Необычайное путешествие

Кузнецова Вера Нестеровна

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

 

 

ПРЫЖОК В БУДУЩЕЕ

Вася открыл глаза.

Комната, в которой он очутился, была освещена слабым зеленовато-золотистым светом. Вася повернулся на кровати, — она издала мелодичный звон. Он сел и, откинув легкое одеяло, увидел, что оно сделано из топкой, словно кружевной сверкающей ткани.

«Как стеклянная, — подумал мальчик. — Батюшки мои! Да и вся мебель в комнате сделана из стекла! Сквозь кресла видна картина на стене. Стол тоже совсем прозрачный. Ведь это все равно, что сидеть на иголках! Сейчас придут Валерик и Кюльжан, и от мебели останутся одни осколки».

Вася встал с постели, осторожно, бочком, пробрался к окну, стараясь не зацепить хрупкую, по его мнению, мебель, и отодвинул узорчатую штору, сотканную из тонких, как паутина стеклянных нитей.

Улицы их поселка чудесно изменились. Огненными четырехугольниками светились дома, но, к удивлению мальчика, рассмотреть, что в них внутри, он не мог. Свет в стекле преломлялся так, как будто оно было покрыто ледяными узорами.

— Интересно, почему именно из стекла построены у нас дома и даже мебель? — подумал Вася вслух.

— Наверно, потому, что главный материал для стекла — это песок, — услышал он и с живостью обернулся.

За его плечами стаяли незаметно вошедшие Валерик и Кюльжан. — Да, да, — продолжала девочка. — Уж чего-чего, а песка у нас в Матае было в избытке.

— Только, пожалуйста, осторожное, — взмолился Вася. — Здесь все стеклянное! Я просто боюсь шевельнуться!

— Мы тихонечко-тихонечко, — успокоила его Кюльжан. — Я даже могу снять туфли, на всякий случай.

— Пожалуй, это будет правильно, — согласился Вася.

Ребята разулись и на цыпочках обошли комнату.

— Батареи парового отопления, и те стеклянные, — сказала девочка.

— Зимой здесь будет даже страшно! Вдруг лопнет труба и обдаст кипятком? Вася! Ты не знаешь, из чего сделаны картины на стене. Они так светятся!

Вася взглянул на большую картину, изображавшую «Хозяйку Медной Горы» из сказа Бажова. Платье, диадема и ожерелье подземной красавицы светились так, как будто драгоценные камни были не нарисованы, а искусно вделаны в полотно картины.

— Наверно, картина составлена из кусочков разноцветного стекла, — предположил Валерик. Дети поочередно пощупали картину.

— Нет, это нарисовано. Это краски такие, — сказала Кюльжан. — Я как-то читала в «Огоньке», что изобретены такие краски. Люминесцентные. Если обыкновенные краски или даже разные там вещества поместить под ультрафиолетовые лучи, они начинают гореть разными цветами.

— Люминесцентные лампы в метро я видел, — сказал Валерик, а таких картин — еще нет.

Разглядывая и даже ощупывая обстановку комнаты, ребята дошли до выключателей, помещенных у изголовья кровати.

— Не может быть, чтобы они все были для включения света, — усомнился Валерик. — Надо обязательно проверить, какая кнопка для чего. — Начинай, Вася, поскольку ты здесь хозяин.

Вася дотронулся до первой кнопки и… ничего не произошло.

С минуту дети в недоумении смотрели друг на друга.

— Наверно, тут проводка испорчена, — заключил Валерик, — или, может быть, еще не подключили?

— Ой! — вскочила на ноги присевшая было на кровать девочка. — Она дышит теплом!

— Кто дышит?

— Твоя кровать! Вот… Попробуй сам!

Вася положил руку на «кружевное» покрывало постели. От него исходила теплая, приятная волна.

— Постель обогревается электричеством, — воскликнул он. — Наверно, покрывало сделано из металлических и стеклянных нитей. Никакого ватного одеяла не надо!

— Ладно! — удовлетворенно отметил Валерик. — Эта кнопка теперь понятна. Что дальше?

Вася коснулся второго выключателя, и настольная электролампа на тумбочке у изголовья постели загорелась ярким светом.

— Нормально и даже вполне обыкновенно, — сказала Кюльжан.

После прикосновения к третьему выключателю раскрылась дверь того, что дети приняли за большой шкаф. Там оказалась маленькая душевая установка. Четвертая кнопка включила невидимый радиоприемник, и звуки чудесной симфонии наполнили комнату. Пятая раздвинула драпировку на стене, и на ней вспыхнул бело-матовым светом экран телевизора.

— Чудесная комната, прямо как в сказке, — сказала Кюльжан. — Ну, буквально все под руками!

— Кроме еды, — напомнил Валерик. — Пошарь, Вася! Нет ли там еще какого-нибудь выключателя?

Но Кюльжан женским чутьем уже обнаружила дверь в маленькую кухоньку. Там находилась стеклянная же газовая плита. В шкафу сверкали кастрюльки, сковородки и чайник, сделанные из того же материала.

— Сковородку надо немедленно обновить, — предложил Валерик, хватая эту кухонную принадлежность. — Кюльжан, ищи яички! Есть посуда — должна быть и провизия!

И тут же он нечаянно выпустил сковородку из рук.

— Пропала сковородка! — воскликнула девочка.

Но сковородка, упав на пол, не разбилась, а только слегка подскочила, зазвенев хрустальным звоном. Вася разинул рот от удивления.

— Это какое-то особенное стекло, — определил он. — Вернемся в комнату. Надо проверить и мебель. Может быть, она тоже не такая уж хрупкая, как нам кажется?

Ребята вошли в комнату и с некоторой опаской расселись в креслах вокруг стола. Под тяжестью их тел сидения упруго прогнулись. Это было очень удобно. Тогда дети начали действовать смелее. Вася резко двинул кресло в сторону и ударил им о соседнее, но услышал только легкий звон. Валерик, сперва потихоньку, а потом сильнее дернул штору окна, но она не разрывалась. Кюльжан с удовольствием обула свои туфли и, пристукивая каблуками, исполнила несколько па какого-то танца. К ней присоединились и мальчики.

— Не квартира, а восторг, — заявила девочка, падая в кресло. — И посуда в кухне чудесная! Она не окислится, как медная, не треснет, как эмалированная, и мыть ее легко. Жаль, что ты, Вася, продуктов не запас. Хороший хозяин! Пригласил гостей, а об ужине не позаботился.

— Внимание, дети! — услышали они вдруг голос из репродуктора. — Время ужина приближается. Кто не хочет ужинать дома, милости просим в столовую! Как всегда: дети от пяти до семи лет — в Голубой зал, ученики с первого по пятый класс — в Розовый, а старшеклассники — в Зеленый. Начало ужина через пятнадцать минут.

Повторив еще раз это приглашение, голос умолк.

— Очень вовремя позаботились, — весело сказал Валерик. — Пошли!

— Куда!

— В Зеленый зал, конечно. Мы ведь старшеклассники.

— Может быть, ты скажешь, где находится этот Зеленый зал? — ехидно спросил Вася.

— Найдем, — уверенно сказала девочка. — Выйдем на улицу и посмотрим, куда идут ребята? В крайнем случае, спросим кого-нибудь.

Они вышли на улицу. Был теплый летний вечер, без того удушливого зноя, который раньше был характерен для поселка. В центре улицы светилось большое красивое здание с колоннами, придававшими ему вид театра. Колонны отделили друг от друга три входа в здание. Над одним входом горели гирлянды голубых, над другим розовых, а над третьим — изумрудно-зеленых люминесцентных ламп. Над куполом здания вспыхивали и поочередно потухали огромные буквы: «Детская столовая».

Вася, Валерик и Кюльжан не спеша поднялись по широкой лестнице, ведущей к дверям в Зеленый зал. На площадках, прерывающих перила лестницы, стояли огромные вазы из зеленого полупрозрачного камня. В них красовались фрукты, сделанные из цветного стекла. Уже по всем трем лестницам веселыми группами шли дети. По яркому, узорчатому, в восточном стиле ковру они входили в обширный зал столовой.

Внутренние стены зала были украшены светящимися картинами, изображавшими цветы, пирожные и торты, красивые подносы с грудами конфет, вазы с кистями винограда, взрезанные арбузы и дыни. Осмотрев эти картины, Вася перевел свой взгляд на длинные столы, концы которых уходили в глубокие ниши в противоположных стенах зала. На столах еще ничего не было.

«Ну, — подумал проголодавшийся мальчик, окинув взглядом почти уже полный чал детей, разместившихся в креслах, обитых зеленым бархатом. — Наверно, просидим здесь несколько часов! Это сколько же нужно официанток, чтобы всех нас обслужить?»

Но в зале находилась только одна полная пожилая женщина. На ней был белый халат и шапочка пирожком, которая делала ее скорее похожей на врача, чем на работника столовой.

Обождав, пока все разместятся за столами, женщина открыла вделанный в стену шкафчик и нажала какойто рычажок. В тот же момент Вася увидел, что блестящая поверхность стола поползла мимо него, как лента. Из ниши, в которой терялся конец стола, появились различные блюда. Зал наполнился аппетитнейшим запахом. Через несколько минут Вася увидел перед собой маленькую хрустальную сковородку с горячей яичницей, блюдо сосисок, от которых поднимался пар, тарелки с пирожками, пюре, с различными бутербродами.

— Приятного аппетита, дети! — сказала женщина, и ее голос, усиленный микрофоном, был услышан во всех уголках зала.

— Ну, прямо как скатерть-самобранка, — восхитился Валерик, принимаясь за еду.

Женщина включила электролу, и возникла тихая приятная музыка.

— А вот и гусли-самогуды, как в русской сказке, — сказала Кюльжан, уплетая за обе щеки пирожок.

— Внимание! — сказала дежурная по залу, когда с кушаньем было закончено. — Сейчас подадим вам десерт. Уберите руки со стола.

Она опять включила конвейер, и поверхность стола двинулась мимо, унося посуду с остатками пиши в противоположную нишу. А из первой уже плыли бокалы с фруктовыми соками, пиалы с дымящимся чаем, блюда пирожных и конфет и подносы с грудами самых разнообразных плодов. Краснобокий апорт соперничал с грушами, истекавшими янтарным соком, взгляд манили кисти сине-черного и золотисто-зеленого винограда. Все потянулись к фруктам и сладостям.

— А деньги? — испуганно воскликнул вдруг Валерик, роняя обратно на тарелку облюбованную им грушу.

— Какие деньги? — оторопел Вася.

— А чем за ужин платить? У тебя есть деньги? У меня нет…

Вася начал поспешно рыться в своих карманах, поочередно извлекая из них то гвоздик, то удочку, то просто обрывок ремешка, — вое то, что может в любой момент понадобиться мальчику его возраста. Но нашел он только старый потертый гривенник и оторванную пуговицу.

— Сестренка, — шепнул он растерянно Кюльжан. — Посмотри. Нет ли у тебя чего-нибудь в кармане?

— У меня нет карманов на этом платье, — спокойно ответила девочка, ощипывая кисть винограда. — И, по-моему, мы находимся уже в коммунизме. Так что кушайте спокойно.

Выйдя из столовой на улицу, дети залюбовались видом неузнаваемого теперь поселка. Цветущие акации обрамляли улицы, превращая их в красивые аллеи. Каскады вьющихся растений поднимались к стеклянным балконам домов и спускались с них причудливыми фестонами. Бывшая пустынной, площадь в центре поселка превратилась в тенистый парк с большим бассейном и фонтанами по углам. Ровный свет люминесцентных ламп освещал белоснежные статуи портретных скульптур лучших спортсменов страны, которые вышли победителями на последних международных олимпийских играх.

Они вошли в парк. Беседки-павильоны, увитые гирляндами роз всех оттенков, и клумбы с невиданными цветами совсем очаровали Кюльжан. Она тщетно пыталась определить названия чудесных растений. Это были новые, никогда не виданные ею цветы.

— По запаху — совсем резеда, — вздыхала девочка, склонившись над небольшим кустом, усеянным крупными бело-лиловыми соцветиями, — а по виду — совсем другое. Здесь, наверно, все новые сорта, выведенные по-мичурински.

— Меня интересует другое, — глубокомысленно изрек Валерик. Перегнувшись через край облицованного мраморам бассейна, он пытался схватить маленькую золотую рыбку. — Меня интересует: откуда здесь взялось столько воды? Неужели из нашей речонки Аксу?

— Вынь сейчас же руку из бассейна, — торопливо сказал Вася. — Если все начнут хватать рыбок, их тут ни одной не останется. А насчет воды я и сам интересуюсь. Надо спросить кого-нибудь.

— Спросим, конечно, — согласился Валерик, привычно вытирая руки о штаны. — Давай ты!

Мимо ребят, наслаждаясь чудесным летним вечером, медленно проходили группы гуляющих. Вася заглядывал в их спокойные довольные лица и никак не мог решить, кого потревожить вопросом? К тому же его смущало, что время было довольно позднее. Кроме них, детей в саду не было, и мальчик чувствовал, что они своим присутствием в этом парке нарушают установленный порядок.

— Спросим этого товарища, — предложила Кюльжан. Она указала на сидевшего на одной из скамеек мужчину в белом костюме из плотной ткани, отливавшей серебром. У него был большой выпуклый лоб с гладко зачесанными на косой пробор волосами. Под густыми светлыми бровями глубоко сидели голубые глаза. Прямой нос и крупный резко очерченный рот довершали его портрет. И, хотя ему на вид было никак не меньше пятидесяти лет, в выражении его лица, склоненного над записной книжкой, было что-то детское. Время от времени он заносил в свою книжку какие-то заметки.

— Нет, — сказал Вася. — К этому человеку я обращаться не буду. Он не просто сидит, отдыхает, а над чем-то работает. Вдруг он какой-нибудь изобретатель, а я ему помешаю в самый интересный момент! Поищем кого-нибудь другого.

В это время в воздухе пронесся передаваемый по радио мелодичный звон московских курантов.

— Проверка времени — десять часов вечера, — вспомнил Валерик.

«Изобретатель» как будто только этого и ждал. Он бросил взгляд на сваи ручные часы, встал и направился к выходу из парка. Дети проводили его сочувственным взглядом.

— Пожилой, кажется, а походка, как у спортсмена, — сказал Вася. — Наверно, каждый день занимаются физзарядкой.

— Смотрите! Он забыл свой блокнот, — ахнула Кюльжан.

На траве около скамейки лежала книжечка в синем переплете.

— Догнать и отдать, — предложил Вася, поднимая книжечку. — Побежали! Взявшись за руки, все трое понеслись к выходу из парка. Они поспели как раз вовремя: незнакомец входил в здание с надписью «Ангар».

Дети бросились туда же. Чуть не сбив с ног дежурного по ангару и, наскоро объяснив ему, в чем дело, они спросили: куда прошел человек в белом костюме.

Дежурный указал им выход на площадку маленького аэродрома, с которого поднимались вертолеты. Дети успели вовремя.

Незнакомец уже сидел рядом с пилотом в небольшой четырехместной стрекозообразной машине. Дети подбежали к ней, и Вася протянул пассажиру блокнот.

— Вот тебе и раз, — сказал «изобретатель», хватаясь за карманы пиджака. — Первый раз в жизни теряю свои записи. Хорошо, что они вернулись ко мне обратно, а то все вычисления пришлось бы производить сначала. Спасибо, мальчик.

Он пожал Васе руку, и тот убедился, что имеет дело с человеком, которому приходилось часто заниматься тяжелым физическим трудом.

— До свидания, ребята, — сказал «изобретатель». К сожалению, я тороплюсь, а то с удовольствием бы побеседовал с вами. Но меня в Алма-Ате ждут срочные дела. И еще такие же ребятишки, как вы.

И он широко улыбнулся чудесной, осветившей все его лицо улыбкой.

— Подождите, — торопливо сказал Вася. — Я… Мы вас очень просим… Если можно, возьмите нас с собой. Нам тоже очень нужно в Алма-Ату.

— Взять вас с собой дело нехитрое, ребятки, но что скажут ваши родные? Не попадет мне потом за вас?

— Мы здесь одни, наши родственники в Алма-Ате, — жалобно сказала Кюльжан. И покраснела оттого, что ей пришлось солгать в первый раз в жизни.

— Ну что с вами поделаешь, — сказал незнакомец. — Садитесь, пожалуй. Правда, машина четырехместная, а нас, значит, будет пятеро. Что думает насчет этого пилот?

Тот неопределенно пожал плечами.

— Выдержит, — уже уверенно сказал незнакомец, искоса взглянув на опечаленное личико Кюльжан. — Когда я ездил в этих краях машинистом, моя машина брала состав весом и пять тысяч тонн, вместо двух с половиной. И ничего. Садитесь, ребятки!

Дети мигом очутились в воздушной машине, которая тут же почти вертикально поднялась в воздух.

Они летели на небольшой высоте. Прозрачный пластмассовый купол вертолета был откинут, и свежий ночной ветер, насыщенный пряным ароматом южных цветов, приятно овеял их лица.

Прекрасен был вид земли ночью. Она светилась тысячами огней, и казалось, что внизу лежит гигантское ожерелье из сверкающих драгоценных камней. Огни, дробясь, отражались в черной глади каналов, и Вася, пользуясь тем, что шипящий свист маленьких воздушных реактивных двигателей не мешает разговору, обратился к незнакомцу.

— Скажите, пожалуйста, откуда здесь взялось столько воды?

— Наверно, вы жили на другом конце планеты, — усмехнулся тот. — Давно уже великие сибирские реки Обь и Енисей соединены каналами, и воды их направлены на юг, в степи Казахстана. По пути они оросили огромное количество земли, и поэтому наш климат чудесно переменился. Ведь, испаряясь в пустынях Казахстана, сибирская вода превращалась в облака. Облака проливались в горах дождями, и реки, которые брали в них свое начало, стали многоводными. Там, где не проходили русла рек, мы прорыли соединяющие их каналы. Результаты этого вы и видите.

— Ой-ой-ой! — удивился Валерик. — Какими же гигантскими силами можно было проделать такую работу?

— Атомная энергия, ребята. Ее применение дало нам возможность создать такую взрывную технику, которая вполне обеспечила размах работ. Остальное довершили гиганты-экскаваторы, сверхмощные земляные снаряды и другая техника. А потом мы ведь имели возможность в случае перебоев с дождями вызвать их искусственно.

— Как это?

— А вот как: недавно, например, правительство одной республики обратилось к нам с просьбой: помочь «по-соседски» дождиком, пока они не закончат строительство своей оросительной системы. Мы послали к ним в командировку нескольких наших специалистов по искусственному дождеванию. Они и обеспечили дождями все заданные им территории. Благодарственные грамоты с собой привезли.

— Но как они это сделали?

— Очень просто. Разрыв атомной бомбы на большой высоте, богатой водяным паром, приводит к образованию огромных облачных масс. А эти массы уже вовсе нетрудно заставить пролиться на землю дождем. В свое время мы такую помощь оказывали и Китайской Народной Республике. Стоит только опылить хоть одно облако мелким порошком хлористого кальция, и оно прольется на землю дождем. Мало того: дождь захватит и всю остальную облачную массу и, значит, будет лить до тех пор, пока вся она не исчезнет.

— Здорово, — сказал Вася. — Ну, а если наоборот: дождь совсем не нужен, а он все-таки идет. Можно его как-нибудь прекратить, или нет?

— Можно. Для этого надо, чтобы облако испарилось. То есть поднять его температуру на два-три градуса.

— А разве это возможно?

— Разумеется. Опыты такого рода проводились еще в 1953-54 годах группой учёных во главе с Федосеевым. При помощи специального прибора они распыляли в дождевом облаке перегретую воду. При этом образовывался мощный устойчивый туман. Теперь мы подобные, но действующие автоматически, аппараты подвешиваем к обыкновенному дирижаблю, и он поднимает их внутрь облака, которое угрожает дождем. Между прочим, полученные таким образом туманы мы используем для защиты посевов от ранних заморозков.

На нашей планете это дело нехитрое. Кладовая природы у нас богатая. Воды в изобилии. Ею ведь покрыта большая часть земного шара. Задача только в том, чтобы по-хозяйски ее распределить: где лишняя — убрать, где не хватает — добавить. Это вопрос техники. Вот с другими планетами будет посложнее.

— С какими другими планетами? — невольно вырвалось у Васи.

