Жил на свете бедный мужик. И надоело ему бедствовать, захотел он стать богатым, а вот как? Думал мужик, думал да и надумал. Нашел он поляну в лесу, огородил ее забором, сделал ворота – отменный загон получился. Сел мужик на берегу лесной речушки и стал ждать. Бежит мимо него серый заяц, до того худой и грязный, что жалко на него смотреть. Схватил мужик зайца за уши, приподнял да и спрашивает:

– Заяц, что ты знаешь-умеешь и чего хочешь?

Заяц отвечает:

– Ничего не знаю, ничего не умею, а хочу морковки.

– Что же ты морковку-то не добудешь? – спрашивает мужик.

– А как ее добыть? – жалуется заяц. – Я всего боюсь. И лиса-то на меня охотится, и волк по лесу рыщет, как бы ему в пасть не попасть, и медведь злобный шатается повсюду, того и гляди на тебя наскочит, а чуть зазеваешься – собаки в клочья разорвут. Ну как тут морковку добудешь? Вот я и сижу под кустом – всего боюсь, ото всех прячусь, носа не высовываю, а есть-то хочется, морковка перед глазами так и стоит.

– Морковку-то и посадить можно. Вырастил да ел бы себе на здоровье.

– Да, посадить, – протянул заяц, пригорюнившись, – хорошо сказать, а как сделать?

– А как все делают, так и ты сделай.

Заяц еще больше пригорюнился, так и обвис в руках мужика.

– Я же сказал тебе, ничего не знаю, ничего не умею, бездарный я, понимаешь?

– Понял уже. Только кто на хлеб с маслом не заработал, тот лебеду ест. Так у нас, у людей, говорят. Вот и ты ел бы, что попадется. Все лучше, чем так оголодать.

– Не могу я есть что попало, – загрустил заяц. – Все зайцы морковку едят, и я хочу.

– Ишь ты, – удивился мужик, – никчемный, а задавака. Потом помолчал и говорит: – Ладно, заяц, помогу я тебе, беру тебя на службу. – Окунул зайца в реку, пополоскал, отряхнул, причесал и дал ему в лапы барабан. – Вот тебе барабан, бей палочками в него, стучи, греми. Тут тебе ни лиса, ни волк, ни медведь, ни собака не страшны. Сами тебя бояться будут. А служба твоя несложная. Иди следом за мной и барабань изо всей силы, за это получишь морковку. Согласен?

Заяц обрадовался, служба-то, действительно, без всякой сложности, можно сказать, и вовсе пустяковая. Думать не надо, ответственности никакой, умения тоже особого не требуется, бей себе палочками в барабан как Бог на душу положит, даже слух музыкальный иметь не надо. Барабань, как получится: чем громче, тем лучше, в такт, не в такт – неважно, главное – за мужиком идти. А лиса, волк и прочее зверье, как заслышат барабан, так не к тебе, а от тебя убегать станут. Усилий немного, все тебя боятся, и за это еще морковку дают. Здорово!

А мужик продолжает:

– Сделаешь все четко, как я скажу, всегда с морковкой будешь. А пока иди, тренируйся где-нибудь, жди, когда я тебя позову.

Схватил заяц барабан, на шею повесил. Весело в лес побежал. Чистенький, хорошенький, пушистый.

А мужик снова на бережок лесной речушки присел и стал ждать. И ждать пришлось недолго. Лиса к нему из леса выскочила. Грязная, драная, шерсть в клочья свалялась, цвета неизвестно какого, худющая-прехудющая. Беда да и только. Хотела она мимо мужика прошмыгнуть, а он схватил ее за хвост – лиса и повисла как плеть.

– Слушай, лиса, – говорит мужик, – что ты знаешь-умеешь и чего хочешь?

А лиса еле языком ворочает:

– Ничегошеньки я не знаю, ничегошеньки не умею, а хочу курочку.

– Ишь ты, – удивляется мужик, – непростое твое желание.

Лиса только вздохнула.

– Так что же ты курочку-то не добудешь, коли так тебе ее хочется? – спрашивает мужик.

– А как ее добыть, если к сараю собака не подпускает, мужик с ружьем даже приблизиться к курам не дает, а вдруг бы да повезло и курочку выкрасть удалось, все равно толку никакого. Либо волк, либо медведь обязательно отберут. Так что как ни старайся, как ни хитри – изловчиться не удастся. Вот и пропадаю с голоду.

– Да, плохи твои дела, – говорит мужик, – а что б тебе-то самой кур не развести? Хитрости тут да и ума особого не требуется. Уж как-нибудь яичек бы достала, в тепле бы цыплят вывела. А там ешь – не хочу.

