Алиса Лесина

Из мутного болота тяжелого, обрывочного сна выдернула боль, прострелившая плечо и вырвавшая из пересохшего горла крик. Меня сдавило, словно тисками, свернуло в позу эмбриона и прижало к чему-то жесткому. Я скорее интуитивно догадалась, чем поняла, что это Клякса перехватил меня поудобнее.

А потом мы упали.

Сердце подскочило к горлу и встало там комом от ощущения перегрузки, потом — ухнуло в пятки от чувства свободного падения. Распахнув глаза, я увидела тьму и задохнулась от ужаса.

Следующий удар пришелся сбоку, потом — снова в спину измененного, а дальше я уже перестала понимать, где верх, где низ, падаем мы или летим. Мы были щепкой, которую ураган, запертый в каком-то лабиринте, трепал, швырял и бил о стены.

Не знаю, как ориентировался в происходящем Глеб, но каким-то чудом он всегда умудрялся принять удар на себя, словно чуял, откуда тот последует. Я же сжалась в его руках, стараясь сгруппироваться и стать как можно меньше. Зажмурилась и горячо молилась, чтобы все это поскорее закончилось. Я уже отчаянно жалела не только о том, что не осталась с Югером, но даже о завершении той бесконечной дороги через мертвый город.

Не знаю, сколько это продолжалось. Показалось, что прошла вечность, прежде чем очередное падение оборвалось вязким всплеском, и мы рухнули в какую-то густую жижу с тошнотворно-сладким запахом гнили. Я чудом умудрилась не хлебнуть от неожиданности этой дряни, а потом с облегчением почувствовала на лице воздух.

— Погоди, не открывай глаза, это достаточно едкая дрянь, — предостерег меня Клякса.

Я только и сумела, что нервно кивнуть. Мужчина поднялся сам и попытался поставить на ноги меня, однако вышло это далеко не сразу: мышцы свело. Но терпения измененному было не занимать. Он опустился на одно колено, усадил меня на другое и принялся молча разминать сначала локти и плечи, потом — лодыжки. Это и так-то больно, а по свежим синякам, которые покрывали, кажется, добрую половину моего тела, и вовсе почти невыносимо.

Но я, стиснув зубы, терпела, только всхлипывала порой и шипела. Глеб делал то, что необходимо, а времени ждать, пока само пройдет, не было: малейшее промедление могло обернуться очередными неприятностями. Кажется, я начала привыкать к этому месту.

И только когда пытка прекратилась, оставив лишь ломоту в мышцах и ноющую боль в местах ушибов, я заметила еще одну деталь помимо мерзкого гнилостного запаха: лил дождь. Я в первый момент не поверила своим ощущениям и только поэтому не запрокинула лицо, чтобы поймать ртом хоть несколько капель, и тут мой затылок обхватила ладонь Кляксы. Я зажмурилась крепче, ожидая чего-то плохого — не знаю, чего именно и почему, а он вдруг начал тщательно вытирать мне лицо какой-то мягкой тканью. И было в этом простом действии столько отеческой, ласковой заботы, что стало одновременно неловко, смешно и очень тепло на душе.

— Можешь открывать, — наконец разрешил Глеб.

Я с трудом разомкнула слипшиеся веки, заморгала, пытаясь привыкнуть к свету — тусклый, сероватый, он здесь все же был. Правда, толком не успела оглядеться, а измененный уже вложил мне в руки черную скорлупку собственного шлема — она оказалась легкой и неожиданно тонкой.

— Пей, только медленно, очень маленькими глотками, задерживая воду во рту. Насколько я могу судить, она вполне пригодна.

— А ты? — смущенно спросила я: на дне плескалась пара глотков. Клякса не ответил, лишь выразительно выгнул бровь, и я, стушевавшись, приникла к «чаше».

Очень хотелось не удовлетвориться парой глотков, а осушить по меньшей мере половину такой посудины, но я с трудом заставила себя выполнить указания мужчины.

Наверное, это была самая вкусная вода в моей жизни, даром что тоже отдавала гнильцой. Конечно, хотелось еще, но и эти несколько капель принесли облегчение.

— Как ты? Цела? — спросил Глеб, забирая у меня посудину.

— Да, более-менее. Спасибо тебе большое! И за вот это падение, и за воду, и за… спасибо, в общем. Мне кажется, я сама точно покалечилась бы!

— Сама бы ты сюда не попала, — поморщился он. — Пойдем, а воды по дороге наберем.

