Но не подумайте, что я только праздно сидела на пороге своего дома и ждала, когда течением реки к берегу прибьется нужная мне информация. Я и сама к ее поиску прилагала некоторые усилия. Не так чтобы очень серьезные, но все-таки…
Например, в первый же вечер, проведенный у вайфаевского источника в Лиме, я отправила вопрос на сайт «Одинокой планеты»: знает ли кто из собственного опыта шаманов, которые на аяуаске специализируются. Акцент делался на слове «собственный». И уже утром читала ответ. Автор имейла словно вторил вчерашему посетителю университетской выставки: он писал, что «нормальные» шаманы — так и написал, кстати, «нормальные» — еще остались в племени Шипибо. Что они еще пока не так сильно подпали под ажиотаж аяуаскового бизнеса, который разросся в Икитосе и всем там заправляет.
Тут я вспомнила, как в Панаме мой знакомый как-то принес мне на флэшке статью про какое-то индейское племя, использующее в своих церемониях аяуаску. Только тогда я сразу поняла, что добраться до них будет сложно, а может быть, даже невозможно, так далеко и глубоко в джунглях они жили. Читая этот имейл, я тут же подумала: может быть, это племя шипибо тоже затерялось где-то в джунглях Амазонки?
Но все оказалось гораздо проще. Как выяснилось из имейла дальше, некоторая часть племени Шипибо жила неподалеку от вполне обустроенного и цивилизованного города Пукальпы.
Оно и хорошо. Заедем тогда заодно по дороге и к ним. Мой путь в Икитос все равно через эту Пукальпу пролегал.
Я купила билет на дневной автобус — чтобы пейзажи за окном наблюдать при свете дня, оставила лишние вещи в гостинице — чтобы путешествовать налегке, и снова отправилась в путь.
Из Лимы в Пукальпу ехала долго: 9 + 4 + 9 часов, то есть тремя автобусами и с двумя ночевками, но мне как любителю обозревания пейзажей все было в радость, особенно если учесть, что чувствовала я себя как курсистка, вырвавшаяся на свободу из затворнической жизни в Панаме.
9 + 4 + 9 — это получается 22 часа. Но 22 часа — это что. Раньше, до того как проложили асфальтированную дорогу, которая вполне могла ознаменовать наступление — или хотя бы приближение — эры автомобилизма в Перу, путешествие из Лимы в Пукальпу длилось целый месяц!
Пукальпа оказалась городом молодым, и многие поэтому отзываются о нем весьма неодобрительно. В «Lonely Planet» кто-то даже написал: Pucallpa sucks! Но мне Пукальпа понравилась. И вот почему.
Во-первых, там было много свежей и разнообразной еды. Например, всякие диковинные фрукты, да еще в такой невероятной близости к потребителю: прямиком из сельвы — и на его стол. Потом, всякие булки, к которым я неравнодушна, тоже оказались славными.
А еще на улицах по утрам и вечерам продавали готовую к употреблению киноа и маку. Выпил их — и вопрос с завтраком или ужином решен — просто и быстро.
Мака, правда, понижает давление, если с ней переусердствовать, но зато киноа — продукт питания вообще сказочный: не зря он пользовался такой популярностью у легендарных инков, а в наше время прославился еще и как завтрак космонавта — в смысле, пока они еще летали… если вообще летали.
Во-вторых, в Пукальпе я нашла хорошего зубного врача — его пломба до сих пор держится.
А в-третьих, в моей гостинице, прямо у меня в номере был вай-фай! Ура.
И, кроме того, как я отметила для себя, общая атмосфера здесь, в сельве, существенно отличалась от общей атмосферы в сьерре. В положительном и приятном смысле отличалась.
Главная разница была не в пейзажах, а в людях. Несмотря на изнуряющую жару и вопреки всем моим нагнетенным страхам, в сельве я неожиданно почувствовала себя очень даже комфортно — как будто попала домой и в детство.
Кроме того, с поисками и племени, и шамана все оказалось гораздо проще, чем мне это виделось из далекой Панамы.
Если перст судьбы еще в Панаме и указывал на север от Лимы, то когда я скорректировалась здесь на местности, оказалось, что никакие глубокие и нехоженые джунгли он, слава богу, совершенно не имел ввиду. Почему так? Да потому, что к началу двадцать первого века аяуаска сама вышла из джунглей навстречу потребителю.