— С Марсом, например. Эта планета наиболее нами изучена, благодаря трудам астроботаника Гавриила Адриановича Тихова и его учеников. На Марсе с водой трудная проблема. Ни морей, ни больших рек там нет. Есть болота, озера — и те водорослями заросли наподобие нашего Саргассова моря. А раз плохо с водой, значит плохо и с растительностью. Плохо с растительностью, значит, и кислородом воздух небогат. Одно явление обусловливает другое. Закон диалектики.

— Интересно, есть ли на Марсе люди? — спросил Валерик.

— То есть, разумные существа? На этот вопрос можно ответить, только побывав на этой планете. Конечно, законы развития материи одни для всей вселенной. Земля не является исключением. Поскольку есть на Марсе растительность, должен быть и какой-то животный мир, а может быть, и венец его — разумно мыслящее существо. Но пока все это — область гипотез. Ведь условия развития жизни на Марсе иные, чем у нас, на земле. А каждый организм растительного или животного мира, все равно, формируется в зависимости от окружающей его среды, приспосабливается к ней, чтобы выжить. Это — закон биологии.

— Интересно все-таки, если там есть марсиане, то как они могут выглядеть? — спросила Кюльжан.

— А вот этого я вам пока не могу сказать, — усмехнулся незнакомец. Это не моя область, хотя и имеет некоторое отношение к моей работе. Я только пилот одной машины, которая может достичь и Марса. Кстати, скоро наступит день великого противостояния, когда между Марсом и Землей окажется расстояние только в пятьдесят шесть миллионов километров.

— Ничего себе, «только», — сказал Валерик.

— Сущие пустяки, уверяю вас. Когда я, еще в 1952 году был машинистом в этом самом Матае, из которого мы вылетели, моя бригада на своем паровозе «накатала» двадцать миллионов тонно-километров. Так ведь это же на обыкновенном паровозе, а не на межпланетном корабле.

— Так я же вас знаю, — воскликнул Вася, — вы были тогда знатным машинистом-тяжеловесником. Ваша фамилия Медведь!

— Так точно. Владимир Михайлович, к вашим услугам. А откуда вы обо мне знаете?

— Папа рассказывал, — скромно потупился Вася. — А вот мы, кажется, подлетаем и к Алма-Ате!

 

«МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ…»

Алма-Ата! Город-сад!

Он всегда считался одним из красивейших городов Советского Союза. Как же прекрасен он стал сейчас!

Светящиеся жемчужины домов сверкали в черной зелени садов. Легкие арки воздушных мостов радугой соединяли белоснежные вершины Алатау. Огненными змеями неслись по канатной электрической дороге поезда на вершину пика «Комсомол». На центральной площади города возвышались две гигантские светящиеся статуи.

— Ленин и Сталин! — воскликнула, увидев их, Кюльжан.

— Да! Ленин и Сталин, — сказал Владимир Михайлович. — Те, кто в годы решающих битв за счастливую жизнь человечества отдали все свои силы и знания коммунистической партии. На основе учения Маркса и Энгельса они разработали и теоретически обосновали дальнейшую тактику нашей партии на путях перехода страны к социализму, а затем и к коммунизму. Благодаря их трудам был сформулирован основной экономический закон социализма.

— Основной экономический закон социализма, — шепнул Вася Валерику. — Ты слышишь? Это нам надо обязательно выяснить. Мы пока знаем об общем экономическом законе для всех ступеней человеческого общества, а Медведь говорит о чем-то другом.

Как ни тихо старался говорить мальчик, однако Владимир Михайлович услышал его слова.

— Никакого противоречия тут нет, — пояснил он. — Общий закон развития человеческого общества не перестает действовать с переходом от одного способа производства к другому, изменяется только конкретная форма его проявления. При капитализме экономические законы действуют стихийно, а при социализме они используются людьми сознательно, в интересах всего общества. Сейчас слова основного экономического закона социализма стали лозунгом нашего общества. Посмотри внимательнее. Этот лозунг светится на том огромном транспаранте, что помещен над самым центром города. Мы подлетели к нему уже совсем близко. Читай же!

Вася прочел:

ОБЕСПЕЧИМ МАКСИМАЛЬНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ ПОСТОЯННО РАСТУЩИХ МАТЕРИАЛЬНЫХ И КУЛЬТУРНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ ВСЕГО ОБЩЕСТВА ПУТЕМ НЕПРЕРЫВНОГО РОСТА И СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА НА БАЗЕ ВЫСШЕЙ ТЕХНИКИ

— Значит, это и есть закон?

— Да, это основной экономический закон нашего общества. Много лет тому назад, при империализме, основным экономическим законом был другой, страшный, людоедский закон. По нему кучка хищников, владевшая всеми богатствами страны, в погоне за еще большими богатствами разоряла большинство населения, доводила его до обнищания, до голодной смерти. Мало того! Они, как кровожадные спруты, протягивали свои щупальца и в другие страны, закабаляли и грабили народы и этих стран. Они создавали страшные планы истребления большинства человечества путем войн, в которых применяли бомбы, начиненные смертоносными бактериями. Атомную энергию, открытие которой было величайшим достижением человеческого разума, они также пытались использовать в своих гнусных целях. Они создали атомную, а потом и водородную бомбы. Это было страшное время — попытка вернуть человечество назад или даже полностью его уничтожить. Но если родиной атомной бомбы была империалистическая Америка, то наша страна стала родиной первой атомной электростанции. Свет против разрушения! Что могло быть ярче и красноречивей этого контраста! И со времени открытия первой атомной электростанции, а не с момента разрыва первой атомной бомбы, начался новый, атомный век, в котором мы с вами сейчас живем.

Но мы с вами заговорились, а уже приближаемся к дому, где я живу. Где находятся ваши родственники?

Дети переглянулись.

— Мы не знаем их точного адреса, — с заминкой сказал Валерик.

— Плутишки! У вас никого нет здесь. Это очевидно. Просто вам захотелось прокатиться на вертолете. Ну, что же! Будете моими гостями, сколько вам захочется, только утром дайте радиограмму вашим родным, чтобы они не беспокоились. Договорились?

— Договорились, — с облегчением сказал Вася.

Вертолет плавно опустился прямо на крышу большого многоэтажного здания. Плоская кровля была ярко освещена голубыми лучами четырех люминесцентных прожекторов, установленных по углам. В центре крыши красной светящейся краской был написан номер дома. Легкие резные перила ограждали кровлю замкнутым четырехугольником.

Пассажиры вышли из машины. Пилот на ней сразу же взмыл вверх и скоро скрылся из глаз за верхушками деревьев.

— Ну, прямо как ковер-самолет, — счастливо засмеялась Кюльжан.

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью… — процитировал в ответ Вася.

— Ну, а теперь спустимся в мою берлогу, — пошутил Медведь.

Он открыл дверь небольшого стеклянного павильона в форме параллелепипеда, который оказался будкой лифта. Все вошли внутрь. Нажатие кнопки — и путешественники почувствовали, что они быстро опускаются вниз. Лифт остановился. Дверца распахнулась. Они оказались в просторном вестибюле, пол которого был устлан пушистым ковром. Владимир Михайлович подошел к двери, задрапированной портьерой, и широким гостеприимным жестом пригласил ребят входить.

Теплый луч солнца, смягченный кружевной шторой из голубого целлофана, упал на лицо Васи. Он слегка потянулся и вдруг вспомнил все, что произошло с ним накануне.

В соседней комнате послышались голоса.

— Ну, пожалуйста, не вертись, Шурик, неужели тебе так трудно постоять еще минутку? — говорил чей-то тоненький голосок.

— У меня уже ноги затекли, и в них мурашки бегают, — ответил кто-то, по-видимому, мальчик. — Помни, Галя! Я все это терплю только потому, что ты обещала пойти со мной на каток.

— Какой каток? — удивился про себя Вася. — Это летом-то?

Он встал с постели и бросился к окну. Город-сад был весь в яркой зелени, среди которой золотились и краснели плоды. Мальчик поискал глазами свою одежду, но вместо нее на спинке стула обнаружил новый костюм из такой же плотной серебристо-белой ткани, в какую был накануне одет их гостеприимный хозяин. Вася оделся и вышел в соседнюю комнату.

На высоком табурете сидела девочка с сине-серыми глазами и каштановыми косами. Сверх ее розового платьица был надет белый пластмассовый фартучек. Перед девочкой стоял мольберт с обтянутым тканью подрамником. В ее руках была палитра с красками. У окна стоял, позируя, мальчик. Голова его была закинута назад. В правой руке он держал модель планера, как бы собираясь пустить ее в воздух. Крутолобый, голубоглазый крепыш, как две капли воды, походил на Владимира Михайловича.

Услышав шаги Васи, девочка обернулась к нему, отложила палитру и встала. Мальчик облегченно вздохнул, опустил руку с планером и отошел от окна.

— Ну, вот! — укоризненно сказала девочка. — Доспорился до того, что разбудил гостей. Не дал и отдохнуть, как следует.

Девочка, видимо, несколько стеснялась Васи, и тот деликатно направился сперва к мальчику.

— Давайте знакомиться, — предложил он. — Когда мы прилетели с вашим отцом, вы уже спали. Меня зовут Вася. — И он протянул руку для пожатия.

— Медведь, — ответил мальчик коротко и очень солидно.

— Шурик, — поправила его девочка. — А меня зовут Галей. Папа уже улетел в обсерваторию, а мама в Москве на конференции учителей. Так что я осталась за хозяйку. Папа поручил мне позаботиться о вас и показать вам город и вообще все, что вас будет интересовать. Сперва позавтракаем, конечно. Другой мальчик еще спит?

— Что-то я не заметил в той комнате Валерика, — с недоумением ответил Вася. — Пойду, посмотрю еще раз. Он вернулся в комнату, служившую ему спальней, внимательно осмотрел се, но не нашел не только Валерика, но даже и второй постели. Теряясь в догадках, он вернулся к своим новым, знакомым.

— Ни Валерика, ни его постели там нет, — сказал он коротко. Галя широко раскрыла свои и без того большие глаза и быстро пошла в спальню. Вася и Шурик следовали сзади.

С секунду она стояла, растерянно оглядывая комнату, потом, засмеявшись, нажала одну из кнопок щитка на стене. Часть стены, у которой стоял круглый столик с креслами по бокам, вместе с полом повернулась кругом, как на вертящейся сцене. Столик с креслами исчез, а на смену им с противоположной стороны показалась кровать с перепуганным Валериком.

— Зачем же вы… — начала было Галя и, не выдержав, расхохоталась так, что косички на ее плечах запрыгали, как живые.

— Уложили меня спать на какой-то карусели, — смущенно оправдывался Валерик. — Я проснулся, хотел умыться… Думал, что нажму эту кнопку и откроется душевой шкаф, как у нас в Матае. Смотрю, кровать уходит в стену… А штаны мои остались на спинке кровати. Я бросился за ними, только схватил, а стена уже закрылась и я очутился в каком-то ящике. Где же мой костюм?

— Папа приготовил вам другие костюмы, а ваши убрал. В белых костюмах вам будет не так жарко. Они из особой ткани. Душ и ванну вам покажет Шурик. Я пойду пока к девочке. Она ночевала в моей комнате.

Когда мальчики, вдоволь наплескавшись, вышли из ванной и оделись, к ним вошли девочки. Кюльжан сразу же направилась к большому зеркалу и стала вертеться перед ним, любуясь своим новым платьицем из тонкой ткани лазурно-голубого цвета.

— Чудесный цвет, — восхищалась она вслух, — только бы не полинял от стирки и не выгорел от солнца.

— Нет, — ответила Галя, — он не линяет и не выгорает. Эта материя не крашеная. Просто есть хлопок такого цвета. Мое платье тоже из хлопковой пряжи, только розового сорта. У нас растет и красный, и лиловый, и желтый хлопок. Если хотите, мы съездим на поле, и вы сами увидите. Это недалеко отсюда.

— А столовая у вас далеко? — с живым интересом спросил Валерик.

— В этом же доме, внизу. В каждом большом доме есть своя столовая. Можно заказать по телефону любое кушанье. У нас ведь домокомбинаты. В каждом есть не только столовая, но и механическая прачечная, ясли для малышей, комната для игр дошкольников, библиотека-читальня, а для нас, школьников, кроме библиотеки, еще и техническая комната.

— Это самая интересная комната, — добавил, сразу оживляясь, Шурик. — В ней есть всякие материалы и инструменты, пластмасса, универсальный клей… Все, что хочешь, можно сделать самому.

— Про клей ты уж молчал бы, — насмешливо сказала Галя. — Знаете, что случилось с Шурикам в этой интересной комнате?

— Галька! — свирепо вращая глазами, Шурик бросился к сестре. Та, ловко увернувшись, спряталась за спину Васи, и с этой безопасной позиции скороговоркой произнесла:

— Никто не виноват, что ты такой растяпа и сел на плитку, которая была намазана этим клеем. Вся задняя часть штанов осталась на плитке, а ты… ты…

— Я тебе это припомню, болтунья, — сказал, густо краснея, Шурик.

— …Ты был вынужден стоять спиной к стене в технической комнате до тех пор, пока мне не позвонили, и я принесла тебе плащ. И я всегда всем буду рассказывать об этом случае до тех пор, пока ты не возьмешь себя в руки и не отучишься от рассеянности. Ведь ты сам же намазал эту плитку клеем!

— Подумаешь… Мелочь такая…

— А папа говорит, что в работе нет мелочей, все надо делать как следует. Эх, ты! А еще собираешься быть конструктором реактивных самолетов! Хорош конструктор! Ни за что бы не рискнула лететь на твоем самолете.

— Ну ладно, — смягчилась сестра. — Не огорчайся, это пройдет, если ты возьмешь себя и руки. Не дуйся же! Хочешь, я возьму на завтрак мороженых пельменей? Правда, с утра это тяжеловато…

— Ничего не тяжеловато, — оживился будущий конструктор. — Самая мужская еда.

— Тогда накрывай на стол и ставь кастрюлю с водой на плитку. А мы с Кюльжан сходим в столовую и в магазин и возьмем все, что нужно. Можно, конечно, обойтись и столовой, но мне хочется сегодня похозяйничать дома, поскольку у нас гости.

— Наверно, нужно взять с собой денег, — с тревогой сказал Валерик.

— Деньги? — удивилась Галя. — Ах, да! Папа рассказывал, что раньше, чтобы взять продукты или одежду в магазине, надо было брать с собой деньги. Теперь этого нет. Мы просто обращаемся к дежурному по магазину и, если это одежда или обувь, он помогает нам выбрать. А продукты отпускают автоматы. Надо только быть внимательной и не перепутать кнопки. Поэтому я никогда Шурика не посылаю. Один только раз мне нездоровилось, и я попросила его сходить за лимонами, а он вместо них приволок окорок ветчины. Ну, пошли, Кюльжан! А то мы не успеем осмотреть город до папиного возвращения.

— Можно мне идти с вами? — попросил Валерик. — Мне интересно посмотреть, как в магазинах работают автоматы.

— Пойдем, — ответила Галя. — А чтобы Васе было не скучно нас ждать, ты, Шурик, включи телевизор. Пусть гость посмотрит какую-нибудь кинокартину.

Девочки и Валерик ушли, а Вася с удовольствием сел в кресло против экрана телевизора.

— Сейчас я поставлю на плитку воду для пельменей и будем смотреть картину вместе. Хочешь? — предложил Шурик.

Вася с готовностью согласился. Повозившись немного на кухне, Шурик вернулся и с видом знатока подошел к телевизору.

— Выбирай, — сказал он, подавая Васе программу телевидения.

— Вот это, пожалуйста, — попросил Вася. — «Последние новости в странах мира». Я, знаешь ли, последнее время жил в глуши, и немного оторвался от жизни.

— Это где же такая глушь? — удивился Шурик. — Может быть, ты был в какой-нибудь экспедиции? Так ведь при каждой есть радиоприемник и переносный телевизор.

Вася предпочел не отвечать на этот вопрос и повторил свою просьбу.

— Нет, — сказал Шурик. — Этот обзор идет целых два часа. Шутка сказать! Весь земной шар на экране. Все равно не успеем посмотреть до прихода девочек. Вечером, после прогулки, все вместе посмотрим, а пока давай какую-нибудь кинокомедию. Есть смешные и короткие.

Цветная кинокомедия о приключениях мальчика в подземном вездеходе оказалась действительно интересной. Увлекшись ею, Вася и Шурик совсем забыли о поставленной на плитку кастрюле с водой, за что и получили головомойку от вернувшейся Гали.

— Ну, никакого чувства ответственности, — говорила она, чуть не плача. — Мне не жаль, что выкипела вода. Это пустяки. Меня беспокоит твой дурацкий характер. Ну, никакой силы воли!

— Просто он еще маленький, — успокаивала девочку Кюльжан.

— Это в последний раз, — заверял Галю Шурик, сам очень расстроенный происшествием. — Я возьму себя в руки, вот увидишь, возьму!

— А где Валерик? — спохватился Вася. Галя насмешливо фыркнула.

— Он столько набрал всякой всячины, что не мог влезть со своим багажом в клетку лифта. Он просит тебя выйти на улицу и разделить его ношу пополам.

— Почему же он столько всего набрал? — удивлялся Шурик, моргая своими длинными ресницами. — Может быть, он хотел проверить, все ли автоматы действуют исправно?

— По-моему, у него разыгрались пережитки капитализма, — со злостью ответил Вася. — Пойду и надаю ему, как следует, за жадность.

— Хочу на каток, — упрямо твердил Шурик.

Они шли по аллее абрикосовых деревьев, которыми были обсажены несколько улиц Алма-Аты. Созревшие плоды под лучами горячего солнца пахли так сладко и пряно, что у Кюльжан даже слегка закружилась голова.

— Ты мне обещала, — настаивал Шурик, теребя Галю за конец ленты, вплетенной в ее косу. — Обещание всегда надо выполнять, а то это будет уже ложь.

Галя остановилась и вопросительно взглянула на своих спутников.

— Зайдемте на минутку, — охотно сказал Вася. — Нам тоже интересно посмотреть на летний каток.

Огромный прозрачный купол из зеленоватой пластмассы, укрепленный на ажурном металлическом каркасе, покрывал ледяное поле катка. На высоте около метра внутри всего катка проходили стеклянные трубы с охлаждающим раствором, который разгоняли холодильные установки. Над куполом катка была установлена гелиомашина. Большое вогнутее зеркало направляло собранный им в центре пучок солнечных лучей на небольшой паровой котел. Пар приводил в действие холодильную установку. На катке царила самая настоящая зима. Из-под купола на катающихся детей, медленно кружась в воздухе, опускались крупные звезды снежинок.

— Откуда же взялся снег? — спросила Кюльжан.

— Но ведь купол катка тоже холодный. Пар от дыхания катающихся оседает на нем в виде инея. Под куполом помещены вентиляторы. Они не дают инею задерживаться на стенках, он и падет в виде снежинок. Правда, красиво? Ну, идите, катайтесь, мальчики! Я лично не желаю схватить насморк от перемены климата. У нас во Дворце пионеров скоро будет вечер самодеятельности, и я на нем буду петь.

Кюльжан тоже отказалась кататься, предпочитая смотреть на конькобежцев сквозь прозрачную стенку катка. Мальчики побежали в «одевалку», где желающие могли получить коньки и теплый свитер. Через несколько минут они уже легко носились по блестящему, как зеркало, полю.

Как ни старались Вася и Валерик, Шурик их совершенно затмил своим искусством. Куда делась его солидная манера двигаться? Он порхал легко и изящно, ошеломляя каскадом самых неожиданных фигур.

— Этот гелиокаток — любимое место всех школьников летом, — сказала Галя, следя за виртуозными пируэтами братишки. — Вообще, как говорит папа, «у нас взяли солнце в работу». Здесь ведь есть и гелиобани, гелиокухня, гелиопрачечная. Папа говорил, что раньше ничего этого не было. Подумай, сколько солнечной энергии зря пропадало? А теперь не только Солнце, но и Луна используются по-хозяйски.

— Даже Луна? — удивилась Кюльжан.

— А как же! Ведь у нас есть энергетические станции, которые работают на энергии морских приливов и отливов. А ведь эти явления целиком зависят от Луны. Каждый школьник это знает.

— Ой! Что это случилось с Валериком? — воскликнула Кюльжан.

Мальчик неловко сидел на льду, потирая щиколотку ноги.

— Растяжение сухожилия, наверно, — деловито ответила Галя. — С Шуриком тоже один раз так было. Надо немедленно делать электромассаж, пока нога не опухла. Отправим его в пункт скорой помощи.

Тем временем Валерик, одной рукой схватив Васину шею, другой опираясь на плечо Шурика, скользил на одной ноге к выходу с катка. Галя и Кюльжан поспешили им навстречу.