— А… куда? — растерянно спросила я, оглядевшись. — Мы не будем ходить кругами?

От горизонта до горизонта раскинулась плоская угрюмая равнина. Ее устилала та самая буро-зеленая масса, в которую мы плюхнулись, где-то более светлая, разбавленная водой, где-то — собирающаяся в комки. Плотная пелена дождя свисала с низких, желтовато-серых, тоже словно бы грязных облаков. И все. Ни камня, ни дерева, ни какого-то другого ориентира.

— Что-то мне подсказывает, что именно здесь разницы нет, — со смешком ответил Клякса. — А идти надо. Ты не чувствуешь? Если стоять на месте, начинаешь вязнуть, так что нужно шевелиться.

— Ой! И правда, — пробормотала я, с усилием выдергивая ногу из вонючей трясины, и добавила с нервным смешком: — Какое неприятное ощущение, как будто кто-то за ногу схватил.

А в следующее мгновение мое бедро опалило жаром от скользнувшего совсем рядом энергетического сгустка — выстрела.

— Ты чего? — выдохнула я, испуганно уставившись на Глеба.

Тот без объяснений рывком придвинул меня ближе, опять выстрелил. Развернулся вполоборота, пальнул еще раз.

Кажется, началось то, ради чего нас сюда бросили. Из жижи под ногами поднимались… существа. Зеленоватые змеи-щупальца, волосатые твари, похожие на огромных облезлых собак, и человекоподобные образины, от одного вида которых к горлу подкатывала тошнота: они напоминали ходячие гниющие трупы.

Клякса опять повернулся, дернул меня, выстрелил снова.

— Шевелись! — рявкнул коротко.

— Но как?.. Куда?! Я же не знаю… — промямлила беспомощно.

Новый рывок, опять выстрелы.

— Танцевать умеешь? Тогда танцуй! — процедил мужчина.

Не веря, что все это происходит на самом деле, я постаралась выполнить короткий приказ. Неуверенно положила ладони Глебу на плечи и попыталась представить, что вокруг нет ничего — ни липкой жижи под ногами, ни омерзительных тварей, ни бесшумных вспышек выстрелов. Просто такой странный танец на три вальсовых счета, которые я, как заклинание, шептала себе под нос.

Получилось не сразу, но совместные занятия на корабле пошли впрок, за эти несколько дней я научилась чувствовать Глеба как партнера. С ним было легко в танце: наши тела понимали друг друга, и оставалось вынудить разум отступить, не мешать. Вскоре мерный ритм начал управлять движениями — и моими, и Кляксы, и даже, кажется, поднимающихся из жижи под ногами существ. Сердце в груди стучало размеренно, в такт, не поддаваясь пульсирующему где-то в горле страху — глухому, тусклому и обыденному, вроде застарелой утомительной привычки.

Восприятие сделалось обрывочным, разум цеплялся за отдельные яркие детали. Ощущение твердой прохлады брони под ладонями. Щекочущие кожу струйки воды, сбегающие по рукам, лбу, щекам, шее. Облепившие лицо волосы. Бьющий в нос запах гнили и гари, дерущий небо и скручивающий пустой желудок в узел. Срывающиеся с подбородка Глеба капли — совсем рядом, перед глазами. Плотно сжатые тонкие губы мужчины — неподвижные, спокойные, словно высеченные из мрамора.

Раз — шаг, два — поворот, три — выстрел. С двух рук, спокойно, механически. Проходили минута за минутой и складывались в вечность: казалось, что этот безумный танец никогда не закончится.

О том, что это «никогда» неприменимо к зарядам излучателя, я старалась не думать. Ведь Клякса был уверен, что это испытание, а не изощренный способ убийства, — значит, до рукопашной с тварями не дойдет. И ведь кто-то проходил эти испытания раньше, а они наверняка уступали моему измененному — совершенной машине для убийств.

Все закончилось неожиданно. Сделав очередной шаг, Глеб просто остановился, придержал меня за талию одной рукой. Мои ноги в то же мгновение подогнулись от усталости, словно именно этого сигнала и ждали. Я повисла на мужчине, вцепившись в броню.

— Живая? — уточнил Клякса с легкой насмешкой в голосе.

