Мы летели на очередную «контрольную точку» и, что называется, «ничто не предвещало». Всё было привычно и обыкновенно, согласно штатному расписанию и без пресловутых «предчувствий». Даже Дарла со всеми своими духами ни о чём не предупреждала.

Я скучала в своём кресле, — для меня в гипере никакой работы не было, всё зависело от пилотов, — Макс с Ингом лежали на местах в «рабочем положении», Саймон и Дарла тоже занимались чем-то своим. У Этьена настал тот самый «щекотливый момент», в который ему жизненно необходимо было расслабиться, и в рубке грохотала эта его чудовищная музыка.

В подробности и причины подобного состояния капитана я не вникала, и не имела ни малейшего понятия, что будет, если он вдруг свою медитацию пропустит. Мне вполне хватало знания, что подобные сеансы длятся всего несколько минут и случаются довольно редко. В таком количестве его любимую какофонию я вполне могла выносить.

Оборвалась музыка Этьена, и в рубке в этот момент выскочившего из гипера корабля воцарилась обыкновенная в таких случаях острая, пронзительная тишина, как будто из помещения в одно мгновение откачали весь воздух. В этой пустоте вдруг пробудившийся тревожный сигнал оповещения прозвучал как тот самый гром среди ясного неба.

— Засечён сигнал «SOS». Вторая планета от звезды, отсюда не могу разобрать точнее. Собираю информацию по планете. Варя, пеленг за тобой, — почти в то же мгновение прозвучал тихий голос Макса.

И ситуация в рубке вдруг резко переменилась. Механики прильнули к своим терминалам, спеша опросить зонды, Этьен пружиной распрямился в кресле. И я, едва не подпрыгивая от предвкушения, впилась в свои радары и карты.

Понятно, что «SOS» — не повод для радости, он означает, что у кого-то случилась беда. Но с бедой мы пока ещё не столкнулись, а вот первое настоящее событие и даже приключение за всё время службы (угу, целый год по Земле; такая служба, такая служба!) я ждала с нетерпением. И воображение рисовало всяческие заманчивые и героические картины. Что, впрочем, от работы совершенно не отвлекало.

— Есть пеленг, даю курс, — сообщила я, загружая результаты своей работы в программу.

— Плохие новости, — мрачным тоном подхватил эстафету Саймон. — Несколько зондов перестали существовать, так что не могу дать заключение о причинах крушения. Информация о гибели автоматики пришла восемнадцать часов назад, с разницей в пару секунд, расшифровываю последние пакеты.

— Есть первый пакет, — перебила его Дарла. — Причина гибели — мощный электромагнитный импульс.

— Так они же вроде бы от этого защищены? — уточнил наш кап-три.

— Я же говорю, мощный, — с укором протянула она. — Остальные его тоже уловили, но выдержали, а эта группа накрылась.

— Отсюда, кстати, и разница во времени гибели, и тот факт, что сигнал ещё не дошёл до наших, — оживился Саймон. — Варь, сможешь промоделировать по интенсивностям засечённого всплеска и моментам гибели зондов ориентировочное расположение источника?

— Да, дай мне пару минут, — кивнула я. Вообще, это лучше было поручить нашему гению, но я и сама должна была справиться. Я даже знала, с какой стороны подходить к этой задаче.

— Данные по планете готовы, — отчитался Макс.

— Что-то быстро, — с сомнением проворчал капитан. — Есть что-нибудь интересное?

— Вероятно, там сейчас лежит груда мусора и некоторое количество трупов, — жизнерадостно отозвался пилот. — Атмосфера насыщена парами серной кислоты, для дыхания гуманоидов, да и вообще всех известных разумных видов непригодна. Гравитация малоприятная, полторы атмосферы в среднем по поверхности, но терпимая.

— Проверить всё равно надо. Я вызвал группу, но они будут через двое суток. Это сейчас шансы на спасение минимальны, а к тому времени их вообще не останется. Игнат, далеко до планеты?

— Выходим на орбиту, — отозвался Инг.

Игнатом он теперь был по документам, папиными стараниями. Игнатом Родионовичем Романовым; видимо, выбрали наиболее созвучный вариант. И если к Игнату вопросов не было, — действительно самый близкий вариант, — а в Родионовиче можно было найти анаграмму «Доры», то почему именно Романов, было действительно любопытно. В конце концов, фамилий на «Ро» великое множество.

— Варя, у тебя что?

— У меня почти всё готово, сейчас, — извиняющимся тоном сообщила я. — Вот, пожалуйста, любуемся, — и я вывела на обзорный экран схематическую карту системы. — Судя по всему, источник находился вот в этой точке. С учётом скорости вращения и орбиты второй планеты рискну предположить, что терпящий бедствие корабль тоже стал жертвой оного воздействия. Более того, есть подозрение, что он был основной целью.

— И что он в таком случае делал в окрестностях орбиты?

— Кто же его знает, — я пожала плечами. — Может, убегал. А, может, просто свернули видами полюбоваться; мы же даже не знаем, что это за корабль и чей он.

— Почему не знаем? Знаем, — возразил мне Макс. — Малый торговый корабль класса «Бриг», Земная Федерация, название — «Молчун». Есть бортовой номер, номер корпуса, номер двигателя. Экипаж — шесть человек, все люди. Небольшой семейный бизнес, капитан корабля — Деймон Эддингтон, вот, могу показать портрет. Бывший пилот дальнего космоса, после выхода на пенсию не смог остановиться. Остальной экипаж: Памела Эддингтон, его супруга, бортовой врач, имеется диплом и опыт работы хирурга общей практики. Двое сыновей, Джон и Джим; судя по всему, близнецы. Первый числился навигатором, второй — суперкарго. Есть ещё механик Уильям Тоддер и некая Аманда Тоддер, его дочь, записанная как помощник механика. Но, судя по тому, что ей восемь лет, скорее всего, просто не с кем было оставить ребёнка.

— Ты это всё за несколько минут выяснил без галанета? Я чувствую себя ничтожеством, — вздохнула я.

— Да, выяснил, — невозмутимо отозвался пилот. — Просмотрел сводки, нам же их регулярно присылают. Корабль пропал девять лет назад, последний документированный контакт с ним — в системе Альфы Центавра, они стартовали оттуда по маршруту к Юпсилону-пять с грузом техники. Собственно, заказчик и забил тревогу, когда корабль ни в срок не появился, ни через неделю, ни через две. Работал с этим торговцем он часто, отзывался о нём хорошо, поэтому заподозрил неладное.

— Цена ошибки навигатора? — задумчиво предположил Этьен.

— Шутить изволите? — фыркнула я. — Даже с учётом всех погрешностей и пространственных флуктуаций, они бы физически досюда не дотянули на своём двигателе. Не может он прыгнуть на такое расстояние, это полная чепуха. К тому же, потерявшись где-то на девять лет. «Бриг» — простой и надёжный корабль, не верю я в такое.

— Я согласна с Варей, — поддержала меня Дарла. — Если бы это была ошибка навигатора, они бы выскочили сразу, а не через восемь лет, эти двигатели не способны порождать пространственно-временные искажения. Если только они случайно вляпались в природную дыру? Но такие тоже не возникают спонтанно и не исчезают в никуда, а от Альфы Центавра до Юпсилона — один долгий прыжок, и грузовики там летают очень часто, уж кто-то бы вляпался или заметил. Кроме того, ни один из зондов в этой системе не засёк появления данного корабля из гиперпрыжка. Электромагнитный всплеск — и дальше только сигнал бедствия.

— То есть, этим всплеском сопровождалось их появление? Интересно получается, — кивнул Этьен. — Так, я сообщаю ваши выкладки на базу, и будем садиться. Если это, конечно, возможно. Макс?

— Ну я вижу удобную площадку неподалёку от места крушения, метров двести всего. Атмосфера довольно спокойная, хотя и плотная. Сядем, всё будет нормально, — пообещал он.

— Замечательно, садимся, — распорядился капитан.

При посадке нас довольно ощутимо трясло. Имея доступ к приборам внешнего наблюдения, я этой возможностью воспользовалась, огляделась вокруг корабля, прочитала метеосводки… и отключилась от греха подальше, чтобы сохранить свою психику здоровой. Когда не имеешь данных о скорости ветра, в Максово «атмосфера довольно спокойная» было легче поверить.

Сели как и летели — с лёгким рывком, но без ужасов. С одобрения Этьена наружу были выгнаны три зонда; даром что бездушная железяка, а всё равно жалко было. Уж очень атмосфера на безымянной планетке была недружелюбная.

Приборчики мы разделили по-братски. Дарла погнала один сразу к месту крушения, второй Саймон поднял на максимально возможную с точки зрения видимости высоту для контроля за периметром, а я, прижав свой третий к земле, принялась за анализ местности и прокладку маршрута к спасаемому объекту.

Пейзаж снаружи был убогий. Серо-жёлтая почва с коричневыми проплешинами, желтоватая дымка над головой. Свет местной звезды пробивался сквозь дымку слабо, с трудом, и в итоге поверхности достигал редким, болезненно-блеклым и тусклым. Местами из-под земли пробивались невысокие тяжёлые гейзеры концентрированной серной кислоты, тут и там курились грязные жёлтые дымки. Судя по найденным Максом отчётам, жизнь в этом унылом месте присутствовала, но на уровне простейших. Её основным представителем был маслянисто-сопливый белый налёт, покрывавший камни.

— Дарла, что там с кораблём? — задал животрепещущий вопрос командир. От результатов осмотра зависело, имеет ли смысл идти к обломкам. Потому что если корабль при падении рассыпался на составные части, шансов найти выживших не было.

— Сложно сказать. Думаешь, стоит? Отсюда? А ты уверен? Я не думаю, что это хорошая идея, но другой ведь нет, правда? Попробуем. Правда, если шлюз не работает…

— Дарла, не отвлекайся! — раздражённо проворчал Этьен.

— Извини, — миролюбиво откликнулась она. — Я хотела сказать, что корабль повреждён не так сильно, как мог. То есть, наличие выживших вполне возможно.

— Ясно. Саймон, Игнат, собирайтесь. Скафандры полной защиты, двигаться аккуратно, выверять каждый шаг, понятно?

— Разумеется.

— Мне непонятно! — возмутилась я. — А почему они? Мне тоже интересно!

— А ты навигатор, вот и навигируй, — хмыкнул Саймон.

— Это и Макс прекрасно сможет, а я…

— А ты дотащишь на себе по пересечённой местности полторы сотни килограммов? — оборвал моё возмущение Этьен.

— Почему полторы сотни? — обиженно проворчала я, не желая сдаваться. Хотя, честно говоря, с самого начала понимала, что никто меня в эту вылазку не возьмёт, потому что я там нафиг никому не нужна. Такими вещами обычно занимаются здоровые сильные мужики, а я… конечно, не задохлик, но именно физической силы во мне не так уж много.

Кто бы знал, как меня это всегда раздражало! Мало того, что уродилась девчонкой, так ещё и габаритами в маму, такая же мелкая. Маму я люблю, но предпочла бы быть сантиметров на пятнадцать повыше и килограммов на двадцать потяжелее.

— Потому что вес скафандра, свой собственный увеличенный вес и вес спасаемого объекта, если такой будет, — пояснил капитан. — И это я ещё по-минимуму взял. Если после этого всё равно не доходит, объясняю. Это приказ, ясно?

— Ясно, ясно, — недовольно пробурчала я, обиженно утыкаясь в приборы. Чтобы в следующее мгновение меня вместе с креслом развернуло вокруг оси и из этого самого кресла выдернуло.

Спору нет, поцелуи Инга — вещь очень приятная, вполне способная утешить меня в любой ситуации, но… такое приключение, и без меня?! И опять потому, что я мелкая девчонка!

Нет в жизни справедливости.

Вот.

— Не сердись, арая, — мягко проговори он, одной рукой прижимая к себе (и удерживая при этом на весу), а второй придерживая за затылок. — Ты будешь нас вести, это гораздо важнее и полезней.

— Уговорил, чёрт с тобой. Положь на место, — проворчала я, почему-то смущаясь. Он ласково улыбнулся, осторожно коснулся губами моих губ и послушно усадил обратно в кресло. Даже развернул обратно, заботливый мой.

Нет, ну какой он всё-таки замечательный. Только что я злилась и обижалась на весь мир, а он один раз меня поцеловал, сказал что-то утешительное, и я уже сижу, глупо улыбаясь, и готова быть умницей. Самое страшное, что мне, во-первых, всё это ужасно нравилось, а, во-вторых, я ведь с самого начала прекрасно понимала, что не права; а он умудрился донести до меня это так, что мне совсем не хочется упираться рогом и настаивать на своём. Вроде как ласково уговорил, а я великодушно согласилась.

Главным достоинством скафандров, в которые облачались мужчины, была их универсальность. То есть, одна и та же конструкция легко и быстро подгонялась под любые пропорции, включая мои. Хотя Саймону в нём всё-таки было тесновато.

— Ну что, мальчики, поплюхали потихоньку? — предложила я, проверяя внешние динамики.

— Показывай дорогу, арая, — отозвался Инг, первым спустившийся по трапу.

Всё-таки, странно у меня устроена голова. Почему-то чем неуместней и несвоевременней проявление чувств, тем больше оно мне нравится. Вот, пожалуйста; совсем не по уставу, не вовремя, некстати, но… как же я люблю, как он произносит это слово! С этим его мягким рычащим акцентом, низким тихим голосом… прямо мурашки по спине, и мысли совсем не в нужную сторону.

— Я бы тебе лучше что-нибудь другое показала, арай, — мурлыкнула я в ответ, но наш обмен любезностями грубейшим образом прервали.

— Кролики, может, отложите свои нежности до лучших времён? У нас там, возможно, люди умирают, — проворчал за спиной Этьен. Не знаю, как Ингу, но мне мгновенно стало стыдно за собственное поведение. В самом деле, нашла время! Но…

Чёрт побери, какой же он всё-таки замечательный!

Дорога до погибшего корабля прошла без эксцессов. Две фигуры в скафандрах выглядели довольно громоздкими и неуклюжими, хотя дело было не в скафандрах, а в гравитации.

— Основной шлюз на первый взгляд исправен, — сообщил Саймон. — Сейчас попробую его открыть, может, впустит?

— Да там всё на первый взгляд исправно, — проворчал Этьен. — Только они почему-то всё равно упали.

— У них с двигателем что-то, — включилась Дарла. — Это он вышел из строя, и, кажется, он породил тот самый электромагнитный импульс.

— Чему там импульс порождать? — недовольно проворчала я. — Нет там ничего такого в этом двигателе!

— Вот приедут специалисты, посмотрят поближе и скажут, что именно произошло, — оборвал начинающийся спор Этьен. — Не отвлекайтесь… что за хрень?!

Последний эмоциональный возглас относился к картинке, продемонстрированной нам камерами наблюдения обоих скафандров. Шлюз действительно оказался исправным, и после соответствующей автоматической обработки пустил наших разведчиков внутрь корабля. Этьена же, и нас вместе с ним, поразил внешний вид корабельного коридора. Стены были покрыты тёмным налётом, похожим на нефтяную плёнку, а с потолка свисали не то водоросли, не то щупальца, не то сталактиты той же чёрной маслянистой массы.

— Мальчики, вы её не трогайте на всякий случай, — осторожно предложила я. Эта субстанция не нравилась мне категорически.

— Эх! — отозвался Саймон, опускаясь на четвереньки. С его пропорциями это действительно был лучший выход. Инг покосился на напарника по несчастью, вздохнул и последовал его примеру.

Выглядели они в таком положении довольно потешно, но смеяться не тянуло даже меня.

— Проверю грузовой отсек, — решила Дарла, уводя туда один из зондов, металлических шариков размером с человеческую голову. Тот, что болтался снаружи и предназначался для общих наблюдений, продолжал висеть на своём месте, а оставшаяся пара нырнула вместе с разведчиками в недра корабля.

— Предлагаю начать с рубки, и уже оттуда выяснять подробности, — сообщила я.

— Логично, двигайся в ту сторону, — согласился Этьен. — Во-первых, возьмём чёрный ящик, во-вторых, если работают какие-то внутренние системы, это облегчит поиск. Ну, и, в-третьих, если это действительно был сбой прыжка, и если они не заметили прошедшего времени, они должны были находиться в рубке в момент выхода. По крайней мере, хоть кто-то из них.

Чёрная субстанция заполонила весь корабль, хотя никаких признаков жизни она не подавала, и попыток кого-нибудь сожрать не предпринимала. Даже маячащий в непосредственной близости зонд не спровоцировал агрессии. Видимо, если это и было живым, то представляло собой какие-то конгломераты бактерий, или нечто не намного более сложное вроде плесени.

— Твою мать, — не сдержалась уже я, комментируя предоставленную зондом картинку. — Сколько там экипажа? Шестеро? Мальчики, пятеро из них в рубке, здесь только ребёнка нет.

Рубка в настоящее время представляла собой не слишком приятное зрелище. Раньше это была просторная уютная комната со столом и диваном, где обитатели корабля явно любили проводить время. Сейчас здесь было темно и тихо.

Половина рубки была сплошь затянута чёрной массой, из которой торчал край кресла с бессильно свисающей с него рукой. Рука была высохшая, — обтянутый кожей скелет, — и на живую не походила. В таком же состоянии находилось ещё одно тело, на которое субстанция стекла сверху, и окутывала только его голову, затрудняя опознание. Одно тело, принадлежавшее молодому мужчине, лежало на полу возле пульта, и у него, судя по всему, была сломана шея, хотя за точность диагноза я была не уверена. Человека, сидевшего в кресле пилота, ударом швырнуло вперёд, и он тоже не походил на живого: лежал на пульте, и всё вокруг было покрыто запёкшейся кровью. Не пристёгнут он был, что ли?

На живого походил только один, молодой мужчина в кресле навигатора. Он висел на пристяжных ремнях, и, кажется, имел естественный цвет кожи, что было довольно трудно определить точно в слабом свете встроенного в зонд фонаря.

Из коридора в этот момент появились наши пластуны.

— Что это? — поинтересовался Инг, подбираясь единственному предположительно живому.

— Кажется, я знаю, — прозвучал неуверенный голос Макса.

— Утешь меня и скажи, что это не заразно, — с надеждой проговорила я.

— Не утешу, — отозвался пилот. — Этьен, свяжись с базой и скажи, что у нас тут, похоже, темпоральная гниль.

— Прости, что? — озадаченно переспросил кап-три.

— Ты свяжись и послушай, что они скажут, — упрямо возразил Макс.

— Парень живой, — тем временем доложил с борта «Молчуна» Инг, который, стоя на коленях возле кресла, отстёгивал от него пострадавшего. — Не знаю, почему без сознания; сканер не идентифицирует никаких повреждений, но он в коме.

— Тащи сюда, разберёмся, — предложила я, потому что командир безмолвствовал: конфигурация его переговорного устройства позволяла общаться без свидетелей.

— Пожалуй, не бросать же здесь, — согласился со мной Саймон. Мужчины в четыре руки стащили парня с кресла на пол.

— Давай я отнесу его поближе к шлюзу и найду скафандры, должны же они здесь быть. А ты проверь, что с оборудованием внутреннего контроля. Должна быть ещё девочка, а детям часто везёт; вдруг она тоже жива, надо найти, — предложил Инг, и Саймон согласился.

— Ничего не понимаю! — вдруг сообщил Этьен.

— В смысле? — хором уточнили все присутствующие.

— Сначала была пауза, потом грохот и звон, как будто там что-то разбили, а потом совсем другой сиплый голос велел оставаться на своём месте, и обещал, что группа будет через восемнадцать часов. Макс, ты не хочешь объясниться?

— Можно, немного позже? — смутилось наше дарование. — Мне надо кое-что уточнить.

— Ну, восемнадцать часов у нас есть, уточняй. Варвара, что там?

— Один живой, Инг ищет скафандры. Ещё осталось найти девочку и чёрный ящик, и можно будет уходить. Остальные явно мертвы.

— Инг, первая каюта в соседнем коридоре записана за ребёнком, — подал голос Саймон. — Проверишь? А я пока ящик выну, он вроде в зоне доступности.

— Да, сейчас, — оставив пострадавшего лежать посреди коридора (подальше от чёрной гадости) под контролем одного из зондов, Инг на четвереньках двинулся в соседний коридор, куда заглядывал только зонд Дарлы.

Здесь чёрных соплей на потолке было ещё больше, чем в первом коридоре. Пожалуй, здесь и мне бы пришлось встать на четвереньки. Дверь в каюту тем не менее открылась без промедления: почему-то то, что Макс назвал «темпоральной гнилью», в отличие от обычной гнили и плесени, предпочитало не щели и углы, а открытые ровные поверхности.

— Погоди, давай я сначала зонд запущу, — на всякий случай предложила я, и, не дожидаясь ответа, загнала автоматического помощника вперёд.

Хорошо, что у него имелись датчики движения и тепла, потому что обнаружить иными методами сжавшееся в дальнем углу под койкой дрожащее существо у нас бы вряд ли получилось.

— Инг, она здесь. Под кроватью; во всяком случае, по размерам похоже на ребёнка. Кажется, она жива, но до полусмерти напугана.

— Напугаешься тут, — проворчал дориец, вполз в комнату и… снял шлем.

— Романов, что за поведение?! — прорычал Этьен.

— Да ладно, уже всё равно пофиг, — отозвался Макс. — Мы же в любом случае не собирались их там оставлять.

— Ты готов предоставить отчёт? — оборвал его капитан. Пилот сразу стушевался и замолчал. — Романов, выговор с занесением в личное дело! Какого чёрта?!

— Это ребёнок, ей и без того страшно, — отмахнулся Инг, стягивая рукавицы скафандра и заглядывая под койку. — Эй, малышка, — мягко позвал он. — Иди сюда. Ну, не бойся, я не обижу, я друг. Помощь пришла.

И случилось чудо. Нет, я-то догадывалась, каково было происхождение этого чуда, на себе неоднократно испытывала, но Этьен сзади недоверчиво выругался с нотками восхищения. Потому что девочка, до сих пор только сверкавшая глазами из своего убежища, доверчиво уцепилась тонкой белой ладошкой за руку мужчины и позволила вытащить себя наружу.

— Осторожно, — всё тем же мягким воркующим тоном проговорил Инг. — Не трогай эту штуку, хорошо? Мы сейчас пойдём гулять на самый настоящий военный корабль. Ты хочешь что-то отсюда забрать из вещей? Может быть, игрушки?

В ответ на что девочка, сосредоточенно хлюпнув носом, тряхнула головой и продемонстрировала зажатую в руке потёртую модель звездолёта. Причём не игрушку, а именно коллекционную модель. То ли у ребёнка тяжёлое детство, то ли, наоборот, очень счастливое.

— Давай мы с тобой немного поиграем в лошадку, хорошо?

— Это как? — пискнула девочка, впервые подавая голос.

— Невероятно, — пробормотал Этьен. — Она же должна пребывать в глубочайшем шоке! Как он это сделал?

— Я тебя покатаю на спине, — тем временем продолжал налаживать контакт Инг. — Только ты обязательно должна крепко держаться и нагибаться как можно ниже, хорошо? Ты знаешь, где лежат скафандры?

— Папа показывал, возле шлюза, — ответила девочка, с готовностью усаживаясь на плечи дорийца. Путь, впрочем, был недолгим. — Джимми! — радостно воскликнула девочка и бросилась к лежащему тут же мужчине. По счастью, она была слишком маленькой, чтобы цепляться головой за чёрную гадость, свисающую с потолка.

— Он спит, Аманда, — ответил Инг. — Но мы обязательно возьмём его с собой, не волнуйся?

— А папа? — стремительно обернулась девочка.

— Прости, но твой папа…

— Его съела эта чёрная жижа, да? — с недетской сдержанной грустью уточнила она.

— Да, малышка. Присядь, пожалуйста, я сейчас достану скафандры, ты поможешь мне одеть Джимми, потом я помогу одеться тебе, и мы пойдём к нам в гости.

— Папа говорил, нельзя ходить в гости к посторонним, потому что они могут оказаться плохими. Но ты ведь не плохой?

