Глава 1

С неба глядели звезды. Давно минула полночь, а в шатре Эдуарда не прекращалось веселье. Вино лилось рекой, раздавались смех и пьяные выкрики, часового послали с поручением отыскать и немедля привести какого-нибудь музыканта. Все это неимоверно раздражало Ричарда.

Присутствовать на подписании так называемого мирного договора он отказался наотрез. Участвовать в попойке не имел ни малейшего желания. А спать попросту не мог. Все, что ему теперь оставалось, – обходить лагерь, проверять часовых и любоваться звездами, а заодно размышлять.

Эдуарду, вторгшемуся во Францию и шедшему на соединение с союзными войсками Карла Смелого, король Людовик преградил путь столами. Те ломились от яств и кувшинов с лучшим вином из Гаскони. Узрев все это, брат немедля спешился. Он начал есть. К нему присоединилась свита, а епископ Джон Мортон вскоре привел французских парламентеров. Тогда-то и прозвучало предложение о перемирии в обход Бургундии.

«Как поход, могущий сравниться по значению с крестовым, обернулся фарсом?!» – Ричард не пытался ответить на этот вопрос, иначе, скорее всего, разочаровался бы в брате-короле.

Дик покинул Миддлхейм в 1475 году по приказу Эдуарда. Король вознамерился двинуться походом на Францию – отвоевать исконные вотчины Плантагенетов, потерянные при Генрихе VI. Кроме этого брат собирался претендовать и на французскую корону.

Эдуард объявил о планах и через свое посольство известил о предстоящей войне Людовика XI. Организовал кампанию по сбору средств, распределил обязанности между вассалами. Братьям – Джорджу и Ричарду – поручил привести на поле брани по сто двадцать рыцарей и тысяче стрелков.

Йоркширцы толпами стекались под знамена Глостера. Окончательно обосновавшийся в северных землях, молодой герцог стал неимоверно популярен. Его слава военачальника уступала лишь его славе непобедимого рыцаря – сильнейшего в Англии и Европе. Желающих было столь много, что часть из них пришлось отправить обратно в Йорк.

Людовик XI, не пожелавший вступать в конфликт, предложил поистине огромную сумму в семьдесят пять тысяч крон. А кроме нее – пожизненную ренту в пятьдесят тысяч крон ежегодно, семилетний мирный договор и брак пятилетнего дофина Карла с дочерью Эдуарда и Вудвилл – принцессой Елизаветой.

Эдуарда все устроило, конечно. Устроило и большинство его вассалов – всех, кроме Ричарда.

– Я не наемник! – сказал герцог темному небу. – Я рыцарь. Как и те, кто пришел со мной.

Ему вторили пьяные выкрики и здравицы, от которых этой ночью не удавалось скрыться нигде. Дик бросил взгляд на сереющий в темноте шатер брата, отмеченный щитами и знаменами, и процедил сквозь зубы:

– Позор на всю Европу!..

– Ты чего сокрушаешься? – из темноты вынырнул Кларенс, и Дик скривился еще больше.

Никто не забыт и ничто не забыто – но брат вел себя совершенно как раньше. Напомни Дик ему про Анну, вероятно, и не вспомнил бы, кто это.

– Я? – Ричард прищурился. – Негодую скорее. Происходящее более всего напоминает мне предательство по отношению к союзной Бургундии. А к тому же попрание чести Англии и памяти предков.

Кларенс удивленно моргнул.

– Ростовщик не может быть рыцарем. Если помнишь, менял в доспехах побивали на турнирах. И более того… – Дик осекся, уж слишком неприятная ухмылка исказила губы Джорджа.

– А… – хохотнул Кларенс и махнул рукой. – Весело мы все же проводили время в юности.

От него сильно пахло вином, да и на ногах Джордж держался нетвердо. Наверное, вышел по нужде и случайно набрел на «вепря».

– Я пришел во Францию не брать откуп, не вымогать деньги и не торговать землями отцов, а завоевывать их в честном бою! – не выдержал Дик и отвернулся.

На плечо опустилась тяжелая длань, пальцы сжались с удивительной для Кларенса силой. Ричард невольно застыл на месте. Казалось, Джордж сейчас сделает что-нибудь, могущее восстановить былое расположение и родственную теплоту. Господь видит, как Глостеру не хватало брата все эти годы. Ведь все их детство прошло совместно, бок о бок. И не только счастливые дни, они делили на двоих одно изгнание и вместе задыхались от гари в потайной комнате замка Ладлоу.

Джордж заговорил, и наваждение рассеялось будто туман:

– Людовик щедр и труслив. Это весьма хорошее сочетание, Дикон. В крайнем случае можешь считать его золото военной добычей.

Глостер дернул плечом, и прикосновение исчезло:

– Я отказался от всех подношений. Не в моих привычках торговать родовыми землями.

– Твое право, – легко согласился Кларенс.

* * *

Порыв двадцатитрехлетнего герцога оценили лишь рыцари, составляющие его личную свиту. Присутствовал среди них и Френсис Ловелл, столь удачно «съездивший» к папе и даже привезший подписанный документ. Все остальные, включая Эдуарда, сочли подобное самодурством, недальновидностью и неумением использовать удачные моменты для приобретения выгоды.

Открыто высказывать свои возражения королю Ричард не посмел. Он лишь высказал надежду об отмене поборов на продолжение Столетней войны. И не особенно удивился, когда брат не сделал этого.

Неожиданно к Глостеру подошел Мортон. Епископ не вызывал у младшего Йорка доверия и знал об этом. С Ричардом он держался скованно и даже заискивающе, но все равно передал приглашение от французского короля Людовика XI в Амьен.

Дик слишком удивился для отказа. Монарха с неблаговидным прозвищем Паук он не знал лично. Слышал, будто прозвище это Людовик приобрел из-за неуемного желания вмешиваться в дела других государств.

Француз буквально наводнил Европу шпионами и ко многим соседям подослал своих доверенных людей. Интриговал он сверх всякой меры. К тому же Дика невзлюбил за отказ от помолвки. Руку Жанны, младшей дочери Людовика, предлагал пятнадцатилетнему Ричарду еще граф Уорвик.

Глостер поехал. Внимание первого интригана Европы льстило. К тому же его интересовало, что французский король имеет предложить брату короля Англии. Однако встреча обернулась для Ричарда разочарованием. Его снова попытались купить.

Людовик XI попробовал одарить английского принца дорогим вооружением и лошадьми. Дик отверг этот подарок.

– Ваше Величество, я намерен повторить лично вам. Хотя, видит Небо, мне странно, что вы не узнали этого от ваших слуг, – бросил он, пристально вглядываясь в глаза француза. – Я считаю себя обязанным следовать решениям брата. Но любые попытки денежной компенсации за этот абсурдный поход я расцениваю как бесчестье.

Людовик тогда сравнил Ричарда с герцогом Бургундским. Пожалуй, Карл Смелый был одним из немногих, открыто бросающим вызов французскому королю. Расстались они безупречно вежливо. И вместе с тем – врагами.

Когда Эдуард IV торжественно вернулся на остров, Дик предпочел как можно скорее отбыть к себе на север. В торжествах он не участвовал и все время плавания молчал или, когда к нему обращались, отвечал односложно. Лишь однажды стоявший рядом с герцогом Рэтклифф услышал очень тихие слова, полные затаенного негодования:

– Позор для стягов Йорка! Позор и для моих знамен…

Более всего случившемуся договору обрадовалась королева. Брак ее дочери с сыном французского короля укреплял положение при дворе самой Вудвилл. Она с не меньшим удовольствием устроила бы по этому поводу еще одну свадьбу, обвенчав своего трехлетнего сына с наследницей герцога Норфолка, Анной Моубрей. Вот только невесте шел лишь год от роду. Пришлось обождать до 1477 года.

Герцог Глостер не участвовал и в этих торжествах, сославшись на неизменные дела в Йоркшире. Лондон он посетил лишь в связи с судом над своим братом, герцогом Кларенсом, и тотчас отбыл обратно по его завершении.

В это же время по распоряжению Ричарда в замке Миддлхейм началось строительство двух орудийных башен, спроектированных Глостером лично. Одна из них, построенная в честь графа Уорвика, получила название медвежьей. Вторую он воздвиг в память о своем брате, Джордже.

В последующие четыре года Дик старался держаться подальше от Лондона. При дворе он появлялся всего дважды: в 1480 году, чтобы увидеться со своей сестрой Маргарет герцогиней Бургундской, и в 1481-м, дабы проконсультировать короля по поводу войны с Шотландией.

 

Глава 2

– И кто это выдумал? – король хмурился, будь его воля, он вынул бы неизвестного сочинителя из-под земли и туда же отправил впоследствии. Или – под воду. Или ввысь – болтаться на первом же попавшемся суку. Однако имя менестреля, пустившего глупейшее предсказание о том, будто литера «Джи» лишит наследников правящей четы трона, так и осталось неизвестным. Конечно, мнительная супруга Эдуарда схватилась за эту пустую блажь. Для нее теперь, что Глостер, что Джордж, было едино.

Елизавета третью неделю ходила со столь постным выражением лица, словно завтра – казнь. Бросала на мужа умоляющие взгляды, а на герцога Кларенса – откровенно ненавидящие. Наконец, Эдуард не выдержал и приказал королеве говорить. И вот он уже третий час выслушивал обвинения, сыплющиеся на родичей неустанно.

Ричард попеременно пребывал то в Миддлхейме, то на северных границах. Вел себя безупречно, даже не смотрел в сторону Лондона, и обвинить его в чем-либо не получалось. Елизавета и хотела бы, да повода не существовало. Единственное, в чем она сумела упрекнуть младшего Йорка, – легкомыслие и безмерное расточительство. Он, дескать, всех родственников жены начал поддерживать, а ведь на это никаких личных средств не хватит! Король пожал плечами и приказал сменить тему. Потому все свое красноречие Вудвилл обратила на Кларенса.

– Один раз он тебя предал, – повторяла она. – И только ли раз? Он всегда жаждал трона, тебе это известно.

– Он мой брат, – это казалось единственной весомой отговоркой, после которой дальнейшие обвинения не имели смысла.

– Хорош брат, – Елизавета рассмеялась. – Наследство Уорвика собирался присвоить, на ссору и с королем, и с младшим братом из-за этого пошел, свояченицу свою чуть на тот свет не отправил. К слову, Ричард твой Джорджа братом не считает более, мне не веришь, так к нему прислушайся.

Эдуард поморщился и потянулся к кубку. Неприятный разговор хотелось немедленно запить. И заесть, кстати, тоже:

– У Дикона на то есть причины.

– Еще бы! – Елизавета всплеснула руками. – Кларенс любые законы попрал. И христианские, и рыцарские. Последнее для твоего младшего брата особенно весомо, кстати. Кларенс поставил его Анну в бесконечно опасное для жизни и чести положение. А если бы ее погубили, обесчестили в этих подвалах? А если бы сбыли пиратам и увезли на невольничий рынок в Тунис? Удивительно, что Анна отделалась лишь чахоткой.

– Дикон разберется самостоятельно, – заверил король.

– О, конечно! – подхватила Елизавета. – Он уже разобрался. Попросту уехал к себе во владения и затаился. Думает, разорвал с братцем всяческие отношения и ладно. Вот только ты себе подобного позволить не можешь. Ты не герцог! Ты король!

Эдуард отпил вина. В сущности, супруга говорила все верно. Джордж ненадежен и нелоялен.

– Да и мало всего этого! – Вудвилл схватилась за распятие, которое носила на шее под рубашкой. – Он собственную жену – и ту со свету сжил. Теперь вот собирается завладеть приданым бургундской принцессы!

Прошение герцога Кларенса лежало на столе, но о нем Эдуард не рассказывал жене. Джордж просил старшего брата одобрить его намерение сочетаться браком с Марией Бургундской, дочерью Карла Смелого – девушкой приятной и внешностью, и манерами, а к тому же способной принести мужу весьма неплохие земли и доход. Неистовый герцог Бургундии к тому моменту сложил голову, а Мари отказала Людовику XI. Француз силой и коварством захватил западную часть герцогства, а чтобы заполучить остальное, предложил двадцатилетней красавице выйти замуж за его семилетнего сына – все того же дофина Карла.

– Станет Кларенс герцогом Бургундии, войной на тебя пойдет. Вот проверишь, если дашь согласие на этот брак!

Ничего подобного Эдуард не собирался дозволять брату. Джордж рвался к власти и новым землям словно одержимый. Король смерил Елизавету взглядом и поинтересовался:

– А кого ты прочишь в мужья прелестной Мэри?

– Энтони Вудвилла, конечно. Мой брат и достоин, и лоялен.

* * *

Дик находился в Миддлхейме, когда гонец привез послание от Маргарет. Он мельком пробежал взглядом по уверенному мелкому почерку и нахмурился. Вести, пришедшие из Бургундии, его сильно обеспокоили.

Подкупив Эдуарда и заключив с ним мирный договор, Людовик XI всерьез занялся Карлом Смелым. Для начала француз втянул герцога в долгую и изнурительную войну с соседями. Затем переманил на свою сторону всех его кредиторов, предложив тем более выгодные условия. Именно Людовик был вдохновителем войны со Швейцарией, в которой Карл Смелый и погиб. Сам французский монарх, как только узнал об этом, поспешил предложить вдове и дочери герцога свое покровительство.

Маргарет и Мари ответили отказом, но тем лишь усугубили свое положение. Молодой герцогине Людовик XI силой навязал в мужья принца Гентского. Жених тотчас захватил дам в плен: пробился в их замок, наводнил его своими слугами, а сам расположился в соседних покоях.

Людовик немедленно воспользовался этим обстоятельством и захватил большую часть их земель.

Герцогиням осталось лишь просить о помощи. Но Эдуард слишком боялся потерять деньги, выплачиваемые французским монархом. Он даже не возмутился, когда Людовик в нарушение договора, подписанного в Пекиньи, и монаршего слова захотел выдать двадцатилетнюю дочь герцога замуж за своего малолетнего сына, дофина Карла.

Единственное, на что хватило брата, – предложить Мари своего кандидата в женихи. В лице Энтони Вудвилла! Джорджа, герцога Кларенса, к девушке он и близко не подпустил, категорически запретив тому на ней жениться, несмотря на все возможные выгоды от этого брака.

Случись этот союз, Англия получила бы больше земель на континенте. Смогла бы расположить войска в непосредственной близости от французских территорий. И диктовать «королю-пауку» свои условия. Но Эдуард настоял на кандидатуре своего шурина, которая, естественно, не прошла.

Дик, остававшийся верным вассалом своего брата, не мог открыто оказать помощь племяннице и сестре. Он уже потянулся к перу и чистому листу, чтобы отписать тайный приказ своим людям в Йорке, когда за окном выглянуло из-за понуро нависающих туч солнце. Его золотистый луч ударил в комнату и отразился от крупного бриллианта, переливающегося в одном из герцогских перстней. Глостер хитро сощурился, снял со своего мизинца кольцо и положил на стол. Мысль, неожиданно пришедшая ему на ум, показалась удивительно удачной.

Несколько позже в руках Маргарет Бургундской оказался перстень с наикрасивейшим и чистым бриллиантом. Но любовалась изумительным украшением герцогиня недолго. В тот же вечер она отписала эрцгерцогу Максимилиану, сыну своего соседа, императора Фридриха III. Послание содержало предложение незамедлительно прислать к Мари своих доверенных людей для заключения помолвки. К нему же прилагался и перстень.

При жизни Карла Смелого эрцгерцог уже сватался к Мари, но не сумел согласовать пункты брачного договора, и помолвка расстроилась. Теперь же герцогиня давала понять, что все препятствия устранены.

Максимилиан столь обрадовался этому предложению, что прислал своих доверенных людей числом не меньше войска. Те окружили замок, пробились через солдат принца Гентского и ворвались в его покои, заявив, что прибыли за невестой своего государя. В качестве доказательства они предъявили перстень.

Когда разгневанный жених потребовал объяснений, Мари спокойно сообщила ему о своей помолвке с Максимилианом Австрийским. Принц Гентский освободил ее дом от своего присутствия немедля. И в августе того же 1477 года Мария Бургундская вышла замуж за сына императора Фридриха III, впоследствии ставшего императором Священной Римской империи Максимилианом I.

* * *

Король Людовик пришел в гнев и ярость от подобных известий. Его планы расстроили играючи, кроме того, принц Гентский затаил обиду на своего союзника. И хоть большинство захваченных территорий удалось оставить за собой, гордость монарха взывала к отмщению.

Герцогини не смогли бы сами додуматься до столь изящного решения. Да и перстень, который несостоявшийся жених описал со всем тщанием, показался французу смутно знакомым. Людовику понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, кто посмел выступить в роли советчика.

– Да как этот мальчишка посмел?! – пронеслось по залу. Впрочем, Людовик быстро пришел в себя.

Глостер, уже проявивший свой норов в Пекиньи, а затем и в Амьене, становился опасен для него. А ведь было время, когда Людовик искренне обрадовался бы родству с ним. Если бы Жанна вышла за младшего Йорка, их совместные дети стали бы Плантагенетами. А значит, спорные территории удалось бы оставить за Францией вполне законно.

Ричард ответил отказом. То ли по глупости, то ли поняв искренние намерения Людовика. В первое в связи со случившимся верилось с трудом. Глостер проявил себя недурственным политиком, а политику – и король был в том уверен абсолютно – несвойственно предпочтение душевным порывам там, где существует выгода.

Теперь он не сомневался – младший Йорк рвется к трону и власти. И, скорее всего, добьется своего рано или поздно. Брак Эдуарда и Вудвилл незаконен. Их дети никогда не будут править. Среднего же брата, Кларенса, Людовик и вовсе не брал в расчет. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: королем тот не станет. Хоть и жаль. Манипулировать им получалось бы удачно.