— Сложно сказать, — пробормотала, прислушиваясь к ощущениям. К боли от синяков добавились гул в ногах и тик правой икроножной, которую свело от усталости. — Ведь если что-то болит, значит как минимум нервная система существует и даже работает…

— Логично, — легко рассмеялся Глеб, возмутительно спокойный и свежий, как будто произошедшее было для него легкой разминкой и жизнью он только что не рисковал.

А впрочем, что я знаю о его прошлом? Умение убивать без колебаний бывает врожденным только у психов, а Клякса даже слишком нормальный, особенно в сравнении со своим окружением. Может, для него это и впрямь рядовое событие, далеко не самое страшное в биографии.

— Ты молодец, хорошо держалась, — похвалил Глеб, осторожно пытаясь утвердить меня на ногах. — Сможешь постоять немного? Мстить, так до конца.

— Кому? — растерянно уточнила я. Ноги, конечно, тряслись, но вроде бы больше не подгибались.

— Вот этим всем. — Он неопределенно кивнул в сторону.

Я первый раз за последнее время оторвала взгляд от мужчины и осмотрелась. Лучше бы я этого не делала! Пейзаж вокруг заметно разнообразился новыми деталями: торчащими из бурой жижи трупами. К горлу подступила тошнота, и я поспешила зажмуриться, дав себе возможность привыкнуть и перетерпеть. Конечно, в морге нам всякое показывали, и тухляков — в том числе. Может, если бы я пошла учиться на патологоанатома или судмедэксперта, меня бы и такой пейзаж не задел, но сейчас это было все-таки слишком.

— И как ты собрался им мстить? Ты вроде и так их убил.

— Они-то нас явно не просто убить собирались, но еще и отобедать.

— Ты что, серьезно?! — Я от неожиданности открыла глаза и уставилась на измененного, который невозмутимо разглядывал ближайшие останки волосатой твари. — Ты это есть собрался?!

— Сначала нужно уточнить, насколько оно съедобно. Если все нормально, то — да, не вижу причины этого не сделать, — невозмутимо ответил Глеб, что-то переключил в настройках излучателя и с его помощью отделил от туши лапу. Я поспешила отвести взгляд и уставиться в небо: оно в нынешних обстоятельствах оказалось единственным, на что можно было смотреть без отвращения. А еще оно дарило крупные капли дождя, которые можно было ловить губами и катать на языке.

— Да лучше вообще ничего, чем это!

— Не согласен, — возразил Клякса. — Все эти развлечения отнимают много сил, нужно восстанавливать энергетические потери организма. Других источников у меня нет. Хм, вроде бы не ядовито… Точно не будешь? Есть два варианта: сырое и слегка подгорелое. Эта пушка на малой мощности плохо подходит для готовки.

— Точно, — проворчала я. — Ты специально издеваешься, да?

— И да, и нет. Я действительно собираюсь это есть и действительно рекомендую тебе перешагнуть через собственную брезгливость, потому что неизвестно, когда еще представится возможность съесть хоть что-то. Но твоя нервная реакция меня веселит. На, попробуй. Представь, что это дичь, какая-нибудь утка.

Глеб подошел вплотную и протянул мне небольшой бесформенный кусок мяса, слегка подгорелого, но ничего ужасного в нем и вправду не было — если не вспоминать об источнике происхождения этого продукта.

— А как ты определил, что оно съедобно? И воду раньше признал пригодной?

— Эта броня очень удобная и многофункциональная, — пояснил он. — Есть встроенные анализаторы — и среды, и объектов, и продуктов.

— Но ведь это получается не очень честно, — задумчиво заметила я, забирая у Кляксы предложенную еду и делая вместе с ним шаг в сторону: трясина продолжала засасывать, если стоять неподвижно. — Времени на подготовку совсем не было, а если бы у тебя не оказалось при себе оружия и такой полезной брони?

— А Тьма знает, — пожал плечами Глеб. — Может, выдали бы какое-то снаряжение. А может, не выдали бы. Вроде как первая проверка: всегда будь готов к неприятностям, а если не готов — то и для службы здешним хозяевам не годишься.

Мясо оказалось жестким, с привкусом угля, словно я жевала горелый пластик. Утешая себя тем, что могло быть гораздо хуже, я с отвращением сжевала предложенный кусок и запила водой из шлема, понимая, что больше не смогу запихнуть в себя ни грамма. Теперь оставалось надеяться, что анализаторы пиратской брони вполне исправны и я не умру в муках от употребления этого продукта.

Тошнота же отступала, если не смотреть по сторонам, а разглядывать, например, измененного. Видимо, подсознание мое тоже понимало, что другой пищи не будет.

