Время встречи — 8 августа 1912 года от Восхождения Богов. Место действия — район деревни Кривое Озеро Тарасовской области.

— Вот по этой дороге пойдёшь, и аккурат к Кривому Озеру выйдешь, — возница, колоритный старик с вислыми усами и длинной изогнутой курительной трубкой в зубах, придержал вяло шагающую лошадь и махнул рукой на ныряющее в поле ответвление дороги. Если основная "магистраль", по которой мы ехали вот уже часов пять, представляла собой добротную бетонку, то этот отвилок был явно протоптан тракторами, и заброшен достаточно давно: плотно утрамбованную землю уже пробили первые ростки. Еще чёрез несколько лет эту дорогу вообще будет невозможно найти.

— Спасибо, отец, — я кивнул, пожал руку старика и спрыгнул с телеги.

— Не ходил бы ты туда один, товарищ. Недоброе это место стало. Нехорошие там вещи некросы поганые творили, помяни моё слово! — не в первый уже раз за время пути предостерёг меня старик.

— А где они хоть что-то хорошее сотворили? — я хмыкнул.

— Твоя правда, — он степенно кивнул, задумчиво поглаживая усы. — Ну, не буду отговаривать, понимаю — служба. Бывай, служивый, береги себя. Хороший ты человек!

— Спасибо на добром слове. И ты, отец, не хворай, береги тебя Рос!

И мы двинулись в разные стороны. Старик, прикрикнув на кобылу, дальше по дороге, а я — в жёлто-зелёное разнотравье дичающего заброшенного поля, к виднеющемуся вдали лесу.

— А теперь может всё-таки ответишь мне на вопрос, на который не ответил тому мужику? — слева от меня нарисовалась короткая по полудню тень. — Зачем мы идём в эту заброшенную деревню? Нам подобные попадались, и они у тебя интереса не вызывали, а тут вдруг такой крюк.

— Проверить, — я пожал плечами. — Понимаешь, сама по себе эта деревня действительно малопримечательна, и судьба её достаточно тривиальна. Но уж больно цеплялись доманцы за этот район, ведь неспроста же! Печёнкой чую, есть там что-то интересное.

— Не вяжется у меня такое любопытство с твоим психологическим портретом, — с сомнением хмыкнул мой загадочный спутник. — Если бы всё было так просто, ты бы туда не полез. Оставил бы сообщение компетентным органам, у которых наверняка скоро дойдут руки до столь интересного и примечательного места. За время нашего знакомства я уже отлично усвоил, что ты предпочитаешь не лезть в чужое дело даже если очень хочется, считая, что каждый должен выполнять свои обязанности, и не вмешиваться в то, что таковыми не является. Так что тебя заинтересовало в этом Кривом Озере?

— А ты не помнишь? Мы же здесь воевали, как раз за эту местность, — надо сказать, я удивился. Обычно памяти тени можно было только позавидовать.

— Мне трудно ориентироваться в пространстве без конкретных ориентиров, — нехотя отозвались снизу. Вот это откровение! — Мог бы уже заметить, ты казался мне более наблюдательным. Но, в любом случае, моя память тут не причём. Я по-прежнему не могу понять примечательности этого места. Да, мы здесь были. Но ты успел побывать на всех фронтах и поучаствовать во многих сражениях, так чем интересно конкретно это место? Ностальгия? Не думаю, ты не сентиментален. Я не припомню, чтобы ты кому-то что-то обещал сделать в этом месте — ни командирам, ни боевым товарищам, как живым, так и покойным. И, наконец, ты вряд ли мог здесь оставить что-то, за чем необходимо вернуться. Значит, причина либо рационально-неочевидна, либо иррациональна. Открой тайну, ты же знаешь, мне трудно сдерживать любопытство.

— Причина иррациональна, — я решил быть честным со своим многолетним спутником. В конце концов, он является весьма мудрым существом, хорошо понимающим окружающую реальность; зачастую понимающим лучше меня, хотя обычно это умело скрывает. — Ты же знаешь, прорицательских талантов у меня нет, есть только чутьё и интуиция. Так вот, здесь мне было очень тревожно. Не страшно, а именно, что называется, "не по себе". Никогда раньше и ни разу после этих боёв подобное ощущение в такой концентрации я не испытывал. Можно было бы объяснить это какими-то внешними воздействиями, вроде нестандартной магии, но тогда оно было направлено на меня лично, потому что тревогу испытывал один только я. И это уже вдвойне интересно.

— Ты не думаешь, что это может быть "чувство смерти"? — тон тени стал вкрадчив и задумчив.

— Не думаю. Все, кто описывал "чувство" и действительно предсказывали какое-то обстоятельство своей смерти, говорили о страхе, подавленности и коме в горле, подкатывающих слезах. А тут было другое; нервное возбуждение, тревога, предчувствие чего-то. Не обязательно негативного, просто волнение перед важным жизнеопределяющим событием. Чувство, как перед важным экзаменом, перед вручением погон, перед парадом, но в разы более интенсивное.

— Оно есть и сейчас?

— Нет. Сейчас мне просто любопытно.

— Ты хочешь испытать это ощущение снова, — пробормотал он. — Неожиданно…

— Что именно неожиданно? — интересно, кто из нас кого сейчас сильнее запутал?

— Неожиданное поведение, особенно для тебя. Значит, я составил не слишком точный твой психологический портрет, что говорит о необходимости продолжения наблюдений. Мне казалось, ты просто флегматичен и невозмутим, а всё оказалось гораздо интереснее.

— Интереснее?

— Тебе скучна обычная размеренная жизнь. Ввиду характера, ты можешь приспособиться к любым условиям жизни, и будешь принимать их как должное. Но на самом деле по-настоящему живым ты чувствуешь себя только на грани, и подсознательно стремишься загнать себя на эту грань. Обычно рациональная часть тебя и воля настолько сильнее этого желания, что ты его не ощущаешь, и делаешь всё строго наоборот. А здесь ощущение оказалось слишком сильно. Нет, в такие моменты я очень жалею, что не являюсь эмпатом и не могу читать мысли. Я бы очень хотел понять, что происходит у тебя в голове.

— Ты несёшь ерунду, — я поморщился. Меня вполне устраивало отсутствие у этого типа эмпатических способностей, а его копание в моём "психологическом портрете" удовольствия не доставляло. Тем более, что говорил он действительно, на мой взгляд, глупости — сколько себя помню, очень хотел именно "пожить спокойно", только в детстве для сироты это по определению недостижимая мечта, а после — недостижимая мечта для офицера-огневика. — Я не пытаюсь испытать это ощущение снова, я пытаюсь выяснить причины его появления.

— В любом случае, мы ведь останемся каждый при своём мнении, так что предлагаю свернуть эту тему, — недовольно резюмировал Тень. Я согласился, и дальше мы двигались уже молча. Тяжёлые растрёпанные колосья дичающей ржи, плотные стебли полевых цветов, тонкие паутинки сорных злаков и колючие побеги других сорняков обступали дорогу, свешивались, цеплялись за одежду, хлестали по сапогам. Поле стрекотало и гудело на разные голоса; я убил на себе нескольких жаждущих крови оводов, после чего поставил защиту от насекомых, точечно сжигающую летучую и ползучую дрянь на расстоянии пары десятков вершков.

Солнце, видимо, решило отыграться за долгие дожди, и теперь палило нещадно. Лес приближался возмутительно медленно, и уже минут через двадцать я начал понимать, что очень сильно отвык от жары и солнца; даже огненная природа не слишком спасала.

К счастью, поле было не бесконечным, и я в конце концов окунулся в долгожданную лесную прохладу. Здесь дорога выглядела гораздо более целой, чем в поле, но производило это скорее гнетущее впечатление.

— Не хочешь прогуляться по лесу? — без особой надежды на положительный ответ предложил я.

— Прогуляться, потому что ты устал от моей компании, или прогуляться для разведки обстановки? — иронично уточнили снизу.

— И то, и другое, — честно отозвался я.

— Я уважаю право людей на одиночество, поэтому действительно пойду гулять. А ты всё-таки будь осторожен, — напутствовал он меня и исчез: здесь, под густыми кронами, у него не было никаких проблем со свободным передвижением. Да, в общем-то, у него вообще редко бывали проблемы такого рода.

Я ещё некоторое время шёл по лесу, на всякий случай внимательно оглядываясь по сторонам и вслушиваясь в лес. Внезапный приступ головокружения настиг меня, когда я уже практически пришёл к выводу о спокойствии окружающего мира. Перед глазами потемнело до полного исчезновения картинки; я крепко выругался, пошатнулся, но устоял.