— Нет, Аманда, мы хорошие. Мы военные, пограничники.

— Как дядя Дей?

— Да, как дядя Дей, — подтвердил Инг. В этот момент в коридоре послышался грохот и скрежет — это Саймон, ползя на четвереньках, толкал перед собой чёрный ящик. — Не бойся, это свои, — сообщил дориец испуганно вцепившейся в него девочке. — Это дядя Саймон, он тоже хороший.

— Игнат, какого чёрта? — импульсивно поинтересовался механик, разглядывая нашего второго пилота. — Для кого инструкции пишут?!

— Мне уже Этьен высказал, — хмыкнул Инг. — И Варя выскажет. Ты хоть не начинай, а?

— Варя выскажет, будь уверен, — ехидно подтвердила я. — Много чего выскажет по поводу чьей-то безалаберности! Шевелитесь там шустрее, а то у меня есть ощущение, что эта зараза разрастается. Инг, и надень ты уже шлем, а? Ребёнка успокоил, молодец, теперь меня успокой!

— Тебя я предпочту по-другому успокаивать, — иронично улыбнулся он в камеру зонда, но шлем всё-таки натянул.

Портится. Портится мой правильный дориец буквально на глазах! Уже пошлые намёки делает. Или не они пошлые, а моё восприятие?

Упаковать двух человек в защитные костюмы оказалось не так уж сложно. Капитан «Молчуна» очень ответственно подходил к своим обязанностям, и для младшего члена экипажа имелся специальный детский скафандр меньшего размера.

Гражданские конфигурации защитных костюмов, имевшиеся в наличии на корабле, отличались от наших гораздо меньшим удобством, отсутствием многих полезных приборов. Но у данной конкретной модели, носившей название «Жук», было одно важное достоинство: просто фантастическая надёжность. Случаи отказа и поломки «Жуков», распространённых повсеместно и выпускаемых миллионами, были единичны, и относились скорее к числу случайных погрешностей.

— Саймон, понимаю, что вам немного не до того, но этого, который в обмороке, лучше бы на боку нести, в горизонтальном положении, — вовремя вспомнила я что-то из области медицины.

— Чёрт, Варвара, вот ты не могла об этом потом вспомнить, когда мы бы уже домой пришли? — проворчал механик. — Сейчас что-нибудь придумаем.

— Ага, вы бы его пока донесли, он бы загнулся. С другой стороны, он же до этого не лежал, а ведь не умер, — задумчиво пробормотала я.

— Всё, поздно, я уже койку ломаю, — отмахнулся наш великан. И действительно выломал в ближайшей каюте лежак. Я уважительно хмыкнула; всё-таки, силищи потомку древних кельтов не занимать.

Так они и пошли: впереди Саймон, одной рукой держащий на плече двадцатикилограммовый «чёрный ящик», а второй — носилки, следом за ним — Инг с не пожелавшей расставаться с ним девочкой на плечах, держащий второй конец носилок. Наблюдая эту картину, я вынуждена была признать: пользы от меня действительно было бы немного.

К счастью, обратный путь опять прошёл без приключений. Кажется, в этом мире редко случалось что-то внезапное, и последним было крушение «Молчуна».

Когда мужчины с грузом уже поднимались на корабль, я опомнилась и побежала включать оборудование в медблоке. Надеюсь, с этим Джимми ничего страшного не случилось, потому что мозг — это та часть тела человеческого организма, в которой я разбираюсь на уровне рядового обывателя и могу в лучшем случае диагностировать его наличие или отсутствие. Ну, не учат ветеринаров сотрясения мозга лечить, не говоря уже о каких-то более серьёзных травмах головы.

На корабле сразу поднялась оживлённая суета: механики занялись «чёрным ящиком», Этьен о чём-то активно совещался с базой. Вытряхнутого из защитного костюма Джима Эдингтона (если можно было верить показаниям восьмилетнего ребёнка, пребывавшего в шоке) со всей возможной поспешностью и аккуратностью сгрузили в сканер-регенератор. Пока прибор переваривал подношение, пытаясь распознать повреждения, я стояла возле пульта и нервно грызла ноготь, упрашивая не то сканер, не то пациента, не то космический разум, чтобы не было ничего серьёзного. Потому что регенератор — хороший прибор, но не всемогущий. Всемогущим он был в тандеме с Хельгой, которая могла выправить любое повреждение, а оборудование просто ускоряло выздоровление.

К счастью (и моему, и, особенно, пациента), ничего серьёзного действительно не нашлось. Лёгкая контузия, непонятное слабое отравление (которое регенератор обещал вылечить самостоятельно), некоторый авитаминоз, и всё.

— Ну, как тут у вас? — раздался от входа в медблок голос Инга.

— К счастью, ничего страшного, — отозвалась я, оборачиваясь. Дориец, уже избавившийся от скафандра и, по-моему, переодетый, держал за руку нашу малолетнюю спасённую. Девочка крепко цеплялась за его пальцы и настороженно смотрела на меня тёмными глазами напуганного зверька. — Какие гости, — неуверенно улыбнулась я. — Ну что, малышка, посмотрим, что у тебя болит?

— У меня ничего не болит, и я не малышка, — упрямо возразила она.

— А кто же ты?

— Я уже взрослая женщина, — объявила девочка. Я только хмыкнула в ответ, кивнув на смотровой стол скорее Ингу, чем ей.

Я в общем-то всегда нормально относилась к детям, и планировала лет через дцать, наверное, всё-таки порадовать маму внуками. Но это теоретически и издалека, а на практике я совершенно не понимала, как с ними нужно общаться. Я всегда была младшей, и подобному опыту просто неоткуда было взяться. Вот и сейчас я откровенно терялась и не знала, что делать и что говорить, чувствуя себя полной дурой.

— Ну, взрослая женщина, рассказывай, как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась я, когда дориец подсадил ребёнка на стол.

— Хорошо чувствую, — солидно кивнула она. — Ничего не болит.

— Давай мы на всякий случай проверим, хорошо? Это не больно, — на всякий случай предупредила я, извлекая из шкафа портативный диагност. Небольшой универсальный приборчик был совершенно незаменимой вещью в любых дальних перелётах, где не было денег или места для регенератора, да и во многих остальных местах он входил в стандартную аптечку. Например, в крупных торговых центрах, правительственных учреждениях, он обязательно полагался экипажам полицейских служб при выезде на место происшествия. У нас даже дома жил такой приборчик, очень удобно. Здесь, правда, модель была понавороченней, чем дома, но основные принципы были те же. Нацепив широкий браслет на тонкое детское запястье и дождавшись, пока он плотно его обхватит, я опять обратилась к маленькой пациентке.

— Ну, вот. Сейчас пару минут посидишь, и мы будем знать обо всех проблемах, которые есть у тебя в организме. Главное, сиди смирно и постарайся не дёргать рукой, — я снова неуверенно улыбнулась и отвернулась проверить состояние большого пациента. Правда, дойти до цели мне не дал стоявший рядом Инг, который перехватил меня, рывком прижал к себе и уткнулся лицом в мою макушку.

— Не поверишь, но я успел соскучиться, — проговорил он. Я уже собралась ехидно высказаться в том ключе, что он подлизывается и пытается заговорить мне зубы, но случилось неожиданное. Малолетняя пациентка с рёвом спрыгнула со стола и принялась нас с Ингом распихивать. От такого поведения растерялись мы оба.

— Эй, маленькая, ты чего? — ошарашенно проговорил дориец, опускаясь на корточки. Пациентка этим тут же воспользовалась, повиснув у него на шее. — Тебе что доктор сказала, двигаться нельзя!

— Ты не можешь её обнимать! — возмущённо заявила Аманда.

— Почему? — растерянно уточнил он.

— Потому что я на тебе женюсь!

Нет, я понимаю, ревновать к восьмилетней малявке глупо. Но… кажется, меня начинает раздражать этот ребёнок.

— Аманда, ты же ещё маленькая.

— Неправда! И вообще, я вырасту очень скоро, и женюсь, и ты будешь обнимать только меня!

— Какая целеустремлённость, — иронично хмыкнула я себе под нос. Инг через детское плечо подарил мне ласковую понимающую улыбку, и я заметалась, не зная, как на это отвечать. Не то возмутиться, что он опять так легко считывает мои эмоции, не то тоже улыбнуться и умилиться: улыбка красила моего и без того обаятельного дорийца ещё больше. В итоге я пошла на компромисс, ответив ехидной ухмылкой и демонстративно скрестив руки на груди.

— Аманда, так нельзя себя вести, — спокойно и серьёзно проговорил мужчина.

— Но я хочу, чтобы ты меня не оставлял, — всхлипнула она.

— Мы можем с тобой дружить, друзья тоже часто видятся, — предложил он.

— Я тебе совсем-совсем не нравлюсь? — нет, определённо, такими темпами её ждёт большое будущее! Основные женские хитрости уже освоены в совершенстве: шантаж, вымогательство… подкуп ещё остался, но до этого со временем тоже дорастёт.

— Нравишься, ты хорошая девочка. Но я очень люблю Варю, и я совсем ни на ком больше не могу жениться, — мягко проговорил он, глядя на меня и ласково гладя её по голове.

— Очень-очень любишь? — вдруг отстранившись, строго спросила Аманда.

— Очень-очень.

— По-настоящему?

— По-настоящему.

— А она тебя? — уточнила она, подозрительно на меня покосившись. Не знаю уж, что она надеялась углядеть, но я в этот момент сияла как маленькая сверхновая, и о спасённой девочке думала меньше всего.

— И она меня любит, — кивнул Инг.

— Тогда ладно, тогда я тебя отпускаю, — великодушно разрешила она. — Если люди друг друга по-настоящему любят, им никто больше становится не нужен в целом мире, — рассудительно добавила Аманда. — Мне так папа всегда говорил, когда маму вспоминал, — погрустнела она. Инг поднялся на ноги и усадил её обратно на стол, на этот раз присев рядом.

— Твой папа…

— Он теперь с мамой, я знаю, — она серьёзно кивнула. — Они теперь будут приглядывать за мной вдвоём, и им будет веселее.

Чтобы самым позорным образом не разреветься, я подобралась поближе к Ингу, прижавшись к его плечу. Чёрный гоблин побери, я и вправду становлюсь с этим мужчиной ужасно сентиментальной. Потому что прежде мне бы, конечно, стало жалко ребёнка, да и уважения она была достойна за эту свою рассудительность и разумность не по годам (пусть часть её и была заимствована у Инга), но вот такого щемящего ощущения с подступающими слезами и желания срочно устроить чужую жизнь я не испытывала никогда.

Хм. А может, — чем чёрт не шутит! — это не совсем мои эмоции? Просто вот так болезненно-остро я обычно воспринимала ощущения Инга. Наверное, именно потому, что они чужие и непривычные.

Впрочем, в тот момент меня всё это волновало мало. Ну, подумаешь, мужчина у меня чувствительный и сострадательный; я бы совсем не удивилась, найдя такую черту в характере дорийца, уж очень она ему подходила. Главное, стоило ему меня крепко обнять, и это ощущение пропало, мне стало хорошо и уютно.

В таком положении мы и замерли: Инг и прижавшиеся к нему с двух сторон мы с Амандой. Мужчина гладил девочку по голове, губами прижимался к моему виску и щекотал его дыханием. Просто тихая семейная идиллия.

И лучше не представлять, что при виде подобной картины могла сказать мама! А уж про Семёна вообще лишний раз вспоминать опасно: вдруг накликаю.

Идиллия продолжалась недолго, её прервало пиликанье прибора с руки девочки. Я с неохотой отклеилась от Инга и приступила к своим не очень профессиональным обязанностям. По счастью, у девочки (не считая нескольких мелких царапин и ушибов) наблюдались только некоторые последствия шока, — впрочем, минимальные и полностью обратимые, — и всё тот же лёгкий авитаминоз. Халтурила их докторша, определённо — халтурила.

Кстати! Я-то получается тоже халтурю. Надо бы всему коллективу витаминчиков прописать, за компанию с пострадавшей.

— Ну вот, видишь, всё нормально, — ободряюще улыбнулась я. — Сейчас я тебе дам одно лекарство, чтобы всё было не просто нормально, а очень хорошо, и мы пойдём пообедаем. Ты голодная?

На это она торопливо закивала. Ещё бы! По меньшей мере, восемнадцать часов просидела под кроватью. Есть и спать она должна хотеть очень сильно. Я ввела ей лекарство, дабы полностью нивелировать все последствия шока, проверила второго клиента, процесс восстановления которого продвигался согласно штатному расписанию и без осложнений, и мы втроём отправились питаться.

После обеда клюющий носом ребёнок был определён в одну из свободных кают, а экипаж собрался на совещание в рубке.

— Ну что, Макс. Теперь все в сборе, рассказывай давай, что там за гниль? И, самое главное, чем она нам грозит, — мрачно велел Этьен.

— Я, честно говоря, не знаю, — смутился наш гений. — Это только теория, — поспешил оправдаться он со своей обычной улыбкой. — Я на неё случайно наткнулся в одном закрытом НИИ, я иногда их базы читаю, у них есть ряд очень интересных разработок. Так вот, эта теория была призвана объяснить вот такие исчезновения кораблей, как то, что произошло с «Молчуном». Темпоральная гниль — это продукт жизнедеятельности чёрных гоблинов.

— Всё, Макс, — после двухсекундной паузы процедил кап-три. — Доигрался. Первой же оказией пошлю в ближайший госпиталь на курс лечения, у тебя уже обострение.

— Да я не придумываю! — возмутился наш пилот. — Хотите, я вам исходники покажу? Вот они, все исследования, они у меня тут отдельной кучкой лежат!

Анализ исходников заставил всех присутствующих облегчённо выдохнуть. То есть, про гниль и гоблинов там тоже было, но последняя версия была кем-то высказана от безысходности, а наш пилот, разумеется, уцепился именно за неё и выдвинул как основную.

По версии этих ребят, в чьих базах периодически пасся Макс, в гиперпространстве существовала жизнь.

Вернее, нет, начать стоило не с этого.

Корабли порой имели нехорошую привычку исчезать в неизвестном направлении. Причины бывали разные: пираты, пресловутые «ошибки навигатора», обычные технические неисправности. Но порой случалось то, что произошло с «Молчуном»: корабль появлялся через продолжительное время в непредсказуемой точке пространства. Причём в большинстве случаев такая беда случалась с небольшими корабликами, а находились они на поверхности крупных космических тел, причём в состоянии, которое не позволяло определить причину гибели, а расшифровка данных чёрных ящиков ничего не давала.

Внятных предположений не было долгое время, до прошлого года, когда один из таких кораблей не был найден крупным военным кораблём. Это был такой же пограничник, как и мы, просто дислоцировался он на другой границе Федерации, с другой стороны к которой примыкал потенциальный противник из числа негуманоидных видов, отношения с которым были весьма напряжёнными. Военные, запеленговав сигнал о помощи, по инструкции организовали спасательную операцию. Условия находки совпадали вплоть до мелочей, даже пресловутый электромагнитный импульс был засечён спутниками слежения. Небольшой частный кораблик был найден и после поверхностного изучения подобран на борт. На корабле выживших не было, зато нашлась некая субстанция, чертовски похожая на ту гадость, которая расползлась по «Молчуну». Действительно, очень похожей; там имелись подробные изображения.

Военные — ребята простые, живущие по уставу. Естественно, никаких средств для анализа странной субстанции на патрульном не нашлось и, посовещавшись с базой, они решили прыгать к ближайшей военно-исследовательской станции. Это был последний случай выхода «Майского грома» на связь. Патрульный ушёл в прыжок, и из него не вышел. Почему нам, собственно, и рекомендовали оставаться на месте.

По мнению учёных, эта субстанция представляла собой некую жизнь, обитавшую в гиперпространстве, в которую вляпался человеческий корабль. Вариант о том, что жизнь эта в нормальных условиях обитала на какой-то планете в форме микробов, а потом выдавала вот такую реакцию на гиперпрыжок, тоже рассматривалась, но вызывала здоровый скептицизм. Попадали-то корабли из разных систем, летели в большинстве своём вполне безопасными и традиционными маршрутами; если бы эти микроорганизмы попали туда на густонаселённых мирах, случаев исчезновения было бы гораздо больше. Даже если бы имелись какие-нибудь ещё неординарные факторы, провоцировавшие наблюдаемую реакцию.

Так что основной версией было всё-таки столкновение с чем-то неизученным в гиперпространстве. Вариант с его агрессией тоже упоминался, и тоже как маловероятный. Рабочей считалась версия о попадании этого организм в корабли в момент прыжка, когда объект из нашего пространства переходил в гипер. Организм выдавал стрессовую реакцию, порождающую пространственно-временное искажение, а в момент выхода из привычных измерений в наши — другую, связанную с появлением вот этого образования. В виду отсутствия материалов для исследования всё это были только теории, которые высшее военное командование восприняло с некоторым скептицизмом (и их можно было понять), и не стало пока ни о чём таком предупреждать личный состав. Хотя ориентировка, судя по реакции операторов с базы, разослана была.

— О…еть, — некультурно высказался Саймон, но все присутствующие мысленно с ним согласились.

— Что-то мне не хочется встречаться с исследовательской группой, — вздохнула я. — Боюсь даже представить, что они с нами сделают!

— Вряд ли они сделают что-то страшное, — вздохнул Этьен. — Ну, тестами замучают, изучат под микроскопом вместе с этой чёрной дрянью. Но вряд ли будут устранять. В конце концов, чёрные ящики со всех прочих разбившихся кораблей были подобраны, — даже в тех случаях, когда наблюдался такой же электромагнитный всплеск, — и спокойно доставлены на базу. Так что дело тут, думаю, в этой самой чёрной дряни, которую мы предусмотрительно не трогали. Хотя за судьбу Игната я не поручусь. Я бы тебя сам посадил в карантин на пару лет за такую халатность, — проворчал он, покосившись на Инга. — Подумаешь, ребёнок там! Притащили бы так, ничего бы с ней не случилось. Вот тоже придумал! А если бы она заразная была?

— Такое больше не повторится, — понуро качнул головой Инг, от избытка чувств покрепче прижав сидящую у него на коленках меня. — Просто… вы не видели, насколько она была напугана.

— Ещё бы не была, тут взрослый бы в штаны наложил, — поморщился командир. — Головой думать надо, ты всё-таки в космосе, а не на увеселительной прогулке. Эти инструкции жизнями людей писаны, причём десятками и сотнями — каждый пункт.

— Я потерял над собой контроль, — виновато сознался мужчина. — Не был готов встретить настолько сильные эмоции. В следующий раз буду осторожнее.

— Так, а с эмоциями-то что? Ты не только духов видишь что ли? — нахмурился Этьен.

— Он эмпат, — пояснила я, не вдаваясь в подробности. — Чувствует эмоциональное состояние людей.

— Тьфу, — ёмко прокомментировал кап-три. — Это уже не просто летающий сумасшедший дом, а какая-то кунсткамера. Ладно, чёрт с вами. Я всё понял, до прибытия группы все сидим на корабле и тихо молимся, чтобы эта гадость оказалась незаразной, а головастики, повстречавшись с ней, не впали в ничтожество и быстро разобрались в её природе. Всё, проваливайте, видеть вас не хочу ближайшие пару часов, — с этими словами Этьен откинулся на спинку своего кресла, а рубка содрогнулась от хорошо знакомых всему экипажу звуков.

Переглянувшись, мы с Ингом ушли к себе в каюту. Во-первых, нам же прямо сказали, что не желают нас видеть. А, во-вторых, кто-то обещал меня утешать. Может, конечно, он имел в виду что-то другое, но я поняла всё именно так…

За несколько часов, прошедших с окончания нашего краткого и очень приятного затворничества до прибытия исследовательской группы, я сделала два важных открытия личного характера.

Первое заключалось в том, что я пока не готова к появлению в моей жизни детей. От слова «совсем». Нет, Аманда была замечательной девочкой, — не капризной, воспитанной, очень разумной для своих лет. Но я под конец начала от неё прятаться. Ко мне особо нежных чувств она не питала, зато хвостом ходила за Ингом, так что в итоге мне пришлось самоустраниться из его поля зрения.

А Инг, к слову, был вторым открытием. Проще говоря, наблюдая за его общением с ребёнком, я поняла: если я когда-нибудь всё-таки возжелаю завести детей, лучшего кандидата на роль их отца найти будет сложно. Нежного, заботливого, где надо — строгого, безумно терпеливого… В общем, средоточия всего того, чего очень не хватало во мне. Под конец я уже начала опасаться, что дориец решит этого ребёнка удочерить. Надежда была только одна, на десятилетний контракт, который ему такого просто не позволит.

Прилетевшие исследователи навели шороху. Они первым делом отобрали у нас пассажиров — и пока не пришедшего в сознание Джима Эддингтона, и Аманду. За последнее я была весьма благодарна, мне наконец-то вернули Инга.

О чём я, кстати, узнала последней. Поскольку прятаться на крошечной «Чёрной кошке» было просто негде, я воспользовалась верным средством: тренировкой с зубодробительными навигаторскими задачками. И упрямо блуждала среди математических функций до тех пор, пока меня с ними грубейшим образом не разлучили, выдернув из объятий ставшего родным кресла.

— А где это маленькое чудовище? — мрачно поинтересовалась я, когда Инг прервал поцелуй.

— Ну, не такое уж чудовище, — рассмеялся мужчина, усаживаясь на моё место и устраивая меня на коленях. — Она милая девочка. А ты, оказывается, ужасная собственница и страшная ревнивица, — весело заключил он.

— Пф! Больно надо, — тут же вспыхнула раздражением я и принялась выдираться из его рук. — Проваливай куда хочешь и с кем хочешь, нашёлся, тоже мне… Незаменимых не бывает!

— Не сердись, арая, — мягко коснувшись губами моих губ (предварительно он меня, правда, сжал покрепче, предусмотрительно зафиксировав руки), мурлычущим тоном попросил дориец. — И не паникуй так откровенно; если я проявил к кому-то участие и позаботился о ребёнке, это ещё не значит, что я планирую этого самого ребёнка воспитывать на постоянной основе, — с насмешливой улыбкой сообщил он. — И вообще, воспитывать я всё-таки предпочту своих детей, которых родишь мне ты, — резюмировал он с таким видом… В общем, и этот человек ещё сомневался, что он похож на моего отца?! Да одно лицо! Я эту ехидную ухмылку из миллиона узнаю!

— Долго ждать придётся, — проворчала я. Но выдираться, однако, перестала.

— А я не спешу, — рассмеялся он.

Я честно пыталась сдержаться, но всё равно расплылась в ответной улыбке. Не знаю уж, кто там по мнению Дарлы меня к этому человеку приворожил и когда, но стоит сказать ему спасибо. С того момента, как в Инге нашлось чувство юмора, он превратился в по-настоящему идеального мужчину. Даже страшновато немного; я думала, отец один такой во всей галактике, а вот поди ты, ещё один нашёлся.

Долго наслаждаться обществом друг друга нам, правда, не дали.

— Вот вы где, — недовольным тоном сообщил с порога рубки Этьен. — Нашли время! Да и я тоже хорош, нашёл, кого за кем посылать. Ну-ка, разлепляйтесь, да бегом марш на корабль исследователей. Они жаждут ставить опыты надо всей популяцией, а не над отдельными экземплярами.

Дальнейшие несколько суток мне хотелось бы навсегда вычеркнуть из своей памяти. Нет, господа учёные были милы и довольно корректны, говорили «пожалуйста» и «спасибо», но… как же они задолбали, не сказать грубее! Честно, я поняла, что чувствуют Валеркины вирусы и очень, очень, очень им сочувствовала.

Эти мирные и безобидные в обычной жизни люди, воочию узрев «темпоральную гниль», превратились в комплект действующих образцов вечного двигателя. Я вообще не понимала, когда они спят, а когда — питаются, если вообще это делают. Нас гоняли через какие-то тесты, испытывали на каком-то жуткого вида оборудовании, литрами выкачивали кровь. Создавалось впечатление, что они ею питаются, и именно потому такие бодрые.