Спустившись взглядом к креплению с излучателем на правом бедре мужчины, я вдруг вспомнила одну деталь, зацепившую внимание несколько минут назад, во время драки, и спросила:

— Глеб, а мне показалось или ты правда стрелял с двух рук?

— Не показалось, — после короткой паузы ответил он. Выставил перед собой правый локоть, протез; только теперь я обратила внимание, что броня эту руку не закрывала. На моих глазах псевдокожа раздалась в стороны вместе с защитными тканями, и из руки выдвинулось… нечто. Наверное, оружие.

— Ничего себе, — озадаченно пробормотала я. — Так вот почему этот протез выглядит так странно и отличается от стандартной модели! Я слышала, что проводились эксперименты по созданию таких вот штук, но не знала, что они увенчались успехом.

— О таких вещах не заявляют публично, — отмахнулся Глеб. Излучатель скрылся, и мне захотелось протереть глаза: псевдокожа выглядела гладкой и ровной, никаких намеков на стык тканей.

— Выходит, ты вооружен всегда? А зачем тогда вот этот излучатель?

— Во-первых, встроенный слабее, заряд у него меньше, да и других недостатков хватает. А во-вторых, это нечто вроде джокера в рукаве, о нем даже в команде никто не знает.

— То есть это тайна? И ты ее почему-то мне доверил? — Я подняла озадаченный взгляд на лицо мужчины.

— А какой смысл в ней сейчас? — Он усмехнулся уголками губ. — Если выживем, все это будет уже не важно, а если не выживем — тогда тем более. Ну и — да, ты вряд ли как-то используешь эту информацию против меня, так почему бы не доверить. Тебе не холодно?

— Нет, терморегуляция костюма пока работает. — Я качнула головой. — Глеб, а почему ты меня до сих пор не бросил, возишься со мной? Я ведь обуза, совершенно бесполезная сейчас…

— Помнишь, в детстве сказки были? «Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе еще пригожусь!» — писклявым, кривляющимся тоном передразнил Клякса. — Вот и ты — вдруг пригодишься? Да и привык я к тебе, привязался. Жалко. — Он улыбнулся, чуть насмешливо, тепло и искренне, так что смысл сказанного почти ускользнул. Да, не признание в любви, не обещание выжить и бороться до конца, но от этой улыбки стало легче дышать и теплее на сердце. В это мгновение мне верилось, что все закончится хорошо.

— Ладно, пойдем, лисеныш, это явно еще не конец, — позвал Глеб.

И вот странно: меня всегда раздражало это «лиса-Алиса» и то, что фамилию мою порой писали через «и». Но у Кляксы сейчас получилось так уютно и по-доброму, что я и сама невольно улыбнулась.

— Куда? К следующей порции вот этих? — Я кивнула в сторону. Видимо, уже притерпелась, потому что тошнота к горлу больше не подкатывала, да и съеденный кусок мяса не рвался наружу.

— Не думаю. Что-то мне подсказывает — повторяться они не будут. Ты не обратила внимания?

— На что?

— Пейзаж меняется.

Я вновь огляделась и не сдержала нервного вздоха. Равнина вокруг уже не была столь монотонной, хотя менее унылой выглядеть не стала. С одной стороны вдали небо и землю разделила светлая полоса, словно там заканчивались тучи и выглядывало солнце. Там над трясиной поднялись низкие, лысые и корявые уродцы-деревца, которые вдали как будто становились выше.

— Туда, к свету? — уточнила я.

— Ну да, нас явно приглашают дальше, на следующий уровень. Только иди-ка сюда, я лучше еще немного побуду вьючным животным, а то с твоей скоростью мы будем плестись еще долго.

— Честно говоря, с радостью!

— Кто бы сомневался.

Прижиматься к твердой броне мужчины свежими синяками было не совсем приятно, но все равно лучше, чем идти своими ногами: они с трудом держали, и я бы в самом деле еле плелась. А Глеб шагал твердо и уверенно, словно был выспавшимся и отдохнувшим. Пугающая выносливость. Главным образом, конечно, пугающая не сама по себе, а ценой, которая за все это заплачена…

Деревья приближались медленно, и различать их с каждым мгновением становилось все сложнее: дождь превратился в сплошной поток. Кляксу вода не тревожила совершенно, он убрал шлем, оказавшийся складным, и преспокойно мок. А у меня не было вариантов, оставалось только прижимать подбородком воротник комбинезона и радоваться, что сделана моя одежда из хорошей современной ткани, которая защищает от перепадов температуры, дышит и при этом не пропускает воду, иначе к синякам я рисковала добавить пневмонию.

