тлен и безысходность, и получив в ответ толику даже неискреннего сочувствия, ту Руже становится гораздо благосклонней.

   Но ту Груф демонстративно скривился, закатил глаза и выразительно кивнул в сторону стеллажа, заполненного разнокалиберными бутылками с горючими смесями разных цветов и вкусовых качеств. Я с трудом спрятала улыбку и сохранила на лице сочувственное выражение. Всё ясно, этим утром мир мамаши Жу в серо-зелёные цвета тоски разукрасило банальное похмелье.

   Впрочем, нет, не банальное; пробить эту закалённую женщину трудно, так что её вечер наверняка удался весьма насыщенным. Ту Руже пить любила и умела, никогда не опускалась до употребления какого-то низкосортного пойла и, стало быть, причиной её сегодняшнего состояния могло оказаться только количество горячительных напитков, влитых в лужёную глотку.

   -- Мировой Диск опять ускорился, -- женщина поджала губы. -- С каждым оборотом он крутится всё быстрее и быстрее. Надеюсь, я не доживу до того дня, когда нас всех слизнёт с его поверхности эта сила, как её? Да ты должна знать, девочка с шестерёнками! Что-то там с бегством от центра связано...

   -- Центробежная сила? -- уточнила несколько озадаченно.

   -- Вот-вот, она самая. Помяни моё слово, деточка! Мы держимся за Диск из последних сил, -- сообщила она, погрозив мне загубником трубки, после чего снисходительно добавила: -- Впрочем, в твои годы я этого всего тоже не замечала. А потом начинают проявляться симптомы, -- со значением выделила она интонацией. -- Начинает зверски тянуть прочь от Домны, к тихой провинции и одиночеству, и неуклонно гнуть к земле. -- Направленный куда-то вовне взгляд Анжары подёрнулся поволокой, и женщина с сердитым сопением выпустила клуб дыма носом. Нос у неё весьма примечательный -- длинный, тонкий, с чуть задранным кончиком и узкими ноздрями, и сейчас он здорово напомнил предохранительный клапан парового котла, стравивший избыточное давление. -- Да. Симптомы, -- вновь с нажимом повторила она. -- Неизбежная, гадкая смертельная болезнь. Называется -- старость, -- подытожила женщина и умолкла, сосредоточившись на собственных мыслях.

   Я вновь с вопросом уставилась на хозяина кабака. Всякое я слышала от мамаши Жу за несколько случайных встреч, но сегодня она вела себя особенно странно. С чего бы ей заговаривать о старости?

   -- У Анжары вчера был день рождения, -- вполголоса пояснил ту Груф, а я глубокомысленно покивала. Это всё объясняло -- и похмелье, и тему времени и бренности всего сущего. -- Огры? -- понятливо предложил мужчина мне, и после кивка достал откуда-то из стойки пузатый керамический сосуд.

   Некоторое время мы трое помолчали. Ту Груф, пользуясь тишиной и отсутствием посетителей -- занята была всего пара столиков -- читал какую-то книгу, Анжара упивалась собственной меланхолией или попросту спала с открытыми глазами, а я думала, как начать разговор. Сложно угадать, что именно придётся кстати: не то поздравления, не то соболезнования, не то комплимент в духе "ты хорошо сохранилась", не то прямолинейное "все там будем".

   -- Нет никакой центробежной силы, это математическое приведение, -- заметила я наконец.

   -- Как -- нет? -- ту Руже удивлённо вскинула брови и уставилась на меня. Краем глаза я заметила, что Вигири спрятал улыбку в уголках губ и украдкой показал мне в знак одобрения оттопыренный большой палец.

   -- А вот так, -- ответила, пожав плечами. -- Её физически не существует. Есть сила трения и сила упругости, которые сопротивляются ускорению. А центробежную и центростремительную силы вводят для удобства расчётов.

   Мамаша Жу выразительно хмыкнула, окинула меня подозрительным взглядом -- а потом вдруг громко расхохоталась, запрокинув голову. Смех у неё был сиплый, каркающий, вполне отвечающий хриплому прокуренному голосу, но он неожиданно не вызывал неприязни и раздражения. Наверное, потому, что очень органично вписывался в остальной образ.

   -- Хорошо меня эта девочка умыла, а, Гирь? -- хлопнув ладонью по стойке, заявила Анжара. -- Плесни-ка и мне огры, глядишь, в мозгах прояснится. Ладно, а ты чего хотела-то, девочка с шестерёнками?

   Прозвище это она мне придумала почти сразу, через пару минут знакомства. Полностью оно звучало как "девочка с шестерёнками в голове", и я до сих пор не понимала, какой именно смысл в него вложен. То ли "девочка, думающая о шестерёнках", то ли "девочка, у которой шестерёнки вместо мозгов". Учитывая личность мамаши Жу и её любовь к афористическим высказываниям, не удивлюсь, если подразумевались оба варианта и ещё какой-то третий, не пришедший мне в голову.

   -- Ничего неожиданного, нужна информация, -- честно ответила я. Ту Руже такую прямолинейность не одобряет, но я совершенно не умею плести словесные кружева, и даже пытаться не собиралась.

   -- Я не мешаю? -- вежливо уточнил хозяин заведения.

   -- Может, даже поможешь, -- успокоила его. Мои собеседники озадаченно переглянулись, и Анжара восхищённо присвистнула.

   -- Определённо, ты сегодня не устаёшь меня восхищать. И какого рода информация тебя интересует?

   -- С кем в последние дней двадцать мог контактировать Чичилин ту Варш?

   -- Деточка, я надеюсь, ты не собираешься возвращать его любой ценой или страшно мстить? -- по-птичьи склонив голову набок, с непонятным выражением уточнила она.

   -- У меня есть дела поважнее, -- выразительно скривилась я. -- Ну так что?

   -- В последние дни он активно и, кажется, весьма успешно увивается вокруг Шантар ту Таре, изображая пылкую страсть. Самоубийца.

   -- Почему? Из-за её папочки?

   -- Не только, -- неожиданно возразила она. -- У этой мышки свои зубки будь здоров, голову откусит -- не заметишь. Впрочем, если он решил найти тихую гавань и устроиться под крылышком этой девочки на исключительно законных основаниях, дорога, может, и стоит сожжённого чандра. Только не верится мне, что папаша одобрит такой брак. В общем, напрасно он влез в эту семейку, нечего нашему брату там делать.

   -- А помимо ту Таре? -- поинтересовалась я.

   -- Помимо? -- она выразительно изогнула брови и побарабанила пальцами по полированному камню стойки. -- Это интересно. Дай-ка подумать...

   -- Может, посещал какое-то непривычное место или сболтнул о чём-то вроде любви всей его жизни? -- предположила я, поскольку мамаша Жу продолжала сосредоточенно хмуриться. Феноменальная тренированная память этой женщины и уникальная способность оказаться в нужное время в нужном месте приводили к тому, что всю нужную информацию она получала, не предпринимая для этого почти никаких усилий. Если где-то проходил какой-то слух, он непременно достигал чутких ушей госпожи ту Руже и откладывался в её голове, чтобы остаться там навсегда и быть извлечённым при необходимости.

   -- А ведь и верно! -- протянула она, и уголки нарисованных губ приподнялись в удовлетворённой улыбке. -- Есть кое-что.

   -- Цена вопроса? -- понимающе уточнила я.

   -- Да там информации с пылежоркин... нос, -- отмахнулась она и жестами попросила у Вигири блюдце, чтобы выбить трубку. -- К тому же, без твоего уточнения я могла и не вспомнить. Так что -- завтраком меня покорми, и в расчёте.

   -- Договорились.

   -- В общем, ещё до того, как от тебя сбежать, он одному приятелю под вино рассказывал, что встретил женщину своей мечты. Я после подумала про Шантар ту Таре, а сейчас вспоминаю -- нет, не о ней шла речь. Он среди прочих громких красивых слов восхищался её волосами, а у этой девочки стрижка чуть длиннее, чем у тебя; уж точно не "роскошные локоны цвета неба". И ещё одна странность. Примерно в то же время, когда состоялась та пьяная беседа -- а было это чуть меньше малого оборота назад -- его пару раз видели в публичной библиотеке, и провёл он там много времени, а не зашёл и сразу вышел. Не мне тебе рассказывать, насколько далёк этот мальчишка от литературы. И по художественной надобности он пошёл бы не туда, а в библиотеку при школе художественной артели: там тематическое собрание не хуже, но зато близко и все свои. Да и на подготовку к охмурению дочки властелина пара не похоже.

   -- Пожалуй, -- медленно кивнула я, принимая информацию к сведению, -- а более свежих слухов о нём не ходит?

   -- Слухов -- нет, есть достоверные факты, -- усмехнулась Анжара. -- Папаша потенциальной невесты активно собирает информацию о ту Варше. Где бывает, с кем общается, чего стоит. Хорошие деньги предлагает!

   -- И ты не соблазнилась?

   -- Нет уж, с таким один раз свяжешься -- потом не развяжешься. Там без меня доброхотов и сочувствующих хватает, а я толкучку не люблю. Одно дело -- с тобой за чашкой огры перемыть мужик кости у, а другое -- идти на поклон к ту Таре. Я женщина гордая и пока не нищая, обойдусь. Так что -- уступаю тебе право насолить бывшему самолично.

   -- А если ту Таре сам придёт? -- с иронией уточнила я.

   -- Гори ты в Домне со своими шуточками, -- пожелала мамаша Жу сквозь зубы, раскуривая трубку, которую за время беседы успела прочистить и набить по-новой. -- Я художник, у меня слабое сердце и больные нервы, имей совесть!

   -- Извини, -- покладисто ответила я на эту тираду и не стала объяснять, что была вполне серьёзна.

   Ещё некоторое время мы поболтали ни о чём, ту Груф рассказал пару свежих анекдотов и я, расплатившись, откланялась.

   Тому факту, что предположения относительно Чичилина начали оправдываться, я не удивилась. Он действительно достаточно бесхитростный тип, предсказать его несложно. Если бы я дала себе труд задуматься и обратить внимание на все поступки и слова мужчины раньше, заметила бы написанные на лбу намерения, и расставание не стало бы сюрпризом. А если не заметила, значит -- не хотела замечать и, стало быть, сама дура.

   Но продолжать думать об этом не хотелось, сколько можно! Теперь гораздо интереснее выяснить, что это за женщина и на кого она работает? И при чём тут, в самом деле, библиотека? Место встречи как в дешёвом шпионском детективе, чтобы подогреть в жертве азарт? Все мы любим сказки, и у каждого они свои...

   Пока ловила машину, я прикидывала, пора идти с этой информацией к ту Труму или стоит ещё немного покопаться, и в итоге остановилась на втором варианте. Предоставить конкретные сведения я по-прежнему не могла, а просить собиралась о реальной услуге: не слишком-то равноценный обмен там, где залезать в долги настойчиво не рекомендуется. Поэтому я предпочла для начала осмотреться в библиотеке.

   Не знаю, что именно я надеялась там найти. Сомневаюсь, что в тихом углу читального зала обнаружится пресловутая роскошная женщина с плакатом "я жду ту Варша", но поглядеть на тамошних работников и, может быть, даже поговорить по душам в любом случае нелишне. Уж что-что, а придумать повод для визита в публичную библиотеку нетрудно. Там имеется масса редкой и интересной литературы по моей специальности, и некоторые вопросы я на самом деле давно уже собиралась уточнить в книгах, вот и совмещу два полезных дела.

   Доменная публичная библиотека под опекой Университета -- это, пожалуй, самое обширное книгохранилище Тёмной стороны. Построили её сравнительно недавно, всего несколько десятков оборотов назад, и сделали это по последнему слову инженерной мысли с учётом всех возможных катаклизмов. Невысокое массивное здание располагается на окраине города, почти за его чертой, на едва ли не единственном в окрестностях Домны холме. Это строение способно выдержать извержение и землетрясение любой мощности; весь Доменный ляжет руинами, а библиотека останется стоять, как ни в чём не бывало.

   В годы учёбы я считалась здесь завсегдатаем, как и другие настроенные на учёбу студенты, после -- посещала гораздо реже, но всё равно порой наведывалась, так что чувствовала себя в этих стенах достаточно уверенно. И небольшой низкий холл с отведённым под верхнюю одежду закутком с вешалками, в котором бдительно дремала пожилая гардеробщица, и низкие чугунные скамейки вдоль стен, и гладкие чёрно-красные крупные клетки пола, -- всё это было мне отлично знакомо и сейчас вызывало чувство лёгкой ностальгии. Хоть я и мечтала о собственном деле и частной практике ещё со школы, но годы учёбы в Университете -- это всё же нечто совершенно особенное. Наверное, особенное именно потому, что никогда уже не повторится.

   В дальнем конце холла -- три двери. Две из них, гостеприимно распахнутые, расположены симметрично в противоположной от входа стене; одна из них ведёт в читальные залы, расположенные в надземной части здания, куда по запросу приносят книги и для выдачи на руки, а вторая -- в архив. В последнем я бывала всего один раз, получала какую-то выписку по семейным вопросам. В архиве хранится информация, ценная для историков и краеведов, но никак не для студентов-технарей. Больничные книги, поколения кадастровых списков, результаты переписей населения -- огромная масса статистической информации. Третья дверь -- неприметная, спрятанная в углу, -- на моей памяти не открывалась ни разу, хотя пылью и паутиной не зарастала; видимо, она представляла собой что-то вроде чёрного хода "для своих".

   На этом месте я неожиданно замешкалась, растерянно переводя взгляд с одного проёма на другой и обратно. Направляясь в библиотеку, про архив я почему-то не помнила. С чего я вообще взяла, что Чин интересовался книгами? Может, он пытался отыскать своих дальних родственников? Или не своих?

   Оценив эту версию, делавшую мой визит практически бесполезным, я слегка загрустила, но быстро взяла себя в руки. Не думаю, что некто, заметивший Чина в библиотеке, видел его именно в архиве: подобная встреча вряд ли может кого-то удивить. Там встретишь сказочного подгорного духа, восстанавливающего родовое древо или собирающего справки в жилищное управление, -- и то не удивишься!

   Так что я решила не усложнять себе жизнь раньше времени и шагнула в левый проём, над которым друг под другом висели две аккуратные латунные таблички с надписями "Абонемент" и "Читальный зал". Здесь тоже всё оказалось знакомо и неизменно: и ажурная чугунная лестница до того тонкой изящной работы, что кажется почти невесомой, и три длинных ряда одноместных столов с одинаковыми синими настольными лампами, и вытянувшиеся вдоль стен закрытые стеллажи, и картотека справа от входа, и два стола библиотечных работников. И даже эти самые работники оказались хорошо знакомыми.

   Удача, кажется, на моей стороне.

   -- Добрый день, -- вполголоса поздоровалась я, с улыбкой разглядывая погружённую в чтение женщину среднего возраста, сидящую за ближайшим столом.

   С Малуной ту Ринс меня связывали достаточно тёплые отношения. Нельзя сказать, что мы подруги или закадычные приятельницы, но при встрече всегда общаемся с удовольствием. А что особенно полезно в сложившейся ситуации, ту Ринс очень мне благодарна и считает себя моей должницей: несколько оборотов назад я неплохо помогла ей почти по специальности.

   От родителей Малуне среди прочего остались сломанные настенные часы, на вид не представляющие никакой ценности. Решив починить их, женщина отдала часы специалисту. Вердикт прозвучал неутешительный: дешевле купить новые, чем починить. А если госпожа отдаст их на запчасти, часовщик вовсе подберёт ей новые чудесные часики за почти символическую сумму. Если бы не память о родителях, женщина без задней мысли согласилась бы на заманчивое предложение. Но расставаться с одной из немногих памятных вещей не хотелось, и ту Ринс пребывала в печальных раздумьях.

   Обстоятельства сложились так, что именно в этот момент я работала над своим курсовым проектом -- настенными часами с боем -- и попросила у библиотекаря книгу с каким-то очень характерным названием, сейчас я уже и не помнила, каким именно. Слово за слово, Малуна пожаловалась на печальную ситуацию, я проявила любопытство... В общем, история оказалась стара как мир: часы оказались антикварной и почти драгоценной вещицей, изготовленной одним из известнейших старых мастеров около трёхсот оборотов назад, а часовщик решил нагреть руки на наивной клиентке. В итоге посадить его не посадили, но лицензию отобрали и впаяли солидный штраф, а я приобрела ценного союзника на библиотечной территории. В годы учёбы это дало мне право засиживаться допоздна и таскать домой книги, обычно к выносу не предназначенные. Я, впрочем, не злоупотребляла и аккуратно выполняла все предписания, чтобы не подставить Малуну перед начальством.

   Вскоре после того, как кончилась моя учёба, женщина ушла в декретный отпуск, и я полагала, что ушла она "с концами", то есть предпочтёт роль домохозяйки. Но, оказывается, ту Ринс (или как она теперь по мужу?) решила вернуться к работе, и это обстоятельство играло мне на руку.

   Определённо, не зря я решила зайти в библиотеку!

   Разумеется, переходить сразу к делу -- верх неприличия. И, разумеется, законы гостеприимства не позволили Малуне держать гостя на пороге, даром что это не дом, а рабочее место, и я заявилась без приглашения. Так что ту Ринс увлекла меня в небольшую каморку, где библиотечные работники хранили свои вещи и обедали, напоила огрой и развлекла разговором.

   Мы вспомнили каких-то общих знакомых, обсудили личную жизнь и работу (разумеется, кроме моей нынешней проблемы), поговорили о свежих и не очень новостях, о моде, изобразительном искусстве, последних достижениях промышленности... В общем, библиотеку я покинула только к вечеру с лёгким саднящим ощущением в горле: давно не приходилось столько молоть языком.

   Но эта мелкая "производственная травма" беспокоила мало: главное, я узнала то, что хотела.

   Как это ни смешно, но библиотека для Чина действительно оказалась местом тайных встреч. Знакомства с ним Малуна не водила, но без труда вспомнила приметного посетителя. Подобного рода ярких эффектных мужчин сложно встретить среди библиотечных завсегдатаев, и местный чисто женский коллектив, разумеется, запомнил такого необычного посетителя. Причём в деталях, включая имя и фамилию из читательского билета. Причём весь коллектив. Как рассказала мне добровольная осведомительница, на него по очереди под благовидными предлогами зашли посмотреть решительно все работницы: развлечений у библиотекарей не так-то много.

   От бдительного ока скучающих женщин не укрылся и облик спутницы красавца. По словам Малуны, они были друг другу под стать, и хотя эта особа пыталась себя простить и даже ухудшать внешность с помощью косметики, но опытных женщин таким обмануть сложно. Некто Лорана ту Ликс (не знаю уж, насколько настоящее это имя) обладала редкой красотой, что меня, безусловно, обрадовало: чем она уникальней, тем проще её вычислить среди прочих. Так что я получила подробный словесный портрет (очень подробный, дамы даже обхват груди оценили с точностью до пары сантиметров) и с этим уже могла идти к ту Таре. Но -- не на ночь глядя, а завтра с утра.

   Из холла наружу я выскочила чуть не вприпрыжку -- и едва не осталась без руки, потому что распахнутую дверь со страшной силой дёрнул налетевший порыв ветра. По инерции я впечаталась в твёрдое полотнище, но вскоре справилась со стихией, поспешно перешла в защитную трансформацию и захлопнула за собой дверь, пока не проснулась и не начала ворчать гардеробщица.

   Пока мы с Малуной и другими работницами библиотеки, периодически присоединявшимися к посиделкам, чесали языки, на улице в самом деле началась гроза.

   Досадно. Мне так нравилась эта юбка в крупную косую клетку...

   Грозы Тёмной стороны по разрушительности несравнимы с землетрясениями и извержениями, но тоже способны доставить массу неприятностей.

   До первой экспедиции, перевалившей через край Диска, была очень популярна мысль, что тучи защищают наш мир от опасного, губительного для всего живого света, из которого состоит внешнее пространство, а противоположная сторона Диска такой защиты не имеет, и именно поэтому ничего хорошего там встретить нельзя. Немудрено, что при таких космологических представлениях грозы окутывались мистическим ореолом и пугали здешних жителей гораздо сильнее, чем прочие катаклизмы. Молнии то и дело с грохотом раскалывают тучи ветвистыми трещинами и озаряют мир ослепительно-ярким сиянием небесной изнанки, и порой это сияние сжигает случайных прохожих, деревья и даже дома. А ну как очередной разрыв не затянется, и небосвод просто расползётся по швам, и сгорит весь мир?