 

Глава 3

Пережив неудачу с Марией, Кларенс присмотрел для себя другую выгодную партию – Маргариту Шотландскую, сестру короля Якова III. Эдуард снова отказал ему в разрешении на брак, а девушке предложил кандидатуру в лице все того же Энтони Вудвилла. В Шотландии бароны восстали против своего короля. Кларенс вполне мог возглавить оппозицию, свергнуть Якова и занять престол. В этом случае война становилась еще более вероятной.

– Уж не издеваешься ли ты надо мной?! – кричал Джордж во всеуслышание.

Даже те из придворных, которые не желали обращать внимание на вздорное поведение принца, невольно замедляли шаг.

– Нет, вы только подумайте! – Кларенса вдохновило возникшее столпотворение. Он всегда любил привлекать к себе внимание. – Безутешный вдовец не в силах найти свое счастье. И не из-за отсутствия достойной пассии, – он особенно подчеркнул последнее слово, – а только лишь по вине мстительной супруги своего самодура-братца!

Эдуард поморщился. Если бы Джордж выказывал неудовольствие, находясь с королем наедине, он бы стерпел. Однако Кларенс посмел бросаться оскорблениями прилюдно… Спускать подобное Эдуард не мог, даже если бы и хотел.

– Только я нахожу себе невесту, – Джордж распалялся все сильнее, – как ее уводят чуть ли не из-под носа! И кто? Граф без году, все достояние которого – сестрица, усевшаяся на трон неизвестно уж благодаря каким достоинствам!

– Достаточно, герцог! – прикрикнул на брата Эдуард. Он ценил супругу, несмотря ни на что. И ни разу не пожалел о своем выборе.

Кларенс стушевался, выдохнул и проговорил гораздо тише:

– А ведь все так удачно сложиться могло… Изабелла меня покинула…

– Что я слышу! – Эдуард невольно вздрогнул. Он и не заметил, как вошла королева. Елизавета любила появляться неожиданно и своевременно. – Герцог Кларенс, так вы рады смерти жены?

Джордж спал с лица и сощурился. Небесно-синее платье, расшитое золотом, шло Елизавете необычайно. Рыжие локоны так и сверкали.

– Смею напомнить Ее Величеству, – прошипел герцог, – именно она навязала Изабелле ту повивальную бабку, что и сгубила ее.

Королева остановилась и побледнела. Она не ожидала подобного выпада, несмотря на всю взаимную ненависть, недоверие и подозрения, существовавшие между ней и средним Йорком. Эдуард тоже не мог поверить в услышанное. На этот раз Джордж перешел все мыслимые и немыслимые границы. Он обвинял не просто королеву Англии, он бросал тень на жену собственного брата – мать будущих наследников престола, такого Эдуард не смог бы простить никому и никогда.

– Вы обвиняете меня, герцог Кларенс? – тон Елизаветы остался спокоен, что не скажешь о руках. Она стиснула складки платья с такой силой, словно желала порвать ткань в клочья.

Джордж посмотрел на своего личного врага с плохо скрываемым превосходством:

– Я всего лишь говорю правду. Моя жена оставила этот мир благодаря вашей служанке.

– И… схваченная вами женщина готова подтвердить это? – осторожно поинтересовалась Ее Величество.

– Я вздернул дрянь на первом же попавшемся суку!

Королева вздохнула. Ее бледные губы окрасила язвительная улыбка:

– В таком случае ваши слова всего лишь пустые бредни. И доказательств у вас нет!

Кларенс вздернул подбородок и одарил Вудвилл ненавидящим взглядом. Усмехнулся. Кивнул Эдуарду и вышел из зала.

Король стиснул подлокотники кресла, переживая острый приступ ярости. Его брат лишился рассудка, если позволил себе бросаться подобными обвинениями. К тому же смерть Изабеллы Невилл его супруге была совершенно без надобности. Если кто и старался удержать Джорджа от беспутного образа жизни, вечных попоек и склок с семейством жены, то только старшая дочь Уорвика.

Королева проводила герцога взглядом и вышла, ничего не сказав мужу, и Эдуард понял: это конец. Война объявлена. Она будет вестись до победного конца. И выжить в ней сможет только один. Не герцог Кларенс – уж точно, потому что король Англии не намерен лишаться супруги.

* * *

В изматывающем противостоянии, последовавшем за инцидентом, Эдуард не принимал участия. Елизавета не обмолвилась с ним ни словом о своих переживаниях или дальнейших действиях, но король слишком хорошо ее знал. Королеву назвали недостойной трона – практически прямо, – ведь, обвиняя Энтони в худосочности рода, Джордж винил и его сестру. Более того, Вудвилл прилюдно назвали убийцей!

Возможно, ни казни Кларенс служанку, Елизавета не стала бы действовать так быстро и решительно. Но у Джорджа действительно не осталось никаких доказательств. Даже подкупленный им лекарь, пользовавший Изабеллу, не смог сказать ничего конкретного. Он даже не подтвердил сам факт отравления, указал лишь на возможность оного.

– В убийстве Изабеллы Невилл, – холодно бросила Вудвилл, – следует обвинять ее мужа, герцога Кларенса.

Джордж судорожно вздохнул и закашлялся.

– Как вы смеете?! – взвыл он, как только обрел способность говорить.

– Это же вы искали выгодных партий, – усмехнулась королева. – Если кому смерть герцогини и на руку, то только вам.

– Вздор! – Кларенс бледнел, краснел и сжимал кулаки. – Я всего лишь требую того, чего достоин по праву рождения!

– Вы того же требовали, всякий раз переходя на сторону победителя? – презрительно бросила королева.

– Во всяком случае, я не пребываю в положении свиньи под дубом! – закричал Кларенс. – И желудями разжилась, и корни древа подкапывает…

Елизавета поджала губы. Намек был слишком прозрачен. Она никогда не принадлежала дому Йорка, как и ее первый муж, лорд Грей, сложивший голову в битве за Ланкастеров. Но она вышла за Эдуарда, стала королевой огромной страны и, кто бы что ни говорил, блюла не только собственные интересы. По крайней мере она в это верила искренне и самозабвенно. Может, ее родня и безземельна, и худосочна, но она не предает!

Королева учла главную ошибку, допущенную Кларенсом. Свидетелей, способных обвинить кого угодно в чем угодно, она нашла очень быстро. Ими оказались слуги герцога, которые после допроса с пристрастием согласились возвести напраслину на своего господина. С ними разобрались достаточно быстро, придав огню. Но их показания, естественно, не сгорели.

Джорджа обвинили в колдовстве. А дело представили так, словно Кларенс подослал к брату двух чернокнижников с целью извести короля и наследников. Затем герцог сам сел бы на трон.

В январе 1478 года нижняя палата парламента единогласно приняла обвинительный билль в отношении герцога Кларенса. Правда, ни слова о предписываемом Джорджу колдовстве в нем уже не стояло: «Виновен в посягательстве на корону и в непослушании королевской воле».

Судебное заседание сопровождалось скандалом, разгоревшимся между Эдуардом и его братом. Джордж сам обострил конфликт, начав распространять слухи о том, что король был плодом прелюбодеяния – незаконной связи герцогини Йоркской и неизвестного лучника. Этим он окончательно испортил отношения с королем и подписал себе смертный приговор.

Палата лордов утвердила билль и признала Кларенса виновным в государственной измене. Она же приняла акт о предании Джорджа смерти с предварительным лишением его всех гражданских и имущественных прав. Однако вынести и утвердить такой приговор Эдуард долго не решался. Брата ждала наиболее лютая казнь из всех возможных. Государственных изменников, лишенных всех прав, ожидало повешение, но не до смерти, выволочка на крючьях за выпущенные внутренности к месту последующей казни и четвертование.

В порядке королевской милости король встретился с братом в Тауэре. Он собирался предложить герцогу самостоятельно избрать достойную казнь и сообщить о своем последнем желании.

Джордж выглядел так, словно не понимал, что происходит или чего от него еще хотят. Он повторил свою давнюю шутку и прибавил:

– Я хотел бы напиться допьяна и заснуть, не видя никого и никогда более.

Его желание было исполнено тотчас.

17 февраля 1478 года официально объявили, будто Джордж Кларенс погиб, захлебнувшись мальвазией. За неимением стакана он решил напиться прямо из бочки, случайно оказавшейся в его камере, и свалился в нее целиком. Утром герцога обнаружили стражники, принесшие ему приказ короля о помиловании.

 

Глава 4

В 1479 году ровно через год после смерти Кларенса, несостоявшаяся невеста Джорджа и сестра короля Якова готовилась сочетаться браком с Энтони Вудвиллом, графом Риверсом. А в замке Миддлхейм огонь лизал алые угли в очаге. Герцог Глостер сидел за столом, подперев кулаком голову и прикрыв глаза, – то ли задремал, то ли размышлял о чем-то. Подле него лежали нетронутые листы, несколько перьев и чернильница в виде изготовившегося к бою вепря. Опустошенную бутылку из-под вина Ричард опустил на пол.

Френсис отставил ополовиненный кубок.

– Да… – заметил герцог. – Забавны дела твои, Господи.

– И не говори, – усмехнулся Ловелл. – Брачный договор благополучно подписан, Вудвилл уже предвкушает, как приберет к рукам наследство. И вдруг из Шотландии приходят удручающие известия. Девушка беременна, причем неизвестно от кого!

Глостер открыл глаза и сладко потянулся, расправляя плечи:

– Как брат Эдуард?

– Вне себя, естественно! – Ловелл рассмеялся. Он привык рассказывать о происходящем при дворе с улыбкой. Когда интриги, ханжество и алчность воспринимаешь не всерьез, а словно театральное действо, жить не так уж и страшно.

– Как и королева, – вставил Ричард.

– Елизавета являет собой олицетворение недовольства. Видел бы ты ее!

– Благодарю покорно, – Дик поморщился. – Наш брат Энтони просто таки образчик и цвет рыцарства, – он передразнил интонации королевы настолько похоже, что Френсис открыл рот, а затем согнулся пополам в очередном приступе смеха.

– Дикон, ты неподражаем, – почти отсмеявшись, выдавил он.

Глостер повел плечом и слегка улыбнулся. Ему нравилось дурачиться. А особое удовольствие Ричард испытывал, когда его веселость доставляла радость окружающим.

– И все же, – посерьезнел Ловелл, – что ты намерен предпринять?

– А я должен разве? – Дик приподнял бровь и слегка склонил голову набок. – Когда я понадоблюсь своему королю, он известит об этом в письменном виде. А пока…

Дверь легонько приоткрылась, в комнату вошла высокая женщина с темными волосами и огромными глазищами. Щеки Анны подсвечивал бледный румянец. Талия казалось невероятно тонкой. Из-за сильной худобы она выглядела не человеком, а чем-то ирреальным. Не иначе как ангелом во плоти. Если бы Френсис не знал о болезни, он назвал бы герцогиню красивейшей женщиной на земле.

Он немедля поднялся и поклонился. Завладел кистью Анны и коснулся губами изуродованной шрамами кожи. Женщина, вопреки его опасениям, не отдернула руки. Виконта, когда-то вынесшего ее из ада земного, Анна одарила легкой и благодарной улыбкой.

Первые дни после женитьбы Ричард только и делал, что целовал ее руки и неустанно превозносил красоту и нежность молодой супруги. Постоянно говорил ей о любви, смеялся. Его усилия просто не могли не увенчаться успехом. Анна стала воспринимать произошедшую с ней беду кошмарным сном.

– Я рада видеть вас, лорд Ловелл, – произнесла герцогиня.

Ричард тоже поднялся и, подойдя к жене, обнял ее за плечи.

– Помузицируешь нам? – спросил Глостер.

– Только если вы поможете, мой герцог.

Ричард недоуменно усмехнулся:

– Как?

– Сэр рыцарь, – Анна лукаво улыбнулась и посмотрела на мужа обожающим взглядом. – Слуги нашли вашу старую лютню.

– И кого я должен казнить за это? – рассмеялся Ричард и обратился к другу. – Френсис, боюсь, тебя ожидает настоящее испытание.

– Я помню, – отмахнулся Ловелл. – Я слышал твои юношеские порывы. И они были не столь уж и страшны. Ты неплохо обращался с лютней.

– Но не настолько, как с мечом и лошадью, – вздохнул Дик.

* * *

В 1480 году Эдуард IV все же открыл военные действия, отправив английский флот разорять шотландские порты.

– Не иначе Вудвилл его убедила, – бурчал Ловелл. Он снова гостил у Глостера в Миддлхейме. – Вот ведь алчная бабенка. Не везет Англии на королев.

Мельком наблюдающий за другом Ричард вскинул бровь:

– Насколько помню, ты всегда хорошо отзывался о дамах, какими бы те ни были.

– Так то о дамах, – Френсис передернул плечами. До приезда сюда он нанес визит Уильяму Гастингсу и Генри Бэкингему. Им тоже нашлось что порассказать. – Бывшая вдова мелкопоместного дворянина, чье сомнительное происхождение приравнивалось к статусу незаконнорожденной простолюдинки. С собой она привела сыновей от первого брака, двенадцать братьев и сестер, племянников и племянниц, родных и двоюродных. А также великое множество других кровных и сводных родственников, связанных с ними узами побочного родства. Все это скопище не просто теснит старую знать, оно ее выгрызает. При дворе невозможно находиться, если ты не Вудвилл!

– Думаешь, удивил? – герцог поморщился. – Уорвик предвещал все это несколько лет назад.

– Жаль, мы не послушали создателя королей.

– Я слышал каждое слово и был согласен с графом. Но к тому моменту я уже присягнул королю, – Дик резко отвернулся и выпалил раздраженно: – И что ты мне предлагаешь теперь? Я верен Эдуарду IV все так же. Этого не изменить. Этого не изменит даже сам Его Величество и его жена!

Он резко вскочил и принялся ходить по комнате, словно посаженный в клетку дикий зверь. На мгновение остановился – поднял пустую бутылку и запустил ею в огонь. Тот взвился, зашипел от остатков влаги и принялся лизать осколки. Словно верный пес обсасывал кость, брошенную любимым хозяином.

– Да я и не предлагаю, – вздохнул Ловелл. – Я хочу держать тебя в курсе. Предупредить!

Ричард кивнул, как показалось Френсису, благодарно.

– Тебя сильно проняло, – заметил герцог и остановился. – И к чему предупреждения?

– Ты теперь опасен для них, – Ловелл попытался поймать взгляд друга, но тот нарочито смотрел в сторону или разглядывал перстни и кольца, обвивающие его пальцы. – Королева стремится настроить Эдуарда против тебя. Теперь, когда ей удалось сжить со света Кларенса…

– Не тревожься об этом, – Дик повел плечом и усмехнулся. – Я не допущу ничего подобного. У меня жена и сын, я нужен им.

Герцог вновь казался спокойным и расслабленным, но тревожная морщинка меж бровей никак не желала разглаживаться:

– Вернемся к Шотландии. Она беспокоит меня гораздо сильнее всех этих дрязг.

– Тебя как властителя севера ожидает поход, – ответил Френсис. – Король Яков ответил на посягательства, и Эдуард вспомнил о своем младшем брате.

Дик кивнул:

– Охрана северных пределов входит в перечень моих обязанностей.

За окном послышался стук копыт и лошадиное ржание. Гонец, вошедший через некоторое время, передал герцогу послание от короля.

– Френсис, ты ясновидящий! – воскликнул Глостер, оторвавшись от указа. – Эдуард поручил мне собрать армию и утихомирить соседей, – он вновь пробежал взглядом по ровным строкам и добавил: – Совсем как во времена юности.

– Я не сомневаюсь в твоих военных умениях, Ричард, – Ловелл, наконец, взглянул Ричарду прямо в глаза. – Но по завершении кампании тебя будет ожидать далеко не теплый прием. Вне зависимости от того, сколь скоро ты одержишь победу.

* * *

Глостер собрал армию, выступил в Шотландию и в 1481 году осадил один из ее пограничных форпостов, Бервик. Во время войны Ланкастеров и Йорков этот город переходил из рук в руки аж двенадцать раз. Ныне он снова принадлежал Шотландии отданный северному соседу Маргаритой Анжуйской в обмен на военную помощь.

24 августа 1482 года, не выдержав долгой и изнурительной осады, Бервик капитулировал, и Ричард окончательно сделал его английским.

Герцог отправился дальше. Впереди лежал Эдинбург – сердце Шотландии и самый укрепленный город того времени.

– Ваша светлость, – полог шатра отстранился. Показалась коротко остриженная голова часового.

– Да, Карл, слушаю, – Ричард склонился над картой, изрядно испещренной значками и пометками.

Наскоком Эдинбург взять не получалось. Длительную осаду Дик себе позволить не мог, да и не дала бы та практически никакого результата. Оставалась хитрость, но план пока не складывался. Вот уже третью ночь доверенные люди обшаривали все буераки и канавы, находящиеся вблизи стены. Ричард рассчитывал на удачу – вдруг отыщется подземный ход.

– Монах к вам, ваша светлость, – доложил часовой. – Очень просит.

– Вот как, – Дик оторвался от карты и с удовольствием потянулся, выпрямляя застывшую спину. – Уж не из города ли он? Пришел вымаливать милость для прихожан и своей обители.

– Воистину всякий, кто слышал о деяниях герцога Глостера, знает, что подобное не требуется, – отчеканил монах. Он вошел вслед за воином, не дождавшись дозволения. И его резкий низкий голос совершенно не вязался с пением псалмов и вознесением молитв.

– Позвольте поинтересоваться, отчего же? – Ричард тряхнул головой и озорно улыбнулся.

– Вепрь не знает милости или пощады. Он сторицей воздает врагам и предателям. И при этом честен и справедлив. Он не тронет безвинных.

– Мне приятственны твои речи… слуга Божий, – ответил Дик. – Но мне претят маскарады.

Он перевел взгляд на часового, и тот немедля подбежал к столу.

– Мы обыскали этого монаха, ваша светлость, – доложил он.

