— Зоя, ну вот куда ты выскочила неодетая? Мороз же!

Мне на плечи лёг тяжеленный бушлат, сразу ощутимо придавив к земле. Бушлат был старый, пах машинным маслом и кое — где по воротнику был побит молью; но главное, конечно, он был тёплым.

— Спасибо, Серёж, — улыбнулась я в ответ, не отрывая взгляда от тёмного неба. — На себя бы посмотрел.

— А я‑то что? Во — первых, я мужчина. Во — вторых, закалённый, — насмешливо отозвался он. — Куда тебя понесло, до старта ещё четверть часа? Раньше не начнут, тут всё гораздо точнее, чем в любой аптеке. Да и на что там смотреть?

— Это тебе не на что смотреть, — обиженно фыркнула я. — Я, может, всю жизнь об этом мечтала! Это же так здорово; она стоит там, такая красивая, огромная, а скоро оторвётся от земли и разовьёт первую космическую. И отчасти — благодаря мне. Это же как рождение ребёнка и его школьный выпускной в одном флаконе! Я же сейчас приобщаюсь к вечности, к святому, к истории и даже почти знаю, что чувствовал Королёв. А ты — на что смотреть!

— Всё с тобой понятно, — рассмеялся мужчина. — Удивительная ты женщина, Зоя! Как тебя только муж куда‑то отпустил? Сидела бы дома, занималась чем‑нибудь полезным, — укоризненно проворчал он.

— Нет у меня мужа.

— В смысле? — опешил он.

— В прямом. У меня есть сестра, мама и бабушка, и они честно пытались меня отговорить, — насмешливо фыркнула я. — Да ладно, ты что, матерей — одиночек в своей жизни не видел?

— Извини, — стушевался мужчина. — Я как‑то не подумал. Слушай, так это получается, я могу попросить твой номер телефона? — вдруг оживился он. Я озадаченно покосилась на Сергея, искренне сомневаясь в его душевном здравии.

— Зачем?

— Зачем мужчина может попросить у женщины номер телефона? — улыбнулся он. — А ещё лучше — и электронной почты!

— Мне это не кажется такой уж разумной и здравой идеей, — растерянно хмыкнула я, а потом мне в голову пришла Мысль. — Слушай, а давай я тебя с сестрой познакомлю? Мы близняшки, и она как раз сейчас совершенно свободна.

— Мне вообще‑то ты понравилась, — удивительно прямо и честно ответил он.

— Это потому что ты с Сонькой не общался, — отмахнулась я. — Записывай адрес! Только не пиши пока, я ей попозже позвоню, предупрежу, что один весьма интересный и хорошо воспитанный офицер спецслужб буквально жаждет с ней познакомиться.

— А ты? — задумчиво уточнил Сергей.

— А я пока не готова к каким‑либо близким отношениям. И вообще к отличным от приятельских отношениям с мужчиной. И вряд ли буду готова в ближайшие пять — десять лет, — поморщилась я. Честность на честность; мне кажется, он это заслужил. Мужчина пару секунд пристально меня разглядывал, после чего медленно кивнул. Кажется, действительно — понял.

— Ладно, извини, не буду нарушать момент единения с историей, — улыбнулся он, переводя тему.

— Замёрз, закалённый? — насмешливо фыркнула я. — Ну иди, грейся.

И он честно оставил меня в одиночестве. Нет, не в одиночестве; наедине с этим удивительным местом, видевшим великие победы человечества. Чёрное — чёрное небо, какое бывает только вот в такие безлунные морозные ночи, было усыпано звёздами. Мешала засветка, но они всё равно сияли ярче и казались непривычно близкими. Здесь и сейчас было легко поверить, что давняя мечта, о которой писал ещё Циолковский, — мечта достичь их, — очень реальна и вот — вот сбудется. В конце концов, где ещё мечтать о звёздах, как не на Байконуре?

Здесь, кажется, сам воздух был другой. Может, и правда — кажется. Но, с другой стороны, не могли же бывавшие здесь люди, — по — настоящему великие, на которых стоило равняться, — не оставить своего незримого следа? Они так болели за своё дело и горели им, что просто не могли бесследно сгинуть в веках! Может, именно с таких людей и с таких сильных чувств начинается то, что принято называть "местами силы"? Да, само это словосочетание звучит отнюдь не материалистично, но с некоторых пор я начала верить в магию и мистику.