   Даже сейчас, когда достоверно известно, что никаких трещин нет, что молнии -- это просто мощные электрические разряды, многие тенсы очень боятся гроз. У меня эти природные явления суеверного страха не вызывают, но всё равно на улице в грозу как-то не по себе; наверное, память предков говорит. Правда, куда сильнее расстраивает обыкновенный физический ущерб, причиняемый одежде. Сильный порывистый ветер поднимает вихри, сбивающие с ног и больно жалящие нерадивых прохожих. Хлёсткие песчаные плети не способны причинить вред прочной шкуре, а вот ткань, из которой шьют повседневную одежду, вытирается очень быстро.

   Домой я не без трудностей добралась к восьми часам вечера. Госпожа ту Мирк решила переждать грозу, поэтому ещё оставалась в доме, так что я со спокойной душой отправилась принимать душ: гостей будет кому впустить, если те появятся.

   За время пути я успела тщательно обдумать и полученную информацию, и помощь, которую попрошу у властелина пара.

   Одно дело, если о поступках хозяев "Искры разума" сообщит какая-нибудь заштатная газетёнка, польстившаяся на слова малоизвестного механика, а совсем другое -- Чивин ту Таре. Такой человек почти без труда способен поднять знатную шумиху. У него много денег, обширные связи, но, главное, он никогда не бросает слов на ветер, и потому его уважают рядовые обыватели и ему верят. А кроме того, репутация ту Таре поможет избежать истерии, которая может приключиться, если подобные грязные факты всплывут. Многие люди и так не доверяют машинатам, да и свелов некоторые воспринимают с опасением и подозрением, и мне меньше всего хотелось спровоцировать самосуд над приезжими со Светлой стороны и массовые акции вандализма против болванов. А ведь если появится достоверная информация, что машинатов действительно делают из живых людей, именно этим всё и закончится!

   Оставлять же всё на самотёк я не собиралась, равно как и спешить с выводами. Кто знает, что случилось на самом деле? Но подстраховаться и заручиться поддержкой стоило заранее.

   Что до истории с Чином и его тайными знакомствами... Думаю, ту Таре разделил бы моё беспокойство об "Искре разума" и без этого, он здравомыслящий и достаточно осторожный человек. Но Мух провёл очень верную аналогию про тортик: не хотелось идти в гости с пустыми руками почти в таком вот бытовом смысле. Потому что назвать эту информацию равнозначной услугой я не могла, так -- приятная мелочь.

   Судя по поведению Чина и его "вербовщиков", действуют непрофессионалы: всё как-то наиграно, непродуманно. Вряд ли опытные люди выбрали бы для встреч библиотеку, где ту Варш выделяется, как балерина посреди токарного цеха. И тогда вызывает серьёзные сомнения утверждение о промышленном шпионаже. Я, конечно, тот ещё специалист в подобных вопросах, но очень сомнительно, что дилетанты набрались бы наглости шпионить за ту Таре.

   Гости пришли друг за другом аккурат к ужину, как специально. К этому моменту я успела сделать ещё два маленьких, но очень важных дела -- прочитала письмо от отца, в котором он сообщал, что навестит меня вместе с другом завтра утром, и написала записку властелину пара с просьбой принять меня во второй половине дня когда ему будет удобно.

   Почти никакой полезной информации мужчины не принесли. Пылающий энтузиазмом Миришир устно передал готовность капитана экспедиции принять нас на борт, а доктор вовсе весь день занимался собственными делами, и по вопросу будущего первого арра только подтвердил вчерашние слова.

   После вялого спора волевое решение лететь с экспедицией оказалось принято, Муха большинством голосов (два против одного) назначили ответственным за подготовку, а доктор пообещал всесторонне обдумать наши действия на Светлой стороне. Как гостеприимная хозяйка я предложила мужчинам переночевать здесь, но они неожиданно отказались и, обменявшись заговорщицкими взглядами, ушли, оставив меня с неприятным ощущением досады. Я остро предчувствовала подготовленную этой парочкой подставу, но никак не могла понять, откуда именно ждать подвоха.

   Спать ложилась в растрёпанных чувствах, растревоженная, с одной стороны, мыслями о грядущем путешествии, а с другой -- воспоминаниями о собственных кошмарах. Но неожиданно быстро уснула, и разбудил меня не страшный сон, а экономка с сообщением о появлении гостей. Досадуя на собственную рассеянность -- забыла завести будильник -- я принялась приводить себя в порядок. Одно дело, разговор только с отцом; но принимать в халате пожилого незнакомого учёного -- это уже верх неприличия.

   -- Доброе утро! -- Я вошла в гостиную и с интересом оглядела присутствующих. -- Прошу прощения за ожидание.

   Обещанный отцом специалист оказался крайне забавным круглым человечком маленького роста, с круглым брюшком и покатыми круглыми плечами, полными округлыми руками, круглой лысой головой. Даже нос, на котором держались круглые очки, явно тяготел формой к шару. Большие глаза слегка навыкате глядели из-за толстых стёкол с внимательным радостным любопытством.

   -- Всё в порядке, я уже предупредил Туна, что ты любишь поспать, -- со смешком ответил отец. -- Знакомьтесь, Ливитун ту Муло, честный пенсионер. Фириш, моя дочь.

   -- Какая очаровательная девочка, -- улыбнулся "честный пенсионер". Улыбка у него оказалась очень хорошая -- искренняя, открытая, немного проказливая и почти детская. -- Наслышан, наслышан. Ваш отец, Фириш, очень любит поговорить о семейных ценностях! Но, впрочем, предлагаю не ходить вокруг да около и не тратить ваше время понапрасну. Это мы, старики, можем и должны позволить себе неторопливость, а у молодёжи всегда куча дел и стремлений. К тому же, я уже достаточно заинтригован Филиром, чтобы изнемогать от нетерпения. Расскажите же, наконец, об этой необычной вещице!

   Я не стала спорить с желанием гостя, тем более, оно полностью отвечало моим собственным устремлениям. Хотелось поскорее выяснить, может этот внешне совсем несерьёзный тип чем-то помочь или нет.

   Рассказывать о "вещице" и показывать её я предпочла в мастерской, там мне было гораздо спокойней.

   Не знаю, что там господин ту Муло говорил о неторопливости; видимо, кокетничал. Стоило ему получить в руки искру, и благодушный круглый человечек уступил место чрезвычайно энергичному и опытному фанатику. При виде охотничьего азарта, с которым Ливитун вцепился в искру, я даже встревожилась; мужчина выглядел так, будто способен перегрызть глотку любому, кто попытается отобрать у него кристалл. Но отец ободряюще улыбнулся и подмигнул в ответ на мой напряжённый вопросительный взгляд. Похоже, для ту Муло подобное поведение нормально, и на людей он не бросается. Во всяком случае, до сих пор не бросался.

   Со всех сторон осмотрев кристалл и едва ли не обнюхав, учёный спросил у меня разрешения и сам вставил искру в голову Геша, после чего заложник кристалла памяти подвергся очередному подробному допросу. Машинат терпел стоически.

   С другой стороны, его можно понять -- хоть какая-то деятельность, развлечение и общение.

   -- Великолепно, -- наконец, выдохнувшись, резюмировал ту Муло и вновь протёр большим клетчатым платком выступившую на лбу и лысине испарину. -- Изумительно!

   -- А если по существу? -- иронично уточнил отец.

   -- Это как раз очень по существу, -- благодушно отмахнулся круглый гость и попенял молчаливому машинату: -- Эх, что ж мы с вами, дружище, не встретились раньше, когда я был молод и полон сил!

   -- Тун! -- устало поморщившись, окликнул его отец.

   -- А, в общем-то, что именно вы хотите от меня услышать? -- наконец, с вежливой улыбкой уточнил ту Муло и перевёл взгляд на меня. Шевельнулось нехорошее подозрение, что гость попросту издевается, ничего в искрах не понимает и устроил этот цирк ради собственного удовольствия, но я поспешила его отогнать.

   -- В идеале -- узнать, как вернуть содержимое кристалла в тело, -- стараясь сохранять спокойствие, ответила ему. -- Или хотя бы точно узнать, возможно ли это.

   -- Мне представляется весьма сомнительным, что разум первого арра действительно извлекли из тела и поместили в этот кристалл. Во всяком случае, преднамеренность этого действия -- очень спорный вопрос.

   -- Почему? -- нахмурилась я.

   -- А зачем? -- вместо ответа пожал плечами Ливитун. -- Единственное внятное объяснение -- что это получилось случайно. Отсюда и неуверенность свелов, и сам факт существования подобного кристалла, который разумнее было бы уничтожить. Что касается возможности обратного процесса, она также несколько... сомнительна. Понимаете, Фириш, наши знания о физике электричества и природе малых частиц, из которых состоит всё сущее, ещё чрезвычайно скудны. Всё, что у нас есть -- это математические расчёты, которые невозможно проверить на практике. К примеру, было доказано, что некие перестановки в структуре различных минералов кардинально меняют их свойства, но мы пока, увы, не способны осознанно и преднамеренно внести эти изменения и, к примеру, превратить уголь в алмаз. В микромире мы движемся вслепую, ощупью математических формул и нагромождения сложных расчётов. Достоверно известно, что сами кристаллы, основа их, -- это действительно особый минерал, определённый сорт кварца, а в кристаллы памяти их превращает некая технологическая процедура, вероятно, электрической природы. Кристалл памяти -- это... нечто вроде граммофонной пластинки, дорожки на которой невообразимо малы и расположены не на плоскости, а подобны нити, смотанной в клубок. Ни у нас, ни даже у свелов нет технологий, позволяющих выполнить такую запись полностью осознанно. Мне кажется, имеет место ситуация, подобная той, что в своё время сложилась у нас с аркидной смазкой. Кто-то случайно обнаружил полезное свойство и научился его использовать, и только много времени спустя под это свойство подведён теоретический базис. Вероятнее всего, именно поэтому мы никак не можем разгадать этот секрет: случайность очень сложно повторить. Так что, даже если вы найдёте прибор, с помощью которого совершена подобная операция, совсем не обязательно, что даже его создателям хватит знаний запустить процесс вспять. Так что я бы порекомендовал смириться с неизбежным, отдать кристалл специалистам и не рисковать попусту жизнью и здоровьем.

   -- И всё-таки, мы рискнём, -- через пару секунд решительно возразила я.

   -- Ваше право, -- не стал настаивать мужчина. Снял очки, начал задумчиво их протирать, а потом медленно проговорил: -- Знаете, а вот предположение, как и зачем первого арра превратили... в такое, у меня есть. Если отталкиваться от того факта, что кристалл памяти -- это просто форма хранения информации, кто-то мог пожелать, скажем, заполучить некий объём знаний, принадлежавших этому мужчине, но что-то не рассчитал. Например, он получил совсем не ту информацию, которую желал: вместо памяти -- лишённую памяти личность. Или, что вероятнее, он не рассчитал объём информации, которую хранит человеческий разум, и в один кристалл всё банально не поместилось. Почему не потерялось и оказалось здесь -- не знаю, но подобная версия отлично объясняет ситуацию, которую мы наблюдаем.

   -- Чудесно, -- со вздохом пробормотала я. -- То есть, где-то бегает вторая половина первого арра?

   -- В её способности бегать я здорово сомневаюсь, -- со смешком заметил собеседник. -- Та часть памяти, которая отвечает за двигательные функции, определённо, здесь. Судя по тому, что нормально двигаться не способно и оставшееся на Светлой стороне тело, я рискну предположить, что информация на кристаллах не дублируется.

   -- М-да. Всё это, конечно, полезно и очень занимательно, но... по сути дела вы ничего сказать не можете? -- уточнила я.

   -- Увы, -- ту Муло развёл руками. -- Мы действительно пока не знаем способа создания искр, даже в первом приближении. Но кое-какую помощь я оказать могу, а именно -- дать контакты единственного специалиста, способного пойти вам навстречу. Господин Бинда Олем -- яростный патриот, секрет не выдаст даже под пытками, но ради спасения жизни первого арра может ввязаться в эту авантюру.

   -- Как мал Мировой Диск, -- хмыкнула я.

   -- Что вы имеете в виду? -- озадаченно вскинул брови Ливитун.

   -- Я знакома с этим мастером, мы вместе работали над протезом руки для моего друга. Правда, я сомневалась в его благонадёжности и, честно говоря, здоровье. Всё-таки, возраст у него не юношеский.

   -- Этот старый ващур нас всех переживёт, -- отмахнулся собеседник. -- Мировой Диск действительно небольшой, но именно сейчас речь не об этом. Имеющих частную практику специалистов по искрам можно пересчитать по пальцам. Если я не ошибаюсь, их всего шесть человек на всей Светлой стороне, остальные работают на пресловутую "Искру разума" и их конкурентов. И Олем из всей этой компании -- самый увлечённый, склонный к экспериментам и, несмотря на свою скандальную натуру, вполне настроенный на контакт.

   -- Не заметила за ним особенной скандальности, -- растерянно заметила я.

   -- А это вы, Фириш, с ним о политике разговаривать не пытались, -- улыбнулся ту Муло. -- И спорить, какая форма правления лучше, наша или их.

   -- Я слишком мало интересуюсь этим вопросом, чтобы с кем-то его обсуждать. Да ещё и спорить, -- хмыкнула в ответ.

   -- Тем лучше, -- флегматично признал Ливитун. -- У него будет меньше поводов для ругани и больше -- для работы.

   -- А откуда вы вообще его знаете?

   -- Рассматриваются разные способы получения нужных сведений, -- пожал плечами мужчина. -- В том числе -- подкуп отдельных специалистов, но за ними тщательно наблюдают. Имейте это в виду, если действительно соберётесь с ним разговаривать: стоит сунуться туда, и о визите узнают очень многие. Но здесь я тоже могу поспособствовать. Есть, чем записать адрес? Это приятель Бинды, приглядывающий за ним и получающий за это деньги. Вполне надёжный тип. Проще и разумней контактировать с мастером через него.

   -- Шпион? -- растерянно уточнила я, наблюдая, как ту Муло выводит какие-то закорючки. Почерк у него оказался ужасно витиеватый и потому сложный для восприятия.

   -- Побойтесь грома, -- отмахнулся собеседник. -- Говорю же, просто приглядывает. Передать конфиденциальную информацию, пригласить для разговора...

   -- То есть, шпион, -- кивнула я.

   -- Разведчик, если уж на то пошло, -- насмешливо поправил меня мужчина. -- Бинда чрезвычайно любопытен, азартен и несколько самоуверен. Ему скучно заниматься одним и тем же, а вот поиграть с нашими секретчиками и порешать неординарные задачки -- это за милую душу. Поэтому он и не прекращает общения со связным. Понимает, что нашей стороне невыгодно давить или идти на шантаж, тем самым рискуя потерять хоть такой источник информации, и позволяет себе развлекаться. Ведь если всё вскроется, его самого по голове не погладят, да и развлечения кончатся. Ну и, кроме того, возраст и одиночество тоже сказываются -- терять ему, в общем-то, нечего.

   -- А вы не боитесь сдавать мне этого связного? Ну, вдруг я... -- попыталась возразить я, но запнулась, не в состоянии подобрать слова, а ту Муло покровительственно улыбнулся.

   -- Фириш, если бы я совсем не разделял вашу точку зрения на проблему, мы бы с вами не разговаривали.

   -- Зачем же вы тогда...

   -- Пытался отговорить? -- с полуслова понял он. -- Одно другому не мешает. Я хоть и пенсионер, но долг свой помню. А если вы имеете в виду, что вы кого-то предадите, где-то останетесь и так далее... Простите, но мне очень слабо в это верится. В отличие от господина Олема, вам есть, куда и к кому возвращаться. Да и, насколько я могу судить, вы слишком честны и благородны для предательства.

   -- Звучит как угроза, -- с иронией протянула я.

   -- Привычка, -- виновато улыбнулся собеседник и развёл руками. -- Я передам вам письмо для этого человека, иначе он не будет с вами разговаривать, увы. А вы, кстати, уже придумали, как будете перебираться на ту сторону диска?

   -- Поскольку все транспортные тоннели закрыты, да и рискованно туда лезть -- прибьют, мы попробуем полететь вкруг, на дирижабле.

   -- И откуда вы возьмёте дирижабль? -- удивлённо выгнул брови ту Муло, а потом весело улыбнулся и ответил сам себе: -- Экспедиция! А что, очень умно, беспроигрышный вариант. Вряд ли сообщение возобновится быстрее, чем вы туда доберётесь, и у вас будет хорошая фора: никто отсюда не сумеет сообщить на ту сторону о вашем отбытии, даже если оно кого-то заинтересует. Да и вообще, очень удачно всё сложилось. Что ж, от души желаю удачи! А письмо подготовлю и перешлю вечером, с вашего позволения.

   -- Да, конечно, время терпит, -- согласилась я.

   Вскоре гости откланялись. Отец, во время всего разговора сохранявший молчание и ни во что не вмешивавшийся, глядел на меня с задумчивой сосредоточенностью. Кажется, он таки не одобрял эту историю, но я была благодарна за отсутствие критики. Боюсь, моя собственная решимость под её давлением здорово пошатнулась бы.

   Да, я понимала, что ввязалась в неприятности, сделала это осознанно, всё происходит на самом деле, но, кажется, по-прежнему не могла в это поверить. Всё было... Странно и неправильно.

   Как три энтузиаста могут провернуть такое сложное дело?

   Ладно, пусть практика и внимательное рассмотрение показали, что мы не рядовые обыватели. Обнаружилась масса полезных знакомств и контактов, которые очень аккуратно складывались в нужный рисунок. Да и квалификация наша пришлась очень кстати: специалист по мозгам, специалист по машинатам и специалист по полётам, способный доставить нас на Светлую сторону. Пожалуй, даже если бы кто-то намеренно собирал компанию для такого свершения, у него вряд ли могло получиться лучше. Не хватало только специалиста по искрам, которого мы надеялись найти на другой стороне Мирового Диска, и... профессионального шпиона, интригана, способного не только помочь в организации похищения тела первого арра, но и в организации противодействия "Искре разума". Есть ощущение, что тот "наблюдатель" со Светлой стороны окажется именно таким человеком. Наверное, потому, что подобное же впечатление производил господин ту Муло: я готова была поклясться, что этот мужчина -- не просто учёный. И, подозреваю, никакой он не пенсионер.

   С одной стороны, если бы он по-прежнему работал на секретчиков, вряд ли бы со мной так мирно разговаривали и вряд ли отпустили бы с искрой на Светлую сторону. Но, с другой стороны, если для их целей эта искра не представляет особенного интереса -- возможны варианты. Например, воспользоваться поводом и всё-таки украсть моими руками нужную технологию, вынудив Олема к сотрудничеству. Или им по какой-то причине выгодно вернуть первого арра на место. Интересно только, по каким? Надеются заполучить его в должники? Сомневаюсь, что благодарность его будет простираться настолько далеко, да и ненадёжный какой-то метод. Желают подточить власть "Искры разума"? В общем-то, тоже неубедительно. Она там, на Светлой стороне имеет реальную власть, и совсем не потому, что создаёт кристаллы памяти: это просто одна из статей расходов. Да и у нас, честно говоря, машинаты -- это просто одна из статей промышленности. Они приносят пользу, но никакой ключевой роли не играют, и чисто теоретически без них вполне можно обойтись.

   Впрочем, есть одно соображение, объясняющее решительно всё: нашим секретчикам по большому счёту плевать, кто окажется у власти на Светлой стороне и куда повернётся тамошний политический курс, а единственная искра не способна помочь в поисках ответа на вопрос об изготовлении кристаллов памяти. Ту Муло же действительно может действовать исключительно по собственному почину, по доброте душевной. Или -- в надежде на случайное раскрытие важных сведений.

   Проводив гостей, я неторопливо позавтракала, традиционно зачитывая экономке статьи из газеты. Впрочем, ничего интересного пресса не сообщала. Прогноз обещал хорошую погоду, по поводу транспортных тоннелей всё оставалось глухо, присутствовала только короткая заметка, что следствие продолжается, и грустные рассуждения об убытках некоторых компаний, тесно связанных со Светлой стороной. А все прочие новости лично меня интересовали мало. Разве что традиционная выставка достижений промышленности, запланированная на конец нынешнего малого оборота, но шансов посетить её у меня не было: через двенадцать дней, оставшихся до открытия, мы уже вовсю должны осваиваться на Светлой стороне. Если доживём.