С одной стороны, конечно, бред, но другого объяснения их гиперактивности я не видела. Мы проводили в лаборатории по шестнадцать-восемнадцать часов, уползая оттуда чуть живыми, и, возвращаясь, находили тех же людей, пышущих той же неукротимой энергией. Может, эти ребята знали какой-то важный секрет пространственно-временного континуума, и у них в стандартных сутках было существенно больше двадцати четырёх часов?

Единственное внятное объяснение с лёту предложил подкованный в психиатрии Этьен. Маниакальное состояние. Но… мысль про кровь мне нравилась всё-таки больше, чем идея с психическими отклонениями ещё и у них. Такими темпами недалеко до мысли о безумии вообще всего человечества скопом, и это — тоже диагноз.

Тьфу. В общем, я окончательно запуталась в психических проблемах окружающих, поэтому предпочла бы просто всё это забыть и вернуться к нормальной спокойной жизни. Я просила приключений? Всё, хватит, я уже поняла, что как в кино не бывает, и заканчивается всё либо госпиталем, либо лабораторией! На ближайшие пару лет мне этой истории хватит. Ладно, не на пару, но на год — точно.

Когда Этьен наконец сообщил, что кошмар закончился, и мы можем вылетать, ему поначалу просто никто не поверил. За стадией сомнений пришла стадия осознания, после чего нагрянула паника. И «Чёрная кошка» стартовала с безымянной планеты с таким ускорением, будто ей под хвост плеснули скипидара. В короткий прыжок к следующей точке патрулирования мы ушли почти сразу из атмосферы. Дело было, конечно, довольно рискованное, но не в исполнении Макса.

— Скажите, коллеги, только я себя как-то некомфортно чувствую в гипере после этой истории, или это общая проблема? — полюбопытствовала я через несколько минут, когда мы все закончили поздравлять друг друга с чудесным избавлением.

— Это не проблема, это нормальная психологическая реакция, — поправил меня Этьен. — Мне тоже очень хочется в момент выхода из этого прыжка находиться не на своём месте, а под кроватью. К чёрному гоблину провал во времени, но оказаться внутри этой чёрной дряни не улыбается. Даже несмотря на заверения наших гениальных учёных, что этот их приборчик способен что-то там отпугнуть. Кстати, Макс, ты у нас самый головастый, что ты понял из их объяснений? Только, пожалуйста, без лирических отступлений, очень вкратце, что это за хрень?

— Если вкратце, то почти полностью подтвердилась основная версия. Теория о том, что гиперпространство относительно нашего пространства подвижно, существовала очень давно, и была математически доказана, а сейчас просто нашлось физическое тому подтверждение. Два корабля, уходящие туда в одной точке нашего пространства в разное время, оказываются в совершенно различных точках по тамошним координатам, потому что те самые координаты относительно наших перемещаются. Это объясняет тот факт, что далеко не все корабли умудрялись вляпаться в колонию этой темпоральной гнили. При перемещении объекта, то есть корабля, в гиперпространство, его проекция совмещается с определённым участком гипера по всем восьми измерениям, и таким образом находящаяся там часть колонии оказывается внутри корабля. Из-за двенадцатимерности структуры темпоральной гнили и асинхронности… — вдохновенно затрещал Макс, но запнулся под нашими недружелюбными взглядами, стушевался и продолжил уже менее вдохновенно. — В общем, из-за особой природы этой хрени происходит пространственно-временной сбой прыжка, вот. А потом, когда корабль опять возникает в наших измерениях, часть гнили попадает сюда. В наших же координатах она просто раскладывается на электромагнитный импульс и вот ту субстанцию.

— А почему те, кто в неё попал, превратились в мумии? — поинтересовалась я.

— Ой, это самое интересное! У этой гнили очень интересные темпоральные свойства, она существует одновременно в целом отрезке времени, а не перемещается по его шкале, как всё в нашем пространстве. Кстати, именно потому при нахождении остальных кораблей она никому не попадалась: чем больше её объём, тем больше тот отрезок времени, в котором она существует. Маленький объём просто очень кратковременный, только и всего. Проще говоря, когда корабль был сильно повреждён, она разлеталась на множество маленьких кусочков, и просто не существовала в тот момент, когда пострадавшего находили.

— Ага, — глубокомысленно кивнула я. — Это понятно, а с людьми-то что?

— Ну, дело в том, что физические тела нашего пространства просто не могут существовать подобным образом, и при помещении органического объекта внутрь гнили, темпоральные потоки вокруг него уплотняются, и существование его уходит в рекурсию…

— Всё, стоп! — я замахала руками. — Я поняла, что происходит какой-то конфликт. Этого более чем достаточно, дальше я всё равно не пойму!

— Варвара, ты же математик, да и многомерность гиперпространства должна была изучать, — искренне удивился он.

— Я и изучала, и даже всё это помню. Но с кучей допущений и упрощений, позволяющих пренебречь большей частью эффектов! Мне, как практику, интересны только дополнительные измерения и несколько эмпирических поправочных коэффициентов, всё, — возразила я. — Я даже формулировку этой несчастной «теоремы о течении гиперпространства» и леммы Беляева об относительности этого течения так и не смогла понять, пришлось зубрить. И это ещё хорошо, что нас их доказывать не заставляли; я сама-то в это доказательство не верила, а уж убедить в его справедливости нашего препода — и подавно никогда бы не сумела! А ты мне тут какие-то выводы из всего этого предлагаешь вспомнить! Не-не-не, всё, с меня хватит, я хочу спать и ни о чём не думать. Ну, или не спать, но всё равно — не думать, — добавила я, покосившись на сидящего в своём кресле Инга.

План по «не думать» после отбоя удалось выполнить на отлично. Мне вообще в ласковых руках моего дорийца лучше всего удаётся именно это. Даже если я пытаюсь о чём-то думать, когда он меня обнимает, мысли эти очень быстро сползают в весьма определённую, но далёкую от изначальной темы область.

Первый выход из гипера после этой истории мы ждали, нервно косясь на потолок. Все честно сидели на своих местах, бодро делали вид, что всё отлично и обыденно, но всё равно косились.

Но беды не случилось, и через пару прыжков мы даже коситься перестали, а вскоре вовсе перестали вспоминать об этой редкой уникальной напасти. Человеку вообще свойственно верить, что уж с ним-то ничего такого случиться не может.

«Такого», к слову, и не случилось. Случилось другое, эдак через месяц после памятной встречи с темпоральной гнилью, никак с ней не связанное.

Опять же, что называется, «ничто не предвещало». Мы просто вышли из очередного прыжка в очередной малопримечательной системе. А через пару мгновений Этьен удивлённо присвистнул.

— О-ла-ла! — изрёк он. — Вот это новости!

— Что случилось? — хором поинтересовались несколько голосов, и мы все, фигурально выражаясь, столкнулись головами над аппаратурой внешней связи, которая находилась в ведении капитана.

— Нам навигатора второго привезли.

— Вот так, с доставкой? — потрясённо переспросил Саймон. У остальных временно пропал дар речи.

— Да я сам в шоке, — пробормотал кап-три. — Макс, проверь этот катер, точно свои?

— Уже проверяю, — откликнулся Макс. — Кажется, свои, но они не пограничники.

— А кто? — опять хором выдали мы.

— Боюсь ошибиться, но больше всего похоже на внешнюю разведку. Вернее, это точно разведка, но вот какое конкретно ведомство — непонятно.

— И зачем нам разведчик на месте навигатора? — риторически вопросил Этьен, и тут же сам себе ответил. — А что зря гадать, сейчас состыкуемся и узнаем.

— Ой, Варя, а это же твой брат! — радостно сообщил наш компьютерный гений.

— Который? — севшим голосом уточнила я, внутренне холодея. Нет, я понимала, что вариантов немного, и в разведке у меня только один брат, — в конце концов, не так уж у меня их и много, — но надежда умирает последней. Может, Макс вообще ошибся и обознался. Может, у него глюки и обострение! Галактика огромна, в ней живут десятки миллиардов людей, по меньшей мере миллион служит в разных правительственных ведомствах, не может же мне так повезти, что из всего этого миллиона…

Может. Как показала практика, именно так, и именно мне. Долго тешить себя напрасными надеждами не удалось: Макс просто продемонстрировал мне картинку с внутренних камер дружественного корабля.

— О, нет, — простонала я, роняя голову на пульт.

— Да ладно тебе, — утешительно хмыкнул Саймон. — У вас с ним такие плохие отношения?

— Нет, мой ирландский друг, отношения у нас прекрасные, — пробурчала я в пульт, не поднимая головы. — Но Семён… Этим именем надо стихийные бедствия называть. Все и сразу. Меня утешают две мысли. Во-первых, алкоголя на борту нет, а, во-вторых, он всё-таки на службе, и у меня есть надежда, что это его немного дисциплинирует. Если что… Инг, ты ведь не убьёшь его, правда?

— Правда, — несколько растерянно проговорил он. — А почему этот факт у тебя вызывает сомнения? Он, конечно, тот ещё болтун, но я не думаю…

— Это он с тобой стеснялся, — трагическим тоном возразила я. — Сейчас он увидит меня, и начнётся страшное. В общем, товарищи, я заранее извиняюсь, мне ужасно стыдно, но братьев не выбирают.

— Мне кажется, ты немного сгущаешь краски, — сочувственно прогудел Саймон.

— Дай то бог! — всё с тем же надрывом проговорила я. — Может, он вообще там в качестве сопровождения. Хотя… вот кого я сейчас обманываю, а?

— Ладно, все оставайтесь на местах, а я пойду встречать гостя, — прервал нашу болтовню Этьен и вышел. Я заметалась между желанием посмотреть, что будет происходить в стыковочном коридоре, и нежеланием лицезреть нового «навигатора». В итоге, пока думала, подсматривать стало поздно: действие переместилось в рубку.

— Ага, не ждали! — радостно поприветствовал всех бодрый и до боли знакомый голос. — Эй, малявка, проснись и вынь нос из пульта, на нём другими местами работают! Неужели ты не хочешь обнять любимого братца?

— Мой любимый братец — Ванечка, — мрачно отозвалась я, отклеиваясь от пульта и разворачиваясь к Семёну. — От него меньше всего проблем!

— Моё сердце разбито, — с довольной ухмылкой сообщил Сёма. Потом не выдержал, извлёк меня из кресла и, прижимая одной рукой, второй принялся тереть мою макушку. — Мелкая-а, я соскучился!

— Ладно, уговорил, я тоже, только прекрати меня лохматить, — взмолилась я, обнимая брата.

— Ещё и не начинал! — обрадовал он меня, роняя обратно в кресло. — Так, а где тут мой дорогой зять? Ещё не сбежал в открытый космос? О, смотри-ка, сидит! Мы тут, понимаешь ли, шпионов ловим, а он — вот он, в пилотском кресле! — вот так балагуря, средний богатырь Зуев обошёл присутствующих мужчин, пожав всем руки. Даже Макс не успел увернуться, и теперь косился из своего кресла на Семёна надутый как мышь на крупу. Видимо, вынашивал планы мести. Рука загадочно улыбающейся Дарлы была галантно облобызана, и на этом круг почёта закончился. Семён бодро плюхнулся в свободное навигаторское кресло, с хитрым прищуром посмотрел на меня и жизнерадостно поинтересовался:

— Инг, давай, рассказывай, как жизнь молодая. Как продвигается совращение малолетних?

— Не вводи человека в заблуждение, я совершеннолетняя, — попыталась одёрнуть его я.

— А я и не про тебя, — рассмеялся он. — Малолетний — это у нас, скорее, он, — брат кивнул на дорийца. — А ты как раз коварная растлительница. Он, конечно, благородно пытался взять вину на себя, но что я, не знаю, кто в этой семейке настоящая змея-искусительница? Разумеется, знаю: моя роскошная младшая сестрёнка.

— Семён, я тебя сейчас точно стукну, — проворчала я.

— И пострадаю я за правду, — патетично изрёк он. — Вообще, ты, конечно, можешь что угодно говорить и всё отрицать, но у меня есть свидетели. Видела бы ты, с какой томной поволокой в глазах тебя Тоха каждый раз вспоминает! И ты мне, кстати, по гроб жизни должна, что я его больше домой не приглашал, а тут намедни ещё с Ингом познакомил.

— Когда ты успел? — вытаращилась я на довольно скалящегося Сёму. — Инг? Скажи мне, что там было на самом деле! Он тебя правда с Антоном познакомил?!

— Познакомил, познакомил. Обязательно расскажу, — невозмутимо откликнулся дориец. — Только ты сначала скажи, что у тебя с этим Антоном было?

— Во! Вот это правильный разговор, — обрадовался Семён. — А то всё как не живой ходил, только молчал и каялся. Как будто прямо не мужик. Ты запомни, с моей сестрой так нельзя, ей это быстро надоест. С такими горячими штучками надо…

Помощь пришла оттуда, откуда я её совсем не ожидала. Вмешался Этьен.

— Я понял, превышение концентрации Зуевых на кубический метр объёма приводит к мгновенному разложению коллектива, — мрачно оборвал он трескотню Сёмы. — Но, может, вы всё-таки вспомните, что у нас есть работа, и отложите свою болтовню до прыжка? Там трое суток будет, можете хоть обтрындеться!

— Да ладно, Тьен, не кипятись, — Семён поднял руки в жесте капитуляции. — Пойду тогда пока вещи разложу. Макс, открой мне доступ к техэтажу, займусь монтажом аппаратуры.

— Какой такой аппаратуры? — растерянно уточнил кап-три.

— Полезной, — ехидно ответил брат. — Я тебе потом, на ушко расскажу, угу? А ты, ударник руля и двоичного кода, можешь даже не надеяться что-то подслушать, меня о тебе особо предупредили, на тебя тоже управа есть. Без возможности доступа извне через все существующие средства связи, — злорадно ухмыльнулся он, бросив взгляд на максову макушку, и вышел. В рубке с уходом Семёна стало очень-очень тихо и даже как будто просторно. Несколько секунд все сидели неподвижно, привыкая к этим забытым ощущениям, а потом потихоньку погрузились в работу.

На моё счастье Семён с технического этажа до отбоя так и не поднялся. Я, конечно, надеялась, что он там капитально застрял, и найдём мы его только тогда, когда он начнёт пахнуть, но не всерьёз. Скорее, от общего идиотизма ситуации, а не от неприязни к брату. Сёма всё-таки очень хороший, я его люблю, но — вне коллективов друзей, приятелей и коллег, а только в семье. При маме он всё-таки немного следит за языком (кода трезвый) и становится настоящим душкой. В остальное время мне бывает за него очень стыдно, хотя я продолжаю наивно верить, что за пределами ближайшего круга он всё-таки не позволяет себе вольностей в мой адрес.

— Ну что, растлительница, — иронично улыбнулся Инг, когда мы оказались в каюте, поймав меня в ловушку между дверью, собственным телом и руками. — Рассказывай уже, что там за история с этим Антоном.

— Ой, ну ты нашёл тоже, кому верить, — поморщилась я. — Сёма тебе наплетёт семь вёрст до небес, и всё лесом.

— Семёну, конечно, лишний раз верить не стоит, — мягко проговорил он. — Вот только с Антоном-то он меня правда познакомил, — склонившись ближе, шёпотом добавил мужчина, пощекотав горячим дыханием моё ухо.

— Не было ничего, — проворчала я, изображая пленного партизана.

— Точно уверена? Не передумаешь? — поинтересовался мужчина, стягивая комбинезон с моих плеч.

— А что, пытки будут? — полюбопытствовала я. Получилось как-то уж очень радостно, не в образе.

— Если расскажешь — будут, — хмыкнул он. — А если нет, мы просто пойдём спать, — насмешливо добавил Инг.

— Нет, ну вот и кто ты после этого? — риторически поинтересовалась я. Правда, стереть с лица весёлую улыбку так и не получилось. Глупо интересоваться, от кого он подобного нахватался, ответ очевиден! — Да я же говорю, не было ничего такого. Подумаешь, играли мы в карты на желание, и пожелал этот Антон, чтобы я его поцеловала. Пошутил вроде как над ребёнком. Я-то в шестнадцать лет натуральным ангелочком выглядела, откуда ему было знать, что теорию я знала отлично, целоваться и на практике неплохо умела, а уж смутить меня вообще было чертовски сложно. Ну, я его и поцеловала от души, до появления устойчивой реакции; по вашему полу это вообще несложно определить, — ехидно ухмыльнулась я. — А когда он уже начал откровенно руки распускать, я его в живот приложила и за Вовкой спряталась. Ты же вовкины кулаки видел, и он в отличие от Семёна таких шуток с сестрой никогда не понимал, мог и руки оторвать вместе с «индикатором реакции». Так что остался тот Антон возбуждённый и совершенно неудовлетворённый, а я ещё весь вечер перед ним как бы невзначай попой в шортиках крутила. Он потом, правда, всё больше ухмылялся и на провокации не поддавался, но определённые воспоминания, надо полагать, остались. Хотя я и не думаю, что всё настолько критично, как Семён пытался показать. Или критично? Что там за история со знакомством?

— Да ничего, в общем-то, — слегка пожал плечами Инг, не спеша отклеивать меня от двери, и прямо там неторопливо раздевая. — Твой брат представил меня как твоего жениха, а этот Антон только восхищённо присвистнул и назвал меня везунчиком. А с этим утверждением в отношении тебя я никогда не спорил, — улыбнулся он.

— Что, и всё? И ради этих двух предложений я всё рассказала? — возмутилась я. — А как же помучить? А интрига? А героический подвиг разведчика?

Он засмеялся, осторожно пробежался губами по моему уху, слегка прикусил мочку, потянул. По спине от этого прикосновения пробежала толпа мурашек.

— Будет, всё будет, — пообещал дориец. — Кажется, я с тобой тоже становлюсь ужасно ревнивым, и ты мне ещё покажешь, как ты там кого целовала, и на ком этому вообще училась.

— Ты их всех убьёшь? — захихикала я.

— Посмотрим, — неопределённо хмыкнул он.

И таки да, обещание своё он сдержал. Правда, подвига у меня не получилось; я очень быстро капитулировала, и была готова выдать все на свете военные тайны. Я же говорила, фиговый из меня разведчик, особенно в объятьях этого человека, да ещё с такими методами допроса. Правда, если это можно было назвать пытками, то меня вполне можно считать мазохисткой: уж очень мне понравилось.

А Инг, похоже, окончательно и бесповоротно испортился. И, — о, ужас! — меня данный факт полностью устраивал. Главное, чтобы это его моральное разложение продолжалось исключительно в моей компании.

Утром случилось неожиданное: в пищеблоке мы оказались единственными посетителями. Не знаю уж, какая такая хворь подкосила остальной экипаж, и почему самое популярное (после рубки) место на корабле, где почти всегда кто-нибудь тёрся, пустовало. Но мы с Ингом по молчаливому согласию решили воспользоваться случаем, и начать поиски уже после завтрака. А что, тревоги не было, дымом и кровью не пахнет, — значит, всё нормально! Да, в общем-то, даже если бы и пахло, кушать-то всё равно хочется…

Шучу. Мы бы дружно запаниковали, а так — пристроились в вакантном углу бок о бок и принялись за уничтожение содержимого тарелок.

— Слушай, Инг, давно хотела спросить тебя, почему ты женился? — полюбопытствовала я.

— Внезапный вопрос, — растерянно покосился на меня мужчина. — Что тебя натолкнуло на него именно сейчас?

— Ассоциативная цепочка, — я захихикала. — От мыслей о том, что я готовлю лучше, чем синтезатор, но он делает это чаще и без возражений, к качествам идеальной жены и причинам, сподвигающим людей образовывать семьи. Ты отвечать-то будешь?

— Влюбился, — пожал плечами он. — Или, может, думал, что влюбился, сейчас уже сложно понять.

— Вот в это? — недоверчиво хмыкнула я. — Хотя, стоп, опять я о том же. Мне просто всегда очень обидно бывает наблюдать пары, где один — милое влюблённое создание, а второй — редкостный кусок дерьма.

— Марель казалась очень милой девушкой, — он озадаченно пожал плечами. — Хотя, повторюсь, может быть, такой она казалось только мне. По-моему, Арату она очень не нравилась, но у нас не принято вмешиваться в личную жизнь.

— Я не удивлена, у вас вообще много чего не принято, — хмыкнула я. — И что, тебя действительно за эту стерву могли убить? Часто вообще люди с таким, как у тебя, даром появляются? И насколько часто их свои же… того?

— Похоже на допрос. Это на тебя наличие Семёна влияет? — улыбнулся он.

— Не поминай всуе! — ужаснулась я, оглядываясь на дверь. — Вдруг, явится. Нет, я просто давно хотела тебя расспросить про эти Зеркала, но всё забывала. При посторонних как-то не хочется, а наедине я всё время отвлекаюсь, — пробормотала я, поглаживая ладонью бедро сидящего рядом мужчины, и потянулась к нему для поцелуя. Инг рассмеялся, перехватил мою ладонь и подгрёб меня поближе, обнимая. Я тоже насмешливо наморщила нос. — Вот, о чём и речь.

— Ну, слушай. Или мне всё-таки тоже отвлечься? — иронично поинтересовался он, когда я уткнулась носом в его шею, губами прихватывая нежную кожу.

— Нет! Стой, пусти, дай отодвинусь, а то так я на содержательный разговор не способна. Кофе будешь? — решительно уточнила я, поднимаясь из-за стола.

— Буду. Так вот, Зеркала встречаются не так уж редко, примерно один на пять-сто тысяч. С разным уровнем и направлением способностей; кому-то лучше даётся восприятие, кому-то — влияние. Попадаются совсем слабые, их даже не учат, а попадаются невероятно сильные, с которыми очень тяжело справиться, особенно поначалу.

— Дай угадаю, ты как раз из последней категории? — хмыкнула я, возвращаясь к нему под бок с двумя кружками.

— Нет, мой дар скорее можно оценить «выше среднего», — усмехнулся Инг. — Уникумы появляются редко, и зачастую очень быстро «выгорают». Проще говоря, сходят с ума от чужих эмоций, и дар пропадает; сумасшедшие никогда не бывают Зеркалами. Что касается казни Зеркал, такое случается очень редко. Необученных убивают только тогда, когда они начинают свой путь с каких-то очень жестоких поступков, полноценных преступлений: убийства, массовые самоубийства. Таких не учат. А обученные Зеркала нечасто нарушают закон, мы очень хорошо понимаем последствия своих действий. И то, если такой человек по мнению старейшин не безнадёжен, ему часто дают второй шанс, предлагают стать Зеркалом Чести, как было и со мной. Даётся возможность, скажем так, оправдать возложенное доверие. А дальше они либо проваливают какое-нибудь важное поручение, и тогда умирают — либо сами, либо по воле старейшин, — либо заслуживают прощение и получают отставку, как было со мной. Старейшин не всегда можно понять, но мне сейчас кажется, ты была моей проверкой. Номинально я её выдержал, — ты ведь не пожаловалась, — так что меня оставили в живых.

— Нормально, — хмыкнула я. — А то, что они тебя этим чуть до самоубийства не довели, это как?

— Так это вообще не их дело, — он растерянно пожал плечами. — Наоборот, они мне даже запретили прибегнуть к этому выходу в первый к ним визит.

— А ты собирался? — вытаращилась на него я и, едва не захлебнувшись в чашке, закашлялась. Инг легонько похлопал меня по спине, глядя с сочувственным снисхождением, с каким обычно умудрённые опытом старшие родственники смотрят на несущих несусветную ерунду детей. Очень знакомый взгляд, да. Бабушка его очень любит.

— Тогда это казалось мне единственным способом сохранить Честь, — дориец снова пожал плечами. — Откуда я мог знать, что ты в итоге станешь для меня важнее, и я смогу прекрасно обойтись без неё?

— То есть, ты намекаешь, что я тебя обесчестила что ли? — захихикала я. — Отличная постановка вопроса!