Недалеко от катка стояло несколько электромобилей. Водители их отсутствовали. Не колеблясь, Галя открыла дверцу одной из машин, и мальчики усадили болезненно морщившегося Валерика на ее мягкое сиденье.

— Потерпи немножко, — заботливо сказала Галя. — Сейчас я найду хозяина или водителя машины. Здесь напротив как раз летний ресторан. Наверно, они зашли туда позавтракать.

Оставив Валерика в машине, все четверо побежали к веранде ресторана, увитой целыми портьерами плющеобразных голубых роз.

— Чья машина 1408? — громко крикнула Галя с порога веранды.

— Моя, — услышали они немедленный ответ. — А что случилось с машиной?

— С вашей машиной ничего не случилось, — сказала девочка, подходя к отозвавшемуся человеку. — Но с нашим товарищем случилось несчастье. Мы просим вас отвезти его в пункт скорой помощи, потому что, видите ли, мы уже посадили его в вашу машину. Она нам первой попалась на дороге.

— Ну и правильно сделали, — добродушно сказал хозяин машины. — В каком состоянии ваш товарищ? Может он потерпеть несколько минут, пока я окончу свой завтрак?

Галя уверила его, что несколько минут задержки не будут роковыми для Валерика, и хозяин машины пригласил детей к своему столу.

— Освежитесь пока этими фруктами, — предложил он, подвигая детям большой поднос, на котором лежали кисти крупных темно-красных ягод.

— Непонятно, — сказал Вася, отведав предложенное угощение, — на вкус похоже на вишню, но почему их больше десятка на кисти?

— Это гибрид вишни и рябины, — пояснила Галя. — А ты, Шурик, почему не пробуешь эти ягоды?

— Дядя не сказал, как его зовут, — пробурчал смущенно мальчик. — Кому говорить потом спасибо, я не знаю.

Хозяин машины улыбнулся.

— Извините мою оплошность. Меня зовут Сенкебай Тулегенов. А вас?

Дети назвали свои имена, и знакомство состоялось. Через несколько минут Тулегенов вытер губы салфеткой и встал, показывая, что завтрак окончен. Все вышли на улицу.

— А где же моя машина с вашим товарищем? — удивленно спросил Тулегенов.

Вася оглянулся по сторонам. Машина, в которой они оставили Валерика, исчезла.

— Неужели ее ктонибудь украл? — предположил Вася.

— Что вы, — засмеялся Тулегенов. — У нас здесь воров давно нет и в помине. Уходя из дома, никто никогда не запирает квартир. И замковто у нас давно не производят. Вернее всего, что мальчику надоело нас ждать, и он сам включил машину.

— Но он не умеет ею править! Он разобьется насмерть, — воскликнула Кюльжан.

— Управление машиной автоматизировано, — спокойно ответил Тулегенов. — Она привезет вашего товарища прямо к моей квартире, если, конечно, он с перепугу не начнет хвататься за все кнопки сразу. Придется одолжить у кого-нибудь другую машину, и мы поедем в погоню за вашим шалуном.

 

В ГОСТЯХ У ИНЖЕНЕРА ПОГОДЫ

Через несколько минут, сидя в электромобиле, они мчались по прекрасным аллеям города. Несмотря на беспокойство за судьбу Валерика, Вася и Кюльжан невольно любовались зданиями, похожими на сказочные дворцы, которые утопали в море цветов и зелени.

Лукаво поблескивая карими глазами, Тулегенов включил радио, и мелодичный голос певицы наполнил кабину машины:

Народы родины моей живут, как дружная семья, Десятки братских языков журчат ручьями на свободе… Я чувствую кипенье сил и вдохновенье соловья, И песня дружбы всех племен невольно мне на ум приходит.

— Это — положенные на музыку слова Джамбула. Правда, красиво? — сказала Галя, тихонько подпевая певице. — Папа очень любит эту песню.

Машина мчалась уже за чертой города. Мимо плыли фисташковые и миндальные рощи, их деревья склонялись под тяжестью созревающих орехов. Еще зеленый, но уже крупный апорт, усыпал дорогу своими плодами.

— Сколько яблок ветром сбило! Пропадут зря, — огорчилась Кюльжан.

— Почему пропадут? — удивился Тулегенов. В нашем хозяйстве ничего не пропадает. Недозревшие фрукты — паданцы — у нас аккуратно собирают, складывают в особые сосуды и окуривают этиленовым газом. Под действием этого газа фрукты дозревают и по цвету и вкусу ничем не отличаются от созревших в естественных условиях. Но, конечно, их используют, главным образом, в консервной промышленности.

— Смотрите, — сказала Галя. — Вас ведь интересовал цветной хлопок. Сейчас начнутся хлопковые поля.

По обеим сторонам шоссе расстилались огромные массивы хлопчатника. Красные пушистые шарики делали поля похожими на сад роз. С другой стороны шоссе лазурно-голубые бутоны своей колышущейся голубизной напоминали море.

Машина еще довольно долго шла меж хлопковыми полями и, наконец, свернув в сторону, остановилась.

— Вот мы и дома, — сказал Тулегенов. — И моя машина, как я и уверял вас, стоит там, где ей положено. Если не ошибаюсь, это ваш товарищ вертится в ней, как карась на сковороде? Вылезайте, и прошу вас быть моими гостями.

Он открыл дверцу, и дети, выскочив па гладкую, усыпанную золотистым песком дорожку, побежали к Валерику.

— Я только чуть-чуть дотронулся до этой кнопки, оправдывался мальчик в ответ на упреки Васи. — Я же не знал, что она сама поедет? Прямо санки-самокатки какие-то! Чудеса, да и только!

— Ничего чудесного тут нет, — улыбался Тулегенов, — середина дороги электрифицирована, и мой электромобиль катился по шоссе так же, как раньше трамваи двигались при помощи тока, получаемого через провода. Кроме этого, на машине установлен радиолокатор. Если б на ее пути встретилось препятствие, она бы его самостоятельно объехала по всем правилам уличного движения. Дорожная электролиния проходит прямо к нам, и чтобы моя машина свернула в сторону, надо было переключить управление на другую линию дороги. К счастью, ваш Валерик этого не сделал и очутился там, где ему было положено нас ждать. Если бы он поступил иначе и проехал мимо, я, прибыв сюда, заставил бы машину вернуться, дав ей радиосигнал. Между прочим, управление машинами по радио, то есть радиотелемеханика, одна из моих специальностей. Ну, как твоя нога, Валерик?

— Болит, — ответил, морщась, Валерик.

— Сейчас я тебя доставлю в нашу амбулаторию. Из-за такого пустяка не стоит ехать в город. У нас тут хорошие врачи. Даже мертвых воскрешают.

— Вы это… Серьезно говорите?

— Конечно. Если вас убьет электротоком или вы умрете от острой потери крови, ваши родные могут не торопиться вас оплакивать. Они должны только постараться как можно скорее направить ваш труп в одну из клиник имени Неговского. А такие клиники имеются у нас везде при пунктах скорой помощи. Раньше, когда только начинали опыты по оживлению умерших, можно было добиться желаемых результатов только в том случае, если человека доставили не позднее пяти-шести минут после его смерти. Дело в том, что смерть наступает последовательно и постепенно. Сперва прекращает свою деятельность кора головного мозга. Человек теряет сознание. Потом выключается продолговатый мозг, и с ним прекращается дыхание. Сердце же не гибнет долго и выдерживает без ущерба для себя паузу почти в сутки. Значит, все дело было в мозговой коре. Надо было продлить срок ее сохранения без необратимых явлений свыше пяти-шести минут. Это удалось.

— Но как же происходит оживление умершего? — допытывалась Кюльжан.

— Я, конечно, не медик, — скромно признался Тулегенов, — но в общих чертах дело происходит так. В одну из артерий умершего под определенным давлением нагнетают кровь, обогащенную глюкозой и адреналином. Адреналин подстегивает сердце, принуждая его вернуться к обычной работе. А одновременно с помощью мехов делают искусственное дыхание. В общем, ничего особенного. Каждый врач может это сделать.

В клинике сказали, что Валерика «поставят на оба ноги» примерно за час, в течение которого он будет принимать специальную электропроцедуру. Тулегенов предложил товарищам Валерия провести этот час у него на квартире.

Все вошли в комнату, отличавшуюся обстановкой от алма-атинской квартиры Медведя лишь некоторыми деталями, указывающими на индивидуальные вкусы хозяина. Стены были украшены яркими восточными коврами. На одной из них висела домбра, красиво отделанная перламутром. В углах комнаты на подставках стояли кадки с диковинными цветами, выращенными, как пояснил Тулегенов, им самим. На одном кусте росли черные бархатистые розы, на другом — белые ирисы. На третьем — тюльпаны всех окрасок, начиная с бело-розовой и кончая пурпурно-красной.

— Ух, как жарко! — вздохнул Тулегенов, вытирая пот, покрывший его смуглое полное лицо мелкими бисеринками. — Одну минуточку! Сейчас мы здесь установим нормальную температуру.

Он открыл небольшой пластмассовый шкафчик, вделанный в стенную нишу, и включил находящуюся там установку. Послышалось легкое жужжание. Дети почувствовали дуновение холодного воздуха. Вася заглянул в шкафчик и увидел электровентилятор и еще какие-то приборы.

— У нас в квартире тоже есть такая климатическая установка. Разве ты не заметил? — сказала Галя, видя, с каким любопытством мальчик рассматривает приборы. — Это электрохолодильник, тут помещается воздухоохладительная камера, а эти приборы очищают воздух и вырабатывают пар, чтобы воздух комнаты был в меру влажный. Говорят, что раньше такие климатические установки были только в театрах, кино, метро, словом, в общественных зданиях. Теперь они есть в каждой квартире.

— Теперь и в сельском хозяйстве очень много лабораторий искусственного климата, — добавил Тулегенов, — Сперва мы их строили для разных опытов с растениями. Определяли, как различные злаки и овощи могут переносить морозы, жару, крайнюю сухость или сильную влажность воздуха, ветер разной скорости, продолжительный дождь… А потом стали использовать и для бытовых нужд. Одно время я работал диспетчером при такой лаборатории. Следил по показаниям приборов на своем пульте за состоянием погоды во всех опытных помещениях. И, когда нужно было, вызывал заморозки, оттепели, суховеи и так далее. В общем, был «инженером погоды».

— А сейчас вы что делаете? — спросил Вася.

— В настоящее время я управляю электропахотой путем телемеханики.

— Значит, вы работаете в поле?

— У меня есть переносный пульт для работы и непосредственно в поле. Но иногда я сижу в своей диспетчерской. Передо мной на экране телевизора пахотное поле с машинами. На моем щитке расположены приборы, которые показывают ход работы электротракторов, а осенью — уборочных машин. Нажимом кнопки я могу остановить одни машины, включить им на смену другие, пустить резервные. В общем, все, как на производстве. Вы же знаете, что большинство наших фабрик и заводов управляется на расстояния при помощи той же телемеханики. Так же у нас работает и транспорт, и автоматизированные насосные станции на судоходных каналах.

— Как же люди всего этою достигли? — спросил Вася в раздумье. Как и почему одно общество сменялось другим, пока мы не дошли до самого социализма, мы уже знаем. А вот как от социализма люди перешли к коммунизму, это нам не совсем понятно. Это тоже произошло потому, что действовал общий экономический закон развития человеческого общества или только потому, что люди сами захотели, чтобы был коммунизм?

— Серьезный ты задал вопрос, — ответил Тулегенов. — Ну, хорошо! Предположим, что никакого объективного закона развития общества не существует, и люди, как ты говоришь, просто захотели, чтобы был коммунизм. Дальше что?

— А что еще нужно? Потом вынесли решение на всех конференциях и съездах и стали его выполнять. Вот и все.

— Хм! Действительно, получается очень просто. Проголосовали и конец! Ну, а если бы большинство решило не строить коммунизм, а, наоборот, вернуться к капитализму?

— Этого не может быть!

— Почему не может?

— Так ведь никто не захочет, чтобы опять был капитализм!

— Ну, а все-таки… Если бы нашлись такие чудаки?

— Все равно у них ничего не выйдет. Гавриил Адрианович говорил, что по экономическому закону общество может развиваться только вперед, а не назад.

— Ага! Значит, закон существует и действует?

— Действует, — признал Вася. — Но тогда… Что же это получается? Выходит, людям нечего было и стараться строить коммунизм? Он сам собою должен построиться по действию закона!

— Теперь ты шарахаешься в другую крайность, — пряча улыбку, сказал Тулегенов. — Ты смешиваешь возможность с действительностью.

— А какая разница?

— Весьма существенная, мой дружок! Скажи, какие планы у тебя на дальнейшее? Кем ты хочешь быть?

— Капитанам дальнего плавания, — твердо заявил Вася.

— Имеешь ты эту возможность?

— Конечно, как и все наши ребята. Кем захотим быть, тем и будем.

— Правильно. Такая возможность у вас есть. Ну, значит, все! Можешь больше ни о чем не беспокоиться и ждать, когда тебе пришлют назначение на корабль.

— Так ведь надо еще учиться на капитана!

— Так это пустяки!

— Как пустяки? А окончить десятилетку? А выпускные экзамены? А приемные испытания в институт? А дипломная работа?

— Значит, чтобы стать капитаном, тебе еще придется поработать?

— И еще как!

— Выходит, если ты не приложишь труда и труда немалого, твоя возможность может и не стать действительностью?

— Ну, конечно.

— Теперь ты понял разницу? Действие закона дает нам возможность построить коммунистическое общество, но чтобы эту возможность превратить в действительность, мало познать закон, надо его еще и суметь использовать. А знаешь в чем твоя ошибка?

— В чем?

— Ты смешиваешь объективность закона с его стихийным действием.

— Но ведь, скажем, при рабовладельческом строе люди еще не знали, что такой закон существует, а феодализм всетаки наступил? А потом и капитализм… Тогда, может, никто и не знал, что так получится.

— Это ты, Вася, правильно подметил. Во всех досоциалистических формациях развитие производства было подчинено интересам эксплуататоров: рабовладельцев, феодалов, капиталистов. Люди были разобщены различными интересами, которые противоречили друг другу. Капиталисты гнались только за наибольшей прибылью, а что это вело к усилению безработицы и нищеты большинства людей, в расчет не принималось. Поэтому действие закона ничем не ограничивалось. Он проявлял себя, как стихийная сила, находя свое выражение в конкуренции между капиталистами и анархии в производстве.

Великая Октябрьская социалистическая революция произвела переворот во всем общественном строе. Стихийному развитию производства был положен конец.

А каким образом?

— А вот как: при социализме все основано не на частной, а на общественной собственности, то есть, исторические условия развития производства изменились. Вместе с ним потеряли свое действие ранее действовавшие при капитализме законы конкуренции и анархии. Ведь наше производство без плана развиваться не может, поскольку оно поставлено на службу удовлетворению потребностей всего общества в целом. Значит, надо эти потребности учитывать и на этой основе планировать работу всех предприятий. Иначе социалистическое хозяйство развиваться не может. Такова его природа. Следовательно, стихийность экономического развития общества уступает место организованному развитию.

— Ага! — шепнул Вася на ухо Кюльжан. — Помнишь, Гавриил Адрианович нам говорил, что для того, чтобы стать настоящими строителями коммунистического общества, мы должны познать экономический закон? Теперь мне уже совсем понятно, для чего это нужно.

— А теперь мы хотим еще спросить вас, — обратился мальчик к Тулегенову, — как люди использовали основной экономический закон социализма, чтобы построить быстрее коммунистическое общество?

— То есть, как мы перешли от социализма к коммунизму? Ты это хочешь знать?

— Да. Об этом.

— Мы выполнили три предварительных условия, необходимые для такого перехода. Эти условия были подсказаны нам нашей партией, Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

— Какие же это условия?

— Прежде всего, мы должны были добиться непрерывного роста нашего общественного производства и, в первую очередь, производства машин и станков, при помощи которых создавалось все необходимое для жизни людей. Таким образом, мы получили возможность строить все новые фабрики и заводы и оборудовать их по последнему слову техники. Это первое условие мы выполнили.

— А второе?

— Развивая и усовершенствуя наше производство, мы этим создавали базу для осуществления второго условия перехода к коммунизму. Ведь коммунизм и купля-продажа — явления несовместимые. При коммунизме осуществляется продуктообмен, а не продажа товаров. Когда был социализм, продукты промышленности распределялись уже планирующими органами, а с продуктами сельского хозяйства дело обстояло иначе. Ведь большая часть этих продуктов находилась не в собственности государства, а в собственности колхозов. Колхозы продавали их за деньги и покупали нужные им промышленные товары. Сразу изменить это положение было нельзя. Началось с того, что на пятой сессии Верховного Совета СССР было принято решение: создать такое изобилие продуктов промышленности в нашей стране, чтобы в любом селе, в каждом районе, не говоря уже о городах, каждый член общества мог бы приобрести вое необходимое для его личного потребления и для хозяйства колхоза. Надо было, значит, все время развивать советскую торговлю, улучшать и совершенствовать работу транспорта, потому что сами собою продукты промышленности к людям не попадут. Их надо доставить. Но чтобы промышленность могла справиться с поставленной перед ней задачей создания изобилия товаров и продуктов в нашей стране, надо было поднять и сельское хозяйство, как сырьевую базу промышленности и как источник продуктов питания для всего общества. Человек ведь так устроен, что он хочет и одеваться красиво и питаться вкусно и сытно.

Возможности для дальнейшего подъема сельского хозяйства в нашей стране были буквально неисчерпаемы. Сколько замечательной земли у нас тогда еще лежало не тронутой! Огромные массивы целинных земель совершенно не использовались и у нас, в Казахстане. Партия обратилась с призывом к молодежи. На целинные земли со всех городов Советского Союза двинулись комсомольцы, а за ними и молодежь. Примерно в это время наши ученые решили задачу использования атомной энергии для нужд народного хозяйства. Это был незабываемый 1954 год.

Так была решена проблема создания изобилия продуктов в нашей стране. Этим были созданы предпосылки для осуществления прямого продуктообмена между промышленностью и сельским хозяйством. Так было выполнено второе условие перехода к коммунизму.

Одновременно шло выполнение третьего условия. Чтобы нам было по плечу решение таких задач, всем надо было очень много учиться. Ведь техника без людей мертва. Для молодежи было введено сперва всеобщее обязательное среднее образование, а потом и высшее. Старым кадрам были созданы условия для учебы и повышения своей квалификации и на специальных курсах, и путем заочного обучения в техникумах, институтах, в вечерних школах. Постепенно, по мере повышения производительности труда, началось сокращение рабочего дня, сперва до шести, а потом и до пяти часов в сутки. Значит, времени на учебу оставалось все больше и больше. Условия жизни становились вое лучше. Люди получали прекрасные многокомнатные квартиры, обставляли их красивой и удобной мебелью, приобретали радиоприемники, телевизоры, мотоциклы, автомашины. А главное, каждый имел возможность выбрать себе любую профессию по своим способностям, по своему призванию. А это — большое счастье: любимый труд не кажется тяжелым. Он становится жизненной потребностью человека, как потребность в пище, питье и одежде.

Резкий звонок телефона заставил всех вздрогнуть. Тулегенов снял трубку.

— Да… Я… Здравствуйте, Владимир Михайлович! Да, конечно… через полчаса я буду у вас.

— Это мой папа, — воскликнул Шурик. — Дайте мне, пожалуйста, трубку. Папа! Ты где? Уже дома? Мы сейчас тоже будем дома. Да. Мы у дяди Сенкебая. Как попали? Мы нечаянно к нему попали. Валерий на катке вывихнул ногу. Ну… Не совсем вывихнул, а немножко. В общем, хромает. Его нечаянно увезла машина дяди Сенкебая, и мы поехали в погоню. Ничего не понимаешь? Дома объясню, как получилось. Мы скоро приедем.

Положив трубку телефона. Шурик огорченно сказал:

— Папа говорит, что, конечно, опять я все это натворил. И как он догадался, что это я пригласил всех на каток!? Не понимаю.

— Потому что папа знает твой характер, — пояснила Галя. — Конечно, ты виноват во всей этой истории! Вот вернется мама — все ей расскажу.

— Лучше я сам все расскажу, — вздохнул Шурик. — Когда рассказываешь ты, выходит, что я очень виноват, а когда я сам, то как-то меньше.

— Ладно. Самокритику продолжим в машине, — сказал Тулегенов, поспешно складывая в портфель какие-то блокноты. — Поехали!

Все вышли из прохладной сени дома на залитую солнцем лужайку, сели в машину и отправились в амбулаторию за Валериком.