Головокружение прошло также внезапно, как началось. Я потратил минут пять на анализ своего состояния, состояния пространства и магических полей, но не обнаружил совершенно никаких изменений. На всякий случай соорудив защиту от воздействия на разум, продолжил путь, ускорив шаг.

Если обученный офицер чувствует что-то необычное, это повод для беспокойства. На первый взгляд — смешно и глупо, но практика показала, что лёгкое недомогание или слабая головная боль могут быть признаком чего-то куда более страшного, чем кажется на первый взгляд. Правда, так бывает, если один и тот же или близкие симптомы проявляются сразу у нескольких человек. Но сейчас мне было совершенно не с кем сравнивать свои ощущения, поэтому я посчитал предосторожность нелишней.

К деревне Кривое Озеро я попал внезапно. Дорога, шедшая на подъём вдоль густого кустарника, пару раз вильнула, и мне открылся отличный вид с пригорка на раскинувшуюся внизу деревеньку. Внушительных размеров, под сотню дворов, она вольготно расположилась на четырёх невысоких пологих холмах пониже того, на каком сейчас стоял я.

Значащееся в названии озеро обнаружилось тут же, чуть в стороне, к северо-западу. Его охватывал лес, в обход просторного заливного луга и всё той же деревеньки сливавшийся с тем, из которого пришёл я, а на север и восток уходили разделённые перелесками золотые и зелёные поля.

Проводив взглядом поднявшегося с луга аиста, по дуге набирающего высоту, я едва удержался от желания сплюнуть в землю, перекреститься и со всей возможной скоростью двинуть назад.

Эта деревня не была мёртвой. Она была куда живее большинства виденных мной за годы войны. И всё бы ничего; ну, неправильно указал путь старик, вышел я не к той деревне, подумаешь — озеро. Только перед глазами стояла эта же деревушка два года назад, в октябре.

Сыплющая с неба снежная крупка, предвещающая скорую зиму. Тёмные дыры на месте окон в тех домах, которые остались более-менее целыми, вокруг — дымящиеся пепелища. Лежащие на улицах стремительно разлагающиеся трупы нежити, тучи будто из воздуха возникших мух, деловито снующие крысы. И молодой лейтенант-огневик Веська, то есть, конечно, Веселий Иланович Лемехов, трусцой бегущий по полю, от лагеря, к этой деревне для зачистки местности.

Мальчишка прекрасно справился с заданием, старательно сровняв с землёй изуродованные домишки вместе со всеми телами — и нежити, и нормальных людей, своих и доманцев. Жрец уже спел песню прощания, и души павших отправились на пир к богам, а судьба бренных оболочек уже мало кого волновала. Я отправил именно Лемехова по простой причине: он был самый молодой и необстрелянный, ему ещё только предстояло воспитать в себе более спокойное отношение к смерти, хотя бы даже чужой, чему в ГУБМ-е не учили, да и не могли научить. Сам я внимательно наблюдал за его действиями, стоя вон там, к востоку, на краю сожжённого перелеска.

А сейчас из колодца, на месте которого тогда зияла глубокая воронка, выжженная моим же заклинанием, какая-то плотная женщина, неторопливо поворачивая ворот, тянула полное ведро. Два ведра стояли подле, а коромысло было аккуратно прислонено к колодцу.

Меня прошиб холодный пот. Сняв фуражку, я утёр рукавом проступившую испарину, и, надев головной убор обратно, надвинул его на лоб.

— Храните Ставр и Двуликий! — пробормотал я, всё-таки сотворив охранное знамение, и принялся торопливо спускаться с холма.

Принято считать, что судьба каждого человека опирается на некоторое количество важных событий и развивается в зависимости от его выбора в той или иной ситуации. И самое глупое, что можно сделать — попытаться сбежать. Уйти из того места, куда случай заводит тебя с пугающей регулярностью. Разорвать контакты с человеком, с которым жизнь сталкивает очень настойчиво и в самых неожиданных местах. Лишь Веха знает, к чему именно это приведёт. Я не слишком набожный человек, да и не так чтобы суеверен. Просто мне доводилось наблюдать некоторые последствия таких опрометчивых поступков. Проверять, действительно ли чутьё предсказало судьбоносность этого озера, или мне просто показалось, хотелось ещё меньше, чем идти в деревню.

Пока спустился, успел взять себя в руки, и даже начал рассуждать. Возможных причин происходящего было немного. Перемещение во времени? Его невозможность доказана сотню лет назад. Другая реальность? Из той же области. Сон или ментальное воздействие? Уже лучше; по крайней мере, логично, но почти столь же невероятно. Возможно, какое-то воздействие и присутствует, но явно не только оно одно. Самый логичный и вероятный вариант — я столкнулся с чем-то, о чём никогда не слышал, и чего пока не способен предположить. Поэтому нужна информация.

За время моего пути женщина от упомянутого колодца, к которому выходила дорога, успела уйти, её место заняла молоденькая девушка.

— Здравья желаю, гражданочка! — отсалютовал я.

— Здравствуйте, товарищ офицер, — она смущённо опустила взгляд, но продолжала с любопытством коситься, не выпуская ручки ворота. — Какими дорогами в наших краях?

— Домой еду, в отпуск, — честно ответил я. — А скажи мне, красавица, это деревня Кривое Озеро?

— А что ж вы шли-шли, да не знали, куда шли? — рассмеялась она, подтягивая ведро к краю.

— Ну-ка, посторонись, — я хмыкнул и, слегка потеснив девушку, достал из колодца полное жестяное ведро, местами побитое ржой, но вполне ещё целое. Под внимательным взглядом девушки наполнил одно из её вёдер и взялся за ворот сам. Понятно, что она и сама прекрасно справилась бы; но мне помочь нетрудно, а ей приятно. — Как не знать? Знал. Вот и спрашиваю, дошёл ли, куда хотел.

— Ну, дошли. А только что ж у нас в деревне забыли? Дом Ваш, по всему видать, не здесь, зазнобы тоже среди наших девчат нет — да, поди, Вас и жена с детишками дома ждут.

— Воевал я в ваших краях; дай, думаю, загляну. Ждать меня никто не ждёт, можно не спешить, — ответил я, наполняя второе ведро, при этом продолжая внимательно наблюдать за реакцией девушки на мои слова и не теряя концентрации. Магический фон пребывал в полном соответствии с нормой. Что же касается реакции, она последовала; вполне предсказуемая, но ничего не проясняющая.

— Воевали? Это в Гражданскую? — девушка уставилась на меня с восхищённым удивлением. — А так молодо выглядите! — простодушно похвалила она. — Видать, правду говорят, офицеры — они не как все остальные люди, и живут дольше, и стареют медленнее!

— В Гражданскую, — я не стал отрицать и опровергать народное суеверие. К началу Гражданской мне было года два, и воевать в неё я уж точно никак не мог. — Понравились мне тогда ваши места. Думаю вот пожить тут с недельку. Не подскажешь, у кого на постой остаться можно?

— Ой, да тут и думать нечего! — махнула рукой девушка. Я вручил ей коромысло, а сам, поправив на плече вещмешок и скрутку шинели, взялся за вёдра. — У тёти Мали, нашей соседки; тут недалеко, я покажу. Она, как мужа схоронила, одна живёт; детей им боги не дали. Она хорошая, тихая и добрая. А пироги какие печёт — м-м-м!

— А что с её мужем случилось? — поинтересовался я.

— Утоп он, в озере. Уже, почитай, лет пять прошло. Озеро у нас вообще неспокойное; ключи холодные, водовороты бывают. Зато рыбы много! Вы только, если вдруг купаться пойдёте, на дальний конец не ходите, вон туда, в лес, — она, обернувшись, махнула рукой.

— Почему? Водовороты?

— Нет, водовороты ближе к середине. А там… неладно там. Говорят, водяной живёт. А ещё очи озера там, они вообще бездонные!

— А муж соседки где утонул?

— Говорят, как раз туда уплыл, когда рыбу ловил. Но никто не видел; лодку к берегу прибило, а его самого на третий день едва не посреди озера рыбаки выловили — раздувшегося, страшного, как все утопленники.

— А ты много утопленников видела? — удивился я такому спокойному отношению.

— Ну как, много… бывало. О том лете вон коза Алушкина утонула. А до дяди Олика Селька непутёвый утоп; бахвалился всё озеро проплыть туда-обратно, так его в водоворот и утянуло.

Дошли мы действительно очень быстро; да, собственно, тут всю деревню насквозь пройти не так долго.

