ЗАТМЕНИЕ

Весна беспощадно хватает за горло. Тусклых, усталых оттенков воды, прокладывающие себе путь по долгим, излишне узким улицам. Забывший былую холодность ветер ласкает лица и руки, доверчиво обнаженные ему навстречу. Смущенно заявляет о собственных, скоро незыблемых правах солнце, продлевая день до уверенного превосходства над темнотой. Тихий зеленый цвет торопится, пятнами ложится на плохо подготовленное к письму, кое-где рваное дурацкой архитектурой, пространства. Черно-белые откровения Антониони и те оставленные в карманах времени письма. Словно забыли, в каком веке живы, писали друг другу, не совершая звонков. Получали тишину как награду, ее же знамена несла зима, мгновенно-короткая для нас и невыносимая для меня.

Теперь же особенно густой запах горения в воздухе, и без того состоящем из одних только запахов. А рядом песни птах, матерные экзерсисы водителей, собственные имена в чужих устах, капризные возбужденные детки, задыхающиеся всхлипы, телефонные трели, жестокий стук каблука по израненному асфальту — мелодии Глюка. Эта вечная музыка расставаний.

Ведь как лгали бесстыдно, кусались фразами невсерьез, от страха замирали друг в друге врага почуяв, потом бежали, бежали, пока дыхания хватало. Оставили, потеряли в поспешностях, что мир по-прежнему кругл, а по окружности движение бывает только навстречу. Чем дальше — тем ближе. И я все безнадежней запутываюсь в умело расставленной сети ласково-печальных, горьковатых на вкус дней. Среди них тот, в котором мы сойдемся на том же, без сомнения, отрезке, где разошлись.

Будет нам стол, пара неудобных стульев, в меру пристойный кофе, захочешь — с сахаром, беседа торопливая, самые маленькие, неумелые слова, которые не значат. Духу не хватит произнести все, как есть — ни дорогому, ни милой. Едкий дым табаков и заботливый полумрак совместными усилиями уберегут от разоблачения, притупит, утаит неразумную искренность. Пусть встреча будет коротка, смешна собой. Оба ведь изловчились ждать, в такой желанной коме одиночества растворяясь.

Не знаю, что тебе предложить, многое и сберечь не получилось. Разменялась без долгих споров на безразличие к иным, тоску по совершенству расстояний, отчаянные выходки потревоженного в неприкосновенности сердца. Совсем без надобности бросаться уверенностью в роскошном, сияющем абсолютной близостью завтрашнем дне. Вряд ли того заслуживаем, после наших-то подвигов, пожалуй, только неразбавленный, тройной, да со льдом, чтоб скорей сшибало.

Любовь, я читала, она делает вскрытие на живых, разбирает примерное единство на детали и частности. И откуда нам знать, что удастся соорудить в итоге, чего станется недоставать, чей избыток будет роковым? Мы же вразброс, в безмолвии, ложась разными часовыми поясами. Лучше бы ты остался.