Он вышел, слегка прихрамывая, но заявил, что боли не чувствует. Провожавшая его медицинская сестра напомнила о необходимости пару деньков провести в постели, с чем Валерик со вздохом согласился.

Пока дети размещались в машине, Тулегенов откуда-то принес огромную дыню и осторожно уложил ее у ног детей.

— Подарок Владимиру Михайловичу, — пояснил он. — Плод, полученный нами от скрещивания дынь разных сортов. Приятно угостить новинкой старого друга.

Машина двинулась к городу.

— А откуда вы знаете нашего папу? — спросила Галя. — Я вас ни разу не видела.

— Я тоже вас не видел, — усмехнулся Тулегенов. — Но если бы вы мне сразу назвали свою фамилию, а не только имена, я бы напомнил вам много подробностей о том, как вы росли, учились, иногда озорничали. Мы с Владимиром Михайловичем были друзьями еще тогда, когда он работал машинистам в Матае. Я ездил на его паровозе помощником. Потом мы с ним расстались. Мне предложили учиться дальше, так как я окончил без отрыва от производства десятый класс вечерней школы. Я поступил в университет и стал изучать законы природы. Я хотел, чтобы мой родной Казахстан стал цветущим садом. Потом я работал в бывших пустынях Муюн-Кум, Кызыл-Кум, Бетпак-Дала, которые занимали две трети Южно-Казахстанской области. Теперь там шумят плодовые сады и ореховые рощи. Я рад и горжусь там, что в этом есть крупица и моего труда.

И глядя на мелькающие мимо сады, Тулегенов тихо запел:

Смотрю я на степь — ей конца не видать… Смотрю я на степь — мою степь не узнать. Где тропы хранили верблюжьи следы, — Цветут плодоносные наши сады. В песках, где голодный скитался казах, Струится река человеческих благ…

— Лично мне при коммунизме очень нравится жить, — сказал после некоторого молчания Валерик. — По-моему, даже учиться теперь не очень обязательно, если все делают разные механизмы. Главное быть внимательным, чтобы не перепутать кнопки, и все.

— Ты это серьезно говоришь или шутишь? — спросила Галя.

— Вполне серьезно.

— Тогда ты самый глупый мальчик из всех, кого я встречала. Вы слышите, какую чушь он несет, дядя Сенкебай?

— Слышу, — откликнулся Тулегенов. — Мальчику бросилась в глаза только внешняя сторона нашей жизни. Верно, что у нас везде, где можно обойтись без прямого вмешательства человека, используются механизмы. Это для того, чтобы мы имели больше времени для дальнейшей учебы и для творческого труда, для культурного отдыха. Чтобы могли изобретать, заниматься исследованиями, а не для того, чтобы, как ты думаешь, просто бездельничать. Прежде чем допустить к пульту управления, «нажимать кнопки», как ты выражаешься, от тебя потребуют, чтобы ты изучил весь процесс производства и не только теоретически, но и практически, начиняя с самых азов. В противном случае ты можешь оказаться в дурацком положении великана из сказки, который, вызвав изпод земли волшебные силы, был не в силах с ними справиться и погиб. А современные процессы производства очень сложны. Чтобы ими управлять, надо в совершенстве знать и физику, и химию, и тригонометрию, и кристаллографию и еще очень много других отраслей науки. А медицина? А педагогика… Живопись, музыка, литература? Может быть, ты думаешь, что наши художники создают свои картины нажатием кнопки. Или врач распознает и лечит болезнь автоматически? Или писатель пишет свои романы, находясь у пульта управления действиями своих героев?

— Когда конструировался ракетоплан, — вставила Галя, — папа день и ночь работал с чертежами и делал модели отдельных деталей. В то время все его комнаты были завалены инструментами. Он выпиливал, вытачивал, клеил, строгал, отливал… Переделывал каждую деталь десятки раз. Даже Шурик понимает, как надо много учиться, чтобы уметь сделать хоть интересную игрушку для себя. И он уже умеет прекрасно обращаться с разными инструментами.

— Да, — заключил Тулегенов, — обращаясь к сконфуженному Валерику, — коммунизм — это тебе не «рай для бездельников»!

 

СЕКРЕТ МЕДВЕДЯ

После долгой беседы с глазу на глаз с Медведем в его кабинете Тулегенов уехал. Проводив его до машины, Владимир Михайлович вернулся к детям. Он включил экран телевизора, подал Шурику шахматы и сам сел тут же, очевидно, желая провести этот вечер в кругу семьи.

Галя не опускала глаз с отца. Она ловила каждый его взгляд, как кошечка, терлась щекой о его подбородок. Владимир Михайлович принимал ее ласки, но видно было, что его мысли витают где-то далеко.

Наконец, девочка не выдержала. В ее глазах мелькнули слезы обиды. Она встала и несколько раз в волнении прошлась по комнате.

Стоял тихий вечер. Стеклянные двери балкона были настежь открыты, и легкое дуновение ветерка с гор колыхало легкую штору. Галя с минуту рассматривала крупные южные звезды, потом резко повернулась и подошла к отцу.

— Папа! Ты мне доверяешь или нет? — спросила она.

Владимир Михайлович внимательно посмотрел на дочь.

Она стояла перед ним, крепко прижав к груди маленькие ручки, и с нетерпением ждала ответа. Шурик, сражавшийся с Васей в шахматы, оторвался от доски и с любопытством посмотрел на сестру. Кюльжан и Валерик отвернулись от экрана телевизора.

— Ты мне доверяешь или нет? — повторила Галя тихо, но настойчиво.

— Галочка! В чем дело? — спросил Владимир Михайлович, пытаясь привлечь к себе дочь. Но на этот раз Галя сама уклонилась от его руки.

— Ты что? Думаешь, что я все еще маленькая? — спросила она с обидой. — Что со мной можно разговаривать только о пустяках? А когда дело касается твоей работы, твоей жизни, может быть…

Голос девочки прервался. Она поспешно отвернулась и вышла на балкон.

В комнате воцарилось молчание. Вид Владимира Михайловича выражал высокую степень растерянности. Шурик с грохотом отодвинул шахматную доску, и все фигуры покатились по паркетному полу.

Покачав головой, Медведь встал и вышел на балкон за дочерью. Обняв за плечи, он ввел Галю в комнату, внимательно всматриваясь в ее по-взрослому строгие глаза.

— Уму непостижимо, как ты могла догадаться, — сказал он с оттенком изумления. — Может быть, ты подслушивала наш разговор с Тулегеновым?

Галя негодующе затрясла головой.

— Мне совершенно не нужно было слушать ваш разговор. Ты думаешь, что я не читаю газет, не слушаю радио? Я давно все знаю. Понимаешь, все. Еще с того времени, когда ты подал рапорт об этом. Я ждала, что ты сам окажешь, наконец, мне. Своей дочери. А ты… Ты говорил об этом со всеми, кроме меня. Как будто бы я для тебя ничего не значу! Ты, наверно, решил, как всегда, сказать мне, что улетаешь в длительную командировку лишь перед самым отлетом на ваш дурацкий Марс!

— На Марс?!

Вася подскочил и замер на месте. Он думал, что ослышался. Тогда, дорогой, в вертолете, он воспринял слова Медведя, как шутку, преувеличенное восхищение качеством его ракетоплана. Оказывается, это было сказано серьезно.

Кюльжан и Валерик пожирали Владимира Михайловича глазами так, как будто увидели его в первый раз. Шурик издал негодующий вопль.

— На Марс! И ты молчал, папа! — И деловито добавил:

— Хорошо, что Галя тебя вовремя разоблачила. Я еще успею собраться.

— Куда собраться? — в свою очередь удивилась Галя.

— Как куда? Неужели ты думаешь, что я допущу, чтобы папа улетел без меня! Папа! Когда отлетаем?

Галя всплеснула руками, не находя подходящих слов.

Владимир Михайлович в замешательстве тщетно искал в карманах портсигар, не видя, что он лежит перед ним на столе. Шурик услужливо подал отцу папиросу и лихо щелкнул электрозажигалкой. Медведь закурил, избегая смотреть на детей.

— Мама знает? — с тревогой спросила Галя.

Владимир Михайлович утвердительно кивнул головой. Докурив до конца папиросу, он аккуратно потушил ее в пепельнице и, взглянув на детей, смущенно улыбнулся.

— Ну, раз мой секрет раскрыт, ничего не поделаешь. Но обижаться вам на меня не за что. Ведь до сегодняшнего дня я сам не знал, разрешат мне этот перелет или нет. Правда, я, как и многие другие, подавал рапорт, в котором просил оказать мне честь — доверить организацию и проведение первого в истории человечества группового полета ракетопланов на Марс. Но соперников в этом у меня было немало. Я горд и счастлив тем, что решение этой задачи доверено именно мне. Вы что же? Не согласны с мнением Комитета межпланетных сообщений? У вас есть причины подозревать, что я с этим делом не справлюсь, что не оправдаю оказанного мне доверия?

— Факт, оправдаешь! — сказал басом Шурик, влюбленно глядя на отца.

— И ваша мама в этом уверена, — удовлетворенно сказал Медведь. — Ты, Шурик, значит, к ней присоединяешься. А Галю мы сейчас как-нибудь сагитируем. Сядь ко мне поближе, дочка! Не хмурься, и будем разговаривать с тобой по-взрослому, как ты сама этого требуешь. Вот так! Прежде всего: что ты знаешь о возможности существования жизни на ближайших планетах? Или, может быть, ты уверена в том, что только наша Земля имеет подходящие для этого условия? Для возникновения и развития жизни нужна ведь вода, определенное количество тепла и подходящая атмосфера. Так?

— Так, — пробормотала девочка, не поднимая глаз.

— Ну, как, по-твоему, в этом отношении обстоит дело с Луной?

— Поверхность Луны такая же, как поверхность пустынных равнин на земле, — ответила Галя, наморщив лобик. — Есть горы, похожие на кратеры, но нет ни морей, ни рек. Воздуха на ней нет. День и ночь тянутся по две недели. За ночь температура падает до ста шестидесяти градусов ниже нуля, а днем доходит до ста двадцати градусов выше. Так что на Луне жизни быть не может.

— Молодец, — сказал Владимир Михайлович с некоторым удивлением. — Ты что же? Специально изучила Луну, что даже ее температуру запомнила?

— Приходится изучать, и не только Луну, — со вздохом призналась девочка. — Должна же я знать, в каких условиях ты можешь очутиться. Когда ты по просьбе эскимосов летал в Гренландию, перетаскивая туда гелиоустановки, я читала все, что могла достать о ее климате, почве и всем таком… И все мои труды пропали даром! Уже через год там все дочиста переменилось через эти гелиоустановки. Лед ты ими растопил, что ли?

— Ошибаешься, Галочка. Гелиоустановки мы использовали, наоборот, для того, чтобы еще больше наморозить там льда.

— Тогда я ничего не понимаю!

— А это очень просто, дочка. Холодное лето на дальнем севере объясняется, главным образом, таянием льда и снега. Ведь при этом теплота солнечных лучей, вместо того, чтобы идти на нагревание воздуха, земли и воды, затрачивается на таяние льда. Кроме этого, снег и лед способствуют охлаждению воздуха, отражая солнечные лучи. Поэтому мы решили обезвредить лед, защищать его от летнего протаивання и превратили его в сушу, — наморозили сверху слой льда, смешанного с илом. Льды оказались погребенными, а на их поверхности сперва образовалась обычная тундра, а потом уже все, что захотели вырастить люди. Поняла? А теперь выкладывай свои знания о Сатурне.

— На Сатурн я тебя ни за что не отпущу, — заявила Галя. — Во-первых, он совсем не похож на Землю. Он дальше от Солнца, чем Земля в десять с половиной раз. Значит, квадратный километр его поверхности получает тепла меньше чуть не в девяносто раз. Его год равен нашим почти тридцати годам. А самое страшное то, что в его атмосфере есть ядовитые газы — метан и аммиак, как и на Юпитере. Юпитер тоже не лучше. Его плотность в четыре раза меньше плотности Земли, а год в двенадцать раз больше земного. Холод там жуткий: от минус ста сорока до минус двести градусов, и никакой жизни там быть не может.

— Ну, тут вы, милая барышня, ошибаетесь, — услышал Вася знакомый голос и даже вздрогнул. Все с живостью обернулись к дверям.

— Гавриил Адрианович! — поспешно вставая, воскликнул Медведь.

— Именно, именно, Гавриил Адрианович, — недовольно ответил ученый. — Рад, от души рад, что вы хоть вспомнили, как меня зовут!

— Но, Гавриил Адрианович… — запротестовал Медведь.

— И не пытайтесь уверять меня в обратном, уважаемый. Забыли! Совсем забыли, что есть на свете такой астроботаник и астробиолог, который, можно сказать, всю свою жизнь занимался исследованием планеты Марс. А поскольку у вас оказалась такая короткая память, я отвечу вам тем же. Вы для меня сейчас просто не существуете! Да-с! Я займусь лучше своими юными друзьями. Судя по тому, что я слышал, стоя в дверях вашей квартиры, пока вы удостоили меня заметить, молодежь считает, что на Юпитере и Сатурне никакой жизни быть не может. Так?

— Я думаю, что не может, — смущенно ответила Галя.

— Это величайшее заблуждение, моя дорогая, величайшее. Еще Митродор, последователь учения древних философов Демокрита и Эпикура, высказал гениальную догадку о том, что считать Землю единственным обитаемым миром такая же вопиющая нелепость, как утверждать, что на громадном засеянном поле может вырасти только один единственный пшеничный колос. Может быть, вы вопреки этому считаете, что наша Земля — планета исключительная? Вынужден вас разочаровать, мои дорогие. Наша планета ничем особенным не выделяется. Жизнь — это не исключительное, а массовое космическое явление. Причем, жизнь уничтожить труднее, чем ей зародиться.

Больше того! Она могучая космическая сила, которая преобразует лик нашей планеты.

— Но ведь на Юпитере и Сатурне совсем нет подходящих для жизни условий?

— Ну и что же! Высшие животные в атмосфере этих планет существовать не могут, но сказать, что там вообще не существует жизнь, нельзя.

— Но ведь в атмосфере этих планет ядовитые газы, — робко настаивала Галя.

— Милая моя! Споры и зерна, эти скрытые формы жизни, могут находиться без всякого для себя вреда в среде, абсолютно лишенной газов и влаги и притом неопределенное время. Есть грибки, которые живут в насыщенных растворах купороса и даже в серной кислоте. Личинки некоторых мух выживают в десятипроцентном растворе формалина… Есть бактерии, которые живут даже в концентрированном растворе сулемы! Поэтому нет ничего удивительного в том, что существуют и такие бактерии, которые приспособились к метану и аммиаку атмосфер Юпитера и Сатурна.

— Что это за метан? — заинтересовался Шурик.

— Если тебе случалось лазать по болоту, ты его наблюдал. Камыши выдергивал?

— Выдергивал.

— Вонючие пузырьки при этом выскакивали?

— Конечно.

— Ну, вот, это и есть выделение метана. Этот газ — продукт гниения растительных остатков, а аммиак получается от гниения остатков животных. Возможно, что эти газы образуются в атмосферных глубинах Юпитера и Сатурна именно в результате разложения отживших организмов. Я вам скажу больше! Как-то я сравнивал спектр метана из светильного газа, который имеет органическое происхождение, со спектрами Юпитера и Сатурна. И. представьте! Получил полное сходство! Так что есть основание предположить, что микроорганизмы существуют и на планетах-гигантах. И категорически заявлять, что на этих планетах не может быть жизни, я вам, моя дорогая, не рекомендую. Кстати, разрешите поинтересоваться вашим мнением насчет Меркурия.

— Меркурий, правда, ближе к Солнцу, чем Земля, в два с половиной раза, — ответила Галя. — Но он делает оборот вокруг своей оси как раз за то же время, какое сам обходит вокруг Солнца — в восемьдесят восемь дней. Значит, на одном полушарии у него вечный день и страшная жара до трехсот сорока градусов, а на другом — вечная ночь и жуткий холод. Вода, если есть, то в виде пара на одной стороне и в виде льда — на другой. По-моему, для жизни планета не приспособлена.

— И опять-таки не исключена возможность, что где-то в зоне между этими двумя полушариями Меркурия есть области, где холодный климат одной половины уравновешивается жаром другой. Так что окончательных выводов о невозможности жизни и на этой планете делать нельзя. А что вы думаете о Венере, мой юный астроном?

— Я знаю, что рано или поздно мой папа полетит и на Венеру, — грустно ответила девочка. — Эта планета получает тепла и света в два раза больше, чем Земля. Температура па ней доходит до плюс восьмидесяти градусов. Атмосфера у нее густая, в ней обнаружено много углекислого газа, но свободного кислорода нет. Воды тоже не обнаружено…

— Вот тут вы допускаете грубую ошибку, дорогая, Пока наблюдения над этой планетой проводились через земную атмосферу, действительно темные линии кислорода в спектре Венеры тонули в линиях кислорода в спектре Земли. Поэтому их нельзя было различить. То же самое и при определении наличия воды на планетах. Что вода есть на Марсе, это не подлежит сомнению, а между тем, водяных паров в атмосфере Марса спектральный анализ раннего времени не обнаруживал. Спектральные линии паров воды тонули в таких же линиях земной атмосферы. Представьте себе, что я изображу земную линию кислорода толщиной в палец, тогда марсианская линия представится тонкой ниточкой. Только с того времени, когда мы стали пользоваться астрономической обсерваторией, построенной за пределами атмосферы Земли, мы получили совершенно иные результаты. Кроме этого, учтите следующее: в атмосфере Земли на уровне океана содержится одна целая и две десятых процента паров воды, а на высоте одиннадцати километров всего только одна сотая процента. Таким образом, если допустить, что высота облаков над поверхностью Венеры равна хотя бы одиннадцати километрам, то содержание паров воды над ними, должно быть, слишком ничтожно, чтобы обнаружить их при помощи спектрального анализа.

Насчет же углекислого газа вы правы. В атмосфере Венеры его в пятьсот раз больше, чем в атмосфере Земли. А ведь углекислота является источником углерода для растений и всей живой природы, во-первых, и свободного кислорода для дыхания, во-вторых. Так что материала для развития жизни на Венере более чем достаточно.

— Нет, вы наверно, сговорились с папой своими вопросами отвлечь меня от главного, от путешествия, которое ему предстоит, — нахмурилась Галя.

— Нет, моя дорогая, я с вашим папой ни о чем не договаривался. Более того! Ваш папа, видимо, решил держать и от меня в секрете свой предполагаемый полет на Марс. Хотя кто, как не я, первым подал ему мысль? Мало того! Вместе с моими учениками провел всю предварительную разведку климатических, растительных и прочих условий этой планеты. Ваш папа, видимо, считает, что мои труды для него являются лишними.

— Но, Гавриил Адрианович, — воскликнул Медведь. — Мог ли я думать, смел ли мечтать, чтобы вы, в вашем возрасте…

Гавриил Адрианович положительно вскипел.

— Вы сами, наверно, стареете, уважаемый, если можете хоть предположить, что я упущу возможность воочию убедиться в справедливости своих гипотез о Марсе! Я, наоборот, молодею при одной мысли об участии в этой экспедиции. К вашему сведению, я в свое время лазил на Монблан и поднимался на воздушном шаре, когда этого требовали астрономические наблюдения! Так что убедительно прошу на этот счет не беспокоиться и осчастливить меня приглашением, которого я тщетно от вас добиваюсь.

— Гавриил Адрианович! Я был бы счастлив работать с вами в экспедиции, но ведь вопрос о ее составе решаю не я.

— Вы лично согласны?

Медведь только развел руками.

— Ну, а остальное — мое дело. Будьте здоровы!

И ученый исчез из комнаты так же неожиданно, как появился.

Медведь погрузился в глубокое раздумье, из которого его вывела Галя.

— Все-таки, папа, ты мне должен сказать, с какой целью тебя туда посылают, — настойчиво сказала девочка.

— Не посылают, а разрешают лететь, — поправил ее Медведь. — Ну, добре! Слушай.