— Арая, — с насмешливым укором протянул он, отобрал у меня чашку, одной рукой прижал меня к себе, запуская вторую ладонь в волосы и вынуждая запрокинуть голову. Когда он так делает, у меня почему-то всегда по спине пробегают толпы мурашек, и я совершенно не соображаю, что он мне в этот момент говорит. Главное, смотрит своими глазищами зелёными как кот на миску сметаны… Обожаю! — Обесчестил я себя сам. И тебя заодно. А весь ужас ситуации в том, что этот процесс мне очень понравился, — с лёгкой насмешливой улыбкой проговорил мужчина. — Кажется, меня потому и отправили в отставку.

— Это хорошо, — тихонько мурлыкнула я и с хитрой улыбкой предложила: — Может, ну их, этот экипаж, без нас найдутся! А мы пока повторим пару раз, чтобы наверняка?

— Наверняка — что? — он вопросительно вскинул брови.

— Как — что? Обесчеститься, — расплылась я в улыбке. Инг тихо, но очень искренне расхохотался, прижав мою голову к плечу и уткнувшись лбом мне в макушку.

— Что за массовые рыдания, кто умер? — раздался возмутительно бодрый голос Семёна.

— Мы оплакивали безвинно ушедшего от нас раба божьего Семёна, — проворчала я. Очарование момента оказалось безнадёжно разрушено, Инг выпустил меня из объятий, и захотелось мне братца больно стукнуть. Но это нормальное желание, оно меня часто посещает. — А он взял и вернулся. Зря, получается, старались.

— Наоборот, — заржал Сёма, тыкая кнопки синтезатора. — Видишь, как хорошо оплакивали: он пожалел вас и решил вернуться! Ну, или, если это были слёзы радости, ещё немного попортить вашу жизнь. Блин, как же надоела эта синтетика, — с тоской вздохнул брат, плюхаясь напротив нас с двумя тарелками в руках. — Варежка, пожарь мужу яичницу, будь человеком! И мне заодно.

— Муж мне нужен целиком в сыром виде, — хмыкнула я. — А тебе я что угодно пожарю! Яичницу, ножку, ручку; ты мне бластер только дай побольше, я тебе целого кабана запеку. В собственном соку.

— Жестокая женщина, — укоризненно покачал головой брат, при этом ухмыляясь от уха до уха.

— Сами воспитали, — парировала я.

— И гордимся этим! — прочавкал Семён сквозь макароны по-космофлотски.

Я с материнской нежностью улыбнулась, разглядывая жующего брата. Тот даже с ритма не сбился; и не к такому привычный.

Вообще, мои «три богатыря» удались родителям на славу. Это я могу себе позволить над ними дурачиться, потому что братья, а нормальная женская реакция на них — повышенное слюноотделение. Вот почти как у меня на Инга незадолго до почти библейской сцены грехопадения. Может, потому из них никто ещё и не женился: женщины на них вешаются, а хочется-то поохотиться, всё-таки настоящие мужики.

Вот на ком женится Семён, я знаю совершенно точно: на такой же ехидной язве, как я, если сумеет вторую такую найти. Которая будет зверски над ним издеваться, шутить и подстраивать всякие гадости. А, главное, сумеет его переспорить. И мне почему-то кажется, что после этого оба успокоятся; хотя, может, это просто мечты, и от такой пары взвоет не только семья, но вся галактика. Он потому так и высказывается по поводу моей внешности, характера и делает прочие неприличные замечания, что очень я на девушку его мечты похожа. Можно сказать, страдает так.

Что касается внешности, больше всего я похожа на Ванечку: мы оба светлые, оба голубоглазые, оба как ангелочки со старинных пасхальных открыток. Во всяком случае, в детстве были, я сравнивала голографии. Что касается Ивана нынешнего, это оружие массового поражения для романтически настроенных девичьих душ. Галантный, немного застенчивый, тихий Ванечка с совершенно умопомрачительной улыбкой. Мне особенно нравится, когда он вот так на ринге улыбается: морда разбитая, бинты на руках в кровище, на обнажённом торсе синяки и ссадины — и глазища голубые сияют. Правда, только в тех случаях, когда зубы все остаются на месте, и глаза не заплывают, а то всякое бывает. Бои без правил — спорт непредсказуемый. Хотя многим он с фингалами ещё больше нравится; наверное, будит материнские чувства и желание позаботиться. Он, кстати, по манере общения чем-то здорово Валерку напоминает. Может, я их потому обоих так нежно и люблю. Хотя Валерика всё-таки больше…

Семён внешне удался в отца, причём целиком и полностью, буквально клон, а не сын. Те же тёмно-русые волосы в рыжину, те же серые хитрые глаза, та же насмешливая улыбка. И меня терзают смутные сомнения, что он по характеру тоже больше остальных братьев похож на папу в молодости. Просто папа быстро встретил маму и несколько остепенился, а Семён до сих пор гуляет.

Что касается Вовки, он из нас самый тёмный, каштановой масти, предположительно — в дедушку по папиной линии. То есть в загадочное существо, которое и сам папа никогда не видел, мать воспитывала его одна. Просто больше не в кого, все остальные гораздо светлее. Зато глаза у Владимира мамины, и я ему в связи с этим ужасно завидую с самого детства: такие же по-кошачьи зелёные, большущие и яркие. Кто знает, может, я себе Инга по глазам и выбрала?

А ещё Вовка самый огромный из всех мужчин Зуевых. На пол головы выше отца, в полтора раза шире в плечах и значительно шкафообразней. Кстати, надо будет как-нибудь их с Ингом ещё раз в спарринге стравить, очень я хочу на это посмотреть. Как Ванечка старшего упаковывает, я видела и хорошо представляю, а вот как это сделал мой дориец — уже любопытно. Думаю, ради меня они не откажутся немного подраться, а?

Хм. А у меня, кажется, родился интересный вопрос…

— Инг, а где ты драться научился? — подозрительно сощурившись, уставилась я на задумавшегося о чём-то своём мужчину.

Семён почему-то на этом месте сложился пополам, буквально задохнувшись от смеха и зажимая ладонью рот, из которого пытались разбежаться недожёванные макароны. А Инг растерянно хмыкнул.

— У тебя сегодня какие-то очень странные ассоциативные цепочки. На Доре, конечно, а где бы ещё?

— Так, я поняла, вопрос некорректный. Кем ты работал до того, как стал Зеркалом Чести?

— Кажется, у вас это называется «спецвойска», — не очень уверенно предположил дориец, почему-то вопросительно косясь на Сёму. Тот к этому моменту очень удачно проржался и прокашлялся, поэтому не преминул вступить в беседу.

— Ну ты, мать, даёшь! Не знаешь, кого в постель затащила… Нет, в принципе, спецвойсками это тоже можно назвать, но точнее будет сравнить со «спецназом разведки». То есть, элита элит; это где отец в молодости служил, только со скидкой на традиции и обстоятельства, — неожиданно серьёзно и без подколок пояснил он.

— О как! — глубокомысленно изрекла я, осознавая новые обстоятельства и пытаясь понять, насколько они меня удивляют. По всему выходило, не удивляют совершенно: я как-то для себя приняла за аксиому, что Инг очень похож на папу (на первый взгляд, и даже на второй, и на третий предположить подобное сложно, это нечто иррациональное), и новый штрих только дополнил сложившуюся картину, отлично в неё вписавшись. — Тогда я тем более не понимаю, чем тебя удивило моё сравнение с отцом.

— Я же говорил, это, скорее, не удивительное, а лестное сравнение. Твой отец — легендарный человек. Во всяком случае, в таких кругах, — пояснил дориец.

— Ладно, это по крайней мере кое-что объясняет, — я махнула рукой. — Сём, а скажи, пожалуйста, хотя бы вкратце, что ты здесь забыл, на нашем скромном маленьком кораблике?

— За тобой слежу, — осклабился он. — Варвар, что за детский сад? Надо будет — расскажу, а то может я вовсе не пригожусь. Не волнуйся, я с вами ненадолго. Пару месяцев максимум, потом меня отзовут.

— Пара месяцев в твоём обществе — это недолго?! — в ужасе вытаращилась я на него. — Да это как десять лет колонии наистрожайшего режима!

— Вот видишь, — с довольным видом закивал братец. — Я таким образом за пару месяцев удлиню твою жизнь на десять лет, обогатив уникальнейшим опытом!

— А можно я лучше где-нибудь спрячусь на это время? В каюте, например. Ты же у нас вроде как навигатором прибыл, вот и поработаешь. А Макс Инга подменит, — мечтательно протянула я.

— А вы отдыхать не затрахаетесь? — заржал Семён, крайне довольный своим каламбуром.

— Ой, ну какой ты остроумный! Смотри, не уколись, — поморщилась я, возвращаясь с небес на землю.

— Не, моё остроумие — орудие интеллектуальное, хозяина не трогает, — сквозь смех сообщил брат.

— Где ты, Сёма, и где интеллект? — философски хмыкнула я.

Хороший у меня брат, но всё-таки стоит промыть ему рот с мылом.

Примерно в таком бодрящем режиме прошло две недели. Семён органично влился в коллектив, внеся в и без того не слишком адекватную компанию элемент буйного безумия. Он подрался с Саймоном, вышел из боя победителем, и этим заслужил его уважение и уникальную привилегию — называть нашего потомка ирландских кельтов как угодно.

Он умудрился найти общий язык с Дарлой и её голосами в голове, и эти двое о чём-то периодически шушукались в углу. При этом Дарла в ответ на все вопросы только загадочно улыбалась, а у Семёна что-то спрашивать — это надо быть врагом самой себе. У меня появилось ощущение, что через неё братец установил контакт с этими духами, и они приносили ему какую-то непонятную, но явно вполне ощутимую пользу.

Самую привычную реакцию Семён вызывал у Этьена: тот кривился, закатывал глаза и порой исторгал какие-то очень ярко эмоционально окрашенные фразы нецензурного характера. Однако пояснять нам причины пребывания на корабле среднего из братьев Зуевых не спешил.

Самые же неожиданные взаимоотношения сложились у брата с Максом: наш карманный гений помешался на идее обеспечения тотальной слежки за и/о навигатора. Он устраивал ловушки, подкладывал жучки, пытался подловить Семёна на нестыковках. Учитывая странное, с оттенками бреда, мировосприятие Макса, последнее выглядело особенно сюрреалистично. При этом Сёма постоянно подтрунивал над пилотом, насмешливо комментировал средства слежения и расхваливал собственные возможности. В конце концов, у меня сложилось впечатление, что именно на этом он и выезжал: на словах. То есть, Макс мог за ним наблюдать также, как за всеми остальными, но сам не верил тому, что узнавал, сомневался и сам же себе всё портил попытками найти несуществующее второе дно.

Что касается меня, я к присутствию Семёна быстро притерпелась и перестала реагировать на его шутки и замечания. То есть, вернулась к тому образу поведения, которого придерживалась всё детство. Пропуская мимо ушей комментарии старшего, невозмутимо целовала Инга, устраивалась у того на коленях и вообще вела себя так, как вела до появления Сёмы.

Что касается дорийца, у них с братом был какой-то непонятный паритет. То есть, Семён по непонятной причине держал себя с Ингом значительно сдержанней, чем можно было ожидать, а Инг на некоторые замечания реагировал значительно спокойней, чем мог бы. Интуиция подсказывала, что всё это неспроста, и мне было очень интересно узнать, как же всё-таки эти двое общались на Земле и до чего в этом общении дошли. Обычным мордобоем дело явно не ограничилось, это было что-то вроде пакта о ненападении. Я извелась от любопытства, пытаясь выяснить, как же они дошли до такой жизни, но оба очень убедительно изображали непонимание.

Ещё я подозревала, что Инг не просто догадывался, а точно знал, зачем нам был нужен в экипаже Семён Зуев и что он пытался найти, но опять же упорно молчал. Правда, прибегать к особо суровым способам дознания я не спешила. Любопытство любопытством, но что такое «военная тайна» я всё-таки знала, а это явно была именно она.

Выяснить, что за оборудование установил на «техэтаже» Сёма не получилось. Вернее, не совсем; найти подключенные к аппаратуре внешнего осмотра и связи посторонние объекты удалось без труда. А вот понять, что это такое и зачем оно нужно, не смог никто. Включая, похоже, Макса. И это было не удивительно: как можно, не разбирая, понять назначение прибора, работающего только на приём, не излучающего никаких сигналов и выглядящего как несколько плоских коробочек, связанных между собой сигнальными линиями?

Кроме того, Семён практически не вмешивался в мою работу. Один только раз он попросил (в приказном порядке при поддержке Этьена) поменять в маршруте местами две соседние системы, и всё.

Общий вывод был довольно прост: наша разведка в лице Сёмы явно что-то искала в секторе нашего патрулирования (или, может быть, не только в нём?). Это что-то излучало какие-то специфические сигналы, на поиск которых и была ориентирована та странная аппаратура. Главный вопрос был — что именно? Что вообще может быть интересного в секторе на самом отшибе галактики, не граничащем ни с какими подозрительными и потенциально опасными объектами и существами? Ни тебе чёрных дыр, ни загадочных туманностей, ни подозрительных негуманоидов.

С другой стороны, ведь если искали, значит, не просто так? Наша разведка не склонна разбрасываться ценными кадрами впустую, а Семён при всех его недостатках был именно таким.

В итоге я решила поступить не вполне в своём характере, но зато — в соответствии с требованиями здравого смысла. Смириться с незнанием и не совать нос в это дело. В конце концов, если случится что-то интересное, я об этом в любом случае узнаю, а если не случится — то какая мне разница?

А вот во взаимоотношениях Инга и Семёна я решила разобраться подробно. Чему способствовало довольно неожиданное событие, случившееся через те самые две недели.

— Капитан, на дозаправку очередь, — с тоской сообщил Макс, когда мы состыковались со станцией. — Что-то у них там криво работает, очень извиняются, но быстрее — никак.

— Да что за проклятье у нас в секторе с этими станциями, — мрачно пробормотал Этьен. — Ладно, что уж там. Отдыхаем, вариантов других нет. Можно пойти, прогуляться по станции.

— Да что там делать, — недовольно проворчала я.

— Тогда я твоего мужа украду, — жизнерадостно сообщил Семён, выбираясь из своего кресла. На то, что братец иначе как «мужем» дорийца не звал, я не реагировала с самого начала. В конце концов, есть же такое понятие как «гражданский брак»; и мы фактически именно в нём и живём. — Инг, готов?

— Да, пойдём, — кивнул тот.

— А куда это вы собрались? — обратилась я к мужчинам, разворачиваясь вместе с креслом и растерянно глядя на дорийца. Тот невозмутимо подошёл ко мне, склонился над креслом, упёршись ладонью в его спинку, нежно поцеловал меня, обхватив ладонью лицо.

— Мы ненадолго, арая. Ты же всё равно никуда не собиралась, разве нет?

— Кхм! — только и сумела сказать я. И они спокойно удалились, не дожидаясь, пока я отыщу свой дар речи.

Пару секунд я в полной растерянности сидела в кресле, а потом решительно двинулась в собственную каюту. Перед тем, как ломиться в лоб и припирать Инга к стенке, следовало попробовать обходные пути. Первым из которых напрашивался самый любимый — звонок папе. Тем более, я же всё равно обещала регулярно давать о себе знать.

— Привет, па, — я против воли расплылась в улыбке, разглядывая появившееся изображение. По данным приборов у них сейчас был ранний вечер, и вечер этот проходил очень неплохо. Во всяком случае, отец выглядел настроенным очень благодушно.

— Привет, кроха. Что, утомил тебя братец, жаловаться будешь? — весело ухмыльнулся он.

— Не дождётесь, — хмыкнула я. — Не жаловаться, а консультироваться. Па, что там у Инга с Сёмой случилось? Я хочу знать правду, какой бы страшной она ни была. А то эти двое по-хорошему не сознаются, а по-плохому пока жалко.

— «По-плохому» — это как? — иронично уточнил отец.

— Да есть пара идей. А что?

— Любопытно, что такое ты можешь сделать с этими двумя, чтобы они раскололись, — он невозмутимо пожал плечами. — Впрочем, я догадываюсь, что допрашивать ты будешь дорийца, а не брата. И сейчас сомневаюсь, стоит отвечать на твои вопросы и лишать человека новых необычных впечатлений, или смолчать из одной только мужской солидарности.

— Будут ему впечатления, — хмыкнула я. — Мы не в суде, чистосердечное признание у нас и после установления истины имеет вес. Так что, будешь рассказывать? Или сразу перейдём к семейным вопросам и болтовне из разряда «как там мама»?

— Да, в общем-то, нечего там рассказывать, могла бы и сама догадаться, — он поморщился. — Они раньше сталкивались по службе, давно ещё. Сёма твоего Инга очень уважает, и даже немного опасается. Но это нормально, дорийских Зеркал вообще все опасаются: эмоции можно скрыть, но перестать их испытывать без химии и биоинженерии невозможно.

— И как это объясняет тот факт, что эти двое сейчас вместе ушли гулять по станции? — растерянно хмыкнула я.

— Понятия не имею. Конечно, в это трудно поверить, но я действительно не в курсе каждого шага всех окружающих меня людей, — ухмыльнулся он. — Может, Сёма решил воспользоваться имеющимися под рукой ресурсами и привлечь твоего дорийца к службе?

— Ладно, значит, буду выяснять своими силами, — печально вздохнула я. — А про службу ты, конечно, подробностей не скажешь? Что пытается найти смежное ведомство в нашей глуши?

— Логично предположить, в глуши ищут то, что нельзя найти в центре, — подмигнул отец. — Но — нет, извини, подробностей не будет.

— Короче, как я и думала, время покажет. А теперь — о более мирном и приземлённом. Рассказывай, как там мама и мой младший братик?

— Почему ты думаешь, что именно братик? — вопросительно вскинул брови он.

— Ты конечно извини, но у вас только мальчики получаются, — фыркнула я. — Независимо от первичных и вторичных половых признаков.

— Ну, мама надеется, что это будет дочь, и без тлетворного влияния старших всё-таки получится воспитать из неё девочку.

— Мама всегда отличалась редким оптимизмом, — захихикала я.

Проболтали ни о чём мы удивительно долго. Отец редко бывает таким общительным и разговорчивым, и я решила не упускать возможность. Он великолепный рассказчик, в его пересказе любая история, даже самая жуткая и трагическая или скучная, обращается в комедию. Один недостаток: желание поговорить у отца возникает крайне редко. В итоге распрощались мы только тогда, когда Этьен по корабельной связи вызвал меня в рубку.

Явилась я последняя, когда оба интересующих меня человека уже сидели на своих местах с непроницаемым видом. Прикинув, стоит или не стоит начинать разборки прямо сейчас, я решила, что спешить некуда, и мой вопрос вполне может подождать до вечера.

— Ну что, арай, сам сознаешься? — с порога поинтересовалась я, когда мы наконец-то уединились в своей каюте.

— Сознаюсь в чём? — невозмутимо уточнил Инг, разуваясь.

— Что у вас там с Сёмой за заговор? Так и знай, я уже вся извелась от любопытства, и настроена очень решительно, — на всякий случай предупредила я, следуя его примеру.

— Да я в курсе, — хмыкнул дориец, привлекая меня к себе и разворачивая спиной, чтобы удобней было расстёгивать на мне одежду.

— Ты меня специально отвлекаешь? — я насмешливо хмыкнула.

— И это тоже, — не стал отрицать очевидное мужчина. — Предлагаю договориться по-хорошему. Я тебе расскажу завтра вечером, хорошо? Обещаю.

— Хм. До завтрашнего вечера я как-нибудь доживу. Хотя и непонятно, откуда такая принципиальность.

— Завтра, арая.

— Чёрт с тобой, уговорил! — смирилась я. Один день я, в конце концов, действительно как-нибудь выдержу.

Завтра же для меня началось очень приятно, хотя и довольно неожиданно. В том смысле, что от моего дорийца я подобного не ожидала; впрочем, я постоянно забываю, насколько моя компания его испортила.

Разбудили меня поцелуи и нежные, едва ощутимые и немного щекотные прикосновения. Мужчина лежал сзади меня, обнимая, его губы неторопливо исследовали моё плечо, шею и ухо, а пальцы осторожно и почти неуловимо поглаживали кожу, скользя по груди, животу и бёдрам.

— Доброе утро, арая, — тихо выдохнул он мне в самое ухо, и от этого горячего шёпота по телу пробежали мурашки.

— Более чем, — сонно мурлыкнула я в ответ. — Сколько времени?

— Какая разница? — хмыкнул он, поворачивая меня на спину и со вкусом целуя, не давая мне высказать собственное удивление таким ответом. А потом мне уже и самой расхотелось говорить, и я сосредоточилась на ощущениях.

Мой дориец сегодня был бесконечно нежен, потрясающе дотошен и просто садистски нетороплив. Без его внимания не остался ни один участок моего тела. Никогда не думала, что в человеческом организме такое количество эрогенных зон! Пропустила я в своей теоретической подготовке некоторые аспекты, да. Например, я никогда не думала, что пальцы ног — настолько чувствительное место, что в моменты, когда их по одному ласкают нежные губы, может темнеть в глазах.

В какой-то момент я буквально взмолилась о пощаде. Правда меня то ли не услышали, то ли не пожелали слушать, и чувственная пытка продолжилась. Когда Инг развёл мне ноги и, начиная с живота, принялся прокладывать вниз дорожку из поцелуев, я сначала не поверила, что он в самом деле собирается…

Оказалось — зря не поверила. Действительно, собирается. От остроты пронзивших меня в тот момент ощущений я дёрнулась, жалко всхлипнув, и честно попыталась вырваться. Добилась только того, что мужчина без труда перехватил мои руки за запястья и, держа их, предплечьями вжал меня в койку, лишив возможности шевелиться. И я в конце концов прекратила сопротивление, полностью отдавшись во власть рук и губ мужчины.

Не знаю, сколько раз этим утром меня одна за одной окатывали волны наслаждения; мне было как-то не до подсчётов. Да и вообще ни до чего было, от всей меня осталось только осязание. Я как будто перешла в иную форму существования, в которой не было места разуму и вообще хоть чему-то, кроме удовольствия и его ожидания. И потом, когда наши переплетённые пальцы были вжаты в подушку у меня над головой, я, обнимая Инга ногами, раз за разом поднималась ему навстречу, только тихо шептала, как сильно его люблю и как он мне нужен. Он был моим удовольствием, и кроме него в тот момент в моём мире ничего не существовало.

— Какое у тебя, однако, интересное настроение с утра пораньше, — лениво пробормотала я через некоторое время, нарушая тишину, когда нежилась в крепких объятьях мужчины, уткнувшись носом ему в грудь.

— Хорошее настроение, — тихо хмыкнул он. — Или, скажешь, тебе не понравилось?

— Сказать я могу что угодно, но ты всё равно знаешь правду, — фыркнула я. — Я, конечно, немного в шоке, но понравилось — это слабо сказано. А можно я сегодня буду весь день спать? — вздохнула я. — Мне так хорошо и уютно, что совершенно никакого желания вставать нет.

— Что, даже без завтрака готова остаться? — иронично уточнил Инг.

— Без завтрака? — с тоской протянула я. — Нет, без завтрака после таких приключений не готова. А, может, ты меня тут покормишь? — с надеждой попросила я.

— Маленькая ленивая обжорка, — припечатал дориец.

— Ага, — не стала спорить я. — Я молодой растущий организм, я потребляю много энергии, а жировых запасов во мне нет.

— Пойдём, ты же знаешь, капитан терпеть не может, когда кто-то еду по каютам таскает, — сочувственно хмыкнул он, поглаживая меня по спине.

— Только сначала — в душ! — постановила я, и мы пошли мыться.

Ну, то есть, «мы» — это громко сказано. Я была настолько расслаблена и настолько неспособна двигаться самостоятельно, что чувствовала себя какой-то ветошью, а не живым человеком. В итоге Ингу пришлось таскать меня на руках и мыть самому. Но, впрочем, было не похоже, что подобное доставляет ему неудобства; скорее, мой дориец выглядел весьма довольным.

После мытья я почувствовала себя несколько бодрее, и даже смогла бы самостоятельно одеться, если бы мне это позволили. Но одевал меня Инг, и к концу этого процесса я уже сомневалась, а действительно ли я хочу прямо сейчас покидать каюту?