Меня отрекомендовали соседке, мы договорились о постое. Признаться, после первой минуты общения я грешным делом предположил, что мужик от такой жены по доброй воле сиганул в озеро. Девушка у колодца (кстати, звали её Сташа) ни словом не обманула; Малена действительно была тихая и добрая. Только практически невменяемая, говоря простым языком — дурочка. Без Сташи я бы точно не сумел объяснить этой женщине, что мне от неё нужно. Остаётся надеяться, что про пироги меня тоже не обманули; потому что, глядя на худющую, кожа да кости, Малену, слабо верилось в существование у неё хоть каких-то кулинарных талантов.

Однако правду я так и не узнал: по здравом размышлении, решил в этой деревне ничего не есть. В лучшем случае, это будет созданная магией пища, от которой не может быть никакого насыщения. В худшем — что угодно, вплоть до смертельного яда под видом парного молока. Так что, не оставив в доме даже шинель, я огородами направился непосредственно к озеру.

Озеро и его окрестности, вот что стоило проверить в первую очередь. По-хорошему, в деревню вообще не надо было соваться, обойти её стороной. Но, вроде бы, никаких страшных и непоправимых ошибок я за свой визит не совершил; ничего не ел и не пил, даже воды из колодца, хотя и очень хотелось. Ничего не оставил и не унёс, даже почти ни к чему не прикасался.

На всякий случай напрямик к озеру я не пошёл; на мостках со стороны деревни какие-то бабы полоскали бельё. По кратчайшей траектории я пересёк луг и нырнул в лес, и только там уже двинулся вдоль берега.

Я точно не знал, что хочу обнаружить и как вообще нужно искать, поэтому просто шёл, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Добравшись до дальнего конца озера, от попадания куда меня предостерегали в деревне, и пройдя ещё немного (так, чтобы видеть оба конца изогнутого полукругом озера и деревню), я нашёл полянку, небольшим обрывом упирающуюся в озеро, на краю которой бодро журчал бьющий из подножия внушительного холма родник.

Напившись из этого родника (на всякий случай предварительно основательно прокипятив воду при помощи магии), я устроился на противоположном краю прогалины, планируя там дождаться ночи. Обед мой, конечно, оставлял желать лучшего; он состоял из найденных по дороге грибов, от которых я отрезал ломтики, солил (хвала моей предусмотрительности) и поджаривал по одному на ладони. Эх, сейчас бы эти грибочки, да с лучком, да с картошечкой на сковородочку! Но тут уж, как говорится, не до излишеств. Главное, брюхо набить, чтобы ощущение голода не отвлекало, а всё остальное ерунда. Да и само это ощущение тоже не столь уж фатально, просто… всё равно до ночи заняться нечем.

Ещё очень интересно, куда подевался Тень? Конечно, вряд ли с ним что-то случилось, потому что… Да с ним вообще вряд ли может хоть что-то случиться! Даже заблудиться он не мог: несмотря на якобы затруднённую ориентацию в пространстве, возвращался он всегда с лёгкостью, просачиваясь в том числе в наглухо запертый бункер. Вот, кстати, тоже интересный вопрос: можно ли Тень изолировать в герметичном сосуде, или же изолировать в нём что-то от Тени? Надо будет спросить при встрече, вдруг да и ответит.

Примерно с подобными мыслями я задремал вполглаза, краем сознания продолжая отслеживать окружающую реальность: очень полезный навык, здорово облегчающий жизнь. Пару раз поднимался с разложенной на траве шинели, чтобы прогуляться до ручья, размяться и осмотреться. Когда на землю опустились сумерки, а никаких изменений по-прежнему не произошло, я начал сомневаться, что сумею хоть что-то разузнать этой ночью, и задумался об альтернативных способах добычи информации, вроде пристального исследования озера с погружением. Правда, при моём посредственном умении плавать, вряд ли я узнаю что-то новое. Будь я магом воды, конечно, было бы куда проще поступить именно так. А мне в случае чего придётся вскипятить всё озеро и полностью его испарить. Понятное дело, не слишком изящное и разумное решение, которое потребует много сил и может уничтожить искомую причину происходящего, если вдруг это какое-то живое или не-живое существо, не говоря уже о последствиях для леса и прочей живой природы по соседству.

Ночь наступила, как всегда в наших широтах, неторопливо и плавно, поэтому начало событий я благополучно прозевал. Но зато застал самое интересное.

Над деревьями за моей спиной полыхала полная луна; неестественно ярко, неестественно огромная — по меньшей мере, раза в три больше своего привычного размера, — будто перед ней находилась огромная невидимая линза. Иногда подобный оптический эффект вызывает земная атмосфера, но не настолько существенный.

Луна заливала светом озеро, деревню, поля… Точнее, не совсем так. Озеро отвечало ей снизу не отражённым светом, а своим собственным, молочно-белым, который испускала затянувшая воду тонкая дымка. А деревня… Лунный свет очерчивал полупрозрачные, блёклые призраки домов. И от всей этой картины веяло отчётливой потусторонней жутью, ничего общего не имеющей с деятельностью некросов.

Не знаю, сколько я, потрясённый увиденным, стоял и не мог пошевелиться, даже хотя бы оторвать взгляд от этого призрачного ландшафта.

А дальше с небольшим интервалом произошло сразу два события, внёсших оживление в застывший пейзаж и пробудивших меня от оцепенения.

Сначала над ухом раздался едва слышный шёпот тени.

— Я еле к тебе пробился! Бежим отсюда, быстрее! — торопливо шептал он, и в этом шёпоте слышался нешуточный страх.

— Почему? — несколько заторможенно уточнил я.

— Издеваешься?! Это же ловец душ! Я пытался предупредить, но не мог тебя нащупать. Быстрее!

— Кто это?! — переспросил я, потому что название было, мягко говоря, незнакомым. — Оно живое или нет?

— Бежим! — уже почти в истерике простонал мой странный спутник. — Потом объясню!

Но я не торопился поддаваться его панике. Страх вообще очень плохой советчик, и следовать таким его рекомендациям, мягко говоря, глупо. Тем более, лично мне настолько страшно не было; неуютно — да, а ко всему прочему ещё и весьма любопытно.

Потом началось нечто совсем уж непонятное. Молочная фосфоресцирующая дымка на дальнем от деревни краю озера торопливо раздалась в стороны, а в открывшейся проплешине из маслянисто поблёскивающей воды начала подниматься огромная тень. С первого взгляда стало понятно, что природа её схожа с природой моего паникующего спутника, вот только размеры отличались на порядок, а очертания скорее напоминали огромную змею, или даже червя.

— Беги! — Тень практически визжал.

— Отставить панику! — рявкнул я, не двигаясь с места. Бежать, как и нападать первым, я не собирался. А существо пока не проявляло никакой агрессии, и, хотя и двигалось в нашем направлении, делало это без спешки. — Оно опасно?

— Да! — в голосе тени звучала злость и обида, но, кажется, мой окрик подействовал благотворно: истерика прекратилась. Ещё пощёчину надо было бы залепить, но как его ударить? — Он убьёт меня, и точно попытается убить тебя!

— Оно способно тебя убить? — искренне опешил я. Впрочем, с удивлением справился довольно быстро; если эти сущности похожи, то наверняка могут взаимодействовать. — И тебя оно непременно убьёт, а меня только попытается. С ним возможно драться? — прагматично уточнил я. — И конкретно я могу ему что-то противопоставить?

— Не знаю я, как его можно убить! — простонал Тень, понимая, что я настроен решительно, и вряд ли двинусь с места без конкретного логичного мотива. — Я точно знаю, что я его уничтожить не могу, а что способно его уничтожить — понятия не имею!

— Не можешь уничтожить? — переспросил я. Стало быть, я был прав, и Тень — отнюдь не безвредное существо. Я уже даже почти доволен, что наткнулся на это странное создание; столько всего нового уже узнал! Несколько лет мой загадочный спутник скромно помалкивал, а тут вдруг нате, разоткровенничался. Всё-таки, страх — сильная штука. — А кого ты вообще можешь убить?

— Любого! Только не его.

— И меня?

— Тебя… нет. Не уверен. Может, теперь, когда ты, наконец, меня расколол и раскрыл страшную тайну, ты побежишь?

— А почему ты меня-то уговариваешь? Сам бы побежал, у тебя это хорошо получается, — я пожал плечами. Чтобы видеть макушку приближающегося существа уже приходилось задирать голову, а до него самого оставалось ещё около сотни саженей.

— Если я хотя бы высунусь сейчас за пределы твоей тени, от меня не останется даже воспоминаний, — раздражённо пробурчал он.