Владимир Михайлович закурил папиросу и, слегка прищурив свои голубые глаза, как будто всматриваясь во что-то, видное ему одному, начал:

— Я не сомневаюсь, что если в связи с предполагаемым полетом ты интересовалась всеми планетами подряд, то уж Марсом занималась в особенности. Поэтому я начну прямо с цели нашего группового полета, вернее, экспедиции. Дело в том, что на самом Марсе наши ракетопланы еще не были по той причине, что такого задания не получали, но вокруг Марса облетели в непосредственной к нему близости. Сперва, конечно, был послан в «пробный» рейс ракетоплан, управляемый автопилотом по радиотелевизору. Настоящий, живой пилот в это время помещался на нашем искусственном спутнике земли, «Второй Луне», или, попросту, Космической станции. Помните? Ее строительство было закончено несколько лет тому назад. На ней помещается обсерватория, телевизионная и радиостанция. Но главное ее назначение — осуществление мечты Циолковского — быть промежуточной станцией для межпланетных сообщений. Так вот. После благополучного возвращения ракетоплана из пробного рейса в район Марса был выслан космический корабль с группой ученых. Они несколько раз облетели вокруг этой планеты, уточнили имевшиеся у нас по предварительным астрономическим данным сведения о температуре, климате и влаге в разных пунктах планеты и засняли на кинопленку пейзаж с марсианской растительностью.

— Но почему же эти ученые не высадились на Марсе?

— Их целью была только предварительная разведка. Она обнаружила, что пять восьмых поверхности этой планеты представляют из себя сухие песчаные или каменистые области, подобные нашим бывшим пустыням Кызыл-Кум. Условия жизни там должны быть очень суровы, особенно если принять во внимание, что на Марсе гораздо холоднее, чем на Земле. Ведь он находится в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля, и, следовательно, получает тепла в два с половиной раза меньше. Когда результаты разведки были обсуждены в ученых кругах, а затем доведены до сведения всего нашего населения, поступил ряд предложений, чтобы следующий рейс на Марс был использован уже не только для чисто научных целей. Если на этой планете будут обнаружены разумно мыслящие существа, помочь им в преобразовании природных условий их планеты, используя наш собственный богатый опыт, опыт жителей Земли.

— Но как вы сможете помочь марсианам? — воскликнула Галя.

— Очень многим. Коллектив людей, сплоченный благородной идеей и имеющий под руками все необходимое для осуществления этой идеи, может сделать чудеса.

— Папа, ты конкретнее, — нетерпеливо сказал Шурик.

— Есть конкретнее, — шутливо козырнул Медведь. — Наша экспедиция отправится на Марс, имея всю необходимую техническую базу для развертывания работ по орошению и озеленению планеты. Мы возьмем с собой запас аккумуляторов атомной энергии, гелиоустановки, конечно, в разобранном виде, аппараты для облучения растений ультразвуком. Ведь под действием ультразвуковых волн растения развиваются в два-три раза быстрее. Возьмем также эфир и синильную кислоту.

— А это зачем?

— Пары эфира и синильной кислоты тоже побуждают растения к быстрому росту. Если там будут обнаружены марсиане, мы начнем с земляных работ по подготовке оросительной системы Марса. Извлечем воду, просочившуюся сквозь его почву, и направим ее по сети каналов. Потом будем проводить озеленение, посадку лесозащитных полос вдоль каналов. Чтобы посадки лучше принялись, устроим искусственное дождевание. Подкрепим их ультразвуком и химическими удобрениями. От разложения углекислоты растениями в атмосфере Марса прибавится кислород, которого в настоящее время там маловато.

— А как же вы там будете дышать?

— Пока будем пользоваться кислородными масками, а потом, может быть, и привыкнем, — пошутил Медведь. — Что касается резких температурных колебаний на Марсе, то это тоже дело поправимое, хоть и длительное. Сегодня Тулегенов, который тоже является участником экспедиции, мне рассказывал о своих наблюдениях за климатом бывших Каракумов. До озеленения в этой пустыне тоже был резко континентальный климат. Днем пески раскалялись до того, что в них можно было испечь вкрутую яйцо. Зато ночью без теплой верхней одежды спать было невозможно. После того, как все огромное пространство от Арала до Каспия покрылось тенистыми садами, хлопковыми плантациями и люцерновыми пастбищами, разница между дневной и ночной температурой резко упала. Это и понятно. Для нагревания голой и сухой почвы требуется гораздо меньше солнечного тепла, чем для нагревания влажной и покрытой растительностью. А охлаждается такая почва гораздо быстрее. Я не сомневаюсь, что после озеленения Марса с его климатом произойдет то же, что Тулегенов наблюдал в Каракумах. Как видите, человек Земли имеет возможность помочь марсианам в улучшении условий их существования. Если, конечно, они там существуют.

— А если нет?

— Тогда мы будем проводить такие работы в небольшом масштабе, в порядке научного опыта, и результаты соответственно будут гораздо менее эффективны. Ну, так как же, Галя?

— Не думай, что я собираюсь тебя отговаривать, — тихо ответила девочка, — во-первых, потому что знаю — это совершенно бесполезно. Раз ты что-нибудь решил, то обязательно выполнишь. Я только хочу знать, когда нам ждать тебя обратно?

— Вот это другой разговор! — весело воскликнул Медведь. — Как будем считать время? По марсианскому счету или по земному?

— А разве есть разница? — спросил Шурик.

— Есть. Один марсианский год равняется, примерно, двум земным. Значит, по марсианскому счету, ждите нас, примерно, через год.

— Но для нас это будет целых два года, — вздохнула Галя.

— Раньше мы не управимся, — возразил Владимир Михайлович. — Да и окажемся мы с вами вновь по одну сторону Солнца через этот промежуток времени.

— А… Когда отправляетесь?

— Через три дня. Мы должны вылететь с таким расчетом, чтобы встретиться с Марсом именно в день великого противостояния, когда между ним и Землей будет наименьшее расстояние.

— А ты не растеряешь по дороге все остальные ракетопланы?

— Здравствуйте! На Земле водил пятитысячные тяжеловесные поезда — ни разу ни одного вагона не потерял. На севере, в бассейне реки Студеной, водил воздушные поезда планеролетов, соединенные между собой обыкновенным капроновым канатом, — тоже все было благополучно… А в межпланетном пространстве, где все тела теряют вес, и не только снежных бурь, но даже и ветра нет, вдруг оплошаю! Ну, кажется, я ответил на все вопросы.

— На все Галины вопросы, — обиженно сказал Шурик.

— А у тебя разве есть ко мне особый вопрос?

— Конечно.

— Ну, давай! Слушаю.

— Что мне брать с собой на Марс?

Рука Владимира Михайловича, потянувшаяся было за папиросой, повисла в воздухе.

— То есть… Ты собираешься лететь со мной?

— Разумеется. Когда я просил тебя взять меня с собой на Север, ты отказал, но обещал, что в следующее путешествие уж возьмешь обязательно. Я тебе поверил. Ведь ты меня никогда не обманывал!

Глаза Шурика, устремленные на отца, были так чисты и доверчивы, что Медведь отвел свой взгляд в сторону и заерзал на кресле. Это было новое, непредвиденное осложнение.

— Видишь ли, — оказал он сыну после значительной паузы. — Я не думал, что мне придется лететь именно на Марс, да еще прежде, чем ты кончишь десятилетку и институт. Срывать учебу на целых два года нельзя, голубчик мой. Как ты сам думаешь? Ведь нельзя?

Шурик молчал. Его глаза заморгали часто-часто. Рот начал кривиться на сторону. Галя с упреком взглянула на отца.

Медведь решительно встал и положил на плечи Шурика свои большие, сильные руки.

— Мы с тобой решим вопрос правильно, как мужчина с мужчиной, — сказал он. — Взять тебя с собой на Марс я не могу, но и быть обманщиком в твоих глазах тоже не хочу. Сделаем так. Ты проводишь меня в ракетоплане на нашу Космическую станцию. Это займет немного времени. Там мы с тобой простимся, и ты вернешься обратным рейсом на землю. Конечно, я понимаю, что это для тебя не так интересно, как путешествие на Марс. Ты уже был раз со мной на этой станции, но иначе я поступить не могу. Зато обещаю тебе, что когда дело дойдет до Венеры, и ты уже закончишь и десятилетку и институт, то полетишь со мной не просто, как дополнительный груз, а как мой нужнейший помощник. Устраивает тебя это?

— Устраивает, — прошептал Шурик, прижавшись лицом к руке отца.

— Какой счастливый этот Шурик, — подумал Вася с отчаянной завистью. — Нет! Будь, что будет, а я от него не отстану ни на шаг. Если Владимир Михайлович откажется взять меня хоть на эту Космическую станцию, — полечу «зайцем».

 

В МИРЕ, ГДЕ НЕТ ТЯЖЕСТИ

Последние приготовления к полету были закончены. Наступили минуты прощания. Кюльжан не отрывала глаз от Васи. Галя в десятый раз тщетно пыталась пригладить светлый хохолок волос Шурика, но он упорно отклонял заботы сестры, считая, что она унижает его мужское достоинство.

Валерик чувствовал себя несколько неловко. Он и завидовал Васе, который добился разрешения Владимира Михайловича «составить компанию Шурику» и в то же время побаивался. Вдруг в последний момент предложат и ему принять участие в этом небольшом путешествии? Что ни говори, а оторваться от Земли — вещь рискованная. Одно дело — вертолет, который летит не так высоко и сравнительно не быстро. Совсем другое дело ракетоплан. От одного рева двигателя можно оглохнуть.

Огромная площадь космодрома была заполнена провожающими и просто любопытными. Сверкающее белизной здание аэропорта с противоположного конца космодрома казалось игрушечным замком. Космодром пересекали стальные фермы эстакады, с которой должен был уйти в безвоздушное пространство ракетоплан.

Предназначенные для полета на Марс космические корабли, грузы, необходимые для осуществления планов экспедиции, уже были отправлены на космическую станцию. Ракетоплан Медведя, кем-то в шутку названный «флагманским», должен был покинуть Землю последним.

Трое суток Владимир Михайлович почти не спал. Он не покидал космодрома, организовывая отлет кораблей и отправку грузов, но, несмотря на это, он выглядел бодро. Убедившись в последний раз, что все готово к отправлению, он подошел к детям.

— Ну, если не раздумали лететь, давайте! — отрывисто сказал он Шурику и Васе. — Только, чур, в пути не дурачиться! Выполнять все мои указания, если хотите благополучно вернуться на Землю. Галочка! Будь умницей. Береги маму. Смотри, чтоб она не волновалась.

— Все равно она будет волноваться, — упрямо ответила Галя. — И напрасно ты просил не провожать тебя сюда. Это ее только обидело, а не успокоило.

— Нет, нет. Так лучше, — торопливо сказал Медведь — Еще раз говорю, за меня не беспокойтесь. Все будет в порядке. Вася и Шурик завтра вернутся и расскажут вам все подробности нашего отправления с Космической станции. До свиданья, моя хорошая.

Владимир Михайлович еще раз крепко обнял дочь, которая изо всех сил старалась при нем не расплакаться, и повернулся к мальчикам.

— Пошли в машину.

Они направились к сверкающему снаряду, формой похожему на толстую иглу. По ажурной лесенке поднялись наверх к дверце люка и спустились вниз, в ярко освещенную кабину ракетоплана. Вася осмотрелся.

В кабине находились странные кресла, в спинках которых были вытеснены углубления различной формы. Остальное пространство кабины было заполнено приборами и аппаратурой неизвестного для Васи назначения.

— Ни стала, ни шкафа, как в трамвае, — подумал мальчик. Неужели же и на Марс полетят они в таких неуютных машинах? Наверное, нет. Ведь перелет на Марс займет порядочное время.

— Успеете еще налюбоваться, — сказал Владимир Михайлович, заметив движение Шурика к приборам. — Будем готовиться к отлету. Сенкебай! «Запакуйте» хорошенько этого молодого человека, а я займусь Шуриком.

— Как это «запакуйте»! Зачем? — встревожился Вася. Но Тулегенов уже опрокинул его в одно из кресел, принявшее вид постели, и бесцеремонно уложил вниз лицом в углубление подушки.

— Я задохнусь так, — протестовал Вася.

— Успокойся, не задохнешься, — засмеялся Тулегенов. В эту подушку вмонтирована кислородная маска. Ложа вниз лицом, ты легче перенесешь ускорение полета. Сейчас я тебя еще накрою крышкой, и ты будешь, как кукла в футляре. Через две-три минуты я тебя освобожу. Ну! Не боишься?

— Нет, — ответил Вася уже спокойно. — Дветри минуты я уж как-нибудь переживу.

— Футляр-то для тебя слишком просторен, не рассчитан на твой рост, — ворчал Тулегенов. — Придется подкачать воздуха в подушки, а то ты будешь болтаться, как горошина в стручке.

Это было последнее, что слышал мальчик. Он очутился в полной тишине и темноте. Затем он почувствовал, что футляр охватывает его тело все плотнее и плотнее. Стало чуточку страшно, хотя никакой неловкости Вася не ощущал.

Прошло несколько мгновений, и вдруг в тишину ворвался страшный грохот. Казалось, что над самым ухом стреляют сразу из нескольких пушек. Затем мальчик почувствовал тяжесть, как будто ему на спину взвалили тяжелый груз. Наконец, он ощутил ряд резких толчков, смягченных подушками футляра. К горлу подступила тошнота.

— Противный Шурка! Не предупредил, что будет так трудно отрываться от Земли, — подумал Вася. — Впрочем, я ведь все равно бы полетел.

Постепенно чувство тяжести, а вместе с ним и дурноты, начало проходить, но голова все еще неприятно кружилась. Поэтому, когда крышка футляра, в котором он был заключен, открылась, Вася медлил подниматься.

— Ты что? Плохо себя чувствуешь? — встревожился Тулегенов. Мальчик приподнял голову. Около него стояли и Шурик и Владимир Михайлович. Васе стало неловко при мысли, что Шурик оказался выносливее, и поэтому он поспешил ответить, что чувствует себя совсем хорошо. В доказательство он сделал резкое движение, чтобы подняться с кресла и неожиданно взлетел под самый потолок кабины.

Медведь и Тулегенов рассмеялись.

— Мы не успели предупредить тебя, Вася, что наш ракетоплан уже вышел из сферы земного притяжения. Теперь двигатель выключен, мы летим по инерции, и поэтому наши тела невесомы. Сейчас мы поможем тебе спуститься.

Владимир Михайлович взял Шурика и без малейшего усилия поднял его высоко над головой. Шурик протянул к Васе руки.

— Держись за меня и спускайся вниз, — предложил он деловито. — Да смотри, не дергай, а то я и папа тоже окажемся под потолком. Я уже летал с ним, знаю.

Цепляясь за руки, а потом и за ноги Шурика, Вася вниз головой опустился к своему креслу.

— Пристегни себя ремнями на всякий случай, — посоветовал Тулегенов, — а то забудешься и опять улетишь.

— Давай сядем в одно кресло, — предложил Шурик, — мы будем тихонько разговаривать вдвоем. А то я знаю, они с папой сейчас будут что-нибудь записывать и высчитывать и скажут нам, чтобы мы не мешали.

Владимир Михайлович рассмеялся и, кивнув головой детям, достал свою записную книжку. Шурик, примостившись в широком кресле рядом с Васей, аккуратно застегнул мягкий ремень, препятствовавший вылету седока, и таинственно зашептал:

— Ты очень испугался, когда тебя придавило? Я, брат, в первый раз тоже испугался. Главное, было непонятно, почему тяжело. А это потому, что ракетоплан сперва вылетает с небольшой скоростью, а потом она все увеличивается, пока не дойдет до девяти с половиной километров в секунду. Когда летишь с такой скоростью, то через три-четыре минуты притяжение Земли уже не действует, а это самое главное — поскорее от него избавиться. Можно выключить двигатель и лететь по инерции. Правда, жутко, когда двигатель так ревет? Я в первый раз даже испугался, что оглохну. Ну, теперь все в порядке. Мы уже дошли до той высоты, на которой двигается вокруг Земли Космическая станция. Она даже не двигается, а прямо-таки носится со скоростью семи тысяч семисот пятидесяти двух метров в секунду. Сейчас папа определяет, где она находится, а потом мы будем се догонять.

— Зачем же она так быстро двигается? — опросил Вася, невольно признавая превосходство Шурика в этих новых для него вопросах.

— Иначе нельзя. Если станция будет лететь медленнее хоть на пятьдесят метров в секунду, она может свалиться на Землю. Вы по физике проходили центробежную силу?

— Это про то, почему вода из ведра не выливается, если его быстро вращать вокруг себя на веревке? Разумеется, проходили.

— Ну вот, здесь то же самое получается. Ты — это Земля, веревка, на которую ты привязываешь ведро, — это притяжение Земли. При скорости, с которой движется Космическая станция, ее центробежная сила равна силе притяжения Земли. Понимаешь? Равна. Поэтому она не может ни упасть на Землю, ни улететь в пространство. Так и крутится вокруг Земли, как ведро с водой на веревке вокруг тебя.

— А все-таки неприятно, когда ракетоплан прибавляет скорость, — сказал Вася. — Я думал, что меня совсем сплющит.

— Ты скажи спасибо, что папа сконструировал ступенчатую ракету, — обиженно ответил Шурик. — В прежних ракетах на тебя навалилась бы тяжесть и десять раз больше. Ни один человек этого не мог бы выдержать.

— Что это за ступенчатая ракета?

— Она состоит не из одной, а из многих частей — ступеней. Каждая ступень имеет свой двигатель, все менее и менее мощный. Каждая ступень, как только израсходует свое топливо, автоматически отваливается от ракетоплана, и включается другая. От этого сила инерции возрастает не так быстро, потому что ведь следующий двигатель слабее! А главное, наш ракетоплан работает на ядерном топливе.

— Ну и что же?

— Так у ядерного горючего очень большая скорость истечения газов!

— Ну и…

— Ракета ведь отчего летит? Оттого, что у нее из сопла истекают газы. А чем быстрее они истекают, и, значит, быстрей летит ракета, тем меньше понадобится брать топлива в полет. Тут интересно что? Если ракета меньше загружена топливом, будет меньше разница в весе между тем, сколько она весила в начале полета и сколько будет весить в конце. Это значит, что разница в весе всех, кто находится в ракетоплане, будет гораздо меньше чувствоваться. То есть, меньшая тяжесть на тебя «навалится» при ускорении.

— Значит, это я сам потяжелел, а не кто-нибудь на меня навалился, когда я лежал в футляре, — догадался Вася.

— А ты что? Разве думал, что тебя кто-нибудь придушить хотел?

— Да я вообще ничего не мог понять. А что? В вашем классе все так хорошо знают физику, как ты?

— С удовольствием бы тебе соврал, да папа говорит, что это «дешевка». Многие знают физику лучше, чем я, но про ракетопланы я знаю больше, чем другие ребята, потому что когда папа чертит или делает модели ракетопланов, я всегда у него спрашиваю, что к чему. Кое-что я не понимаю, но папа так хорошо объясняет, что все-таки что-нибудь в голове останется. А физика у нас у всех самый любимый предмет. Иногда даже не поймешь: учимся мы, работаем или играем.

— Как это так?

— Да ведь мы по ней занимаемся практически. Двигатели внутреннего сгорания, например, изучаем на детской железной дороге. И так все. У нас есть детские электростанции, гелиостанции, радиостанции, заводы-автоматы. На них мы работаем под руководством учителей-инструкторов после того, как изучим теорию. А кто плохо ее усвоит, того к игре, то есть к работе на этих станциях, не допускают. Это для нас самая большая неприятность. А когда на этих станциях поработаешь, тогда все законы физики на всю жизнь запомнишь. Ну, мы с тобой говорим, говорим, а скоро уже и конец пути. Хочешь посмотреть на Землю?

— Конечно, хочу.

— Тогда пойдем к иллюминатору. Только надо идти осторожно. Держись за поручни у стены, а то опять на потолке очутишься.

— Куда? — окликнул их Владимир Михайлович. — Ложитесь быстрее в кресла. Сейчас мы опять включим двигатель и прибавим скорость, чтоб догнать Космическую станцию.

Вася и Шурик послушно расположились в креслах. На этот раз их не заключили в футляр, а только предложили надеть наушники. Все же Вася пожалел, что и на этот раз не лег в футляр, когда раздался рев двигателей. Опять он испытал противное чувство тяжести, когда казалось, что все тело налито свинцом. На этот раз оно, правда, было гораздо меньше, чем при отлете с Земли.

— Догнали! Вот она, голубушка, — торжествующе сказал Тулегенов, не отрывавший глаз от экрана на пульте управления.

— Сейчас папа сбавит скорость, и опять будет легко, — ободряюще оказал Шурик. — Держись! Мы уже причаливаем к станции…

Космическая станция состояла из ракет, скрепленных автосцепками. Ракеты сообщались между собой через соединяющие их воздухонепроницаемые тамбуры. Солнце освещало кабины через большие иллюминаторы из особого стекла, не пропускающего ультрафиолетовых лучей. Впрочем, к услугам жителей станции всегда был свет люминесцентных ламп, ничем не отличавшийся от естественного солнечного освещения.