– Господи Боже, – рассмеялся Глостер, – куда катится мир? Если паства начинает обыскивать пасторов, это совершенно не говорит о доверии к последним. Ты не боишься прогневить Всевышнего, Карл? – обратился он к часовому.

– Когда придет мой срок, – ответил воин и преданно взглянул на своего господина, – отвечу. И не только за это. А пока мне жизнь вашей светлости намного дороже даже собственного спасения души. Потому как если в Англии осталась надежда, то только вы ее воплощение.

Часовой положил на стол длинный кинжал в черных ножнах, инкрустированных золотом. Туда же отправился медальон – на золоченой крышке в красной окантовке поднимался на задние лапы алый лев – герб Стюартов.

Ричард оглядел оружие, а затем визитера и благосклонно кивнул часовому:

– Оставь нас.

Воин незамедлительно вышел.

– Чем обязан? – Ричард небрежным движением подцепил цепочку и открыл медальон. – Александр, герцог Олбани, лорд-адмирал Шотландии…

– Я прошу извинений за обман, герцог, – отчеканил тот. – Воистину не прибегни я к хитрости, наша встреча оказалась бы невозможной.

Монах отбросил капюшон, выпутался из рясы, представ пред Глостером во всей красе и блеске придворного платья. Шотландец был молод, как и Ричард. Смотрел прямо, и его манера изъясняться импонировала больше придворных экивоков и недоговоренностей, принятых при дворе Эдуарда IV.

Ричард коротко кивнул и указал гостю на кресло. Сам опустился на жесткий лежак, заменяющий кровать:

– Говорите.

Александр вздохнул и принялся рассказывать быстро и четко.

– Огромной бедой обернулось для нас пророчество, касающееся брата Иакова. Некий проповедник предсказал, будто король погибнет по вине близкого родича.

Глостер поморщился и отвернулся. О менестреле, подставившем под удар Джорджа, он был наслышан.

– Ничем иным я не могу объяснить внезапное недовольство Иакова собственными братьями! – продолжал тем временем шотландец.

– Насколько мне известно, – прервал его Глостер, – вас принимало большинство мятежных баронов.

– Да, я популярен! – взвился Александр. – Народ верен мне и послушен!.. Мне была поручена организация обороны шотландских пограничных марок, и, видит Бог, я служил честно.

Дик повел плечом и прикрыл глаза:

– Продолжайте.

– До короля дошли вести о расправе, учиненной Эдуардом IV над своим братом Георгом, герцогом Кларенсом. И, видимо, он решил последовать примеру английского монарха, – прямо сказал Стюарт. С каждым произносимым им словом Глостер бледнел и лицо его словно застывало, превращаясь в ледяную маску. – Иаков III обвинил меня и нашего младшего брата, графа Мара, в колдовстве. Король захватил мою резиденцию, Данбар. По его приказу младшего брата убили, а меня заточили в башне Давида.

– Почему же вы стоите передо мной сейчас?

– Мне удалось бежать! Опоив стражу и спустившись из окна камеры по веревке, я обрел свободу. После я бежал во Францию под покровительство доброго монарха Людовика.

Ричард поморщился:

– Если вы считаете, будто я стану участвовать в ваших интригах и помогу свергнуть брата-короля…

– Нет! – Александр поднял руку, призывая дослушать его рассказ. – Вернувшись в Англию, я узнал о мятеже баронов. Мой брат Иаков схвачен. Его держат заточенным в Эдинбурге. Я обязан освободить его!

– Хорошо, – Ричард, казалось, не колебался ни мгновения. – Что требуется от меня?

– Мне нужна ваша поддержка и честное рыцарское слово! – проговорил, как в омут бросился, Стюарт.

– Если это мне по силам и не опорочит чести и рыцарского достоинства, вы получите требуемое.

– Вы не завладеете Эдинбургом, – продолжил Александр, – не возьмете в заложники меня и брата. А мы, в свою очередь, не будем более претендовать на Бервик и перенесем границу.

Глостер встал и кликнул часового:

– Новую карту, факелы и вина.

Спать этой ночью он не намеревался и так.

– Воистину! – восхитился Александр, когда требуемое оказалось в шатре герцога почти мгновенно. – Слухи о вас не лгут!

План разработали в течение всего нескольких часов. У захмелевшего от вина и скорости принимаемых решений Александра слегка заплетался язык. И глаза его как-то неестественно блестели в отсветах пламени.

– Воистину герцог Ричард, – проронил он. – Наши судьбы схожи невероятно. Я тоже потерял брата по вине короля.

– Как бы ни поступил мой старший брат, я никогда не предам Эдуарда, – ответил Дик, который собственный кубок даже не ополовинил. – В этом мы разнимся.

– Вас еще не обвиняли! – возразил Стюарт.

– Невозможно обвинить того, кто чист перед собой и совестью. Суда и казни боятся только те, кто чувствует вину.

 

Глава 5

Не потеряв ни одного человека, Ричард захватил Эдинбург и способствовал встрече братьев. Оставаться в Шотландии и далее он посчитал неразумным.

– Я рад, герцог, – сказал ему Александр на прощание, – вы не стали продолжать эту войну.

– Воистину, – Глостер слегка поморщился. Излюбленное слово Стюарта так и просилось на язык. – Одна беременная принцесса и неудовольствие очередного Вудвилла не стоят этого.

К тому же повелителя севера вовсе не радовала перспектива грызни с соседями. А именно неудовольствие шотландцев он вызвал бы, начни влезать в отношения Якова III с братом и мятежными баронами.

Перейдя границу, Ричард распустил армию, оставив себе только эскорт. Дик спешил в Лондон.

Парламент высоко оценил заслуги Глостера и выразил свою благодарность, даровав ему графство Кемберлендское на шотландской границе и должность наместника западных границ.

Рядовые лондонцы радовались окончанию войны, а Дик стоял перед королем, зло смотря на того исподлобья. Эдуард распекал его как мальчишку. Брат никогда не говорил с ним таким тоном.

Рядом с Его Величеством сидела Елизавета и с удовольствием вставляла реплики. Глядя на нее, Дику припоминались слова Ловелла: «Уж если я и женюсь, то точно не на рыжей. Достаточно посмотреть на нашу хранимую Господом королеву, чтобы раз и навсегда увериться в самоубийственности подобного шага». Еще он вспоминал о Миддлхейме и представлял, как отправится домой, однако это почти не приносило облегчения. Слишком уж изменился родной брат. Эдуард смотрел на происходящее в стране, словно через мутную слюду, которую держала перед его глазами Вудвилл.

– Уж не сговорился ли герцог Глостер с шотландцами, – произнесла королева.

– Ее Величество желает подвергнуть меня допросу? – поинтересовался Ричард. – Не сомневаюсь, ваш брат, комендант Тауэра, сумеет устроить все необходимое для этого.

– Вы дерзите, герцог? – Елизавета поджала тонкие губы.

– Боже, с чего вы так решили?! – Дик с трудом сдержал усмешку. – Я всецело во власти своего короля.

Эдуард нахмурился.

– Если Его Величеству будет угодно уделить мне несколько минут наедине, я сумею развеять его сомнения, – быстро проговорил Ричард.

Королева открыла было рот, но, пока Вудвилл не успела обвинить его в измене или возможном покушении на монарха, Дик коснулся пояса. Привилегию являться к королю вооруженным Ричард заслужил давно, теперь с ней пришлось расстаться. Он положил меч к ногам брата. Отстегнул кинжал и развел руки в стороны в извечном жесте примирения.

– Мне вовсе не нужны демонстрации, Дикон, – произнес король и, увидев, как вздрогнул брат от детского обращения, нахмурился еще сильнее. – Оставьте нас!

Придворные медленно потянулись из зала. Елизавета Вудвилл осталась, и Дик не удержался от злого взгляда в ее сторону.

– Ее Величество устала и тоже вынуждена нас покинуть, – произнес Эдуард.

Королева резко поднялась и вышла. Эдуард кивнул на место подле себя, но Дик предпочел стоять.

– Теперь, когда меня не стесняет чужое присутствие, я стану говорить прямо. Позволить мне вернуться в Миддлхейм или заточить в Тауэре – ваше дело.

Король потянулся за кубком:

– Ты не можешь отрицать того, что обладал преимуществом и оставался в выигрыше при любом раскладе.

– Я и не утверждаю обратного.

– Ты захватил самый укрепленный замок в Шотландии, а вместе с ним короля Якова III и герцога Олбани. Ты мог заставить их принять договор вассальной присяги. Смог бы завоевать Шотландию одним лишь росчерком пера и сесть наместником английского короля.

Ричард хмыкнул. Данная должность скорее досталась бы кому-нибудь из родичей королевы. Энтони Вудвиллу, например. В качестве компенсации за недоженитьбу.

– Они могли отказаться.

– В таком случае ты выдал бы их мятежным баронам, которые подписали б этот договор из благодарности.

Глостер уставился на короля, как на малого ребенка. Хотел бы он знать, кто нашептал талантливому стратегу эти глупости. И, более того, почему брат прислушался к ним:

– Это ловушка для мерзавцев, неужели ты не видишь?

Эдуард качнул рукой, приказывая ему замолчать:

– И, наконец, ты мог заставить короля и принца подписать все, что угодно Англии, под страхом выдачи их мятежным баронам. Но и этого ты не сделал! Ужель слава победителя Шотландии не стоит быть разделенной со своим монархом?!

Король гневался. Он кричал и сжимал подлокотники кресла. Его взгляд испепелял провинившегося, вот только Дик чувствовал себя, словно под порывами северного ветра. В обществе брата, ради которого он никогда не жалел себя, ему стало очень холодно.

– Я отвечу. Если позволишь, конечно.

Эдуард кивнул, но хмуриться не перестал. Ричард провел рукой по лицу, будто пытаясь стереть усталость дороги и нескольких бессонных ночей. Странная бессонница, преследовавшая его с детства, стала напоминать о себе чаще в последнее время.

– А вдруг не захотели бы шотландские бароны получать своего короля и принца? – спросил он с плохо сокрытой грустью в голосе. – А ну как возмутились таким унижением их чести и достоинства, стали бы осаждать замок, дабы выбить оттуда англичан и вызволить своих сюзеренов?

Эдуард вскинул брови. Неужели он действительно не думал об этом?!

– Продолжай, – велел король.

– В любую минуту наше положение могло стать провокационным, конфликтным и политически невыгодным. Находясь в замке, я отчетливо чувствовал это. И виновником в любом случае выставили бы меня. Поэтому я и делал все возможное, только бы ни один волосок не упал с голов короля и принца, – он перевел дух и продолжил. – Зато в хрониках напишут о братской помощи, оказанной одним королем другому, а не о попытке Англии покорить своего северного соседа, воспользовавшись предательством и вероломством! А кроме того… За время своего похода я продвинул границу Англии на двенадцать миль в глубь Шотландии. Это огромная территория.

Прозвучавший от дверей голос более всего походил на шипение разъяренной гадюки:

– Если герцог Глостер столь кичится своей честью и репутацией, то отчего он не вернул Бервик? Завоевал, да и возвратил бы! Куда как эффектно выглядело б!

– Город принадлежит Англии по праву. И это справедливо, – бросил он в сторону королевы. – Так я арестован, Ваше Величество, или могу вернуться в Миддлхейм?

– Можешь… вернуться.

«…Другой бы, не имеющий его сострадания, превзошел бы предел человеческой алчности, обрекая завоеванные территории грабежам и пожарам. Но его благородное и победоносное воинство не только не унижало покоренных людей, но и оказывало помощь и церквям, и просителям, и не только вдовам и сиротам, но и всем лицам, признанным безоружными, – позже писал Эдуард IV папе Сиксту IV об эдинбургской кампании Глостера. – Его одного оказалось достаточно, чтобы привести к покорности целое королевство Шотландское. Победы Ричарда доказали это».

Холодно прощаясь с королем, Ричард еще не знал: весной того же года он снова вернется в Лондон. И несколько месяцев, проведенных в родном Йоркшире, будут последним спокойным периодом его жизни.

 

Глава 6

Несмотря ни на что, король Эдуард радовался успехам своего младшего брата и не упускал случая заявить об этом во всеуслышание.

– О лучшем правителе для королевства до совершеннолетия старшего сына и престолонаследника и мечтать нельзя, – часто повторял он.

Почувствовав сильное недомогание весной 1483 года, Эдуард, как и собирался ранее, внес дополнение к завещанию. В нем король назначил своего младшего брата, Ричарда, герцога Глостера, регентом и лордом-протектором Англии.

– Он чужой для нас! – заявила Елизавета. – Эдвард его не знает. И я его не знаю. Он отсиживался в Йоркшире…

– Он хранил границы и исполнял мою волю, – настаивал король.

Впрочем, у него оставалось еще одно наиважнейшее дело.

Семейство Вудвилл за девятнадцать лет пребывания при дворе превратилось в самостоятельную и весьма влиятельную политическую силу. Посредством браков оно породнилось с самыми родовитыми представителями английской аристократии и набрало огромное количество самых высоких титулов, званий, доходных должностей и землевладений. Родичи супруги пытались распространить свое влияние и на Европу, но сталкивались с презрением и неприятием.

Понимая, что после его смерти страна увязнет в бесконечных конфликтах, а сыновья окажутся заложниками борьбы за влияние и у истоков очередного витка войны, Эдуард в последние часы своей жизни постарался примирить всех своих подданных. Главным из представителей старой аристократии король мнил Уильяма Гастингса, лорда-камергера и давнего друга и сподвижника Йорков. Эдуард заставил его обменяться рукопожатием с лордом Томасом Греем, маркизом Дорсетом – сыном королевы от первого брака. Вторым король посчитал Генри Стаффорда, герцога Бэкингема. Когда-то давно, еще в ранней юности, Елизавета навязала ему худородный брак со своей сестрой, Кэтрин.

* * *

Гонец вытянулся в струну и безостановочно переводил взгляд с короля на королеву и обратно. Его Величество сидел прямо и сжимал подлокотники кресла. Он был очень бледен. Испытываемые Эдуардом IV мучения не проходили, и сам он все чаще говорил о скорой кончине.

– Сим король Франции, Людовик XI, – отчеканил гонец, – заявляет о расторжении помолвки принцессы Английской Елизаветы и дофина Карла.

Королева ахнула. Король, казалось, побледнел еще больше. Желваки так и ходили под кожей, однако вместе с гневом на лице монарха отчетливо проступал страх.

– Вы ведь не свергнете меня в последние часы моей жизни? – обратился он к своим подданным.

Елизавета закусила губу, поднялась со своего места и подошла к гонцу.

– Дайте, – она протянула руку к посланию.

– Ваше Величество! – воскликнул Бэкингем.

Гонец протянул королеве послание и поспешил отойти. Елизавета стиснула документ, скомкала и принялась рвать в мелкие клочки.

Эдуард поднялся с явным трудом и вышел из зала, не произнеся больше ни слова.

За ним направилась и Вудвилл. Генри едва заставил себя остаться на месте. Не то чтобы он ждал неминуемого, но чувствовал: следует действовать как можно скорее.

С неимоверным трудом высидев более четверти часа, Бэкингем вышел из зала, пробежал по лестнице несколько пролетов и остановился, вжимаясь в стену и судорожно ища укрытия.

– Я этого не допущу! – голос королевы был слышан отчетливо. В нем звучали стальные нотки, перемежаемые надрывом и присущей ей слезной истеричностью. Женщина едва держалась, и вместе с тем Елизавета готовилась идти до конца. Неужели короля не стало?!

Сопровождающий ее мужчина, наверняка брат, лишь бурчал что-то об опасности.

Голоса приближались. Бэкингем пятился. Скоро его обнаружат, и тогда… Генри мог вообразить очень многое – от незамедлительного убийства до ареста и пыток.

Ему повезло наткнуться на небольшую нишу. В ней стояли пустые доспехи, но герцог каким-то чудом протиснулся и встал за ними – в тени и относительной безопасности. Случайно он задел какой-то рычаг, и стена по правое плечо исчезла, явив взору тайный ход.

– Европа не примет нас, – голос Вудвилл прозвучал совсем близко, и Генри замер. Королева остановилась аккурат напротив него. Бэкингем во всех подробностях мог рассмотреть фигуру, затянутую в траурное платье. Женщина прикусывала губу и стискивала ткань, из которой была сделана юбка. Казалось, еще немного, и Елизавета закричит. – Они считают мой брак с Эдди незаконным, чванливые твари! И Людовик – худший из них! Именно из-за его непостоянства умер мой муж. Именно из-за расторжения помолвки… – она не договорила, всхлипнула и поднесла руку ко рту. Генри ждал от нее стенаний и плача, но прошло несколько мгновений, и королева вновь обрела спокойствие. – А теперь так посчитают и остальные! Я лишилась своего защитника! Нам припомнят все, если только… мы не опередим их.

Брат королевы снова буркнул что-то неразборчивое.

– Я не допущу к трону этого мальчишку! – воскликнула королева с такой ненавистью и злобой, что Генри содрогнулся. Речь шла о Ричарде, он не сразу понял это. – Где он сейчас? На севере? Пусть там и остается. Выиграет для нас войну с Ирландией. Напоследок…

Бэкингем выругался вслух. Благо достаточно тихо, чтобы не оказаться обнаруженным.

– Но, Элизабет, – начал Вудвилл. Наконец-то он произнес хоть что-то членораздельно. – Ты обязана поставить в известность младшего брата короля. К тому же герцог никогда не рвался к власти…

– Вот именно! – воскликнула Елизавета. – Это несправедливо, в конце концов. Куда смотрит Бог? Почему он наделяет властью не по заслугам, тех, кто стремился к ней всю жизнь, а мальчишку, не пошевелившего и мизинцем ради обретения трона?!