— Почему он не может достать тебя в моей тени?

— Да прекрати ты уже задавать вопросы! Давай сначала окажемся подальше от ловца, а потом я честно расскажу тебе всё, что ты попросишь?

Я не побежал. Да и, почти уверен, поддайся я на мольбы тени, толку бы не было никакого. Оно бы всё равно нас поймало, только я сбил бы дыхание и концентрацию.

Огромная тень, подобравшись к берегу, всей массой обрушилась на меня. И масса эта была чудовищна, чего очень трудно ожидать от тени, пусть даже огромной и необычной. Свинцовая тяжесть придавила к земле, как будто гравитация мгновенно возросла в разы, и… отшатнулась. А потом начался самый необычный бой, в каком мне доводилось участвовать.

Кажется, тень обжигалась, касаясь меня, поэтому гоняла, как гоняет кошка свернувшегося ежа — отдёргивая лапы, но упорно пытаясь добраться до спрятанного под иголками. Однако, в отличие от этих животных, весовые категории у нас были совершенно иные, в результате чего меня швыряло из стороны в сторону и сбивало с ног. И каждый раз оставалось только гадать, откуда придёт следующий удар, потому что вокруг была абсолютная темнота.

Очень быстро подобное мне надоело, и я швырнул сгусток огня куда-то в темноту. Со всех сторон послышалось недовольное шипение, удары посыпались чаще. Но я уже понял, что могу сопротивляться.

Ослепительные всполохи пламени рассеивались где-то на расстоянии двух-пяти саженей от меня. А когда очередное заклинание сработало почти перед лицом, окатив меня жаром с головы до ног, последовал особенно сильный удар, швырнувший меня куда-то вбок.

Приземление вышло почти мягким, но лучше бы это были камни.

Моё тело со всех сторон охватила вода. И позволять всплыть мне явно никто не собирался. Швыряться огненными заклинаниями под водой — малоэффективное занятие, и я под ударами никуда не девшейся темноты стремительно погружался, чувствуя, что в лёгких уже заканчивается воздух. Я понял, что тень заталкивает меня на самую глубину, стремясь минимизировать мои шансы выжить.

Это была смерть. Я слышал её шаги — или просто кровь стучала в ушах от глубины? И я ощущал её дыхание, которое совершенно точно ни с чем не мог спутать, потому что уже слышал его раньше, и не один раз: была война, и Кара постоянно бродила где-то рядом.

Но страх так и не появился. Вместо этого привычная сосредоточенность и азарт боя сменились отстранённым спокойствием. И я вспомнил, как подумывал о возможности сжечь это озеро. Ведь даже вода может гореть, если создать подходящие для этого условия.

Последнее, что я видел перед тем, как потерять сознание от удушья — бурлящий огненный ад вокруг, и центром этого ада был я.

— Товарищ гвардии обермастер! — позвал кто-то совсем рядом и легонько похлопал меня по щеке. — Товарищ гвардии обермастер, очнитесь!

— Он приходит в себя! Я уж думал, от истощения в кому впадёт.

— Щас тебе, обермастер-огневик от истощения в кому. Нашёл лейтенанта!

— Что ж он, безразмерный? Обермастер тоже человек, он тоже не может через себя стихию до бесконечности пропускать, а тут, вон, посмотри…

— И правда что, — вклинился ещё один голос, четвёртый. — Тут воднику подспорье было, а огневику-то тяжелее.

— Водник зато такое художество бы не оставил! — едва ли не хором парировали два других голоса.

— Да тихо вы все! Где вообще носилки, которые вам приказано было принести? — рявкнул на них самый первый, когда я всё же переборол слабость и открыл глаза. Вокруг было светло, но небо над головой всё ещё оставалось чёрным. Пару раз тяжело моргнув, я огляделся. Каждое движение головы давалось с трудом, будто ворочал я вместо неё свинцовую чурку. — Как Вы? — приподнимая меня в сидячее положение, торопливо заговорил русоволосый молодой человек с нашивками целителя и СОБ, пребывающий в звании подмастерья. — Что-нибудь болит? Диагностика затруднена, тут остаточный магический фон очень сильный, но на первый взгляд только сильное истощение.

— Слабость, — с трудом ворочая шматом замороженного мяса, которым по ощущениям казался распухший язык, сипло и невнятно пробормотал я, но службист, кажется, вполне понял. — Дышать трудно. Говорить… трудно. Где я?

— Вы едва не утонули. Кривое Озеро, здесь до войны была одноимённая деревня. Строго говоря, мы находимся на дне этого озера; кажется, Вы его сожгли, — он хмыкнул. — Сейчас принесут носилки, и мы вытащим Вас на берег.

Я не сумел даже кивнуть. Так и сидел, поддерживаемый незнакомым целителем, разглядывая грязно-коричневую с чёрным нагаром стену, уходящую вверх. Кажется, мы находились в глубокой узкой яме.

Через некоторое время вернулись бойцы с носилками — простыми, походными, состоящими из куска ткани с пришитыми ручками, и не содержащими ни капли магии. Интересно, к чему такие усилия?

Ах да, службист же говорил про повышенный магический фон. Что не удивительно в свете упоминания о сожжённом озере. Долго ещё в этом месте будет аукаться применение такой магии; судя по моему нынешнему состоянию, сил я не пожалел. Вот только вспомнить бы, чем помешало мне это озеро?

Попытки напрячь память вызвали только тошноту и ощущение "плывущего" сознания, поэтому я поспешил их оставить. И вообще постарался сосредоточиться на окружающем мире, с огромным трудом повернув голову вбок.

Из ямы меня вытаскивали на верёвках, причём достаточно долго. А на поверхности открылся совсем уж странный нереальный пейзаж — неровный рельеф с пологими холмами и кавернами, покрытый каким-то спёкшимся шлаком и гарью. Котлован, бывший раньше озером, сейчас озаряло множество огней. Вопроса "для чего" задать себе я не успел: взгляд зацепился за деловито семенящий куда-то трактор, две пары ног которого держали под брюхом крупный контейнер, из-за чего походка у машины была довольно забавная.

Люди в форме и всевозможная техника буквально кишели вокруг. Строить предположений о причинах подобного я сейчас не мог, но факт этот очень прочно отложился в сознании. А когда после нового короткого подъёма мы выбрались на бывший берег озера, обнаружился огромный лагерь, пребывающий в стадии развёртывания — некоторые палатки уже стояли, вокруг остальных суетились солдаты.

Анализ увиденного я тоже отложил на потом. Тем более, мы наконец-то достигли конечной цели пути, и меня уложили на походную кровать в стандартной офицерской палатке.

Проснулся я от ощущения сильного голода и ломоты в висках. Долго лежал, складывая разрозненные кусочки воспоминаний и осколки собственной личности: очень трудно, пропустив через себя большой поток силы, остаться самим собой. У меня достаточно опыта, чтобы не потеряться, но восстановление всё равно требует времени. Тем более, события были весьма неординарные.

Не знаю, сколько я лежал с закрытыми глазами, методично раскладывая сознание по полочкам. В конце концов, кое-каких успехов добился: во-первых, вспомнил себя, а, во-вторых, составил общую картину произошедшего. Подробности же если и вспомнятся, то точно не сейчас.

Собственно, картина получилась преинтересная. Я всё-таки убил этого ловца душ, спалив к Чернуху с ним вместе всё озеро. Интересно, выжил ли в этом локальном светопреставлении мой необычный спутник? Очень хотелось бы надеяться на положительный ответ. Он, кажется, обещал прояснить природу теневой твари и ответить на все интересующие меня вопросы. Да и привык я к этому типу, что уж там; с ним всяко веселее, чем одному.

Одно не даёт покоя, количество техники и службистов. Узнать о происшествии было не трудно: такие энергетические всплески всегда отслеживаются и тщательно проверяются. Искать виновника всплеска? Ищут; правда, в большинстве случаев находят хорошо если опознаваемое тело. Обычно подобные всплески происходят неконтролируемо, у молодых неопытных магов или у тех, в ком дар спал слишком долго и не был вовремя обнаружен, а вероятность выжить без практики работы со стихией в этих случаях ничтожно мала. Но для этого достаточно прочесать эпицентр отрядом бойцов человек в двадцать.