И что бы Вы думали? Сделав это открытие, вместо того, чтобы несказанно обрадоваться такому повороту событий и поехать туда, куда едут все, я вдруг совершенно отчетливо поняла, что идти проторенным путем мне ну совсем не хочется. Тут как раз и захотелось нехоженых троп и аутентичности expiriencе?а, пусть даже вкупе с комарами и мухами.
Однако выбор в Пукальпе был небольшой. Как магнитная стрелка компаса всегда указывает на север, так и все мои местные респонденты указывали на племя Шипибо-Конибо. Индейцы этого племени жили в резервации Сан Франциско, что в часе езды от центра Пукальпы.
В воскресенье я поехала к ним осмотреться на местности — и если она покажется подходящей, то можно будет договориться о церемонии прямо на следующий же день, на понедельник.
На одном такси я доехала от Пласа де Армас — центральные площади в Перу предсказуемо именно так и называются: Пласа де Армас — до озера Яринакоча; на другом такси по разбитой глиняной дороге, в клубящемся облаке рыжей пыли прибыла в поселение Шипибо-Конибо. Местная гвардия, охраняющая вход в общину и выход из нее, опустила цепь, перекрывающую проезд, приняла плату за въезд от нашего водителя, и вот мы уже на месте. Сразу же за вторым или третьим поворотом водитель остановил машину, показал на большой дом справа и сказал:
— Как раз то, что Вам надо. Тут живет дон Луис. Он шаман.
Я вышла из такси и, повернув к дому шамана Луиса, сделала очередной шаг навстречу неизведанному.
Однако встречу с неизведанным так вот сразу не состоялась, и пришлось ее на время отложить по той простой причине, что дона Луиса дома не оказалось. Дома были только его взрослые дети и внуки. Цель моего визита никого не удивила, они, скорее, приняли ее как нечто должное.
В других условиях мне бы, наверное, предложили сесть, но стульев у них не было, а был только гамак: в него меня и посадили. У гамака есть такая интересная особенность, что как только в него присядешь, так непременно хочется дальше и прилечь.
Пока я боролась с этим искушением, на террасу зашла настоящая индейская женщина, очень пожилая и сухонькая, хрупкая и легкая, как ребенок. Волосы черные, никакой седины, несмотря на ее преклонный возраст — в Канаде его бы эвфемистически назвали третьим — коротко и ровно подстриженная густая челка. Но самым удивительным в ее внешности были глаза — они были цвета голубого неба, выбеленного тропической жарой.
Одета она была в классическую для советских школьных времен юбку и блузку. Юбка была узкая и прямая, расшитая традиционным черным узором по белому полю, где белое поле преобладало над черными зигзагами и закруглениями узоров — и ее строгую двутонность оживляли вкрапления вышивки из красных и зеленых нитей. Черная блузка была аскетично застегнута впереди на все пуговицы, вплоть до самого подбородка, а воротник и манжеты украшали пронзительные желтые оборки.
Примерно также были одеты и все другие женщины этого племени, которых непременно встретишь на улицах и в магазинчиках Пукальпы, где они продавали свои вышивки и разные этнографические поделки. Их одежда напоминала некую утвержденную традицией униформу, где варьироваться могли только детали, сам же шаблон никаким модификациям не подлежал.
К счастью, эта традиция предусматривала для блузок не только трагически-напряженный черный цвет. В ходу также были также хлопковые и шелковые блузки и из других цветов, хотя из однотонного материала. Цвета у них были сказочные. Например, бодряще-желтый — представьте себе цвет майского одуванчика. Или успокаивающий бутылочно-зеленый — как те стеклянные бутылки, когда лимонад в них продавался за 12 копеек. Или интенсивно-малиновый, как у тропического неба, когда солнце вечером удаляется на заслуженный отдых.
Дополнительную живость в оформление блузок вносили оборки неожиданных и совершенно некомплиментарных цветов. С непривычки от таких сочетаний глаза непроизвольно моргали, но перестройка сознания происходила на удивление быстро. Стоило только принять мысль, что просто являешься свидетелем другой эстетики, так все тут же становилось на свои места.
Появившаяся на террасе старушка мгновенно располагала к себе и вызывала доверие — полное и безоговорочное. Она была какая-то мягкая и плавная и отстраненная от окружающего мира, словно много лет тому назад попала в состоянии непрекращающейся эйфории, прочно в нем укрепилась и видела весь мир, в том числе и заезжих посетителей типа меня, сквозь призму этого состояния.
А может быть, просто она была уже старенькая, принимала мир таким, каким он был, и ее в этом мире уже устраивало абсолютно все. Ее как раз легче было представить не в современном мире, а в мире настоящих девственных джунглей — в отличие от взрослых правнуков и праправнуков, а может быть, даже и прапраправнуков, которые тоже находились на террасе.