— Какое-то странное испытание, — проворчала я. — Почему нельзя сразу выдать всех монстров, ты бы их расстрелял, и мы бы вернулись на корабль?

— И какой смысл тогда в этих монстрах? — со смешком ответил Глеб. — Сражаться бодрым и отдохнувшим или после долгого изнурительного перехода — большая разница. Первое — скорее подвижная игра, просто с высокими ставками, а второе — жизнь. Реальный противник не станет ждать, пока ты выспишься, разомнешься и настроишься на драку. Застать врага врасплох — вымотавшимся и уставшим или, наоборот, расслабленным и безмятежным — уже половина победы, это азы тактики, аксиома. Очевидно, расчет здесь именно на одно из двух, и остается выбирать что-то из этих вариантов, по самочувствию. У меня после изменения проблемы с фазой, так что я предпочту устать, чем рисковать не проснуться вовремя, тебе я караул не доверю. Ну, не просто так в задницу никто не ходит поодиночке.

— Чего? — ошарашенно переспросила я, решив, что не так расслышала. — С чем проблемы? Куда не ходит?

Клякса в ответ рассмеялся:

— Прости, это привычка. Когда начинаю разговаривать на армейские темы, машинально перехожу на жаргон. Фаза — это сон, а второе — это задание особой важности.

— Глеб, а почему ты все-таки ушел из армии после ранения? — набравшись наглости, спросила я. — Инструктором не остался и даже в полицию не пошел…

— Инструкторам столько не платят, — отозвался Клякса.

— Наверное. Только мне все равно не верится, что ты пошел на это ради денег.

— Почему?

— Ну… Если бы деньги столько для тебя значили, ты бы не отдал такую огромную сумму за мою жизнь, руководствуясь при этом каким-то там чутьем. Мне так кажется. А еще мне кажется, что люди столь резко и сильно не меняются: шесть лет назад ты пошел в пираты за деньгами, а теперь вдруг передумал. И вообще, ты совсем не похож на человека, который отчаянно любит деньги. Наоборот, относишься к ним легче подавляющего большинства моих знакомых.

— А может, у меня альтернативы не было? — спросил Глеб. Похоже, разговор этот его забавлял.

— Не знаю. Не думаю… — неуверенно пробормотала я. — Мне кажется, ты и до изменения был очень хорошим и талантливым бойцом, вряд ли такой не сумел бы устроиться. Отец говорил, что в учебках постоянно нехватка компетентных кадров с боевым опытом, а ранение ведь ты не просто так получил, не уснул пьяным в сугробе…

Несколько шагов Клякса сделал молча. Я уже начала думать, что он вообще ничего не ответит, но он вдруг насмешливо хмыкнул:

— Забавно.

— Что именно?

— Ты забавная, — пояснил он, хотя понятнее не стало. — И еще забавно видеть, насколько выводы зависят от призмы восприятия. Серый, капитан «Ветреницы», при всей его подозрительности не выказал сомнений. И почему я, по твоему мнению, пошел в пираты?

— Ты кому-то мстишь? — ткнула я пальцем в небо. — Ну, конфликт какой-то серьезный был со старшими по званию, или, может, кто-то еще как-то сильно тебя обидел… В общем, это точно что-то личное!

— Забавно, — со смешком повторил Клякса. — Можно сказать и так, да. Личное, — уронил он тяжело, веско, явно вкладывая в это слово какой-то особенный смысл.

Дальнейших пояснений не последовало. Несколько секунд я еще ждала — может, Глеб передумает, — но мужчина явно посчитал тему закрытой. Очень хотелось все-таки выяснить правду, но настаивать я не стала, не до того.

Тем более что предположение у меня после этого его «личного» появилось — простое и очевидное, и странно, что раньше оно не пришло в голову. Наверное, все дело в какой-то женщине. Может быть, она бросила Кляксу после ранения или, хуже того, ушла к другому, попрекая его деньгами, вот он и разозлился. Наверное, он сильно ее любил…

Не знаю почему, но Глеб, несмотря на его хладнокровие и сдержанность, все равно казался натурой страстной и увлекающейся. Это мнение сложилось после наших совместных танцев: Клякса не механически двигался, а чувствовал и любил музыку, и процесс доставлял ему удовольствие.