   С утренней почтой пришёл и ответ от ту Таре: властелин пара сообщил о готовности принять меня сегодня в любое время с раннего утра и до позднего вечера, потому что весь день планировал провести в собственном кабинете в Дымной башне. И в конце мужчина вежливо просил прихватить с собой документы, потому что в здании действует пропускной режим.

   Торопиться я не стала и преспокойно добралась до нужного места на общественном транспорте. Дымную башню, детище и логово ту Таре, сложно не найти -- это одно из самых высоких зданий в городе. Узкая серебристая махина действительно умудряется казаться лёгкой и почти эфемерной на фоне Домны, так что имя ей очень подходит. Как она стоит, выдерживая любые землетрясения -- не знаю, но её архитектора не зря при жизни называют гением.

   В светлом фойе вежливый молодой человек в безликом костюме дотошно проверил мой паспорт с помощью лупы и яркого фонарика и предоставил мне сопровождающего, который выглядел его родным братом -- то же нейтральное выражение на физиономии, тот же наряд, даже в чертах лица чудилось нечто общее. Меня проводили к лифту, лифтёр -- крепкий коренастый мужчина в точно таком же костюме -- открыл красивые кованные двери, и небольшая клетушка с удобными диванчиками по бокам неспешно поползла вверх.

   Некстати вспомнилось, что лифт -- это ящик, висящий на верёвке над пропастью, и я почувствовала предательскую слабость в коленях и нарастающее головокружение. Пришлось поспешно присесть, чтобы спонтанно не прилечь.

   А лифт всё ехал и ехал, и меня потряхивало всё сильнее. Если сейчас что-то там сломается, лететь вниз я буду очень долго, и результат этого полёта даже опознать никто не сумеет! Воображение же как назло упрямо рисовало одну за одной мрачные картины трагического будущего, отказываясь переключаться на менее жуткие темы.

   Нет, я понимаю, что на самую верхотуру подниматься пешком по лестнице около часа, и к концу пути я буду выглядеть совершенно чудовищно, но... может, стоило попробовать? По-моему, я сейчас и так уже достаточно взмокла, без каких-либо физических нагрузок. Сердце бешено колотилось в горле, пальцы до боли впились в обшивку дивана, и я неимоверным волевым усилием удерживала себя на месте, заставляя молчать и дышать глубже.

   -- Госпожа, с вами всё в порядке? -- встревоженно поглядывая на меня, уточнил сопровождающий. Лифт прибыл, нам открыли двери, и мужчина предложил мне руку, чтобы помочь подняться. За жёсткую крепкую ладонь я уцепилась с тем же энтузиазмом, с которым до сих пор держалась за диван, и поднялась на дрожащие слабые ноги. Ещё немного потерпеть, и мой кошмар временно закончится...

   -- Простите, боязнь высоты, -- улыбнулась через силу.

   -- Что же вы не предупредили! -- мужчина сокрушённо качнул головой и помог мне выйти наружу. В руку помощи я вцепилась изо всех своих отнюдь не женских сил, но провожатый -- добрая душа! -- даже не поморщился. Пришлось приложить нешуточные усилия, чтобы сохранить хотя бы подобие внешнего спокойствия и не рвануть к выходу прыжком с воплем "выпустите меня отсюда!".

   -- И чем бы вы мне сумели помочь? -- устало вздохнула в ответ. -- Да ладно, ничего страшного не случилось. Я почти способна себя контролировать. По крайней мере, не лишаюсь рассудка от страха.

   За пределами клетки лифта обнаружилась неожиданно небольшая уютная приёмная, вдоль стен которой стояли диваны, так и манящие присесть, а напротив лифта располагалась единственная дверь. Справа от двери в углу приткнулся высокий узкий стеллаж, перед которым лицом к посетителю за столом должен сидеть секретарь, вот только место его пустовало. Причём, судя по почти голому столу и отсутствию на нём даже письменных принадлежностей, пустовало уже достаточно давно.

   Вести меня дальше или сообщать о моём прибытии провожатый не спешил, вместо этого усадил на ближайший диван и терпеливо замер рядом, ожидая, пока я поправлю и без того пребывающую в полном порядке одежду, вытру платком испарину... в общем, приду в себя и приведу себя в порядок. И я была ему за это благодарна, хотя удивлена подобной снисходительностью.

   -- Здесь порой и не такое случается. Высоты у нас боятся очень многие, всё-таки не Светлая сторона, -- с улыбкой сообщил мужчина, заодно развеяв мои невысказанные сомнения. Надо думать, если подобные случаи происходят регулярно, у персонала есть инструкции на сей счёт. -- И по поводу помощи вы неправы, внизу на такой случай имеется неплохое успокоительное.

   -- Отличная идея! -- Я насмешливо фыркнула и добавила с тоской: -- Надо спросить название, мне пригодится.

   Кажется, я здорово погорячилась, соглашаясь отправиться на Светлую сторону на дирижабле. Путешествие будет тяжёлым, и успокоительное придётся кстати.

   А потом я осознала ещё один простой и очевидный факт, о котором до сих пор умудрялась не задумываться, и совсем загрустила. Свелы живут в небе, на островах, парящих высоко над горными равнинами, покрывающими всю землю. И перемещаются между островами, надо думать, тоже по воздуху.

   Гореть мне в Домне! Куда я вляпалась и чем вообще думала перед этим?! А ведь думала же, планировала...

   Надо попробовать поговорить на эту тему с Триндой. Он ведь понимает в психологии, а фобии -- как раз по этой части. Может, подскажет способ борьбы? Если таковой вообще существует...

   Так и не представившийся проводник терпеливо дождался, пока я возьму себя в руки и успокоюсь, и только после этого подёргал шнурок, свисавший со стены рядом с дверью. Приглушённый толстой дверью, звякнул даже не колокольчик -- почти колокол, слишком уж низко и густо он звучал. В ответ через несколько мгновений вспыхнула и погасла лампа над дверью. Судя по реакции мужчины, это означало разрешение войти: он открыл дверь и заглянул внутрь.

   -- К вам госпожа Фириш ту Фрем.

   -- Зови, -- прозвучал голос властелина пара, и меня жестом пригласили пройти.

   -- Я подожду здесь, -- предупредил провожатый, и я оказалась в кабинете ту Таре. Правда, хватило меня только перешагнуть порог, после чего я инстинктивно подалась назад и вжалась спиной в дерево захлопнувшейся двери.

   -- Госпожа ту Фрем? -- растерянно уточнил мужчина. Кажется, своим манёвром мне удалось здорово его озадачить.

   -- У вас... впечатляющий вид из окна, -- проговорила я.

   -- Как вы это определили от двери? Там же ничего не видно, -- продолжил недоумевать хозяин кабинета.

   -- Всё, что я не вижу, я могу додумать. Увы, на фантазию я никогда не жаловалась...

   -- Погодите... вы боитесь высоты? -- сообразил ту Таре. Я только кивнула, а властелин пара поднялся с кресла и задвинул шторы, отделяя меня от огромного панорамного окна, из которого открывался вид на Домну. Вид, наверное, действительно потрясающий, особенно -- если подойти к самому окну, но мне на сегодня подвигов хватило.

   -- Простите, -- повинилась, заставляя себя отклеиться от двери. -- Но лифт меня добил. У вас в роду случайно не было свелов? Как можно добровольно забираться на такую высоту, да ещё поворачиваться к ней спиной!

   -- Она не кусается, -- уголками губ улыбнулся владыка пара, правильно растолковав моё удивление. -- К тому же, это на самом деле красиво. Огры? -- вежливо предложил мужчина. Возвращаться к рабочему столу не стал, вместо этого жестом пригласил присесть в кресло у низкого столика, располагавшегося в углу.

   -- Нет, благодарю. Простите, но я слишком неуверенно чувствую себя здесь, и предпочту сократить время общения с Дымной башней. -- Я вновь вымученно улыбнулась. -- На земле мне гораздо спокойнее.

   -- Итак, что же вас вдохновило на этот подвиг? -- сразу перешёл к делу собеседник.

   -- Два соображения. Во-первых, у меня есть некоторая информация по тому делу, которое мы обсуждали позавчера. Это по-прежнему актуально?

   -- Более чем. -- Мужчина согласно кивнул, а взгляд его стал испытующим и заинтересованным. -- А что "во-вторых"?

   -- Во-вторых, я хотела заручиться вашей поддержкой в одном немаловажном деле, но предлагаю начать всё-таки с первого, -- и я вкратце пересказала ту Таре полученную информацию, включая подробный словесный портрет женщины. Понять, какое именно впечатление на мужчину произвёл короткий рассказ, я не смогла, но, судя по всему, незнакомку он по такому описанию узнал.

   -- Вот же мстительная су... стерва, -- проворчал мужчина, когда я договорила.

   -- Вы её знаете? -- уточнила я осторожно. Чивин выразительно скривился и хмыкнул.

   -- Некоторое время назад мы были достаточно дружны. Когда я решил прекратить это общение, она не слишком-то обрадовалась. Но я полагал, что это позади, и она успокоилась. А получается, искала способ ударить точнее? И действовать решила через дочь. Что ж, огромное спасибо за новости, они весьма кстати.

   -- Ну, думаю, ваша служба безопасности тоже рано или поздно докопалась бы до истины, -- дипломатично отозвалась я.

   Так эта девица, оказывается, была любовницей властелина пара? Что ж, можно только восхититься работой его подручных: ни слова о личной жизни этого мужчины в газетах не писали. Как вдовец он вполне мог не таиться от прессы и завести любовницу открыто, но, видимо, относился к этой женщине достаточно пренебрежительно и выводить в люди не собирался. Это характеризовало его не лучшим образом, но, с другой стороны, я почти уверена, что ничего "эдакого" ту Таре своей пассии и не обещал.

   -- Лучше рано, -- поморщился он. -- Но это хорошая зацепка для дальнейшей работы.

   -- Полагаете, за этим может стоять кто-то ещё?

   -- Нет, но проверить стоит. -- Ту Таре выразительно пожал плечами. -- Всё это действительно выглядит очень по-женски, но её мог кто-то использовать. О каком ещё важном деле вы хотели поговорить?

   -- Это достаточно щекотливый вопрос. Как вы относитесь к предположению, что искры делают из живых людей?

   -- С сомнением, -- пожал плечами он. -- Но вы ведь не просто так спросили?

   -- Нет. Видите ли, существует вероятность, что через некоторое время будут обнародованы доказательства этого факта.

   -- Кхм! Интересно. И что вы хотите в связи с этим от меня?

   -- Наверное, это прозвучит смешно, но -- моральной поддержки. Я планирую поспособствовать этому обнародованию, но хочется вместе с тем избежать негативных последствий вроде гонений на свелов. У меня пока ещё очень мало информации, и утверждать наверняка ничего нельзя, но я в любом случае уверена, что искры из людей -- это отнюдь не система. Один-два случая можно замять, даже десяток, но в год производится несколько тысяч искр, а это слишком много, чтобы даже очень богатая частная контора могла позволить себе замалчивать подобное. Ну и, кроме того, среди свелов есть частные лица, занимающиеся созданием искр, и мне трудно поверить, что они, фигурально выражаясь, бегают по улице с топором, пытаясь поймать жертву для своих бесчеловечных экспериментов.

   -- Пожалуй, -- со смешком кивнул мужчина.

   -- В общем, мне бы хотелось вскрыть эти неприглядные факты, обеспечить серьёзные неприятности "Искре разума", но при этом не принести проблем себе, собственным коллегам и обывателям.

   -- Эк вы замахнулись. И скандал поднять, и не замараться, -- продолжая насмешливо улыбаться, с непонятным выражением -- не то укоризненно, не то восхищённо -- протянул Чивин. -- И почему подобная честь выпала именно мне?

   -- Вы, во-первых, почти никак не связаны со Светлой стороной и, тем более, "Искрой разума", а во-вторых, к вам прислушиваются и вас уважают. Поэтому, если вы скажете, что опасности нет, это само по себе будет неплохим подспорьем. Я, разумеется, предоставлю все доказательства, так что не прошу верить мне на слово.

   Властелин пара несколько секунд испытующе меня разглядывал, после чего задумчиво качнул головой и проговорил:

   -- Вам нельзя заниматься торговлей и политикой, мастер ту Фрем. Категорически противопоказано!

   -- Что вы имеете в виду? -- опешила я от неожиданной смены темы.

   -- Вы чрезвычайно наивны и доверчивы, -- ту Таре пожал плечами. -- Вы хотя бы понимаете, какую карту даёте мне в руки? Правильно воспользовавшись вашей информацией, я могу обанкротить и прибрать к рукам несколько крупнейших предприятий Тёмной стороны. Сначала допустить скандал, выждать несколько дней, пока они окажутся на краю краха, купить по дешёвке и только после этого поднять организованную шумиху с опровержением. С такими деньгами и такой властью Управляющий будет носить мне газету и варить огру по утрам, -- со смешком пояснил он.

   -- Начнутся беспорядки, многих машинатов просто уничтожат, -- с сомнением проговорила я.

   -- И что? При таком сценарии это будет даже на руку: замену испорченным машинатам придут покупать ко мне. А нужное общественное мнение по такому неоднозначному вопросу очень легко сформировать, и можно сделать это в кратчайшие сроки, -- пожал плечами властелин пара.

   -- Вы так не поступите! -- с ещё большим сомнением добавила, вполне аргументированно и обоснованно чувствуя себя дурой.

   -- Потому что у меня хорошая репутация? -- со смешком уточнил он и повторил: -- Вы очень наивны, Фириш. Такое часто случается с профессионалами в областях, далёких от политики и экономики. Обмануть вас в деле почти невозможно, но человеческая подлость ставит в тупик.

   -- Вы намеренно запугиваете меня, -- без особенной убеждённости упрямо возразила я. -- Вы не сделаете того, о чём говорите. Вам это не нужно.

   -- Интересный аргумент, -- задумчиво качнул головой ту Таре. -- Почему?

   -- Вы из тех людей, которые не будут хватать больше, чем способны удержать, -- уже спокойней ответила я. Если бы он действительно планировал что-то подобное, не стал бы всё это рассказывать. Да и... в Домну все теории, я готова поклясться: не такой человек Чивин ту Таре, чтобы городить подобные махинации! -- Вы производство-то расширяете очень неохотно и только по необходимости, а тут -- несколько новых предприятий, в которых нужно очень долго разбираться, объём производства как минимум утроится. Да ещё профиль другой, придётся с трудом вникать, потому что вы предпочитаете знать своё дело от и до. А такое распыление внимания непременно скажется на вашем любимом детище. -- Я красноречиво кивнула в сторону окна, где у подножия башни раскинулись производственные площади "Доменного завода паровых движителей" или, как неофициально называли это предприятие, "Движителей ту Таре". -- Потому что вам перестанет хватать на него времени, которое и так постоянно в дефиците. Нет, не верю.

   -- Неплохо, -- с лёгкой улыбкой кивнул мужчина. -- Вы по крайней мере разбираетесь в людях, это полезное качество. Хорошо, можете рассчитывать на поддержку. Как я понимаю, от меня сейчас ничего особенного не требуется?

   -- Да, пока так. Пока стоит ждать новостей и фактов. Которых, впрочем, может не случиться, -- я развела руками и поднялась с места.

   -- Удачи в поисках, что бы вы ни искали. Берегите себя. Хороших и достойных доверия специалистов в этом мире не так много, не хотелось бы потерять одного из них по глупости, -- выразил надежду властелин пара, тепло пожал мою руку и самолично проводил к двери.

   -- Самой бы не хотелось, м-да, -- пробормотала я напоследок и, распрощавшись, вышла.

   -- Ну что, к лестнице? -- с готовностью встретил меня провожатый. Правда, в этот раз выдержка мужчине несколько изменила, и по его лицу было видно всё, что он думает о подобных прогулках.

   -- Кхм. И часто вам приходится вот так ходить? -- несколько растерявшись от услужливости сотрудника, уточнила я.

   -- Случается. -- Он неопределённо повёл плечами и чуть поморщился.

   -- Да ладно, вверх приехала, как-нибудь спустимся. Надо же бороться со своими страхами!

   Подобный настрой проводник полностью одобрил и уговаривать меня на пешую прогулку, конечно, не стал.

   Не могу сказать, что обратный путь дался намного легче, но здесь сложнее всего оказалось заставить себя забраться в небольшую подвижную клетушку, а не упереться в проходе. Преодолению фобии в этот раз очень поспособствовала фантазия, так отравлявшая жизнь по пути наверх. Стоило представить, как посторонние мужчины вдвоём уговаривают меня или силой затаскивают в лифт, и внутрь я шагнула первой. Лучше несколько минут борьбы со страхом, чем целая жизнь с воспоминанием о таком позоре.

   Оказывается, даже хорошее воспитание иногда приносит практическую пользу. Не зря мама с детства вдалбливала в меня правила приличия!

   А по дороге в лифте согревала мысль, что земля неуклонно приближается и делает это плавно и равномерно. Что ещё совсем немного, и кошмар закончится, я окажусь на твёрдой земле.

   О том, что это только начало и вообще сущие мелочи по сравнению с путешествием на Светлую сторону, я малодушно старалась не думать.

   По пути домой завернув в аптеку и действительно обеспечив себя запасом успокоительного средства, по прибытии я обнаружила записку от Тринды с извинениями: сегодня ни он, ни Миришир прийти не могли, но зато доктор грозился появиться завтра к полудню, чтобы согласовать последние детали. Подобным новостям я несказанно обрадовалась и на радостях забилась в мастерскую, где просидела до ночи, подбирая хвосты и доделывая пару завалявшихся не срочных заказов. Видеть никого не хотелось.

   Искру с личностью первого арра я установила в голову Гешу: с одной стороны, и для меня отличная компания -- молчит и под руку не лезет, а с другой... мне бы на его месте было приятно осознавать, что про меня помнят и относятся ко мне как к живому человеку.

   Настроение было на редкость паскудным. До меня внезапно дошло, что через считаные часы я покину свой дом и это уютное логово. И, если удача изменит, покину навсегда.

   Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, я принялась разговаривать и размышлять вслух, заодно поясняя машинату, что и как мы планируем делать. На мой взгляд, он имел полное право знать, что нам всем предстоит. Правда, заводить его я не стала, честно сообщив, что опасаюсь оставаться один на один с разумной машиной.

   И как-то незаметно вслух выболтала решительно всё. Особых тайн у меня отродясь не водилось, да и скрывать я ничего такого не собиралась, но неожиданно потянуло поделиться наболевшим. Наверное, сказалась привычка разговаривать за работой с самой собой, а наличие молчаливого слушателя только подтолкнуло в нужную сторону. Вот я и ворчала, ковыряясь в старых часах. Рассказывала о том, что смертельно боюсь высоты и совершенно не представляю, как переживу перелёт и вообще встречу со Светлой стороной. Жаловалась, как страшно во всё это лезть, и какой дурой я себя чувствую, задумываясь о масштабах грядущих неприятностей, в которые сую голову. Недоумевала, когда и какой молнией меня шарахнуло, раз я ввязалась в политику. Грозилась, что первый арр со мной за всю эту нервотрёпку не рассчитается, и я ещё подумаю, в какой форме принимать его благодарность...

   В общем, долго разговаривала почти сама с собой, жалуясь на жизнь, и в конце концов с удивлением поняла, что скопившееся напряжение частью отпустило и дышать стало легче. Даже откуда-то взялась решимость и понимание, что я со всем справлюсь, и это издалека так страшно, а вблизи... человек ко всему привыкает. Вот и я -- или помру, или привыкну.

   Как и большинству живущих, всерьёз поверить в собственную скорую смерть было трудно. Не знаю уж, насколько достойна доверия моя интуиция, но на сей счёт она скромно помалкивала и "концом всего" не грозила.

   Закончив текущие дела ко второму часу ночи, я уже со спокойным сердцем отправилась спать. Дёргаться осталось недолго, послезавтра утром стартует экспедиция, и там обратного пути уже не будет.

  

 

Глава 4. Путешествие за край света

   Собственная беспомощность всегда неприятна, но сейчас это чувство оказалось настолько плотным и концентрированным, что начало душить. Не получалось напрячь ни одну мышцу, будто их не было вовсе, и даже вдохи, кажется, кто-то делал за меня.

   Окружающий мир ощущался где-то рядом, отделённый опущенными веками, разливающимся по коже онемением и гулом в ушах. Только запах оставался отчётливым, но это совсем не радовало: химический, резкий, холодный, сладковато-кислый, мучительно-липкий, он пронизывал всё вокруг, заползал под кожу, пропитывал до самых костей и ещё больше отравлял существование. Хотелось помыться, заткнуть нос, задержать дыхание... да хоть совсем задохнуться, лишь бы не слышать этой вони!