Нет, технику нагнали явно не по мою душу, а на меня самого наткнулись едва ли не случайно. Выгоревшее озеро само по себе, конечно, могло бы заинтересовать каких-нибудь учёных, но отнюдь не СОБ, причём так быстро и с привлечением огромных ресурсов. Вывод напрашивается один: разведчики наткнулись на нечто весьма и весьма необычное. От той тени остался труп? Или…

Вот здесь возможно огромное количество вариантов, гадать совершенно бессмысленно. А попытки выяснить чреваты неприятностями; уж где-где, а в СОБ работают редчайшие специалисты по созданию этих самых неприятностей простым смертным.

Ещё хотя бы знать, с чем я всё-таки столкнулся! Можно было бы предположить, что от него могло остаться. А так…

Я открыл глаза и повернул голову на тихий шелест и звук шагов. В палатку вошёл давешний подмастерье с висящей через плечо сумкой с характерным медицинским красным крестом.

— А, Вы уже очнулись! — искренне обрадовался он. — Это хорошо. Как самочувствие? Вы понимаете, где находитесь?

— Да, спасибо, мне хватило времени прийти в себя, — я слегка кивнул. Слабость в теле всё ещё оставалась, но каждое движение теперь не казалось подвигом. — Офицерская палатка в лагере на берегу Кривого Озера. Точнее, того котлована, в котором оно раньше было. По сравнению с прошлым пробуждением самочувствие отличное, только голова немного болит.

— То есть, помощь целителя-менталиста вам не нужна? — уточнил он, присаживаясь к стоящему рядом столу и доставая из планшета желтоватые листы бумаги.

— Спасибо, не надо, — вежливо отказался я, мысленно добавив, что СОБовского целителя-менталиста я до своей головы в сознательном состоянии не допущу.

Больше целитель вопросов не задавал; провёл диагностику, остался доволен результатами, записал что-то и, сообщив, что сейчас мне принесут поесть, вышел.

Рядовой с обещанным подносом как будто дежурил снаружи, ожидая появления целителя, потому что появился сразу же. Он представился, спросил разрешения войти. Торопливо поставив поднос на стул, подвинул его к моей кровати, отсалютовал, и, точно так же поспешно спросив разрешения выйти, почти что выбежал наружу. Всё это время парнишка смотрел на меня со смесью ужаса и обожания.

Неужели его так впечатлили причинённые мной разрушения? Конечно, явно совсем зелёный ещё мальчишка, только призвавшийся. Но, мне кажется, после войны уже мало кого можно удивить подобным… или просто на передовой примелькались разрушения, и поистине чудовищная сила боевых офицеров не вызывает оторопи? Я ведь ещё неплохо помню себя во время учёбы, в первые годы службы. Я, кажется, тоже с трудом верил в возможность существования людей, в одиночку способных управлять такими силами. Всего несколько лет прошло, и — пожалуйста, я сам уже живой пример.

Точнее, "чуть живой", если судить по физическому состоянию; я едва сумел приподняться вместе с подушкой в полусидячее положение. Кажется, переоценил я своё сегодняшнее самочувствие, не так уж сильно оно отличается от вчерашнего. Но жаловаться всё равно не на что: велика была вероятность вообще не очнуться, перенапрягшись. Или утонуть и быть сожранным той сущностью, что, наверное, куда хуже просто смерти.

Приступить к еде я не успел; нагрянул новый посетитель. Я дёрнулся, намереваясь вскочить с кровати, и машинально выискивая взглядом фуражку.

— Да лежи уж, Стахов, не дёргайся, — заметив мой манёвр, посетитель, усмехнувшись в усы, махнул рукой, озираясь в поисках ещё одного стула.

— Здравья желаю, товарищ гвардии генерал-полковник, — отсалютовал я, лёжа в кровати. Неожиданный посетитель всё же нашёл стул, поставил его рядом с моей кроватью, с кряхтением, тяжело опираясь на спинку, присел на него боком и пристально уставился на меня.

С минуту мы поиграли в гляделки; признавая боевую ничью, начал говорить он.

— Сукин ты сын, Стахов, — почти ласково, с насмешливой отеческой улыбкой сообщил мне старик.

— Не понимаю, товарищ гвар…

— Да прекрати ты уже! — недовольно поморщился он. — Ещё все регалии начни перечислять, чтоб я окончательно себя старым пнём с ушами почувствовал. А то я без тебя не знаю, что пень, — он хмыкнул. — А что не понимаешь — дело поправимое, я к тебе за этим и зашёл. Удивлён, небось?

— Не каждый день персонально к тебе командующий военным округом приходит, чтобы лично обозвать сукиным сыном. Удивлён? Не то слово! — максимально честно ответил я. Потому что… а как с ним ещё можно разговаривать?

Генерал-полковник Стапан Иланович Суровый — личность легендарная, колоритная и лично мной бесконечно уважаемая. Да что там, мной; на этого обрюзглого еле ходящего старика молится едва ли не вся армия. Ходят разговоры, что без него мы войну могли и не выиграть. Конечно, преувеличение; выиграли бы, никуда б не делись. Вот только какой кровью и когда?

Суровый полностью оправдывает свою фамилию; он резок, деспотичен, не прощает ошибок. Но при этом к себе требовательней, чем ко всем окружающим, вместе взятым, а ошибки даёт возможность исправить или искупить. В жизни прямолинеен, терпеть не может "разводить политесы" и совершенно аховый дипломат; абсолютно не умеет лебезить перед начальством и, если что-то не так, высказывает в лоб. Буквально из уст в уста среди командного состава передаётся история о том, как в апреле 1907 года, когда положение наших войск было наиболее пугающим за всю войну, и злые языки пророчили скорое поражение, на совещании в ставке Суровый оружием угрожал слишком на его взгляд пораженчески высказавшемуся Главнокомандующему, грозясь расстрелять того за дезертирский настрой, подрыв морального духа и неверие в Красную армию. Расстрелять не расстрелял, да и вряд ли на самом деле попытался бы, — подобный поступок уж точно подорвал моральный дух куда надёжнее любых высказываний. Но, говорят, это выступление произвело неизгладимое впечатление на Главнокомандующего, и, можно сказать, привело его в восторг. Во всяком случае, именно тогда Суровый был назначен командующим Западным округом и Центральным фронтом, который тогда уже почти весь был в руках доманцев, а наши войска неуклонно отступали.

Тут вовсю ширь развернулась другая черта прямолинейного генерала; военный гений, компенсировавший полное отсутствие житейской хитрости. Почему Сурового, отлично зарекомендовавшего себя во время Гражданской войны, участвовавшего ещё в царские времена во множестве военных конфликтов и не понёсшего ни одного серьёзного поражения за время своей карьеры, не назначили на Центральный фронт сразу? Как обычно, виной всему политика и предвзятое отношение к человеку, когда-то успевшему повоевать за царя. Не все могут понять, что воевали не только и не столько за царя, сколько за Родину, за офицерскую честь. Правда, хуже, когда отлично понимают, но плюют, используя общеизвестный факт как дополнительную карту в политическом раскладе.

Мне доводилось несколько раз пересекаться с этим человеком, уже в последние два года войны, когда мы с полковником Гибиным командовали семнадцатым отдельным пехотным полком. Так принято ещё со времён Гражданской: общее руководство военными силами осуществляют командиры, а офицеры составляют параллельную командную вертикаль, обеспечивая магическую поддержку армии. То есть, офицер не вмешивается в командование подразделением до тех пор, пока нет магической опасности, или она не выходит за рамки учтённого в планах.

— Гляди-ка, он ещё и радуется чему-то! — недоумённо хмыкнул Суровый. — Заварил ты кашу, Стахов, ох, какую крутую кашу! Скажи мне вот что, обермастер. Как у тебя отношения со Службой?

— К счастью, никак, — я пожал плечами. — Я стараюсь избегать лишних контактов с ними и не привлекать к себе внимания. За последнее время пришлось пересечься только один раз, чуть меньше месяца назад.

— Ты про ту псарню? Да не к чему им там придраться, не волнуйся, — поморщился генерал. Я несколько опешил; нет, наверное, командующему округа должны были докладывать о подобном происшествии, и он вполне мог запомнить главного виновника — на память, насколько я знаю, Стапан Иланович не жаловался никогда, — но причём тут вторая реплика?

— А почему они должны были попытаться придраться? — уточнил я и по мрачному взгляду генерала понял: вопрос был правильный. Суровый внимательно разглядывал меня несколько секунд, будто пытаясь проглядеть насквозь, потом снова поморщился.

— Не лезь ты в это дело. Меньше знаешь — крепче спишь. И подозрения свои при себе оставь. Ты и так сейчас вляпался по фуражку. Какой леший потащил тебя к этому озеру?! — он удручённо вздохнул, покачав головой.