Бэкингем стиснул кулаки. Он никогда не позволял себе воевать с женщинами. Он даже свою опостылевшую супругу, Кэтрин, не обижал. Однако на месте Вудвилл ему представлялась греческая гидра или мать всех монстров, которой в английской глубинке пугали детей. Рука помимо воли тянулась к холодной рукояти меча.

– Я не буду извещать герцога. Пусть Глостер пожинает плоды своей гордыни и отстраненности от нас, – фыркнула королева. – Конечно, пребывай Эдвард в Вестминстере, а не в Ладлоу в Западном Уэльсе, все было бы намного проще. Но… я рассчитываю на Энтони. Он не подведет и привезет сына в самом скором времени.

– А потом…

– Мы коронуем его. Эдди станет Эдуардом V. Ричарда он знать не знает. Конечно же новый король назначит меня регентом, ведь никто не позаботится о нем и о стране лучше, нежели родная мать! Энтони Вудвилла, графа Риверса, он назовет лордом-протектором. И тогда необходимость уступать эту должность Глостеру отпадет сама собой. О завещании моего муженька никто и не вспомнит, а недовольных… – королева очень красноречиво замолчала и продолжила, спустя некоторое время: – Все окажется просто, нужно лишь не медлить и не сомневаться… Больше не будет никаких Диконов! Мне достаточно попортил кровь его братец Джордж.

Генри Бэкингем скрипнул зубами.

– Думаете, король умер да здравствует король? – прошептал он и шагнул в потайной ход. Он предполагал, что покинуть дворец в ближайшие часы никому не позволят, а задуманное им дело не требовало отлагательств. – Ну уж нет, – подбадривал он себя, пробираясь меж паутины, пачкая одежду пылью, копившейся здесь десятилетиями, если не веками. – Король умер, да прибудет герцог Глостер! Регент Англии, лорд-защитник, а, возможно, и Ричард III Йорк!

* * *

«Его Величество оставил королевство под вашу защиту. Обеспечьте безопасность нашего суверенного государя, Эдуарда V, и доставьте его в Лондон.

Уильям лорд Гастингс».

Дик раз за разом перечитывал письмо, доставленное утром, – всего несколько строк. О смерти брата он узнал не сразу. Вдовствующая королева не посчитала нужным оповещать последнего Йорка. Так же как и епископ Вустерский, формальный глава королевского совета.

Произошедшее рождало у Глостера противоречивые чувства. Он не понимал, почему с ним поступили подобным образом. За что? Разве не «белый вепрь» своими усилиями, долгой и безупречной службой стяжал Англии и Йорку победы и обеспечил благополучие и процветание? Разве не он на протяжении долгих лет был защитой и опорой всем тем, кто сейчас самым бессовестным образом попирает волю умершего брата? И разве хоть кому-нибудь из них Ричард причинил зло?

Он прошествовал к окну и выглянул во двор. Можно остаться в Миддлхейме, не вмешиваться в эти дрязги и интриги. Но тогда в будущем у него не будет никаких гарантий. С ним разделаются так же, как с Джорджем, если не хуже. Слишком уж реальная сила стоит за плечами последнего Плантагенета.

За себя Ричард не боялся. Другое дело – Анна. Своих племянников, детей Джорджа, герцог сумел защитить. Все наследство Кларенса досталось им в обход Анны Бошам, жены Уорвика. Та довольствовалась пожизненным содержанием и теперь ненавидела Глостера лютой ненавистью. Впрочем, последнее волновало Дика не слишком сильно. Эта экстравагантная, завистливая и злобная особа ненавидела всех, кто отказывался потакать ее прихотям.

Найдется ли человек, способный позаботиться о жене и маленьком Эдуарде? Сын будет в опасности, от него непременно захотят избавиться. От других сыновей и дочерей Глостера – тоже. Но здесь Ричард мог беспокоиться в меньшей степени: только одного своего бастарда, Джона, он признал официально.

Дик не смел бросить семью на произвол судьбы. Да и оставлять Англию в лапах Вудвиллов было жаль. Ричард отошел от окна, он начал обдумывать будущую борьбу за власть так же, как продумывал предстоящие сражения. Слабое место противника он нашел очень быстро.

Простонародье их не любило, на поддержку старой аристократии Вудвиллы рассчитывать не могли тем более. Однако в королевский совет они проникли в большом составе и практически подмяли его под себя. Всеми делами заправляли ближайшие родственники королевы: маркиз Дорсет, старший сын от первого брака, и три брата – Лайонел, епископ Солсбери, сэр Эдуард Вудвилл и Энтони Вудвилл, граф Риверс.

Маркиз Дорсет как комендант Тауэра охранял государственную казну, королевские сокровища и регалии, контролировал запасы оружия в королевстве. Граф Риверс исполнял обязанности друга и наставника юного престолонаследника и удерживал его в замке Ладлоу. Из Западного Уэльса с момента смерти своего отца юный принц начинал управлять страной с помощью королевского совета, в котором епископ Солсбери имел значительный вес.

– Мой герцог… – дверь тихонько приоткрылась. Анна вошла в комнату и встала за его спиной. Рука осторожно коснулась плеча. – Произошло что-то плохое?

Дик не хотел беспокоить супругу, но и скрывать он тоже не осмелился.

– Моего старшего брата не стало, – произнес он хрипло, будто мучимый жаждой путник. – Эдуард покинул нас несколько недель назад.

Анна отступила. Дик обернулся, обнял.

– Почему тебе не сообщили?! Ведь прошло столько времени… – прошептала она.

– С гонцом произошла неприятность, он так и не доехал до меня… Ты же знаешь, такое случается, – он вымученно улыбнулся и подошел к столу. Взял чистый лист, перо и споро набросал письмо Энтони Вудвиллу. В нем герцог просил указать место по пути следования юного короля, в котором мог бы встретиться с племянником для дальнейшего его сопровождения в Лондон.

– И как ты поступишь теперь, сэр рыцарь? – Анна осталась встревоженной, но не отказалась от детского шутливого обращения.

– Так, как должно поступить сэру рыцарю, – поклонился ей Дик. – Эдуард IV назвал меня регентом и опекуном своего сына. Я полон решимости служить будущему королю так же верно, как брату.

Он подал руку своей герцогине, и они вместе вышли в коридор.

После отправки письма Ричард несколько дней оставался в Миддлхейме, ожидая ответа. Он снабдил гонца вооруженной охраной. Один из воинов вернулся и сообщил о том, что Энтони Вудвилл получил послание.

Спустя еще несколько дней Глостер отправился в Йорк, где провел заупокойную мессу по умершему брату и призвал лордов северных графств к присяге на верность юному престолонаследнику.

 

Глава 7

Королева сидела на троне. В траурном облачении она сама себе казалась старухой и оттого злилась еще больше. Конечно, она не ожидала, будто добрые подданные не известят Глостера о произошедшем несчастье. Но рассчитывала, что случится это много позже: когда Эдварда коронуют.

Ричард все узнал, понял и начал действовать. К Елизавете он обратился с официальными соболезнованиями. Коротко, сухо и ровно – точно таким тоном он всегда говорил с ней во дворце. Герцог ни в чем не обвинял ее, просто информировал: брат-король оставил престол и наследника на него и ни на кого более, вдове Эдуарда не должно вмешиваться в политику, а совет умершего короля не имеет более законной власти.

Королева нервно сжала подлокотники кресла. Пока все ее действия выглядели противозаконно и откровенной узурпацией трона. Почивший муженек слишком часто говорил о своих намерениях. И круглому дураку не пришло бы в голову, будто в последние минуты жизни Эдуард оставил королевство на нее и семью Вудвиллов. Кроме того, благодаря Елизавете королевский совет так и не сложил полномочий, хотя со смертью короля утрачивал всякую легитимность и законность.

В комнату вошел маркиз Дорсет, поклонился. Он был копией отца, лорда Грея, и, без сомнений, ее гордостью. Глядя на него, никто не посмел бы обвинить Елизавету в супружеской неверности. А вот Эдвард, сын Эдуарда IV, полностью пошел в нее – цветом волос, чертами лица, телосложением – в будущем это могло стать источником многих проблем.

– Я назначила коронацию на 4 мая, – заявила Елизавета. – В Ладлоу выйдет вооруженный эскорт. Он обязан без промедления доставить короля в Лондон.

Дорсет поклонился:

– Что делать с Йорком? Он уже писал дяде Энтони…

Королева поджала тонкие губы.

– Мы успеем, – заявила она и встала. – Созови совет. У меня появилось несколько распоряжений.

* * *

Они собрались очень быстро. Глава совета прятал глаза и потирал руки. Старые аристократы сидели смирно и глядели на нее едва ли не с ненавистью. Зато родичи находились полностью на ее стороне, и это придавало дополнительные силы.

– Господа, до нас дошли известия о французских пиратах. Они многочисленны. Их суда быстроходны, – королева возвысила голос. – В час испытаний, когда добрый мой супруг оставил нас, а наследник престола слишком мал, я скорблю. Вместе с вами! Вместе со всеми моими подданными! Но я не могу смотреть, как разоряют Англию.

Уильям Гастингс на мгновение прикрыл глаза. Елизавета прищурилась. Наверняка лорд-камергер мысленно сравнивал Ее Величество с дешевой актрисой, но это его дело.

– Я требую вашего согласия на то, чтобы весь английский флот поступил в полное распоряжение моего брата, сэра Эдварда Вудвилла. Он сумеет навести порядок в водах королевства.

Они даже не смогли возразить что-либо существенное. Впрочем, даже если бы и решились, королева успела подстраховаться на случай непредвиденных событий. Основную часть королевской казны комендант Тауэра тайно передал адмиралу для вывоза с острова. Оставшиеся богатства маркиз Дорсет разделял между матерью, собой и ближайшими родственниками. Даже если Глостер совершит невозможное и захватит Лондон, безземельными дворянчиками Вудвиллы не будут более никогда.

– Следующее мое распоряжение касается введения нового налога, – королева слегка улыбнулась.

Раз ее так и так считают актрисой, она будет изображать именно ее. Королевство – театральные подмостки, а высокие господа – зрители. Им придется смириться с этим! Елизавета тяжело вздохнула и схватилась за горло, изображая приступ удушья.

К ней бросились сразу трое. Все – из семейства Вудвиллов.

– Времена нынче неспокойные, – слабо пролепетала Елизавета, позволяя усадить себя в кресло и преподнести кубок вина. – Казна практически пуста еще со времен Безумного Генриха…

Конечно же никто не возразил и на этот раз.

Ах, если бы все и дальше шло так же гладко. Королева позволила себе улыбку. Она не проиграет. Ей нужно успеть короновать престолонаследника до того, как Ричард появится в Лондоне. Она назначила самую подходящую дату из всех возможных. Герцог попросту не успеет сориентироваться к этому сроку и тогда уже ничем не сможет помешать.

Она владеет всем: доверием сына, Тауэром, казной, королевским советом и флотом. Глостеру она просто укажет на дверь, вздумай он предъявлять претензии. И не исключено: дверь эта будет от его тюремной камеры. Любезного Дикона устранят, чуть только он появится в Лондоне.

* * *

– Джек! Есть ли вести из Лондона? – герцог наскоро умылся холодной водой.

– Нет, ваша светлость.

Ричард нахмурился. Ожидание затягивалось. Сваливать отсутствие ответа Ее Величества на несносность гонцов и перипетии пути более не имело смысла. Стол усеивало несколько писем от Уильяма Гастингса. В последнем лорд-камергер буквально умолял Дика не терять времени. Старый соратник расписывал обстановку в Вестминстере как крайне плачевную. Он настаивал на немедленном выступлении на Лондон и аресте королевы.

Сколько Дик помнил лорда, тот всегда казался ему спокойным и словно созданным из ледяной глыбы. Теперь это представление пошатнулось. Истинный рыцарь и блистательный вельможа пребывал в ярости и не выбирал выражений, когда говорил о супруге своего почившего монарха и ее семье.

Гастингс сообщал: «Вопреки обычаю, Вудвиллы захватили власть в королевском совете и настояли на том, чтобы послать за королем в Ладлоу многочисленный военный эскорт. Только благодаря возражениям истинных аристократов Англии они с трудом согласились ограничить отряд двумя тысячами хорошо вооруженных воинов».

Получив это сообщение, Ричард понял: пришло время действовать. Но ни в коем случае не как захватчик. На стороне герцога были закон, честь и верность – все еще не последние слова в старой доброй Англии. Глостер написал членам королевского совета и напомнил, кто, согласно закону, обычаю и воле брата-короля, назначен регентом королевства. А также осведомил их: начиная с момента получения послания, Ричард, герцог Глостер, берет управление государством в свои руки и предостерегает совет от дальнейших действий, противоречащих закону.

Ответа на это письмо он также не получил, но это уже было не важно.

Сохраняя самообладание, Дик еще несколько дней провел в Йорке. Там застало его внезапное письмо от Генри Стаффорда.

В свойственной ему безудержной манере Бэкингем призывал его к активным действиям, гарантировал свою поддержку и предлагал тысячу воинов для подавления мятежа Вудвиллов. Ричард поблагодарил Бэкингема за помощь, но попросил привести только триста человек, поскольку столько же собирался взять с собой сам.

20 апреля 1483 года Глостер вышел с отрядом из Йорка в Нортхэмптон, где должен был 29 апреля встретиться с Бэкингемом, Энтони Вудвиллом и юным королем.

* * *

Королева быстро шла по коридору, она не желала никого видеть, и тем неприятней казался окликнувший ее голос:

– Сестра!

Елизавета на мгновение прикрыла глаза. В последнее время она искренне жалела, что рождена слабой женщиной. Почему на ее хрупкие плечи легли нелегкие решения? Почему именно она должна заботиться о семье и объяснять мужчинам, цвету рыцарства семьи Вудвиллов, как им следует действовать?!

Впрочем, носи королева латы и меч, а не юбки, она не завоевала бы благосклонность Эдуарда IV! Дважды вдова умела находить преимущества во всем.

– Вы расставили людей на воротах? А извещены ли ваши люди из числа горожан?

Братец кивнул и пошел рядом, отставая на полшага.

– Хорошо, – ответила королева, чуть благосклоннее. – Глостера разозлит наше молчание. Он выступит на Лондон, и тогда мы обвиним его в попытке узурпации власти. Сначала Ричард вызовет недовольство горожан, о том позаботятся твои люди, а затем и королевского совета. В Тауэре его будет ждать немедленный приговор!

– Сестра, он все же регент.

– Регент, регент, регент, – фыркнула Елизавета. – Вас всех только это и интересует! Впрочем… – она даже остановилась. Как только эта мысль не пришла ей в голову раньше? – Пусть Ричард Глостер будет регентом и лордом-протектором, я не против.

Братец остановиться не успел, опередил ее на два шага и замер, словно врезавшись в невидимую стену:

– Но, Элизабет!

– Его сложно лишить должности, это так, – проворковала королева. – Но изменить саму должность нам по силам. У него попросту не будет полномочий и прав предъявлять претензии.

«Жаль, нельзя отказаться от траура», – с досадой подумала она. В бирюзовом платье Елизавета выглядела неотразимо. До сих пор!

– Немедленно созовите совет! – прикрикнула Ее Величество.

Вскоре Вудвилл вошла в зал. Привычно встретила холодный и жесткий взгляд лорда Гастингса. Кивнула родичам и, по своему обыкновению не опускаясь в кресло, воскликнула:

– Я объявляю Ричарда герцога Глостера, регента и лорда-протектора Англии, первым среди равных в королевском совете! И сохранять свое первенство он будет ровно до коронации нового короля. Да будет так!

На зал опустилась тишина. Королеве даже показалось, будто она отчетливо слышит стук собственного сердца. Затем легкий гул, словно едва слышное дыхание моря в мертвый штиль. Потом…

– Это неприемлемо! – лорд-камергер вскочил со своего места, и Елизавета даже порадовалась такой его реакции. Оказывается, терпение иссякает и у ледяных изваяний. К тому же своим недостойным поведением Гастингс давал повод обвинить его в нелояльности королевской власти. Как только совет одобрит ее новое решение.

Но совет не решился. Даже ее хранимые Господом и королевской волей родичи!

– Позвольте напомнить, Ваше Величество, – прошамкал со своего места епископ. – Совет не вправе решать подобные вопросы.

Наверняка старый трус получил письмо от Глостера и решил отойти в сторону. Вставать на пути «вепря» опасались многие.

Елизавета вздрогнула. Ее власть не могла пошатнуться! Только не сейчас, в шаге от триумфа! Она медленно обвела взглядом находящихся в зале господ. И наткнулась на взгляд сына – злой и уверенный. Маркиз Дорсет не подведет ее.

– Но в таком случае… – королева заломила руки и пошатнулась. – Я не вижу никакого выхода. Нам не жить! Не жить юному королю. О, Англия! Моя бедная Англия!..

Она упала в кресло и затряслась в рыданиях.

– Матушка! – достиг ее обеспокоенный возглас маркиза. Только бы Дорсет не кинулся к ней. Пусть все эти нерешительные ничтожества видят раздавленную горем женщину. Одинокую. Лишившуюся последней надежды.

Сын оправдал. Он вскочил со своего места, но не побежал утешать убитую горем мать. Маркиз Дорсет яростно накинулся на членов совета с обличительной речью.

– Вы! Вы что же, забыли, кто такой Глостер?! Этот человек не знает пощады! Вы ли не видели его на поле боя, лорд Гастингс?!

– Ричард бился за Йорк и короля Эдуарда.

– А теперь он станет биться за себя. С еще большим ожесточением! Глостер не приемлет предательства, но все здесь присутствующие – изменники. Не забывайте об этом сейчас. И не забудьте потом, когда окажетесь на дыбе… Впрочем, – сказал он тише, – вряд ли вам позволят забыть.

– Перестань… О, перестань, молю! – со своего места Елизавета увидела, как передернул плечами глава совета, и насладилась ничем не прикрытой ненавистью во взгляде Гастингса.

Ее мальчик взял правильный тон. Следовало не убеждать, а запугивать:

– Придет Глостер, и никто присутствующий в этом зале не останется в живых!

