Кузнецова Вероника

Забавы колдунов. Часть первая

 

ГЛАВА 1

Жан и Маргарита

Кто скажет, какие мысли и чувства волнуют красивую девочку девяти лет из дружной богатой семьи, где она единственное и любимое дитя? Можно гадать сколь угодно долго, но всё-таки на этот вопрос не ответит с уверенностью ни один человек. Между тем её волнуют очень многие чувства, но, к сожалению, чаще всего или не слишком возвышенные или совсем не возвышенные, а суетные и довольно пустые. Взять хотя бы Адель. У неё чудесные вьющиеся тёмные волосы, так что она могла бы не завивать их каждое утро. Если вы умеете хранить секреты, то она сознается вам, что вовсе их не завивает, хотя уверяет всех, что уход за волосами отнимает у неё массу времени. Она хитрит без всякого умысла, а лишь потому, что ей не хочется отстать от своих подруг-мучениц, прибегавших к самым различным средствам, чтобы и их волосы приобрели такой же красивый блеск, были так же густы, завивались такими же крупными кольцами, как у Адели. Девочке хочется убедить их, что только благодаря её искусству, а не искусству природы, её волосы так прекрасны. Ну, стоит ли умной девочке, а Адель нельзя назвать глупой, тратить время на такие пустые разговоры? Адель никогда не задает себе подобных вопросов, но если бы её спросили, она ответила бы, что стоит.

Прежде всего, Адель любит принарядиться, поэтому большую часть свободного времени мечтает о новых платьях, рассматривает картинки в журналах мод и вспоминает наряды своих подруг. Ещё Адель любит, чтобы ею все восхищались, а для этого аккуратно готовит уроки. Трудно ведь восхищаться девочкой, которую ставят в угол за лень и неуспеваемость. Она усердно занимается танцами, музыкой, пением и языками с частными учителями, которых нанимает своей ненаглядной дочке мама. Кроме того, Адель старается побольше читать, чтобы с ней было интересно разговаривать.

Сейчас Адель выглядит далеко не привлекательно для философски настроенного наблюдателя, потому что она в нетерпении постукивает босой ножкой по мягкому пушистому ковру, и выражение лица маленькой красавицы выражает легкую степень раздражения. Она собирается на день рождения подруги, где хочет затмить своим нарядом и манерами всех соперниц, а мама, как нарочно, двигается сегодня так медленно, что это действует на нервы.

— Мама, я же опоздаю! Франк не будет меня ждать!

Красивая и еще молодая женщина, занятая выбором наряда для своей дочки, лишь улыбнулась маленькому тирану.

— Надень это розовое платье, — предложила она.

Девочка фыркнула и отвернулась.

— Тебе очень идет голубое с оборками…

— Недавно я была в нем у Мари. Ах, мама, почему ты не сказала мне, что на белом платье пятно? Откуда оно взялось?

— Не знаю, — рассеянно отозвалась мать. — Не все ли равно?

Видно было, что проблема появления пятна занимает её очень мало, зато выбор наряда взамен испорченного поглотил всё её внимание. Она выпрямилась в раздумье. Ей были хорошо знакомы затруднения дочери. Ничто, вроде, не мешает на какое-нибудь торжество надеть платье ещё раз, но что-то внутри сопротивляется такому решению. Боишься, что наряд примелькался, что будешь чувствовать себя из-за этого плохо одетой. Конечно, Адель ещё мала, но дети теперь взрослеют так рано… Она в замешательстве смотрела на ворох отвергнутой одежды. Выглянувший золотой лоскуток привлёк её внимание. Она вытянула из многоцветной беспорядочной груды блузку из блестящей материи, цветом напоминающей золото. По этому сияющему полю были разбросаны диковинные цветы, обозначенные тонкими чёрными линиями. Блузка была сшита к новогоднему вечеру, но так и не надета, потому что, к величайшей своей досаде, Адель заболела и была вынуждена целую неделю провести в постели. Досада, в конце концов, прошла, а блузка была забыта. Теперь же, когда её извлекли из путаницы брошенных на пол вещей, и она засияла на фоне более скромных красок, сердце Адели радостно встрепенулось в предвкушении эффекта, который произведет её появление среди подруг и друзей.

Мама подобрала к блузке бархатную черную юбку и золотые туфельки. Нарядной девочке причесали волосы и, заколов с двух сторон золотыми заколками, оставили длинные тёмные локоны струиться по плечам. Адель поглядела в зеркало и залюбовалась своими руками в изящном обрамлении полудлинных широких рукавов, тонкой талией, схваченной золотым обручем, мягкими складками юбки и, конечно, туфельками, замечательными крошечными туфельками, выглядывавшими из-под бархатной черноты юбки. Вы её, конечно, понимаете, ведь тщеславное желание покрасоваться среди подруг или друзей присуще не только маленьким девочкам, а уж стремление покорить сердце какого-нибудь десятилетнего, шестнадцатилетнего, а то и шестидесятилетнего Франка знакомо не одной лишь Адели.

Мама проводила свою красавицу-дочку до порога, вручила ей свёрток с подарком и вернулась в роскошно убранную квартиру, где горничная уже прибирала раскиданные наряды. Её сердце трепетало от материнской гордости и предчувствовало, что её дочь непременно затмит всех юных гостей Дэзи, родители которой устраивали сегодня грандиозное торжество в честь десятилетия своей некрасивой и неумной дочери. Пожатие плеч сопровождало эти мысли и означало недоумение по поводу столь ничтожной причины для столь великолепного детского праздника. Нет, её Адель в свое десятилетие будет истинной царицей бала, а не серой мышью, как эта невзрачная Дэзи, настоящая дочь своей безмозглой матери, у которой не хватает ума даже одеться со вкусом.

Мысли Франка были не менее суетны, чем у его соседки Адели. Правда, он не рассчитывал совсем вытеснить Джоза из памяти девочки. Это было бы хотя и прекрасно, но едва ли возможно, ведь последний бал у Мари заронил в его душу не только подозрения, но почти уверенность, что этот напыщенный юнец, бывший на целый год его моложе, но имевший наглость первым пригласить Адель на танец, начал оказывать какое-то воздействие на сердце Адели. Ну, уж нет! Он с ним ещё поборется! Сегодня он не даст так глупо себя провести и пригласит Адель на первый танец ещё дорогой, а не станет, как последний дурак, легкомысленно откладывать это важное дело на потом. И пусть Адель сколько ей угодно отказывается дать ему обещание не танцевать ни с кем кроме него, но он будет твёрд и обещания добьётся. Да и как можно ему отказать, если у него такой красивый ремень с серебряными бляшками, так ярко блестят пряжки на лаковых туфлях, а безупречно сшитый костюм тщательно выглажен.

Франк деловито сплюнул в сторону, оценил расстояние, отделяющее его от плевка, и удовлетворённо засвистел. День сегодня выдался славный, и даже такая мелочь, как дальность плевка, побившая все его прежние рекорды, подтверждала это. Если и дальше всё пойдет так же удачно, то успех на вечере ему обеспечен. Однако, как долго приходится ждать Адель! Если эта девчонка согласится танцевать с Джозом, то он ей жестоко отомстит и всё своё внимание будет уделять Мари или, на худой конец, Дэзи.

Наконец на лестнице застучали каблучки, дверь отворилась и волшебное видение в золотой блузке, чёрной бархатной юбке и золотых туфельках возникло перед изумленным Франком.

— Ты давно ждёшь? — снисходительно бросило видение.

Франк ещё не пришел в себя от потрясения, но на выручку подоспела привычка к преувеличению своих заслуг, и ответ был дан с чёткостью автомата.

— Двадцать минут.

Это была явная ложь, но она возвышала Адель в собственных глазах, ведь далеко не каждую девочку красивый, элегантный, а главное, взрослый мальчик будет ожидать целых двадцать минут. Ну как же возражать против такой лестной лжи?

Адель горделиво вскинула головку и пошла вперёд, думая о том, что до дома Дэзи надо идти через всю улицу и своим ослепительным видом она поразит очень многих. Франк догнал её и зашагал рядом. Адель опомнилась и отдала ему свой свёрток, ведь неловко нести что-то, пусть и пустяк, в руках, когда рядом идет мальчик.

— Что это? — поинтересовался Франк.

— Кружевная шаль. Мама купила её специально для дня рождения Дэзи. А что подаришь ты?

Франк вытащил из кармана коробочку и открыл её. В ней лежала чудесная брошка. Адели показалось, что она давно мечтает именно о такой брошке, а не о той, которую отец прислал ей из Петербурга две недели назад, и она слегка нахмурилась. Дэзи, конечно, будет всюду её надевать, но уж ей-то при её бесцветных волосах, водянистых выпуклых глазах и рыжих веснушках лучше её не носить. А как бы пошла эта брошь к голубому платью Адели!

Франк закрыл коробочку, аккуратно положил её обратно в карман и взял свёрток поудобнее. Адель всё ещё переживала огорчение от вида брошки, поэтому ещё выше подняла голову и, отвернувшись от Франка, посмотрела в другую сторону. На перекрёстке стояла странная старуха в чёрных лохмотьях. Её кожа высохла, нос выдвинулся вперёд и вниз, и конец его висел на уровне губ, а на самом кончике его сидела огромная бородавка. Глаза были особенно неприятны. Они были мутные, беловато-серого цвета, а смутно черневшие пятнышки затянутых плёнкой зрачков были почти неразличимы. Длинные скрюченные пальцы иссохших рук напоминали когтистые лапы птицы. Спина была согнута, образовав горб, что довершило сходство с нахохлившейся неопрятной хищной птицей. При всём своём уродстве старуха ещё и вела себя страшно. Она дико поводила маленькой головкой и непрерывно что-то шептала, шевеля тонкими губами.

Дети в смущении остановились. Их путь пролегал мимо этой старухи, прохожих не было видно, и они сразу почувствовали, что уже вечер.

— Какая ужасная старуха! — прошептала Адель. — Мне страшно, Франк. Давай вернёмся назад и пройдем по другой улице.

— Глупости! — бросил Франк.

Его пробирала дрожь, но перед такой красивой девочкой он не мог показать себя трусом.

— Франк, у меня тяжело на сердце, — умоляла Адель. — Мне так и кажется, что, если мы подойдем ближе, она сделает что-то ужасное.

Франк и сам был бы напрочь пройти любым окольным путём, даже обойти весь город, лишь бы не приближаться к старухе, но раз уж он попытался показать себя храбрецом, отступать было нельзя.

— Говорю тебе, что всё это чепуха! Чего ты боишься? Она же слепая.

Он старался успокоить Адель, а, прежде всего себя, но цели не достиг. Однако он смело пошел вперёд.

— Ох, Франк! — вскрикнула Адель, задрожав.

Старуха пронзительно взглянула на них своими белыми глазами, и детям показалось, что плёнка, затягивающая зрачки, на мгновение разошлась и снова сошлась.

— Ведьма! — шепнул Франк.

Старуха протянула руку к девочке.

— Дай мне твою чудесную кружевную шаль, — жалобно прошамкала она.

Адель попятилась.

— Почему вы думаете, что у меня есть шаль? — спросила она. — У меня нет никакой шали. Вы же видите, что я ничего не несу в руках.

— А ты возьми свою шаль у Франка, — подсказала старуха, хихикая.

— Это не моя шаль, — испуганно возразила Адель. — Я должна отдать её Дэзи.

— Дэзи не нужна твоя шаль, отец купит ей десять таких. А вот твой отец, Адель, больше не будет покупать тебе ни брошек, ни шалей, ни даже хлеба, а его тебе скоро захочется.

— Что ты врёшь, проклятая ведьма? — закричал Франк. — Её отец сейчас у себя на родине в России, но скоро приедет. Он так богат, что может скупить все ювелирные магазины у нас в городе.

Старуха вновь гадко захихикала.

— А ты, Франк, дай мне твою чудесную брошку. Я хочу сколоть ею мою кружевную шаль, — обратилась она к мальчику.

Франку не хотелось выглядеть трусом, поэтому он гневно заявил:

— У тебя нет шали, так что и брошка тебе без надобности.

— Есть!

— Нет!

Старуха топнула ногой, и из-под её грязной юбки на мгновение высунулся стоптанный башмак.

— Есть! Мне даст её твоя подружка.

Пример Франка придал Адели смелости, и она закричала:

— Я тебе ничего не обещала и не собираюсь давать!

Франк пошёл ещё дальше.

— Кружевная шаль не прикроет твоего горба! — придумал он.

— А за брошку ты будешь цепляться своим длинным носом! — подхватила Адель и засмеялась. Её обидело предположение старухи, что её отец способен стать таким жадным, что не купит ей больше ни брошек, ни шалей. А хлеб она вряд ли захочет, ведь пирожные намного вкуснее.

— Может, тебе подарить мой пояс, чтобы ты подтянула нос кверху, а то он попадает тебе в рот и мешает говорить, — крикнул Франк и приставил согнутую кисть к собственному носу, демонстрируя, как удобно действовало бы изобретенное им простейшее приспособление для поднятия носа. При этом он то приближался к старухе, то отскакивал назад.

— А не подарить ли тебе мои золотые туфельки? Ты могла бы надеть их на свои длинные уши, — предложила Адель. — Они как раз пришлись бы впору.

— Ты лучше отдала бы ей свои заколки для волос, — громко обратился Франк к девочке. — Тогда она могла бы сколоть свою отвисшую кожу, а…

— Тебе не нравится моя кожа? — спросила старуха. — Ты полюбишь её. Моим носом ты будешь восхищаться. Ты станешь ползать у моих ног, умоляя, чтобы я позволила поцеловать мою руку. А горб… Он заслонит тебе всех красавиц мира. Расти, мой маленький Франк, умным, красивым и богатым. Не знай нужды и лишений. Мы встретимся с тобой очень скоро. Когда тебе исполнится двадцать один год и ты решишь жениться, в ночь перед свадьбой мы встретимся.

— Старая ведьма! — захохотал Франк. — Я не собираюсь на тебе жениться ни в двадцать один год, ни в двадцать два.

— Вот пугало! — смеялась Адель.

— А ты, моя маленькая Адель, — начала старуха, — узнаешь много горя, но самое большое оскорбление тебе нанесёт твой любимый. Ты…

Но она не кончила, а вся как-то съёжилась, быстро заковыляла прочь и спряталась за углом, временами выглядывая из своего укрытия. Это показалось детям таким забавным, что они переглянулись и засмеялись. В прятки они умели и любили играть, но никогда ещё не видели, чтобы злая сварливая старуха резво бросилась прятаться.

— Послушай, Франк, а как она узнала наши имена и что за подарки мы несём? — спросила Адель, когда вдоволь насмеялась.

— Так ведь мы обращались друг к другу по именам и разговаривали о подарках. Наверное, моя мама права, когда утверждает, что у меня чересчур громкий голос.

Внезапно настроение Адели переменилось. Веселье куда-то исчезло, и на смену ему пришла задумчивая печаль.

— Мне кажется, что эта старуха никогда от нас не отстанет. Мы куда-нибудь пойдем, а она тут как тут. Ты видел её глаза? Белые, мутные. А потом взглянет — и словно огнем обожжёт.

Франк ухмыльнулся.

— Ты ещё маленькая, Адель, и веришь в сказки. Это полусумасшедшая старуха. Хотела, наверное, попросить милостыню, а потом узнала про подарки и решила их получить. Слыхала, что она наплела про моё будущее? Неужели ты думаешь, что я, и, правда, в неё влюблюсь, да ещё и захочу на ней жениться? Мне будет двадцать один год, а ей сколько? Девяносто один? А может, сто один?

Тут детьми вновь одолел непреоборимый приступ смеха, и они весело продолжали свой путь, в деталях вспоминая и комментируя пророчество старухи.

Не успели они отойти от перекрёстка, как вынуждены были вновь остановиться, потому что на тротуаре, скрестив руки на груди и опустив голову, стоял, преграждая им путь, человек незаурядной внешности. Это был высокий смуглый господин средних лет с карими пронзительными глазами, прямым тонко очерченным носом, небольшой бородкой и вьющимися тёмными волосами с едва заметной проседью. Одежда его была очень проста, но необычна для этого благопристойного города. Она состояла из белой рубашки, тёмного жилета и тёмных брюк, заправленных в высокие сапоги очень мягкой кожи. Талию его охватывал широкий пояс с блестящими серебряными бляшками в виде сказочных чудовищ, а между ними на коже пояса были вытеснены непонятные знаки.

— Цыган, — шепнул Франк с убеждённым видом. — А может, не цыган. Пошли скорее.

— Он нас не замечает, — ответила Адель. — Видел, какое у него кольцо?

Франк, любовавшийся поясом, перевёл глаза на его руку и засмотрелся на перстень невиданной красоты, сиявший на пальце незнакомца. До сих пор он ещё не видел рубина такой величины и яркой окраски.

— Говорят ведь "как кровь". Я как-то обрезал палец…

— Я говорю про железное кольцо, — прервала его Адель. — Посмотри, самое обыкновенное и даже очень некрасивое кольцо, а глаз не оторвёшь. Оно словно о чём-то говорит.

— Волшебное кольцо, — подсказал Франк. — Откроет любую дверь и исполнит все желания. Если бы оно было моим, я бы попросил, чтобы ты танцевала со мной первый танец и все остальные тоже.

Адель засмеялась с оттенком тщеславия. Все-таки Мари не может похвастаться таким вниманием со стороны Франка, как она.

— Может, оно исполнит твоё желание, — кокетливо сказала она.

Случайно девочка перевела взгляд на лицо незнакомца и с ужасом обнаружила, что его пронизывающие глаза устремлены на неё. У Адели ноги словно приросли к тротуару, и, как ни звал ее Франк, она не могла заставить себя сделать ни шагу.

— Как тебя зовут, дитя моё? — довольно ласково спросил незнакомец.

Франк, в котором после словесной битвы со старухой не угас ещё воинственный пыл, ответил за Адель:

— Марта.

Незнакомец бросил на него досадливый взгляд.

— Так как же тебя зовут? — настойчиво повторил он.

— Не ваше дело, — грубо сказал Франк. — Мама не разрешает ей разговаривать с бродягами и цыганами.

При разговоре со старухой Адель была восхищена смелостью приятеля, но сейчас ей не хотелось обижать опасного незнакомца, уже весьма хмуро поглядывавшего на нахального мальчишку.

— Твоё будущее тебе известно, — мрачно бросил незнакомец Франку. — Ты влюбишься в безобразную старуху, и…

Его прервал неискренний, но зато громкий смех мальчика.

— А тебе, Адель, предсказали много горя.

— Она не верит всяким глупостям, — заявил Франк.

— Дай мне что-нибудь на память, Адель, и тогда я смогу тебе помочь. У тебя красивое ожерелье. Подари мне его.

Девочку пробирала нервная дрожь. Сама не зная, почему и зачем, она сняла с шеи ожерелье и протянула незнакомцу.

— Однажды, дитя мое, мы встретимся вновь, и я помогу тебе в самую трудную минуту, когда твоей жизни или рассудку будет грозить опасность. До свидания, Адель.

Франк был почти в истерике от хохота. Зато Аделью овладела страшнейшая усталость. Она не заметила, когда и куда скрылся незнакомец, а когда убедилась, что он исчез, повернулась к приятелю.

— Прошу тебя, Франк, отведи меня домой. Я не хочу идти к Дэзи. Мне очень плохо.

— Что ты говоришь? — изумился мальчик. — Это тебя напугал проклятый цыган. Зачем ты отдала ему свое ожерелье?

— Не знаю. Я не хотела… но отдала. Ты можешь идти к Дэзи, Франк, а я вернусь домой.

— Не глупи, Адель. Ты много потеряешь, если не пойдешь на праздник. Кроме того, ты обещала мне первый танец, а волшебное кольцо сделает так, что ты сегодня будешь танцевать только со мной. Ну, пойдем же, не будем терять время.

Когда дети скрылись, незнакомец вышел из переулка и посмотрел им вслед.

— Эх, дети, дети! Разве не говорили вам родители, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми? — произнес он, покачав головой. Потом он перевел взгляд на перекрёсток и крикнул. — Выходи, Маргарита, не прячься.

Старуха опасливо выглянула из-за угла.

— Не бойся, старая карга, я уже забыл, как ты меня обманула в последний раз, и почти рад нашей встрече.

Старуха обнажила в улыбке редкие кривые зубы.

— Не думала, что сегодня меня ждёт такая удача, Жан. Я полагала, что ты давно отрёкся от мира, а ты здесь, среди людей, да ещё выманил вещицу у глупой девчонки. И как тебе удаётся заставлять их самих отдавать всё, что тебе нужно?

— У тебя тоже не пустые руки, старая ведьма, — засмеялся Жан. — Что украла на этот раз?

Старуха охотно разжала кулак и показала серебряные часы.

— Вытащила прямо из кармана дрянного мальчишки, — похвасталась она. — Теперь он в моей власти. Мне бы хотелось играть и им и против него, слишком уж он нахальный, но… не в моих правилах отрекаться от собственных слов. Я поняла так, что ты с умыслом завладел ожерельем и будешь играть против меня? Ведь не будешь же ты и дальше на меня дуться?

— Я не был бы против, если бы ты не плутовала.

— Разве я способна обмануть? — игриво ужаснулась старуха. — Как бы мне, бедной, не пострадать! Когда я играю с тобой, я всегда проигрываю.

— А в последний раз? Учти, Маргарита, если ты ещё раз меня обманешь, лучше мне не попадайся.

— Все будет по-честному, — серьезно пообещала старуха. — Был грех, но больше такого не повторится, хотя… благодаря тому проигрышу, Жан, ты наконец-то перестал казаться прекрасным юношей, а я получила столько лет, что до сих пор превосходно себя чувствую. Если бы меня не тянуло играть именно с тобой, то я была бы на вид совсем молоденькой.

Жан покачал головой.

— Думаешь, мне неизвестно, как ты облапошиваешь неискушенных в твоих проделках новичков?

— Должна ведь я хоть как-то возместить проигранные тебе годы, — возразила Маргарита. — Вот я и возмещаю их за счёт этих юнцов… А помнишь, какой я была когда-то, когда мы ещё не выдумали эту проклятую игру на годы жизни.

— Да, — мечтательно сказал Жан. — Ты была так хороша, что я чуть было не сделал глупость. Я ведь хотел жениться на тебе, но, к счастью, вовремя передумал.

— Ах, мой милый, — снисходительно бросила старуха, — если бы я захотела, то ты и сейчас… Но кто раз сыграл в эту чудовищную игру, уже не может от неё оторваться. До любви ли тут? Впрочем, ты увидишь, что я сделаю с мальчишкой, когда настанет заветный день.

— На это ты мастерица. — с доброй усмешкой, вызванной воспоминаниями, согласился Жан. — Знаешь, Маргарита, я ещё сегодня готов был тебя убить, но увидел и… Наверное, мы с тобой слишком старые друзья, чтобы долго помнить обиды.

— Ты до сих пор не избавился от сентиментальности, Жан, — укоризненно сказала старуха. — Поэтому-то тебе в этой жизни всё дается труднее, чем мне.

Жан косо взглянул на неё. Было очевидно, что ему не понравилось последнее замечание давней приятельницы, и старуха это поняла.

— Мне странно вот что, — заявила она. — Ты кочуешь по чужим странам, а всегда, если есть такая возможность, выбираешь соотечественников. Почему?

— Это усиливает азарт.

— Чудно это. Вот у меня никаких пристрастий нет.

— У нас и роли разные.

— Это верно, — согласилась старуха, довольная, что её собеседник больше не сердится.

— Однако учти, Маргарита, что девушке труднее путешествовать, чем парню, и не готовь самых ужасных из твоих страшилищ.

— Нет, такого я пообещать не могу, — категорически отказалась старуха. — Да и в твоем распоряжении будут великие силы. Признаюсь, что я уже приготовила свою армию. — Она захихикала от удовольствия, и глаза её так засверкали, словно их никогда не застилали бельма. — Кое-кого я ещё добавлю, время есть, но в основном…

— Я тоже, — признался Жан. — Среди них я ввожу одного… как бы это выразиться…

— Понимаю. — закивала головой Маргарита. — Иногда такое введёшь, что и не знаешь, как это назвать.

— Вот именно. Я даже не уверен, сумею ли воспользоваться этой фигурой, а если смогу, то каким образом, но почему-то мне пришла в голову такая странная мысль.

— Будет неплохо, если эта фигура неожиданно сыграет на пользу мне, — мечтательно произнесла старуха. — Это выходит всегда очень смешно.

— И выгодно, — прибавил её приятель.

В лицах обоих собеседников явственно читался азарт заядлых игроков и нетерпение начать.

— Наверное, это какая-то волшебная фигура? — попыталась кое-что выведать Маргарита, но Жан лишь пожал плечами. — Почему-то ты используешь мало волшебства, а я предпочитаю силы пострашнее и помогущественнее.

— Я думаю, что мои методы тоже неплохие, Маргарита, ведь, кроме того раза, когда ты сплутовала, я всегда выигрывал.

— Ох уж мне эти твои выигрыши! Они сделали меня старухой!.. А условия те же?

— Да. Кости, определяющие время, у меня есть.

— И у меня тоже, — кивнула Маргарита. — Карта тоже. Наша с тобой карта. Мне даже глядеть на неё не надо, ведь я помню её наизусть. Фигуры я вырезала, ты тоже. Девчонка должна продержаться столько времени до появления новой фигуры, сколько покажут кости, и горе ей, если я брошу кое-какие из своих фигур, а кости покажут самое долгое время. Бросаем по очереди, и я — первая, ведь я выиграла в прошлый раз.

— Скажи лучше "сплутовала", — поправил Жан.

— Не бойся, я не пойду с козырей, иначе игры не будет, и я не наберу столько лет, сколько мне нужно, чтобы самой омолодиться, а тебя состарить. Пусть девчонка сначала пообвыкнет, научится вести себя в незнакомом мире, а уж потом я напущу на неё своих питомцев.

— Разумно, — согласился Жан. — Давай условимся, что первые шесть фигур мы возьмем из общих. Ты — три, и я — три.

— Но уж потом можно будет пользоваться и своими подопечными и общими. Кстати, я вырезала три фигуры для общего фонда.

— Наверное, самые свирепые?

— Как раз нет. Для меня они не годятся, хотя и могут оказать мне услугу.

— Я тоже позаботился о нейтральном фонде…

Старуха оживилась.

— Как ты сказал? Нейтральном? Вот это мне нравится! Нейтральная фигура.

— Ни злая и ни добрая. Не враг и не друг. Пригодится и мне и тебе, — пояснил Жан.

— Но способная навредить, — коварно заметила Маргарита.

— Или помочь, — досказал Жан.

— Не забудь, что за использование волшебного средства или один ход пропускается или расплачиваешься годами, — напомнила старуха. — Может нарушиться очередность и в том случае, когда мои фигуры помогут мне нарушить твои планы, но я откажусь от выигранных при этом лет.

— Или мои фигуры разрушат твои козни.

— Не жди, мой дорогой. Ох, и повеселюсь я на этот раз!

— Боюсь, что мне опять будет не до смеха, — пробормотал Жан и громко сказал. — Ну, так до скорой встречи, Маргарита. Готовься к битве, ждать осталось недолго.

— Уж скорее бы наступила заветная ночь! Мочи нет терпеть. А теперь я побегу, Жан. Недосуг мне, дела ждут.

 

ГЛАВА 2

Перед свадьбой

Девушка, в задумчивости стоявшая у окна маленькой, двухкомнатной, довольно убогой квартирки, была, несомненно, очень симпатична даже в том простеньком платье, которое было на ней сейчас. Возможно, в более богатом наряде, причёсанная по последней моде и украшенная драгоценностями, она была бы красива. Её волнистые тёмные волосы локонами падали на плечи, большие, обрамлённые чёрными ресницами глаза были того неопределённого серого цвета, который легко меняет оттенок. Губы, ни маленькие, ни большие, были созданы как будто специально для этого лица. Сколько ей было лет? Двадцать. Как её звали? Аделаида Николаевна, а для мамы и близких знакомых просто Адель. В этой девушке не было ничего общего с той избалованной девятилетней красавицей, с которой мы расстались в прошлой главе одиннадцать лет назад. Её окружала другая обстановка, в её голове бродили совсем другие мысли. Где прежние мечты о нарядах, балах, пока еще детских, о почитателях ее красоты, о подарках, удовольствиях? Все ушло вместе с непоправимым несчастьем, обрушившемся на семью в памятный день, когда им с Франком повстречались ужасная старуха и странный незнакомец.

Много раз Адель спрашивала себя, не случилось ли несчастье именно из-за злой старухи, не было бы умнее откупиться от неё, отдав и подарки для Дэзи и всё, что захотелось бы той получить? Но Франк упорно повторял, что старуха лишь сообщила об уже свершившемся факте, изменить который они были бы не в силах. Наверное, Франк прав, но события того дня переплелись в такой тесный узел, что отделить их одно от другого невозможно. Франк до сих пор пытается убедить её в том, что старуха была ведьмой лишь по внешности и характеру, а не по сути, о несчастье узнала случайно и "пророчество" своё высказала от досады, что ничего не выпросила. К тому же, у Франка исчезли часы, но он не знает, кто их украл: она ли, незнакомец с железным кольцом или кто-то ещё. А может, он сам потерял их на улице или на балу у Дэзи.

Дэзи… Как быстро отвернулась от них и её семья, и семьи всех её прежних друзей. Как будто после внезапного разорения и самоубийства её отца они с мамой стали чумными и с ними уже нельзя иметь дело. Из всеми уважаемых богачей они сделались вдруг нищими изгоями. Ах, зачем мама застряла в этом городишке так далеко от родины? Она утверждает, что у них нет денег на переезд, а по её, Адель, мнению, маме легче переживать свой позор здесь, среди чужих людей, чем там, где она привыкла быть почти королевой. Позор, что они бедны? Позор, что мама вынуждена давать уроки музыки, из гордости уклоняясь от выгодных, но высокомерных предложений учить детей в тех домах, куда она раньше входила как дорогая гостья? Неужели их теперешнее положение позорно? Ей не хочется с этим соглашаться. И Франк так не считает. Оказалось, что их детская дружба с несчастьем стала лишь крепче, а потом переросла в любовь. Не скажешь, что его родители были в восторге при известии об их будущей свадьбе, но согласие дали. И вот теперь перед ней вновь открывается возможность стать богатой и уважаемой, а мама перестанет давать уроки музыки, которые кажутся ей столь унизительными, что она не разрешает дочери тоже стать учительницей музыки. И это благополучие приходит к ней не ценой жертвы, а вместе с любовью и счастьем. Завтра их свадьба и с завтрашнего дня они с Франком никогда-никогда не расстанутся.

Лицо девушки словно осветилось, и глаза засияли от тихой, заполнившей её душу радости.

— Адель! — в четвёртый раз окликнула её мать.

Адель обернулась.

— Ты выглядишь такой счастливой, — с улыбкой заметила мать. — Думаю, что это счастье останется с тобой до конца. Трудно представить себе мужа преданнее и постояннее, чем Франк. Сколько лет вы с ним знакомы? Так давно, что я уже не помню. Кажется, что с колыбели. Дня не проходило, чтобы он не забегал к нам хоть на полчаса. И родители у него — люди порядочные. Думаю, они выделят вам приличное состояние.

Адель засмеялась. Она не забывала о деньгах, но они казались ей чем-то второстепенным, а главным была любовь к Франку.

— Пожалуйста, Адель, примерь платье ещё раз, — попросила мать. — Ты в нём очень хороша.

Адель знала, что мама давно уже откладывала про запас какие-то деньги. В их крошечном бюджете эти сбережения производили дыры, так что делать это совсем уж незаметно было невозможно, но девушка не подавала вида, что замечает ухищрения матери, и лишь удивлялась, для каких таинственных нужд та это затеяла. Теперь выяснилось, что прозорливые глаза давно уже отметили взаимную склонность молодых людей, и деньги откладывались на свадьбу.

— Хорошо, мама, — кротко согласилась Адель.

В подвенечном платье она, и правда, была ослепительно хороша, и было очень жаль, что из-за дурацких предрассудков Франку нельзя полюбоваться на неё до свадьбы.

— Теперь сними его и аккуратно повесь, а мне пора на урок, — заторопилась мать.

Адель с нежностью подумала, что скоро её маме не придётся бегать по урокам, а ей подрабатывать случайными переводами. И это произойдёт благодаря её браку с любимым человеком.

Франк тоже всё время думал о своей невесте. Она была привлекательна, умна, образована, хорошо воспитана и, самое главное, он очень привык к ней. Неважно, что родители не одобряют его выбор. Он уверен, что более разумной, спокойной и нежной жены ему не найти.

Адель успела убрать платье вовремя, как раз через минуту после этого пришёл Франк.

Наверное, нет нужды передавать разговор влюблённых накануне свадьбы, ведь интересным и значительным он кажется только им самим. Наиболее связно говорилось об их будущем семейном доме, о порядке, который установит там Адель, об успехах Франка в торговой компании отца, куда его с завтрашнего дня включают компаньоном, о мирном и тихом уюте их будущей жизни.

— Знаешь, Франк, о чём я сегодня вспоминала? — спросила Адель.

— Опять о своей старухе, — поморщился Франк. — Из-за того, что ты так часто мне о ней говоришь, я сам о ней сегодня вспомнил. О ней и о том цыгане, который выманил у тебя ожерелье. Оно, насколько я сейчас понимаю, было не очень дорогое, но всё равно деньги от его продажи вам очень бы пригодились. В память того ожерелья я приготовил для тебя подарок к этому замечательному дню, дню перед нашей свадьбой.

Адель рассмеялась, когда он протянул ей коробочку, и в ней оказалось жемчужное ожерелье.

— Франк, ты сошел с ума! — воскликнула она. — Ты подарил мне вчера рубиновые серьги и сказал, что это знаменательный день.

Франк серьёзно кивнул.

— Совершенно справедливо, — согласился он. — И заметь, что сходить с ума я не собираюсь. Вчера, действительно, был день знаменательный, потому что это был день за два дня до нашей свадьбы. А сегодня повод для подарка уже другой.

— Но это стоит много денег! Франк, ты разоришься на подарках.

— Почему? — удивился юноша. — Это прекрасное вложение капитала. К нашей серебряной свадьбе твои украшения составят кругленькую сумму, так что ты будешь женой богатого коммерсанта с собственным миллионным капиталом.

От такой перспективы на обоих напал смех, и они долго не могли успокоиться.

Конечно, Франк остался обедать, а когда подошло время, то и ужинать, а после ужина он тоже никак не мог расстаться с невестой, пока не стало очевидно, что дольше медлить с уходом уже попросту неприлично. И он ушел бы сразу, если бы до двери его проводила мать Адели, но с Аделью он расстаться не мог, поэтому ещё долго-долго велись прощальные разговоры, так что домой он добрался лишь к полуночи, а полночь — время особенное.

Родители Франка уже спали, а слуги удалились в другую часть дома, поэтому юноша открыл дверь собственным ключом и по дороге в свою комнату не встретил ни единой живой души. В комнате он зажёг свечу, поставил её на столик перед зеркалом и, насвистывая какой-то легкомысленный мотив, прошёлся от окна к двери, а от двери обратно к окну. Он был счастлив и весел, как бывает счастлив и весел здоровый, полный сил юноша, вернувшийся от своей любимой накануне свадьбы.

Шаги его замедлились у столика с зеркалом. Это было чрезвычайно дорогое и очень ясное зеркало. Он горделиво взглянул на себя и неприятно удивился, впервые обнаружив, что вид у него самоуверенный и до глупости благополучный. "Вот ещё! — с досадой подумал он. — Хорошо ещё, что Адель ни разу не взглянула на меня столь критически".

Он торопливо дунул на свечу, чтобы не видеть больше своей физиономии, вызвавшей у него такое неудовольствие, и решил, что лучше раздеться в темноте и лечь, чем подвергать себя более длительному рассматриванию и прийти к ещё более безрадостным выводам о своей до сих пор безупречной особе.

Итак, он задул свечу, отошел к кровати и сел на неё, полный недоумения и неясной тревоги. Что-то казалось ему не таким, как прежде, куда-то исчезла радость, в душу закралось беспокойство, неудовлетворённость собой, окружающими, даже невестой. Его куда-то тянуло, что-то томило, хотелось выскочить из этого мира, из этого дома, из собственного тела. Он лёг поверх одеяла, не раздеваясь, не сняв даже обуви. Никогда ещё ему не было так плохо. Это была не болезнь телесная, а нечто вроде болезни души. В нём что-то внезапно разладилось, какая-то тёмная, непонятная и враждебная сила подавила его прежнее "я", вытеснила его и заполнила собой всю его сущность.

"Я забыл погасить свечу", — подумал он и через силу встал с кровати.

Когда Франк очутился перед зеркалом, он понял, что с ним происходит нечто очень странное и даже пугающее. Или с ним или вокруг него. Свеча была потушена. Да, свеча не горела, а горело лишь отражение свечи, и этот язычок пламени в зеркале освещал не его, Франка, а часть незнакомой комнаты со столом, на котором стояло большое зеркало, а в нём тоже отражалась зажжённая свеча, но не его свеча, а свеча, стоявшая на столе в таинственной комнате.

Юноше хотелось убежать от открывшихся перед ним чудес, уж слишком недобрым веяло от них, но он стоял точно под гипнозом.

Между тем, в зеркале что-то зашевелилось, пламя свечи, стоящей на столике колыхнулось, но отражение свечи, что была в комнате Франка, не изменилось. К столу в зазеркалье кто-то подошёл, сел перед ним и стал пристально глядеть в зеркало поверх своей свечи. И тогда зеркальное стекло перед Франком замутилось, и в нём стало медленно проявляться чьё-то лицо. Он молча всматривался в неясные пока черты, не в силах оторвать глаз от страшного видения. Изображение становилось всё чётче и, наконец, слабый вскрик возвестил, что юноша узнал это лицо. То была безобразная старуха, повстречавшаяся им с Аделью одиннадцать лет назад. Безобразная? Нет! Пугающая, величественная, таинственная, сильная, властная, притягивающая и зовущая к себе… Франк не хочет смотреть в её пылающие глаза, сжигающие последние остатки рассудка, ещё уцелевшие в нём, но смотрит и смотрит… Он видел красоту, однако не в обычном человеческом понимании, а красоту высшую, недоступную ему прежде, но открывшуюся перед ним только теперь. Он готов был пресмыкаться перед этим необыкновенным существом, стать слугой, рабом его, лишь бы видеть его, ощущать его присутствие, восхищаться им и боготворить его.

— Вот мы и встретились с тобой, Франк, — сказало видение. — Как я обещала, я пришла к тебе в ночь перед твоей свадьбой. Ты любишь свою невесту?

Юноша содрогнулся от ужаса. Его невеста! Ещё несколько часов — и он стал бы мужем этой простенькой девушки, не слишком красивой, не слишком умной. Что она может ему дать? Как он мог восхищаться её глазами? Сейчас они кажутся ему невыразительными, как у куклы.

— Ты любишь свою невесту? — повторила женщина.

Франк чуть не зажмурился. Её взгляд ослепил его. Словно в тёмной комнате распахнули ставни, и яркий свет хлынул в окна.

— Нет.

— Завтра твоя свадьба, Франк. Ты счастлив? — выпытывала женщина.

— Нет.

— А твоя невеста?

Франк с отвращением подумал об Адели. Да, она хочет выйти за него замуж. Очень хочет. Как же ей не хотеть, если у неё нет денег, а у него есть. Раньше он об этом не задумывался, а теперь видит, что эта девушка очень хитра и расчётлива.

— Да, она счастлива.

— Ты желаешь этой свадьбы?

— Нет.

— Тогда откажись от неё.

Отказаться? Он был бы рад отказаться, да как это сделать, не нарушив слова?

— Ступай к ней и объясни, что не любишь её, — внушала женщина. — Тогда ты останешься со мной.

Правда, надо скорее идти к ней, к этой ненавистной девушке, пока не совершилось непоправимое, и она не сковала его по рукам и ногам. Отделаться от неё и быть свободным, а свобода нужна ему лишь для того, чтобы сложить её к ногам женщины, которая имеет право повелевать.

— Иди, — приказало видение в зеркале. — Когда ты откажешься от своей невесты, я выйду к тебе.

Франк бессознательно вернулся в дом, где жила Адель, поднялся на четвёртый этаж, постучал. Открыв ему, девушка засмеялась.

— Это ты? Как хорошо, что это ты! Я так хотела, чтобы ты вернулся… Но что с тобой?

— Твоя мать спит? — глухо спросил Франк.

— Да. Я тоже собиралась ложиться, но задумалась о тебе, о нашей свадьбе…

— Её не будет, Адель.

Он отметил про себя, как побледнело лицо девушки, но не почувствовал ни жалости, ни сострадания. Она для него просто перестала существовать, и он говорил с ней теперь против воли, всего лишь исполняя приказ своей повелительницы.

— Я не хочу, чтобы завтра ты напрасно ждала у алтаря. Я не приду. Я честен и не хочу тебе зла, но я не хочу, чтобы ты устраивала своё будущее за мой счёт.

Он не желал этого говорить, но язык против воли выговаривал жестокие слова.

— Не строй планов о богатстве и благополучии в моём доме. Обеспечь их своими силами. Устройся на работу. Прачка, судомойка, гувернантка — это работа для тебя. Советую пойти горничной в дом, где есть молодой свободный человек. Может быть, тебе повезёт.

Он расхохотался и ушёл, хлопнув дверью. Вид у него был странный, даже дикий. У подъезда он увидел ту женщину, ради которой сюда пришёл.

— Меня зовут Маргарита, — сказала она. — Дай мне руку.

Он протянул руку и, когда почувствовал ответное прикосновение холодных пальцев, потерял сознание.

А Адель стояла в коридоре перед закрытой дверью, не в силах даже заплакать. Это был не её Франк, добрый заботливый Франк, с которым она нежно простилась всего час назад. Как мог её Франк так её оскорбить? Хорошо, что мама не слышала его ужасных слов. Но что она скажет ей завтра? И как сама она переживёт свой позор?

Она вернулась в комнату и села к столику. В маленьком зеркале отразилось её помертвевшее лицо, но девушка не видела его. Она была настолько потрясена, что оскорбительность слов Франка не до конца ещё вошла в её сознание.

— Адель!

Девушка подняла голову и встретилась взглядом с тёмными глазами на чужом лице в зеркале. Это не её отражение. Это какой-то мужчина… Это тот самый человек, встретившийся им с Франком одиннадцать лет назад. Сначала с ними заговорила страшная старуха, а потом он. Но что у него в руках? Ожерелье? Её ожерелье?

— Тебе было предсказано много горя, дитя моё, но я обещал помочь тебе в самый страшный час твоей жизни.

— Он наступил, — сказала Адель, даже не удивившись странному появлению незнакомца.

— Он ещё не наступил. Тебя обидел твой жених, но ты должна оплакивать не себя, а его.

Адель горько усмехнулась.

— Хочешь его увидеть?

— Нет, — гордо отказалась девушка.

— Но ты должна это знать. Смотри.

Зеркало померкло, а потом в нём показалась безобразная старуха. Она гадко смеялась и подмигивала своими затянутыми белёсой плёнкой глазами, а у ног её сидел Франк и смотрел на это отвратительное существо с любовью, обожанием, благоговением. Зрелище было неестественное, гадкое, жуткое.

Зеркало вновь померкло, а когда прояснилось, то в нём опять появился незнакомец.

— Твой друг в опасности, Адель, — предупредил он. — Не он говорил с тобой только что, а эта женщина. Она направила его к тебе и заставила сказать то, что сам он не думает. Вырвать его из её рук можешь только ты и только этой ночью.

— Похоже на сказку, — сказала Адель.

— Но это не сказка, — возразил незнакомец. — Если его не спасти, то утром его отвезут в сумасшедший дом, потому что он потеряет рассудок.

— Что же мне делать? — воскликнула Адель.

— Найти его. Ты отправишься в путешествие, долгое и опасное, найдёшь его и наденешь ему на палец это железное кольцо. Как только кольцо окажется у него на пальце, чары разрушатся, и вы окажетесь в том мире, к которому привыкли. Твой Франк, живой и здоровый, даже не вспомнит, что был влюблён в старую ведьму, и завтра будет ваша свадьба.

— В какую страну я должна ехать? На Восток?

— Нет. Это страна… Её можно было бы назвать сказочной. Тебе встретятся на пути и люди, и звери, и таинственные существа не из плоти и крови. Колдунья, заворожившая твоего жениха, будет подсылать тебе врагов, а я — друзей. Но там, куда ты попадёшь, как и здесь, на земле, бывает очень трудно распознать, кто тебе друг, а кто враг, кто опасен, а кто безвреден или может оказать помощь. Некоторым существам, которых ты встретишь, нет до тебя никакого дела, как и большинству людей на земле, но ты можешь подружиться с ними и найти в них верных союзников, а можешь поссориться и обрести злейших врагов. Не смотри на внешность, старайся разобраться в душе того, кто тебе встретится, ведь под личиной безобразия может скрываться добро, а под маской доброты притаиться коварство. Я не имею права тебе помогать, и отныне полагаться ты можешь только на себя.

— Как же я найду Франка? Вы расскажете мне, где он?

— Тебе будут подсказывать дорогу. Одних существ буду посылать тебе я, других — колдунья. Мои посланники укажут тебе верную дорогу, её — постараются сбить с пути. Имя колдуньи Маргарита. Может быть, кто-то в той стране знает, где она живёт.

— Это похоже на игру, — призналась Адель.

— Возможно. Но не ты будешь игроком. И отличие от игры состоит в том, что вместо фишек или фигурок по игровому полю двигаются одушевлённые существа, а поле это необозримо. И самое главное то, что ты будешь жить в этом новом мире и, как всякое живое существо, можешь погибнуть.

— И тогда я навсегда исчезну для этого мира?

— Если это случится, то твоя мама обнаружит утром, что ты умерла во сне.

Адель стало не по себе.

— А если я не пойду, то Франк сойдёт с ума?

— Да, его тело будет здесь, а рассудок — там.

— Значит, у меня нет выбора, и я должна идти?

— Да, ты должна идти. И знай, что всё, случившееся с тобой, и то, как ты перенесёшь испытания, повлияет на твою дальнейшую жизнь. Борись за своё счастье.

— Вы дадите мне железное кольцо?

— Не сейчас, — покачал головой незнакомец. — Это кольцо слишком ценное, чтобы иметь его при себе с самого начала. Сперва постарайся привыкнуть к новому миру. Когда ты получишь это кольцо, у тебя попытаются его украсть. А если ты его лишишься, то не только Франк, но и ты рассудком никогда не вернёшься в этот мир. Кроме того, если ты наденешь его на палец не Франку, а себе, то ты сразу же окажешься в полной безопасности дома, а твой жених никогда уже не спасётся. Тебя ждут такие суровые испытания, что соблазн вернуться домой раньше времени у тебя возникнет неоднократно. Кольцо я тебе дам при встрече. Учти, что ты имеешь право встретиться со мной только один раз. Ты сама должна будешь определить, когда не сможешь обойтись без моей помощи. Не зови меня в начале пути, постарайся, если сможешь, не звать меня в середине. Для тебя будет лучше, если ты сохранишь возможность позвать меня в самом конце, когда понадобится надеть кольцо Франку на палец. Старая Маргарита сделает всё возможное, чтобы помешать тебе.

— Как же мне вас вызвать?

— Просто позови: "Колдун Жан!" Я сейчас же появлюсь. Захвати с собой только самое необходимое. Поторопись.

Адель взяла сумку и наспех запихнула в неё кое-какие вещи.

— Ты готова?

— Да.

— Возьми эти деньги, но береги их. Будет лучше, если ты разделишь их на две или три части и спрячешь порознь.

Колдун Жан встал, и Адель мельком увидела стол с зеркалом на нём, какие-то фигурки и большую, почти во весь стол старую потрёпанную карту.

Колдун в зеркале подал девушке кожаный мешочек, и Адель протянула руку. Как только её пальцы коснулись холодного стекла, голова у неё закружилась, и она потеряла сознание.

 

ГЛАВА 3

Первые знакомые

Адель обнаружила, что лежит на зелёной лужайке. Воздух был упоительно свеж и душист. Приятно грело солнце, веял лёгкий ветерок, в деревьях щебетали птицы, в траве и цветах стрекотали кузнечики. Было удивительно тихо и приятно. Разговор с колдуном через зеркало показался ей сном, а сейчас она проснулась в загородном парке, встанет, пройдёт через лесок и выйдет на дорогу. Только неизвестно, почему она оказалась в загородном парке, да ещё в полном одиночестве. А этот колдун Жан, который должен был посылать ей помощь, вроде, разговаривал с ней очень хорошо, даже заботливо, но в нём что-то не так. Когда с ней говорят мама или Франк, то ей приятно, и их внимание вызывает ответное чувство благодарности. Что же ей мешает отнестись с признательностью к обещанию Жана её защитить в самую опасную минуту? Откуда вообще взялся этот колдун с его странными речами, обязавший её отправиться в смертельно опасное путешествие? Какая-то игра, где она вроде пешки на игровом поле. Игра… Игра… Адель припомнила в мельчайших подробностях разговор с колдуном, его глаза, жесты, интонации голоса и поняла, что её отталкивал от него азарт игрока, который пробивался в каждой фразе, взгляде, движении. Это был всего-навсего игрок, а она — та фигура, которую он должен был довести до победного конца. Его партнёром, скорее всего, была та безобразная старуха, которую она видела в зеркале. Бедного Франка они выставили приманкой, ради которой она должна пойти по игровому полю. Хотелось бы знать и о выигрыше, который ожидает победителя. Её собственный выигрыш составит спасение Франка и благополучная жизнь с ним и мамой, а в случае проигрыша её ждёт безумие или смерть. Тут уж и не захочешь, а будешь вынуждена бороться до конца.

Девушка встрепенулась. Собственные мысли показались ей нелепыми. Игра, смерть, безумие. В жизни не слышала ни о чём более нелепом. Из всего привидевшегося реальным было лишь то, что она сидит на лужайке в загородном парке, а не дома. Может, она заснула в парке, и всё это ей приснилось? Вообще-то у неё не было обыкновения ездить сюда одной, но на этот раз…

"Видно, сон совсем меня оглушил, — подумала она. — Наверняка, я приехала сюда с Франком. Мы здесь отдыхали, и я заснула".

— Франк! — позвала Адель.

Никто не ответил. Тишина показалась девушке зловещей. Она встала на колени и увидела свою сумку, а возле неё кожаный мешочек. Адель развязала его и обнаружила, что он полон странных полустёртых монет.

"Будь что будет", — решила Адель.

Она разложила монеты на три равные кучки, одну из них спрятала обратно в мешочек, другую — в сумку, третью — в карман юбки. Подумав, она привязала мешочек к поясу.

Теперь можно было отправляться в путь. Знать бы только, куда идти. Адель решила, что если будет сидеть здесь и ждать помощи, то ничего от этого не выиграет, а если пойдёт наугад, то рано или поздно встретит кого-нибудь, кто укажет ей дорогу. Но дорогу куда? Появится фермер на своей повозке, а она спросит: "Не скажете ли вы, добрый человек, где жилище колдуньи Маргариты, которая украла у меня моего жениха?" Что он обо мне подумает? Наверное, подстегнёт лошадь и умчится, опасливо оглядываясь.

Девушка подошла к высокому дереву, привлёкшему её внимание непривычной формой. Оно было ветвисто, коряво и изогнуто. Определить, что это такое, городская девушка не смогла, но была твёрдо уверена, что в загородном парке ни один лесник не допустил бы произрастания подобного творения природы. Проходя мимо, она споткнулась об обломок сука, скрытого в высокой траве. Под сенью деревьев, куда она ступила, была приятная прохлада, но земля оказалась завалена сучьями, сгнившими и полусгнившими стволами, а ветки молодых деревьев цеплялись за одежду и грозили выколоть глаза. Адель уверилась, что это был точно не загородный парк с удобными тропинками и аллеями, и ей стало жутковато.

Вдруг за стволом поваленного великана мелькнуло что-то рыжее.

— Кто там? — в испуге вскрикнула Адель.

Существо за деревом затаилось, потом просунуло в просвет между ветвями узкую морду и долго внимательно разглядывало девушку. Затем из-за ствола показались острые уши, глаза, нос и вся голова какого-то животного. Рыжая масть указывала вроде бы на лисицу, но Адель не была уверена в прочности своих познаний в области зоологии. Животное упёрлось лапами в ствол и в упор уставилось на новоприбывшую.

Девушка стала медленно отступать, опасаясь, что животное кинется на неё.

— Осторожнее, там канава, — предупредил зверь.

— Спасибо, — машинально поблагодарила Адель и остановилась.

До сих пор о говорящих животных она читала только в сказках.

— Добро пожаловать в наш лес, — приветливо сказал зверь, не выходя из-за укрытия.

— Спасибо.

Разговор не клеился. Собеседники явно не доверяли друг другу. Когда Адель поняла, что она внушает опасения местному обитателю, её страх прошёл.

— Ты кто? — спросила она.

Вопрос прозвучал бы невежливо среди людей, но здесь показался естественным.

— Лиса, — немного удивлённо ответил зверь. — Разве ты не видишь?

— Тебя скрывает ствол дерева, — нашлась Адель.

— Я выйду, если ты пообещаешь, что не выстрелишь в меня из лука и не бросишь камнем.

— У меня нет ни лука, ни камня, ни ружья.

Лиса сейчас же вышла из-за укрытия и оказалась очень крупной особью с пышным хвостом и прекрасной блестящей шерстью. Она подошла к девушке, обнюхала её ноги, ткнулась мокрым носом в руку и покосилась на сумку. Потом она поднялась на задние лапы и уставилась в лицо Адели долгим изучающим взглядом.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Адель. А тебя?

— Просто лиса. Ты француженка?

— Нет, русская.

— А почему говоришь по-французски? — подозрительно спросила лиса.

— Я всю жизнь прожила за границей и свободно говорю только по-французски, по-немецки и по-английски. А русскому меня учила мама, но немного.

— Да. Такое бывает, — согласилась лиса. — Вот и я всю жизнь провела здесь, на чужбине. Здесь и замуж вышла, здесь и детей вырастила. Вроде бы всё теперь знакомо и своим должно стать, а не стало. Хорошо хоть тебя, соотечественница, встретила, а то меня окружают одни иностранцы, а от них в этом краю всего можно ожидать.

Девушка не нашлась, что сказать.

— Куда же ты идёшь, горемычная? — по-русски, да ещё с неожиданным бабьим говором спросила лиса.

Адель решилась поведать лисе-соотечественнице свою историю. Та выслушала её с большим вниманием.

— Я уже встречала таких, как ты, — сообщила она. — Все они кого-то искали. Иногда жениха, иногда невесту, а порой мать или отца, иногда — ребенка. И все называли имя одной колдуньи.

Лиса выжидательно посмотрела на Адель.

— Маргарита? — подсказала та.

— Да, это имя.

— Где же она живёт?

Лиса неопределённо махнула лапой.

— Где живёт, не знаю, а идти следует туда, другой дороги нет. Путь неблизкий и, говорят, опасный. Только в этой стране без денег пропадёшь. У тебя они есть?

Адель была благодарна сострадательной лисе и показала на мешочек за поясом.

— Тогда тебе будет легче. Всё-таки можно будет хлеба купить, лодку нанять для переправы через реку, да и мало ли на что они пригодятся. Теперь послушай меня. Где живёт колдунья Маргарита, я не знаю, но часть пути подскажу. Назад дороги нет, там одна вода. Направо пойти нельзя, по слухам, в тех местах живут страшные чудовища. Тебе остаётся дойти до гор и перейти их. Обогнуть их никак нельзя, иначе угодишь на обед к чудовищам или, что ещё хуже, к упырям. Эти мерзкие твари заняли лучшие земли, так что тебе остаются горы и пустыня. Все шли именно туда. А потом кто-нибудь подскажет тебе более точную дорогу. Пойдём, я доведу тебя до опушки леса и покажу, куда идти дальше.

Лиса, всё это время стоявшая на задних лапах, опустилась на все четыре и пошла вперёд, то и дело оглядываясь на девушку и поджидая её.

— Сейчас мы выйдем на звериную тропу и тогда пойдём рядом, — пообещала она.

Тропа оказалась довольно широкой и хорошо утоптанной.

— В это время дня редко кого встретишь, — вновь заговорила лиса, — так что можно не опасаться нападения, но вообще-то держи ухо востро, а то ты, по-моему, чересчур доверчива. Особенно остерегайся иностранцев. Ну что, скажи, можно ждать от обезьяны, льва или крокодила? Мы здесь чужие и не знаем их психологии и образа мыслей. Кажется, что это приятный собеседник, а у него, оказывается, дурное на уме. Вот волк или медведь — дело другое. Я, конечно, имею в виду наших русских волка и медведя. Прямо скажу: неприятные знакомцы, но зато досконально знаешь, на что они способны, и всегда можно предугадать их поведение. А что скажешь об удаве? Что скрывается в его голове? Нет, иметь дело с иностранцами бывает не просто неприятно, а даже опасно. Когда будешь выбирать попутчиков, то сначала внимательно присмотрись к ним, а то, чего доброго, обкрадут, убьют или ещё как-нибудь обидят.

— Ты очень добра, — с благодарностью сказала Адель.

Лиса с состраданием поглядела на неё.

— Ох, много же горя ты хлебнёшь, девушка, — предрекла она. — Однако, пойдём скорее, а то скоро начнёт смеркаться, и тогда сюда выйдут очень неприятные личности.

Некоторое время они шли молча.

— В горах бывают обвалы, — предупредила лиса, — так что разговаривать там следует тихим голосом. А ещё там попадаются глубокие трещины, поэтому будь внимательна и смотри под ноги.

— А сама ты там бывала? — спросила Адель.

— Нет, но обо всём этом мне рассказал мой приятель ворон, а он в те места залетал. Он говорил, что дальше за горами пустыня, а в пустыне оазис. Если не найти оазис, то непременно погибнешь… Тихо!

Лиса настороженно и чутко повела ушами.

— Сойдём поскорее с тропы, а то встретимся с носорогом. У меня с ним с давних пор нелады, а раз ты со мной, то и тебе достанется.

Адели приходилось идти согнувшись, чтобы пролезть под спутанными ветвями. Лиса, конечно, не испытывала таких трудностей. Наконец, выбрались на узенькую тропинку, которая вывела их на опушку леса.

— Вот мы и пришли, — сказала лиса. — Смотри вперёд. Видишь, там, на горизонте что-то в виде тучки?

— Вижу, — согласилась Адель.

— Это не тучка, а гора. Отсюда она кажется совсем крошечной, но на самом деле выше её здесь гор нет. Когда ты пойдёшь по степи, она будет указывать тебе путь. Но потом тебе встретится лес, и она скроется за деревьями. Постарайся не потерять нужное направление, а если повезёт и ты встретишь кого-нибудь порядочного, то спроси лишь, с какой стороны большая гора, и тебе покажут. Но мой тебе наказ: будь осторожнее с иностранцами. Удачи тебе, милая соотечественница, от всей души желаю найти твоего жениха.

Адель едва успела попрощаться с ней, как она скрылась в лесу. Только рыжий хвост мелькнул среди деревьев.

"Какая она милая и доброжелательная, — подумала Адель. — И очень мне помогла. Не будь её, мне бы век не выбраться из этого леса. Если бы мне попадались только такие существа, мой путь прошёл бы легко и приятно".

Однако надо было двигаться дальше, а заодно поразмыслить, где найти ночлег и не опасно ли ночевать в степи под открытым небом. К тому же, хотелось есть, а Адель не догадалась взять с собой что-нибудь съестное.

Городской девушке, ведущей довольно замкнутый образ жизни и имеющей очень узкий круг знакомств, трудно привыкать к бродячему существованию, без дома и почти без вещей. Бедная маленькая квартирка, в которой жили Адель и её мать, казалась сейчас девушке верхом комфорта и уюта, а скудный обед — лукулловым пиршеством. Пожевать бы ей сейчас хотя бы сухую корочку хлеба.

Она шла вперёд до тех пор, пока не стемнело. Впереди появились какие-то камни, и девушка решила переночевать возле них. Если это развалины древнего сооружения, то она найдёт там укрытие от ночного ветра.

Камни оказались огромными, неправильной формы и носили признаки очень грубой обработки. В одном месте они образовали нечто в виде стыка полуобвалившихся стен и показались Адели отличным пристанищем на ночь. Она села на обломок камня, положила перед собой сумку и стала разбирать засунутые на скорую руку вещи. Во-первых, она с удовольствием достала шаль и сразу же накинула на плечи, потому что ночь давала почувствовать своё приближение прохладой. Кроме того, там оказалось: немного белья, расчёска, круглое карманное зеркальце, синий карандаш, счёт от бакалейщика, костяной ножичек для разрезания бумаги, два яблока, флакончик с остатками духов и медный подсвечник с почти неиспользованной свечой. Адель немного удивил выбор предметов для дальнего пути. До сих пор она считала себя наделённой большим здравомыслием. Деньги очень удобно лежали на своём месте в глубине сумки, но зато кожаный мешочек, который она привязала к поясу, исчез, и о нём напоминал лишь оборванный шнурок. Да и в кармане юбки монет заметно поубавилось. Мешочек, конечно, зацепился за ветки, когда она продиралась сквозь чащобу, а в кармане оказалась дыра, причём, к сожалению, не только в кармане, а ещё на самой юбке, правда, в не очень заметном месте.

— Неплохие яблоки, — сказал кто-то.

Адель вздрогнула и подняла голову. Неподалёку от неё на камне сидел серый заяц и с любопытством наблюдал за её действиями.

— Разве ты меня не боишься? — спросила Адель, помня, с какими предосторожностями знакомилась с ней лиса.

— Тебя-то?!

Заяц засмеялся, но, решив, что его новая знакомая может обидеться, пояснил:

— Я, как увидел, что ты благодаришь эту старую пройдоху, так сразу понял, что тебя можно не бояться.

— Пройдоху? — удивилась девушка, немного задетая его словами. — Зачем же обижать добрую лису? Это у вас, зайцев, с лисами отношения плохие, но мне она очень помогла.

— Чем же это? — недоверчиво спросил заяц и даже отогнул одно ухо, чтобы не пропустить ни слова.

— Она вывела меня из леса и показала, куда идти дальше.

— А куда тебе надо идти и зачем?

Адель кратко рассказала ему свою историю.

— Странно, — пробормотал заяц. — Обычно эта хитрюга исчезает сразу же, едва деньги окажутся в её лапах. Видно, ты ей, и впрямь, понравилась, раз она пошла на такую любезность. На счёт пустыни сказать ничего не могу, а что твой путь лежит через горы, это верно. Здесь она тебя не обманула.

— Зачем же ей меня обманывать? — заступилась Адель за свою ласковую знакомую. — К тому же мы с ней соотечественницы, а она до сих пор чувствует себя здесь на чужбине.

Заяц хохотал так, что скувырнулся с камня на землю и долго лежал, беспомощно дрыгая длинными задними лапами, а передними вытирая проступившие от смеха слёзы.

— Ох, совсем ты меня уморила, девушка, — простонал он. — На чужбине! Соотечественница! Да будет тебе известно, что она каждому приезжему представляется соотечественницей. Заговорит его, бедного, заведёт в заросли погуще и, пока он там трепыхается, как запутавшаяся в сетях рыба, тихонько стянет деньги и исчезнет. Много она у тебя стащила?

— Не знаю, — ответила огорчённая Адель. — По-моему, много.

— У неё и мать была ловкой воровкой, а отец не брезговал и открытым грабежом. Вся их порода такова. Но тебе не стоит так огорчаться, ведь она не оставила тебя в лесу, а честно показала дорогу. Это настолько на неё не похоже, что я начинаю надеяться, что наша лисонька не настолько испорчена, как о ней толкуют.

Адель порадовали последние слова бойкого зайца, и она перестала сожалеть об украденных деньгах, тем более, что, во-первых, не было доказано, что именно лиса их стащила, а во-вторых, она не знала настоящую цену этим деньгам.

— Эти яблоки твои? — спросил заяц, не перестававший искоса посматривать на заманчивые плоды.

— Мои, но если они тебе нравятся, одно из них ты можешь взять.

— Спасибо. Только ты съешь своё сразу, чтобы оно меня не соблазняло.

Адель подумала, что заяц прав, и, если она не съест своё яблоко сразу, она может его лишиться, а оно хоть и не заменит ужин, но всё-таки какая-то еда.

Заяц закусывал с отменным аппетитом, но чавкал, чмокал и хрустел излишне громко для зверька, умеющего так благовоспитанно говорить. Впрочем, Адель это не смущало. Её собственный аппетит был так велик, что она подозревала и себя в утере некоторых навыков.

— Вкусно, — сказал заяц со вздохом.

Он облизал передние лапы, осмотрелся в надежде, что уронил кусочек и опять вздохнул.

— Спасибо за угощение, а теперь я пойду, — стал он прощаться.

Адель огорчилась. Заяц отвлёк её от невесёлых мыслей и, кроме того, её страшила надвигающаяся ночь.

— Тебе необходимо уйти? — спросила она.

Заяц, вспрыгнувший было на камень, обернулся.

— Не скажу, что необходимо.

— Тогда, может быть, ты останешься?

Заяц пошевелил длинными ушами и присмотрелся к девушке.

— Ты боишься? — догадался он.

— Боюсь, — призналась Адель.

— Тогда я могу остаться. Правда, я в первый раз слышу, что общество зайца вселяет в кого-то уверенность в безопасности. Мне это даже льстит. Впрочем, ты не ошиблась во мне: я способен постоять за себя, да и за тебя тоже. Только учти, что в горы я с тобой не пойду. Самое большее — до леса.

— Если ты проводишь меня до леса, то я буду тебе очень признательна, — заверила его Адель.

— Ладно.

Заяц деловито огляделся.

— Как я понимаю, ты рассчитываешь здесь переночевать?

— Да.

— Хорошее место, — одобрил заяц. — Собери свои пожитки, пока ещё не совсем стемнело, и ложись в этом углу, а я прилягу на большом камне. Отсюда мне хорошо видна местность. Если возникнет опасность, я тебя разбужу.

Адель поблагодарила своего нового знакомого, аккуратно уложила в сумку все, даже явно ненужные вещи и легла. Она устала, но земля оказалась очень жёсткой, и она никак не могла устроиться поудобнее.

Темнота окутала землю непроглядной пеленой, и Адель уже не различала ни камней, ни зайца. Ей очень хотелось окликнуть зверька, но она не решалась, боясь его разбудить.

— Что ты там стонешь? — поинтересовался заяц откуда-то сверху.

— Я молчу, — удивилась девушка.

— А мне всё время слышатся какие-то стоны… Вот опять… Прислушайся.

Адель затаила дыхание. Ей тоже стало казаться, что кто-то тихо стонет и вздыхает. Ей стало жутко.

— Кто это может быть? — спросила она.

— Не знаю. Сейчас разберёмся. Думаю, что опасный зверь не станет стонать, разве что с голодухи… Эй, кто там? Отвечай, а то хуже будет!

Адель испугалась, что воинственный тон зайца рассердит незнакомца.

— Кто вы? — спросила она как можно вежливее. — Почему вы стонете? Если вам нужна помощь, то скажите.

Стон раздался более явственно, повеяло ледяным ветром и в темноте стали проступать светящиеся очертания какой-то белой полупрозрачной фигуры. От ужаса девушка готова была закричать, убежать, если бы была способна произнести хоть один звук или сделать хоть одно движение.

— Это ещё что за светлячок? — осведомился сверху разбитной заяц.

— Я несчастный дух подло убитого своими товарищами купца, — послышался странно замедленный глухой голос.

Адель порадовалась, что дух как видно не отличается обидчивостью и не обратил внимания на реплику расходившегося зайца. Она помнила, что обычно привидения появляются перед людьми не просто так, а с какой-нибудь просьбой, но ей трудно было решиться заговорить с этим печальным привидением, хоть оно и казалось вполне безобидным.

— Что же тебе от нас надо? — спросил заяц. — Мы не знаем твоих убийц.

Дух застонал.

— Никто не знает. Много лет я брожу по свету и не могу найти успокоения.

Заяц тяжело плюхнулся на землю рядом с Аделью.

— Ты говоришь, что прошло много лет, — деловито рассудил он. — А ты не подумал, что твои убийцы уже умерли, и искать их среди живых не имеет смысла?

Дух вздохнул так, что трава возле Адели покрылась инеем, а её пробрал мороз.

— Я не ищу своих убийц ради мести. Они забрали у меня самое ценное, что было мне дороже жизни: маленькое золотое сердечко с ярким, словно кровь, рубином. Моё собственное пробитое сердце до сих пор кровоточит. Моя душа не успокоится и будет терзаться до тех пор, пока не остановится этот кровавый поток.

— Что для этого надо сделать? — спросила Адель, которой стало жаль печальное привидение.

— Положить мне на грудь золотое сердце, — ответил дух и стал таять.

— А где тебя искать? — крикнул вдогонку заяц.

— Среди красных камней, где всё красное, — еле слышно донеслось до их слуха.

Сразу стало теплее.

— Если бы ещё знать, где эти самые красные камни и где всё красное, — проворчал заяц. — К тому же требуется ещё разыскать золотое сердце с рубином. Вместо того, чтобы говорить загадками, этому духу следовало сначала самому всё разведать. Уж, наверное, у него больше возможностей, чем у нас.

— Мы не знаем всех обстоятельств, — напомнила Адель. — Если бы он мог, он, конечно, сначала разузнал бы всё сам.

Заяц зевнул и потянулся.

— Я отправляюсь на свой камень и постараюсь хорошенько выспаться, а ты, если хочешь, размышляй над его загадками хоть до рассвета. Всё-таки советую тебе не забивать себе голову чужими проблемами, у тебя своих хватает. Вместо того, чтобы поинтересоваться нашими делами, этот бесцеремонный дух навязывает нам свои.

— У меня главная задача — спасти своего жениха, — ответила Адель. — Вряд ли я смогу выполнить просьбу духа, но если представится возможность ему помочь, то я это сделаю.

Заяц ничего не ответил, чихнул и прыгнул на камни.

Ночь прошла спокойно, и, как ни была Адель возбуждена новыми впечатлениями, но спала она крепко.

— Эй, девушка! — разбудил её голос зайца. — Так ты собственную свадьбу проспишь!

Адель не сразу вспомнила, что с ней произошло, а когда освоилась с горькой действительностью, ей стало очень неуютно и тревожно.

— Пора в путь, — напомнил заяц, свежий и бодрый, как и накануне. — Я обещал проводить тебя до леса. Посмотрю, может, я раздобуду тебе славных попутчиков. И не огорчайся из-за пустяков. Найдёшь ты своего жениха, выйдешь за него замуж и будешь вспоминать о своих приключениях с большим удовольствием. Может, и меня вспомнишь.

— Ты так добр, что я тебя никогда не забуду, — пообещала Адель.

Заяц хмыкнул и запрыгал рядом с девушкой по заросшей колючей травой степи.

— Смотри, — вскрикнула Адель. — Вон идёт какой-то странный мальчик.

Заяц привстал на задние лапы, поглядел вдаль и засмеялся.

— Скоро мы его догоним, — пообещал он.

Путники ускорили шаг и, мало-помалу, расстояние между ними и мальчиком стало сокращаться. Скоро Адель смогла его окликнуть:

— Мальчик, постой!

Мальчик оглянулся, и девушка едва подавила вырвавшийся из горла вопль. Это был не мальчик, а пожилой человечек очень маленького роста, самоуверенный и крайне недовольный. За спиной он нёс туго набитый мешок.

— Это называется гном, — сообщил заяц.

На человечке был долгополый сюртук из толстого зелёного сукна, синие панталоны и грубые коричневые башмаки. Голову он прикрывал красным беретом с жёлтой кисточкой, носил широкую бороду и длинные волосы.

— Доброе утро, уважаемый гном, — поздоровалась Адель, не почувствовавшая никакого смущения перед этим сказочным персонажем. — Извините, я не узнала вас сразу.

— Как бы ты меня узнала, если мы никогда не встречались? — резонно ответил гном. — Меня зовут Фром. Я спешу, поэтому прошу меня не задерживать.

— Куда ты идёшь? — осведомился заяц.

— Попрошу говорить мне "вы" и быть повежливее, — сердито заметил гном.

Заяц присвистнул и широко улыбнулся, обнажив два великолепных резца.

— Ладно-ладно, — согласился он. — Так куда вы направляетесь, почтеннейший?

— К холмам, которые расположены рядом с лесом чудовищ.

— Это нам не подходит, — сообщил заяц.

— Меня не интересует, подходит вам это или нет. Я иду к холмам, даже если вам это не нравится. А куда идёте вы?

— Девушка должна дойти до гор, перебраться через них и перейти пустыню, — объяснил заяц. — Но раз вы идёте только до холмов, то надо поискать ей других спутников.

— Меня не интересует, будете вы искать себе других спутников или нет. Меня интересует только мой путь до холмов. А зачем тебе переходить через горы и пустыню, девушка?

Адель пересказала гному свою историю.

— Глупо отправляться в такой далёкий путь без попутчиков, — сейчас же определил гном. — Я знаю, что эти горы очень коварны. Там сплошные трещины и ловушки. Кроме того, там обитают очень неприятные существа, с которыми мы, гномы, не дружим. Мы никогда не бываем в горах, хотя и живём неподалёку. У нас плохие соседи и с другой стороны, потому что к нашим холмам примыкает лес чудовищ, а они иногда пытаются нарушить границу, и тогда бывают большие битвы.

Гном разговорился и уже не выглядел таким сердитым ворчуном, как прежде. Чтобы поддержать беседу, Адель поведала ему историю печального привидения.

— Сам я ничего про это не знаю, и мой народ тоже, — степенно ответил гном. — Но я дам тебе один совет: никогда никого не расспрашивай про золотое сердце с рубином. Если оно тебе попадётся, ты его узнаешь, а лишние разговоры на эту тему могут насторожить убийц этого купца. Для чего-то они это украшение украли? Значит, они заинтересованы в сохранении своей тайны. Не доставляй им поводов для беспокойства, и тогда, если суждено помочь этому купцу, то ты всё узнаешь.

— Вот и я то же самое говорю, — подхватил заяц. — Заботься, прежде всего, о себе, а остальное приложится.

Гному явно не нравился длинноухий спутник девушки, и он сухо проговорил:

— Я имел в виду не совсем это.

Замедлив шаг, он тихо и внушительно сказал Адель:

— Лучше бы ты не водила знакомство с таким продувным зайцем, девушка. Ничему хорошему он тебя не научит.

Заяц захихикал и три раза перекувырнулся через голову. Потом он дёрнул Адель за юбку и заставил замедлить шаг.

— Вообще-то, — нарочито громким шёпотом поведал он, — эти гномы — очень ненадёжный народ. С ними нужно держать ухо востро.

Адель готова была провалиться сквозь землю от неловкости, а заяц ехидно засмеялся.

— Уважаемый Фром, — обратился он к гному, делавшему вид, что не замечает наглости зайца, — вам, наверное, тяжело нести такой большой мешок. Если хотите, мы вам поможем.

Гном подозрительно оглядел зайца и промолчал.

— Я никогда прежде не встречала гномов, — заговорила Адель. — Где вы живёте? У вас есть дома или что-то другое?

— У каждого гнома есть свой дом, но не такой, как у людей, — охотно откликнулся гном, желавший, видимо, переменить тему. — Дома у нас под холмами, и чужому невозможно отыскать вход в такой дом. Мой народ мирный, и поэтому нас вытеснили из хороших мест в холмы, где никто не живёт. Только там нас наконец-то оставили в покое, и лишь иногда к нам пытаются пробраться отдельные чудовища из леса или великаны со стороны гор. Но существуют и племена воинственных гномов, с которыми даже мы, их дальние родственники, не любим встречаться.

Пожилой гном, по-видимому, утомился. Шаг его стал тише, дыхание чаще, а тяжёлый мешок всё сильнее гнул его спину.

— Если вы спешите вперёд, то я не стану вас задерживать, сам же я сделаю привал и пойду дальше не раньше, чем через час, — сказал он, аккуратно опустил мешок на землю и сел рядом с ним, с удовольствием вытянув уставшие ноги.

До леса было ещё далеко, но солнце припекало всё сильнее, а два раскидистых дерева манили усталых путников под свою тень. И Адель и практичный заяц сразу же оценили место для привала, выбранное гномом.

— Мы тоже устроимся здесь на отдых, — заявил заяц.

Гном с беспокойством поглядел на него и бросил испытующий взгляд на сумку девушки.

— Я очень голоден, — предупредил он, — но еды у меня мало, едва хватит на то, чтобы чуть-чуть поддержать мои собственные силы.

Адель стало неловко, и она неуклюже солгала:

— Я не хочу есть.

Заяц возмущённо засопел, но промолчал.

Гном просунул руку в мешок, покопался в нём и вытащил обломок хлеба. Подумав, он достал луковицу и кружку. Ручей журчал невдалеке, но, чтобы до него дойти, надо было оставить мешок без присмотра, а терзаемый жадностью гном не решался на это. Выказать же откровенное недоверие к своим случайным спутникам и прихватить с собой мешок и припасы, он тоже не хотел. Под издевательским взглядом зайца он торопливо откусил кусочек сухого хлеба, глотнул и раскашлялся.

Адель было немножко стыдно за поведение гнома, но её испугал его кашель. В детстве её предупреждали, что следует быть внимательной за едой, не болтать и не смеяться, когда жуёшь, потому что это и некрасиво и опасно, ведь кусок может попасть в дыхательное горло.

— Давайте, я принесу вам воды, — предложила она и, не дожидаясь ответа, схватила кружку и бегом бросилась к ручью.

Гном пил с жадностью, а заяц осуждающе смотрел то на него, то на девушку.

— По-моему, она заслужила кусочек хлеба, — пробурчал он.

Застигнутый врасплох гном отломил кусочек от своей скудной порции и протянул Адели.

— Извини, девушка, что я не могу накормить тебя чем-нибудь более сытным и вкусным, но прими то немногое, чем я располагаю.

— По-моему, нас трое, — напомнил заяц.

Гном почти со стоном оделил и его. С ненавистью глядя, как заяц без зазрения совести уписывает его завтрак, он проглотил свой сильно уменьшившийся кусочек, от которого лишь сильнее возрос его голод. Заяц ждал, что предпримет гном дальше, но тот угрюмо растянулся на земле возле своего мешка. Адель прилегла под деревом, раздумывая, где ей можно будет раздобыть пищу. Едва ли она добредёт до гор, съев вчера вечером одно яблоко, а сегодня — крошечный кусочек хлеба.

— Не знаете ли вы, — уважаемый Фром, нельзя ли здесь закупить провизии в дорогу? — осведомилась она.

— Закупить?! — встрепенулся гном. — У тебя есть деньги, девушка? Я держу лавку и смогу обеспечить тебя всем необходимым.

— Я не знаю, хватит ли…

Заяц сейчас же её перебил:

— Не хватит! До конца пути тебе не хватит твоих денег. Хватило бы, если бы не лисонька, а теперь не хватит. Но, принимая во внимание твоё бедственное положение, любезный Фром вряд ли откажется предоставить тебе провизию за самую умеренную цену. Ведь не будете же вы наживаться на безвыходном положении этой бедной девушки, уважаемый господин гном?!

Гнома раздирали противоречивые чувства. Жадность боролась в нём с сочувствием к молодой неопытной страннице и с ненавистью к пронырливому зайцу.

— За три монеты я доставил бы тебе два мешка сытной и непортящейся провизии, очень удобной для путешественников.

— Если монеты три, то и мешков должно быть тоже три, — начал торговаться заяц.

— За три больших мешка трёх монет мало, — запротестовал гном. — Я и так вхожу в убытки, предлагая такую смехотворную цену.

Завязался яростный торг, причём заяц приводил сокрушительные доводы в защиту кошелька Адели, так что количество припасов возросло до двух с половиной мешков за три монеты, а потом до двух мешков и ещё двух третей мешка.

— Неужели вы не хотите прославить свой народ щедростью и великодушием, достойный гном? — патетически вопросил заяц, и это окончательно сломило уже надломленное сопротивление гнома.

— Ладно, — сдался гном. — За три монеты я доставлю тебе три больших мешка провизии. Помни щедрость Фрома и всего нашего народа, девушка.

Заяц подкрался к Адели и тихо тронул её лапкой.

— А есть у тебя три монеты? — с сомнением прошептал он.

— Есть, — так же тихо ответила Адель.

— Ну и отлично! — заяц потирал себе лапы от удовольствия. — Три монеты за три мешка. Великолепно! Слава бескорыстному Фрому! А не отметить ли эту сделку обедом? Вы уже позавтракали, достойный Фром, но, наверное, у вас найдётся что-нибудь и на обед? Мы смогли бы перекусить сейчас, чтобы не задерживаться в пути на обеденный привал.

Фром рассеянно кивнул. Он явно что-то обдумывал.

— Сделаем так, девушка, — сказал он. — Ты дашь мне три монеты сейчас, а я дойду с тобой до отрогов гор, и ты меня там подождёшь, пока я доставлю тебе обещанные мешки.

— Ну, и хитры вы, уважаемый! — развязно ответил заяц. — Откуда нам знать, не скроетесь ли вы с нашими деньгами?

Этого Адель перенести уже не могла и, чтобы гном и впрямь не подумал, что ему не доверяют, порылась в сумке и достала три монеты. Зайца чуть удар не хватил от такого вопиющего отсутствия деловой хватки.

— Тогда я лично прослежу за выполнением условий договора, — заявил он, наблюдая, как монеты исчезают в объёмистом кармане гнома. — Не надейся, что я покину вас у леса. Я дойду с вами до самых отрогов гор. И берегись, если мешки с провизией не прибудут, как обещано.