Каждая кабина имела свое назначение. Были кабины-спальни, кабина-столовая, рабочий кабинет, кухня, кабина-лаборатория, кабина кинооператора, где он проявлял сделанные им снимки, и ряд других, необходимых для научной работы сотрудников станции.

Ракеты, из которых состояла станция, были оборудованы на Земле и переброшены в пространство одна за другой по траекториям, кривизна которых соответствовала кривизне земной поверхности. Пролетев со средней скоростью девять тысяч восемьсот пять километров в час в течение ста девяносто трех секунд, ракета уже не падала на Землю, а превращалась в искусственного спутника Земли. Водители ракет, сблизившись, шли на равной скорости и соединяли ракеты друг с другом автосцепкой прямо на лету. Так образовалась Космическая станция. Теперь она курсировала вокруг Земли на высоте двухсот двадцати четырех километров по орбите диаметром в тринадцать миллионов двести восемьдесят восемь километров. Двигатели ракет были выключены, но находились под контролем автопилота. Когда движение по инерции чуть-чуть замедлялось, автопилот включал двигатель и выравнивал скорость.

Работники Космической станции сменялись каждые два месяца. Это был установленный срок вахты. Отбыв ее, они шесть месяцев отдыхали на Земле.

Искусно причалив к ангару станции, Медведь передал радиосигнал о прибытии и, получив ответ, нажал кнопку на щитке. Герметически закрытая дверца люка ракетоплана автоматически вывинтилась и отошла в сторону. Шурик подскочил и без помощи лесенки оказался в отверстии люка. Дежурный станции подал ему руку, и мальчик исчез в приемной кабине. Вася оглянулся на Владимира Михайловича, и тот поощрительно кивнул, предлагая ему последовать примеру Шурика.

— Ну, ребята, — оказал Медведь, проходя с ними в уютно обставленную кабину. — Оглядитесь, отдохните. Часика через два я вас отправлю обратно на Землю. Ты, Вася, держись Шурика. Он здесь не первый раз. Может рассказать обо всем, что тебя заинтересует. А на меня не обижайтесь. Сидеть с вами мне сейчас никак невозможно. Такой момент.

— Чело там, — снисходительно сказал Шурик. — Что мы, маленькие. Не понимаем твоего положения? А когда ты нам покажешь космический корабль, на котором вы полетите дальше?

— Попозже. Ждите меня здесь.

Медведь торопливо вышел из кабины, а Шурик, проводив его любовным взглядом, обратился к Васе.

— Посмотрим отсюда Землю, пока еще день, а то здесь сутки короткие — всего полтора часа. Это потому, что станция вокруг Земли за двадцать четыре часа обегает шестнадцать раз. Собственно, здесь не ночь, а просто солнечное затмение. Земля заслоняет от нас Солнце. Правда, странно?

Держась за спинки кресел, Вася подошел, вернее, подплыл к иллюминатору и ахнул.

— Ты говорил, что станция быстро движется? Совсем она не движется!

— Обман зрения, — снисходительно пояснил Шурик. — Это тебе так кажется, как во время езды в электромобиле. Будто машина стоит на месте, а дома и сады бегут мимо. А здесь ведь даже облаков нет. Нечему нестись. Ты на Землю смотри!

Окутанная прозрачной голубоватой дымкой атмосферы, огромная, по сравнению с Солнцем, в черноте безвоздушного пространства плыла красавица-планета.

В рамку иллюминатора, у которого стояли Вася и Шурик, было вставлено не простое стекло, а набор мощных линз, и он, по существу, являлся сильной зрительной трубой. Через это «увеличительное окно» были ясно видны контуры морей и очертания материков.

Вот проплыли лазурные воды огромного Индийского океана, усеянные, как бусинками, зелеными архипелагами островов. Острым клином врезался в океанские воды материк Индии. Величаво проплыла цепь гор Афганистана, а за ней показалась уже изумрудная зелень Таджикской и Узбекской республик. И, наконец, родной Казахстан. Куда девались желтые пески его пустынь? Он теперь ничем не отличался от своих прекрасных сестер. Та же зелень садов, голубые ленты рек и каналов, сверкающие чаши озер. Только по белоснежным вершинам Алатау можно было определить, где начинался этот преображенный гением человека край.

Крепко сжав руку Шурика, Вася с жадностью всматривался в чудесную панораму, но уже стремительно наступала ночь. На Землю как будто упало густое черное покрывало. Из-за края Земли возник рой звезд. Плавно, как в медленном вальсе, они плыли по небосклону к Земле и исчезали за ней, как будто играя в прятки. А на смену им уже выплывали другие, и Васе казалось, будто он сам кружится с ними в сверкающем хороводе.

Десять, а может быть, и все пятнадцать минут длилась эта необычайная ночь. Но уже вдали просветлел небосвод, и сквозь голубую вуаль земной атмосферы опять выплыло солнце. Облака низко клубились над Землей, и сквозь просветы в них виднелись уже зеленоватые просторы Ледовитого океана, а дальше — сплошные массивы льда.

Забыв обо всем на свете, мальчик созерцал необычайное зрелище, но для Шурика оно не представляло новизны. Он нетерпеливо вздыхал, тихонько дергал Васю за рукав и, наконец, воскликнул:

— Ну что ты так долго смотришь? Землю не видал, что ли? Пойдем лучше к другому окну, я покажу тебе здешнюю обсерваторию.

Вася согласился, и они перешли на противоположную сторону кабины. Прямо против окна-иллюминатора свободно висела в пространстве космическая обсерватория. На гигантской оси были укреплены три рычага, расходящиеся в разные стороны. Концы рычагов по форме напоминали ухваты. Между рожек одного, самого большого «ухвата», был укреплен рефлектор в пятнадцать — двадцать метров диаметром. Зеркало рефлектора было не сплошным, а состояло из сваренных между собою шестигранных «стаканов» и напоминало по виду пчелиные соты. Сама обсерватория помещалась в фокусе телескопа. На втором рычаге был укреплен прозрачный шар. В нем находилась лаборатория для исследования спектров далеких звезд. В «пасти» третьего рычага была зажата зеркало-антенна радиотелескопа.

Только здесь, в этом мире без тяжести, можно было осуществить установку и нормальную работу этих исполинских приборов. Это была идеальная обсерватория, так как работе астрономов не мешала ни атмосфера воздуха, ни земная пыль, ни дым, ни копоть. Но это чудо техники коммунизма привлекло только беглый взгляд мальчиков, потому что их внимание сразу захватило зрелище подготовки экспедиции к межпланетному путешествию.

К станции, на которой они находились, капроновыми канатами было прибуксировано три ракетоплана, словно корабли к обыкновенной пристани. Между «пристанью» и кораблями сновали люди, очень похожие на водолазов в своих скафандрах. Из тамбура станции они смело прыгали в черную бездну космического пространства и, придерживаясь одной рукой за буксирный канат, перетаскивали большие тюки и ящики на космические корабли. Из их открытых люков навстречу грузчикам протягивались чьи-то руки, и багаж исчезал внутри корабля.

— Аврал, — сказал Шурик, с видом знатока созерцая эту картину. — Если бы все это грузили на Земле, без кранов не обошлось бы. Эти ящики очень тяжелые. А тут, смотри-ка! Зацепил одной рукой и тянет без всякого труда. Знаешь что? Я позвоню сейчас папе по радиотелефону. Может быть, он разрешит и нам принять участие в, погрузке.

— Вряд ли, — ответил Вася. — Да и где мы возьмем костюмы?

— Ах, скафандры! Да, без них не обойдешься. Там, в пространстве, дышать нечем, да и холодно. А в скафандрах есть кислородные приборы, и они изнутри обогреваются электричеством. Но я все-таки позвоню, а то, может быть, он про нас и забыл.

Шурик скрылся в соседней кабине, и Вася остался один.

Короткий день кончился, и опять наступила ночь.

— Вот тебе раз, — подумал мальчик. — Как же они будут в темноте грузить?

Как бы в ответ на этот вопрос откуда-то изнутри станции возникли лучи двух мощных прожекторов. Они осветили место работы настолько ярко, что воздушные грузчики отворачивали в сторону свои лица от слепящих лучей. Погрузка продолжалась в том же темпе. Васю от его наблюдений оторвал Шурик. Он радостно подпрыгивал.

— Разрешил, разрешил, — распевал он на все лады. — Не грузить, правда, а только посетить его на корабле. И папа уже передал дежурному, чтоб нас одели в скафандры и проводили. Сам он никак не может оторваться от своих дел. Пойдем скорее одеваться.

Вася не двигался.

— Ты что же, — удивился Шурик. — Ты разве не хочешь осмотреть корабль? Или, может быть, ты боишься? — добавил он сочувственно.

Конечно, Вася боялся. Но разве мог он признаться в этом своему товарищу, да еще моложе его возрастом! Вася молча встал и с чувством, которое испытывает больной, идущий на пугающую его, но неизбежную операцию, двинулся за Шуриком.

Уже одетые в самые маленькие, какие только нашлись на станции, скафандры, мальчики вышли в тамбур, который сейчас же за ними был герметически закрыт. Здесь воздух был ценностью, и нельзя было зря выпускать его. Люк открылся, но даже Шурик в нерешительности остановился. Заметив его колебание, дежурный прыгнул первым и, свободно вися в пространстве, повернул к ним улыбающееся лицо. Шурик немедленно последовал его примеру. Вслед за ним Вася, зажмурившись, шагнул в черную пропасть и… застрял в люке. Тут надо было именно прыгать, а не шагать. Дежурный подплыл к люку, дернул Васю за ноги и, освободив его, подвел к буксирному канату. Вася судорожно вцепился в канат обеими руками.

Шурик быстро освоился в этой обстановке и уже рыбкой крутился вокруг, всячески подбодряя Васю.

Под колпаками скафандров что-то щелкнуло.

— Это еще что за глупости, — услышали мальчики в наушниках рассерженный голос Владимира Михайловича. — Заблудиться хотите? Здесь легкого толчка достаточно, чтобы вы унеслись в пространство на несколько километров. Ищи вас тогда. Немедленно взяться за канат и ко мне!

Мальчики сразу присмирели, послушно положили руки на канат и направились к кораблю в сопровождении дежурного, изрядно сконфуженного окрикам Медведя.

Космический корабль, на котором очутились теперь Вася и Шурик, совсем не походил на тот, с которым они прибыли на Космическую станцию.

Если ракетоплан своей обтекаемой формой походил на иглу, то межпланетный корабль скорее напоминал сигару с обрубленным концом да еще поставленную на гусеницы. На верху корабля была установлена антенна ультракороткого радиопередатчика, так как на пути следования находились слои «Е» и «Ф», отражающие обычные радиоволны. Вид корабля свидетельствовал о том, что он избавлен от необходимости преодолевать сопротивление плотной земной атмосферы. Поэтому же меньше места занимали и двигатели. От них требовалась гораздо меньшая мощность, нежели она была нужна первому ракетоплану. Гусеницы устраивались с таким расчетом, чтобы в случае необходимости корабль можно было использовать, как вездеход.

Внутренность космического корабля напоминала комфортабельную обстановку лучших океанских теплоходов. В двух небольших салонах разместились столовая и зал отдыха, в котором на изящных этажерках лежали книги, музыкальные инструменты, настольные игры. Цветы, мягкие ковры, удобные кресла и диваны, картины в сверкающих рамах, — все говорило о заботе, проявленной к быту космических путешественников.

— Мама, наверно, обрадуется, когда я расскажу ей, как хорошо и удобно будет папе путешествовать, — говорил Шурик. — Я бы и сам с удовольствием полетел бы на этом корабле, да папа не разрешает. Ох, уж скорее бы вырасти, а то пока то да се, папа все планеты облетает.

— Ну уж и все, — усомнился Вася.

— А что ты думаешь? Важно благополучно слетать на первую, а потом уже…

— Ну, насмотрелись, — услышали мальчики голос Владимира Михайловича. — Теперь нам пора лететь, а вам — возвращаться на Землю. Давай, Шурик, свою руку и будь мужчиной.

— Когда на Марс лететь, так я маленький, а как прощаться, так я должен быть мужчиной, — всхлипнул Шурик, прижимаясь к отцу. — Ты не думай, что я за тебя боюсь, только мне без тебя будет так скучно…

— Владимир Михайлович! Скорее в рубку, — послышался тревожный голос Тулегенова.

Медведь торопливо поцеловал Шурика и ласково сжал Васины плечи.

— Идите, ребята, быстренько к выходу! Я хотел сам вас проводить, но обстановка не позволяет. Мы задержались с погрузкой больше, чем рассчитывали. Скажете дежурному, чтобы он вас проводил до станции. Туда я уже позвонил, чтобы вас отправили на Землю с первым ракетопланом. До свидания!

Медведь поспешно ушел, а Вася и Шурик направились в каюту, где они оставили свои скафандры. Помогая друг другу одеваться, оба молчали. Шурик, потому что был опечален предстоящей длительной разлукой с отцом, а Вася — из уважения к чувствам товарища.

С одеждой вышла заминка. Сперва они перепутали скафандры, потом поменялись ими, наконец, никак не могли догадаться, как прикрепляются колпаки. В первый раз их одевал и раздевал дежурный.

— Пойдем к кому-нибудь и попросим, чтоб нам помогли, — разозлился Шурик, а то мы тут проканителимся до самой отправки корабля.

Он взялся за ручку двери, но она не поддалась. Шурик стал дергать дверь изо всех сил. К нему на помощь пришел Вася, но их усилия оказались тщетными. Мальчики растеряно посмотрели друг на друга.

— Кто-то нас закрыл, — предположил Шурик.

— Я не слышал, чтобы кто-нибудь подходил к двери, — возразил Вася.

— Это ничего не значит. Мы могли и не слышать. Здесь все перегородки должны быть воздухонепроницаемые и звуконепроницаемые. Мне папа так объяснял.

— А если мы будем стучать и кричать?

— Тоже, наверно, не поможет. Ну, давай, попробуем!

Отложив в сторону колпаки скафандров, мальчики стучали и кричали до тех пор, пока не убедились, что их никто не слышит.

— И какой это чудак нас запер? — с досадой воскликнул Вася.

— Посмотри, — сказал вдруг Шурик. — Над дверью маленький иллюминатор. Может быть, он и не открывается, но если ты поставишь меня к себе на плечи, я буду смотреть в окно, пока меня кто-нибудь не заметит.

Вася без малейшего усилия выполнил просьбу Шурика.

Прошло несколько минут, и Вася, к своему изумлению, почувствовал, что Шурик начинает тяжелеть. Еще минута, и он уже с трудом удерживал товарища.

— Ничего не понимаю, — сказал Вася, задыхаясь от напряжения. — Ты опять приобрел вес. Не такой, как на земле, но все-таки… Слезай скорей… Я уже не могу терпеть!

— Тебе это кажется, — возразил Шурик. — Вот сейчас я спрыгну и повисну в воздухе.

Шурик простер руки, как во время прыжка в космическое пространство, прыгнул и… растянулся на полу. Из его носа закапала кровь.

— В чем же дело? — спросил ошеломленный Вася. Шурик молча вытирал кос рукавом скафандра. Вася настойчиво повторил вопрос.

— Я сам не знаю, — ответил Шурик, — но мне кажется, что мы уже летам.

 

КОСМИЧЕСКИЕ «ЗАЙЦЫ»

Дверь кабины внезапно распахнулась, и на пороге показался Тулегенов. С минуту он странным взглядом смотрел на ребят, потом сделал им знак снять скафандры и следовать за ним.

Опустив головы, Шурик и Вася пошли за Тулегеновым.

— Так рассердился, что и говорить с нами не хочет, — испуганно шепнул Вася. Шурик только жалобно шмыгнул окровавленным носом.

Откуда-то из-под «пола» доносилось негромкое ритмичное жужжание. Алые отблески огненных вспышек проносились мимо иллюминаторов корабля. Чувство невесомости исчезло. Мальчики теперь передвигались нормально, ощущая только некоторую легкость по сравнению с ходьбой по Земле. Сомнений больше не было. Они находились в полете.

Тулегенов привел их в салон отдыха, указал на диван и торопливо ушел, так и не сказав ни слова. Мальчики уселись рядышком, как два нахохлившихся птенца.

— Интересно, далеко ли мы уже улетели? — шепотом спросил Вася.

— А какая разница? Все равно из-за нас возвращаться не будут… Маму жалко, — добавил Шурик и тихонько всхлипнул.

— Нет… Все-таки, — настаивал Вася не столько из-за любознательности, сколько из желатин отвлечь товарища от грустных мыслей. — Ты не знаешь, с какой скоростью мы сейчас летим?

— Сейчас, не знаю, — жалостно сморкаясь, ответил Шурик, — но станция, с которой мы вылетели, двигалась, как я тебе говорил, со скоростью больше семи километров в секунду. И корабль с ней также. Значит, с самого начала полета скорость была не меньше. Но ведь при отлете были включены двигатели, и каждую секунду полет должен был все ускоряться и ускоряться. Поэтому мы и потяжелели. А сколько времени мы летим, я ведь не знаю.

— Пятнадцать минут, молодые люди, уже пятнадцать минут. Летим мы сейчас со скоростью почти десять километров в секунду, и, заметьте, она все увеличивается. Я лично очень доволен этим обстоятельством.

Вася и Шурик поспешно встали и почтительно приветствовали вошедшего в салон ученого — астроботаника.

Гавриил Адрианович присел на диван и жестом пригласил их вернуться на свои места. Теперь он с улыбкой взирал па смущенные лица ребят, неожиданно для себя ставших космическими путешественниками.

— Значит, летите «зайцами», молодые люди? — сказал он снисходительно. — Когда я был в вашем возрасте, мне тоже иногда приходилось ехать «зайцем» из любви к науке. Но у меня масштабы были поскромнее. Скажем, километров на двести, двести пятьдесят и притом в пределах своей планеты. Вы же, конечно, меня перещеголяли. Что ж! Времена другие, и масштабы любви к науке соответственно увеличились. Да-с!

— Мы здесь вовсе не из любви к науке, — буркнул Шурик.

— Ах, просто из озорства? — Гавриил Адрианович заметно помрачнел. — Разочарован, глубоко разочарован. Вы подрываете мою веру в молодое поколение.

И ученый отвернулся от мальчиков.

— Да нет, — сказал Вася с отчаянием при мысли, что так полюбившийся им ученый принимает их теперь просто за глупых, озорных мальчишек. — Вы не так нас поняли! И я, и Шурик — мы очень хотели совершить путешествие на Марс, но Владимир Михайлович не разрешил. А ведь мы дисциплинированные! Правда, Шурик?

— Факт, дисциплинированные, — подтвердил Шурик. — Это все из-за двери!

— Какой двери?

В помещение салона вместе с Тулегеновым быстро вошел Владимир Михайлович. Вид у него был такой сердитый, что у Шурика, который собирался продолжать свои объяснения, язык прилип к гортани.

— Дрянные, непослушные мальчишки, — гневно сказал Владимир Михайлович. — Ну, никакого чувства ответственности!

«Вот откуда у Гали эта фраза», — мелькнуло в голове Васи. И он невольно улыбнулся, вспомнив, как девочка в этих же выражениях отчитывала своего братишку.

— Они еще смеют улыбаться, — окончательно возмутился Медведь. — Вот возьму и прикажу выбросить вас из люка! Добирайтесь тогда, как хотите, до станции!

Вася оцепенел. Его улыбка превратилась в жалобную гримасу.

— Это у вас тут нет никакого чувства ответственности, — обиженно возразил Шурик.

— Что… Что?!

— Конечно… Прежде чем лететь, надо сперва посмотреть, успели мы выйти из корабля или нет? Да еще… двери позакрыва-али!!!

И Шурик разразился громким ревом.

Медведь сконфузился. Он сел рядом с Шуриком, достал свой носовой платок и вытер перепачканное, со следами крови личико сына.

— Ну, хватит проливать слезы, — сказал он уже мягче. — Рассказывай, как у вас все это получилось?

Давясь слезами, Шурик подробно поведал о коварстве захлопнувшей их двери.

— Сперва надо все узнать, а потом уже накидываться на невинных людей, — закончил он свое горестное повествование.