— Вы же сами участвовали в составлении приказа "О возвращении", — ответил я.

— Да участвовал, участвовал. Накладки, они всегда бывают. В общем, объясняю диспозицию, сынок. Не знаю уж, что ты убил в этом озере; надеюсь, знаешь ты, потому что тебя жаждут видеть СОБовские дознаватели, и придумай, пожалуйста, более-менее вразумительный ответ в любом случае. Эти ребята не любят сочетание слов "не знаю". Самое главное, под озером обнаружили такое, что… Ну, да, в общем-то, — осёкся на полуслове генерал. — С тебя они вряд ли смогут что-то спросить по этой теме. Но в дальнейшем очень советую выбирать дороги попрямее, с наименьшей вероятностью наткнуться на что-то опасное. Ещё лучше — отказаться от отпуска и вернуться в расположение. Хотя, ты же ведь не послушаешься. Чтобы не мучился вопросом "а зачем, собственно, я понадобился этому старикану?", отвечаю. Хотел пообщаться и дополнительно предостеречь; уж в очень неудачные места тебя заносит судьба после войны. Ладно, некогда мне тут с тобой, герой. Пойду. А ты ешь, силы восстанавливай; и так, поди, остыло всё.

И, вновь махнув рукой на мои попытки подняться и попрощаться по уставу, генерал-полковник вышел, оставив меня недоумевать в гордом одиночестве.

Да Чернуха им всем на хребет! Что вообще происходит вокруг?! И что могло быть в этом несчастном озере, так сильно заинтересовавшее Службу? Невиданный источник энергии? Портал на изнанку? Сверхсекретный доманский бункер? Прав Суровый, это ж надо было так вляпаться!

— Ил… — раздался, прерывая мои мрачные раздумья, крайне смущённый голос из-под кровати. — Ты… извини меня за вчерашнее, ладно? Это, наверное, инстинкты.

— Я рад, что ты остался жив, — с облегчением ответил я. Опомнившись, торопливо принялся за еду; а то вдруг дознавателям тоже неймётся, и они заявятся прямо сейчас. — Ты очень вовремя вернулся. Расскажи мне про этого ловца душ, чтобы я хотя бы примерно представлял, о чём с СОБовцами говорить.

— Может, лучше честно сослаться на незнание и действие по обстоятельствам? — предпринял он робкую попытку уйти от ответа.

— Как мудро заметил Стапан Иланович, эти товарищи очень не любят ответа "не знаю". Слишком уж он однозначный. И, знаешь ли, как правило действительно скрывает за собой нежелание отвечать. Так что рассказывай. Кто ты такой, откуда взялся, что это за ловец душ и как я его, Чернух побери, всё-таки убил?

— Ну, первый вопрос простой. Кто я и откуда взялся, я и сам понятия не имею, — хмыкнул он. — Никаких личных воспоминаний до того момента, как я пришёл в себя в этом мире, у меня нет. А пришёл в себя я за пару дней до знакомства с тобой. Это что касается моей личности. По поводу сущности тоже очень мало что могу сказать. Я тень. Мне комфортнее ночью, а под прямые солнечные лучи или просто под прямой свет я не могу высунуться чисто физически, будто какая-то упругая стенка не пускает. Правда, есть подозрение, что при большом желании можно через эту стенку перебраться, но мне очень и очень не хочется. Не страшно, а… такое ощущение, что это приведёт к каким-то очень нехорошим последствиям. Причём не только для меня.

Что касается моего умения убивать… Тени могут поглощать друг друга; я именно так и перемещаюсь, поглощаемый тенями. Просто когда это делает несознательная, "обыкновенная" тень, поглощение частичное. Как, например, ты ныряешь в воду; ощущения, как мне кажется, похожие. А я могу поглощать тени окончательно, и существо, лишившееся тени, очень быстро умирает. Я попробовал это на одном живом доманце. Уничтожить существо без тени я тоже могу, но это гораздо труднее, и я просто не смогу описать этот процесс в понятных тебе выражениях. Какую-нибудь несложную нежить или нечисть убить проще, мага… я не уверен, что мне хватит сил на кого-то опытнее лейтенанта, да и не факт, что на него-то хватит. Тут дело в сознательности использования человеком стихии.

Собственно, теперь тебе понятно, почему я так испугался той твари. Она легко могла сожрать меня и, думаю, вполне могла бы подзакусить тобой. Но ты как-то её убил. Как — тоже не спрашивай. Не знаю, поможет ли тебе, но я знаю о Ловце следующее. Это очень и очень сильная тень — ну, да ты видел его размеры. Он не может далеко передвигаться, живёт, как правило, на одном месте. И он там что-то охранял. Что-то очень важное. Я пытаюсь вспомнить, что, но сознание на этом месте начинает расплываться, теряется ориентация в пространстве. В общем, наверное, подходит определение "начинает кружиться голова", если оно ко мне вообще может быть применимо. Могу сказать почти точно: разбудили его доманцы. Потому что он тут наверняка давно, и если бы бодрствовал, деревни бы не осталось задолго до их прихода. Собственно, вот и всё.

По окончании исповеди из-под кровати раздался печальный вздох. А я обнаружил, что, пока слушал, в задумчивости успел доесть всё, что принесли, и даже не могу вспомнить, а что именно я съел?

— А чем я такой особенный? Ты пару раз упоминал, что я — это совершенно другое дело.

— Понятия не имею, — грустно отозвался Тень. — Если к остальным магам я могу хотя бы… кхм… Как бы поточнее выразиться? Пусть будет "подключиться". В общем, ты для этого самого подключения недоступен. Совершенно. Понятия не имею, почему. Может быть, я — не свободная тень, а твоя тень? — он нервно хмыкнул.

— Я, как ты понимаешь, тем более не знаю, — я вздохнул и сполз обратно в горизонтальное положение. Подушка сбилась, но мне было чудовищно лень её поправлять. — И, раз меня пока никто не собирается допрашивать, я лучше посплю. И ты отдыхай. Или прогуляйся.

Последнюю рекомендацию я пробормотал уже засыпая. Иначе — хочется верить! — догадался бы не предлагать подобного времяпрепровождения своему любопытному приятелю.

Проснулся я в темноте от того, что меня громко звали по имени.

— Илан! Да сколько ж можно? Просыпайся! Там такое, такое!!

— Да что ты разорался посреди ночи? — проворчал я. — До утра это не подождёт?

— До какого утра?! Ил, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Как можно ждать до утра? Ты… ты…

— Ладно, — оборвал я вопли тени. Раньше он как-то приличнее себя вёл, а тут — то паникует, то… вообще не понятно. Что ж его так выбил из колеи этот ловец? — Я проснулся. А теперь досчитай до десяти и обратно, и начинай спокойно и без истерик рассказывать, что случилось.

— Тьфу! Да ты понимаешь, что…

— Не понимаю! — не выдержав, рявкнул я. — Потому что ты уже несколько минут только орёшь, и ни одной внятной фразы я от тебя не услышал!

— Извини, — стушевался Тень и, перестав маячить жутковатой объёмной фигурой над моей кроватью, стёк под неё на пол. — В общем, пробрался я туда, за кордоны.

— За какие ещё кордоны?

— Ну, помнишь, я говорил, что ловец душ что-то охраняет? Так вот, СОБ нашли это "что-то" и выставили там такую охрану — ужас! Толпы народу, светло как на хирургическом столе. Еле пролез — хорошо, там не одни только офицеры, есть и простые смертные без магических способностей. Илан, там портал! — торжественно, с придыханием сообщил он.

— Что за портал и куда? — я устало вздохнул, понимая, что уходить от этого озера надо как можно быстрее и как можно дальше. Уж больно нервным стал мой необычный спутник в этих краях. А там, глядишь, на свежем воздухе оклемается.

— А… — кажется, своим простым вопросом я поставил его в тупик. — Не знаю, — растерянно вякнул он и окончательно смутился. — Ну, Илан, я чувствую, что нам надо туда! Мне кажется, это портал на Изнанку, или ещё куда-то… ну, не просто же так его охраняла тень, правильно?