— Слово гнома священно, — отозвался гном, ничуть не обидевшись. — А если ты, длинноухий, сумеешь удержать свой болтливый язык за зубами, то за три монеты девушка, возможно, получит не три мешка провизии, а больше.

Сметливый заяц всмотрелся в лицо гнома, ставшее вдруг необычайно хитрым, и, казалось, что-то понял.

— Идёт, — согласился он. — Я буду скромен, как обед в твоём большом мешке.

Гном понял намёк и выложил перед голодными путниками каравай хлеба, полголовки сыра, три огурца, три луковицы, соль в белоснежной тряпочке, несколько редисок и на десерт огромную пареную репу, необычайно сочную и сладкую. Мало того, что он выставил сие великолепие перед изумлёнными взорами своих спутников, он ещё и разделил всё это на три безукоризненно равные части.

— Вот это по-товарищески, — одобрил заяц, громко чавкая. — Тебе же будет легче нести свой мешок, потому что часть его веса понесём теперь мы.

Гном промолчал, чтобы не выразить всё накопившееся раздражение против плутоватого зайца и не навредить тем самым своим коммерческим интересам. Кружка, то и дело наполняемая водой, переходила из рук в руки.

В путь отправились в приподнятом настроении, и будущее перестало казаться девушке преисполненным грозной опасности.

 

ГЛАВА 4

Попутчики

Постепенно стали появляться группы деревьев и даже небольшие рощицы.

— Вот и ручей! — обрадовался гном. — Мы идём уже четыре часа. Пора передохнуть.

— И пообедать, — подхватил заяц.

Гном хотел было напомнить, что они уже съели свой обед, но вовремя прикусил язык, сочтя невыгодным для себя противоречить бессовестному зайцу. Он вздохнул и только было собрался развязать мешок, как в голову ему угодила большая колючая шишка.

— Ой! — завопил он.

Адель случайно взглянула на зайца и успела заметить панический ужас в его раскосых глазах.

— А мы сейчас посмотрим, кто здесь безобразничает! — развязнее, чем всегда, закричал заяц.

Каким усилием воли удалось ему подавить свой страх, неизвестно, но ни малейшего признака беспокойства в нём уже не было заметно. Похоже, он подбадривал себя своим вызывающим поведением.

— А ну, покажись! — орал он. — Сейчас я разделаюсь с этим шутником! Больше он шутить не захочет!

Заяц так разошёлся, что яростно подскочил вверх и, вероятно, спугнул какое-то существо, так как что-то коричневое метнулось из-за куста в сторону ближайшего дерева и спряталось за стволом.

— Ага! Попался! — кричал заяц.

— Сейчас у нас будет славный обед! — яростно вопил гном, потирая ушибленное место. — Жаркое я приготовлю сам!

Заяц так раззадорил себя своими удалыми воплями и поддержкой гнома, что бросился бы на врага, не считаясь с опасностью, если бы Фром за уши не оттащил его назад.

— Не удерживайте меня! — надрывался заяц. — Я хочу дать урок этому негодяю! Меня даже тигры боятся!

Неизвестный зашевелился и издал какой-то странный резкий визг, показавшийся всем преисполненным угрозы.

Так как было неизвестно, на что могло решиться существо за деревом, на бегство или нападение, то Адель принудила себя внести и свою лепту в оборону от неведомого противника. Поза затаившегося существа напомнила ей четверостишье, которое она когда-то прочитала и которое почему-то ей запомнилось.

— "Как злая обезьяна, — надрывно декламировала девушка, — Над кучей наворованных орехов, К земле пригнулся подлый интриган: Его раскрыты козни".

Этого таинственное существо выдержать не могло и, завизжав так, что у всех заложило уши, выскочило из-за дерева. Это оказалась очень симпатичная обезьяна с шаловливой мордочкой, испуганная до последней степени.

— Что вы на меня ополчились? — жаловалась она. — Что я такого сделала?

— Ты меня чуть не убила! — возмущался гном.

— Шишка была очень маленькая, — оправдывалась обезьяна.

Заяц самодовольно обернулся к Адели, очень гордый своей смелостью и проявленным воинственным пылом, а девушка, наконец-то, поняла, что его развязная манера поведения выработалась из-за стремления заглушать часто возникающий страх.

— Иди сюда, обезьяна, да пошевеливайся, а то я тебе хвост оборву, — пригрозил заяц.

Обезьяна покорно приблизилась к путникам. Адель беспокоилась, что очень кстати произнесённая цитата обидела зверька, а ей очень не хотелось с кем-то ссориться, но быстро оправившаяся от потрясения и позабывшая свой недавний страх обезьяна обратилась к девушке:

— Ох, повтори, пожалуйста, что ты мне кричала. Это было так красиво!

Адель пробовала было отказаться, сославшись на забывчивость, но ей пришлось-таки повторить злосчастную цитату из неведомого ей "Графа Базиля", выбранную Вальтером Скоттом эпиграфом к одной из глав хорошо ей известного "Гая Меннеринга". Объяснять, откуда взялись эти слова, обезьяне, конечно, не было нужды, потому что её интересовало совсем другое.

— Как хорошо! — со вздохом искреннего восхищения сказала она. — А известно, сколько орехов добыла эта умная обезьяна?

— Нет, но, наверное, много, — наугад сказала Адель.

— Наверное, — согласилась обезьяна. — Иначе она поскорее бы их съела, ведь так сохраннее.

— А как там насчёт обеда? — перебил их беседу заяц. — Уважаемый Фром хочет нас угостить.

Гном решил не спорить и начал выкладывать из своего мешка съестное, почти не отличавшееся по составу от завтрака. Только вместо пареной репы он достал три красных помидора и три яблока.

— Какие вы славные! — восхитилась обезьяна и схватила яблоко.

— Положи на место! — рассвирепел гном и попытался вырвать яблоко, но обезьяна принялась так пронзительно визжать, что он только плюнул с досады.

Все уселись в кружок и принялись за еду, а обезьяна, отбежав в сторону, с аппетитом съела яблоко и долго разглядывала огрызок. Осознав, что пользы из него не извлечь, она швырнула его в зайца, так что тот подскочил.

— Вот подлая! — закричал он.

Сначала Адель очень хотела, чтобы обезьяну тоже пригласили к обеду, но молчала, потому что хозяином стола была не она, однако теперь, видя, что от этого животного можно ожидать любой выходки, уже не так сожалела, что обедающих не четверо.

Гном, деловито разрезавший хлеб маленьким походным ножом, не уследил, и обезьяна успела утащить ещё одно яблоко и несколько кусков сыра. Мгновенно взлетев на дерево, улёгшись в развилке ветвей и для пущего удобства зацепившись хвостом за прочный сук, обезьяна демонстрировала добычу гному, зайцу и девушке и зловредно хихикала.

— Попробуй только спуститься! — бушевал заяц.

Опасаясь очередного налёта, все были настороже, поэтому не испытали такого удовольствия от еды, как накануне.

— Ну и пакость! — ворчал гном, завязывая мешок. — Только настроение всем испортила. Отправлялась бы к себе в лес и не мешала нам заниматься нашими делами. У каждого своё дело, и никого не должны интересовать чужие дела. Что этой образине от нас нужно?

— Почему ты хочешь меня обидеть? Я не сделал тебе ничего плохого.

Гном вздрогнул и оглянулся, заяц, занятый угрозами, которые он посылал в адрес обезьяне, высоко подпрыгнул от неожиданности, лишь Адель, вовремя заметившая подошедшего к ним осла, не испугалась. Это был симпатичный ослик с длинными мохнатыми ушами, по виду кроткий и даже застенчивый.

— Я это сказал не тебе, — поспешил оправдаться гном. — Откуда ты, серый?

— Иду, сам не зная куда, — грустно объяснил ослик. — Хозяйка меня выгнала и пообещала скормить крокодилу, если я ещё раз появлюсь у неё на дворе. С тех пор и скитаюсь по свету, никому не нужный, без крова и занятия.

Заяц насторожил уши.

— А почему тебя выгнала хозяйка? — подозрительно спросил он.

Осёл замялся.

— Видно, чем-то не угодил, — попытался он оправдаться. — Или характером не подошёл. Уж очень она сварливая, а я добрый и покладистый. Я её всё время чем-то раздражал.

— Тогда присоединяйся к нам, — радушно пригласил его заяц. — Знакомься, это уважаемый гном Фром, а эта девушка должна спасти своего жениха, которого похитила колдунья. Если тебе некуда податься, ступай с ней. Вместе вам будет веселее.

Ослик задумался.

— Ты не будешь меня бить? — спросил он девушку.

— Нет, — с негодованием ответила Адель.

— А крокодилу ты меня не скормишь?

— Конечно, нет.

— Подумай сам, где она достанет крокодила? — резонно заметил заяц.

— Я пойду вместе с тобой, — согласился ослик. — Мне придётся, много нести на своей спине?

— Нет, совсем немного, — сейчас же вмешался гном. — Мешка три провизии. Но зато тебе не придётся больше скитаться по свету без хозяина и без дела.

Обезьяна тихо слезла с дерева и присоединилась к собеседникам.

— А меня не поставят между двумя стогами сена? — спросил осёл.

— Зачем? — удивился заяц.

— Пока я скитался, мне рассказали про несчастного осла, которого замучили до смерти тем, что поставили между двумя стогами сена. От этого он умер. Почему-то он не мог определить, к какому стогу ему подойти, чтобы поесть.

— Впервые слышу такую чушь! — возмутилась обезьяна. — Если бы меня поставили между двумя бананами, я бы съела оба и не подумала бы умирать.

— А я прихватил бы оба мешка с провизией, развязал и выбрал бы из обоих что повкуснее, — поведал гном.

— Я бы тоже не растерялся, — согласился заяц и прищёлкнул языком.

— А мне как-то боязно нарваться на такого хозяина, — с сомнением сказал осёл.

Только после того, как его заверили, что с ним не будут производить подобных опытов, он совсем успокоился и повеселел.

— Вот я и достал тебе спутника, — тихо сказал заяц девушке, когда они тронулись в путь. — Кстати, он же и носильщик. Если повезёт, я добуду тебе ещё.

— Спасибо, — поблагодарила Адель, которую беспокоила мысль о трёх тяжёлых мешках, которые она должна будет тащить через горы.

— Повтори, пожалуйста, ещё раз эти чудесные слова, — попросила обезьяна, очевидно, не чуждая поэзии.

Адель повторила раз, другой, третий. Она повторяла их до тех пор, пока обезьяна не выучила наизусть первые две строки. До гнусного интригана ей не было никакого дела, так что процесс обучения на этом закончился.

— Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов! — с чувством декламировала, почти пела, обезьяна, самозабвенно прислушиваясь к звукам собственного голоса.

— Да замолчи ты, наконец! — не выдержал гном. — Что ты заладила про эту паршивую воровку?

— Ну, уж сразу и воровка! — возмутилась обезьяна. — А ты подумал, откуда ей было взять еду? Поневоле стащишь, если никто не даёт. Дали бы, так и воровать бы не пришлось. А то заклеймят вором ни за что ни про что, не разобравшись в ситуации. Послушай ещё раз. Как злая обезьяна…

— Замолчи! — не выдержал заяц.

— Да ты только послушай! Как…

— Да ты упрямее самого упрямого осла, — заключил ослик.

— Верно, серый! — одобрил гном. — Люблю умных ослов.

— Мне нравится имя Серый, — заметил ослик.

— Там сидит какая-то старуха, — предупредил заяц.

У подножия одного из деревьев, которые попадались всё чаще и местами образовывали целые рощи, сидела старая женщина, с виду похожая на нищенку. Одета она была в жалкие лохмотья, но выражение лица было настолько приветливым, что сразу располагало к себе.

— Здравствуйте, милые, — поздоровалась она с путниками. — Далеко ли путь держите?

— По-разному, — ответил осторожный заяц. — А тебе куда надо?

— Далеко, ох далеко! Через горы, через пустыни, через реки и леса в озёрный край. Там, говорят, места святые и люди добрые.

— Кое-кому это по дороге, — сказал гном и прошептал девушке. — Вроде, хорошая женщина. Вот тебе и второй спутник. Бывалая. Много путешествовала.

— Если бы мне найти спутников, то я бы в тягость не была, — словно услышала их нищенка.

— Мне как раз надо перебраться через горы и перейти пустыню, — сказала Адель, очень довольная такой славной попутчицей.

— Как злая обезьяна… — попыталась вставить своё слово обезьянка.

— Замолчи! — в один голос закричали заяц, гном и осёл.

— Ох, не люблю я злых, милая, — призналась нищенка и улыбнулась доброй улыбкой. — Ни обезьян злых не люблю, ни людей.

— Слыхала? — победоносно повернулся к обезьяне заяц.

— Вот все вы так! — возмутилась та. — Не дослушают до конца, а уже судят. Как же ты, бабушка, осуждаешь эту славную обезьяну, если не знаешь, в чём дело?

— В чём же, милая, дело? — добродушно спросила нищенка.

— Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов!

Старушка была озадачена.

— И что же, хорошая ты моя?

— А то, что этой ловкой обезьяне приходится сторожить огромную кучу орехов от всяких жуликов. Как же ей не быть злой? Ей надо оберегать своё добро, а то вокруг много безнравственных негодяев, которые рады поживиться чужой добычей.

— Ну, если так… — протянула старушка-нищенка, не желая спорить.

— По-моему, мы теряем время из-за этого глупого создания, — вмешался гном. — Присоединяйтесь к нам, бабушка.

В путь пошли уже вшестером, и упрямая обезьяна прыгала рядом, то оглашая окрестности заученной фразой, то переругиваясь с зайцем, гномом и даже спокойным осликом, а то принимаясь от раздражения закидывать своих оппонентов всем, что попадалось под руку.

Адели было весело и приятно в этом странном обществе. Если и дальше её путь будет наполнен подобными встречами, то жаловаться на особые трудности ей не придётся. Ничего страшного, если она поспит несколько ночей под открытым небом. Погода тёплая, и простуда ей не грозит. У неё уже появились два приятных спутника в путешествии по горам и пустыне. Горы, наверное, похожи на Альпы, а её в далёком детстве возили на лето в Австрию. Насчёт пустыни она уверена не была, но её вдохновлял пример слабой нищей старушки, не боявшейся этого перехода. Наверное, и в дальнейшем, если руководствоваться здравым смыслом и стараться ни с кем не ссориться, путешествие будет похоже на некую длительную загородную прогулку. Вот, например, эта приветливая нищенка. Она путешествует по свету много лет и не говорит, что на каждом шагу её подстерегала смертельная опасность. Наверное, без происшествий у неё не обходилось, но они не заставили славную старушку отказаться от дальнего похода.

— Как злая обезьяна…

— Замолчи!!!

Адель оторвалась от своих мыслей. Оказывается, обезьяна вновь принялась за своё.

— Но должна же я повторять эти замечательные слова, чтобы не забыть, — оправдывалась обезьяна. — Я хочу порадовать своих друзей.

— Ну и шла бы скорее домой! — рычал заяц.

— Я и так иду. Мы живём в лесу, куда вы все идёте. Если бы я была так же невежлива как вы, я бы спросила, почему вы идёте за мной.

— Ну и нахалка! — рассердился гном.

Обезьяна скромно прикрыла рот рукой и лукаво посмотрела на него.

— Если в лесу полно обезьян, то не лучше ли будет сделать крюк и обойти лес стороной? — спросил ослик.

— Далеко обходить, — отозвался гном. — Но мы можем пересечь выступающую часть леса и снова выйти в степь.

— Как злая обезьяна над кучей наворованных…

В бедную обезьяну полетели шишки, куски мха и травы, и она с визгом отбежала в сторону.

— Что вы ко мне пристали? — жалобно кричала она. — Чем я-то виновата? Я бы тоже предпочла наворовать огромную кучу бананов, манго или апельсинов, но не всегда можно стащить самое любимое. Орехи тоже хорошая еда. Что вы, собственно, имеете против орехов?

Адель решила вмешаться и хотела было осчастливить эту не чуждую поэзии обезьяну баснями, но выяснилось, что та не способна сосредоточиться на длинных текстах и, боясь забыть две любимые строчки, совершенно не к месту перебивала девушку.

Наконец, путники ступили под свод могучего леса. Сначала идти было трудно, потому что мешал подлесок, но потом растительность сосредоточилась почти исключительно наверху, и они шли между обвитыми лианами стволами. Нищенка, хотя и была очень немолода, двигалась легко и проворно, на что гном обратил внимание девушки.

— Ни за что бы не поверил, что старая женщина может быть так подвижна, — поделился он своими размышлениями. — Вот что значит жизнь без забот о доме и семье. Когда мне надоест моя лавка, я тоже стану бродягой.

— Ни за что не станешь, — вмешался заяц. — Ты скорее лишишься жизни, чем своей лавки.

Адель почувствовала, что наладившиеся было отношения между этими двумя столь несхожими между собой существами вновь накалились. Да ещё зайца угораздило обратиться к гному на "ты", чего тот терпеть не мог.

— Эй, потише! — крикнула обезьяна. — Там сидит кто-то очень страшный. Дальше я с вами не пойду, а то от страха у меня из головы вылетят слова, и я не смогу порадовать своих собратьев.

— Подожди, — остановил её заяц, и в глазах его вновь на короткий миг отразился ужас. — Где сидит и кто?

Обезьяна свесилась с ветки и пальцем указала вперёд.

— Я видела сверху в просвете между ветвями что-то красное и чёрное. Оно шевельнулось, но это не тигр, а кто-то пострашнее тигра. Я побегу к своим, а вы будьте осторожнее.

— А ты не можешь подкрасться к нему по ветвям и сверху поглядеть, кто это? — спросил гном.

Обезьяна задумалась.

— Милая, славная обезьяна, сходи, пожалуйста, — попросил встревоженный ослик.

— Если тебе не трудно, — добавила Адель, вообразившая всякие ужасы.

— Сходи, сделай милость, — ласково проворковала старушка.

— Да уж схожу, — согласилась обезьяна. — Только впредь на меня не кричите.

Все, конечно, заверили, что до конца жизни рады будут слушать про злую обезьяну над кучей наворованных орехов.

Обезьяна ловко перескочила на другое дерево, пронеслась по воздуху на лиане и скрылась из виду.

— Вроде, неплохая оказалась обезьяна, — сказал заяц.

— И посмелее некоторых, — съязвил гном.

— Вдруг она попадёт к нему в зубы? — испугалась Адель.

Заяц сначала поджал уши, потом поставил их торчком, привстал на задние лапы, гордо выпрямился и испустил воинственный клич.

— Да я его сейчас разорву собственными лапами! — завопил он и прыгнул в ту сторону, где предполагался неведомый враг.

Ноги сами понесли Адель следом, за ней бежал гном, дальше с громким треском ломил осёл, а позади раздавались оханье и восклицания нищенки.

— Убью!

С таким криком заяц выпрыгнул на поляну, на краю которой на выступающих из земли узловатых корнях гигантского дерева сидел невероятной красоты юноша в богатой, расшитой золотом одежде. Он с недоумением глядел на воинственного зайца и одного за другим появляющихся перед ним путников.

— Повторю сначала, а то мне помешали, а говорить с середины я не умею, — сказала прерванная на полуслове обезьяна, стоявшая перед юношей. — Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов!

Заяц яростно засопел.

— А дальше? — добродушно спросил юноша, слегка поклонившись подошедшим.

— Спроси у неё, — указала обезьяна на девушку. — Дальше про нас, обезьян, ничего не говорится.

— Да, очень хорошие слова, — серьёзно сказал юноша и встал. — Рад приветствовать добрых путников. Если вас устраивает эта поляна, то предлагаю вам воспользоваться преимуществами, которые она предоставляет для отдыха. Здесь прохладно, но не холодно, нет ядовитых тварей, а на том дереве, как заверила меня эта славная обезьяна, много вкусных плодов. Судя по вашему усталому виду, вы долго шли и, конечно, нуждаетесь в отдыхе. Позвольте представиться: несчастный принц.

— Принц? — изумились все.

— Самый настоящий принц, а мой отец — самый настоящий король. Наше королевство расположено на северо-западе, а в этой стране я путешествую как частное лицо, так что без излишних церемоний располагайтесь рядом. Трюфелей под соусом не обещаю, но у меня есть несколько роскошных картофелин, которые мы сможем испечь в золе.

Принц говорил очень приветливо, просто и с такой подкупающей искренностью, что не последовать его приглашению было просто невозможно.

— Меня зовут Фром, — выступил вперёд гном. — Среди своего народа я пользуюсь уважением и держу лавку.

Вид у гнома был очень важный, даже напыщенный.

— Знакомство с вами, уважаемый Фром, большая честь для меня, — откликнулся принц. — Выбирайте себе место по вкусу.

— Заяц, — представился заяц.

— Я вижу, что ты очень мужественный заяц, — сказал принц. — И я рад, что встретил тебя.

— На редкость продувной заяц, — сообщил гном.

И принц и, тем более, заяц сделали вид, что не расслышали этих слов.

— Бывший одинокий осёл, — назвался ослик. — Мне нравится имя Серый.

— Приятно тебя видеть, Серый, — улыбнулся принц. — Рад, что теперь ты не одинок.

Адель вежливо пропустила вперёд старушку-нищенку.

— Зови меня просто бабушкой, милок, — по-простонародному пропела она. — Я для всех бабушка, и все для меня вроде любимых внучат.

— Это большое счастье — весь мир считать своей большой семьёй, — согласился принц. — Присаживайтесь, бабушка.

— Адель, — назвала себя девушка.

Принц любезно кивнул.

— У вас, наверное, своя история? — предположил он.

— Такая история, что я ищу ей попутчиков, — вмешался заяц. — Эта простофиля без меня совсем бы пропала, но я смогу довести её только до гор, а дальше ей придётся идти одной, и у меня сердце не на месте, как подумаю, что её облапошит всякий, кто пожелает.

При этом он очень выразительно поглядел на гнома.

— Я уже обещал три мешка провизии за три монеты, — объяснил принцу гном, которому стало неловко. — И я намекнул, что, возможно, мне удастся сделать кое-что ещё.

— Девушка пройдёт через горы не одна, а со мной, — вмешался ослик.

— Так что ей придётся заботиться ещё и о тебе, — пояснила обезьяна.

— Если я не ослышался, ты собиралась уходить, — напомнил ослик.

— Я бы ушла, но меня пригласил на обед один знакомый принц, — с достоинством объяснила обезьяна. — За обедом ему, наверное, будет приятно слушать прекрасные слова, которым меня научила девушка.

У всех, кроме принца, вырвался стон от ужасного намерения неотвязного животного услаждать их слух во время обеда, но они помнили, как сами упрашивали обезьяну сходить на разведку.

— Эта бестия приняла вас, принц, за что-то страшное, — сообщил гном.

Принц от души рассмеялся.

— Боюсь, что за время своих странствий я, действительно, немного одичал, — согласился он.

Адель никогда ещё не видела такого красивого юношу. Лицо его было словно выточено резцом, настолько чётки и правильны были его черты, глаза, большие, обрамлённые густыми чёрными ресницами, отличались глубоким синим цветом, а длинные волосы и тонкие брови были черны, как ночь. При этом в нём не было никакой слащавости и самолюбования. Похоже, он и не подозревал, что прекрасен. Кроме того, он держался с такой простотой, естественностью и вежливостью, что более приятного человека представить было невозможно.

— Вы много странствовали, ваше высочество? — спросила Адель, решив блеснуть своим воспитанием.

— Не зовите меня "вашим высочеством", Адель, — попросил принц. — Во дворце моего отца так называют меня придворные, но здесь я обычный несчастный принц с разбитым сердцем.

— Расскажите вашу историю, принц, — попросила Адель.

— Она не такая уж мудрёная, — грустно улыбнулся принц. — Однако я обещал вам славное угощение и сначала испеку картофель.

Он встал было, чтобы принести сухих сучьев на дрова, но все запротестовали и сами принялись за работу. Обезьяна и ослик доставили много хвороста, причём ослик вёз на своей спине и хворост и обезьяну, использовавшую вместо верёвок гибкий хвост и цепкие лапы. Гном со знанием дела разложил костёр и испёк картофель, а заяц сбегал за водой. Старушка-нищенка расстелила на траве неведомо откуда взявшийся белый платок и расставляла на нём яства, которые со вздохами доставал их своего неиссякаемого мешка гном. Обезьяна несколько раз слазила на дерево и нанесла целую груду сочных и сладких красноватых плодов, но не утерпела и почти сразу же стала их воровать, визжа и отскакивая, когда её ловили на этом постыдном занятии. Картофель принца оказался, и правда, очень вкусным, белым на изломе и рассыпчатым.

— А теперь, принц, если вам не трудно, расскажите свою историю, — попросили все.

— Пожалуйста, если это можно назвать историей, — согласился принц. — Со мной случилось то, что часто случается с принцами. Я вырос в замке своего отца, и все говорили, что я прекрасен лицом и душой, да я и сам имел глупость так думать. Злая колдунья захотела меня на себе женить, чтобы со временем сделаться королевой, а когда ей это не удалось, она околдовала меня, превратив в страшного уродливого зверя. Так я и мыкался в лесах, пока однажды меня не освободила от моей тяжкой участи простая крестьянская девушка. Не подумайте, что это была красавица. Нет, она была совсем не красива, однако, что ценнее, очень умна и добра. Я из благодарности хотел осчастливить её, взяв в жены и введя во дворец, но…

— Раздумали, — подсказал гном.

— Вам не разрешил отец, — догадалась Адель.

Ослик хотел что-то сказать, но был очень занят поеданием кожуры от картофеля, брошенной в стороне от "стола", поэтому издал лишь какое-то неясное мычание.

— Нет, всё вышло гораздо проще и хуже. Девица отказала мне, потому что любила парня-батрака из соседней деревни. Я был на их свадьбе и, признаюсь, до сих пор не могу понять, что она в нём нашла.

— А вы, принц? — спросил заяц.

— Я вернулся во дворец. Отец обрадовался, задал пир и долгую серию балов и разных увеселений и, наконец, решил устроить свадьбу, выбрав мне в жёны красавицу из очень древнего рода, однако всё это ни к чему не привело. Я сбежал из своего королевства, так как оказалось, что я влюбился в свою крестьяночку и не могу даже смотреть на всех этих разряженных придворных красавиц.

— А вы ещё раз видели свою спасительницу? — спросил гном.

— Видел, подружился с её мужем и два раза ходил с ним на медведя. А теперь брожу по свету и ищу девушку, похожую на мою избавительницу, да только пока не нашёл.

— Ещё найдёте, — убеждённо сказала Адель, тронутая рассказом принца.

— Если это не будет вам неприятно, Адель, то, может, и вы расскажете вашу историю?

Адель не было неприятно рассказывать свою историю, но всё-таки большую её часть рассказали за неё заяц и гном.

— Я буду её сопровождать, — добавил ослик. — И бабушка тоже.

Старушка, сидевшая молча и со вниманием слушавшая разговор, закивала.

— Да-да, я позабочусь о милой девушке. Со мной ей нечего будет бояться, ведь я привыкла к странствиям.

Принц задумался. Выслушав историю Адели, он как-будто чему-то обрадовался и держался с ней теперь гораздо естественнее.

— Я думаю, что двум женщинам и ослу будет трудно путешествовать. Мне совершенно безразлично, куда идти и где искать своё счастье, так что я, если не возражаете, присоединюсь к вам.

— Вот теперь я спокоен! — обрадовался заяц. — А то я уж думал, что мне самому придётся переправлять девушку через горы, а потом вести по пустыне.

Гном с удивлением воззрился на зайца.

— Нет, милый, — закачала головой старушка. — Не дело ты говоришь. Да мыслимое ли дело принцам блуждать по горам да пустыням?! Не ровен час понадобишься ты отцу. Где ж тебя тогда искать? Возвращайся домой, дитятко. Во дворец.

Адель невольно улыбнулась при слове "дитятко", обращённом хоть и к юному, не старше её самой, но всё-таки вполне взрослому принцу. Допустим, на медведя ходил не он, а муж его спасительницы, но уже то, что он стоял рядом (а что он только стоял рядом, Адель не сомневалась), говорит за его незаурядное мужество. Да, он не производит впечатления сильного волевого человека, но от "дитятки" он всё-таки очень далёк.

Принц и бровью не повёл на неуместное обращение и ответил по-прежнему учтиво:

— Я дома совсем не нужен, бабушка, и я поклялся, что не вернусь туда без той, кого смогу назвать своей невестой. Решено: я иду с вами.

Последние слова он произнёс всё в том же любезном тоне, но почему-то всем стало ясно, что спорить с ним не стоит.

— Как злая обезьяна…

— Ты с ума не сошла? — завопил заяц, скомкав свои уши, чтобы не слышать.

— Это я сейчас превращусь в злого гнома! — кричал Фром.

— Милая… — начала было старушка, но замолчала, боясь, очевидно, обидеть обезьяну.

— Как злой осёл над кучей битых обезьян, — придумал Серый.

— Какие вы все нехорошие, — обиделась обезьяна. — Я хотела с вами попрощаться и напоследок сказать вам эти чудесные слова.

— Это очень славные слова, — подтвердил принц, дружески ей кивнув. — Жаль с тобой расставаться, обезьяна. Я с удовольствием тебя выслушаю.

— Так ты уходишь? — спохватился гном. — Я тоже хочу послушать.

— Уже уходишь? — сразу подобрел заяц. — Валяй, рассказывай.

Старушка ласково улыбалась.

— Покажи, как ты расскажешь это своим, — предложила Адель.

Обезьяна сразу приободрилась, заважничала, вскочила на тонкую горизонтальную ветвь и встала в причудливую позу, подпираясь хвостом.

— Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов!

Она помахала рукой на прощание и исчезла среди листвы.

Как ни была надоедлива наивная обезьянка, но Адели стало жаль, что она ушла.

— До свидания! — крикнула она.

До неё донёсся ответный крик, в котором отчётливо прозвучала тема о наворованных орехах.

— Кажется, мы всё-таки от неё избавились, — сказал заяц.

— Боюсь, что теперь мне будут долго сниться кошмары про злых обезьян, — поделился своими опасениями гном.

— А по-моему, очень славная обезьяна, — высказал своё мнение принц. — Первое, что она мне сказала вместо приветствия, было следующее: "Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов". Признаться, это лишило меня дара речи.

— Для всех было бы лучше, если бы дара речи лишилась она, — заявил заяц. — Может, на ночь устроим привал здесь? Кажется, место удобное. Зато завтра выйдем в путь с первыми лучами солнца.

Все вопросительно посмотрели на принца.

— С моим мнением, пожалуйста, не считайтесь. Я поступлю так, как решите вы, потому что я никуда не спешу, а к вам присоединяюсь для компании.

— Тогда можно переночевать здесь, — согласился гном. — Эй, заяц, прихвати с собой Серого и принесите свежих веток, а женщины пусть собирают мох.

— И я тоже, — вызвался принц.

— А я приготовлю лагерь, — заключил гном и принялся собирать сучья для костра в ожидании, пока не наберётся достаточно материала для изготовления постелей.

 

ГЛАВА 5

Расставание

Наутро вышли чуть свет, в полдень сделали короткий привал и к вечеру сильно устали, а лес всё не кончался. Стали было опасаться, что заблудились, но заяц заверил, что дорога ему известна и завтра они опять выйдут в степь, где смогут ориентироваться по горе. Для ночлега выбрали прелестную полянку, и гном опять очень удобно и ловко всех разместил на ночь. Усталые путники поужинали припасами гнома и плодами, которые им посчастливилось собрать днём, и рано улеглись спать.

Неожиданно все проснулись, ещё не понимая, что происходит вокруг них. Грохотало так, что закладывало уши, небо прорезали огненные зигзаги, а ветер гнул к земле стволы в два обхвата.

— По-моему, это буря, — авторитетно заявил гном, и все с ним согласились.

— Как бы на нас не упало какое-нибудь дерево, — с опаской заметил осёл.

— Вон там стоит очень крепкое дерево, — указала старушка на лесного гиганта, росшего почти посредине поляны. — Если мы спрячемся под ним, то дождь нас не достанет, а ведь сейчас хлынет.

— Нет, не ходите туда, — остановил их принц. — Муж моей спасительницы предупреждал, что во время грозы надо избегать высоких деревьев, потому что они притягивают молнии. Спрячемся лучше вон под те молодые деревца.

Едва успели укрыться под густыми ветвями, как длинная огненная змея рванулась с небес к одинокому дереву и, врезавшись в его вершину, пронзила ствол до самых корней, расколов его на две части. Гул от падения зелёного великана слился с ударом грома. Сразу же хлынул ливень, промочив путников до костей. Ветки не спасали от мощного водопада, низвергавшегося с небес. Все стояли, тесно прижавшись друг к другу и со страхом наблюдая за буйством природы.

К утру всё стихло, дождь прекратился, а при восходе солнца от мокрой земли стали подниматься влажные испарения.

— Пойдёмте пока, — предложил гном. — Потом, когда просохнет, передохнём и перекусим.

— Хорошо, что мы не встали под то дерево, — сказала Адель, глядя на обугленные останки лесного старожила.

Нищенка оглянулась со странным выражением, по-видимому, не осознав до конца, какой конец их всех бы ожидал, если бы они её послушались.

Лес пробудился от ночного кошмара и оглашался пением птиц, цоканьем белок и множеством звуков, незнакомых Адели.

— Слушайте! — с улыбкой остановил путников принц и предупреждающе поднял палец.

Сначала Адель ничего не услышала, но потом до неё донёсся многоголосый хор, не то поющий, не то скандирующий:

— Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов! Как злая…

— Добралась до своих, — кивнул гном. — Хорошо, что мы обойдём эту компанию стороной.

Ослик весело затряс головой, а заяц от избытка энергии два раза перескочил ему через спину.

Когда лес стал редеть и путники вышли на опушку, Адель удивилась при виде заметно приблизившейся к ним горы. Снизу она синела, как туча, дальше становилась белой и блестела так, что глазам было больно, а вершиной уходила в облака, то казавшиеся светлыми, то черневшие, словно состояли из разноцветных слоёв.

— До горы теперь рукой подать, — сказала девушка.

— До холмов идти ещё три дня, не меньше, — отозвался гном, — а потом пойдут предгорья, невысокие горы… До той горы ещё очень долго идти.

— Да, деточка, — подтвердила ласковая старушка, — даже когда будет казаться, что ты почти дошла до этой горы и вот-вот начнёшь взбираться по её склону, она всё-таки будет от тебя ещё далеко. А каково на неё взобраться?!

— Но, к счастью, вам незачем туда взбираться, — резонно заметил заяц. — Ваше дело — найти удобный проход и не провалиться в какую-нибудь трещину.

— Также бойтесь обвалов, — предупредил гном. — Нам даже в наших холмах слышно, когда с гор сходят лавины или падают камни.

— Осёл там, наверное, не пройдёт? — спросила старушка.

— Пройдёт, — упрямо ответил ослик и замотал головой. — Ослы проходят везде. Ослы да ещё, пожалуй, горные бараны.

Нищенка не спорила, но на её добром лице читалось беспокойство за судьбу Серого, и этого не желал замечать только ослик. Даже Адель задумалась.

— А вдруг там встретится трещина, через которую придётся перебираться по жёрдочке? — предположила она. — Может, тебе лучше не ходить с нами, Серый?

Но ослик оказался упрям и не желал поддаваться голосу разума.

— Я тоже перейду по жёрдочке, — пообещал он. — Я больше не желаю бродить по свету без всякого занятия. Я хочу иметь хороших хозяев и достойное занятие. Вот если вы предоставите мне всё это, то я останусь, а нет — то я иду с вами. Я, как принц, буду искать с вами свою долю.

Принц засмеялся и хлопнул ослика по спине.

— Правильно, Серый, не покидай нас.

Путники всё шли, а гора, казалось, отходила от них. Зато потом, когда Адель уже отчаялась, гора вдруг резко выросла.

— Скоро подойдём к холмам, — подбодрил всех гном. — Вам туда незачем идти, да и наш народ ни к чему тревожить, так что вы остановитесь у отрогов гор, а я быстро схожу за мешками с провизией.

Заяц насмешливо присвистнул.

— Ты, заяц, пойдёшь со мной и ты, Серый, тоже. Поможете мне. А людям не надо знать, где мы прячемся.

Заяц почесал в затылке и согласился.

Когда вплотную приблизились к невысоким пока горам, гном, заяц и ослик отделились от компании и повернули направо, где на горизонте смутно вырисовывалась цепь холмов, а люди расчистили себе площадку и расположились лагерем на бесплодной каменистой почве. Гном в приливе дружеских чувств даже оставил им свой изрядно полегчавший мешок, где всё-таки можно было найти кое-что для утоления голода.

Только на исходе третьего дня основательно проголодавшиеся и потерявшие всякую надежду путники увидели возвращавшихся гнома, зайца и осла. Да не их одних. За ними двигалась целая процессия гномов, причём каждый нёс на спине какой-нибудь груз. Оказалось, что Фром так убедительно рассказал своим собратьям про затруднительное положение путников, что те снарядили отряд из дюжины гномов, чтобы доставить припасы. Здесь были и мешки с едой, и одежда, и одеяла, чтобы укрываться от высокогорного холода.

Гномы устроили нечто вроде весёлого пикника в честь путешественников и долго наперебой давали советы, как тем следует вести себя в горах и чего опасаться.

— Там водятся великаны, — говорил пожилой гном в белой панаме.

— Тьфу, твои великаны, — прервал его другой гном, в жёлтом колпаке. — Спрячешься под камни и подождёшь, пока они пройдут. Хуже змеи.

Словом, каждый находил свои опасности, и если бы гномы не перебивали и не высмеивали друг друга, то путешественники уверились бы, что соваться в горы равносильно самоубийству.

Заяц подкрался к Адели и еле слышно прошептал ей в самое ухо:

— За три монеты наш честный Фром доставил уйму чужих припасов. Но, чур, не выдавать. Я обещал ему молчать.

Адель кивнула. Она не осуждала гнома. Он кормил всю дорогу большую компанию, и уже одно это стоило немало. Кроме того, лишь благодаря ему путники были обеспечены всем необходимым. А выгадал ли он что-нибудь или нет, не им судить.

Но как ни приятно было общество гномов, как ни жаль расставаться с заботливым зайцем, а с наступлением утра надо было прощаться. Напоследок гномы надавали в три раза больше советов, чем за всё время, проведённое вместе. Фром прослезился и от полноты чувств отдал Адели одну из трёх полученных от неё монет, а заяц даже захотел проводить путников через горы до пустыни, но его отговорили и гномы, и сами путешественники, ведь одно дело — пройти этот сложный путь и двигаться дальше вместе, а другое дело — возвращаться потом в полном одиночестве.

— Ты не знаешь гор и заблудишься в них один, а в пустыне слишком горячий песок, и ты поджаришь себе лапы, — убеждал Фром. — Пойдём-ка лучше с нами и устроим пир в честь знакомства. Я тебя угощу такой морковью и капустой, каких ты ещё не едал.

Путешественники оборачивались и махали руками, а гномы и заяц кричали слова прощания до тех пор, пока их не разделили горы, так что видеть и слышать друг друга они уже не могли.

— Вот мы и расстались, — с расстановкой произнесла нищенка.

— Всегда жаль расставаться с хорошими гномами и зайцами, — согласился принц.

— А заяц скоро будет есть морковку и капусту, — напомнил ослик.

— Вот и ты, милый, пока не поздно, возвращайся и пообедай у гномов, — предложила старушка. — Ослам в горах не место.

— Самое место, — заверил её Серый. — Мне кажется, что горы созданы специально для ослов. Вот я сейчас иду с грузом на спине…

— И я тоже, — поддержал его принц, тащивший на своих не слишком сильных на вид плечах весьма увесистый тюк.

— Вот я и говорю, что идём мы с принцем по горной дороге с грузом на спинах, а тяжести совсем не ощущаем.

Принц что-то промычал, и Адели почудилось в этом невразумительном ответе несогласие с мнением осла.

— А всё-таки от морковки я бы не отказался, — закончил Серый.

— Нам надавали много всяких овощей, — утешила ослика Адель. — Когда остановимся на отдых, там для тебя найдётся что-то очень вкусное.

Ослик заметно приободрился.

— Кстати, дорога неплохая, — заметил принц. — Ровная, без ям и рытвин.

— Вот вы правы, так правы, мой хороший, — согласилась старушка. — И какая прямая!

— Обычно прямые пути ведут куда-то не в лучшее место, — припомнила Адель.

— Ну уж, милая, не мы мостили эту дорогу, не нам её и хулить, — возразила нищенка. — А изъянов я в ней не нахожу.

— Кроме того, что она слишком прямая для нашей Адели, — уточнил принц. — Прекрасная дорога.

Тут он споткнулся и едва удержался на ногах.

— Камни не в счёт, — заключил он свою мысль.

— Для тех, кто протоптал эту тропу, такие камни — что для нас песчинки, — загадочно произнесла старушка.

— А кто её протоптал, бабушка? — заинтересовался принц.

— Поговаривают, что великаны, которые живут в этих горах. Для нас это широкая дорога, а для них — узкая тропа. Нехорошие места, деточки, неспокойные.

— А если они пойдут по своей тропе? — спросил ослик. — Что нам тогда делать?

— У них этих троп видимо-невидимо, — объяснила старушка. — Может быть, по этой тропе много недель никто не пройдёт, а могут уже сегодня раздасться гулкие шаги. Тогда посыплются камни, и горе нам, если мы попадём под эти камни или на ужин великану.

После такого объяснения настроение у путников перестало быть радостно-безоблачным, и некоторое время все чутко прислушивались, не послышится ли вдали гул. Потом напряжение спало и начались разговоры. Принц охотно рассказывал про жизнь и строгие нравы во дворце своего отца, про жизнь и нравы во дворцах других королей, про своё существование в образе чудовища.

— Вот и я мыкался по свету, как вы, принц, — объявил Серый. — Зато теперь я при деле.

Прекрасный принц покосился на ослика, пристроил свой мешок поудобнее и кивнул.

— И я тоже, Серый, — согласился он.

Адель весело смеялась. Сама она тоже не шла с пустыми руками и кроме сумки несла ещё вещевой мешок, но ничего особо тяжёлого в нём не было. И старушка-нищенка несла мешок, но тоже по силам. Ослу и принцу достался настоящий груз, и совсем не случайно принцу приходила на ум схожесть их с ослом нынешнего положения.

Горы в этом месте представляли собой сплошные неприступные стены с уступами и нишами, куда можно было бы спрятаться от непогоды или ненужных встреч. Дорога шла между этими довольно близко стоявшими стенами почти прямо, с еле заметным изгибом. Пока что жаловаться было не на что, хотя с непривычки высокие гряды гор угнетающе действовали на психику.

— Впереди ещё кто-то, — предупредил ослик. — Я слышу лёгкие шаги. По-моему, идёт один человек или один гном.

Все встревожились. До сих пор им везло, и они не встретили ни единого злого или даже просто неприятного существа, но никто не мог поручиться, что такое благополучие продлится долго.

— Кто бы это мог быть? — спросил принц, останавливаясь сам и останавливая свой маленький отряд. — Ждите меня здесь, а я схожу на разведку.

— На разведку пойду я, — возразила нищенка. — Вы, деточки, не глядите, что я стара. Шаг у меня лёгкий, и сама я привычна к странствиям. Поверьте, что сейчас никто лучше меня не справится с этим делом.

Она не стала ждать согласия, а скинула на землю свой мешок и быстрой, неслышной, почти скользящей походкой пробралась вдоль одной из скалистых стен, ловко прячась за выступы и растворяясь в нишах.

— Да, она знает своё дело, — шёпотом согласился принц.

Нищенка скрылась из виду.

— Лишь бы она не попала в беду, — с опаской ответила Адель. — Трудно предположить, что она способна защищаться. По-моему, более доброй старушки найти невозможно.

Принц ничего не ответил. Ослик тоже молчал, поводя ушами и напряжённо прислушиваясь.

— Идут назад, — наконец, сообщил Серый. — Двое. Бабушка и ещё кто-то.

Показались старушка и незнакомка в крестьянской одежде. Адель заметила, что принц сразу насторожился. Наверное, крестьянское платье напомнило ему о его спасительнице и неразделённой любви к ней. Кто знает, какие надежды шевельнулись в душе славного юноши?

Когда крестьянка приблизилась настолько, что её можно было хорошо рассмотреть, Адель поняла, что с принцем ей скоро придётся распрощаться, потому что он нашёл свою судьбу. Это была девушка поразительной красоты, и наряд лишь подчёркивал нежные краски её лица и совершенство черт. А фигура? О, если бы у Адели была такая фигура! Высокая, стройная, гибкая и сильная. Создавалось впечатление, что девушка не идёт, а величественно плывёт к ним. Вместе с принцем они составили бы пару, на которую нельзя было бы взирать без восхищения.

Адель взглянула на принца и поразилась перемене в нём. Это был по-прежнему прекрасный юноша, безупречно вежливый и учтивый, но какой-то чужой. Исчезла искренность, с которой он общался с ней, гномами и животными. Теперь он был вежлив и учтив по привычке, каким, наверное, бывал в своём королевстве, принимая во дворце неприятных ему людей. Неужели эта красавица ему не понравилась? Чем? На вид она была столь же добра и приветлива, как и красива.

— Вот, дорогие деточки, вам новая попутчица. Она тоже идёт через горы, как и мы. А до чего добра и приветлива! Зовут её Мирта, и она идёт к своему отцу, который живёт по ту сторону гор. А это, Мирта, мои друзья. Вот принц…

Принц изысканно поклонился и очень вежливо произнёс голосом, лишённым всякой теплоты:

— Очень рад нашему знакомству.

— Адель, — представила девушку нищенка.

Адель улыбнулась немного робко, потому что её смущала холодная учтивость принца.

— Надеюсь, что вам будет с нами хорошо, Мирта.

— А это Серый.

Ослик замотал головой в знак приветствия, но крестьянка не обратила на него внимания, потому что глаза её не могли оторваться от лица принца. Это и понятно, ведь принца с полным основанием можно было назвать прекрасным, и редкая девушка не влюбилась бы в него с первого взгляда. Адель сказала бы, что редкий юноша не влюбился бы сразу же в стоявшую перед ними статную красавицу, но принц, очевидно, являл собой это исключение.

По случаю увеличения компании сделали привал и пообедали. Костёр не разжигали, во-первых, чтобы не привлекать внимания здешних обитателей, а во-вторых, потому что не было горючего материала. На голых склонах гор в этих местах не росло ни деревца, ни кустика. Воды тоже не было, но ослик тащил на спине два бочонка с освежающим напитком, которые принесли предусмотрительные гномы. Еда оказалась очень вкусна, но трудно было назвать обед приятным. Разговаривали много, и принц не давал беседе прерваться, умело подсказывая темы, говоря сам и слушая с неослабным вниманием, но всё, что он говорил и делал, было пронизано холодом, а Адель привыкла видеть в этом превосходно воспитанном молодом человеке прежде всего тёплое дружеское участие к каждому, кто с ним говорил. Впрочем, ни сама она, ни ослик не могли пожаловаться, ведь с ними принц был прежним, да и старушке он оказывал обычное своё внимание. Ему чем-то очень не нравилась красавица Мирта, и Адель остро чувствовала это.

— Она даже не поздоровалась со мной, — успел шепнуть Серый на ухо Адели, хрустя свежими сочными морковками, которые девушка извлекла из мешка к немалому удовольствию четвероногого друга.

Адель потрепала длинные уши ослика и подкинула ему душистого сена, о котором тоже позаботились гномы.

Мирта слушала принца, говорила сама и, наверное, не замечала холодности своего собеседника, покорённая его манерами. Она смеялась, когда принц шутил, сочувственно сдвигала брови, если принц говорил о вещах печальных и своим вниманием покорила бы сердце любого мужчины, даже если бы не обладала нежной и пленительной красотой.

"Ладно, — подумала Адель. — Если не считать явной антипатии принца к Мирте, наше путешествие не станет хуже от её присутствия. Наверное, принц слишком красив сам, и его не привлекает красота в других."

Нищенка была привычно скромна, однако её глаза зорко следили за принцем и Миртой, что не укрылось от Адели. Видно, и старушка считала этих двоих созданными друг для друга.

В путь отправились со свежими силами, и Мирта непременно захотела что-нибудь нести, потому что её собственный багаж не отличался обременительностью и состоял из маленькой котомки.

— Я хочу помочь этому милому ослику, — сказала она. — Такой груз ему не по силам.

— По силам, — упрямо возразил Серый. — Я мог бы нести в два раза больший груз.

— Милая Адель, — с обворожительной улыбкой обратилась Мирта к девушке, — помогите же мне. Дайте мне что-нибудь нести.

Что-то Адель смутило, но она не могла понять, что именно. Просьбу красавицы она выполнила и, несмотря на громкие протесты осла, не желавшего расставаться с ношей, выбрала для неё мешок поменьше и полегче. Мирта одарила Адель сиянием своих больших голубых глаз.

Принц взвалил на плечи мешок, дружески кивнул Серому и возглавил шествие. Мирта, весело болтая с Аделью, постаралась идти так, чтобы не отдаляться от принца, Серый шёл следом, временами тыкаясь мордой в плечо или шею Адели, а старушка шла позади, никому не мешая и ласково улыбаясь каждому, кто на неё оглядывался. Славная подобралась компания.

Три дня дорога не менялась, и путники уже рассчитывали победным маршем в том же бодром темпе благополучно перейти через горы, а там уже подумать о пустыне, как вдруг…

— Всё: тупик, — объявил принц, первым выходя из-за выступа скалы. — Похоже, дальше пути нет.

Тон его был как всегда бодр и спокоен.

У Адели сердце замерло в груди. Пройденный путь не был тяжёл, но всё-таки это был путь, проделанный не в экипаже, а своими собственными ногами.

— Посмотрим, не найдётся ли здесь прохода, — сказал принц. — Девушки и вы, бабушка, идите вдоль стены справа, а мы с Серым — слева. Если найдёте трещину или ущелье, не входите туда, а позовите нас.

Обе группы встретились в центре стены, преграждающей путь. Никакого прохода.

— Что же нам делать, принц? — воскликнула Мирта.

— Идти обратно и искать другой путь.

— Вот если бы я умел летать… — мечтательно протянул ослик.

— Не расстраивайся так, Серый, — успокаивал его принц, — я тоже не умею летать. Ничего страшного не случилось. Найдём другой путь, только и всего. Кто-нибудь устал? Будем останавливаться на отдых?

Все единодушно выразили готовность сразу же идти обратно. Настроение было гнетущим, но принц умел поддерживать бодрость в попутчиках, и вскоре все уверились, что мелкие трудности в большом предприятии неизбежны, поэтому не стоит отчаиваться из-за первой же неудачи.

Обратная дорога тоже не была ничем примечательна. Адель и старушка с равным интересом следили за попытками Мирты завоевать расположение принца и его всё растущим отвращением к красавице, а это занятие оказалось неожиданно увлекательным. Крестьянка пускала в ход самые замысловатые средства привлечь внимание прекрасного юноши, но все они разбивались о непреступную вежливость. Любая другая девушка давно бы отчаялась, но только не Мирта.

Адель наконец-то поняла, что именно смущает её в этой девушке. Уж очень не соответствовал крестьянский наряд манерам обольстительной красавицы. Адель скорее приняла бы её за актрису, не очень умело взявшуюся играть роль крестьянки только для того, чтобы присоединиться к ним. Впрочем, Адель не удивилась бы, если бы какая-нибудь из влюблённых в принца девушек пошла на такие крайние меры, чтобы обратить на себя его внимание. Однако и принц не лишён наблюдательности и, конечно, давно заметил, что за ним ведётся самая настоящая охота.

Когда одна из неприступных стен закончилась, путники не сразу сообразили, что они вышли на то самое место, с которого начали неудачный путь в горы. Принц задумался было, не прибегнуть ли ещё раз к помощи гномов и пополнить запасы, но нищенка покачала головой.

— Где ж их теперь найдёшь, гномов-то этих? — возразила она. — Народец-то привык прятаться, так что ты все холмы обыщешь, но не встретишь ни одного гнома.

Адель тоже припомнила, что Фром говорил об обычае гномов тщательно скрывать своё жильё. Спросили совета у ослика, и тот подтвердил, что так и не заметил, откуда появились гномы.

— Вообще-то можно им покричать, — сообразил он.

— Нет, не выйдут они, — говорила старушка. — Только зря потеряем время. Они считают, что мы далеко в горах, поэтому не выйдут.

Принц пересмотрел содержимое мешков. При известной экономии им должно было хватить съестных припасов, а воду решено было набрать здесь же из ручья.

— Ну, вот и хорошо. Наберём воду и быстрее в путь. Теперь, милые вы мои, нам нельзя терять времени, — поторопила их старушка.

Так и поступили. Не раскидывая лагеря, не отдыхая, быстро двинулись в обход двух громадных, словно сросшихся гор и остановились на ночлег поздно вечером, когда надвигающаяся темнота помешала идти.

На следующий день вышли к маленькому озеру, чистому, как горный хрусталь. Дно было видно так ясно, что создавалась иллюзия малой глубины, но камешек, брошенный принцем в воду, опускался очень долго, пока не лёг на песчаное ложе.

— Если не умеешь плавать, в воду лучше не входить, — сказал принц. — Глубина начинается сразу же от самого берега.

— Я умею плавать. И вообще ослы созданы для плавания, — сообщил Серый, но в воду не полез.

— Как хорошо, что мы пришли к этому озеру! — обрадовано сказала старушка. — Кто знает, когда нам опять встретится вода? Мы используем эту воду, а наш запас побережём. Посмотрите, деточки, какая прозрачная и чистая!

Деятельная нищенка занялась приготовлением обеда, найдя достаточное количество сухих веток от растущих здесь низких кустов. Ослик не стал ждать и с наслаждением поедал листья и полувыгоревшую на солнце траву. Он считал свой ужин очень вкусным.

— Ну, вот и славно, — приговаривала старушка, снимая котелок с огня. — Детушки, скорее сюда! Остынет!

Принц, которому опротивело делать вид, что он не замечает назойливого ухаживания Мирты, охотно повёл обеих девушек к костру.

— Отведайте-ка вот это! — ласково приговаривала старушка, подавая каждому ложку. — Старалась, как могла.

— А почему сама не ешь, бабушка? — спросил принц, отведав душистую похлёбку.

— Наелась, милый, уже наелась. Пробовала-пробовала, да и наелась. Эй, Серый, иди, родной, попей водички.

Ослик долго пил из подставленного нищенкой ведёрка холодную озёрную воду, а потом голова у него закружилась, ноги подкосились, и он в странном забытьи повалился на бок.

— Что с ним, бабушка? — встревожено спросил принц, попытавшись встать.

— Спит, родимый, — ответила старушка. — Умаялся за день, ведь, почитай, и не отдыхали совсем. Я сама на ногах еле стою.

— Похоже, я совсем не могу встать, — с трудом выговорил принц.

Адель тоже чувствовала тяжесть во всём теле и сгущающийся туман в голове. Последнее, что она увидела, было лицо Мирты, лежащей у костра с закрытыми глазами.

Выплывшее из-за горизонта солнце озарило возле погасшего костра спящих непробудным сном людей, а чуть поодаль — столь же неподвижного ослика с бессильно откинутой назад головой. Только к полудню длинные мохнатые уши Серого зашевелились, и он с трудом открыл глаза. Лоб у него горел, точно его кто-то укусил.

— Эй! Проснитесь! — слабо прокричал он, переворачиваясь на живот, но пока ещё не решаясь встать на ноги.

Рука принца напряглась в усилии приподняться, и он сел, борясь с головокружением и сонным оцепенением, всё ещё не отпускавшем его.

— Адель! Мирта! Бабушка! — позвал он.

Единственным его желанием было вновь повалиться на землю и заснуть. Он, возможно, так бы и поступил, но ослик, шатаясь на дрожащих ногах, подошёл к нему и сердито ткнул в спину мордой.

— Вставай, принц! Немедленно вставай! Вода в этом озере сонная. Если не встанешь сейчас, проспишь до беды. Про озеро с сонной водой ходили какие-то разговоры. Я сейчас начинаю припоминать… Буди остальных и скорее прочь отсюда!

Адель не сразу поняла, что её трясут за плечи, заставляя проснуться, а потом все силы сосредоточила на том, чтобы не лечь вновь. Бабушка охала и никак не могла проснуться, так что принц решил пока оставить её и разбудить Мирту. Красавица долго не просыпалась, а потом ещё дольше висела на шее принца, не в силах стоять на ногах. Адель даже заподозрила, что эта соблазнительница была бы не прочь ещё раз напиться воды из озера, лишь бы вновь оказаться в объятиях прекрасного юноши, пусть даже вынужденных.

Принц осторожно переложил бремя красоты со своей шеи на шею осла, и это помогло Мирте понемногу опомниться от дурмана. Серый беспокойно тряс головой и торопил со сборами, так что мешки были кое-как навьючены на умное животное, а в довершение к ним ещё и мешок принца. Сам же принц взвалил на спину спящую мёртвым сном нищенку.

Адели показалось, что её лёгкая до этого ноша непосильной тяжестью пригибает её к земле, ослик тоже то и дело спотыкался, да и принц выглядел неважно, пошатываясь и временами выписывая ногами необычные кренделя. Мирта тяжко стонала и с завистью смотрела на бессильно висевшую на плече принца нищенку.

Через час ослик сказал:

— Мне кажется, что я несу не вещи и не продукты, а тяжёлые камни.

— Мне тоже, — призналась Адель.

— И мне, — согласилась Мирта. — Принц, скажите хоть слово.

Прекрасный юноша оглянулся и ободряюще улыбнулся приунывшим путешественникам.

— Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов! — сообщил он.

Адели стало весело, но Мирта ничего не поняла и заявила:

— Скорее под кучей. Притом, под тяжёлой. Разбудите её, принц. Наверное, теперь она уже сможет проснуться.

Принц осторожно положил нищенку на землю и попытался её разбудить. Та долго не могла опомниться, но наконец проснулась. Обеим девушкам, сбросившим свою ношу и присевшим на камни, показалось, что старушка очухалась чересчур быстро и было бы лучше, если бы она подольше изливала своё недоумение по поводу озёрной воды и поспешного ухода с места стоянки и тем самым дала им отдохнуть. Серый, прислонясь к скале, терпеливо ждал.

Вдруг раздался тихий свист. Все насторожились, и прекрасный принц схватился за висевший у него на поясе кинжал.

— Эй, вы там! — прозвучал откуда-то сверху мальчишеский голос. — Что копаетесь?

— Выходи. Где ты прячешься? — спросил принц, вкладывая кинжал в ножны.

— Как бы не так! Откуда я знаю, кто вы такие? Да и прятаться одному удобнее, чем в таком обществе, да ещё с ослом. Скажите спасибо, что я вас разбудил, а то кто-нибудь из местных чудищ заграбастал бы вас прямо спящих. Вот была бы потеха!

— Как же ты нас разбудил? — спросила Адель.

— Да так и разбудил. Вмазал камнем вашему ослу между глаз. Я с утра за вами слежу. Дрыхли, как мёртвые, только старуха иногда шевелилась.

— А мы тебя не видели, — призналась Мирта.

— Да где тебе увидеть! Ты и сейчас, как слепая.

— Где ты живёшь? — спросил принц.

— Где живу?! — удивился мальчишеский голос. — Там и живу, где я сейчас. А завтра буду жить в другом месте.

— Разве у тебя нет дома? — удивилась Адель.

— Как это нет? — Голос стал возмущённым. — Да у меня домов больше, чем у короля. Вчера, например, я жил в очень сухой пещере, а завтра найду себе что-нибудь получше или вернусь в неё.

— Есть у тебя мать или отец? — спросил принц.

В ответ опять тихо засвистели и даже загоготали.

— Присоединяйся к нам, — предложил принц.

— Мне одному лучше, — решительно отказался голос и посоветовал. — Но вы идите отсюда поскорее, а то вас сожрёт змей. Он сейчас у озера, и вид у него очень голодный. Идите, а я посмотрю, куда он двинется.

— Пошли, — коротко распорядился принц, взваливая на плечи мешок со спины ослика.

Все быстро двинулись в путь. Даже старушка, не проронившая ни слова во время разговора с прячущимся мальчишкой, проворно заковыляла вслед, причитая и охая.

— Бабушка, не отставай, — подбодрял принц. — Вот отойдём от озера на безопасное расстояние, тогда и отдохнём. Девушки, не задерживайтесь. Серый, потерпи. Потом я переложу мешки поудобнее.

— Я не жалуюсь, — скромно заметил ослик.

— Можете не торопиться, — заявил сверху мальчишеский голос. — Змей уполз обратно в свою берлогу. Но уж назад вам не вернуться, потому что он будет теперь сторожить других дураков, которым вздумается там вздремнуть.

— Давайте остановимся! — взмолилась Мирта.

Адель порадовалась, что эти слова были произнесены не ей. Сама она ни за что бы не решилась обратиться к путникам с такой просьбой, потому что боялась оказаться для всех обузой, но чувствовала, что не может сделать дальше и шагу.

Принц внимательно оглядел своих попутчиков.

— Наверное, придётся остановиться, — согласился он. — Только нам необходимо по очереди дежурить. Костёр разжигать тоже нельзя.

Нищенка захлопотала вокруг снятых с ослика мешков, доставая пищу, и Адель с благодарностью подумала, что эта старушка, испытывавшая не меньшую усталость, чем все, находит в себе силы заботиться о них, более молодых.

— А мне можно кусочек? — спросил мальчишка менее вызывающим тоном. — Я уже два дня ем только слизняков с кустов, да и тех почти нет.

— Как же мы тебя накормим, если ты прячешься? — спросила Мирта.

— Отнести тебе еду подальше и там оставить, или, может, соизволишь появиться? — поинтересовался принц.

— Он боится меня, — сообщил догадливый Серый, кося на скалы весёлым глазом.

— Чего??? Тебя-то?

Мальчишка спрыгнул откуда-то сверху и встал перед осликом в вызывающей позе.

— А там, где ты прятался, нет зелёных веточек мне на ужин? — спросил Серый. — Здесь всё жёлтое и высохшее.

Мальчику было лет двенадцать. Его лохмотья были бы живописны, если бы Адель видела их не на живом человеке, а на красочной картинке, изображающей весёлого бродяжку, но вид загорелого до бронзового цвета тела, просвечивающего сквозь дыры, навевал мысли о пронизывающем ночном холоде и скорчившемся в тщетной попытке согреться голодном, одиноком и очень несчастном ребёнке.

— Чего это она на меня так уставилась? — удивился мальчик, обращаясь к принцу.

— Ты не представился, — серьёзно ответил тот.

— Чего???

— Ты не сказал, как тебя зовут, — пояснил принц.

— А она сказала, как зовут её? — справедливо спросил мальчик.

— Меня зовут Адель, — ответила девушка.

— Мирта, — представилась красавица.

— А меня зови просто бабушка, — приветливо сказала нищенка.

— А тебя как? Дедушка? — насмешливо спросил мальчишка, повернувшись к принцу.

— Принц, — ответил тот, по-видимому, не придав грубости невоспитанного ребёнка никакого значения.

— При-и-инц? — протянул мальчик. — И ты что же, всамделишный принц?

— Самый обыкновенный принц, — согласился принц, улыбаясь.

— Чего же ты не сидишь в своём дворце?

Принц не стал распространяться насчёт своей неразделённой любви и ответил просто и убедительно:

— Странствую в поисках приключений.

Мальчик сразу заулыбался.

— Ну, уж чего-чего, а приключений здесь достаточно. Взять хотя бы змея. До чего же вредная бестия! Если тебе так захотелось приключений, то нечего было от него драпать.

Принц потрепал мальчишку по голове и повернул его к ослику.

— Это Серый.

Ослик демонстративно повернулся к ним задом, да ещё принялся обмахиваться хвостом.

— Ладно, сейчас вернусь, — буркнул мальчишка.

Он ловко взобрался на склон горы и исчез в какой-то расщелине.

— Куда это он? — удивилась Мирта.

Принц озадаченно глядел ему вслед и еле успел отскочить, потому что сверху прямо на него посыпались ветки.

— Хватит? — крикнул мальчик. — Эй, Серый! Может, нарвать ещё?

Ослик понюхал свежие ветки и остался очень доволен осмотром.

— Хватит, — решил он, принимаясь за еду.

Мальчик снова возник перед путниками.

— Подсаживайся к нам, — пригласил его принц.

Мальчик неуверенно сел между ним и Аделью. Старушка щедро оделила его едой, на которую тот набросился с жадностью умирающего от голода.

— Как же тебя зовут? — спросил принц, когда ребёнок насытился.

— Никак не зовут, — беспечно отозвался мальчик. — Как хотите, так и зовите. У меня нет имени.

— Так нельзя, — дружно решили девушки. — Надо тебя как-то назвать.

— Назовите, — охотно откликнулся мальчик.

— Тебе нравится имя Франк? — спросила Адель. — Так зовут моего жениха.

— Можно и Франк. Но твоим женихом я быть не собираюсь.

Принц подумал.

— Если хочешь, Франк, присоединяйся к нам, — предложил он. — Я даже советую тебе путешествовать вместе с нами. Что тебе делать здесь одному? Дразнить змея, пока он тебя не съест?

— Пусть сначала меня поймает! — захохотал мальчик.

— Подумай до утра, а утром дашь мне ответ.

Адель решила, что утром непременно убедит мальчика идти с ними. Она была убеждена, что в пути им обязательно встретится место, где ему будет хорошо и где он сможет остаться.

— Первым буду дежурить я, — распорядился принц, — потом — Серый, за ним…

— А за ним — я, — сейчас же вызвалась добрая старушка. — И хватит. Пусть девушки как следует отдохнут.

Принц согласился.

Измученная Адель за всю ночь ни разу даже не пошевелилась. Она легла и сразу провалилась в глубокий сон, а во сне видела своего Франка, такого, каким он был всегда, доброго и серьёзного.

— Эй, вы! — разбудил всех мальчишка. — Вы дрыхните, а старуха сбежала.

Рассвет ещё только-только назревал на востоке, но неожиданное сообщение моментально поставило всех на ноги.

— Куда сбежала? — не понял принц, озираясь.

Нищенки, и правда, не было.

— Я видел, как она сменила Серого, и сидела на одеяле, похожая на воронье пугало. А потом я заснул. Просыпаюсь — нет старухи.

— Может, её утащил змей? — с ужасом спросила Адель.

— Ну нет! — возразил юный Франк. — Змей бы схватил прежде всего меня. Мы с ним враждуем с тех самых пор, как я пришёл в эти места. Или утащил бы Серого.

Ослик опасливо оглянулся.

— Почему меня?

— В тебе больше мяса, — пояснил Франк. — Ты такой кругленький, упитанный…

— Придётся похудеть, — пришёл к выводу ослик.

— Зачем же ему глодать старые кости, если есть толстый осёл, принц или хотя бы Адель и Мирта? К тому же, старуха бы так завопила, что вы бы тотчас проснулись. Нет, она сама ушла.

Мальчик говорил разумно, и странное поведение нищенки вызвало недоумение и беспокойство.

— Ничего не понимаю, — призналась Адель. — Ведь она собиралась идти в озёрный край. Может, передумала?

— Странная она у вас какая-то, — продолжал говорить Франк. — Вы дрыхли там у озера, как мёртвые, а она шевелилась. Потом вы проснулись, а её поднять не могли. Она всегда такая придурковатая?

— Нет, — растерянно отозвалась Адель.

Мирта озадаченно смотрела вокруг.

— Всё на месте, — заметила она.

— Вообще-то я бы посоветовал вам драпать отсюда. — Если завелась здесь такая чудная старушонка, то жди беды. Она может оказаться кем угодно, даже ведьмой.

— А сам ты решил, что делать? — спросил принц.

— Конечно. Ещё вчера. Пойду с вами. Давно пора переменить обстановку, а теперь ещё хочется узнать, какую пакость приготовила для вас ваша бабушка.

Принц не стал терять время и быстро снарядил свой отряд в путь. Даже завтрак решено было отложить на потом. Шли вдоль горной цепи по почве, состоящей из камней и каменного крошева. Ослик вслух порадовался, что даже в этих неплодородных местах способен произрастать низкий редкий кустарник с вкусными листочками и мелкими хрустящими веточками. Из солидарности он хотел было тоже отказаться от завтрака, но губы сами срывали зелёное лакомство, и рот ритмично двигался.

— Обжора, — сказал ему Франк. — А ещё хотел худеть!

Ослик подумал.

— Успеется, — философски заметил он. — Может быть, мне придётся когда-нибудь голодать, так что лучше поесть, пока есть возможность, а уж худеть — по необходимости.

Никто не ощущал опасности, наоборот, вокруг разливался мир и покой. Горы, вдоль которых они шли, таили молчание, а не угрозу, а вдали вырисовывалась вторая гряда гор. Адель было приятнее идти здесь, чем вдоль узкого коридора между гладкими стенами, приведшего их в тупик. Конечно, за будущее ручаться нельзя, и на пути может встретиться множество препятствий, но пока лучше было о них не думать.

— А зачем вам идти в горы? — спросил Франк у принца.

— Чтобы перейти через них, а потом через пустыню, которая лежит за этими горами.

— Никогда не видел пустыню, — признался мальчик. — Хорошо, что я пошёл с вами.

— А дорогу через горы ты знаешь?

— Нет. Ничего я не знаю. Сижу здесь и воюю со змеем. Теперь, когда я уйду, он вздохнёт спокойно. Знаешь, сколько пакостей я ему сделал?

Принц задумчиво, с чуть приметной жалостью слушал расхваставшегося мальчишку.

Привал устроили только в полдень, решив, что достаточно отдалились от места ночлега. Адель и Мирта принялись доставать еду, а принц и Франк расчищали от камней площадку для отдыха, и доставали одеяла, чтобы не сидеть на голой земле.

— Я поищу тебе что-нибудь из одежды, — сказал принц мальчику и принялся разбирать мешок.

— Эта рвань ещё хуже моей, — заметил Франк. — Зачем вы таскаете её с собой?

Принц с недоумением вытряхнул содержимое мешка, и к его ногам вывалились куски материи, бывшие совсем недавно добротной одеждой, заботливо и очень спешно сшитой гномами для путешественников.

— Поглядите-ка, девушки! — позвал принц.

— Поглядите лучше сюда, принц! — откликнулась Адель, и в голосе её прозвучал испуг.

Принц и Франк кинулись к девушкам. Серый, перестав жевать, поспешил туда же.

— В этих мешках только сверху еда, а внизу — камни и ветки.

— Наверняка, это ваша старуха постаралась, — с удовольствием подсказал Франк.

— Ничего весёлого не вижу, — откликнулся Серый. — У меня было чувство, что я несу не еду, а камни.

— Если это сделала старуха, то зачем? — не понял принц.

Адель припомнила совершенно отчётливо, что колдун Жан должен был помогать ей, направляя к ней существа, способные стать ей друзьями и помощниками, а безобразная Маргарита — мешать и даже попытаться погубить её. До сих пор её путешествие было слишком приятным, и ей не приходилось быть осторожной.

— Чтобы помешать нам идти дальше, — ответила Адель. — Если у нас не будет провизии, то нам придётся повернуть назад.

— Это невозможно, — сейчас же возразил Франк. — Мимо змея нам не пройти. Он сейчас сторожит у озера и не уйдёт, пока мы не вернёмся или ещё кто-нибудь не попадётся ему в зубы.

Принц кивнул. Он был совершенно спокоен.

— Тогда наш путь — только вперёд через горы, а для того, чтобы его проделать, давайте пересмотрим наши запасы и выбросим балласт.

Когда рассортировали провизию и вещи, решили, что этого должно хватить при самой жёсткой экономии и при условии, что они пройдут через горы без задержек, а потом сразу же достанут еду.

— Жаль, что никто не знает дороги, — сказала Мирта. — Вдруг мы опять зайдём в тупик и вынуждены будем вернуться?

— Давайте, я сбегаю вперёд и всё разведаю, — с готовностью предложил Франк. — Вы здесь посидите, а я…

— Безопаснее будет идти всем вместе, — возразил принц. — Спасибо тебе за великодушное предложение, Франк, но лучше не подвергать твою жизнь чрезмерной опасности.

Мальчишка присвистнул, услышав витиеватую речь принца, и решил не продолжать этот разговор.

— Интересно, почему она не вылила воду? — спросила Адель, не ожидая, впрочем, ответа.

— А зачем? — сразу же откликнулся Франк. — Здесь есть вода. Если бы она её вылила, мы бы налили новую.

— Тогда, может быть, это вода из озера? — спросила Мирта. — Старуха могла вылить хорошую воду и заменить её сонной.

— Мы её пили вчера, — напомнила Адель.

— А второй бочонок?

Путники почувствовали себя неуютно.

— Если боитесь, то перемените воду, — предложил Франк. — Я покажу, где родник.

Решено было, что после еды принц и Франк поменяют воду в обоих бочонках, а девушки пока навьючат осла. Так и сделали, и к ночи продвинулись далеко вперёд. Костёр решено было не разводить.

Утром Франк казался переполненным какими-то сенсационными сведениями. Он прямо-таки лопался от грандиозной тайны, рвущейся наружу, и, улучив момент, когда они с Аделью остались с глазу на глаз, зашептал:

— Ночью наш принц еле отбился от этой потаскушки. Она попросила его отойти для разговора в сторону, а я, разумеется, последовал за ними…

— Зачем? — строго спросила Адель.

— Мне же интересно.

— Нельзя подслушивать чужие разговоры! — ещё строже произнесла Адель. — Это некрасиво и просто-таки неприлично! А что было дальше?

— А дальше наша красавица ринулась на него, и он так от неё отпрянул, что едва не разбил себе голову о выступ горы. Ох, и здорово же было! Она — на него, он — от неё. А уж какую речь он произнёс, когда она немного поутихла! Ну, настоящий принц, даже на себя перестал быть похож! Ну и потеха! А эта краля — в слёзы. Даже мне её стало жаль, но он — как гранит. Отцу он может представить только девушку, равную ему по крови, у них, у принцев этих самых, иначе нельзя. Так наша крестьяночка и осталась ни с чем. Интересно, если бы она была какая-нибудь принцесса, пусть самая завалящая, она стала бы его женой?

— Нет, — ответила Адель, соображая, как лучше вбить в голову невоспитанного мальчишки, что он не должен подслушивать чужие разговоры, а затем пересказывать их другим.

— Понятно, что нет, — подхватил Франк. — Вряд ли ему нужна такая ругачая жена. Это уж не жизнь бы была, а… вроде наших бесед со змеем, даже хуже. Уж и крыла она его!

Их разговор был прерван принцем, собиравшем одеяла. По его виду нельзя было заподозрить, что ночью он отражал атаку красавицы и принял на свою голову поток брани.

— Эй, Серый, прекрати лопать эту дрянь! — сорвался с места Франк, подбежал к ослику и в приливе дружеских чувств хлопнул его по круглой спине.

— Если не знаешь толк в хорошей еде, то лучше помалкивай, — ответствовал осёл и потянулся к очередной ветке.

Мирта была мрачна, неразговорчива и еле сдерживала своё раздражение.

— Что с тобой? — посчитала своим долгом спросить Адель.

— Отвяжись, — хмуро бросила красавица и метнула на принца ненавидящий взгляд. — Перейдём через горы — и сразу попрощаемся. Как же я хочу домой!

Адели даже стало её жаль. Наверное, только из-за принца она бредёт по этим неприютным местам. Впрочем, девушка не стала строить догадок.

— Горы постепенно сближаются, — заметил принц.

— Только бы они не соединились, — испугалась Адель. — Что мы будем делать, если опять попадём в тупик?

— Поищем другой путь, — спокойно ответил принц. — Дорога через горы существует, надо лишь найти её.

Адель подумала о том, хватит ли им припасов, но решила не затрагивать эту тему, раз ничего иного, как двигаться вперёд наудачу, им не остаётся.

— Эй, принц! — закричал мальчишка в совершеннейшем восторге.

Все подняли головы. Франк вскарабкался на большой камень и от избытка чувств прыгал на его вершине.

— Что там? — спросил принц. — Осторожнее, не упади!

Мальчишка почти кубарем слетел вниз и остановился на приличном расстоянии от путников.

— Ну, принц, пополняй свой гарем! — завопил он.

Адели показалось, что выдержка едва не изменила принцу. Мирта схватила с земли увесистый камень и запустила им в Франка, но тот отскочил.

— Что это значит? — поинтересовался принц.

— Это значит, что впереди одиноко бредёт восточная женщина. У неё даже лицо закрыто чем-то чёрным. Правда, может, это какой-нибудь колдун хочет сбить нас с толку? Я слышал, что тамошние колдуны на всё способны.

— Не болтай чепуху! — оборвала его Мирта.

Однако путешественники пошли дальше настороженно, а вскоре принц велел всем остановиться и пошёл было один догонять незнакомку, но Франк с ловкостью мартышки вскарабкался на совершенно неприступную стену и с её высоты крикнул:

— Эй, ты, подожди!

Женщина в чёрной длинной одежде замерла на месте, а принц махнул надоедливому мальчишке, чтобы тот скрылся. Франк замолчал, но вниз не спустился до тех пор, пока принц не переговорил с женщиной.

— Возвращаются, — возвестил Франк, присоединяясь к своим спутницам.

Адель с беспокойством ждала появления незнакомки. После случая с приветливой нищенкой она уже более настороженно воспринимала новые встречи. Сейчас мог появиться друг, а мог — опасный враг.

Принц учтиво подвёл к своим попутчикам женщину в чёрном. Лица её не было видно за закрывающим его покрывалом, и только печальные чёрные глаза, необыкновенно выразительные и прекрасные, были доступны взорам.

Принц представил незнакомке обеих девушек, Франка и осла, назвал себя, кратко упомянул о причине, заставляющей каждого совершать трудный переход, и выжидательно замолчал.

— Очевидно, небо услышало мои молитвы и послало в трудную минуту помощь, — глубоким приятным голосом произнесла женщина. — Вот уже два дня как я доела последнюю корку хлеба и уже думала о смерти, когда услышала голос мальчика.

— Очень грубого мальчика, — вставила Мирта.

— Аллах велик! — набожно сложила руки женщина. — Если бы мальчик позвал меня иначе, я решила бы, что это ангел смерти призывает меня к себе.

Франк показал Мирте язык, а Адель вынула сухари, налила из бочонка воды в деревянную плошку и протянула всё это измученной страннице. При виде скудного угощения из глаз страдалицы полились слёзы.

— Благодарю вас, добрые люди.

Чтобы не смущать её и дать возможность спокойно утолить голод, путешественники сняли с осла поклажу и расположились на короткий отдых. Франк всё пытался подглядеть лицо незнакомки, но та не сняла покрывала с головы, так что любопытство мальчика не было удовлетворено.

— Меня зовут Фатима, — заговорила незнакомка. — Мой отец был купцом из Багдада, но обстоятельства, о которых мне почти ничего не известно, вынудили нашу семью покинуть город, а потом и страну. Мы много путешествовали, терпели лишения и несчастья, в довершение которых потеряли одного за другим двух моих братьев и мать. Нас осталось трое: брат восьми лет, отец и я. Мне в то время было пять лет. В Сирии нас приютил у себя знакомый купец, и мы прожили у него два года. Отец попытался вновь торговать, но силы его были подорваны, и он вскоре умер, а вслед за ним и брат. Меня вырастил и воспитал купец, а когда мне исполнилось пятнадцать лет, он продал меня третьей женой богатому старику, живущему в соседнем городе, и сообщил мне эту новость с гордостью за то, что так ловко и удачно устроил мою судьбу. Сколько же слёз я в тайне от всех пролила из-за того, что жизнь моя поменялась так неожиданно. Но мне не суждено было испытать даже этого горького благополучия, потому что, не успев расстаться с воспитателем и прибыть в дом моего будущего мужа и повелителя, я осталась одна.

— Как же это произошло? — удивилась Мирта.

— Чёрная туча закрыла небо, и поднялся вихрь. Людей, животных, предметы подняло в воздух и разнесло неизвестно куда. Я осталась в живых, но без крова и приюта, потому что в доме моего погибшего воспитателя меня не приняли, объявив виновницей бури, а о будущем муже мне ничего не было известно. Старшая жена моего воспитателя, никогда меня не любившая, стала распространять слухи о том, что в меня вселился злой дух, и я могу вызывать стихийные бедствия, насылать на людей болезни, а на скот — падёж. Моё положение стало очень опасным. Старая женщина, о которой ходила нехорошая молва, взялась мне помочь. Духи, к которым она обратилась, указали мне путь на север. Здесь, сказали они, я найду своего повелителя и навсегда избавлюсь от тревог и несчастий. И вот я уже два года иду на север, но не знаю, когда и чем закончится мой путь. Я уже подумала было, что мой земной путь подошёл к концу здесь, в горах, но встреча с вами подала надежду, что я ещё найду своё счастье.

— Значит, тебе только семнадцать лет, Фатима? — спросила Адель.

— Да, мне уже семнадцать лет, а я всё ещё блуждаю по свету.

Адель подумала, что у них с Фатимой разные понятия о возрасте. Для неё семнадцать лет были почти детством, а Фатима уже не считала себя юной. Наверное, Адель в её двадцать лет казалась восточной девушке перестарком.

— Как же ты определишь своего повелителя? — спросил Франк.

— Не знаю. Сердце должно подсказать. И тогда, но не раньше, я смогу сменить свои чёрные одежды на светлые и открыть лицо.

— У нас девушкам принято показывать свои лица, — рассуждал Франк. — С закрытым лицом она не найдёт себе мужа. Какой болван решится взять в жёны неведомо кого? А вдруг ты рябая или совсем урод?

Принц незаметно подтолкнул мальчика, давая понять, что не следует навязывать несчастной девушке свои правила, но Франк, занятый важной проблемой, лишь досадливо передёрнул плечами.