После такого заявления большинство участников совета проголосовали за отстранение Ричарда от власти. И даже лорду-камергеру пришлось смириться с этим.

В тот же день Дорсет тайно написал графу Риверсу: «Вы обязаны отконвоировать короля в Лондон к первому мая».

 

Глава 8

Вечер обещал быть приятным во всех отношениях. Отправив наследного принца с большей частью эскорта в местечко Стоуни-Стратфорд, граф Риверс расположился в Нортхэмптоне. Четырнадцать миль – невесть какое расстояние, к тому же общество племянника несколько раздражало его в последнее время.

Энтони желал отдохнуть. Потому он и выбрал этот постоялый двор – лучший в городе. Граф успел опустошить три кружки вина и заказать жареного поросенка, прежде чем ему доложили о визите Ричарда, герцога Глостера.

– Э?.. – удивился Вудвилл. Младший Йорк прозябал где-то на севере и попросту не успел бы прискакать в Нортхэмптон. По расчетам старшей сестры, герцог появился бы непосредственно у столицы. Скорее всего, с армией.

– Это какая-то ошибка? – поинтересовался он.

– Никак нет, ошибки быть не может, – по-военному четко ответствовал слуга.

Энтони пребывал в благостном настроении, а потому нисколько не обеспокоился подобным известием. Наоборот, обрадовался гостю, как родному. Графу становилось скучно, а знатных господ, которых незазорно пригласить разделить трапезу, не находилось.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел высокий молодой мужчина в слегка запыленной одежде.

– Граф Риверс, – кивнул он в знак приветствия.

– Дикон! Мой дорогой герцог! – Энтони улыбнулся как можно любезнее. – Прошу вас, присаживайтесь.

– Всенепременно, – обронил Ричард и слегка поморщился. Панибратства он не терпел, особенно со стороны родичей королевы. – Но прежде я хотел бы знать, где мой подопечный, Эдвард?

– О… – Энтони махнул рукой куда-то за окно и на мгновение запнулся. Стоуни-Стратфорд располагался в противоположной стороне, и показывать следовало в стену. Однако поправляться Вудвилл не стал и даже разозлился. Можно подумать, Глостер не знает, где этот Стоуни-Стратфорд находится! – Он слегка опередил вас, мой дорогой герцог, – ответствовал он. – Приблизительно на четырнадцать миль.

– Отчего же вы находитесь здесь, а не при нашем юном повелителе? – Ричард слегка склонил голову к плечу и хитро прищурился. – Королю может грозить опасность.

– Уверяю, с ним достаточно людей, – принялся убеждать Энтони. Ему вовсе не хотелось отпускать герцога и снова оставаться в одиночестве. А Ричард обязательно сорвался бы с места и поскакал в ставку короля, если б заподозрил неладное. – Стоуни-Стратфорд я выбрал отчасти по этой причине. Для размещения всего эскорта в городе не нашлось места. Сам же я планировал заночевать в Нортхэмптоне и уже заказал комнаты на постоялом дворе для себя и свиты.

Он лучезарно улыбнулся. Глостер ответил тем же и тотчас оказался очень приятным собеседником.

Дик скинул плащ и перчатки, не без удовольствия потянулся, и Энтони отчего-то подумал, что у герцога должна сильно болеть спина.

– В таком случае я ни о чем не беспокоюсь, граф. Охрана короля находится в надежных руках, – проговорил Глостер голосом, который без натяжки удалось бы назвать елейным. – Позволите мне присоединиться к вашей трапезе?

– Конечно! – Энтони с удовольствием указал на стул, стол и все на нем расположенное. – Прошу вас!..

– Что вы едите? – Дик слегка вскинул бровь. – Поросенок?..

– О, поверьте, у хозяина прекрасный повар! А этот достойный обед еще недавно бегал по двору. У хозяина отыщется такой же, я уверен…

Усатый рыжий с необъемным пузом хозяин появился за плечом незамедлительно. Будто материализовался из воздуха. Энтони уже хотел велеть подать обед для герцога, когда Глостер остановил его.

– Воистину, граф, мне слишком дорога моя репутация! – он слегка поморщился и усмехнулся. – Никто из живущих или когда-либо живших на свете не сможет обвинить меня в поедании собственных родичей, – по лицу герцога прошла тень. Энтони поежился: в Ричарде появилось нечто опасное и даже жестокое. Однако через мгновение Глостер уже смеялся – весело и заразительно.

– Боже, герцог, как можно! – воскликнул Энтони, искренне хохоча, отдавая должное шутке. Ричард намекал на вепря, украшавшего герб Глостера. Ведь, как известно, домашние свиньи и дикие кабаны находятся в близком родстве. – Но, надеюсь, от вина вы не откажетесь?

– Граф, как можно? – повторил за ним Глостер и обернулся к хозяину. – Кувшин лучшего вина. А в остальном с меня хватит и жаркого, – Глостер смерил Энтони взглядом и усмехнулся: – Если найдется из гуся, то буду вам благодарен.

Когда кувшин показал дно, а хозяина послали за следующим, для Энтони Вудвилла не существовало более приятного, понимающего и интересного собеседника, чем Ричард. Граф Риверс измучился мыслью о том, как поступила сестра с этим достойным рыцарем. И, Господи Всемогущий, как жаль! Если бы герцог в свое время не женился на Невилл из-за наследства Уорвика, они могли стать родичами. Девицы семьи Вудвилл славились красотой и своими золотыми косами. Наверняка одна из них могла покорить сердце молодого герцога.

– Как жаль… как жаль, – проронил Вудвилл вслух.

– Граф, о чем вы? – рассмеялся Ричард. – Уверяю вас, не стоит горевать над вашим обедом… м… то есть уже ужином. Уверен, хозяин вам не откажет и забьет хоть десяток поросят!

– Ах, герцог! – воскликнул Энтони и уронил голову на скрещенные руки. Ему хотелось плакать от несправедливости судьбы, но Вудвилл сдерживался. Он мужчина и рыцарь, в конце концов. – Я просто не могу смотреть, как с вами поступили. И мысль о заключении вас в Тауэр заставляет кровоточить мое сердце.

Он все же не удержался. Скупая мужская слеза скатилась с его щеки на подбородок, а оттуда – в кружку с вином.

– Обернись все иначе, вы могли бы снискать славу как менестрель, – ответил Ричард. – Сколь чудесный поэтический образ вы подобрали…

– Вы так считаете? – доверчиво улыбнулся Энтони. – Мне действительно порой приятственней лютня, нежели меч.

– Вне сомнений, граф, – Ричард кивнул и похлопал его по плечу. – Вне сомнений. Что же касается Тауэра, – продолжил он через некоторое время. – Я не хотел бы становиться его узником.

– Но это произойдет, как только вы войдете в Лондон! – воскликнул Энтони и попытался подняться. Ноги не слушались, и Риверс счел за разумное остаться на месте. – Потому заклинаю вас, мой дорогой герцог, возвращайтесь на север. Вы рыцарь, а не король. Так всегда было, этого уже не изменишь! Вы будете хранить границы королевства, и тогда вас не тронут. Клянусь, я позабочусь об этом!

– Вот как, – Ричард прищурился. – А мое регентство?..

– Так вы же просто не знаете?! – обрадовался Вудвилл. – Совет упразднил ваши полномочия полностью! Видите как все замечательно и законно получилось?!

– Вот как, значит, – повторил Ричард. – Благодарю вас, граф, не знал…

В этот момент дверь отворилась снова, едва не грохнув о стену.

– Вот вы где! – воскликнул ввалившийся в комнату Бэкингем.

Герцог всегда казался Энтони слишком шумным. К тому же плутоватая физиономия Генри Стаффорда не вызывала доверия у старшей сестры. Однако с появлением очередного гостя теплая, дружеская атмосфера никуда не исчезла.

– Герцог, вы выглядите так, словно загнали нескольких коней, – заметил Глостер.

– За вами разве угонишься?! – рассмеялся Бэкингем. – Мой вороной слишком дорог. Я не только не стал бы соревноваться в скорости, но и не поставил бы его в соседнее стойло с вашим Серри.

Энтони удивленно приподнял брови:

– Помилуйте, чем вам не угодил жеребец любезного Ричарда?

Бэкингем доверительно наклонился к нему и понизил голос почти до шепота:

– У него волчьи клыки. Во время боя Серри вонзает их в шеи лошадей соперников. А сэр Томас… э… вы его все равно не знаете, рассказывал, как однажды гнедой откусил голову одному из ланкастерских пехотинцев.

– Да неужели? – фыркнул Глостер.

– Лично видел! – Бэкингем ударил себя кулаком в грудь. – Э… то есть не я, а Томас.

Ричард озорно рассмеялся:

– А я сам по рассказам этого сэра Томаса случаем не превращаюсь в вепря?!

– Вам и в человеческом обличье нет равных, герцог, – заверил Бэкингем.

– Вепрь на коне выглядел бы несколько… – Энтони запнулся. Нужное слово никак не находилось. – М… странно… нет, удивительно!

– Не отвлекайтесь, Риверс, – Бэкингем дружески обнял Вудвилла за плечи. – Расскажите нам лучше о планах вашей замечательной сестрички Эльзы…

И Энтони рассказал все, что знал и о чем догадывался. Он не предполагал подвоха. Более того, искренне хотел помочь. Убедить этих сильных, умных и смелых мужчин отказаться от противостояния.

– Да вы мните себя новым королем?! – время от времени восклицал Бэкингем.

– Нет-нет, – уверял Вудвилл. – Но, посудите сами, король всецело находится под моим влиянием! Сестра со мной советуется! Я буду управлять Англией из-за их трона… тронов… А, какая разница? Буду управлять, и все!.. – Энтони махнул рукой и едва не опрокинул очередной кувшин, Ричард вовремя успел перехватить его запястье. Пальцы сжались с такой неожиданной силой, что граф вскрикнул.

– Прошу прощения, – извинился Глостер.

– Ну что вы?! Герцог, мой дорогой и любезный Дикон, вы меня спасли! – рассыпался в благодарностях Вудвилл. – И обещаю, клянусь, я смогу вас защитить. Не дам в обиду…

– Как-то я смел полагать, будто не похож на даму, – задумчиво обронил Ричард.

Бэкингем рассмеялся.

– М… ну, вы меня поняли, – смутился Энтони. – Я имел в виду…

– Вполне, – Дик усмехнулся. – Пожалуй, нам пора. Иначе завтра юному королю будет не суждено продолжить свой поход до Лондона.

Энтони с удовольствием продолжил бы пить, но подобрать слова, необходимые для возражения, а потом составить из них понятную, членораздельную фразу оказалось несколько затруднительно.

– Пойдемте, граф, – над Вудвиллом выросла громадина в лице Бэкингема. Генри стоял как скала и казался трезвее трезвого. – Я помогу вам добраться до своих комнат.

Глостер кивнул и вышел. Это было последним, о чем Энтони помнил. Он не знал даже, как оказался в постели. Бэкингем же, препоручив графа слугам, сбежал вниз по добротной и местами скрипучей лестнице и направился в конюшню. Там в соседних стойлах стояли гнедой и вороной жеребцы, выделявшиеся своей статью и гордым изгибом шей в сравнении с конями прочих постояльцев.

– Так, говоришь, опасался бы соседства? – усмехнулся Ричард. – Серри, покажи герцогу зубки.

Конь фыркнул и покосился на Генри очень недобро.

– Помилуйте, герцог, – Бэкингем пожал плечами и осклабился. – Этот дурак поверил бы, даже скажи я, будто вы превращаетесь в красного дракона!

– Не перегибай.

– Вот потому я и поведал ему страшную легенду, которой в деревнях пугают непослушных детей.

– Меня сильно тревожит это, – признался Глостер. – Когда-нибудь все эти слухи обернутся против меня.

– Надеюсь, враги не воспримут всерьез вашу сделку с дьяволом.

Дик хмыкнул.

– Я слышал об этом, пока направлялся сюда, – пояснил Генри. – За спасение вашей души хозяин преисподней оборотился в этого красавца и теперь дарует вам победу в сражениях, – он не удержался и провел рукой по лоснящейся шерстке, заслужив еще один неприязненный взгляд жеребца.

Серри раздраженно махнул хвостом и всхрапнул.

– Придется следить за тобой тщательнее, – Дик потрепал коня по шее, успокаивая. – Мало ли что может взбрести в дурные головы.

– А ведь… – Генри задумчиво похлопал по крупу своего вороного, – если подкупить кузнеца, тот может вполне загубить коня. К примеру, подкует укороченными гвоздями. С виду не придерешься, а подкову потерять легче легкого. А если во время боя…

– Замолчи!

– Неужели мне удалось поколебать уверенность самого Белого Вепря?! – рассмеялся Бэкингем.

Дик ткнулся лбом в конскую шею. Он и сам не знал, почему эти слова вдруг так подействовали на него. Словно темная холодная волна поднялась в душе и захлестнула. Спазмом свело горло, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. Подобное состояние продолжалось несколько мгновений, а затем отпустило, будто и не было.

– Пока все случившееся оказалось лишь во благо, – заверил Бэкингем, он, похоже, так ничего и не заметил. – Этот худородный граф столь проникся моим откровением, что рассказал все и дальше больше!

– Вне сомнений, вечер выдался неплохим, – согласился Глостер. Вздохнул и выпрямился. Огладил гриву Серри, пропуская меж пальцев жесткие волосы.

– А какая будет ночь… – Генри мечтательно прикрыл глаза. – На постоялом дворе я видел нескольких служаночек, весьма недурных собой.

– Ночь будет суматошной, – усмехнулся Ричард. – Нам следует спешить, до рассвета осталось не так уж и долго.

К полудню следующего дня с трудом продравший глаза Энтони мог наблюдать в окне вооруженных людей из свиты герцога Глостера. Мучимый суровым похмельем граф даже почти не расстроился такому обстоятельству. Он вернулся в постель и приказал не будить до ужина.

Оцепление тянулось и вдоль дороги на Стоуни-Стратфорд – людей у объединенных сил Глостера и Бэкингема хватало. Посты расставили на тот случай, если Риверс попытается бежать или установить связь с сообщниками. В тот же день Энтони Вудвилла препроводили в Памфретский замок – одну из резиденций Ричарда – для выяснения подробностей заговора королевы.

Прибыв в Стоуни-Стратфорд, герцог отправил под арест остальных заговорщиков: сэра Томаса Вогена, давнего друга семейства Вудвиллов, и младшего сына королевы от первого брака лорда Ричарда Грея. Затем Дик собрался нанести визит юному королю, но тот его опередил и явился сам.

– Как вы посмели?! – услышал герцог прежде, чем увидел невысокого рыжеволосого юношу, больше похожего на Вудвилл, нежели брата. – Вы… вы… вы, – негодовал король.

– Я, – Ричард учтиво поклонился.

– Ч… что вы намерены делать? Это узурпация власти! Вы желаете убить меня? Где мои дядья?!

– Один из них перед вами, Ваше Величество, – заверил Глостер. – А людей, сопровождавших вас, я намерен судить. Они ускорили смерть вашего отца и моего брата, потворствуя чревоугодию, сгубившему его здоровье.

– Мать говорила… тучность отца по воле Господа и… Все Йорки такие…

– Взгляните на меня, – Ричард улыбнулся, – на себя. Вы урожденный Йорк, Ваше Величество.

Эдвард смущенно потупился:

– Но…

– Также я обвиняю их в нарушении последней воли короля Эдуарда IV. В попытке отстранить от должности назначенного им лорда-протектора королевства, лишить его регентских прав, полномочий и жизни.

– Герцог Глостер, – проронил король. – Но это ведь королевский совет. Это он лишил вас власти…

– Совет утратил свои полномочия после смерти вашего отца, – мягко напомнил Ричард. – Эти люди замышляли и против вас, мой король.

– Меня?! – Эдвард, не поверив, поднял взгляд. Каким только не расписывали ему родича отца. По рассказам, тот казался кровавым чудовищем. Однако стоящий рядом человек скорее нравился юному королю, нежели страшил его.

– Посудите сами, – произнес Глостер. – Регент обязан блюсти интересы несовершеннолетнего престолонаследника. Однако скажите, как он станет делать это, лишенный всяческих прав? Вам смогут навязать любое решение, а регента рядом не окажется. И некому будет отстоять ваше законное право на трон.

– Но… моя мать – королева! Она не даст в обиду того, кому подарила жизнь.

– Король обязан прозревать будущее, – возразил герцог. – Если не воспротивиться этому решению сейчас, то каждый раз, когда на престол будет восходить юный король, он будет беззащитен. А ведь ему может и не повезти, так же как вам. У вашего далекого потомка может не оказаться такой матери, как Елизавета Вудвилл.

Эдвард прикусил губу и нахмурился. Он искал, как бы возразить, и не находил слов. Герцог Глостер оказался очень убедителен. А еще рядом с ним почему-то становилось теплее. Даже уходить не хотелось.

– Ваше Величество, – Ричард преклонил колено и поймал взгляд юноши. Все еще испуганный и растерянный, но недоверия и злости в нем больше не было. – Примете ли вы мою службу?

– Да, – не колеблясь ни мгновения, ответил Эдвард.

 

Глава 9

– Да, – кричала Вудвилл. – И эти гобелены захватите тоже! И вазы… И…

– Мама! – Дорсет ухватил ее за плечи. – Что ты творишь?

– Я не понимаю! – Елизавета попыталась вырваться, но старший сын держал крепко. – По наглости или недомыслию он сделал это?.. Он мстит! За смерть Кларенса, конечно. Но я забрала у него одного брата, а он… он!

Арестованных родичей она уже мысленно похоронила. Не мог такой зверь, как Глостер, оставить их в живых. Однако Елизавета не собиралась молча сидеть и оплакивать их.