— Послушай сам себя и пойми, что ты несёшь полную ахинею, — ворчливо отозвался я. Нет, в таком варианте Тень, определённо, начинает раздражать. — Во-первых, даже если это действительно портал на Изнанку, что мы там забыли? Вернее, не так. Ты-то понятно, у тебя вообще, чувствуется, с головой беда, особенно обострившаяся после встречи с ловцом душ. Но мне что там делать? Я не контуженый авантюрист и не исследователь-первопроходец, я кадровый офицер! И я собираюсь добраться до родного города и отдохнуть положенное время, после чего вернуться в расположение части и продолжить службу. Если так хочется, иди один, я тебя чисто физически не смог бы удержать, даже если бы очень захотел. Во-вторых, даже если бы я, как и ты, рвался в этот портал с упорством шизофреника, ты понимаешь, что прорываться через кордоны СОБ — это самоубийство? Я, насколько ты знаешь, по теням хорониться не умею. Или ты уже научился и окружающих в своё двумерное состояние переводить?

— Нет, — он грустно вздохнул. — Но я не могу сам активировать портал, я же тень! Да и не знаю я, как это делается…

— А я, стало быть, знаю? — со всем возможным ехидством поинтересовался я. — Послушай, если тебе так уж хочется пролезть в этот портал, оставайся здесь! Уж Тень, где спрятаться, для тебя найдётся всегда. Службисты упорные, рано или поздно они туда точно пролезут.

— Нет, я один не хочу, — проворчал он. — Я к тебе привык. А тебе что, совсем не любопытно?

— Представь себе, нет. И если бы точно так же нелюбопытно было службистам, мне было бы гораздо спокойнее. Потому что не просто же так подобное существо охраняло этот портал? И не случится ли чего-нибудь крайне нехорошего, если этот портал активизируют? Я уже начинаю убеждаться, что лучше мне было не рыпаться, а позволить ловцу себя сожрать. Остаётся уповать на то, что СОБовцы, насколько я знаю, не имеют привычки лезть в пекло без разведки и тщательной проверки данных. То есть, в отличие от тебя, они не сунутся в портал, который ведёт вообще неизвестно куда, да ещё и запечатан. Так что, если ничего стратегически выгодного они там не найдут, есть шанс, что они ничего не испортят. А вот если я послушаюсь тебя, смогу каким-то чудом пройти кордоны и активировать этот переход, может случиться Рос знает что. Я достаточно полно ответил на твои вопросы?

— Да, — нехотя откликнулись из-под кровати. — Ты прав. Но ведь это же так интересно!

— Знаешь, что-то подсказывает мне, что в этот мир ты попал именно таким образом. Тебе было интересно, и ты куда-то сунулся не глядя. И теперь торчишь тут с потерей памяти, — я хмыкнул.

— То есть, этот портал может вообще вести ко мне домой? — явно заинтересовался он. Я вздохнул, мысленно укорив себя за поспешность собственного языка. — Вообще, логично. До сих пор мы с тобой не встречали ничего, подобного мне, и никаких упоминаний. То есть, я существо явно инородного происхождения. И про ловца душ ты никогда ничего не слышал, а я откуда-то про него знаю. Я теперь даже, кстати, вспомнил ещё одно; он умеет создавать сложные иллюзии с участием поглощённых душ, вроде как кукольный спектакль.

— Деревня Кривое Озеро, — кивнул я. — Это всё ставит на свои места. Но, возвращаясь к порталу, откуда ты можешь знать, что это именно нужный тебе? Ведь ты очнулся далеко от этого места. Так?

— Ну, кажется, да, но я уже говорил, что могу преодолевать очень быстро огромные расстояния, и с трудом ориентируюсь на местности, так что я вообще не знаю, где именно очнулся. Тем более, что первое время я просто осваивался и пытался понять, что я такое и где я нахожусь, — он шумно вздохнул. — Не переживай, первая волна интереса угасла, и ты меня убедил, что это глупо — соваться абы куда без всякой информации.

— Хвала богам, ты наконец-то вернулся к своему здоровому состоянию. Может быть, теперь ты позволишь мне поспать? Подозреваю, утром мне светит общение с СОБовскими дознавателями, а это редкое удовольствие, особенно в свете того, что я успел за сегодня от тебя узнать.

— Да, извини. Спи. А я пойду, послушаю, что происходит в мире, — голос прозвучал уже откуда-то от входа в палатку.

Утром я, вполне оклемавшийся, встретил дознавателя, что называется, полностью подготовленный. Не лежащи в кровати, а одеты по форме и не шатающимся от слабости. Проанализировав своё состояние, пришёл к выводу, что физически уже готов отправиться дальше. Оставался только один разговор, причём не факт, что после него меня отпустят.

Дознаватель пришёл часов в девять утра. Это был интеллигентного вида светловолосый полноватый мужчина в очках, с тихим голосом и обстоятельной манерой речи. Он производил впечатление человека дружелюбного, мягкого и несколько стеснительного. Но, во имя богов, когда дознаватель СОБ в звании мастера соответствовал своей внешности? Какая уж тут мягкость и стеснительность! Они могли быть присущи ему разве что где-то в далёкой юности, и там же должны были остаться.

— Доброе утро, товарищ гвардии обермастер, — он неуверенно отсалютовал. Я ответил тем же. — Мастер дознаватель СОБ Миролев Косаревич Озерский. Как Ваше самочувствие? — участливо осведомился он. Вот это, конечно, номер. Дознаватель Службы с княжеской фамилией — мягко говоря, неожиданно. Интересно, сколько ему пришлось доказывать свою непричастность к этому известному роду? Или он всё-таки его представитель, и каким-то чудом умудрился дослужиться до мастера? Да что там, вообще попасть в СОБ! В таком случае он должен быть, мягко говоря, весьма незаурядной личностью.

— Благодарю, гораздо лучше, — я решил поддержать манеру разговора оппонента, и занял в диалоге выжидательную позицию. Пусть лучше сам спрашивает всё, что нужно; тогда больше шансов не сказать что-нибудь лишнее. Правда, вряд ли у меня получится хоть что-то оставить при себе, если этот человек постарается. Жизненный опыт подсказывает, что с подобными типами надо быть осторожнее, чем со вчерашней тенью. — Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.

Мы устроились за столом. Озерский разложил какие-то документы, мелькнула пара фотокарточек, но их содержимого я различить не успел. Дознаватель откинулся на спинку стула, подняв взгляд на меня, и тут же слегка заныло в висках. СОБовец виновато улыбнулся.

— Простите за неудобства. Расслабьтесь, пожалуйста, и постарайтесь не сопротивляться: это не доставит нам обоим удовольствия, да и никакого толку не будет. Сами понимаете, особенности процедуры.

Процесс допроса всегда сопровождается ментальным сканированием. Любой человек с магическим талантом, и очень часто — даже без, чувствует это сканирование, и приятным ощущение назвать нельзя. Чем сильнее противодействие, тем сильнее начинает давить менталист. А в этих схватках я СОБовскому мастеру дознавателю, мягко говоря, не соперник. Поэтому я постарался последовать рекомендации Озерского и расслабиться. Ломить в висках перестало, осталась просто тяжесть; я всё равно продолжал нервничать. Не люблю, когда копаются у меня в голове.

Дознаватель лишь удовлетворённо кивнул и понимающе улыбнулся уголками губ — естественно, мою нервозность он заметил, и ничуть не удивился. Вряд ли вообще существуют люди, спокойно относящиеся к процедуре ментального сканирования.

В принципе, глубоко в память залезть дознаватель вот так просто не может. Для подобной проверки нужен сложный ритуал и, разумеется, специальная санкция, которую не так-то просто получить. А вот такое, стандартное ментальное сканирование, позволяет слышать эмоциональный фон объекта и улавливать некоторые поверхностные мысли. При достаточной сноровке этого вполне хватает.

— Вы, я думаю, догадываетесь, о чём пойдёт речь?

— Надо полагать, о случившемся со мной на озере, — я кивнул.

— С чего Вы решили? — полюбопытствовал он. Я понял, что таким образом Озерский может продолжать допрос очень долго, и решил ответить развёрнуто.

— Послушайте, товарищ мастер, я всё-таки не идиот, по сторонам смотреть умею. Совершенно точно, здесь под озером нашлась какая-то очень серьёзная и интересная вещь, иначе здесь не было бы Вас и такого количества Ваших коллег. Простая логика подсказывает, что это явно имеет отношение к некросам; может, какой-то бункер, или новая разработка. Или, что ещё вероятнее, некросы сами наткнулись тут на что-то, сделанное задолго до них. Этот вывод просто следует из облика встреченной и убитой мной твари — я не вспомню подобного ни из истории, ни из учебников, ни даже из рассказов сослуживцев и посторонних знакомых, включая всяческих дедушек-сказочников. Оно не пахло нежитью, да и весьма сомнительно, что настолько сложные и перспективные разработки дроманцы вели бы на свежезахваченной территории.