— Сердце не может обмануться, — убеждённо ответила Фатима.

— Может, — горько сказала Мирта. — Ещё как может.

— Ты хорошо сделала, что вовремя проскочила мимо змея, — заметил бесцеремонный мальчик. — Если бы запоздала, то он бы тебя слопал. Только я тебя почему-то прозевал. Ты проходила мимо озера?

— Нет. Я не видела никакого озера.

— Наверное, ты шла чуть севернее, чем мы, — предположил принц.

Фатима забеспокоилась.

— Не сбилась ли я с пути? Мне надо идти на север.

— Думаю, что будет разумнее, если ты пойдёшь с нами, Фатима, — рассудительно сказал принц. — Здесь небезопасно для путешествия в одиночестве. Потом, если это покажется тебе необходимым, ты сможешь расстаться с нами и продолжать свой путь на север.

Фатима помолчала, подумала и согласилась.

Дальнейший путь протекал в тех же условиях, только горы постепенно сдвинулись, образуя коридор, да на привалах люди всё больше урезали порции еды. Лишь ослик с завидным постоянством с утра до вечера общипывал листья с чахлых кустиков. Наконец, обойдя небольшой изгиб, все увидели, что горы вновь раздаются в стороны, коридор расширяется и переходит в широкое пространство без гор и холмов. Переход через горы можно было бы считать почти завершённым, если бы не одно обстоятельство.

— Я вас предупреждал, что верный путь надо ещё найти, — спокойно объявил принц, останавливаясь и поджидая попутчиков. — Здесь нам не пройти.

Адель заглянула в бездонную пропасть и торопливо отступила на несколько шагов.

— Хоть бы какие-нибудь уступы, — досадливо воскликнул Франк, тщетно всматриваясь в ровные стены двух гор, между которыми пролегала широкая пропасть. — Я влезу там, сзади, где это ещё возможно, и попробую пройти поверху.

— Не смей!

— Не вздумай это делать!

— Ты сломаешь себе шею!

— Разобьёшься!

Четыре ответа слились в один, но мальчик упрямо пошёл назад, осматривая крутые склоны. Принц шагнул уже за ним, а Адель спрашивала себя, не связать ли безумца, чтобы уберечь его от гибели, но ослик дожевал веточку, глотнул и сказал:

— Не думал, что ты так легко меня предашь, Франк.

Мальчик остановился, как вкопанный.

— Я? Предам? Сроду не был предателем!

— Почему же ты хочешь пройти там, где я не смогу пройти? Сам-то пройдёшь…

Франк вернулся и принялся объяснять разобиженному ослику, что хотел лишь сходить на разведку, а так у него и в мыслях не было уйти без него. Мальчику было стыдно и тревожно, что его четвероногий приятель будет теперь плохо о нём думать.

— Ну так и оставайся со всеми, — посоветовал Серый и, присмотрев себе очередную веточку, принялся жевать.

Принц долго прикидывал ширину пропасти, присматривался к нависшим гладким стенам и сделал окончательный вывод:

— Мы не сможем здесь пройти, это ясно. У нас нет ни дерева, чтобы сделать мост, ни верёвок, а потому необходимо как можно скорее вернуться и поискать новый путь. Продуктов мало, поэтому надо спешить.

Мирта сделала недовольную гримасу и объявила:

— Я вообще не понимаю, зачем пошла с вами. По-моему, принц, вы сами не знаете, куда нас ведёте и зачем.

Принц промолчал, словно и не слышал этих слов, а чёрные глаза Фатимы с укором устремились на девушку.

— Перестань, — прошептала Адель.

— Не перестану!

Мирта села на землю и зарыдала. Адели показалось, что в этих слезах было больше досады на равнодушие принца к её красоте, чем отчаяния из-за препятствия, выросшего на пути.

Фатима опустилась перед плачущей девушкой на колени и стала её утешать, говоря что-то ласковое и успокаивающее.

Адели показалось, что своенравная красавица сейчас вспылит и этим доведёт себя до истерики, но Мирта послушно отёрла глаза и встала, готовая подчиняться дальнейшим указаниям принца. Всё это время Серый равнодушно жевал, глядя в сторону, а Франк скакал то на одной ноге, то на другой, еле сдерживаясь, чтобы не высказаться.

— Пошли! — распорядился принц.

Процессия двинулась в обратный путь.

— Хорошо, что здесь легко идти, — сказала Адель, чтобы разрядить обстановку. — Не надо перелезать через камни.

— Тогда бы наш Серый немного похудел, — жизнерадостно объявил Франк. — А мы стали бы похожими на обезьян.

— Ты и так ведёшь себя, как обезьяна, — набросилась на него Мирта.

— Как злая обезьяна над кучей наворованных орехов, — подсказала Адель.

Принц засмеялся и красочно разъяснил озадаченным мальчику, Мирте и Фатиме, почему это замечательное высказывание так врезалось в память всем, кто был знаком с симпатичной обезьяной, не чуждой поэзии.

Мирта развеселилась, и даже скорбные глаза Фатимы блеснули весёлым огоньком. Франк попробовал было заменить обезьяну, но принц, осёл и Адель так дружно попросили его замолчать, что мальчик утих.

Мало-помалу путешественники устали брести по пыльной дороге, недостаток еды начинал уже сказываться на настроении людей, а силы таяли с каждым часом. Мирте уже приходилось придерживаться за спину Серого, Адель гадала, долго ли она сможет идти при таком скудном пайке, потому что голова начинала слегка кружиться от слабости, а Фатима, непроницаемо закутанная в чёрные одежды, всё чаще поглядывала на принца, черпая силы в его спокойствии и стойкой уверенности, что они благополучно дойдут до места, где им будет оказана помощь. Даже Франк приутих. Изредка он находил каких-то улиток и предлагал девушкам и принцу, но вынужден был съедать их сам. Ослику было неловко плотно завтракать, обедать и ужинать, да ещё прихватывать губами листья во время переходов, и он даже пробовал склонить людей к подножному питанию, но его предложение было отвергнуто, и он продолжал есть один, стесняясь, вздыхая и сокрушаясь.

Настал день, когда разделили последние крошки, и отныне им оставалась только вода. Мирта совсем упала духом. Более выдержанная Адель молчала, но про себя решила, что если их гибель в этих горах будет очевидна, то она вызовет колдуна Жана и спасёт своих друзей. Пусть, как говорил Жан, ей полезнее сохранить единственную возможность позвать его на помощь к концу пути, но если она погибнет здесь, то до конца пути ей всё равно не добраться.

— Не надо отчаиваться, — убеждённо говорила Фатима. — Надо уповать на волю Всевышнего и его милость. Я несколько раз прощалась с жизнью за годы моих странствий, и каждый раз Аллах посылал мне спасение. Я молюсь, чтобы отчаяние не сломило нашу волю, и наши мысли были устремлены к спасению, а не к смерти.

Адели становилось легче, когда она слушала проникновенные речи Фатимы и читала глубокую веру в её глазах.

— Как бы мне хотелось увидеть её лицо, — поделилась Адель своими мыслями с Миртой. — Наверное, она похожа на заколдованных красавиц из арабских сказок.

— Пусть уж лучше не снимает покрывала, — ответила Мирта и сердито отодвинулась от Адели.

Настало утро, когда Мирта не смогла встать. У этой красивой статной девушки оказалось на удивление мало сил для тяжёлых путешествий.

— Оставьте меня здесь и уходите, — попросила Мирта. — Не думайте обо мне, иначе мы все погибнем. Когда встретите помощь, пришлите за мной, если я ещё буду жива. Прощайте.

И она закрыла лицо руками, чтобы скрыть слёзы.

— Я же говорил, чтобы вы тоже ели листья, — с укором сказал ослик. — Тогда все вы были бы полны сил и здоровья. А раз ты так упряма и не желаешь слушать добрых советов, то садись на меня.

Принц помог Мирте сесть на осла и велел Адели и Фатиме идти по бокам и поддерживать её. Девушки не давали своей подруге упасть и одновременно сами имели опору, которая помогала им держаться на ногах. Франк еле плёлся рядом с принцем, а тот, внешне спокойный и даже бодрый, был полон грызущей тревоги за судьбу вверившихся его попечению людей. Он мечтал любыми силами дойти или хотя бы доползти до живых существ, у которых можно было бы получить еду, пусть даже для этого ему потребуется отдать половину королевства своего отца.

На следующее утро, когда в ответ на его убеждения с земли медленно поднялась только Фатима, он готов был расстаться со всем королевством, лишь бы нашлись покупатели.

— Адель! Мирта! Франк! — звала Фатима, глаза которой лихорадочно горели. — Соберите все силы и вставайте. Если вы останетесь здесь, то Ангел Смерти прилетит за вами и унесёт с собой. Не поддавайтесь слабости.

Но и её силы были на исходе. Она медленно, борясь с тёмным туманом, заволакивающим зрение, упала на землю.

Адель поняла, что настал час, когда только колдун сможет им помочь, и приготовилась произнести призыв, но не успела.

— Я пришла вовремя, — раздался тихий женский голос, весьма обыкновенный, но показавшийся путникам чарующим.

Адель открыла глаза. Возле них стояла немолодая женщина самой заурядной внешности, в потрёпанном платье, впрочем, аккуратно заштопанном. Она немного запыхалась, словно очень торопилась.

— Я спешила по вашим следам и ясно понимала, что вам требуется моя помощь, — объяснила своё появление женщина. — Я всегда чувствую, когда моё присутствие необходимо.

Она деловито огляделась.

— Принесите мои вещи, принц. Они за выступом той горы, — распорядилась она. — Прихватите с собой осла.

— Скорее это я прихвачу с собой принца, — пробурчал Серый. — Я сильный, а он совсем ослаб. Обопрись о мою спину, принц.

Женщина была одна, а вещей у неё было очень много, так что принц с осликом перевезли их в лагерь с двух раз.

— Я очень спешу, — заговорила спасительница. — Там, далеко в степи меня ждут гибнущие от голода и жажды, поэтому внимательно выслушайте мои слова. Эти мешки я оставляю вам. В них вы найдёте всё, что потребуется вам в дороге. К озеру не возвращайтесь, потому что змей ещё не уполз. Обогните горную гряду, что лежит севернее, и ищите узкий, еле заметный проход. Если пройдёте мимо него, не заметив, то никогда не перейдёте горы. Это единственный путь через них, как бы тяжёл, а порой непроходим он вам ни казался. И помните, что на свете существует не только зло, но и добро. Как бы трудно вам ни было, не отчаива йтесь и всегда надейтесь на лучшее. Опасайтесь чудовищ, которые живут в этих горах, но верьте в свои силы и ум.

Женщина ободряюще улыбнулась. Её взгляд завораживал и звал к борьбе.

— Я дам вам цветок, — сказала она и вынула из кармана простенький голубой цветок, названия которого Адель не знала, но которые часто видела в лугах. — Это волшебный цветок. Видите, какой он свежий, словно всё ещё питается соками земли. В отличие от обычных цветов он может оставаться таким и не вянуть много-много дней, но сразу же увянет, если вам будет угрожать опасность. Почаще смотрите на него, и тогда опасность не застанет вас врасплох. Адель, я даю этот цветок тебе, потому что именно тебе предстоит проделать самый долгий путь.

— Как же вас зовут? — спросила Адель, убеждённая, что это посланница колдуна.

— Странница. Простая странница по волнам человеческого горя. Прощайте, друзья. Я спешу туда, где беда.

Женщина быстрыми, лёгкими, почти плывущими шагами пошла по дороге и скрылась за поворотом. Франк поднялся на ноги с явным намерением проследить за ней, но сейчас же сел на прежнее место, слишком ослабевший для удовлетворения своего любопытства.

Фатима трижды поклонилась на восток, шепча молитвы и слова благодарности.

— Я знала, что Аллах пришлёт нам помощь. С тех пор как я встретилась с вами, я чувствую, как сердце моё наполняется надеждой, что мой долгий путь приходит к концу.

Адель смотрела на цветок. Он был свеж и распространял нежный аромат.

— Убери его, Адель, — посоветовал Серый. — Положи куда-нибудь, откуда ты его легко сможешь достать.

Пока девушка убирала его в свою сумку, ослик наклонился к уху мальчика и признался:

— Одни и те же листья каждый день. Я боюсь, что забуду про то, что цветок волшебный, и съем его.

Все повеселели и радостно принялись распаковывать мешки. Чего только здесь не было! И продукты, и одежда, и даже такие лакомства, о существовании которых они успели позабыть. Прежде всего поели, а потом принарядили Франка. Он сначала гордо отказывался, но потом пришёл к выводу, что новый костюм сшит вроде бы прямо на него. Да и для каждого нашлась необходимая одежда.

— Я уже хотел вести вас для отдыха во дворец отца, — признался принц. — А потом мы бы опять вышли в путь.

— Разве ваше королевство так близко? — удивилась Адель.

— Не то, чтобы очень близко, но и не так далеко. Во всяком случае, к западу от гор, а мы ведь направлялись в ту сторону. Но теперь я вижу, что добрая фея, пожелавшая назваться странницей, вернула вам силы, и мы можем сразу же приступить к поиску узкого прохода.

Мирта с наслаждением разглядывала себя в зеркальце и плохо слушала принца, но вдруг что-то привлекло её внимание, и она оглянулась, однако ничего не сказала. Лишь позже, когда они уже продолжили свой путь, нагруженные мешками и с удовольствием ощущая их вес, означающий сытость на много дней, Мирта улучила момент и спросила Адель:

— Ты не помнишь, где дворец принца: к западу или востоку от гор?

— К западу, — без раздумий ответила Адель. — Он поэтому и хотел пригласить нас туда на откорм.

— Как? На откорм?

Мирта вдруг сделалась необычайно весела.

— Это же замечательно, Адель! — воскликнула она. — Это так хорошо, что ты спроси его на всякий случай ещё раз, где его королевство, чтобы я была совершенно уверена.

— Какая тебе разница, где оно находится? — не поняла Адель.

— Очень большая. Всё дело в моей ошибке. Я их перепутала, принцев этих. Откуда мне было знать, что появится ещё один? Мне нужен принц из королевства, которое находится к востоку от гор. Теперь-то я уже не заблужусь в горах и не попаду в тупик. Я провожу вас до прохода и останусь снаружи караулить.

— А вдруг он уже прошёл горы? — спросила Адель.

Ей были чужды заботы красавицы и сама бы она не стала ловить жениха таким навязчивым способом, но всё-таки с Миртой они много дней делили тяготы пути, поэтому она поневоле прониклась её интересами.

— Об этом я расспрошу у кого-нибудь, но вообще-то я убеждена, что он ещё не дошёл до гор. По моим сведениям, он должен возвращаться в своё королевство недели через две, не раньше. Я-то заранее заняла своё место, чтобы уберечься от неожиданностей, потому обрадовалась своей предусмотрительности, когда увидела вас, и пошла немного вперёд. Я ещё удивилась, что этот принц так красив, ведь мне сообщили, что тот принц лицом не вышел, но фигурой хоть куда.

Адель выполнила просьбу Мирты и, выждав удобный случай, спросила:

— Принц, я не поняла, где королевство вашего отца: к западу или к востоку от гор?

В это время принц чинил ослиную упряжь, и Фатима помогала ему.

— К западу, — ответил он, поднимая голову. — Может, зайдём? Я представлю вас своему отцу.

— Нет, спасибо, — отказалась Адель. — Мне надо идти дальше. Может быть, в другой раз.

Ей очень хотелось побывать в королевском дворце, но Франк был у безобразной старухи, спасти его могла только она, а она до сих пор всё кружит по горам, ища проход.

Мирта выразительно поглядела на подругу. Она не могла скрыть своей радости, так что мальчишка подозрительно осведомился:

— Что это с тобой?

В ответ девушка лишь засмеялась. Ослик покосился на неё и сорвал ещё одну веточку.

 

ГЛАВА 6

Через горы

Путешественники проследовали вдоль северной гряды и, дойдя до её конца, стали огибать её, внимательно вглядываясь в каждую выемку. Франк бесконечное число раз влезал в подозрительные ущелья, ниши и пещеры. Перед этими разведками Адель доставала цветок, и, лишь убедившись, что он свеж и благоухан, мальчику дозволялось уходить. Вокруг было спокойно и мирно, в пещерах не пряталось ничего опасного и подозрительного, горы таинственно и величественно сверкали своими белыми вершинами, а ослик продолжал жевать листья и ветки.

— Это, конечно, наше счастье, что цветок не чувствует опасности, — заметила однажды Мирта, — но вдруг он её и не может почувствовать?

— Не говори так, пожалуйста, — испугалась Фатима. — Его нам дала наша спасительница, и мы не должны сомневаться в её даре.

— На лгунью она не была похожа, — согласился Франк. — Не то, что ваша старушонка.

— Цветок волшебный, это очевидно, — подхватил принц. — Обыкновенный цветок давно бы завял.

Адель не знала, что и сказать. Она не могла бы с уверенностью говорить, что цветок способен предупредить об опасности, не испытав его на деле, но и утверждать обратное не могла, потому что до сих пор Франку не встретилась ни малейшая опасность.

Не придя к единому мнению, Франка, на всякий случай, подстраховывали как могли.

— Это не проход, — каждый раз докладывал Франк, возвращаясь. — Я бы, пожалуй, рискнул перебраться поверху, но ослу, а тем более толстому ослу, там не пройти.

Серый благожелательно толкал его мордой.

Обогнули выступающую часть гряды, медленно двинулись вдоль хаотичного нагромождения гор и однажды вечером обнаружили очень узкую трещину, почти загороженную от посторонних глаз большим каменным обломком. Наверное, если бы не всюду сующий свой нос Франк, путешественники прошли бы мимо.

— Я пойду на разведку, — оживился мальчик.

— Отложим разведку до завтра, — возразил принц. — Скоро стемнеет. Лучше отойдём за тот валун и приготовимся к ночлегу.

Франк попытался было спорить, но вынужден был уступить общему нажиму. Доверившись цветку, развели костёр, вкусно поужинали, выпили горячего чаю и легли спать, а утром, едва рассвело, все уже были на ногах, ощущая волнение от предчувствия близкой удачи.

Адель достала цветок и поднесла его к трещине в стене.

— Опасности нет, — торжественно провозгласила она.

— А раз нет, то собираемся и идём через горы, — принимая равнодушный вид, объявил Франк. — Это и есть проход.

Принц строго нахмурился.

— Ты…

С мальчика слетела маска равнодушия, и он запрыгал от восторга:

— Пока вы дрыхли, я взял из костра горящую ветку и обследовал трещину. Она ведёт вглубь горы, постепенно расширяется и выходит на поверхность. Серый там пройдёт!

— Ты не должен был отправляться на разведку, не предупредив нас! — принялся отчитывать Франка принц. — Если идёшь в путь не один, то всегда советуйся в своих поступках с попутчиками. Представь, что было бы, если бы все мы, не предупреждая друг друга, делали первое, пришедшее нам в голову?

— Представь, что было бы, если бы тебе угрожала страшная опасность, а мы бы спали, не зная этого? — подхватила Фатима.

— Тебя бы предупредило твоё сердце, — огрызнулся уязвлённый Франк. Он ожидал изумления, восторга и благодарности, а не укоров.

— Допустим, сердце нам бы подсказало неладное, — согласилась Мирта. — Где же нам следовало тебя искать? Откуда мы могли знать, что ты так глуп, что среди ночи отправился обследовать трещину?

Адель стало жаль растерянного мальчика, возле которого уже стоял ослик и дружески тёрся ему о шею своей симпатичной доброй мордой.

— Франк, спасибо, что ты нашёл проход, — сказала Адель, — но дай обещание, что никогда больше не поступишь так неосторожно, а впредь всегда будешь советоваться с нами.

Мальчик подумал, поковырял землю босой ногой и вздохнул.

— Ладно уж, обещаю.

Все заулыбались, и настроение Франка сейчас же поднялось.

— Мы сначала позавтракаем или сразу же пойдём? — спросил он.

Ему не терпелось показать найденный путь.

— Сначала позавтракаем, потом очень тщательно переберём вещи и разложим поудобнее, а уж потом пойдём, — ответил принц и объяснил. — Кто знает, что ждёт нас впереди.

— Я от всего сердца желаю вам благополучно перейти через горы, — сказала Мирта. — Я успела полюбить вас всех, и мне жаль расставаться с вами, но перед этой трещиной в горе мы расстанемся.

Адель знала намерение Мирты остановиться здесь, но остальные были поражены.

— Я тоже путешествую в поисках своего счастья, — объяснила красавица. — И моё сердце подсказывает, что я его встречу именно здесь.

Адель прекрасно понимала Мирту, прочие же, не посвящённые в её тайну, стали уговаривать своевольную девушку не отделяться от компании, потому что одной легко попасть в беду.

— Я тоже ищу своё счастье, если оно существует для меня, — говорил принц. — Но я не знаю, где оно меня поджидает и поджидает ли. Как же ты уверена, что твоё счастье само придёт к тебе, да ещё в это безлюдное место?

— Я-то уверена, — усмехнулась Мирта, — а вы, принц… Бедный принц! Если вы и дальше будете таким слепым, то ваши странствия продлятся до конца вашей жизни.

Принц сейчас же замкнулся в броне холодной вежливости и замолчал.

— Мне кажется, принц, что скоро вы вернётесь к своему отцу во дворец и займётесь устройством своего счастья и государственными делами, — закончила Мирта.

— Я поклялся, что не вернусь без своей любимой, — тихо возразил принц.

Мирта улыбнулась.

— Желаю тебе, Фатима, поскорее обрести желанный покой и… повелителя. Думаю, что это произойдёт очень скоро.

— Пусть сбудутся твои слова, — прошептала Фатима.

— Тебе, Франк, я желаю обрести дом и не терпеть лишения и ужасы бесприютной жизни.

— Ох, нет! — с искренним испугом ответил мальчик. — Я привык к полной свободе. Я бы предпочёл всю жизнь путешествовать, а не запирать себя в четырёх стенах.

— Надеюсь, что ты когда-нибудь остепенишься. Милый ослик, я очень хочу, чтобы твоя мечта исполнилась, и ты нашёл пристанище и добрых хозяев.

Серый поглядел на красавицу ласковыми глазами и объявил:

— Знаешь, Мирта, ослы порой сами не знают, чего хотят. Сейчас мне кажется, что я предпочёл бы всю жизнь быть кочевым ослом, лишь бы я был при деле и при хороших людях.

Мирта погладила ослика по голове.

— Я знаю, Адель, что тебе будет нелегко отыскать и спасти твоего жениха. Желаю тебе на всём пути встречать помощь и поддержку добрых людей и животных.

— Спасибо, Мирта, — ответила Адель. — Возьми волшебный цветок, а то одной тебе будет трудно уберечься от опасности.

Мирта отстранила дар.

— Вам будет труднее пройти через горы по незнакомому пути, чем мне отдыхать здесь. И постарайся сохранить его до конца твоего путешествия, он ещё много раз тебе пригодится.

Все были растроганы добрыми пожеланиями Мирты и наперебой выказывали ей самое дружеское участие. Принц выделил ей часть запасов, и девушка, поколебавшись, приняла этот подарок. Ей, и правда, требовался хоть небольшой запас пищи, чтобы дождаться того, кто был ей нужен.

Тепло попрощавшись с Миртой, путешественники обошли большой валун, закрывавший трещину, и один за другим скрылись в проходе.

— Слон бы здесь не прошёл, — объявил Франк, — а осёл пройдёт, даже если он такой толстый, как наш. Иди осторожнее, Серый, здесь легко сломать ногу.

Ослик тяжело вздыхал от несправедливости мальчика.

Трещина, действительно, была достаточно широка, но камни, мелкие и крупные, в беспорядке наваленные в проходе, создавали серьёзные трудности для перехода. Тяжелее всего идти, наверное, было ослику, нагруженному мешками. Его копыта каждую секунду грозили соскользнуть с покатой поверхности очередного крупного камня, и Серому надо было быть особенно внимательным. Временами путь преграждал особо крупный камень, через который приходилось перебираться, сняв поклажу с осла, передавая её друг другу по цепочке, а потом ещё и помогая Серому перелезать через высокое препятствие.

— Я же тебе говорил, чтобы ел поменьше, — ругался Франк, подпирая ослика обеими руками. — Всю дорогу жевал, не останавливаясь. Вот и результат.

Серый только пыхтел и не решался оправдываться.

Постепенно трещина расширялась, а потом вышла на поверхность и превратилась в заваленный камнями проход между двумя сросшимися грядами гор. Этот проход шёл сначала круто вверх, потом — вниз, временами извивался и был очень труден для продвижения. Путники были вынуждены останавливаться на отдых чаще, чем привыкли, но всё равно чувствовали постоянное утомление.

— Ну как, Серый, ты всё ещё хочешь быть кочевым ослом? — поинтересовалась Адель.

— Только если я буду кочевать не по горам, — признался ослик.

— Ничего, — вступил в беседу принц, — для разнообразия подойдут и горы. Зато, когда дорога пойдёт по ровным местам, она покажется нам особенно лёгкой.

Франк только смеялся. Он был поистине неутомим и воспринимал происходящее как весёлую игру. Улыбаться он переставал лишь тогда, когда требовалось проталкивать осла через очередной завал камней, но потом быстро обретал прежнюю ясность духа.

Теперь путь вёл неизменно вверх, временами становясь почти горизонтальным или даже едва заметно понижаясь, но тут же вновь круто поднимаясь. Похоже, путешественникам предстояло добраться до перевала между двумя очень тесно расположенными снежными вершинами гор. И чем выше они поднимались, тем сильнее чувствовалось утомление, хоть дорога была легче и нагромождения камней — реже.

Становилось всё холоднее, под ногами белел снег. Люди шли, накинув на себя одеяла, а на привалах жестоко мёрзли. Каждый раз, вынимая из сумки цветок, Адель ожидала увидеть его почерневшим от мороза, но цветок был свеж, словно всё ещё рос на тёплом лугу.

— Я уверена, что если мы не умрём от холода, то дойдём до пустыни, — еле сдерживая дрожь заметила Адель. — Неужели где-то сейчас жара?

Они отдыхали, постаравшись закутаться потеплее.

— Наверное, в пустыне, — ответила Фатима и закашлялась.

— Тогда предсказываю, что в пустыне Адель будет с удовольствием вспоминать здешний холод, — сказал принц.

— А мне везде хорошо, — объявил Франк, теснее прижимаясь к Серому, поджимая ноги и тщательнее накрывая себя и приятеля одеялом и попоной.

— И мне, — поддакнул ослик. — Нам с Франком всегда и везде хорошо.

Фатима надрывно кашляла, прижимая руку к груди. Принц укрыл её потеплее.

— Ничего, — прошептала девушка. — Со мной всё в порядке, просто я не привыкла к холоду, ведь у нас так тепло.

У принца сердце разрывалось от жалости к обеим девушкам, а особенно к Фатиме, чьё здоровье сильно пошатнулось за время путешествия.

Когда перевал был пройден и дорога устремилась вниз, Фатима была совершенно больна и еле передвигала ноги, держась с одной стороны за ослика, а с другой поддерживаемая принцем. Серый только виновато вздыхал, жалея, что не в силах нести на своей спине и мешки, и девушку.

Адель претерпевала муки, о которых до сих пор лишь читала в книгах. Прежде, если ей было холодно, она одевалась потеплее, разжигала поярче камин и подсаживалась поближе к благодатному огню, а сейчас им не из чего было разжечь костёр, и они дрожали под одеялами, не имея другой возможности согреться. Сухая пища, запиваемая ледяной водой, служила плохим топливом для организма, и Адель вспоминала горячие супы, булькающее в кастрюльке рагу, кипящую в чайнике воду. Где те благословенные времена?

Но всё-таки дорога, сначала медленно, а потом всё круче начала идти вниз, и можно было надеяться, что когда-нибудь они выйдут из заснеженной части гор и вступят в более тёплые края.

Адель на ходу по привычке достала из сумки цветок и посмотрела на него. Не то, чтобы его можно было назвать увядшим, нет, но он не казался таким свежим, как до этого. Тонкий стебель не так упруго держал головку цветка, листья не были так зелены.

— Поглядите: цветок вянет! — воскликнула Адель.

Все в тревоге смотрели на цветок. Да, он увядал. Увядал прямо на глазах. Скоро края лепестков закрутились, головка бессильно повисла, листья пожелтели.

— Опасность, — растерянно проговорила Фатима. — Но какая? Откуда она придёт? Как нам защититься?

Они осмотрелись, ища хоть самого крошечного укрытия, но нигде нельзя было найти убежища. Над ними не нависали склоны гор, не видно было ни пещеры, ни ниши, ни хотя бы ямы, чтобы спрятаться. Да они и не знали, чего ждать. Подкарауливали ли их какие-нибудь чудовища, или лавина вот-вот должна сойти с одной из вершин и, докатившись до перевала, похоронить их в своей толще. Чего им ждать? Чего бояться?

— Вон там лежит несколько больших камней, — сказал принц. — Сложим туда вещи и вооружимся.

Так и сделали. Мешки и одеяла сложили между камнями и прикрыли их мелкими обломками, а сами приготовили скудные средства обороны: кинжал принца, столовые ножи и камни.

— Я что-то слышу, — заявил Серый. — Не двигайтесь и не разговаривайте.

Он опустил голову к земле и прислушался, а Франк лёг и прижался к земле ухом.

— Похоже на шаги, — тревожно определил ослик. — И они приближаются с той стороны.

— Фатима и Адель, быстро ложитесь за камни. Постарайтесь не шевелиться, чтобы вас не заметили. Мы с Франком попробуем их отвлечь. Серый, ты лучше тоже ляг и притворись камнем. Франк, мы с тобой должны будем увести их за собой, а потом, когда отойдём подальше от лагеря, разбежимся в разные стороны и будем спасаться, как сумеем.

— Понятно, — твёрдо сказал мальчик. — Можешь на меня положиться, принц, я не подведу. Все по местам!

Адель лежала рядом с Фатимой, а в сторонке толстый осёл безуспешно притворялся камнем.

— Если принцу и Франку будет угрожать опасность, вскакиваем и бежим на помощь, да? — спросила Фатима.

— Конечно. А камней для обстрела здесь достаточно. Жаль, что я не умею пользоваться пращой.

— И я тоже. Адель, ты слышишь? Идут!

— Вот они!

Показались два существа, с виду похожие на людей, но раза в четыре выше. Они были покрыты густой тёмной шерстью, а в руках несли дубины. Увидев принца и мальчика, они остановились и о чём-то коротко переговорили, пользуясь почти нечленораздельными звуками. Адель не поняла слова, но зато жесты великанов были красноречивы и ясно показали, что они хотят подойти к лагерю с двух сторон.

Не успели страшные пришельцы разойтись, как принц и мальчик издали воинственный клич и ринулись на них. Один из великанов отбросил принца ударом ноги и поднял дубину, чтобы его прикончить, а другой собирался то же самое сделать с Франком, как вдруг ослик вскочил на ноги и с криком: "Разбегайтесь, пока я их отвлекаю!" — бросился на неприятеля. Оба великана оставили людей и побежали к нему, но он проскользнул между ними, и дубинки стукнулись, не причинив ему вреда.

— Эй вы, за мной! — кричал ослик, дразня противника неуклюжими медлительными прыжками.

Толстый крупный осёл был лучшей добычей, чем мужчина и мальчик, поэтому великаны бросились преследовать Серого. Они оказались способны очень быстро бегать и были ловки и метки. Бедный ослик уже мчался сломя голову, уворачиваясь от ударов дубин, и было очевидно, что великаны в скором времени утомят его, окружат и забьют тяжёлыми дубинами.

Адель и Фатима сидели на земле, от ужаса не в состоянии ни пошевелиться, ни подать голос. Принц и Франк напрасно пытались догнать бегущих и помочь ослику и были вынуждены остановиться, когда преследователи и их жертва скрылись из виду.

— Серый! Серый! — кричал мальчик, глотая слёзы.

Вдали слышался лишь топот ног и тяжкий стук, когда дубина ударяла в землю или сшибала камень. Но и эти звуки постепенно слабели. Потом вдали раздался жуткий вопль, и всё стихло.

Франк, ещё не веря своим ушам, сделал несколько шагов в сторону предсмертного крика и упал на землю, захлёбываясь от рыданий. Фатима плакала на груди принца, да и по его лицу текли слёзы. Адель не верила, не хотела верить, что всё это произошло на самом деле. Неужели с ними не будет умного, доброго и великодушного ослика? Неужели его так неожиданно и страшно лишили жизни? Тут она вспомнила про колдуна Жана. Ведь она могла не сидеть истуканом, разинув рот от ужаса, а вызвать Жана и тем самым спасти Серого. И получается, что это она, именно она виновна в гибели ослика.

Адель закрыла лицо руками и застонала. Теперь ни слёзы, ни укоры, ни раскаяние не помогут повернуть время вспять. Ослик уже пожертвовал своей жизнью ради их спасения, и этого не сможет изменить даже колдун Жан.

— Идёмте, идёмте же скорее, — торопил их принц. — Великаны могут вернуться, чтобы захватить и нас.

— Не пойду. Никуда не пойду, — рыдал Франк. — Пусть приходят и убивают. Я хочу умереть.

Принцу и Фатиме с трудом удалось отвести Франка подальше от этого места. Адель безвольно шла за ними. Теперь она уже не боялась смерти.

— Сидите здесь, — наказывал принц. — Не вставайте, не пытайтесь идти за мной. Если появится опасность, ложитесь и не шевелитесь. Я посмотрю, где великаны, и сейчас же приду. Франк, ты будешь за старшего. Ты отвечаешь за девушек в моё отсутствие.

Принц не возвращался долго, бесконечно долго для убитых горем и снедаемых беспокойством людей. Франк был безутешен и не реагировал на слабые попытки Фатимы его успокоить, а та еле сдерживала рыдания. Адель продолжала жестоко корить себя за смерть ослика, и ей казалось, что теперь она уже никогда не сможет быть счастлива или хотя бы обрести покой. Её путешествие отныне не имеет смысла, потому что обречено на неудачу, а ей самой уготована смерть или безумие.

— Смотрите, идут! — прошептала Фатима, и в её выразительных глазах засветились радость, недоумение, неверие и надежда. Адель даже испугалась и всмотрелась в ту сторону, куда указывала девушка и где разыгрались трагические события.

— Франк, очнись! Посмотри скорее! — закричала Адель, не веря, сон это или явь.

Мальчик поднял голову, равнодушно взглянул, сейчас же вскочил на ноги и бросился навстречу медленно бредущим к ним принцу и ослу.

— Серый! — закричал было Франк, но был остановлен предупреждающим жестом принца.

Фатима плакала от радости, мальчик обнимал и целовал голову ослика, а Серый, помаргивая кроткими глазами, жевал мягкими губами ухо своего друга.

Принц устало опустился на землю. Он с трудом добрался до лагеря, борясь с сильным желанием отдохнуть по дороге. Фатима ужаснулась его виду. Он был весь исцарапан, руки изранены, а под полусорванными ногтями запеклась кровь. Ослик тоже был весь в царапинах и ушибах.

— Серый потом всё расскажет, — сказал принц и в изнеможении лёг.

Фатима сняла с шеи висящий на шнурке крошечный флакончик с целебным маслом и принялась смазывать раны принца. Франк не менее заботливо хлопотал возле ослика, смывая кровь водой из бочонка и прикладывая холодные примочки к ушибам, на которые жаловался пострадавший. Адель принесла одеяла, воду, пищу и приготовила обед. Опомнившись от потрясения, она вспомнила про всё ещё грозившую им опасность и вынула цветок. Он был свеж и душист.

— Пока нам ничто не грозит, — объявила она, показывая цветок.

— Вряд ли принц сможет встать, даже если появятся великаны, — тихо сказала Фатима, указывая на крепко спящего молодого человека.

— Он спас мне жизнь, — объяснил ослик.

Фатима передала флакончик нетерпеливо ожидающему Франку и, пока он смазывал раны своего четвероногого друга, с благоговением показала Адель на принца и его изуродованные руки.

— Я в жизни своей не встречала человека лучше, — прошептала она.

Адель пригляделась к ней. Девушка говорила, не замечая, что её слышат.

— Мне кажется, что если бы он приказал мне умереть, я умерла бы с восторгом, благословляя его имя.

Фатима опомнилась и испуганно посмотрела на Адель.

— Только никому не рассказывай то, что я тебе сказала, — попросила она.

— Ну, конечно.

Когда они отходили от принца, Адели показалось, что его сон не так глубок, как думала её подруга.

Решено было оставить принцу еду, а пока дать ему выспаться.

— Расскажи, как тебе удалось спастись? — попросила Адель ослика. — Ты увёл за собой великанов, а потом мы услышали страшный крик. Мы думали, что ты погиб и оплакивали тебя.

Осёл поедал смоченные в воде сухари и шевелил ушами от наслаждения. Он что-то пробурчал, проурчал, но говорить начал, лишь насытившись.

— Я тоже думал, что уже погиб, — признался он. — Мне хотелось отвести этих косматых чудищ как можно дальше от вас. Ну и ловки же они! Их дубины несколько раз грозили меня сплющить, но в последнюю секунду я выскальзывал из-под этого пресса. Наверное, Франк был прав, и я, действительно, толст, потому что я устал раньше, чем они, и уже готовился умереть, но увидел, что с одной стороны склон сильно понижается и переходит в отвесный обрыв. Правда, я это увидел напоследок, когда покатился вниз, а одно из чудищ — за мной вдогонку. Но чудище сразу грохнулось вниз, издав вопль, который вы слышали, а я благодаря своей упитанности застрял меж двух камней и, будьте уверены, что тощий осёл там бы проскочил. Второе чудище так огорчилось от гибели товарища, что совсем забыло обо мне и умчалось прочь. Я попробовал было выбраться, но не смог. Тогда я решил, что моя судьба — умереть от голода и жажды на краю обрыва, зажатым между двумя камнями, но появился принц и вытащил меня с помощью верёвки. Он уверял меня, что сам не знает, зачем её взял, проходя мимо наших вещей, но с её помощью ему удалось меня вытащить. Это было нелегко, всё-таки я не маленький и не худенький. Фатима лечила его раны и видела, чего это ему стоило. Да и половина моих ран нанесена острыми камнями во время подъёма наверх, а не дубинами чудищ.

Принц спал недолго, а когда проснулся и наскоро поел, стал торопить спутников с уходом от опасного места. Он утверждал, что великаны могут вернуться, чтобы отомстить за своего товарища, и все с ним согласились.

Франк решительно заявил, что Серый не сможет нести тяжёлую ношу из-за ран на спине и боках, но ослик предложил накрыть его спину одеялами, а уже сверху приладить мешки. Так и сделали.

— Теперь я не чувствую боли, — заверил терпеливый осёл.

Правда это была или ложь, так и осталось невыясненным, но Серый без единого слова жалобы нёс поклажу до полных потёмок, когда принц сделал знак остановиться. А рано утром они были подняты чуть свет. Принц опасался, что великаны, ловкие, сильные и быстрые, без труда преодолеют то расстояние, на которое путешественникам с великим трудом удалось отойти. Правда, цветок не предупреждал об опасности, но нельзя было поручиться, что он не завянет сегодня же днём или вечером. И путники шли торопливо, словно уже слышали за спиной тяжёлый топот. К счастью, бегство облегчалось тем обстоятельством, что дорога всё время шла под гору.

— Хорошо! — заметил Франк. — Ноги сами идут!

— Уже пришли, — проворчал ослик, первым заметивший впереди великие для себя трудности.

И правда, кончилась идущая вниз тропа, и начались короткие и неглубокие, но требующие величайшего напряжения резкие спуски, почти обрывы. Осла перед каждым таким препятствием развьючивали и спускали вниз на верёвках, а потом пользовались верёвками сами, потому что кроме Франка никто не смог бы удержаться на этих почти отвесных склонах. Какие муки испытывал принц, работая израненными руками, никто не подозревал, до того бодр и спокоен он был.

Мальчик, помогая спускать Серого, не решался уже упоминать о его толщине, но сам ослик, тяжело вздыхая и упираясь ногами в склон, чтобы помочь людям, философски говорил:

— В толщине есть и хорошие стороны и плохие. Хорошая сторона спасла мне жизнь, а плохая в данный момент портит вашу.

Подобные доводы веселили всю компанию и помогали легче мириться с трудностями. Но как же обрадовались путники, когда эти самые трудности прекратились и они вступили в ущелье. Здесь тоже могли встретиться свои трудности, но, пока их не было, они воспринимались как нечто неопределённое и менее неприятное, чем преодолённые.

— И лиса, и гномы предупреждали, что в горах нельзя громко говорить, — сразу вспомнила Адель, когда вокруг очень тесно встали стены, а вместо широкого небесного свода над головой возникла щель, всё выше поднимавшаяся по мере того, как не то дорога понижалась, не то вырастали горы. Становилось всё сумрачнее.

— Да, если произойдёт обвал, нам не спастись, — согласился принц. — Засыплет, а нам и отступить будет некуда.

Услышав такое страшное известие и сознавая его справедливость, Фатима крепко зажимала рот платком, чтобы заглушить кашель. Ей становилось всё хуже. Чудовищное напряжение бегства от великанов дало себя знать, и бедная девушка с величайшим трудом заставляла себя двигаться вперёд. Больше всего она боялась стать обузой для спутников.

Принц решил, что они уже отошли на достаточно большое расстояние от возможной погони и теперь можно позвонить более продолжительные привалы и ночёвки.

Первый же такой привал показал, насколько все устали и нуждались в отдыхе. Франк, как ни хвастался своей выносливостью, крепко уснул, едва доел свою долю пищи. Адель блаженно вытянулась на земле и подумала, что, получив эту возможность, испытывает счастье, и что вообще человеку для счастья нужно очень мало. Ослик наслаждался тем, что его подживающая спина получила отдых. Измученная Фатима не то провалилась в глубокий сон, не то впала в беспамятство. Только принц не ложился. Он сидел, понурив голову и глубоко задумавшись.

Адель пошевелилась, и принц повернулся к ней.

— Надо идти дальше, — сказал он. — Но как мне жаль будить наших друзей!

— Фатиму надо поскорее вывести отсюда, — поделилась Адель своей тревогой. — Дорога всё понижается, и проход через горы напоминает мне узкую тёмную щель. Боюсь, что здесь скоро будет сыро и холодно.

— Да, сырость уже чувствуется, — согласился принц. — Я и сам боюсь за Фатиму. Как ты думаешь, Адель, сможет она выдержать путь через пустыню?

Адель покачала головой.

— Это очень мужественная девушка, — продолжал принц. — Я не могу допустить, чтобы она погибла в пути. Да и куда ведёт её путь? Зачем ей идти в какие-то неведомые края? Что её ждёт?

— Её повелитель, — ответила Адель.

— По-моему, чтобы найти повелителя, не надо забираться на край света, — возразил принц.

Адели стали понятны намёки Мирты. Похоже, принц скоро прекратит свои странствия, если, конечно, отец позволит ему этот неравный брак. Впрочем, собирался же он жениться на крестьянке… В согласии Фатимы Адель не сомневалась, но первый шаг должен был сделать всё-таки принц. Может, боязнь за здоровье и жизнь девушки заставят его сделать этот шаг?

Принц разбудил своих спутников, и отряд двинулся в путь.

— У меня такое чувство, что мы погружаемся в сырую могилу, — шёпотом призналась Фатима Адели.

Принц, идущий неподалёку, услышал её слова и нахмурился.

Адель тоже кольнуло неприятное предчувствие, тем более, что её собственные мысли совпадали с мнением Фатимы. Узкое мрачное ущелье дышало сыростью, и воздух в нём был неподвижен и спёрт, как в склепе.

— Ничего, — ответила она как можно жизнерадостнее. — Мы уже прошли перевал, пройдём и через ущелье. Главное, что это, действительно, проход через горы, и нам не нужно будет поворачивать назад.

Адель сама удивилась, откуда взялся у неё такой оптимизм, но она ощутила убеждённость в благополучном переходе через горы.

Однако сколько же всяких неожиданностей вставало на пути отряда! Никто и не подозревал, что основную трудность скоро составит вода. Сначала им попадались ручейки, вытекающие из толщи каменных стен и потом незаметно исчезающие, но скоро воды стало столько, что приходилось очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не провалиться по колено в быстрый поток. Принц поддерживал Фатиму, Франк азартно скакал по камням, Адель шла очень осторожно, а ослик брёл, не разбирая, где суша, а где вода, лишь бы не поскользнуться и не упасть. Для ночлега теперь приходилось выбирать место повыше. Обычно это было нагромождение камней, очевидно, после какого-то обвала.

На вторую ночь после вступления в ущелье произошла новая встреча. Все уже уснули, лишь Франк, который настоял на первом дежурстве, сидел с важным видом, сознавая своё значение дозорного. Вдруг он услышал чьё-то весьма немузыкальное пение. Мальчик сразу же разбудил принца и Серого, а потом и девушек.

— Это какой-то глупец, — определил Франк, когда раздалась чересчур уж громкая рулада. — Неужели он не соображает, что может вызвать обвал?

Принц велел быть настороже и ждать его возвращения, а сам отправился на разведку. Пение вскоре оборвалось, а затем к встревоженным путникам подошли принц и мужчина лет тридцати пяти-сорока с открытым весёлым лицом и ясными нежноголубыми глазами. Его кудрявые волосы были рыжеватыми без седины, а кожа свежей, как у младенца. Он и производил впечатление большого ребёнка.

— Здравствуйте, — радостно приветствовал он путешественников. — Я не знал, что своим пением навлекаю на себя и на вас опасность. Меня зовут Ганс, а иду я на восток. Этот юноша сказал мне, что вы собираетесь пересечь пустыню, поэтому я буду очень рад найти в вас попутчиков, а если вы к тому же дадите мне немного поесть, то я буду на вершине счастья. Только не подумайте, что я вышел в путь с пустыми руками. Всё, что мне могло понадобиться, мне очень заботливо собрала матушка, да и спутники у меня были, но мы потеряли друг друга из виду, а продукты я очень неосмотрительно съел, не ожидая, что переход через горы затянется.

Это было сказано очень мило и даже грациозно, и все, конечно, выразили своё сочувствие Гансу, потерявшему друзей, и сейчас же накормили его.

— Я бы съел ещё столько же, — признался Ганс, доев крошки. — Но, наверное, просить добавки было бы бестактно.

Адель и Фатима потянулись было к мешкам, чтобы дать возможность голодному перестать быть голодным, но остановились, услышав ровный голос принца.

— Да, это, пожалуй, было бы бестактно.

Ганс скорчил уморительную рожицу и сказал:

— Меня всегда губил мой аппетит.

— Не аппетит, уважаемый Ганс, а неосмотрительность, — объяснил принц прежним ровным голосом. — Мы не знаем, сколько ещё дней будем идти через горы, а потом нам предстоит переходить через пустыню, так что мы вынуждены ограничивать выдачу еды, и не только еды, но и воды, ведь её неоткуда будет пополнять, а эти потоки под ногами слишком грязны для питья.

— Я с вами совершенно согласен, — ничуть не обидевшись, закивал головой Ганс. — Мне тоже надо было следовать этому мудрому принципу. Но с кем же я буду делить тяготы дальнего пути?

Принц представился сам и представил своих спутников.

— Я благодарен случаю, который свёл меня с вами, — обрадовался Ганс.

Адель не знала, что и подумать по поводу нового знакомства. Это явно был очень приятный человек, но ей показалось, что его практичность оставляет желать лучшего. Впрочем, он не был нытиком и нелегко было представить его потерявшим бодрость духа, а это сейчас было, пожалуй, главным, потому что практичности им хватало и своей. Вот только принца новый попутчик, похоже, настораживал.

"Поживём — увидим," — утешила сама себя Адель, уже засыпая.

Все давно привыкли вставать по первому требованию принца, не допуская сожалений о возможности поспать подольше, поэтому были немного удивлены, что Ганса пришлось уговаривать встать и даже трясти.

— Я всегда страдал от того, что не могу проснуться сразу, — оправдывался он, когда его удалось заставить встать.

— И в следующий раз вы, действительно, пострадаете из-за этого, потому что я не намерен терять время и силы на ваше пробуждение, — жёстко сказал принц. — Вам придётся нас догонять или опять идти в одиночестве.

— О нет! Этого больше не повторится, — заверил Ганс. — Я сознаю свои недостатки, милый принц, и борюсь с ними.

Адели было приятно, что их новый товарищ не имеет обыкновения обижаться.

Дорога становилась всё труднее, и все порядком устали, но принц, поддерживая Фатиму, упорно шёл вперёд.

— Не пора ли нам отдохнуть? — спросил Ганс. — Девушки совершенно выбились из сил.

— Нет, — твердо ответил принц. — Мы прошли слишком мало. Если останавливаться чаще, чем мы делаем это обычно, мы никогда не выберемся из этого подземелья.

"Из подземелья." Лучшего названия для этой узкой тёмной щели подобрать было невозможно.

— Вы, как всегда, правы, принц, — согласился Ганс. — Мне странно встретить такое благоразумие в юноше. Я, к сожалению, никогда не отличался этим достоинством и всегда действовал под влиянием минуты.

Между тем вода всё прибывала, и люди кое-как перебирались по камням через быстрый кипящий поток. Ослик, бредя почти по брюхо в бурлящей пене, осторожно нащупывал место, куда можно было поставить копыто. Брызги взлетали выше головы, и все были мокрыми до нитки. И в этих условиях пришлось идти не час и не два, а долгих пять часов. У Адели уже отнимались ноги, а Фатима потеряла последние силы и почти без сознания лежала на руках принца, когда поток обмелел, а потом и вовсе скрылся в трещине под стеной.

— Привал.

Это единственное слово, брошенное принцем, вернуло к жизни обессилевших людей.

— Ур-р-р-а-а-а!!! — заорал Ганс.

Все поспешили остановить своего непосредственного спутника, но оказалось, что неосторожность Ганса уже принесла непоправимый вред. Сначала, вроде бы, установилась прежняя тишина, но очень скоро стал различим странный, всё возрастающий гул. Никто не мог определить, откуда доносится этот звук и куда следует от него бежать: назад или вперёд. Все застыли в напряжённом ожидании. Гул перешёл в раскатистый грохот, а грохот — в давящий уши гром и рёв. Адель совершенно оглохла, а когда немного пришла в себя, то решила, что полностью лишилась слуха, настолько неправнодобной ей показалась наступившая тишина.

— Хорошо, что не на нас, — первым нарушил молчание ослик.

— Я думала, что оглохла, — призналась Адель. — А где это было?

— Оглянись, — предложил хмурый Франк.

Его брови были насуплены, а глаза метали злобные взгляды на бледного, как мел, виновника чуть не совершившейся трагедии.

Адель обернулась и едва удержалась от вскрика. Невдалеке от них, там, где они только что прошли, лежала груда камней, занимая всё узкое пространство между двумя стенами. У неё даже голова закружилась, стоило ей подумать, во что бы они превратились, если бы остановились на привал чуть раньше.

— Это всё из-за тебя! — свирепо налетел на злополучного Ганса мальчик. — Говорили ведь тебе, что в горах нельзя громко говорить.

— Но я не мог сдержать свою радость по случаю отдыха, мой юный друг, — оправдывался Ганс. — Разве мог я предвидеть, что моя неосмотрительность вызовет такие сокрушительные последствия?

— Вот и…

Но принц положил руку на плечо мальчика и взглядом усмирил его.

— Надеюсь, Ганс, что этот случай послужит вам уроком, — примирительно сказал он.

Адель мысленно поддержала принца. И в самом деле, сделанного не вернёшь, никто не пострадал, а Ганс будет теперь осторожнее. Что толку в обвинениях и угрозах? Они могут вызвать лишь ссору, то есть совсем нежелательное в пути явление. Такого же мнения придерживалась и Фатима, потому что её выразительные глаза с благодарностью обратились на принца.

— Какой же я неосмотрительный! — сетовал Ганс. — Я себе никогда не прощу своего поступка.

— Не будем возвращаться к этому предмету, — прервал его принц. — Поедим, отдохнём и пойдём дальше.

— Что-то подсказывает мне, что мы скоро выйдем из этого ущелья, — признался Серый. — Я чувствую запах вкусных зелёных листьев.

Франк хотел напомнить ослу о его толщине, но вместо этого сказал:

— Как только выберемся отсюда, я нарву тебе огромную охапку самых свежих веток.

Ослик поглядел на мальчика своими большими добрыми глазами и благодарно закивал головой.

Ганс больше ни разу не выразил желания получить добавку к своей скудной порции, и Адель радовалась, что их жизнерадостный спутник обретает наконец необходимое в дальних походах умение обуздывать свои желания. Он и встал после непродолжительного сна почти без понуканий. Может быть, он не будет им полезен, но пока всё говорит за то, что обузой он тоже не будет.

Адель всё ждала, когда же принц объяснится с Фатимой. У неё самой с Франком не было никаких затруднений. Пришёл день, когда они поняли, что их детская дружба готова перейти в нечто большее, и приняли это как должное. Франк просто и легко объяснился с Аделью, получил её согласие и наметил примерный день свадьбы, пока ещё очень отдалённый из-за их чрезмерной молодости. Потом они выросли, поняли, что их чувства не изменились, и назначили конкретный день свадьбы, то есть завтра, хотя Адель уже не могла бы сказать, насколько это "завтра" соответствует календарю. А объяснение принца с Фатимой всё оттягивалось, и Адель очень боялась, что оно так и не состоится. Кто их знает, этих принцев? Может, ему нельзя жениться на ком хочется, и он лишь тешит себя иллюзиями на этот счёт. Однако и вмешиваться в такое личное дело нельзя.

Ослик оказался прав, и к вечеру щель, по которой путники шли столько времени, расширилась и выпустила их, наконец, на свободу. Исчезла пробирающая до костей сырость, свежий воздух тепло пахнул им в лицо. Адели показалось, что они вышли из могилы на поверхность земли. Даже солнце, опускаясь за горизонт, успело одарить их прощальными лучами.

— Сейчас мне страшно подумать, какой путь мы одолели, — признался Ганс. — Как это нас не раздавило в узкой щели?

Фатима счастливо улыбалась, и принц долго не мог отвести глаз от девушки.

— Мне кажется, что я была мертва, а сейчас возвратилась к жизни, — сказала она.

— А ты открой солнцу своё лицо, — посоветовал Ганс. — Так ты быстрее выздоровеешь.

— Я открою лицо только тогда, когда найду своего повелителя, — ответила девушка.

— Я прихожу в ужас при мысли, что мне придётся возвращаться, — сказал Ганс.

— И вам, принц, тоже, — напомнила Адель.

Принц быстро взглянул на Фатиму и помрачнел.

— Не знаю, — медленно произнёс он. — Возможно, мне удастся найти другой путь, в обход гор. Может быть, он будет очень долгим, но не таким трудным.

— Надо же! — удивился Ганс. — А мне казалось, что вам, милый принц, всё нипочём.

Адель была осведомлена больше, чем их новый знакомый, поэтому у неё затеплилась надежда. Фатиме не выдержать обратной дороги по горам, это ясно, и принц поищет для неё новый путь, который эта девушка с тёплого востока сможет легко перенести.

— А где Франк? — испуганно спросила Фатима.

Принц быстро огляделся, а Адель по привычке посмотрела на цветок, но он не предсказывал опасности.

— Франк! — громко позвал Ганс, но осёкся, опасаясь последствий своего крика. Горы, хотя и раздвинулись, но представляли не меньшую опасность для людей, чем прежде. И сейчас обвал мог оборвать их земной путь.

Ослик, лишь наполовину видневшийся из-за камней, попятился и повернулся к людям мордой. Его челюсти ритмично двигались, пережёвывая редкие былинки, растущие между камнями.

— Франк здесь, — объяснил он. — Вон на том холме. Он рвёт для меня ужин.

Оказывается, деятельный Франк не стал терять время на разговоры, а сразу же, пока ещё не совсем стемнело, поспешил выполнить данное ослику обещание нарвать веток.

— Поужинаем и мы, — распорядился принц. — Утром осмотримся и решим, что делать дальше.

Получив свою долю еды, Ганс опять не попросил добавки, и Адель порадовалась за него. Всё-таки этот легкомысленный человек прислушивался к голосу рассудка.

— Как хорошо! — воскликнула Фатима. — Здесь так тепло! Какой сухой воздух! Там, в щели, нечем было дышать.

— Хорошо! — согласилась Адель.

Она удивлялась сама на себя. Городская девушка, знавшая природу только по загородному парку, она уже столько ночей провела под открытым небом, проходя по лесам, степи, даже выдержав тяжёлый переход через горы. И при этом она ни разу не почувствовала простуды. Она безумно уставала, жестоко мёрзла, совершенно просырела в холодном ущелье, но не заболела, и это открытие своих сил и возможностей порадовало Адель. Оказывается, она не была такой уж слабой и беспомощной девушкой, какой считал её Франк. Нет, она ещё поборется за их общее счастье. Она найдёт логово безобразной колдуньи Маргариты и вырвет своего жениха из позорного рабства. Чтобы её гордый, независимый, даже немного самодовольный Франк ползал у ног этой гадкой старухи?! Одно это воспоминание способно вызвать к жизни мужество, дремавшее до поры до времени в сердце девушки.

Утро выдалось неправдоподобно яркое и тёплое. Все уже успели позабыть, что бывает такое утро.

— Да, это не то, что в нашем склепе, — рассуждал Франк, сладко потягиваясь. — У нас рассвет запаздывал почти до полудня, а закат так спешил, что почти встречался с рассветом. Жили, как земляные черви, не зная солнца. Эй, Серый, ты ещё спишь?

Ослик ткнул мальчика мордой в плечо, здороваясь, но был рассеян и молчалив. Даже за свой зелёный завтрак он принялся с опозданием и часто останавливался, задумавшись. Это не укрылось от Адели, но потом забылось, вытесненное более насущными проблемами.

— Теперь нам предстоит решить, куда идти, — сказал принц. — Мы не знаем местности. Я предлагаю следующее: мы с Франком пойдём на разведку, а вы все оставайтесь пока здесь. Может быть, мы не вернёмся до вечера, поэтому уложите вещи в укромное место и спрячьтесь сами. Постарайтесь как следует отдохнуть.

Предложение принца было разумным, и все с ним согласились. Взяв с собой немного пищи и воды, разведчики ушли, а оставшиеся спрятали припасы в тайник между камнями и воспользовались советом принца восстановить силы.

 

ГЛАВА 7

Через пустыню

Разведчики вернулись уже в темноте, усталые, с трудом найдя дорогу назад.

— Холмы скоро кончатся, — сообщил принц. — Дальше начинается пустыня. Мы встретили человека с семьёй и верблюдом, который тоже собирается перейти через пустыню. Часть пути мы можем проделать вместе, а потом он отправится на север, а мы — на восток. Ложитесь спать, завтра я подниму вас очень рано.

Принц разбудил свой отряд ещё до зари. Он боялся, что бедуин не будет их ждать, а вести отряд через необозримые пески на свой страх и риск он не решался.

Ганса пришлось будить трижды.

— Почему так рано? — недоумевал он, отмахиваясь от трясущего его Франка и зарываясь ещё глубже под одеяло. — Что изменится, если мы встанем через полчаса?

Юношеское лицо принца, ничуть не огрубевшее за время странствий, было по-прежнему сказочно прекрасным, и Ганс никак не мог признать в этом молодом человеке, почти мальчике, начальника. Его поражало, что все безоговорочно и добровольно подчиняются его приказам, и понуждал себя поступать так же, боясь остаться в одиночестве. Вот и сейчас он заставил себя встать.

— Мы потеряли из-за вас время, Ганс, — заметил принц не сурово, но достаточно внушительно.

— Не так уж много времени, милый принц, — любезно возразил тот. — Но я приношу свои извинения.

Франк исподлобья смотрел на Ганса, но молчал, сдерживаемый взглядом принца.

Адель удивлялась, как быстро силы возвращались к Фатиме. Она уже могла идти, не опираясь на руку принца, но он всё-таки подал ей руку и она её приняла. Выразительные чёрные глаза девушки светились надеждой и счастьем. Во время короткого отдыха она призналась Адели:

— Мне кажется, что сегодня случится что-то очень хорошее. Но, даже если меня постигнет несчастье и злая судьба будет посылать мне одно испытание за другим, я знаю, что была счастлива, и светлое воспоминание об этом счастье пронесу через всю жизнь.

— А мне кажется, — ответила Адель, — что ты скоро будешь ещё счастливее, чем сейчас.

— В это трудно поверить, — возразила Фатима.

Принц оглянулся на перешёптывающихся девушек.

— Сейчас он тебя позовёт, — предположила Адель.

Но она ошиблась и очень огорчилась своей ошибке. Однако, когда они снова шли по каменистой дороге между холмами, она услышала, как принц сказал своей спутнице:

— Я должен поговорить с вами, Фатима.

Адель не считала себя любительницей влезать в чужие дела, но не смогла побороть желания послушать и навострила уши, оправдывая себя тем, что не специально подслушивает разговор, а случайно, без злого умысла.

— Я слушаю вас, принц, — отозвалась девушка.

— Вам обязательно надо идти на север, Фатима?

— Так повелела мне колдунья. Я должна идти до тех пор, пока не встречу своего повелителя.

— А сказала вам ваша колдунья, кто он и как выглядит?

— Нет, принц.

— Я тоже ищу свою судьбу и до встречи с вами был уверен, что знаю, как она выглядит. Теперь моя судьба переменила облик. Я ещё не видел её лица, но знаю, как прекрасны её глаза. Может быть, и ваше сердце, Фатима, подсказывает вам, что ваш трудный путь закончился и предсказание колдуньи сбылось?

Фатима опустила глаза.

— Моё сердце давно уже подсказало конец пути… Нет, ничего пока не говорите, принц. Вы ещё не ведаете, как выглядит ваша судьба, но я обещаю вам, что уже сегодня вы будете знать, нашли ли вы то, что искали, или ваши странствия продолжатся.

Фатима отняла свою руку у принца и пошла рядом с Аделью. Обе они не заговаривали о том, что волновало их сейчас больше всего, но чувствовали себя единомышленницами.

Зато Франк и Серый о чём-то таинственно совещались, причём и у мальчика, и у ослика вид был решительным и даже грозным. Но они ни с кем не желали делиться своими проблемами, поэтому Адель могла только гадать, что же тревожит двух друзей.

Холмы понижались, потом исчезли, а каменистая земля, покрытая скудной растительностью, постепенно переходила в пески. Франк, взяв два больших пустых мешка, доверху плотно набил их тонкими веточками для ослика, не без основания считая, что его приятелю это послужит хорошим утешением при переходе через пустыню. Принц так же своевременно наполнил бочонки водой из бившего из-под земли ключа.

— Это последний источник на многие мили, — предупредил он.

Услышав такое, все решили хорошенько напиться в дорогу.

— Жаль, что нельзя захватить этот ключ с собой, — посетовал Ганс. — Тогда нам не пришлось бы тащить с собой бочонки.

Франк долго смеялся, представляя, как бы они несли с собой источник.

Фатима встала на колени возле ключа и, прежде чем поднести к воде свою чашку, сняла покрывало, открыв лицо. Это было сделано так неожиданно и естественно, что сначала никто не обратил на поступок девушки внимания.

— Очень хорошая вода, — сказала Фатима, спокойно и открыто глядя на своих спутников.

Видя только глаза девушки, Адель воображала себе её лицо каким-то чарующим, по-восточному ярким и красивым, но оказалось, что по-настоящему хороши у Фатимы были только глаза, а лицо нельзя было бы назвать даже миловидным, если бы не доброе ласковое выражение, заставляющее забыть о неправильности и невыразительности черт.

— Давно бы так, — нарушил молчание Франк. — Охота была париться под этой чёрной тряпкой. Я ещё понимаю, если бы ты была уродиной.

Адели показалось, что занятый прилаживанием бочонков принц не смотрит на Фатиму, и сочла это плохим знаком.

— Пора, — объявил принц. — Нам осталось идти совсем недолго, вон к тем камням.

Фатима шла рядом с Аделью и молчала. Молчала и Адель, понимая, какие мучительные сомнения бродят сейчас в душе подруги.

Когда подходили к камням, из-за них вышел мужчина в чём-то вроде чалмы на голове и в полосатом халате.

— Мы ждали вас не раньше вечера, — сказал он после приветствий и представлений. — Я рад проводить вас до оазиса. Потом я пойду на север, а вы — на восток. Если идти от оазиса на восток, то пески закончатся через два дня, а на север они тянутся далеко.

— Не знаете ли вы, Керим, какого-нибудь пути в западные леса и степи в обход гор? — спросил принц.

Керим покачал головой.

— Если будешь обходить горы с востока, то попадёшь в земли упырей, а это верная смерть. Если будет обходить горы с запада, то пойдёшь по пустыне и будешь идти сорок дней, пока не дойдёшь до оазиса, а потом пройдёшь ещё пятнадцать дней до степи. Надо хорошо знать пустыню, чтобы отважиться на такой переход. Надо уметь находить воду в песках. Нет, через пустыню тебе не пройти, мальчик.

В устах Керима, выглядевшего почти стариком, это обращение не казалось грубым даже по отношению к принцу.

Принц задумался.

— Может быть, ему повезёт, и он встретит караван, — раздался глуховатый женский голос. — С караваном идти безопасно.

— Ты права, жена, — согласился Керим.

Женщина была некрасива и тоже казалась старой, несмотря на то, что держала на руках годовалого ребёнка.

— Только я не поняла, зачем им идти на запад, если они идут на восток, — продолжала женщина.

— Молчи, жена, — оборвал её Керим.

Женщина послушно замолчала.

— Сначала мы пойдём на восток, чтобы проводить наших спутников, а потом я и Фатима пойдём на запад. Я должен буду представить свою невесту отцу.

— Хорошее дело, — коротко одобрил Керим.

Фатима улыбнулась в ответ на вопрошающий взгляд принца. Адель ликовала. Ей казалось, что и она каким-то образом помогла своей подруге и славному принцу обрести счастье.

— Нет, — размышлял Керим. — Идти можно только через горы или через пустыню, если встретится караван.

Решено было выйти в путь утром, а пока путешественники раскинули лагерь рядом с новыми спутниками. Керим с женой и ребёнком возвращались домой с базара, где удачно продали одеяла из овечей шерсти. Сам глава семейства был, по мнению Адели, молчалив. Он вступал в разговор неохотно и говорил лишь необходимое. Но и назвать его равнодушным к новым знакомым она не могла, потому что неторопливо, урывками он разузнал о них всё самое главное. Его жена и вовсе оказалась почти безгласной женщиной. Сама она никогда не начинала разговор, а когда вступала в беседу, то слышала по окончании своей краткой речи: "Молчи, жена," — и послушно замолкала. Годовалый младенец, на удивление тихий и спокойный, вообще в счёт не шёл, потому что мать не отпускала его от себя ни на шаг. Даже верблюд был существом высокомерным и слов на ветер не бросал.

Увидев верблюда в первый раз, ослик остановился, как вкопанный, и долго его разглядывал.

— Здравствуй, — вежливо и с опаской сказал он. — Как же тебя называть?

Огромный двугорбый верблюд свысока поглядел на осла и скорчил гримасу, не то готовясь плюнуть, не то отвернуться. Серый подождал-подождал и решил отныне не замечать невежу.

— Верблюд, — обронил важный гигант. — Ты издалека идёшь?

Ослик решил повременить с выводами и охотно рассказал свою историю.

— В горах ты мок, а в пустыне будешь сохнуть, — предупредил верблюд. — Очень хорошее место.

Потом он опустился на колени и лёг. Продолжать разговор он не был расположен. Ослик потоптался возле него и пошёл к Франку.

Фатима оживала на глазах. Её лицо светилось счастьем, движения стали увереннее. Болезнь отступила, и силы возвращались к ней. Адель была счастлива за неё, хотя и сознавала, что скоро ей придётся распрощаться и с милой подругой и с надёжным защитником в лице принца. Ей бы хотелось заодно пристроить Франка и ослика, чтобы они не бродили по свету без приюта, испытывая судьбу и подвергаясь опасностям. А ещё Адель подумалось, что принц и Фатима принадлежат к одному миру, поэтому их счастье устроилось сравнительно легко, а как быть, если бы принц влюбился в неё, а она (предположим, что у неё не было бы Франка) — в него? Остаться здесь она не может, а принц не может проникнуть в её мир. Наверное, потому и дали ей в виде приманки её жениха, чтобы не возникало таких ситуаций. Она должна спасти своего Франка, а всё остальное не может иметь власти над её сердцем.

Поужинали довольно скромно. Принц пригласил и Керима с женой, но они вежливо отказались от угощения и предпочли поесть в собственном лагере. Принц не настаивал, уважая чужие обычаи и желания. Было ясно, что Керим берётся лишь проводить их до оазиса, а о возможности подружиться с ними и прожить дни, которые они проведут вместе, тесной компанией, он не помышляет.

Зато Ганс снова порадовал Адель. Этот несуразный человек явно стремился приспособиться с попутчикам и не вызывать их неудовольствия. Он был вежлив, приветлив, сохранял ровное благодушное настроение, даже когда какие-то его поступки вызывали взрыв раздражения у Франка. За ужином он ел не жадно и добавки не попросил, хотя Адель подозревала, что он не наелся. Положительно, он менялся в лучшую сторону, причём превращение это совершалось стремительно.

— Вы видели верблюда? — спросил Ганс. — Я с таким чудовищем ещё не встречался. Сначала я и подойти-то к нему не решался, а потом стало неудобно перед женой Керима, так что подошёл.

— И что же? — спросила Адель.

— Ничего. Он на меня даже не взглянул. На редкость необщительный субъект.

— По-моему, ты не совсем прав, — отозвался ослик. — Я тоже сперва решил, что от него надо держаться подальше, но потом он мне ответил. У него неразговорчивый характер.

— Надо с ним подружиться, — раздумчиво сказал Ганс. — Может, предложить ему зелёных веток? У нас их много.

— Только сначала нарви их, — ощерился мальчик. — Я собирал ветки для Серого. Ему их должно хватить на несколько дней, а верблюд их съест за один присест. Уж наверное, Керим и его старуха позаботились о своём верблюде и его кормлении.

— Тише, Франк, — остановил мальчика принц. — Тебя могут услышать наши новые знакомые и решить, что ты очень жадный. Ничего страшного не случится, если утром Ганс угостит верблюда свежими ветками.

Ослик печально вздохнул, но не решился возразить, боясь, что и его заподозрят в жадности.

— Только вы, Ганс, должны будете встать пораньше и нарвать угощение, — закончил принц.

Ганс поморщился и рассмеялся.

— Боюсь, что верблюду не удастся полакомиться ветками, потому что я вряд ли смогу заставить себя встать пораньше. Для меня подвиг уже то, чтобы заставить себя встать вовремя. Извините за откровенность, друзья мои, но я уверен, что вы уже успели заметить эту мою слабость.

Девушки засмеялись, потому что вид у Ганса был в этот момент уморительно покаянным.

— Спать, — коротко распорядился принц. — Немедленно всем спать. Завтра выходим до восхода солнца, так что не советую вам терять время. Дежурить не будем, потому что Керим заверил меня в нашей безопасности здесь, и я ему верю.

Франк и ослик переглянулись.

— Я не прочь поспать, — сообщил Франк.

— А я уже сейчас ложусь, — сказал Серый, зевая и валясь возле мешков. — Спокойной ночи.

Адель поняла, что бедный ослик смертельно устал за время перехода, ведь ему пришлось тащить на спине немалый груз. А впереди очень долгий путь через пустыню. Она и сама с удовольствием легла, завернувшись в одеяло, и сразу же провалилась в тяжёлый сон.

— Подъём! — скомандовал принц.

Адель могла бы проспать в три, четыре, пять раз дольше, но встала сразу же. Фатима сейчас же принялась за работу, и Адель поспешила ей на помощь.

— Ну и славный сон мне приснился! — заявил Франк.

Вид у него был подозрительно довольный.

— Мне тоже что-то снилось, — поведал ослик и повертел копытом правой задней ноги, осматривая его.

— У тебя болит нога, Серый? — встревоженно спросил принц.

— Нет. Вчера у меня сильно чесалось копыто, а сегодня всё в порядке.

Франк фыркнул и от избытка радости прошёлся на руках.

— Ганс, вставайте! — строго велел принц. — Если вы опоздаете к завтраку, то будете голодать до привала.

Мальчик заухал не хуже любого лешего, а ослик скромно отвернулся. Адель показалось, что он тоже чем-то удовлетворён.

— Ганс! — позвала Фатима.

Против ожидания, прославленный соня встал без дальнейших понуканий, но медленно и с трудом. Он спустил рыжеватые пряди на лоб, но не мог скрыть расползающегося под глазом огромного кровоподтёка. Голубые глаза смотрели страдальчески.

— Что с вами? — испугалась Фатима.

— Ушибся, — печально объяснил Ганс. — Ночью в темноте заблудился и налетел на ослиное копыто. Я не причинил тебе вреда, Серый?

Франк завыл от восторга.

— Нет, что ты! Я очень доволен, — запротестовал ослик.

Его симпатичная морда выражала лукавство, а в обычно кротких больших глазах сверкало злорадство. Принц не мог не заметить странности происходящего, однако не задал ни единого вопроса.

Керим держался приветливо, но молчаливо и обособленно, о жене его и говорить не приходилось, даже своего ребёнка они не подпускали к новым знакомым, а верблюд, казалось, даже не замечал, что путешествует в большем обществе, чем прежде. Сначала это очень мешало Адели. Ей было неуютно, хотелось простых, тёплых, душевных отношений, как прежде, но она забыла свои сожаления уже через час после выхода в пустыню. Она думала теперь только о трудности пути. Ноги утопали в песке, каждый шаг требовал усилий, а пыль забивалась в глаза, рот и поры кожи. По совету Керима и при помощи его жены путники закрыли нижнюю часть лица платками, чтобы защититься от песка и мелкой пыли, но дышать через ткань тоже надо было привыкать. До дружеских ли бесед в таких условиях? Адель так устала, что не могла думать ни о чём, кроме тягот пути. Как выдерживала Фатима? Или ей придавало силы счастье? Она шла рядом с принцем, и Адель была рада за них обоих.

— В горах было приятнее, — сказал Франк. — С удовольствием променял бы эту пустыню на крутые склоны. Эх, полазить бы по ним! Тебе здесь нравится, Адель?

— Пока нет, — призналась девушка. — Но я помню, что в ущелье мы отсырели, а на перевале очень мёрзли.

— Это правда, — согласился ослик. — Не забудьте, что перелезание через камни тоже не прибавляло нам счастья.

— И ужасные обвалы! — поддержал его Ганс.

Серый покосился на него, но, похоже, этот жизнерадостный человек уже не думал о следе ослиного копыта на лбу.

— А как ты себя чувствуешь? — спросил его мальчик.

— Очень устал, да и ушиб побаливает, — честно признался Ганс. — Неужели никто не попросит наших дорогих проводников остановиться на отдых?

— Даже не мечтай, — отрезал Франк.

— Керим лучше знает, когда надо сделать привал, — сказала Адель. — Я тоже устала, но, по-моему, мы идём не очень долго. Солнце ещё только собирается всходить. Я читала, что в пустыне очень жарко. Наверное, легче идти сейчас, чем в самый зной.

— Вероятно, ты права, Адель, — согласился Ганс. — Мне это почему-то не пришло в голову. Обычно мучаешься от теперешнего положения и не предполагаешь, что могло бы быть гораздо хуже.

— Отличная мысль, — обрадовался Серый. — Отныне, если мне плохо, я буду представлять, что в иных условиях мне было бы намного хуже, и тогда почувствую себя почти хорошо.

Ганс, Франк и Адель смеялись так, что на них стали с недоумением оглядываться и принц, и Фатима, и Керим с женой, и даже важный верблюд.

— Вы как-будто совсем не устали, — одобрительно заметил принц. — В горах вам не было так весело. Пустыня нам всем пошла на пользу.

Фатима ласково улыбнулась своим спутникам и вновь повернулась к принцу. Очевидно, беседы, которые вели эти двое, тоже были неплохим средством не думать о тяготах пути.

— Счастливые люди! — заявил Ганс. — Им, похоже, ничего не надо.

— А тебе? — подозрительно осведомился Франк.

— Я бы выпил хоть глоток воды.

Адель тоже не отказалась бы от воды, но не была уверена, что это желание разумно. Наверное, и принц с Фатимой испытывают жажду, но раз они терпят, то лучше помолчать и ей.

— Если пить каждый раз, когда захочется, то воды не хватит, — заметил мальчик.

— Ты, как всегда, прав, мой юный друг, — вздохнул Ганс.

— Знаешь, Адель, что я решил? — спросил он, когда ослик и Франк чуть отдалились от них.

— Что?

— Отныне я начну работать над собой. Путешествие с тобой, принцем, Фатимой, Франком и даже ослом меня многому научило. Я буду воспитывать в себе здравомыслие.

Девушка воспринимала этого непосредственного человека скорее как юношу-ровесника, чем как мужчину лет на пятнадцать старше её, поэтому отнеслась к его откровениям с искренним сочувствием.

— Приятно слышать, — ответила она. — Я тоже многому научилась в нашем путешествии.

— Признаюсь тебе честно, Адель, притом только тебе и прошу тебя никому об этом не рассказывать: я ведь не случайно получил удар ослиного копыта в лоб. Серый, конечно, этого не подозревает, но он перевернулся во сне на спину, дрыгнул задними ногами и угостил меня ударом копыта в лоб в тот самый нечастный момент, когда я наклонился над мешком с едой и хотел достать себе сухарик, чтобы чуть-чуть заглушить голод. Сейчас-то я хорошо понимаю, что намерения мои не были похвальными и, если бы не боль и синяки, был бы даже раз, что меня остановили. А представляешь, как хохотал бы Франк, если бы узнал, как вовремя перевернулся на спину и дёрнул ногами Серый. Он вообще очень весёлый мальчик, но такое совпадение совсем бы его уморило. Я и сам рассмеялся бы, если бы не боялся вызвать недоумение. Только ты не проговорись о моей тайне. Наверное, я бы и тебе постеснялся об этом рассказать, но очень уж смешно получилось, надо же с кем-то поделиться.

Адель не знала, как отреагировать на такое наивное признание. Ругать жизнерадостного чудака не имело смысла, потому что он сознавал свою ошибку, да ещё умудрился найти смешное в близком знакомстве с ослиным копытом. И как Ганс не заподозрил, что Серый это подстроил нарочно, и что Франк тоже участвовал в заговоре?

— Это очень смешно, Ганс, — согласилась Адель, — но впредь так не поступайте. Это нехорошо.

— Конечно! Иначе, разве стал бы я вам рассказывать такое? Я намерен исправиться. Мне бы хотелось поближе познакомиться с верблюдом. Вчера я к нему подошёл, но этот гигант так на меня взглянул, что меня отнесло прочь. Терпеть не могу быть с кем-то в плохих отношениях.

Адель улучила момент, когда Ганса рядом не было, и строго сказала Серому:

— Ты мог бы убить Ганса. Следовало сказать ему, что он поступает неправильно, а не бить копытом в лоб.

Франк захохотал, а ослик смущённо пригнул голову.

— Ты догадалась? — восторгался мальчишка. — Правда, ловко мы с Серым придумали? Теперь этому недоумку не придёт в голову воровать еду, а то повадился. Я бы и сам врезал ему промеж глаз, но Серый сделал это доходчивее. А как поживает наш воришка?

— Довольно весело. Он вполне оценил урок и принял решение больше так не делать, поэтому не называй его воришкой, Франк. И прошу вас обоих больше о случившемся не поминать.

— Ну ещё бы! — согласился Франк. — Вряд ли принц одобрил бы наши с Серым действия, но он так занят болтовнёй со своей восточной красоткой, что ему не до нас.

— Ты не должен так говорить! — рассердилась Адель. — Это грубо.

— Лишь бы не было глупо, — отмахнулся невоспитанный мальчишка. — Знала бы ты, какие глупости они друг другу говорят. Я чуть-чуть послушал и сейчас же отошёл, чтобы тоже не лишиться разума. Ни за что никогда не влюблюсь, чтобы не отупеть. Мы с Серым решили всю жизнь путешествовать в поисках приключений, а для начала проводим тебя. Правда, Серый?

— Правда, — скромно ответил ослик. — Мне понравилось путешествовать. Я уже убедился, что ослы созданы для поисков приключений. А может, это приключения созданы для поиска ослов.

Тут уж Адель смеялась не меньше, чем Франк. И хотя весёлое расположение спутников исчезло задолго до привала, вытесненное усталостью, но всё же Керим, удивлённо качая головой, заметил вполголоса, что никогда ещё не встречал таких жизнерадостных попутчиков.

— Очень жарко, — пожаловался Ганс. — Я весь высох. Нельзя ли получить хоть глоток воды? Я мечтал об этом всю дорогу.

— В пути не надо пить, — покачал головой Керим. — Напиться всё равно не сможешь, сколько не пей, а идти тяжело. Но сейчас мы раскинем лагерь, и ты получишь воду.

— А тебе пить, наверное, никогда не хочется? — спросил Ганс у верблюда.

Громадное животное выпятило нижнюю губу и не удостоило спутника ответом.

— Ты не слишком вежлив, — обидчиво сказал Ганс.

Верблюд величественно шевелил челюстями и молчал, а ослик взирал на него с немым восхищением.

— Ты бы лучше отошёл, — промолвила жена Керима.

— Молчи, жена, — сейчас же по привычке откликнулся занятый устройством лагеря и ничего не замечавший муж.

Женщина, имени которой Адель так и не узнала, послушно замолчала.

Ганс вновь попытался наладить отношения с верблюдом, но сделал это довольно неуклюже.

— Я хотел нарвать тебе угощение перед уходом, но не сумел вовремя проснуться. Сейчас я очень жалею об этом. Ты бы получил нежные зелёные веточки. Или ты предпочитаешь верблюжью колючку?

