По дороге к дому Ромка опять задержался у киоска, на сей раз табачного, и приобрел две пачки «Примы» — дешевых сигарет без фильтра. Артем с неодобрением на него покосился:
— Ты что это, курить вздумал? Сейчас, между прочим, в моде здоровый образ жизни. В моей школе в Англии никто не курит.
— Раньше я за ним такого не замечала! — Лешка гневно воззрилась на брата. — Рома, зачем тебе это?
Ромка упрятал «Приму» в сумку.
— Да не собираюсь я курить. Мне для дела нужно.
— Для какого еще дела?
— Так, на всякий случай, — неопределенно ответил он и независимо зашагал вперед.
— У него вечно какие-то секреты! Потом узнаем. — Лешка на ходу заглянула в свой рюкзачок и расстроилась: — Я у Марины бабочку забыла!
— И что? Завтра и заберешь, — обернувшись к ней, сказал Ромка.
— Завтра?
— Ну да. Я же обещал ей фотографии привезти! И тянуть с этим не собираюсь.
У перекрестка друзья остановились и стали прощаться.
— Ждали, ждали эту поездку, а она уже кончилась, — выразил Ромка вслух Лешкины мысли. — Так и Новый год пройдет. Темка, а ты где будешь его встречать? Дома?
— Где ж еще? Родители меня никуда не отпустят. Скажут, что это домашний праздник, и что они на меня еще не насмотрелись. Ведь мне скоро уезжать.
— А было бы клево, если бы наши предки объединились! Ты бы им, Темка, намекнул! Может, что и получится.
— Постараюсь.
Артем еще раз сказал «пока» и «до завтра» и ушел. Лешка решила не думать о том, как они все вместе будут встречать Новый год, но мечты все равно принесли ее к праздничному столу у нарядной елки, и она увидела Артема рядом с собой. Возможно ли такое счастье? Или опять все выйдет не так, как хочется? Ведь из-за пожара и из-за Ромки они больше ни минутки не побыли вдвоем. И она снова, в который уже раз, вспомнила начало дня: пепелище, санитаров с закрытыми носилками, мертвую бабочку на снегу… В горле у нее образовался комок, и она его сглотнула.
— А у Барбарисыча уже никогда не будет Нового года… — прошептала Лешка.
Ромка остановился и с неожиданным сочувствием тронул ее за плечо.
— Узнать бы, кто его убил! Уж я б ему показал! Если Барбарисыч и нарушал закон, то его надо было судить, а не взрывать.
— Я тоже так думаю.
— И я найду этого гада! Вот увидишь.
Самоуверенности Ромке было не занимать, и Лешка, шмыгнув носом, махнула рукой.
— Хвастунишка ты, вот кто!
Дверь им открыла мама:
— Нагулялись, наконец? Хоть бы на часы иногда смотрели!
Ромка пихнул коленкой Дика, который прыгал на Лешку и мешал ему пройти.
— Мы в твой салон заходили, на бабочек смотрели, а потом к Марине — она там рядом живет. Если ты так волновалась, могла нам позвонить, — сказал он.
— Я сама только что пришла, замоталась совсем.
— Как — только что? И папы нет? — ахнула Лешка.
— И папы. У него в институте сегодня дополнительные лекции.
Ромка оторопел:
— Ой-е-ей! А как же Славка? Он что, все это время был с Диком? Во дворе? На морозе?
— Вот именно, — укоризненно сказала мама. — Друга своего вы подвели. Перед тем как его сюда отправлять, надо было нам позвонить! Он три часа с вашей собакой на улице мерз.
— С Лешкиной, — не преминул уточнить Ромка и огорченно кивнул: — Ну да! Он же не мог Дика к себе привести. Они с Джимом вечно дерутся.
А Лешка бросилась к телефону.
— Славик, ты нас прости, — покаянно начала она. — Мы, честное слово, не знали, что мамы с папой не окажется дома! Папа должен был рано прийти, а у него оказались какие-то лекции… Ты очень замерз, да? Но почему ты нам-то не позвонил? Мы бы поторопились.
— Да ладно, ничего страшного. Я не хотел вам мешать. Но… Лешка, ты меня тоже не ругай, ладно? — убитым голосом сказал Славка. — Дело в том, что… В общем, у меня пакет пропал с твоим свитером.
— Как пропал?
— Не знаю как, но пропал. Скорее всего, его украли.
— Может быть, ты его в троллейбусе забыл?
— Нет, в троллейбусе я его точно не забывал. Он со мной до самого дома был. Я и к вашему подъезду с ним подходил, у порога его поставил, когда в домофон звонил. Не дозвонился, забрал его — это я тоже точно помню — и в беседку пошел. А там жуткая холодина, не посидишь. Мы с Диком стали вокруг беседки бегать, чтобы согреться. Но о вещах я не забывал, ты не думай, я их под скамейку спрятал! А потом оказалось, что сумка на месте, а пакет исчез. Прямо как испарился!