По чёрному бархату неба соскользнула сияющая искорка метеора, и я, поддавшись общему волшебному настроению, загадала желание. Понятно, что это сущие суеверия, и падающий на землю кусок космического мусора не может ни на что повлиять, но… так почему‑то стало спокойнее. Пусть всё пройдёт хорошо. То есть, пусть все системы сработают в штатном режиме. Немного везения, чтобы никакая случайная погрешность не сбила тонкую настройку умных машин.

Слова Сергея, конечно, задели за живое, но просить о несбыточном я не стала. Хватит с меня мужчин. Если историю с Витькой ещё можно было списать на "молодость — глупость", то тут уже впору было вспоминать и перефразировать мудрое изречение: "умный учится на чужих ошибках, дурак — не учится на своих".

Акт второй, действующие лица — те же. Говорят, каждая история повторяется дважды, первый раз как трагедия, второй — как фарс. А вот у меня, похоже, получилось наоборот, потому что второй раз дался гораздо тяжелее. С нашего со Славкой возвращения прошло уже пять месяцев, но мне по — прежнему больно. Не так, как было в самом начале, но совсем не так, как было с Витькой.

Не знаю, с чем это было связано. Может, сказался стресс от всех тамошних приключений, подобное просто не могло не оставить след на психике. Может, потому что расстались мы совсем иначе; не по чьей‑то инициативе, а под давлением обстоятельств. А, может, я Витьку и не любила толком, в отличие от Гера.

Слёз было выплакано — ужас сколько! Пара тазиков, не меньше. Первый — когда я только вернулась, второй — когда обнаружила "сюрприз" от демона. Проще говоря, когда обнаружила, что беременна. Вот тогда были не просто слёзы, была натуральная истерика с успокоительными; никогда не думала, что я на такое способна. Потом‑то ничего, взяла себя в руки. Хотела, правда, избавиться от ребёнка (я представляю, что там может от демона родиться…), но тут меня уже уговорили. Главным образом, конечно, Славка, заявившая, что очень — очень хочет сестричку. Лучше всего — близняшку, как мы с Сонькой, но раз близняшки нет, сойдёт любая. Даже маленькая. Даже глупая.

Потом правда выяснилось, что не сестричку, а братика, и тут уже, культурно выражаясь, выпали в осадок все, начиная с бабушки. Первой сориентировалась и обхихикала меня с моими приключениями Сонька, и тут уже все взяли себя в руки. Ну, мальчик. Ну, непонятно что с ним делать. Но ведь ребёнок же, так что принципиальных отличий быть не должно. По крайней мере, поначалу, а потом разберёмся. Неужели четыре взрослых разумных женщины и одна не слишком взрослая, но уже очень разумная девочка не справятся с одним — единственным мальчиком?

Сложнее всего было уговорить моего начальника всё‑таки отправить меня в командировку. Военные действия продолжались две недели, но в конце концов он капитулировал, и был заключён мирный договор, определяющий обязательства сторон. То есть, я поехала, но не основным специалистом, а в качестве консультанта, если совсем честно — довеска. К стартовому столу меня в итоге допустили только на экскурсию, но я и этому была рада. И без меня желающих хватало, так что, можно сказать, пропихнули по блату.

В любом случае, я сейчас здесь, жизнь продолжается, цель в ней есть, и нечего себя жалеть. А что сердце каждый раз болезненно сжимается, стоит вспомнить серьёзного демона со змеиными глазами… у всех есть свои проблемы в жизни, и эта отнюдь не самая страшная. Я именно здесь и сейчас на своём месте, — там, где должна быть и хочу быть. И ни на какие красоты другого мира, ни на какого мужчину не променяла бы вот эту ночь, чернильное небо, высокую свечку ракеты, пробирающий до костей низкий гул и пронзительное, ни с чем не сравнимое чувство сопричастности чему‑то великому и настоящему.