Громадное животное приняло совсем уж неприступный вид, перекосило морду и вдруг плюнуло, да как! Густая белая пена облепила незадачливого Ганса с головы почти до самых ног, и он стоял в полном недоумении, не пытаясь в первый момент даже освободить лицо. Все, как зачарованные, глядели на это необычайное зрелище.

— О!!! — громко выдохнул ослик.

Этот протяжный звук заставил всех очнуться. Франк, повинуясь своему темпераменту, заорал и завыл так, что у Адели заложило уши. Ганс зашевелился, смахивая с себя слюну, и жена Керима принялась молча ему помогать, а сам Керим укоризненно посмотрел на виновника переполоха, в ответ на что верблюд ещё более надменно перекосил морду и неторопливо отошёл в сторону.

— Жена, почему ты не предупредила? — кратко спросил Керим, очевидно, намекая на нрав и повадки животного.

Женщина промолчала, а Керим вновь вернулся к свом делам, сочтя, что выказал достаточно внимания и Гансу, и поступку верблюда.

— Франк, замолчи, — потребовал принц. — Лучше займись делом.

— Я бы занялся, — сквозь хохот проговорил мальчик. — Да я так не сумею.

— Франк! — осуждающе произнесла Фатима, едва сдерживая смех.

— Не надо, — прервал её Ганс. — Не ругайте его. Я и сам на его месте умер бы от смеха. Я засмеялся бы и на своём месте, если бы не побоялся выглядеть глупо. Надо же! Такое могло случиться только со мной!

И он захохотал, а за ним и все остальные, потому что бедный Ганс, и в самом деле, выглядел забавно.

— Смейтесь, смейтесь, друзья, — приговаривал он. — Сегодня со мной случаются самые необыкновенные неожиданности. Наш милый ослик угостил меня копытом…

При этих словах Серый скромно потупился.

— Я хотел подружиться с верблюдом, но он окатил меня таким душем, что теперь уж и не знаю, как подойти к нему ещё раз. Но я уверяю вас, что мы ещё будем с ним хорошими друзьями.

Жена Керима сделала предостерегающий жест, да и сам Керим покачал головой. Принц перестал улыбаться.

— Я бы посоветовал вам, Ганс, не делать второй попытки, — сказал он. — Зачем навязывать дружбу тому, кто в ней не нуждается и открыто об этом заявляет?

— Позвольте с вами не согласиться, милый принц, — возразил Ганс.

Адель поняла, что переубеждать этого упрямца бессмысленно. Наверное, это понял и принц, потому что не стал продолжать разговор.

Путь по пустыне окозался очень тяжёлым, тяжелее, чем предполагала Адель. Днём она задыхалась от жары и пыли, а ночью мёрзла. Лучше всех переносили путешествие Керим с семейством, что не было странным, ведь они постоянно кочевали. Гораздо удивительнее были Франк и Серый. Они не просто переходили через пустыню, а наслаждались переходом. Похоже, двух друзей вполне устраивала жизнь в постоянном движении, и они совсем не желали обрести надёжный приют.

— Неужели тебе здесь нравится? — не выдержала Адель, когда Франк издал воинственный клич и перескочил через спину навьюченного ослика, лишь слегка коснувшись его руками.

— А мне везде нравится, — беспечно ответил мальчик. — Вот это жизнь по мне. Всегда куда-то идёшь, видишь новые места. То горы, то пустыня. Наверное, мы и до леса доберёмся. И полазаю же я по деревьям! Да, Серый?

— Я не полезу, — спокойно возразил ослик. — Я уже понял, что ослы созданы для гор, для пустыни, для степи и леса, но убедился, что мы не умеем летать, и предполагаю, что лазить по деревьям нам тоже не дано. Впрочем, если понадобится, то ослы смогут всё.

— Ха-ха-ха!

Серый обиженно посмотрел на весёлого Ганса, неслышно подошедшего к ним, и замолчал.

— Интересно, а бывают водоплавающие ослы? — спросил тот, не замечая реакции славного ослика на свой неосторожный смех.

— Бывают, — упрямо сказал Серый. — Ослы созданы и для воды тоже.

— Вот увидишь, как мы с Серым будем плавать в озере, которое нам встретится в самом центре оазиса, — задорно сказал Франк. — Я уже сейчас чувствую, что я тоже создан специально для плавания.

— По-моему, я тоже для этого создан, — согласился Ганс. — С наслаждением искупался бы. Вот для чего я не создан, так это для пустыни. Пыль, жара, постоянная жажда. Если бы принц не запретил пить на переходах, я бы не отрывался от воды. Не понимаю, как это ты, Серый, соглашаешься тащить на себе воду и не пить её, когда сильно хочется?

Франк угрожающе посмотрел на этого безнадёжно легкомысленного человека, предполагая, что он будет покушаться на поклажу осла.

— А я тоже учусь благоразумию, — ответил Серый.

Ганс вздохнул.

— Никак мне не удаётся подружиться с верблюдом, — поделился он своей постоянной заботой. — Но, кажется, я нашёл способ добиться его расположения.

— Не забудь потом показаться нам, — с хохотом попросил Франк.

Ганс поморщился.

— Не напоминай мне об этом случае, — попросил он мальчика. — До сих пор страшно вспомнить, на кого я был похож.

— Вот и не лезь к верблюду, — посоветовал ослик. — Он даже со мной почти не разговаривает. А ведь я поделился с ним чудесными веточками, которые мне нарвал Франк. Он их съел и посоветовал не угощать его больше, потому что он предпочитает верблюжью колючку, а этого сена мне и одному не хватит. Конечно, о вкусах не спорят, но на его месте я бы сказал "спасибо".

— А ты скажешь "спасибо", если тебя угостят верблюжьей колючкой? — поинтересовалась Адель.

Ослик засопел и промолчал.

— Мне он тоже "спасибо" не сказал, хотя и съел цветок, — согласился Ганс. — Слопал, глазом не моргнув, и отвернулся. Я только зря на него извёл твой цветок, Адель, а ты наверняка его хранила для нашего милого ослика. Так что и ты, Серый, меня извини.

У Адели сердце сжалось от страшного предчувствия, и она схватилась за свою сумку.

— Когда ты скормил ему наш цветок? — завопил Франк.

— Совсем недавно. Да что с вами?

— Это же волшебный цветок! — прошептала Адель.

— Правда? — удивился Ганс и попытался её утешить. — Да ты не огорчайся. Всё равно он скоро бы завял.

— Идиот, он увядал лишь при опасности! — в бешенстве кричал Франк. — Нам его дала добрая фея, чтобы мы вовремя узнавали о беде и успели к ней подготовиться.

— Зачем ты ругаешься? — обиделся Ганс. — Откуда я мог узнать, что цветок волшебный, если вы мне об этом не сказали?

Принц, привлечённый неистовыми воплями Франка, подошёл к ним. Узнав о происшедшем, он нахмурился.

— Зачем вы полезли в чужие вещи и взяли то, что вам не принадлежит? — строго спросил он.

Прекрасный юноша даже в лохмотьях оставался принцем, и голос его, хотя и негромкий, заставил всех замолчать.

— Я же хотел как лучше, — оправдывался Ганс. — Я сознаю свою ошибку и очень сожалею о ней. Ну, не сердитесь на меня, милый принц. Если бы я смог, я бы вернул Адели её цветок, но это уже невозможно. Больше я такой глупости не сделаю, поверьте мне, друзья.

Искреннее раскаяние Ганса смягчило бы и камни. Принц поморщился.

— Вы очень неосмотрительны, Ганс, — сказал он. — Сделанного не вернёшь, но впредь сначала подумайте, а потом действуйте.

— Да, — согласился Ганс. — Я вновь поступил легкомысленно. Но даю вам слово, что я исправлюсь. Исправлюсь в самом скором времени.

Подошедшая Фатима обменялась с Аделью понимающим взглядом. Обе девушки не сомневались, что исправить этого человека невозможно.

— Пойдем со мной, Франк, — велел принц.

Он увёл пылающего мстительными чувствами мальчика вперёд и что-то долго ему внушал.

— Ты счастлива, что твои странствия заканчиваются? — спросила Адель у подруги.

Фатима обратила на неё сияющие глаза.

— Да, пророчество сбылось, и я нашла своего повелителя. Желаю и тебе обрести счастье, освободив жениха.

— Спасибо, Фатима.

Ганс сосредоточенно о чём-то думал.

— Но всё-таки я подружусь с верблюдом, — решил он.

— Оставь его в покое, — в один голос воскликнули обе девушки.

— Не беспокойтесь, девочки, — успокаивающе сказал Ганс. — Я буду очень осмотрителен.

Неизвестно, что ещё предпринял бы Ганс для достижения своей цели, если бы не произошли события, нарушившие ход экспедиции.

— Адель, можно тебя спросить кое о чём? — тихо спросила Фатима однажды, когда девушки оказались немного в стороне от остальных.

— Конечно, — встревоженная необычным тоном подруги, ответила Адель.

— Тебе не страшно?

Адель затруднилась с ответом. Не то, чтобы ей было страшно, однако пустыня подавляла её. Вокруг был только песок, необозримое море песка, которое иссушает, давит на нервы.

— Не страшно, но неприятно, — ответила она. — Если бы не Керим с его опытом, наверное, было бы страшно. Одна бы я давно заблудилась.

Фатима подумала и осторожно спросила:

— А как ты думаешь, Керим может заблудиться?

— Вряд ли, — усомнилась Адель. — Он всю жизнь кочует и, можно сказать, живёт в пустыне. А почему ты вдруг в нём засомневалась?

— Не знаю, — замялась Фатима. — Может, я сошла с ума, но мне кажется, что солнце всходит не там, где оно всходило раньше, а ведь мы, насколько я помню, не должны менять направления пути.

Адель, прежде ничего не замечавшая, сейчас же заподозрила, что Фатима в чём-то права.

— Подожди, — стала она рассуждать. — Мы шли на север, и солнце должно вставать там, а сейчас где встаёт?

— Там, — указала Фатима рукой.

— Стало быть, мы идём на запад? Или не на запад?.. Я совершенно запуталась. У меня в голове полный туман. Где солнце должно вставать по-старому?

— Теперь и я ничего не соображаю, — призналась Фатима. — Чувствую, что что-то не так, а ничего не могу понять. Какое-то наваждение. Может, спросить у принца?

Оказывается, и принц ничего не мог объяснить. Стоило ему задуматься, как его сознание окуталось туманом.

Франк, а тем более Ганс, оказались тоже в полном неведении направления пути. Даже чутьё ослика не помогло.

— У меня такое впечатление, что я иду сразу в четыре стороны, — признался он. — Я уже не различаю, откуда светит солнце.

Решено было обратиться к Кериму. На осторожные расспросы принца бедуин самодовольно кивнул.

— Новички, — объяснил он. — Вам непривычна пустыня, и здешнее солнце для вас слишком велико. Вот и кажется, что оно светит сразу с четырёх сторон. А оно вон там.

Его коричневый сухой палец показал в ту сторону, где солнца, по наблюдению Адели, не было.

— А по-моему, оно там, — робко сказала Адель.

— Что ты?! Оно там!

— Нет, там!

— Да вот же оно! Неужели не видите?

Люди закружились, силясь понять, почему никто, кроме них, не видит истинного положения солнца.

Керим скривил уголки рта, что должно было означать снисходительную улыбку.

— Слышишь, жена? — поделился он своими мыслями с привычной спутницей. — Думаю, что наш Исмаил уже сейчас показал бы дорогу, если бы умел говорить.

Женщина кивнула и крошечной ручкой ребёнка указала вдаль.

— Что с тобой, жена? — изумился Керим. — Почему ты показываешь назад?

— Я показываю вперёд, — возразила она.

— Молчи, жена! — оборвал её старик, чувствуя, как от непонятной бестолковости окружающих в сердце закрадывается холодок.

Все взгляды были в надежде устремлены на него. Он, опытный странник по пустыне, не мог ошибаться.

— А что скажешь ты? — спросил он верблюда.

Громадное животное долго озирало горизонт и косило глазом на солнце. Потом морда великана перекосилась от отвращения.

— Заблудились, — был дан краткий ответ.

— Совсем с ума посходили! — рассердился Керим. — Вперёд! Вон туда!

Его решительный голос приободрил всех, но ненадолго. Сомнения всё равно всплывали перед каждым, и беспокойство мутило рассудок.

Однажды, когда расположились на ночлег, ослик почтительно приблизился к верблюду и затоптался возле него, не осмеливаясь заговорить.

Верблюд долго перекашивал морду, поводил глазами и другими подобными способами пытался понудить робкого попутчика нарушить молчание. Наконец, не выдержал.

— Что тебе? — спросил он словами.

Серый приободрился.

— Как ты думаешь, мы сбились с пути или идём правильно?

— Может быть и то и другое, — спокойно рассудил верблюд.

— А что будет, если мы заблудились?

— Тогда мы затеряемся в пустыне, и вы все погибнете от жажды.

— А ты?

— А я позже всех, потому что могу по много дней не пить. Да ты не огорчайся.

Серый кивнул.

— Я не огорчаюсь. Просто радоваться, вроде бы, нечему.

Верблюду стало жаль ослика, и он назидательно проговорил.

— Я тебя предупреждал, что в пустыне ты будешь сохнуть. Здесь прекрасное место, но не для таких, как ты. Тебе бы в луга…

Серый упрямо затряс головой.

— Нет, ослы созданы именно для переходов через пустыни. А в пустынях специально для ослов созданы оазисы.

Верблюд не нашёлся, что ответить на эти мудрые речи, а ослик решил, что необходимо где-нибудь срочно раздобыть оазис, потому что запас воды, который он нёс на спине, иссякал, да и пищи оставалось очень мало. Теперь у него и его приятеля Франка оказались сразу две заботы: высматривать оазис и караулить припасы от Ганса, которому они оба дружно не доверяли.

Между тем все сильно устали от долгого и непривычного пути по пескам. Глаза воспалились от дрожащего жаркого марева, кожа казалась полностью лишённой влаги, губы потрескались, рот пересыхал, постоянно хотелось пить, и все мысли были направлены только на воду. Её не хватало, её надо было добыть любой ценой, о ней мечтали наяву, её видели в беспокойных снах. Почему-то Адель не была уверена, что Керим поделится своими запасами воды с ними, случайными спутниками, потому что ни он, ни его жена ни разу не поинтересовались их делами. Ей даже стало казаться, что эта молчаливая семья специально ведёт их куда-то на гибель, а потом бросит, ослабевших и беспомощных. Может, они слепо доверились врагам? Не хотелось так думать, но Адель помнила предупреждения колдуна Жана о врагах, которых будет подсылать ей отвратительная старуха. Она уже предполагала поделиться с принцем своими раздумьями, но не успела и очень порадовалась этому, ведь плохо подозревать порядочных людей в коварстве, а уж обвинять их было бы непростительно.

Сомнения Адели исчезли, когда Керим о чём-то долго говорил с принцем, а затем принц просто и спокойно объявил своему отряду, что наполовину уменьшает порции воды и пищи.

— Милый принц, вы, конечно, шутите, — возразил Ганс. — Мы и так пьём преимущественно горячий воздух и едим сухой песок.

— Значит, будем пить горячий воздух и есть сухой песок в двойном размере, — покладисто ответил ослик. — Для того мы и идём через пустыню.

На воспалённых глазах Ганса показались слёзы. Адель подумала, что, видно, он ещё не совсем высох, раз может так бездарно тратить влагу. Сама она не сумела бы выжать из себя самую маленькую слезинку, даже если от этого зависело её спасение.

— А ты, наверное, думал, что в пустыне на каждом шагу будут встречаться ручьи? — ехидно спросил Франк. Его возмущение против Ганса было столь велико, что заставило на какое-то время забыть о собственных муках.

— Будьте мужественны, Ганс, — ободряюще сказала Фатима. — Уповайте на волю Всевышнего, и он не отступится от вас.

Адель в который уже раз удивилась покорности своей подруги судьбе и её вере в благополучное завершение их трудностей. Сама она сейчас больше верила в помощь колдуна Жана и твёрдо решила вызвать его, если станет совсем невмоготу. Или лучше чуть позже, когда смерть будет стоять рядом и угрожать наиболее ослабевшему. Она мучилась не меньше других, однако у неё было преимущество в сознании возможности вызвать помощь.

— Потерпим, — согласилась Адель. — А что говорит Керим?

Принц обвёл спокойным взглядом своих спутников и ответил почти безмятежно.

— Керим признался мне, что слегка сбился с пути, поэтому дорога займёт чуть больше времени, чем он ожидал. Вода у него на исходе, и он опасается за сына, поэтому, если понадобится, мы поделимся с ним…

— Чем? — перебил его Ганс. — Нам самим нечего пить. Для меня моя жизнь не менее дорога, чем для него — жизнь его ребёнка. Я не знаю его ребёнка, я его почти не вижу, я не знаю даже его самого…

— Перестаньте, Ганс!

Негромкий голос юноши заставил Ганса замолчать, но его плечи ещё долго вздрагивали от бессильных рыданий.

Переносить жажду было трудно, но Ганс ухитрялся сделать положение путников просто невыносимым. От его постоянных жалоб некуда было скрыться, а у Фатимы и Адели возникало даже чувство стыда, когда они смачивали пересохший рот тем глотком воды, который им полагался. Девушкам казалось, что они чуть ли не обделяют своего товарища. Ганс вытался убеждать их в том, что принц несправедливо распределяет воду, и его, Ганса, порция меньше, чем у других, поэтому все ещё как-то способны терпеть, а ему остаётся или бунтовать или умирать. Однако такое предположение вызвало дружный и весьма резкий отпор девушек, и Ганс впредь не решался восставать.

Адель попыталась высчитать, когда ей ждать посланцев колдуна, но запуталась, потому что не могла с уверенностью сказать, кого ей послал Жан, а кого — Маргарита. Вроде бы выходило, что должен был появиться враг, потому что до сих пор Адель только в старушке-нищенке да в великанах распознала посланцев колдуньи. Иногда она приходила к мысли, что, может быть, и Ганс послан недобрыми силами, потому что очень отравлял всем и без того нелёгкую жизнь, но потом отвергала это предположение, слишком уж большой путь они проделали вместе, слишком многое пережили.

Кроме Ганса все оказались на редкость мужественными. Принц являл собой образец спокойствия и терпимости и всегда готов был прийти на помощь ослабевшему, от Фатимы нельзя было дождаться даже слова жалобы, а мальчик с осликом, похоже, воспринимали мучительную жажду как необходимое приложение к переходу через пустыню и стойко терпели, подбадривая друг друга. Адели казалось, что даже верблюд взирал на Серого с долей уважения, потому что кривился совсем иначе, чем при взгляде на Ганса.

Однако пришёл день, когда принц отдал остаток воды для маленького сына Керима, а Ганс от этого щедрого жеста упал на песок и глухо завыл, без слёз, не ворочая распухшим почерневшим языком.

— Сколько ещё мы сможем продержаться? — спросила Адель через силу.

— Полагаю, что до вечера, — отозвался принц. — А может, ещё дольше.

"Вечером я вызову колдуна," — сказала себе Адель.

 

ГЛАВА 8

Спасение, но…

День прошёл очень печально. Идти не было сил, и переходы были короткими, с частыми остановками. Мысли метались от надежды на неожиданное спасение к смерти. Фатима и принц не разлучались ни на минуту. Они не разговаривали, но и молчание бывает красноречивее слов. Адели казалось, что они всё равно считают себя счастливыми, несмотря на близость гибели, ведь они нашли друг друга. Мальчик и ослик страдали не меньше других, но, похоже, Франк всё ещё не верил, что близок к гибели, а ослик всячески его подбодрял. Ганс тосковал открыто, и глядеть на него было жутко. Адель была бы рада его подбодрить, объяснив, что имеет средство для спасения, но Ганс не поймёт, почему она выжидает. Он будет требовать, чтобы она сейчас же вызвала колдуна, а ведь сделать это она может только раз. Вдруг они спасутся и без помощи Жана, а у неё впереди будет ещё много трудностей и опасностей? Необходимо оттянуть вызов колдуна до последней возможности, когда без этого выжить будет нельзя. Самой большой опасности сейчас подвергается маленький сын Керима. Когда положение станет критическим, Адель произнесёт решающие слова, а пока… На какое-то время сознание девушки помутилось, а когда она пришла в себя, то первое, о чём она подумала, было опасение опоздать. Кто знает, может быть, Керим и его жена склонились над уже умершим ребёнком, а она всё тянет время.

Адель приподнялась и хотела было произнести спасительные слова, но её опередил верблюд, сказав всего одно слово, но слово это оживило всех.

— Караван!

Какое лицо стало у Фатимы! Адель позавидовала счастливому свойству этой девушки принимать удары судьбы с искренним смирением и надеждой на лучшее, а её дары — с благодарностью Всевышнему. У себя самой Адель, к сожалению, выявила присущее большинству людей обыкновение роптать на судьбу в трудные минуты и принимать благополучие как должное. Ну, что ж, общение с Фатимой побудит её пересмотреть жизненные позиции, недаром колдун Жан предупреждал её, что это путешествие повлияет на её дальнейшую жизнь. Лишь бы влияние это оказалось благотворным.

Караван! Одно слово — и угасшие взоры загорелись. На всех лицах радость и ликование. Уже не смерть, а жизнь царит в мыслях людей и животных.

— Если бы не караван, мой маленький сын к вечеру был бы мёртв, — признался Керим.

— И не только он, — прошептал Ганс. — Честное слово, я уже готовился к смерти.

— Если ты такой трус, то не надо было идти через пустыню, — сейчас же отозвался Франк. — Разве ты не знал, что в пустыне жарко и нет воды?

— Зато в ней есть оазисы и караваны, — прибавил Серый.

Верблюд посмотрел на ослика и весьма благосклонно перекосил морду.

Караван приближался, и скоро путешественникам была оказана помощь.

— В первый раз со мной случилось такое, — признался Керим начальнику каравана. — Я сбился с пути и не знал, в какую сторону идти. На меня, на жену, даже на моего верблюда нашло наваждение, и каждый из нас указывал разное направление. Я не мог даже определить, где должно взойти и сесть солнце. Это я-то, родившийся в пустыне!

Начальник каравана слушал молча и недоумённо покачивал головой.

— Злой дух околдовал тебя, Керим, — высказал он предположение.

Сопровождавшие караван люди, одетые приблизительно так же, как Керим, и, на взгляд Адели, совершенно неотличимые друг от друга, согласились с мнением начальника.

— А куда вы идёте? — спросил Керим.

— На запад, — был дан ответ, понятный Адели. Дальше пошли названия населённых пунктов, незнакомые девушке.

— Мальчику тоже нужно на запад, — подала голос жена Керима.

Адель настолько привыкла к её безгласности, что сначала удивилась, услышав её слова. Её поразило, что эта женщина, почти не принимавшая участие в общей жизни, помнит о намерении принца вернуться в отцовский замок.

— Молчи, жена, — по привычке отозвался Керим, и, когда женщина послушно умолкла, обратился к начальнику каравана. — Со мной идёт мальчик со своей невестой, которому тоже нужно на запад. Он собирался пересечь пустыню со мной и уже там поискать караван, следующий на запад, однако теперь ему уже ни к чему терять время и силы, раз можно пойти с вами. Вы возьмёте его с собой?

Начальник каравана дал согласие, а узнав о временной нищете принца, пообещал выделить ему пищу, воду и даже верблюда.

— Мальчик, иди сюда, — позвал Керим. — Мальчик! Принц!

Похоже, в голове Керима не укладывалось, что "принц" означает высокое общественное положение его молодого спутника, а не его имя или прозвище.

Узнав о возможности присоединиться к каравану, принц задумался.

— Я признателен вам за готовность оказать мне помощь, — поблагодарил он, — но вынужден отказаться.

У всегда спокойного Керима глаза чуть не вылезли на лоб.

— Почему? — спросила Адель, тоже очень удивлённая.

— Я должен перевести тебя через пустыню, Адель. И остальных тоже, — пояснил принц. — Не скажу, что я хороший проводник, но, наверное, вместе нам будет легче дойти до воды.

— А разве я не в счёт? — обиделся Франк и, взглянув на ослика, поправился. — Разве мы не в счёт?

— В счёт, — согласился принц. — Поэтому-то я и не должен вас покидать.

— Из всех нас вы, принц, самый дальновидный, — согласился Ганс. — Если бы не вы, я бы давно уже выпил всю воду и умер от жажды. Я часто на вас сердился, но сейчас признаю, что вы были правы. По-моему, вы и сейчас правы, решив не покидать нас.

Принц кивнул, улыбнувшись уголками губ.

— Объясни ему, что другого каравана он может не дождаться, — подсказала жена Керима.

— Молчи, жена, — машинально сказал Керим и продолжал. — Моя жена совершенно права. Ты можешь много месяцев ждать караван, принц, поэтому отправляйся с Ахметом. Он надёжный человек. А о спутниках не беспокойся. Не знаю, какое наваждение на меня нашло, но Ахмет подтвердит, что я всю жизнь кочую по пустыне и никогда не сбивался с дороги.

— Это так, — заверил начальник каравана.

— Я уверен в тебе, Керим, — сказал принц, — и присоединился бы к каравану, если бы твой путь полностью совпадал с путём моих спутников, но вы дойдёте вместе лишь до оазиса, а дальше им самим придётся пересекать пустыню.

Ахмет и Керим засмеялись.

— О чём он говорит? — спросил Ахмет. — Что он называет путём через пустыню?

— Кратчайший путь от восточного оазиса до рощ возле земли упырей, — пояснил Керим.

Адель поняла, что для этих сынов пустыни такой незначительный переход кажется мелочью.

— Наши спутники не привыкли к пескам и могут заблудиться там, где через три-четыре года не заблудится твой сын, Керим, — подала голос Фатима.

Похоже, Керим был польщён предполагаемой мудростью своего сына.

— Наверное, ты права, девушка, — неуверенно сказал он. — Но вы можете потом пожалеть, что из-за ничтожного и совершенно безопасного перехода потеряли возможность присоединиться к каравану.

— Когда выполняешь долг перед друзьями, нельзя думать о личной выгоде, — уверенно произнесла Фатима.

Во взгляде принца отразилась гордость за его будущую жену, но Адель почувствовала себя задетой словами подруги. Получалось, что принц и Фатима видели свой долг в том, чтобы пренебречь своей удачей, проводить её и остальных через пустыню и ждать неизвестно сколько времени другого каравана, а она будет пользоваться их великодушием. У неё тоже есть долг перед спутниками, и она тоже должна подумать об их благополучии.

— Фатима, принц, вы совершенно неправильно понимаете свой долг, — возразила она. — Вы, принц, пошли вместе со мной, потому что искали свою судьбу и вам было всё равно, где её искать, а ты, Фатима, искала своего повелителя. Вы оба нашли то, что искали, и имеете полное право закончить скитания и вернуться домой. Никакого долга перед нами у вас нет. Вы не брали никаких обязательств. Вы всё равно не сможете идти со мной до конца, так что прекращайте свои блуждания и присоединяйтесь к каравану, а мы сможем и сами перейти от оазиса до рощ. Керим нам укажет направление, и мы не сумеем сбиться с пути, даже если бы захотели.

Но принц только покачал головой, и Адель, которая стала видеть свой долг в убеждении принца и Фатимы уйти, уже не знала, как ей повлиять на этих двух благородных людей.

— А я понимаю принца, — заявил Франк. — Я бы тоже не пошёл с караваном.

Керим и Ахмет воззрились на мальчишку, и даже верблюд соизволил обратить на него своё внимание.

— Я тоже, — поддакнул ослик.

— Почему? — спросила Адель.

— Если бы ты подумала, то сообразила бы сама, не такая уж ты тупая, — начал Франк. — Принц отправился на поиски своей судьбы, проделал с нами долгий путь и понял наконец-то, что его судьба — путешествовать. Поэтому он и не хочет уходить с караваном.

— Не болтай глупости, — рассердилась Адель. — Всё равно ему придётся ждать другого каравана, чтобы вернуться во дворец.

— А это произойдёт очень нескоро, а пока он славно попутешествует с нами, а потом, может быть, и без нас. Правильно, принц, не возвращайся в свой дворец, а отправляйся с нами.

Принц улыбался, слушая мальчика.

— А что делать мне? — спросила Фатима, обменявшись с принцем понимающими взглядами.

— А тебе ничего не остаётся, как следовать за своим повелителем. Будешь разводить костёр, стряпать, чинить ему одежду…

— И всегда будешь при деле, — прибавил ослик. — Я давно уже понял, что самое лучшее занятие — это путешествовать. Идёшь себе по лесам, лугам, горам, пустыням…

— Ты чуть не умер от жажды, — возразил Ганс. — И мы все тоже.

— В пустыне всегда испытываешь жажду, — перебил его Франк. — На то она и пустыня.

— А когда жажда становится уж слишком сильной, надо встретить караван или оазис, как это сделали мы, — заключил Серый.

Верблюд перекосил морду сначала на одну сторону, потом на другую, но промолчал.

— Не хотелось бы тебе попутешествовать по красивым лужайкам с сочной травой? — спросил принц ослика. — Ты бы вволю её щипал, а при желании шёл бы в огород, где растёт и морковь, и капуста, и многое другое.

Ослик облизнулся и погрустнел.

— Это не для меня, — со вздохом сказал он. — Ослы, конечно, созданы для путешествия по таким вкусным местам, но эти места не созданы для ослов. Я однажды попытался пропутешествовать по огороду моей бывшей хозяйки, но после этого остался без дома, без хозяйки и без дела. Теперь-то я понял, что лучше всего быть кочевым ослом. Наверное, и ты, принц, хочешь стать кочевым принцем?

Принц засмеялся.

— Нет, — сказал он, — я вернусь во дворец, когда провожу вас до рощ. И Фатима не будет кочевой принцессой, а поселится во дворце моего отца вместе со мной. Если ты, Серый, пойдёшь с нами, то в королевских огородах специально для тебя будут отведены очень вкусные места для путешествий. А Франк найдёт в королевском замке надёжное пристанище и хороших учителей. Франк, пойдёшь с нами, когда мы проводим Адель и Ганса? Я сам позабочусь о твоём образовании и будущем.

— Ну, нет! — отрезал мальчик. — Это чтобы следили за каждым моим шагом? Дать запереть себя в четырёх стенах и не сметь пошевелиться без разрешения? Да ни за что! Лучше я вернусь в горы к моему змею. Я хочу путешествовать, каждый день видеть новые места, переживать всякие необыкновенные приключения.

— И я тоже, — вставил ослик.

— Мы с Серым найдём Адели её жениха, а потом будем ещё что-нибудь искать. Да, Серый?

— Конечно.

Адель была огорчена категоричностью Франка. Как бы ей хотелось, чтобы судьба мальчика устроилась так замечательно, как предлагал принц. Тогда и ослик согласился бы жить при дворцовых огородах.

— Ты напрасно упрямишься, Франк, — убеждала она. — Странствия от тебя никуда не уйдут. Когда ты вырастешь и выучишься, ты сможешь стать путешественником.

Но Франк лишь засвистел.

— Присоединяйтесь к каравану, принц, — решительно сказала Адель.

— Я уже сообщил своё решение, — твёрдо ответил принц.

В это мгновение к собравшимся подошёл старичок в чалме и полосатом халате с длинной, но редкой седой бородой.

— Прошу простить меня за вмешательство в ваш разговор, который я нечаянно услышал, — начал он тихим голосом. — Насколько я понял, двоим из вас было бы выгодно присоединиться к каравану, но это кажется им невозможным, потому что их тревожит судьба товарищей. В моих силах разрешить всякие сомнения.

— Каким образом? — настороженно спросил принц. — Присаживайтесь к нам и разъясните свои слова.

Начальник каравана приглядывался к старичку, нахмурясь.

— Принц, я могу дать вашим спутникам кувшин. Это не простой кувшин, а волшебный. Если его потереть и высказать желание, то оно сразу же исполнится.

— Что-то я тебя не припомню, — с сомнением произнёс начальник каравана. — Откуда ты пришёл?

— Мои верблюды идут в конце каравана, — объяснил старичок. — Ты часто видел моих слуг, когда они запрягали и распрягали верблюдов и ставили для меня шатёр.

Ахмет всё-таки был явно озадачен, а Адели стало совершенно ясно, что этот старичок послан Жаном.

— Почему ты отдаёшь нам такой замечательный кувшин? — спросил принц.

Старичок улыбнулся.

— Этот кувшин исполняет только одно желание. Я уже воспользовался им, так что могу без сожалений отдать его вам.

— Значит, можно пожелать, чтобы наши спутники были благополучно перенесены через пустыню и доставлены к местам, куда каждый из них должен прибыть? — спросила Фатима.

— Это не одно желание, а несколько, — возразил старичок. — Кувшин может или перенести их через пустыню, или доставить кого-то из них в указанное место, но место это должно быть хорошо известно владельцу кувшина. Я бы посоветовал вам не тратить возможность один раз воспользоваться волшебным кувшином, чтобы просить о таких пустяках. Лучше возьмите его и берегите от возможных случайностей до особого случая, когда вас будет подстерегать беда. Тогда вы сможете спастись, потерев его. И помните, что этому кувшину, как и любой волшебной вещи, которая когда-нибудь попадёт вам в руки, можно высказывать только такие желания, о которых вам известно, как их выполнить.

Адель поняла, что это сказано специально для неё. Легче всего было бы заполучить волшебную вещь и пожелать, чтобы кольцо было на пальце Франка, но в той странной игре, в которой она принимает участие, не может быть таких простых выходов.

— Спасибо вам, — поблагодарила Адель. — А что потом нам делать с кувшином?

— Вы это поймёте, когда им воспользуетесь, — ответил старичок весьма таинственно. — Я даю его тебе, Адель, потому что именно тебя ждут самые трудные и тяжёлые испытания. Храни его до беды.

Адель была благодарна за неожиданный и очень ценный дар, но её мучило опасение, что кувшин окажется слишком большим и представит собой лишний и очень неудобный груз. Она представляла огромный пузатый глиняный кувшин, который они будут тащить с собой и в конце концов нечаянно разобьют. Однако старичок подал ей маленький изящный серебряный кувшинчик с длинным узким горлом и изогнутой ручкой. Он был весь покрыт тонкими чёрными узорами странного вида.

— Какой красивый! — воскликнула Адель. — Теперь-то вам незачем терять из-за нас время, принц. Если заплутаемся, то прибегнем к помощи кувшина.

Она оглянулась на старичка, но того уже не было возле них.

— А всё-таки я уверен, что не видел его в дороге, — заключил Ахмет.

— Это волшебный старичок, — сказал ослик.

— Волшебный, как та фея, которая спасла нас от гибели и подарила чудесный цветок, — подхватила Фатима.

— Который Ганс скормил верблюду, — не преминул напомнить Франк. — Хорошо, что кувшин несъедобный.

— Друг мой, я уже покаялся в своей ошибке, так что не стоит поминать прошлое, — добродушно отозвался Ганс. — Я не знал, что цветок волшебный, поэтому и поступил так опрометчиво, а тайна кувшина мне известна, так что у вас не окажется повода меня упрекнуть.

— Не знаю, как мне поступить, — признался принц. — Теперь у вас есть защита от несчастья, но…

— Никаких "но", принц, — решительно заявила Адель. — Вы обязаны присоединиться к каравану и поскорее привести во дворец свою невесту. Я была бы рада не расставаться с вами обоими, но раз это неизбежно, то лучше выбрать для этого удобный для всех нас случай.

— Вот видишь, мальчик, как хорошо всё устроилось, — заключил Керим.

— Мне кажется, что это знак свыше, — поделилась Фатима своими мыслями. — Тебя ждёт удача, Адель. Я чувствую, что это тебе присылается помощь, а мы только пользуемся ею вместе с тобой. Вот и сейчас ты получила великий дар. До сих пор я тревожилась за тебя, но сейчас я наконец-то спокойна.

— Ну, так тому и быть, — заключил принц.

— А всё-таки я не понимаю, откуда взялся этот старик, — сам себе сказал Ахмет.

Рано утром путешественники, проведшие в пути столько времени вместе, пережившие столько приключений, расстались. Было выражено много добрых пожеланий и сожалений. А сколько прекрасных слов было потрачено, чтобы убедить Франка и Серого пойти с принцем и Фатимой! Всё было напрасно. И вот две группы пошли каждая в свою сторону.

— Ахмет очень щедр, — сказал ослик, чувствуя приятную тяжесть на спине.

— Да, это очень добрый человек, — согласилась Адель.

— Хотели заточить меня в замке и засадить за книги! — запоздало возмутился Франк.

— Насчёт книг не знаю, а пожить в замке, по-моему, неплохо, — заметил Ганс.

— Это, если ненадолго и когда есть возможность оттуда сбежать, — неожиданно миролюбиво ответил мальчик. — Вон и Серого приглашали переселиться к ним.

— Наверное, они там испытывают недостаток в ослах, — предположил Серый.

— И в мальчиках, — засмеялся Ганс. — А всё-таки интересно было бы побывать на их свадьбе. Меня тоже приглашали, как и всех вас.

— Да, красивое, наверное, будет зрелище, — согласилась Адель.

— А мне бы хотелось поглядеть на принца в его дворце, — поведал Франк. — Он, конечно, хороший принц, но в конце пути очень уж стал смахивать на оборванца.

Адель остро чувствовала пустоту, образовавшуюся после ухода принца и Фатимы. Наверно, ей уже не удастся встретить человека такого же надёжного, как принц, и девушки такой же мужественной, как Фатима. Теперь она с полной отчётливостью сознавала, каким счастьем для неё было решение принца проводить её через горы. После его ухода она сразу почувствовала себя неуверенно и тревожно. Франк ещё мальчик, ослик умён и самоотвержен, но в руководители группы, конечно, не годится, Ганс сам нуждается в поводыре, а молчаливый Керим доведёт их до оазиса, укажет дальнейший путь, даст очень дельные советы и уйдёт вместе с семьёй и верблюдом. Что же будет после? После ей самой придётся возглавить отряд. Сумеет ли она предусмотреть каждую опасность, как это делал принц? Хорошо ещё, что у неё есть волшебный кувшин. Он поможет ей сохранить на отдалённое будущее возможность вызвать Жана.

С уходом принца Керим стал оказывать оставшимся путникам больше внимания и заботы, чем прежде. Опеку над ними взяла даже его жена, так что путь до оазиса прошёл без непредвиденных трудностей. Было жарко, пыльно, трудно идти, но они уже привыкли к этому, как к неизбежному следствию перехода через пустыню.

Зато какое чудо представлял собой оазис! Это был самый настоящий остров среди океана песка. Как ярко зеленели деревья, пышно росла трава, журчали и искрились ручьи! Почти посредине этого зелёного рая голубело озеро, и вода в нём была чистая и спокойная. Местом привала выбрали площадку, поросшую мягкой изумрудной травкой, с родником, бьющем из-под гладкого камня в тени роскошной пальмы.

— Хорошо! — громко выдохнул Ганс, валясь на траву возле куста.

— Осторожнее!

Этот вопль заставил вздрогнуть всех, не исключая и верблюда, а безмолвный ребёнок на руках матери впервые подал голос.

— Что такое???

Ганс с такой быстротой вскочил на ноги, словно совсем не устал за последний переход.

— Смотреть надо, куда ложишься! — выговаривал визгливый голос. — Чуть не отдавил мне хвост!

После этого последовал ряд фраз, которые нельзя было назвать нечленораздельными, но понять которое было невозможно. Каждую фразу завершало красноречивое и смачное "тьфу!"

— Извини, пожалуйста. Я не хотел причинить тебе беспокойства, — оправдывался Ганс. — Впредь я буду очень осторожен с твоим хвостом.

— Мне и на лапы наступать нельзя, — уже спокойнее сказала собака.

Адель любила собак, а эта была очень красивая маленькая собачка тёмно-жёлтого, почти песочного цвета на боках, чуть темнее — вдоль спины, с белым кончиком пышного, словно опахало, загнутого на спину хвоста. Грудка у неё была белая, концы лапок — белые, на загривке — белое пятно, на лбу — белая звёздочка, чёрный кончик носа окаймлён белым, затем чёрным, постепенно переходящим в жёлтый цвет к ушам, а уши тоже заканчивались чёрной шерстью со светлыми кисточками на кончиках. Глаза милой собачки были огромные, чёрные, на редкость выразительные и вдобавок обведены чёрным.

— Какая же ты красавица! — восхитилась Адель. — Как тебя зовут?

— Моська, — кокетливо ответила собачка красивым голосом, ничего общего не имеющим с тем визгливым и бранчливым криком, с каким она только что обращалась к Гансу.

Адель познакомила Моську со своими спутниками и спросила:

— Куда ты идёшь?

— Сама не знаю, — призналась собачка грустно. — Если не возражаете, я пойду с вами.

— Конечно, — обрадовалась Адель. — Хочешь есть?

Огромные глаза Моськи стали скорбными.

— Очень хочу.

Так как путники ещё не обедали, то решено было заняться этим приятным делом немедленно, и отдыхать до утра, а рано утром Керим с семьёй отправится на север, а они — на восток.

Моська аккуратно съела всё, что ей дали, благовоспитанно подобрала крошки, подумала и обнюхала всё вокруг в надежде, что не заметила какого-нибудь лакомого кусочка, задумчиво поглядела на ослика, с упоением жующего сочную траву, заедая её тонкими веточками, и уставилась огромными укоряющими глазами на Адель. Девушка понимала, что ей не следует давать собачке лишний кусок, но не могла ей отказать. Получив добавку, Моська унесла лакомство подальше от компании.

— Я тоже не наелся, — заявил Ганс.

Керим, с молчаливым осуждением отнёсшийся к поступку Адели, отрицательно покачал головой.

— Больше я не могу дать, иначе нечего будет есть потом, — ответила Адель.

Керим кивнул.

— Но собаке ты дала, — возразил Ганс. — Чем я хуже собаки?

— Тем, что кажешься человеком, — съехидничал Франк.

— Откуда ты знаешь, сколько времени она не ела? — защищалась Адель. — Когда мы умирали от жажды и голода, а потом встретили караван, никто не ограничивал нас в воде и пище. А сейчас в таком же положении оказалась бедная собачка. Мы её накормим, а потом будем давать ей столько же, сколько всем.

— Мы давно уже могли бы воспользоваться волшебным кувшином, переправиться с его помощью через пустыню и не мучаться, — обидчиво говорил Ганс.

Франк вполголоса стал бормотать что-то неразборчивое, лишь временами до ушей Адели, а значит, и Ганса долетали слова типа "идиот", "дурак", "кретин" и тому подобное.

Сцена эта повторялась почти каждый день с тех пор, как они расстались с караваном, и никакие убеждения не могли заставить Ганса поверить в разумность действий Адели. Сначала девушка объясняла своему нетерпеливому спутнику, что кувшин лучше приберечь на случай беды, тратя на это много времени и сил, так что Ганс в конце концов соглашался с ней, но на другой день, а порой уже к вечеру он начисто забывал её доводы и упрашивал одним махом переправиться через пустыню и избавиться от тягот пути. При этом Франк начинал выходить из терпения и ругаться, а ослик душераздирающе вздыхал. Только Керим, его жена, ребёнок и верблюд помалкивали, ничем не выражая своего мнения о происходящем.

— Не будем возвращаться к этому вопросу, — твёрдо сказала Адель.

Она совсем недавно научилась отвечать так категорично и удивлялась сама себе. Это было ново, немного тревожно и неприятно, однако удобно и действенно, потому что Ганс замолкал.

Керим подсел к компании и очень доходчиво растолковал, куда следует идти путникам, когда они останутся одни, каким образом ориентироваться в песках, когда останавливаться на отдых, сколько пить и есть на каждом привале, когда вставать. Он заклинал не расслабляться и не задерживаться на стоянках ни в песках, ни в этом благословенном оазисе, потому что неизвестно, когда они сумеют подновить запасы еды, даже выйдя из пустыни. Кроме того, можно дождаться песчаной бури.

После Керима с Аделью беседовала его жена и надавала много практических советов в добавление к тем навыкам, которые девушка уже от неё переняла. Было похоже, что Керим и его жена, хоть и считали оставшийся путь своих спутников ничтожным, но всё-таки очень беспокоились за них.

— На всякий случай у меня есть волшебный кувшин, — напомнила им Адель.

— Это правда, — согласился Керим.

Адель было грустно думать о том, что утром она расстанется с Керимом, его женой и верблюдом. Они были неразговорчивы, держались особняком, но их ненавязчивая поддержка и готовность придти на помощь ощущались постоянно. Она уже лишилась опеки принца, а теперь остаётся совсем одна и целиком берёт ответственность за жизнь спутников на себя.

Её мысли отвлёк отчаянный крик. Адель вскочила на ноги, сердце сильно билось. Краем глаза она успела заметить, что у всех сделались испуганные лица, ослик открыл от ужаса рот и из него свисает недоеденная веточка, а верблюд шарахнулся в сторону от несущейся прямо на него истерично вопящей Моськи.

Франк заорал, подобрал с земли увесистую палку и бросился вслед за собачкой, чтобы спасти её от какой-то страшной опасности. Керим вытащил большой нож и тоже кинулся на помощь. Адель побежала к сложенным поодаль вещам, чтобы достать кувшин. Всё это произошло в две-три секунды.

Моська юркнула под куст, к которому уже подошёл было верблюд, и оттуда донеслось громкое чавканье.

— Что случилось? — нервно спросила Адель.

Моська выбралась из-под куста, облизываясь.

— Я спрятала там кусочек от обеда, — пояснила она.

Ноги у Адели так дрожали, что она опустилась на землю.

— Зачем ты так кричала? — спросил Ганс. Его лицо было неестественно белым, и губы подёргивала судорога.

— Я же объясняю, что у меня там спрятан кусочек про запас, а он пошёл туда и съел бы его, если бы я не подоспела.

Собачка сердито повернулась к верблюду, и тот счёл за благо отойти. Ноги его подкашивались, он часто оборачивался, и даже морда потеряла надменность.

— Из-за тебя я съела его раньше времени! — крикнула она вдогонку верблюду, и тот малодушно побежал, раскачиваясь и выбрасывая в стороны ноги, подальше от маленького, но очень опасного существа.

Глаза Моськи стали жалобными, она обозрела присутствующих, повернулась к своему тайнику, осознала потерю, рассердилась и разразилась потоком непонятных фраз на своём языке. Она ругалась и плевалась, а потом долго тихо ворчала, успокаиваясь.

— Не делай так больше, — попросила Адель. — Ты всех напугала.

— Не могу, — честно призналась Моська. — У меня характер такой. Но вы не беспокойтесь: привыкнете со временем.

— Кто останется в живых, тот, может, и привыкнет, — отозвался Франк.

Моська умильно посмотрела на него, помахала хвостом и подставила голову, чтобы её почесали за ухом. Мальчик её погладил.

Утром путешественники простились с Керимом, его женой, сыном и верблюдом.

— Может, побудем денёк здесь и передохнём? — спросил Ганс, когда они остались одни.

— Нет, мы должны идти, — ответила Адель.

— Но если мы восстановим силы, то пойдём гораздо быстрее, — убеждал Ганс.

— А никто не устал, — сейчас же заявил Франк.

Он сидел на камне, у его ног лежала собака, а рядом стоял осёл. Вид у этой группы был очень живописный.

— Мы не можем задерживаться, потому что у нас мало провизии, — объяснила Адель. — В путь!

Путешественники довольно бодро прошли большую часть пути до привала, потом запас сил истощился и их поддерживала лишь мысль о недалёком отдыхе. Ганс пытался убедить их остановиться уже сейчас, но Адель, помня наставления Керима, не соглашалась. Кое-как они всё-таки брели по песку, и Адель, полагавшуюся до сих пор на проводника, терзали сомнения. Она не знала точно, пора ли уже отдыхать или ещё рано. Вроде бы рано, а очень хочется остановиться, тем более, что это зависело только от её слова.

— Вон какой-то человек идёт, — сообщила Моська.

— Молодой, — определил ослик. — Тяжело навьюченный. Если прибавить шагу, то мы его нагоним.

Предложи ослик поторопиться за минуту до этого, и все бы сказали, что не в силах заставить себя убыстрить ход, но появление человека впереди заставило забыть про усталость. Когда они чуть приблизились к путнику, Моська решила сбегать и остановить его. Оказалось, что маленькая собачка, еле бредущая по песку и вызывающая жалость своим понурым видом, далеко не исчерпала запас бодрости и сумела лихо промчаться вперёд.

Когда Моська обежала путника, он остановился, перекинулся с ней парой слов и подождал путешественников.

— Эта собака сказала, что вы перешли через пустыню, — с уважением произнёс он вместо приветствия. — Я тоже когда-нибудь отважусь на такое приключение, но пока ещё я хожу только до оазиса и обратно. Скоро я наберу денег, куплю верблюда и тогда…

— А зачем? — спросил Ганс.

— Просто так, для интереса. Чтобы проверить свои силы.

Это был самый обычный деревенский парень, но глаза его сверкали от предвкушения далёких побед и делали его простенькое невзрачное лицо одухотворённым и мужественным.

Франк подпрыгнул из солидарности его намерениям.

— Я тоже решил стать кочевым ослом, — опередил его Серый. — И Франк тоже. Только он будет не кочевым ослом, а кочевым мальчиком. Мы уже прошли по пустыне, и нам нужно идти дальше, чтобы проводить Адель. Если бы у меня не было занятия, то я охотно присоединился бы к тебе, потому что ослы созданы для путешествия по пустыне. Ослы и ещё, пожалуй, верблюды.

— Как тебя зовут? — спросила Адель.

— Янко.

— Когда ты собираешься пересечь пустыню? — жадно спросил Франк.

— Боюсь, что не очень скоро. Сначала надо вернуться в деревню, переделать все дела и подкопить денег.

— Жаль, а то я проводил бы Адель и присоединился к тебе. Вместе интереснее, — сказал Франк.

— А куда вы идёте? — поинтересовался Янко.

Адель кратко представила каждого путешественника.

— Тебя ждёт много неприятностей, — предупредил Янко. — Я встречал таких, как ты.

Адель встрепенулась.

— Расскажи, куда они шли? В какую сторону?

Парень покачал головой.

— По-разному. Никто не знал в точности, куда идти. Кто перебирался через реку, а кто спускался по ней, чтобы проскочить и мимо земли карликов и мимо земли упырей. Это очень плохие места. Даже я не рискнул бы пройти по ним. Безопаснее было бы подняться вверх по реке, куда иду я.

— И куда нужно мне, — добавил Ганс.

— Я не уверена, что мне нужно именно туда. Если все переправлялись через реку или спускались по реке…

— Подожди огорчаться, — утешила её Моська. — Может, когда мы дойдём до реки, кто-нибудь укажет нам точную дорогу.

— В крайнем случае, перейдём через реку или проплывём по ней, — покладисто закончил Серый.

Янко откровенно оглядел осла.

— И как же ты собираешься спускаться по реке? — спросил он.

— Придумаем, — ответил за друга Франк.

— Ослы могут всё, — объяснил Серый.

Отдохнув, снова пустились в путь. Ничто не предвещало каких-либо перемен в их трудном и однообразном пути, но…

— Смотрите! — вскрикнул Франк, указывая рукой в сторону.

Это был караван. Верблюды медлительно вышагивали гуськом, неся на спинах огромные вьюки, люди шли возле.

— Похоже, они идут в ту же сторону, куда идём и мы, — сказал Ганс. — Может, присоединимся к ним?

Адель подумала, что так будет лучше всего. Начальник каравана, уж разумеется, не сможет заблудиться, тогда как она вполне на это способна. К тому же в пустынях бывают песчаные бури, смерчи и прочие явления, к которым она была почти не подготовлена, несмотря на старания Керима. Да и Янко вряд ли опытен в таких делах.

— Выйдет небольшой крюк, — рассуждала Адель вслух. — Придётся его догонять, ведь он идёт хоть и параллельно с нами, но далеко, а это вынудит нас отклониться от нашего пути…

— Зато потом пойдём вместе с караваном, — убеждал Ганс.

— Зачем нам караван? — спросила Моська. — Лучше идти, куда идём, и не сворачивать.

— А ты как думаешь, Янко? — спросила Адель.

— Не знаю. Почему бы не догнать караван? Я только раз доходил до оазиса и пока ещё мало смыслю в путешествиях по пустыне.

Франк запрыгал от нетерпения.

— Пошли туда! Может, найдём что-нибудь интересное.

— Например, верблюдов, — уточнил Серый.

Они свернули со своего пути, чтобы догнать караван, и шли быстро, насколько это было возможно, потом выбились из сил и еле плелись, а расстояние между ними и караваном не сокращалось.

— Такое чувство, что они от нас убегают, — выразил общую мысль Ганс.

— Может, расстояние искажается из-за горячего воздуха? — предположила Адель.

— Скорее всего, — обрадовался Франк. — Он так и дрожит от зноя.

— А мне всё это не нравится, — подозрительно сказала Моська. — Зачем нам гнаться за каким-то караваном, если нам и без него хорошо? Шли бы себе и шли.

— Они останавливаются на отдых, — сказал Ганс. — Может, и нам пора?

— Пока они отдыхают, мы их догоним, — обрадовался Янко. — Пошли!

Силы были на исходе, но зато и цель была соблазнительна, поэтому все, включая Ганса, решились продолжить путь. Однако караван, как заколдованный, держался на том же расстоянии от них, сколько они к нему ни шли.

— Мне кажется, что мы идём в сторону от каравана, — предположил Янко. — Сейчас он, вроде бы, чуть левее от нас, чем был до этого.

— Не могу больше идти, — решительно заявил Ганс. — Давайте сначала отдохнём, а потом уже определим направление. Лично мне от усталости кажется, что караван и спереди от нас, и сбоку, и сзади. Не хватало ещё увидеть его над собой.

— Отдохнём, — согласилась Адель.

Но, пока отдыхали, караван исчез, причём исчез самым странным образом. Люди и верблюды увеличились в размере, поднялись в воздух и растаяли в нём, будто их никогда и не бывало.

— Как это понимать? — растерялся ослик.

Моська плюнула.

— Я же говорила вам, что не надо идти к этому фальшивому каравану, — сердилась она.

После этого последовал поток неясных слов вперемежку с плевками.

— Слушай, а зачем ты лаешь? — заинтересовался мальчик. — Тебя ведь невозможно понять. Говори яснее.

Моська разом умолкла, повиляла хвостом-опахалом и застенчиво призналась:

— Я потому и лаю, чтобы меня не поняли. Не дай бог, если поймут! Иногда такое вырвется!

Франк хохотал так безудержно, что заразил своим весельем всех, и это помогло перебороть разочарование из-за потерянных времени, сил и каравана.

Когда поели и отдохнули, повернули в сторону, куда первоначально направлялись.

— Ладно, незначительная задержка нам не повредит, — жизнерадостно сказал Янко.

Через день Адель поняла, что не любит пустыню и боится её. Ей нужен был проводник, а Янко не внушал ей доверия в этом качестве, потому что сам часто советовался то с ней, то с Гансом, Франком и даже осликом по многим вопросам. Глазу не за что было уцепиться среди бесконечных песков, а солнце, как ни учил её Керим ориентироваться по нему, было ей плохим помощником.

— Стоп! — скомандовала рыскавшая вокруг Моська. — Ни с места!

Ослик от неожиданности поднял одну ногу и так и остался стоять в неудобной позе.

Моська вся вытянулась, пригнувшись к земле и став непомерно тонкой и длинной, и стала медленно красться к невидимой другим цели. Она двигалась бесшумно и медленно, а потом замерла. Адель уже начала подозревать всякие ужасы и страшиться за собаку, но та ринулась к чему-то непонятному, что высоко подпрыгнуло, заставив подпрыгнуть и Моську.

— Что там? — тревожно спросил Янко.

— Зверёк, — объяснила собачка, тихонько, с опаской подкрадываясь к жёлтому существу, имевшему длинный тонкий хвост с огромной кисточкой на конце.

— Не зверёк, а тушканчик, — поправило существо. — Не бойся, не кусаюсь. Это ты меня не укуси.

— Была охота! — пренебрежительно ответила Моська. — Что ты здесь делаешь?

— Живу. Здесь мой дом. А что здесь делаете вы?

Адель объяснила, что они идут от оазиса к рощам, встретили караван, повернули к нему, но он расплылся в воздухе и растаял, а они теперь вновь идут к рощам.

— Это был мираж, — объяснил тушканчик. — Бывает перевёрнутый мираж, но тогда вы бы сразу во всём разобрались, увидев идущих вниз головой верблюдов. А бывает, что умирающие от жажды люди видят оазис, бросаются к нему в надежде спастись, но он тает у них на глазах.

— Хорошо, что наш караван вовремя растаял, — порадовался Ганс. — А то мы гнались бы за ним, пока бы не закончилась вода, а тогда умерли бы от жажды.

— Такой смертью вы и умрёте, если будете идти дальше, — предупредил тушканчик.

— Почему? — не понял Ганс.

— Мы сбились с пути? — догадался Янко.

— Конечно. Вы гнались за миражом, а он перемещался и совершенно вас запутал. Вам надо вон туда.

Тушканчик высоко подпрыгнул и несколькими прыжками показал, куда путешественникам следует идти.

— Спасибо тебе, — поблагодарила Адель.

— Не за что. Вам с вашей медлительностью идти дня три. Желаю удачи, но бойтесь песчаной бури. Похоже, она промчится здесь не позднее вечера. Постарайтесь уйти подальше, тогда, возможно, она вас обойдёт или заденет лишь краем.

И зверёк исчез.

— Что же нам делать, если нас застигнет буря? — спросила Адель.

— Надо идти в правильном направлении, пока это возможно, — ответил Янко. — Может, всё обойдётся. В любом случае нельзя терять времени. Воды у нас не так уж много, придётся экономить.

— Опять! — в отчаянии воскликнул Ганс.

— Зато мы испытаем все трудности странствий в песках, даже песчаную бурю, — жизнерадостно ответил Франк.

Ослик кротко вздохнул.

— Всё равно надо идти, — рассудил он.

— Воспользуемся кувшином! — умолял Ганс.

— Подождите, Ганс, не время, — уговаривала его Адель. — Буря может пройти стороной, а кувшин нам ещё пригодится.

Пришлось объяснить Янко, что за особый кувшин они несут.

— Советую на будущее не рассказывать каждому встречному, какие сокровища у вас есть, — серьёзно сказал Янко. — Можно встретить человека, который воспользуется вашей доверчивостью.

Адель полностью с ним согласилась.

Предупреждение тушканчика о песчаной буре заставляло забывать об усталости. Теперь отряд возглавлял Янко, и Адель казалось совершенно естественным подчиняться его указаниям. Сначала командовал принц, потом Керим, а теперь Янко. Своему умению оценивать обстановку она совершенно не доверяла.

Только вечером, совершенно измучившись за непомерно долгий и спешный переход, путешественники остановились на отдых.

— Может, пронес ёт? — с надеждой спросила Адель.

— Будем надеяться, — отозвался Янко. — А пока перекусим и отдохнём, но особенно располагаться не будем, чтобы буря не застала нас врасплох.

— Я буду караулить, — сказал Серый.

Янко потрепал его длинные уши и сказал:

— Если мне удастся найти осла, похожего на тебя, то я предпочту путешествовать по пустыне с ним, а не с верблюдом.

Ослик был польщён.

— А мы с Серым тем временем будем странствовать по рекам, лесам и лугам, — вставил своё слово Франк, причём в его тоне явственно проскользнула ревность.

Серый тихонько толкнул его мордой в плечо.

Буря не застала врасплох путешественников только благодаря Моське. Это оказалась очень осторожная собачка и вовремя заметила серую завесу, надвигающуюся на них. Она громкими воплями сразу же обратила всеобщее внимание на это явление, но все смотрели на приближающуюся беду растерянно, не зная, что делать.

— Когда это подойдёт, ложитесь на землю, но постарайтесь, чтобы вас не завалило песком, — посоветовал Янко.

И "это" подошло, причём не просто подошло, а свирепо накинулось на них. Под натиском ветра с трудом можно было встать на четвереньки, да и то буря грозила унести особо смелого в своей плотной свистящей толще. Песок засыпал несчастных путников, грозя навсегда похоронить под собой.

Потом разом стихло. Адель сначала решила, что оглохла, но потом услышала изменившийся голос Ганса.

— Сейчас. Вот он. Этого нельзя терпеть дольше, — бормотал Ганс.

Адель не успела оглядеться и сообразить, что происходит, все ли живы, не занесло ли кого-нибудь песком, потому что перед её глазами предстал стоящий на коленях Ганс, наполовину засыпанный песком. В его руках был волшебный кувшин, внутри которого так ревело, что перепуганный мужчина далеко отбросил его от себя.

Кувшин упал среди груд песка, несколько раз подпрыгнул, перевернулся, встал на донышко, и из его длинного горла стал выползать плотный туман. Он сгущался, принимая форму гигантского уродливого существа. Оно не было живым, но шевелилось, и подобие головы склонялось над песком, словно что-то выискивая.

Адели хотелось спрятаться, зарыться в песок, убежать, но она сидела на земле без движения и зачарованно смотрела на колышущееся ужасное видение.

Вокруг загудело так, что заболели уши, и в этом гуле прозвучали слова:

— Кто меня вызвал?

Ганс молчал, лёжа ничком наполовину на песке, наполовину в песке, закрыв голову руками. Адель тоже молчала.

— Я должен убить всякого, кто вызовет меня, — прогудело сверху.

Колышащаяся масса наклонилась ближе к песку и стала медленно приближаться к Адели.

Девушка поняла, что её час настал. До сих пор помощь приходила вовремя и ей не нужно было вызывать Жана, но сейчас не было ни времени, ни смелости выжидать. Она открыла рот и… услышала очень недовольный и даже агрессивный голос Моськи.

— А зачем ты появился? Кто тебя звал? Здесь и без тебя хлопот не оберёшься!

Джинн, если так называлась эта масса неизвестно чего, как-будто стал меньше ростом.

— Кто меня вызвал? — менее гулко спросил он.

Моська оказалась очень находчивой и даже нагловатой собакой. Она совершенно не растерялась.

— Буря, — объяснила она. — Была песчаная буря, она опрокинула кувшин и тёрла о песок.

Джинн стал ещё меньше.

— Я должен убить того, кто меня вызвал, — пророкотал он.

После оглушительного гула этот звук казался менее грозным.

— Вот и убей бурю, — посоветовала Моська.

— Хвост оборву, если не замолчишь, — совсем тихо прошептал джинн, став очень маленьким, не больше шести-семи метров.

— Кто-нибудь тёр лампу? — спросила храбрая Моська.

— Нет, — ответила Адель. — Это буря.

— Это буря, — эхом отозвался Янко.

— Буря, — подтвердил ослик.

Сказал ли что-нибудь Ганс, никто не разобрал, но голос Франка прозвучал звонко:

— Я сам видел, как ветер катал кувшин по земле!

Джинн съёжился, стал совсем белым, потом серым, зелёным. Все с ужасом смотрели на эти превращения, не зная, чем они грозят. Наконец, джинн стал красным с чёрными переливами, с рёвом вылетел из кувшина и, похожий на сноп пламени, куда-то полетел.

— Уходим! — заторопила всех Моська. — Быстрее! Уйдём, пока он не вернулся.

— Она права, — согласился Янко. — Откапывайте вещи и идём. Ганс, вставай!

Ганс медленно приходил в себя.

— Какой же я болван! — воскликнул он.

— Наконец-то ты это понял! — восхитился нахальный мальчишка.

— Ты должен был посоветоваться с нами, — упрекнул своего незадачливого спутника кроткий ослик.

— Ты чуть не погубил всех нас, — сказал Янко.

— Ты опять взял вещь, которая тебе не принадлежит, — строго напомнила Адель. — И опять это не принесло добра.

— Вы можете укорять меня сколько хотите, мне нечем себя оправдать, — каялся Ганс. — Но никто так меня не ругает, как я сам. Я всегда был неосмотрительным и не умел предугадывать последствия своих поступков. Простите меня, друзья, и не относитесь ко мне хуже, хоть я и заслужил это.

— Хорошо, что ты понял свою ошибку и не будем к этому возвращаться, — дипломатично подвела итог Адель.

— Готовы? — спросил Янко. — Пошли.

Франк подбежал к кувшину, быстро закопал его в песок и поспешил присоединиться к вышедшему в путь отряду. Никто не заметил поступка мальчика. Шли долго, торопливо, не замечая усталости. Страх подгонял их. Остановились лишь после того, как Ганс в изнеможении упал, а Адель, зацепившись за его ноги, сама очутилась на песке.

— Передохнём, — решил Янко.

— А вдруг он нас догонит? — спросил Франк, который боялся последствий своего озорства.

— Ему незачем гнаться за нами, — успокоил его Янко.

Мальчик знал причину, но не решался о ней рассказать.

— К тому же, ему ничего не стоит настигнуть нас в любом месте, где бы мы ни находились, — добавила Адель.

Франк похолодел. Он не знал покоя всё время привала, не спал, плохо ел и вызвал у всех опасения за его здоровье. Однако странники вышли в путь, а разгневанный бездомный джинн так и не появился.

В дороге Франк честно всё рассказал ослику.

— Похоже, что ты поступил не умнее Ганса, — сказал Серый. — Остаётся надеяться, что или джинн нашёл свой кувшин, или он не подозревает нас в его пропаже. Хорошо, что ты не прихватил его с собой.

— Ещё бы! — с чувством согласился мальчик.

— А может, плохо, — задумчиво возразила Моська, незаметно следовавшая за ними.

— Ты подслушивала! — рассердился Франк.

— Конечно, — невозмутимо согласилась собачка. — Как же иначе услышать то, что меня интересует?

— Почему Франку было бы лучше взять кувшин с собой? — спросил ослик.

— Я не говорю, что лучше, — рассудительно поправила Моська. — Я только предполагаю, что расправившись с бурей, джинн влетел бы обратно в кувшин и сидел бы смирно, пока его не вызывают. А мы могли бы подарить кувшин какому-нибудь злодею, который на нас нападёт.

Мальчику и ослику такая перспектива очень понравилась, и они принялись было горячо обсуждать её, но Моська прервала их, сказав, что какой-нибудь глупец наподобие Ганса вновь мог бы потихоньку вызвать джина и погубить их всех, потому что второй раз сослаться на ветер было бы неправдоподобно.

— Ты права, — сейчас же согласились её внимательные слушатели.

— Ты такая хитрая, — сказал Франк. — Присоединяйся к нам. Мы проводим Адель и будем странствовать в поисках приключений.

— Может, и присоединюсь, — согласилась Моська. — Я поспрашивала Янко, но у него дома три большие собаки, так что с ним мне не по дороге, и Адель не сможет взять меня с собой, когда найдёт своего жениха, я у неё уже расспросила об этом. А вы мне вполне подходите, да и я вам, наверное, пригожусь.

 

ГЛАВА 9

Вниз по реке

Адель уже не надеялась, что когда-нибудь они выберутся из пустыни, но неожиданно впереди показалось что-то зелёное.

— Мираж, — сказала она. — Мы опять сбились с пути.

Янко рассмеялся.

— Не сбились, а подходим к краю рощ. Попрощайтесь с пустыней, друзья.

— А я, вроде бы, к ней привык, — признался Серый. — Мне даже понравилось.

— Ну ещё бы! — Франк даже подпрыгнул от восторга. — Время от времени мы обязательно будем переходить через пустыню. Просто так, для удовольствия.

— А при переходе через пустыню будем вспоминать леса и поля, — очень разумно ответила Моська. — Мне пустыня всегда будет напоминать джинна из кувшина. Вы ведь слышали, что он пригрозил оторвать мне хвост? Возмутительно!

— Ты тогда нас всех спасла, — напомнила Адель.

— Да уж! — согласился Янко. — Сразу после песчаной бури, когда ещё не уверен, что жив, увидеть перед собой такой ужас!

— А я теперь думаю, что надо было бы потереть кувшин в начале бури, — жизнерадостно сказал Ганс. — Тогда джинн уничтожил бы бурю, и нам не так бы от неё досталось.

— Ганс! — испугалась Адель. — Надеюсь, в дальнейшем вам не придёт в голову проводить такие опыты?

— Нет, почему же…

Франк хотел было высказать всё, что лежало на сердце, но Янко положил руку ему на плечо, и мальчик сдержался. Он многому научился с тех пор, как покинул горы, и в нём трудно было бы признать того невоспитанного, невежественного и грубого мальчишку, каким он был во времена войны со змеем.

— Ты, Ганс, не учитываешь, — заговорил Янко, — что во время песчаной бури мы не сумели бы объяснить джинну, что его никто не вызывал. Наша умная Моська, чтобы её не унесло ветром и не засыпало песком, прижималась ко мне и не смогла бы даже встать на ноги.

— Об этом я не подумал, — признался Ганс.

— Похоже, вид настоящей зелени вселил в вас бодрость, — заметил Янко.

— Потому что это не мираж, а правда, — согласилась Адель. — Я уверена, что, если бы вас вела я, мы до сих пор блуждали бы в песках, не зная направления.

— Ты к себе слишком несправедлива, — добродушно возразил Янко. — По-моему, из тебя получился бы прекрасный путешественник.

— Спасибо на добром слове, — ответила Адель, не обольщаясь на свой счёт. — Я была бы рада хотя бы кое-как добрести до места, где держат моего Франка, вызволить его оттуда и вернуться домой.

— А это уже грандиозное путешествие, — признал Янко. — Если бы я был свободен, я обязательно пошёл бы с тобой. Жаль, что я встретился с тобой так рано. Вот если бы через год…

— У кого бы узнать, куда мне идти? — думала вслух Адель. — Говорили, что мне нужно куда-то на восток. Но куда?

— Ты можешь пойти со мной на север по левой стороне реки. Так ты обогнёшь землю карликов. А дальше пойдёшь на восток.

— А может, лучше пойти на юг? — предположил Ганс.

— Нет! — горячо возразил Янко. — Если идти на юг по левому берегу реки, то попадёшь к упырям, а по правому — к карликам. На юг можно спуститься только по самой реке, следя, чтобы плот или лодку не прибило к берегу. Это очень опасный спуск. Подожди, мы уже близко к рощам. Может, там кого-нибудь встретим и всё выясним. Всё равно до реки нам идти вместе.

Адель и не подозревала, что она так любит зелень. После пустыни зелёная трава, кустарник, деревья показались ей долгожданными друзьями.

Ослик поспешил тотчас же набить себе рот.

— Ещё вкуснее, чем в оазисе, — сообщил он.

— А какая разница? — не понял Ганс. — Трава везде одинакова.

— Трава бывает разная, — возразил опытный в таких делах ослик. — А здесь она мало того, что вкусная, так ещё и постоянная, а не временная, всего на один день, как в оазисе.

— Отъедайся, — благостно говорил Франк. — Ты совсем отощал в пустыне, а веток, которые я тебе набрал в оазисе, не хватило бы и на пять раз, если есть досыта, ты же их растянул надолго.

— Они мне пришлись по вкусу и поддержали во мне силы и бодрость, — сказал Серый.

Моська улеглась на спину и принялась с наслаждением кататься по траве.

— Что это с тобой? — спросил Ганс.

— Я вся пропылилась, — пожаловалась она. — У меня шерсть пропитана песком. Когда ещё я от него избавлюсь!

— Когда выйдем к реке, можно будет искупаться, — ободрил её Франк. — Я тоже стал весь песчаным.

— И я, — подхватил Ганс.

— Не будем здесь особенно рассиживаться, — распорядился Янко. — Немного отдохнём, перекусим и пойдём дальше. У нас осталось мало припасов. Я не знаю, удастся ли нам раздобыть еду до того, как мы подойдём к реке, а там я наловлю рыбы. Моська, поищи воду. У нас осталось только по несколько глотков.

Но умная собачка не сумела найти и признака ручья или даже лужи.

— Ничего, дальше встретим воду, — сказал Янко.

— Здесь хорошо, но разные мошки… — Адель стряхнула с руки какого-то жучка. — Я уж отвыкла от них. В пустыне никого нет.

— Кроме тарантулов, скорпионов, змей и другой пакости, — возразил Янко.

— Мы их не встречали.

— Значит, повезло.

Ганс огорчился.

— А ведь мне потом возвращаться обратно. Лучше бы ты это не рассказывал, Янко. Я бы тогда не боялся.

— Обязательно присоединяйся к какому-нибудь каравану, Ганс, — наставляла Адель. — Так будет безопаснее.

— Об этом не беспокойся, — заверил её Ганс. — Я уже убедился, что лучше не рисковать.

Как ни хорошо было отдыхать в тени деревьев, но пора было идти дальше, и, несмотря на просьбы Ганса дать им отдохнуть ещё немного, Янко безжалостно поднял всю компанию.

— Идти, так идти, — покладисто сказал ослик, не переставая лениво жевать. — Нам бы поскорее найти воду.

К удивлению Янко, ему не встречалось никакого источника.

— Я шёл к пустыне севернее, — сказал он. — Там было множество ручьёв, а здесь ни одного. Не понимаю.

— А трава свежая, словно её каждый день поливают, — заметил Ганс.

— И очень сочная, — подхватил ослик.

Недостаток воды ощущался тем сильнее, чем больше она напоминала о себе яркой зеленью растений.

— Вот уж было бы нелепо умереть от жажды в краю, где земля пропитана влагой! — воскликнула Адель.

— Конечно, глупо, — засмеялся чей-то тоненький голосок.

Никто не успел ничего сообразить, а Моська рванулась вперёд и прижала лапой к земле какое-то крошечное существо, которое тотчас же пронзительно запищало.

— Моська, оставь её! — закричал Янко. — Отпусти её!

— Отпущу, если она скажет нам, где вода, — поставила условие собака.

— Скажу! — пищала мышь.

— Ну! Где ручей?

— Здесь нет ручьёв. Если вам нужна вода, то выкопайте в земле ямку и ждите, пока она не наполнится водой.

— Теперь отпусти её, — сказала Адель.

— И не подумаю, — отрезала осторожная собака. — Вдруг она солгала. Сначала проверим.

Янко, опасаясь, что Моська придавит бедного зверька, ножом и руками торопливо выкопал ямку, на дне которой сразу же стала собираться влага.

— Есть вода! Отпускай! — закричал он.

Моська убрала лапу, и мышь отбежала в сторону.

— Зачем было меня ловить? — возмущалась она. — Я бы и без этого вам всё рассказала.

Она серым комочком мелькнула в траве и исчезла.

— Ты нехорошо поступила с этой милой мышкой, — укоризненно сказала Адель. — Зачем было её пугать?

Моська встряхнулась.

— Чтобы было наверняка. Как я могла знать, что она не сбежит?

Как бы то ни было, а теперь они знали, как утолить жажду, и вскоре все напились воды, показавшейся очень вкусной, свежей и освежающе-прохладной.

— Запомни этот случай, Адель, — сказал Янко. — И я запомню. И тебе и мне предстоит много странствовать. Может быть, в будущем нам не раз ещё представится возможность воспользоваться советом мышки.

— Да, мы могли бы умереть от жажды, идя по воде, — фыркнул мальчик. — Вот смех-то!

— Мне почему-то не смешно, — признался Ганс. — Скорее даже грустно.

Но к его простодушному лицу так не шло печальное выражение, что все развеселились.

— Вода у нас теперь есть, а еды почти нет, — поторопил друзей Янко. — Нужно как можно быстрее добраться до реки.

— Да, — согласилась Моська.

У этой собачки, необычайно умной и хитрой, были огромные наивные глаза, принимавшие трогательное и жалобное выражение, что заставляло постоянно ошибаться, считая её беззащитнее и беспомощнее, чем она была.

— Еды почти нет, — прибавила она горько. — Мышь-то я отпустила.

— Моська! — вскричала Адель, не зная, смеяться ей или сердиться.

Шли целый день без остановки, то углубляясь в рощу, то выходя на луг, но этот путь был несравненно легче, чем путь по пескам, поэтому никто не жаловался на усталость, даже Ганс. Переночевав под группой раскидистых деревьев, встали пораньше и разделили остатки еды. Бедняга Ганс прежде просыпался с третьего оклика, а вставал не раньше пятой попытки, но принц приучил его не заставлять себя ждать, так что он почти не причинял беспокойства своим спутникам. Адель признавала, что в этом и во многом другом их легкомысленный и непредусмотрительный товарищ стал лучше.

— Теперь в путь! — бодро скомандовал Янко. — Веселее, друзья, идти осталось совсем немного.

— А сколько? — спросил Ганс.

— К вечеру должны выйти к реке.

Бедный Ганс застонал. Адель тоже могла бы застонать, но не позволила себе даже внутреннего стона. Во-первых, ей было неловко перед другими, а во-вторых, на какое-то весьма неопределённое время её основным занятием становятся странствия, поэтому, если она будет стонать сейчас, то что же ей делать в дальнейшем? До сих пор она не умерла от истощения и не упала от изнеможения, а значит, пока выпавшие ей на долю испытания она перенести способна. Так зачем же расслабляться, если впереди её ждёт не отдых, а дорога? И Ганс, и Янко уже вернутся домой, а она всё ещё будет бродить по этой таинственной стране в поисках Франка.

— Эй, страннички! — раздался звонкий и весёлый голос. — Куда путь держите?

— К реке, — откликнулся Янко. — Где ты прячешься? Покажись, не обидим!

— Не из пугливых! — засмеялась девушка, выходя из кустов.

Она была рослая, пышущая силой и здоровьем. Нельзя было сказать, что она некрасива, несмотря на крупные неправильные черты лица, настолько они сочетались с её крепкой фигурой.

— Какая красотка! — похвалил её Янко. — Замужем?

— Вот ещё!

Адели были новы вольные реплики её попутчика. С ней он говорил совсем по-другому, и это её порадовало.

— А куда направляешься? — спросил Янко.

— Туда же, куда и ты. К реке.

— А потом?

— Спущусь на лодке до плато.

— Смелая, — одобрил её парень.

— Не впервой!

Глаза девушки искрились задором.

— Как же тебя зовут?

— Ирма. А тебя?

— Янко. Это Адель, вот Ганс. Этого мальчика зовут Франк, ослика — Серый, а собачку — Моська.

Девушка подробно выспросила каждого о цели путешествия и приняла горячее участие в судьбе Адели. Оказывается, она слышала о таинственной колдунье.

— Я не знаю, где она живёт, но встречала двоих, которые к ней шли. Одна была молодой женщиной. Колдунья похитила у неё ребёнка. Другой был юноша, и шёл он выручать невесту. Но юношу я видела год назад, а женщину — больше двух лет назад. Они должны были спуститься вниз по реке, перейти плато и дойти до большой горы на южном мысе. Не знаю, благополучно ли они проплыли, а за тебя я рада, потому что я смогу тебе помочь спуститься по реке. Тебе это вряд ли по силам, очень уж ты тоненькая и слабая, да и умения у тебя нет, а я привычна к такой работе.

Янко с восхищением посмотрел на Ирму.

— Завидую твоему будущему мужу, — признался он.

— А я найду себе такого мужа, чтобы завидовали мне, — возразила девушка. — Вы обедали?

— Пообедали бы, да нечем, — сообщил Ганс.

— Всех накормлю, — пообещала Ирма. — Кроме осла. Для него корм растёт повсюду.

Серому не понравилось обращение с ним Ирмы, несмотря на справедливость её замечания о корме для осла, и он упорно молчал. Франк тоже хмурился, переживая за испытанного друга. Непредсказуемая Моська хранила молчание, была необычайно скромна и пристально присматривалась к новой знакомой, что не помешало ей с удовольствием принять угощение. Франк принял свою долю без благодарности, но съел с аппетитом. Адель, Ганс, Янко и Ирма за едой обсуждали трудности спуска по реке.

— Только я предупреждаю, что засиживаться тут с вами не могу, — объявила Ирма. — Если вы рассчитываете вздремнуть, то быстрее меняйте свои планы. Мне нужно поторапливаться.

Никто не стал задерживать бойкую девушку, и к вечеру перед путниками раскинулась широкая река.

— Ура! — закричал Ганс и хотел кинуться в воду, но Ирма удержала его за руку.

— Хочешь погибнуть? — спросила она. — Здесь глубоко, а течение стремительное. Тебя унесёт вниз, разобьёт о камни или сожрёт какое-нибудь речное чудовище.

— Ну, Франк, наше купание отменяется, а тебе, Серый, пока не удастся стать водоплавающим ослом.

— То есть, как это: не удастся? — удивился ослик. — А кем же я буду завтра, когда поплыву вместе с Аделью вниз по реке?

Ирма уставилась на самонадеянное животное.

— Ты??? Поплывёшь???

— Ну да, — ответил за приятеля Франк. — И он, и я, и Моська. Янко и Ганс пойдут на север, а нам с Аделью надо на юг. У нас большая компания.

Ирма засмеялась несколько истерично.

— А вы видели мою лодку? В ней едва-едва поместятся два человека.

— Мы не оставим Адель, — выступила вперёд Моська. — Может, ты её и доставишь к плато, но дальше ей придётся идти одной, а это опасно.

Ирма с удивлением разглядывала жёлтую собачку с наивными глазами.

— Это ты собираешься быть ей защитой? — спросила она.

— Я тоже считаю, что Адель не стоит расставаться с друзьями, — вмешался Янко. — Неизвестно, найдёт ли она надёжных попутчиков в тех местах.

— Что же ты предлагаешь? — нетерпеливо спросила Ирма. — У тебя есть какой-нибудь план?

— Есть. Пусть это удлинит путь, но зато так будет безопаснее. Мы все вместе можем подняться по реке, переправиться через неё выше её разветвления, а дальше мы с Гансом пойдём на север, а остальные — на юг по восточному берегу рукава реки. Так они минуют землю карликов, которая кончается западным берегом рукава, а земля упырей вообще останется в стороне.