– Я скроюсь в Вестминстерском аббатстве, – заявила она. – Любой преступник может скрываться там в течение двух месяцев. А за это время… за это время обстановка в стране изменится!

Дорсет поджал губы:

– А если нет?..

– Значит, меня казнят! – воскликнула Елизавета и разрыдалась. – Глостер отправил письма членам парламента и магистрата.

– И? – маркиз пытался ее успокоить. – Он не посмеет поднять руку на вдову брата.

– Его действия сочли законными! Понимаешь? А Глостер… он мнит меня виновной во всем… в убийстве Кларенса, смерти Эдди… во всех несправедливостях мира! Он даже этого безумца Ланкастера не захотел мне простить!.. Пусти! – при упоминании Генриха VI, убитого в Тауэре, маркиз слишком сильно сжал ее плечи. Дорсет терпеть не мог вспоминать об этом ничтожестве.

Королева вздрогнула. Выпуталась из объятий сына. Медленно повернулась. Взгляд Вудвилл скользнул по картинам, изображавшим ее мужа. Эдуард во всем величии и в королевских регалиях взирал на свою вдову и – Елизавета могла поклясться в этом – ухмылялся.

– Картины… – прошептала Вудвилл. – Картины! – взвизгнула она. – Их тоже надо забрать в Вестминстер! И корону! И…

Дальше маркиз не слушал. Он повернулся на каблуках и вышел из зала. Дорсет собрал всех верных ему людей, и с войском, превышающим объединенные силы Глостера и Бэкингема, выступил к Нортхэмптону.

* * *

Повозки затормозили, а потом и встали. Елизавета вышла из кареты и поспешила выяснить, чем обусловлена задержка. Она обязана успеть до прихода в город Глостера! Он не посмеет нарушить неприкосновенность Святилища!

Кроме самой Вудвилл в Вестминстер направлялись несколько телег с поклажей. Она взяла с собой королевские регалии и две части казны, которые не вывез адмирал, сокровища, драгоценности. А также драгоценную утварь из дворца, золотую и серебряную посуду, драгоценные уборы и платья, резную мебель, гобелены, картины. Добравшись до аббатства, повозки застряли в узких воротах, намертво перегородив путь.

– Расширяйте проход! Рубите стены! – приказала Елизавета. Она сжала кулаки. Казалось, весь мир обернулся против нее, а Ричард Глостер вот-вот появится за спиной на своем огромном жеребце. – Быстрее!

Слуги попытались перетаскать поклажу на руках, но вещей оказалось слишком много. Вудвилл приказала им браться за инструменты и не терять времени. Стены уступали неохотно. Вестминстер мог выдержать длительную осаду и штурм.

Вокруг телег то и дело сновали прохожие: оглядывались, присматривались. Каждый раз их приходилось отгонять словно назойливых мух. Приближался вечер. Когда стемнело, появились какие-то сомнительные личности: шныряли вокруг, норовили стянуть с воза что-нибудь ценное.

* * *

4 мая 1483 года – в день, назначенный Вудвиллами для коронации, – престолонаследник, сопровождаемый Ричардом Глостером и герцогом Бэкингемом, торжественно въехал в столицу. Процессию встречали ликующие лондонцы. Юный Эдвард восседал рядом со своим знаменитым дядей и восторженно улыбался. Радовало его не только происходящее на улицах, но и первая победа.

Военное столкновение войск маркиза Дорсета и его эскорта разрешилось в пользу последнего. Брат превосходил числом, но не умением, Глостер разбил его играючи. И пусть сам юный король не принимал в битве никакого участия, он чувствовал свою сопричастность.

– О, Ваше Величество, вы не видели нас в битве при Барнете! – заверил Бэкингем.

Ричард вскинул бровь и покосился на герцога, не скрывая усмешки.

– Йорк тогда был в меньшинстве. Ланкастерские силы превосходили нас ровно в два раза! Но благодаря находчивости Ричарда мы сокрушили Безумного Генриха и французскую волчицу раз и навсегда, – Генри вскинул подбородок и улыбнулся какой-то симпатичной горожаночке. – Что нам после этого какой-то Вудвилл?!

– Ваше Величество, – Ричард поклонился кивком головы, – вас сейчас встретят представители города. Позже проводят во дворец епископа Лондонского, отведенный вам в качестве временной резиденции. Там в присутствии именитых гостей состоятся торжественные чествования.

Эдвард кивнул.

– С вашего позволения я не буду присутствовать на них. У регента за время отсутствия накопилось множество государственных и личных дел.

– Я отпускаю вас, герцог, – согласился король. – Но я надеюсь на скорую встречу.

– Непременно, Ваше Величество, – Ричард придержал коня и свернул на малоприметную улочку. Подождал немного, провожая взглядом остатки процессии, и неспешной рысью направился в Кросби Пэлас.

На следующий день он созвал новый королевский совет. Дик рискнул оставить его почти в прежнем составе. В столице, похоже, не оказалось лордов, не связанных с Вудвиллами.

Новый совет начал свою работу с выполнения воли покойного короля и провозгласил Ричарда, герцога Глостера, регентом и лордом-защитником королевства. Срок регентства продлили на двенадцать лет – до совершеннолетия престолонаследника. Со своей стороны Дик обещал руководствоваться решениями совета и ничего не предпринимать без его согласия.

Также совет полностью одобрил предложение герцога Бэкингема и поселил Эдварда в королевских апартаментах Тауэра, назначив его коронацию на 24 июня того же года.

В первый же день своего регентства Ричард издал указ о помиловании всех солдат и матросов, желающих покинуть мятежного адмирала, укравшего большую часть казны и бежавшего с ней во Францию, и присягнуть на верность новому королю. Сам Вудвилл после недолгих странствий осел в Бретани, где близко сошелся с неким Хенрихом Тьюдором. Молодой человек оказался весьма прытким и скользким, он сумел убедить беглеца в своем праве на английский престол и даже завладел частью украденных сокровищ.

* * *

В зале горели свечи, но все равно было темно. На душе скреблись кошки. Вудвилл сидела в Вестминстерском аббатстве вместе с казной, большой королевской печатью и своими родичами. Открытого бунта не планировала, но при дворе остались верные ей люди. К примеру, мадемуазель Шор, ее близкая приятельница и любовница Эдуарда IV, посещавшая королеву едва ли не каждодневно.

Об этом Ричарда предупредил Френсис Ловелл, порядком пообвыкшийся в столице и имевший информаторов как в среде горожан, так и при дворе. Друг убеждал остерегаться и присматриваться к придворным, а Дику хотелось уехать в Миддлхейм к Анне и сыну, забыв о происходящем как о страшном сне. Он привык к полю боя, к клинкам, летящим в грудь, а не к яду в бокале и кинжалу, метящему в спину.

Увы, Ричард дал присягу и теперь не смел бросать королевство. Регент обязан поддерживать юного короля и служить государству. И никому не может быть дела до бессонницы и кошмаров, мучащих его едва ли не каждую ночь.

В душных снах Дик сражался, окруженный полчищами крыс в латах и с мечами в тонких лапках. На его шлеме сияла корона Англии, а нападающие тянулись за нею и скалились. Ричард знал, что подмоги ожидать неоткуда. Оглядываясь, он видел человеческие лица, но, приглядевшись, понимал: ошибся. Если рядом с ним и были люди, их убили первыми. Опустить оружие или сдаться казалось немыслимым. Оставалось биться. До тех пор, пока пропущенный удар не лишал этой возможности.

В кошмаре Дик чувствовал настоящую боль. Он старался сжаться, спрятаться от нее, но на самом деле мог лишь терпеть. Жжение в шее и пояснице, поначалу казавшееся невыносимым, медленно отступало, а потом Ричард начинал осознавать, где находится, – в своих апартаментах во дворце.

Сегодня он встал задолго до рассвета. Распахнул окно и сел на подоконник – как в детстве. Земля куталась во тьму, небо казалось светлым, несмотря на ночь, и чистым на удивление. Впрочем, сидеть так вскоре показалось скучным. Дик наскоро оделся и осторожно вышел, стараясь создавать как можно меньше шума.

Безлюдные коридоры будили любопытство. В полнолуние здесь бродили неприкаянные души королей и придворных. В Тауэре, говорят, недавно видели призрак Генриха VI, который вещал о хрустальном сосуде и искал свою супругу. Видимо, жену он нашел, поскольку с Маргаритой случилась истерика, и после очередного ее письма во Францию Людовик XI изъявил желание выкупить несчастную родственницу из заточения.

Сам Дик привидений не боялся. Он, пожалуй, даже жаждал увидеться с некоторыми из них. Например, с братом. Он ведь расстался с Эдуардом не лучшим образом. Между ними словно встала стена. Хотелось исправить это, подобрать нужные слова, сказать, насколько брат дорог, но время оказалось упущено безвозвратно.

Голосам он вначале не придал значения. Потом попробовал уйти, ему вовсе не хотелось смущать влюбленных. Но случайно услышанная фраза заставила Ричарда остановиться. Он прислушался и с удивлением понял, кто скрывался за неплотно прикрытой дверью, – лорд Гастингс и Джейн Шор.

– Милорд, – полушепотом произнесла женщина, – зачем… зачем вы писали Глостеру?..

– Такова была воля Его Величества, – без колебаний ответил Гастингс. – Елизавета узурпировала трон.

– Но теперь… вы же видите. Ах! – женщина вскрикнула и тонко захихикала. – Милорд, – в ее голосе слышались одновременно осуждение и одобрение. – Не мешайте. Я хочу договорить. Ведь теперь вы с нами, Уильям. Если вы с нами, то и вся Англия тоже.

– Кто же утверждает подобное?

Гастингс мог пытаться выяснить имена заговорщиков. Дик надеялся на это всем сердцем. Но слишком уж довольные интонации проскальзывали в голосе, который регент привык считать беспристрастным.

Некоторое время слышно было лишь неявное бормотание, перемежаемое какими-то хлопками.

– Люди, – ответила Шор. – Милорд, вы истинный рыцарь. Вы герой! Только благодаря вам Эдуард сел на трон!

– Такое утверждение преувеличено. И весьма, – но в голосе лорда сквозили нотки высочайшего довольства. – План придумал Ричард.

– Не то важно, кто придумал, а кто осуществил задуманное! – заспорила Шор. – Однако сейчас Глостеру уже не поможет ничего. Никакая изворотливость. Даже если Ричард отстоит свое право на регентство, долго ли он сможет удерживать власть без казны?

Дик фыркнул и скривился. Его не услышали, конечно, но как же захотелось войти! Сказать, что обходиться без денег можно, попросту перестав тратить их.

Ричард по праву считался одним из богатейших людей острова и даже Европы. В том числе благодаря системе векселей. С кредиторами Дик всегда оставался честен, и те верили ему на слово, не то, что Вудвиллам.

– Даже если он проведет коронацию Эдуарда V на свои деньги, как будет управлять королевством? – продолжала тем временем Шор. – Чем станет платить кредиторам, чиновникам, слугам, придворным, воинам и торговцам? Как он выйдет из этого положения? Пойдет штурмом на Вестминстерское аббатство? – она рассмеялась неожиданно громко. – Или подожжет его с четырех сторон, лишь бы выкурить оттуда королеву, сидящую на сундуках с золотом? Нет, на это он не пойдет. Он даже новый налог собрать не сможет!

– Я помню, – проронил Гастингс с какой-то непонятной интонацией. – Не далее как месяц назад Вудвиллы уже собирали дополнительные средства «на охрану и коронацию юного короля», а потом они благополучно уплыли во Францию.

Дик на мгновение прикрыл глаза. Он не впервые становился свидетелем собственного предательства. Но так же горько, как сейчас, он ощущал себя лишь однажды – когда Уорвик говорил Джорджу о своем истинном отношении к Ричарду Глостеру.

Объединив все принадлежащие ему земли, Дик мог бы стать самостоятельным правителем в своей стране по аналогии с герцогом Бургундским. Доходы со своих имений он получал фантастически высокие. Глостер содержал на свои средства всю разграбленную Вудвиллами Англию и мог продержаться еще долго. Однако Уильям Гастингс готовился предать. Он не видел иного выхода из положения, которое старательно расписывала перед ним Джейн Шор.

Вмешиваться в происходящее и переубеждать лорда-камергера регенту не хотелось больше. Ричард никогда не смог бы доверять этому человеку, как прежде. Дик искренне не понимал, почему якобы безвыходное положение может быть помехой верности? Разве оно повод для предательства?!

– А жить без денег невозможно. Что он о себе думает, этот лорд-протектор? – не унималась бывшая иудейка, крестница Эдуарда и его же любовница. – Уступил бы правление Вудвиллам, да и уехал бы к себе на север. Неприятно, конечно, отдавать власть, но почему бы и нет в безвыходной ситуации-то? Без Глостера можно обойтись, а без денег нельзя.

Вновь послышались шлепки и откровенные стоны. Дик повернулся на каблуках и поспешил уйти. Во рту стоял металлический привкус. Регент и не заметил, как прокусил губу.

 

Глава 10

– Господин регент, мы просили об аудиенции, – сухой, чуть дребезжащий голос лорда-камергера вывел Ричарда из задумчивости.

Дик мельком взглянул на пришедших. Четверо. Уильям Гастингс, его бывший друг и соратник; Джон Мортон, епископ Илийский; лорд Томас Стенли и Томас Ротерхейм, архиепископ Йоркский. Все трое – отъявленные мерзавцы. А Гастингс… Гастингс просто предатель.

– Хорошо, господа, я выслушаю вас, – Ричард кивнул на дверь в небольшую залу и первый же вошел в нее.

Это помещение Глостер периодически использовал для работы. Достаточно уютное и в то же время освобождено от мебели. В случае необходимости ничто не помешает выхватить меч. Двое из четверых вполне могли схватиться за оружие. С ними Дик рассчитывал справиться без привлечения охраны.

Прежде чем опуститься в кресло, герцог подошел к окну:

– Прекрасное летнее утро, господа.

Ставни поддались легко. В распахнутое настежь окно ворвался озорной ветер.

– Мы хотели говорить с вами о возникшей в стране ситуации, – раздался слабый голос Ротерхейма.

«Странно, – подумал Дик. – Духовному лицу пристало говорить тверже и увереннее. Как он убеждает в правоте Господа подобным блеянием?»

– А что с ней не так? Справедливость восстановлена, последняя воля Эдуарда исполнена, – Ричард специально повернулся к ним спиной и стоял, облокотившись руками о подоконник, подставляя лицо ветру.

«Интересно, ударят или нет?» – усмехнулся он. Впрочем, это было абсолютно неважно. Ричарду требовалось противостояние, вызов, который он каждый раз бросал во время битвы – себе, друзьям, врагу, всему этому миру. К тому же умирать от честной стали всегда почетно. Кровь смывает грехи. В случае же ареста погибнет только Гастингс, мерзавцы, как это уже случалось не единожды, вымолят помилование.

– Это так, господин регент, – сделав ударение на последнем слове, продолжил лорд-камергер. – Однако королевская казна пуста. Не станете же вы содержать страну на деньги Глостера?..

– Почему бы и нет, – Ричард повел плечом и рассмеялся.

«Интересно, Уильям станет повторять за Джейн Шор дословно или приведет собственные аргументы? – подумал герцог. – Увы, бывший друг, вы не обладаете и толикой ее шарма».

– Господин регент, я требую относиться к нам серьезно, – то ли сказал, то ли проскрипел Мортон.

Ричард поморщился: «Жаль, духовных лиц не вызывают».

В свое время Джон Мортон, получив сан, быстро нашел покровителя в лице кардинала Берчера и был представлен им ко двору короля Генриха VI. Убежденный сторонник Ланкастеров, он сопровождал Маргариту Анжуйскую в изгнание после поражения в битве при Таутоне.

Во Франции Мортон верно и преданно служил Людовику XI, выполняя различные «деликатные поручения». Выполняя одно из них, он способствовал примирению графа Уорвика с Анжуйской и вместе с ними вернулся в Англию.

После разгрома Ланкастеров в битве при Тьюксбери Мортона арестовали. Он обратился с прошением о помиловании к Эдуарду IV и добился от брата полного прощения и восстановления в правах.

Ричарду он задолжал один из величайших позоров в жизни. Именно Джон Мортон сопровождал Эдуарда в походе во Францию и способствовал заключению соглашения в Пекиньи. Людовик XI щедро вознаградил своего бывшего слугу двумя тысячами экю.

– Насколько серьезно? – уточнил Ричард. – Вы можете уйти, и я сделаю вид, будто этот разговор не состоялся. А могу…

– Мы лишь смиренно просим господина регента, – пролепетал Ротерхейм, – передать все полномочия королеве Елизавете.

Дик развернулся на каблуках и, недобро прищурившись, смерил архиепископа взглядом.

При Эдуарде тот занимал пост лорда-канцлера хранителя печати. Будучи ярым сторонником Вудвиллов, после смерти короля он передал в руки Елизаветы эту самую печать, поправ тем самым законы как английские, так и божеские. Когда Ричард вернул себе полномочия регента, Ротерхейм повинился, попросил о помиловании и о восстановлении в должности. Дик простил, но в должности не восстановил. Сам виноват: нет печати – нет и ее хранителя.

– Раз уж так вышло, – добавил молчавший до этого момента Стенли.

Лучше бы он сохранял безмолвие. Ричард не успел сдержать исполненный презрения взгляд. Стенли аж затрясся от ярости и негодования. Если раньше он считал регента всего лишь препятствием на пути Вудвилл и собственных амбиций, то теперь – главным врагом.

Измена для этого человека была делом привычным. В первой же своей военной кампании юный Том Стенли предал союзников в битве при Блор-Хит. Не пожелав сражаться, он отошел со своим войском на шесть миль от поля боя и стал ждать исхода, намереваясь примкнуть к победителю.

Единственное, что его спасло тогда, – скорая женитьба на Элеоноре Невилл, сестре графа Уорвика. Затем Стенли снова поддерживал победителей, мечась между Йорком и Ланкастером.