— Ну и ладно, не переживай, — успокоила Славку Лешка. — Свитер был не новый, я его уже сто лет носила. Обойдусь. Только кто мог его взять? Кому он понадобился?
В комнату влетел Ромка и схватил вторую, параллельную, трубку.
— О чем это вы? Славка, что у тебя пропало?
— Я пакет потерял с Лешкиными вещами. Вернее, его увели. Из беседки. И самое удивительное, что в моей сумке были деньги, и вот они почему-то остались целы.
— Какой пакет? С башней? От баксов?!
— Ну да.
Ромка присел, побарабанил пальцами по столу.
— Так-так. Странно… Мне кажется… А знаете, что мне кажется? Что не в Лешкином свитере дело, а в том, что в этом пакете было раньше! Славка, ты никого подозрительного там не видел?
— Нет вроде. Но, вообще-то, я на людей не смотрел…
— Понятно. Смешно и спрашивать. А от беседки ты далеко отбегал?
— Ну, если только разок…
— Вот за этот разок вор в беседку и зашел и пакет стибрил. — Ромка вдруг просиял: — Люди! Да это же пруха! Удача!
— Удача? — удивилась Лешка.
— Ну да! Преступник себя этой кражей выдал!
— И что? Выдал — и пропал.
— Вот именно, — поддержал Лешку Славка. — Разве мы его теперь найдем?
— Как знать! — По комнате прошла мама, и Ромка перешел на хриплый шепот: — Славка, мы в салоне бабочек — там, кстати, ничего интересного, все бабочки были дохлые, — выяснили, что у Барбарисыча напарник имелся. Вот он и мог наш пакет стибрить! То есть свой. Следил он, значит, за нами, еще в самой Медовке, и в электричке с нами ехал, а потом за тобой пошел.
— Видимо, — тоже прошептал Славка, которого взяла оторопь, а Лешке в голову пришла новая мысль:
— Послушайте! А вдруг тот бомж-бандит и есть напарник? Что, если он не следил за домом Барбарисыча, а его охранял? А сахар у него попросил, чтобы на нас посмотреть, узнать, что за люди к старику ходят. И они только притворялись, что не знакомы друг с другом!
Ромка с ней не согласился:
— А вот это вряд ли! Зачем бы ему тогда ту фальшивку в лупу разглядывать? Он бы ее и так узнал. Нет, это кто-то другой. Как же узнать кто? Надо все-таки Петюню поскорей потрясти и выяснить, кто и зачем на него напал, и чего он тогда так боялся.
Закончив разговор, Ромка достал из своей сумки фальшивки, переложил их в новый пакет и спрятал его на старом месте — за Лешкиным диваном.
Пришел папа, и мама позвала всех ужинать. А кода родители ушли из кухни, Ромка схватил новенькую кофемолку и убежал с ней в ванную. «Зачем она ему?» — удивилась Лешка и пошла посмотреть, что он будет там делать.
Зрелище оказалось неожиданным. Ромка сидел на краю ванны, рядом с ним стоял накрытый газетой стул, и он вылущивал на него табак из приобретенных в киоске сигарет «Прима».
— Закрой дверь с той стороны! — прошипел он. — Пусть думают, что я моюсь.
Но Лешка и не подумала уйти, а вошла и повернула ручку. А Ромка насыпал вылущенный табак в кофемолку и принялся его молоть. Чтобы заглушить шум, он пустил в ванну воду.
Лешка зачихала, глаза у нее заслезились.
— А потом папа начнет молоть кофе и почувствует запах «Примы»… — пробормотала она.
— И правда… — Ромка тоже чихнул и сосредоточенно сдвинул брови: — Знаешь что? Ты потом сама замелешь много-много кофе. Первую порцию выбросишь, а если понадобится, то и вторую, и третью, до тех пор, короче, пока табачный запах не исчезнет, поняла? Если спросят, зачем ты это делаешь, скажешь, что ты папе помочь решила, пожалела его, а то он всегда по утрам в институт спешит и злится, что не успевает себе кофе смолоть. Сделаешь?
— Так и быть. А зачем тебе молотый табак?
— Нужен. Если бы он у меня прошлой ночью с собой был, я бы бандита не испугался. Швырнул бы ему в глаза табачком…
— Ага! А он бы в тебя из пистолета пальнул.
— И не попал бы. Потому как ничего бы не увидел.
Лешка спорить с братом не стала, а отправилась молоть кофе. А потом им позвонил Артем и сообщил, что номер телефона Пети-фотографа он выяснил, но только по нему никто не отвечает, и что завтра утром он ему снова позвонит. А они рассказали ему о краже пакета с Лешкиным свитером, и Артем с ними согласился, что это мог сделать только тот, кто знал, что лежало в нем раньше.