— Придумал! Нечего сказать! — воскликнула Ирма. — А сколько времени на это уйдёт, ты подумал? Так Адель до старости не отыщет своего жениха.

— А если другого выхода нет? — спросил Франк.

— Есть! — объявили сверху.

Все подняли головы, но обнаружили дрозда, только когда он слетел на нижнюю ветку.

— Какой? — спросила Адель.

— Сейчас растолкую популярно, — многообещающе начал дрозд. — Тебе, девушка, нужна колдунья, которая держит у себя твоего жениха. Чтобы её найти, тебе потребуется проделать трудный путь и встретиться со многими опасностями. Слушай меня внимательно: идти тебе надо… Ах, какая удача! Сейчас! Подождите! Какой аппетитный червячок! Извините, но я не могу его упустить!..

— Растолковал очень популярно, — съязвила Моська. — И зачем пожаловал? Терпеть не могу тех, кто только и думает, как бы набить себе живот…

И собачка долго ещё ругалась на никому не понятном языке, плевалась и даже попыталась укусить свой хвост.

Ирма нахмурилась. Появление дрозда ей совсем не понравилось.

— Странный он какой-то, — высказала она своё мнение. — Но зато я придумала, что вам делать.

— Что? — с надеждой спросила Адель, которой тоже очень не хотелось расставаться с друзьями.

— Надо соорудить плот. Лодку мы привяжем сзади, а на плоту хватит места всем. Это можно быстро сделать, ведь деревьев, годных на постройку, полно, и растут они у самой воды, вон там, надо только чуть пройти берегом.

— А ведь верно! — обрадовался Янко.

— Только не теряйте зря времени, — торопила девушка. — Пошли скорее! Плот будет плыть медленнее, чем лодка, но справляться с ним легче, надо только отталкиваться шестами от берега, если начнёт к нему прибивать. Ничего сложного!

Янко оказался искусным строителем. Для плота он выбрал молодые деревья, срубил их, отсёк сучья, столкнул в воду и там связал крепкими и гибкими прутьями.

— Вот и всё, — сказал он, привязывая плот к дереву, почти нависающему над водой. — Вам лучше плыть утром.

— Конечно, — согласилась Ирма. — Без вас я давно бы уже уплыла в своей лодке, но теперь лучше опоздаю, чем буду рисковать. Только выдержит ли всех нас плот? А ну-ка испытаем его, чтобы утром не терять время на его достраивание!

Франк первым вскочил на плот, Янко помог ступить на бревенчатый настил ослику, где его принял мальчик, потом Адель перепрыгнула через узкую полоску воды между берегом и плотом. Она прихватила и сумку "для веса", почти сразу же осознав, что поступок этот не имеет смысла, потому что сумка слишком легка и не перегрузит плот.

— Ах!

— Держи верёвку!

— Уходит!

Эти выкрики раздались почти одновременно, а плот рвануло с места. Моська в стремительном и мощном прыжке перемахнула на ускользающий плот, а вместе с ней и крошечный рыжий комочек.

— Верёвка развязалась! — вскрикнула Адель. — Хорошо, что лодку не успели привязать, а то Ирме…

— Ирма! — взвизгнула Моська. — Это она развязала верёвку! Я видела!

— Ты уверена? — Адели не хотелось верить в вероломство девушки.

— То-то я и удивилась, что она крутится возле дерева! Тьфу, подлая! Тьфу!

— Подожди плеваться, — остановил её Франк. — Говори толком.

— Когда Янко перевёл Серого, а Адель прыгнула на плот, она воспользовалась случаем. Тьфу! Чтоб ей! Тьфу! На неё никто не смотрел! Ганс, этот олух, уставился на плот. А я увидела, как она рванула узел. Ловко она это сделала! Я еле успела сюда впрыгнуть. Хороша бы я была, если бы плюхнулась в воду!

— А ведь у нас даже нет шестов, — растерянно сказала Адель. — Нас несёт течение, а нам нечем ни править, ни оттолкнуться, если нас будет прибивать к враждебному берегу…

— Пока не прибивает, — успокоил её Франк. — Может, ещё и не прибьёт.

— Справимся как-нибудь, — вздохнул ослик.

— Что-нибудь придумаем, — добавила Моська, чтобы утешить других и себя.

Тут она издала нечто вроде шипения.

— Ты чего?! — подскочил Франк.

— А это ещё что?!

— Ты слишком много кричишь, — объявила маленькая белочка, скромно слушавшая несвязный разговор путников. — Я спешила к вам по поручению дрозда. Это очень умная и обязательная птица, но слишком многоречивая. Пока дрозд приступал к объяснению, куда вам идти, его внимание отвлёк очень шустрый аппетитный червячок. К сожалению, я опоздала, и девушка, заведшая вас в ловушку, уже успела развязать узел каната. Река несёт вас на юг, а вам надо было подняться вверх по реке, а потом идти на восток.

Белочка говорила очень ясно и точно, но, к сожалению, она появилась слишком поздно.

— Что нам делать теперь? — спросила Адель.

— Я знаю только часть пути. Слева от вас земля карликов, и вы не должны на неё высаживаться, иначе погибнете, справа скоро начнётся земля упырей. Если вы к ней приблизитесь, то жизнь ваша окончится очень страшно. Земля упырей продолжается до самого моря, поэтому правый берег вам недоступен. Земля карликов лежит между рекой и её двумя рукавами. Верхний рукав находится севернее, а нижний вам надо высматривать, чтобы не пропустить, потому что ниже его вам можно будет высадиться. Дальше вы будете держаться рукава реки, обогнёте то место, где два рукава сливаются, и пойдёте на северо-восток. Про эти земли мне ничего не известно, так что посоветовать, какой путь избрать, я не могу.

— А где живёт колдунья? — спросила Адель.

— На каком-то острове, но где он и далеко ли, я не знаю. Вы в очень трудном положении, потому что не можете управлять плотом. Не теряйте мужества!

— Мы и не теряем, — храбро сказал мальчик.

Белочка приподнялась на задние лапки и пригляделась к правому берегу. Вдали виднелись одиночные рощи, а вдоль реки простирались луга.

— Вон там впереди! — указала белочка. — Видите синеву? Это лес. Здесь начинается земля упырей, и здесь я вас покину.

Она подождала, и, когда плот достиг первого дерева, простёршего над водой корявый сук, легко взлетела на спину ослика, с него — на сук, потом — на дерево и скрылась в листве.

— Прощайте! — донеслось до оставшихся на плоту.

— Спасибо! — почти одновременно прокричали путешественники.

Но плот уже отнесло от белочки на большое расстояние.

— Мы очень быстро плывём, — сказала Адель.

— Не плывём, а мчимся, — поправил её Серый.

— Если мы и дальше будем так лететь, то не заметим, как пролетим мимо земли карликов, — докончила свою мысль Адель.

— Ну да, пролетели! — насмешливо проговорила Моська.

— Да уж! — вздохнул Франк.

Река расширялась, и плот замедлял свой ход. Вскоре они уже продвигались вперёд с черепашьей скоростью, постепенно приближаясь к берегу упырей.

— Посмотри, что у тебя в сумке, — подсказала Моська. — Может, там есть какое-нибудь оружие или завалялся сухарик?

Адель перерыла всю сумку, но не нашла ничего, что послужило бы им защитой или едой.

— Ничего нет.

Франк принял воинственную позу.

— Пусть только сунутся! Уж я-то им задам!

— А я угощу их копытом, — пообещал кроткий ослик. — Опыт у меня есть.

Но пока никто на путешественников не нападал, и плот спокойно проплывал мимо густых завес обвитых лианами деревьев и кустов. Сначала каждый из находившихся на плоту ждал, что вот сейчас из зелёной чащи выскочит что-то страшное, но потом внимание ослабло, и уставшие путники прилегли отдохнуть, решив дежурить по очереди. Быстро надвигалась ночь.

— Я буду сторожить первая, — заявила Моська, не очень-то доверявшая бдительности своих друзей.

Ослик подогнул ноги и осторожно лёг, Франк пристроился возле и, как ни был возбуждён, уснул мгновенно. Адель тоже задремала очень скоро, а проснулась, когда уже светало.

— Почему ты меня не разбудила? — спросила она собачку, терпеливо продежурившую всю ночь. — Сейчас же спи, ты устала.

Моська, лежащая в настороженной позе, положив морду на передние лапы, вильнула хвостом.

— Не беспокойся, я умею спать урывками и вполглаза, так что успею отдохнуть.

Адель вынула зеркальце и расчёску, привела в порядок волосы и засмотрелась на восходящее солнце. Оно поднималось огромным сияющим розовым диском, но, набирая высоту, теряло розовый оттенок и становилось нестерпимо ослепительным.

— Глядеть больно, — сказала девушка, отворачиваясь.

И в это самое время её оглушил шум крыльев, что-то большое и сильное сбило с ног, заревел осёл, закричал Франк и пронзительно завизжала собака. Этот визг резанул Адель по сердцу и заставил опомниться. Перед ней на фоне сияющего солнца расправлял крылья, взлетая, огромный орёл, а в когтях его безжизненно обвисло что-то жёлтое с красным, бывшее когда-то весёлой предприимчивой Моськой.

Адель всё ещё сжимала в руке зеркальце. От отчаяния, не ожидая успеха, она поймала солнечный луч и направила его прямо в жёлтые безжалостные глаза хищной птицы. Орёл заклекотал, забил крыльями, покачнулся в сторону, разжал когти и упал в воду.

Никто даже не оглянулся на сражённого врага, потому что на краю плота лежала растерзанная собачка. Адель смахнула слёзы, Франк всхлипывал, ослик тяжело сопел.

— Моська, — прошептала девушка.

Собачка открыла глаза и шевельнула хвостом.

— Моська! Жива! — вскрикнул Франк.

Собаку осмотрели и обнаружили три короткие и неглубокие рваные раны, несколько царапин и мелких повреждений кожи. Адель обмыла раны и перевязала кое-какие из них бинтами, сделанными из оторванного куска нижней юбки.

— У тебя внутри не болит? — спросила Адель.

— Нет.

Собачка жалобно смотрела своими огромными тёмными глазами. Ослик наклонился и лизнул её в морду.

— Я не надеялась остаться в живых, — призналась Моська. — Просмотрите, не пострадал ли мой хвост.

— Цел, — ответил Франк. — Никаких ран.

Моська посмотрел на него с досадой.

— Адель, посмотри ты, не попортил этот орёл мне шерсть на хвосте?

Девушка расправила хвост-опахало.

— Нет. Не выдрал ни клочка шерсти.

Собачка заметно успокоилась. Её перенесли в самый центр плота, уложили поудобнее на разостланной шали и дали попить. Вскоре она уснула.

Происшествие отвлекло путешественников от опасности их положения, а теперь эта опасность напрямую встала перед ними: плот медленно плыл возле самого берега и можно было ожидать, что вскоре его совсем прибьёт к таинственной зелёной стене. Что она таит? Какой ужас скрывает? Стремительный бег по реке между двух враждебных земель сменился плавным приближением к грозному берегу. А помимо этой непосредственной угрозы была ещё одна неприятность — отсутствие еды. Пока это была всего лишь неприятность, но кто знает, сколько времени они пробудут без пищи?

— Что бы такое придумать, чтобы отталкиваться от берега? — спросила Адель скорее саму себя, чем мальчика и ослика.

— Я знаю, — обрадованно сообщил Франк. — Когда мы подойдём к берегу поближе, я перепрыгну на землю, найду какой-нибудь сук, который можно приспособить под шест, и вернусь обратно. Я так быстро всё это сделаю, что меня не успеют заметить.

— А если заметят? — испуганно спросил Серый.

— Если и заметят, так не успеют наброситься, — отмахнулся мальчик. — Я так наловчился дразнить змея у себя в горах, что если бы я не ушёл оттуда, то выжил бы змея из этих мест. А знаете, какая сноровка для этого нужна? Так что не бойтесь: я обделаю наше дельце очень быстро. Эти твари, упыри то-есть, даже облизнуться не успеют!

— Нет! — решительно запротестовала Адель. — Ты, Франк, сам не знаешь, о чём говоришь. Ты видел этих упырей?

— А ты видела? — вызывающе спросил мальчик.

— Нет. И ничего о них не знаю. И ты тоже. Змея ты изучил, а повадки этих упырей тебе неизвестны. Ты даже не знаешь, как они выглядят. Может, они сейчас идут по берегу наравне с нами и ждут, когда ты прыгнешь к ним в лапы.

— А может, не ждут, — упёрся Франк.

Ему нелегко было расстаться со своим гениальным планом.

— Пока ты будешь искать шест, на нас опять нападёт орёл или кто-нибудь ещё, — сказал умный ослик. — Как же мы сумеем защититься?

Мальчик перестал упрямиться. О такой возможности он не подумал и не знал, на что ему решиться. Серый потёрся мордой о его плечо.

— Не покидай нас, — попросил он.

— Ладно уж, не покину, — смилостивился Франк.

— Бе-е-е-р-ре-гись!!! — раздался крик, словно летящий по воздуху.

Адель не успела ужаснуться, как что-то пролетело почти над её головой и плюхнулось на плот.

— Упырь! — заорал Франк.

Этот вопль заставил его, Адель и Серого сгрудиться перед крепко спящей Моськой.

Плот сильно качнуло.

— Перевернётесь! — закричал маленький человечек с непомерно большой головой, держащий в коротких ручках длинный шест. — Я не упырь. Наоборот, я от них бегу.

Адель, Франк и Серый заняли более безопасное для плота положение.

— Да как же ты к ним попал? — удивился Франк.

— Мой челнок перевернуло у самого берега. Я еле спасся. Остался лишь шест. Я им отбивался от двух упырей, а потом с его помощью перепрыгнул на ваш плот.

— А у нас как раз нет шеста, и нас несёт прямо к берегу, — призналась Адель.

— Значит, не только вы оказались мне полезны, но и я вам.

Он стал очень ловко упираться шестом в дно реки и отвёл плот на середину, где течение оказалось более быстрым.

— Вот мы и в безопасности, — сказал человечек. — Позвольте представиться. Я карлик, как вы, конечно, изволили заметить. Меня зовут Ник.

— Карлик? — переспросила Адель. — Значит, тебе надо на противоположный берег?

Ник засмеялся.

— Почему-то, услышав, что я карлик, все думают, что я из страны карликов. Нет, там живёт совсем другой народ, а я обыкновенный человек с необыкновенной внешностью. Если я окажусь на земле карликов, то меня убьют там, как всякого другого человека. Мне нужно попасть в низовье реки.

— А мы должны пристать к берегу, минуя место, откуда от реки отходит рукав, пройти по его правому берегу, а дальше идти на северо-восток. Мы можем сойти, а плот оставить тебе.

— Спасибо, но вынужден отказаться, — ответил Ник.

— Почему? — удивился Франк.

— Ниже реку будут преграждать большие камни. Мой челнок много раз пробирался между ними, а плот там не пройдёт. Так что я, если не возражаете, часть пути пройду с вами.

— Очень хорошо, — одобрительно сказал ослик. — Мы не знаем дороги, и ты нам поможешь.

— Постараюсь принести как можно больше пользы, но в данном вопросе я не компетентен, так как всегда преодолевал пороги, сидя в челноке и работая веслом, а в отдельных случаях — шестом.

Франк засвистел.

— Ну, ты переплюнешь даже принца! — заявил он. — Уж на что он был горазд говорить всякие такие мудрёные словечки, а до тебя ему далеко.

— Что делать, — вздохнул Ник. — Если уж угораздило родиться карликом, так надо преуспеть в чём-то другом. Я выбрал для себя карьеру учёного. В настоящий момент я пишу диссертацию о нравах и повадках упырей.

— Так чего же ты от них драпанул? — поинтересовался Франк. — Остался бы и изучал их нравы и повадки.

Карлик не обиделся, как опасалась Адель, даже нашёл что-то смешное в своём едва не состоявшемся близком знакомстве с предметом своего изучения.

— Возможно, я, действительно, изучил бы их нравы и повадки в достаточном объёме для окончания моей диссертации, но не уверен, что успел бы перенести свои знания на бумагу.

— Почему? — спросил ослик.

— Потому что меня не было бы в живых, — пояснил Ник.

Эта невесёлая перспектива заставила Франка согнуться от хохота, и даже добрый ослик деликатно пофыркивал, шевеля ушами.

— Позвольте спросить, чьим гостеприимством я пользуюсь? — поинтересовался Ник.

Адель рассказала о себе и своих спутниках.

— Значит, эта бедная собачка…

— … пострадала от когтей орла, который на нас напал.

— Вы храбрые путешественники, и мне мои блуждания вокруг земли упырей с целью найти и расспросить очевидцев встреч с ними кажутся детской забавой.

— Вам не приходилось слышать о колдунье Маргарите? — спросила Адель.

— Нет. Я с головой погрузился в свои учёные проблемы и интересовался только упырями.

Карлик оказался очень приятным собеседником, и скучать с ним не приходилось.

Течение реки несло плот всё дальше и дальше, и путешественникам оставалось бы только радоваться, что по счастливой случайности карлик прихватил с собой шест и теперь умело управлялся им, но первоначальный аппетит незаметно перерос в голод. Каждый мечтал сейчас хоть о кусочке еды, но таил свои мысли при себе, раз достать пищу было негде.

— Вообще-то, я бы мог наловить рыбы, если бы у меня была леска и крючок, — сообщил Ник. — А когда мы пристанем к берегу, мы бы разложили костёр и испекли её.

— Откуда же у нас леска? — безнадёжно отозвался Франк.

— Положим, вместо лески можно было бы использовать гибкий и прочный стебель, — рассуждал карлик. — Но крючок… Я не знаю растения, чей шип подходил бы для этой цели. Адель, Франк, посмотрите, не найдётся ли у вас кусочка проволоки, гвоздя или какого-нибудь металлического тонкого предмета.

Франк беспомощно развёл руками, а Адель выложила из сумки все свои сокровища, кроме денег. Ник придирчиво оглядел синий карандаш, костяной ножичек, медный подсвечник, флакончик с остатками духов, зеркальце, с интересом просмотрел счёт от бакалейщика и взял в руки алюминиевую расчёску.

— Если ты не будешь против, я мог бы отломать один зубчик, согнуть его и сделать крючок.

— Конечно, — охотно согласилась Адель. Она была рада, что может хоть в чём-то оказаться полезной.

— Я отломаю вот этот, с краю, — пояснил Ник. — Тогда расчёска будет выполнять свою функцию без изменений.

— Ты мог бы выражаться яснее? — осведомился Франк.

— Очень уж ты учёный, — со вздохом сказал ослик.

— Если я выломаю этот зубчик с краю, Адель сможет пользоваться расчёской по-прежнему, — пояснил Ник. — Хуже расчёсывать волосы она не будет.

— Теперь понятно, — закивал головой ослик.

— Вот и будущий крючок, — сказал Ник. — Когда пристанем к берегу, я его отломаю, согну с помощью камня, привяжу леску, сделаю из кусочка ветки поплавок, найду какую-нибудь наживку и наловлю рыбы, а Адель её изжарит на костре.

— А костёр чем разжечь? — поинтересовался Франк.

Карлик подумал и развёл руками.

— Пока не знаю, но на месте что-нибудь придумаем.

Адель никогда прежде не встречалась с карликами, но здесь она уже видела столько странных существ, что не испытывала ни любопытства, ни неловкости от уродливости этого человека. Наоборот, она сочла, что, если бы у всех был такой же общительный и лёгкий характер, жизнь стала бы намного приятнее.

Между тем время шло, и Адель начала беспокоиться, что они пропустили рукав реки.

— Не волнуйтесь, — успокоил своих случайных спутников Ник. — Даже если мы прозеваем (извините за простонародное выражение) рукав, далеко мы не уплывём, потому что нам встретятся камни.

Он опытным глазом окинул берега и кивнул.

— При такой скорости мы минуем рукав часа через два.

Заняться было нечем, но карлик очень интересно рассказывал про свои похождения близ земли упырей и на самой земле упырей, которые могли бы стоить ему жизни, если бы к берегу не пригнало плот.

— Какое счастье, что я вас встретил! — не переставал он удивляться. — Я ведь столкнулся сразу с двумя упырями, ударил их концом шеста и, пока они не опомнились, ускакал с помощью того же шеста к вам.

— Какие они? — жадно спросил Франк.

Ослик опасливо покосился на него и напрямик заявил, что ослы созданы для путешествий по горам, пустыням, полям, лесам и рекам, но он не встречал ни одного осла, который был бы создан для путешествий по земле упырей.

— Я тоже не создан для этого, — успокоил его Франк. — Но всё-таки интересно, какие они.

— Они отдалённо напоминают людей, особенно до пояса, но с тёмными перепончатыми крыльями, как у летучей мыши, и с кривыми и деформированными нижними конечностями. Лица бесстрастно-жестоки. Когда смотришь на них, то становится жутко от их холодного непроницаемого взгляда. Вроде бы они похожи на людей, но людей без души, без эмоций, без чувств. Существует много чудовищ, и монстрологи изучают их образ жизни и мыслей. Я же занимаюсь упырями вот уже шестнадцать лет, и могу говорить лишь об их образе жизни, но до сих пор мне не пришлось уловить и намёка на какие-либо абстрактные мысли, стремления и чувства. А между тем они живут колониями, у них есть свои вожди, воины, строгая дисциплина, долговечные семейные союзы. Как они воспитывают детей? Привязаны ли к ним? Существуют ли для них такие понятия, как любовь и ненависть? Я до сих пор ничего не понял.

— Разве ты один занимаешься изучением упырей? — спросила Адель.

— Нет, многие посвятили себя этой теме, но ни один из них не придвинулся к разгадке ни на шаг ближе, чем я. Обычно это кабинетные учёные, которые только собирают и сортируют информацию об этих тварях.

Франк устал слушать про учёные горести Ника.

— Ну, и выбрал бы тему поприятнее, — прямо посоветовал он. — Изучал бы карликов.

Адель не знала, куда деваться от смущения. Мальчик, конечно, не думал ничего плохого, но Ник мог заподозрить грубый выпад против своей внешности.

— Тема интересная, даже захватывающая, — с горечью согласился Ник. — Я мечтал бы ею заниматься, но она для меня закрыта.

— Почему? — удивился Франк.

— Карлик изучает карликов, — объяснил Ник. — Это будет слишком смешно.

Адель стало обидно за этого человека.

— По-моему, нет ничего смешного, если занимаешься любимым делом.

— Попробовал бы кто-нибудь посмеяться надо мной! — воинственно подхватил Франк. — Я бы его так звезданул камнем…

— Вы не знакомы с учёным миром, — вздохнул Ник. — Иногда не знаешь, с кем безопаснее общаться, с монстрами или монстрологами.

Франку пришла в голову блестящая идея, и он даже запрыгал от восторга, едва не раскачав плот.

— Хочешь, я подарю тебе моего приятеля-змея? Он живёт за пустыней, по ту сторону гор, у озера с сонной водой и караулит простаков. Без меня он будет иметь вдоволь пищи, и никто его не станет дразнить. Представляю, как он разжиреет и отупеет от скуки. Если ты станешь его изучать, он очень обрадуется: всё-таки какое-то развлечение.

Карлик весело улыбался, слушая мальчика.

— Надо будет наведаться к твоему змею, — согласился он. — Посмотрю, какой у тебя был приятель.

— Передай ему от меня привет, — попросил Франк. — Но близко не подходи, потому что хвост у него очень цепкий.

— А хорошо, что мне не надо проходить через землю упырей, — порадовалась Адель. — И землю карликов мы почти что миновали. Что они из себя представляют? Они люди?

— Нет, но похожи на людей. У них своя очень сложная и жестокая государственная система. Внешне они не страшны, но они очень законопослушны и слепо выполняют всё, что постановляет их правительство. Без сомнений и колебаний они могут убить даже собственного ребёнка, если получат такой приказ. Это рабы, полностью лишённые воли.

— А правительство? — спросила Адель.

— Никто не знает, что оно из себя представляет, — объяснил Ник. — Карлики живут обособленно, в переговоры не вступают и убивают всех, кто попадёт на их землю. Я не знаю ни одного человека, который вернулся бы из их страны. Сами они тоже не заходят в чужие края, но бывали случаи, когда их лодки относило к людям. Они всегда возвращались к себе, хотя, по их словам, там их ждала смерть.

— За что? — не понял Франк.

— За то, что уходили со своей земли, пусть даже против воли.

Франк плюнул в сердцах.

— Интересно, а ослы у них есть? — спросил Серый.

— Не знаю, — признался Ник.

— Вот там, наверное, ослов и ставят между двумя стогами сена, чтобы они умерли от голода, — догадался Серый.

Никто, кроме Адели, не понял рассуждений ослика, но расспрашивать не было времени.

— Проплыли! — заорал Франк, скача по плоту, как сумасшедший. — Вот он!

— Осторожно, — остановила его Адель.

— Да, здесь от реки отходит рукав, — спокойно подтвердил Ник. — В этом месте течение очень неспокойное, и к берегу подойти трудно, а чуть ниже нам будет легче управляться с плотом.

Он стоял с шестом наготове, маленький, с огромной головой и короткими ногами, но решительный и смелый. Вот он оттолкнулся от выступающего из воды валуна, и плот легко проскользнул между двумя другими камнями. Адель поняла, что их жизни в надёжных руках, но всё-таки с волнением следила за камнями, на которые нёсся плот, в последнюю секунду ловко их огибая.

— А теперь — к берегу! — сам себе скомандовал Ник.

— Ну, и ловок же ты! — восхищённо воскликнул Франк, когда плот врезался в заросший травой берег.

Лес подступал к самой воде, но чуть ниже начиналась полоска луга.

— Путешествие по воде закончилось, — торжественно объявил карлик. — Начинается путешествие по суше.

 

ГЛАВА 10

По суше

Моську осторожно перенесли на берег и положили на расчищенное местечко. Она спала спокойно и крепко.

— Красивая собачка, — отметил Ник.

— По-моему, ей не было больно, когда мы её поднимали, — с надеждой сказала Адель.

— Она не стонала, да и сейчас… — Карлик наклонился к пострадавшей. — Дыхание спокойное и ровное. Я не силён в медицине, но, по-моему, она очень скоро выздоровеет. Не будем её будить. Говорят: сон — лучшее лекарство.

— Тем более, что другого лекарства мы не знаем, — согласилась Адель.

— Теперь подумаем об обеде, — решил Ник.

— Об ужине, — возразил Франк.

— Пусть это будет ужин, раз пришло его время, — кивнул покладистый карлик. — Если наловить рыбы…

— … да ещё изжарить её… — подхватил Франк.

Ослик вздохнул и сорвал аппетитную веточку. Он очень сочувствовал голодным друзьям, но вокруг него росло такое изобилее вкусных растений, что удержаться от еды он не мог.

— Нужен костёр, — бормотал Ник. — А для этого нужен огонь. Были бы у меня кремни, я бы мог высечь огонь. Трением способны добыть огонь только дикари…

— А почему только они? — спросил Франк. — Почему мы не можем? Поглупели, пока переставали быть дикарями?

— Забыли способ добывать огонь таким образом и потеряли навык, — пояснил Ник.

Он долго бродил по берегу, что-то прикидывал, выискивал, но возвратился ни с чем.

— Вы не против сырой рыбы? — спросил он. — Рыбу можно есть и сырой, хоть это менее вкусно.

— А я насобираю улиток и гусениц, — подхватил Франк.

Карлик с сомнением посмотрел на мальчика, заподозрив, что эта реакция вызвана отвращением к сырой рыбе и является не чем иным, как издевательством.

— Да я их насобираю мигом! — простодушно обнадёжил его Франк. — Здесь сыро и много травы. Иногда в горах мне совсем было нечего есть, и тогда в дело шли всякие слякотные и ползучие твари. Некоторые из них очень даже вкусны.

— По-моему, лучше съесть сырую рыбу, — поспешно сказала Адель.

— Как хотите, — разочарованно ответил мальчик, но сейчас же воодушевился. — Так давай свою расчёску. Мы выломаем из неё столько зубцов, сколько будет нужно Нику.

— Только один, — уточнил карлик.

Он очень ловко расшатал и выломал зубец, согнул его с помощью камней и обточил конец. Для лески он выбрал гибкие и прочные стебли какой-то травы, поплавок сделал из кусочка ветки, прикрепил крошечный камешек для того, чтобы крючок не сносило течением, и привязал другой конец лески к длинному пруту.

— Удочка готова, — объявил он бодро. — Теперь, Франк, ты должен добыть наживку. Поищи червяков пожирнее, но не ешь их сам, а оставь для рыбы.

Мальчик не распознал насмешку и со знанием дела стал переворачивать полусгнившие сучья, собирая червей.

— Теперь мы должны очень постараться наловить ужин, — сказал Ник, забрасывая удочку.

Адель не рассчитывала на улов, слишком уж бурной в этом месте ей казалась река. Против ожидания, карлик поймал семь крупных рыбин. Он их ловко почистил и отделил от костей куски белой мякоти. На вид это кушанье не казалось ужасным, и Адель решилась преодолеть отвращение к самому понятию "сырая рыба". Кусочек, который она положила в рот, не был очень уж противен на вкус, и, если бы у них имелась соль, есть это блюдо было бы можно.

— Вкусно, — с набитым ртом заявил Франк.

Адель позавидовала мальчику, для которого вкусной была любая еда. Сама она ела с трудом, несмотря на голод. Ник насмешливо сощурил серые глаза.

— Барышня не привыкла к подобным деликатесам?

— Мне кажется, что к концу пути я привыкну и не к такому, — ответила Адель. — Буду с аппетитом поедать улиток и слизняков и мечтать о кусочке такой вот сырой рыбы.

— Именно такой рыбы, — подхватил Ник. — Это не простая рыба, а очень хорошая, ценных, можно сказать, пород. Видите, какое белое у неё мясо? Она вкусна и жареная, и варёная, и печёная, но особенно приятна на вкус копчёная или солёная. Тогда она прямо-таки тает во рту. Но пока я рекомендую вам есть её в сыром виде, раз ничего другого не остаётся. Погодите-ка…

Карлик вскочил и на своих коротких ножках быстро побежал к небольшой лужайке. Там он наклонился над какими-то растениями и стал выкапывать из земли их луковицы. Вернулся он сияющим.

— Вот и приправа к рыбе.

Он достал свой складной нож, очистил три луковицы и нарезал их тонкими кружочками.

— Это дикий лук. Положите его на кусочек рыбы, ешьте и наслаждайтесь.

Франк попробовал и замурлыкал от удовольствия. Адель не считала, что получившимся блюдом можно было наслаждаться, однако с острым луком пресная рыба несомненно стала вкуснее.

— Ну, а теперь можно отдыхать, — сказал Ник. — Советую лечь спать, а завтра мы выйдем пораньше. Не знаю, что за плато нам надо перейти, но думаю, что для любого похода полезно иметь свежие силы.

Совет был хорошим, и все им воспользовались, решив дежурить по очереди, причём первым на вахту встал карлик, потом — Франк, после него — Серый, а уж затем — Адель.

Утром Адель разбудил ослик, нежно толкавший её мягкой мордой.

— А? Моя очередь дежурить? Сейчас встаю, — бормотала девушка.

— Вставай скорее! Завтрак уже готов, — говорил Серый. — На что уж я назавтракался, но, пожалуй, позавтракаю ещё раз. Невероятно вкусная здесь трава. Была бы ты ослицей, ты бы это поняла.

— Погоди, а как же дежурство?

Ослик пошевелил ушами.

— На твою долю не хватило ночи, — объяснил он.

Адель поняла, что её и не предполагали будить. Такая забота была ей приятна, но одновременно немного обидна.

— Хороший сегодня день, — приветствовала её Моська. — Я ужас как голодна. Мне кажется, что я смогу съесть пять таких рыбин и не наемся. Ты, Ник, что-то уж очень долго копаешься.

Было очевидно, что Моська успела познакомиться с карликом и даже подружилась с ним. Она сидела на шали и нетерпеливо ёрзала, поминутно облизываясь, пока Ник готовил завтрак.

— Рыба свежая, мы с Франком только что её наловили, — бодро объявил карлик. — Из всех лежебок ты, Адель, самая лежебокая. Неужели у тебя нет желания повторить вчерашний ужин?

— Доброе утро, — приветствовала девушка друзей.

Нельзя сказать, что именно воспоминание о вчерашнем ужине нагнало на неё аппетит, однако аппетит возник.

— Оказывается, к сырой рыбе можно привыкнуть, — сказала она.

— Можно, и довольно быстро, — согласился Ник. — Но зато жареная рыба потом кажется вдвойне вкуснее. В этом я убедился на собственном опыте.

— Знаешь, сколько мы наловили! — похвастался мальчик. — Не поверишь, что за какой-нибудь час. Хватит, наверное, дней на пять. И луковиц накопали.

— А она не испортится? — засомневалась Адель.

— Пять дней рыба, конечно, не выдержит, — согласился с ней карлик, — но два-три дня продержится. Я завернул её в листья крапивы и уже упаковал в свою рубашку. Я уже не раз убеждался, что любую вещь можно использовать несколькими способами. Рубашка у меня сейчас выполняет роль корзины, а мне пока хватит куртки. Готовы вы идти?

— Моська, давай я тебя понесу, — предложила Адель. — Вряд ли тебе можно долго идти.

— Я сам понесу, — возразил Франк.

— Лучше ей ехать на осле, — сказал Ник. — С одной стороны будет мешок с рыбой, а с другой я привяжу шаль и посажу в неё собаку. Так ей будет спокойнее и легче ехать.

— А я постараюсь идти плавно, чтобы не трясти её, — подхватил Серый, очень довольный, что вновь оказался при деле.

На том и порешили. Карлик соорудил удобный гамак из шали, уложил туда Моську, и вскоре маленький отряд углубился в лес, чтобы поскорее приблизиться к плато, на краю которого, как ясно помнил Ник, возвышалась гора. Франк увидел вершину этой горы, когда влез на дерево, и указал направление.

В путь отправились бодро, причём Адель, Франк, Серый и Моська были уверены, что Ник — прекрасный проводник и с наименьшими затратами сил и времени проведёт их кратчайшей дорогой. Собственно, дороги как таковой не было, и шли они через луга и рощи, где не было даже намёка на тропинку.

— Я так понимаю, что никто из вас не знает пути? — спросил карлик.

— Никто, — за всех ответила Адель.

— Я тоже здесь никогда не бывал, но полагаю, что заблудиться мы не можем, потому что находимся между двумя рукавами реки. К северу эти рукава сливаются, а нам надо на юг, а значит, следует идти приблизительно в ту сторону. Если собъёмся с пути, тогда упрёмся в реку и опять найдём дорогу. Единственная неприятность нам угрожает лишь в том случае, если мы будем ходить кругами, но едва ли мы станем этим заниматься будучи в здравом уме. До сих пор я неплохо ориентировался в незнакомых местах. Жаль, что нельзя пройти по берегу, а придётся взбираться на это самое плато.

— Почему жалко? — спросил Франк, который любую незнакомую местность принимал с радостью.

— Потому что, как я слышал, там много трещин, и обходить их не очень приятно. И говорят ещё, что в тех краях можно встретить малоприятных существ.

Адель сознавала, что должна будет встретить немало страшных, злых и коварных посланников колдуньи, но до сих пор не научилась быть всегда настороже. Она расслабилась в мирной и приятной компании, и с беспокойством подумала, что в любую минуту они могут подвергнуться нападению какого-нибудь страшилища.

— Моська, ты, пожалуйста, прислушивайся, не идёт ли кто, — попросила Адель.

Собачка взглянула на неё своими умными глазищами и завиляла хвостом.

— Всю жизнь прислушиваюсь, — сказала она. — Это уже вошло у меня в привычку.

— Называется это "инстинкт", — уточнил Ник.

— Как это? — не понял Франк.

— Это значит, что собаки без приказа или просьбы постоянно прислушиваются. Часто они сами не сознают, что делают это, но всегда вовремя реагируют на подозрительные звуки.

— Ослы тоже реагируют, — сообщил Серый.

— Все животные реагируют, — согласился карлик.

— Я тоже, хоть я и не животное, — сказал мальчик.

— Нет. Мы, люди, часто не обращаем внимания даже на явные признаки опасности. И спим мы слишком крепко.

Франк засвистел.

— Если бы я не обращал внимания на опасность и крепко спал, то меня давно бы сожрал змей.

Ник терпеливо улыбнулся.

— Да, Франк, человек может приучить себя чутко спать и настороженно присматриваться и прислушиваться к опасностям, но такого совершенства, с каким это делают животные, он не добьется. Когда-то и человек владел этими навыками, но растерял их, когда стал цивилизованным, то есть улучшил своё жильё, овладел ремёслами, приобщился к культуре, науке…

— Понятно, — безнадёжно махнул рукой мальчик.

— А что тебе понятно? — поинтересовалась Адель.

— То и понятно, что стоит человеку приобщиться к ремёслам, науке и культуре, так он сразу глупеет.

Карлик удивился, и Франк пояснил:

— Этот… циви… Ну, этот… приобщившийся человек не успел приобщиться, а уж сразу позабыл и как огонь разводить без огнива, и от опасности уберечься не может. Ничего-то этот приобщившийся не может и не умеет! А наш принц хотел и меня приобщить. Вот бы дурнем я стал!

Ник засмеялся, а Адель возразила:

— Разве ты можешь сказать, что принц был глупым?

— Ну и что?

— А ведь он "приобщившийся", как ты выражаешься. Он приобщён к знаниям, культуре и науке с детства.

Мальчик предёрнул плечами.

— Так то было в детстве, а с тех пор он вырос, побродил по свету и сумел поумнеть.

Адель сочла за благо перевести разговор на другую тему, потому что морды и ослика и собаки приобрели самодовольный вид, и можно было опасаться, что в самом скором времени и они выскажут какую-нибудь сентенцию.

— Почему нельзя было идти вниз по реке, не удаляясь от берега? — спросила она.

Карлик понимающе усмехнулся и ответил:

— Во-первых, местами берег реки завален глыбами, через которые идти почти невозможно, а во-вторых, в тех местах, где реку перекрывают камни, образуя пороги, опасно из-за упырей. Эти твари нередко нарушают границу в таких спорных местах. Перескочить через пороги в челне быстро, так что никто не сумеет наброситься на сидящего в нём человека, а идущий по берегу путник представляет собой завидную добычу.

— Понятно, — вздохнул Серый. — А уж при виде бредущего по берегу осла слетятся все упыри до последнего, поэтому придётся взбираться на плато.

За беседой путешественники незаметно преодолели немалый путь, а осознав это, сделали привал.

Франк хотел было вырыть ямку, чтобы добыть воду, но Моська его остановила.

— Вы, люди, уже утратили способность размышлять, — язвительно сказала она, — но мы с Серым считаем, что лучше набрать воду из источника, который журчит под теми деревьями.

Ник засмеялся и спросил, зачем Франку вздумалось копать колодец. Пришлось рассказать ему о полном отсутствии источников при выходе из пустыни и о совете, который дала мышь.

— Понятно, — отозвался карлик. — Но в этих местах пришлось бы слишком глубоко копать, да и то, можно не напасть на жилу. Легче воспользоваться советом Моськи. Иди за водой, Франк, а я пока приготовлю обед.

— А я уберу эти сухие ветки, чтобы удобно было сидеть, — сама себе нашла дело Адель.

— Их бы для костра… — вздохнул мальчик.

— Чего нет, того нет, так что не стоит об этом жалеть, — перебил его Ник. — Не следует много думать о том, чего у нас нет. Порадуйтесь тому, чем мы владеем.

— Чем? — не поняла Адель.

— Рыбой и луком.

Девушка засмеялась.

— Представьте, что бы вы говорили, если бы их не было.

— Что? — спросила Моська.

— Вы бы говорили, что хочется есть, что вы умираете от голода и мечтаете о крошечном кусочке какой-нибудь рыбы. А я вам предлагаю большой кусок рыбы и не какой-нибудь рыбы, а очень хорошей, да ещё с полезной приправой из лука.

— В таком случае, я заявляю, что очень рада нашему обеду, — бодро заявила Адель. — Мы уже не раз испытывали голод, так что не нам быть придирчивыми к еде.

— А мне, правда, нравится, — сказал Франк.

— Ну, и отлично! — бодро заключил Ник. — Я рад, что все довольны.

Моська задумчиво посмотрела на него, давая понять, что знавала лучшие времена, но съела всё без остатка. Ослик хрумкал нежные веточки, заедая их для разнообразия травой.

— Отъедайся, пока есть возможность, — советовал Франк своему длинноухому другу. — Вон как отощал! А вдруг на плато ничего не растёт? Я тебе насобираю веток перед тем, как зелень кончится.

Адель задумалась об их жалких запасах. Питаться одной сырой рыбой с луком радости не доставляло, но это была еда. А как быть, если запас рыбы кончится, а ничего взамен они не найдут? У неё имелись деньги, на которые можно было бы приобрести провизию, если бы им встретился кто-нибудь, кто согласился бы продать её, но есть ли надежда, что такой продавец им встретится в этих безлюдных местах? А если они останутся без еды, то хватит ли им сил перейти плато?

— Ник, сколько времени потребуется на то, чтобы перейти плато? — спросила она.

— Не знаю. Всё зависит от того, какие трещины нам встретятся и сколько мы проплутаем, пока их обогнём. Советую тебе не расчитывать на лёгкую дорогу, но и не пугаться слишком сложного пути. Лучше не думать о предполагаемых трудностях, потому что, как правило, в воображении они значительно тяжелее, чем в действительности. Положимся на будущее.

Путешественники не стали отдыхать долго и скоро снова пустились в путь, пользуясь тем, что идти было легко. Моська объявила, что готова идти сама, но её убедили ещё один переход сделать на ослике, чтобы окончательно выздороветь.

Адель удивляло, что короткие ножки карлика не доставляют ему никаких хлопот. Он бодро, легко и очень быстро на них передвигался, хотя его шаги были гораздо меньше, чем у неё или даже Франка.

К вечеру Ник стал проявлять признаки неуверенности и, наконец, остановился.

— Потерял дорогу? — спросил Франк.

— Потерял, если можно потерять то, чего не имел, — весьма замысловато ответил карлик. — Я лишь рассчитал, что, идя в этом направлении, мы набредём на плато, однако не вижу его и очень удивлён. Давайте подумаем ещё раз…

— Давайте лучше я сбегаю вперёд и всё разузнаю, — предложила Моська.

— Мы сбегаем, — поправил её непоседливый мальчик.

— Нет, — сразу же сказала Адель. — Мы не знаем, кого здесь можно встретить, так что лучше нам не разлучаться.

— Я могу влезть на дерево и взглянуть оттуда, — нашёл другой выход Франк.

— А ведь это мысль! — обрадовался карлик.

— Конечно, мысль! — наставительно произнёс мальчишка. — Не настолько я отупел, чтобы не подумать об этом. А вот приобщили бы меня к этим вашим наукам и прочей ерунде, так, считай, закрыли бы доступ таким хорошим мыслям.

Ослик восхищённо посмотрел на своего друга.

— Да, нам повезло, что ты остался неприобщённым. А вот я, хоть и не приобщённый, а до такого не додумался.

Моська почувствовала себя задетой.

— Ни ты, ни я не могли об этом подумать, потому что мы не умеем лазить по деревьям. Скажи, разве ослы созданы для древолазания?

— Нет, не созданы, — печально согласился ослик и покачал головой, но вдруг приободрился. — Однако мне говорили, что ослы не созданы для перехода через горы, а я доказал обратное. И через пустыню я перешёл. Никто не верил, что ослы могут плыть по реке, а я плыл. Если поразмыслить, то при необходимости ослы могут всё. Не удивлюсь, если когда-нибудь я смогу влезть даже на дерево.

Моська только плюнула от такого самомнения.

Франк не слышал мудрых рассуждений ослика, так как уже взбирался на высокое стройное дерево.

— Прошу тебя, будь осторожен! — умоляла Адель, боявшаяся, что мальчик захочет похвастаться своей сноровкой, упадёт и разобьётся.

— Не бойся за него, — успокаивал её карлик. — Этот ребёнок ловок, как гимнаст. А взобраться на такое дерево труда не составляет. Я, как ты и сама могла заметить, не подхожу для таких упражнений, но даже я в случае необходимости смог бы туда влезть. Правда, я бы предпочёл не иметь свидетелей, потому что сделал бы это не так грациозно, как Франк.

Адель представила, как бы это выглядело, и чуть не засмеялась. Она порадовалась, что Франк не слышал слов карлика, потому что он бы не счёл нужным сдерживаться и своим смехом мог бы обидеть хорошего человека. Однако Ник тоже был наделён изрядной долей фантазии и рассмеялся сам над собой, весело и без малейшей примеси горечи.

Когда Франк спустился, он сиял от гордости.

— С твоими расчётами, Ник, мы бы протопали мимо плато, даже не заметив его. Оно вон там, в той стороне.

Ослик нежно пожевал губами ухо мальчика, а Моська покрутилась возле него, виляя хвостом. Победитель был удовлетворён.

— Понимаю, — задумчиво проговорил карлик. — Нам надо было держать чуть в сторону, а то мы бы дошли до второго рукава реки и пришлось бы начать путь заново. Благодаря Франку нам не надо исправлять мою ошибку, и мы сэкономим время. Предлагаю сейчас же идти к плато и остановиться на ночь у подножья, а утром сразу начать подъём. Адель, ты не очень устала? Сможешь пройти ещё немного?

— Смогу, — заверила его девушка. — Прежде я даже не подозревала, что способна идти целыми днями, а оказалось, что я очень вынослива.

— Человек редко сознаёт свои возможности, — рассудительно проговорил Ник. — А теперь скорее в путь, чтобы до темна поспеть на место.

Идти оказалось недолго, не более двух часов. Если бы не деревья, путешественникам не пришлось бы гадать, правильное ли они выбрали направление, потому что круто поднимающаяся стена была внушительной высоты и бросилась бы в глаза издалека.

Карлик оглядел покрытую нишами, выступами и карнизами каменную стену и покачал головой.

— Утром нам не удастся сразу же подняться на плато, — сказал он. — Придётся поискать место поудобнее. А сейчас пора устраиваться на ночлег, да и закусить не помешает.

Мальчик хотел что-то сказать, поглядывая вверх, но промолчал. Глаза его при этом стали очень лукавыми.

— Франк, — спокойно и даже грозно заговорила Адель, — если ты сделаешь то, что задумал, я никогда больше не буду тебе доверять. И разговаривать с тобой тоже не буду. И кроме того… я не позволю тебе путешествовать вместе со мной. Ты меня понял, Франк?

Карлик с изумлением поглядел на неё, но мальчик прекрасно понял обращённые к нему слова. Ему стало неловко, но он попытался придать себе вид независимости.

— А что я задумал? — немного вызывающе спросил он.

Ослик укоризненно покачал головой, а Моська хотела было по обыкновению разразиться гневной тирадой на непонятном языке, но раздумала, потому что ей было любопытно послушать продолжение.

— Можешь не притворяться, что ничего не понял. Ты задумал ночью сходить на разведку, — обличающе проговорила Адель.

Ник с уважением отнёсся к проницательности девушки и полностью с ней согласился.

— Если ты собираешься посвятить жизнь путешествиям, Франк, — наставительно сказал он, — то ты обязан прежде всего думать о своих спутниках и согласовывать в ними все свои действия. Каково бы вам пришлось, если бы принц, возглавлявший ваш отряд, уходил куда-то, не предупреждая вас и не объясняя свои действия? Ты умный мальчик, поэтому ответь мне откровенно, смог бы ты доверять такому человеку? Правильно, не смог бы. Но и к тебе мы, твои спутники, вправе предъявлять такие же требования. От всех нас требуется заботиться прежде всего о других, а потом уже о себе, иначе мы будем не единым сплочённым отрядом, а стадом…

— Неудачное сравнение, — обиделась Моська. — И в стаде и в стае животные очень заботятся друг о друге. Наверное, это только вам, людям, привычно не замечать в толпе соседей.

— Извините меня, — огорчился карлик. — Я, действительно, неудачно выразился. Конечно, в стаде животные чувствуют единство и заботятся друг о друге, недаром мы, люди, придумали определение "стадное чувство", то есть крайне развитое чувство общности.

Ослик вздохнул и подытожил:

— Так что ты, Франк, хоть и не успел приобщиться, но хотел поступить как самый что ни на есть приобщённый, не заботясь о нас.

— Да я же о вас и думал! — воскликнул пристыженный мальчик. — Я хотел сам исследовать подступы к плато и найти хорошую дорогу, чтобы вам не мучаться попусту.

— А в итоге мог бы принести нам вред, — наставительно сказала Адель. — И нам, и себе. Однажды ты уже ходил на разведку самовольно и обещал больше так не делать.

— Теперь точно не буду, — заверил Франк.

— Нам нельзя разлучаться, — убеждённо проговорил Ник. — Нас слишком мало, чтобы защититься от нападения, поэтому уход одного из нас может погубить нас всех.

Моська с пронзительным визгом принялась крутиться, пытаясь укусить себя за хвост.

— Что с тобой? — изумился карлик.

Адель приготовилась к худшему, Франк озирался, ища причины странного поведения собаки, а ослик смотрел на неё сочувственно.

— Овод укусил или блоха? — спросил он.

— Тьфу! Тьфу! Тьфу! — отплёвывалась Моська. — До блох ли мне?! Это я себя хочу наказать!

— За что? — ещё больше удивился Франк.

— Значит, есть за что! — сердито ответила собачка и в последний раз яростно щёлкнула зубами.

— В таком случае давайте поужинаем, а потом выставим охрану и отдохнём, — вмешался карлик. — Не знаю, как вы, а я устал.

— Не буду скрывать, что я тоже устала, — призналась Адель.

После долгой и здоровой прогулки по лугам и рощам сырая рыба с луком показалась ей не таким уж плохим блюдом, а может, она просто к ней привыкла.

— А я совсем не устал, — похвастался мальчик, уплетая за обе щёки свой ужин. — Я готов хоть сейчас идти дальше… Да успокойся ты, Адель, никуда я не пойду, я ведь обещал. До чего же вы, женщины, любите по любому поводу устраивать панику!

— Наверное, так же, как ослы, — глубокомысленно изрёк Серый. — И по тому же поводу.

— Я уже осознал свою ошибку, — отмахнулся мальчик.

Моська зарычала, защёлкала зубами, взвизгнула от раздражения и заявила:

— И я тоже.

— Ты? — удивился карлик. — А какую же ошибку осознала ты?

— Подобную, — объяснила собачка, и вид у неё стал понурым. — Я тоже хотела ночью сбегать на разведку. Но теперь-то я этого не сделаю. Лучше я буду вас охранять.

— Ты славная, Моська, — сказала Адель.

Собачка сейчас же приободрилась.

— А может, нам тогда вместе и сбегать на разведку, пока ещё не совсем стемнело? — оживился мальчик. — Да мы и в темноте… Молчу! Я же сказал, что не пойду, значит, не пойду! Я ведь не иду, а только предлагаю. Но раз вы против, то я ложусь спать. А кто будет дежурить первым? Я совсем не хочу спать. Давайте, я подежурю.

Ослик укоризненно глядел на своего легкомысленного друга.

— Вижу, что за тобой надо приглядывать, Франк, — сказал он, — а то ты похож на маленького глупого ослёнка, который не слушается старших и так и норовит попасть волку на обед.

Ник веселился от всей души, Моська от избытка чувств прыгала, вертелась и всячески выражала одобрение мнению мудрого осла, даже Адель не могла удержаться от смеха при виде обескураженного и растерянного мальчика.

— Да ну вас! — отмахнулся Франк. — Из-за вас весь сон прошёл.

— Тогда мы с тобой и подежурим первыми, — предложил Серый.

Адели вновь не досталось дежурства, и она вздумала было роптать. Ей казалось несправедливым и даже подозрительным, что её обходят в таком важном деле, словно она неспособна бодрствовать два-три часа.

— Тебе не обижаться надо, а радоваться, Адель, — сказал карлик. — Тебе предстоит очень далёкий путь, и никто не знает, где и с кем тебе придётся идти. Может быть, ты не сможешь сомкнуть глаз несколько ночей подряд, так что пользуйся возможностью спокойно спать сейчас. Вполне вероятно, что ты с благодарностью будешь вспоминать, как спокойно и безмятежно могла спать в эти ночи.

— Я благодарна вам, но не хочется чувствовать себя обузой, — ответила девушка.

— Раз не хочется, то и не чувствуй себя так, — посоветовал Серый.

— А чтобы ты не мучилась, — громко прошептал Франк, косясь на карлика, — помни, что мы с Серым и Моськой проводим тебя до злой колдуньи и выручим твоего жениха.

— Я умею сторожить, — напомнила собачка. — Я могу спать и сторожить одновременно.

Адель не стала добиваться справедливости и отлично выспалась.

Утром Ник жизнерадостно объявил:

— Завтрак будет не таким роскошным, как вчера. Ужин тоже был приятнее, чем будет завтрак. Но зато эту рыбу можно назвать пикантной, а блюдо под таким названием подаётся в нашем университетском ресторане в качестве деликатеса.

— То есть тухлая рыба там считается деликатесом? — поинтересовалась Адель.

— Я имел в виду схожесть названий, а не качества, — уточнил Ник. — Но раз речь пошла о тухлятине, то я могу вас порадовать: рыба не протухла, а… с несильным душком. Дикий лук не даст вам почувствовать запах. Я уже приготовил аппетитные пикантные кусочки.

Адель с сомнением поглядела на рыбу. Ясно, что, даже если они сумеют позавтракать, съесть эту рыбу на обед будет уже трудно, а об ужине думать уже не приходится.

— Вкусно, — заверил её Франк, которому, похоже, было вкусно всё. — Не смотри так. Ешь.

— Почему она так быстро испортилась? — спросила Адель.

— Думаю, что здесь слишком жарко, — объяснил Ник. — Даже крапива не помогла. Вот уж чего не ожидал!

Вид у карлика был огорчённым, но он быстро приободрился.

— Ладно, с этим ничего не поделаешь, — сказал он, пожав плечами. — Наверняка нам что-нибудь съедобное всё-таки попадётся. В крайнем случае, Франк накопает нам червей.

Адель не прельщало такое меню, но лежалая рыба тоже была неприятна. Плохо им придётся, если они не добудут нормальную пищу.

— Быстрее в путь! — поторопил их карлик. — Время нам сейчас очень дорого.

Но поиск пути на плато оказался затяжным. Они шли вдоль неприступной стены.

— Теперь поняли, что я прав? — победоносно спросил Франк. — Я бы всё давно исследовал и провёл вас прямо к цели. А так мы будем бродить здесь до послезавтра.

— Интересно, почему в одиночестве ты обследовал бы дорогу за часть ночи, а вместе мы будем крутиться здесь до послезавтра? — поинтересовалась Моська. — Я убеждена, что без меня ты вообще потерялся бы.

— Я?!

— Лучше смотрите внимательнее вокруг, — прервал их Серый. — Вон там есть что-то, похожее на тропу. Она не создана для ослов, но, может быть, ослы созданы для того, чтобы по ней пройти. Горный баран там точно бы прошёл.

— Отсюда кажется, что пройти можно, — подтвердил Ник. — И похоже, что тропинки лучше нам уже не найти. Может, она существует, но времени у нас нет. Остановимся на отдых наверху, а сейчас наберёмся терпения и полезем.

Адель уже знала, что значит лезть по неудобным тропам в компании с ослом. Это прежде всего непрерывное проталкивание животного вверх. Серый будет стараться изо всех сил, но его копыта станут скользить по камням, и только всеобщие усилия помогут ему удержаться от падения.

Так и случилось. Там, где тропинка была пологой или поросла кустарником, ослик шёл сам, но, когда попадались участки почти отполированного камня, он начинал скользить, и все дружно подталкивали его сзади, помогая преодолеть подъём. Серый сопел, старался помочь людям и горько сожалел, что создаёт друзьям такие трудности.

До верха оставалось уже совсем чуть-чуть, не более четырёх метров, но они представляли собой ровную стену с редкими выемками, взобраться на которую было невозможно.

— Похоже, дальше пути нет, — сказала Моська, встав на задние лапы, уперев передние в стену и попытавшись подпрыгнуть повыше и уцепиться за какую-нибудь неровность.

— Давайте, подумаем, — предложил карлик. — Спускаться всегда труднее, чем подниматься, так что попробуем сделать вот что: ты, Франк, самый ловкий, так что лезь наверх и посмотри, нет ли там какой-нибудь длинной суковатой палки. Ты бы нам её спустил, и мы поднялись бы по ней по очереди, как по лестнице, а дальше помогли бы друг другу и сообща втащили Серого.

— Плёвое дело, — согласился мальчик.

Он полез наверх с ловкостью необычайной. Адель с восхищением следила за его точными движениями, но вдруг вскрикнула, потому что над краем стены показались голова и плечи какого-то великана. Он с удивлением оглядел всю притихшую компанию и приветливо помахал рукой.

— Вижу, что вы попали в западню, — сказал он громким, но не грубым голосом. — Мальчик легко из неё выберется, но остальным вряд ли это по силам. О, и осёл тут! Я вам сейчас помогу. Давай руку, малыш. Вот так1

Франк в один миг был поднят на плато и поставлен на ноги.

— Сейчас я принесу суковатое дерево, а вы влезайте по нему. Я отсюда буду вас втягивать наверх. Сначала пусть лезет девочка и заодно поможет собаке. Потом — осёл, а ты, человечек, будешь подталкивать его сзади. Когда он окажется ко мне поближе, я стану тянуть его спереди. А затем сам влезешь.

Великан любезно приволок сухое дерево, осторожно спустил его вниз, уперев в выступ, на котором стояли путники, поднял Адель с Моськой, надавал множество советов Нику и Серому, втянул наверх осла и подал руку карлику.

— Добро пожаловать ко мне в гости, — приветливо сказал великан. — Я живу вон за тем нагромождением камней. Они служат моему дому и пристройкам задней стеной, но в остальном мои хоромы сделаны из прочного строевого леса, как и положено. Однако, нельзя сказать, что вид у вас цветущий. Тощий осёл, совершенно бестелесная девочка, скелет-мальчик, карлик, у которого есть только голова, и собачонка, которую сразу даже не заметишь. Вам надо хорошенько отдохнуть и отъесться, а то смотреть на вас больно. Разве так должны выглядеть люди и животные?

Великан был ростом метра в три, но так пропорционально сложён, что не казался чудовищем. Добродушное лицо его было гладко выбрито и довольно красиво. Одет он был очень опрятно, чисто и даже элегантно, несмотря на то, что на нём была лишь тщательно выглаженная голубая рубашка, темно-синие брюки и расшитая цветными нитками безрукавка. Даже сапоги его сверкали, как новые.

— Я иду от знакомых, — пояснил великан, заметив изучающий взгляд Адели. — Ох, и славно же мы там пообедали! А новостей я наслушался столько, что на год хватит. У себя в глуши я почти ничего бы не знал. Хорошо, что прохожие вроде вас выручают. От вас я узнаю столько, что в своём кругу считаюсь чуть ли не за учёного, хотя нигде ничему не учился, а живу в почти необитаемых краях. Да и живу-то я здесь исключительно благодаря вам и ради вас. Впрочем, я занимаюсь и огородом. Я весьма неплохой садовник. А кто вы такие? Куда намеревались идти?

По-видимому, гостеприимный великан не сомневался, что путешественники заглянут к нему, чтобы отдохнуть и пообедать. Им ничего другого и не оставалось, потому что надо было разузнать дорогу и попросить еды. Адель собиралась купить запас пищи, но предполагала, что приветливый хозяин по доброте сердечной захочет снабдить их едой даром.

Ник с присущей ему обстоятельностью представил любезному великану каждого из путешественников и рассказал о цели похода.

— Это очень интересно, — с живостью откликнулся великан. — Я впервые встречаюсь с таким, как ты, Ник. Говоришь, что изучаешь чудовищ?

Моська молча прислушивалась к разговору.

— В частности, упырей, — уточнил карлик.

— Изучаешь упырей и чуть не попал им на завтрак? Вот уж незадача, так незадача! Видно, судьба на тебя ополчилась, человечек.

— Ну, не так уж ополчилась, раз я жив, — ответил Ник. — А как нам тебя называть?

Моська вопросительно поглядела на великана.

— Зовите хозяином. Этого для меня будет достаточно. А таких, как ты, Адель, я пару раз встречал.

— Нам некогда, — напомнила собачка. — Зачем нам задерживаться?

— Успеем, — отозвался Франк, с восторгом воспринимавший новое знакомство.

— Расскажи, куда они направлялись? — попросила девушка.

— Они сами этого не знали хорошенько. К сожалению, мы быстро расстались. Уж очень ловки и пронырливы были эти ребята. Я надеюсь, что с тобой так скоро не разлучусь, да и откормить тебя не помешает.

Адели стало смешно. Великан говорил про откорм так, словно она была отощалым поросёнком. Она, конечно, сознавала, что сильно похудела и не мешало бы ей хоть несколько дней посвятить отдыху и нормальной еде, но времени на это не было.

— Нам некогда, — тихо подсказала Моська.

— Спасибо, но задерживаться я не могу, — отказалась Адель от любезного предложения хозяина. — Я должна спасти своего жениха.

Великан на это ничего не ответил, а указал на камни и сказал:

— Вот мы и пришли. Сейчас пройдём по той тропинке и будем дома.

— Мы тебя проводили, а теперь продолжим наш путь, — сказала Моська.

— Нет, вы обязательно должны зайти, — возразил великан. — Я вас не отпущу.

— Мы отдохнём, а потом продолжим путь, — объяснила Адель неизвестно почему торопившейся собаке.

Моська подбежала к Нику. Карлик потрепал её уши с кисточками и сказал:

— Не спеши. Для нас большая удача, что мы встретили такого доброго великана. Мы попросим у него еды на дорогу.

Моська подумала и неохотно побрела вслед за остальными.

— Ты что трусишь? — добродушно спросил Серый. — Всегда такая смелая…

— Не побоялась джина из кувшина, — подхватил Франк, не решавшийся вступить в беседу с великаном и принуждённый всю дорогу молчать.

— Не знаю, — тихо отозвалась Моська. — Не хочется мне туда идти, вот и всё.

— А мне хочется, — признался мальчик. — Никогда не был в жилище великана. Да и пообедать пора. Я мог бы, конечно, съесть и нашу рыбу, но хозяин сказал, что откормит нас. Представляешь, какой обед нас ждёт?

— Не представляю, — упрямо твердила собака.

— И мне, может быть, что-нибудь перепадёт, — мечтал ослик. — Я бы не отказался от морковки.

Моська только плюнула и замедлила шаг, чтобы не слышать глупостей, оскорблявших её уши в то самое время, когда её мучили сомнения. Она и сама была бы непрочь вкусно пообедать, потому что была большой любительницей поесть, но её почему-то страшило жилище великана.

Дом великана был огромен и построен из мощных брёвен, да и строения вокруг дома отличались изрядной прочностью. Всё это хозяйство с обширным огородом было обнесено высоким частоколом из молодых деревьев.

— Хорошо у меня, верно? — спросил великан, остановившись у калитки и пропуская своих гостей вперёд. — И выстроил всё это я сам, своими руками. А уж кухня у меня — просто заглядение. Люблю, признаться, поесть. Проходите-проходите, не стесняйтесь. А ты чего ждёшь, собачонка?

Моська подошла было к калитке, но вдруг завизжала и пустилась наутёк.

— Моська! — позвала Адель.

— Обойдусь и без неё, — сказал гостеприимный хозяин, закрывая калитку и запирая её на замок. — Невелика потеря! Да и не люблю я маленьких собачонок. Сначала от них много лая и беспокойства, а потом — костей.

— Костей? — не поняла Адель.

Карлик побледнел.

— Дайте-ка я на вас погляжу повнимательнее, — жизнерадостно говорил великан, добродушно улыбаясь. — У меня неплохие запасы, и голод мне не грозит, но даже мои запасы надо подновлять, да и места у меня сколько угодно.

— Как тебя понимать? — спросила Адель, чувствуя неприятный холодок, ползущий по спине. — Мы же люди.

— А я считаюсь людоедом, — объяснил великан. — Так у нас в роду заведено, что среди прочего съестного мы подаём на стол и человечину.

— Я не человек, — признался Серый.

— Я и ослов люблю, — обрадовал его великан. — Они подходят к гарниру из тушёной капусты. Я очень люблю ослов и уже завтра съел бы тебя, но ты слишком тощий.

— Тогда ты должен считаться не людоедом, а ослоедом, — сказал ослик, понурив голову.

Великан рассмеялся от всей души.

— Я об этом расскажу, когда в следующий раз пойду в гости, — заверил он, вытирая слёзы. — Весёлые вы, как я вижу. Пока вы наберёте вес, вы меня будете забавлять. У меня не часто бывают такие гости. И умные вы, так что я новостей наслушаюсь. Жалко только, что вид у вас очень уж несъедобный. Ну, да это дело поправимое. Иди-ка сюда, малыш.

Великан крепко взял Франка за руки и притянул к себе, чтобы внимательно его осмотреть.

— Не тронь его! — заревел ослик и со всего маха всей тяжестью своего тела врезался в обидчика сзади.

— Ой! — вскрикнул великан, выпустив мальчика и потирая ушибленное место. — С ума ты сошёл, что ли? Стой спокойно, глупое животное, иначе сегодня же пойдёшь на жаркое!

— Только попробуй! — угрожающе закричал Франк. — Тронешь кого-нибудь из нас — без глаза останешься!

Великан с любопытством взирал на мальчика.

— Задиристый ты малец, как я погляжу. Надо тебя поместить подальше от остальных, чтобы поменьше шумел. И отсек тебе надо подобрать маленький, где ты не сможешь прыгать, а то никогда не потолстеешь. Ведь бывают же мальчики жирненькие, увесистые, а ты… Тьфу!… Кости и жилы. Постный суп и то не сваришь.

Никто не успел опомниться, как великан втолкнул Франка в какую-то дверь и запер её на засов.

Осёл издал такой рёв, что великан укоризненно покачал головой и зажал его между колен.

— Если я буду часто слышать такие вопли, то не стану ждать, пока ты нагуляешь жирок, а сразу пущу на холодец. А ведь у меня через два месяца день рождения, и мне хочется позвать на обед своих родственников. Веди себя потише для своего и моего блага.

Адель, тихо подбиравшаяся к засову на двери, в которую колотил изнутри Франк, была отброшена прочь.

— Оставь девушку! — закричал Ник, но великан только отмахнулся от него, всецело занятый осликом, упиравшимся и пытающимся вырваться, в то время как его пропихивали в узкую дверь.

— Вот упрямая скотина! — сделал вывод великан, задвигая засов. — Надеюсь, что хоть ты будешь сговорчивее. Иди сюда, человечек.

Карлик вырывался, но всякое сопротивление было бессмысленно. Великан критически осматривал его, чуть приподняв под мышки.

— Ну и ну! И есть нечего. Одна голова. Мозги, конечно, вещь хорошая, особенно поджаренные в масле, но ведь у человека должна быть не только голова, но и мясо с жирком. Ладно, мозги с молодой спаржей понравятся гостям. А остальное пойдёт на борщ. Поживёшь пока здесь, головастик.

Карлик исчез за третьей дверью.

— Ну, а ты? До чего же ты себя довела, Адель! А ещё отправилась на поиски своего жениха! Любой жених, увидев такой скелет, сбежит в ужасе. Девушка должна быть полненькая, нежная. Придётся тебе срочно потолстеть, моя дорогая, иначе ты доставишь мне огорчение в самый день моего рождения.

Великан ещё раз оценивающе оглядел Адель и втолкнул её в крошечную комнатушку с узким решетчатым окном. Девушка не сопротивлялась, подавленная явным преимуществом врага. Когда дверь захлопнулась и лязгнул засов, Адель ощутила полную безвыходность создавшегося положения. Добродушный, жизнерадостный и гостеприимный великан оказался людоедом, а она и её друзья были заперты каждый в собственной тюрьме. Их будут сытно кормить, а они от безделья — сытно есть. Впрочем, даже если они будут есть лишь самую малость, всё равно наберут необходимую полноту, потому что теснота их помещений не позволит заниматься физическими упражнениями, и они станут слабыми, вялыми, апатичными и, возможно, с радостью примут смерть, лишь бы избавиться от жизни в этих гробах. Никогда она не думала, что ей суждено умереть под ножом мясника и быть похороненной в желудках людоедов.

— Эй, Адель, Франк, Серый, вы целы? С вами всё в порядке?

Девушка удивилась, что голос Ника был по-прежнему бодр.

Она откликнулась как могла спокойнее, хотя подступившие слёзы ей досадно мешали. Голоса Франка и ослика тоже не отличались весельем.

— Только не теряйте надежду и веру в свои силы! — заклинал карлик. — Мы спасёмся. В нашем распоряжении ещё два месяца. За этот срок я сумею придумать четыре способа вас спасти.

— Я бы предпочёл, чтобы, придумав один способ, ты не терял времени на придумывание остальных трёх, — рассудительно отозвался ослик.

Адель услышала, как засмеялись Ник и Франк. Ей было не до смеха, хотя прежняя острая жалость к себе прошла.

— Тебе и положено думать, — заявил мальчик. — Если уж этот паршивый хозяин обнаружил в тебе только мозги, то используй их.

— Да, нехорошо, если мозги окажутся пригодны только на жаркое, — согласился Серый.

Девушка не могла определить, искренне смеётся карлик над репликами ослика или только пытается подбодрить своих спутников.

— А всё-таки до чего же умна Моська! — восхитился Франк.

— Да, она сразу почуяла неладное, — подтвердил Серый. — Хорошо, что хоть она уцелела.

— Эй, Адель, не молчи, — закричал Ник. — Если замкнёшься в себе и перестанешь бороться — пропадёшь. Во-первых, друзья, вы должны осмотреть, ощупать, обстучать стены, пол и потолок, проверить на прочность каждую доску, попробовать расширить каждую щель, а на досуге обдумать возможность подкопа, но так, чтобы он не был обнаружен раньше времени нашим хлебосольным хозяином. Это поможет вам с пользой для дела скоротать время и послужит укрепляющим средством для тела. Но этого мало для тренировки мышц. Если мы просидим здесь долго, то выйдем слабыми и не сумеем ускользнуть от великана. Для того, чтобы этого не случилось, как можно чаще делайте доступную в наших условиях гимнастику. Это понятно?

— Понятно, — почти хором ответили его внимательные слушатели.

— Теперь о еде. Я предполагаю, что кормить нас будут сытной и жирной пищей, в буквальном смысле слова, "на убой". Ешьте как можно меньше, причём выбирайте нежирную пищу. Если вам от безделья захочется лишний раз поесть, то начинайте работать и заглушите в себе желание всё время жевать.

— Боюсь, это относится ко мне, — со вздохом признался ослик.

— Но если кому-то еда будет вообще ненавистна, то заставляйте себя есть, чтобы не ослабеть от голода.

"А это относится ко мне," — подумала Адель.

— Мы обязательно будем разговаривать, — продолжал Ник. — Наверное, это самое необходимое в нашем положении. Без общения мы очень быстро потеряем веру в себя и друг в друга и не сможем противостоять отчаянию, а оно будет посещать каждого из нас, и очень часто. Но помните, что у врага есть уши, чтобы слышать, и голова, чтобы думать, и он сейчас же разъединит нас, если поймёт, что мы что-то затеваем. Прежде, чем начать разговор, каждый из нас должен выглянуть в окно и убедиться, что великана нет поблизости.

Адель была полностью согласна с Ником. Пожалуй, он был единственным, кто мог руководить ими даже в таком отчаянном положении, в каком они оказались сейчас. И, пожалуй, он способен вызволить их всех из тюрьмы. Девушка сама не понимала, почему наделила карлика чуть ли не могуществом, но эта неожиданно появившаяся вера в него очень её приободрила.

— Я сейчас же начну осматривать свой хлев, — бодро объявила она. — Правда, он так мал, что здесь и осматривать нечего.

— Это так кажется, — возразил Франк. — Я и сам так же подумал, пока не начал расшатывать доски. Нет, здесь есть над чем поработать.

— А я этого не могу сделать, — грустно признался Серый. — Но я могу рыть землю.

— Нет! Только не это! — закричал Ник. — Ты не сумеешь скрыть подкоп, и наш любезный хозяин отселит тебя в более прочную тюрьму. Ничего такого не делай. Лучше прыгай и бегай на месте, чтобы не набрать лишний вес.

— Ладно, — согласился ослик. — А вы обратили внимание на то, что меня назвали тощим ослом? Я же говорил, что надо есть тогда, когда есть возможность, потому что могут наступить времена, когда есть будет нечего.

— Тебя и спасло то, что ты стал тощим ослом, — отозвался Франк.

— Однако при столкновении с великанами в горах меня спасло то, что я был толстым ослом, — напомнил Серый. — Здесь не угадаешь.

— Но пока тебе лучше оставаться тощим ослом, чтобы не возбуждать аппетит нашего хозяина, — вмешался в рассуждения ослика Ник. — Прыгай и бегай на месте. А мы будем искать выход. Если хоть один из нас выберется из своей тюрьмы, то спасёмся мы все, потому что замков на дверях нет, а отодвинуть засовы легко.

Адель честно трудилась несколько дней. Пользуясь советами Ника, она тщательно и методично ощупала и обстукала стены и потолок, попыталась расшатать каждую доску и каждое бревно и обследовала пол. Великан оказался исправным хозяином, и его постройки отличались солидной прочностью. Оставалось лишь рыть землю. Она выбрала уголок возле двери с тем расчётом, чтобы дверь, открываясь, скрывала подкоп и рыхлая земля не привлекла бы внимания хозяина. Она отгоняла мысль о тщетности своих усилий, потому что инструментов для рытья не было и девушка вместо лопаты или мотыги могла пользоваться лишь костяным ножичком для разрезания бумаги, а он очень быстро истёрся и искрошился. Она попыталась использовать медный подсвечник, вытащив свечу, но он был не слишком удобен, хотя и удобнее, чем ногти. А Ник и Франк рыли землю ногтями, ломая их, истирая пальцы в кровь и превозмогая мучительную боль. Ослик чувствовал свою никчёмность и, чтобы не бездельничать, старался почаще прыгать и бегать на месте и пореже тянуться к кормушке с манящей к себе вкусной пищей, так что его друзья имели возможность слышать попеременно то тяжкий топот копыт, то смачный хруст. Адели казалось, что хруст раздавался чаще, чем топот.

Пленников беспокоило поведение великана. Казалось, он должен был спокойно предоставить своим подопечным толстеть, но этот рачительный хозяин наведывался к ним очень часто, задерживался надолго и услаждал себя беседами с ними, особенно с Ником и Аделью, потому что Франк немилосердно ему грубил, часто его этим обижая, а Серый или кротко укорял его за коварство или помалкивал.

Адель боялась, что из-за разговоров с весёлым и общительным хозяином она не успеет вырыть подкоп, а возможно, именно от неё будет зависеть выход отсюда самой и вызволение друзей. Но, к счастью, у великана оказались какие-то дела, и он стал лишь раза два за весь день заглядывать к своим жертвам.

— Похоже, наш славный людоед… — начал Ник.

— … и ослоед, — добавил Серый.

— … убедился, что убежать мы не сможем, — закончил свою мысль карлик.

— Он что-то сооружает на лужайке перед домом, — сообщил Франк. — Мне из моего окна видно. Там ещё цветники.

— А мне ничего не видно, — огорчилась Адель.

— Лучше тебе не глядеть на эти сооружения, — сказал мальчик. — Похоже, он заранее готовится к своему дню рождения. Короче, нам надо скорее удирать.

Адель поняла, что сооружения великана относятся к будущему пиру, на котором ей и её друзьям отводится главная в глазах приглашённых, но очень незавидная для самих пленников роль.

— А у меня работа идёт совсем плохо, — пожаловалась Адель. — Костяной ножик превратился в крошки, подсвечник истёрся, покорёжился и еле-еле скоблит землю. А тут ещё пошли какие-то камни. Я опасаюсь, нет ли под слоем земли настила из булыжников.

— Всё равно копай, — повелительно сказал карлик. — Даже если придётся долбить глину между камнями. Помни о своём и нашем спасении и думай только о работе. Однако посматривай, чтобы тебя не застали врасплох.

— А куда ты деваешь землю? — спросил Франк.

— Частью прикрываю яму, а остальное разбрасываю по полу и утаптываю, чтобы не было видно. Но этого остального набирается очень мало.

— Не отчаивайся, — убеждённо проговорил Ник. — Времени у нас ещё много, к тому же, бывает, что после слоя камней идёт очень рыхлый грунт. Думай не о том, что сделано мало, а о том, что времени ты зря не теряешь и используешь каждую минуту.

Девушка подумала, что если бы не работа, то она сошла бы с ума от страха перед готовящейся ей участью. Конечно, у неё ещё есть возможность вызвать колдуна Жана, что она и сделает в решающий момент, но она уже много раз готова была просить о помощи, и с каждым разом повод для этого был всё страшнее. Избежав смерти с помощью колдуна на этот раз, она может попасть в ещё большую беду в следующий, а спасти её будет уже некому. Адель всё сильнее опасалась за исход своего путешествия, потому что ни один посланник Жана не сможет проникнуть в обширный двор людоеда, обнесённый высоким забором, и вызволить пленников, так что Адели придётся воспользоваться единственной возможностью вызвать колдуна, а в следующий раз она останется без защиты.

Девушка начала сознавать тщетность своих попыток сделать подкоп через три недели после начала работы, когда подсвечник превратился в бесформенный обломок меди, а руки покрылись мозолями и порезами. Можно было бы уже сейчас произнести подходящие слова, но Адель медлила, в глубине души всё ещё надеясь на чудо.

Однажды ночью, по инерции царапая твёрдый раствор между булыжниками, Адели почудилось чьё-то присутствие снаружи. Её пробрала дрожь при мысли о великане, который прознал про её действия и сейчас разлучит с друзьями, а то и вовсе убъёт.

Она прислушалась и уловила дыхание какого-то животного.

— Кто здесь? — тихо спросила она.

— Адель? Это я, Моська, — так же тихо ответил голос умной собачки. — Наконец-то я смогла к вам пробраться.

— Я думала, ты уже далеко, — сказала девушка. — Мы порадовались, что ты не попала в эту ловушку.

— А где остальные?

— В соседних стойлах.

— Что вам грозит?

— Примерно через месяц нас съедят.

— Понятно. А я не ушла далеко, ведь великан за мной вряд ли погнался бы, но помочь вам не могла, как ни старалась подкопаться под забор. Этот злодей и в землю под забором врыл камни. Я даже упросила медведя мне помочь, но он сломал коготь, рассердился, обругал меня и ушёл.

— А как же ты сюда попала? — спросила Адель.

Надежда боролась в ней с недоверием. Она боялась, что Моське удалось проскользнуть в открытые ворота, и теперь она сама оказалась пленницей великана.

— Я нашла себе помощника, — кокетливо доложила собачка. — Очень хороший человек, хоть и рыцарь. И конь у него славный: не лягается, не кусается, разговаривает очень вежливо. У моего рыцаря нет оруженосца, и это его немного огорчает, но главное его горе в том, что он ищет даму своего сердца и нигде не может найти.

— И ты попросила его нам помочь?

— Конечно, ведь он видит смысл своей жизни в помощи всем, кто в этом нуждается. Стоит ему только узнать о том, что кто-то попал в беду или кого-то угнетают, и он сразу же спешит туда.

— Какой благородный человек! — прошептала Адель.

— Конечно, благородный, — согласилась Моська. — Однако на этот раз он получит долгожданную награду.

— Какую? — не поняла девушка.

— Он наконец-то нашёл даму своего сердца, — пояснила собака.

— Кто она? Где он её нашёл?

— Это ты, — гордо ответила Моська.

Адель растерялась. Нежданно-негаданно она оказывалась дамой сердца неизвестного рыцаря.

— У меня есть жених, — напомнила Адель. — Я должна спасти его, а не быть чьей-то дамой сердца.

— Одно другому не мешает, — рассудительно сказала Моська. — Я уже всё выяснила. Оказывается, от тебя требуется лишь согласиться быть дамой его сердца, а потом ты можешь делать что хочешь, хоть искать своего жениха. Он даже готов помочь тебе в твоих поисках. Ему надо только совершать подвиги в твою честь и всячески тебя прославлять.

Адель немного успокоилась, но всё ещё была смущена. Она ясно представила себе знаменитого Дон-Кихота.

— Какой он? — спросила она. — Молодой? Старый?

— Не молодой и не старый, — объяснила Моська. — Очень представительный, мужественный, решительный. По-моему, он вообще не знает страха. Услышав мою историю, этот рыцарь обрадовался и хотел сейчас же вызвать великана на поединок, и мне стоило большого труда убедить его не торопиться. Он-то и помог мне сделать подкоп. Хорошо, что я услышала твою возню, а то было бы трудно вас отыскать. Я пойду, а то великан не спит и может выйти из дома. Передай остальным, что при первой же возможности мы придём за вами. Мой рыцарь сейчас вытаскивает камни из-под забора, чтобы там смог пролезть осёл. Потом он замаскирует подкоп, чтобы злодей не обнаружил его. Ну, я пошла.

— Спасибо, Моська, — Адель не могла выразить и сотой доли своей благодарности к верной собаке.

Она со страхом прислушивалась, не раздастся ли шум, указывающий на то, что собачку обнаружили, но всё было тихо.

Утром Адель рассказала о посещении Моськи.

— Я был уверен, что она вернётся, — признался ослик. — Это очень хорошая собака.

— Значит, нам надо быть особо осторожными, — заключил Ник. — Пусть больше не будет произнесено ни одного слова о нашем готовящемся спасении, иначе мы горько пожалеем о своей беспечности.