Глостера он сопровождал в шотландской кампании. Ничем выдающимся не отличился, но и вреда не нанес.

– Мы уповаем на ваше благоразумие, лорд-протектор, – заявил Мортон, похоже, его раздражало молчание Дика. – Гордыня – величайший из грехов! Я говорю вам это как лицо духовное!.. Смирите ее… Смиритесь с неизбежным, и да пребудет с вами милость Его…

– Именно как лорд-защитник королевства я напоминаю вам, – обождав еще полминуты, произнес Ричард. – Происходящее здесь является государственной изменой. Более того, я сам стану предателем и изменником, если соглашусь с вами. И это мое последнее слово.

Любой рыцарь на их месте уже схватился бы за меч или бросил вызов. Из всей четверки к кинжалу потянулся один Гастингс. Но это и понятно, Стенли трус, а обличенные саном мерзавцы прячутся за служение, будто за ширму.

– Гордыня является тяжким грехом, Ричард Глостер! – вновь проскрипел Мортон. Архиепископ сочился ненавистью и ядом. Он сжимал кулаки, даже слюной брызгал. И Ричард не мог смирить чувство брезгливости по отношению к этому человеку. От него хотелось отшатнуться или отойти подальше как от чумного или прокаженного.

– Воистину так, – парировал герцог. – Смею напомнить, именно этому греху вы и предаетесь, придя сюда и вынуждая меня отказаться от исполнения воли покойного брата. Кто вы такие, чтобы требовать от меня предательства?!

В словесных дебатах Дик не считал себя столь искушенным, как в ратном деле. Но с заговорщиками и не требовалось диспута. Трое из них регента откровенно ненавидели, в сердце четвертого змеей вползла любовь. Убеждать их не требовалось. Единственное, чего добивался Глостер, – нападения. После этого пойти на попятный не удалось бы ни им, ни ему самому.

– Довольно! – Гастингс вышел вперед, блеснула сталь.

Ричард не смотрел на кинжал в руке бывшего друга и соратника. Клинков за свою жизнь он видел предостаточно, а вот таких взглядов – нет. Уильям не желал отнимать его жизнь, но непременно сделал бы это, позволь регент себе промедлить. Но у герцога имелись жена и сын. Бросить их Дик не мог.

Тело среагировало само, поднырнув под занесенную для удара руку. Привычные к поводу пальцы стиснули запястье Уильяма до хруста. Дик одной рукой направлял Серри и с легкостью осаживал зарвавшегося жеребца. Гастингсу хватило небольшого усилия. Лорд-камергер удивленно вскрикнул и выпустил кинжал. Ричард оттолкнул его и, презрительно сощурившись, вышел. Помешать ему не решился более никто.

Не думать ни о чем довольно просто. Ричард вызвал стражу и велел препроводить заговорщиков в Тауэр. Не чувствовать оказалось намного сложнее. Когда друг, вдруг посчитавший себя бывшим, бросал обвинение за обвинением, становилось больно. Дик и хотел бы не слушать, да не получалось. Резко поворачиваясь на каблуках и уходя от мерзостей, несущихся в спину, герцог знал, что сделает все лишь бы спасти Уильяма. И вместе с этим понимал: все его усилия будут напрасны.

В тот же день Ричард написал письмо магистратам Йорка, в котором просил прислать как можно больше вооруженных людей:

«…дабы помочь воспрепятствовать проискам королевы, ее кровных родственников и сторонников, которые намеревались, и каждый день собираются, убить нас и нашего кузена, герцога Бекингэма, древнюю королевскую кровь Англии».

В тот же вечер его пытались отравить.

* * *

Через три дня, 13 июня 1483 года, Ричард пришел на заседание совета в Тауэр и выдвинул обвинение против заговорщиков.

Следствие продлилось несколько дней. Влиять на него Дик не счел нужным. Впрочем, единственное, что от него зависело, он исполнил: защитником по этому делу Ричард назначил личного законника Гастингса, Уильяма Кэтсби, человека талантливого и знающего свое дело. Будь подобный адвокат у Джорджа, возможно, трагедии удалось бы избежать, а герцог Кларенс интриговал и поныне. Но единственным смягчающим обстоятельством, которое удалось выявить Кэтсби, оказалась влюбленность лорда Гастингса в Джейн Шор.

Сам Уильям держался до такой степени вызывающе, в такой дерзкой и грубой форме отрицал свою вину, что свел к нулю все усилия адвоката. Он вновь обратился с обвинительной речью в отношении Ричарда. В ней Глостера если только узурпатором не назвал, зато жаждущим власти самодуром – сколь угодно. Дик в какой-то момент не выдержал и вышел из зала. Но не он один оказался потрясенным поведением лорда-камергера. Члены совета, несмотря на все заслуги, близкую дружбу и родственные связи с покойным королем, приговорили Гастингса к казни.

Дик не мог отказаться от утверждения этого решения. В соответствии с клятвой, данной парламенту в начале своего правления, он обязан был согласиться с приговором. Но, желая облегчить участь Гастингса и оградить его от издевательств толпы, Ричард распорядился свершить экзекуцию во внутреннем дворе Тауэра, на лугу, перед церковью Святого Петра, а не публично, на Тауэрском холме, где к месту казни собирались тысячи горожан. Казнь состоялась в день суда, 20 июня.

Незадолго до случившегося Глостер утвердил закон, по которому дети государственных преступников не несли ответственности за действия родителей. И это оставалось единственным утешением. Все титулы и земли лорда Уильяма перешли его вдове и старшему сыну, продолжившему, как и ранее, служить во дворце в свите герцога Глостера.

– И составьте указ, – распорядился Ричард. – Отразите в нем все подробности разоблачения заговора. Пусть глашатаи зачитают его прилюдно.

Он успел заметить удивленный взгляд Бэкингема. Никогда ранее короли не разъясняли подданным причины своих поступков.

«А я и не король», – усмехнулся про себя Глостер. Он не оправдывался, нет. Просто подобное казалось ему важным.

Остальных заговорщиков помиловали. За Джона Мортона неожиданно заступился Бэкингем. Взгляд, который Генри бросал на епископа, Ричарду не нравился. Так родич обычно смотрел, когда заключал очередное пари или вызнавал пикантные сплетни.

Выходя из зала суда, епископ выглядел довольным и неудовлетворенным одновременно. В ненависти к младшему Йорку он закостенел еще больше. А это помилование наверняка расценил изощренным унижением своей драгоценной особы.

Ротерхейм и Стенли оказались настолько напуганы участью Гастингса, что повинились во всем. Осталась лишь Шор, но ей Дик не собирался оказывать снисхождения. Смерть Уильяма не должна оставаться неотомщенной, а погиб он только благодаря этой змее!

 

Глава 11

«Епископу Линкольна, Джону Расселу.

Ричард, герцог Глостер,

Не было границ моему удивлению, когда я услышал от Тома Лайнома о его желании соединиться браком с бывшей женой банкира Шора. Очевидно, она свела его с ума, ежели, кроме нее, он больше ни о чем и ни о ком не хочет думать. Мой дорогой епископ, непременно пригласите его к себе и постарайтесь вразумить. Если же вам это не удастся и церковь не возражает против их брака, то и я дам ему свое согласие, пусть только он отложит венчание до моего возвращения в Лондон. А пока, дабы не сотворила она чего в случае освобождения, передайте Джейн Шор под присмотр отцу или кому другому, на ваше усмотрение.

милостью Господа нашего Иисуса Христа

У двери ждал Лайном, милостью регента назначенный представителем защиты Джейн Шор. Знал бы Дик, чем все это закончится, никогда не поручил бы заговорщицу заботам этого человека. Он не имел ничего против Томаса и тем паче не желал ему подобного сокровища в лице бывшей любовницы Эдуарда и Гастингса.

– Вы не одумались? – бросил Глостер, переступая через порог.

– О нет! Господин регент…

Ричард махнул рукой. Все заверения Лайнома он слышал уже не единожды:

– Знаете, Томас, я начинаю верить в дьявольское обаяние. Брат, Гастингс, возможно, кто-то еще, а теперь и вы… Эта женщина добьется обвинения в колдовстве, не иначе.

На мужчину снизошло безмолвие. Томас резко побледнел и открыл рот, но не проронил ни слова.

В первую аудиенцию Лайном валялся у Ричарда в ногах и плакал, лишь бы тот дал свое разрешение на брак. Регент остался непреклонен. За свои преступления Шор должна была ответить сполна.

Во вторую аудиенцию Дик от души посочувствовал защитнику и попытался его переубедить. Регент даже хотел ходатайствовать перед советом о смягчении наказания для миссис Шор, лишь бы Том отказался от планов на заговорщицу. Честь адвоката, гордость, возможная влюбленность – Глостер мог понять многое, но жениться-то на ней зачем?!

Теперь решение изменилось. Джейн буквально забросала регента письмами с мольбами о прощении. Да и злость Глостера сменилась усталостью. Рыцарю не должно воевать с дамами, в конце-то концов. Но мстительное желание помучить очередного влюбленного дурака никуда не делось.

– Г…господин регент… – выдавил, наконец, несчастный Томас. – Молю вас о снисхождении!

«Только бухнись на колени, и ни в какой Линкольн вы не поедите», – зло подумал Дик.

– Молчите! – приказал Глостер. – Смертная казнь заменена церковным покаянием. По завершении оного убирайтесь из столицы и никогда не возвращайтесь впредь. Оба! – прикрикнул Ричард и вышел.

Жарким июльским днем в одной легкой накидке с зажженной свечой в руке Джейн Шор ходила по улицам Лондона. Она стучалась в каждый дом и просила у жителей города прощения. По завершении покаяния она вышла замуж за Томаса Лайнома, но вскоре осталась без средств к существованию и умерла в нищете. Подвыпившие горожане вскоре начали видеть ее призрак в проулках и плохо освещенных улочках.

* * *

– Королевский совет полностью одобряет действия регента по разоблачению заговорщиков и благодарен ему за справедливость и проявленное милосердие, – Дик слегка поморщился, но председатель совета, явившийся к нему с хвалебной речью, этого не заметил и продолжил: – Неслыханная милость – предоставлять защитников для государственных преступников! При предыдущем правителе, Эдуарде IV, этого права был лишен даже родной брат короля, герцог Кларенс.

– Передайте совету, – Ричард устало провел рукой по глазам, – я благодарю лучших людей королевства за их поддержку и радение на благо Англии.

Председатель поклонился.

– У вас все?

– Вдовствующая королева, – напомнил тот.

– С ней что-то не так? – Ричард усмехнулся.

– Ее Величество продолжает скрываться в Вестминстерском аббатстве. Срок убежища в Святилище для преступников любых рангов строго ограничен и по английским законам не должен превышать двух месяцев. Он истекает.

Глостер неопределенно повел плечом. В отношении украденной казны все обстояло благополучно. Для Эдварда изготовили новые королевские регалии. В них юноша позировал художникам. К коронации давно подготовились. Да и дела в королевстве шли относительно гладко.

– Елизавета Вудвилл все еще удерживает младшего брата престолонаследника. И большая королевская печать находится в Вестминстерском аббатстве, – обозначил насущную проблему председатель совета. – Из-за этого коронацию уже несколько раз приходилось переносить.

– Какие мелочи, право слово! – Бэкингем появился незаметно и шумно одновременно. Дик не сомневался, герцог слышал все сказанное. – Это просто, как день ясен. Пусть большую королевскую печать вынесет младший брат короля. Поскольку ребенок чист перед законом, ему не нужно убежище. Королева обязана отпустить его. Ее Величеству также надо бы присутствовать на коронации, но… – герцог развел руками.

Генри в последнее время казался слишком довольным. Ричарда это несколько беспокоило. Именно так родич выглядел, когда влипал в какую-нибудь авантюру. Краем глаза Глостер отыскал еще одного слушателя. Френсис Ловелл вошел так же тихо, как и Бэкингем, но обнаруживать свое присутствие не спешил.

– Я рекомендовал бы совету составить делегацию в аббатство, – сказал Ричард. – Полагаю, архиепископ Кентерберийский справится с этой миссией, как никто другой. Комендантом Тауэра я назначил сэра Роберта Брекенбери, человека порядочного и знающего свое дело. Он будет следить за безопасностью принцев. На Ее Величество это произведет необходимое впечатление. Передайте ей также… – он мгновение помедлил, но все же договорил: – Я даю слово заботиться о сыновьях Эдуарда и отвечаю собственной жизнью и честью за их жизнь.

Председатель снова поклонился и вышел.

– Герцог, – Дик смерил родича взглядом. – Вам точно нечего мне сообщить?

Бэкингем широко улыбнулся и покачал головой.

– Ричард, признаюсь, – начал он. – Вам корона пошла бы сильнее, нежели сыну Эдуарда, который, к слову, на него совершенно непохож.

– Я не хотел бы этого, – резко ответил Глостер.

– Вам могут не оставить выбора, – сощурился Бэкингем и откланялся.

Ричард, чуть надавливая, провел ладонями по векам. После бессонной ночи глаза болели, а смотреть на белое или серебряное было больно.

– Герцог может оказаться прав, – Френсис дождался, когда за Бэкингемом закрылась дверь, и лишь затем вступил в разговор. – Лондон кишит слухами. Наследников Эдуарда IV ныне не называет бастардами только ленивый.

– Ричарду Львиное Сердце не суждено было править. Ричарда II также не ждало ничего хорошего.

– Ты все еще верен суевериям и предрассудкам? – Ловелл покачал головой. – Друг мой, тебе давно не двенадцать.

– Я верен себе, – вздохнул Ричард. – Я надену корону лишь в том случае, если выхода действительно не будет.

Ловелл прошел к окну. На некоторое время между ними распласталась тишина.

– Хотел тебя повеселить, а только и делаю, что вгоняю в тоску, – посетовал Френсис.

– О чем же ты принес мне вести? – Ричард встал и с наслаждением потянулся.

– О человеке божьем, – Ловелл рассмеялся. – Это произошло ночью. Когда тьма сковывает улицы Лондона и выгоняет из домов всякую ночную тварь, – начал он приглушенным голосом. – В самый глухой час, задолго до рассвета, двери Вестминстерского аббатства отворились и затворились вновь, явив светскому миру одинокого монаха. Свидетелем тому могло быть всего несколько кошек и мой человек.

– Вот как… – Дик усмехнулся. – Ее Величество?

– Вряд ли. Бежать во Францию без пары-тройки сундуков королеве не позволило бы то, что заменяет ей совесть и всяческий стыд. Нет, вовсе не она оказалась первой крысой, покинувшей тонувший корабль.

– Кто же оказался не столь алчным?

– Ее сын. Маркиз Дорсет раздел какого-то монаха и под прикрытием его одежд и ночи сбежал так споро, как только смог. Задержать его не успели.

– Людовик XI еще намучается с Вудвиллами, – предрек Ричард.

Но Френсис шутку не поддержал. Несмотря на видимое спокойствие, друг казался встревоженным чем-то.

– Дорсет стремится в Бретань под покровительство дяди-адмирала.

– Пусть.

– А дядюшка вот уже некоторое время прикармливает некоего Хенриха, зовущегося Тьюдором, – Ловелл нахмурился. – Молодой человек истово утверждает, будто имеет некоторое право на английский престол.

Ричард свел брови. Он ощутил смутное беспокойство, но решил не придавать ему значения:

– Он никто, бастард из бастардов.

– Важно не то, какая кровь течет в его жилах, а то, что находятся люди, готовые пойти за ним уже сейчас, – заметил виконт.

– Даже если этот Хенрих окажется достаточно прытким для убеждения Вудвиллов и присвоения себе украденной части казны. Даже если он всерьез займется набором наемнической армии. Это случится не скоро. Французский выскочка подождет. Англия и коронация много важнее.

Френсис кивнул и поклонился. От Ричарда не укрылась его неуверенность, но возражать друг не стал:

– Как скажешь.

 

Глава 12

22 июня брат мэра Лондона монах Ральф Шоу начал службу проповедью «Ветви бастардов не должны пускать корни». По завершении он объявил Ричарда, герцога Глостера, истинным наследником трона.

Придворные, и без того шушукавшиеся по углам, снова вспомнили о признании герцогини Йоркской, утверждавшей о рождении Эдуарда от неизвестного лучника.

Ричард постарался тут же пресечь эти слухи. Они задевали честь его семьи. К тому же регент теперь жил в Бейнардском замке – доме матери. Той и так приходилось нелегко. Увы, подобно лесному пожару, сплетни лишь сильнее завладевали умами людей.

Уже на следующий день после проповеди Ральфа Шоу с обличительной речью в адрес покойного монарха выступил Роберт Стилингтон. Член королевского совета, епископ Батский и Уэльский, являвшийся при Эдуарде IV лордом-канцлером и хранителем государственной печати, во всеуслышание объявил, что на момент женитьбы на Елизавете Вудвилл покойный король уже был женат.

Леди Элеонора Батлер, дочь Джона Талбота графа Шрусбери, родила королю двух дочерей. Сам факт этого делал брак Эдуарда с Елизаветой недействительным для церкви. Одновременно с этим открылся и другой побочный брак покойного короля – с некоей Елизаветой Уайт, леди Люси, родившей четырех детей.

Припомнили и о совершенно официальном, многократно утвержденном множеством свидетелей и посредников брачном договоре Эдуарда IV с принцессой Боной Савойской – свояченицей Людовика XI. Его скрепили и подписали, остальное же не имело значения.

– Я чувствую себя лисом, обложенным охотниками со всех сторон, – признавался Дик.

– Скорее уж вепрем, – отвечал Ловелл.

Френсису не нравилось происходящее. Насколько Ричард знал друга, тот весьма неуютно ощущал себя в ситуациях, на которые не удавалось повлиять. А в создавшемся положении получалось лишь ждать. Развязка наступила бы так или иначе.

Дик отчаянно не желал трона. А еще он чувствовал жгучий стыд.