А еще в пользу этой версии говорили андроид и рассуждения Кляксы о женщинах, когда он рассказывал, какие они вызывают у него эмоции. Он ведь ни словом не упомянул о близости по взаимному согласию, словно для него подобного варианта не существовало! Очень похоже на последствия обиды: воспитание, привычки, глубоко въевшийся кодекс чести офицера не позволяли ему измываться над слабыми и высказываться о них совсем уж уничижительно, вот он и выбрал вариант, который устраивал со всех сторон, — приобрести андроида и вычеркнуть любые чувства из собственной жизни.

От этих рассуждений любопытство разгорелось еще больше, ужасно захотелось узнать, какой женщина была. А еще на примерах из жизни доказать, что не все такие, и вообще, жизнь на этом не кончается, — но я, к счастью, сдержалась. Вряд ли Глеб захочет выслушивать такие рассуждения от кого бы то ни было, а уж тем более — от девчонки, у которой опыт близких отношений сводится к чтению книжек про любовь.

Так что я решила поступить мудро и сменить тему, направив и собственные мысли, и мысли Кляксы в другую сторону.

— Какие странные деревья, — заметила, вглядываясь в скрытые дождем силуэты, которые были уже достаточно близко.

— Деревья? — переспросил Глеб чуть рассеянно. — Да уж, деревья те еще… Может, тебе глаза прикрыть? — предложил он с сомнением.

— Зачем? — опешила я. — Что там не так?

— С головой у хозяина этого места что-то не так, — проворчал Глеб. — Зрелище крайне неаппетитное.

— Еще хуже, чем те монстры, которых ты расстрелял? И которых мы потом ели? — не удержалась я от иронии.

— Да. Вот это даже я в здравом уме съесть не смог бы. Ну или надо очень, очень долго голодать.

— Ты можешь толком сказать, что там такое?! — возмутилась я, потому что слова Кляксы возымели обратный эффект: я начала вытягивать шею, чтобы рассмотреть изломанные силуэты повнимательнее. Любопытство зудело все сильнее.

— Хм. Наверное, правильнее всего будет назвать это «расчлененкой».

— Чего?!

— Изуродованные фрагментированные трупы. Человеческие или кого-то, очень близкого к людям. Так понятнее? — с нотками сарказма уточнил он.

— Это я поняла, но как это может выглядеть деревьями?! И как ты вообще это видишь, у тебя там бинокль встроенный?!

— Да, — усмехнулся он. — Встроенный в броню.

Только теперь я наконец обратила внимание, что глаза измененного закрывала прозрачная полоса защитных очков. Видимо, не только защитных.

— Так, может, стоит это обойти? Если даже тебе неуютно, — пробормотала я. Фантазия, к счастью, оказалась бессильной представить нечто, способное впечатлить пирата, но здравый смысл подсказывал, что мне это понравится еще меньше.

— Я уверен, что такая возможность местными творцами не предусмотрена, и даже пытаться не стану. Поэтому и предложил тебе закрыть глаза, это самый простой вариант.

— Зная себя… Не поможет, я все равно не удержусь. Если только завязать, и руки еще за спиной, для надежности, — вздохнула я. — Но все равно ведь нечем.

— Это было бы… весьма интригующе, — с расстановкой, каким-то непонятным тоном проговорил Глеб, больше себе под нос, чем отвечая на мои слова.

— Что именно? — не поняла я.

— Вин! — насмешливо фыркнул он. — Не обращай внимания, мысли вслух. А что до пейзажа — может, тебя-то как раз не проймет до рвоты, все-таки врач.

И сразу после этих слов я наконец-то смогла сообразить, что именно приняла за деревья. То ли мы подошли достаточно близко, то ли дождь пошел на убыль, то ли объяснения Кляксы сдвинули что-то в моем восприятии, заставив связать картинку и суть.

— Да они, по-моему, больны на всю голову, — пробормотала я.

Нет, тошнить меня от увиденного не начало, тут Глеб оказался прав. Но это было настолько странно, настолько чудовищно, что не вызывало никакого эмоционального отклика, кроме отрешенной растерянности и недоверия к собственным глазам. А наличие во всем этом какой-то извращенной, безумной логики одновременно завораживало и вызывало холодок, бегущий по спине.