– Да, хорошо тебе говорить, – зажалилась лиса, – а я сама еще в жизни ничего не делала, не научена ничему, а уж чтобы что-то знать, того и вовсе нету. Никчемная я.

Мужик только головой покачал:

– Ну и ну, видно, и впрямь совсем все плохо. Но не горюй, беде твоей я помогу. Беру тебя на службу.

– А делать-то что надобно? – испугалась лиса. – Я ж тебе сказала, никчемная я.

– Да слышал я, понял. Но сказал: помогу, значит, помогу.

Окунул лису в речку, прополоскал, вытащил, встряхнул, шерсть причесал. Лиса свеженькая стала, чистенькая, пушистая, ярко-рыжего цвета.

– Слушай внимательно и делай, как я скажу. Дам тебе ведерко с белой краской. Как заяц в барабан ударит, смело беги за ним следом и хвостом по дороге деревья краской меть. За это курочку получишь.

Лиса отвечает:

– Деревья метить дело нехитрое. Хвостом-то я и так попусту мету, без всякой службы. Сызмальства это во мне, да очень уж я барабана боюсь.

– А ты о курочке только и думай да к зайцу близко не подбегай, все и обойдется.

Обрадовалась лиса, дело-то совсем простецкое выходит. Подумаешь, ведерко таскать да хвостом махать. Только и заботы – хвост в краске, а зато курочка почти дармовая получается.

– Согласна, – говорит лиса. – Когда хвостом-то махать надо?

– Ты сперва за краской ко мне домой сбегай, а там и барабан загремит.

Убежала лиса. А мужик на бережок присел, снова чего-то ждет. Тут треск в лесу раздался, и на мужика медведь из лесу выходит. Хотел мужик испугаться, да раздумал. Совсем никудышный медведь оказался. Горбатый, но не заяц, серый, но не волк. Тощий, как палка. В общем, смех да и только. Шатался, шатался да и брякнулся наземь. Под ноги мужику скатился – грех один! Можно сказать, прямо в руки попал. Поднапрягся мужик, приподнял медведя и спрашивает:

– Чего ты, медведишка, знаешь-умеешь, чего от жизни своей хочешь?

– Эх-ма, – вздохнул медведь горестно. – Если б знал чего да умел – другая бы и жизнь моя была. То-то и оно, что ничего не знаю, ничего не умею. Мое дело медвежье – лапу сосать. На это знания и умения не надобно, вот я ни к чему и не приучен. А самое большое мое хотенье – меда вдоволь наесться, а еще лучше, чтобы всегда мед был.

– Что ж ты меда не добудешь, коли такая охота припала?

Медведь пуще прежнего загорюнился:

– Как, подскажи? Сказать легко, а сделать? На пасеку и не сунься, вмиг собаки разорвут: и так вон по лесу шастают, меня увидят и давай лаять, охотников звать на мою медвежью шкуру. Шкура-то медвежья нынче в моде, самый что ни на есть первый охотничий трофей. Вот все о ней и мечтают. А мне каково? Это же моя душа со шкурой расстанется, – и медведь горько заплакал.

– Будет тебе реветь, – расчувствовался мужик. – Гляди, и из меня слезу вышиб. Чего тебя на пасеку несет, ты у лесных пчел мед добывай.

– И тут осечка выходит, – не успокаивается медведь. – Пчелы злые-презлые, даже на дерево влезть не дают, не то что медом полакомиться.

– Да, незадача, – чешет мужик голову. – Куда ни кинь, всюду тебе один клин. Голодуха полная. Слушай, а что б тебе самому пчел не развести, вот и ел бы мед каждый день?

Медведь призадумался.

– Нет, не смогу, – сказал со вздохом. – Я только есть мед умею, а пчел разводить и ухаживать за ними вовсе не умею. Я тут как-то за пасечником подглядывал, думал, может, мне что обломится, если он зазевается. Ух, и работенка же, я тебе скажу. Да еще в книжку какую-то он каждый раз заглядывал. Очки нацепит и давай книжку листать. А у меня ни очков, ни книжки. И листать тоже не обучен. Так что не подходит мне твоя задумка.

– Жаль, – говорит мужик.

– Конечно, жаль, – согласился медведь и снова заревел белугой. Мужик аж вздрогнул с испугу:

– Тьфу на тебя, – сказал, – помогу я твоему горю.

– Неужто поможешь? Век тебя не забуду.

Окунул мужик медведя в реку, пополоскал с натугой, но тщательно, вытащил на берег и давай просушивать да приглаживать. Старался, старался – ожил медведь, повеселел, чуть припушился. Глядит мужик, а медведь-то ничего получается.