— Ну, ладно, — сказал подумав Медведь. — Вольно или невольно, но вы оказались участниками экспедиции. Для ясности могу вам пояснить, что космический корабль — это вам не самолет. Самолет, совершающий полет над Землей, может задержать вылет на минуту, на час, даже на несколько дней, если нет благоприятных метеорологических условий. И все-таки он попадет в пункт своего назначения. Другое дело — межпланетный корабль, Не только день и час — доли секунды решают дело. Стоит задержаться с началом полета, или потерять запланированную скорость в пути, как маршруты космического корабля и планеты могут разойтись на сотни тысяч километров. Правда, можно выправить это положение, но потребуется дополнительный расход горючего, а это нами не было предусмотрено. Так что задержаться с отправкой, даже если бы я знал, что вы не успели сойти с корабля, я не имел права. Это значило бы отложить экспедицию до следующего великого противостояния Марса, то есть, на пятнадцать — семнадцать лет.

Что касается «ловушки», в которую вы попали, то у нас есть правило, по которому двери всех помещений перед отлетом и перед посадкой автоматически закрываются. Вы виноваты в том, что вместо того, чтобы прямо идти к дежурному, как я приказал, вздумали одеваться сами и по неопытности потеряли время. О том, что вы не явились на станцию, мне радировали оттуда сразу после отлета. Сперва я подумал, что вас унесло в космическое пространство, но наш дежурный заверил меня, что вы корабля не покидали. Тогда я попросил Сенкебая Тулегеновича поискать вас в помещениях. Сам я в то время не мог покинуть пульта управления.

— А кто же сейчас управляет кораблем? — спросил Шурик.

— Сейчас я включил автопилот. Это прибор, который служит для сохранения кораблем заданной скорости и направления.

В кабину вошел помощник Медведя, второй пилот Ковалев.

— Разрешите обратиться, товарищ капитан корабля, — сказал он Медведю.

— Я вас слушаю.

— Скорость одиннадцать тысяч метров в секунду. Разрешите выключить двигатель?

— Выполняйте. Одновременно дайте сигнал на другие корабли.

Четко повернувшись, Ковалев вышел из салона. Через несколько секунд огненные стрелы, проносившиеся мимо окна-иллюминатора, исчезли. В кабину глянула непроницаемая чернота безвоздушного пространства. Раздававшийся до сих пор под ногами звук, напоминавший мурлыканье кошки, прекратился.

— Двигатель выключен, летим по инерции, — пояснил Владимир Михайлович. — Теперь мы опять потеряли вес, как и все, что нас окружает. Ведите себя соответственно. Придется дать радиограмму матери. Нечего сказать! Хороший сюрприз мы ей устроили!

— Что же нам теперь делать? — вздохнул Шурик.

— А что вы здесь до сих пор делали?

— Мы? Ничего.

— Ну и продолжайте это занятие, пока я не соображу, что вам можно доверить.

— Может быть, их направить в распоряжение Фаины Степановны? — предложил Тулегенов.

— Поварятами, что ли?

— Вот именно.

— Что ж! Резонно. Будут пока космическими коками. С этим тоже не так просто справиться.

Вася в глубине души был возмущен таким назначением, но возражать побоялся. Чистить картошку! Не об этом он мечтал.

Однако Шурика перспектива кулинарной деятельности ничуть не смутила. Наоборот, он, видимо, был очень доволен тем, что может быть хоть чем-нибудь полезен на этом замечательном корабле.

— Договорились, — сказал он отцу, солидно подавая руку. — Папа… Ты теперь немножко освободился, да?

— А что?

— Нам с Васей интересно знать, как устроен наш корабль. Ведь его двигатель работает на атомной энергии?

— Разумеется.

— Ну, а как? Я давно хотел спросить тебя, но ты был так занят подготовкой к полету. Папа! Ну, пожалуйста!!!

— Навязались вы на мою голову… Ну что же с вами поделаешь! Смотрите сюда.

Владимир Михайлович раскрыл свою неразлучную записную книжку.

— Видите этот чертеж?

— Видим.

— Это — схема устройства ракеты с атомным двигателем. Носовую часть нашего корабля занимает рубка с приборами управления. Дальше расположен отсек инертной массы. За отсеком помещается атомный котел, через который проходит инертная масса, сильно в нем нагревается и с огромной скоростью выбрасывается из сопла. Вот и все. Понятно?

Шурик и Вася застенчиво переглянулись. Вася потупился.

— Про инертную массу — непонятно, — честно признался Шурик.

— Это тяжелый газ. Дело в том, что использовать продукты ядерного распада для создания реактивной силы — невыгодно. Их масса — крайне мала. А из законов механики мы знаем, что реактивная сила этой энергии пропорциональна квадратному корню из массы частиц, или газов, истекающих из сопла ракеты. Поэтому для увеличения коэффициента полезного действия двигателя, работающего на атомной энергии, надо начальную энергию распространить на значительно большую массу, — как мы говорим, инертную массу. Вес этой массы по порядку величины должен соответствовать весу нашей ракеты, но мы взяли ее несколько меньше, чтобы еще больше увеличить скорость ракеты. Правда, при этом уменьшается коэффициент полезного действия нашего двигателя. Вот, над расчетами необходимого нам количества инертной массы я и работал все последнее время.

— А зачем надо еще больше увеличить скорость полета нашего корабля?

— Во-первых, интересно сократить срок нашего путешествия. Он и так составит двести пятьдесят восемь целых девять десятых суток. Во-вторых, и это главное: резко уменьшится возможная опасность метеорных ударов. Ведь в пространстве около Земли, в среднем, на каждые пятьдесят — сто километров проходит метеор весом от одной до десяти тысячных грамма.

— Да ведь это же мелочь!

— Не говори глупостей. При скорости встречи, измеряемой десятками километров в секунду, этот «крошечный метеор» может свободно пробить броню толщиной в десять миллиметров. А если мы встретим метеор, скажем, в десять граммов весом, то он может пробить стальной корпус до ста сантиметров толщиной.

— Ох, — невольно воскликнул Вася. — Вот почему у вас перед отлетом все каюты герметически закрываются!

— Да. Пока не набрана соответствующая скорость и мы не удалились от Земли на достаточное расстояние. Но вы особенно не паникуйте. Встреча с таким метеором возможна, в среднем, один раз за пять и даже десять тысяч часов полета. Однако мне пора идти к приборам управления, а вам — в кухню. За обедом увидимся.

Владимир Михайлович и Тулегенов вернулись в рубку. Гавриил Адрианович вошел к себе в каюту, а мальчики двинулись к месту своего нового назначения.

Теперь двери всех кают были приоткрыты. Шурик потянул носом воздух и решительно направился к одной из них.

— Кухня должна быть здесь, — сказал он уверенно. — Заглянем!

Вася осторожно посмотрел в открытую дверь каюты, указанной Шуриком.

— Ты ошибся, — сказал он. — Судя по оборудованию, это химический кабинет. Там какие-то приборы.

— В химическом кабинете пахнет сероводородом или еще чем-нибудь таким же противным, — возразил Шурик. — А тут совсем наоборот.

— Кто здесь? — раздался мягкий женский голос. В дверях кабины показалась полная женщина лет пятидесяти в белом халате. В руках ее была большая книга. На носу красовались круглые роговые очки. Увидев детей, она поспешно сняла очки, тщательно протерла и, водрузив на переносицу, снова воззрилась на Шурика и Васю.

— Это что за космическое явление? — спросила она строго. — По-моему, вас не было в составе экспедиции?

Вася поспешил объяснить женщине, как они очутились на корабле, а Шурик добавил, что они прибыли в ее распоряжение в качестве помощников.

Фаина Степановна всплеснула пухлыми ручками.

— Кто это придумал такую нелепость, — воскликнула она. — Разве я могу допустить к приготовлению пищи неквалифицированный персонал?! Да еще прислали чуть не грудных младенцев, которые даже принять пищу не сумеют в здешних условиях.

— Ого, — сказал Вася. — Можете испытать нас хоть сейчас.

Фаина Степановна внимательно посмотрела на ребят и решительно отложила свою книгу в сторону.

— Так и надо было сказать сразу, что вы проголодались, а то… Помощники! А вы не можете подождать до обеда?

— Не можем, — категорически заявил Шурик.

— Ну, хорошо. Я вам сейчас приготовлю цыпленка…

— Лучше курицу, — скромно предложил Вася. Фаина Степановна сделала большие глаза.

— Когда вы в последний раз кушали? — спросили они строго.

Подсчитав, сколько раз при них всходило и заходило солнце на Космической станции, Вася сообщил, что это было трое суток назад.

Фаина Степановна ахнула и немедленно развила бурную деятельность. Большими щипцами она выхватила из холодильника уже выпотрошенную курицу, кусок сливочного масла и опустила все это в сверкающую кастрюлю. Затем она достала несколько банок с притертыми пробками, сквозь которые были продеты пульверизаторы, и содержимым их «опылила» будущее жаркое.

— Это я солю и перчу вам пищу, — пояснила она, заметив подозрительный взгляд Васи.

Торопясь как можно скорее накормить непрошеных помощников, она не стала тратить времени на то, чтобы поставить банки обратно в шкаф, а просто оттолкнула от себя, и они повисли в воздухе. Таким образом она, как подметили ребята, сама стала похожей на планету, окруженную небесными спутниками.

Надев резиновые перчатки, ученая повариха повернула рукоятку рубильника и включила секундомер. Только тут мальчики обратили внимание на необычный вид кастрюли. К ней с двух сторон были прижаты металлические пластинки, от которых тянулись провода к щитку в стене.

— Через пять минут жаркое будет готово, — объявила Фаина Степановна и, видя сомнение на лицах мальчиков, снисходительно пояснила:

— Курица помещена в электрическое поле высокой частоты. Яйца этим способом я варю в банке со льдом, и они бывают готовы уже через тридцать секунд. Рыбу могу сварить даже в холодной воде, и при этом ни лед не растает, ни вода не нагреется, потому что эти токи действуют очень целеустремленно.

Токи высокой частоты отличаются от обычного переменного тока освещения тем, что они меняют свое направление в сети не пятьдесят раз в секунду, а сотни тысяч и миллионы раз. Молекулы вещества, пронизываемого электричеством, сразу по всему объему начинают вибрировать. Чем быстрее их движение, тем больше тепла образуется в самом веществе.

— Так то ведь яйца и рыба, а не мясо, — возразил Вася.

— Даже большой окорок, помещенный в электрическое поле высокой частоты, поспевает за пятнадцать — двадцать минут, — обиженно возразила Фаина Степановна.

— Наверно, внутри он остается сырым?

— Ничего подобного. И внутренние, и внешние слои мяса достигают готовности одновременно. Впрочем, вы скоро сами убедитесь, что значит наука и техника в кулинарии, — добавила она с нескрываемой гордостью. — А пола, поскольку я вижу, вам не терпится, можете выпить молока. Согласны?

— Мы сейчас на все согласны, — торопливо ответил Шурик. Фаина Степановна улыбнулась и достала из холодильника два сосуда, очень похожие на обыкновенные бутылки с сосками.

Мальчики отпрянули.

— Вы не имеете права издеваться над нами, — сказал Вася.

— Я папе скажу… Мы не грудные дети, — вторил ему Шурик.

— Ваш папа, как и все, кто находится па корабле, сам будет пользоваться этой, как вы ее называете, соской, — невозмутимо отозвалась Фаина Степановна. — Впрочем, попробуйте обойтись без нее.

Она сняла наконечник и протянула Шурику бутылочку.

— Извините уж, стаканов нет. Мы их не брали. Они здесь бесполезны.

Шурик взял бутылочку и приложился к ней губами. Но как он ни поворачивал ее вверх дном, молоко не лилось. Правда, ему удалось вытряхнуть несколько капель, но они повисли в воздухе. Спорить с Фаиной Степановной ребята больше не пытались. Они начали усердно сосать молоко, давясь от смеха при взгляде друг на друга.

— Кулинарное искусство здесь сложнее, чем на Земле, — снисходительно пояснила в это время ученая повариха. — Простое, кажется, дело — посолить или поперчить пищу, и то нужен опыт и сообразительность.

Приходится это делать при помощи пульверизатора. Банки ни на секунду нельзя оставлять открытыми. Того и гляди приправа распространится по всей кабине. Раз я нечаянно просыпала перец, так пришлось весь воздух из кабины выкачивать.

Взглянув на секундомер, Фаина Степановна добавила:

— Хоть это против правил, но, в виде исключения, примите пищу здесь.

Через минуту мальчики сидели за маленьким столиком друг против друга, перед большими порциями восхитительно пахнувшей курятины. Вася и Шурик набросились на это блюдо, как голодные волчата. Фаина Степановна взирала на эту картину со скромной гордостью.

Но уже после первого глотка лица мальчиков вытянулись. Они отложили жаркое на тарелки и вопросительно взглянули на повариху.

— В чем дело? — обеспокоено осведомилась Фаина Степановна.

Мальчики вежливо промолчали.

Фаина Степановна отрезала ломтик курицы и, возведя очи к потолку, с глубокомысленным видом пожевала. Потом, забыв обо всех правилах санитарии и гигиены, быстро выплюнула пробу, спохватившись, изловила ее в воздухе и направила в ящик для отходов, прикрытый крышкой.

— Сладкая, как… пирог с вареньем, — пролепетала она. — Видно, второпях вместо соли я опылила ее сахаром. Сахар, конечно, углеводы, которые надо вводить в детские организмы в увеличенных дозах, но…

— Но только не с мясом, — заключил Шурик. — Ничего, тетя, не огорчайтесь! Мы никому не скажем.

— И даже курицу доедим, — великодушно добавил Вася.

— Вставай скорей! Да вставай же! Ну, разве можно сейчас спать?

Вася спросонок было отмахнулся от Шурика, но тут же вспомнил, что сегодня наступил долгожданный двести пятьдесят четвертый день их путешествия на космическом корабле. Он торопливо протер глаза, вскочил с постели и бросился к иллюминатору.

Родная Земля теперь казалась яркой голубоватой звездочкой. И Вася увидел ее сразу. Как часто в течение этих долгих дней он мысленно здоровался и прощался с ней, отходя ко сну! Но где же Марс?

— Идем скорей в салон! Там Гавриил Адрианович, — торопил Шурик. — Все остальные заняты подготовкой к посадке. Мы уже догоняем Марс. Каждую секунду расстояние до него сокращается на десять с половиной километров.

— А если мы врежемся в него и взорвемся? — ужаснулся Вася.

— Ничего подобного. Ты не волнуйся… Смотри не на меня, а на свою рубашку. Ты же ее одеваешь задом наперед. Как только мы поравняемся с Марсом, папа начнет тормозить. Снижаться будем не прямо, а облетая вокруг планеты, и чем ниже, тем медленнее.

— А как твой папа будет тормозить скорость?

— Очень просто. Ракетные моторы будут работать в обратную сторону. Надо ведь не только преодолеть скорость инерции, по которой мы летим, но и притяжение Марса. Тут сложные расчеты. Весь экипаж корабля последние дни все время их проверяет. Ну, идем же! Как ты долго копаешься!

— А умываться?

— Ну, я больше ждать тебя не могу. Так самое интересное прозеваем. Ты оботрись одеколоном и все. Давай я на тебя побрызгаю!

Шурик добросовестно пустил и ход пульверизатор с одеколоном, Вася вытер лицо полотенцем, и оба мальчика побежали в салон.

Сидя в удобном кресле около иллюминатора, Гавриил Адрианович был целиком поглощен созерцанием приближавшейся планеты. Мальчики стали за его спиной.

Они летели уже почти наравне с планетой и так близко, что отчетливо видели темные пятна синеватого цвета на ее желтовато-красноватом фоне. Темные пятна глубоко вдавались в более светлые.

— Марсианские моря! — воскликнул Вася.

Гавриил Адрианович отрицательно покачал головой.

— Если бы это были моря, они подобно зеркалу отражали бы солнечные лучи. Но ярких бликов не видно. Это не моря.

— А что же это?

— Растительность. Впрочем, я вижу кое-где и небольшие озера. Видите эти синие пятнышки? Обратите также внимание на то, как чиста атмосфера Марса. Облаков очень мало, значит, мало и воды.

— А вот большая туча! Только она какая-то желтоватая…

— Это просто ветер поднял песок и пыль. Эти красновато-желтоватые области — все пустыни. Ими занято почти пять восьмых планеты.

— Снег, — воскликнул Шурик. — Смотрите, снег!

— Правильно. Как и у нас на земле, на полюсах Марса есть снеговые шапки. Сейчас их еще хорошо видно. Весна только началась. К лету они обычно тают.

— Наверно, там очень холодно, — вздрогнув, сказал Вася. — Какой-то темный этот Марс. Наша Земля гораздо светлее.

— Немудрено. Марс находится от Солнца в полтора раза дальше, чем Земля.

— А почему год на нем такой длинный? — спросил Шурик. — Папа говорил, что он равняется двум земным.

— Потому что путь Марса вокруг Солнца длиннее, чем путь Земли, а движется он медленнее. Ведь чем дальше планета от Солнца, тем меньше скорость ее движения. Скорость движения Земли — тридцать километров в секунду, а Марса — только двадцать четыре.

— А какая же температура на Марсе?

— Вылезете, узнаете, — усмехнулся Гавриил Адрианович.

Внезапно окно иллюминатора закрыла какая-то огромная темная масса. Некоторое время ничего не было видно. Мальчики невольно шарахнулись в сторону.

— Что это такое было? — воскликнул Вася, когда перед ними снова возник вид планеты.

— Марсианская луна, — спокойно пояснил Гавриил Адрианович.

— Как! у Марса тоже есть луна?

— И даже не одна, а две. Они давно были обнаружены астрономами и получили имена, взятые из древней мифологии: Фобос и Деймос. В переводе это значит: «Страх» и «Трепет». Так звали сыновей мифического бога войны Марса.

— Действительно, появление этого сына Марса нагнало на нас страх, — признался Вася. — Уж очень неожиданно он выскочил. Это который же?

— Это, невидимому, пронесся мимо нас «Трепет». Он находится на расстоянии двадцати трех тысяч четырехсот семидесяти километров от Марса. А Фобос, или «Страх», еще ближе к планете. Он на расстоянии всего пяти тысяч девятисот восьмидесяти километров от Марса. Право, можно подумать, что это искусственный спутник планеты, вроде нашей Космической станции.

— Но если он искусственный, значит, на Марсе должны быть все-таки разумные существа?

— Вылезем — посмотрим, — опять усмехнулся Гавриил Адрианович.

— Теперь уже нам гадать недолго.

В самом деле, космический корабль, облетая планету, постепенно к ней приближался. Уже было заметно, как сильно сбавилась скорость полета. Теперь она приблизилась к скорости курьерского поезда. Из иллюминатора казалось, что планета медленно надвигается на корабль.

Вот она уже заняла три четверти горизонта. Еще мгновение, и мальчикам показалось, что они устремляются к самому центру уже не шара, а огромной чаши. Еще несколько мгновений, и их корабль, вздымая гусеницами тучу пыли, плавно снизился на почву Марса.

С минуту по инерции он катился, чуть подпрыгивая на неровностях почвы и, наконец, остановился.

В салон медленно вошел Владимир Михайлович. Вытирая платком пот, обильно выступивший на лбу, он сказал, радостно сияя:

— Поздравляю вас, товарищи, с благополучным прибытием на Марс.

 

НА ПЛАНЕТЕ МАРС

Когда прошли первые минуты всеобщей радости, все участники экспедиции, включая и экипажи двух других ракетопланов, собрались в салоне.

Перебрасываясь веселыми шутками, пилоты и ученые удобно размещались в мягких креслах. Сразу стало тесно и шумно.

Впрочем, шутки и смех быстро смолкли, когда со своего места поднялся Владимир Михайлович и сделал знак, что хочет говорить.

— Дорогие товарищи, — начал он торжественно, — начальный этап нашего путешествия благополучно закончен. Первые наши мысли будут обращены к тем, кто нас послал сюда во имя дальнейшего расцвета науки — к людям нашей любимой родины, людям Земли.

В течение всего времени нашего перелета они следили за ним с нетерпением и естественным беспокойством. Ведь это было первое межпланетное путешествие в истории существования человеческого общества.

Разрешите огласить вам текст радиограммы, которую я предлагаю передать на нашу Космическую станцию для сообщения Земле.

Все дружно зааплодировали. Медведь продолжал.

— Оглашаю текст радиограммы:

«Благополучно прибыли на Марс. Здоровье хорошее, самочувствие прекрасное. Горячий привет любимой Родине, ее замечательным людям. По поручению участников перелета Земля — Марс. Владимир Медведь».

Все опять горячо зааплодировали. Владимир Михайлович передал текст радиограммы радисту и вновь обратился к присутствующим.