«Деревья» состояли из разделенных на части тел, натянутых на какую-то серую основу — или сросшихся с ней. Кости-ветки, скрепленные вытянутыми, разобранными на волокна мышцами и сухожилиями; листья — ошметки желтоватой с просинью кожи; внутренние органы — плоды и гирлянды из кишок на ветках. Каждое дерево явно состояло из нескольких трупов, но у каждого имелось по одной целой голове, и неподвижный взгляд остекленевших глаз пугал по-настоящему. Не зря покойникам всегда закрывают глаза…

— Кем нужно быть, чтобы придумать вот это?!

— Ну, для этого определенно нужно иметь фантазию, — флегматично ответил Глеб.

— И что, интересно, они этим проверяют? — продолжила я негодовать. — Брезгливость?

— И ее тоже, но не только. Видишь ли, эти лица мне знакомы, — невозмутимо пояснил он. — Родные, друзья — все близкие люди.

— И ты говоришь об этом так спокойно?! — пораженно уточнила я.

— Вот именно на это испытание рассчитано, — кивнул Клякса. — Я ведь знаю, что это просто картинки, вынутые из моей головы. Большинство этих людей давно уже умерли, кого-то я хоронил сам. Судьба остальных мне, конечно, неизвестна, но это не повод думать, что передо мной именно их трупы. Понимаешь, здешние хозяева с их технологиями легко способны заставить любого человека поверить в правдивость происходящего, как обманывают сейчас наше зрение, осязание и остальные чувства. А если они так не поступают, значит, это просто испытание, цель которого — отсеять слабых и психически неустойчивых.

— Но почему именно так?!

— Спроси что-нибудь полегче. — Он чуть пожал плечами. Пару мгновений помолчал и добавил задумчиво: — Вообще, все это что-то напоминает, но я никак не могу вспомнить, что именно.

Меня передернуло.

— Я такого точно никогда не видела! А то бы запомнила, — пробормотала угрюмо. Мне даже не хотелось представлять, что где-то существует место, подобное этому.

— Хорошо, что ты не закрыла глаза, — вдруг ровно заметил Клякса.

— Почему?

— Когда придется бежать, все это не станет неприятным сюрпризом.

— «Когда»? Не «если»? Что за пессимизм? — растерянно спросила я. — Может, отстреляться получится!

— Потому что они начали моргать и шевелиться вне зависимости от ветра. И мне совсем не верится, что они ограничатся исключительно психологической атакой, — разъяснил Глеб и сбавил шаг. — Слезай, приехали.

Я страдальчески вздохнула, но ничего не сказала и неловко сползла по спине мужчины.

— К хорошему быстро привыкаешь? — усмехнулся он и выдвинул меня вперед.

— Что, теперь ты на мне поедешь? — нервно хихикнула я, оглянувшись через плечо.

— Боюсь, это будет слишком медленно, — возразил он и одной рукой ухватился за задний карман моего комбинезона. — Двинулись.

Я поспешила отвернуться, радуясь, что Глеб не видит моих вспыхнувших щек: почему-то это прикосновение ужасно смутило. Карман-то на ионе, и рука мужчины, получается, там же…

По-моему, это была самая глупая и неуместная мысль в моей жизни. Клякса — убийца, он не интересуется «живыми женщинами», на корабле мы спали вместе, тут он всю дорогу тащил меня на себе, обстоятельства тем более ни к чему такому не располагали — и нате вам!

Может, я уже умом тронулась от всего этого безобразия?

— А почему мы идем именно так? — поспешила спросить я, старательно вытряхивая из головы всяческие глупости и пытаясь сосредоточиться на дороге.

— Так мне проще контролировать обстановку и тебя, — пояснил Глеб.

Ступала я осторожно, морщась при каждом шаге: ноги успели затечь, да и синяки беспокоили. Но, к счастью, идти здесь было гораздо проще, чем плюхать по болоту: почти ровное каменистое плато обеспечивало надежную опору. Тяжело дались первые несколько шагов, а потом мышцы немного разогрелись, и я зашагала уверенней.

Вот только пейзаж вызывал нервную дрожь и желание оказаться как можно дальше от этого места. «Деревья» впрямь… моргали. А еще чуть поводили головами (в самом деле, а не в моем воображении), провожая нас мутными мертвыми взглядами. Тихо, пока бессистемно, двигались ветви-руки, мерно постукивая костяшками. Звук напоминал бамбуковый ветряной колокольчик. От него шевелились волосы на затылке.