Нельзя менять смысл своей жизни и мечту даже на очень сильную любовь. Потому что без последней больно и грустно, но без первых двух ты перестанешь быть собой. И когда позади меня распахнулась дверь, и Сергей бодро сообщил "первая ступень отделилась, полёт продолжается в штатном режиме", меня вместе с тревогой об успехе нынешнего мероприятия неожиданно начала потихоньку отпускать и боль потери. Всё идёт правильно, естественным путём. А что мне сейчас плохо… Как говорили древние, "всё проходит, и это тоже пройдёт".

В общем, домой я возвращалась не сказать, чтобы в приподнятом настроении, но в гораздо лучшем, чем уезжала. Безмятежно — философском и настолько спокойном, что ощущала себя скалистым утёсом. Ни волокита на досмотре, ни задержанный на пять часов из‑за снегопада на принимающей стороне рейс, ни болтанка по дороге, ни даже посадка со второй попытки при сильном боковом ветре не выбили из колеи. Кажется, я постигла дзен.

Позвонив сестре сразу после посадки, я выяснила, что та уже на месте и вся извелась от ожидания, — Сонька ещё сильнее меня не любит сидеть на месте, — я получила свой багаж в виде небольшой сумки и, повесив её на свободное плечо (на втором путешествовала сумка с верным ноутбуком), в том же непрошибаемом спокойном состоянии двинулась на выход.

Первой меня заметила, конечно, Славка, и тут же сделала всё, чтобы и я её увидела. То есть, со звонким радостным воплем "мамка!" кинулась ко мне. Пришлось срочно избавляться от сумок и освобождать руки для объятий.

— Мама, ну ты куда, поставь, ну тебе нельзя тяжести поднимать! — захихикала она, повисая на моей шее, когда я выпрямилась, держа её в охапке.

— Какая ты тяжесть, — отмахнулась я. — Признавайся, опять бабушка не знала, чем тебя кормить? Сонь, она что, все три недели голодала? — уточнила я у подошедшей сестры.

— Поставь ребёнка на место, — насмешливо фыркнула та.

— И ты туда же, — вздохнула я, всё‑таки опуская дочь на пол. Мирослава тут же подхватила обеими руками самое ценное — ноутбук; знает же, что там есть несколько её игрушек. Я даже на пару мгновений засомневалась, по мне она сильнее соскучилась или по ним. — Тебе что бабушка сказала? Если я хорошо…

— Зай, я, если ты помнишь, тоже врач, хоть и по другой специальности, и тоже могу всякого наговорить, — ехидно возразила та, коротко меня обняла и, отстранившись, с явным предвкушением и откровенным злорадством (я тут же заподозрила какую‑то подставу) продолжила. — Но сейчас я ради исключения не во имя твоего здоровья беспокоюсь. Тут с тобой ещё кое‑кто поздороваться хотел, — она кивнула в сторону, я обернулась…

— Привет, — неуверенно улыбнулся мужчина. А я не знала, за что хвататься — за сердце, за голову, за воздух или за живот, в который меня бодро (и, кстати, очень больно) пнули изнутри.

В классическом чёрном пальто, с букетом золотых георгин (я даже знаю, кто подсказал), без рогов, с незнакомыми карими глазами, но, определённо, это был Гер.

Видимо, я как‑то очень характерно переменилась в лице, потому что мужчина поспешил подхватить меня под локоть, а потом и вовсе осторожно обнял.

— Это ты? — наконец, не слишком умно поинтересовалась я.

— Я, — кивнул он, не отрывая от меня взгляда.

— Но ты же… Как же…

— Божественное вмешательство, — улыбнулся он, крепко прижав меня к себе. Я ответила на объятья, закрыла глаза, уткнулась лицом в колючий шарф. Воротник пальто под моей щекой был мокрым, от демона пахло растаявшим снегом и, — совсем слегка, — каким‑то парфюмом. Гер сейчас был настолько реальный, настолько живой и совершенно неотличимый от человека, что мне было трудно поверить в реальность происходящего. Хотелось не то заплакать, не то — засмеяться, не то просто протереть глаза и ущипнуть себя. Но вместо всего этого я просто тихо уточнила:

— Аэрьи всё‑таки сподобился?