– Ты вот что, косолапый, поднапрягись, силенки собери, поднатужься да и вали те деревья, что впереди тебя лиса метить хвостом будет. За это меда и получишь.

– И всего-то? – повеселел медведь.

– Ну да, больше от тебя ничего и не требуется.

– Что ж, ломать не строить, тут ума, смекалки и опыта не надобно, только силушкой разгуляться. Я и так по лесу иду, все ломаю. Так что и не дело это для меня, а так, забава одна. Всего и забот, лису из виду не упустить. Давай начну, где там твоя лиса? А то есть уже охота.

– Не торопись, торопыга. Чуток обождать придется. Ты на солнцепеке не стой, подожди в тенечке. А как барабан услышишь, тут тебе лиса и появится.

И медведь пошел место потенистее искать.

А мужик на берег вернулся, сидит-посиживает. Глядь, собака бежит. Язык высунула, еле дышит, драная, рваная да худая, ребра насквозь просвечивают. Чучело ходячее, да и только. Мужик ее за хвост цап, приподнял и спрашивает:

– Ну, Бобик, говори, что знаешь-умеешь и чего хочешь?

– Знать ничего не знаю, уметь не умею, а хочу до смерти мясную косточку.

– Что ж, хозяин, видать, совсем тебя не кормит?

– Где ж его взять, хозяина? Был да сплыл. У него на себя денег не хватает, где уж ему меня прокормить.

– А сам что, добыть кость не можешь?

– Да подался я в лес, может, что выбегаю: зайца ли, белку ли, на худой конец даже еж сгодится. А в лесу тоже жизнь горька оказалась. Зайца и белки не видно, ежи ни разу не попались. Как тут прокормиться? Видно, помирать мне голодной смертью.

– Ну, ну, так сразу и помирать? На службу ступай, за прокорм служить будешь.

– Видать, не понял ты меня. Какая там служба, если неумелый я пес. Кто меня возьмет?

– Я, например, горе твое развеять могу, – говорит мужик.

– Да неужто, – не поверил пес, – так-таки и можешь?

– Могу, – уверил мужик, – Только слушайся меня, как своего хозяина.

– За мной не постоит, – оживился пес. – Что прикажешь, хозяин?

Мужик только головой покачал:

– Ты сперва вид надлежащий прими.

Окунул собаку в реку и полоскал до тех пор, пока чистенькой не стала, отряхнул, причесал – мировой пес получился. Полюбовался мужик на свою работу и говорит:

– Разнюхай ты мне, где стадо косуль пасется, а как разнюхаешь, лай во всю мочь. Это и есть твоя служба, а на прокорм за нее много мясных вкусных косточек получишь.

– Да ты, хозяин, шутишь? За что ж такой кошт-то мне сулишь, если разнюхать для меня и не дело вовсе, я ведь и так все по сути нюхаю, это уж моя песья натура такая. Нюх мне жить помогает, второй воздух для меня. Ты меня нюха лиши, и я помру. А ты говоришь, что это задание мое – разнюхать. Точно шуткуешь, видать. Ну, а лаять я и безо всякого дела лаю, собаке не лаять нельзя, это уж и не собака будет вовсе, а так, не пойми что. Так что кончай шутить, дело говори, видишь, не до шуток мне, брюхо аж подвело.

Мужик рассердился:

– Ну, пустолайка ты как есть, ишь разболтался. Говорю тебе – разнюхай да лай, значит, не болтай попусту, а делай.

– Ну, коль и вправду не шутишь, скорее побегу, отпусти меня.

– Скорый какой! Сперва остудись, водички в реке попей, а как барабан услышишь, вот и беги.

А мужик снова на берег сел, ждет-пождет. Тут волк тащится, еле ноги волочит, брюхо аж к ребрам прилипло, и сам-то не серый, а черный от грязи и пыли, шерсть слиплась – как есть голый. Таким детей пугай не пугай, они не испугаются. На мужика он и внимания не обратил, не до мужика ему, не сдохнуть бы ненароком. Мужик изловчился, схватил волка за шкирку, приподнял над землей, спрашивает:

– Ты чего, волчишко, знаешь-умеешь и чего больше всего хочешь?

– Чего знаю? – вяло удивился волк. – Ничего не знаю, а умею и того меньше, а хочу мяса побольше и чтоб каждый день.

– Вот те и на, – засмеялся мужик. – Немало хочешь при таких-то талантах да уменьях. Чего ж ты себе мяса не добудешь?