— Наступил второй этап нашего путешествия, наиболее ответственный. О третьем этапе — возвращение на Землю — пока говорить рано. Сосредоточим все взимание на втором. По плану мы должны начать с разведки территории Марса, связаться с его населением, если оно существует. В зависимости от результатов разведки будет составлен уже конкретный план работ. Для ознакомления нас с обстановкой слово имеет Гавриил Адрианович.

Слегка волнуясь, ученый поднялся со своего кресла.

— Дорогие друзья, — начал он. — Я переживаю сейчас момент, о котором мечтал всю свою жизнь. Благодаря величественной деятельности советских людей, в частности, и вашему самоотверженному труду, дорогие мои, я имею возможность вступить на почву той планеты, астрономическим исследованиям которой посвятил всю свою жизнь. Простите меня за это лирическое отступление, и перейдем к делу.

Мы… Ээ… Не знаю, как выразиться… Если бы это было на Земле, я сказал бы приземлились, но это слово здесь не подходит.

— Примарсились, — шепотом подсказал Шурик при громком смехе присутствующих.

— Неблагозвучно, мой юный друг, неблагозвучно. В общем, мы удачно оказалась в самом благоприятном для развития жизни поясе Марса — в его южном полушарии, между двадцать пятой и тридцатой параллелью, в растительной зоне, названной астрономами «Эритрейским морем». В дополнение к прочитанным вам во время путешествия лекциям разрешите сообщить следующее.

Некоторые судят о планете Марс, отталкиваясь от земных условий жизни. Это — ошибка, с которой мне приходилось сталкиваться еще в самом начале рождения астроботаники, как новой науки.

Даже крупные ученые того времени высмеивали самое предположение о возможности растительности на Марсе. Каких только насмешек не наслушались тогда я и мои сотрудники! «Наши астроботаники скоро полетят на Марс косить там бескислородное сено». Или: «Каждый босоногий мальчишка знает, что трава, растущая на краю пыльной дороги, нагретой солнцем, всегда отличается прохладой».

— Так это же правда, — невольно вырвалось у Васи.

— Что, правда?

— Что в жаркий день трава прохладней, чем песок.

— Для земных условий правильно, а на Марсе, в тех особых условиях, какие та нем существуют, растительность имеет особые оптические свойства. Если наши растения очень сильно отражают тепловые лучи солнца, то марсианские растения их поглощают. Поэтому, если ты здесь задумаешь побегать босиком, и почва тебе покажется очень холодной, чтобы согреться — переходи быстрее на траву.

Как видите, Марс имеет свои особенности, с которыми нам придется считаться. В частности, полярные области этой планеты более благоприятны для жизни, чем местность у экватора. На экваторе Марса, где солнце ежедневно всходит и заходит, температура суток колеблется от двадцати градусов выше нуля днем до сорока пяти градусов ниже нуля ночью. Конечно, растительность могла эволюционно приспособиться к таким условиям, но в приполярных странах Марса дело обстоит благоприятнее. Здесь солнце не заходит в течение всего полугодия, то есть в течение времени, равного земному году, почва Марса находится под непрерывным воздействием солнца. В этот период времени температура меняется очень мало и никогда не опускается ниже нуля. За такой продолжительный срок растения вполне могут успеть зазеленеть, зацвести, отцвести и обсемениться. Семена их прячутся в почву под защиту листвы предыдущих лет.

С наступлением осени солнце начинает заходить, и наступают ночи, сперва короткие, а потом все более и более продолжительные. Наконец, наступает ночь почти на целое марсианское полугодие. Правда, тогда температура опускается до семидесяти градусов ниже нуля, но этот переход происходит постепенно. Суровая зима не страшна марсианским растениям, так же как у нас в Якутии, где, несмотря на сильные морозы, имеется до двухсот видов цветковых растений.

Сейчас на Марсе весна и в месте нашей посадки уже происходит чередование дня и ночи, привычное для жителей Земли.

Напоминаю о составе атмосферы, так как этот вопрос для нас с вами имеет большое практическое значение. Правда, таких ядовитых газов, как метан и аммиак, на Марсе нет совершенно. Углекислого газа в два раза больше, чем в атмосфере Земли. Кислорода значительно меньше, поэтому необходимо при выходе с корабля пользоваться скафандрами.

Зато при выполнении работ, требующих затраты физической силы, мы по сравнению с Землей, будем в лучших условиях. Учтите, что сила тяжести на Марсе составит ноль целых тридцать восемь сотых земной. Следовательно, здесь мы будем себя чувствовать значительно сильнее. Какие вопросы вас еще интересуют?

— А нам спрашивать можно? — поинтересовался Шурик.

— Попозже, когда мы останемся одни. Знаю я ваши бесконечные «отчего» да «почему».

— Ну, если у членов экспедиции дополнительных вопросов нет, — сказал Владимир Михайлович, пошептавшись предварительно с Тулегеновым, — то предлагаю разойтись на отдых. В течение последних суток все мы испытывали величайшее напряжение сил. Достаточно будет восьми часов сна?

— Достаточно шести часов, — предложил Ковалев. Как вы думаете, товарищи?

— Восемь, — настойчиво сказал Медведь. — Вы сейчас сами не отдаете себе отчета в том, как устали. Фаина Степановна к подъему команды приготовит праздничный обед. Затем разобьемся на партии и начнем разведывательные работы. Каждая партия получит свое задание. Инструктаж получите у Сенкебая Тулегеновича. На этом пока закончим.

— А мы?.. Что будем делать мы? — обиженно воскликнул Шурик.

— Но вы же находитесь в распоряжении Фаины Степановны? Значит, будете помогать ей готовить обед.

Вася и Шурик были вне себя. Совершить такое длительное путешествие! Волноваться! Строить различные предположения! И, наконец, здесь, можно сказать, на пороге великих открытий, оставаться в неизвестности в течение еще добрых десяти часов!

Фаина Степановна нервничала не меньше их, хотя совсем по другой причине. Полная невесомость, к которой она привыкла за время путешествия в космическом пространстве, исчезла. Хотя притяжение Марса было меньше, чем на Земле, все же оно чувствовалось, и ученой поварихе пришлось отказаться от прежних методов обращения с жидкостями и посудой. Банки отказывались висеть в воздухе и упрямо падали на пол. Жидкости проливались. Фаина Степановна то и дело раздражительно покрикивала на мальчиков и, наконец, категорически приказала «не болтаться у нее под ногами».

Гавриил Адрианович испытывал не меньшие мучения. Он давно уже подготовился к встрече с учеными Марса: начертил схему перелета по маршруту Земля — Марс, распаковал и вытащил из ящика глобусы земного и марсианского шаров, рассчитывая на первых порах объясниться со своими марсианскими коллегами, если они обнаружатся, при помощи этих наглядных пособий.

Теперь он в нетерпении шагал взад и вперед по салону, то и дело поглядывая на часы. Вася и Шурик бегали от иллюминатора к иллюминатору, стараясь рассмотреть все, что было в пределах их видимости.

Их космический корабль находился на пустынном плоскогорье. Кое-где торчали пучки травы голубого и даже синего цвета. Стебли ее не поднимались кверху, а стлались по бурой почве.

— Почему здесь трава такая синяя? — спросил Вася.

Гавриил Адрианович обернулся.

— Ага! Обратили внимание? Это замечательная способность растений регулировать поступающее на них солнечное тепло: отражать его, если избыток, и поглощать, если недостаток. Марсианским растениям в их суровом климате нужно поглощать больше длинноволновых лучей солнечного спектра, то есть, красных, оранжевых, желтых и зеленых. Ведь в них, главным образом, сосредоточено солнечное тепло. Это и придает марсианской растительности голубоватый и синеватый оттенки. На Венере должно быть обратное явление. Там будут растения желтого и оранжевого цвета.

— А почему здешние травы так прижимаются к почве?

— Она нагревается лучше, чем воздух. Я уверен, что не только травы, но и другая растительность здесь стелющаяся. Нет! Это просто возмутительно! Сидеть и ждать, ждать, ждать, вместо того, чтоб действовать!

И ученый, чтобы унять волнение, опять быстро зашагал по салону. Мальчики переглянулись и на цыпочках подошли поближе.

— Собственно, почему вы должны ждать? — вкрадчиво сказал Шурик. — Я слышал — папа говорил с Тулегеновым, что первую разведывательную партию будете возглавлять именно вы. Почему бы вам пока не сделать предварительную разведку? Вы бы могли заранее наметить маршрут, по которому потом поведете партию.

Гавриил Адрианович прекратил хождение и с интересом посмотрел на мальчика.

— А ведь резонно, — проговорил он. — Я вернусь часика через два, не позже. Очень, очень правильно придумано.

Шурик от радости больно ущипнул Васю.

— Только вам одному никак нельзя идти, Гавриил Адрианович, — сказал Вася, догадавшись, к чему клонит Шурик. — Мало ли что может случиться в незнакомой местности? Вдруг вам станет дурно? Или понадобится что-нибудь принести…

— Действительно, пожалуй, рискованно, — согласился ученый. И, взглянув на мальчиков, вдруг рассмеялся.

— Ну и хитрецы! Вам просто самим не терпится вырваться поскорее на марсианские просторы?

— Из любви к науке, Гавриил Адрианович! Только из любви к науке, — пылко заверили Вася и Шурик.

— Хорошо. Вы, конечно, можете пригодиться мне во время этой экскурсии. Но, все-таки, надо спросить согласия Владимира Михайловича.

— Что вы, Гавриил Адрианович, — замахал руками Шурик. — Папа последние трое суток почти не спал! Лучше оставьте нас здесь, чем его беспокоить.

Ученый еще колебался.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Возьму вас под свою личную ответственность. Мы ведь вернемся на корабль еще до того, как у них будет подъем. Идемте одевать скафандры.

Очутившись, наконец, под прозрачным марсианским небом, Вася и Шурик испытали чувство, близкое к восторгу. Бурным проявлениям этого чувства способствовал их вес, облегченный по сравнению с Землей. С каждым прыжком мальчики наподобие кузнечиков переносились сразу на восемь — десять метров вперед.

Гавриил Адрианович вел себя, конечно, солидней, но тоже передвигался с необычайной для него быстротой. Таким образом, все трое скоро пересекли плоскогорье, на котором остались ракетопланы, и подошли к довольно отлогому спуску.

— Голубая долина! — воскликнул Вася.

— Вот они, каналы, — вторил ему Шурик.

Внизу расстилалась обширная долина, освещенная косыми лучами солнца. Голубые и зеленовато-синие травы на горизонте почти сливались с нежной бирюзой воздуха. Полукругом, почти параллельно друг другу, долину перепоясывали два широких канала. По их берегам и расстилалась растительность. Низкорослые деревца раскидывали далеко в стороны свои ветви и с высоты, с которой их наблюдали путешественники, напоминали огромные кочаны капусты.

Мальчики еще стояли на месте, пораженные этой необычайной картиной, а Гавриил Адрианович уже крупными шагами спускался в долину, жестами приглашая их следовать его примеру.

Вася и Шурик устремились вниз. Ученый стоял у низкорослого растения, немного напоминавшего земной тополь. Почки на его ветвях только полопались, обнажив крохотные листочки красно-бурого цвета.

Даже сквозь прозрачный шар скафандра было видно, как необыкновенно лучились глаза Гавриила Адриановича.

— Вот подтверждение моей гипотезы о древнейшей растительности Марса, — сказал он. — Известен ли вам, мои юные друзья, биологический закон, по которому молодые особи растений и животных воспроизводят некоторые свойства своих древнейших взрослых предков: цвет, форму и тому подобное. На Земле я наблюдал, что многие растения: клеи, дуб, тополь выпускают первые листочки не зеленого, а красно-бурого цвета. А этот цвет соответствует растениям очень жаркого климата. На это в свое время указывал и Мичурин. Значит, в древнейшие времена, когда на Земле был очень жаркий климат, растительность была не зеленой, а буровато-красной.

Цвет этих первых листочков, которые вы видите, свидетельствует о том, что несколько десятков миллионов а может быть, и сотен миллионов лет тому назад климат Марса был очень жаркий и влажный, подобно климату каменноугольного периода Земли. В те времена и возникла жизнь на Марсе. И посмотрите, как она изумительно приспособилась к ухудшившимся суровым климатическим условиям этой планеты! Этот факт еще раз подтверждает единство законов развития жизни во вселенной.

Вася внимательно слушал речь ученого, тогда как Шурик, со свойственным ему легкомыслием, нетерпеливо топтался на месте. Наконец, он не выдержал:

— Гавриил Адрианович, — взмолился он жалобно. — Если по столько времени задерживаться над каждым деревом, мы больше ничего не успеем осмотреть. Растения растениями, но где же всякая живность? Пока я вижу только каких-то странных насекомых! Не пойму: то ли это муравьи, то ли еще что-нибудь?!

Тут и Вася обратил внимание на довольно крупных насекомых, которые медленно двигались в траве от цветка к цветку. Ученый осторожно сорвал травинку с прицепившимся к ней созданием и поднес к глазам.

— Это не муравей, — сказал он после тщательного осмотра. — Скорее это бабочка, но без крыльев, а только с их зачатками. Здесь ей нет необходимости летать. Ведь цветы почти лежат на почве. Зато ножки у нее довольно массивные. Вот еще пример приспособления организмов к внешней среде. Что-то в этом роде наблюдал Дарвин на одном из океанских островов Земли.

— Гавриил Адрианович! — воскликнул Шурик. — Пока вы будете изучать все эти растения и насекомых, которых тут очень много, мы с Васей вполне успеем побегать по этой долине. Разрешите, пожалуйста! Мы совсем засиделись в ракетоплане.

— Только не забегайте слишком далеко, — рассеянно ответил ученый, наклоняясь к цветку. — Я здесь пока что займусь фотографированием. Действительно, вы мне мешаете.

Схватившись за руки, Вася и Шурик радостно устремились вперед. Совершая головоломные прыжки, они неслись, как в сказочном сне. Уже далеко позади осталась голубая долина. Они оказались в болотистой низменности со странными, похожими на моховые, кочками. Кое-где торчали кустики жестколистных растений, в которых Вася признал некоторое сходство с клюквой.

Прыгая с кочки на кочку, они спугивали небольших болотных птиц, которые, к удивлению мальчиков, вместо того, чтобы устремиться в воздух, исчезали в глубоких норах.

Любопытный Шурик сунул руку вслед за птицей в одну из таких нор и обнаружил, что внутри она выстлана мохом.

— Вася! — воскликнул он радостно. — Я сделал открытие, как здешние птицы приспосабливаются к среде. Они прячутся на ночь в норы, как наши суслики! Наверно, и гнезда для птенцов устраивают там же. И знаешь, что? Если здесь есть марсиане, то их жилища тоже устроены под почвой. Подумай только! Из чего им здесь строить дома? Деревья у них низенькие, да и жидкие… В каменных домах при здешних морозах совсем пропадешь. Нет! Это точно, что кроме как под землей, то есть, под почвой, им жить просто невозможно нигде.

— Что же! Они, по-твоему, совсем не выходят на поверхность?

— Вот еще! Наверно, в летнее время здесь в голубой долине у них вроде пляжа. А настоящая жизнь вся внизу. Там у них есть, наверно, заводы, фабрики, электростанции… И, конечно, оранжереи с цветами и фруктовые сады при искусственном освещении, и дворцы, как у нас московское метро. Может быть, у них там и атмосфера искусственная…

— Может быть, ты перестанешь фантазировать, да еще без всякой научной основы? Лучше подумай, как нам обратно вернуться к ракетоплану? Я что-то не пойму даже, в каком направлении нам теперь идти? Может быть, пока мы с тобой тут дурака валяем, марсиане, если они есть, уже связались с нашими, и преспокойно обедают с ними в салоне.

— Чуточку отдохнем и поскачем обратно, — предложил Шурик. — А то, хоть здесь и легко передвигаться, у меня уже коленки заломило. Сядем на бережку у этого озерца.

Солнце, между тем, уже склонилось к закату. Оранжевые блики последних лучей чуть золотили темную воду.

— Жду не дождусь встречи с здешними жителями, — сказал Шурик, поудобнее усаживаясь рядом с Васей. — Вот слушай, какую я про них гипотезу придумал. Марсиане развились не из млекопитающих, как мы, а из птиц. Да подожди, не подпрыгивай, пожалуйста! Я уже продумал с научной точки зрения, как могло получиться. Во-первых, насчет кислорода. Мы по зоологии проходили, что птицы поглощают кислород и при вдохе и при выдохе, а не так, как мы. И у них под крыльями есть еще воздушные мешки для запаса. Так что в этой атмосфере им легче дышать, чем млекопитающим. Во-вторых, температура тела у птиц не тридцать семь градусов, как у нас, а сорок два, значит, им легче переносить низкую температуру. Крылья у них, по-моему, развились в руки, потому что летать им совсем не обязательно, а работать надо. Только у них руки должны быть трехпалые.

— Это еще почему?

— А я, когда ел куриное крылышко, которое посахарила Фаина Степановна, обратил внимание на то, что его конец похож на три сросшихся пальчика.

— Ничего себе, «научное доказательство»! Ты хоть никому больше о нем не говори. Другие, может быть, и посмеются, а Гавриил Адрианович и рассердиться может. Он очень не любит беспочвенных фантазий.

— Я только тебе, по секрету, говорю. А говорить марсиане должны еще лучше, чем мы. Ведь некоторых птиц нетрудно научить произносить разные слова. Ни один зверь такой способностью не обладает. И как умеют птицы строить! Видал, как ласточки лепят гнезда? А? То-то вот! Так что в науке и технике марсиане могли уйти дальше, чем мы. И выглядят они почти как мы, разве что поменьше ростом, поскольку масса Марса меньше массы Земли. И еще они, как их предки, размножаются кладкой яиц.

Вася насмешливо фыркнул.

— А потом занимаются высиживанием? Анекдот, а не гипотеза!

— Ничего они не должны высиживать! Это было бы, как папа выражается, кустарщиной. У них должны быть инкубаторы.

— Однако, что-то холодно делается, — поежился Вася. — Я сам бы не против сейчас залезть в какой-нибудь инкубатор погреться.

— Я тоже замерз, — признался Шурик. — Наверно, аккумуляторы в наших костюмах «сели». Ну, совсем не греют.

— Он, Шурик! Смотри! Солнышко совсем уже скрылось. На сколько градусов здесь ночью падает температура?

— До пятидесяти градусов ниже нуля, — упавшим голосом ответил Шурик. — Ведь Гавриил Адрианович объяснял, что это потому, что когда атмосфера такая разряженная, днем почва быстрее нагревается, а зато ночью быстрее стынет.

— Ну, тогда мы пропали, — сказал Вася. — Хоть бы Гавриил Адрианович послал кого-нибудь за нами на розыски. Я даже не знаю — в какую сторону идти? А ты, Шурик, знаешь?

Шурик не отвечал. Сжавшись в комочек, он тесно прижался к Васе. Мальчик беспомощно огляделся по сторонам. Озеро на его глазах покрывалось ледяными иголками. Было ясно, что через каких-нибудь полчаса оно будет затянуто коркой льда. Вася машинально дотронулся до росшего рядом цветка, и он рассыпался как стеклянный. От действия мороза здесь цветы не сморщивались, не чернели, а просто промерзали, и, оттаяв при первых лучах солнца, продолжали свою коротенькую жизнь.

Вася сделал движение, чтобы встать, и не мог. Ему казалось, что и сам он превращается в льдину. Хотел крикнуть, но от все усиливающегося действия холода одеревенели даже мускулы лица.

— Кончено… Застываем… — подумал мальчик, погружаясь в полудремотное состояние. — Какой жуткий холод! Ах! Как было хорошо у нас на Земле. Вот бы очутиться сейчас опять в нашем солнечном Казахстане! Правда, Шурик?

— Ты с ума сошел? Какой я тебе Шурик! Я — Валерик.

— Что такое? — Вася с усилием повернул голову. Вместо Шурика рядом с ним сидел Валерик. Он смеялся.

— Смотри, Кюльжан, как Вася таращит на меня глаза? Как будто бы и не узнает!

— Наверно, Вася мысленно перенесся куда-нибудь далеко, далеко от нас… К питекантропам, например, о которых мы с вами говорили, — лукаво засмеялась Кюльжан. — Ну, вставайте же, мальчики! Ваши костюмы давно высохли, солнышко на закате… Пора идти на станцию, к поезду. Уже и Дозор начал беспокоиться.

Вася сделал над собой усилие и встал. Перед ним катились знакомые воды Головного арыка. Тихо шелестели листья яблони. Дозор вертел хвостом и, тихонько поскуливая, умильно смотрел на детей.