Она легко провела рукой по моей голове и плечам, словно что-то стряхивая с меня, а может быть, наоборот, что-то выясняя для себя, а потом говорит:
— Церемония? Да… можно… но только дон Луис сейчас в Пукальпе. Он поехал в аэропорт, девушку из Японии встречает… она к нему прилетела, чтобы аяуаску принимать… — и вдруг совершенно неожиданно говорит:
— А поехали сейчас вместе в Пукальпу! Мы его там найдем и договоримся насчет тебя.
Вот это да… вот это у нее совсем юношеский задор!
Но сразу возвращаться в Пукальпу мне не хотелось, и его поисками в аэропорту я тоже не соблазнилась — а вместо этого решила пройтись по поселению и посмотреть на жизнь общины. Я распрощалась с многочисленной семьей шамана Луиса, и пошла в глубь поселка.
Однако смотреть особо оказалось не на что. Я шла по дороге, и красноватая пыль долго висела в воздухе после каждой проехавшей машины. Многие дома были ограждены заборами, а те, что не были и поддавались осмотру, являли собой типичное поселение сельвы — длинное прямоугольное деревянное здание, стоящее на деревянных столбах: чтобы войти в дом, поднимаешься по деревянным ступенькам. Иногда попадался богатый дом, тогда его наружные стены были красиво расписаны черно-белый узором с разноцветными вкраплениями, как и на вышивках Шипибо. Но таких домов было или немного, или же они просто прятались за высокими заборами.
Солнце палило нещадно; причем обратите внимание, это было не то солнце, когда хочется сказать: ах… я прямо вся пахну солнцем и счастьем! Вместо этого очень хотелось пить, а еще больше хотелось забраться в тенистое и прохладное место и лежать там… лежать… и не думать вообще ни о чем… просто лежать себе, но при этом твердо знать, что когда-нибудь непременно наступит вечер, несущий с собой восхитительную… сказочную… неземную прохладу.
Я шла и размышляла: можно к шаману обратиться, а можно и к курандеро. Дело ведь не в титулах, а в самом аяуасковом напитке. Это же алкалоиды гармала аяуаски — Banesteriopsis Caapi — и ДМТ чакруны — Psychotria viridis — действуют на головной мозг, вот нужные биохимические реакции и происходят — медицина про это доходчиво в своих статьях объясняет.
К этому времени я уже знала, что в аяуаске есть ингибиторы MAO, моноамин оксидазы, но поскольку их содержание в ней низкое, то аяуаска сама по себе триггером видений быть не может. Для этого требуется присутствия в напитке других растений. К ней добавляют, например, чакруну, в которой есть ДМТ, диметилтриптамин. Но без ингибиторов моноамин оксидазы, содержащейся в аяуаске, ДМТ чакруны тоже не придет в действие. Поэтому индейцы и говорят, что одно растение дает силу, а другое — видения. Так я поняла из прочитанных статей. А если все дело в алкалоидах, то какая разница, кто со мной рядом будет сидеть в качестве руководителя церемонии? Алкалоиды — они и в сельве алкалоиды.
Рассуждала я в таком ключе, скорее всего потому, что начиталась медицинских статей сверх меры. Правда, некоторая ригидность моих рассуждений была очевидна и мне самой: места ни духам растений, ни магическому миру джунглей в в моих рассуждениях не находилось — а ведь именно к ним, а не к алкалоидам обращались традиции племени Шипибо во время своих церемоний.
Вскоре показался другой большой дом, он был разукрашен традиционным черно-белым орнаментом Шипибо в том же духе, что и первый дом, где я повстречалась с удобным гамаком и неземной старушкой. Калитка во двор была широко открыта, и я сначала осторожно заглянула на предмет лающих или кусающих собак, а потом сделала несколько шагов внутрь и остановилась.
Передо мной немного в отдалении стояло два здания — большой дом и немаленькая веранда — оба деревянные с крышей из травы. Дом был закрыт на большой висячий замок, отчего было понятно, что хозяев дома не было. Воскресенье… А из-за веранды навстречу мне выбежали дети, за ними показалась и девушка постарше.
Мы поздоровались, и я сказала, что интересуюсь аяуаской. Девушка оказалось женой сына владельцев дома — сориентировались, да? — и тут же пригласила к себе в гости, в свой дом.
— Пойдемте, он совсем близко, — сказала она.
Я согласно кивнула, мы вышли за калитку, и дорога повела меня дальше.