– Герцог, – обратился к нему Эдвард однажды. – Коронация снова откладывается. И сэр Роберт отчего-то не может сказать насколько.

– Комендант Тауэра проявил невежливость? – поинтересовался Ричард.

– Что вы! Просто я… – Эдвард на некоторое время замолчал, а затем прямо взглянул Дику в глаза и спросил, словно в омут бросился: – Скажите, я ведь не буду королем?

Ричард не смел лгать, но и огорчать племянника тоже не осмелился:

– Мне это неизвестно.

– Ответьте же!.. Неужели вам нечего сказать мне?

– Я стану защищать вас, пока буду жив, Эдвард. Лишь вы и ваш брат остались у меня от Эдуарда, – взгляд хотелось отвести неимоверно, но это было бы неправильно. Дик продолжал смотреть на сына старшего брата, стараясь найти столь знакомые с детства черты. Эдвард слишком походил на Елизавету, но для Ричарда это не значило ничего.

– Поклянитесь!..

Сплетни не стихали. Как двор, так и простые горожане не переставали обсуждать жизнь почившего короля. Простолюдины с каким-то ликующим злорадством приняли известие о неравнородности брака Эдуарда и Вудвилл.

– Король женился на незаконнорожденной простолюдинке! – кричали одни.

– Да еще вдове! Матери двоих детей! – поддакивали другие.

– А ведь он, как и любой отпрыск королевского рода, был обязан жениться на девственнице, – утверждали третьи и авторитетно заявляли: – Чтобы законность прав престолонаследия его потомков впоследствии не подвергалась сомнению.

Ко всему прочему, брак короля и леди Вудвилл заключался не по правилам – в тайне, без свидетелей и при закрытых дверях. Официальное венчание, конечно, тоже состоялось, но уже после коронации и рождения первенца.

– Что ставит под сомнение его законнорожденность, – тотчас находились четвертые. – Попробуй кто узнай теперь, чей это был ребенок!

От всего этого Дику становилось тоскливо и больно на душе. Происходящее все сильнее напоминало изощренную ловушку, в которую он загнал сам себя.

Даже весть о закончившемся наконец расследовании в Памфретском замке прошла как-то мимо него. Следствие вел лорд Генри Перси – четвертый граф Нортумберленд. Он же являлся и председателем суда, на котором Энтони Вудвилла графа Риверса, сэра Томаса Вогена и лорда Ричарда Грея приговорили к смертной казни. Экзекуция состоялась по месту заключения, в тот же день.

Ловелл утверждал, будто Генри Перси тоже участвовал в заговоре. Оттого и поспешил разделаться с сообщниками как можно скорее. Однако весомыми доказательствами друг не располагал, а Дик и без того пребывал не в лучшем состоянии.

* * *

25 июня 1483 года, несмотря на строжайший запрет, герцог Бэкингем не без удовольствия упоминал откровения герцогини Йоркской о незаконнорожденности почившего короля Эдуарда. Генри выступал перед собранием палаты лордов и общин в Гилдхолле. Его прочувствованная речь и веские доводы не оставили равнодушными никого.

Собравшиеся в Вестминстере члены парламента немедленно составили Titulus Regius – петицию, в которой подробно перечислили все причины отстранения от престолонаследия детей Эдуарда IV. Завершалась она обращением к Ричарду Глостеру с просьбой занять трон.

«Кроме того, мы считаем: упомянутый король Эдуард в целях сохранения короны и королевского статуса составил парламентский акт, которым Джордж, герцог Кларенс, брат короля, несправедливо осуждался и лишался прав за государственную измену. Вина герцога намеренно преувеличена из опасения вызова, который тот мог бросить правящему монарху. Это явилось поводом для лишения его прав престолонаследия, полагающихся ему по древним законам и обычаям Англии…»

Titulus Regius вышла немаленькой. Чтец надрывался долго. Ричард же слушал внимательно и лишь немного хмурился.

«Принимая во внимание все вышеизложенное, мы призываем Вас, как несомненного сына и наследника Ричарда, покойного герцога Йоркского. Станьте полноправным королем Англии, наследником короны и статуса, в порядке наследования и по причине того, что в настоящее время нет другого живого человека, и только вы один по праву можете претендовать на корону. Своим умом и способностями Вы более других можете принести благополучие и процветание всем трем сословиям нашей страны. Вы являетесь единственным достойным потомком трех самых прославленных королевских домов в христианском мире, то есть Англии, Франции и Испании».

Дик позволил себе прикрыть глаза. Всего на мгновение, но это не укрылось от внимания присутствующих. По залу прошелестел шепот. Отчего-то многие из этих людей считали, будто регент откажется от предоставленной ему чести. Или, словно некий король из старых легенд будет ожидать, пока его призовут не менее трех раз. Однако сейчас свершалось нечто еще более удивительное, нежели чудеса древних сказаний. Впервые в истории королевства монарха избрали все три сословия одновременно.

«…Пусть Господь Бог наш, Царь Царей, по чьей бесконечной доброте и вечному Промыслу все устроено в этом мире, облегчит Вашу душу. И предоставит Вам делать все благоугодно».

Ричард дал ответ на следующий день, 26 июня. Естественно, положительный.

 

Глава 13

26 июня 1483 года Ричард Глостер прибыл в Вестминстер и начал управлять страной как король Ричард III.

Подготовка к новой коронации была завершена всего за десять ней. При этом нового налога никто не вводил, все оплачивалось из личных средств Глостера. Дик немедля послал за Анной. Супруга прибыла аккурат к торжествам. Сына она оставила в Миддлхейме, беспокоясь, как бы долгая дорога не подорвала его хрупкого здоровья.

Праздник намечался небывалый. Дик разослал огромное количество новых приглашений всем тем, кого хотел видеть на своей коронации. На этом торжестве он намеревался примирить Ланкастеров и Йорков, поэтому составил список приглашенных с таким расчетом, чтобы от каждой партии присутствовало равное число гостей. Также он оповестил правителей Европы. В числе прочих приглашение было отправлено и во Францию.

Он догадывался, каков будет ответ. В своем письме к Людовику XI герцог написал с легкой иронией:

«Я надеюсь, что с моим посланником, предъявившим гарантии моего благорасположения, Вы сообщите мне о Ваших истинных и конечных намерениях…»

Однако ответные слова превзошли самые смелые его ожидания. Король Франции Людовик XI обвинил короля Англии Ричарда III в убийстве сыновей Эдуарда IV и отказался приезжать на торжества к узурпатору.

Законно избранный король лишь пожал плечами на подобное заявление. С Эдвардом он говорил вчера, и юноша всем казался доволен.

Дик оставил послание Людовика без ответа. Вышел в коридор и направился к покоям королевы. Анна как раз примиряла коронационное платье. Наряд и драгоценности ослепляли. В них женщина казалась особенно хороша, хотя Ричард любил ее и в скромном платье, и даже в жутких обносках, в которые давным-давно обрядил ее герцог Кларенс.

– Анна, – он шагнул к ней, прикоснулся к бледной руке супруги и поднес ее к своим губам.

– Дикон, ты все же назначил на должность сопровождающей дамы Маргариту Бофорт? – будущая королева нахмурилась. Надменного вида худощавую пожилую женщину с циничной улыбочкой и холодными, злобными, как у змеи, колючими глазками Анна невзлюбила с первого взгляда. – Она будет поддерживать мой шлейф и сверлить взглядом спину.

Анна скривилась. Вышло это у нее настолько умилительно, что Ричард не сумел сдержать улыбки.

– Это будет единственным испытанием, через которое тебе придется пройти, – заверил он. – Обещаю.

Супруга улыбнулась:

– Если тебе угодно.

– Того требуют придворные отношения…

Анна покачала головой и, не удержавшись, зарылась пальцами в его волосы. По ее мнению, супруг совершенно не знал, о каких отношениях ведет речь. Урожденная Невилл чувствовала, на кого полагаться нельзя. Ей не нравился герцог Бэкингем, которого Ричард приблизил к себе и наделил полномочиями сверх всякой меры. Игрок и авантюрист, он казался ей ненадежным. Томас Стенли – слишком кроткий и тихий на вид – тоже не вызывал доверия. Не нравился ей и Генри Перси, граф Нортумберленд, – вечно отмалчивающийся и отводящий глаза в сторону.

Вот только герцогиня зареклась говорить о своих тревогах Ричарду. Стоило ей рассказать о своих подозрениях, касающихся Перси, муж тотчас оказал тому особое доверие. Лорду Томасу он поручил держать скипетр на коронации.

Постепенно Анна поняла: Ричард хочет доказать и себе, и другим, что демонстрацией доверия можно добиться исключительных результатов, – неблагонадежного человека усовестить, сделать честным, преданным, благонадежным… Отец, несомненно, посмеялся бы над подобным и назвал бы Дика наивным мальчишкой. Возможно, даже смог бы убедить отказаться от столь опасного поведения. Вот только граф Уорвик погиб, и уже давно.

Почти отчаявшись изменить что-либо, Анна рассказала обо всем Френсису Ловеллу, своему спасителю. Но услышала от него один-единственный ответ:

– Я буду защищать короля до последней капли крови.

– Вот только этого, боюсь, может оказаться недостаточно! – всплеснула руками Анна.

Тем не менее коронация прошла блестяще. О ней много говорили, многое писали. И самым блистательным на ней оказался молодой король. Когда Ричарда обнажили до пояса для обряда миропомазания, чтобы в соответствии с ритуалом окропить елеем его плечи, спину и грудь, вздох восхищения пронесся по залу. Многие дамы позавидовали тогда леди Анне. Молодой монарх был безупречно сложен и красив до безумия.

Эту небольшую заминку в церемонии не преминули зафиксировать придворные хронисты в своих трудах.

* * *

В зал для аудиенций медленно вошел молодой человек, ничем на первый взгляд не выдающийся и даже неприятный и отталкивающий внешне. Людовику он напоминал менялу или карточного шулера. Неясное раздражение вызывали хитрый и жесткий прищур и привычка поджимать губы.

Хенрих Тьюдор производил отвратительное впечатление. Кроме того, он был почти безроден, несмотря на громкий титул графа Ричмонда. Дальний отпрыск побочной ветви от незаконнорожденного потомка безумных французских королей – правнука Карла VI Безумного и внука его дочери, безумной Екатерины Валуа.

Вдова Генриха V Ланкастера забеременела от своего надзирателя – Оуэна Тьюдора, ставшего из-за этого «сводным братом» слабоумного короля Генриха VI, внуком которого по линии отца и оказался Хенрих Тьюдор. Родословная его матери, Маргариты Бофорт, была еще хуже: она являлась продолжательницей побочной линии Ланкастерской династии – представительницей ветви бастардов.

Таким незаконнорожденным детям королевской крови уступали престол только в самом крайнем случае – если законных наследников не оставалось. Но у Людовика XI на молодого человека имелись свои планы.

Именно это ничтожество он прочил в английские короли. Крови Плантагенетов не нашлось бы в Тьюдоре ни капли, а, значит, спорные территории отошли бы к Франции. К тому же непрезентабельная внешность и откровенно простецкие манеры Хенриха приносили Людовику особенное удовольствие.

Для Ричарда III потерпеть поражение от такого, с позволения сказать, «претендента на престол» будет унизительно вдвойне. Как и для всей Англии – заполучить подобного правителя.

– Что это у вас за отвратительное имя? – резко прикрикнул на вошедшего Людовик. – Тьюдор… Тюдор! Запомните, Тю-до-р. А Хенрих? Нет, это ровным счетом никуда не годится! Вы претендуете на корону Англии и будьте уж так любезны величать себя на английский манер. Генрих Тюдор! И никак иначе.

Отсутствие возражений и сдержанный поклон позволили Людовику понять: тон беседы избран им верно.

– Вот и правильно, – слегка смягчился француз. – Будете и дальше проявлять покорность, станете Генрихом VII Английским.

Людовику порядком понравилось, как при упоминании о короне у Тюдора заблестели глаза.

– Я… я оправдаю ваше доверие, – пылко заверил Генрих. – Как только Глостер будет убит…

– Не разочаровывайте меня, граф, – протянул Людовик XI. – Подсылать к Ричарду наемных убийц совершенно бессмысленно, и вам это известно.

– А как же?.. – бровь Тюдора дернулась, заставив француза неприязненно поморщиться.

Вот только ужимок Глостера ему здесь не хватало! Но нет. Генрих лишь нахмурился. Свел брови над переносицей и подарил королю совершенно непонимающий взгляд исподлобья. И это было хорошо. Если на трон Англии сядет не просто безродный, а еще и глупец, жадный до денег, Франции от того лишь дополнительная выгода.

– Даже увенчайся это предприятие успехом, у Глостера останется великое множество престолонаследников. Побочных детей и племянников общим числом десятка полтора. Одних бастардов у него, по слухам, шестеро. Всех не изведешь.

– Я попытаюсь, – зло сощурился Генрих, и Людовик поверил ему. Отпрыскам младшего Йорка не жить… по крайней мере тем, кого посмел признать сам герцог.

– Это уж как вам будет угодно, – усмехнулся король. – Но Ричарда Глостера надо убить в сражении и посадить на его трон победителя – графа Ричмонда, Генриха Тюдора! – безродный престолонаследник сощурился. Взгляд он не отвел, но на его лице отчетливо проступил страх. Именно это заставило Людовика XI протянуть: – Правда, у вас нет опыта военных действий…

Некоторое время король не без удовольствия наблюдал за метаниями неприкаянной души. Если бы он любил аллегории, то обозначение «крыса в клетке» подошло к Тюдору как нельзя лучше.

– Ричард III непобедим, – выдавил Генрих наконец. – Он выигрывает все сражения. Он непревзойденный рыцарь. Он владеет обеими руками. Он…

«Любит расстраивать чужие планы и не имеет пороков, которыми можно легко манипулировать» – мог бы добавить Людовик, но не стал. Карл Смелый тоже казался непобедимым. А где он теперь? Растерзан в сражении при Нанси.

Преданный одним из своих военачальников, герцог Бургундский остался с немногочисленным войском. Решив выиграть битву малыми силами, он предпринял рискованный рейд: на полном скаку врезался в гущу врагов и тут же по непонятным причинам свалился вместе с конем. Подняться он, естественно, не смог и был заколот копьями окруживших его воинов. Вот так… И с Ричардом будет похоже.

– Но это абсолютно не важно, – ответил он Тюдору. – Глостер будет убит именно в сражении. Его предок, Вильгельм Завоеватель, тоже считался непобедимым, а погиб из-за ничтожной случайности с лошадью, наступившей на раскаленный уголек. На последнем поле битвы Глостера конечно же не найдется ни разведенных костров, ни удачно воткнутых в землю остриев копий. Но они и не понадобятся. С Ричардом III произойдет то же, что и с Карлом Смелым: его лошадь падет, придавив всадника.

Тюдор не стал вдаваться в подробности. Все сказанное он легко принял к сведению, а Людовику поверил безоговорочно. Тем самым лишний раз доказал: король не ошибся в выборе. Когда будущий английский монарх откланялся, француз приказал подать в свои покои легкий ужин и устало прикрыл глаза.

Он не терпел самообмана. Когда на престол взойдет Генрих VII, короля Франции Людовика XI уже не будет в живых. Но тем происходящее и важнее. Стоило закрутить интригу, которой хватило бы на века. Дабы отпала не только угроза территориям со стороны Плантагенетов, а их самих не подпустили больше к власти никогда.

Тюдор не подведет. Он изведет отпрысков Глостера подчистую. А Людовик позаботится о том, чтобы Генриха VII восприняли за благо сами подданные. Это несложно. У внешне идеальных правителей очень много уязвимых мест на самом-то деле. Их нужно лишь уметь отыскать.

Глостер взял себе очень примечательный девиз – Loyalty me lie – и, насколько Людовик знал, следовал ему постоянно и неотступно. О своей репутации заботился так и вовсе с болезненной одержимостью.

Король усмехнулся: вряд ли Глостер понимал, сколь уязвимым выставил себя перед окружающими. Ведь если его укрепляет верность, то измена сразит неминуемо и окончательно. Ричард III увязнет в беспрестанной борьбе с изменниками. До возвращения Англии территорий на континенте у него попросту не останется ни времени, ни сил.

Число предателей будет расти по мере того, как Глостер станет их уничтожать. На место одного, встанут двое, четверо, десятеро…

Людовик XI широко улыбнулся. Ему, вне сомнений, нравилось задуманное.

Доброе имя и рыцарская честь для Глостера превыше всего. Именно по ним стоит бить в первую очередь. Ричарда III проклянут во веки вечные. Из поколения в поколение им будут пугать детей. О нем станут распускать самые мерзкие слухи, с его именем будут связывать самые гнусные преступления. А поможет в том его ближайший друг и родич Генри Бэкингем. Ведь именно в его доме живет епископ Джон Мортон – удачнее не придумаешь.

Прежде всего Мортон восстановит Бэкингема против короля. Для Глостера это будет первым и самым болезненным ударом. Герцог Генри поднимет бунт и утопит Англию в крови и распрях очередной бойни. А для того, чтобы люди бунтовали охотнее, достаточно нескольких сплетен. О том, будто Ричард убил отстраненных от престолонаследия принцев, например.

Слухи чудовищные, поначалу им никто не поверит. Но разносить будут с удовольствием. А после сами не поймут, когда сочтут правдой: раз все говорят, то так и есть. Ведь не может быть дыма без огня.

Что еще… Больной сын, которого Ричард, скорее всего, лишится. Смертельно больная жена? Говорят, он ее обожает… Тем лучше. Когда Анна Невилл умрет, в ее убийстве можно будет обвинить супруга.

Чем абсурднее обвинение, тем охотнее в него верят. Клевета – та же чума. Столь же смертельна и стремительна.

Надломленному смертью жены и сына, затравленному ложью и предательством королю можно будет навязать сражение, в котором он сам станет искать смерти.