Впрочем, мужчина был настроен очень решительно, и предсказуемо демонстрировал куда большую моральную стойкость, чем я. Поэтому из каюты мы всё-таки вышли, и дошли до пищеблока. А вот когда Инг открыл передо мной дверь и легонько толкнул меня внутрь, я едва не выскочила обратно; помешал всё тот же стоящий за спиной дориец.

Дело в том, что внутри обнаружился весь экипаж. Причём этот экипаж под Семёново «троекратное-третье-раскатистое!» встретил нас дружным «ура-ура-УРАА!!». Я запаниковала, пытаясь вспомнить, что такое произошло, что я пропустила и чем вообще обязаны, но тут меня снова спас Инг. Обнял, поцеловал за ухом и тихо проговорил:

— С днём рождения, арая.

— Что, правда? — растерянно уточнила я, пытаясь сообразить, а какое, собственно, сейчас на Земле число.

— Правда, правда, — рассмеялся Семён, подходя ближе. — Ну-ка, дай-ка мне юбиляршу обнять! — и сгрёб меня в медвежьи объятья. А я наконец-то рассмотрела брата, и временно впала в шоковое состояние, поэтому сопротивляться даже не пыталась. Сёма был в фартуке. И, кстати, пахло в пищеблоке совсем не синтетическими продуктами из ежедневного меню.

— Семён, ты что, действительно готовил? — растерянно поинтересовалась слегка помятая я, когда он выпустил меня из объятий.

— Бери выше, — хмыкнул Саймон. — Они тут вдвоём всё утро колдовали, потом Игнат тебя будить пошёл, а тёзка всех остальных привлёк к созидательной деятельности.

— Ну, мы честно пытались придумать, что можно тебе подарить, но так и не сообразили. Точнее, нет, один вариант всё-таки был, но его первым отец предусмотрел, так что у нас вообще уже никаких идей не осталось, — жизнерадостно сообщил Сёма. — Ты какая-то удивительно неприхотливая женщина: драгоценности со шмотками тебе нафиг не нужны, болталку ты свою вообще ни на что не променяешь. Решили вот тебя как следует покормить, а заодно и себя.

— Спасибо! — растрогано сообщила я, от избытка чувств вцепляясь в локоть стоящего рядом Инга. Чёрт побери, приятно-то как! Я сама про этот день рождения забыла, а они вот — вспомнили. — Это вы, значит, вот с какой целью вчера на станцию выходили? Конспираторы! И отец тоже хорош, ведь сто процентов в курсе был, да?

— А то, — весело хмыкнул Семён. — Но на батю в этом вопросе вполне можно положиться, он сюрприз не испортит.

День в итоге прошёл совсем не по уставу, но очень живо и радостно. Семён из всей нашей семьи, пожалуй, лучший кулинар, и он же — самый ленивый. Но когда братец берётся готовить, это само по себе праздник: сроду никогда не пробовала ничего вкуснее, чем плоды его трудов. Пока на столе что-то есть, остановиться решительно невозможно.

Не знаю, как они его на это уговорили, но Этьен даже допустил на борту пьянство. Ну, не совсем пьянство, потому что четыре бутылки вина на семь человек, половина из которых — здоровенные мужики, это несерьёзно. Но сам факт весьма примечателен.

Потом посиделки продолжились разнообразными байками, настольными голографическими играми и всевозможными групповыми развлечениями вплоть до старинной невероятно увлекательной игры «крокодил». В общем, обстановка была чудесная, хотя и совершенно нерабочая. А вечер и ночь стали достойным завершением замечательного дня. Поспать мне толком не дали, зато дали почувствовать себя самой желанной, любимой, нежной, красивой и вообще самой-самой. Действительно, какой подарок может с подобным сравниться?

Да и на кой он, в самом деле, нужен, подарок этот, когда рядом есть самый замечательный мужчина в галактике? Инг — сам по себе уже подарок, дориец мой зеленоглазый.

Утром же опять начались трудовые будни. Как обычно в таких случаях — с общекорабельной побудки за час до запланированного выхода из гипера. Разлёживаться было некогда, и ворча, зевая, потягиваясь, но пребывая буквально на седьмом небе и паря над полом, я в итоге вместе с Ингом прибыла в рубку строго по графику.

Правда, в соответствии с привычным сценарием всё продолжалось недолго, ровно до момента выхода из гипера.

— Так, всем оставаться на своих местах, ничего не предпринимать, — вдруг скомандовал Семён непривычно резким, строгим голосом. Я обернулась через плечо, чтобы посмотреть на брата в новом для меня виде «Сёма за работой», и не пожалела. Откуда что берётся! Собранный, напружиненный, пальцы так и порхают над сенсорами, в уголках губ вместо вечной усмешки — жёсткая складка, лоб упрямо нахмурен. — Макс, я сказал — ничего, выйди из-за пульта! — рявкнул он на пилота, и тот почему-то послушно развернулся на месте. — Чудесно! — пробормотал себе под нос братец. — Инг, рули вот к этой точке, но близко не подходи, рядом зависни. Варвара, построй мне подробную карту пространственных искривлений на пару световых минут вокруг. Этьен, давай-ка местами поменяемся, надо кое-кого вызвать, — не попросил, а, скорее, приказал Сёма, и наш кап-три беспрекословно послушался.

— Сём, может, ты всё-таки скажешь, что происходит? — осторожно уточнила я, загружая нужную программу.

— Скажу, скажу, когда можно будет, — отмахнулся он.

— То есть, никогда. Знаем мы вас, разведка, лишнего слова не вытянешь, — тоскливо вздохнула я и погрузилась в расчёты и моделирование.

Не знаю уж, что там углядел Сёма со своей ужасно секретной аппаратурой, но в доступных простым смертным диапазонах всё было обыкновенно и скучно. Карту-то я ему составила, но ничего примечательного на ней не нашлось. К тому времени, как я закончила расчёты и скинула их на пульт Этьена, Семён уже закончил свои разговоры и моим новостям искренне обрадовался.

— Ага! Сеструха, ты молодец, шикарная картинка. Ну всё, теперь можете отдыхать, а я тут ещё посижу, кое-чего поделаю. Если кто не понял, это был приказ, — добавил он, поскольку никто из присутствующих не тронулся с места. — Мы тут висим, ждём почти трое суток, пока приедут специалисты. Повторяю, ничего не трогаем, с места не двигаемся. И не паникуем, что за мрачные лица?

— Что за жизнь, а? — вздохнул за всех Саймон. — Вечно торчим на месте и учёных ждём, как проклятье какое-то!

— Радуйся, что не поисковые отряды, — мрачно пошутил Сёма. — Учёные — ещё не худший вариант.

Можно сказать, на этом для нас сия эпическая история и закончилась. Разведка — она такая, она ценную информацию не выдаёт. И Семён нам так ни слова и не сказал, всё отшучивался.

Но, поскольку нам было любопытно, а ещё у нас был Макс, кое-что всё-таки умудрились выяснить. Оказалось, какие-то ребята из какого-то научного института (фиг знает, честно говоря, какого, их же тысячи!) давно и безуспешно бились над загадками хитрого реликтового излучения. Они были уверены, что эти изыскания помогут им опровергнуть теорию Большого Взрыва, а помогли только попасть в поле интересов родной разведки и глубоко засекретиться. Потому что параллельно своей работе они случайно открыли ещё какое-то слабое излучение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось подозрительно похоже на упорядоченные сигналы.

Вот эти сигналы и пытался уловить Сёма со своей аппаратурой, и, похоже, преуспел. Я, правда, так и не поняла, откуда эти излучения шли и почему этим занималась разведка. Ну, подумаешь, нашёлся ещё какой-то дюже разумный вид, пытающийся установить контакт! Но, наверное, причины были.

И пусть всякие либерасты и пацифисты тыкают в меня палками и кидают камнями, но меня очень порадовал тот факт, что ничего нам выяснить не удалось. Стало быть, не зря наши особисты кушают свой хлеб, и это внушает определённый оптимизм. Если нам не удалось, то, может, и у потенциального противника не получится, кем бы он ни был. А что этого «потенциального противника» не существует в природе, я как ребёнок военного в жизни никогда не поверю.

В общем, служба пограничников на отшибе цивилизации оказалась занятием не сказать, чтобы очень весёлым и увлекательным, но порой гораздо более интересной, чем в более развитых местах. Как минимум, потому, что там всё было гораздо банальней: пираты, контрабандисты, всяческие нелегалы. А у нас что ни событие — то открытие. То гниль эта несчастная, то Сёма со своими приборчиками, то какие-то стрёмные гуманоиды с другого конца галактики (из тех мест, докуда наши исследователи ещё не добрались) внезапно прискакали. Едва, к слову, в нас не врезавшись.

Гуманоиды, кстати, оказались смирными ребятами. Мы в ожидании большого начальства и всё тех же учёных даже сходили друг к другу в гости и немного пообщались, насколько это получалось; лингводекодеры с их речью не слишком хорошо справлялись. Позже выяснилось, что эти ребята искали, куда бы драпануть из родных пенатов, а то их там жестоко притесняли какие-то другие разумные, но уже — негуманоиды. Место для беженцев наши жмоты не предоставили, но зато договорились о военно-исследовательской помощи. И даже вроде бы начали её оказывать, но это дело небыстрое. Но мы старались, что называется, держать руку на пульсе, чувствуя себя причастными к историческому событию.

А потом как-то незаметно подкрался отпуск, и «Чёрная кошка» взяла курс на Землю.

Родные края встречали меня отличной весенней погодой. Воздух дурманил голову запахом цветущих яблонь, шальное апрельское солнце слепило глаза и заставляло с тоской вспоминать защитные очки, которые сейчас, наверное, лежали где-то дома. Небольшая антигравитационная платформа, огороженная декоративными перилами и незаметным коконом защитного поля, предназначенного для предотвращения выпадания нерадивых пассажиров, везла небольшую группу путешественников через космодром к пассажирскому терминалу. Ещё несколько минут, и я увижу своих.

Вот только что-то меня это не очень радует…

— Арая, почему ты так трясёшься? — озадаченно покосился на меня Инг, стоявший рядом и державший в одной руке мою ладонь, а в другой — небольшую спортивную сумку с нашими немногочисленными вещами. Называется, встретились два одиночества: у него при себе комплект сменной одежды и белья, у меня то же самое плюс некоторые женские мелочи вроде расчёски, и всё. Разглядывая остальных пассажиров, окружённых кучками самоходных чемоданов, я никак не могла понять, не то мы какие-то ущербные, не то всем остальным нечем заняться.

— Отец предупреждал, что должна приехать бабушка, — с тоской вздохнула я. — Ты же с ней ещё не познакомился, да?

— Нет. Почему ты её так боишься?

— Я не то чтобы боюсь, я разумно опасаюсь, — поморщилась я. — Заметь, её даже отец опасается!

— Что же это за бабушка такая? — удивлённо вскинул брови дориец.

— У-у-у! — только и сумела протянуть я. Объяснять это было бесполезно, тут надо было видеть всё своими глазами. — Тёща генерала Зуева — это такая женщина… Впрочем, скоро познакомишься.

На этом разговор пришлось временно отложить и погрузиться в стандартную суету прибытия и досмотра. Вроде ничего сложного, но поболтать по душам всё равно не получится. Пройдя вместе с вещами через два сканера и получив заветную отметку в документах, мы на небольшом открытом лифте спустились в зал ожидания.

Отец заранее предупредил, что сам не поедет и пришлёт кого-нибудь «прадзношатающегося». Я-то думала, это будет кто-нибудь из работников фермы, а оказался — Ванечка. И я бы не сказала, что подобный исход меня расстроил. Особенно учитывая, что рядом с ним, застенчиво улыбаясь, стоял Валерка.

Я с радостным визгом повисела на обоих. Точнее, на Ване повисела, с разгону на него запрыгнув. Хотя по страданию на красивой физиономии и тому, как он берёг от меня правую руку, сделала вывод, что младший богатырь нынче дома опять на лечении. Общая привычка братьев: все они приползают на Землю зализывать раны. Реабилитация дома проходит как-то быстрее и радостней, чем в любом госпитале.

А вот на Валерике висеть было противопоказано. Не рассчитана его конституция на такие нагрузки, поэтому я ограничилась тем, что крепко сжала его поперёк туловища, а друг обнял меня в ответ своими непропорционально длинными лапами.

— Варвар, ну ты совсем не изменилась, — с обычной своей застенчиво-беззащитной улыбкой сообщил Зимин.

— Как это не изменилась? — возмутилась я. — Зря что ли я парадную форму нацепила похвастаться?! Смотри, красота какая!

— Красота, красота, — улыбнулся Ванечка. — Привет, Инг, — он пожал руку подошедшему дорийцу как старому знакомому. — Лерка имеет в виду, что ты как была шумной малявкой и папиной крохой, так ей и осталась, и совсем не повзрослела. А одежда — это ерунда.

— Здравствуйте, — улыбка Валеры стала очень неуверенной, когда его взгляд наткнулся на моего спутника. Бедное светило вирусологии; что поделать, непривычный он к таким людям. Если к моему семейству вполне притерпелся, то остальных военных, особенно — такого размера, воспринимает с опасением.

— Валерик, знакомься, — поспешила я утешить друга. — Это Инг, мой… — я запнулась, подыскивая подходящее определение. Для «парня» он выглядел слишком солидно, «мужчина» звучало как-то пошловато, а назвать просто другом — обидеть. Я бы точно обиделась.

— Жених, — подсказал с усмешкой дориец, обнимая меня левой рукой и протягивая правую для рукопожатия. Как-то у него это непривычно-собственнически получилось. Ревнует что ли?

— Ого, — растерянно улыбнулся Валерка, неуверенно пожимая протянутую конечность. Кажется, он ожидал, что ему сейчас по меньшей мере сломают пальцы. — Ты с линейкой что ли выбирала?

— В каком смысле? — озадаченно переглянулись Ваня с Ингом.

— Валерик, я тебе сейчас в лоб дам, — пообещала я, морщась. Он-то был в курсе моих девичьих грёз и мечты найти мужчину такого же, как папа, во всех отношениях — и моральном, и геометрическом. Вот на последнее друг и намекал; у него с глазомером всё нормально, и он в отличие от моего скромного дорийца сходство заметил сразу. — Зимин, ты лучше рассказывай, как тётя Вера с дядей Славой, и вообще, что нового? — поспешила я перевести тему.

Небольшой старенький гравилёт, исправно нёсший службу на ферме, пилотировал Ванька, всю дорогу с любопытством на нас косившийся. Мы же втроём сидели сзади, причём я с удовольствием прижималась к боку обнимающего меня Инга и слушала жизнерадостную болтовню Валерки.

«Нет, всё-таки, дома очень хорошо», — решила я, когда мы уже заходили на посадку.

Родители Зимина были очень дружны с моими, и работали у нас на ферме. Тётя Вера, ботаник по образованию, бывшая мамина коллега по учительской деятельности, числилась агротехником, и вместе с мамой с удовольствием возилась с садом, а дядя Слава был ответственным за климатическую установку. Они, собственно, именно здесь и познакомились, и буквально под этими самыми яблонями произвели на свет нашу надежду отечественной вирусологии. Воздух тут такой, волшебный; дети в нём ну очень талантливые получаются.

И скромные, да.

Родители встречали нас на пороге, буквально в дверном проёме. Очень домашний папа в линялой футболке, лёгких потёртых штанах и тапочках и ещё более домашняя мама в домашнем платье и заляпанном мукой фартуке. Я могу ошибаться, но, кажется, вечером будут мамины пирожки… Всё, прощай, фигура!

Матушка радостно облобызала меня, крепко сжав в объятьях, после этого — весьма озадаченного такими нежностями Инга, и погнала всю компанию в дом, расспрашивать в более комфортной обстановке.

— Ма, а мелкого-то мне покажут? — полюбопытствовала я. — Интересно же, что у вас на этот раз получилось.

— Покажут, покажут, — хмыкнул отец, вальяжно рассаживаясь на диване и притягивая жену под бок. — Маленькое чудовище спит, потом насмотришься ещё — взвоешь.

— Ха, чудовище! — пренебрежительно фыркнула мама. — Слабак. Это ты просто в своих командировках шлялся, пока Сёма в таком возрасте был, и настоящего чудовища не видел. А Ромашка очень тихий и улыбчивый мальчик, не слушай его, дочь. А получилось на этот раз почти то же самое, что во все предыдущие, — вздохнула она. — У вашего папы и так-то осечек не бывает, а тут просто его уменьшенная копия, даже хлеще Семёна по-моему. Тот хоть в детстве хоть немного на меня походил. Так, ладно, некогда рассиживаться. Дим, Вань, ну-ка на кухню, будете мне пирожки помогать лепить, а то сейчас Ромка проснётся, и я опять ничего не успею. Валерочка, а ты…

— А я пойду родителей навещу, тёть Лесь, — поспешил откланяться друг. Он в отличие от нашего семейства к готовке был совершенно не склонен, и боялся этого процесса как огня.

— А я пойду Ингу экскурсию устрою, — решила я.

— Да уж скорее себе, а не Ингу, — хмыкнула она. — Ну да ладно, гуляйте, пока возможность есть. А то вечером бабушка нагрянет, имейте в виду.

— Эм… Можно мы тогда где-нибудь в саду спрячемся? — осторожно попросила я. — А вы скажете, что мы передумали прилетать.

— Варвара, — с укором протянула мама.

— А ещё лучше, мы всей семьёй уехали отдыхать. Куда-нибудь в район Ик-тау! — раздался с кухни весёлый голос отца.

— Дима! — возмущённо воскликнула мама. — Мама, конечно, тяжёлый человек, но она не так уж часто приезжает в гости!

— И хвала Тёмной Материи! — не сбавляя тона, сообщил отец. Его жена в ответ в крайнем возмущении всплеснула руками и пошла устраивать семейные разборки, а я потянула Инга к лестнице. Перед прогулкой следовало переодеться; не форму же тереть!

В итоге наружу мы вышли одетыми «по-походному»: в футболках, штанах и спортивных ботинках.

— Куда мы идём? — полюбопытствовал Инг.

— Не знаю, — я беспечно пожала плечами. — Я три года тут не была, хочется… ну, не знаю, всё обнюхать и удостовериться, что всё по-прежнему. Хочу вот ещё тебе свои любимые места показать. Например, ту памятную скамейку, с которой ты меня стырил, — захихикала я.

— А почему ты думаешь, что я их не видел? — задумчиво хмыкнул он.

— А что, ты тут ещё гулять успевал? — растерянно уточнила я.

— Не то чтобы… Но то место нашёл, да, — мужчина мрачно нахмурился, вглядываясь в яркую пестроту сада, пронизанного солнечными лучами.

— Эй, ты чего? — озадаченно позвала я, останавливаясь посреди тропинки и разворачивая дорийца к себе. Он поморщился и тряхнул головой, будто отгоняя мрачные мысли.

— Да, ерунда, — попытался отмахнуться и потянуть меня дальше Инг.

— Нет уж, давай-ка сознавайся, что там у тебя стряслось! — насторожилась я. Знаю я этот взгляд, у него в такие моменты воспитание и многолетние привычки проклёвываются. Это он на первый взгляд сильно изменился, а на самом деле нет-нет — да проглядывают дорийские повадки. — Обычно твоё «ерунда» заканчивается попытками суицида!

— Ну что ты глупости городишь? — он слегка улыбнулся уголками губ и вновь начал напоминать нормального человека. Оглядевшись, потянул меня вбок с тропинки и, широко расставив ноги и привалившись спиной к одному из деревьев, прижал к себе, целуя. В таком положении мы были с ним на одном уровне; очень удобно. — Просто на меня эти места навевают исключительно неприятные воспоминания, особенно — та скамейка, — вздохнул он. — Я каждый раз почти с ужасом думаю, что было бы, если бы всё сложилось иначе. Если бы за тобой отправили кого-то другого, если бы меня заменили на месте хранителя, если бы ты не оказалась такой решительной. Я же тогда чувствовал твою тоску, но был уверен, что это мои собственные фантазии. И очень боялся, что я прилечу — а ты не захочешь меня видеть, забудешь, оттолкнёшь. В жизни никогда и ничего так не боялся, — пробормотал он мне в шею, крепко прижимая к себе. Я же в смущённой растерянности осторожно гладила его по плечам, не зная, что сказать. Наверное, в другой ситуации непременно что-нибудь съязвила бы, но сейчас язык не поворачивался: я чувствовала, что для него всё это очень серьёзно, а не просто громкие слова.

— Ну, куда я от тебя денусь, сам подумай, — смущённо хмыкнула я, ласково целуя его, куда получится; получилось в ухо. — Кто меня ещё такую взбалмошную и внезапную терпеть будет, кроме эмоционального наркомана! Да и, справедливости ради стоит отметить, я уже и сама конкретно «подсела», и никто мне кроме тебя не нужен.

— А если вдруг выяснится, что это не твои чувства, а тоже внушённые? — мрачно вздохнул он.

— Ну и дурак, если тебя это беспокоит, — фыркнула я. — Какая разница, в чём причина. Главное, что сейчас есть! Я бы ещё, может, повозмущалась, если бы ты был маленьким, страшненьким и корявеньким, а так… Не мужчина — мечта! Сильный, красивый, заботливый, ласковый и весь мой. Что я, совсем дура, от такого по доброй воле отказываться? Эй, ты чего? — всполошилась я, когда Инг вдруг как-то странно затрясся. Правда, через мгновение сообразила, что он просто смеётся.

— Ничего, — мужчина качнул головой, обхватил ладонью моё лицо, пристально и внимательно разглядывая сияющими от смеха глазами. Я залюбовалась, на несколько мгновений отрешившись от происходящего. Какой он всё-таки красивый, когда улыбается! — Люблю тебя, больше жизни. Ты для меня уже давно превыше Чести, превыше всего, мой смысл и моя… — тихо, почти шёпотом проговорил он. Я аккуратно накрыла кончиками пальцев его губы, заставляя замолчать. Я всегда довольно скептически относилась к подобным словам, а сейчас чувствовала себя очень странно и неловко оттого, что он всё это говорит совершенно всерьёз, а мне очень хочется ляпнуть в ответ какую-нибудь насмешливую гадость, чтобы разбавить торжественность момента.

— Я тоже тебя люблю, арай, — проговорила я и, убрав руку, поцеловала его. Чтобы ещё что-нибудь пафосно-возвышенное не выдал.

Целовались мы долго и обстоятельно. По-моему, то, с каким удовольствием он меня каждый раз целует, и как старается лишний раз далеко от себя не отпускать, самое лучшее признание, гораздо более важное, чем слова.

— Правда, любишь? — поинтересовался Инг, слегка отстраняясь. Я в этот момент заподозрила что-то неладное; уж очень лукаво блестели в этот момент его глаза, и уж очень хитрая улыбка кривила губы. Но отрицать очевидное было глупо, и я слегка кивнула в ответ, ожидая подвоха. — Это хорошо, — шепнул он, аккуратно сжимая мои пальцы. Это действие вызвало какие-то непривычные ощущения, и я перевела взгляд на собственную руку… чтобы обнаружить на безымянном пальце простенькое серебряное колечко.

— Слышишь, ты, фокусник, — скептически хмыкнула я. Когда только нацепить успел, что я не заметила?! — Вообще-то обычно интересуются мнением жертвы перед тем, как её окольцовывать. Я вообще-то пока замуж не собираюсь!

— Вот именно поэтому я и не стал спрашивать, — фыркнул он.

— Наглая хитрая морда, — вздохнула я. Ну вот что, спрашивается, с ним после этого делать? Не срывать же кольцо с воплями и скандалом! — Сам придумал, или подсказал кто?

— Откуда такие сомнения в моих способностях, арая? — с мягким укором проговорил он. — Я вообще легко обучаюсь всему новому, у меня это даже в характеристике написано.

— Колечко тоже сам выбирал? — я снова вздохнула.

— Разумеется, — с улыбкой подтвердил он.

Нет, ну, вот же шельма! Я тут стою, слова подбираю, боюсь его какой-нибудь шуточкой обидеть, а это всё — отвлекающий манёвр, значит, был?