Хотел волк усмехнуться вопросу, но от немощи своей только оскалился:

– А как добыть-то? Мясо на дороге не валяется, поди и сам знаешь. На лугу надо козу либо корову задрать. А там пастухи с собаками так и ждут, чтобы я объявился, так за шкурой моей и охотятся, хвастают друг перед другом, чьей жене моя шкура на шубу достанется. Шкура-то волчья хоть и не медвежья, но охотничий трофей тоже не из последних, тем более волков все меньше становится, на шубу куда как завидно ее добыть. Ну, а мне при таком раскладе какая охота зазря пропадать? Уж лучше голодным бегать, да живым. Только вот бегать что-то не очень получается, еле ноги таскаю от голода.

Мужик головой качает:

– Вижу, до ручки ты дошел, серый. Что б тебе на прокорм живность какую-нибудь не развести?

– Да, легко тебе говорить. Ишь что удумал – живность развести. Это ж дело серьезное, а я и к пустяковому не приучен. И знать ничего не знаю, и уметь ничего не умею. Только на готовое меня и хватает. – И слеза выкатилась из закрытых волчьих глаз.

– Незавидные дела, – согласился мужик. – А проще сказать – совсем дела швах. Конец тебе пришел, серый.

Тут уж слезы из волчьих глаз вовсе градом покатились, пасть раскрылась, и протяжный вой огласил лес.

– Ладно, уже волком-то не вой, – говорит мужик, – горю твоему помочь можно. Будешь делать, что я скажу, горя твоего как не бывало.

– А что делать-то надо, мил человек? – встрепенулся волк.

– Ишь ты, прыткий какой. Скажу, всему свое время. А пока давай тебе марафет наведем, а то смотреть на тебя тошно.

Окунул мужик волка в реку, полоскал-полоскал, полоскал-полоскал, еле волчишка стерпел мытье такое. Вытащил мужик волка и давай встряхивать, пока шерсть не запушилась. Расправил волчью шкуру мужик и любуется. Хорошенький волчок получился, серый, как и положено ему. Приободрился волк, мужику в рот смотрит – весь внимание.

– Твое дело, волк, нехитрое: как лай собаки услышишь, на него и беги. Там стадо косуль пастись будет, вот ты его по дороге, что медведь сделал, и гони, пока я не встречу. Понял?

– Чего уж не понять, – обрадовался волк, – всего и делов-то: стадо косуль напугать до смерти, чтоб бежали по дороге.

А дорога одна, не собьешься, и не им, волком, прорублена, то медведя работа, не волку потеть. Что до того, чтобы бегать и гонять, для волка это и не дело вовсе, а так, пустяк, забава. Даже дети знают, что волка ноги кормят.

– Согласен, – говорит волк. – Когда бежать-то, пугать стадо надо?

– Начнешь бегать, не торопись. Только, чур, на косуль не зариться. Воздержаться, значит, на время. Зато потерпишь чуток, а потом мяса вдоволь будет. И каждый день. Я тебе обещаю, коль службу справно исполнять станешь.

– Даю слово волчье, – заторопился волк, – бери меня на службу, не пожалеешь.

– Тогда так. Пока под кустом лежи, сил набирайся, а собака залает – начинай свою службу.

– Собака? – как-то сразу смешался волчок и тут же брякнул: – А нельзя без собаки? Не люблю я их что-то.

Мужик усмехнулся:

– Нет, без собаки никак нельзя, самое ей здесь место. Но ты так считай – у нее своя служба, у тебя своя, так что собака тебе не помеха.

Побежал волк под куст, разлегся, уши навострил. А мужик пошел в лес зайца звать. Прибежал косой, встал за мужиком, в барабан бить начал, тут и лиса с ведерком краски из кустов вынырнула, а за ней медведь прицепился, собака в лес опрометью бросилась, и вскоре оттуда ее лай на весь лес раздался, тут волк как вскочит, как припустится со всех ног на этот лай.

Так все и получилось. Идет мужик по лесу, за ним заяц пристроился – в барабан бьет, за зайцем лиса – хвостом деревья метит, за ней медведь – их валит да дорогу делает, а собака лает-заливается, косули шарахаются, волк их по дороге-то и гонит. Таким манером дошли все до загона, что еще загодя мужик в лесу сделал. Ворота открыл мужичок, волк стадо косуль туда и загнал. Продал мужик косуль, купил зайцу – морковь, лисе – курочек, медведю – меда, собаке – мясных косточек, а волку и вовсе мяса. И сам стал богатый-пребогатый.

С тех пор у них так и повелось, всяк свою службу знает. Заяц барабанит, лиса деревья метит, медведь их валит, собака разнюхивает да лает, волк гонит, а мужик продает. И стали они так-то ладком жить-поживать без забот да припеваючи. Каждый сам никчемный и никудышный, а вместе, поди ж ты, команда собралась хоть куда.

А кто сказку слушал да намек понял и на ус намотал, тот, как этот мужик, тоже в бедности никогда жить не будет.