Адели было о чём подумать. Во-первых, у неё впервые появилась надежда на спасение без помощи колдуна Жана. А во-вторых, она, сама того не ожидая, вот-вот станет, если уже не стала, дамой сердца странствующего рыцаря. Моська сказала, что он средних лет, представительный, очень смелый и решительный. Такое описание не подходило под облик Рыцаря Печального Образа, знаменитого Дон-Кихота Ламанчского. В воображении возникал образец силы и мужественной величавой красоты в сияющих латах. А какой предстанет перед ним предполагаемая дама его сердца? Рваная застиранная одежда, израненые руки, кое-как причёсанная. Вряд ли кто-то обрадуется такой даме сердца. Теперь, когда выяснилось, что быть дамой сердца не помешает её планам, она не хотела бы разочаровывать своего спасителя.

Когда великан зашёл проведать своих подопечных, задать им корму и воды, почистить стойло ослика, а остальным доставить всё, в чём они нуждаются, Адель попросила не два ведра воды для мытья и стирки, а три.

— Свяжись с женщинами! — деланно возмущался людоед. — То им надо мыться, то стирать, то чистить и украшать своё жилище.

— Да, — согласилась Адель. — Мне нужно три ведра воды, новое мыло и какую-нибудь материю на платье, иначе я умру.

— Принесу-принесу, — успокоил её ласковый хозяин. — Хорошо, что у тебя будет занятие. И как это я раньше не сообразил, чем тебя порадовать!

Адель получила всё, что просила, а также нитки и две иголки. Материал оказался довольно плотным, но мягким и красивым, сочного вишнёвого тона с бордово-чёрным рисунком и лёгкой позолотой. Девушка сейчас же приступила к сооружению нового наряда на скорую руку и неведомого фасона, в котором странно сочетался восточный и средневековый западный стили. Работая, она прислушивалась к разговору великана и его пленников.

— Как же я к вам ко всем привык! — сетовал людоед. — Уже не раз бывало, что я плакал, когда приходила пора резать своих питомцев, потому что сердце у меня доброе и привязчивое, но вас я полюбил больше, чем других.

— Зачем же тогда лишать нас жизни? — спросил ослик.

— А что мне делать? Что есть? Что подать гостям?

— Можно есть траву, — подсказал Серый.

— Овощи, — поправил Ник.

— Знаю я эти теории! — с горечью отмахнулся великан. — Однажды был у меня один советчик, приятный такой человек, не старый ещё и весьма упитанный. Мне бы следовало его сразу же запечь на вертеле, но я поддался своей страсти слушать новых знакомых и содержал его здесь очень долго. Он-то и убедил меня в возможности есть только овощи, злаки и фрукты, а мясо совсем не есть. По его словам выходило, что таких людей много и на здоровье они не жалуются, даже живут дольше, чем людоеды. Я уже представлял, как по моему двору бродят благодарные животные и умные люди, даже в дом иногда заходят, чтобы меня развлечь. Я и перестал есть мясо. Три дня было голодновато, но я терпел, потом стало голодно, однако я всё равно терпел, так как понимал, что к новой пище надо привыкать. На шестой день у меня стала кружиться голова, а на седьмой я ненадолго потерял сознание. Тогда я понял, что мечты о питании только овощами — это только мечты, и в тот же день съел советчика. Он оказался вкусным и жирненьким, да и с чего ему быть другим, если сам он не отказывался от мяса и съел за время своего пребывания здесь немало курятины и баранины.

— Вот скотина! — звонко выкрикнул Франк.

— Не говори так, мальчик, — осудил его великан. — Нехорошо ругаться вообще, а уж в адрес мёртвых…

— Пока что ты жив, — ответил Франк. — Надеюсь, ненадолго.

— До чего же невоспитанный этот мальчик, — обидчиво пожаловался великан. — Скажи мне ты, человечек, чего ему не хватает? Кормлю его хорошо, дам всё, что захочет, только попроси. Даже обидно иногда становится.

Ник перевёл разговор на другие темы, и постепенно великан совсем развеселился и в который уже раз с увлечением принялся рассказывать карлику о себе и своих близких, поощряемый искренним интересом слушателя.

Адель не могла понять, что за удовольствие Ник получает от подобных бесед. Лично ей было очень неприятно и тревожно слушать подробности о быте и нравах людоедов, тем более, что воспринимала она их с позиции будущей пищи, а потому весьма болезненно. Даже сейчас, предвидя близкое спасение, она старалась не вслушиваться в оживлённую беседу великана и его пленника. Наверное, только натуре учёного свойственны такие странности, а рядовым людям и обычному животному наподобие Адель, Франка и Серого оставалось только недоумевать и со страхом и отвращением внимать беседам или же затыкать уши.

Адель стирала, шила и приводила себя в порядок весь день и благодаря этим, в последнее время ставшими непривычными, занятиям почувствовала даже подъём духа и нервное возбуждение. Ей начало казаться, что уже сегодня ночью им удастся бежать. Однако прошла неделя, а помощь не приходила, и умная собачка не подкрадывалась к двери Адели, чтобы подбодрить её и её спутников. Девушка ежедневно тщательно приводила себя в порядок, чтобы хотя бы отдалённо походить на даму чьего-то сердца.

Однажды великан, бывший как всегда в превосходном настроении, принёс каждому из своих питомцев целые груды еды и по нескольку больших вёдер с водой.

— Меня не будет только два дня, так что не тревожьтесь, что запасов вам не хватит. Ворота я запру очень крепко, а забор вокруг моего дома надёжен, так что никакой зверь к вам не проникнет и не съест. Не скучайте и не унывайте.

— Куда ты идёшь? — спросил Ник.

— А почему это тебя интересует? — неожиданно насторожился хозяин.

У Адели сердце замерло от ужаса. Своим неосторожным вопросом карлик мог заставить великана принять особые меры для сохранности своих пленников.

— Любопытство заело, — объяснил Ник.

Весёлый людоед захохотал. Ответ карлика ему очень понравился.

— Скучно, — пояснил Ник. — Хорошо бы ты пошёл на восток.

— Почему на восток? — не понял великан.

Адель тоже этого не поняла.

— Потому что мы шли именно туда.

— По плато?

— По плато.

— Но ведь там нельзя пройти, — недоумённо возразил великан. — Там трещина.

— Она-то и была нам нужна, — объяснил Ник. — Это не простая трещина. Она содержит в своих изломах необычайно ценные породы. Наша экспедиция отправлялась для исследования этих пород. Если бы ты шёл туда, то, наверное, не отказался бы принести мне несколько образцов для исследования.

— Чего принести?

— Образцы. Ну… камни, обломки камней.

— Так бы и говорил. Конечно, я бы принёс тебе эти самые образцы, если бы шёл туда, но я иду совсем в другую сторону. Мне надо спуститься и пройти к реке.

— Эх, какое невезенье! — огорчённо воскликнул карлик. — Ведь я учёный, а для учёного сидеть без дела тяжело.

— Тогда я принесу тебе камни с реки, если уж они тебе так интересны, — предложил хозяин.

— Сделай милость, — согласился Ник.

— А правда, зачем тебе камни? — спросил Серый, когда великан ушёл и принялся греметь чем-то вдали.

— Чтобы метать их в этого скотину, — хмуро пояснил Франк. — Ну и мерзавец! Прежде я не ценил своего змея, а ведь насколько он был благороднее.

Карлик засмеялся.

— Что имеем — не бережём, — философски заключил ослик.

Тут уж и Адель не могла удержаться от смеха.

— Так зачем тебе камни? — повторил свой вопрос Серый. — Я не замечал, что ты их любишь.

— Камни нужны были для отвода глаз, — начал объяснять карлик.

— Я же и говорю: чтобы залепить ими в глаз этому негодяю, — обрадовался мальчик. — Мне они тоже нужны.

— Не камнем в глаз, а для отвода глаз, — терпеливо поправил его Ник. — Чтобы наш хозяин поверил, что я выспрашиваю его о дороге без тайного умысла. Теперь мы знаем, куда он идёт, а он знает, куда должны были идти мы, если бы он нас не остановил. На восток. А на самом деле нам надо на юг.

— Только бы он не заметил подкоп под стеной, — тревожно сказала Адель.

— Думаю, что Моська об этом позаботилась, — успокоил её Ник.

— Необычайно умная собака, — уважительно подтвердил ослик.

— Да, она умна, — согласился Франк. — Только было бы хорошо, если бы она появилась в эти два дня.

 

ГЛАВА 11

Адель становится дамой сердца странствующего рыцаря

Едва стемнело, как Адель услышала под дверью шорох. Она боялась поверить своим ушам, а ещё больше боялась попасться на хитрую выдумку великана и выдать план побега.

— Адель! — тихо позвала Моська.

— Это ты? — обрадовалась девушка.

— Куда ушёл великан?

— К реке. Его не будет два дня.

— Очень хорошо. В таком случае, я сбегаю за рыцарем. Он давно уже ждёт удобного случая для того, чтобы пробраться сюда. Теперь мы легко проведём осла через двор к подкопу.

— Я сам пойду, — возразил Серый.

— Сам-сам, — торопливо согласилась Моська. — Собирайтесь, если у вас есть что взять, а я сейчас.

Адель услышала, как её лапы мягко застучали по двору и затихли вдали. Чувствовалось, что собака уже не боится хозяина и не старается проскользнуть бесшумно.

Ослик передал весть о близком освобождении Нику, а тот — Франку.

— Захватите с собой пищу, — распорядился карлик.

Адель, в распоряжении которой в последнее время было слишком много еды, стоило некоторого усилия вспомнить о голодных временах. Она собрала столько съестного, сколько смогла уложить в своё старое платье. Узел получился весьма увесистым, но девушка рассчитывала, что часть её ноши, если не всю, Ник навьючит на ослика. От волнения у неё дрожали руки. Ей казалось, что великан изменил свои планы и решил вернуться, поэтому беглецы будут остановлены и посажены обратно в их каморки, едва выберутся наружу. И Моська не возвращается слишком долго. Может, её уже поймали? А где рыцарь?

Адель встрепенулась, когда за дверью раздались тяжёлые шаги.

— Вот здесь, — сказала Моська.

Лязгнул засов, дверь отворилась, и на фоне звёздного неба Адель увидела высокую фигуру.

— О, благородная синьора! — заговорил незнакомец, и уже по этим словам Адель поняла, что перед ней, действительно, рыцарь. — Я благодарю милостивейшую судьбу за её благосклонность ко мне. Неужели это вы? Та, кого в мыслях я давно уже нарекаю дамой моего сердца?

Адель была убеждена, что этот человек, даже будь он трижды рыцарем, не может видеть её в темноте, так что, ошибись собака и приведи его к другой двери, он с теми же словами обратился бы к ослу, карлику или мальчику.

— От всего сердца благодарю вас за своё спасение, — ответила Адель.

Ей очень хотелось попасть в тон рыцарю, но, как нарочно, высокопарные фразы не приходили ей в голову, а то, что она сумела произнести, никак не соответствовало горячей благодарности к неизвестному другу.

— Быстрее! — поторопила Моська. — Надо открыть ещё три двери.

Похоже, рыцарь не рассчитывал, что его поэтический разговор со спасённой дамой будет так бесцеремонно прерван практичной собачкой. Адель увидела лишь, что Моська, чей силуэт тоже выделялся очень чётко, схватила рыцаря зубами за штанину и потащила в сторону. Наверное, острые зубы коснулись не только материи, потому что девушке послышался приглушённый вскрик, в котором не было ничего героического.

Один за другим пленники были выпущены из своей тюрьмы.

— Быстрее! Быстрее уходим отсюда! — говорила Моська, прерывая слова благодарности, неизбежные при таких обстоятельствах. — Пока вы болтаете, может вернуться великан.

Адель тоже боялась, что какая-то случайность заставит их тюремщика вернуться, поэтому без лишних разговоров подхватила узел и свою сумку.

— Закройте двери на засов, — распорядился карлик. — Пусть наш хозяин не сразу обнаружит побег.

Адель была уверена, что заботливый великан сразу же по приходе поторопится узнать, всё ли в порядке у его подопечных, но всё-таки задвинула тяжёлый засов.

— Скорее! — торопила Моська. — Идите к дальнему углу. Вон туда. Подкоп сделан там.

Ник и Франк тоже тащили массивные узлы, сделанные из их рубах, а у девушки узел забрал рыцарь.

Подкоп оказался большим, так что Адель без труда пролезла под забором, но с ослом вышла заминка. Сам он пролезть не смог. Тогда ему велели лечь на бок и попытались протолкнуть его общими усилиями. Кончилось всё тем, что бедный Серый прочно застрял под забором.

— Ничего, сейчас я расширю яму, — подбодрил бедного страдальца рыцарь.

— А мы будем копать с этой стороны, — подхватил Ник. — Осторожнее, Франк.

— По-моему, ты потолстел. Говорили же тебе, чтобы меньше ел, а больше прыгал на месте, — ворчал Франк.

— Я прыгал, — стонал бедный ослик. — Но чем больше прыгаешь, тем больше хочется есть.

Адель не могла разглядеть рыцаря в темноте, но она была уверена, что на нём нет никаких доспехов. Помнится, она читала, что рыцарь в полном снаряжении должен греметь, как связка жестяных кастрюль, а её спаситель двигался совершенно бесшумно. Рыл землю он каким-то деревянным предметом, похожим на самодельную лопату.

— Мы вырыли очень большую яму, — говорила Моська, выгребая передними лапами землю из-под бока застрявшего мученика. — Серый должен был пролезть, ведь он был таким тощим.

Ослик промолчал.

— А теперь попробуем его протолкнуть, — предложил Ник. — Тащи его за голову, рыцарь, а мы поднажмём здесь.

Адель не знала, удобно ли даме сердца помогать проталкивать осла через подкоп под забором, но стоять в бездействии она не могла и принялась тянуть бедное животное за передние ноги.

— Наконец-то! — воскликнул Франк.

— А я уж думал, что так и останусь здесь, — признался Серый. — Спасибо вам, друзья.

— Идите прямо, — приказал рыцарь. — Когда дойдёте до пригорка, подождите меня, а я закопаю яму, чтобы великан не сразу понял, как вы выбрались наружу. Моська, покажи дорогу. А вас, прекрасная дама, прошу следовать за всеми и не волноваться, потому что отныне я буду вашим защитником. Каждый подвиг, который я совершу, я отныне буду посвящать вам.

— Спасибо, доблестный рыцарь, — поблагодарила Адель.

Ей было жаль, что ни рыцарь не видит её в новом, почти сказочном наряде, ни она не видит мужественного рыцаря. Ради неё пока ещё никто не рвался совершать подвиги, даже её жених, и как ни старалась она гнать от себя грешные мысли, но ей было радостно чувствовать, что она способна вдохновлять кого-то на, пусть и сумасбродные, но всё же героические поступки. Неплохо ведь знать, что в её честь убили штук пять драконов, терроризирующих мирных людей, несколько страшных упырей и прочих тварей. Иными словами, ей было приятно сознавать, что добрые дела рыцарь будет совершать не только ради самих страдающих, но и ради неё.

— Сейчас познакомлю вас с конём, — сказала Моська. — Мы с ним уже подружились. Очень хороший конь, хотя и чересчур смел. Настоящий рыцарский конь.

— Как же его зовут? — спросил Франк.

Адель ожидала услышать какое-нибудь вычурное имя вроде Росинанта, но собака повела себя очень странно.

— Как сам захочет, так пусть и представится, — неопределённо ответила она. — Вот мы и пришли. Эй! Рыцарский конь!

Адель ничего не видела в темноте. Лишь на фоне более светлого неба чернел пригорок. Но она услышала, как переступают лошадиные копыта. Где-то совсем близко фыркнули.

— Привет, — робко поздоровался ослик. — Меня зовут Серый. А тебя?

Снова раздалось фырканье. По-видимому, оно что-то выражало, но Адель не поняла что именно.

— Меня зовут Подобный Молнии. Я имею честь носить на себе величайшего из всех рыцарей — Рыцаря Открытого Забрала.

Голос у коня был глубокий и звучный.

— А почему открытого? — спросил Ник.

— Потому что мой хозяин никогда не опускает забрала. Он очень смел, мой господин, и я счастлив служить ему.

— Я тоже теперь постоянно при деле, — поведал ослик. — Но мне ещё ни разу не приходилось везти на себе рыцаря. Мешки я возил, Мирту возил, Моську возил, а рыцаря — нет.

— Осёл не может возить рыцаря, — назидательно произнёс конь. — В крайнем случае, он может возить его оруженосца.

— Я уже убедился, что ослы могут всё, — возразил Серый, — но я ни разу не возил даже оруженосца.

— Ты доволен службой? — спросил карлик.

— Я доволен хозяином, — степенно ответил конь. — И службой у такого хозяина тоже очень доволен. У меня нет дома, но жизнь у меня очень интересна и полна приключений. Нам с моим хозяином всегда есть о чём поговорить. Я и вам могу рассказать множество интересных историй.

— Расскажи, — обрадовался Франк.

— Хозяин возвращается, — сказал конь, выступая навстречу.

Моська тоже побежала к рыцарю, и Адель подумала, что рыцарь, должно быть, человек очень хороший, раз его приходу так рады животные.

— Я всё закопал, — по-деловому кратко объявил рыцарь. — .Утром я отведу вас в безопасное место, а сам с моим конём вернусь и разделаюсь с вашим обидчиком.

— Не стоит, славный рыцарь, — попробовал отговорить его Ник. — Будет лучше, если мы уйдём отсюда и предоставим великана самому себе.

— Во имя прекрасной дамы, которую я спас, я обязан совершить подвиг, убив её обидчика, — стоял на своём рыцарь.

— Я очень прошу вас, мой храбрый спаситель, не возвращаться к великану, — вмешалась Адель.

— Я выполню любое приказание моей госпожи, — согласился рыцарь. — Я убью великана, и больше мне к нему не нужно будет возвращаться.

Адель принялась было подыскивать более действенные слова, но карлик примиряюще сказал:

— Поговорим об этом потом, а сейчас распределим поклажу, чтобы с рассветом выйти.

— Разумно, — откликнулся рыцарь.

— Распределите поклажу на моей спине, — предложил ослик. — Я сам всё понесу.

— Кроме рыцаря и доспехов, — ревниво поправил рыцарский конь.

— Нет, мой милый Све… Пободный Молнии, тебе выпала честь нести на своей спине даму моего сердца, прекрасную Адель.

Девушка с замиранием сердца услышала новость. Ей ни разу не доводилось садиться на лошадь, поэтому предполагаемая езда на могучем рыцарском коне привела её в ужас. Несомненно, она сразу же упадёт, расшибётся, сломает ногу или, что ещё хуже, своей неловкостью разочарует доблестного рыцаря.

— Я пойду пешком, — твёрдо сказала она.

— Я бы на твоём месте поехал верхом, — прошептал Франк, выдав этим своё собственное желание.

— Помоги мне, рыцарь, — позвал Ник. — А вы, друзья, посидите пока здесь.

Адель отметила, что карлик не испытывает к их спасителю особого почтения, но было похоже, что рыцаря это не волнует. Он тотчас подошёл к Нику и принялся вместе с ним распределять поклажу. Франк сунулся было к ним, но его тотчас же отослали, не потрудившись даже найти подходящий предлог. По-видимому, этим двоим было о чём поговорить друг с другом, потому что они продолжали беседовать и после завершения работы.

— И о чём они только шепчутся? — ворчал Франк.

— Если они сочтут нужным, они нам об этом скажут, — рассудительно ответил Серый.

— А если не сочтут нужным?

— Тогда не скажут.

— Но это же нечестно. Представляю, как бы они сердились, если бы мы с тобой завели секреты, уединялись бы и шептались на глазах у них. Эй, Моська!

Но собачка не отзывалась.

— Моська! — громче позвал мальчик. — Моська, где ты?

— Не кричи, — остановила его Адель.

Слегка зашуршал кустарник, и жёлтая собачка оказалась рядом.

— Зачем ты меня позвал, — сердито сказала она Франку. — Мне пришлось уйти на самом интересном месте. Тьфу! Тьфу! Тьфу!

Осознав, как многого она лишилась, Моська произнесла несколько оень энергичных фраз на своём особом языке и несчётное число раз плюнула.

Адель поняла, что собака бессовестно подслушивала чужой разговор, и терзалась сомнениями. Ей очень хотелось узнать содержание таинственной беседы карлика и рыцаря, но в воспитательных целях она не могла попросить Моську передать содержание этой беседы.

— Ты не должна была этого делать, — не очень уверенно осудила она некрасивый поступок. — Нехорошо подслушивать чужие разговоры.

— А как же тогда узнать, о чём они говорят? — резонно возразила Моська.

— И о чём же они говорили? — жадно спросил Франк.

— Если бы ты меня не позвал, я бы сказала, — обидчиво ответила собачка. — А теперь не скажу. Жди утра. Ник сам об этом скажет. Совсем не ожидала от него такой глупости.

Адель была заинтригована и терялась в догадках. Очевидно, карлик приготовил для великана какой-то сюрприз, но какой?

Закончив разговор, Ник и рыцарь вернулись к своим спутникам. Адель не видела в темноте их лиц, но по оживлённости карлика и молчаливости рыцаря поняла, что у Ника что-то на уме и их новый друг не одобряет его затеи.

— Нам повезло, что нам на помощь пришёл этот благородный человек, — сказал карлик.

— В моём поступке нет ничего особенного, — отозвался рыцарь. — Я ничем не заслужил твоей похвалы. Впервые в жизни я спасаю терпящих беду, не рискуя своей жизнью. Это пятно на моей рыцарской репутации. Я хотел вернуться и сразиться со злобным великаном в честном поединке, но ты просишь этого не делать. Когда ещё выдастся возможность совершить подвиг во славу дамы моего сердца, прекрасной Адели?

Карлик засмеялся.

— Сдаётся мне, что теперь, когда ты решил сопровождать её в пути, тебе часто придётся совершать подвиги и во славу её и ради её спасения. Но ты напрасно назвал великана злобным. Он не злой и не жестокий. По-своему, он даже добр и ласков.

— Представляю, как ласково он бы вас съел, если бы я не встретила рыцаря, — вставила Моська.

— Вы смотрите на дело односторонне, — возразил Ник. — А вы представьте себя на месте великана. Он с детства привык относиться к людям и животным как к пище, поэтому ловит их и содержит у себя до… надобности. Он не мучает своих пленников, не издевается над ними, а ко многим даже относится с симпатией. Однако приходит время, и он вынужден убивать кого-то на обед, как люди убивают… Ну, как мы с вами убивали рыбу, чтобы поесть.

Адель поняла, что карлик хотел сказать: "Как люди убивают скот", но изменил слова, чтобы не оскорбить слух ослика и коня.

— Это совсем разные вещи, — возразил рыцарь. — Люди и рыбы. Нашёл кого сравнивать!

— А что мы знаем о рыбах? — встрепенулся Ник. — Кто может заглянуть в душу рыбы, проникнуть в её мысли? Возможно, если бы мы могли понять пойманную нами рыбу, мы сразу же вернули бы её в её среду обитания и навсегда бы отказались от такого рода пищи.

— А потом падали бы в обморок от недостатка питания, как это случилось однажды с нашим хозяином, — закончила Адель.

Ей не хотелось задумываться над словами карлика. В своём необычайном путешествии она познакомилась с говорящими животными, и теперь даже представить не могла, что можно есть мясную пищу. Рыбу она пока не отождествляла с животными, и ей становилось страшно от слов Ника. Выходило, что она не лучше великана-людоеда, едва не погубившего их всех, потому что в обычной жизни не была вегетарианкой и мясом перестала питаться только здесь.

— Это очень интересный великан, — продолжал карлик. — Из-за пристрастия к человеческому мясу и по некоторым другим признакам, которые я, будучи монстрологом, ясно вижу, его можно смело отнести к монстрам, но это настолько необычный монстр, что до сих пор ни один учёный не догадывался, что изучение этого вида великанов не только окажется полезным для науки и расширит её границы, но и окажется необычайно интересным для самих исследователей. Это не упыри, чувств которых никто не может разгадать, не карлики, похожие на ожившие механизмы, не чудовища, все мысли которых направлены только на добывание пищи или причинение зла другим, а думающие, весёлые, гостеприимные, хозяйственные существа, изучать которых доставит мне большое удовольствие. Я уже представляю свою диссертацию по этой теме.

Франк издал неопределённый звук, ослик шумно выдохнул, а Адель стала догадываться, что затеял Ник.

— Вы, наверное, уже поняли, друзья мои, что утром мы расстанемся. Вы пойдёте дальше по пути, который должны пройти, а я останусь здесь, чтобы разведать обстановку и обдумать план будущих действий.

— Но ведь ты собирался домой, — напомнила Адель.

— Что мне делать дома? Вспоминать, что я чуть не попался в руки упырям? Что меня чуть не съел великан? Пользы для науки от этого не будет.

— Ты мог бы тщательно подготовиться к новой экспедиции, — подсказал Франк.

— Я уже готов к ней. Голова при мне, глаза тоже, а больше мне ничего не нужно. Если вы согласитесь поделиться со мной едой, то мне вообще не о чем больше мечтать.

— Об этом и говорить не стоит, — сказала Адель. — Но наше расставание так неожиданно…

— Не печалься, Адель, всё равно в недалёком будущем нам пришлось бы проститься. Как только я нашёл бы тебе попутчика, способного тебя защитить, я вернулся бы назад, но раз такой попутчик уже нашёлся, я расстаюсь с тобой здесь. За тебя я спокоен, потому что не могу представить никого, кто лучше сумеет обеспечить вашу безопасность. Не обижайся, Франк, но пока ты не вырос, ты не можешь считаться очень надёжной защитой, однако я не сомневаюсь, что года через три-четыре твоему покровительству сможет довериться любая странствующая дама.

— А как же мой змей? — грустно спросил мальчик. — Чем он плох для твоей диссертации?

— Я обязательно его навещу, дружок, — пообещал Ник. — Когда я соберу материал по великанам, я доберусь и до твоего змея. Но сначала надо покопаться в архиве. Вдруг про него уже написана какая-нибудь работа?

— Вот было бы здорово! — подпрыгнул Франк. — Знать бы раньше, было бы чем его поддразнить, а то мы с ним только переругивались.

— Нам будет тебя недоставать, — грустно признался ослик.

— Если передумаешь, то догони нас, — предложила Моська.

— Спасибо, друзья. Я надеюсь, что когда-нибудь мы с вами встретимся ещё раз.

— Я тебя никогда не забуду, Ник, — сказала Адель.

— И я тебя тоже, Адель. Желаю тебе удачи. Я верю, что в трудную минуту тебе на помощь всегда будут приходить друзья.

Адель чувствовала, что не может говорить. Её душили слёзы, и, чтобы не заплакать, она молча слушала пожелания, которыми обменивались с Ником Франк, Серый, Моська, рыцарь и даже конь. Сколько уже было встреч и расставаний, а она всё ещё не могла привыкнуть к тому, что из её жизни навсегда вычеркиваются друзья и с ними она уже больше не увидится, если, конечно, не предпочтёт остаться разумом в этом странном и интересном мире, тогда как в прежнем мире её будут считать сумасшедшей. Интересно, случалось ли, что люди, попавшие сюда, оставались здесь по доброй воле?

Она постаралась отогнать от себя неожиданные мысли, встревожившие её своим появлением, и отметила, что светает и скоро можно будет трогаться в путь, а главное, рассмотреть их спасителя.

— Перед расставанием можно устроить совместный завтрак, — предложил Ник. — Конечно, ещё слишком рано, однако ложиться спать никто не собирается, поэтому лучше потратить оставшееся до рассвета время с пользой.

— Признаюсь, что вчера я вообще ничего не ел, — сказал рыцарь. — И Моська тоже.

— Не было времени, — отозвалась собачка, облизываясь. — Надо было следить за великаном. К тому же еды тоже не было.

Бывшие пленники были обеспечены в своей тюрьме съестным сверх меры, так что вынуждали себя соблюдать полуголодную диету, но только сейчас за общей трапезой почувствовали удовольствие от еды.

— А вас, страдальцы, хорошо кормили, — заявил рыцарь, с аппетитом жуя.

— Мы почти ничего не ели, — признался Франк.

Ослик тяжело вздохнул.

— Мы боялись потолстеть и попасть на стол к людоеду раньше намеченного дня, — пояснил карлик.

— Я только сейчас понимаю, что нам давали очень вкусную еду, — добавила Адель.

— Я это тоже понимаю, — сказала Моська, причавкивая от удовольствия.

— Надо иметь большое мужество, чтобы воздерживаться от такой еды, — похвалил рыцарь благоразумие бывших пленников.

Ослик перестал хрустеть веточками, душераздирающе вздохнул и захрустел вновь.

— Бедняга, — насмешливо сказал конь. — Ты так вздыхаешь, словно умираешь с голоду. Иди сюда, здесь трава сочнее.

— Спасибо, — кротко поблагодарил Серый, присоединяясь к новому приятелю.

Рассвет для увлёкшихся беседой и едой людей наступил внезапно. Только что они угадывали лишь смутные силуэты друг друга, а потом вдруг осознали, что уже светло. Адель обнаружила, что Ник аккуратен и подтянут, хотя одежда его и была сильно изношена, а Франк очень худ и грязен.

— Ну и ну! — закричал мальчик. — Не удивительно, Серый, что ты застрял под забором! Теперь тебя уже ни один дурак не назовёт тощим ослом.

— Ты так потолстел, что я бы тебя не узнала, — согласилась Моська.

Ослик смущённо хлопал большими добрыми глазами.

— Ты очень похорошел, — подбодрила его Адель. — Теперь ты выглядишь так же, как в те времена, когда мы с тобой только познакомились.

— Я отлично себя чувствую и мог бы ещё раз перейти хоть через горы, хоть через пустыню, — бодрился Серый.

— Сейчас тебе предстоит перейти через плато, — подал голос рыцарь. — А это тоже очень тяжёлый переход. Здесь много трещин, и нелегко найти правильную дорогу. Мы…

Тут он умолк и в замешательстве уставился на Адель, и девушка поняла его смятение. Сама-то она заранее позаботилась об этой встрече и обновила гардероб, а бедный странствующий рыцарь, которому пришлось работать землекопом, был с ног до головы перепачкан землёй, и под покровом спасительной темноты, не учёл этого. Он забыл даже, что приветствовать даму сердца полагается в доспехах. Было ему лет сорок, худой, крепкий, довольно высокий, тёмные волосы всклокочены, бородка клинышком нуждалась в гребёнке, белая рубашка с оборванными кружевами — в стирке, а бархатные штаны — в чистке. Адель ожидала, что облик её спасителя будет более представительным, но пока что рыцарь напоминал бродягу благородного происхождения, переживающего не лучшие времена.

— Мне горько представать перед прекрасной дамой в таком виде, — неуверенно бормотал рыцарь. — Однако в доспехах нельзя было рыть землю, поэтому их пришлось снять и припрятать, а теперь…

Адели стало его жаль.

— Не доспехи украшают рыцаря, а доблесть и великодушие, — сказала она. — В вас, мой спаситель, и без доспехов каждый признает рыцаря.

Бедняга воспрянул духом, но было похоже, что вместе с доспехами он лишился и речи.

— Будем прощаться, — сказал Ник. — Вам надо отойти как можно дальше, чтобы великан не сумел вас найти.

Мешки с едой навьючили на осла, доспехи — на коня, и, распрощавшись с карликом, путники тронулись в путь.

— Твои доспехи тяжёлые? — осведомился Франк.

Рыцарь внимательно оглядел мальчика.

— Тяжёлые, — ответил он и спросил. — А ты, правда, собираешься всю жизнь блуждать по свету?

— Хорошо сказано, — обрадовался Франк. — Ты выражаешься не хуже принца и Ника. Собираюсь.

— Тебе надо учиться, — задумчиво проговорил рыцарь.

— А занудлив ты точно, как принц.

— Франк, говори вежливее, — одёрнула мальчика Адель, но он лишь отмахнулся от неё.

— Наш принц хотел его приобщить, но он отказался, — таинственно сообщил Серый.

Конь с уважением посмотрел на ослика.

— К чему приобщить? — не понял он.

— К знаниям, — объяснила Адель. — Он хотел взять Франка с собой во дворец…

— И меня тоже, — похвалился Серый.

— И тебя, — согласилась девушка. — Но Франк отказался наотрез.

— Ещё бы! — хмыкнул Франк. — Я привык к свободе. Мы с Серым и с Моськой будем путешествовать. Сейчас мы вместе с Аделью идём спасать её жениха, потом можем проводить Янко, ведь мы привыкли к пустыне, а он там пропадёт.

— Главное — вовремя встретить оазис, — объяснил ослик секрет безопасного перехода через пустыню.

— И ещё нельзя связываться с джиннами, — напомнила Моська.

— С джиннами? — оживился рыцарь. — Вам угрожал джинн? Скажите, где он, и я сражусь с ним. Отныне каждый свой подвиг я буду посвящать даме моего сердца, прекрасной Адели.

— Он далеко, — сейчас же пояснила девушка. — Его уже не найти.

— Я отыщу, — убеждал храбрый рыцарь.

В запачканной землёй одежде он не казался ни особо сильным, ни, тем более, способным бороться с джинном, при воспоминании о котором Адель становилось нехорошо, но его голос был решительным, а глаза горели.

— Вряд ли этот джинн захочет сражаться, — сказал ослик. — По- моему, он был не особо злой.

— А почему же вы тогда перепугались? — ехидно спросила Моська, почувствовавшая себя обиженной. — Ты им не верь, рыцарь. Джинн был очень страшным и свирепым. Он хотел оторвать мне хвост и убить того, кто потёр кувшин.

— Убил? — осведомился рыцарь, грозно сверкнув глазами.

— Нет, — скромно ответила собака, не вдаваясь в подробности. Она рассчитывала на то, что подробности расскажут другие.

— Наша Моська не растерялась и послала джинна в вдогонку за бурей, — радостно сообщил Франк. — Интересно, сразился он с бурей или нет? А этот трус Ганс лежал, зарывшись в песок, как дохлый крот.

— Мы были не лучше, — справедливо уточнила Адель.

— Я совершенно растерялся и очень испугался, — признался Серый. — Если бы не Моська нам всем пришёл бы конец. И Янко тоже.

Рыцарю пришлось задать немало вопросов, чтобы разобраться во всей этой истории, и он признал храбрость и находчивость собачки. В свою очередь, он поведал своим спутникам о собственных встречах с великанами и волшебниками. Только по его рассказам выходило, что он не стремился уклониться от этих встреч, а, напротив, искал их. И встреч этих, из которых рыцарь всегда выходил победителем, было так много, что Адель начала сомневаться в абсолютной правдивости этих рассказов, несмотря на то, что конь неизменно поддакивал своему хозяину. Зато Франк слушал нового знакомого, раскрыв рот.

— Если бы я знал о вас раньше, о дама моего сердца, я мог бы посвящать эти подвиги вам, — сожалел рыцарь. — Я бы прославил ваше имя на весь свет. Но теперь Рыцарь Поднятого Забрала каждый свой подвиг будет совершать во славу прекрасной Адели.

Франк, ослик и Адель поведали о своих приключениях, но, по сравнению с яркой жизнью рыцаря, они казались скромными и малоинтересными.

— Отныне вы все находились под моей защитой, — заявил рыцарь. — Вам нечего бояться. Едва какой-нибудь злобный маг услышит, что я сопровождаю вас, как он тут же свернёт с дороги и обойдёт вас стороной.

Адель опасалась, что за этой уверенностью в своих возможностях кроется одно хвастовство, и она имеет рядом не защитника, а пустослова. Впрочем, она была благодарна ему за спасение. Если бы не он, все они до сих пор сидели бы в своих каморках в ожидании смерти и подачи на стол.

— Я буду странствующим рыцарем, как и ты, — заявил Франк. — Со временем я тоже подыщу себе даму сердца, а о моих подвигах будет известно всему миру.

— Их ещё нужно совершить, — напомнил рыцарь, усмехнувшись. — А перед этим необходимо научиться владеть мечом, щитом и копьём.

— Ты меня научишь? — с надеждой спросил мальчик.

— Если не будешь хвастаться своими будущими подвигами, — поставил условие рыцарь.

Адель подумала о соломинке, которую её спутник обнаружил в глазу Франка, не замечая, что делается с его собственными глазами. Но она признавала, что рассказы его весьма занимательны и способны воодушевить любого мальчишку.

Рыцарь несколько раз предлагал Адели сесть на своего коня, сам конь убеждал, что пойдёт спокойным ровным шагом, но девушка решительно отказывалась ехать на высоком мощном темно-коричневом животном, несмотря на то, что сильно устала. К счастью, до привала её сил хватило. Оказывается, за время вынужденного отдыха в хлеву у великана она не только отдохнула, но и отвыкла от долгой ходьбы. Хорошо ещё, что почва была каменистой и ровной с редкими участками низкой травы.

— Жаль, что нет деревьев или кустарника, — сказал рыцарь. — Если великан нас догонит, вам негде будет спрятаться, пока я буду с ним сражаться. Но вон там есть источник, и мы отдохнём возле него. А чуть дальше я вижу большую лужу, которая поможет нам с Франком приобрести вид, достойный спутников и защитников благородной дамы.

Мальчик скорчил гримасу, но Адель была бы счастлива, если бы рыцарю удалось затащить Франка в воду.

— У меня есть мыло, — сейчас же сказала она, порадовавшись, что догадалась захватить его с собой. — Я приготовлю обед, а вы пока приводите себя в порядок.

Она раскладывала еду на куске материи, бывшей когда-то её платьем, прислушиваясь к завываниям несчастного Франка, не привыкшего к мылу, и смеху рыцаря, которому процедура отмывания мальчика казалась забавной.

— Это всё из-за тебя, — ворчал Франк, усаживаясь на землю и тряся мокрыми волосами. — Как заделалась дамой сердца, так уж все и мыться обязаны.

— Ты сам сказал, что хочешь стать странствующим рыцарем, — напомнила Адель, смеясь.

— Когда я буду странствующим рыцарем, я нипочём не буду заводить себе даму сердца, — сердито ответил Франк. — От них одни неудобства. Заимеешь такую себе на голову…

— И придётся мыться, — закончил Серый.

— Прежде ты пах лучше, — заявила Моська, принюхиваясь к мальчику и чихая. — По-человечески. А сейчас от тебя несёт каким-то зельем.

— Ты слышал, Свер… Пободный Молнии? — обратился рыцарь к своему коню.

— Слышал, но я предпочитаю запах битвы, — свирепо ответил тот и добавил. — Но и запах свежего сена я тоже люблю.

— Или овса, — мечтательно заметил ослик. — В гостях у ослоеда мне давали очень хороший овёс. А ещё свежие сочные овощи.

— Вот ты и потолстел не в меру, — ядовито заметила Моська.

— И застрял под забором, — добавил Франк.

— Может, опять наступит время, когда придётся голодать, — рассудительно ответил Серый. — Тогда хоть будет о чём вспомнить. А то придётся жалеть о воздержании.

Отдых показался Адели слишком кратким, но она сознавала необходимость идти дальше и встала не только без жалоб и возражений, но даже стараясь выглядеть бодрой и весёлой.

— Теперь мне необходимо быть в полной готовности сражаться, — объявил рыцарь, облачаясь в латы. Помоги мне, Франк. До сих пор я справлялся сам, но это занимает лишнее время.

— Я могу быть твоим оруженосцем, — как бы между прочим проронил Франк, отводя глаза, чтобы не выдать, как горячо он хочет стать оруженосцем странствующего рыцаря.

— Вряд ли, — возразил тот.

Мальчик отвернулся, чтобы спрятать от чужих глаз своё вспыхнувшее лицо.

— Я и не хочу, — независимо заявил он. — Я предложил стать им на время, пока мы провожаем Адель. А потом мы с Серым и Моськой пойдём дальше…

— Потом ты бы смог стать моим оруженосцем, а на то время, пока мы провожаем Адель, — нет, — ответил рыцарь, прилаживая на своего коня нагрудник.

— Почему тогда, а не теперь? — не поняла девушка.

— Тогда он подрастёт и окрепнет, а теперь он ещё слишком мал и слаб и не сможет нести за мной моё копьё, — очень просто и понятно объяснил рыцарь.

Однако эта простота показалась ему недостойной разговора с обретённой дамой сердца, поэтому он сделал нечто вроде поклона, насколько это позволяли ему латы, и заговорил высокопарно:

— О, дама моего сердца, прекрасная Адель, если вашим желанием будет сделать мальчика моим оруженосцем сейчас…

— Нет-нет, — перебила его Адель. — У меня нет такого желания. Я целиком полагаюсь на ваше мнение. Только, пожалуйста, милый рыцарь, говорите проще. Когда вы будете совершать подвиги, вы можете меня восхвалять, но со мной разговаривайте, как с товарищем.

— Конечно, в походе так будет легче, — согласился рыцарь, но уж в бою и после боя, когда я буду посвящать вам свой подвиг, вы меня не останавливайте.

— Тогда мне самой будут приятны такие речи, — торопливо ответила девушка, довольная покладистостью рыцаря.

— И при чужих я буду обращаться к вам, как положено, — поставил условием рыцарь.

— Само собой, — подхватила Адель, — ведь все должны знать, что вы — мой рыцарь и мой избавитель. Однако пока мы одни, говорите со мной так же просто, как с остальными.

— Согласен, — сказал рыцарь. — Для всех я Рыцарь Поднятого Забрала, но вы можете называть меня дон Мигель. Мои далёкие предки совершили много подвигов и достаточно прославили наш род, но их потомки не отличались воинственностью, хоть и были храбры и великодушны, поэтому былая слава рода Сангре стала забываться. Я решил восстановить её и многое для этого сделал, но лишь теперь, когда я получил возможность посвящать свои подвиги даме моего сердца, обо мне заговорят повсюду.

— Я уверена, что вы уже прославили свой род, дон Мигель, а теперь лишь укрепите эту славу.

Франк выразительно и весьма оскорбительно засвистел, и Адели стало жаль мальчика.

— Неужели копьё так тяжело? — спросила она.

— Мне очень нужен оруженосец, Адель, но я не настолько жесток, чтобы заставлять мальчика носить за собой такой вес, — улыбнулся рыцарь.

— Наверное, ты очень ослабел в своих странствиях, раз тебе всё кажется тяжёлым, — язвительно заметил Франк.

Рыцарь не обиделся и жестом предложил мальчику поднять копьё. Франк из гордости хотел отказаться, но любопытство победило, и он подошёл к лежащему на земле копью.

— Ну и что? — спросил он, нагибаясь и берясь одной рукой за древко.

Ему пришлось снова нагнуться и взяться за предмет своих вожделений двумя руками, но он всё равно смог лишь слегка его приподнять. Адель тоже попробовала свои силы, но безуспешно.

— И как вы, дон Мигель, поднимаете такую тяжесть? — удивилась она.

— Важно не только поднимать копьё и нести его, но и уметь им владеть, — назидательно проговорил рыцарь. — Прибавьте к этому вес доспехов. Понимаете теперь, почему я считаю преждевременным делать мальчика своим оруженосцем? А тебе, Франк, придётся подумать, захочешь ли ты становиться странствующим рыцарем, нести на себе тяжёлые доспехи и при этом в любую минуту быть готовым вступить в бой, а для этого уметь в совершенстве владеть копьём и мечом.

С этими словами он легко поднял копьё и приладил его к боку своего коня, вложил меч в ножны и взял в руки шлем. Франк с восхищением глядел на него. Да и Адель не могла не залюбоваться силой и ловкостью рыцаря.

— Захочу! — пылко воскликнул мальчик. — Уже хочу! Ты научишь меня владеть копьём и мечом?

— Если ты научишься говорить со мной вежливее, чем ты говорил до сих пор. И приучись обращаться к старшим на "вы". Оруженосцам странствующих рыцарей не приличествует говорить своим господам "ты".

Франк вздохнул.

— Это примерно то же, что обращение рыцарей к дамам сердца, — уточнила Моська.

— Понятно, — сказал мальчик. — При посторонних к тебе надо быть особо почтительным, а между своими для простоты…

— Он научится себя вести, — вступилась за мальчика Адель. — Он уже многому научился.

— Придётся, — сурово сказал благородный рыцарь, задумчиво глядя на Франка.

Адель почувствовала, что мечта мальчика стать оруженосцем странствующего рыцаря, может со временем осуществиться. Во всяком случае, дон Мигель весьма благосклонно взирает на него. Девушка была бы рада, если бы судьба ребёнка устроилась хотя бы таким образом, если уж Франк отверг предложение принца.

 

ГЛАВА 12

Под рыцарской защитой

Облачённый в латы рыцарь имел очень мужественный вид, и манеры его стали более величавы. Однако Адель бывала в театре и видела на сцене артистов, совершенно преображавшихся в каждой новой роли, и не слишком доверяла внешнему блеску. Разумеется, этот человек, уже вызволивший её из беды, не оставит её в минуту опасности, однако… Чем больше рассказывал рыцарь о своих подвигах, тем сомнительнее они казались девушке, привыкшей к скромности своих прежних знакомых.

— Времена стали уже не те, — сетовал рыцарь, поворачиваясь к идущей возле его коня спутнице.

— Какими же они стали? — улыбнулась Адель.

— И какими были? — спросил ослик из вежливости.

— Когда я только пустился в странствия, мне не приходилось искать приключений, потому что они сами шли мне навстречу…

— А я думал, что приключения созданы специально для поиска ослов, — заметил Серый.

Подобный Молнии покосился на простодушного товарища, но промолчал.

— … Опасные встречи подстерегали меня на каждом шагу, — продолжал рыцарь, не реагируя на замечание ослика. — Мне не составляло труда совершать подвиги…

— А теперь? — ехидно спросил Франк, всё ещё тяжело переживавший отказ.

— Теперь не то. Едва чудовище услышит, что его вызывает на бой рыцарь Поднятого Забрала, оно пускается наутёк.

— Вот что значит сделать себе репутацию, — самодовольно сообщил конь. — Имя Подобного Молнии теперь тоже внушает уважение.

— Я искренне надеюсь, дон Мигель, что чудовища и в дальнейшем будут убегать при одном упоминании вашего имени, — пожелала Адель. — Я совсем не хочу опасных сражений.

— Но как же я прославлю ваше имя, имя дамы моего сердца? — негодующе вскричал рыцарь. — Нет. Когда мы подойдём к трещине, там обязательно должен встретиться какой-нибудь дракон, и я убью его в вашу честь.

Адель решила не спорить. Встретится дракон или нет, это ещё неизвестно, так что не стоило раньше времени умерять рыцарски й пыл. Лишь бы в опасную минуту Пободный Молнии поскакал к чудовищу, а не от него.

— Однако мне неловко ехать на коне в то время, как моя дама сердца идёт пешком.

— Я буду идти очень плавно, — в который уже раз заверил девушку конь.

Но Адели было достаточно поглядеть, на какой высоте находится спина могучего животного, чтобы отказаться от малоприятной перспективы с неё слететь.

— Вам, дон Мигель, необходимо быть всегда готовым к битве, поэтому вы должны ехать верхом, а я люблю ходить пешком и, право же, я совсем не устаю в походе.

Рыцарь не мог долго молчать и вновь принялся рассказывать о своих подвигах, а так как говорил он очень интересно, то время шло незаметно и дорога между привалами не казалась длинной.

Незаметно подошли к трещине, прорезывавшей плато и преграждавшей путь на юг. Справа плато резко обрывалось вниз, где текла река.

— Нам придётся пройти по краю трещины, чтобы её обойти, — сказал рыцарь. — Но сначала я посмотрю, не скрывается ли поблизости какая-нибудь нечисть. Здесь самое подходящее место для драконов.

— Дон Мигель, прошу вас, не оставляйте нас, — забеспокоилась Адель.

— Я вас не оставлю, о дама моего сердца, — заверил её рыцарь.

В голосе его слышалось волнение, похожее на охотничий азарт.

— А если на нас нападут, когда ты будешь искать своих драконов? — ворчливо спросила Моська.

— Тогда вас буду защищать я, — заявил Франк, которому передалось настроение рыцаря.

— Я буду здесь, рядом, — сказал рыцарь, взял своё копьё наперевес и поскакал вдоль трещины.

Удалился он недалеко, и его воинственный крик передал, что он нашёл добычу.

Адель не успела насторожиться, как на этот раз раздался уже негодующий вопль.

— Улизнул! Трус! Жалкий трус! Не принял боя! — бесновался рыцарь, возвращаясь к спутникам.

— Только хвост мелькнул, — печально подтвердил конь. — Не надо было кричать, что на бой его вызывает Рыцарь Поднятого Забрала. Он услышал твоё имя и испугался.

— Неужели я должен скрывать своё имя? — высокомерно спросил дон Мигель. — Неужели я должен идти на бой безвестным бродягой?

— Безвестным рыцарем, — поправил конь. — А потом, когда ты его приколешь к земле, ты ему и назовёшь себя. С неизвестным рыцарем они будут драться охотно, а Рыцаря Поднятого Забрала боится каждый дракон.

Адели эти речи казались пустым бахвальством. Она ни на миг не поверила, что рыцарь, и правда, видел дракона, а конь, похоже, готов был подтвердить любую чушь, которую выскажет его хозяин. Но она молча шагала рядом со своими чудаковатыми "защитниками" и благоразумно не высказывала собственного мнения.

— Неужели им не хочется размяться, проверить свою силу и сноровку? — недоумевал дон Мигель.

— Им не хочется гибнуть в неравном бою, — объяснил конь.

— Я тоже могу погибнуть, — возразил его хозяин.

— Можешь. И я могу. Но только не в битве с этими драконами. С ними мы научились легко справляться. И они это знают, поэтому удирают от нас без оглядки. Вот если бы попалось что-нибудь новенькое, особое…

— Это было бы интересно! — воодушевился рыцарь. — Я столько раз убивал драконов, что прославлять имя моей дамы сердца таким подвигом даже неловко. Для Адели надо бы что-нибудь особенное.

— Ну да, — ехидно согласился Франк. — Вон оно как раз и прёт.

— Где? — испугалась Адель.

— Где? — взволнованно спросил дон Мигель.

— Не надо шутить… — начал ослик, но не докончил.

— Тише! — недовольно приказала Моська. — Дайте послушать… По-моему, там, и правда, кто-то есть.

— Я пошутил, — засмеялся Франк. — Я нарочно сказал, чтобы…

— Замолчи!

Собачка сделала несколько шагов вперёд и остановилась, настороженно к чему-то прислушиваясь и принюхиваясь.

— Не нравится мне тут, — заявила она, возвращаясь. — Вон там, за тем камнем пахнет опасностью.

— Стойте здесь, — велел рыцарь, — а я погляжу.

Он приготовил копьё к бою, и Подобный Молнии осторожным шагом понёс его к камню, лежавшему на самом краю трещины. Не доходя до этого камня, конь остановился.

— Кто бы ни был ты, сидящий в засаде, вылезай! — зычно крикнул дон Мигель. — Тебя вызывает на бой Рыцарь Поднятого Забрала, убивший сорок семь драконов, не сходя с могучего коня, имя которого Подобный Молнии. Сразимся же в честном поединке, который я посвящаю даме моего сердца, прекрасной Адели!

Если бы не Моська, Адели было бы смешно, однако настороженный вид маленькой собачки свидетельствовал о реальной опасности.

— Не выходишь? — продолжал рыцарь. — Ну, так я выгоню тебя из твоего логова!

Конь поравнялся с камнем и… произошло непонятное. И конь и всадник были повалены на землю, причём рыцарь загремел своими доспехами и откатился в сторону, а конь пытался подняться на ноги, рвался из стороны в сторону, но что-то светлое, похожее на змею, обвивало его шею и передние ноги и тянуло к камню. Тоскливое ржание, похожее на предсмертный крик, вырвалось из груди могучего коня.

— Держись, Сверчок! — закричал рыцарь, вставая и бросаясь к коню с мечом в руке.

Цепкая белая змея была перерублена одним махом, и обвивавший бедное животное конец спал с него на землю, бешено извиваясь.

Подобный Молнии вскочил на ноги, рыцарь подхватил копьё, отбежал от камня, взгромоздился на коня и поскакал к оставленным спутникам, а из-за камня выползало что-то огромное, покрытое зеленовато-чёрной чешуёй.

— Быстрее уходите! — торопил рыцарь, проносясь на храпящем, покрытом пеной жеребце мимо Адели.

Девушка и сама понимала, что надо спасаться, но стояла, как пригвождённая к месту, глядя на гигантскую пасть чудовища, похожего на большую жирную пиявку, снабжённую короткими ножками. Пиявка эта в длину достигала метров семь, если не больше, а в диаметре была метра полтора. Круглая пасть её разверзлась, обнажив острые зубы, а из глотки вслед рыцарю выскользнул похожий на змею язык, обрубленный на треть и сочившийся зеленоватой жидкостью, повидимому, заменявшей этому чудовищу кровь. И эта тёмная масса быстро и ловко подвигалась на застывших путников, перебирая лапами и шаря перед собой языком.

— Бегите! — завизжала Моська, хватаясь зубами за юбку Адели и таща её прочь.

— Бежим! — закричал Франк, хлопая ослика по боку.

Все четверо бросились бежать, но чудовище сжалось и выбросилось вперёд одним огромным скачком, почти нагнав беглецов.

— Бегите! — вновь закричал рыцарь, сделав разворот, приготовив копьё для удара и пустив коня во весь опор.

Он, как вихрь, промчался мимо перепуганных спутников и с силой ударил копьём в тело чудовища.

— Вот бестия! — вскрикнул Франк.

Копьё скользнуло по чешуйчатому плечу, а чудовище перевернулось через спину и едва не сшибло рыцаря вместе с конём. В последнюю секунду конь отскочил от мощного гибкого тела. Копьё, выбитое из рук дона Мигеля, с силой вонзилось в землю.

— Вперёд, мой верный Сверчок! — закричал рыцарь.

Конь развернулся и понёсся на чудовище. Удар, который нанёс дон Мигель, мог бы, наверное, перерубить дерево, но чешуя выдержала. Однако чудовище, очевидно, почувствовало боль, потому что окрестности огласились странным рёвом, не похожим ни на один звук, слышанный когда-либо Аделью, а бросок тела оказался неточным. А может, это рыцарский конь, привыкший к битвам с драконами, ловко увернулся от смертельного объятия.

Конь в третий раз поскакал на неуязвимое чудовище, раздражённое и разъярённое неудачными попытками обвить своим телом добычу, раздавить и заглотать, озадаченное непонятной смелостью и настойчивостью пришельцев. Маленькие чёрные глазки загорелись бешенством, и отвратительная бестия, покрытая чешуей, сжалось и мощным прыжком сама ринулась навстречу.

Адель увидела, что меч с силой вонзился в раскрытую пасть, из которой выбросился язык, похожий на гигантскую белую анаконду, конь отлетел в сторону, перекувырнувшись два раза через спину, безоружный рыцарь оказался на земле перед чудовищем, закрываясь щитом. Язык скользнул по доспехам, оплёлся вокруг щита и вырвал его из рук человека. Дон Мигель вскочил и отбежал к копью, которое выдернул из земли с большим трудом.

Чудовище ревело от боли, причиняемой застрявшим в глотке мечом, и в ярости металось перед рыцарем, получая короткие, но сильные удары копьём. Адели казалось немыслимым, чтобы человек мог уцелеть среди этой извивающейся чёрной массы, но дон Мигель продолжал сражаться, не умеряя силы ударов и временами переходя в наступление.

— С такой дрянью мы ещё не сражались, — сказал над самым ухом девушки конь. — Мы привыкли к драконам и великанам.

— У нас нет даже оружия, — прошептал Франк.

— Моська, куда ты? — закричал ослик.

Маленькая жёлтая собачка, до сих пор напряжённо и молча следившая за битвой, сорвалась с места, обежала место схватки и с истеричным лаем принялась атаковывать чудовище сзади, держась от него, впрочем, на безопасном расстоянии.

— Моему хозяину помощь уже не нужна, — рассудительно сказал конь. — Но эта собака очень смелая.

— Непохоже, что эта чешуйчатая бестия сдаётся, — с тревогой заметил Франк.

— Нет, скоро будет конец, — возразил опытный конь. — Она уже бьёт наугад и заметно ослабевает.

Истошные вопли Моськи, мельтешащей сзади, мешали чудовищу, вынуждая временами оборачиваться и подставляться под удары рыцаря, а дон Мигель не упускал ни единой возможности всадить копьё в отвратительное существо.

Адель потеряла и способность соображать и счёт времени, когда огромное чёрное тело в последний раз взвилось в воздух, рухнуло на землю и сделалось неподвижным. Рыцарь нагнулся над ним, выдернул из глотки чудовища меч, поднял его и крикнул, что этот подвиг он совершил во славу дамы его сердца, прекрасной Адели. После этого он упал рядом со сражённым врагом.

— Дон Мигель! — вскрикнула Адель.

И вдруг она вспомнила про колдуна Жана. Она могла его вызвать и предотвратить этот ужасный поединок. А теперь… Неужели храбрый рыцарь погиб?

Девушка побежала к лежавшему на земле человеку.

— Охрипла, — сообщила Моська, сидевшая рядом с рыцарем.

Её голос, и правда, звучал натужно.

— Что с ним? — спросил совершенно подавленный Франк. — Он убит?

— Моему будущему оруженосцу нельзя даже предполагать, что я могу быть убит, — отозвался дон Мигель. — Я сейчас встану. Эта дрянь так вертлява, что совершенно меня измотала. Каждую секунду приходилось ожидать, что она или сама обовьётся вокруг меня или обовьёт своим длинным языком. А уж удары у неё… То ли дело драконы.

— Они плюются огнём, — напомнил конь.

— Это опасно в первый раз, а когда приноровишься замечать, что он готовится тебя сжечь, да отскакивать вовремя, тогда нестрашно.

Адель была счастлива, что дон Мигель жив, и ей не придётся всю жизнь корить себя за то, что не спасла его, вовремя вспомнив про колдуна Жана. И что на неё нашло? Стояла, как деревянная кукла, не в силах пошевелиться.

— А я уж думал, что тебе конец, — простодушно признался Серый.

— И нам всем, — подтвердил Франк.

Дон Мигель с трудом сел.

— Почему вы не убежали? — спросил он. — Ведь я велел вам убегать. Мы с Подобным Молнии могли погибнуть, и тогда чудовище растерзало бы и вас.

Франк просиял.

— Я не понял, что ты собираешься драться, — довольно нахально объяснил он. — Когда ты промчался мимо нас, я думал, что ты драпанул, и собирался сам защищать даму твоего сердца.

Ослик в изумлении воззрился на мальчика.

— Вставать не хочется, — спокойно сказал рыцарь, — а то я задал бы тебе такую трёпку, какую бы тебе не устроила даже эта бестия, покрытая чешуёй.

— Зачем же ты ускакал от неё? — спросил Франк, на всякий случай отступая на приличное расстояние.

— Потому что надо было разогнаться, иначе удар копьём был бы слабым и не принёс пользы. Если бы не чешуя, я мог бы с первого раза сразить это чудовище.

— Тогда мы не могли бы особо гордиться этим подвигом, — заметил конь.

— Ты правильно сказал, Подобный Молнии, — подхватил рыцарь. — Зато теперь я совершил настоящий подвиг в честь дамы моего сердца, прекрасной Адели, и скоро весть о нём и будущих подвигах, которые я буду совершать в её честь, разлетится по миру и обессмертит её имя, моё и твоё, мой верный конь.

— Которое из имён? — лукаво спросила Моська, помахивая хвостом.

Адель сейчас же припомнила, что рыцарь в пылу сражения называл своего коня не великолепным именем "Подобный Молнии", а совсем иначе.

— Дон Мигель, вы, кажется, называли Подобного Молнии как-то по-другому, — неуверенно сказала девушка.

Конь благодушно зафыркал, и рыцарь, видя такое настроение своего друга, объяснил:

— По-настоящему его зовут Сверчок, но когда сам я стал странствующим рыцарем, а его взял себе в товарищи, то выбрал себе имя Рыцаря Поднятого Забрала, а его назвал Подобный Молнии. Так уж у нас, странствующих рыцарей, положено. Но только никому об этом не говорите.

— Конечно, — заверила его Адель. — А почему всё-таки Рыцарь Поднятого Забрала? Неужели только для того, чтобы называться этим гордым именем, вы никогда не опускаете забрало и подвергаете свою жизнь ненужной опасности?

Сверчок зафыркал, а его измученный хозяин улыбнулся.

— Если уж признаваться, то до конца, — сказал он. — Не я не опускаю забрало из-за имени, а имя я себе выбрал из-за забрала, которое не может опускаться. Латы и шлем мне достались от прадеда, поэтому кое-какие неполадки мне не удалось устранить. Но это опять-таки я говорю по секрету.

— Мы никому не скажем, — пообещал Франк и спросил. — Каким бы именем назваться мне, когда я стану странствующим рыцарем? А ты, Серый, какое имя себе придумаешь? И тебе, Моська, надо бы выбрать имя повоинственнее. Правда ведь, Моська очень смелая?

Собачка смущённо потупилась.

— Да, она мне очень помогла, — добродушно согласился рыцарь. — Спасибо тебе, Моська.

Моська отвернулась и сделала вид, что вынюхивает на земле что-то интересное. Адель заподозрила, что умная собачка оправдала своё имя и в точно рассчитанное время кинулась отвлекать ослабевшее животное, чтобы завоевать себе славу храбреца. "Ай, Моська, знать она сильна…"

Адель поглядела на мёртвое чудовище, и ей стало неприятно. Потрясение, испытанное ею во время опасной битвы и заставлявшее вести непринуждённые беседы возле поверженной туши, проходило, и она начала видеть окружающее другими глазами. Чудовище, опасное и злобное, лежало на земле. Морды его не было видно с того места, где стояла девушка, поэтому гигантское тело воспринималось скорее как непонятная груда тёмной кожи с крупной чешуёй, а она, Франк, Серый, Сверчок и Моська стояли вокруг сидевшего на земле рыцаря в доспехах.

— Может, нам перейти на другое место? — предложила она. — Мы отдохнём и поедим.

— Это было бы неплохо, — одобрительно сказал дон Мигель.

Он встал с некоторым трудом, обмолвившись насчёт доспехов, мешающих свободно двигаться, но Адель ясно понимала, что измученный рыцарь только огромной силой воли вынудил себя подняться.

— Вы могли погибнуть, — тихо сказала девушка.

— Мог, поэтому и говорил, чтобы вы все уходили. Не видя вас, эта бестия не стала бы вас преследовать, когда бы разделалась со мной. Совершенно ненужное геройство.

Адель пронизал ужас. Она ещё раз подумала о колдуне Жане. И как она, имея средство спасения, допустила этот бой? Какое чудо уберегло дона Мигеля от смерти? А она ещё сомневалась в правдивости благородного рыцаря!

Адель весь день чувствовала себя виноватой и, как могла, старалась услужить своему защитнику. Моська и Серый точно таким же почётом окружили Сверчка, а Франк был переполнен восхищением и ловил каждое слово рыцаря.

Остаток этого дня путешественники решили посвятить отдыху, но рано утром следующего дня вновь двинулись в путь. Рыцарь в полном вооружении то ехал впереди, когда местность казалась ему подозрительной, то присоединялся к своим спутникам и в который уж раз обсуждал со своим конём подробности поединка, вовлекая в разговор всех. По-видимому, очередной подвиг затмил все остальные и долго ещё будет основной темой бесед. Для иных, может быть, подобные речи казались бы хвастовством, как прежде казались Адели, но очевидцы вчерашнего поединка охотно слушали про все тонкости поведения чудовища во время схватки, все его хитрости и про ошибки, которые совершили рыцарь и его конь и которые надо было осознать и учесть.

— Нет, в следующий раз с такой бестией надо действовать иначе, — говорил дон Мигель. — Надо будет поискать ещё одну подобную тварь, чтобы потренироваться.

— Если одна нашлась, то найдётся и другая, — подтвердил Сверчок и озабоченно добавил. — Только теперь, когда слава о нашем подвиге разнесётся далеко кругом, нам нелегко будет выманить её на поединок. Слава Рыцаря Поднятого Забрала и его коня Подобного Молнии ещё больше разрастётся, и нам придётся скрывать свои имена, чтобы не пугать врагов заранее.

Сверчок не меньше хозяина любил поговорить о подвигах.

Адель помалкивала и не высказывала горячего желания, чтобы возможные враги разбегались при их приближении. Зато Франк соглашался с каждым словом рыцаря и его коня и строил планы на собственное будущее, намереваясь сразить всех уцелевших после дона Мигеля драконов и бестий. Дон Мигель смеялся, Сверчок пофыркивал, но Серый и Моська, похоже, заразились настроением мальчика и тоже подумывали о подвигах.

— Тебе это нетрудно, — завистливо сказал Франк Моське. — Вон какая ты смелая. Наверное, если бы дону Мигелю угрожала опасность, ты бы прыгнула на бестию и загрызла её.

Собачка была по-прежнему скромна и предоставляла другим восхвалять её заслуги.

После поединка с бестией, покрытой чешуёй, прошли уже сутки, а путники по-прежнему шли вдоль трещины.

— Дорога хорошая, — одобрял ослик. — Копытам ступать легко, однако трава не очень сочная.

— Наверное, в пустыне ты о ней такого бы не сказал, — возразил Сверчок.

— Потому в пустыне и нет травы, чтобы о ней ничего плохого не говорили, — объяснил Серый. — Там только в оазисе трава, но зато трава необыкновенная. Нигде я не встречал ничего вкуснее.

— После голодания я нахожу вкусной любую съедобную дрянь, — заметила Моська.

Ослик укоризненно поглядел на неё.

— Не обижайся, Моська, но ты совершенно не разбираешься в съедобных травах.

— Зато я разбираюсь в лекарственных травах, — похвасталась собачка. — Я знаю что надо съесть при отравлении, при простуде, даже при укусе змеи.

— Кто тебя этому научил? — спросил Франк.

— Никто, но я всегда чувствую, когда и что мне надо съесть, чтобы выздороветь.

— Если бы Ник был с нами, он бы сказал: "Мы, люди, приобщившись к знаниям, утратили способность разбираться в травах".

Франк так похоже передразнил карлика, что рассмеялись все, даже рыцарь, который познакомился с учёным почти перед самым расставанием.

— Хороший человек, — одобрительно проговорил Сверчок. — Странствующим рыцарем он бы не сумел стать, а тем более — конём странствующего рыцаря, но он очень мне понравился.

— Он выбрал себе карьеру учёного, — объяснила Адель. — Его можно назвать странствующим учёным. Хотелось бы мне ещё раз его повидать, а то мне за него очень тревожно. Как он не боится оставаться возле великанов?

— Он очень осторожен, — успокоил её дон Мигель. — Вряд ли такой опытный человек даст себя захватить врасплох.

— Мы бы не смогли изучать великанов, как это делает он, — в раздумье проговорил Сверчок. — Мы бы сразу же вызвали такого на поединок. Только едва ли он согласился бы сразиться с Рыцарем Поднятого Забрала.

— Если бы он не обидел даму моего сердца, прекрасную Адель, мне самому не захотелось бы с ним сражаться, — отозвался дон Мигель.

Адель удивилась.

— Почему? — спросила она.

— Этот великан может представлять интерес только для начинающих рыцарей, не имеющих моего опыта, а для меня он слишком лёгкая добыча. Вот однажды мы со Сверчком сразились с великаном-людоедом, который был раза в три выше этого и держал в страхе всю округу своей жестокостью и ненасытностью.

— Он был достойным противником, — с удовольствием подхватил конь. — Наверное, люди и животные, освобождённые от его зверств, до сих пор благословляют имена Рыцаря Поднятого Забрала и Подобного Молнии.

— Жаль, что в то время я ещё не встретил Адель и не смог посвятить этот подвиг даме моего сердца.

— А кто опаснее: такой великан или дракон? — жадно спросил Франк.

— По-разному, — раздумчиво ответил дон Мигель. — Великаны умнее и хитрее, когда разберутся, что перед ними реальная опасность, а битва с драконами трудна тем, что не сразу определишь, каким оружием владеет чудовище. Есть драконы безобидные, у которых только когти да зубы, а есть такие, которые плюются огнём или душат ядовитыми газами.

— Быть странствующим рыцарем — целая наука, — уважительно заметил Серый. — Тебе, Франк, надо будет многому научиться. Мне легче, потому что я буду ослом странствующего рыцаря, но, наверное, и мне придётся научиться кое-каким тонкостям у тебя, Сверчок.

— Хорошо, что мне не надо ни у кого ничему учиться, — порадовалась Моська. — Я буду всего-навсего собакой странствующего рыцаря, а это не так ответственно. Мне надо будет предупреждать об опасности и подстерегать будущую добычу, что я умею делать и сейчас. Правда, со временем придётся освоить службу загонщика, чтобы не давать сбежать чудовищам, которые будут трепетать от одного только имени рыцаря… короче, от имени, которым назовётся Франк, когда сделается странствующим рыцарем.

Дон Мигель с улыбкой слушал гордые планы ослика и маленькой собачки, но не прерывал их, да и на горящего воинственным пылом мальчика он взирал благосклонно.

— Надеюсь, дон Мигель, вы не будете поощрять Франка в его желании стать странствующим рыцарем, — тихо сказала Адель.

— Поощрять не буду, но и отговаривать тоже не стану. Если у него не исчезнет охота к опасным приключениям, я сделаю его своим оруженосцем и постепенно научу владеть оружием. Раз его не испугала бестия, то из него может получиться хороший рыцарь.

Адель ничего не могла возразить на такой довод, и ей оставалось только надеяться, что Франку ещё представится возможность переменить свою жизнь на лучшую и не такую опасную. После встречи с бестией ей уже не хотелось, чтобы мальчик связал свою судьбу с рыцарем, не только рискующим своей жизнью, а специально выискивающим опасности. Ах, если бы Франк согласился тогда на предложением принца поселиться у него во дворце и получить хорошее образование! Даже Ник, подвергавший себя ежеминутной опасности ради науки, представлялся ей сейчас более приемлемым товарищем для Франка, чем рыцарь, потому что не лез сражаться, а лишь собирал материал для диссертации.

— Впереди кто-то идёт, — предупредила Моська.

Все посторонние мысли разом вылетели из головы Адели. Если им предстоит встретиться с очередным чудовищем, то рыцарь, не раздумывая, кинется на него, и исход сражения будет неизвестен, ведь дон Мигель совсем недавно одержал победу над страшной бестией, покрытой чешуёй, и, наверное, ещё полностью не восстановил свои силы.

— Возвращайтесь назад, — приказал рыцарь, беря в руки копьё. — Отойдите как можно дальше. Когда я убью чудовище, я приду за вами. Иди, Франк, и не покидай Адель. Пока я сражаюсь, ты должен оберегать её от опасностей, которые могут ей встретиться.

— Я никуда не пойду, — решительно заявила Адель, которая не хотела, чтобы храбрый человек вступал в ещё один неравный бой, когда у неё было средство уберечь их всех от опасности, обратившись за помощью к колдуну Жану. Если у Франка битва с бестией подняла воинственный дух, то у неё она вызвала ужас, и она любыми способами, даже потерей возможности ещё раз прибегнуть к помощи колдуна, остановила бы бой.

— Но, Адель… — начал было рыцарь.

— Помолчите! — прервала их Моська, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь. — Это не животное, а человек. Даже два человека. Я сейчас быстро сбегаю и взгляну на них издали. Может, они и не опасны.

— Осторожнее! — едва успела крикнуть Адель.

— Очень умная собака, — одобрительно сказал рыцарь.

— Очень смелая, — добавил Франк в полном восхищении.

— Я к ней очень привык, — признался Серый. — Она тоже создана для путешествий.

— Только бы с ней ничего не случилось, — прошептала девушка. — Лучше бы нам всем быть вместе.

Дон Мигель повернулся было к ней, чтобы возразить, но Моська стремительно возвращалась, откинув назад уши и хвост и вытянувшись в струнку.

— Как хорошо бежит! — отметил ослик.

Адель уже вообразила себе тысячу ужасов, но собачка остановилась и доложила, виляя хвостом-опахалом.

— Там две женщины. Одна — пожилая, а другая — молодая. Это мать с дочерью.

— Кто же они такие? — спросила Адель.

Моська уселась на землю, осмотрела передние лапы, обнюхала свой хвост, задумчиво склонила голову набок, а затем заявила:

— Не знаю, что и сказать. Мать по виду нормальная, да и дочь с первого раза никак не распознаешь, но что-то странное в ней есть, особенно в младшей. Мать, похоже, чего-то боится, а дочь всё молчит.

— Может, немая? — предположил Франк.

Моська покусала шерсть на боку, полизала её и подумала.

— Нет, не думаю, что она немая, но… Я не чувствую, что от них исходит опасность, но мне в их обществе неуютно и тревожно, словно они знают что-то, чего я знать не могу.

— Может, это злые волшебницы, — проговорил рыцарь, и глаза его загорелись. — Я победил четырёх злых волшебников, но ни разу не сражался с волшебницами, а с ними вести борьбу труднее.

— Непохоже, что это волшебницы, хотя здесь и пахнет бесовщиной.

— Так где же они? — не выдержал ослик.

— Там.

Моська поднялась на задние лапы, посмотрела в ту сторону, откуда прибежала, но ничего не разглядела.

— Не видно. Вопрос в том, будем ли мы к ним присоединяться.

— А как думаешь ты? — спросил молчавший до этого конь. — Они опасны? Стоит ли идти вместе с ними?

— Не люблю ничего непонятного, а так… — она облизнулась и задумчиво склонила голову набок.

— По-моему, нам ничего другого не остаётся, — сказал рыцарь, — ведь мы идём рядом.

— Безопаснее идти вместе, — сообщил Серый. — Когда враг на глазах…

— Это не враги, — возразила Моська.

— Тогда в чём же дело? — не понял Франк.

— Они странные, — стояла на своём Моська.

— Что же ты предлагаешь? — поинтересовалась Адель.

Мордочка собачки стала очень хитрой.

— Мы можем идти отдельно некоторое время, а я за ними понаблюдаю.

Адель знала, что одни из встреченных ею существ могут оказаться врагами, другие — друзьями, а третьим до неё не будет никакого дела. Опасно обрести врагов, но и потерять возможных друзей будет досадно. А если рассудить, то враг сам будет искать с ней встреч, так что идти неподалёку от странных женщин, не присоединяясь к ним, не имеет смысла.

— Давайте присоединимся к ним, — сказала она, — а там будь что будет.

— Конечно! — обрадовался Франк. — А если младшая окажется немой или хотя бы молчаливой, то нам же лучше. Она не будет трещать…

— Франк! — прервала его девушка. — Ты слишком груб. Надеюсь, ты не будешь повторять такие глупости при этих женщинах.

— Очень они мне нужны! Вот если бы они оказались колдуньями… А вдруг они такие же, как та ваша старушенция в горах? Она неплохо поработала по части пакостничанья.

Адель хотела было оборвать расходившегося мальчишку, но сказала только:

— Поживём — увидим.

— Я тоже думаю, что нам следует присоединиться к этим женщинам, — согласился дон Мигель. — Если они замышляют недоброе, то я разрушу их козни, а если нуждаются в защите, мой рыцарский долг — защитить их.

— Мы сделаем или то или другое, — подхватил Сверчок.

— Во славу дамы моего сердца, прекрасной Адели, — докончил рыцарь.

— Пока вы рассуждаете, эти женщины успели уйти далеко, — заметил ослик.

— Не успели, — возразила Моська, — потому что сели отдохнуть и поесть.

Она облизнулась, и Серый с сомнением посмотрел на неё.

— У них очень вкусные лепёшки из пшеничной муки. Старшая дала мне две, но я не отказалась бы от третьей.

— Обжора, — добродушно сказал Франк.

Путники очень скоро подошли к двум женщинам, расположившимся на отдых за небольшим холмом. Широкая трещина, расколовшая землю, чернела в стороне. Адель подумала, что эта трещина послужит им хорошим ориентиром. Надо идти вдоль неё, и тогда не заблудишься.

— Здравствуйте, — приветливо сказала она.

Старшая женщина бросила на девушку быстрый взгляд, так же бегло оглядела её друзей и ответила как бы через силу:

— Здравствуйте. Ваша собака рассказала мне, что вы тоже идёте на юг. Вы желаете идти вместе с нами?

Адели почудилась тревога в её голосе, причину которой она не понимала.

— Если это не будет вам неприятно, — робко сказала она.

Женщина показалась ей не очень-то любезной, а выглядела она гораздо старше своих лет. Её волосы поседели, лоб избороздили морщины, но движения оставались быстрыми и ловкими, как у молодой. Зато её дочь, примерно одних лет с Аделью, была очень невзрачной, с бесцветными волосами, невыразительными чертами лица, вялой и не то что равнодушной, но словно ушедшей в себя.

Заметив, что внимание Адели сосредоточилось на дочери, старшая женщина заметно забеспокоилась, и глаза её забегали с девушки на рыцаря. Особенно ей не давал покоя рыцарь. На мальчика и животных женщина почти не глядела.

— Бывают люди, с которыми лучше не знаться.

Все вздрогнули от прозвучавших совершенно некстати и очень грубых по смыслу слов, которые произнесла невзрачная девушка, глядя перед собой невидящими глазами.

Адели стало не по себе, да и остальным явно было неприятно, что они хотели навязаться в спутники людям, которым их общество было так явно не по душе. Однако больнее всего высказывание дочери восприняла мать, так что Адель даже заподозрила, не про эту ли женщину говорит странная девушка.

— Что ни сделай, всё не так. Её присутствие невыносимо.

Адель ещё больше уверилась, что дочь говорит про собственную мать. Но не слабоумная ли она?

— Не слушайте её, — умоляюще сказала старшая женщина. — Она сама не знает, что говорит. Меня зовут госпожа Бергер. А кто вы такие?

Адель поторопилась сама представить своих спутников и рассказать о себе, побоявшись, что доблестный рыцарь захочет во всех подробностях перечислить свои подвиги и в этом ему станет помогать Подобный Молнии, как она назвала коня, скрыв, на всякий случай, его настоящее негероическое имя. Впрочем, она очень почтительно охарактеризовала род занятий дона Мигеля и его коня, не умолчав и о битве с бестией, покрытой чешуёй.

— Значит, вы не посланы разыскивать колдунов и ведьм, чтобы сжечь их? — обрадованно спросила женщина.

— Я сражаюсь с великанами и волшебниками во славу дамы моего сердца, прекрасной Адели, ведь я рыцарь, но я не палач и честно вызываю их на поединок, — с достоинством ответил дон Мигель.

Страх, охвативший женщину после странных слов её дочери, явно уменьшился. Адель ничего не понимала, но ей почему-то было её очень жаль.

— Разве твоя дочь — колдунья? — спросил Франк.

От этого бесцеремонного вопроса женщина побледнела.

— Нет. Моя дочь не колдует и никому ничего плохого не сделала и не пожелала. Она говорит непонятные вещи, это правда, но она добрая и безобидная. Не бойтесь её.

— Мы не боимся, — кротко сказал ослик.

— Буду я бояться какой-то…

— Франк! — грозно остановила его Адель, боясь, что мальчик допустит грубость.

— Франк, Франк! Я змея не боялся, а меня просят не бояться какой-то девушки. Я скоро буду странствующим рыцарем…

— Пока ещё ты мой оруженосец, — прервал его дон Мигель, — а потому помолчи.

Франк едва не запрыгал от радости при известии, что рыцарь сделал его своим оруженосцем.

— Приготовь нам место для отдыха и вынь еду, — распорядился дон Мигель.

Мальчик перекувырнулся через голову, прошёлся колесом, потом на руках и только после этого принялся за дело.

— Не буду от вас скрывать, добрые люди, а я вижу, что вы люди добрые и зла нам не желаете, что слова моей Торы очень странные и кажутся иногда бессмысленными, а иногда исполненными зловещего смысла, но дочь моя не знает, о чём говорит. Некоторые видят в них пророчества и пытаются их понять, но многие считают Тору колдуньей и боятся её. Где страх, там и ненависть, поэтому мы вынуждены были бежать из родных мест. Но куда? Где бы мы ни появлялись, весть о странностях моей дочери разлеталась с быстротой ветра. Я слышала, что где-то на юге живёт колдун, который может освободить мою дочь от её опасного дара.

— Значит, она, и правда, предсказывает будущее? — спросил дон Мигель.

— Да, её предсказания сбывались, — подтвердила женщина. — Но Тора говорит бессвязно, почти в беспамятстве, а когда приходит в себя, не помнит своих слов и не может их объяснить. Я была бы рада пройти с вами хоть часть пути, потому что вижу в вас защиту и подмогу, но захотите ли вы иметь своими спутниками нас с Торой теперь, когда вы узнали правду?

— Я рыцарь, и мой долг помогать тем, кто нуждается в защите, — объявил дон Мигель.

— Я рада нашей встрече, — сказала Адель.

— А я люблю большое общество, — вставил своё слово Франк. — Вместе всегда веселее. Из всех наших знакомых только Ганс был дураком и нытиком.

— Зато он и получил по заслугам, когда начал тайком воровать еду, — с удовольствием припомнил ослик.

— Мы не будем вам в тягость, — заверила их всех госпожа Бергер. — Я привыкла к кочевой жизни и умею хорошо готовить, даже имея мало продуктов.

— Я пробовала твои блинчики, — согласилась Моська, облизываясь. — Они очень вкусны.

Нарочно ли это сказала хитрая собачка или нет, но госпожа Бергер приняла эти слова как намёк и решительно принялась за приготовление еды для вновь прибывших. Адель отметила про себя, как ловко привычная к странствиям женщина замесила тесто, и подумала, что ей самой приготовление еды в походных условиях всегда доставляло много хлопот.

— Вам пришлось обойти много мест? — спросил дон Мигель.

— Да. Мы жили далеко на севере, но постепенно были вынуждены уходить на юг, и теперь от родных мест нас отделяет невообразимое расстояние.