— Не надо так горячиться, — мягко качнул головой Озерский. — Я понимаю, Вам, боевому офицеру, весьма неприятно подвергаться допросу. Но не воспринимайте это как допрос: нам просто необходимо разобраться. Дело в том, — думаю, Вам можно об этом рассказать, всё-таки находка произошла почти исключительно благодаря Вам, — что мы пока ещё сами не понимаем, что именно нашли. Поэтому любая информация может быть полезна. Поэтому расскажите по порядку, как именно вы наткнулись на это существо, как оно выглядело, и как именно Вы его убили.

Я кивнул, сосредоточился и принялся за пересказ.

При общении с дознавателем лучше непрерывно говорить, делать как можно меньше пауз. Когда говоришь, сложно отвлечься на что-то, кроме слов. А вот опытный дознаватель способен пространно рассуждать на любую тему, при этом тщательно сканируя один, а то и несколько объектов. Так что, чем бодаться, лучше просто немного нервничать и спешить: это вполне естественное поведение.

Из этих соображений, вбитых в меня когда-то давно одним опытным командиром, а ещё из желания поскорее отделаться от неприятной процедуры, я рассказывал подробно, не забывая про детали. Озерский почти не задавал вопросов и не просил меня говорить короче.

Я сразу объяснил мотивы, приведшие меня на развалины этой деревни. Дознаватель, отдать ему должное, не стал придираться к моему любопытству и тому факту, что о своих подозрениях я никого не поставил в известность; даже наоборот, весьма одобрительно кивнул. На всякий случай я описал даже того старика с телегой, который показал мне нужный поворот. Упомянул мгновенное головокружение на подходе к лесу. Подробно остановился на описании деревни, даже вспомнил свои эмоции по этому поводу. Пересказал разговор с девушкой у колодца и все обстоятельства своего краткого пребывания в деревне.

Потом дошёл до описания ночного вида на деревню, и вот тут дознаватель разразился целым потоком уточняющих вопросов: как выглядел туман, распространялся ли он на деревню, были ли на небе облака, видел ли я среди призраков домов людей — хоть в каком-то виде. Точно так же подробно он расспрашивал меня об облике теневой твари и её поведении, короткой драке на суше и ещё более короткой драке под водой.

— А скажите, Илан Олеевич, Вам знакомо имя некоего Лихея Архарова? — совершенно внезапно, уже начав складывать бумаги, и я перевёл дух, поинтересовался дознаватель. Вопрос оказался неожиданным, и с ответом я замешкался, судорожно пытаясь вспомнить, а кто это, собственно, такой.

— Знакомо, но я никак не могу вспомнить, — наконец, заговорил я. — Хотя, минуту! — меня наконец-то осенило. — Кажется, именно так звали того подмастерья, что приехал забирать поводок псарни в Пеньках, несколько недель назад.

— У Вас неплохая память на имена, — задумчиво кивнул он.

— Выработана годами практики, — машинально отмахнулся я, пытаясь сообразить, почему мне задали сейчас этот вопрос.

— А скажите, Вы никогда не видели его до того случая? Или уже после? И какое он произвёл впечатление?

— Если встречал, то не запомнил — у него не настолько примечатная внешность. Впечатление произвёл положительное. Но мне показалось странным его поведение: он не задал никаких вопросов, и даже не стал смотреть место привязки и останки псарни, — без раздумий выложил я. Если дознаватель в таком звании "между прочим" интересуется тем недавним происшествием… Вряд ли в том деле мной были затронуты какие-то интересы Службы. А если кто-то прикрывался её именем, то и подавно лучше быть максимально откровенным. При всей моей неприязни к этой организации, быть пособником диверсантов или изменников Родины нет никакого желания. Это не политагитация и не её плоды, как любят кричать злые языки, особенно среди эмигрантов. Я просто люблю свою страну, и не позволю всякой сволочи распоряжаться здесь по-хозяйски.

— А что ещё показалось Вам странным в том случае? — явно заинтересовался дознаватель.

— Поведение оберлейтенанта Уны Колко, целительницы, которая, по её словам, пребывала там в отпуске, — и я в подробностях пересказал и встречу с девушкой, и собственные подозрения.

Кажется, эта история интересовала дознавателя куда больше, чем озеро. Озерский много спрашивал, очень много уточнял. Попросил словесные портреты всех участников тех событий, некоторые моменты переспрашивал по нескольку раз. И очень много записывал. Каллиграфически идеальные буквы покрывали серую вторичную бумагу, разлинованную под стандартные бланки, с умопомрачительной скоростью.

Наконец, видимо, узнав всё, что было ему нужно, дознаватель принялся неторопливо и обстоятельно собирать свои документы, разделяя их на несколько папок.

— Скажите, Илан Олеевич, а какие Ваши дальнейшие планы?

— Мои планы? Вы же знаете двести семнадцатый приказ, а я не демобилизован, я нахожусь в отпуске. Соответственно, планы мои вполне предсказуемы: следовать дальше по установленному командованием маршруту, после чего некоторое время отдохнуть в родном городе, дождаться приказа с новым назначением и отбыть к месту службы.

— Не стоит так волноваться, товарищ гвардии обермастер, — понимающе улыбнулся дознаватель, а я едва удержался от раздражённой гримасы. СОБовцы, у всех одна школа, у всех одна манера общения, пусть и с некоторыми различиями. — Я ни в чём Вас не подозреваю. Просто может возникнуть необходимость в уточнении каких-то моментов Ваших показаний.

— Мой шар связи всегда при мне, — я пожал плечами.

— Да, действительно, — он усмехнулся каким-то своим мыслям. — Всего хорошего, Илан Олеевич, ровной дороги, — Озерский кивнул и вышел.

Я некоторое время стоял неподвижно, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, потом проворчал себе под нос:

— Ненавижу службистов! — я чувствовал себя выжатым и опустошённым. Похоже на позавчерашнее состояние, только там усталость была физическая, а тут — моральная.

— Мне кажется, он это понял, — тут же последовал ехидный комментарий из-под койки.

— А, ты уже здесь? — я раздосадовано махнул рукой на собственные эмоции и принялся за ревизию вещмешка, обнаруженного тут же. — Как ночная прогулка?

— Да никак, — он печально вздохнул. — Никто ничего так и не придумал касательно портала. — Я удовлетворённо кивнул: подозрения оправдывались. Службисты, может быть, и неприятные личности, особенно ввиду личных способностей и практически всемогущества организации, но идиоты там, как правило, не выживают. — А это действительно очень неприятно? Ну, процедура дознания.

— Очень мало кому нравится вторжение в собственные мозги. А опытные менталисты по-другому на близком расстоянии общаться не могут: если он сосредотачивается на человеке, то начинает его "щупать". Вообще их, наверное, даже можно в связи с этим пожалеть; но я воздержусь от подобной сентиментальности, увольте. Давай, выползай из-под кровати, очень мне не хочется надолго тут задерживаться. Объяснить, почему? — я насмешливо хмыкнул.

— Есть предположение, но я с удовольствием послушаю.

— Когда тобой интересуется Служба, — а я почти уверен, что меня, как говорится, уже "взяли на карандаш", — лучше находиться подальше от мест повышенного скопления этих товарищей.

— А разве это поможет? — поддел меня Тень.

— Нет. Но мне так будет спокойнее.

Из лагеря я ушёл без каких-либо эксцессов. Поговорил с тем целителем, который меня приводил в чувство, и, закинув на плечи вещмешок и скрутку с шинелью, торопливо двинулся к памятной дорожке. Поднимаясь на пригорок, не удержался и оглянулся на котлован.

Внутри что-то болезненно сжалось. Три наслаивающихся друг на друга в памяти пейзажа вызывали тоску и почти страх. Уютная деревня между холмами, пропахшее смертью пепелище и то, во что эта местность превратилась теперь. Мёртвая пустыня, один из многих шрамов на теле земли, оставленных войной. Сколько времени понадобится, чтобы он затянулся? Да, ручьи наполнят мёртвое озеро, может быть, даже пробьются сквозь спёкшуюся корку ключи. Только живым оно от этого не станет. Холодный пустой водоём с прозрачной водой на краю давно мёртвой деревни.

Наблюдая подобные картины, я понимаю, почему меня и мне подобных так боятся простые люди.

Я развернулся и, уже не оглядываясь, двинулся вверх по дороге. Сейчас её уже было сложно назвать заброшенной — военная техника и трактора прошлись по ней явно в больших количествах.

Да, пожалуй, я поторопился с выводами. Люди не дадут озеру восстановиться даже в том жалком виде, в каком это могло случиться естественным путём за не столь уж большой промежуток времени.