И ведь колечко — не придерёшься! Аккуратное такое, тоненькое, серебряное с какой-то красивой узорчатой вязью. Откуда только узнал, что я золото с камнями и вообще украшения совершенно не уважаю?

— Общение со мной и моим семейством действует на тебя крайне тлетворно, — печально вздохнула я. Вот кого я пытаюсь обмануть, если губы сами собой в улыбке расползаются? — Ладно, пойдём купаться, мои сто килограммов концентрированного счастья.

— Мне кажется, для купания довольно прохладно. Или у вас это нормально? — уточнил он, обнимая меня и прижимая к собственному боку. Идти так было неудобно, но выдираться я не спешила. Нет, ему, конечно, за такие фокусы стоило хорошенько настучать по голове, но у меня просто рука не поднималась. Он так сиял и выглядел таким счастливым, что я себя ощущала самым желанным подарком в красивой упаковке и с бантиком. Как тут устоять! Да и, честно говоря, самой не очень-то хотелось сопротивляться или протестовать против произвола. Собственно, против факта замужества я ничего не имела (можно подумать, он что-то в нашей жизни изменит). Меня другое напрягало…

— Там река от климатической установки течёт, вода тёплая. А ты пока думай, как будешь отмазываться от моего семейства.

— В каком смысле?

— В том смысле, что мама с детства мечтает упаковать меня в пышное подвенечное платье. А уж какой сварганят выкуп три моих брата-акробата, я даже представлять не хочу, — хмыкнула я. — Я же категорически против всех этих брачных ужасов, и согласна на всё и оптом, только если ты меня от них избавишь.

— Что значит — выкуп? — растерянно переспросил дориец. — И каких ужасов?

— А-а, то есть, ты даже не в курсе, на что подписался? Ну, слушай, — сообщила я, и всю дорогу запугивала наивного дорийца ужасами свадебных традиций. К концу повествования мужчина выглядел задумчивым и очень сосредоточенным; кажется, до него потихоньку начало доходить, куда он вляпался.

— Кхм. Тебе не кажется, что ты несколько утрируешь? — осторожно уточнил он.

— Нет, Инг. Это я ещё беру по минимуму, не принимая во внимание больную фантазию моих братьев, — сочувственно хмыкнула я.

— Как же у вас люди женятся при таких обычаях?

— Ладно, открою страшную тайну, — улыбнулась я. — Это необязательные, как у вас, традиции, исполнять их или нет — личное дело каждого. И, боюсь, мои охламоны такого развлечения не пропустят, а если пытаться настоять на своём — смертельно обидятся всем семейством. Особенно, мамка с Семёном. Так что могу предложить единственный выход: пожениться втихаря, никого не предупреждая, а потом поставить родных перед фактом. Они, конечно, тоже расстроятся, но не до такой степени. Возражений нет? Отлично, тогда вечером заявление по галанету подадим, как раз к концу отпуска нас зарегистрируют. А на Доре брачные обряды очень страшные?

— Не настолько, — хмыкнул он. — брачный обряд состоит из двух церемоний, в Монолите Воли и в Оплоте Желания, и никакой сложной подготовки не требует.

— Хоть что-то у них там не так страшно.

— У них? — переспросил Инг.

— Ну, ты же, надеюсь, не планируешь туда вернуться? — почти испуганно воззрилась я на него. Когда мужчина отрицательно качнул головой, облегчённо выдохнула. — Ф-фу, не пугай так. Просто привыкай, что ты теперь землянин.

— Постараюсь, — медленно кивнул он.

В этот момент мы добрались до речки, и временно сосредоточились на других вопросах.

Речка у нас довольно неглубокая и шустрая, местами забранная в бетонные стены, и действительно всегда очень тёплая. Она проходит через территорию климатической установки и охлаждает её агрегаты, так что обычно температура в ней не падает ниже двадцати пяти градусов.

В этот раз Инг не стал сопротивляться моим попыткам загнать его в воду, добровольно разоблачился и с явным удовольствием занырнул даже раньше меня. Мелководье мелководьем, но пара-тройка метров глубины местами имеется, и я как раз выбрала для купания тихую глубокую заводь.

Торопливо переплетя косу потуже, я с искренним удовольствием присоединилась к мужчине. Очень необычные ощущения доставляет купание, когда воздух холодный, а вода — тёплая. Единственный недостаток, сложно заставить себя выбраться на берег.

Инг для разогрева быстро пересёк речку туда-обратно. Здесь было всего метров десять, но посередине имелась нешуточная стремнина, и подобное мероприятие всегда оказывалось довольно спортивным. Впрочем, я не сомневалась, что мой дориец справится, а самой мне сейчас гоняться было лень. Хотелось просто расслабиться, немного почупахавшись возле берега, впитать запах речной сырости и ощущение прохладной пресной воды, окутывающей тело. Плавать я люблю почти так же сильно, как летать.

Мужчина, вернувшись из короткого путешествия, подплыл ко мне и, судя по всему, встал на ноги.

— А ты почему у берега бултыхаешься? У меня создалось впечатление, что ты неплохо плаваешь, — уточнил он через плечо. Я же, воспользовавшись возможностью, подгребла поближе и оплела его тело ногами, с удовольствием повиснув на его спине. Лично мне вставать на ноги категорически не хотелось: здесь было илистое дно, и от подобной перспективы меня буквально передёргивало. Брезгливая я, что поделать; как только Инг во всём этом стоял с таким спокойным видом, было даже представить страшно, бр-р!

— Мне лень, — честно созналась я, с удовольствием отслеживая кончиками пальцев траектории узоров на его спине. Потом, поддавшись хулиганскому настроению, расплела ноги, держась за мужчину уже только коленями, и перевела ладони ему на грудь, с удовольствием прижимаясь к спине всем телом. Погладила, слегка разминая мышцы, медленно повела ладони вниз, на живот. Когда добралась до пупка, Инг опомнился и перехватил мои шаловливые ручки.

— Арая, — с напряжённым укором проговорил он.

— М-м? — насмешливо мурлыкнула я, не сдаваясь, и начала покрывать поцелуями его плечо и шею.

— Ты меня сейчас провоцируешь, — вздохнул мужчина.

— Да, — согласилась я. Глупо ведь отрицать очевидное, правда? — Тебе не нравится?

Он, хмыкнув, перетянул меня так, чтобы оказаться лицом к лицу, и крепко прижал к себе.

— А что, похоже именно на это? — иронично поинтересовался он.

— Хм. Честно говоря, не очень, — вынуждена была признать я. — А почему ты тогда упрямишься? Помнится, на Доре не слишком возражал, — улыбнулась я, провокационно поёрзав на месте.

— То есть, ты утверждаешь, что никто посторонний не может оказаться здесь в самый неподходящий момент? — тихо уточнил он, медленно гладя одной ладонью мою спину и бедро, а второй — крепко придерживая под попу и заодно прижимая к себе.

— Нет. Я утверждаю, что мне плевать, если кому-то настолько нечем заняться, — честно сообщила я и завершила дурацкий разговор поцелуем. Дурацкий потому, что… Ну, есть столько приятных и увлекательных вещей, а мы стоим, и вместо них какую-то ерунду обсуждаем! Непорядок.

Инг спорить и возражать не стал. И нам очень быстро стало совсем не холодно.

Мы уже выбрались на берег и почти оделись, когда вдруг ожила моя болталка. Опознав вызывающего, я, мягко говоря, удивилась, но сигнал приняла. И тут же имела радость лицезреть самого старшего из братьев Зуевых во всей красе.

Выглядел Володька довольно непрезентабельно: помятый, весь какой-то измождённо-серый. Похоже, опять из какой-то заварушки вылез совсем недавно. Он напряжённо хмурился, но при этом особо упаднических настроений я не заметила, поэтому паниковать не стала.

— Привет, мелкая, — прогудел он.

— Привет, привет, — хмыкнула я в ответ. — Ты какими судьбами?

— По делу. Скажи, ты уже домой прилетела?

— Ага, давно. Гуляю вот по местам боевой славы. А что?

— Можешь подойти прямо сейчас к парковке? — напряжённо уточнил он.

— Могу. Ну, не прямо сейчас, минут через пять. А что случилось-то?

— Подходи, — сообщил он и отключился.

— Что такое? — уточнил дориец, растерянно глядя на меня.

— Понятия не имею, — я озадаченно пожала плечами. — Володька прилетел, похоже. Зачем-то просит срочно подойти. Что у него такое могло случиться, что ему понадобилась моя помощь? Может, ему ты понадобился?

— Зачем? — логично возразил мучжина.

— Тоже верно, непонятно. Ладно, потопали, Вовка просто так панику поднимать не будет.

И мы, скромно взявшись за руки, скорым шагом двинулись к дому, наслаждаясь видами, запахами и пением птиц. Пожалуй, Инг на моей памяти едва ли не единственный человек, с которым мне легко молчать. То ли я просто к нему так привыкла, то ли это свойство его характера, а то ли последствия моего предвзятого отношения.

То, что громко называлось «парковкой», было небольшой ровной площадкой за домом. Там на постоянной основе квартировал семейный гравилёт, аэробайк Ванечки, именно там приземлялись грузовики.

Сейчас же на краю пятачка обнаружилось незнакомое транспортное средство, возле которого маячила монументальная фигура старшего. Владимир был одет в гражданское, — свободные штаны с карманами, такая же куртка, — и в подобном виде выглядел удивительно неопрятным и бесформенным. Терпеть не могу, когда он так делает.

Брат стоял, привалившись спиной к боку незнакомого гравилёта возле открытой двери и, кажется, разговаривал с кем-то, сидящим внутри. Заметив нас, он призывно махнул рукой, но с места не двинулся, и за нашим приближением наблюдал очень пристально. Под таким взглядом мне как-то не очень хотелось бросаться брату на шею с восторгами; да и особых нежностей между нами никогда не было, это ведь не Ванечка. Пятнадцать лет разницы в возрасте сказываются.

— Привет, что с тобой стряслось? — сходу начала я, разглядывая брата. При ближайшем рассмотрении он оказался ещё и бледным в зеленцу, и вообще чуть живым.

— Да уже ничего, — поморщился он. — Видишь, хожу уже. Варь, тут такое дело… помощь твоя нужна. Точнее, моральная поддержка.

— Богатырь былинный, или даже блинный, ты чего набедокурил, если тебе моя поддержка нужна? — ошарашенно вытаращилась я на Володьку.

— Да не мне. Ну, или, строго говоря… В общем, знакомься, — сообщил он и извлёк из гравилёта какой-то пёстрый кулёк.

Правда, когда кулёк утвердили в вертикальном положении, оказалось, что это человек. Более того, человек женского пола!

Девушка была одного роста со мной, то есть Вовке едва доставала до подмышки. На ней были просторные ярко-оранжевые шаровары, сверху — непонятная многослойная красно-жёлтая хламида, вся расшитая бисером. Голову прикрывало покрывало из вуали с кисеёй, прижатое тонким золотым обручем. А подробнее я рассмотреть не успела, потому что при виде нашей парочки это воздушное создание что-то жалобно всхлипнуло и поспешило уткнуться лицом в живот брата. У меня появилось устойчивое ощущение, что челюсть покинула предназначенное ей место и хлопнулась оземь. Кроме шуток, подбородок натурально заболел!

— Ну, что ты, птичка, — мягко проворковал Володька на каком-то непонятном наречии, но лигводекодер шустро вывел синхронный перевод. Мужчина опустился на корточки, и девушка тут же уселась к нему на коленку, доверчиво прижавшись.

— Что это, Вова? — подобрала я свой дар речи.

— Её зовут Ичи-Ти. Это моя жена, Варя, — бросил на меня мрачный взгляд Вова, поднимаясь со своей пёстрой спутницей в охапке на ноги.

Я открыла рот, порываясь высказаться, но тут же закрыла: на язык настойчиво рвалось что-то нецензурное. Пару секунд я так хватала ртом воздух, пытаясь собрать все шаблоны и картину мироустройства обратно в кучку.

— Если кто ещё не понял, я в шоке, — наконец сумела изречь я. — Не буду спрашивать, как тебя вообще угораздило, сам потом расскажешь. Ты мне пока ответь, почему она от людей шарахается?!

— Не от людей, — поморщился он. — От мужчин, — Вовка бросил непонятный, — не то извиняющийся, не то недовольный, — взгляд на Инга. — Я потому просил тебя прийти.

— Так, а маму значит вот так сходу огорошить не рискнул, хитрая морда. А, да у неё же ещё и лингвы нет, — сообразила я. — Ладно, второй вопрос. Отдельно от тебя, но в отсутствие мужчин, она существовать может?

— Да, вполне, — с некоторой растерянностью кивнул Вова. — А что?

— А то, что ты сейчас берёшь Инга, и вы идёте гулять. И гуляете до сих пор, пока я не позову. А мы тут немного познакомимся, пошепчемся по-девичьи без всяких посторонних ушей. Не бойся, не съем я твою зазнобу, и про тебя гадости рассказывать не буду.

Брат некоторое время колебался, потом всё-таки смирился и принялся устраивать девушку в гравилёте.

— Не обидишься? — на всякий случай уточнила я, оборачиваясь к дорийцу. Тот с лёгкой улыбкой качнул головой, потом нахмурился.

— Ты только поосторожней, она очень… странная. И действительно искренне меня боится.

— Эх, а я только начала упиваться своей оригинальностью — притащила в семью такую необычную зверушку, а старший решил меня обойти? — от уха до уха ухмыльнулась я. Инг насмешливо хмыкнул, легонько коснулся губами моих губ и вслед за Вовкой утопал в горизонт. Ну, то есть, не в горизонт, конечно, а за угол дома.

Я задумчиво покачала головой им вслед, — подумать только, какой у меня брат оригинал оказался! — и забралась в полутёмное нутро гравилёта. И первым делом активировала нормальное освещение. Подумав же, ещё на всякий случай закрыла за собой дверь.

— Ну, привет. Давай знакомиться! — начала я. Благо, лингводекодер мой уже пережил обновление, и теперь работал ещё и на передачу, а не только на приём. — Меня зовут Варвара, я младшая сестра Владимира. А ты Ичи-Ти, да?

— Да, это моё имя, — откликнулся тихий певучий голос из-под слоёв ткани, и девушка красивым плавным движением убрала с лица вуаль, отвечая мне живым любопытным взглядом. Ладно, не томная истеричка, как поначалу показалось, уже хорошо.

Невестка моя оказалась очень миловидной особой, но очень уж неожиданного типа внешности. Круглолицая, с ярким румянцем на щёчках, она была эдакой задорной пышечкой. То есть, не сферической формы с пальцами-сосисочками, а, что называется, кровь с молоком. Поднятая вуаль открыла аккуратно подведённые светлые брови, глубокие серые глаза и мягкие светлые вьющиеся локоны. Основная масса волос явно была собрана куда-то назад, а лицо обрамляли только несколько слишком коротких для общей причёски или просто выбившихся из неё волнистых прядей. Шея её была окутана рядами красно-жёлтых бус, по виду похожих на янтарные; на женственно-полных, но при этом потрясающе изящных (наверное, благодаря вот этой плавной текучести движений) руках мелодично позвякивали ряды браслетов.

— Уже хорошо. А почему ты мужчин боишься? И при этом почему-то не боишься Вовку?

— Вал-Ди? — уточнила она. — Он муж, и он добрый.

— Кхм. С последним утверждением я бы поспорила, но не буду. А как же ты умудрилась за него замуж выйти, если у тебя к мужчинам такое нервное отношение? И почему ты их боишься? За дело, или с непривычки?

— Я не совсем всех, — осторожно пояснила она. — Дома мужчины меньше, они не страшные, просто неприятно, когда смотрят. А Вал-Ди, — она несколько смутилась. — Болел, я его лечила. Когда лечишь, не обращаешь внимания на остальное.

— М-да, тяжело тебе будет в нашей семье, — я хмыкнула. В ответ на удивлённый взгляд девушки пояснила. — У нас все мужчины такие. Не как твой муж, чуть поменьше; но всё равно высокие. Семья — это папа и ещё два брата.

— А тот мужчина, который с тобой был? Брат?

— Нет, это муж, — хмыкнула я. Напоминание оказалось очень кстати; я вспомнила пересунуть колечко на другой палец. А, подумав пару мгновений, вообще припрятала в карман.

— Это хорошо, — облегчённо вздохнула она. Настала моя очередь бросаться удивлёнными взглядами. — Если мужчина чей-то, от него уже можно не прятаться.

— Хм. Ну, в данном случае я с тобой соглашусь, Инг не страшный по определению, — в ответ на эти мои слова она состроила очень недоверчивую мордашку, и я решила пока зайти с другой стороны. — А скажи мне, пожалуйста, с какой ты планеты?

— Наш мир называется Ти-Чи-Ики, — пояснила она («Бескрайнее небо» — педантично перевёл лингводекодер). — Но Вал-Ди называл его… Самум, кажется.

— А! Ага, — растерянно кивнула я.

Название было знакомое, но про этот мир я не знала ровным счётом ничего, он был из закрытых. То есть, о других цивилизациях его обитатели знали (некоторые из них), но совершенно никаких контактов с нами не поддерживали. Как результат — на уроках мы его не рассматривали, только где-то что-то вскользь было услышано. Вроде как планетка с жарким климатом, небольшим количеством воды и категорически не рекомендованная к посещению, потому что за жизнь незадачливого туриста не готов был поручиться никто. Что там Вовка, интересно, забыл?

— А расскажи, как ты Вал-Ди лечила? И почему ты?

— Я его прятала, — спокойно пояснила она. — А лечила… руками, я умею. У нас иногда бывают такие люди, которые это умеют. Целители очень ценятся, их берегут, и я поэтому скрывала, что умею. Меня бы или дорого продали, или отец сам второй женой взял.

— Стоп! — оборвала я её. — Отец? Твой? Взял тебя женой?! И у вас такое часто случается?!

— Не часто, так дети больные появляются, — она пожала плечами с таким видом, как будто чувствовала себя в этом виноватой. — Но иногда бывает.

— Как же тебя, в таком случае, вообще замуж отпустили? — потрясённо пробормотала я.

— Ну, они ведь не знали, что я целитель, а так я никому не нужна была; я слишком крупная, высокая. Да, к тому же, никто меня не отпускал, Вал-Ди просто их всех убил, — беспечно пожала плечами она.

— Кого — их?

— Родителей, братьев, — невозмутимо пояснила девушка. — А сестёр моих раньше замуж продали. Меня бы тоже продали, только никто не брал.

— Кхм, — прокашлялась я. Нет, всё-таки, Вовка меня точно обскакал в вопросе оригинальности процесса обретения собственного личного счастья. Да ещё какая-то коллекция сказочных существ набирается: мой эмпат, эта целительница… Почему-то в том, что говорит Ичи-Ти (имя её, кстати, переводилось как «Благословленная небесами»), я не усомнилась ни на секунду. — Ладно, чем занимался Вовка на твоей родине, ты, наверное, не в курсе?

— Он каких-то преступников искал. С ними моя семья оказалась связана, они с ними торговали. Он с друзьями попал в ловушку, всех убили, и его тоже посчитали мёртвым. Но я-то лучше понимаю, когда человек жив; поэтому я его спрятала и выхаживала.

— Ага, контрабандисты, — сообразила я. Весело же живут мои братья, ничего не скажешь! Мне было очень интересно, как это хрупкое создание ворочало моего монументального братца, но я решила не травмировать свою психику и такими подробностями. А то окажется ещё, что они все телекинезом владеют. Нет уж, будем ужасаться постепенно. — И ты не сердишься на него, что он всех твоих родных убил? — уточнила я. Хотя и догадывалась, что тут впору не сердиться, а испытывать чувство глубокой благодарности при таких отношениях между родственниками.

— Нет, я очень рада, что он меня от них забрал. Среди мужчин очень тяжело одной девушке, — хмуро качнула головой она. — Мне повезло, что я некрасивая.

— Что, братьев тоже надо в этом вопросе опасаться?

— Открытое лицо женщины — приглашение разделить постель, — просто пояснила она. — Независимо оттого, что за мужчина рядом. Неопасно, только если мужчина женатый: нельзя брать ещё одну женщину, только если второй женой, а это очень дорого.

— Ага. И если женщина замужем, это не отменяет приглашения?

— Нет, конечно, — удивлённо вскинула брови она. — Наоборот, замужняя даже лучше для мужчины, меньше проблем.

— Очуметь, — пробормотала я, чтобы не высказаться грубее. — Тебе брат объяснял, что у нас не так?

— Объяснял, — кивнула она.

— Почему ты тогда ему не веришь?

— Он же мужчина, хоть и добрый. Да и… сложно привыкнуть, — вздохнула она. — Я же видела, что у вас женщины ходят с открытыми лицами, и даже работают вместе с мужчинами, и они совсем не похожи на тех, кто продаёт своё тело. Но это так странно, такая… дикость!

— Кто бы про дикость говорил, — вздохнула я себе под нос. — Ладно, в общем, ты не дрейфь. Во-первых, я рядом. Во-вторых, наша мама такого безобразия не допустит. В-третьих, дома только свои, а близкие родственники у нас постель не делят никогда, это отвратительно, и вообще считается психическим заболеванием. Так что братьев остальных можешь не бояться. Но Ваня в принципе безобидный, а Семёна пока нет. Когда будет, я ему лично внушение сделаю. Договорились?

— И что, лицо не прятать? — с тоской проговорила она.

— Конечно, нет!

— Но я же некрасивая, — печально вздохнула девушка.

— Вот ещё, придумала тоже! — возмущённо фыркнула я. — Ты очень симпатичная, нечего тут глупости придумывать.

— Вал-Ди тоже так говорит, — задумчиво кивнула она. — Только мужчинам лишний раз верить опасно.

— Даже если это муж?

— Ну, мужу можно верить, только всё равно не во всём, — возразила девушка. — Мужчина может и обмануть ради собственных интересов.

— А женщина что, не обманет? — иронично уточнила я.

— Нет, — убеждённо покачала головой она. — Женщин очень мало, женщина женщину никогда не обманет, это же настоящее предательство, даже хуже!

Я говорила, дорийцы шизанутые? Беру свои слова назад, по сравнению с этими — они верх адекватности и логики!

Не быть мне дипломатом, политиком и разведчиком. Сто процентов. Папа бы на это сказал, что у всех свои тараканы, и личные тараканы — личное дело каждого. Он мне, помнится, такое про Дору говорил.

Самое интересное, она мне действительно поверила беспрекословно. И когда, вызванные через Володькину болталку, явились мужчины (судя по всему, далеко они не уходили), она хоть и жалась к брату, но на Инга косилась уже без ужаса, с любопытством. Что касается мужчин, они вроде бы пребывали в ровном расположении духа, то есть — не поругались. Я помнила, что они в конце концов в своё знакомство поладили, но уж очень странно сегодня выглядел Вовка. Хотя именно сейчас он немного более походил на себя-нормального, разве что был нехарактерно-задумчивым. Правда, по безмятежно-невозмутимой физиономии Инга я заключила, что всё с братом в порядке. Если бы тот выдавал какие-нибудь не вполне адекватные реакции, думаю, дориец бы это заметил.

— Ну что, пошли с остальным семейством знакомиться? — бодро предложила я, приобнимая новоявленную родственницу за плечи. Не люблю я обниматься с посторонними, но тут вроде как уже и не посторонние, да и для дела надо. Ичи-Ти на такой контакт отреагировала очень положительно, даже улыбнулась. Улыбка у неё оказалась хорошая, правильная. Живая такая, во всё лицо сразу.

И мы всей компанией двинулись в сторону дома.

— Мам, мы вернулись! И нас много! — с порога окликнула я.

— Ты чего орёшь? — хмыкнула она, выныривая в прихожую из кладовки с банкой в руках. — Опа! Товарищ капитан, а ты-то когда прибыл, и чего не предупредил? И это что за чудо в перьях? Здрасьте, — кивнула мама.

— Тут в двух словах не получится, — вздохнула я, потому что Володька голос подавать не спешил.

— Ладно, давайте в зал, только разуйтесь. Сейчас мы с отцом придём, — посерьёзнела она.