— Не совсем он, — хмыкнул мужчина. — Но сподобился, да. Так что я теперь человек. Даже с биографией и с работой.

— И с квартирой, — захихикала рядом Сонька, которой явно надоело стоять столбом. — Слушай, завидный жених, ты цветы‑то невесте подари, и пойдём, дома намилуетесь. Ну, или пока в пробке будем стоять, мне навигатор и так рисовал до дома три часа при наилучшем раскладе, там снега по уши навалило и продолжает подсыпать, никакая техника не справляется, авария на аварии. Я вообще не знаю, как вас приняли, чёрт знает что на улице творится, катаклизм. Короче, пойдём, мне сейчас ещё машину полчаса откапывать. Ты мне вот что скажи, герой — любовник; что главному передать? У тебя завтра плановые есть, или я так и передаю, что встретил женщину своей мечты и временно не способен вернуться в реальность?

— Передавай, — с задумчивой улыбкой кивнул тот, забирая у меня обе сумки, но вручая цветы, которые были переданы по цепочке радостной Мирославе — у меня были заняты руки. Одна дочерью, вторая — Гером.

На улице действительно мела пурга, пришлось надвинуть поглубже шапку и поднять воротник, чтобы за него не заметало снег. Одна радость, машину сестрёнка умудрилась приткнуть на ближайшей парковке, и идти было недалеко. Да и копать не пришлось, ветер справился с этим занятием самостоятельно.

— То есть, вы теперь вместе работаете что ли? — растерянно уточнила я, пока мы шли. — И как оно?

— Не знаю, что у твоего благоверного врождённое, а что — благоприобретённое, но руки у него точно золотые, — беспечно фыркнула сестра. — И голова тоже. Наш главврач писал кипятком от радости, когда такое чудо на работу принимал; не знаю уж, кто ему такую биографию нарисовал, но расстарался от души. А уж как женская часть коллектива зашевелилась, я вообще молчу! Штампа в паспорте‑то нет.

— Погоди, — оборвала я её, сообразив, что меня зацепило в сказанном. — И давно он у вас работает?

— Да вот как ты улетела, буквально на следующий день и появился, — ехидно сообщила сестра.

— И вы молчали? — вытаращилась я на Соню.

— А что бы мы тебе сказали? И даже если бы рассказали всё, ты бы всё равно не прилетела, правильно? Ну и работала себе спокойно. А то извелась бы за три недели в конец, оно тебе надо было?

— Нет, я не о том, спасибо вам большое, я полностью одобряю. Но как вы умудрились не проболтаться? — захихикала я, пристёгивая Славку к детскому креслу и усаживаясь рядом. На заднем сиденье втроём мы разместились довольно плотно, но у Соньки машина просторная, влезли все. Особенно удобно стало, когда мой демон меня обнял одной рукой, прижавшись лбом к моему виску, а я обеими ладонями вцепилась во вторую его руку. Тёплую. Живую. Настоящую. Со знакомыми длинными музыкальными пальцами и неожиданно грубой кожей…

— Можем, когда захотим, — отмахнулась она. — И ты шефу своему сообщи, что завтра не придёшь, а то знаю я тебя!

— Да у меня всё равно командировка до послезавтра, — пожала плечами я. — Позвоню, скажу, что нормально села, и ладно. А то он волноваться будет.

— Нет, всё‑таки бестолковая ты женщина, Зая, — укоризненно качнула головой сестра, бросив на меня взгляд в зеркало заднего вида. В твоём состоянии по командировкам мотаться — грех!

— Что‑то случилось? — настороженно уточнил Гер.

— Вы и ему не всё рассказали, да? — насмешливо уточнила я.

— А что, только тебе сюрпризы получать? — ехидно фыркнула сестрёнка. — Готовься, Игорёк, к роли заботливого папаши, сестрёнку ты нам вернул с ценным грузом. Пропала она с одним ребёнком, вернулась — с двумя.

Мужчина вместо ответа крепко прижал меня обеими руками, что‑то пробормотав себе под нос.

— А? — уточнила я, не расслышав.