   Через темноту, гул и вату в ушах доносились размытые голоса. Различить их количество не получалось, но в некоторых отчётливо звучало что-то знакомое, враждебное -- то, что делало ощущение собственной беспомощности непереносимым, повергало в отчаянье.

   К отчаянью примешивался страх, так же сладко и резко пахнущий чем-то химическим. Страх осознания неотвратимой катастрофы, которой совсем нечего противопоставить, с которой бесполезно бороться и которой невозможно сопротивляться. Я слышал, чувствовал, но не мог ничего сделать, не мог даже запомнить лиц, чтобы потом являться собственным убийцам в кошмарах. А что меня убьют, сомнений не вызывало.

   Отчаянье мешалось с бессильной злостью, и приходилось только ждать развязки. Которая, впрочем, не заставила себя ждать. Боль прошила голову от виска к виску, но мне не оставили даже возможности закричать, махом отрубив все внешние ощущения.

   Расплывающееся мутнеющее сознание отчаянно цеплялось за жизнь, за малейшие обрывки, за воспоминания об ощущениях, и в конце концов -- за боль, которая единственная никуда не пропала.

   Боль оказалась якорем, центром кристаллизации рассудка, не позволяющим тому расплыться в однородную аморфную массу. Да, разум мутнел, от него отслаивались какие-то обрывки и растворялись в темноте. Но пока жила и ощущалась эта боль -- не привязанная к телу, отдельная, объёмная, самая реальная из всего существующего сейчас -- он тоже жил.

   А потом боли не стало, и вместе с ней не стало меня.

  

   Очнулась с ощущением, будто это не я проснулась, а темнота брезгливо отторгла инородный предмет, выплюнула меня в реальный мир. В теле ощущалась неприятная слабость, а в горле ощутимо саднило; кажется, я всё-таки кричала во сне. Несколько мгновений потратив на то, чтобы осознать себя собой, я села и принялась выпутываться из одеяла, которое коконом успела намотать на себя за время сна.

   -- Ну, знаешь ли! -- проворчала, зло поглядывая на карманные часы, лежащие на прикроватном столике. -- Это уже совершенно не смешно и ни капли не остроумно!

   Предыдущие кошмары оставляли после себя осадок потусторонней жути, но сейчас во мне мгновенно вскипело раздражение, быстро вытеснившее все прочие эмоции. Если прежние сны ещё можно было с натяжкой причислить к обычным, поискать глубинный смысл, найти возможные причины, то сейчас я готова поклясться, что наблюдала последние осознанные мгновения жизни Первого арра, причём наблюдала в подробностях, почти без искажений. Сторону этого утверждения приняла интуиция, за неё же говорила отчётливость и странность впечатлений. А кроме того, я во сне осознавала себя мужчиной, о чём после этого разговаривать!

   Да, Первому арру стоило посочувствовать, сложно назвать подобные воспоминания приятными, но... молния разорви этого страдальца, при чём тут мой сон?! Откуда вообще берутся эти видения и почему? Как я могу видеть чужие воспоминания, если они принадлежат, фактически, куску камня? И, главное, как можно от этого всего избавиться?!

   Это открытие впечатлило и деморализовало меня, кажется, сильнее, чем само столкновение с разумным машинатом и заточённая в искру человеческая личность. Наверное, потому, что все предыдущие события пусть с натяжкой, но укладывались в стройную сложившуюся картину мировоззрения, а теперь та дала трещину. Знакомая мне наука могла худо-бедно допустить перенос сознания в кристалл. Я даже в вещие сны готова поверить, если считать их обострением интуиции, а ту, как говорит отец, -- просто ещё одним чувством. Но передача воспоминаний на расстоянии без каких-либо технических средств? Причём передача воспоминаний даже не человеком -- куском камня?! Это уже не наука, это уже мистика!

   Считается, что человек, как и прочие живые существа, после смерти возвращается туда, откуда начал свой путь -- в землю. Чтобы ускорить этот процесс, умерших хоронят в пламени вулкана: там тело быстро сгорает, и на этом жизненный путь заканчивался. Судьба разума и личности обычно не отделяется от судьбы тела, их постигает та же участь.

   Вопросы существования души, насколько я знаю, занимают только немногих фанатичных философов, абсолютное большинство обывателей же придерживается прагматичной точки зрения: "Вот когда столкнусь напрямую, тогда и буду думать". Сложно всерьёз воспринимать и обдумывать что-то, что невозможно пощупать, измерить или хоть как-то оценить эмпирически. Обычно душой собирательно называют разум отдельного человека со всеми его чувствами, эмоциями и характерными чертами. Истории о том, что эта сущность -- цельная и неделимая -- продолжает существовать после смерти тела, весьма популярны, но воспринимаются обычно как сказки, сюжеты для развлекательной литературы.

   Сейчас же я, кажется, столкнулась с этой самой сказкой лицом к лицу, потому что иначе, чем существованием души и пресловутым "путешествием эфирного тела сновидца", объяснить происходящее не могла. А если принять во внимание содержание сна, то получается, путешествовала не я, а Первый арр Верда Аото, иначе я просто не могла столкнуться с его воспоминаниями. И что со всем этим делать, я просто не представляла. Можно попробовать рассказать Тринде, но стоит ли? В прошлый раз он неоднозначно высказался о собственном отношении к снам, но как отреагирует сейчас на такое?

   Или я всё придумываю, и это был просто странный сон, спровоцированный впечатлениями последних дней?

   На этот раз водные процедуры не слишком-то помогли исправить настроение, и к завтраку я спустилась в подавленном состоянии. Госпожа ту Мирк же, напротив, пребывала в радостном оживлении: её дочь намеревалась выйти замуж, и мысли экономки витали исключительно вокруг этой темы. Женщина почти без перерыва вдохновенно ворковала о нарядах, меню, развлечениях для гостей. В собеседнике она не нуждалась, только в слушателе, и подобная ситуация полностью меня устраивала. Во-первых, монолог Танары легко проходил мимо ушей, не задерживаясь в голове и не засоряя её лишней информацией, а во-вторых, женщина не обращала внимания на моё собственное состояние и, соответственно, не пыталась расспросить о его причинах. Её даже новости не интересовали, поэтому газету я просматривала молча.

   Пресса как назло тоже не радовала. Нашли третий труп задушенной женщины, и нюхачи не отрицали версии о появлении маньяка. А вот журналист, приводивший их слова, говорил о нём настолько уверенно, будто лично здоровался за руку или вовсе -- сам являлся этим маньяком. И, как обычно происходит в таких случаях, активно сеял панику и взывал к осторожности читательниц.

   Покончив с завтраком, я прихватила одну из всученных вчера Малуной развлекательных книг и забилась в мастерскую. Работать не хотелось, общаться с кем-то -- тоже, так что пухлый чуть затёртый томик оказался кстати.

   От занимательного чтива меня отвлекло появление Тринды: доктор, как и обещал, появился вскоре после полудня.

   -- Надо же, оказывается, ты увлечена не только работой, -- иронично заметил он, бросив взгляд на корешок книги.

   -- Ничто человеческое мне не чуждо, -- вздохнула я и отложила том. -- Очень кстати, что Мух где-то бродит, и ты пришёл один. Есть важное дело.

   -- Весь внимание, -- с некоторым удивлением заверил мужчина, огляделся в поисках посадочного места и угнездился на ящике: стул в мастерской по-прежнему присутствовал в единственном экземпляре один.

   -- Я, увы, сразу об этом не подумала и только теперь сообразила. Я боюсь высоты, очень боюсь. Успокоительными я запаслась, но хотела ещё расспросить тебя как специалиста по человеческим мозгам: нет ли возможности как-то побороть этот страх?

   -- Попробовать можно, но не за один же день! -- нахмурился Тринда. -- И насколько сильно у тебя проявляется эта фобия?

   -- Ну... я способна наступить себе на горло и, скажем, подняться на лифте. Меня трясёт, сердце колотится как бешеное, но разум от страха не теряю.

   -- Зачем ты тогда вообще согласилась на эту авантюру?! -- проворчал доктор. -- Почти все перемещения на Светлой стороне происходят по воздуху!

   -- А что, есть другие варианты? -- вопросом на вопрос ответила я. -- Послушай, если бы я желала нотаций или сочувствия, я бы обратилась к той же госпоже ту Мирк. Я задала конкретный вопрос, не можешь помочь -- так и скажи.

   -- Извини, -- предпочёл капитулировать мужчина. -- Я не собирался тебя воспитывать. Пойдём.

   -- Куда? -- растерялась я.

   -- Полагаю, в гостиную. Спальня в этом смысле удобнее, но не могу же я столь безжалостно потоптаться по твоей репутации! Эта женщина... экономка, да? Она и так странно на меня смотрит и явно подозревает в чём-то недостойном.

   -- Погоди, а чем мастерская не подходит? -- уточнила у него, но с места послушно встала и двинулась за доктором к выходу.

   -- Попробуем начать лечение и будем продолжать его всё время экспедиции, -- спокойно пояснил тот. -- В дирижабле тебе придётся пить свои таблетки -- кстати, покажешь, что ты такое купила, -- а к прибытию на Светлую сторону, надеюсь, какого-нибудь положительного результата мы достигнем, иначе от твоего самоконтроля может остаться очень немного.

   -- Почему? -- продолжила недоумевать я.

   -- Потому что перемещение между островами по воздуху -- это мелочи. В той или иной степени боязнь высоты и открытых пространств на Светлой стороне проявляют даже абсолютно здоровые тенсы, требуется достаточно продолжительное время, чтобы привыкнуть.

   -- Привыкнуть к чему? -- Повинуясь жесту Тринды, я уселась на диван в гостиной, потом вовсе улеглась на заботливо подложенные мужчиной подушки.

   -- Небо, -- лаконично пояснил доктор и подтащил поближе кресло. -- Ваше небо давит на свелов, а небо Светлой стороны -- пугает тенсов. Тебе ещё предстоит с этим познакомиться, а до тех пор нам надо научиться бороться и справляться для начала хотя бы с острыми паническими атаками. Если есть ещё остро волнующие тебя вопросы, задавай сейчас, чтобы не отвлекали.

   -- А Мух не явится в самый неподходящий момент? -- подозрительно уточнила у него.

   -- Нет, он утверждал, что забежит только ближе к вечеру. Всё?

   -- Погоди, ещё один вопрос. Помнишь, я говорила про сны? Сегодня мне приснился ещё один, и... я готова поклясться, что это не мой сон.

   -- То есть?

   -- Я почти уверена, что наблюдала глазами Первого арра тот момент, когда его выдернули из тела. Только не надо меня убеждать, что это всё проявления моей фантазии, ладно? Моя фантазия на такое не способна, точно тебе говорю! Мне вообще никогда не снились кошмары, а здесь нечто запредельно отчётливое. Да и начались они только тогда, когда в моём доме появилась эта искра. Как можно объяснить подобные сны? И, главное, как от них можно избавиться?

   -- Когда мы ночевали здесь, ничего такого не видели ни я, ни Миришир, -- неуверенно начал доктор. -- Погоди, не ругайся! Я не собирался утверждать, что это твои фантазии, но я просто не могу больше ничего тебе посоветовать. Могу только вновь повторить уже сказанное: мы пока слишком мало знаем о человеческом мозге в целом и его возможностях в частности, чтобы делать какие-то выводы по этим вопросам. Некоторые учёные полагают, что люди способны общаться на расстоянии, одной только силой мысли. Нет никаких реальных фактов, подтверждающих подобное, но -- нет и фактов, действительно опровергающих данную теорию. Говорю тебе абсолютно честно: я понятия не имею, как подобное возможно, но могу высказать предположение. Считается, что интуиция -- одно из проявлений вот таких иррациональных способностей разума. Поскольку у тебя это чувство неплохо развито, велик шанс предрасположенности и повышенной чувствительности к другим подобным проявлениям. А как Верда может передавать тебе подобные сны, пребывая в том состоянии, в каком он пребывает теперь, то есть -- в принципе не имея мозга, я предполагать не берусь. Я также не имею ни малейшего понятия, что с ним происходит вне машината, что он ощущает и понимает и какие именно части личности заключены в кристалл, поэтому не буду строить никаких даже умозрительных теорий. Единственное, что меня теоретически очень беспокоит, это последствия подобного "приключения" для его психики. Верда -- человек крепкий, но как на нём скажется подобное состояние... Впрочем, это вопрос будущего. Сначала надо разобраться с его телом, а это задача посложнее. Возвращаясь же к изначальному вопросу, я не знаю, что тебе можно посоветовать. Просто не знаю. Если сны очень мешают, могу предложить снотворное. Отдать кому-то кристалл... не уверен, что это поможет, но что мешает попробовать?

   -- Ясно, -- протянула я, когда мужчина замолчал. Досадно, но... в самом деле, на какой я рассчитывала ответ?

   -- Всё, тема закрыта, вопросов больше нет? Тогда расслабься и позволь мыслям течь свободно. Не задумывайся над каждой, а отпускай и иди дальше. И слушай.

   Дальнейшие действия Тринды плохо отложились в памяти. Я продолжала лежать, в полусне разглядывая потолок и размышляя о чём-то постороннем, а мужчина говорил -- ровно, тихо, вполголоса, без интонаций. Сосредоточиться на словах не получалось, и вскоре я перестала пытаться, отдавшись посторонним вялым мыслям.

   Мне казалось, что прошло не больше десяти минут, когда сонливость вдруг прошла, а свел разрешил мне сесть.

   -- Что, это всё? Теперь я не боюсь высоты? -- уточнила задумчиво. Никаких изменений в организме не ощущалось.

   -- Вот ещё, -- фыркнул мужчина. -- Это первый сеанс, мы с тобой пока только познакомились. Но результат знакомства обнадёживает. Если тратить по паре часов в день во всё время полёта, есть шанс морально подготовить тебя к встрече со Светлой стороной.

   -- Два часа? -- растерянно переспросила и бросила взгляд на часы, после чего восхищённо присвистнула: -- Ничего себе! Я думала, прошло не больше четверти часа...

   -- Это нормально. -- Тринда ободряюще улыбнулся. -- Это называется транс.

   Мух лечебным процедурам не помешал, он примчался уже после обеда и надолго не задержался. Оживлённый и взбудораженный, как всегда перед очередным полётом, он лишь выдал ценные указания, заплечный мешок и список вещей, которые необходимо взять с собой. Потом пообещал заехать за мной в пять утра и вновь умчался.

   Странно было видеть Миришира на таком эмоциональном подъёме именно сейчас. Он никогда особенно не жаловал дирижабли, а тут вдруг -- столько восторга. Впрочем, вероятно, причиной этого являлась цель путешествия: судьба ещё не заносила шебутного ту Трума на Светлую сторону.

   Вскоре после Муха ушёл и свел, и я осталась одна. До позднего вечера бродила по дому, перекладывала вещи, сверялась со списком, добавляла что-то сверх него, потом убирала, сомневалась и вновь возвращала.

   Вечером зашёл отец, чтобы обнять на дорогу и пожелать удачи, а вместе с ним увязался и Лит, так что на некоторое время от поисков я отвлеклась и даже почти успокоилась. Брать с собой маму и ставить её в известность о моём отъезде они благоразумно не стали: та бы, мягко говоря, не одобрила всю эпопею. Отец же здорово помог мне, пообещав объяснить госпоже ту Мирк, что я по работе отправляюсь на самый край Диска, и на словах передать ей инструкции.

   Через некоторое время вновь лишившись компании, я опять попыталась встревожиться, но решила не трепать себе попусту нервы и распаковала пачку успокоительного уже сейчас. После этого сборы пошли веселее, в конце концов я всё же застегнула рюкзак и волевым усилием отправила себя в постель.

   Кошмары, впрочем, мне сегодня не снились. То ли помогли таблетки, то ли чужие переживания на некоторое время вытеснились собственными, а то ли я так и не сумела достаточно крепко уснуть, чтобы увидеть связный сон. Несмотря на успокоительное, просыпалась я каждый час, ворочалась и опять забывалась поверхностным сном, раздумывая, всё ли я взяла или что-то забыла? Даже страшно представить, как бы всё это происходило без поддержки замечательного лекарства.

   При всех недостатках Муха, отсутствием пунктуальности он не страдал, поэтому без четверти пять уже ломился во входную дверь. К этому моменту я успела умыться, одеться, выпить огры и сжевать пару бутербродов, но проснувшейся себя не чувствовала совсем. Кто бы мне объяснил логику такого раннего вылета, если день на Светлой стороне освещением не отличается от ночи, а лететь нам не меньше десяти суток, так что и спешить особенно некуда?

   Последний вопрос я задала вслух.

   -- Ну, извини! Не все же такие засони, как ты, -- расхохотался возмутительно бодрый Мух, и я раздражённо поморщилось. Отчаянно захотелось стереть с его лица неуместную на мой взгляд сияющую улыбку, причём стереть посредством энергичного физического воздействия. Проще говоря, сильно стукнуть.

   -- Они там все вообще не спят? -- уточнила мрачно.

   -- Не бурчи, -- примирительно проговорил неунывающий Миришир, без разговоров подхватил мой рюкзак и небольшой чемоданчик с особенно нужными инструментами, с которыми я не хотела расставаться даже на время, и двинулся к выходу. -- У Рила всё строго, смена экипажа начинается в семь утра. А мы как раз за это время успеем разместиться и не будем мешаться под ногами. В конце концов, мы -- балласт, так что время отоспаться найдётся.

   -- Я не вполне уверена, что смогу там спать, -- с недовольной гримасой ответила ему.

   -- Можно подумать, у тебя есть выбор! -- Друг совершенно не впечатлился моим раздражением, но всё-таки попытался успокоить: -- Да ладно, если завесить окно, ты и не вспомнишь, что летишь. Дирижабли -- очень комфортный транспорт. За что я их, собственно, и не люблю.

   Мы погрузились в такси и тронулись в сторону порта. Спать по-прежнему очень хотелось, но сонливость и тяжесть в голове отступали на второй план под натиском усиливающегося мандража. Руки дрожали, грудь распирало беспокойство, похожее на надутый воздушный шарик, в который кто-то упрямо продолжал нагнетать воздух. Я пыталась не думать о предстоящем перелёте, но получалось плохо.

   Впрочем, не исключено, что даже если бы предстоял пеший путь, моего самочувствия это не изменило бы: для домоседки, ни разу не покидавшей Доменный, любое путешествие -- уже приключение. А я ещё умудрилась подписаться на самую дальнюю из существующих в нашем мире дорог -- вокруг всего Диска.

   Несмотря на то, что тенсы живут исключительно на земле и добраться в любую точку Тёмной стороны можно по дорогам, воздушное сообщение у нас очень развито. Рейсовый дирижабль -- всяко быстрее любого мобиля или даже паровоза. Сейчас активно изучаются другие средства перемещения по воздуху, и эти крошечные быстрые крылатые машинки, самолёты, даже регулярно поднимаются в воздух и возят маньяков вроде Муха, но о замене ими дирижаблей речи пока не идёт. И я слабо верю, что пойдёт, по крайней мере -- в ближайшем будущем. Слишком они маленькие, ненадёжные и пугающие. Если доверить свою жизнь монументальной летучей горе дирижабля я и мне подобные ещё способны, то сесть в самолёт нормальный тенс не рискнёт даже под страхом смерти. Несмотря на знакомство с Мириширом и его товарищами по увлечениям, я всё же уверена, что летать для собственного удовольствия способны только свелы, которым это предписано природой, а тенсы -- жители поверхности или даже пещер.

   Все воздушные порты расположены на отшибе, за городом -- дирижаблям нужно очень много места для посадки. Есть несколько причальных вышек, цепляться за которые летучим гигантам гораздо удобнее, но большинство всё-таки садятся на землю при помощи стационарных лебёдок. Благо, раскинувшиеся вокруг Доменного равнины позволяют посадить не одну сотню транспортных средств.

   Сейчас в обозримом пространстве порта наблюдалось четыре дирижабля, и пока наёмный мобиль с пыхтением ехал через поле к одному из них, я сумел во всей красе рассмотреть эти пузыри, которые прежде наблюдала или на рисунках, или высоко в небе. Издалека они казались игрушечными и невесомыми как сгустки дыма, а из-за несоответствия их размеров размерам окружающих элементов ландшафта -- нарисованными. Но по мере приближения это ощущение таяло, уступая место волнению и, как ни странно, благоговейному уважению.