«Музыка ветра» постепенно становилась громче и богаче оттенками, заполняла окружающее пространство и понукала, подбивая перейти на бег. Края этого проклятого «леса» не было видно, а расстаться с ним хотелось как можно скорее. Разумом я понимала, что убежать отсюда не получится — все это только вступление, и без «основной части» никто нас не выпустит, — но разум пасовал. Держали только твердая рука пирата и прочная ткань комбинезона.

Глеб Жаров (Клякса)

Страх Алисы в этот раз был… бодрящим. Как кофе с хорошей щепотью перца. Он пек в горле и заставлял смотреть на мир широко раскрытыми глазами, смывал некритичную пока, но накопившуюся усталость. Неожиданный эффект, но очень уместный. Хотелось немного поэкспериментировать и выяснить, чем этот испуг отличается от всех прочих, но сейчас я не рискнул: еще собью девчонку со столь полезного настроя.

Да и нехорошо ее дополнительно мучить, и так несладко приходится. А ведь она молодец, продолжает держаться. Выносливости, правда, никакой, ну да откуда ей взяться: Алиса же не боец десанта, чтобы тренироваться совершать марш-броски.

Окружающий пейзаж уже примелькался и перестал вызывать какие-либо эмоции, остались только чувство настороженности и готовность к грядущим неприятностям. Хитровыгнутые трупы я уже рассматривал не как изуродованные останки, а как странных опасных тварей, готовящих нападение. Больше того, они уже потихоньку начинали вызывать чисто гастрономический интерес, но я не спешил идти на поводу у тела, жаждущего восполнить энергетические потери за счет любого условно подходящего для этой цели вещества. Все же не настолько я еще оголодал, чтобы совершенно терять человеческий облик.

Ну а потом вовсе стало не до чувства голода.

Напали твари примерно так, как я ожидал: несколько «веток» когтистыми лапами с размаху хлестнули по тому месту, где должна была в этот момент оказаться Алиса. Я метнулся вперед, подхватив девчонку за талию, уводя с линии удара. Лапы-плети просвистели вхолостую, лишь слегка чиркнули по спине брони и противно хрустнули о камни.

Моя абордажная доля на этот раз даже не пикнула. Наверное, начала привыкать.

Выстрелил я на пробу, не особенно рассчитывая на результат: вряд ли в этот раз удастся отделаться так же легко, словно на тренировке в тире. Эффект оказался чуть лучше, чем никакой. Главное достоинство «Фена» обернулось недостатком, органики в этом «нечто», несмотря на внешний вид, было немного, и выстрел скорее раззадорил существо, чем повредил. А на «Сюрприз» из протеза и вовсе не стоило надеяться. Эх, «Фугу» бы сюда!

Удостоверившись, что отстреляться или хотя бы расчистить путь не получится, я двинулся вперед. Два шага вперед. Шаг назад. Шаг с поворотом. Уклониться, подставив под когти защищенную спину. Шаг, шаг, поворот…

Мы опять танцевали. Не знаю, сознавала ли это Алиса, или просто бездумно подчинялась моим движениям, но выходило хорошо. Главное, эффективно.

Смешно. Последний раз, до вот этой дорогостоящей покупки, я танцевал, кажется, лет в десять. Мать вбила себе в голову, что именно это — достойное и полезное занятие, а отец не стал спорить, просто заодно сдал меня на боевые искусства. Вот только я не помню, когда, чем и почему эти танцы закончились. Наверное, я сорвал какое-нибудь важное мероприятие или с кем-то подрался. Как обычно.

Посторонние мысли совсем не сбивали настрой и не отвлекали. Даже наоборот: занятый своими проблемами разум не мешал телу действовать.

Будь я один, не стал бы так изгаляться, броня вполне защищала от ударов. Заманчиво было также попробовать прикрыть собой девчонку и отдохнуть, но я не мог обеспечить ей столь же полную защиту, а рисковать не хотелось. Не удивлюсь, если эти существа еще и ядовитые, так что одна царапина — и путешествие Алисы закончится. Поэтому я двигался вперед, внимательно глядя по сторонам в поисках какой-нибудь расселины, способной повысить наши шансы на жизнь. Пока без толку — шаг за шагом, минута за минутой.

Девчонка держалась на одном упрямстве, ну и на мне и полностью отрешилась от действительности. Я пока еще не так вымотался физически, но однообразие происходящего раздражало.

А когда весь этот сюрреализм начал всерьез злить, мы вдруг снова рухнули во тьму.