В дверях стояла высокая красивая женщина, которую я сразу узнала, хотя виденный мной портрет был жалкой и неудачной попыткой отразить её прелесть. Это была Амия Эскат, мать Яго. Она пересекла комнату и с непринуждённой грацией села в кресло.

— Хорошо же ты думаешь обо мне, братец! — заговорила она. — А ведь я могла бы спросить у Марка, уверен ли он, что точно определил болезнь бедняжки Яго, а у тебя, Пат, спросить, почему ты не позвал другого… незаинтересованного врача.

Пат не шевельнулся, но мне стало его жаль.

— Я не буду исходить из ваших с Марком моральных качеств, которые вы своим поступком сильно умалили и в наших глазах и в своих собственных. Тебе стыдно самого себя, братец, не скрывай этого за высокомерным видом, это тебе не идёт. Но речь не о ваших греховных замыслах, а о деле. Я не обвиняю вас, потому что знаю, до какой степени вам была невыгодна смерть моего сына. Чтобы оправдаться, мне тоже не следует рассказывать о своих добрых чувствах и намерениях, потому что моё имя слишком очернили без всяких на то оснований. Придётся исходить из соображений расчёта. Как ты думаешь, Пат, выгодно ли мне убивать сына, которому богатый родственник оставляет всё своё состояние?.. Молчишь?.. Конечно, у бедного Яго был бы опекун, и я бы не имела возможности распоряжаться деньгами, но убивать его, если предположить, что я способна на убийство, мне было бы невыгодно, по крайней мере, в тот момент. Нет, узнав о смерти моего мальчика, я пришла в отчаяние, ведь я думала, что Камол немедленно перепишет завещание. Неожиданно я получила известие, что Марк привёз девочку, очень похожую на Яго, и хочет представить её Камолу под видом Яго. План был очень хорош, и я его от всего сердца одобрила. Потом ко мне прискакал слуга с известием, что Марку Рамону пришла в голову мысль о родстве Кай и Яго, и он хочет расспросить обо всём у моей горничной. Я тут же научила горничную, с которой не теряла связь, как отвечать Марку или тебе, Пат, если кто-нибудь из вас приедет к ней. Всё было сделано, как я и думала, и девочка предстала перед Камолом в виде Яго. Но теперь, когда цель достигнута и завещание осталось прежним, участие девочки во всей этой трагикомедии становится ненужным. Наследство получит истинный наследник. Не она.

— Ты хочешь сказать, что Кай — не сестра Яго, не твоя дочь? — удивился Галей. — Есть другой наследник?

Нотариус слушал молча. По-моему, он потерял способность удивляться.

— Ты понял правильно. Яго, действительно, родился не один, но у него был брат, а не сестра. Яго я принесла домой, а второго мальчика моя горничная отдала на воспитание одной преданной мне женщине. Я знала, что у меня будет двойня, и позаботилась обо всём заранее.

— Но зачем ты скрыла это от меня? — недоумевал Галей. — Мне ведь ты могла довериться.

— Потом объясню, любимый, — усмехнулась Амия.

Меня не огорчила потеря намечавшегося состояния, потому что я совсем не думала о богатстве, но я слишком свыклась с мыслью о родстве с симпатичным Патом, что позволяло мне чувствовать себя не чужой и господину Рамону, поэтому сейчас остро переживала своё прежнее безродное положение девочки, которая была нужна на короткий срок, а потом превратилась в обузу. Вполне возможно, что и Пат переменит своё доброе отношение ко мне, раз теперь он перестал быть моим дядей. Я не могла отгадать, что он думает и чувствует, потому что он сидел неподвижно, безмолвно и очень гордо. Может быть, он вообще обо мне не думал. Вдруг он презрительно посмотрел на женщину и спросил:

— А зачем тебе надо было поддерживать подозрение Марка о втором ребёнке?

— Милый мой, — рассмеялась Амия, — неужели ты думаешь, что меня не угнетает слава, которой вы меня окружили? Вот я и решила вам отомстить. Я забавлялась, наблюдая, как вы возитесь с этой девочкой, считая её наследницей, и знала, что правду вы ей никогда бы не открыли. Она так и выросла бы облагодетельствованной вами сироткой, хотя имела бы право на огромное состояние. Так ведь, любезнейший братец?

Пат покраснел, побледнел, но оправдываться не стал.

— Похвально! — безжалостно и несправедливо продолжала Амия. — Совершить бесчестный поступок, ограбить ребёнка, да ещё и выступить в роли благодетелей! С какими же глазами после всего этого вы порочите меня?

Пат промолчал, совершенно убитый, но сохраняя надменную позу.

— Итак, девочка, ты можешь оставить мечты о наследстве, — обратилась Амия ко мне.

— А я о нём и не мечтала, — ответила я.

— Раз между Кай и тобой нет родства, то почему же вам иметь родственные помыслы? — поддержал меня Пат.

— И отлично. Значит, девочку не ждёт разочарование, если она всё ещё думает, что я шучу. Тид, войди!

Все обернулись к двери. В комнату вошёл худенький бледный мальчик и неуверенно остановился у стены.

— Подойди ко мне, Тид, — позвала Амия довольно милостиво.

Мальчик боязливо подошёл к ней.

— Вот это и есть брат Яго и наследник.

Нотариус рассматривал нас обоих прищуренными глазами, и от стыда мне хотелось провалиться сквозь землю, но надеюсь, что я не изнемогала так явно, как несчастный Тид.

— А настоящий наследник меньше похож на Яго, чем мнимая наследница, — заявил нотариус.

— У меня есть доказательства, — спокойно ответила Амия.

— Значит, наследство переходит к этому мальчику, как только доказательства будут предъявлены, — заключил нотариус. — Что же касается причины присутствия здесь этой девочки, то в память о старой дружбе, связывавший нас до сегодняшнего дня. Я не буду заострять на этом внимание.

— Я тоже поздравляю тебя, Тид, — проговорил Галей, приятно улыбаясь. — И тебя, дорогая. Но я всё-таки не понимаю, почему ты от меня всё скрывала.

— Потому, милый, что ты мне больше не нужен. Своё дело ты сделал, причём сделал хорошо, а теперь мы расстанемся, — сказала Амия, кривя губы в усмешке.

— Не забывай, что я твой муж. Мы с тобой обвенчаны.

— Тайно.

— Разве это имеет значение?

— Весьма существенное, потому что наше венчание было не больше, чем шуткой. Мне была необходима твоя помощь и преданность, поэтому мой муж совершил над нами этот обряд.

Некоторое время Галей оцепенело молчал, потом мне стало казаться, что он вот-вот задушит Амию, но он лишь сжал кулаки и сморщился. Амия со злой улыбкой смотрела на него, но мне его ничуть не было жалко.