   Нависающие ребристые громадины выглядели... надёжно. Солидные, монументальные, они казались настолько уверенными в себе и своих силах, что вызывали безотчётное доверие, и я неожиданно почувствовала себя спокойней. Наверное, сослужила добрую службу моя симпатия к таким вот удивительным мощным созданиям человека, великолепным достижениям прогресса, но, глядя на дирижабли, я даже почти поверила, что летать на них не так страшно. Понятно, что бравады моей хватит до момента отрыва от земли, но даже кратковременное спокойствие лучше мандража.

   Тот дирижабль, у которого мы выгрузились, отличался от своих сородичей разве что более широкой и объёмной гондолой. Сзади и по бокам, ближе к носу, спускались три широких трапа, по которым сновали люди, тянули нагруженные телеги машинаты, -- в общем, происходила погрузка. Процессом руководил коренастый немолодой мужчина, кажется, умудрявшийся присутствовать одновременно во всех местах сразу.

   Пока Мух выгружал вещи и расплачивался с водителем, я успела рассмотреть ещё одно на редкость примечательного типа. В отличие от коренастого, он стоял чуть в стороне, пристально наблюдал за происходящим, но в общей суматохе не участвовал. Помимо дирижабля, он единственный сохранял неподвижность и спокойствие, чем сразу мне приглянулся.

   Интересно, кто из этих двоих окажется капитаном?

   Закинув на плечи два рюкзака, свой и мой, Миришир скомандовал следовать за ним -- и направился к одиночке.

   -- Привет, Гир! Знакомься, это -- Фириш, о которой я говорил. А третий подтянется прямо к отбытию, как и договорились. Финь, это -- Гичир ту Русс, наш капитан, -- отрекомендовал Мух, пока мы с Гиром с любопытством разглядывали друг друга.

   Не знаю, что он представлял собой как личность, но внешностью капитан обладал более чем неординарной и уникальной.

   Гичира ту Русса следовало отнести к людям, запоминающимся с первого взгляда. Дело в том, что начальник экспедиции оказался полукровкой. Цвет его кожи напоминал свинец -- такой же голубовато-серый. Слишком светлый для тенсов, слишком тёмный для свелов, он имел настолько выраженный металлический оттенок, что от одного взгляда на кожу мужчины делалось не по себе. Да и цветом волос родители наградили ту Русса запоминающимся: красное небо Тёмной и синее небо Светлой стороны смешались в его причёске по всем художественным законам, и капитан щеголял фиолетовой шевелюрой. Тёмные у корней, к кончикам волосы мужчины приобретали насыщенный сиреневый цвет. С трудом верилось, что он такой от природы, что это не какая-нибудь экзотическая краска.

   Впрочем, последнее предположение отпадало, стоило заглянуть в глаза Гичира. Для разнообразия, цвет они имели вполне традиционный для свелов, светло-карий, но дело здесь скорее в выражении лица и взгляде. Ту Русс излучал монументальное спокойствие и уверенность не человека -- скалы. Впечатление усиливали прямые строгие черты лица -- высокие скулы, низкие брови вразлёт, квадратный упрямый подбородок, тонкие слегка поджатые губы -- и даже сама его фигура. Высокий, сухощавый, безукоризненно прямой; кажется, наклоняться или сгибаться он попросту не умел. Во всех смыслах. Не гнул спину перед сильными мира сего и не опускал плечи под тяжестью проблем. Чудилось в его облике что-то надменное и чрезвычайно самоуверенное, но... не оставляло ощущение, что Гичир имеет на такие черты характера полное право.

   При взгляде на господина ту Русса мне стало очень стыдно за слова, сказанные после прочтения заметки в газете, и собственный скептицизм. Пожалуй, если кто-то способен достигнуть цели, поставленной перед экспедицией, то только он. Это не бесшабашный мечтатель вроде Муха; это настоящий локомотив, уверенно тянущий вперёд не только свои десятки вагонов, но всё человечество.

   Никогда не терялась в общении с незнакомцами, но тут я несколько оробела. Да что там -- я; кажется, даже Мух стеснялся в присутствии капитана дурить и чудить.

   -- Здравствуйте, госпожа ту Фрем, -- слегка наклонил голову начальник экспедиции, и я ответила совершенно искренним книксеном. Протягивать руку для поцелуя показалось неуместным, а для рукопожатия... может, я не права, но рукопожатие такого человека нужно для начала заслужить. -- Миришир утверждал, что это не имеет значения, но я всё-таки должен спросить. Вы на время пути будете единственной женщиной на борту, поэтому соблюсти какие-либо приличия не получится.

   -- Я понимаю, -- кивнула в ответ на вопросительный взгляд.

   -- Правила внутреннего распорядка обязательны к соблюдению всеми членами экипажа и пассажирами. Капризы, претензии, флирт, а паче того -- слёзы прошу оставить в Доменном. В планах экспедиции есть две коротких остановки, и при малейших проблемах источники этих проблем будут там высажены. Всё ясно?

   Я удержалась от недовольной гримасы и возмущения по поводу намёков и необоснованных подозрений, ограничилась кивком. Сама виновата. Надо было надевать рабочий костюм, а не кремовую юбку с белой блузой и бурым жилетом.

   Впрочем, ничего по-настоящему оскорбительного Гичир не сказал, просто предупредил, и ничего не мешает мне исправить его мнение о "единственной женщине на борту", показав себя с лучшей стороны. А для этого всяко не стоит начинать знакомство с пререканий и пустых споров.

   -- Что ж, в таком случае -- прошу на борт. Миришир, ты помнишь, где ваши каюты?

   -- Да, конечно, -- с готовностью подтвердил тот.

   -- Прошу до взлёта в коридорах не маячить, -- напутствовал ту Русс. Кажется, хотел добавить что-то ещё, но тут к нему подошёл с вопросами кто-то из членов экипажа, и мы предпочли перестать мозолить глаза.

   -- Ну, как тебе Гир? -- оживлённо полюбопытствовал Мух, когда мы отошли на пару десятков метров.

   -- Серьёзный тип, -- после небольшой заминки ответила ему. -- Я ожидала, что начальником экспедиции окажется раздолбай-мечтатель вроде тебя, а тут -- ничего общего. Только масть ему такая не подходит. Наверное, это компенсация.

   -- Ту Русс хороший мужик, надёжный и слово держит всегда. Если уж что-то пообещал, надвое разорвётся -- но сделает. Я потому и уверен, что у них получится задуманное. Может, не до конца, но они точно вернутся обратно, -- поделился собственными наблюдениями Миришир. -- А расцветка да, в первый момент сбивает с толку.

   -- Да уж. Никогда не видела полукровок; доставалось же ему, должно быть, в детстве!

   Смешанные браки со свелами у нас чрезвычайно редки отнюдь не из-за сложностей нахождения общего языка, не так уж сильно мы различаемся, и не из-за неприязненного отношения к чуждой внешности, экзотика привлекает многих. Основная сложность -- это среда обитания. Брак предполагает постоянную совместную жизнь, а, стало быть, один из супругов должен перебраться на другую сторону диска. Для того же, чтобы жить на неродной стороне, нужны очень веские мотивы, на одной любви тут не выскочить. Особенно это касается проживания свелов на Тёмной стороне -- им у нас физически гораздо тяжелее, чем тенсам на Светлой. Но, с другой стороны, нам у них намного тяжелее психологически.

   Кроме того, у свелов иное отношение к воспитанию девочек и приличиям, и это накладывает свой отпечаток. Например, мой образ жизни -- работа в своё удовольствие, да ещё в технической области, с эпизодическим появлением в доме любовников, не связанных со мной никакими обязательствами -- для свелских женщин неприемлем, потому как чрезвычайно аморален.

   В общем, смешанные союзы хоть и встречаются, но в порядке исключения, а не тенденции. Тем интереснее оказалось познакомиться с ту Руссом.

   Комната, в которой предстояло провести ближайшие дни, была меньше ванной в моём доме, но неожиданно -- вполне уютной. Высокая койка, под которой располагалась небольшая этажерка с ящиками и просторная ниша для вещей, почти полностью занятая какими-то коробами, занимала добрую половину пространства. Кроме лежака имелся небольшой квадратный столик в углу, прикрученный к стене, и откидное сиденье перед ним, также держащееся за стену. Собственно, всё. Уборная, пара умывальников и душевая кабина, рассчитанные на обитателей всех ближайших кают, помещались в тупике, в конце коридора. Неприятно, но вариантов всё равно нет.

   Единственное, что меня в этом временном пристанище порадовало, -- отсутствие окна. Каюта располагалась внутри гондолы, не у борта, освещалась тусклой электрической лампочкой и походила на подвальное помещение вроде мастерской. И это грело душу.

   Упомянутые Гичиром ту Руссом правила внутреннего распорядка обнаружились здесь же -- три десятка пунктов мелким печатным шрифтом, оформленные в строгую рамку, являлись единственным украшением комнаты и висели над столом. Впрочем, ничего ужасного в них не значилось: не разжигать огонь, не ломать стены, не лезть во все дыры, не слоняться по дирижаблю без надобности. Завтрак, обед и ужин по часам. Взглянув на время проведения этих мероприятий, я решила, что вполне сумею обойтись без завтрака как такового. Особенной умственной и физической нагрузки не предвиделось, а просто так вставать ради дополнительного приёма пищи в шесть утра я не хотела.

   Быстро разложив немногочисленные пожитки по ящикам и затолкав пустой рюкзак на свободное место в нише, я переоделась и легла спать: вряд ли в ближайшем будущем кому-то понадобится моя скромная персона. Да и старший велел не путаться под ногами, а во сне у меня это получится лучше всего.

   Проснувшись, я долго не могла сообразить, где нахожусь, сколько времени и что происходит. Кромешная темнота, незнакомая постель, лёгкая едва ощутимая вибрация, незнакомые запахи, какой-то тихий шелест. Спёртости воздуха не ощущалось: видимо, шелестела именно вентиляция. С горем пополам вспомнив, что нахожусь на борту дирижабля, я поспешила зажечь свет и определиться со временем. Часы показали первый час. Наверное, дня.

   Получается, мы уже взлетели?

   Я некоторое время посидела на койке, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Странно, но страх не ощущался вовсе. Кажется, в глубине души я просто не могла поверить, что дирижабль уже в воздухе. Может, я что-то не так поняла, и вылет планировался не утром?

   Версию с форс-мажором я не рассматривала: вряд ли в лексиконе ту Русса есть такое слово.

   Так и не дождавшись возвращения страха, я оделась и выглянула наружу. В коротком коридоре было пусто и так же тихо, как в комнате. Мимоходом посетовав, что забыла уточнить у Миришира местоположение их с Триндой кают, я воспользовалась уборной и отправилась на поиски хоть кого-то, способного ответить на вопрос: "Мы всё ещё на земле, или уже в небе?"

   Прояснить картину кроме членов экипажа могло и любое окно, но я искренне надеялась, что не увижу ни одного. Боюсь, тогда обманка твёрдого устойчивого пола под ногами перестанет служить защитой от страха, и придётся срочно звать на помощь доктора Арата.

   Коридор вывел меня в другой, более широкий, но ещё более пустой, даже без дверей. Я вспомнила, что Мух привёл меня утром из левой части прохода, повернула направо и за поворотом уткнулась в красивую двустворчатую дверь с витражными вставками. На вежливый стук никто не отозвался, поэтому я осторожно повернула ручку.

   За дверью обнаржуилось достаточно просторное помещение, представляющее собой гибрид рабочего кабинета с гостиной. Несколько низких столов, вокруг них -- мягкие кресла и диваны. Вдоль стен выстроились шкафы: частью это были стеллажи с книгами и непонятными цветными коробками, частью содержимое их пряталось за непрозрачными дверцами. Напротив той двери, через которую я попала внутрь, имелась ещё одна, точно такая же. Комната имела почти квадратную форму и располагалась по левую руку от входа. Справа начинался простенок, у которого стоял ещё один шкаф, а за шкафом виднелся проём в стене -- оттуда падал свет и доносились какие-то неясные звуки.

   К сожалению, сообразить, что свет явно дневной, а не электрический, я не успела. Подгоняемая любопытством, шагнула вперёд, выглянула из-за шкафа -- и на несколько мгновений замерла, полностью деморализованная увиденным.

   Два простенка с разрывом посередине отделяли от гостиной полукруглую комнату, размерами уступавшую квадратной раза в три. Или, может, так казалось из-за её пустоты и огромных панорамных окон в тёмном переплёте, составлявших весь полукруг и идущих под наклоном так, что находящиеся в комнате люди смотрели через них на землю сверху вниз. Из предметов обстановки здесь имелся только бильярдный стол и пара кресел. В комнате присутствовали трое, но рассмотреть их я не успела: первой в глаза бросилась панорама Тёмной стороны, открывающаяся из окон. Наверное, это место можно было назвать очень красивым, но оценить его великолепие я оказалась неспособна. Ноги подкосились, кровь отхлынула от лица, в глазах потемнело, сердце ухнуло в пятки, и тело от макушки до пяток прошила мелкая противная дрожь. Чтобы не упасть, я обеими руками ухватилась за шкаф, из-за которого только что выступила, крепко зажмурилась и уткнулась лбом в тёплое полированное дерево.

   -- Спокойно, Фириш, ты справишься, надо только дотянуться до двери, -- сквозь зубы прошипела я себе под нос, пытаясь уговорить сдвинуться с места. Но руки против воли продолжали обнимать спасительный предмет мебели и разжиматься отказывались категорически. Шкаф казался надёжным и непоколебимым, и расстаться с ним было выше моих сил.

   И тут меня всё же заметили.

   -- Госпожа ту Фрем, с вами всё в порядке? -- участливо поинтересовался незнакомый голос. Я удержала рвущееся с языка язвительное замечание: "А что, по мне не видно?" и глупый вопрос: "Откуда вы меня знаете?". Попыталась предельно вежливо сознаться в собственной проблеме и попросить о помощи, но разжать зубы тоже не сумела.

   -- Госпожа ту Фрем? -- спросил ещё один игрок, и я почувствовала прикосновение твёрдых горячих пальцев к собственной шее. -- Что за ерунда, -- себе под нос пробормотал он же и добавил в сторону: -- Помогите, надо её усадить.

   Мои руки с трудом отцепили от шкафа, и лишившееся опоры тело начала колотить крупная дрожь. Тот же, кто проверял мой пульс, тихо ругнулся себе под нос. Одной рукой придерживая под локоть, второй крепко обнял и куда-то повёл. Даже, скорее, потащил, потому что ослабевшие ноги отказывались держать тело.

   -- Плесни чего-нибудь покрепче, -- опять в сторону проговорил всё тот же мужчина и усадил меня в кресло. А через пару секунд начал шоковую терапию, не слишком-то церемонясь.

   Сначала мне отвесили оплеуху, от которой в голове ощутимо звякнуло, а глаза открылись сами собой, следом -- силком влили в рот несколько глотков какой-то крепкой настойки. Я сделала судорожный глоток, жидкость попала не в то горло, опалила огнём пищевод и заставила надрывно закашляться. Хлынувшие из глаз слёзы я попыталась утереть рукавом, но кто-то услужливо подсунул платок.

   -- Легче? -- спокойно поинтересовался всё тот же голос, когда я почти прокашлялась и сумела оглядеть присутствующих. Неуверенная в своей способности разговаривать (причём неизвестно, что повредило ей сильнее -- испуг или выпитое), я только кивнула. -- Что с вами произошло?

   В роли собеседника и заодно доктора выступал крепкий мужчина средних оборотов с коротко остриженными тёмными волосами и холодными серыми глазами, невозмутимо взирающими на мир из-за очков в изящной золочёной оправе. Одетый с иголочки, он при этом отличался той восхитительной элегантной небрежностью в облике, добиться которой, не имея к ней врождённой склонности, невозможно. Белая рубашка с закатанными до локтя рукавами, обнажающими перевитые жилами сильные руки, оказалась расстёгнута и у ворота. Шейный платок скорее обозначал собственное присутствие, чем действительно стягивал воротник. Поверх рубашки мужчина носил тёмный жилет в тон брюк.

   -- Извините, -- сипло покаялась я. -- Я просто высоты боюсь. Не ожидала, что здесь всё... вот так.

   -- Ну, не так уж сильно вы её, значит, боитесь, если одной оплеухи и глотка гриды хватило, чтобы привести в чувство. Знаю я одну барышню, которая в подобных случаях впадает в неконтролируемую истерику, и единственный способ её успокоить -- оглушить или усыпить, -- со смешком невозмутимо заметил ещё один игрок. Он казался моложе меня и являлся счастливым обладателем кудрявой светло-алой шевелюры и обаятельной белозубой улыбки.

   А третьим из присутствующих к моему стыду оказался сам капитан.

   Что я там думала про исправление впечатления о себе? Браво, начало положено!

   Впрочем, разглядывал меня ту Русс совершенно спокойно и никакого недовольства не проявлял. То ли правда не придал значения, то ли проявлял тактичность и не находил нужным демонстрировать неприязненное отношение.

   -- Боюсь, в таком случае на дирижабль меня затаскивали бы под общим наркозом, -- хмыкнула в ответ. -- Прошу прощения за беспокойство, не хотела никому мешать. Думаю, мне лучше вернуться в каюту.

   -- Вы не мешаете, -- отмахнулся тот, что в очках. -- Кстати, разрешите представиться, Риниш ту Рейн, бортовой врач экспедиции. Это Лирин ту Лорн, один из наших рулевых. Ну, а капитана вы, думаю, знаете.

   -- Приятно познакомиться, -- вполне искренне ответила я. -- У вас лёгкая рука, доктор, -- заметила, ощупав щёку, -- уже почти не болит.

   -- Обычно я женщин не бью. Но, увы, более действенного и быстрого способа привести человека в чувство, чем пощёчина, медицина ещё не придумала, -- иронично улыбнулся он, разводя руками.

   -- Да уж, с эффективностью сложно поспорить, -- протянула задумчиво.

   -- Но вы, наверное, оказались здесь не просто так? Что-то искали? -- полюбопытствовал рулевой.

   -- Честно говоря, не знаю, -- не стала хитрить я. -- Скорее, собиралась немного осмотреться и понять, где нахожусь. Ну, и где можно проводить время, не мешая управлению дирижаблем.

   -- Здесь можно. Только, боюсь, если вы продолжите реагировать подобным образом на вид из окон, ходить без сопровождения я вам запрещу как врач, -- предупредил доктор. -- Ещё есть несколько подобных небольших комнат отдыха и общая столовая. Вы не торопитесь? Я с удовольствием показал бы всё, тем более, уже почти время обеда, но хочется закончить партию.

   -- Не стоит прерывать игру, я провожу госпожу ту Фрем, -- неожиданно вызвался капитан. -- Я уже достаточно проиграл на сегодня, стоит вернуться в рубку.

   -- Ты к себе несправедлив, -- возразил рулевой. -- Для человека, который освоил правила всего несколько дней назад, ты весьма неплох.

   -- Что, однако, не мешает моим учителям практиковаться по этому поводу в остроумии, -- спокойно, с лёгкой иронией добавил ту Русс.

   Я поймала себя на искренней увлечённости разговором, причём не участием в нём, а подслушиванием. Было чрезвычайно интересно и познавательно наблюдать за общением этих троих. На первый взгляд они казались совершенно чужими друг другу людьми, волей случая оказавшимися плечом к плечу. Но если приглядеться внимательнее... Сложно в двух словах сформулировать то, что открывалось взгляду в этом случае. Глубокая, почти родственная общность. Высшая форма и крайняя степень дружбы, когда уже не требуются внешние проявления расположения и симпатии, когда нет необходимости следить за языком и бояться недопонимания.

   Такие же отношения связывали меня с Мириширом, но с ним в принципе легко дружить -- он открытый, простой и искренний, да и меня не назовёшь трудным человеком. Из присутствующих здесь мужчин я бы могла представить своим другом только ту Лорна, рулевого. Ту Русс производил впечатление нелюдимого угрюмого одиночки, у которого по определению не может быть друзей.

   А доктор... неправильно судить людей по первому впечатлению, но ту Рейн казался человеком очень циничным, жёстким до жестокости. Не опереточным злодеем, да и вообще, наверное, не злодеем, но личностью весьма сложной и не располагающей к откровенности и душевной близости. Пожалуй, как раз такой и мог сойтись на короткую ногу с капитаном, но оставалось неясным, как к этим двоим умудрился прикипеть рубаха-парень Лирин. Единственным поводом для возникновения подобной дружбы я могла представить только какое-то опасное совместное приключение, сопряжённое с риском для жизни.