Мы, следуя рекомендации, прошествовали в гостиную, где расселись. Наблюдая за поведением Вовки, я не знала, не то умиляться, не то паниковать. Над своей крошечной иномирянкой он трясся как наседка над единственным яйцом. Всё пытался её поудобней усадить, то и дело спрашивал, всё ли хорошо. А Ичи-Ти от такого внимания страшно смущалась, но всё равно было видно, что ей приятно. Хотя и неловко перед окружающими.

— Так, ну, что за паника? — бодро поинтересовался отец, входя в комнату. У него на плечах, с удовольствием вцепившись ручонками в волосы, гордо восседало мелкое белобрысое существо. Судя по всему, тот самый Ромка, мой младший братик. — Владимир, какого чёрного гоблина? — глянув на Володьку, отец переменился в лице.

— В каком смысле? — хором поинтересовались мы вместе с вошедшей следом за ним мамой.

— Так, ну-ка, женщина, возьми мелкого, а мне со старшим поговорить надо, — отец решительно отцепил взвывшего недовольной сиреной ребёнка от собственной головы, и вручил жене. — Так, Роман Дмитриевич, что за недостойные офицера истерики? — строго нахмурившись, он погрозил младшему пальцем. И, — вот же чудеса воспитания! — вопль тут же стих, и мелкий послушно вцепился ручонками в мамин воротник. — Пошли, — строго глянув на Владимира, кивнул куда-то в сторону отец. Оба вышли.

— Мам, это что было? — я растерянно подняла на неё взгляд.

— Понятия не имею. Ну, Володька, конечно, не очень выглядит, но я бы не сказала, что совсем плохо. Не знаю уж, что там отец углядел, — она плюхнулась на ковёр возле кресла и усадила рядом с собой малыша.

— Инг? — вопросительно покосилась я на дорийца.

— Всё будет хорошо, арая, — мягко проговорил он.

— То есть, рассказывать не будешь? — ехидно уточнила я.

— Это слишком личное, не нужно, — качнул головой Инг. — Не волнуйся, всё правда будет хорошо.

— Ладно, поверю на слово. А пока: мама, знакомься, это Ичи-Ти, твоя невестка, Вовкина жена.

— Нормально, — вытаращилась на нас мама. — А ну-ка, требую подробностей!

В итоге мне пришлось работать переводчиком между горящей любопытством матушкой и сияющей радостью Ичи-Ти. Но общее внимание тем временем было сосредоточено на Ромке. Мелкий, упрямо поднявшись на ноги, с требовательным воплем «иди сюда!» ломанулся к Ингу. В его колено и финишировал, и требовательно протянул руки; так что даже дориец, не понимающий нашей речи, прекрасно сообразил, чего от него хотят. И с абсолютно невозмутимым видом пристроил мальчика на колене.

Надо было видеть выражение лица матушки в этот момент. Она на меня с таким намёком косилась, что у меня возникло огромное желание поспешно куда-нибудь слинять. Не понять, что имела в виду эта коварная женщина, было сложно.

Надо же было так спалиться! Одно дело, что я знаю о таланте Инга ладить с детьми. Но другое дело — мама! Она же мне всю голову прожужжит на эту тему. Одна радость, так удачно Володька подвернулся с его очаровательной женой. Может, нам хоть поровну достанется.

Минут через двадцать в комнату вернулся Вовка в сопровождении отца, причём тот вёл его перед собой, придерживая за плечо. А сам брат выглядел как будто значительно лучше. Во всяком случае, он улыбался: хоть и кривовато, но вполне бодро.

— Ладно, вы пойдите, прогуляйтесь, обсудите всё и решите, — похлопал отец Вовку по плечу. Тот забрал с дивана свою компактную супругу (причём именно забрал, на руки) и куда-то вместе с ней удалился. — Так, а это что такое? — генерал Зуев заинтересованным взглядом оглядел композицию на диване из общающихся о чём-то непонятном Инга с Ромкой. — Нет, ну на пять минут отвернуться нельзя! Вот своих заводите и играйтесь, тоже мне, — с ехидной ухмылкой сообщил он, подхватывая сына на руки.

— Па, что с Вовкой? — в надежде соскочить с опасной темы, поинтересовалась я. А то ещё выскажут мне про этих «своих» прямо сейчас, а ругаться не хотелось.

— Да, Дим, что стряслось? — присоединилась ко мне мама.

— Какие же вы, женщины, любопытные! — фыркнул тот, подкидывая радостно визжащего ребёнка. Меня прямо зависть взяла; я, помнится, в детстве тоже так летала. — Всё с ним нормально.

— Муж, не серди меня, — проворчала мама. — И хватит ребёнка пугать, ещё уронишь сейчас!

— Вот можно подумать, хоть одного уронил, — хмыкнул тот в ответ. — Я же говорю, всё со старшим в порядке, оклемается.

— Дмитрий Иванович, я последний раз спрашиваю, — строго хмурясь, мама поднялась с пола.

— Да говорю же, всё нормально, бывает. Перегорел он, сломался, — пожав плечами, сообщил отец, уселся на диван и похлопал ладонью рядом, приглашая маму присоединиться. Я тут же, впечатлившись трогательной сценой, подкатилась под бочок к Ингу. В итоге на нашем объёмном угловом диване образовалась идиллическая семейная сцена.

— В каком смысле? — напряжённо уточнила мама.

— В обычном. Сломался, к оперативной работе не годен. Такое нередко случается, когда боец переживает что-то, что психика не способна переработать, — он невозмутимо пожал плечами. — У кого-то она более гибкая, у Володьки оказалась менее гибкая, только и всего.

— И что теперь?

— Всё как обычно. Сейчас формальности все закончатся, оформят ему отставку — как полагается, по ранению, со всеми регалиями и почестями. Девочка у него хорошая, будут жить на Земле. Может, инструктором пойдёт, его с таким послужным списком куда угодно возьмут. А, может, тут останется, на природе. Вот сейчас всё обсудят, да решат. Так что без паники, угу? И не дёргайте парня, ему и так нелегко пришлось, — поморщился он. — Оклемается, может, расскажет о своих ратных подвигах и жизненных неурядицах. Но только сам, без допросов. Вот, Роман Дмитриевич, запоминайте: женское любопытство — страшная штука и вообще смерть разведчика, — серьёзным тоном обратился он к сыну. Тот даже вполне искренне согласился.

— Нет, погоди, Дим. Мне очень не нравится это слово — «сломался», — не удовлетворилась пояснениями мама.

— Чёрт, ну, психологическое истощение у него сильное, так тебе спокойней? — фыркнул отец. — Не он первый, не он последний. Работа такая. Живой, почти здоровый и активно идёт на поправку, что тебе ещё надо? Очень своевременно ему эта девочка попалась, и очень удачно он в неё так вцепился. Потому и трясётся над ней так, что понимает, без неё было бы хуже. Вы, женщины, крови конечно много пьёте, но порой здорово выручаете своим существованием.

— Нет, ну видали нахала?! — возмутилась мама. — Кровь у него пьют! Сколько я на него нервов извела, а он…

— Да-да, лучшие годы жизни, это само собой, — ехидно оскалился отец.

— Ах ты! Да я!

— Родители, не ссорьтесь, — хмыкнула я. — Вы мне лучше расскажите, как вы всё-таки познакомились, раз у нас тут такие темы о семейном счастье и благополучии зашли.

— А, может, я лучше готовить пойду? — тут же встрепенулась мама и попыталась спастись бегством. Правда, её не пустили.

— Сиди, Лесь, Варька уже взрослая, уже можно, — хмыкнул отец. — Обычно познакомились, в постели.

— В каком смысле? В чьей? — озадаченно вытаращилась я на них.

— Ну, юридически — в моей, — он пожал плечами.

— Ма-ам? — вопросительно протянула я. Она смущённо хмыкнула, слегка порозовела, но — принялась колоться.

— Да, понимаешь, пошли мы с девчонками в клуб, отмечали Веркин день рождения. Ну, вроде как взрослые уже — институт закончили, больше года работали, как-то не солидно дома с тортиком. И пошли женским коллективом впятером, а там атмосфера такая располагающая оказалась, коктейли вкусные. Ну, мы и накоктейлились от души, да ещё с непривычки. Девушки-то приличные были, молодые учительницы, все непьющие. И надо же было такому случиться, что буквально за соседним столиком гуляла компания молодых офицеров. Мы девушки, конечно, приличные, но тут такое испытание — хороши, черти, залюбуешься же! Где нам таких встретить: что в институте, что на работе коллектив исключительно женский, а те мужчины, что были — сплошные интеллигенты вроде твоего Валерки. А тут — такие! Высокие, плечистые, обаятельные, да ещё нас тут же в оборот взяли.

— Ещё бы, — фыркнул отец.

— Не перебивай, я рассказываю, — мама ткнула его локтем в бок. — Ну вот, мне один сразу приглянулся: чернявенький такой, улыбчивы-ый, глазища чёрные.

— Погоди, погоди, какой — чернявенький? — перебила я, с намёком кивая на отца.

— Алехандро Лосано, был у нас такой, — пояснил тот. — Чтоб тебе было понятно, что это был за человек, сложи Сёмкину болтливость и Ванькину блудливость, получится что-то близкое, — фыркнул он. — Короче, гроза женщин — это мягко говоря.

— А ты думала, я сразу на этого что ли внимание обратила? — кивнула на мужа мама. — Ха! Да эта язва меня минут через пять из себя вывела; я в жизни никогда такая злая не была, как тогда на него! Главное, он всех подначивал, но ко мне почему-то особенно прицепился. И всё говорил, что я мамина дочка, и вообще мне уже домой, спать пора, и нечего тут со взрослыми дядями ошиваться, заведение вообще с двадцати одного года. Особенно обидно было оттого, что, гад, по больному месту бил: я из девчонок всегда самой несолидной выглядела, в свои двадцать один — тянула максимум на шестнадцать, всегда за школьницу принимал. Хорошо хоть, младшие классы вела! Да ещё с маминым тотальным контролем действительно была самая неиспорченная из всей компании. Наверное, была бы трезвая, я бы разрыдалась, а тут буквально шлея под хвост попала. Я ему и сказала — мол, если так понравилась, так ты хоть на танец девушку пригласи, если сам не можешь догадаться, как по-другому внимание привлечь. Я-то спортивными танцами с пяти лет занималась, и вполне успешно, так что знала, с какой стороны к партнёру подойти, так что опозориться не боялась. А он взял и пригласил.

— Па, но ты же не умеешь танцевать? — озадаченно хмыкнула я.

— Не умею, — не стал спорить он. — Но отказаться-то не мог! Зато я другое умел, и мы в общем-то не танцевали, — губы его сложились в довольную ухмылку.

— Целовались мы, — со смешком пояснила мама. — У меня в этом опыт небольшой, но был. Во всяком случае, прикинуться более-менее умудрённой женщиной удалось. И что-то ему, — короткий кивок в сторону, — так понравилось, что он меня весь вечер с коленей не спускал. А во мне уже столько дурной храбрости было, да ещё так у него ловко и приятно это выходило, что я совершенно не сопротивлялась.

— Погоди, дальше я догадываюсь, — опять перебила я. — Но вы же как-то упоминали, что мама тебя спасла?

— Не-е, дальше ты не догадываешься, — ухмыльнулся отец. — Дальше ещё хуже было. Спасти-то она меня спасла, но утром и от женитьбы.

— В смысле? — вытаращилась я на него.

— В прямом, — он пожал плечами. — Девушка у меня тогда была, мы через полгода пожениться собирались. Я даже вроде как влюблён был по уши, но тут эта пигалица вдруг так зацепила, что я про Аньку даже не вспомнил в тот вечер, и ночью не вспомнил. Вспомнил только утром. Когда проснулся с больной головой, не очень ясными, но крайне приятными воспоминаниями о вчерашнем и мыслью, что я никак не могу вспомнить имя юного создания, уютно дремлющего у меня под боком. Потом создание проснулось, мы познакомились заново, попытались оценить масштабы катастрофы, и в этот момент как раз Анна явилась. В общем, ситуация как в анекдоте. Потом… чёрт, вспомнить стыдно, что было. Анька орёт, эта рыдает, а тут я с ужасом соображаю, что мне через полчаса надо быть в космопорте, иначе с меня погоны снимут, и как бы не голову, потому что боевой вылет. Анька сама ушла, Леську я буквально выставил…

— Ну, не совсем, ты меня до остановки подбросил, — хмыкнула мама.

— Не мешай каяться, — шикнул на неё отец. — Короче, всех разогнал и на космодром кинулся, чудом успел. Окончательно очухался и протрезвел только когда уже взлетели, и начало до меня потихоньку доходить. Во-первых, на тему невесты моей. Я сообразил, что она должна была быть уверена, что я уже улетел, и не совсем понятно было, какой тёмной материи она забыла у меня дома в моё отсутствие. Да и вообще, как-то вдруг вспомнилось много мелочей, и я, можно сказать, прозрел, сообразив, что не просто так кое-кто из моих друзей Аньку недобрыми словами называл. А, во-вторых, на тему этой случайной девочки. Дошло до меня, хоть и с опозданием, откуда там кровь взялась на простынях. Сроду никогда себя такой мразью не чувствовал. Даже не столько сам факт совращения приличной девочки меня расстраивал, сколько… расстались мы как-то уж совсем нехорошо. Недостойно офицера поступил, да и вообще — мужчины, но вернуться для извинений возможности не было. Командировка длинная, напряжённая оказалась, больше полугода мы там проторчали, и всё это время меня совесть грызла. Всех, с кем тогда в кабаке сидели, расспросил, выяснил, кто что помнит. Набралось много: что школьные учительницы, даже школу кто-то запомнил, и даже специальность моей пигалицы. Так что прилетел я и первым делом пошёл свою совесть успокаивать. Как был, в полевой форме с вещмешком. Звоню в дверь — и чуть прямо там не падаю, потому что открывает мне дверь бледная тень с характерным таким пузом.

Я только присвистнула на этом моменте, потому что слов не нашлось, а дальше опять подключилась мама.

— А я, собственно, расставание не так уж страшно пережила, как он себе воображал. Понимала, в общем-то, что мужик ни в чём не виноват, сама дура, и вечером я совсем не возражала. Хреново мне стало, когда я вскоре сообразила, что он мне перед уходом подарочек оставил. То есть, не просто хреново, а действительно безумно страшно. И аборт делать страшно, — убийство же всё-таки, — и как представлю, что мать на это скажет, так хоть самой голову в петлю. Думала-думала, ревела-ревела, а потом решила: раз так всё сложилось, что делать, будем жить как есть. Хотя, если бы не Верка, я бы точно рехнулась; и так нервы, и беременность ещё тяжёлая была, короче — врагу не пожелаешь. Красавца-офицера залётного вспоминала, но всё больше недобрым словом и по утрам, в обнимку с унитазом. И уж чего я точно не ожидала, так это явления его у себя на пороге. И если ты думаешь, что я была рада его визиту, ты плохо меня знаешь, — хмыкнула она.

— Не рада — это слабо сказано, — вставил отец. — Если бы могла, наверное, с лестницы бы спустила. Говорит, мне одной встречи с тобой хватило на всю жизнь, проваливай-ка ты отсюда, мил человек, а то орать буду. А я стою, и чувствую себя идиотом и просто последней сволочью. Но, думаю, нет уж, если я сейчас уйду, я себе этого точно не прощу, а беременную бабу слушать — последнее дело. Я её в квартиру задвинул, зашёл осмотреться, и мне совсем уж стыдно стало. Не жильё, каморка.

— Угу, много снимешь в центре города с зарплатой учителя младших классов, — вставила мама.

— Вот я огляделся и решил: хрен там, не пойдёт. Чей ребёнок — даже спрашивать не стал, там всё по лицу видно было. Говорю, собирайся, женщина, нечего тебе тут гнездиться, а она в ответ — в слёзы. Разозлился, думаю, не хочешь по-хорошему — будет как получится. Сам что нашёл — собрал, эту дуру в охапку и домой. Дальше опять как в анекдоте. Приезжаем — чёрный гоблин! Анька встречает, вся такая благодушная, и насмехаться ещё начала, что, мол, кого я вообще приволок. Эта — опять в слёзы, сбежать рвётся. Я окончательно озверел, на Аньку нарычал так, что больше её не видел; даже стыдно, хоть и стерва — а всё равно женщина, опять я как-то не по-человечески себя повёл. Но меня в тот момент больше беспокоила эта рёва с пузом. Я её внутрь завёл, говорю, теперь будешь жить тут, возражения не принимаются. Хожу, показываю, где кухня, где спальня, где ванная, а тут меня вызывают. Майор наш, злющий как дьявол, говорит, Зуев, так тебя разэдак, если сейчас через две минуты не прибудешь в расположение и не доложишься по форме, оформлю как дезертира и под трибунал пущу. Я вещи бросил, Леське говорю: «Мне сейчас по делу надо, через два часа вернусь, не найду тебя здесь — хуже будет». Всю дорогу прикидывал, где я эту дурёху разыскивать в первую очередь буду, потому что, честно говоря, не верил, что она действительно на месте останется. Однако возвращаюсь — мама дорогая, мало того, что барышня моя дома, так ещё и с ужином готовым.

— Это он просто себя со стороны не видел, а то бы не сомневался, что я никуда не денусь, — захихикала она. — Не видела ты, Варька, как твой отец в молодости жутко выглядел, когда бесился. Это потом уже, как с разведкой связался, стал более-менее сдержанный. Я первые минут десять вообще на том месте простояла, где поставили, шевельнуться боялась. Потом ещё немного побродила, а потом скучно стало, есть захотелось. В холодильник сунулась — шаром покати. Ещё помаялась, потом не выдержала и продукты на дом заказала. Думаю, хоть руки займу. А потом этот прибегает, взъерошенный такой весь, заморенный. Надо было видеть, как он мою стряпню уписывал, я прямо умилилась! Потом мы немного поговорили, вроде как успокоились оба, пришли к консенсусу. Мол, раз оба набедокурили, логично, что и расхлёбывать обоим. Я, правда, поначалу пыталась ещё гордость включить, но этого попробуй переупрямь.

— И чёрт его знает, сколько бы мы так прожили, — подхватил отец. — Нет, думаю, рано или поздно всё равно бы свадьбой кончилось. Потому что я смотрю — девочка действительно хорошая, вроде скромная-зашуганная, а с характером, с юмором, не дура, не истеричка, да ещё готовит. Что ещё мужику для счастья надо? Но поженила нас в итоге тёща. Приезжаю я как-то к вечеру домой, и вижу картину маслом. Сидит Леська, серая и чуть живая, вся в слезах, а тут эта грымза вышагивает и морали ей читает, мол, да как ты могла, да что ты дура делаешь. А эта сидит, руками себя обняла и лепечет что-то про «мам, ну, не сердись». Зло меня такое взяло, аж до кровавой пелены, что кто-то на мою пигалицу ругаться посмел. Я в кухню вошёл и говорю: вы, мол, гражданочка, потише, не у себя дома, и жену мою не трожьте.

— Угу, «гражданочка», — фыркнула мама. — Он её такой конструкцией многоэтажной припечатал, бедная мама пятнами пошла, я думала, ей плохо станет. Я сама там чуть в обморок не шлёпнулась, отродясь таких оборотов не слышала. Потом он её выставил, — в прямом смысле, кстати, приподнял и вынес наружу, — со словами «приходить, прежде сцедив яд и сдав в соответствующую инстанцию». Я так обалдела, что даже ничего ему не сказала. А на следующее утро он меня взял за шкирку и жениться поволок. Опять-таки, моим мнением не интересуясь. Такая вот мелодраматическая история, хоть кино снимай.

— М-да, — протянула я. — Теперь я понимаю, почему мне всего этого в детстве не рассказывали. Правильно делали! Не, ну ты слышал? — подняла я взгляд на Инга.

— Слышал, слышал, — с улыбкой ответил он. — И это многое объясняет в твоём характере, — засмеялся дориец.

— Да, пожалуй, — вынуждена была согласиться я. — И в биографии, похоже, тоже. И не только моей! Боюсь представить, как при такой наследственности женится Ванечка. А уж Сёма! Кстати о птичках; а где Ваня?

— Ну, где он может быть? — усмехнулся отец. — Блудит на букву «я».

— Дима, — укоризненно протянула мама.

— Что — «Дима»? Дима, как видишь, паинькой сидит дома, — рассмеялся он. — А у Ивана в самом деле свидание с какой-то очередной красоткой, но он клялся и божился, что к вечеру будет дома и даже попробует взять бабушку на себя. Лесь, а у тебя там ничего не горит? — иронично поинтересовался отец.

— Ой! Рулет же! — ахнула она и кинулась в сторону кухни.

— Инг, поможешь? — вопросительно вскинув брови, он кивнул маме вслед. Дориец без возражений, мимолётно чмокнув меня в макушку, удалился в указанном направлении, а я без намёков двинулась к отцу. Ясно же, ко мне какой-то вопрос, если всех так аккуратно выставили из гостиной.

— Слушаю вас, мой генерал, — шутовски козырнула я, плюхаясь на диван рядом с ним.

— Да я, в общем-то, хотел на всякий случай поинтересоваться, как твоя служба, да и вообще, — он слегка пожал плечами.

— Вообще — спасибо тебе большое, — расплывшись в улыбке, я, приподнявшись, обняла его за шею и смачно чмокнула в щёку.

— Ишь ты! — иронично усмехнувшись, он качнул головой. — Это в честь чего я такой благодарности удостоился?

— За Инга спасибо, — честно ответила я. — Он правда бесконечно чудесный и я его, кажется, ужасно люблю.

— Да, не спорю, хороший парень, — хмыкнул отец. — Ты его только подготовь к встрече с бабушкой; предрекаю, ему придётся пройти через то же, через что прошёл я в своё время. Не любит ваша бабушка военных, просто до истерики. И если богатырям ещё скрепя сердце прощает, то ты у неё была последней надеждой на появление в семье кого-нибудь более-менее интеллигентного. А твой дориец существо внушаемое, наслушается её бухтения и сделает какую-нибудь глупость.

— Ну, мне кажется, ты его несколько недооцениваешь. Да и не денется он никуда; зря я что ли согласилась за него замуж выйти, — хмыкнула я. — Ты только маме не говори, я боюсь, она мне с братцами такое устроит вместо свадьбы… Я хотела втихаря, как Вовка.

Отец задумчиво улыбнулся, кинул взгляд на дверь в кухню, потом не то укоризненно, не то насмешливо качнул головой.

— Знаешь, давай мы лучше не будем расстраивать маму. Очень Володька обидел её своим поступком.

— Да ладно? — опешила я.

— Обидел, — кивнул отец. — Но тут она больше сосредоточена на том, что у него при этом со здоровьем проблемы, и женитьба на этом фоне как-то меркнет. А вот ты её очень расстроишь. Знаешь, давай договоримся так. Я понимаю, почему ты хочешь от всех спрятаться, но предлагаю компромисс. Я беру на себя маму и парней, не даю им устроить из события балаган, и, пользуясь служебным положением, устраиваю вам это мероприятие в любой указанный день до конца отпуска, а ты немного пострадаешь за идею. Ей это действительно очень важно.

— Откуда такие сложности? — озадаченно хмыкнула я.

— Ну, изначально, конечно, бабушка виновата с этим её классическим воспитанием, — он недовольно поморщился. — Она свято уверена, что всё должно быть как в классических романах древности: помолвка, вздохи под луной и никакого секса до свадьбы. Мама у нас женщина умная, и она понимает, что это всё-таки крайности, но… знаешь ведь, родители часто пытаются реализовать в детях то, что у самих не получилось.

— А-а, в свете вышесказанного я понимаю, к чему ты клонишь. Имеешь в виду, она переживает, что у неё всего этого не было? Ну там, красивого платья и прочих глупостей? — уточнила я.

— Именно. Она-то, конечно, смирилась, и особо не возражала, и ситуация у нас другая была, и я был моложе и глупее. Но, что называется, осадок остался. Сделаешь маме подарок, а? — он потрепал меня по плечу.

— Куда же я денусь, — вздохнула я. — Если ты уверен, что ей это действительно очень важно, немного потерплю. Но только без ужасов с похищением невесты, без выкупа и толпы гостей.

