Мы шли сквозь обширные посадки с бананами — желтеющие и надорванные по краям листья, твердые, компактные и еще зеленые банановые гроздья.

По дороге выяснилось, что девушке было 22 года. И что оказалась она не совсем девушкой. К 22 годам у нее был муж, а в придачу к мужу — пятеро их совместных детей. Старшему сыну шел девятый год. Математика тут нехитрая. От 22 отнимаем восемь, а потом еще один… ну надо же… и при этом совершенно юное на вид создание… и уже с пятью детьми. Такие вот обычаи в сельве у индейских племен и по сей день.

Минут через семь мы уже подошли к ее дому. Он, в отличие от богатого и длинного дома свекрови, оказался миниатюрным и состоял всего из одной комнаты. Хоть комната была всего одна, обитателей в ней было аж семеро — и там все они и ели, и спали, и работали; родители занимались по ночам любовью, а дети по вечерам готовили домашние задания и играли в свои немудреные детские игры.

Комната была обустроена столом и несколькими матрасами, лежащими на полу; около стола стоял одинокий стул. На столе лежали школьные тетради, кучки бисера разных цветов, схемы узоров для браслетов и сами браслеты на разных стадиях завершенности.

И бусы. Бусы носили явно выраженный экстремальный характер — и по части зрительского внимания были просто вне конкуренции.

Выполнены они были из красно-черных семян — уайруро, так их здесь называют и традиционно используют против сглаза и для привлечения добрых сил. Но если бы бусы только этими семенами уайруро и ограничивались. Нет. Очевидно, для усиления антисглазового эффекта между семенами были вплетены маленькие выбеленные черепа пираний.

Девушка хотела мне непременно хоть что-нибудь да продать.

— Ну, вот например… бусы, — она бережно взяла в руки это экстремальное колье и поднесла его поближе ко мне, дабы я могла оценить его скрытое очарование в полной мере.

Что и говорить, впечатление оно производило сильное. Даже в состоянии post mortem рты у пираний были так хищно разинуты, что, неровен час, острые зубы так и вцепятся тебе в палец. На всякий случай я решила держаться от этих бус подальше.

Девушку я вежливо поблагодарила, но от того, чтобы стать счастливым обладателем семянно-пираньевого колье, на тот момент воздержалась.

Оторвавшись наконец от созерцания заворожившего меня колье, я снова посмотрела на стол. Из других достойных внимания предметов там находились черепа крошечных обезьянок — не зря лежат, видно, ждут своего часа и тоже, наверное, пойдут кому-нибудь на следующее экзотическое колье.

Ладно… нет, так нет… — было написано на ее лице, и она отложила бусы в сторону и стала показывать широкие ручные браслеты с узором Шипибо, которые плела из разноцветного бисера. Браслеты были действительно красивые, но, как на мой взгляд, лучше всего они бы смотрелись в витрине какого-нибудь этнографического музея, чем на мне как на ходячем экспонате индейского народного творчества.

Следующим предметом купли-продажи явилась юбка. Юбка была сказочно красивая. Каждый сантиметр ткани был вышит черным узором — ромбами, квадратами, крестами. На манер азиатского саронга женщины Шипибо оборачивают ее вокруг бедер. При виде этой юбки сердце мое дрогнуло, но тоже устояло. В этот раз, надо сказать, очень даже напрасно.

Такими узорами женщины Шипибо вышивают свои юбки и мужские туники, расписывают керамику и украшают снаружи дома. Они говорят, что их узоры повторяют узоры, украшающие кожу змеи Анаконды. Круги могут толковаться как изображение самой Анаконды, а точка внутри круга в этой трактовке отмечает центр мироздания. Шипибо верят, что вышитые или нарисованные узоры выходят далеко за пределы своей материальной плоскости — так далеко, что на самом деле пронизывают весь мир.