   -- Должны же мы тоже получать удовольствие от процесса обучения, -- ту Лорн и не подумал отпираться. -- Приятно, знаешь ли, обнаружить в этой жизни хоть что-то, что я делаю лучше тебя!

   -- Особенно талантливо ты мелешь языком, -- насмешливо заметил доктор. -- До этого умения далеко не только Гиру, но всему экипажу, вместе взятому. А ты между прочим сам напросился, я предупреждал, -- обратился он уже к капитану.

   -- Вы настолько хороши в этой игре? -- не выдержала я.

   -- Вы любите бильярд? Буду рад продемонстрировать свои скромные таланты, -- мужчина улыбнулся уголками рта и склонил голову.

   -- Не верьте его скромности, госпожа ту Фрем, -- опять подал голос капитан. -- Для бильярда нужны точные руки и верный глаз, а эти двое владеют обоими качествами в полной мере. Риниш -- великолепный хирург, а Лирин не только талантливый болтун, но и рулевой отменный, и механик. Пойдёмте, не будем отвлекать их от любимого дела.

   Окажись на месте капитана и его товарищей кто-то другой, я заподозрила бы его в попытке флирта. Сейчас же... мы даже не успели выйти из комнаты, а игроки уже напрочь забыли о нашем существовании и вернулись к столу, вдохновенно перешучиваясь о чём-то своём. Так что, наверное, их слова значили только то, что значили: рулевой с доктором хотели продолжить игру, а начальнику экспедиции та наскучила.

   Ту Русс галантно предложил локоть, предусмотрительно отгораживая от меня окна, и я не стала отказываться от поддержки. Не столько физической, сколько моральной: присутствие невозмутимого уверенного капитана заставляло равняться на него и держать себя в руках.

   -- Куда проводить вас для начала, госпожа ту Фрем? -- спокойно уточнил мужчина.

   -- Фириш, если не возражаете, -- предложила я. -- Я не очень люблю обращения по фамилии.

   -- Не возражаю, -- кивнул он.

   -- Мне неловко навязываться и отвлекать вас от дела.

   -- Ничего страшного. Моё присутствие в рубке не так уж необходимо, а вы пока гораздо интереснее, -- столь же невозмутимо огорошил капитан. Я едва не запнулась на ровном месте.

   -- А как же "флирт оставить за бортом"? -- наконец, справившись с удивлением, иронично уточнила я.

   -- При чём тут флирт? -- собеседник слегка пожал плечами в ответ. -- Окажись на вашем месте мужчина, я побеседовал бы с ним с неменьшим удовольствием.

   -- Почему? Имею в виду, какой вам во мне интерес?

   -- О том, что со своими страхами нужно бороться, говорит каждый первый, но по-настоящему пытается это делать в лучшем случае один из десяти, -- пояснил ту Русс. -- Ваша фобия, может быть, не столь сильна, как порой встречается, но... зная о такой своей проблеме, добровольно согласиться на подобное путешествие -- это поступок. Людей, способных на поступок, я стараюсь не упускать. Вы так и не ответили, что хотели бы посмотреть?

   -- Двигательный отсек, -- наудачу назвала я, пожалуй, самое интересное, что имелось на мой взгляд в дирижабле.

   -- Вход посторонним туда запрещён. Во избежание.

   -- Я обещаю никуда не совать руки и ничего не трогать. Я всё-таки механик по специальности, хоть и женщина, -- с некоторой ворчливостью попыталась я настоять на своём.

   -- Не имеет значения, -- капитан слегка качнул головой. -- Видите ли, Фириш, я ни в коей мере не сомневаюсь в вашей компетенции и профессиональных качествах и не являюсь шовинистом, но правила едины для всех, независимо от желаний. К жизненно важным узлам дирижабля имеют доступ шесть человек: я, первый помощник и четверо механиков. В случае выхода из строя специалистов, будут допущены ещё несколько человек, знающих машины и умеющих с ними работать, но -- и только. Я никого ни в чём не подозреваю, но предпочитаю, чтобы в случае проблем поиски виновного осуществлялись в ограниченном кругу лиц, а не по всему экипажу включая пассажиров. От случайностей никто не застрахован, но я предпочитаю минимизировать риски там, где хотя бы теоретически способен это сделать. Хм. Я рад, что вы не сердитесь, но... что в этом весёлого?

   -- Простите. Просто при взгляде на вас я подумала, что в вашем лексиконе нет термина "форс-мажор". Забавно обнаружить столь явное подтверждение собственных мыслей, -- ответила ему, пытаясь стереть с лица улыбку. Мужчина в лёгком недоумении вскинул брови, после чего едва заметно улыбнулся и медленно кивнул.

   -- Пожалуй.

   За разговором мы неспешно обошли гондолу дирижабля, а точнее -- её пассажирскую палубу, среднюю из трёх. Верхнюю занимали технические помещения, куда меня не пустили, а нижняя представляла собой склад, осматривать который я не захотела сама.

   В устройстве дирижабля я разбиралась достаточно посредственно, но ожидала, что такую махину обслуживает огромная толпа народа. Оказалось, экипаж составляли всего восемнадцать человек -- капитан, его первый помощник, трое рулевых, трое навигаторов, шестеро механиков разных специальностей, врач, повар и четверо почти настолько же бесполезных в хозяйстве, как я, пассажиров -- научные специалисты. Почти со всеми ими (кроме дежурной смены) я успела познакомиться.

   Естественно, я полюбопытствовала, насколько нормален такой усечённый состав, и получила достаточно неожиданный ответ. Оказывается, ту Русс сознательно предпочёл обойтись минимально необходимым количеством, отдавая предпочтение исключительно надёжным и проверенным людям.

   Во время этой прогулки я сделала ещё одно интересное наблюдение, касающееся личности моего экскурсовода. Эта экскурсия из всех встречных озадачила разве что Тринду, а остальные на строгого сурового капитана под ручку с пассажиркой реагировали с феноменальным спокойствием. То ли я переоценила его нелюдимость, то ли -- недооценила вежливость, а рявкнул на меня при первой встрече ту Русс машинально, на нервах от подготовки. И по мере общения я больше склонялась ко второму варианту: Гичир ответственно исполнял роль гостеприимного хозяина.

   При всей скупости мимики и эмоций капитана, собеседником он оказался не только интересным, но и очень приятным. С ним оказалось неожиданно легко разговаривать именно на отвлечённые, общие темы вроде искусства и механики, а вот стоило попасть в русло конкретики, вроде перспектив экспедиции, тех или иных поступков отдельных людей -- и вновь подтверждалось первоначальное впечатление. Гичир проявлял резкость, категоричность, принципиальность и чрезвычайную требовательность, не позволяя поблажек ни себе, ни окружающим.

   В свете этого портрета показалось странным, что ту Русс согласился выделить столько времени на простую прогулку, но вскоре стало понятно, что прогулка это только для меня, а мужчина как раз выполняет свои обязанности. Сопроводив меня до очередной группки подчинённых и представив им, Гичир извинялся и отлучался на несколько минут: ровно на столько, что мне хватало времени перекинуться парой фраз со всеми присутствующими, но заострить внимание на отсутствии капитана не получалось.

   На третий раз я задала этот вопрос сразу в лоб собеседникам, на что они, обменявшись понимающими улыбками, ответили, что капитан делает обход. В технические отсеки можно было попасть и через центральный коридор верхней палубы, и неприметными лесенками в разных концах дирижабля, чем ту Русс собственно и занимался под видом экскурсии.

   Осталось только восхититься практичностью мужчины и в очередной раз напомнить себе, что судьба свела меня с весьма незаурядной личностью, за что её стоило бы поблагодарить.

   В итоге обход, который без особой спешки можно было совершить за двадцать минут, растянулся почти на час, но довольны остались все. И когда мы финишировали в столовой как раз к началу обеда, оказалось, что я знаю почти всех присутствующих, кроме повара, которого представили последним уже здесь, после чего меня сдали с рук на руки друзьям, усадив рядом с ними к столу.

   Столов здесь, к слову, было три, за каждым помещалось по шесть человек, притом что столовая явно могла вместить большее количество и мебели, и посетителей.

   Помимо Муха и Тринды со мной за столом оказался бортовой врач, явно увлечённый разговором с коллегой, его партнёр по бильярду и один из навигаторов, составлявший на дежурстве пару ту Лорну.

   -- Ну, как тебе Гир? -- весело полюбопытствовал Мух, пока я, отмахнувшись от помощи, накладывала себе еду из общих мисок, стоящих посреди стола.

   -- Повторяешься, -- невозмутимо отбрила его.

   -- Да и наплевать, -- отмахнулся Миришир. -- Мне любопытно, насколько изменилось твоё мнение.

   -- Оно не изменилось, оно приобрело объём и вес, -- возразила я. -- Очень специфический человек. По некоторым вопросам с ним можно спорить и даже переубедить, а в некоторых -- лучше даже не пытаться. Мне вот что интересно, вопросы быта в его представлении относится к первой категории или ко второй? Во втором случае мне жалко его жену, великая женщина!

   -- Пока этого никто не знает. -- Ту Рейн пожал плечами.

   -- В каком смысле? -- уточнила я.

   -- В прямом, ту Русс не женат. Более того, он вообще не брал в эту экспедицию семейных или единственных детей в семье при живых родителях, -- пояснил доктор. -- Здесь все смертники, все шли на риск сознательно.

   -- Мне показалось, он сильнее верит в успех экспедиции, -- растерянно кашлянул ту Трум.

   -- Вера в успех не мешает предусмотреть неудачу, -- спокойно возразил Риниш. -- Мы все полностью доверяем Гичиру и знаем, что он выполнит задуманное. Но идти на риск, раздав все долги и попрощавшись с землёй, гораздо легче. Более того, в Острозубом, где у нас будет заключительная остановка, он традиционно задаст всем вопрос, по-прежнему ли они желают продолжать путь, и если кто-то откажется -- давить ему на совесть и попрекать незаменимостью никто не будет. Капитан уверен, и тут я с ним полностью согласен, что сбрасывать балласт стоит своевременно.

   -- А я всю жизнь полагал, что всё ровно наоборот, -- задумчиво проговорил Тринда. -- Не то чтобы одинокому легче рисковать, но тот, кому есть, куда возвращаться, будет бороться до конца.

   -- Это тоже справедливо, -- кивнул ту Рейн. -- Но Гичир здесь поступал так, как считал нужным, а он не хотел брать на себя моральную ответственность за чужие семьи. С другой стороны, у нас почти все настроены изменить жизнь в сторону осёдлости после возвращения. Я, например, загадал себе непременно жениться, если дело выгорит, -- резюмировал он со странной усмешкой. Непонятно, не то он находил этот зарок забавным и остроумным, не то предпочитал не вернуться, лишь бы его не исполнять.

   На этом, впрочем, семейную тему предпочли закрыть и отвлеклись на другое.

   -- Ну что, пойдём продолжать лечение? -- спокойно уточнил доктор Арат, когда обед кончился и дежурные принялись собирать посуду.

   -- Пойдём, хотя у меня есть вопрос, -- предупредила его. -- Вернее, вопросов у меня несколько, но по делу только один. Почему я сейчас ощущаю себя достаточно хорошо? Когда глянула в окна, мне стало дурно, но...

   -- Но Риниш отвесил оплеуху, и тебе сразу полегчало, -- за меня закончил Тринда. -- Да, он рассказал. Ну, во-первых, как коллега и говорил, твой страх не настолько силён и глубок. А во-вторых, подсознание обмануть несложно, и сейчас тебе самой трудно поверить, что ты летишь. Внутренние помещения дирижабля воспринимаются как комнаты обыкновенного здания, а сейчас ещё ветер слабый.

   -- Как это связано? -- опешила я.

   -- Когда сильный ветер, начинает качать, -- пояснил он. -- Думаю, нам ещё предстоит с этим столкнуться, так что не отлынивай от сеансов. Будем проводить их два раза в день, утром и вечером, чаще нельзя. Надеюсь, к началу неприятностей успеем добиться значимого результата.

   -- Почему ты уверен, что они обязательно начнутся? -- со вздохом поинтересовалась я.

   -- Потому что они всегда начинаются, -- флегматично отозвался доктор, и разговор на этом заглох: мы как раз добрались до каюты. Оставаться наедине с посторонним мужчиной, да ещё в собственной спальне... Хорошо, что мама этого не видит!

   Впрочем, только мою маму подобное и могло встревожить. Я помнила о приличиях, но никакого смущения или возмущения не чувствовала. То ли меня окончательно испортил круг общения, а то ли воспринимать Тринду как постороннего мужчину просто не получалось, и он благополучно встал в один ряд с Мириширом.

   В подобном спокойном расслабленном режиме прошло несколько дней. Доктор Арат проводил сеансы и заодно подтягивал нас с Мухом в свелском языке, да и остальное свободное время получалось занять приятными и интересными вещами.

   Я успела познакомиться уже в самом деле со всеми членами экипажа, со многими даже сошлась до приятельских отношений и прониклась новой степенью уважения к талантам ту Русса. Не знаю, как у него это получилось, но экипаж он подобрал изумительный. Нет, каждый в отдельности участник экспедиции не удивлял -- просто хорошие интересные люди, увлечённые своим делом. Но... я много с кем и в каких коллективах общалась, и такой концентрации комфортных, приятных личностей на единицу объёма не встречала никогда. Играла в бильярд с доктором (оказавшимся действительно классным профессионалом) и не только, беседовала с коллегами и получала немалое удовольствие от полёта.

   Неожиданно много я общалась и с Гичиром. Не могла отказать себе в удовольствии всесторонне познакомиться с настолько сложной и неординарной личностью: никого даже примерно похожего я прежде не встречала. Процесс поиска той удивительно резкой границы, на которой сменяли друг друга расслабленная благодушная лояльность и резкий авторитаризм, оказался удивительно увлекательным. Угадать, с какой стороны окажется та или иная тема, получалось далеко не всегда. Что интересного находил в этих разговорах сам ту Русс, я даже не пыталась понять, но складывалось впечатление обоюдности процесса: то есть, он тоже с любопытством разглядывал меня и изучал. Вернее, не только меня; в неменьшей степени его интересовал Тринда.

   Кроме того, я между делом узнала у бортового врача (потому что свел ответить на этот вопрос не сумел), как выглядит защитная трансформация ту Русса и от чего вообще зависит её внешний вид. По словам ту Рейна, серьёзных исследований на эту тему никто не проводил -- слишком мало для подобных изысканий встречалось смешанных союзов -- но на конечный результат на его взгляд сильнее всего влияло место обитания матери во время беременности. Родители Гичира жили на Тёмной стороне, причём это был редкий случай переезда матери-свелки. Наглеть и пытаться выяснить подробности чужой личной жизни я не стала, но из интонаций и некоторых оговорок доктора сделала два вывода: во-первых, ту Рейн знаком с капитаном очень давно и близко, и биографию его знает целиком и полностью, а во-вторых, не от хорошей жизни у родителей ту Русса всё сложилось так, как сложилось. Кажется, семья родителей невесты категорически возражала против такого союза.

   Сам же ту Русс по словам доктора являлся уникальным и едва ли не единственным в своём роде крылатым тенсом. То есть, чешуя и прочие защитные механизмы имелись на причитающихся местах, но вдобавок к ним присутствовала пара перепончатых крыльев. Полноценно летать мужчина не умел, но обладал способностью к планированию при прыжке с высоты. Только вот наличие этих крыльев Гичира совершенно не радовало, они чудовищно мешали нормальной жизни, и Риниш отдельно попросил данную тему в разговоре с капитаном не поднимать. Не то чтобы она всерьёз могла задеть уверенного в себе сильного мужчину, но... зачем лишний раз портить настроение хорошему человеку?

   Ту Рейн на профессиональной почве быстро сошёлся с Триндой, доктора устраивали многочасовые диспуты, споря о непонятных окружающим вещах. Я же с бортовым врачом общалась значительно меньше, чем с капитаном, техниками и пилотами: во-первых, у нас почти отсутствовали точки соприкосновения, кроме бильярда, а во-вторых, почему-то именно с ним беседы складывались с трудом. Принципиальный, порой даже более резкий и категоричный в суждениях, чем капитан, Риниш обладал качеством, которое странно и особенно неприятно было встретить именно в докторе: равнодушием к отдельной человеческой жизни. Не то чтобы он презирал решительно всех вокруг, но... вспомнилась фраза из детективов, отлично охарактеризовавшая эту черту мужчины: "Способен на убийство".

   Впрочем, отталкивало меня от него даже не это, а... попадаются порой такие люди, "не свои" до кончиков пальцев. Разум понимает, что человек неплохой, достойный доверия и уважения, не склонный к предательству, обладает множеством положительных качеств, но откуда-то из глубины души поднимается резкая немотивированная антипатия. Хорошо, что помимо ту Рейна на борту хватало собеседников.

   В конечном итоге перелёт оказался необременительным и приятным, и приходилось регулярно напоминать себе о цели путешествия, чтобы не расслабиться окончательно.

   Не способствовало сосредоточенности и отсутствие кошмаров. Нельзя сказать, что я очень скучала по ним, но тишина вызывала некоторую тревогу: а всё ли в порядке с кристаллом и заточённой в нём личностью? Правда, спросить разрешения проверить искру с помощью одного из нескольких имеющихся в хозяйстве машинатов я не рискнула. Несмотря на то, что в экипаже вряд ли могли оказаться агенты "Искры разума" или иные потенциальные злодеи, посвящать их в собственные планы мы не собирались. Не знаю, как Мух уговаривал Гира взять нас на борт, но капитан тоже не знал цели нашего путешествия. Один раз даже осторожно поинтересовался у меня, но я честно ответила, что тайна не моя, ничем не могу помочь, и ту Русс как человек вежливый оставил тему.

   Проблемы начались на пятый день пути, когда я окончательно поверила, что воздушные путешествия имеют право на жизнь, а я вполне способна их пережить, причём получить от этого процесса удовольствие. За это время мы преодолели равнинную часть Тёмной стороны и подобрались к предгорью.

   Разум подсказал, что ничего страшного не случилось, но путь к этому выводу оказался долгим, через непонимание и страх. Очнувшись среди ночи, я долго не могла сообразить, где нахожусь и почему кровать подо мной ходит как качели, потом вспомнила о дирижабле -- и долго боролась с панической атакой, старательно выравнивая дыхание и концентрируясь на отвлечённых мыслях.

   Страх мешался с исключительно физиологическими проблемами: от этой болтанки меня ужасно мутило, да ещё каюта казалась тесной и душной, что только усугубляло неприятные ощущения. По-хорошему, стоило бы разбудить кого-нибудь из докторов -- благо, их у нас сейчас сразу двое -- но я решила для начала попытаться перебороть эти ощущения самостоятельно. Наплевав на приличия и попросту завернувшись в халат, я тихонько выбралась в коридор. Стены кренились туда-сюда, и приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы оставаться на ногах. По стеночке я добралась до кухни, где сейчас царила тишина: дежурная смена, отвечавшая за полёт, питалась прямо на рабочем месте, еду им относили с вечера, так что повар вполне мог позволить себе спокойный сон.

   В кухне имелись окна, но сейчас вид из них тревожил мало: мне было слишком плохо для таких мелочей. Набрав полстакана воды, я прислонилась спиной к стене и прижала прохладное стекло к влажному от испарины лбу.

   Молния меня разорви, что я забыла на этом проклятом корыте?!

   Пара глотков воды не помогла избавиться от тошноты. Несколько минут я стояла неподвижно и обдумывала дальнейшие действия, после чего достала из тумбочки первую попавшуюся жестяную миску на случай, если организм всё-таки не справится с качкой, и побрела прочь. Возвращаться в каюту, однако, не стала, и осела в ближайшей комнате отдыха. Та располагалась в центральной части гондолы, и отсутствие окон оказалось очень на руку.

   Я попыталась прилечь на диване, но в горизонтальном положении качка переносилась ещё хуже, поэтому от идеи быстро отказалась. В итоге я забилась в угол дивана, подтянула колени к груди, поставила миску рядом, а стакан с водой -- на пол у диванной ножки. Пристроив голову на спинке дивана, попыталась расслабиться и всё-таки уговорить свой организм не бунтовать.

   Наверное, я умудрилась в итоге задремать, потому что в какой-то момент вздрогнула и очнулась от звука приглушённых шагов, отчётливо выделявшихся на фоне тихого печального поскрипывания стен.