— Ну, гостям у нас в принципе негде взяться, а с остальным разберёмся. От выкупа я парней отговорю в приказном порядке, а похищение предыдущее засчитаем, — хмыкнул он, поцеловал меня в висок и, похлопав по плечу, напутствовал. — Ну, иди, делись с мамой новостями и готовь мужа к знакомству с бабушкой. Если к этому вообще можно подготовиться.

— У меня другое предложение. Я лучше маме вечером расскажу, когда бабушка уедет.

— Принимается, — ехидно усмехнулся отец. — Твоя правда; мама точно проболтается, и тогда бабушка может и не уехать, а мы ведь этого не хотим?

— Любовь к бабушке измеряется световыми годами, — захихикала я. Потом призадумалась. — Па, а как с Володькой быть? Она может и не сообразить, что его лучше не трогать.

— Не волнуйся, она хоть и специфическая женщина, но всё-таки не дура, и зла вам не желает. Володьку она скорее всего хвалить будет: в отставку вышел, женился, решил остепениться и жить на Земле. Опять же, повторяю, у неё будет другая мишень.

Час «Б» (в смысле, «бабушка») настал около восьми вечера.

Уже и Вовка со своей во всех смыслах звонкой супругой вернулся с прогулки и сообщил отцу, что, если тот не возражает, они бы с радостью остались вот прямо здесь, на ферме. Естественно, отец не возражал, а мама так вовсе была на седьмом небе от счастья: ещё бы, хоть один из отпрысков осядет в спокойном месте, и не надо будет за него беспокоиться.

Уже я как могла подготовила Инга к будущей встрече, раз триста попросив его не придавать особого значения бабушкиным словам. Не знаю, насколько мне удалось донести до него важную информацию, но утомить своими напоминаниями явно получилось. Не просто же так, когда я в очередной раз завела ту же тему, меня (под дружное ехидное хихиканье родных и недоумение Ичи-Ти) закинули на плечо со словами «прошу прощения, нам надо поговорить» и унесли в спальню. Хотя говорить мы там не говорили, а занимались другими, гораздо более приятными вещами.

Уже нагрянули в гости в качестве моральной поддержки тётя Вера с дядей Славой и Валеркой, и тётя Вера даже высказала своё восхищённо-ироничное «ого!» в адрес моего дорийца, а дядя Слава жизнерадостно помянул наследственность. Они-то, в отличие от бабушки, точно знали, что мы с их сыном просто друзья. И тётя Вера, кстати, с самого моего детства предрекала маме, что пай-девочки из меня не получится.

Уже даже Ваня, как и обещал, управился со своим очередным свиданием и вернулся домой до появления бабушки.

В общем, таким вот семейным составом мы суетились в столовой, порой курсируя оттуда в кухню, и накрывали на стол. Под ногами с радостным визгом носился Ромка, через которого все перешагивали; мама с тётей Верой шумно обсуждали какую-то общую знакомую; отец с Ингом, дядей Славой и Ваней тихонько разговаривали о чём-то явно очень весёлом; Володька опять ни на шаг не отходил от своей зазнобы, которая в полном шоке знакомилась с таким неординарным экземпляром мужчины, как Валерка.

Звонок в дверь прозвучал практически как гром среди ясного неба, все на мгновение замерли. Потом мама побежала открывать, а я споро шмыгнула под бок к своему дорийцу в виде моральной поддержки. И — та-дам! — на пороге явилась бабушка. При виде которой Инг кинул на меня весьма озадаченный взгляд, а я многообещающе улыбнулась.

Наша бабушка выглядит как истинный, что называется, божий одуванчик. Сухонькая, невысокая, хотя и безукоризненно-прямая. Белоснежные седые пушистые волосы (она очень поздно родила маму) собраны в аккуратный пучок, на кончике остренького тонкого носа узкие очки (ей по медицинским показаниям нельзя коррекцию зрения делать), внимательные серые глаза глядят пристально и строго. Одежда тоже вполне под стать: строгое серое платье до середины икры, слегка разбавленное белым шифоновым шарфиком, ридикюль, туфли на низком каблуке. Эдакая пожилая учительница — строгая, но справедливая.

Это если не вдаваться в подробности и не вспоминать, что она из себя представляет. А бабушка у нас, на минуточку, профессор и академик, гений субатомной физики, держащий в ежовых рукавицах один из крупнейших научно-исследовательских институтов соответствующей направленности. Её вообще все если не боятся, то опасаются; все, кроме одного-единственного человека, папы. Что называется, нашла коса на камень. По-моему, они взаимную вежливую неприязнь изображают скорее по привычке, а на самом деле относятся друг к другу с огромным уважением.

— Добрый вечер, — вежливо кивнула бабушка. Мы, опомнившись вразнобой поздоровались. — Олеся, но что же ты не представишь нас? Я вижу новые лица.

— Да, мама. Это Ичи-Ти, супруга Владимира, — услышав своё имя, вышеупомянутая робко улыбнулась и коротко поклонилась, сжимая обеими ладошка руку Володьки. — А это Инг, жених Варвары.

— Мило, — строго кивнула бабушка, оглядев Ичи. Таким тоном, которым обычно просят «убрать эту гадость куда-нибудь подальше», но в бабушкином случае это действительно похвала. После чего взгляд её перешёл к возвышающемуся рядом со мной Ингу и… мне показалось, или в комнате действительно стало прохладней? — О, Боже! А это что? — поджав губы, мрачно поинтересовалась она. — Молодой человек, надеюсь, вы не военный?

— Увы, — пожав плечами, Инг безмятежно улыбнулся. — Более того, потомственный.

— Варвара, ты меня разочаровала, — недовольно вздохнула она, бросив на меня строгий взгляд. — У мужчины главный рабочий орган — мозг, а вы явно по каким-то иным критериям выбираете, — проворчала бабушка. — Что ты, что твоя мать.

— Ну, кому чего не хватает, тот то и разыскивает, — ехидно фыркнул отец. Мама в ответ на это сделала страшные глаза и одними губами укоризненно проговорила привычное «Дима!» Разумеется, в этот раз, как и в сто тысяч предыдущих, не сработало.

— Да, с тобой, Дмитрий, это точно сработало: ни стыда, ни совести у тебя никогда не было, — парировала бабушка. В свете вскрывшейся истории знакомства родителей я бы с этим утверждением поспорила, но благоразумно не стала делать это вслух.

— Разумеется. Такие важные, но вредные в работе качества лучше держать отдельно от всех прочих, — хмыкнул генерал Зуев; он вообще почти никогда и никому ничего не пытался доказывать.

— Может, мы уже всё-таки сядем за стол? — робко попыталась организовать подобие порядка мама. Странно, но у неё это действительно получилось, и на некоторое время все оказались поглощены процессом утрамбовки на посадочные места за нашим внушительным овальным столом.

— Бабушка, расскажи лучше, как твой институт? — наивно попытался сбить дредноут «Профессор Ярослава Павловна Дунаева» с выбранного пути Ванечка. Три раза «ха»! Это не Валерка с его вирусами, бабушку голыми руками не возьмёшь.

— В моём институте всегда порядок и рабочая атмосфера, — отмахнулась бабушка. — Инг, у Вас странное имя, откуда Вы родом?

— С планеты Дора, это… — начал он.

— Я знаю, где это, слава Богу, с головой пока всё в порядке, — оборвала его бабушка. — Ученик обошёл учителя! Твоя мать хотя бы более-менее цивилизованного человека нашла, а эта приволокла какого-то дикаря из непонятной дыры. Вместо того, чтобы выбрать приличного молодого человека из хорошей семьи!

— Я бы на вашем месте задумался, кто её до такого довёл, — опять ехидно вставил папа.

— Полагаю, гены? — бабушка скептически вскинула тонкие аккуратные брови. — И кем же был этот молодой варвар на своей Доре? В каких войсках вы служили, юноша?

Мне вдруг представилась пьяная бабушка в синей космодесантной тельняшке, трясущая Инга за ворот формы, и с перегаром выдыхающая сакраментальное «Ты где служил, б**?!» Пришлось закусить изнутри щёки и уткнуться лицом в плечо сидящего рядом дорийца, чтобы не расхохотаться в голос: уж очень картинка получилась яркая.

— В переводе на понятия Федерации, это можно считать спецназом. После этого выполнял особые поручения для правительства, — невозмутимо ответил честный Инг.

— Чудовищно, — вздохнула бабушка. — Точно, гены. Варвара, ты должна это прекратить, пока не поздно! Надеюсь, ты ещё не беременна? — мрачно уточнила тактичная наша.

— Мы над этим работаем, — всё с тем же непрошибаемым спокойствием и детской непосредственностью заявил Инг, за что удостоился удивлённых взглядов всех знакомых с ним домашних. Даже отец бросил на него смеющийся взгляд, спрятав в уголках губ довольную ухмылку. Я же на дорийца косилась с опасением: что это на него нашло? Или он в бабушке углядел что-то эдакое?

— Дикарь, — неприязненно качнула головой бабушка, смерив Инга ледяным взглядом. — Сломаешь девочке жизнь! Впрочем, что с вас взять, солдафоны.

— Напротив, — мягко возразил дориец. — Сделаю всё, чтобы этого не допустить. Варвара слишком многое для меня значит, — он слегка пожал плечами и улыбнулся. Тепло так, без иронии, светло и ласково. Несколько секунд они в повисшей недоуменной тишине бодались взглядами — пронзительно-строгий бабушкин против открытой улыбки дорийца, — после чего случилось невероятное.

— Будем надеяться, — строго поджав губы, кивнула она. — Олеся, а что — Роман? Уже уверенно разговаривает? — переключила она внимание на маму. Непосредственный Ванечка тихонько восхищённо присвистнул, Володька растерянно качнул головой, а отец едва заметно кивнул с одобрительной и будто слегка виноватой улыбкой.

— Ты что, на неё повлиял что ли? — прошептала я, не выдержав пытки неизвестностью, когда за столом возобновились разговоры ни о чём.

— Нет. Варь, давай об этом потом, хорошо? — тихо шепнул в ответ Инг, аккуратно сжав в руке мою ладонь.

Я растерянно хмыкнула и сделала попытку порассуждать логически. Правда, ни до чего конкретного додуматься так и не сумела: в голове прочно засела установка, что наша бабушка — железная несгибаемая леди, далёкая от человеческих слабостей, и подобным образом отреагировать на спокойную правдивость дорийца она просто не могла. Единственное, я пришла к выводу, что папа опять всё понял, и можно попробовать допросить заодно и его.

Так что остаток семейных посиделок прошёл очень весело и энергично, и провела я его в попытка собрать двух матёрых офицеров спецвойск, понимающих друг друга с полувзгляда, в одном помещении без посторонних. Надо ли говорить, что у меня не получилось ровным счётом ничего!

Спелись. Чёрт побери, когда я мечтала найти мужчину, похожего на отца, я не это имела в виду! Вот, спрашивается, где было его стратегическое мышление и проницательность, когда он от меня на Доре шарахался?!

В итоге я где-то через час окончательно потеряла терпение и, уцепив Инга за запястье, подошла к родителям.

— Па, разговор есть, пойдём, пошушукаемся, — в лоб сообщила я. Он в ответ только насмешливо усмехнулся и изрёк:

— А я всё ждал, когда тебе уже надоест развлекаться?

— Пойдём, пойдём! — и я уволокла обоих на крылечко. — Заодно подышим свежим воздухом и немного проветримся, а то в помещении уже душновато.

— Ну, и что за очная ставка? — весело поинтересовался отец, присаживаясь на перила крыльца.

— Я хочу, чтобы вы объяснили мне бабушкино поведение. Потому что вы двое явно что-то поняли, а мне интересно, и я уже вся извелась от любопытства! — честно призналась я.

— Если бы ты немного отвлеклась от привычного образа бабушки и подумала, ты бы и сама могла догадаться, — пожал плечами папа. — А Инг вот оказался значительно проницательней, чем твоя мама и я в своё время.

— Со способностями Зеркала это было несложно, — пожал плечами дориец, осторожно приобнимая меня, привлекая к себе и пристраиваясь на тех же перилах.

— Что, бабушка у нас тоже какой-нибудь тайный спецагент? — возмущённо фыркнула я.

— Варя, — укоризненно нахмурился отец, но глаза его смеялись. — Всё действительно очень просто, — вздохнул он. — Она не то чтобы не любит военных, она просто очень боится; нет, не военных, а за вас. За маму и за тебя. Все эти разговоры про недостаток интеллекта и мечты о мальчике из хорошей семьи, это всё последствия страха. Жена офицера — это очень трудная профессия, сопряжённая с огромным количеством нервных переживаний. Она очень любит Леську и тебя, и точно знает, как тяжело было вашей маме каждый раз меня ждать. Поэтому она меня… не то чтобы не любит, но не может мне простить вот этого ожидания. Учитывая, что я изначально считал её старой стервозной грымзой, отношения не заладились с первой встречи, — усмехнулся он. — А сейчас мы оба как-то втянулись.

— Ты это и учуял? — подняла я взгляд на дорийца. Тот пожал плечами и кивнул.

— Когда я сказал, что военный, она очень испугалась. Ну, и потом, мне показалось, что лучшей политикой в разговоре с ней будет честность.

— А что же она об этом никогда не говорила? — хмуро уточнила я. — Я бы может с ней гораздо меньше ругалась.

— Что, и во флот бы не пошла? — хмыкнул отец.

— Вот ещё! — возмутилась я.

— Ну вот, и она так же, — насмешливо улыбнулся он. — У нас вообще очень упёртая семейка, — и выглядел папа при этом крайне довольным. — А бабушка ещё и очень гордая, да и институт ей характер подпортил.

— Ага, попались! — вдруг раздался на крыльце звонкий голос мамы и звучный вяк Ромки. — Что это вы тут делаете? — подозрительно поинтересовалась она, с сыном на плечах полностью выходя на улицу.

— Курим, — с непрошибаемым спокойствием ответил отец. Мама машинально принюхалась, потом махнула рукой.

— Да ну тебя. А то я не знаю, что из вас никто этой гадостью не увлекается, и ни от кого табаком не пахнет, — хмыкнула она.

— А кто говорил про табак? — папа удивлённо вскинул брови. — Есть много других интересных вещей, которые можно курить.

— Дима! — возмущённо протянула мама. — Ладно — сам дурак, но Варьку-то…

А я захихикала, уткнувшись лбом в плечо Инга. Всё-таки, замечательные у меня родители, просто уникальные! И ведь кому расскажи — не поверят, что грозный глава контрразведки Земной Федерации курит дурь, а его миниатюрная домашняя жена его за это грозно отчитывает.

— Лесь, ну что ты как маленькая всему веришь? Не позорь меня в глазах ребёнка, — вздохнул он. — Это было лет тридцать назад два раза, и кто-то, помнится, совершенно не возражал.

— Ага, попался! — злорадно сообщила мама, показав язык. — Вот, годы практики — и у меня тоже иногда получается его подловить! — сообщила она нам. — Ладно, пойдём уже в дом, а то спрятались тут и заговоры плетут… курильщики.

И мы пошли. То есть, они пошли, а я большей частью болталась у Инга под мышкой, потому что от смеха не могла передвигаться самостоятельно. Нет, ну какие же они… клёвые! Учитывая историю их знакомства, я, кажется, начинаю любить их ещё больше. Вот за эту самую откровенность, искренность и отсутствие попыток строить из себя непогрешимое совершенство, что иногда случается, например, с бабушкой. И вообще с подавляющим большинством родителей.

Очень мне с ними повезло. И с Ингом тоже повезло; какой он замечательный! Особенно когда меня обнимает, и вот так улыбается — светло, искренне и радостно.

В эйфорическом состоянии любви ко всему миру и к своей семье я пребывала недолго, ровно до утра. И это ещё моё счастье, что маме надо было идти укладывать Ромку, и она не высказала мне всех восторгов в связи с предстоящим замужеством с вечера, когда я донесла до неё эту радостную весть. А утром, когда я, зевающая и пока довольная, в сопровождении своего невозмутимо-спокойного дорийца спустилась к завтраку, меня взяли в оборот.

Услышав план действий на сегодня, я с ужасом поняла, что для того, чтобы всё это успеть, нам придётся научиться телепортации. И даже в том случае, если у нас это получится, в один день мы точно не уложимся. В неделю — минимум; это если без перерыва на сон.

— Мам, а ты уверена, что это всё необходимо? — робко проблеяла я, пытаясь вклиниться в её радостное щебетание на третьем десятке магазинов свадебной моды. Такое впечатление, что к этому светлому событию она готовилась всю мою жизнь начиная с рождения. Потому что, по моему скромному мнению, найти столько информации за несколько часов просто невозможно.

— Разумеется! — праведно возмутилась она. — Ты одета? Вот и отлично. Дим, когда Ванька проснётся, передай, что я взяла его драндулет. Всё, не скучайте без нас, мальчики! — чмокнув на прощание оставленного на попечение мужчин Ромку и откровенно потешающегося отца, мама на буксире выволокла меня из дома.

— Погоди, ма, а когда ты успела научиться водить аэробайк? — сообразила я, что именно царапнуло меня в её прощальной фразе.

— Да что там учиться? Сел и поехал! — беспечно отмахнулась она. — Да не бледней ты, шучу, у меня даже права есть. Так меня твой отец и пустит за руль без уверенности в том, что я не убью транспортное средство и себя с ним заодно, — со смесью веселья и нежности сообщила она.

— И после этого ты мне гравидоску запрещала?! — возмутилась я.

— Кхм, — смущённо хмыкнула она, открывая запрятанный под навесом шкаф и вручая мне потёртый подшлемник-«балаклаву» и шлем со встроенным генератором силового поля, заменявший всю защиту целиком. — Примерь, Ванькин должен подойти, у вас обоих головы большие и умные. А я, честно говоря, недавно научилась. Сидела дома, скучно было, вот и… упросила Димку поучить. Кто же знал, что это окажется так увлекательно и совсем не страшно.

— Мои шаблоны трещат по швам, — со вздохом призналась я, натягивая «балаклаву» и поправляя под ней волосы, чтобы в глаза не лезли. Благо, догадалась заплести их в тугие косы. Тяжёлый чёрный Ванькин шлем плотно обхватил голову, подстраиваясь под её форму и приглушая звуки.

— Бывает, — весело улыбнулась мама, натягивая собственную защиту жизнерадостного зелёного цвета.

Блестящий вороной аэробайк, воплощение традиций и законов дозвуковой аэродинамики и предмет лютой зависти всех окрестных мальчишек, плавно поднялся в воздух и скользнул к горизонту. После такого введения я морально была готова к чему угодно, но оказалось, что я не настолько уж плохо знаю маму. Во всяком случае, водила она не как Ванечка, а по-женски аккуратно, хотя и без типично женских «изюминок», из-за которых в массовом сознании наших мужчин «баба за рулём — к несчастью». В общем, чувствовалась папина дрессировка.

А потом наступил мой личный Апокалипсис, потому что прогулка на аэробайке стала последним счастливым событием дня.

Я перемерила нарядов столько, сколько не сменила, наверное, за всю свою жизнь с рождения, если считать даже испорченные в детстве подгузники. Поначалу ещё пыталась высказывать собственные возражения и замечания, но очень быстро поняла, что они не решают ни-че-го. Мы были здесь ради процесса, и именно процесс выбора платья так нравился маме. Так что я приняла соломоново решение терпеть и верить, что рано или поздно ей это надоест.

Но часа через два к нам присоединилась тётя Вера, и я поняла, что это было только начало.

Меня вертели из стороны в сторону, прикладывали какие-то украшения, обували в какие-то туфли, прикладывали причёски и варианты макияжа. Я не сопротивлялась, с тоской понимая ощущения детских кукол и бесконечно им сочувствуя. Как хорошо, что в детстве я всё больше играла в солдатиков и роботов, и ни во что их не переодевала: совесть моя оказалась чиста.

В итоге домой мы вернулись уже в темноте, с кучей каких-то кулёчков (к слову, не имеющих ко мне никакого отношения) и в очень разном настроении. Мама лучилась энергией и рвалась действовать и планировать украшения дома к празднику и составлять список продуктов, а я чувствовала себя несвежим покойником, по недоразумению поднятым из уютной могилки. Сочувственно улыбающийся Инг принял мою тушку с рук на руки и уволок для реанимационных мероприятий. Тщательно отмоченная в горячей ванне, я отключилась минут через пять осторожного бережного массажа, и что дальше происходило с моей бренной оболочкой до утра, не имела ни малейшего представления. Но проснулась в охапке дорийца более-менее отдохнувшей и морально готовой к новому дню.

Этот ночной кошмар, повторяясь, преследовал меня целых две недели. К его концу я бы, наверное, согласилась на что угодно в любом формате, лишь бы меня оставили в покое, однако в этом самом конце меня поджидал сюрприз.

Пройдя через все круги предсвадебной подготовки, я умудрилась выжить, остаться в своём уме, в привычном теле и, что самое удивительное, оказалась счастливой обладательницей наряда, который не вызывал у меня нареканий и при этом чудесным образом не являлся комплектом формы. Более того, меня не перекрасили, не изменили мою любимую причёску (на которую, к слову, при создании давали пожизненную гарантию: волосы росли исключительно нужного цвета и в нужных местах), да и вообще из зеркала на меня на контрольной примерке смотрела я. Немного облагороженная, но — точно я.

Простое и изящное платье греческого силуэта из строгого белого шифона и переливчато-радужной органзы, аккуратная фата, скромный минимум серебристо-жемчужных украшений, удобные босоножки на невысоком каблуке. Ну, и на кружевное бельё я согласилась без возражений: надо же, чёрт побери, хоть немного побаловать моего дорийца! За самоотверженность и героизм, что связался с нашей семейкой.

— Ого, — раздался от входа папин возглас. Наш отец семейства стоял в дверном проёме, привалившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, и с интересом разглядывал стоящую на низкой табуреточке меня и почти бесцельно суетящуюся вокруг маму. — Лесь, а у нас получилась красивая дочь!

— Ты только заметил? — возмущённо фыркнула матушка.

— Ну, она умело это скрывает. В смысле, не то, что она красивая, а то, что она дочь, — рассмеялся он.

— Да ну вас, — надулась я. — Ты поиздеваться пришёл, или как?

— Поиздеваться я всегда готов, а так вообще по делу, — хмыкнул папа. — Новость у меня, только я никак не могу понять, хорошая она или плохая. Семён приехать не сможет, так что расслабься, твой самый страшный кошмар не сбудется.

— Надеюсь, всё хорошо? — всполошилась мама.

— Да, конечно. Просто служба, — пожал плечами он. — Он там надолго завяз; боюсь, скоро мы его не увидим, — отец насмешливо хмыкнул.

— Где — там? — настороженно уточнила она.

— Лесь, я могу соврать тебе что-нибудь удобоваримое, но не буду. Ты умная женщина, придумай что-нибудь сама, ладно?

— Как вы меня утомили уже со своими военными тайнами! — раздражённо проворчала мама. — Ты куда младшего дел?

— У нас мальчишник. Перед свадьбой, — ехидно ухмыльнулся он. — Да не волнуйся, с ним Инг сидит. Поразительно серьёзный и ответственный парень; даже странно, как эти двое умудрились сойтись.

— На себя посмотри, — хмыкнула я.

— Хм. Уела, твоя правда, — он развёл руками. — Ладно, пойду, обрадую парня, что его завтра ждёт приятный сюрприз.

Назавтра всё прошло очень мило и мирно. Наверное, потому что Семёна не было, и некому было превратить тихое семейное торжество в балаган. Лёгкий элемент безумия внесли только отец с поддержкой Ивана, но у них, в отличие от нашего недобитого разведчика, помимо чувства юмора имелось и чувство меры.

А самым смешным в этом мероприятии оказался тот факт, что в моей жизни ровным счётом ничего не изменилось. Ну, в самом деле, смысл было мучиться? Как летали на одном корабле и жили в одной каюте, так и остались. Куда деваться-то, у обоих в любом случае контракт ещё на семь лет. А потом… до этого «потом» ещё дожить надо было.