Адель стала расспрашивать, не слышала ли она о колдунье Маргарите, но бедная женщина так боялась любых разговоров о колдуньях и ведьмах, что или, действительно, ничего не знала о ней или не пожелала говорить на опасную для себя и дочери тему. Адель не стала продолжать неприятный для собеседницы разговор, но Франк, не отличавшийся тактом, ухватился за пришедшую ему в голову идею.

— А пускай Тора что-нибудь скажет об этой колдунье, — предложил он.

Адель попыталась остановить мальчика.

— Франк, госпожа Бергер тебе уже сказала, что ничего о ней не знает.

— Так то госпожа Бергер, а то её дочь. Я по себе знаю, что детям всегда известно больше, чем взрослым, а Тора хоть и не девчонка, но зато ведунья.

Бедная женщина вся сжалась от страха.

— А что в этом плохого? — рассуждал Франк. — Одни люди умеют одно, а другие — другое. Я, как ни пытайся, не могу узнать, что будет завтра, а она может. Зато я знаю, что я стану странствующим рыцарем, обзаведусь дамой сердца и буду совершать для неё всякие подвиги. Я уже понял, что иметь даму сердца не так уж плохо, раз с ней можно расстаться и больше её не видеть. Надо лишь заиметь её и все свои подвиги посвящать ей.

Дон Мигель с изумлением слушал откровения своего оруженосца. Даже госпожу Бергер отпустило её постоянное напряжение, и она впервые улыбнулась.

— Ты не думай, Адель, что я имею что-нибудь против тебя, но ведь ты не можешь быть дамой сердца сразу двух рыцарей, поэтому мне придётся приискать себе другую даму, а она способна оказаться какой-нибудь писклёй. Лучше уж посвящать ей подвиги, а с ней самой дело не иметь.

Рыцарь засмеялся, смеялась Адель, смеялась и госпожа Бергер. Лишь животные не видели ничего забавного в рассуждениях мальчика, да странная, углублённая в себя Тора не замечала внешних событий.

— А вам, дон Мигель, придётся приискать себе другую даму сердца, когда Адель найдёт своего жениха, вернётся с ним в её мир и выйдет замуж, — ядовито заметил Франк, желая немного отомстить рыцарю за неуместный смех.

— Не выйдет.

Едва ли правильно было бы сказать, что эти зловещие слова произнесла Тора, скорее они сами, без её ведома, вылетели из её уст.

— Я не выйду замуж за моего Франка? — испуганно спросила Адель. — Я не сумею его спасти?

— Очень много визга, — поморщилась Тора.

Можно было придти в отчаяние, если принять сказанное за предсказание.

— Да ты не расстраивайся, Адель, — жизнерадостно объявил Франк. — Зато останешься с нами. Наш рыцарь перебьет для тебя всех драконов, а мне придётся выискивать родственников нашей бестии, чтобы прославить имя моей будущей дамы сердца.

— Блинчики готовы, — проговорила госпожа Бергер, пытаясь снять общее напряжение. — Не думайте о словах моей дочери, потому что понять их обычно удаётся лишь после того, как они сбудутся. А может быть, она имеет в виду не тебя, девочка, а кого-то или что-то совсем другое.

Блинчики госпожи Бергер, испечённые на маленькой сковородке, оказались пышными и невероятно вкусными, несмотря на то, что замешаны они были фактически не на чём, только на муке, воде и соде.

— Здорово! — проговорил Франк с набитым ртом.

— Разве это блинчики? — вздохнула женщина. — Вот когда мы жили у нас на родине, я считалась лучшей хозяйкой в округе. Но тогда под рукой было хоть что-то, из чего можно было приготовить обед, а сейчас… Может быть, колдун поможет, моя Тора перестанет пугать людей своими предсказаниями, и мы, наконец, обоснуемся в каком-нибудь селении, где нас никто не знает. Тогда я опять налажу хозяйство, и мы заживём спокойно, безбедно и в достатке, ведь я умею работать. Какие ковры из овечей шерсти я умею вязать!

Моська была необычайно молчалива и скромна. Благодаря этому ей удалось незаметно для присутствующих получить два добавочных блинчика. Она отнесла их в сторону и улеглась рядом.

Ослик и конь усердно щипали невысокую и несочную траву, произраставшую на этой скудной каменистой почве. Они тихо переговаривались и, похоже, Серый изо всех сил пытался вникнуть в круг обязанностей рыцарского коня, чтобы стать со временем боевым ослом подрастающего рыцаря.

— По-моему, ослы созданы для служения странствующим рыцарям, — сделал он вывод. — Это занятие как раз по мне. Интересно, когда нам с Франком удастся победить первого дракона? Надо только, чтобы Моська нам не помешала, а то она такая смелая, что вполне способна отпугнуть чудище. Моська!

Собачка посмотрела на приближающегося к ней ослика, взвизгнула и с ворчанием, урчанием и рычанием принялась поедать охраняемые ею блинчики. Покончив с этим делом, она лязгнула зубами, плюнула, с истошным визгом покружилась на месте, пытаясь укусить свой собственный хвост и разразилась потоком непонятной брани.

Госпожа Бергер с испугом уставилась на нарушительницу покоя, а Адель, привыкшая к чудачествам собаки, объяснила:

— Это она испугалась, что Серый съест блинчики, которые она оставила на потом, и сердится, что пришлось их съесть раньше времени.

— Нельзя так нервничать по пустякам, — сказала женщина. — Так можно заболеть.

— Я и не думаю нервничать, — сейчас же отозвалась Моська. — Это вы разнервничались, а я, наоборот, успокаиваю себя таким образом.

— Нужно и мне успокоиться, — поделилась госпожа Бергер своим мнением с Аделью. — Эта милая собачка способна довести до нервного припадка кого угодно.

С этими словами она достала из дорожной сумки вязание. По её невозмутимому виду никто бы не догадался, что она нуждается в успокоении.

— Я вяжу носки, чулки, варежки и обмениваю их на продукты, а также на шерсть для моих новых изделий. Этим мы с дочерью и живём. Посмотри, какой чудесный орнамент я придумала для этих чулок. Хочешь, я научу тебя вязать? Это занятие не отнимает сил и не мешает отдыху на привалах.

Адель чувствовала себя чрезвычайно легко с этой женщиной. Пока она брала первый урок вязания, рыцарь преподал своему оруженосцу первый урок владения мечом. Ослик, лежавший поодаль, жёлтая собачка, улёгшаяся у ног Адели, конь, стоявший возле Серого, и Тора, крепко спавшая у затухающего костра, дополняли картину счастливого отдыха дружных путешественников. Адели было хорошо, и она отогнала подальше воспоминание о страшном для неё предсказании ведуньи. Долго ли продлится такая спокойная и безмятежная жизнь? Если госпожу Бергер с её странной дочерью послал ей колдун Жан для помощи ли или для душевного отдыха в обществе славной умелой женщины, то кого и когда встретят они следующего? Будет ли это хороший человек, который ещё больше сплотит компанию, умное ласковое животное, добрая фея или появится страшное, крайне опасное чудовище и уничтожит и их уютный мирок и их самих?

 

ГЛАВА 13

По плато

Адель отдыхала в обществе госпожи Бергер. Правда, иногда её дочь Тора нарушала покой каким-нибудь таинственным высказыванием, но, поскольку смысл её слов так и оставался неясным, то вскоре о них забывали и установившийся порядок восстанавливался. Рыцарь, пожалуй, сначала жалел, что внимание Адели не принадлежит всецело ему и его рассказам о былых подвигах, но вскоре обнаружил, что их новая знакомая умеет слушать не хуже дамы его сердца и при этом, в отличие от девушки, ещё не знает о его великолепных победах над драконами, великанами и чародеями, так что он мог заново рассказывать про свои подвиги. Иногда, в местах, которые казались ему подозрительными, он уезжал вперёд на своём коне, а потом возвращался и вновь заводил беседы о сражениях, горько сожалея, что его прославленное имя пугает врагов и заставляет их прятаться.

— Надо скрывать, что их вызывает на бой Рыцарь Поднятого Забрала, с ражающийся на коне Подобном Молнии, — внушал Сверчок. — Надо говорить, что с ними хочет биться рыцарь, который откроет своё имя в конце боя.

— Какое имя выбрать мне? — размышлял вслух Франк. — Рыцарь Белого… Нет… Рыцарь — Защитник Путников? Не звучит…

— А как называться мне? — вторил ему ослик. — Мне моё имя нравится, и для друзей я так и останусь Серым, но представляться дракону надо иначе… Высекающий Искры? Длинно. Огненные Копыта?… И тебе, Моська, надо заранее подыскать себе второе имя.

Собачка умильно поглядела на приятеля.

— Я давно уже придумала себе второе имя, — призналась она скромно. — Чипа.

Ослик восхищённо посмотрел на неё.

— Какая же ты умная, Моська! — в очередной раз воскликнул Франк.

Дон Мигель смеялся.

— Да, похоже, что нам с Франком предстоит нелёгкая задача разделить между собой драконов и великанов, — заговорил он.

— Старый замок, — тихо сказала Тора, глядя прямо перед собой невидящими глазами. — Над входом рыцарский герб. Девиз полустёрт, но прочитать… можно. Читаю: "Иду на помощь".

Дон Мигель вздрогнул.

— Это мой замок. Это девиз нашего рода, — прошептал он.

— Болтливый старый конь, добрый толстый осёл, маленькая умная собака, маленький храбрый мальчик. Седой человек много говорит с мальчиком. Молодой мужчина, молодая женщина…

Тора замолчала. Все знали, что расспрашивать её бесполезно. Франк пожал плечами, рыцарь задумался, а Адели хотелось верить, что дон Мигель благополучно вернётся в свой замок и, кто знает, может быть, приютит там Франка, Серого, Моську. Возможно, Франк женится…

— Может, мой брат женился? — предположил рыцарь.

Адель, которой понравилась придуманная ею будущность её друзей, огорчилась. Неужели дон Мигель и Франк так и будут бродить по свету, испытывая судьбу? А как же добрый толстый осёл?

— Дон Мигель, у вашего брата есть осёл? — спросила она.

— Есть. И лошадь есть. И собака. Только я не знал, что он вернулся в замок. Он выстроил неплохой дом в соседнем городе. Отец на время моего отсутствия переехал к нему.

— Красивый шаловливый котёнок, — сказала Тора. — Как ему нравится играть с клубком! Это плохой клубок. Хорошо, что все нитки перепутаны.

Адель поняла, что лучше не пытаться разгадать смысл высказываний бедной девушки.

— Нам бы найти колдуна, — вздохнула госпожа Бергер. — Как я буду счастлива, если Тора перестанет видеть невидимое и вернётся к нормальной человеческой жизни.

— Впереди человек, — предупредила Моська.

Все насторожились. Адель уже привыкла, что собачка убегает вперёд, узнаёт, кто это, и прибегает обратно, но на этот раз Моська не ушла на разведку, и девушка заподозрила неладное.

— Оставайтесь здесь, а я пойду вперёд, — распорядился рыцарь, беря в руку копьё.

— Это женщина, и она одна, — разъяснила Моська.

— Какая ты чуткая! — восхитился Франк.

— Человека впереди я тоже почуял, но позже, — согласился Серый.

— И я, — поддакнул Сверчок.

— Однако я до сих пор не понял, что это женщина, — признался ослик.

— Она чем-то очень недовольна и сердито ворчит, — пояснила Моська.

— Чем недовольна? — спросила госпожа Бергер.

— Не знаю.

— Может, её кто-нибудь обидел? — предположил рыцарь. — Или испугал дракон? Я защищу её и отомщу её обидчику. Давно пора усмирить эту нечисть! Надо так проучить их, чтобы им и во сне не могло присниться, что они нападают на мирных путников!

— И мы им это покажем! — подхватил воинственный конь. — На беззащитного путника они дерзко нападают, а едва покажется доблестный рыцарь, так они прячутся по щелям, как жалкие крысы.

— Голос очень сердитый, — продолжала Моська. — Я боюсь, что скорее это она кого-нибудь обидит, чем кто-нибудь обидит её.

— Когда познакомимся с ней, тогда сделаем окончательный вывод, — сказала Адель.

— А нельзя её обойти подальше? — спросил Франк.

— Она может нуждаться в помощи, — возразила госпожа Бергер. — Я по себе знаю, как трудно путешествовать одной.

Адель отметила, что бедная женщина не видит в дочери помощницу, да так оно и было на самом деле.

Все согласились с несчастной матерью и поспешили вперёд, стремясь поскорее познакомиться с новой попутчицей. Ею оказалась женщина примерно одних лет с госпожой Бергер, однако разительно не похожей на неё выражением лица, так как брюзгливые складки у опущенных вниз концов тонких губ и злые глаза сразу предупреждали о плохом характере и нежелательности сводить с ней близкое знакомство. Адель встречала таких женщин на улице города, где жила, и избегала их, но уберечься от разговора с ней в этой пустынной местности было невозможно.

— Здравствуйте, — приветливо заговорила госпожа Бергер, видя, что никто не решается первым подать голос.

— Здравствуйте, — ответила странница, оглядывая путников маленькими колючими глазками. — Наконец-то хоть кто-то встретился. Иду-иду, а никого не видно. Боялась, что так и придётся идти одной, а это нелегко, да и опасно.

Госпожа Бергер представилась сама и представила свою дочь, умолчав о причине их путешествия и странностях Торы.

— Не повезло тебе, — с пугающей простотой отозвалась странница. — Лицом она у тебя не удалась. Подыскать ей жениха будет непросто. И кажется придурковатой.

Бедная мать замолчала, не в силах продолжать разговор.

— Тора очень хорошая, — сердито сказал Франк. — Ты… ты…

— Возьми у меня мешок да навьючь на осла, — прервала его странница.

На руки Франка был почти брошен мешок, и мальчик так и остался с открытым ртом и невысказанным гневом.

— Терпеть не могу мальчишек, — проворчала злая женщина.

— А я не выношу сварливых баб, — проворчал Франк.

Адель не нашла в себе сил урезонить негодующего мальчика.

— Моё имя Мэг Бести, — сказала странница, не расслышав или не обратив внимания на грубый ответ. — Но зовите меня просто Мэг. Я не таковская, чтобы привешивать к своему имени "госпожу". Мэг, и всё. Так меня все кличут… Да что ты вцепился в мой мешок, проклятый чертёнок? Привяжи его поскорее к этому ослу, да отойди от него подальше. Не бог весть, что в нём лежит, поживиться нечем, да всё-таки это моё, и лишаться моего добра я не хочу.

Адель совсем упала духом. Похоже, эта женщина прочно обосновалась в их компании, не спрашивая позволения и заранее ненавидя их всех.

Дон Мигель перехватил у Франка мешок и ловко привязал на спину Серого, иначе мальчик закинул бы имущество Мэг в трещину.

— Надеюсь, ты крепко его привязал? — спросила сварливая баба.

— Крепко, — терпеливо ответил рыцарь и назвал своё гордое имя, воинственную кличку своего коня, указал на Франка как своего оруженосца, Серого как осла оруженосца, Моську — их собаку и, наконец, представил Адель со всей приличествующей даме его сердца пышностью.

Мэг не была польщена знакомством.

— Бездельник готов бежать от работы хоть в рыцари, хоть в шуты, — определила она занятие дона Мигеля.

Благородный рыцарь не мог достойно ответить женщине, даже если она была похожа на ведьму, и молча проехал вперёд, делая вид, что осматривает подозрительный участок пути. Удивлённый ослик тащился сзади, рядом с пылавшим негодованием Франком. Моська плелась последней, опустив хвост и поджав уши. Таким образом, госпоже Бергер и Адели пришлось идти рядом с Мэг. Присутствие Торы не ощущалось, хоть она и не отставала от женщин. К счастью, было похоже, что замечания злой бабы не доходили до сознания девушки.

— Мы можем сделать привал, поесть и отдохнуть, — робко предложила Адель.

— Я не устала, — резко сказала Мэг, не принимая в расчёт усталости других. — Почему этот лодырь в жестянках едет на мерине? Мужчины совсем перестали походить на мужчин. Другой на его месте давно бы уже догадался идти пешком и предоставить ехать людям старше его.

— У него очень мощный и высокий конь, — попробовала Адель испугать женщину.

— А я на доходягу бы и не села.

— Но его конь приучен к битве с драконами, — продолжала девушка. — Если он видит дракона, то сразу готовится к бою, и вы не успееете спрыгнуть с него…

— Кто это мы? — удивилась Мэг. — Я не собираюсь ехать на этой лошади с кем-то вдвоём или втроём. Нам было бы слишком тесно.

Адель поняла, что женщина привыкла к самому простецкому обращению, но ей было неловко говорить "ты", ведь по возрасту Мэг годилась ей в матери. К счастью, лишь по возрасту.

— Ты не успеешь с него спрыгнуть, — поправилась Адель.

Госпожа Бергер чуть заметно улыбнулась.

— Глупое животное, — безапелляционно определила Мэг. — А сильный глупый конь хуже старой клячи.

Было ясно, что она отказалась от мысли продолжать путь верхом, и Адель была рада, что рыцарю не придётся нести тяжёлое копьё и доспехи на себе.

— Какое ужасное чудовище! — воскликнула Тора. — Оно каменное, но движется и хочет их раздавить! Сейчас конец! Это смерть! Ах!

Адели стало жутко от очередного видения Торы. Кого-то раздавили, и подобная смерть ужасна, пусть она и не знает погибшего. А может быть, кто-то ещё только будет раздавлен каменным чудовищем. А если это окажется она?

— Да она у тебя совсем идиотка! — воскликнула Мэг.

Лицо госпожи Бергер болезненно передёрнулось, но она сдержалась и неожиданно для Адель ответила:

— Да, у неё бывают припадки, и тогда она говорит о своих фантазиях, как о правде. Тот камень представился ей чудовищем, и она испугалась. Я хочу показать её лекарю.

Взгляд, брошенный на Адель, подсказал девушке, что мать готова скорее признать дочь безумной, чем позволить злой женщине догадаться о предвидениях Торы и навредить ей.

— Ну и ну! Ещё и сумасшедшая объявилась! Теперь опасайся, что она кинется с ножом!

— Тора никому не причинит вреда, — заверила её госпожа Бергер.

— Она добрая, — подтвердила Адель.

Мэг ворчала и придиралась к попутчикам всю дорогу. Адели и госпоже Бергер было нелегко, ведь им пришлось принимать на себя основной поток её недовольства.

— Пора и передохнуть, — объявила новая спутница, присвоив себе право распоряжаться.

Никто, по-видимому, не захотел с ней спорить, тем более, что переход был длинным и все устали. Госпожа Бергер разложила вещи и начала готовить ужин, а Франк и Моська помчались собирать мелкий хворост от чахлых кустов, которые здесь росли. Мэг покопалась в своём мешке и добавила к общему столу свою лепту в виде небольшого куска хлеба и горсти изюма.

— Я наберу воды, — предложила Адель.

— Не зачерпни вместе с песком! — крикнула вдогонку Мэг.

Адель могла бы ответить, что до сих пор обходилась без ценных указаний, но не захотела злить сварливую женщину.

— Зачем кладёшь столько муки? — прицепилась Мэг к госпоже Бергер.

— А как же иначе? — удивилась та.

— Незачем транжирить продукты, — ворчала Мэг. — И так съедят.

Госпожа Бергер подняла на подошедшую Адель страдальческие глаза.

— Давайте, я пока накрою на стол, — сказала Адель, малодушно оставляя милую женщину наедине с Мэг.

— Я бы предпочёл путешествовать с драконом, — признался рыцарь.

— Она сказала, куда направляется? — спросил ослик.

— Нет, но, похоже, что она не собирается нас покидать.

— Может, тогда нам её покинуть? — догадался Франк.

— Ишь, что выдумал!!!

Все вздрогнули от неожиданности, и всем, за исключением Франка, стало неловко, что Мэг услышала их разговор, тихо подойдя к собравшимся. Моська незаметно отступила и, пятясь, отползла за спину рыцаря. Сверчок отошёл, и Серый тоже деликатно решил не мешать людям, а лучше заняться поиском более вкусной травы, чем та, что была в непосредственной близости от злой женщины.

— Я тебе покажу, проклятый мальчишка! — бушевала Мэг. — Наконец-то, я хоть кого-то встретила! Незавидная компания, ничего не скажешь, но всё лучше, чем идти одной, подвергаясь всяким опасностям. Нет, теперь я перейду с вами через плато, а потом пойду на восток.

Адель с содроганием узнала, что новая попутчица собирается отравлять им жизнь и после перехода через плато, ведь им надо будет идти в одном направлении.

— Ну, куда ты режешь? — накинулась Мэг на девушку.

Адель испуганно отложила нож, которым резала хлеб.

— Отрезала всем по куску, и хватит. Пять человек — пять кусков. Не хватало ещё кормить моим хлебом бесполезное животное.

Под "бесполезным животным", по-видимому, подразумевалась Моська.

Бедный дон Мигель молчал, не желая противоречить сварливой бабе, грубо прервавшей его привычный рассказ об очередном подвиге. Сверчок, вторивший хозяину, замолк на полуслове. Адель была голодна, но не решалась взять кусок хлеба, предложенный Мэг, а оладьи госпожи Бергер ела с трудом, едва успевая их разжёвывать, в постоянном опасении, что властвующая здесь женщина сделает очередное замечание. Моську тоже надо было накормить. Девушка выжидала удобный момент, когда Мэг отвернётся, и тихо совала собачке то оладью, то сыр, опасаясь, что чавканье Моськи, откровенно доносившееся до ужинающих, привлечёт внимание Мэг.

— Пойду на разведку, — решил рыцарь.

— И я тоже! — обрадовался Франк.

Адель была убеждена, что дон Мигель захотел отдохнуть и поговорить на любимую тему, тем более, что слушатель у него был благодарный. Сверчок, Серый и Моська последовали за ними, но рыцарь что-то сказал собачке, и она, вильнув хвостом, послушно улеглась на траву, положив морду на передние лапы.

— Зачем вы таскаете с собой эту дрянь? — злобно прошипела Мэг, которую раздражала собака. — Никакого проку в ней нет. Добро бы, могла нас защитить. Как же! Дожидайтесь!..

Мэг терроризировала своих спутников до конца дня. Даже ложась спать измученные люди и животные получили последний заряд ворчания и придирок.

— Никогда ещё не видела таких бестолковых! — бесилась сварливая баба, пытаясь изменить привычный порядок приготовления ночлега и распределения дежурств.

— Я не понял, что ты хочешь? — признался дон Мигель, чувствуя, что сходит с ума.

— Ты ляжешь здесь, — указала Мэг и задумалась. — Адель — там, мальчишка — вон там, в сторонке… Нет! Адель — здесь, а там — Бергер вместе со своей идиоткой. Или лучше так…

Мэг долго суетилась, тщась объяснить свою постоянно меняющуюся мысль.

Госпожа Бергер слушала-слушала, а потом, не дождавшись окончания речи Мэг, устроилась вместе с Торой там, куда первоначально указывал рыцарь. Адель последовала её примеру. Франк, хихикая и подталкивая локтем Серого, сказал Моське:

— Мне велели лечь сразу в пяти местах. Как мне быть?

— Лечь в одном месте и не думать о четырех других, — посоветовал ослик.

— А я лягу вон там, — указала Моська. — Кстати, и посторожу вас, чтобы никого не украли.

Франк хотел было внести уточнения, но встретил взгляд Адели, сморщился и промолчал.

Зато Мэг молчать не умела и продолжала бушевать, находя всё новые и новые поводы для недовольства. То ей казалось, что Моська легла слишком далеко, то, что осёл — слишком близко. Потом она напустилась на ни в чём не повинного Сверчка за то, что он, по её мнению, чересчур громко фыркал и переступал тяжёлыми копытами.

— Я обойду окрестности и проверю, нет ли поблизости каких- нибудь драконов или других чудовищ, — объявил рыцарь.

— Есть чудовище! — обрадованно вскочил Франк. — Я даже могу показать…

Каждому, кроме, может быть, Мэг, было ясно, на какое чудовище намекал Франк, но у Адели не хватило духу указывать мальчику на недопустимость таких слов. Она подумала, что почему-то люди воспитанные и порядочные должны терпеть грубость людей невоспитанных. Плохой характер или дурное расположение духа могут быть и у людей воспитанных и у людей невоспитанных, но первые их подавляют, а вторые — обрушивают на ближайшее окружение. И всегда, чем добрее и воспитаннее человек, тем больше ему приходится терпеть чужие недостатки. А если этот человек взбунтуется против тирании такой вот Мэг, то он уже перестанет считаться воспитанным человеком. Госпожа Бергер очень терпелива, поэтому-то с ней приятно общаться. Неужели и она, как Адель, еле сдерживается, чтобы не ответить Мэг? А если бы она не сдержалась? Тогда она перестала бы быть такой милой и приятной женщиной. Распустишься раз, другой — и уже не сможешь остановиться, а так и станешь отвечать на каждое слово, справедливое и несправедливое. Мэг не перестанет их изводить от того, что с ней будут ругаться. Напротив, только сдержанность спутников удерживает её от скандалов, а она к ним привыкла, это ясно. Нет, хорошо, что и она, как госпожа Бергер, не говоря уж о рыцаре, умеет сдерживаться. Но всё-таки трудно жить из-за таких вот Мэг. А Мэг хорошо устроилась. Всё, что в голове, то и на языке. Выговорится и успокоится. Только успокоится ли? Похоже, чем больше она беснуется, тем больше возбуждает себя своим криком. Видно, и людям невоспитанным плохо приходится от их дурного характера. А если бы Мэг приучила себя обуздывать свой нрав?..

Мысли Адели совсем спутались, и она уснула, не успев разобраться, какие недостатки и какие преимущества даёт человеку воспитание.

Утром Мэг встала ещё более недовольная, чем легла, и Адель приготовилась к тому, что ей придётся сдерживаться самой, останавливать Франка, смягчать обидные замечания злой женщины относительно терпеливых животных. Однако, как это обычно бывает, она была приятно разочарована. Оказывается, не только она сама, но и все остальные запаслись терпением, а Франк, хоть и отмахивался порой от выпадов Мэг, но был занят очень приятными мыслями, которыми поделился с Аделью.

— Всё решено! — торжествующе объявил он. — Наш рыцарь, дон Мигель то есть, вчера окончательно взял меня своим оруженосцем. Он и Серому подтвердил, что отныне мы путешествуем все вместе, а Моська становится рыцарской собакой.

— Я ещё никогда не была рыцарской собакой, — призналась Моська, помахивая хвостом-опахалом. — Наверное, это неплохо.

— А я теперь буду возить на себе рыцарского оруженосца. Для меня это новое дело, но я уже убедился, что ослы могут всё. Пока что я буду продолжать везти поклажу, но для тренировки иногда провезу и Франка, если он захочет проехаться.

— Когда это будет необходимо, я на тебя сяду, как полагается, чтобы показать, что мы не какие-нибудь, а служим у Рыцаря Открытого Забрала, но пока гораздо интереснее путешествовать пешком. Так и вперёд убежать можно, и в сторону, и влезть куда-нибудь.

— Ты уж, пожалуйста, никуда не убегай, — попросила Адель.

— Нет, я только с рыцарем, — откликнулся мальчик. — Надо ведь проверить, не спрятался ли где-нибудь трусливый дракон. Дон Мигель обещал научить меня, как с ними надо сражаться. Да, дон Мигель?

Рыцарь прислушивался к восторженным речам Франка весьма снисходительно, лишь иногда улыбаясь.

— Трудно будет выполнить моё обещание, — сообщил он. — Драконы стали очень осторожны.

— Трусливы, — подхватил Сверчок. — Нападают на беззащитных, а как услышат наши имена, сразу прячутся.

Собачка поочерёдно поглядела на всех огромными скорбными глазами и сочувственно вздохнула.

— Вот бездельник-то! — обрушилась на них Мэг. — Лишь бы бегать от работы. Если нечем заняться, а хочется побродяжничать, нанялись бы на военную службу. Да уж куда вам! Только бы языком болтать!

Рыцарю было очень неприятно выслушивать такие речи, но и ответить он не мог, не уронив своего достоинства.

— В овраге что-то есть, — объявила Тора.

Все вздрогнули. Дон Мигель быстро огляделся, но не заметил ничего подозрительного. Моська на всякий случай старательно обошла лагерь, принюхиваясь и прислушиваясь.

— Помоги мне сложить вещи, Адель, — позвала девушку госпожа Бергер, тем самым ненавязчиво давая понять, что не стоит уделять словам дочери особого внимания.

— Да, нелегко тебе живётся с идиоткой, — в очередной раз громко посочувствовала Мэг.

Дон Мигель прилаживал свои доспехи и вооружение на коня, а припасы — на осла и старался держаться независимо и величаво, хотя это и было нелегко из-за постоянных поучений сварливой бабы. Адель оставалось только удивляться, что у него оказалось столько терпения.

— Слушай, рыцарь! — Франк даже подскочил на месте от пришедшей в голову мысли.

Дон Мигель даже головы не повернул.

— Ну, прости, я забыл. Я хотел сказать "дон Мигель".

— Слушаю тебя, оруженосец, — надменно откликнулся рыцарь.

Но Франка не смутила его показная холодность.

— Дон Мигель, я слышал, что на свете бывают оборотни. Это правда?

— Правда. Мне не приходилось с ними сражаться, но мой прадед оставил заметки о своих встречах с этой нечистью.

— Как же нам отличить их от нормальных людей? Вдруг мы уж давно путешествуем с одной из этих дряней, а…

Мэг оказалась догадлива, но и Франк не стал дожидаться возмездия за свои слова, так что разъярённая женщина вернулась запыхавшаяся, но не отомщённая.

— Таких противных пронырливых мальчишек надо пороть каждый день, а им позволяют безнаказанно издеваться над одинокими беззащитными женщинами…

Госпоже Бергер стоило большого труда успокоить Мэг, но мальчик долго ещё не решался подходить к основной компании и шёл далеко впереди вместе с рыцарем и Сверчком. Серый не отходил от Адели, а Моська, по указанию дона Мигеля, замыкала шествие.

— Франк, спустись вниз и поищи среди камней, — приказала Тора, глядя прямо перед собой невидящими глазами.

Адель удивило, что несчастная дочь госпожи Бергер обратилась к мальчику по имени. Оказывается, она не так уж отрешена от действительности и знает имена спутников. Но неужели до неё доходят и оскорбительные реплики Мэг?

Франк приблизился к Торе с безопасной стороны.

— А что мне искать? — спросил он.

Тора не смотрела на него.

— Ищи. Там что-то должно быть.

Адель забеспокоилась и остановила мальчика, собравшегося уже обследовать стену не то трещины, не то оврага, которая поросла сухой травой.

— Подожди, это может быть опасно. Вдруг там кто-то притаился?

— Да кто там может быть? — убеждал Франк. — Ты приглядись! Никого нет.

Дон Мигель придирчиво оглядел трещину.

— Здесь негде спрятаться, — решил он. — Ни ниш, ни нагромождений камней. И дно проглядывается. Если это трещина, то совсем маленькая, а скорее просто очень глубокая канава. По-моему, Адель, Франку ничего не угрожает.

Моська старательно обнюхала край оврага и долго всматривалась в его склоны и дно.

— Ну, чего застряли? — грубо спросила Мэг. — Если уж взбрело на ум этой бесноватой, что там что-то есть, то пусть мальчишка слазает да поищет. Может, и впрямь, какой клад найдёт.

Она ненатурально засмеялась. Но видно было, что и её заинтересовало заявление Торы о том, что в овраге что-то есть.

— Только будь очень осторожен, — попросила Адель. — Если заметишь что-нибудь опасное, сейчас же возвращайся.

— Свяжись с женщинами! — ворчал Франк, но чувствовалось, что ему нравится беспокойство за него. До встречи с Аделью, принцем и их спутниками о нём никто и никогда не тревожился.

Мальчик ловко спустился вниз и принялся методично обследовать дно оврага. Потом принялся лазить по склонам.

— Здесь какая-то жестянка, — сообщил он.

— Неси её сюда, — велел рыцарь. — Разберёмся.

Франк выбрался наверх и вручил своему хозяину какой-то сплющенный медный предмет, позеленевший от времени и очень грязный. Дон Мигель обтёр его о траву, повертел в руках и признал в нём старую лампу.

— Потерять столько времени из-за такой дряни! — разбушевалась Мэг. — Заставь свою идиотку молчать, Бергер, иначе мы так и будем торчать здесь, потакая её капризам. А я-то тоже уши развесила! Думала, что путное найдём…

— Расправьте эту лампу, — сказала Тора.

Мэг чуть не взвыла от возмущения, но рыцарь принялся аккуратно выправлять сплющенную лампу при помощи подручных средств, а иногда используя даже своё оружие.

— Прежнего вида ей не придать, потому что нет инструментов… — начал он оправдываться, критически разглядывая результат своей работы.

— Для меня и это отлично. Не масло же я буду туда наливать, — изрёк кто-то со стороны оврага.

Дон Мигель от неожиданности едва не выронил лампу, а Адель с ужасом обнаружила, что из оврага поднимается джинн, пока ещё метров пяти вышиной и блеклого лазоревого цвета, но постепенно увеличивающийся в размере и принимающий более насыщенный оттенок.

Мэг пронзительно завизжала и упала лицом вниз. Ослик попятился, Франк встал рядом с рыцарем, к которому уже подошел конь.

— Не бойтесь, я не покину вас ни при каких опасностях, — заявила Моська, тесно прижимаясь к ногам Адели. — Здесь важно знать, как поведёт себя враг.

Дон Мигель отступил на шаг и вынул меч.

— Мне ещё не приходилось сражаться с джиннами, но случай, наконец, мне представился. Я, Рыцарь Открытого Забрала, вызываю тебя на бой, джинн. Назови своё имя, чтобы я и мой доблестный конь Подобный Молнии знали, кого мы сейчас сразим во славу дамы моего сердца, прекрасной Адели.

Джинн перестал расти и стал зелёным.

— Если ты хочешь, чтобы я тебя убил на глазах твоей дамы сердца, то зачем же ты поправил мне лампу? Это мой дом, я в ней долго жил, пока один чёрный маг не расплющил её, лишив меня жилья. Сколько я бедствовал, не зная, где преклонить голову, пока ты не выручил меня. Я был очень доволен и был готов выполнить любое твоё желание, а ты хочешь сражаться со мной. И эта глупая маленькая собачка решила, что я враг.

— Я ошиблась, — сейчас же покаялась Моська.

— Недавно мы встретились с очень нехорошим джинном, — объяснила Адель. — Мы боялись, что и ты такой же. Но если ты нам не враг, то мы рады тебя приветствовать.

— Я очень тебе благодарен, — ещё раз повторил джинн, обращаясь к дону Мигелю, и вновь стал лазурным. — Приказывай, и я выполню любое твоё желание.

— Этой девушке… — начал рыцарь, указывая на Адель.

Но Мэг выступила вперёд.

— Конечно, ты обязан выполнить наши желания, раз мы тебе помогли, — резко сказала она.

— Я никому и ничем не обязан, — сейчас же возразил джинн, приняв зелёную окраску.

— Ты сам сказал, что выполнишь наши желания, — напомнила Мэг.

— Это моя добрая воля. Захочу — выполню, захочу — нет. И не желания, а одно желание. Если каждый из вас будет высказывать все свои желания, то мне легче будет скитаться без дома, чем их выполнять.

— Ах, ты паршивый лгун! — разъярилась Мэг.

Джинн стал синим и вырос метра на четыре. Франк испуганно поглядел на Адель, да и сама девушка поняла, что ситуация обостряется.

— Не слушай её, — попросила Адель. — Мэг очень устала. Она не хотела тебя обидеть.

— Обидеть! Да этих лживых джиннов невозможно обидеть! Сначала они вызываются исполнить желание, а когда это желание захочешь высказать — сразу на попятную. Я устала, мне хочется поскорее попасть домой, мне нужно перестроить дом, прикупить земли, подстроить ещё один амбар к моей лавке, нужны деньги, чтобы кое-что приобрести…

— Ты не устала говорить, женщина? — спросил джинн, и в его глухом голосе Адели послышалась насмешка. — Для тебя я ничего не сделаю.

Мэг разразилась потоком слов.

— Противный лживый джинн! Не удивляюсь, что твою лампу расплющили. Жаль, что вместе с лампой не расплющили твою поганую голову, если у тебя есть голова. Но у тебя и головы-то нет, иначе ты не посмел бы так разговаривать с несчастной беззащитной женщиной. Меня каждый норовит обидеть! Но я не из таких! Я себя в обиду не дам! Я сейчас своими ногами растопчу твою гнусную лампу…

Джинн заревел, сделался красным, взлетел над оврагом и закачался там, грозя обрушиться на головы путников огненным ливнем. Мэг упала на землю, дрожа от ужаса.

— Теперь и на бурю не сошлёшься, — проговорил ослик, заикаясь.

— Что же теперь будет? — прошептала госпожа Бергер, прижимая к груди свою дочь. Тора как-будто и не замечала происходящего.

— Ничего не бойтесь! — кричал дон Мигель, садясь на коня и беря в руку копьё. — Я защищу вас от любой опасности. Я, Рыцарь Открытого Забрала, на коне Подобном Молнии вызываю тебя на бой, вероломный джинн. Я совершаю этот подвиг в честь дамы моего сердца, Прекрасной Адели!

— Я не вероломный джинн, — пророкотало сразу со всех сторон.

— Как же не вероломный? — выскочила вперёд Моська. — Дон Мигель так старался, расправляя лампу, а ты хочешь его убить!

— Меня вызвали на бой! Я должен покарать обидчика!

Адель приободрило то странное обстоятельство, что джинн медлит со своим возмездием. Возможно, его ещё удастся уговорить.

— Я не боюсь тебя! — гордо отвечал рыцарь.

— Лампу можно спрятать между камнями, чтобы больше тебя никто не беспокоил, — придумала Моська. — Ты будешь в ней жить, но никто не сможет вызывать тебя против твоего желания.

Огонь, широко разливавшийся над головами путников, слился в один шар, шар этот вытянулся и принял колышущуюся форму, отдалённо напоминающую человеческую фигуру.

— А кто это сделает? — спросил джинн.

— Я, — вызвался Франк. Он был очень бледен, но стойко держался рядом с рыцарем, показывая, что и он способен драться с обидчиками.

— Это хорошая мысль, — одобрительно прогудел джинн. — Если ты это сделаешь, я вас не трону.

Франк взял лампу и полез в овраг. Он долго и тщательно выбирал подходящее место и, наконец, спрятал лампу между камнями, прикрыв сверху маленьким плоским камнем и оставив отверстие для входа.

Джинн осторожно приблизился к скрытой лампе, и его словно втянуло в неё. Сколько Адель ни приглядывалась, она не могла заметить ни лампу, ни джинна.

Франк выбрался наверх.

— Давайте, поскорее уйдём отсюда, — предложила госпожа Бергер. — До сих пор не могу успокоиться.

— Ещё бы ты могла успокоиться! — налетела на неё Мэг. — Твоя же собственная идиотка и устроила всё это. Зачем, спрашивается, ей понадобилась проклятая лампа?

— Прекрати, Мэг! — рассердилась Адель. — Джинн хотел нам помочь. Он готов был выполнить какое-нибудь желание. Это ты его разозлила своей руганью.

— Я же ещё и виновата! — взвилась сварливая баба. — Давайте, валите на меня все свои неприятности! Вот уж и достались мне попутчики!

— А ведь Моська опять нас выручила! — восхищённо проговорил Франк. — Если бы не она, нам всем бы пришёл конец. Какая же ты умная, Моська!

Собачка скромно молчала, помахивая хвостом.

— Вам нечего было тревожиться, — сказал рыцарь. — Я сразился бы с джинном и победил его. Этот славный подвиг я посвятил бы даме моего сердца, прекрасной Адели. А теперь мне снова придётся искать достойного соперника. С каждым разом всё труднее становится вызвать кого-то на бой.

— Я же говорю, что не следует сразу же называть своё имя, — назидательно проговорил конь. — Этот джинн, едва услышал имя Рыцаря Открытого Забрала, так сразу сообразил, что пришёл его последний час. Вот он и сделал вид, что доволен выдумкой Моськи. Жалкая уловка! Все видели, как он поспешил спрятаться в свою лампу? Я боюсь, что скоро все будут разбегаться, даже услышав всего лишь моё имя. Достаточно будет крикнуть, что я Подобный Молнии, и враг сбежит без боя.

— Да, совсем стало не с кем драться, — согласился дон Мигель. — Но я обещаю вам, дама моего сердца, прекрасная Адель, что я отыщу джинна более смелого, чем этот, и уничтожу его.

Адель ужасалась, слыша такие разговоры, и надеялась только, что они отошли на достаточно большое расстояние, и джинн их не слышит.

Мэг ворчала и ругалась. Было удивительно, что человек способен так долго говорить на одну и ту же тему, но сварливая женщина, похоже, не могла остановиться. Она поочерёдно обсуждала все мыслимые и немыслимые недостатки каждого спутника, обвиняя всех, кроме себя, в неудачном знакомстве с джинном. Дон Мигель откровенно тосковал в её обществе. Он порывался пройти немного вперёд, чтобы заранее уничтожить всё злое на их пути, но ослик утверждал, что боится бестий, которые могут незаметно вылезти из трещины, вдоль которой они шли, и рыцарь не рисковал удаляться.

— Похоже, нам придётся вернуться обратно, — заявила Моська, забежавшая чуть вперёд.

— Почему? — испугалась Адель.

— Трещина, вдоль которой мы идём, упирается в другую, ещё большую, так что нам придётся идти или обратно, или вдоль этой новой трещины, но тоже на юг. Как бы нам всё-таки не попасть на стол к нашему людоеду.

Мэг получила новый повод ругаться и укорять попутчиков за неудачно выбранный маршрут.

— Мы вернёмся, и я сражусь с людоедом, — воодушевился дон Мигель. — Это будет не особо трудный подвиг, но раз уж драконы и джинны не желают принимать бой с Рыцарем Открытого Забрала, то я убью великана, хочет он этого или нет.

— Вряд ли он этого хочет, — усомнился Серый. — Мне известно, что он сам хотел убить меня и всех нас.

— Может, мы встретимся с Ником? — предположила Адель.

— Хорошо бы, — обрадовался Франк. — Вот бы он удивился, что я стал оруженосцем.

— Мне кажется, что, если мы придём к жилищу людоеда, нам надо будет проскользнуть мимо него незаметно, — возразила девушка.

— Нет, я вызову его на поединок, — решительно объявил дон Мигель.

Адели пришла в голову спасительная мысль, и она напомнила рыцарю, что, убив дракона, он очень огорчит Ника, которому этот великан нужен был для научной работы.

Как ни надеялись путники, что трещина закончится или свернёт в сторону, но она дошла до того края плато, где было жилище людоеда. Если бы они знали это заранее, то сразу бы обошли дом великана с другой стороны и сейчас были бы далеко от этого места.

— Не надо огорчаться, — сказала госпожа Бергер. — Нам может встретиться ещё много трещин и препятствий на нашем пути. Мне посчастливилось обойти жилище людоеда стороной, да и Мэг тоже, но всё равно трещина привела бы нас к этому месту. А без вашего общества, дорогие друзья, и без защиты нашего мужественного рыцаря нам, одиноким женщинам, было бы очень опасно в этих местах.

Дон Мигель никак не отреагировал на лестные слова госпожи Бергер, но ему было приятно их слышать.

— Не ходите туда, не разлучайтесь с ними, — произнесла Тора, ни на кого не глядя. — Они в опасности.

— Заткнуть бы рот этой идиотке, — в сердцах сказала Мэг. — Уже раз чуть не погибли из-за неё, а ей всё неймётся.

Госпоже Бергер было очень неприятно слышать такие слова о своей дочери, тем более, что они были несправедливы, но она сделала знак Адели не отвечать злой женщине.

До жилища людоеда оказалось не так далеко, как думала Адель. Очевидно, они обошли кругом часть плато, поэтому путь и получился таким длинным. Рыцарь всё ещё надеялся вызвать великана на поединок, поэтому Адели и госпоже Бергер пришлось быть настороже.

— Великан этот не так опасен, как драконы или бестия, которая нам встретилась, — пустилась Адель на хитрость. — Вы, дон Мигель, слишком опытный воин для нашего великана. Вы сразите его одним ударом и не сможете посчитать эту победу за подвиг.

Рыцарь выслушал девушку очень внимательно, и вид его стал задумчив.

— Конечно, вам виднее, Адель, но если пропускать возможных противников, то мне не удастся совершить ни одного подвига в честь вас, о дама моего сердца.

— Джинн оказался трусливым, великан — слабосильный, — подхватил Сверчок.

— Подвиг уже был, — напомнил Франк, старающийся быть очень сдержанным, немногословным и суровым, чтобы больше походить на оруженосца великого рыцаря. — Вы сразили бестию, дон Мигель.

Рыцарь положил руку на плечо мальчика.

— Это было уже давно, — скромно отметил он. — К тому же наши новые попутчицы не видели её и не знают, в какой мере победа над ней может считаться подвигом.

Послушать дона Мигеля, так он как будто и вспоминать не хочет о поединке с этой тварью, словно и не он со своим конём не переставали рассказывать госпоже Бергер об этом подвиге и о множестве других. Лишь с появлением Мэг рыцарь стал менее словоохотливым и, по-видимому, лишь ядовитые реплики сварливой особы побуждали его желать поединка хотя бы с хозяйственным великаном, чтобы доказать свою храбрость.

— Наш людо- и ослоед не примет вызов, — проговорил ослик.

— К тому же, надо помнить об интересах Ника, — напомнила Адель. — Прошу вас, дон Мигель, не вызывайте на бой нашего великана.

— Если это приказывает мне дама моего сердца, то я вынужден повиноваться, — нехотя уступил дон Мигель. — Но если, на моё счастье, великан нападёт на нас, то я буду сражаться.

— Только в этом случае, — вынуждена была согласиться девушка.

Жилище людоеда было расположено очень выгодно для его владельца. Путники, поднимавшиеся на плато восточнее его, всё равно вынуждены были возвращаться и идти мимо него, а тех, кто взбирался на плато западнее, великан подкарауливал и ласково провожал в свои владения. Нашим путешественникам необходимо было обогнуть солидные строения людоеда, не привлекая к себе его внимания. Толстый осёл, а особенно рослый конь осложняли эту задачу, но понятливые животные старались ступать как можно легче. Адели показалось, что дон Мигель лишь для вида идёт тихо, а сам будто бы нечаянно то загремит латами, то запутается копьём в кустарнике и с треском принимается его высвобождать.

— Ну, и неуклюжий! — плевалась Мэг.

Дон Мигель молчал, но после каждого такого случая с надеждой прислушивался, не раздадутся ли шаги великана.

— Глупец! — бормотал он. — Мы спокойно проходим за скалой, а его дом — с другой стороны. Хоть бы сделал какую-нибудь загородку.

— Дон Мигель, вы же обещали! — не выдержала Адель.

— Я не нарушаю своего слова, о дама моего сердца, — оправдывался застрявший между двумя валунами рыцарь. — Я стараюсь, чтобы нас не заметили, но должен ведь этот великан иметь уши.

Он со скрежетом выбрался из ловушки, но вновь был разочарован полным равнодушием к нему людоеда.

Моська, рыскавшая впереди, разведывая дорогу, вернулась очень весёлая и довольная.

— Можете идти спокойно, потому что великана или нет дома, или он сидит взаперти. Я всё обследовала и даже обошла вокруг его жилища. Ворота заперты, ничего подозрительного.

Дон Мигель тяжело вздохнул и перестал будто бы случайно поднимать неистовый шум.

Дальше пошли вдоль основной трещины, временами отдаляясь от неё, чтобы обогнуть мелкие трещины, отходящие от неё в стороны, словно боковые корешки от основного корня. Но ни разу на пути странников не встала непреодолимая преграда. Идти было нетрудно, хотя нескончаемые обходы и отклонения от нужного направления значительно удлиняли путь.

— Идём, как зайцы, — сказала Адель.

— Почему, как зайцы? — не понял рыцарь. — По-моему, никто не дрожит от страха. А если и дрожит, то напрасно, ведь все вы находитесь под моей защитой.

— Хороша защита! — фыркнула Мэг.

— Я не о том, — пояснила Адель, делая вид, что не слышит это замечание. — Наш путь, наверное, похож на заячьи петли. Мы то и дело куда-то сворачиваем, чтобы обойти мелкие трещины.

— Это правда, — согласился дон Мигель. — Но так мы не заблудимся. Мы не отходим от главной трещины, а она приведёт нас к южной оконечности плато.

— Каково-то будет спускаться! — вздохнул ослик, заранее предвидя для себя трудности. — Я-то привык ко всему, потому что для ослов нет преград, а вот Сверчку будет трудно.

— Рыцарский конь тоже ко всему привык, — признался Сверчок. — Я надеюсь, что там будет удобный спуск. Для подъёма на плато мой хозяин отыскал удобную тропу.

— А нам помог подняться великан, который оказался людоедом и ослоедом.

— Лучше бы он помог подняться нам, — кровожадно сказал Сверчок. — Мы бы не дали ему уйти без боя. А после боя он уже не смог бы уйти.

— Да, приятно слушать мудрые речи, — глубокомысленно изрекла Моська.

— Ещё бы! — воодушевился Франк, позабыв, что он вырабатывает в себе сдержанность и спокойствие. — Вот и ты, Адель, бросай своего жениха и оставайся с нами. Это ему положено тебя спасать, а не тебе его. А с нами тебе будет хорошо. Мы засунем тебя в какой-нибудь замок…

Мэг захихикала, и даже госпожа Бергер улыбнулась.

— Франк! — строго окликнул его рыцарь.

Мальчик подобрался и принял строгий и безразличный вид.

— Нельзя обращаться к даме сердца с такими непочтительными речами, — осудил своего оруженосца дон Мигель.

— Что тут непочтительного? — удивился Франк. — Очень выгодное предложение.

— Даму сердца нельзя засовывать в какой-нибудь замок, как ненужную вещь.

— Что же с ней тогда делать? — недоумевал мальчик. — Таскать с собой?

Манеры Франка были ещё очень далеки от совершенства.

— Даме сердца можно предложить поселиться в замке, достойном её, — поучал дон Мигель, кусая губы.

— Вот-вот, — подхватил Франк. — Мы предложим Адели поселиться в достойном замке, а сами будем доставлять ей драконов. Одного притащим и сразу поедем добывать другого. Ты, Адель, будешь обеспечена драконами сверх головы. А мы станем всюду кричать, что мы это делаем для дамы нашего сердца, для тебя то-есть.

— Что же ей с ними делать, с драконами этими? — заинтересовалась Мэг. — Для чего они ей?

— Для славы, — объяснил Франк. — Для неё будут добываться драконы, потому что у неё есть свой рыцарь и свой оруженосец, а у других их нет, и они останутся без драконов.

— Без них меньше хлопот, — сказала Мэг.

— Без кого? Без драконов? — спросила госпожа Бергер.

— И без драконов, и, тем более, без рыцарей с оруженосцами, — объяснила Мэг. — Вот ещё что выдумали! Бездельники! Сидеть в холодном сыром замке и каждую минуту ожидать, что к тебе вот-вот притащат какую-нибудь поганую дохлятину. А то у неё своих дел нет!

Адель от души смеялась. Рыцарю было неловко от наивности своего оруженосца, и он делал вид, что занят высматриванием опасности в змеящихся повсюду трещинах.

— Нет, спасибо, Франк, но мне надо найти своего жениха и спасти его от чар злой колдуньи. Это мой долг.

— А потом выйдешь за него замуж? — съязвил мальчик. — Скука какая!

— Она не выйдет за него замуж, — произнесла Тора.

— Не выйду? Почему? — спросила Адель. — Мне не удастся его спасти?

Но на бесцветном лице Торы не отражалось ни одной мысли. Она недоумевающе посмотрела на подошедшую к ней девушку и промолчала.

У Адели сердце сжалось от предчувствия беды. Раз она не выйдет замуж за своего жениха, значит, ей не удастся его спасти.

— Твоя идиотка ведёт себя как пророчица, — проговорила Мэг. — Скажет что-то таинственное и замолчит, а мы тут ломай себе голову над её словами.

В глазах госпожи Бергер промелькнуло отчаяние.

— Она сама не знает, что говорит, — попробовала она защитить свою дочь. — Моя сестра отказала своему жениху. Именно её Тора и имела в виду.

— Не знаю, — протянула Мэг в раздумье. — Не нравится мне твоя дочь. Уж не знается ли она с нечистой силой?

Госпожа Бергер побледнела.

— Нет, она добрая и хорошая, — вмешалась Адель. — Тора повторяет что-то, что слышала раньше. Иногда это получается к месту.

— Я пригляжусь к ней, — зловеще пообещала Мэг. — Уж слишком много ведьм развелось в этих краях.

— А ты среди них главная, — дерзко сказал Франк.

Злой бабе опять не удалось его поймать, но язык у неё работал вовсю.

Вскоре путники подошли к краю плато. Три горы тесно срослись с одной стороны, а с другой к ним подступали заросли. Дон Мигель, Франк и Моська, оставив остальных устраивать лагерь, обследовали местность.

Госпожа Бергер привычно и умело развела костёр и принялась стряпать. Адель готовила постели из веток и травы, а Мэг всех усердно поучала.

— Маленькое золотое сердечко, — заговорила Тора. — Как ярко краснеет камень! Он похож на каплю крови.

Адель замерла, боясь помешать девушке, отвлечь её от возникшего видения.

— Кровь тянется к крови. Но как далёк остров колдуньи! Надо перебраться через Чёртовы скалы… Теперь надо положить сердечко на рану убитого камнем вниз… Вот так… Моряк сделал всё правильно. А теперь глядите: рана зажила, солдат открыл глаза, встаёт. Как рад его товарищ! Как счастлива собака!

Тора сопровождала свои слова плавными жестами, словно сама клала золотое сердечко на чью-то рану. Мэг смотрела на неё молча, открыв от напряжения рот. В её прищуренных глазах затаилась какая-то мысль.

Тора перестала говорить. Адель подскочила к ней.

— Почему солдат? Тора, надо положить сердечко на рану убитого купца, а не солдата. Золотое сердечко принадлежало купцу.

Тора перевела на Адель отуманенные глаза.

— Купец? Какой купец?

— Где мне найти золотое сердечко? — Адель пыталась удержать мысль девушки на интересующей её теме.

Тора вопросительно глядела на Адель, не понимая, о чём её спрашивают.

— Госпожа Бергер, не говорила ли Тора раньше о золотом сердечке с ярким, словно кровь, рубином? — спрашивала Адель. — Мне это очень, очень важно.

— Не знаю. Не помню, — качала головой бледная, как полотно, госпожа Бергер. — Тора говорит бессвязно, про многое я никогда не слышала прежде.

— А говорила она про купца? Дух убитого купца просил меня разыскать золотое сердечко. Я должна положить его ему на рану, и тогда он оживёт.

— Не знаю. Ничего не знаю про это. И мою дочь спрашивать бесполезно.

Адель была взволнована и огорчена. Наконец-то она услышала про золотое сердечко, но про несчастного купца, убитого товарищами, не было сказано ни слова. Наоборот, сюда промешались какие-то солдат и моряк. Может, Тора сама путается в своих видениях? Знать бы, насколько они верны и насколько их можно принимать во внимание.

Когда вернулись рыцарь, Франк и Моська, солнце уже заходило. Они нашли довольно удобную тропу, где пройдут и конь и осёл.

— Она идёт почти вплотную к горам, — радостно уточнил Франк. — Тебе, Серый, не привыкать к горам.

— И к горам, и к пустыням, и к рекам, — согласился ослик.

Ночью сквозь сон Адели почудилось какое-то движение, но она не проснулась, а утром выяснилось, что госпожа Бергер и Тора ушли. Адель нашла около своей постели пару связанных доброй женщиной носков, её прощальный подарок.

— Ушла и ведьму свою увела! — бушевала Мэг. — А я-то рассчитывала посмотреть, как она будет призывать нечистую силу на костре.

Адель и дон Мигель обменялись понимающими взглядами.

— И зачем мы бродим в поисках чудовищ? — тихо спросил Франк. — Одно у нас под боком.

— Прекрати, — прошептала Адель.

Девушка одобряла поступок госпожи Бергер, но ей было жаль расстаться с этой спокойной и умелой женщиной.

Позже дон Мигель сообщил Адели, что ночью сам помог госпоже Бергер и её дочери дойти до найденного удобного спуска с плато, так что теперь милые женщины намного их опередили и избавились, наконец, от опасного общества сварливой Мэг. Он был по-рыцарски сдержан и не договорил, что рад был бы и сам избавиться от этого неприятного общества, но Адель казалось, что он обязательно должен был так думать.

— Я в это время была на страже, — сообщила Моська. — И Франк тоже.

Адель убедилась, что прежний несдержанный, грубый и невоспитанный мальчик очень быстро меняется в лучшую сторону, раз так по-взрослому воспринял уход госпожи Бергер и Торы и не словом не обмолвился злой Мэг о подробностях. Наверное, из опасения, что он не сможет подойти рыцарю в качестве его оруженосца, он усердно работает над собой.

Путники позавтракали без аппетита, потому что Мэг никак не могла успокоиться и мучила всех непрестанным ворчанием. Адели было грустно, ей не хватало общества госпожи Бергер. Дон Мигель с появлением сварливой бабы перестал во всеуслышание рассказывать занимательные истории про свои встречи с чудовищами, выговариваясь Франку, а Серый лишь вздыхал, чувствуя неприязнь к себе Мэг. Даже Моська приуныла.

Однако ходьба по дороге, вьющейся среди зарослей, немного ободрила путников, утомлённых видом глубоких трещин, полусухой травы и чахлых низкорослых кустов. Три сросшиеся горы, вдоль которых пролегал их путь, приятно напомнили Адели путешествие с принцем и Фатимой.

Спуск с плато оказался на редкость удобным и для людей и для животных.

— Почти королевский путь, — сказал дон Мигель.

— Почему "почти"? — спросил Франк.

— Потому что едва ли какому-нибудь королю понадобится подниматься на это плато, пересекать его, а затем спускаться с него.

— Мы знали принца, который с удовольствием бы проделал этот путь, если бы не встретил свою невесту, — сказала Адель.

У Франка от гордости блестели глаза.

— Так то был принц, — уточнил рыцарь. — А когда он станет королём, у него не будет времени странствовать без дела.

— А если он пойдёт на войну? — осенило Франка.

— Нашему принцу не захочется идти против кого-нибудь войной, — степенно возразил Серый. — Он добрый.

— Да здесь и не с кем воевать, кроме упырей, карликов и чудовищ, а против них вряд ли кому-нибудь придёт в голову снаряжать войско, слишком уж большими будут потери. Это к северу королевства так тесны, что возникают войны. А в этих местах лишь мы, странствующие рыцари, да такие случайные путники, как вы, пользуемся подобными тропами.

Даже Мэг лишь скривилась и пожала плечами, но ничего не могла возразить против признания тропы удобной.

Внизу путешественники вышли на луг, зажатый между горой и лесом.

— Мы дойдём до того выступа горы и сделаем привал, — предложил рыцарь.

— Нет, — резко и решительно возразила Мэг. — Может быть, вам, странствующим бездельникам, и нипочём такие переходы, а нам, женщинам, это не под силу.

— Я могу пройти ещё столько же, — запротестовала Адель, немного уставшая, но чувствовавшая, что способна дойти до места, указанного доном Мигелем.

— Ну, если ты такая двужильная, то за других не решай, — властно сказала Мэг, останавливая ослика и вынуждая остановиться всех.

Доне Мигелю ничего не оставалось, как раскинуть лагерь и развести огонь.

— Вот так-то лучше, — командовала Мэг. — Отдохнём, пообедаем — и в путь.

Адель не была против отдыха, но ей не нравилось, что все они оказались под властью сварливой бабы, боясь ей перечить, чтобы не вызвать поток её ворчания и брани. Уж, наверное, рыцарю лучше знать, где остановиться на отдых, однако Мэг захотела — и привал был устроен здесь. Впрочем, эти соображения не помешали Адели с наслаждением отдаться отдыху.

 

ГЛАВА 14

Отдых в старинном замке

Путешественники только-только успели поесть и устроиться на короткий отдых, как из леса вышел человек. Первая о нём оповестила Моська. Рыцарь встал и выступил навстречу.

— Кого ещё несёт? — грубо осведомилась Мэг. — Старикашка какой-то.

Адель с волнением вглядывалась в незнакомца. Это был пожилой, скорее даже старый, человек сурового, но благородного облика. Седые волосы обрамляли узкое, худощавое, несколько желтоватое лицо. Серые глаза смотрели холодно, однако манеры его, когда он подошёл и заговорил, изобличали человека воспитанного, светского и покоряли своим изяществом.

— Рад приветствовать путешественников у стен моего замка. Его ворота всегда открыты для гостей. Меня зовут сэр Джолион. Я вдвойне рад нашей встрече, потому что вижу среди вас странствующего рыцаря, который, конечно же, не откажет несчастным в помощи.

Дон Мигель встрепенулся.

— Кто нуждается в помощи Рыцаря Открытого Забрала, странствующего на храбром коне Подобном Молнии в обществе своего оруженосца Франка Смелого на осле по имени Серый и верной собаки Моськи Хитроумной и сопровождающего даму его сердца, прекрасную Адель, а также путешественницу Мэг?

Таким своеобразным образом дон Мигель представился сам и представил своих попутчиков.

Сэр Джолион поклонился.

— Несчастные, которые взывают о помощи, находятся сейчас межде плато и рекой милях в тридцати от этого места. Это шестеро путешественников, среди которых две женщины. Они укрылись в пещерах у самого края плато и обороняются от двух страшных чудовищ, не дающих им выйти из их убежища. Не знаю, сколько дней они смогут продержаться, но думаю, что, если храбрый рыцарь не придёт им на выручку, они вскоре погибнут. Как раз вчера вечером от них явился посланец, сумевший проскользнуть незамеченным мимо чудовищ и еле живой добравшийся до моего замка.

— А как же Адель? — спросила Моська.

Дон Мигель в нерешительности обвёл глазами своих спутников.

— Не бойтесь за благополучие тех, кого на время оставите, доблестный рыцарь, — угадал его колебания старик. — Это благородное дело займёт у вас всего несколько дней, которые ваши спутники проведут в моём замке, отдыхая от тягот пути. Как только вы вернётесь, ваш путь возобновится.

— Мой долг — помочь несчастным, — решился дон Мигель.

Адель была в затруднении. Осаждённые люди нуждались в спасении, и им неоткуда было его ждать, кроме как от рыцаря, но там были два чудовища, а она, хоть и видела сражение дона Мигеля с бестией, очень боялась за него. Вдруг он погибнет или будет лежать, тяжело раненый, без всякой помощи. Хуже всего, что возражать она не смела, иначе её могли обвинить в эгоизме, посчитав, что она заботится только о своём благополучии.

— То есть, как это? — не выдержала Мэг. — Ты поедешь неизвестно куда, а мы, значит, тебе уже неинтересны. Ну нет! Раз вызвался нас сопровождать, так изволь выполнять обещание.

— Без помощи дона Мигеля несчастные погибнут, — напомнила Адель, отбрасывая всякие сомнения.

Сэр Джолион принялся объяснять, что женщинам было бы полезно отдохнуть те несколько дней, которые понадобятся рыцарю для совершения доброго дела, и в своей сдержанной и даже суровой манере ухитрился так расписать приятное житьё в замке, что Мэг сдалась.

— Ладно уж, если ничего другого не остаётся, — ворчливо согласилась она.

— И мальчику тоже надо отдохнуть, — сказал сэр Джолион. — Не так уж он силён на вид. А ослу найдётся место…

— Я тоже еду выручать попавших в беду, — возмущённо сказал Франк. — И Серый. Да, Серый?

Ослик шевельнул ушами и поглядел на мальчика большими добрыми глазами.

— Само собой, — ответил он, по привычке жуя листья и веточки с кустов.

— Это опасно, — недовольно сказал сэр Джолион, хмуря брови.

Глаза его при этом приняли ещё более холодное выражение, а в голосе послышались резкие нотки. Видно, он не привык к возражениям.

Дон Мигель размышлял.

— Наверное, Франк, тебе лучше остаться в замке, — сказал он, и сэр Джолион кивнул.

— Вот ещё! — фыркнул упрямый мальчишка. — Я ваш оруженосец, а потому обязан вас сопровождать, хотите вы этого или нет.

— А если я, как твой хозяин, прикажу тебе остаться?

— Приказы бывают умные и нет, — отрезал Франк, манеры которого были всё ещё далеки от совершенства.

Адель подумала, что если бы рыцарь отвесил своему оруженосцу увесистую оплеуху, то она, пожалуй, не осудила бы его. Но выдержка у дона Мигеля оказалась исключительной.

— Не стоит ли мне подыскать себе другого оруженосца? — бросил он в пространство.

— Выполняй то, что тебе приказывают! — резко сказал сэр Джолион, пронзив ослушника злым взглядом. И сразу же, словно устыдившись своего порыва, он галантно поклонился дамам и извинился за грубость.

— Не выношу, когда слуги хамят своим господам, — объяснил он.

— По-моему, Франк, тебе следует остаться, — сказала Адель.

— А если ему будет нужна помощь? — сейчас же спросил Франк. — Может, надо будет отвлечь одно из чудовищ, пока он приканчивает другое. Даже если меня оставят здесь силой, я всё равно сбегу. И вообще, надо же мне когда-нибудь начинать! Я хочу поскорее привыкнуть к сражениям со всякой нечистью.

— Рыцарь на осле, — уточнил сэр Джолион, в тоне которого проскользнула неприязнь.

Серый повернул к нему добродушную морду.

— Почему бы и нет? — спросил он. — Ослы могут всё, я уже убедился в этом. Думаю, что они хорошо приспособлены для сражений с чудовищами. Они да ещё, наверное, рыцарские кони.

Сверчок с удивлением уставился на него.

— На моём счету уже имеется сражённый в горах великан, — скромно заключил ослик. — А ведь на мне даже не было рыцаря.

— А Моська сумела усмирить джинна, — напомнил Франк.

Собачка повиляла хвостом, настороженно прислушиваясь к разговору.

— Вы даёте слишком много воли своему мальчишке и животным, славный рыцарь, — заключил сэр Джолион.

Адель не знала, когда появилось у неё это чувство, но ей тоже захотелось отправиться вместе с рыцарем и совсем не хотелось проводить несколько дней в замке раздражительного сэра Джолиона, как ни был он предупредителен и вежлив по отношению к ней и Мэг. Но она понимала, что своим присутствием лишь осложнит рыцарю выполнение его благородной миссии. К тому же она затянет переход, если будет идти вместе с ними пешком. Скоро ли преодолеешь такой путь на двух ногах? Нет, придётся ей погостить в замке. Да и хозяин по отношению к ней и Мэг проявляет себя с лучшей стороны.

— Не осуждайте их, сэр Джолион, — спокойно ответил рыцарь. — Со временем они будут мне славными помощниками, а пока они только привыкают к той жизни, которую я веду. На этот раз я соглашусь с моим мальчиком и возьму его с собой, но в следующий раз за подобные речи я его прогоню.

Ни Адель, ни, тем более, Франк не сомневались, что дон Мигель никогда уже не прогонит своего оруженосца.

Девушка одобрила решение рыцаря, в то же время тревожась теперь и за участь Франка. Понятливый и смелый мальчик, конечно же, будет очень полезен рыцарю, но его неопытность может стоить ему жизни, а Адель помнила сражение с бестией. Ей оставалось надеяться на благоразумие дона Мигеля. Ясно же, что он не подпустит ребёнка к чудовищам.

Сэр Джолион был очень недоволен решением рыцаря и не сумел этого скрыть, но изменить его не мог.

— Моська, ты останешься с Аделью, — распорядился рыцарь.

Маленькая жёлтая собачка подняла умную мордочку и вильнула хвостом.

— В моём замке, дон Мигель, вы получите необходимые в пути припасы, — любезно сказал сэр Джолион.

Замок оказался большим, суровым, под стать хозяину, и подавляюще величественным. Адель никогда не бывала в таких древних сооружениях, и сквозь любопытство в ней пробивалась неуверенность. В первый раз за всё их знакомство её порадовало общество Мэг. Всё-таки она будет здесь не одна.

Какой-то человек молча снял с Серого поклажу, другой — так же молча вынес припасы в дорогу, передал первому, а сам унёс вещи гостей. На ослика навьючили новый груз, и тут же рыцарь, Франк и Серый простились с остающимися и отправились в путь, ещё раз получив чёткие указания, куда ехать.

— Добро пожаловать в замок, — ласково пригласил сэр Джолион. — Заходите, любезные дамы. А ты, собака, останешься здесь. Тебе вынесут поесть.

Моська вопросительно посмотрела на Адель.

— Нельзя ли ей пойти с нами, сэр Джолион? — спросила девушка. — Она очень умна и послушна.

— Я не люблю животных, — признался хозяин. — Уверяю вас, Адель, что ей здесь будет очень хорошо.

— Я останусь здесь, — сказала Моська.

Вид у неё был не то пришибленный, не то обиженный, но было очевидно, что она не стремится проникнуть внутрь.

В замке было сумрачно. Высокие своды наводили на Адель воспоминания о церкви. Старинная дубовая мебель подавляла своей массивностью. Если сэр Джолион родился и всю жизнь прожил в этом замке, то характер у него не мог быть весёлым и жизнерадостным. Если бы здесь прозвучал смех, то он показался бы девушке святотатством.

— Я привык к тишине и покою, — говорил сэр Джолион, проводя гостей по залам первого этажа. — Не люблю животных и считаю, что от них одно беспокойство, не выношу малейшего непослушания слуг. Зато люди, привыкшие к моим требованиям, не имеют оснований жаловаться, потому что я щедр. Может быть, я кажусь излишне суровым, но такими были и мой отец, и дед, и прадед, и многие поколения моих предков.

Мэг молчала, ошеломлённая и подавленная.

— Вы очень добры, сэр Джолион, — заставила себя сказать Адель. — Здесь очень красиво и чувствуется… величие старины. А слуги у вас замечательно выучены. Они незаметны, как тени. Словно это не живые люди, а духи.

Старик бросил на девушку быстрый пронзительный взгляд и кивнул.

— Так здесь повелось испокон веков, — пояснил он.

Мэг с уважением отнеслась к умению Адели поддерживать разговор. Сама она пока помалкивала.

Они осмотрели пиршественный зал со стенами, украшенными старинной росписью, изображающей сцены войн, охоты и буйных пиров. Впрочем, из-за обилия впечатлений Адель не рассматривала роспись. Огромная богатая библиотека, внушительная гостиная, целый лабиринт залов, отличавшихся громадными размерами и мрачной роскошью.

— Сэр Джолион, а где же человек, принесший вам весть о бедственном положении путешественников? — спохватилась Адель.

— Он здесь, в замке, — ответил старик. — Бедный страдалец так измучен, что пока не может покинуть отведённой ему комнаты. Когда ему будет лучше, завтра или послезавтра, вы обязательно встретитесь, и он расскажет вам о выпавших на его долю испытаниях. Вам я велел отвести комнаты на втором этаже, где вы найдёте всё необходимое. Если вы будете так любезны пройти за этой женщиной, то она покажет их. Прошу вас располагаться с удобством, а через час я буду ждать вас в столовой.

Сэр Джолион склонился в почтительном поклоне.

Женщина была одета в тёмное платье и чёрный чепец, на фоне которого лицо её казалось очень бледным, почти прозрачным, она поклонилась и бесшумно прошла вперёд. Адель и Мэг молча последовали за ней. Их комнаты оказались в разных концах коридора, что было неудобно обеим попутчицам, желавшим держаться поближе друг к другу в этом непривычном для них месте, но просить, чтобы их поместили рядом, означало бы лишнее беспокойство для хозяина. Впрочем, Мэг попыталась было завести об этом разговор с женщиной, не то служанкой, не то экономкой, на что та лишь кланялась, не отвечала ни слова и жестом указывала каждой гостье на отведённую для неё комнату. Приходилось покориться. Комната Адели оказалась небольшой в сравнении с залами нижнего этажа, но также обшитой тёмным дубом и обставленной тёмной резной мебелью. У стены на возвышении стояла гигантская кровать под балдахином с богато расшитым парчовым занавесом тёмных тонов. Такие же занавеси обрамляли окна с мелким свинцовым переплётом. Комната была очень красива, но сильно напоминала девушке склеп. Адель раскрыла шкаф и обнаружила там несколько пышных платьев, вполне подходящих ей по размеру. На стуле лежало чёрное бархатное платье, на которое указала девушке перед уходом безмолвная проводница, давая понять, что в нём Адель должна выйти к обеду. Конечно, сэр Джолион, любезно предоставивший в их распоряжение свой замок, мог рассчитывать на удовлетворение своей маленькой прихоти, да и красочный наряд Адели не соответствовал мрачной торжественности старинной обстановки, но было как-то странно надевать незнакомое, неведомо на кого сшитое платье. Оно сидело ладно, хоть и казалось девушке одновременно и слишком нарядным и траурным.

Она осторожно выглянула в коридор и, убедившись, что никого нет, прошла в комнату своей попутчицы. Та тоже надела чёрное бархатное платье, но другого фасона, более пышного и, как показалось Адели, менее изящного, чем у неё.

— Я как-будто вдова на похоронах мужа, — поделилась Мэг своим впечатлением.

Адель осенило.

— Может, в замке траур? — спросила она.

— Это ещё не повод навязывать нам вдовий цвет, — отрезала Мэг. — Я, конечно, могу надеть это платье, мне нетрудно, да и бархат я отродясь не носила, будет что рассказать дома. Но как же ты ловко говорила со старикашкой! Послушать — так не знаешь, кто кого перещеголяет в любезностях. Я же никогда в карман за словом не лезла, а тут рта не могу раскрыть, словно боюсь чего.

Адель запоздало порадовалась молчаливости сварливой женщины. Как бы ей было стыдно, если бы Мэг начала безобразно ворчать, ругаться и изводить всех своими придирками. Как бы благовоспитанно ни вела себя сама Адель, но и на неё обязательно упадёт тень из-за поведения попутчицы.

— А вдруг он подумал, что я какая неотёсанная и не могу поддержать разговор? — испугалась Мэг. — Надо будет и мне что-нибудь отвечать.

Адель испугалась как раз из-за возможной говорливости Мэг и пошла на хитрость.

— Нет, — сказала она. — Он так не подумал. Наоборот, ты вела себя безукоризненно. Просто безукоризненно! Я тобой любовалась. Мне тоже надо было бы помалкивать, а то у сэра Джолиона на мой счёт могло сложиться неблагоприятное мнение, ведь я трещала, как сорока. За обедом я постараюсь только отвечать на его вопросы, но боюсь, что не сумею этого. Мне бы твою выдержку.

Мэг была удивлена и польщена. До сих пор ей никто не говорил ничего подобного.

— Так ты считаешь, что много говорить не надо? — на всякий случай спросила она.

— Лучше, если мы будем только отвечать на вопросы. Пусть говорит он, а не мы.

— Но всё-таки чудно всё это, — в раздумье произнесла Мэг. — Отродясь не бывала в таких местах. И зачем я согласилась сюда придти? А этому бездельнику лишь бы гоняться за какими-то чудовищами! Я уверена, что и чудовищ-то никаких нет. Надоело ему ехать с нами, вот и решил погулять…

— Это сэр Джолион рассказал ему о чудовищах, — напомнила Адель. — Дон Мигель уехал не на прогулку, а спасать несчастных, которым угрожает смерть.

— Мы тоже несчастные, — сварливо ворчала Мэг. — Оставил нас одних, двух беззащитных женщин. Теперь любой может нас обидеть, а нам и защититься-то нечем. Бедные мы, несчастные!

Девушке стало стыдно за свою попутчицу. Не хватало ещё, чтобы эта женщина показала свой дурной характер за столом.

— Пока нам неплохо, — нарочито бодрым голосом сказала она. — У нас прекрасные комнаты, нас ждёт к обеду любезный хозяин и, думаю, мы сумеем хорошо отдохнуть к возвращению дона Мигеля. А потом мы с новыми силами отправимся дальше. Вряд ли нам выдастся возможность ещё раз побывать в таком старинном замке.

— Уж это точно, — согласилась Мэг.

К назначенному часу обе гостьи спустились вниз. Любезный хозяин уже ждал их. Он цеременно поклонился и провёл их в столовую, которую правильнее было бы назвать пиршественным залом, принимая во внимание её размеры. Стол был невероятной длины, но сервирован лишь с одного конца, так как обедающих было всего трое. Зато как сервирован! Адель помнила времена, когда её родители давали званые вечера, где столы ломились от изобильных кушаний, но такого сервиза и таких приборов она и представить себе не могла, разве только в виде драгоценных экспонатов богатого музея. Однако она и виду не подала, что удивлена роскошью сервировки.

— Серебро, золото… — почти простонала Мэг.

Углы губ старика слегка дрогнули, но в холодных глазах не отразилась улыбка.

— Золота здесь мало, в основном серебро, потому что это не парадная посуда…

Он не докончил фразы, так как где-то вдалеке послышался шум. Сэр Джолион в изысканных выражениях попросил прощения и вышел, чтобы выяснить его причину.

— Ты только посмотри! — прошипела Мэг. — И как это старикашка не боится, что его ограбят? А уж слуги, небось, хорошо наживаются на этом богаче. И крышки-то как сияют!

Адель радовалась, что суровый старик не слышит рассуждений Мэг. Только бы она замолчала при его появлении.

— Хотелось бы мне знать, куда он ушёл и что случилось, — не выдержала девушка. — Что это за шум? Непохоже, что у такого человека, как наш хозяин, возможен шум в замке.

Ответом ей послужило появление самого сэра Джолиона. За ним шёл незнакомый человек, немолодой, с лицом не слишком красивым и не уродливым, честного выражения которого не портила чуть заметная хитринка в морщинках вокруг выцветших голубых глаз. Адель с первого же взгляда почувствовала расположение к незнакомцу, словно знала его всю жизнь. Он был одет в солдатский мундир старых времён, впрочем, знания Адели не были сильны в этом вопросе.

— К нам пожаловал новый гость, — с едва заметным раздражением сказал сэр Джолион. — Он уверяет, что знает вас, уважаемые дамы.

— Сроду его не видывала, — отрезала Мэг.

Адель не решалась что-либо произнести. Если этот симпатичный человек утверждает, что знает их, то на это у него, несомненно, имеются причины. Своим ответом она может помочь или навредить ему.

— Не видывала, это точно, — не моргнув глазом согласился незнакомец. — Зато я знаю, что ты Мэг, что идёшь ты домой и что у тебя имеется большое хозяйство, много амбаров и даже своя торговля. А эту девушку зовут Адель, и она разыскивает своего жениха, чтобы его спасти. Дело хорошее, и я буду рад ей помочь, насколько смогу.

— Спасибо, — поблагодарила его Адель, гадающая, откуда незнакомец мог узнать такие подробности.

— Сам я иду на родину после долгих лет царской службы. Родных у меня нет, дома нет, никто меня не ждёт, так что спешить мне, вроде, некуда. Вот я и подумал, что могу немного проводить девушку.

— У неё уже есть проводник и защитник, — процедил сквозь зубы сэр Джолион. — Иди домой, солдат, а дамы подождут рыцаря у меня в замке, где они в полной безопасности.

Солдат прищурился, и оттого его глаза приняли чрезвычайно лукавое выражение.

— Мне тоже хотелось бы дождаться странствующего рыцаря, — сообщил он. — Сам я побывал на трёх войнах и тоже видел чудовищ не лучше драконов, хоть и в человеческом облике, так что нам с доном Мигелем будет о чём поговорить.

— Мы вам очень рады, — сказала Адель, повинуясь чему-то, скользнувшему во взгляде солдата. — Я уверена, что дон Мигель тоже будет рад встрече с вами…

— Это уж само собой, — согласился солдат, и симпатичные морщинки вокруг глаз сложились в довольную усмешку. — Зовут меня Пахомом, а кличут Капитонычем.

У Адели сердце радостно забилось. Русский солдат, её соотечественник, такой, о которых она читала в сказках. Она вовсе не считала, что стоит на чужбине повстречаться двум расским, как они непременно становятся добрыми друзьями, но от Пахома Капитоныча веяло чем-то родным, добрым, надёжным. Она никогда не общалась с обитателями русских деревень, лишь читала о них, но в её памяти встали слова "милый деревенский", и она подумала, что у солдата милый деревенский облик.

— Мы вам очень рады, Пахом Капитоныч, — повторила Адель.

Мэг пренебрежительно фыркнула и высказала что-то о назойливых невежах, лезущих непрошенными в чужой дом.

Солдат и ухом не повёл.

— А хлебосольному хозяину моё почтение, — бодро обратился он к сэру Джолиону, словно не замечая ледяной холодности последнего.

— Мои повара не были уведомлены о приходе гостей заранее, поэтому я приношу извинение за скудость обеда, не приличествующего столь избранному обществу. (Сэр Джолион бросил мимолётный взгляд на солдата.) Я нетребователен в быту, и эта пища — моя обычная трапеза.

— Мы тоже не из прихотливых, — успокаивающе проговорил Пахом Капитоныч. — Поснедаем, что имеется. Как говорится, чем богаты, тем и рады.