— Я говорю, что он, сволочь, не мог не знать, и тоже ничего не сказал, и я мог всего этого лишиться, — проворчал Гер. Обиженная вниманием Славка потянула меня за руку, так что пришлось срочно обнимать её. Удовлетворённая дочь через десяток секунд уснула, и разговор продолжился на пониженных тонах.

— Кто — он? — машинально полюбопытствовала я.

— Цай, — отмахнулся бывший демон.

— Вы с ним познакомились?! — озадаченно хмыкнула я. А после сообщения подробностей и известия, с кем именно я перешучивалась по дороге к демонам, вообще на несколько секунд потеряла дар речи. Потом, правда, пришлось уже мне пояснять, откуда я его знаю и как это получилось.

— То есть, твой оператор оказался самым крутым богом что ли? — поинтересовалась с переднего сиденья Сонька, даже не пытавшаяся сделать вид, что не слушает. — И это из‑за него Славка похожа на эльфа?

— Очень может быть. Только непонятно, зачем ему этопонадобилось, — пожал плечами Гер.

Игорь. Надо, наверное, привыкать. Или не надо?

— Значит, тебя теперь зовут Игорем? — задумчиво проговорила я.

— Бери выше, — фыркнула сестрёнка. — Он ещё и наш однофамилец. Ты вообще чуешь, на что тебе божественная воля намекнула?

— В смысле?

— В смысле, дочь у тебя как Игоревна записана, — рассмеялась Соня. — Так что считай блудный папаша нашёлся.

— Надо сначала у потенциального папаши спросить и у ребёнка, — насмешливо хмыкнула я.

— Надеюсь, что ты сейчас пошутила, — раздражённо фыркнул Гер почти мне в ухо, при этом вновь крепко прижимая к себе.

— Почему?

— Потому что… Не могло же тебе на полном серьёзе прийти в голову, что я, сменив ради вас мир, жизнь и даже собственную сущность, соберусь по доброй воле от вас отказаться?

— Пошутила, — поспешила согласиться я. Соврала, конечно, но сейчас ложь была явно во спасение; не признаваться же, что до сих пор не могу поверить в собственное счастье. — Но Славка…

— Твоя дочь уже всему классу растрепала, что лично знакома с добрым волшебником Дедом Морозом, и он реально существует, потому что она попросила у него вполне конкретного папу, и тот выполнил заказ в точности.

— Хм. Теперь будем знать, что она Дику сказала, — усмехнулся Гер.

— А почему она назвала его Дедом Морозом? — растерянно уточнила я.

— Наверное, потому, что твой демон явился через три дня после Нового года, а с логикой у этого ребёнка всё хорошо, — весело фыркнула Сонька, осведомлённая о моих приключениях во всех подробностях.

— Пожалуй, — вынужденно согласилась я. — А что тут у вас вообще интересного происходило, пока меня не было? Ну, не считая Гера.

— Спецагент твой всё‑таки объявился, — хихикнула сестра. — Интересный парень, кстати, спасибо. Грозится в отпуск приехать, будем знакомиться, — задумчиво добавила она.

И я, устроив голову на плече любимого мужчины, с наслаждением впитывая подзабытое уже ощущение спокойного уюта, искренне, от всей души пожелала, чтобы у них всё сладилось; если, конечно, судьба. А проклятье…

Глупости. Нет никакого проклятья. Если бы что‑то такое было, Гер наверняка заметил бы, и непременно снял. Просто слабые мужчины боятся сильных женщин, как было с нашим дедушкой. Или любовь оказывается ненастоящей, как было у меня с Витькой. Или недостаточно сильной, чтобы победить смерть, как было с нашим отцом; сейчас мне казалось, что мама не очень‑то о нём горевала.

Этот мужчина ради меня преодолел границу миров и волю судьбы. Теперь только от меня зависит, окажется ли этот поступок напрасным. И сделать так, чтобы короткая человеческая жизнь оказалась интересней и осмысленней вечности, и была прожита не зря, по силам только нам, вместе. Наших вершин за нас никто не достигнет, никто не вырастит наших детей и никто не дотянется до далёких звёзд.

Проклятье же — просто отговорка и оправдание собственной слабости. Такое же неубедительное, как случайно постиранная тетрадь с контрольной работой.