   -- Фириш? Что вы здесь делаете? -- окликнул меня удивлённый голос капитана.

   -- Доброй ночи, Гичир, -- пробормотала я в ответ, потирая глаза. -- Простите за вульгарность, но других слов у меня нет: я здесь подыхаю. Кажется, лёжа в тесном помещении, переносить эту болтанку я не способна вовсе.

   -- Это пока ещё не болтанка, -- возразил он.

   -- Не представляете, как вы меня сейчас утешили, -- я страдальчески вздохнула и с трудом сфокусировала взгляд на мужчине. -- А вы почему не спите?

   -- Предпочитаю постоянно контролировать происходящее на борту, -- отмахнулся он и присел рядом со мной на диван, озадаченно разглядывая миску. -- Почему вы не обратились к ту Рейну? У него есть средство, помогающее в таких случаях.

   -- Не хотелось никого будить, -- пробормотала я, опять склоняя голову на спинку дивана: держать её было тяжело.

   -- Фириш, -- с укором протянул капитан. -- Он врач, и он находится здесь как раз на такой случай. Пойдёмте.

   -- Да ладно, до утра осталось всего ничего, потерплю, -- проговорила я и прикрыла глаза. Через пару мгновений я услышала, что ту Русс встал с места и вышел, и опять сосредоточилась на дыхании. Ну и славно, как-нибудь доживу до рассвета и времени завтрака, а там можно и доктора побеспокоить.

   Правда, практика показала, что я недооценила упрямство капитана. Я даже не успела вновь задремать, когда тишину опять нарушили шаги, и полукровка вернулся с подкреплением.

   -- Жалкое зрелище, -- со смешком проговорил прямолинейный доктор, разглядывая меня, и проворчал: -- Фириш, вы умная женщина, ну какого... внутреннего органа нужно доводить себя до подобного состояния?

   -- Это всё качка, -- в том же тоне откликнулась я.

   -- Вы из-за качки не могли дойти до лазарета? -- язвительно уточнил он. Капитан явно поднял Риниша с постели: тот был взъерошен, наспех одет, а на щеке виднелся след от подушки.

   -- Ты здесь сам справишься? -- уточнил Гичир, явно не желавший наблюдать за нашей пикировкой. -- Меня ждут в рубке.

   -- Справлюсь, конечно: на моей стороне абсолютное физическое и техническое превосходство, -- ту Рейн пренебрежительно фыркнул.

   -- Ведите себя хорошо, Фириш, -- напутствовал ту Русс и вышел. Как будто мне без этих слов было недостаточно плохо и стыдно!

   -- Какая недостойная мужчины мелкая месть, -- пробормотала я, хотя капитан уже не мог слышать. Зато доктор услышал и молчать не стал.

   -- Надеюсь, вы не начнёте буянить из духа противоречия, чтобы только насолить Гиру?

   -- Горите в Домне, шутники, -- буркнула я, а Риниш в ответ искренне рассмеялся.

   -- Шутки шутками, но он абсолютно прав. А если бы вам стало плохо дома, тоже ждали бы до утра? Или не вам, а близкому родственнику?

   -- Не надо сравнивать, -- исключительно из упомянутого доктором духа возразила я. -- Мне плохо, но я не умираю и вполне могла бы потерпеть. Кроме того, в Доменном в больницах есть специальные врачебные мобили, дежурящие круглые сутки, а вы здесь один.

   -- Да, и так завален работой, что ночной сон становится роскошью, -- продолжил ехидничать он, одновременно чем-то шурша на столе. Пришёл доктор не с пустыми руками, а с небольшим тревожным чемоданчиком, полным лекарств, и сейчас явно искал нужное. -- Чудесно, у вас даже вода есть! Вот, выпейте. Предупреждаю, вкус противный, но станет легче. Потом дам таблетку глюкозы, заедите сладеньким.

   Мне в руку вложили стакан с разболтанным в воде порошком. Запах жидкость имела слабый, горький с каким-то странным оттенком.

   -- Что это? -- Я вопросительно покосилась на ту Русса.

   -- Толчёные лапки пылежорок, -- с каменным выражением лица сообщил он. Несколько секунд молча наслаждался моим недоумением, а потом добавил: -- Фириш, ну какая вам разница? Это лекарство, это действенное лекарство, а его название вам всё равно ничего не скажет. Или вы полагаете, что я намерен вас отравить? Тогда имейте в виду...

   -- Не думаю я ничего такого, -- поспешно оборвала его речь. -- Это простое любопытство.

   И, чтобы не потерять решимости, залпом опрокинула в себя жидкость. Она действительно оказалась достаточно мерзкой -- сладковато-горькой, с привкусом каких-то духов. Горечь плеснула по горлу, рот сразу наполнился такой же горькой противной вязкой слюной. Зажав ладонью рот, я с трудом сглотнула.

   -- Меня сейчас стошнит, -- пробормотала, нащупывая миску.

   -- И не надейтесь, -- насмешливо отмахнулся доктор, явно не испытывавший никакого снисхождения к моим мучениям. -- Сами виноваты, пришли бы сразу -- выпили бы капсулу. Так что вот вам наука впредь, не надо затягивать с лечением. Нате, держите, я обещал глюкозу.

   -- А сейчас нельзя было капсулу? -- возмутилась я, но пару сладких таблеток в рот закинула.

   -- С последнего приёма пищи прошло почти восемь часов, конечно, нельзя, -- спокойно ответил мужчина. -- Вы же не хотите себе проблем ещё и с желудком?

   -- Не надо мне ещё проблем, их и без желудка достаточно, -- со вздохом отозвалась я.

   -- Здравствуй, здравомыслие! Пойдёмте, нечего пугать людей зелёной физиономией.

   Я покорно поднялась с места и обняла обеими руками миску, прижав к груди, чем вызвала у Риниша очередной приступ веселья. Мужчина подхватил меня под локоть и поволок прочь; в отличие от меня, его качка совершенно не беспокоила.

   -- А куда мы идём?

   -- В лазарет, -- лаконично отозвался он.

   -- Но...

   -- Фириш, сейчас три часа утра. Пожалуйста, не надо со мной спорить. В это время суток подобные опрометчивые действия могут негативно сказаться на вашем здоровье. Очень негативно.

   Я едва успела прикусить язык и не спросить, как именно. Не верить собеседнику не получалось, а провоцировать не хотелось.

   Лазарет оказался комнатой чуть больше моей каюты, только вместо одной койки их здесь помещалось аж четыре штуки, по обе стороны от входа, друг над другом. И посередине, напротив двери, небольшой столик, на котором собственно и заканчивалась вся обстановка.

   -- А почему здесь так тесно? И прохладнее, чем в остальных комнатах...

   -- С прохладой всё просто, здесь вентиляция лучше. Когда поднимемся выше над горами, придётся включать обогрев. А тесно -- потому что это лазарет. Место, где можно разместить заразных больных и изолировать их от остального экипажа. Если вы не обратили внимания, здесь дверь прочнее, чем в каютах, да ещё запирается снаружи. В случае подозрения эпидемии на борту, знаете ли, не до удобств отдельных членов экипажа. Моя каюта находится рядом, чтобы при необходимости быстро явиться. Кстати, если что-то случится, жмите вот на эту кнопку, это звонок, я сразу приду.

   -- Зачем вы сказали про дверь, а? -- тоскливо уточнила я и присела на край койки.

   -- Я не буду запирать, не нервничайте. Доброй ночи, Фириш, -- проговорил ту Рейн и вышел. Я ещё некоторое время посидела неподвижно, лелея собственные страхи и терзаясь чувством вины, но вскоре плюнула на всё это и улеглась в постель. И -- спасибо чудодейственному лекарству -- уснула мгновенно.

   Утро встретило меня сухостью во рту и несколько мутным общим состоянием, но ни в какое сравнение с ночными приключениями эти мелочи не шли. В лазарете всё было по-прежнему, разве что миска куда-то делась -- видимо, доктор заходил под утро, обнаружил меня спящей и вернул посуду на место. Стены всё ещё качались, причём как будто сильнее, но это осложняло жизнь исключительно в техническом смысле: при ходьбе приходилось держаться за стену.

   К счастью, в лазарете меня не закрыли, поэтому путь к каюте оказался свободен. Кроме того, по счастью я никого не встретила в коридорах.

   Одна проблема: лучше бы я не смотрела на себя в зеркало, потому что результат оказался удручающим. Под глазами круги, лицо бледное и помятое, волосы всклокоченные.

   Приводя себя в порядок, прокручивала в памяти ночные события, и настроения всё это не добавляло. Гичир ту Русс на каком-то глубоко подсознательном уровне воспринимался эдаким кумиром, авторитетом во всём, чьё одобрение чрезвычайно важно для собственного спокойствия. Понятия не имею, почему он вызывал такие эмоции, но добиться его уважения и расположения очень хотелось. Причём, кажется, хотелось не только мне, но и всем его подчинённым. Наверное, это можно считать каким-то личным врождённым талантом, особым сортом обаяния. А я с завидным постоянством роняю себя в собственных глазах, а уж в его -- тем более. То приступ паники, теперь эта сцена в гостиной...

   Мелькнула робкая трусливая мысль спрятаться и старательно избегать встреч с капитаном, но я решительно прогнала её прочь. Ещё чего не хватало -- прятаться от кого-то в замкнутом пространстве и ограниченном коллективе. Так недолго превратиться во всеобщее посмешище. Решат, что влюбилась, и Мух первый затюкает меня шуточками на тему, что уж говорить о посторонних!

   Взрослые разумные люди, совершив ошибку или глупость, пытаются её исправить или хотя бы извиниться, вот этим я и займусь.

   Возможность поговорить предоставилась вскоре после обеда (завтрак я снова проспала), и я решительно начала с главного.

   -- Гичир, я бы хотела извиниться за вчерашнее.

   -- За что? -- вопросительно вскинул брови мужчина.

   -- За ночные события. Я не хотела никого утруждать, поэтому...

   -- Неужели вы настолько плохого мнения об окружающих? -- перебил капитан, чуть нахмурившись, а взгляд его стал неприятно пристальным, прохладным.

   -- Почему? -- опешила я.

   -- Не знаю, почему вы считаете нормальным извиняться за своевременно оказанную вам помощь и по умолчанию приписываете малознакомым людям равнодушие машинатов, -- пожал плечами ту Русс. -- Или вас саму затруднило бы приложить настолько незначительные усилия для избавления от мучений человека, неспособного самостоятельно решить свою проблему?

   -- Нет, я... совсем не это имела в виду, -- я со вздохом покачала головой, чувствуя себя до крайности неприятно, и попыталась исправить ситуацию: -- Простите, я не подумала, что эти слова можно толковать двояко. Никого не хотела обидеть, и уж тем более никогда не заподозрила бы ни вас, ни доктора ту Рейна в отсутствии благородства. Просто мне неловко за собственную слабость.

   -- Это мужская черта, -- медленно проговорил капитан, продолжая внимательно меня разглядывать. Впрочем, взгляд его смягчился, и я позволила себе немного расслабиться. -- Нечасто подобное качество попадается в женщинах: они имеют право на слабости, тогда как мужчины оных стыдятся и скрывают их.

   -- Ну, некоторые мужчины к подобному не склонны, -- хмыкнула я, вспомнив недавно перевёрнутую позорную страницу собственной биографии -- отношения с Чичилином.

   Гореть мне в Домне! С нашего расставания прошло всего несколько дней, а такое ощущение, что полжизни...

   -- Только, как правило, подобных мужчин сложно назвать мужчинами, -- иронично заметил Гичир. -- Прошу простить, меня ждут дела. А по поводу ночи... не берите в голову, в самом деле. Мало кто без предварительной подготовки спокойно переносит качку, здесь нет ничего зазорного, а потратить пять минут на избавление товарища от мучений -- невесть какой подвиг.

   Я задумчиво кивнула и проводила взглядом капитана. Вроде бы недоразумение разрешилось, но я всё равно чувствовала себя глупо. Наверное, наконец-то сумела взглянуть на собственное поведение со стороны и получила удручающий результат. Это ж надо было раздуть такую проблему из такой ерунды! Бездействие явно влияет на меня негативно. Скорее бы уже прибыть на место!

   Дальше дни опять потянулись без потрясений. Порой болтанка совсем стихала, несколько раз усиливалась настолько, что приходилось пристёгивать себя к койке специально для этого предназначенными ремнями. На жизни сильная качка сказывалась незначительно, разве что из рациона временно исключали жидкие блюда, еду выдавали порционно, в глубоких мисках лично в руки, а вместо стаканов использовали специальные сосуды, похожие на бутылки.

   Несмотря на чудодейственные лекарства ту Рейна, в такие моменты я старалась минимизировать собственные перемещения. Опытные воздухоплаватели могли спокойно ходить по коридорам, не натыкаясь на стены, а я каждый раз набивала себе синяки. Одно утешало: страдала не только я, но и Тринда, и даже летун-Мух оказался непривычен к дирижаблям.

   Когда счастливый взбудораженный Миришир вломился ко мне в комнату с утра пораньше, качки почти не было. Наоборот, наш транспорт двигался настолько плавно, будто вовсе стоял на месте.

   -- Финь, собирайся! Прилетели! -- радостно сообщил он и выскочил прочь. Правда, почти сразу заглянул вновь и сообщил: -- Только смотри юбку не нацепи, надевай рабочий костюм. И вообще, одевайся потеплее. Верхняя одежда в заднем трюме, спускайся туда, но чем больше слоёв, тем лучше.

   Расспросить подробнее я не успела, Мух опять упорхнул, а гоняться за ним по коридорам не хотелось. Поэтому я решила спокойно выполнить все рекомендации и уже потом уточнить, откуда такая поспешность и почему никто не предупредил заранее. В конце концов, обо всех предыдущих остановках ту Русс сообщал часов за шесть до посадки, а тут...

   Я собрала вещи, причём сумела утрамбовать в рюкзак даже ящик с инструментами, оделась и выдвинулась в сторону лестницы, ведущей в задний трюм. По пути меня перехватил капитан и забрал рюкзак, чтобы помочь донести.

   -- А вы разве не должны руководить посадкой? -- полюбопытствовала у него, когда мы спустились на нижний уровень дирижабля. Стылый воздух заставил обхватить себя руками, чтобы сохранить тепло, и тревожно покоситься на ту Русса. В отличие от меня, мужчина оставался в привычной одежде -- лёгкой рубашке и тонких брюках.

   -- Посадкой? -- растерянно переспросил Гичир.

   -- Ну, наконец-то! -- перебил его Мух. -- На, одевайся, надо поторопиться.

   -- Погоди. -- Я приняла из рук друга лохматую тяжёлую шкуру, но надевать её не спешила, вместо чего напряжённо уставилась на ту Трума. Торопливость Миришира, присутствие капитана, -- всё это тревожило, а чутьё предрекало неприятности. -- Я с места не сдвинусь, пока ты не объяснишь, что происходит!

   -- Я же говорю, мы сходим с дирижабля, -- проговорил он, рефлекторно отгораживаясь от меня своей тяжёлой меховой одёжкой.

   -- И к чему такая спешка? Не думаю, что господину капитану пятиминутная заминка при высадке сделает погоду.

   -- Капитану -- не сделает, а нам сделает. Капитан остаётся здесь и летит дальше, а мы... выходим.

   -- Мух, не юли, -- уже весьма раздражённо одёрнула его. -- Какой давленной пылежорки тут происходит?

   -- Миришир, ты идиот и сволочь, -- в повисшей тишине голос капитана прозвучал устало и глухо. -- А я всё думаю, как же ты её на это уговорил?

   -- Уговорил на что? -- я перевела взгляд уже на Гичира. В сложившейся ситуации он казался мне более надёжным источником информации и значительно более достойным доверия существом.

   -- Я предупреждал его, что мы не сможем зайти на Светлую сторону, -- спокойно пояснил ту Русс. -- Во-первых, у нас нет разрешения на нахождения в их воздушном пространство, и нарушение этой процедуры грозит долгим судебным разбирательством, которое с гарантией перечеркнёт все планы экспедиции, а получить его за несколько дней нереально. Во-вторых, даже если бы это разрешение каким-то чудом появилось, наш дирижабль слишком большой, на мелких окраинных островах ему просто негде опуститься, и нам неминуемо пришлось бы углубиться в земли свелов. А в-третьих, мы и так сделали крюк длиной в двое суток, выделить больше времени из плана экспедиции я не могу чисто физически. Мы впритык вписываемся до регулярного извержения Столпа, а если мы под него попадём, вся затея вместе с дирижаблем пойдёт прахом. Но Миришир утверждал, что всё это не имеет значения, и оставшийся путь вы спокойно проделаете своим ходом. Мы сейчас подходим к точке максимального приближения к одному из островов Светлой стороны.

   -- Своим ходом, значит? -- процедила я, искоса зло глянув на виновато опустившего взгляд Муха. Осмотрелась и даже обнаружила нечто, похожее на летательный аппарат, лежащее у самого края трапа. -- Ну-ну.

   -- Финь, ну другого выбора всё равно не было, -- покаянно пробормотал друг.

   -- Я тебе попозже выскажу всё, что думаю об этой затее, -- раздражённо оборвала его.

   -- Я бы с удовольствием пригласил вас продолжить гостить на борту, только, боюсь, это будет гораздо опаснее и тяжелее путешествия с Мириширом. И дольше. Здесь что-то около четырнадцати часов полёта, даже меньше -- ветер попутный. А наш путь займёт почти малый оборот, и риск не вернуться гораздо выше, -- честно предупредил ту Русс.

   -- Значит, вы полагаете, ему можно довериться? -- уточнила я. Не то чтобы мнение полукровки имело решающий вес, но... на Муха я сейчас очень сердилась и хотела хоть немного ему отомстить. Подтекст ту Трум понял правильно: в настоящий момент я доверю малознакомому мужчине больше, чем другу детства.

   -- Если совсем честно, мне очень хочется дать ему в морду, -- со вздохом иронично заметил Гичир. -- Но, пожалуй, я отложу это на следующую встречу, чтобы не травмировать вашего пилота перед вылетом. По поводу доверия -- вам решать, но... ваш друг удачлив и упрям, так что я бы на вашем месте рискнул.

   -- Спасибо! -- просиял ту Трум.

   -- Лучше молчи, а то даже я не сдержусь, -- оборвал его Тринда. Судя по выражению лица, для доктора предстоящий перелёт тоже стал сюрпризом.

   Одевались молча. Тяжёлые свободные штаны мехом вовнутрь, крепящееся к ним шнуровкой нечто вроде носков, тоже меховое. Длинная меховая куртка, глубокая меховая шапка, меховой же капюшон и воротник, закрывающий лицо до самого носа, так что открытой оставалась только узкая полоска глаз, защищённых лётными очками. В такой одежде я чувствовала себя неповоротливой и неуклюжей, почти как в том сне про тело машината.

   Один плюс: наконец-то я в реальности посмотрела на защитную трансформацию свела. Выглядело это забавно и... мило, другое определение подобрать сложно. Всю кожу, даже на лице, покрывала длинная густая светлая шерсть, что при наличии одежды сверху смотрелось особенно колоритно, а за плечами бесформенной непонятной грудой шевелились неловко сложенные в загромождённом помещении крылья. Рюкзак у мужчины висел впереди. Мне казалось, это неудобно, и сумка непременно должна спадать, но Тринда не выглядел встревоженным по этому поводу.

   Пока Мух прыгал вокруг летательного аппарата, прилаживая наши вещи и подтягивая какие-то ремни, моё внимание опять отвлёк капитан.

   -- Не знаю, ради чего или кого вы на всё это идёте, но искренне надеюсь, что оно того стоит, -- заметил он.

   -- Я тоже надеюсь, -- не слишком уверенно пробормотала в ответ, подавив порыв ощупать лежащие в кармане часы с кристаллом. Разорви меня молния, почему я вообще здесь нахожусь и зачем всё это делаю?! -- А ещё надеюсь, что ваша миссия увенчается успехом. Знаете, когда я прочитала в газете об этом перелёте, отнеслась очень скептически. А теперь мне стыдно за те мысли, и я уверена, что если кто-то на подобное и способен, то только вы.

   -- Лестно, спасибо, -- улыбнулся он и протянул руку. -- Попутного ветра.

   -- И вам, -- кивнула в ответ и собралась ответить на пожатие. Только ту Русс перехватил мою ладонь и с коротким вежливым поклоном коснулся тёплыми губами костяшек пальцев.

   -- У вас холодные руки, наденьте уже рукавицы, -- заметил мужчина, выпустив мои пальцы.

   -- Это не от холода, а от страха, -- честно созналась я. Хотела ещё добавить, что мне как раз пока жарко во всей этой одежде, а холодно должно быть скорее ему, но в этот момент со скрипом начал опускаться трап, и от ужаса у меня попросту перехватило горло.

   -- Страшна только смерть. Но поскольку она неизбежна, бояться её глупо, -- ответил капитан известным афоризмом, и в голосе его опять отчётливо прозвучала ирония.

   В этот момент подал голос Мух, и я, на ходу поправляя капюшон и натягивая тяжёлые меховые рукавицы, направилась к нему, старательно отводя взгляд от распахнувшегося в брюхе дирижабля провала. Ту Трум уже впрягся в какие-то обвязки, держащие хрупкую и на вид ненадёжную конструкцию крыльев, и терпеливо ждал меня.

   Впрочем, Мух хоть и раздолбай, но не дурак, и он прекрасно понимал: если сейчас проявить нетерпение, всё закончится грандиозной головомойкой. Я так-то сдерживалась буквально из последних сил и общей сознательности.

   Несмотря на всё ещё кипящее раздражение, постепенно выветривающееся под напором страха, я понимала мотивы Миришира и даже в какой-то мере была ему благодарна. Да, он не предупредил заранее и огорошил сюрпризом в последний момент, и это неприятно. Но, с другой стороны, друг тем самым оставил мне всего несколько минут на страх, волнение и панику; а в противном случае я могла терзаться жуткими мыслями всю дорогу. Не уверена, что второй вариант предпочтительней.

   Пока пристёгивал меня какими-то ремнями к себе и летательному аппарату, Мух рассказывал о правилах поведения в воздухе и технике безопасности предстоящего перелёта. Я честно пыталась слушать и запоминать, но слова в голове не задерживались: поглощённый многочисленными страхами разум просто отказывался воспринимать лишнюю информацию. Кровь стучала в ушах, а руки дрожали, и оставалось только радоваться, что сейчас я выполняю функции груза и никакой созидательной деятельности от меня не потребуется.

   Тринда продолжал свою лечебную деятельность на протяжении всего полёта дирижабля. Я не бралась судить о её эффективности, но по крайней мере я уже вполне спокойно чувствовала себя без успокоительных даже во время сильной качки и не ждала каждое мгновенье, что дирижабль рухнет. Рассматривать пейзажи за окнами я по-прежнему опасалась и старалась лишний раз не выглядывать наружу, но, случайно сделав это, уже не впадала в панику, только замирала на мгновение, да ёкало что-то внутри. Была это заслуга доктора, или просто я привыкла и доверилась экипажу? Пожалуй, и то, и другое.

   Наверное, если бы не эти лечебные сеансы, сейчас я не дрожала бы от страха, а просто лежала в обмороке или билась в истерике. Это не дирижабль -- большой, тяжёлый, кажущийся безупречно надёжным и не так уж сильно пугавший меня с самого начала. Это крошечная и очень хрупкая конструкция, которая, кажется, развалится от первого же тычка. И летун, прогулке с которым я бы кроме шуток предпочла смертную казнь. А тем не менее -- стою вот и жду, пока этот самый летун подготовится к прыжку в пропасть...

   -- Готова? -- уточнил в конце концов Миришир.

   -- Нет, но что это меняет? -- философски отозвалась я.

   -- Не дрейфь, всё будет хорошо. Подогни ноги, нормально?

   Я послушно обвисла на пристяжных ремнях, после чего мужчина подхватил меня какой-то стропой ещё и под колени. К счастью, Мух закрепил меня лицом к себе, поэтому провал за спиной оказался не виден. Разглядывать в окружающем сумраке коричневую шкуру одежды на груди мужчины было гораздо приятнее, чем открытый люк. Ту Трум медленно и осторожно двинулся вперёд, а я на всякий случай зажмурилась и принялась мысленно повторять электрохимический ряд напряжений металлов, алгоритмы расчёта зубчатой передачи и защемлённой в разных местах балки и вообще всё, что только приходило в голову -- лишь бы не думать о происходящем.

   Вот сейчас Миришир зацепится крылом. Или какой-нибудь ремень не выдержит. Или порыв ветра нас снесёт. Или...

   Мы ухнули вниз. Сердце, напротив, подскочило к горлу, в глазах на мгновение потемнело.

   Правда, длилось это жуткое ощущение падения недолго. Что-то странно хлопнуло рядом, последовал сильный рывок, а потом плавно увеличилось натяжение строп, и я повисла на ремнях. Пугающе тонких, ненадёжных, слабых. Рукавицы мешали ухватиться за что-нибудь, и единственная надежда оставалась на эти стропы, врезавшиеся в тело. Впрочем, толстая шкура какого-то зверя Светлой стороны делала это давление безболезненным, а на фоне бушующего в крови адреналина -- так и вовсе почти незаметным, и подобное ощущение, как будто я вишу в воздухе без какой-либо опоры, только усиливало страх.

   Успокоиться и взять себя в руки я сумела далеко не сразу. Не знаю, сколько прошло времени, потраченного на борьбу со сбивающимся судорожным дыханием, паническими картинами неизбежного падения и мучительной смерти и прочими порождёнными напуганным разумом неприятностями, но постепенно страх начал отпускать. Время шло, ничего не менялось. Шелестел и посвистывал ветер, тихонько поскрипывали крылья. Мух взмахивал ими редко -- воздушные потоки несли нас в своих ладонях как пылинку, наш вес казался им ничтожным.

   -- Мы не падаем? -- уточнила у летуна, не спеша открывать глаза и оглядываться.

   -- Пока нет, -- весело отозвался Миришир. -- Не бойся, хорошо летим, тут ветер ровный -- благодать. Очень удачно складывается, на Светлой стороне сейчас ночь, ветер попутный. А когда он начнёт меняться, мы будем уже на другой стороне диска. Ты лучше посмотри, какая красота! Из ныне живущих чести познакомиться с подобным видом удостоились единицы!

   -- В данном конкретном случае я предпочла бы оказаться на стороне большинства, -- проворчала в ответ, но всё-таки попыталась осмотреться.

   Нас окутывал странный зыбкий полумрак. Назвать это темнотой в полном смысле не получалось, но тусклый расплывчатый красный свет, идущий откуда-то сзади, со стороны наших ног, позволял видеть лишь общие очертания, обведённые жутковатым ореолом. Видимость ухудшали и очки, но снять их не тянуло: тонкие полоски кожи лица вокруг них порой пощипывал холод, и подставлять ему что-то ещё совсем не хотелось.

   Я различала плечи и капюшон Муха. Скорее угадывала, чем видела блеск стёкол его очков. Над плечами и головой ту Трума белело какое-то продолговатое светлое полотнище -- те самые крылья.

   А ещё выше, за спиной Миришира и трепещущими искусственными крыльями, зияла бездна.

   От затылка вниз по спине пробежала волна дрожи, пальцы мгновенно онемели, сердце сбежало в пятки, а дыхание опять перехватило, но отвести взгляд или закрыть глаза я не могла.

   Бесконечная распахнутая над нашими головами тьма пугала. Пугала так, что все прочие страхи в сравнении с этим казались пустыми и надуманными, лишь бледными тенями, отсветами, предвестниками настоящего ужаса. Испещрённая крошечными холодными белыми искрами тьма подавляла, втаптывала в ничтожество, заставляла ощущать себя не просто пылинкой -- чем-то нереальным, несуществующим; забытым воспоминанием о днях невообразимо давних и никому уже не нужных. Она будто выпивала из тела тепло и мысли, оставляя лишь пустую оболочку.

   Одновременно с этим она восхищала и зачаровывала, звала к себе и не позволяла отвернуться. Приманка в смертельной ловушке; хищный цветок, манящий глупое насекомое запахом феромонов.

   Вскоре всё-таки удалось стряхнуть оцепенение и опять зажмуриться, хотя перед внутренним взором по-прежнему стояла бездна, глядящая на меня мириадами хищных глаз, сияющих белым светом.

   -- Гореть тебе в Домне с такими путешествиями, -- устало проворчала я, пытаясь заставить себя расслабить мышцы шеи и откинуться на ещё одну стропу, поддерживающую голову. Ремень свисал слишком низко, и голову приходилось запрокидывать. Шея без него затекала, а с ним... никак не получалось в достаточной степени расслабиться, тело рефлекторно пыталось сжаться в комочек и уменьшить площадь соприкосновения с окружающим миром.

   -- Все мы там будем, -- засмеялся мужчина. -- Хочешь, помогу перевернуться и взглянуть вниз? Там очень красиво.

   -- Мне пока верха хватило. Что это?

   -- В каком смысле?

   -- Ну, вот эта тьма и искры.

   -- А! Это -- то, что располагается выше туч, именно так выглядит внешнее пространство. Во всяком случае, со Светлой стороны видно только его.

   -- То есть, ты хочешь сказать, так на Светлой стороне выглядит небо? -- недоверчиво переспросила я. -- Оно же вроде бы синее!

   -- Оно синее днём, а ночью, когда дневное светило уходит, -- чёрное, -- терпеливо пояснил Миришир.

   -- То есть, предлагается лицезреть вот это каждую ночь?! Я точно рехнусь, -- судорожно вздохнула я.

   -- Ну, не каждую. Я не великий знаток Светлой стороны, но, насколько знаю, у них порой ещё случаются облака, туманы там всякие, дожди -- это когда сверху льётся вода.

   -- О таком слышала, да, -- подтвердила задумчиво. -- Правда, всегда было странно представить подобное: вода сверху, на улице, сплошняком. А что это за искры?

   -- Да кто ж их знает, -- хмыкнул Мух. -- Вообще, свелы называют их солнечной пылью. Кажется, это просто искры, отлетающие от дневного светила. Они явно повторяют путь солнца по небу и каждую ночь располагаются по-разному, а вдали от его регулярного маршрута таких пылинок почти не бывает. Насколько я знаю, свелы грезят идеей добраться до них и поймать хоть одну пылинку, но это уж очень высоко, таких летательных средств пока нет ни у них, ни у нас.

   -- Какой ужас, -- тихо прокомментировала я. -- Боюсь даже представить, как страшно было ту Беллу с его экипажем! Мы-то сейчас об этом хоть что-то знаем, а они...

   -- Видимо, не настолько страшно, раз они не повернули назад, -- возразил Миришир.

   -- Я бы на такое точно не отважилась. -- Я передёрнула плечами, по которым пробежали мурашки от одной только мысли о том, чтобы оказаться на месте тех первопроходцев.

   -- Поздно, -- ехидно припечатал Мух. -- Ты вообще в курсе, что мы -- первые, кто отважился на такой перелёт на своих крыльях, а не под защитой дирижабля?

   -- Час от часу не легче. Зачем ты мне это сказал, объясни? Если хотел приободрить и вызвать гордость, сообщаю: у тебя не получилось.

   -- Зануда! А я всё-таки одолею этот путь целиком на своих крыльях, -- мечтательно протянул он, -- от Тёмной стороны до Светлой.

   -- Псих, -- тихо заметила себе под нос и никак иначе комментировать слова друга не стала. Вот такой план -- это вполне в его духе! А потом уточнила: -- Долго нам ещё лететь?

   -- Долго, ещё даже полпути не прошли, -- вновь "утешил" Миришир.

   Не знаю, где Мух держал компас и часы и были ли они вообще -- я на всякий случай избегала подобных вопросов. Летели уверенно, друг как-то ориентировался в пространстве, и ладно. Главное, не падали.

   Через некоторое время я достаточно осмелела, чтобы вновь взглянуть на небо и вскоре с облегчением перевела дух. Да, чёрная бездна выглядела жутко и грозно, но уже не шокировала так своим видом и не вгоняла в ступор: с ней рядом вполне можно было жить. Недолго, не в удовольствие, но -- можно.

   Я сама не видела, но со слов ту Трума Тринда летел где-то неподалёку и чувствовал себя неплохо. За доктора я волновалась: это у Муха железные руки и механические крылья, не знающие устали, а вот каково свелу -- большой вопрос.

   В конце концов я всё же решилась и на другой отчаянный поступок: взглянуть вниз. Да, говорят, что на высоте делать этого нельзя ни в коем случае и тогда, мол, будет легче. Но слабо верилось, что пейзаж внизу страшнее бездны над головой. Миришир не стал ехидничать и осторожно помог мне повернуться набок.

   Расстилающаяся внизу равнина выглядела сюрреалистично и являлась полной противоположностью тьмы над головой: это было светлое и почти идеально ровное поле. Присмотревшись, я сумела различить странный рельеф: длинные и ровные поперечные борозды, тянущиеся в обе стороны докуда хватало глаз. Это не походило на горы, скорее -- на какие-то грядки. Я не могла оценить высоту полёта и хотя бы примерно оценить высоту этой гребёнки, но её однообразие, прямолинейность и редкие мелкие выбоины вызывали в памяти какие-то смутные ассоциации.

   Страха при взгляде вниз я почему-то не испытывала. Наверное, сыграла свою роль неестественность пейзажа -- он казался декорацией, рисунком, игрой разума. Вид однообразных борозд нагонял тоску и сонливость. Не знаю уж, как Мух умудрялся чувствовать себя бодрым, но я на всякий случай решила периодически отвлекать его разговорами. Конечно, через толстый мех одежды звуки доносились глухо, приходилось повышать голос, но... это, опять же, лучше падения.

   Уже вернувшись в исходное положение и расслабившись в путах ремней, я вдруг сообразила, что мне напомнил рисунок поверхности внизу, и опешила от такой ассоциации. Бороздки эти выглядели точь-в-точь как следы резца на вчерне выточенной детали. От мысли почему-то этой сделалось неуютно и неспокойно. Я попыталась вспомнить хоть одну из теорий возникновения Мирового Диска и человечества заодно, но в голову так ничего и не пришло. В школе на уроках теории мироустройства эти вопросы не затрагивались: нам честно отвечали, что современная наука неспособна пока ответить на этот вопрос. А после я не слишком-то интересовалась подобными вопросами. Ну, в самом деле, произошло всё ужасно давно, и не так уж важно, как именно. А многочисленные догадки тем более не несли никакой практической пользы.

   Но тем не менее я поделилась собственным наблюдением с Мухом, и некоторое время мы увлечённо обсуждали теорию вытачивания Диска из некоего монолита, прикидывали размеры резца и продолжительность работы.

   Примерно в подобном ключе полёт и продолжался. Иногда я на считаные минуты погружалась в дрёму, но быстро просыпалась. Старательно придумывала темы для разговоров и претворяла в жизнь свой план по поддержанию летуна в бодром состоянии.

   Стоило привыкнуть к пейзажу, и полёт перестал быть страшным, захватывающим и даже сколько-нибудь увлекательным, превратился в рутину, и я уже жалела, что перед глазами нет часов и нет никакой возможности отслеживать путь.

   Ещё через какое-то время я начала изнывать от невозможности пошевелиться, начали затекать руки, ноги, шея... да всё тело! И вновь принялась костерить Миришира с его летательным аппаратом, но -- молча. Опять зарекалась повторять этот полёт, но уже по другой причине, но вслух претензии не предъявляла: всё равно Мух уже ничего не мог изменить и никак не мог облегчить мою участь.

   Но даже самый долгий и занудный путь когда-то заканчивается, повезло и нам: ту Трум сообщил, что мы приближаемся к краю диска, и осталось всего ничего. Только обрадоваться в предчувствии воссоединения с твёрдой землёй я не успела.

   -- Держись, проходим край Диска, -- предупредил Мух. И я поняла, что страхи мои никуда не делись -- они по-прежнему со мной.

   Кажется, изменился ветер. Плавный полёт вдруг превратился в рваные метания и маневрирование на грани падения. Почти сразу я зажмурилась, сжалась, уцепилась за что могла -- и замерла, мысленно уговаривая себя: "Всё будет хорошо, всё обойдётся, Мух умница, Мух справится". Сердце почти сразу провалилось в пятки, да там и осталось, а в животе образовалась сосущая пустота.

   Нет, Верда Аото со мной точно не расплатится за это приключение!

   Здесь я окончательно потеряла счёт времени и ориентацию в пространстве, в любой момент ожидая сокрушительного, ломающего кости удара со всех сторон одновременно. Уже не понимала, в какую сторону мы летим, и летим ли вообще, или уже падаем.

   А потом земля всё-таки наподдала по спине, выбив дыхание. Некоторое время меня, кажется, волокло вперёд, потом над головой раздался резкий хлопок и хруст, а сверху на несколько мгновений навалилась тяжесть.

   -- Жестковато сели, -- прозвучал весёлый голос Миришира. -- Финь, ты как? Ну, открой глаза, прилетели, всё! Самое страшное позади.

   С меня, кажется, стащили капюшон и очки, принялись высвобождать из верёвок -- я никак не реагировала на происходящее, парализованная страхом.

   -- Тринда! Иди сюда, с Финей что-то не то.

   -- Я бы удивился, окажись с ней всё нормально, -- ворчливо откликнулся тот. -- Бедолага, с такими развлечениями и рехнуться можно!

   Меня принялись вытряхивать из одежды. Я понимала это краем сознания, да, но даже мысли не возникало попытаться изменить что-то в окружающем мире самостоятельно. Та часть рассудка, что отвечала за волю и мотивацию, кажется, временно отсутствовала на рабочем месте.

   Кажется, доктор начал растирать мои ладони. При этом он что-то тихо и невнятно бормотал, но, кажется, не ругался. Наверное, пытался дозваться или опять ввести в транс, как делал во время своей терапии.

   В какой-то момент остатки сознания начали расплываться, мысли перестали задерживаться в голове, а потом я вдруг очнулась, ощутив себя собой. Колотьё в пальцах, лёгкое онемение, ком в горле -- остаточные симптомы. В остальном я чувствовала себя живой, почти здоровой, полный сил и единственного желания: убить Миришира.

   -- Мух, -- проговорила я веско, садясь с помощью Тринды. -- Я тебя ненавижу.

   -- Да ладно тебе, -- весело отмахнулся тот. -- Это пока, а ты по жизни отходчивая. Вот сейчас успокоишься и сразу вспомнишь, что я твой лучший друг.

   -- Я лучше тебя придушу, а потом вспомню о нашей нежной дружбе. Когда ты в Домне гореть будешь! -- процедила зло, пока добрый доктор помогал мне выпутаться из мехового кокона: температура здесь отличалась в лучшую сторону от той, при которой проходила основная часть перелёта. -- Где мы? -- уточнила я у свела, потому что Миришир благоразумно не стал развивать дискуссию.

   -- Остров Дикий.

   -- Совсем дикий? -- спросила обречённо.

   -- Нет, не совсем, -- в голосе мужчины звучала улыбка, но разглядеть выражения его лица в окружающем сером сумраке не могла.

   Освещение здесь и сейчас вообще оказалось очень странным. Небо с одной стороны отличалось яркой синевой, тогда как противоположный горизонт окутывал непроглядный мрак. Предметы на земле же походили на старые тёмные фотокарточки, только при прямом взгляде очертания предметов слегка расплывались, а на периферии взгляда, наоборот, отличались чёткостью. От такого непривычного вида начала слегка кружиться голова. Или не от него, а из-за пережитого потрясения?

   А доктор между тем продолжал:

   -- Здесь есть поселение и регулярное сообщение, но я предлагаю не ломиться к местным прямо сейчас: они не обрадуются. Так что давайте расположимся где-нибудь здесь, а утром я схожу на разведку. Мы опустились на глухой оконечности острова, вряд ли нам кто-то помешает. Надеюсь, никого не смущает сон на земле?

   -- Можно подумать, есть другие варианты, -- со вздохом заметила я. Эту фразу уже можно назначать девизом всего путешествия... -- Впрочем, сейчас мне плевать, где я нахожусь. Главное, что под ногами нечто твёрдое, его не трясёт и не качает. А спать можно и на нашей одежде: благо, её столько, что на всех хватит.

   -- Главное, чтобы вам двоим хватило, -- возразил Тринда. -- Я прекрасно обойдусь защитной трансформацией, а вы не спешите совсем разоблачаться: перед рассветом холоднее всего, плюс сырость, с непривычки замёрзнете.

   В итоге мы кучно устроились под чем-то большим, тёмным и бесформенным; кажется, местной растительностью. Рассматривать внимательнее я даже не пыталась и полностью доверилась доктору в этом вопросе. Слишком вымотал меня этот перелёт для какой-то активной деятельности.