Адель еле удержала смех, настолько комична была покладистость солдата. Зато Мэг прямо-таки сгорала от негодования, не решаясь, правда, выражать его открыто. Она лишь ворчала вполголоса и возмущалась невоспитанностью нового гостя, уловив неприязненное к нему чувство хозяина, не выражаемое открыто, но сквозившее в особо ледяной вежливости. С дамами сэр Джолион, как и прежде, был необычайно любезен. Адель, с напряжением разговаривавшая с суровым стариком, сейчас, в присутствии Пахома Капитоныча, почувствовала себя легко, будто солдат молчаливо принял на себя все трудности общения с благородным чопорным хозяином. Она удивлялась и завидовала его свободе поведения. Он не был развязен, но и не был скован, держался совершенно свободно и с тем внутренним чувством собственного достоинства, которое вынуждало сэра Джолиона мириться с присутствием неприятного для него гостя. Солдат запросто пришёл в замок, и его не смогли не принять. Адель была уверена, что не существует таких дверей, которые не раскрылись бы перед этим человеком.

Обед был приготовлен замечательно вкусно и отличался разнообразием блюд. Может, сэр Джолион всегда так питался, а может, специально оговорил повару изобилие кушаний, дав, впрочем, понять гостям, что ему и самому ежедневно подают такое на стол. Скорее всего так и было, потому что щедрый хозяин почти ничего не ел сам, но усиленно потчевал гостей.

— Почему ничего не ешь, солдат? — спросил он незваного гостя. — Не нравится угощение?

Сказано это было несколько свысока, но чувствовалось, что сэр Джолион искренне желал накормить всех, сидящих за столом, притом не просто накормить, а доставить удовольствие вкусным и изысканным обедом.

— Спасибо, хозяин, за хлеб, за соль, но я недавно обедал, а обедать лишний раз нам, солдатам, вроде бы, ни к чему.

— Почему? — не поняла Адель.

— К повторным обедам можно привыкнуть, — пояснил Пахом Капитоныч с самым серьёзным видом. — Так что гораздо полезнее припустить обед, а то и два.

Девушка не поняла, смеётся над ними солдат или нет, но ясно было, что есть он не хочет.

Сэр Джолион нахмурился. Наверное, ему как хозяину был неприятен отказ гостя от угощения.

После обеда сэр Джолион вновь провёл их по замку. Адель, как ни было ей неловко утруждать старика, спросила о Моське и получила любезные уверения, что она прекрасно устроена во дворе замка и получает еду, которой позавидовали бы все прочие собаки на сто миль в округе.

Девушка успокоилась о благополучии жёлтой собачки.

— Наверное, немало людей захотели бы временно поменяться местами с этой собакой, — предположил солдат.

— Вероятно, — сдержанно отозвался хозяин.

В одном из залов за заваленным книгами и бумагами столом сидел крайне неприятного вида старик и что-то писал. На вошедших он бросил мутный взгляд, рассеянно поклонился, чуть привстав, и вновь углубился в своё занятие.

Сэр Джолион провёл гостей дальше и, когда они отошли на почтительное расстояние, пояснил:

— Это мой старший брат. Он так углублён в науку, что не замечает жизни вокруг себя. Позже, в более удачную для этого минуту, вы познакомитесь с ним поближе, и тогда он уделит вам больше внимания, так что вы сумеете оценить его по достоинству. Пока же я прошу его извинить.

Адель не предполагала, что суровый старик живёт в замке не один, но брат его казался настолько необщительным, что, похоже, она не особенно ошиблась.

— Наверное, очень учёный человек, — одобрительно сказал солдат.

— Да. Учёный, — отрывисто подтвердил хозяин.

Он показал гостям ещё несколько интересных покоев и вернулся к пиршественному залу другим путём. У Адели в голове мутилось от бесчисленных переходящих одна в другую гигантских комнат. Она не могла бы даже назвать это анфиладой, настолько запутанными представлялись ей переходы. И всё-таки у неё осталось чувство, что замок вмещает в себя ещё бесконечное множество помещений. Было непостижимо, как можно содержать всё это в чистоте и, вообще, для чего сэру Джолиону такие площади. Даже имей он очень большую семью, и тогда ему не удалось бы использовать все залы. Адель представила, сколько труда и денег стоит ремонт и внутренних помещений и самого замка, и порадовалась, что лишена подобных забот. Она и е ё мать бедны, а Франк, хоть и достаточно богат, не предполает заиметь что-то больше особнячка на окраине города.

Сэр Джолион проводил гостей к лестнице на второй этаж, где их уже ждала безгласная женщина в чёрном, и в изысканных выражениях распрощался с дамами. Да и вовремя. У Адели уже глаза слипались от усталости.

— Тебя, солдат, я помещу на первом этаже, — сообщил хозяин незваному гостю.

— Просим прощения у вашей милости, — со смиренной настойчивостью отозвался Пахом Капитоныч, — но я бы не хотел расставаться с девушкой. Отведите мне для постоя какой-нибудь уголок на втором этаже, и я буду вам премного обязан.

Глаза сэра Джолиона, не терпящего возражений, отразили бешенство. Сквозь дремоту Адель даже испугалась, что произойдёт что-то ужасное, но суровый старик сумел совладать с собой.

— Я исполню твоё желание, солдат, раз ты мой гость, хоть и явившийся без приглашения. Но покои там не приготовлены, и я вынужден разместить вас не в соседних комнатах.

— Как угодно вашей милости, — согласился солдат.

Адель и Мэг уже знали свои комнаты, а нового гостя отвели в очень отдалённую комнату. Девушка уже совсем сквозь сон заметила это, вошла к себе, упала на кровать и сразу же заснула.

Утренний свет с трудом находил себе дорогу сквозь неплотно завешенное окно, и его слабый луч разбудил Адель. Она с изумлением обнаружила, что даже не раздевалась. Видно, переход через плато, спуск с него и новые впечатления от замка и его владельца утомили её до крайней степени. Она и сейчас ещё чувствовала слабость и тяжесть в голове, но за время своих странствий настолько привыкла преодолевать усталость и желание продлить сон, что заставила себя встать, умыться и привести себя в порядок. Затем она выглянула за дверь. По обширному коридору неспешно прохаживался солдат.

— Доброе утро, Пахом Капитоныч, — поздоровалась Адель. — Как рано вы встали!

— Да и ты, дочка, не из лентяек, — ответил солдат и направился к ней. — Можно к тебе?

— Пожалуйста, — удивлённо разрешила девушка.

Солдат не успел подойти, как появилась чёрная женщина и, поклонившись, зашла в комнату Адели. Пахом Капитоныч сделал какой-то знак, но девушка не поняла его значения. Женщина налила воду в умывальник, расправила покрывало на кровати, где-то что-то поправила, заняв этими действиями очень много времени. Потом она предложила гостье спуститься вниз к завтраку. Адель обнаружила, что в коридоре возле солдата стоит слуга в чёрном и жестами тщетно пытается убедить его спуститься вниз.

— А вот и ты, Адель, — приветствовал её Пахом Капитоныч. — Да не вертись ты возле меня, бестолковый! — повернулся он к слуге. — Сказал же, что дождусь остальных. Ну, наконец-то и Мэг появилась.

Адель по лицу сварливой женщины поняла, что та не выспалась, встала в очень плохом настроении и способна натворить что-нибудь неприятное.

— Что ещё здесь за порядки? — возмущалась Мэг. — Будят ни свет, ни заря. Я даже испугалась, когда это пугало в чёрном вошло ко мне и принялось трясти. Передохнете вы все, что ли, если я посплю ещё? А брехливый старикашка обещал, что мы здесь отдохнём. Как же! Отдохнули! У меня ноги подкашиваются от усталости, а им и дела нет. Хочешь — не хочешь, а изволь вставать…

Мэг ворчала и не могла остановиться.

— Доброе утро, Мэг, — попыталась отвлечь её Адель, но неудачно.

— Доброе? — вскинулась ворчунья. — Будь трижды проклято такое доброе утро, когда ни в чём не повинных людей будят ни свет, ни заря…

Адель боялась, что если у сэра Джолиона осталось хорошее впечатление от гостей, то теперь Мэг сделает всё возможное, чтобы его испортить. Однако она ошиблась. При виде сурового старца ворчание прекратилось, и Мэг превратилась в кроткую и молчаливую женщину.

Адель гадала, о чём хотел поговорить с ней таинственно появившийся в замке солдат, знающий и её, и Мэг, и рыцаря, но случая выяснить это не представлялось. Неизменно то сэр Джолион оказывался её собеседником или свидетелем их предстоящей беседы, которая поэтому велась на нейтральные темы, то чёрная женщина появлялась в самое неподходящее время со своими услугами, совершенно ненужными девушке.

Завтрак и обед были изысканны, как, по-видимому, было в обычае у гостеприимного, хотя и сурового хозяина. Промежутки между трапезами были посвящены прогулкам по замку, рассматриванием картинной галереи, библиотеки, старинного фарфора, а также отдыху. Время летело незаметно, и Адель ни разу не почувствовала скуку. Несомненно, сэр Джолион умел принимать гостей.

Мэг нельзя было узнать. Может быть, аристократическому хозяину и казалась она простовата, невежественна и плохо воспитана, но для Адели она преобразилась в скромную застенчивую женщину, ничего общего не имеющую с прежней сварливой бабой. Девушка даже отбросила всякие опасения по её поводу. И Пахом Капитоныч, солдатской выправкой и удобной для общения простотой контрастирующий с чопорным и любезным хозяином, производил приятное впечатление. Так, по крайней мере, казалось Адели.

— Не прикасайся к ужину! — шепнул солдат над ухом девушки. — Передай это Мэг.

Адель усилием воли не выдала удивления, а Пахом Капитоныч спокойно, словно ничего не говорил девушке, шёл неподалёку, прислушиваясь с рассказу хозяина о заказанной его дедом картине, которую они только что видели.

Адель специально зашла в комнату своей спутницы, чтобы выполнить распоряжение солдата. Пахом Капитоныч не делал попыток последовать за девушкой, а, напротив, удалился в дальнюю комнату, почти каморку, куда его поместили, так что чёрная женщина не сочла своим подозрительным долгом навязываться с услугами.

— Мэг, Пахом Капитоныч шепнул мне, чтобы мы ничего не ели за ужином, — тихо сообщила Адель.

— А мне он не указ, — грубо отозвалась та. — Не хочет есть — пусть не ест, а другие в его указаниях не нуждаются. Вот ещё завёлся указчик! Пришёл незванный-непрошенный, а лезет с приказаниями…

Влияние сэра Джолиона прекращалось, едва он исчезал из поля зрения Мэг, и она возвращалась к прежним грубости и ворчанию.

— Наверное, у солдата есть основание для такого совета, — неуверенно оправдывалась Адель, не в силах постигнуть смысла отказа от ужина, но приученная обстоятельствами к повиновению непонятным и тревожным приказам.

— Какие-такие основания? — кипятилась Мэг. — Впервые мы можем поесть настоящую пищу, а бродяге с его солдатскими привычками это, видите ли, не по душе. Привык есть тухлую солонину да червивый хлеб, так незачем навязывать свои вкусы порядочным людям…

Адель была не рада, что вообще заговорила о распоряжении солдата. Успеха она не добилась, только раздражила Мэг.

Ужин был грандиозен. На столе громоздились такие кушанья, которые не смогли бы Адели даже присниться, и ей стоило героических усилий преодолеть желание съесть хоть кусочек. Перед ней стояли одуряюще пахнувшие тарелки с разной снедью, а она сидела над ними с вилкой в руке, непринуждённо разговаривала с хозяином, улыбалась и… ничего не ела.

— Вам не нравится угощение, Адель? — недовольно спросил сэр Джолион.

— Оно превосходно, — честно признала Адель. — Ваши повара удивительны. Такого разнообразия блюд я никогда не видела, а я бывала во многих богатых домах. О приготовлении я не говорю. Оно превосходит всякое вероятие.

— Почему же вы ничего не едите? — поинтересовался хозяин.

— Не могу, — объяснила девушка, втайне мечтавшая хоть о кусочке выставленных деликатесов. — Обед был слишком великолепен, и я не успела проголодаться. Я вообще не привыкла есть на ночь. Но я с удовольствием буду смотреть, как едят другие.

— Тогда хотя бы кубок вина.

— Спасибо, но я очень редко пью вино.

— А ты, солдат?

Пахом Капитоныч усмехнулся.

— Не приучен пить и есть на ночь, — бодро ответил он.

Сэр Джолион хмурился, но не мог убедить упрямцев отведать соблазнительные кушанья. Сам он, как и вчера, тоже почти ничего не ел.

— Спасибо, что вы, Мэг, не отказываетесь от еды, иначе некому было бы оценить искусство моих поваров. Между тем, это ещё не парадная трапеза. По-настоящему мои повара постараются при нашем с вами прощании, когда вернётся дон Мигель.

— Я не так, как некоторые, — недовольно сказала Мэг. — Выкрутас не люблю.

Перед уходом в свои комнаты гости в сопровождении хозяина опять погуляли по замку и, надо сказать, такие прогулки не надоедали. Когда чёрная женщина проводила Адель и Мэг на второй этаж, а безмолвный слуга — солдата, Мэг зевала во весь рот, а Адель чувствовала себя бодрой и энергичной.

Ночью девушке послышался за дверью лёгкий шум. Она прислушалась.

— Адель! — явственно раздался шёпот.

— Кто там? — также тихо спросила она, подойдя к двери.

— Это я, Пахом Капитоныч. Быстрее одевайся и открывай.

— Я ещё не ложилась, — ответила девушка, впуская солдата. — Спать совсем не хочется, не то что прошлой ночью.

— Потому что ты не ела и не пила за столом, дочка. Я ещё вчера понял, что в еду и питьё примешано какое-то зелье, и всю ночь нёс караул в коридоре. Сдаётся мне, что мы попали в нечистое место. Если здесь нет самого врага рода человеческого, то имеются его прислужники. Попробуем выбраться отсюда поскорее, пока они не нагрянули.

— Разве вчера ночью кто-то приходил? — встревожилась Адель.

— Кто-то был, но я не рассмотрел хорошенько. Мелькнула у лестницы какая-то тень, и только. Ну-ка, живее бери самое необходимое и пошли.

Сборы Адели были недолгими. Она подхватила сумку, бросила в неё свой яркий наряд, а сама, как была в чёрном бархатном платье, присоединилась к выходившему за дверь солдату.

— Постой-ка! — с одобрением произнёс он и подошёл к камину. — Вот это нам подойдёт.

В руках его оказался крепкий металлический прут, а Адель получила кочергу.

— Вот и наше оружие, — недобро улыбаясь, произнёс Пахом Капитоныч. — Пусть теперь кто-нибудь сунется.

— Надо разбудить Мэг, — напомнила Адель.

— Удастся ли? — засомневался солдат. — До чего же упряма эта баба.

Дверь в комнату Мэг оказалась заперта, но Пахом Капитоныч поднажал плечом и защёлка послушно отскочила.

— Это не запор, — объяснил солдат. — Это только вам с Мэг казалось, что вы закрылись в своих комнатах, а проникнуть к вам мог бы и ребёнок. Эй, Мэг, просыпайся.

Но солдат был вынужден поднять спящую женщину и взвалить на плечо.

— Возьми её вещи, дочка, и пошли. Может, удастся выбраться из замка незамеченными.

— Смотрите, Пахом Капитоныч, там собака. Или не собака…

Девушка не боялась собак, но на неё были устремлены глаза огромного зверя, не то волка, не то собаки, и взгляд этот был полон холодной жестокости. Животное стало крадучись обходить Адель, намереваясь, по-видимому, кинуться сзади, и неотрывно глядело на неё. Чем-то жутким веяло от этого странного зверя.

— А ну, прочь! — рявкнул солдат, замахиваясь прутом.

Зверь отскочил в глубь коридора и остановился.

— Эта тварь не уймётся, пока не попробует солдатского угощения, — объявил Пахом Капитоныч. — Не бойся, дочка. Если сунется, бей кочергой. Обычно в одиночку они трусливы. Э, да здесь ещё один! А ну, с дороги!

Они подошли к лестнице, то и дело размахивая своим оружием и отпугивая крадущихся следом зверей.

— Не робей! — подбадривал свою спутницу солдат. — На войне я и не то видал. Замечаешь, какой взгляд у той твари? Он никого тебе не напоминает? А! Узнала? Не сойти мне с этого места, если это не наш хлебосольный хозяин. Ну-ка, прочь!

Солдат ткнул прутом прямо в морду подступившего зверя, и тот отскочил с рёвом, от которого у Адели кровь застыла в жилах.

— А тот, второй, смахивает на его учёного братца.

Адель размахнулась и попала кочергой в бок отпрянувшего животного. Замок огласился воем, на который откликнулось сразу несколько волчьих голосов.

— Поспешим, девочка! — коротко приказал солдат, торопливо спускаясь по лестнице. Мэг, неизящно висевшая у него на плече, сильно мешала ему.

У последних ступенек их ждали три зверя, а два следовали сзади. Положение показалось Адели почти безнадёжным. "Если на нас кинутся, я позову колдуна Жана," — сказала себе Адель.

— Не боись! Прорвёмся! Где наша не пропадала! — подбадривал себя и Адель солдат, поднимая тяжёлый прут. — По моей команде бросаемся вперёд. А ну!

Люди и звери кинулись друг на друга почти одновременно, но солдат с такой яростью рассыпал удары направо и налево, что враг отступил, не решаясь возобновить атаку и пропуская добычу к дверям. Против лома, и правда, приёма не было. Только долго ли выдержит рука, держащая лом?

— Посмотри, можно ли открыть, — коротко бросил Пахом Капитоныч, пропуская Адель вперёд и отражая попытки оборотней напасть.

— Заперто! — с отчаянием простонала Адель.

— А рядом?

Рядом была какая-то дверь, и Адель открыла её. Солдат бегло осмотрел комнатку.

— Быстрее туда!

Звери словно почуяли, что добыча ускользает от них, и бросились в наступление. Адель была уже в комнате, когда увидела, что солдат почти швырнул Мэг внутрь и, сжав прут обеими руками, рубит им взметающиеся в броске крупные серые тела зверей. Дикий рёв оглушал, а страшные, полные жестокой ненависти глаза горели в полутьме. Солдат сделал последнее усилие и, уронив прут, захлопнул дверь перед клыкастыми мордами. Он быстро подставил кочергу, чтобы дверь не открывалась, и принялся забаррикадироваться. И вовремя! Мощные лапы принялись царапать дверь, просовывать когти в щели, пытаясь отодрать доски, но солдат продолжал подтаскивать к двери шкафы, ящики, какую-то рухлядь, пробиться через которую было немыслимо.

— Ничего, выдержали атаку, выдержим и осаду, — удовлетворённо сказал Пахом Капитоныч, усаживаясь на ящик и улыбаясь. — Сейчас отдохнём немного и подумаем, что нам делать дальше. Ты, дочка, не очень испугалась?

— Испугалась, но не очень, — призналась Адель. — Не успела испугаться. Но если бы не вы…

— Благодари вашу собачонку, — возразил солдат. — Это она направила меня к вам. Очень она умна и чутка. Сразу заподозрила неладное и побежала за помощью. Хорошо, что встретила меня, а то не миновать вам беды.

— Значит, она не во дворе замка?

— Какое там! Стоило ей взглянуть в глаза владельца замка, как она сразу почуяла в нём зверя. Она не стала гадать, какая участь ожидает её саму, и была такова. Для оборотней она не представляла интереса, и её не стали разыскивать.

— Сколько же раз Моська нас выручала! — удивилась Адель. — Никогда не видела такой умной собаки.

— Да, в её маленькой головке хитрости больше, чем у десятерых мудрецов, — согласился солдат. — Однако мы избежали прямой опасности, а о спасении говорить ещё рано. Надо выбираться отсюда, да поскорее, но сдаётся мне, что и за окном нас ожидает встреча.

Адель с содроганием увидела страшную оскаленную пасть за решёткой окна. Сзади смутно мелькали ещё тени.

— Дай-ка я завешу чем-нибудь это окно, чтобы нам не мешали, — сказал солдат.

Он повесил на окно какие-то тряпки, вывалившиеся из шкафа, и тщательно закрыл щели.

Стало очень темно.

— Оставишь окно незаслонённым — и за нашими действиями будут наблюдать, а завесишь его — и не сможешь ничего сделать, — ворчал солдат. — Как тут быть? Хоть бы лучину сделать. Да из чего? Отколоть кусок дерева от шкафа?

— У меня есть свеча, — вспомнила Адель.

Пахом Капитоныч высек огонь и зажёг свечу.

— Хорошо, что они не догадались погасить свечи в коридоре и на лестнице, — порадовался солдат. — Мы были бы наподобие слепых котят. Посмотри-ка, всё ли в порядке у Мэг, дочка. Боюсь, что я не особенно бережно её сюда доставил.

Он принялся осматривать и обстукивать стены и пол, а Адель наклонилась над крепко спящей Мэг и постаралась переложить её поудобнее, подсунув ей под голову мешок. Платье женщины совершенно измялось. Видно, одурманенная сонным зельем Мэг как добралась до своей комнаты, так и упала на кровать, не раздеваясь и даже не оправив платья.

— Нам необходимо выбраться отсюда до наступления утра, — тревожно заговорил Пахом Капитоныч. — Если верно то, что толкуют об оборотнях, они превратятся в людей с рассветом. Тогда они станут для нас ещё опаснее, чем теперь, ведь у них будут руки, а не лапы, и они быстро снимут с петель дверь и разберут наши заграждения. Попробую поднять плиты в полу. Сдаётся мне, что под ними пустота. А ты, дочка, следи за нечистью, не затевают ли чего эти твари.

Адель приоткрыла крохотную щёлку и выглянула за окно. Два зверя молча сидели снаружи, не делая попыток прорваться внутрь и словно что-то ожидая. Их поведение показалось девушке подозрительным.

— Интересно, слуги у сэра Джолиона тоже оборотни? — спросила она.

Солдат уже вытащил первую плиту.

— Может, да, а может, их жертвы, — спокойно отозвался он. — Мне и показались они будто неживыми. Недаром все закутаны в чёрное с головы до ног, даже лиц не рассмотришь.

Он работал неторопливо, даже со вкусом. Если бы на его месте была Адель, она бы так торопилась, что у неё всё валилось бы из рук, и она в лихорадочной спешке сделала бы несравнимо меньше, чем солдат с его размеренными движениями. Девушка хотела заговорить, но Пахом Капитоныч приложил палец к губам, указывая на забаррикадированную дверь. Там слышалась какая-то возня и поскрипывание. Адель с ужасом ждала, кто опередит: солдат, разбирающий пол, или оборотни, прокладывающие себе путь в комнату. Она могла позвать колдуна Жана, но в следующий раз у неё уже не будет этой спасительной возможности.

Солдат уже проделал достаточно широкий лаз, когда подалась дверь. Не теряя времени, Адель подхватила вещи, а Пахом Капитоныч перетащил Мэг к отверстию, спустил вниз узкий шкаф и первым нырнул вниз, освещая путь оплавившейся свечой. Затем он по шкафу, как по лестнице, помог спуститься девушке в бездонную, как ей казалось, пропасть, оказавшуюся всего-навсего глубоким подвалом. Солдат перенёс туда и Мэг, а потом подтащил к отверстию большой ящик и, спустившись, надвинул его на разобранный пол. Шкаф-лестницу он оттащил подальше от отверстия, чтобы этим нехитрым устройством не могли воспользоваться преследователи.

— Пошли, — коротко бросил он, поднимая свечу.

Адель так и не смогла понять, каким образом Пахом Капитоныч сумел ориентироваться среди нагромождения камней и всякого хлама, разбросанного в подвале, да ещё ухитрился отыскать маленькую дверцу, открыть её и по узкой лесенке выбраться во двор замка. Только что рассвело и, насколько можно было судить, все оборотни в предвкушении близкой добычи собрались у каморки или проникли туда, а может быть, уже обнаружили лаз и спустились в подвал.

Беглецы достигли ворот замка, когда путь им преградили фигуры слуг, с ног до головы закутанных в чёрные одежды.

— А ну, прочь, нечисть! — закричал Пахом Капитоныч, перекрестившись, срывая что-то с шеи и протягивая вперёд. — С нами крёстная сила!

Фигуры шарахнулись в стороны, и беглецы беспрепятственно достигли леса.

— Быстрее! — торопил солдат, тяжело дыша и придерживая тело Мэг одной рукой. — Уйдём как можно дальше.

Адель и сама понимала необходимость спешить. Они бежали через лес, не разбирая дороги, пока не выбились из сил.

— Теперь передохнём, — решил Пахом Капитоныч, аккуратно спуская Мэг на землю и садясь на замшелый ствол поваленного дерева. — А ты молодец, дочка. Стойко держалась. Я боялся, что от страха ты потеряешь разум и в панике начнёшь делать глупости, а мне с вами двумя уж точно не справиться, но ты оказалась хорошей помощницей. Если бы ты не была французенькой, то я бы принял тебя за свою.

— Я не француженка, — с удовольствием призналась Адель. — Я русская.

— Почему же такое имя? У нас, у православных, Аделей нет, а вот во Франции я что-то подобное встречал.

— Моё настоящее имя Аделаида, но я жила не на родине, поэтому привыкла к Адели.

— Православная, значит? — удовлетворённо кивнул Пахом Капитоныч. — Вот и славно! Давно я не встречал своих. В последнее время всё по чужим краям скитался и кроме нашей братии, солдатни, почитай, и не говорил ни с кем по-русски.

— Я плохо знаю родной язык, — со стыдом призналась Адель. — Меня увезли из России ещё ребёнком, и с тех пор я ни с кем не могла говорить по-русски. Я только недавно начала его учить.

— Плохо отрываться от родной земли, — философствовал Пахом Капитоныч. — Я встречал русских в чужих краях. Им кажется, что они там обжились, пустили корни, а на самом деле… Вот представь малое деревце. Вырвали его из земли, перенесли в другое место и посадили. Приживётся оно?

— Наверное, нет, — неуверенно ответила Адель.

— Иное погибнет, если сильно повреждены корни, иное будет долго болеть, пока не пустит новые корни, а иное приживётся сразу. Человек подобен дереву, корни которого нельзя выкопать. Вырвали его из родной земли, а корни остались там. Ему кажется, что он пустил новые корни, а на деле как был чужаком в новой стране, так чужаком и остался. Душа-то у него русская, привычки русские, а вынужден жить по чужому уставу. Жалко его. Какое горе вынудило его бросить свою землю?

— Разные обстоятельства, — задумчиво ответила Адель. — Сначала захотелось пожить в чужой стране недолго, а потом выяснилось, что вернуться обратно уже нельзя.

— Почему нельзя? — удивился Пахом Капитоныч. — Это чужбина человека может не принять, а родина всегда примет.

Маленькое жёлтое тельце выскочило из кустов и завертелось перед людьми. От радости, что наконец-то она соединилась с друзьями, Моська подскакивала, крутилась на месте, размахивала хвостом так, что становилось страшно, не оборвётся ли он, и всеми собачьими способами выражала любовь и привязанность.

— Моська, милая! — ласкала Адель собаку. — Спасибо тебе. Ты опять спасла нас от гибели.

— Славная собачка! — одобрительно говорил солдат, трепля уши Моськи.

— Я ждала вас у замка, но потом сообразила, что вы можете выйти через другие ворота, и побежала по следу. Как вам удалось спастись?

Адель рассказала про всё, что с ними случилось.

— Я почуяла что-то неладное, — призналась Моська. — Не нравился мне сэр Джолион. Хоть и был он ласков и любезен, а что-то недоброе сквозило в его взгляде. Я даже обрадовалась, когда он не пустил меня в замок, а потом, когда с заднего входа туда стали проникать какие-то подозрительные люди, я побежала за помощью.

— Что же будет с доном Мигелем? — испугалась Адель. — Они с Франком, ни о чём не подозревая, вернутся, их ласково примут, накормят, усыпят и… Надо идти им навстречу и предупредить об опасности.

— Пожалуй… — раздумывал солдат.

— Всем идти незачем, — объявила Моська. — Одна я проберусь незаметно, а если мы пойдём вместе, на нас могут напасть. Я побегу навстречу дону Мигелю, всё ему расскажу, он уничтожит этих оборотней, и мы все присоединимся к вам. А тем временем вы продолжайте свой путь. Время от времени оставляйте какие-нибудь знаки, чтобы вас легче было найти, но не задерживайтесь. Мы всё равно будем двигаться быстрее, так что догоним вас.

— Это разумно, — одобрил предложение собачки Пахом Капитоныч.

Адель с грустью рассталась с милым животным. Вновь она вынуждена была терять друзей. Хоть им и предстояло встретиться вновь, но разлука была мучительна.

— До свидания, Моська, — прошептала девушка, провожая глазами промелькнувший в последний раз жёлтый комок.

— Ещё увидимся, — утешительно сказал солдат.

 

ГЛАВА 15

Бегство

Мэг всхрапнула и открыла глаза. Она поморгала немного, потянулась и села.

— Сплю я или нет? — осведомилась она, недоумённо оглядываясь. — Где я? Куда меня чёрт занёс?

— Ну, уж сразу и чёрт, — пробормотал Пахом Капитоныч смущённо. — Это я перенёс тебя сюда, когда мы убегали из замка.

Мэг с раздражением уставилась на него.

— И с каких же это пор людей хватают среди ночи и волокут бог весть куда? Недаром я сразу почуяла, что добром появление этого нищего бродяги не кончится. Значит, он опоил меня какой-то мерзостью и затащил сюда? С какой же это целью, скажите на милость? Но со мной эти штучки не пройдут! Сейчас же веди меня назад к сэру Джолиону! Что ухмыляешься? Где мои вещи? Украл их, спрятал, а теперь будешь утверждать, что они остались в замке? Знаю я вашу воровскую повадку, меня не проведёшь…

Адель попыталась прервать поток возмущения сварливой попутчицы.

— Твои вещи здесь. Не все, правда, но часть я взяла с собой. Что могла унести.

Мэг бегло просмотрела содержимое узла.

— А где остальное?

— Остальное осталось в твоей комнате, а часть я потеряла в подземелье.

— В каком ещё подземелье? — Мэг была совершенно сбита с толку.

Адель взволнованно рассказала обо всём случившемся.

— Так что ты должна сказать спасибо Пахому Капитонычу, — торжественно закончила она. — Это он спас и тебя и меня.

— Спасибо?! — вскричала несносная баба. — Мне ещё и спасибо говорить?! Да он же ограбил меня дочиста, по миру пустил! Это ему, бездомному нищему, ничего не жаль, а я своё добро наживала, берегла, множила…

— Извини, — вмешался солдат каким-то странным голосом. — Если бы я знал, что это всё, что у тебя есть…

— Всё, что у меня есть?! — взвилась Мэг. — Так ты принимаешь меня за нищенку? Мне, может, и не нужны все эти тряпки, ведь у меня от них ломятся сундуки. Может, мне и девать-то их некуда, да и не износить никогда. Но мне обидно их терять, ведь за них деньги уплачены. Мои деньги! А ты, нищий бродяга, не наживший за свою жизнь и ломаного гроша, бросил моё добро. Я могла бы продать всё это с прибылью. Зачем, спрашивается, я тащилась на край света за этим товаром? Чтобы кто-то его бросил как ненужный хлам?

Адель воспринимала каждое слово Мэг как личную обиду и думала, что солдату очень тяжела такая чёрная неблагодарность, но обнаружила, что тот втихомолку посмеивается. По-видимому, он не считал нужным даже сердиться на странную попутчицу.

— Какая ты грозная, — протянул он, поглаживая кончик рыжеватого уса.

— Да-да-да-да! Я очень грозная! — завопила Мэг, обрадованная признанием её заслуг.

Внезапно лицо солдата стало очень серьёзным, и он предупреждающе поднял руку. Мэг замолчала скорее от удивления, чем он страха.

— Мне кажется, что нам надо уходить отсюда, да поскорее, — сообщил Пахом Капитоныч, прислушиваясь. — Как бы эта нечисть не пустилась за нами в погоню.

— Это сэр Джолион — нечисть? — осведомилась Мэг, не зная, верить рассказу Адели о ночных приключениях или нет. Оснований для сомнений не было, но и представить такого благородного господина в виде не то волка, не то собаки было трудно.

— Ох, Мэг, если бы ты только увидела эту страшную оскаленную морду с громадными клыками! — содрогнулась Адель от воспоминаний.

— Может, это и не он, — засомневалась Мэг.

— Глаза его, — заверила Адель. — Холодные, жестокие. И как же мы сразу не сообразили, что это оборотень? По глазам сразу можно было понять.

— Выходит, что нельзя, — возразил Пахом Капитоныч. — Мало ли встречается людей с нехорошим взглядом. Не всех же причислять к оборотням.

— У сэра Джолиона взгляд влиятельного человека, — попыталась вступиться за любезного хозяина Мэг, но её голос прозвучал неубедительно. — Даже нашему трактирщику, хоть он и мнит о себе невесть что, далеко до него. А какая у него посуда!

Адели было не по себе. Они едва спаслись, оборотни могли пуститься в погоню и настигнуть их в любую минуту, а они всё сидят на одном месте и не спешат убираться из этих мест. Чего ждёт солдат? Он ведь почувствовал опасность!

— Они могут появиться сейчас? — спросила девушка.

— Сейчас — вряд ли, а ночью — непременно, — успокоил её Пахом Капитоныч.

Адель недоумевала. Зачем же солдат заговорил об опасности нападения? Но, увидев весёлые морщинки в углах глаз, поняла, что это был лишь неплохой способ утихомирить сварливую бабу.

— Я предлагаю подкрепиться, а потом не медлить и уходить как можно дальше. Ночью благородная нечисть обзаведётся быстрыми лапами и звериным чутьём. Придётся нам подыскивать себе надёжное пристанище. Боюсь, мы и за два дня ходьбы не выберемся из их владений. Помоги мне приготовить завтрак, дочка.

— Что-то не верится, — пренебрежительно сказала Мэг. — Не волшебники ведь они. Мы будем два дня уходить от замка, а они нас догонят за ночь?

— Не за ночь, а за несколько часов, — уточнил солдат, быстро и умело разводя костёр и вешая на перекладину маленький котелок. — А не веришь, так попробуй заночевать прямо в лесу. Кстати, увидишь своего сэра Джолиона в его истинном облике, как видели мы с Аделью.

— Мир делается всё хуже, — заключила Мэг. — Скоро никому нельзя будет верить.

Адель порадовалась, что её спутница успокоилась и перестала самым немилосердным образом ругать солдата. Хорошо ещё, что Пахом Капитоныч оказался незлобивым и необидчивым. Он или не воспринимал выходки сварливой бабы всерьёз или воспринимал их со своеобразным юмором. Девушка уже не в первый раз позавидовала чужой лёгкости характера.

Путешественники успели отдохнуть в замке и шли легко довольно долгое время, но потом ноги начали ощущать, что тропы в лесу становятся всё неудобнее для ходьбы, а тело всё с меньшей гибкостью пробирается под склоняющимися кое-где к самой земле ветвями могучих деревьев.

— И куда же ты нас завёл? — грозно поинтересовалась Мэг, когда тропа превратилась в еле заметную тропинку, змеящуюся сквозь сухостой.

Пахом Капитоныч озадаченно почесал в затылке.

— Эх, и дура же я была, что доверилась такому проходимцу! — принялась сокрушаться Мэг. — Ты же самый что ни на есть враг. А у меня как-будто разум помутился. Вижу ведь, что шантрапа голоштанная…

— Ну, ты полегче… — попытался было образумить расходившуюся женщину солдат, но отступил перед её гневом и перед фактом в виде почти непроходимого полусухого леса.

— Может, вернёмся? — робко спросила Адель. — Мы ведь делали зарубки на пути, по ним и найдём дорогу назад.

Пахом Капитоныч покачал головой.

— Дорога назад — это дорога к замку оборотней, — объяснил он. — Может, это я виноват, что заблудился, а может, в эту сторону и нет дороги, но всё равно времени потеряно много, и нам придётся пробираться дольше. Будь вы мужчины…

— Я готова идти дальше, — сейчас же сказала Адель, задетая тем, что солдат отказывает женщинам в стойкости и мужестве.

— Ты готова! — возмущённо закричала Мэг. — А у меня ты спросила, готова ли я оставить свою шкуру в этом лесу? Разве через такие гребни продерёшься живой?

— Или мы прорываемся сквозь этот заслон или добровольно предоставляем себя на ужин оборотням, — сказал солдат решительно и даже сурово. Такого тона Адель у него ещё не слышала. — А ну, кто не желает умирать, айда за мной! Эти заросли не страшнее вражеских штыков!

Даже Мэг спасовала перед командным тоном солдата.

Пробираясь через сплетение сухих ветвей Адель оценила меткое замечание своей спутницы. Действительно, над ними нависла угроза оставить здесь свою шкуру. Девушка была вся исцарапана, а на прежде красивое чёрное бархатное платье лучше было не смотреть. Оно цеплялось за каждый встречный сучок, и сначала Адель бережно его отцепляла, но затем уже перестала следить за целостностью материи и безжалостно дёргала подол, временами слыша треск то ломающегося дерева, то рвущейся ткани. Счастье ещё, что в её сумке лежал красочный наряд, который она соорудила себе у людоеда. А до чего же добродушен был этот людоед! И за аристократической внешностью сэра Джолиона невозможно было угадать оборотня. Вот только глаза… Впрочем, Адель немало встречала в своей жизни людей с холодными глазами. Прав солдат, говоря, что невозможно всех их считать оборотнями. Интересно, каким образом человек становится оборотнем?

— Пахом Капитоныч! — окликнула она солдата, шедшего впереди и терпеливо и заботливо обламывающего самые неудобные для прохода ветки, обмотав руку тряпкой.

— Да, дочка?

Он оглянулся, и Адель уловила в его взгляде тревогу.

— Главное — не сдавайся, — убеждал солдат. — Знаю, что ты устала, но превозмоги усталость, потому что от этого зависит сейчас наша жизнь. Ты держишься молодцом, и ты, Мэг, тоже. Но потерпите, дорогие, сейчас не время отдыхать.

Мэг замолкла, и Адель только сейчас осознала, что её спутница всё это время не переставала вполголоса ругаться.

— Я не прошу остановиться, — торопливо заверила его Адель. — Я только хотела спросить, как сэр Джолион стал оборотнем? Как люди вообще становятся оборотнями?

Солдат подумал и жестом пригласил женщин продолжать путь.

— Кто же знает, как это делается? — заговорил он. — Может, он родился таким. Может, и отец его, и дед, и прадед были оборотнями. Я слышал, что человек, которого укусит вампир, сам становится вампиром. Но я лишь слышал об этом, а как дело обстоит на самом деле, не знаю. Да и что вообще мы знаем? Что, например, происходит с человеком после его смерти?

— Его душа попадает в рай или в ад, — ответила Адель. — Так, по крайней мере, учит церковь.

— Откуда же тогда берутся привидения? Многие с ними встречались, но никто не знает, почему они остались бродить по земле, а не отправились туда, куда учат идти попы.

— Я недавно встретила привидение, — подхватила Адель. — Это был дух убитого купца.

— Я был на трёх войнах и видел столько убитых людей, что им бы места на земле не нашлось, если бы все они вздумали остаться здесь в виде привидений. Почему же души одних убитых исчезают неведомо куда, а души других пугают людей на земле?

— В наших краях у покойников не принято сразу исчезать, — вмешалась Мэг.

Адели стало тревожно.

— И они продолжают ходить среди живых? — робко спросила она.

Мэг захохотала, и этот резкий скрежещущий звук неприятно разнёсся кругом.

— Не ходят. Как же они могут ходить, если они умерли? Они лежат сначала в домах или в церкви, а потом — на кладбище, но их души долго ещё остаются среди тех, с кем жили.

— Как это? — не понял солдат.

— Ночами раздаются стуки, шаги, звенит посуда, скрипят двери. Если после чьей-то смерти в доме тихо, то это у нас считается даже неприличным. Значит, что-то здесь не в порядке.

— Я о таком слышал, — согласился Пахом Капитоныч. — У моего приятеля по роте в деревне даже был заброшенный дом, где ночами творилось невесть что. Семья оттуда сбежала, переселилась в какую-то хибарку, потому что жить на прежнем месте стало опасно. Стуками и шагами там не обходилось, а ещё и посуда билась сама собой, летали по комнате скамьи, всё крушилось. "Ходи, хата, ходи, печь, хозяину негде лечь." Тут уж и в землянку сбежишь. Святая вода не помогает, поп бессилен, и даже колдун изгнать эту чертовщину не берётся.

Адели стало совсем жутко. Мало того, что они завязли в сухом лесу, как мухи в паутине, что по их следам ночью могут пуститься оборотни, так ещё и о такой пакости заговорили, о которой она до сих пор не слышала. Она представила себе своего дорогого жениха, спокойного, будничного, практичного. Он казался несовместимым с нечистью, с которой ей пришлось встретиться и, наверное, ещё не раз придётся встретиться, но она идёт выручать его из рабства отвратительной колдуньи. Может, он и сам находится сейчас среди самых поганых существ, которых она даже представить не может. Бедный Франк! Стоило ей вспомнить его взгляд, с обожанием устремлённый на дряхлое страшилище, как в ней просыпалось мужество. Она доберётся до неё, преодолеет все трудности и освободит Франка от злых чар.

— А всё-таки русский солдат пройдёт везде, и ничто ему не может быть преградой, — ворвался в её мысли бодрый голос Пахома Капитоныча.

— Я ж и говорю, что проходимцу ничто не помеха, — ворчливо подхватила Мэг. — Это нам, бедным женщинам, тяжело, а ему всё нипочем. Завёл нас в ловушку, тут нам и конец придёт.

— Пока я с вами, вам бояться нечего, — терпеливо успокаивал её и Адель солдат. — Никогда не бросал человека в беде. Пройдём ещё немного и выберемся из леса, а там жильё какое встретим или ещё чего.

— Смерть мы свою встретим, — не унималась Мэг.

Адель в очередной раз отцепила платье от ветки, сразу же запутавшись ещё в трёх. Ткань затрещала.

— Бедное платье, — вслух сказала она. — До чего же здесь неудобно передвигаться в пышных юбках.

— Я тоже похожа на оборванку, — согласилась Мэг. — И волосы дерутся. И без того их не так много.

— Был бы топор, — сокрушённо посетовал солдат, продолжавший, как мог, выламывать ветки для прохода.

— Рыцарю здесь не пройти с копьём и оружием. А Серый, наверное, прошёл бы. Ослы везде могут пройти, — предположила Адель. — Но им всё равно не успеть. Моська, наверное, их ещё не нагнала. Да и драконов надо победить и освободить путников.

— Вряд ли эти драконы существуют, — возразил солдат. — Ваш сэр Джолион выдумал их, чтобы разлучить вас с защитником.

Эта мысль не приходила Адели в голову, но успокоила её. Значит, за дона Мигеля, Франка, Сверчка и Серого можно было не опасаться. А Моська предупредит их, какая опасность таится в замке. Едва ли эти оборотни представляют трудность для рыцаря, победившего страшную бестию, покрытую чешуёй. Но и помощи от него в ближайшие два-три дня ждать не приходилось.

— Я больше не могу, — объявила Мэг, останавливаясь.

Адель поглядела на неё и поняла, что бедная женщина совсем выбилась из сил. Она и сама чувствовала, что скоро не сможет держаться на ногах, а вид у неё, наверняка, столь же жалкий и исцарапанный, как у Мэг.

— А мы сейчас передохнём, — бодро объявил Пахом Капитоныч, сострадательно глядя на спутниц. — Бедные вы мои! Прилягте, пока я достану еду. Похоже, у нас будет не слишком сытный обед и не слишком мягкие постели для отдыха, но могло бы быть и хуже.

Адель не знала, что именно могло быть хуже, потому что на обед ей достались небольшой ломоть чёрствого хлеба и одна картофелина, сидела она на хворосте и ковре из сухих хвойных иголок, а совсем рядом к ней, как корявые руки, тянулись сухие сучья.

— И что же, по-твоему, может быть хуже? — осведомилась Мэг, глядя на солдата, как на умственноотсталого.

— Хуже было бы, если б у нас вообще не было еды, ещё хуже, если бы не было воды, а у нас хоть мало, но есть. И гораздо хуже нам придётся, если, упаси Бог, здесь возникнет пожар.

— Ну, уж и скажешь, — пробормотала Мэг, испуганно оглядываясь вокруг и принюхиваясь.

— Сейчас мы немного отдохнём и пойдём дальше, потому что несравненно хуже нам будет здесь ночью, особенно если на нас нападут оборотни. Зверю здесь двигаться легко, а человеку невозможно обороняться.

Мэг сознавала серьёзность их положения и без ворчания встретила приказ отправляться в путь.

— Только бы не стемнело раньше, чем мы отсюда выберемся, — высказал общую мысль Пахом Капитоныч. — Но не унывайте, девушки, я вас не брошу.

За спиной Адели не смолкала негромкая унылая ругань. Мэг поносила солдата всеми возможными эпитетами, но девушка настолько устала, что не могла даже сердиться на неблагодарную женщину.

— Вроде, лес начинает редеть, — сказал Пахом Капитоныч. — Ну, и мёртвое же здесь царство, я вам доложу!

Да, это было поистине мёртвое царство. Деревья расступились и не мешали идти, но тем заметнее стало, что нигде вокруг не было ни единой живой веточки или травинки. И полная тишина. Ни щебета птиц, ни жужжания насекомых, ни дуновения ветра.

— Куда ты нас завёл? — ужаснулась Мэг. — Изверг! Да чтоб ты провалился, проклятый!

Адель недоумевала, почему солдат, побывавший на трёх войнах, испытавший много превратностей судьбы, умный, умелый, очень немолодой, терпит оскорбления от глупой и злой бабы. Но, видно, и у него, наконец, лопнуло терпение, потому что он поднял руку и строго произнёс:

— Тихо!

Мэг на миг замолчала, но сейчас же набрала побольше воздуха, чтобы разразиться очередной гневной тирадой.

— Тихо, я сказал! — предупредил её Пахом Капитоныч. — Вроде, кто-то воет.

Мэг с шумом выдохнула. Адель прислушалась, и ей тоже показалось, что откуда-то доносится вой.

— Волки? — испуганно вскрикнула Мэг. — Оборотни?

— На волчий вой не похоже, — определил солдат. — А для оборотней, я думаю, рановато. Впрочем, кто эту нечисть знает? Хорошо, что мы выбрались из зарослей. Здесь хоть развернуться есть где. Я выломаю дубины для обороны, ничего другого у нас нет.

Мэг была бледна до синевы. Её губы шевелились, но слов не было слышно. Адели тоже было жутко, но она помнила, что в критический момент она сможет позвать колдуна Жана. Если на них набросятся оборотни, она так и сделает. А что она будет делать в следующий раз?

— Я думаю, что ждать здесь не имеет смысла, — размышлял солдат. — Мы пойдём на этот вой, тем более, что он на нашем пути, а там будет видно.

— Пойдём прямо в зубы к этим зверям?! — ужаснулась Мэг. — Да ты совсем сдурел, старый болван!

Пахом Капитоныч покачал головой.

— Пойдём, дочка, — обратился он к Адели. — А кто не желает идти в нами, тот пусть остаётся.

Девушка молча последовала за солдатом, и Мэг беспрекословно двинулась следом.

— Ох, бедная я, бедная! — причитала она. — Свела меня нелёгкая с дураками! Что же мне теперь делать?

— Молчать, — объяснил солдат, обернувшись. — Если будешь так подвывать, то кто-нибудь заинтересуется нами и выйдет навстречу.

Мэг замолчала.

— Тихо так воет, — бормотал Пахом Капитоныч. — Жалобно. Или кто-то в беде или… очень голоден. По-моему, голос один. Помолчим. По моему знаку остановитесь. Постарайтесь не наступить на сучок.

Усталость совершенно забылась. Сердце то замирало, то учащённо билось. Тихий вой становился всё явственнее. Кто-то не то плакал низким грубым голосом, не то стонал.

— Говорят, леший может так зазывать путников, — шёпотом сообщил Пахом Капитоныч, останавливаясь и оборачиваясь к женщинам.

— Уйдём отсюда! — умоляюще сложила руки Мэг. — Солдатик, миленький, не ходи туда, не веди нас на смерть.

Адель молчала, но в душе была с ней полностью согласна. Куда они идут? Зачем? Кто им встретится впереди? У беззащитного существа не может быть такого низкого голоса. Это явно кто-то огромный и, несомненно, опасный.

— Ну, нам терять нечего, — возразил Пахом Капитоныч. — Назад идти нельзя, а что ждёт впереди, мы ещё не знаем.

— А может, нам обойти его стороной? — нерешительно спросила Адель.

— Последнее дело — имея неприятеля сзади, не знать, кого имеешь сбоку. Удобнее разобраться с врагами порознь, не давая им объединиться. Я пойду впереди, а вы ступайте следом, но не очень близко. Главное — тихо.

Симпатичное лицо Пахома Капитоныча было спокойным и не отражало ни страха, ни даже лёгкого беспокойства.

— Если увидите, что сможете мне помочь, то не медлите, но если дело будет безнадёжным, то убегайте прочь и предоставьте меня моей судьбе.

Адель с готовностью кивнула, думая в то же время, что, разумеется, не убежит, а произнесёт заветные слова и спасёт этого славного человека.

Солдат осторожно, но решительно двинулся вперёд, и Адель постаралась от него не отстать, глядя под ноги, чтобы не наступить на ветки, во множестве валявшиеся вокруг. Вой делался то сильнее, то слабее, но неуклонно приближался. Пахом Капитоныч уже поднял было руку, чтобы жестом остановить спутниц, но… под ногой у Мэг предательски громко треснул сучок. Вой смолк, а перепуганная женщина со всех ног бросилась бежать.

Дальнейшее произошло с такой быстротой, что Адель не успела ни испугаться, ни удивиться. Из-за сухих полуповаленных ёлок выскочил громадный бурый медведь и остановился перед ними, встав на задние лапы и покачиваясь. Солдат с ножом в руке медленно пошёл на него, явно готовясь схватиться врукопашную. Медведь оглядел противника с головы до ног, встал на четвереньки и заревел. Солдат остановился в напряжённой позе, готовясь не пропустить бросок зверя. Из прочитанных книг Адель помнила, что можно бороться с медведем, вставшим на задние лапы и открывшим для удара ножом брюхо, но не с идущим на четырёх лапах зверем. Она уже готова была призвать колдуна Жана, но медведь, приблизившийся к солдату почти вплотную, сел на землю и почесался.

— А я думал, что у тебя в руке что-то вкусное, — объявил он обиженным тоном. — Ты кто? Метатель ножей? Я видел двух таких на ярмарке в прошлом году. Один из них дал мне сахар, а второй украл у моего хозяина дневную выручку.

Пахом Капитоныч убрал нож и повернулся к Адели.

— Не бойся, дочка, и позови скорее Мэг, а то она заплутается в этих местах.

— Почему убежала эта женщина? — спросил любопытный медведь.

— Мэг! Мэг! Вернись! — закричала Адель. — Скорее возвращайся!

— Эй, Мэг, откликнись! — присоединился солдат.

Но им пришлось долго взывать к перепуганной женщине, прежде чем она подала голос и приблизилась на сто шагов.

— Откуда ты идёшь? — спросил Пахом Капитоныч медведя. — Это ты плакал?

Гигантский медведь пригорюнился.

— Я очень несчастен, — признался он.

Перед Аделью был зверь с крепкими клыками, длинными когтями, мощными лапами. Встреть она такого в зоопарке, она держалась бы подальше от прутьев клетки, но у этого зверя вид был настолько удручённый, что страх уступил место состраданию.

— Что с тобой приключилось? — спросила она.

— Я потерял хозяина, — горестно сообщил медведь.

— Он умер? — сочувственно спросила девушка.

Медведь опустил морду к самой земле и потёр нос лапой.

— Умер, — подтвердил он. — Я один в целом свете. Совсем сирота. Два, нет, три дня скитаюсь по миру, не имея ни крошки еды. А теперь забрёл в этот сухой лес, где и умру. Ну, и хорошо, что умру. Без дорогого хозяина мне жизнь не мила.

— Подожди умирать, — посоветовал солдат. — Лучше пойдём с нами.

— Постарайся преодолеть своё горе, — подхватила Адель. — Время всё лечит. Постепенно ты привыкнешь к мысли, что один, а потом, может быть, найдёшь нового хозяина.

— Такого не найду, — заревел медведь, сидя на земле и раскачиваясь из стороны в сторону. — Добрее его я никого не видел. Никогда он меня не то, что не ударил, а даже не ругал. Всё, что мы выручали на ярмарке, он делил пополам. Лучший кусочек он приберегал для меня, обделяя себя. Ох, бедный я, бедный! Лишиться такого хозяина!

— Что же с ним произошло? — спросил солдат.

— Умер. Заболел и умер. А я остался жив, сам не зная, зачем.

— Пойдём с нами, — ласково убеждал его Пахом Капитоныч. — Мы тебя не обидим, а пережить горе легче на людях, чем в одиночку.

— Куда вы идёте? — спросил медведь, разглядывая солдата и Адель.

— Эта девушка идёт выручать из неволи своего жениха, а я ей помогаю, чем могу.

— А та женщина, которая там прячется?

— Она идёт домой, — объяснил солдат.

— Она с вами?

— С нами, — подтвердила Адель.

— Зачем же она прячется, а сюда не идёт?

Адель решила, что не стоит объяснять медведю, что Мэг его боится. Это могло или обидеть зверя или разозлить. Похоже, медведь не был опасен, но всё-таки это был медведь, причём громадный медведь. Стоять с такой мохнатой тушей рядом и то было страшновато, а каково иметь его постоянным спутником.

— Она сейчас подойдёт, — сказала девушка. — Иди сюда, Мэг!

— Ты не встречал здесь волков, собак, похожих на волков, или людей? — спросил солдат.

— Никого не встречал, — ответил медведь. — Ни одной живой души! Как ушёл с ярмарки, так и брожу один.

— Ну, и хорошо, что не встречал. Говорят, здесь опасные места, водятся оборотни. Нам хотелось бы отсюда поскорее выбраться. Ты знаешь, где выход из леса?

— Волкам меня не одолеть, — решил медведь, — а плохих людей опасаться надо. Я пойду с вами. Глядишь, и хозяина отыщу. Я пришёл оттуда. Туда и пойдём. А вот и ваша Мэг.

— Это чудовище идёт… — Мэг не докончила гневную фразу, потому что огромная морда зверя потянулась к ней, и ей пришлось отскочить.

— Какое же я чудовище? — обиделся медведь и обратился за поддержкой к Адели. — Мой хозяин всегда говорил, что я красивый мальчик.

— Ты очень красивый, — подтвердила девушка. Она собрала всё мужество, чтобы не отдёрнуть руку, когда нос зверя коснулся её ладони. — Но ты такой большой, что Мэг боится, как бы ты не задел её.

— Подумаешь! — хмыкнул медведь и чуть толкнул плечом Адель. — Разве это больно?

— Иди сюда, косолапый, — позвал Пахом Капитоныч.

— Нашёл косолапого! — обиделся медведь. — Гляди-ка!

Он сначала пошёл на задних лапах, потом протанцевал какой-то неуклюжий танец и, наконец, несколько раз перекувырнулся через голову.

— Мой хозяин говорил, что не встречал более ловкого медведя.

— Тогда, Миша, веди нас из леса, — предложил солдат. — Я вижу, что на тебя можно положиться и ты не заплутаешься.

— А поесть? — осведомился медведь.

— Ничего нет. Как только выйдем из леса, так и еду найдём.

Оказалось, что гигантский зверь был доверчив, как ребёнок, и так же поддавался ласке. Он послушно пошёл рядом с солдатом, указывая дорогу.

— И долго ещё нам тащиться по этому лесу? — заворчала Мэг.

— Я шёл два дня, — откликнулся медведь. — Но я часто останавливался, чтобы поплакать.

— Бедный ты, — в очередной раз пожалела его Адель. — Но ничего, мы найдём тебе хозяина.

Путешественники шли, а высохший лес всё не кончался, и вид мёртвых деревьев подавляюще действовал на людей. Если бы попалось хоть одно живое деревце, они не чувствовали бы себя такими одинокими. К тому же хотелось есть, а особенно пить.

— Хоть бы ручеёк какой попался, — высказал общую мысль Пахом Капитоныч и сам себе ответил. — Но тогда и не было бы этого сухостоя. Как же ты, Миша, обходился два дня без воды?

— Мы скоро придём к ручью, — обрадовал всех медведь. — Но кроме камней там ничего нет.

И правда, среди высохшего леса оказалось обширное нагромождение камней. Как-будто какой-то великан засыпал ими окрестность и ушёл, так и не разровняв хаотически набросанную кучу.

— Ручей там, — сказал медведь и повёл своих спутников через камни.

Не так-то легко было лезть через огромные валуны, обдирая руки и колени об острые сколы.

— И куда нас опять ведут?! — взвыла Мэг. — Мочи моей больше нет!

— Тебе бы пройти выучку у моего хозяина! — отозвался медведь. — Ты бы не только по камням прыгала, как горный козёл, а по канату бы ходила и пикнуть не смела. Уж и тяжела была рука у него! Что не так сделаешь — все кости пересчитает. И намучался же я!

Пахом Капитоныч обернулся к медведю.

— Ты же говорил, что твой хозяин был добр и ни разу тебя не обидел, — напомнил он.

Медведь сел и потёр себе морду обеими передними лапами.

— Был добр, — согласился он.

— А теперь ты говоришь, что он был злой, — сказала Адель.

— Был злой, — согласился медведь и с ней.

— Как же это понимать? — спросила Адель. — Он был и добрым и злым одновременно?

— Он был добрым, когда не пил, — объяснил медведь. — А стоило ему выпить, и он становился злым, как дьявол. Тогда ему на глаза не попадись — забьет насмерть.

— И часто он пил? — вмешалась Мэг.

— В последнее время постоянно, — вздохнул медведь. — Он и умер от водки.

— Так что же ты такого изверга жалеешь? — ахнула Мэг. — Подох — туда ему и дорога.

Медведь взревел и встал на дыбы.

— Как ты смеешь так говорить о моём дорогом хозяине! — прорычал он.

Мэг хотела бежать, но споткнулась и упала. Пахому Капитонычу стоило большого труда успокоить разбушевавшегося зверя.

— Мэг ведь не знала, какой он бывал добрый, пока не выпьет, — убеждала и Адель, испуганная не меньше своей спутницы. — Она тебя пожалела, Мишенька.

Медведь успокоился, но долго ещё ворчал и оглядывался на злополучную женщину.

— Вот ручей, — объявил он, — но кто-то там уже есть.

До заката было ещё часа два, но чувствовалось, что день подходит к концу, поэтому при известии о присутствии постороннего Адель сразу же представились оскаленные волчьи пасти и горящие холодной жестокостью глаза. В замке сперва было только несколько оборотней, а потом их собралось много. Сколько же их скопилось сейчас? Удастся ли им отбиться от них, даже имея такого защитника, как громадный медведь? Они отобьются от десятка оборотней, может, от двух десятков. А если их будет сотня сильных свирепых зверей?

— Ну, если это наш любезный сэр Джолион… — начал солдат.

Адель ужаснулась. В её воображении встала такая картина: у ручья сидят благообразные люди, приветливо улыбаются, вежливо разговаривают с вновь прибывшими. Даже зная, что это оборотни, невозможно заставить себя напасть на них первыми. Вот если бы у них были клыки…

— Это какая-то женщина, — определил медведь.

Адель успокоилась и обрадовалась. Иметь дело со сварливой Мэг было трудно, и очень хотелось попутчицу вроде милой госпожи Бергер, Фатимы или хотя бы Мирты. Ей даже в голову не приходило, что это могла оказаться какая-нибудь ведьма, вурдалак или зловредная старуха, посланная ей на погибель.

— Посмотрим, кто это, — браво откликнулся Пахом Капитоныч. — Не торопись, дочка, держись за мной, и ты, Мэг, тоже, а мы с Михайлом Потапычем пойдём впереди.

— Михайло Потапыч! — фыркнул медведь. — Михайло Потапыч! Вот смех-то! Да тебе надо с нами на ярмарках выступать.

— Здравствуй, странница! Уж не знаю, как тебя звать-величать, — обратился солдат к сидевшей на камне женщине. — Далеко путь держишь? А ты, Миша, не спеши, не пугай честной народ.

Адель и Мэг остановились поодаль, во все глаза глядя на незнакомку, которая встала и обернулась к пришедшим. Она была среднего возраста, очень красивая, с густыми иссиня-чёрными волосами, длинными бровями, очень выразительными чёрными глазами. И одета она была в тёмное платье и чёрную накидку, так что Адель сразу же мысленно окрестила её "черная женщина".

— Как я рада, что вижу людей! — пылко воскликнула женщина, сжимая руки. — Я думала, что мне придётся пройти весь путь одной.

— Куда вы идёте? — спросила Адель.

— На север.

— Нам нужно на юг, — огорчённо сказала девушка.

— Эх, досада! — Незнакомка даже прищёлкнула пальцами.

Её манеры показались Адели не то развязными, не то чуточку вульгарными. Она не привыкла к южному темпераменту, прорывающемуся в каждом слове и жесте женщины.

— Надоело идти одной! — пожаловалась незнакомка. — Только подвернулась подходящая компания, так сразу выясняется, что нам не по пути. Вот что называется "не везёт". Ну, хоть немного поговорим, пока вы будете отдыхать. Вы ведь отдохнёте здесь, да?

— Полчаса мы можем здесь посидеть, — подтвердил Пахом Капитоныч. — Здесь и ручей должен быть.

— Вот он, — указал медведь на один из камней.

Адель ни за что не догадалась бы, что за одним из валунов прямо из земли выбивается ключ, наполняет водой неглубокую выемку и исчезает под соседним камнем.

— Меня зовут? Лола, — представилась женщина. — Мне надо дойти до плато, пересечь его и выйти к реке.

— Мы только что проделали этот путь, — сказала Адель. — Она представилась сама, представила своих спутников и сразу же предупредила новую знакомую об ожидающих её опасностях.

— Так что мы едва не стали украшением праздничного стола людоеда, победили бестию, покрытую чешуёй, еле спаслись от оборотней и с трудом выбрались из сухих зарослей.

— Да, тебе лучше найти себе спутников, Лола, — подтвердил Пахом Капитоныч, сочувственно глядя на женщину, решившуюся в одиночестве преодолеть такой опасный путь.

— Нашли кого бояться! — проворчал медведь. — Да я вашего людоеда прибил одной лапой.

— Как? — удивилась Адель. — Ты его убил?

— А чего мне ждать? — ощетинился медведь. — Чтобы он подал на праздничный стол моего хозяина?

— Ты был на плато? — спросил Пахом Капитоныч.

— Мы обошли весь мир с нашим номером, — похвастался медведь. — У меня хозяин был такой выдумщик… Ох, бедный я сирота! Потерял я его!

Лола недоумённо глядела на поддавшегося горю зверя.

— Так что мне больше нечего бояться? — спросила она. — Бестии нет, великана нет…

— Остались ещё оборотни, и они очень близко, — напомнил солдат. — Не советую тебе приближаться к замку, а если встретишь благообразного старика с любезными манерами и суровым взглядом — беги от него прочь.

— Ещё неизвестно, кто от кого побежит, — усмехнулась Лола. — Есть у меня несколько вещиц, которые мне помогут одолеть любого врага.

— Каких-таких вещиц? — не выдержала молчавшая до сих пор Мэг.

— Во-первых, это волшебный кинжал. Направишь его на врага, и он падает мёртвым, хоть клинок его и не коснулся. Для этого даже не надо показываться недругу на глаза.

— Хорошо, что нас, солдат, такими кинжалами не снабжают, — заявил Пахом Капитоныч.

— Почему? — удивилась Лола, с интересом оглядывая солдата.

— Война вообще вещь паршивая, но мы сражаемся в честном бою и головы свои кладём доблестно, а с такими кинжалами войны бы стали подлыми. Жизнью своей не рискуешь, затаишься где-нибудь в укромном месте и направляешь кинжал на врага, а тот падает, не ведая, кто его убил.

— Ты рассуждаешь очень странно, — сказала Лола. — Словно тебе нравится играть со смертью.

— Со смертью играть не нравится, но честью своей русский солдат дорожит больше, чем жизнью

Лола пожала плечами и продолжала:

— Во-вторых, есть у меня волшебная палочка. Дотронешься острым концом до человека или зверя — и он становится камнем, а если дотронешься тупым концом — вновь оживёт.

Пахом Капитоныч уважительно посмотрел на новую знакомую.

— У тебя целый арсенал, — заявил он. — Только учти, что оборотней много.

— На крайний случай у меня есть платочек. Если его развернуть и отгородиться им от врага, то он пройдёт мимо меня, словно мимо пустого места.

— Вот бы и нам такое! — позавидовала Мэг.

— Этими вещами я очень дорожу, — сказала Лола. — Я много путешествую, причём чаще всего в одиночку, поэтому они мне необходимы. Но я хочу сделать вам приятное и подарить свирель.

— Вот уж никогда музыкантшей не была! — пренебрежительно объявила Мэг. — Такими пустяками занимаются только бездельники.

— Я играю только на фортепиано, — призналась Адель.

— На дудке я играю, — в раздумье проговорил Пахом Капитоныч, — и на губной гармошке тоже. Если понадобится, сыграю плясовую на гармони, но на свирели…

— Вам не надо на ней играть, — засмеялась Лола. — Она сама для вас будет играть.

— Как гусли-самогуды? — догадался солдат.

— Да, это волшебная свирель, — подтвердила Лола. — Она будет предупреждать вас об опасности. Если засомневаетесь, хороший или плохой человек перед вами, достаньте её и прислушайтесь. Заиграет — значит, есть опасность, а если промолчит — значит, беспокоиться не о чем. Возьмите её.

Мэг уже протянула было руку, но Пахом Капитоныч решительно отстранил дар.

— Благодарим за щедрость, но нас много, а ты одна, так что тебе эта свирель нужнее, чем нам.

— Не подумайте, что я так безрассудна, — горячо заговорила Лола, то смеясь, то становясь серьёзной. — Уверяю вас, что кроме тех трёх вещиц, о которых я вам рассказала, у меня есть ещё кое-что, поэтому эта свирель мне не нужна.

— Может, ты колдунья? — подозрительно спросила Мэг.

— Нет, я не колдунья, — заверила Лола, — но я знакома с волшебницей, которая иногда дарит мне такого рода вещицы. Когда я вернусь домой, я попрошу её подарить мне ещё одну свирель. Теперь вы убедились, что я не обеднею, если отдам вам свирель. Возьми её ты, Адель, ведь тебе придётся очень долго путешествовать, пока ты не отыщешь своего жениха.

— Спасибо, — поблагодарила новую знакомую девушка.

Мэг скривила губы в недовольной гримасе. Ей очень хотелось получить свирель в своё полное распоряжение, но неподалёку сидел медведь, из-за которого сварливой женщине приходилось обуздывать свой нрав.

— Я вижу, что у вас нет никаких припасов, — заметила Лола. — Сама я сейчас уйду, а вам оставлю вот этот хлебец. Извините, что так мало, но мне предстоит довольно долгий путь.

— Спасибо, добрая женщина, — растрогался солдат. — Желаю тебе счастья и удачи.

— До свидания, Лола, — попрощалась Адель, огорчённая, что приходится так быстро расставаться с хорошим человеком. — Я буду тебя помнить.

— Надеюсь, — ответила женщина, целуя кончики собранных в щепоть пальцев.

— Мой хозяин сумел бы сказать как следует, — проговорил медведь, — а я скажу только "прощай".

Лола помахала рукой и быстро скрылась за камнями.

Могла бы оставить не этот жалкий хлебец, а что-нибудь получше, — заворчала Мэг. — Вон сколько вещей у неё, а нам досталась крошка, которая и один рот не насытит. Свирель она дала! А у самой и кинжал, и палочка, и платок, и ещё что-то… Хвастаться все горазды…

— Зачем ты так говоришь? — запротестовала Адель. — Никто не обязан нам ничего давать, а эта щедрая женщина дала нам хлеб и волшебную свирель. Теперь мы будем заранее предупреждены об опасности.

Она с интересом разглядывала свирель, с виду ничем не примечательную, но обладавшую роковой силой распознавать чужое коварство. Наверное, Лолу послал ей колдун Жан. Вряд ли случайно повстречавшаяся женщина проявила бы к ним такое внимание и сочувствие, что даже отдала волшебную свирель.

— Интересная женщина, — задумчиво проговорил Пахом Капитоныч. — Наверное цыганка. А может, итальянка или испанка.

— А может, ведьма, — саркастически подсказала Мэг.

— Ведьма не будет так добра, — возразила Адель.

— Может, она из-за океана? — продолжал размышлять солдат. — Сам я не плавал, а знакомые матросики рассказывали, что там много таких. Но не будет терять время. Пора разделить хлебец. Всем достанется по маленькому куску, но зато пить можно вволю. Ешьте быстрее, и двинемся дальше, пока не стемнело. Об опасности эта свирель, может быть, и предупредит, но не защитит.

Довод был очень разумный, и никто не заставил себя ждать. Камни тянулись не очень долго, что было большой удачей, потому что карабкаться по ним было очень трудно и неудобно. Лишь медведь с лёгкостью прыгал по ним, временами с удовольствием скатываясь с пологих склонов. За камнями вновь начался мёртвый лес.

— Долго ещё идти? — ворчала Мэг.

— А ты не иди, — посоветовал простодушный медведь.

— Как это? — насупилась Мэг.

— Кувыркайся. Вот так.

И он несколько раз перекувырнулся через голову. Для такой громадины он сделал это сравнительно легко.

— Это мой хозяин научил меня, — похвастался медведь. — А как он сам умел это делать! Только бы мне его поскорее найти!

— Но он же умер, — осторожно напомнила Адель.

— Умер, — согласился медведь. — Но может, и не умер. Может, он как раз и жив.

Пахом Капитоныч не стал вмешиваться в разговор, но разглядывал запутавшегося медведя с большим вниманием.

— Ты сказал, что он умер от пьянства, — вмешалась Мэг.

— От пьянства? — прорычал медведь. — Да он вообще не пил! Кто видел, чтобы он выпил хоть глоток вина?

Мэг шарахнулась в сторону.

— Я не видел, — согласился солдат. — И никто не видел. Пойдём быстрее, Мишенька. Наверняка мы скоро его разыщем.

Зверь успокоился быстро, как ребёнок.

Адель недоумевала. Сначала медведь плакал и жаловался, что его добрый хозяин умер, затем выяснилось, что хозяин был жесток и умер от пьянства. Теперь медведь заверяет, что хозяин вообще не пил, да к тому же и не умер, а жив-здоров. Не выдумка ли это? Может, никакого хозяина не существует?

— Заметила, какой это медведь? — зашептала Мэг в самое ухо Адели.

— Какой? — По трагическому тону спутницы девушка заподозрила, не обнаружила ли та что-нибудь страшное, например, что это оборотень.

— А такой, что это медведь-лгун!

— Да, — согласилась Адель. — Мне тоже показалось, что он немного привирает.

— Немного? Да он слова не может сказать, чтобы не соврать. А этот проходимец ему потакает.

— Какой?

— Солдат этот, что незваным пришёл в замок сэра Джолиона…

— И спас нас с тобой, — напомнила Адель. — Пожалуйста, не обзывай его, Мэг. Мы уже обязаны ему жизнью, а он старается увести нас в безопасное место и будет защищать нас до последней капли крови.

Мэг с откровенной насмешкой отнеслась с словам Адели.

— Не пойму, глупая ты или наивная, — призналась она. — Ни один человек не будет нас защищать, рискуя жизнью. В критический момент любой храбрец покажет спину.

— Только не Пахом Капитоныч! — пылко возразила Адель. — Ты не видела, что было ночью. Мы спаслись только чудом. А ведь Пахом Капитоныч не бросил тебя.

— Спаслись, потому и не бросил, — убеждённо проговорила Мэг. — Плохо ты знаешь людей, молода ещё, а пожила бы с моё, так убедилась бы, что люди показывают своё благородство до поры до времени, только чтобы произвести впечатление.

Адель была несогласна с Мэг. Конечно, она неопытна, плохо знает жизнь, но она не верила, что людьми движет только желание покрасоваться перед окружающими.

— К тому же Пахом Капитоныч умеет успокаивать медведя, — напомнила Адель.

— Я же и говорю, что два сапога — пара, — сейчас же ответила сварливая баба. — Ох, и высказала бы я всё, что накипело на душе, но боюсь этого зверя. Вон как на меня окрысился! Я чуть от страха не умерла, когда он на меня ринулся.

Лес всё больше редел, переходя в поляну с голой, словно выжженной землёй.

— Там дальше начнётся поле, рощица, холмы и три горы, — добродушно объяснил медведь. — Эти горы примыкают к плато.

— Где жил людоед, — подхватила Мэг. — Жил, пока ты его не убил.

Она так и просверлила медведя колючим взглядом.

— Может, убил, а может, не до конца, — неуверенно признался тот. — Они, эти людоеды, живучи. Но я своего хозяина в обиду не дам. Дайте только отыскать его, и вы увидите, какой он добрый и хороший. У него в кармане для меня всегла был кусок сахара. Знаете, какие у него карманы? Огромные! И каждый полон сахара. Бедный мой хозяин! Он иногда не мог купить себе хлеба на ужин, но сахар для меня всегда покупал.

— Хороший у тебя хозяин, — одобрительно подтвердил солдат, пряча лукавую усмешку в морщинках вокруг глаз.

— Хороший, — не распознал насмешку медведь. — Иногда он делал большие запасы. В карманах сахар уже не умещался. Тогда приходилось тащить его в мешке, точнее в мешках. Тяжело приходилось, но зато и вкусный же был сахар! А у тебя есть сахар, солдат?

— Нет, Мишенька. Ни сахара, ни хлеба. Но я обещаю, что достану тебе сахар, как только представится возможность.

Медведь почмокал губами.

— Скорее бы! — мечтательно протянул он. — Я так давно не ел ничего сладкого. В последнее время нам не везло. Народ на ярмарках попадался очень уж жадный. Нам часто приходилось голодать.

Когда вдали появилась зелёная полоска земли, Адели показалось, что прежде ей не хватало воздуха, а теперь она, наконец, может вздохнуть.

— Темнеет, — тревожно проговорил солдат. — Нам бы найти место для ночлега. Хоть какую-нибудь развалюху или пещеру.

До рощицы добрались уже в сумерках. Ноги гудели, и все мысли были только о привале.

— Я больше не могу идти, — объявила Мэг, и голос её прозвучал жалобно. — Я не солдат и не бродяга, и не требуйте от меня невозможного.

— Потерпи, Мэг, — ласково просил Пахом Капитоныч. — Место здесь открытое, и на нас легко напасть. Обойдут сзади, окружат, а нам и деться некуда.

— Не могу! — упрямо твердила Мэг.

Адель чувствовала, что по инерции прошла бы ещё немного, но стоять не в силах. Ещё немного — и она опустится на землю рядом с Мэг, а тогда подняться уже не сможет.

— А я сейчас проверю, насколько ты устала! — грубым голосом заревел медведь. — Вот я тебе!

Мэг вскочила на ноги и с невероятным проворством поспешила вперёд.

— Вот так-то лучше! — одобрил медведь и двинулся следом за ней, похрюкивая и всхрапывая.

— Ой, мочи моей нет! — доносились до Адели стоны Мэг. — Ой, смерть моя пришла!

Адель сама еле держалась на ногах и брела почти в полной темноте, не замечая, куда идёт.

— Свет! — объявил солдат. — Свет в окне!

Откуда взялись силы? И Мэг, и Адель, не говоря уж о солдате и медведе, ускорили шаг и вскоре были возле аккуратного двухэтажного домика. Первый этаж был выложен из камня, а второй — деревянный. Из трубы вился дымок, из окон нижнего этажа приветливо падал свет.

— Вот удача! — воскликнул солдат. — Посмотрим, кто там живёт, и попросимся на ночлег. За такими стенами нам не страшны никакие оборотни. Доставай свою свирель, дочка.

Адель с волнением достала подарок Лолы и подошла к двери дома. Свирель запела незнакомую нежную мелодию. В другой раз при этих звуках покой и умиротворение воцарились бы в душе каждого, но на языке волшебной свирели они означали опасность.

— Скорее назад! — скомандовал солдат.

Однако нежный напев привлёк внимание обитателей дома. Дверь отворилась, и перед отпрянувшими путешественниками предстала опрятная женщина в белоснежном переднике, пухленькая и румяная.

— А я-то думаю, кто это играет?! — обрадованно, словно к родным, обратилась она к нежданным гостям. У неё улыбались не только губы, но и глаза, и ямочки на щеках, каждая складочка на добром лице. — Заходите. Милости просим. Мужа, к сожалению, нет дома, но он придёт с минуты на минуту. О, да вы с медведем? Пусть и он войдёт. Не годится даже медведю оставаться ночью за дверью, места здесь нехорошие, а прихожая у нас большая. Заходите, усталый путник всегда найдёт у нас ужин и ночлег.

Как хотелось поверить в искренность гостеприимной хозяйки, но свирель подсказывала, что в этом доме кроются обман и зло.

— Спасибо, хозяюшка, — ответил Пахом Капитоныч, — но нам нельзя задерживаться. Мы проходили мимо, но не рассчитывали здесь заночевать. Премного благодарны, но вынуждены отказаться от приглашения.

Возражение солдата несказанно удивило хозяйку, и она попыталась переубедить упрямцев, но тщетно. Чем больше она доказывала безрассудство ночного путешествия, тем подозрительнее казалось путешественникам её желание заманить их в дом. Что их там ждёт? Сытный ужин, после которого они заснут крепким сном и станут лёгкой добычей оборотней или иной нечистой силы?

Когда они отошли от страшного дома подальше, Адель обнаружила, что её бъёт нервная дрожь.

— Да, как обманчива бывает внешность! — с сожалением проговорил солдат. — Ни за что бы не догадался, что эта милая женщина хочет нашей погибели.

— Никому верить нельзя! — стонала Мэг. — Или негодяи встречаются, или проходимцы.

— Наверное, у неё есть мёд, — предположил медведь. — Зачем мы ушли?

— Чтобы самим не стать едой, — объяснила Адель.

— Я бы этого не допустил, — сказал медведь. — Своего хозяина я оберегал от любой опасности. Однажды на нас напали оборотни, так я убил троих. А они были свирепые и огромные, как бешеные слоны. Но мне нипочём справиться и с десятком.

— Конечно, Мишенька, — согласился Пахом Капитоныч. — Мы и идём по лесу совершенно спокойно, потому что ты с нами.

Мэг забормотала что-то о хвастунах и прохвостах, но очень невнятно.

Между тем совершенно стемнело, и каждый шаг грозил или падением или увечьем.

— Придётся остановиться здесь, — заключил солдат. — Хотелось бы найти что-нибудь получше, но делать нечего. Здесь, по крайней мере, полянка, так что можно держать круговую оборону. Когда взойдёт луна, мы увидим, приближается к нам неприятель, или нет. Лишь бы она взошла раньше, чем он появится. Достань свирель, Адель, чтобы она предупредила нас об опасности.

— Это она не умеет, — напомнила девушка. — Она распознаёт добро или зло.

— Вот она и запоёт, когда зло приблизится, — подхватил солдат. — Всё лучше, чем ничего. Да и сами мы не дадим захватить нас врасплох. Ты, Михайло Иваныч, прислушивайся, не крадётся ли кто.

— Хорошо, буду слушать, — охотно согласился медведь.

Стояла гнетущая тишина, но Адели чудились шаги, шорох, поскрипывание. Перед глазами мелькали лёгкие тени, чудились крадущиеся шаги. Потом в ушах стало шуметь, а глаза казались засыпанными песком. Девушку разбудил громкий рёв медведя и весёлое нежное пение свирели. Истошно завопила Мэг.

— Не подходи! — грозно кричал Пахом Капитоныч. — С нами крёстная сила!!! Так врежу дубиной промеж глаз, что не обрадуешься!

— Да уж, такому угощению рад не будешь! — согласился весёлый молодой голос. — От нас крёстная сила тоже не отступала… Полегче, братец, пожалей мои кости! Ну, здравствуй, Егор, здравствуй, медвежишко. Куда ты удрал, дурная твоя голова? Разве я с тобой когда-нибудь расстанусь?

— Хозяин! — ревел медведь в голос. — Нашёлся!

— Осторожнее, мил-человек, — предупредил солдат. — Быстрее к нам! Берегись оборотней, они где-то рядом.

Незнакомец присоединился к путешественникам и только сейчас узнал, какой страшной опасности подвергался.

— Ну, теперь нас много, — заключил Пахом Капитоныч. — Вот здесь я приготовил факелы и огниво. Как только они подойдут поближе, мы встретим их дубинами, а Адель зажжёт факелы.

— Я их не слышу, — призналась Адель. — Может, зажечь факелы сейчас?

— Они быстро прогорят, и только ослепят нас, — объяснил солдат. — Прислушайся, Мишенька, не идут ли? Или тебя Егором зовут?

— Не слышу, — проворчал медведь. — А зовут меня, и точно, Егор.

— Егор, — подтвердил незнакомец. — А меня Николай.

— Русский? — спросила Адель.

— Цыган. Из-под Киева.

— Ничего не слышу, — упрямо повторил медведь.

— Но свирель играла, — испуганно напомнила Мэг. — Может, это она тебя так встретила, цыган?

— А вот я её сейчас раздавлю! — взревел медведь. — Больше она играть не будет!

Адель испугалась, что зверь в слепой ярости растопчет хрупкий инструмент, но Николай ласково позвал своего питомца:

— Иди сюда, Егор. У меня для тебя, мой маленький, припасён сахар.

Девушка ничего не видела, кроме смутных теней, но услышала удовлетворённое ворчание и чмоканье.

— Я его совсем крошечным нашёл и вырастил в таборе, — объяснил Николай. — А потом мы с приятелем ушли от своих и бродили по ярмаркам. Много стран обошли. Приятель мой к циркачам в акробаты нанялся, а мы с Егоркой решили домой податься. Да вот стали у меня медведя торговать, а он, дурачок, решил, что его продадут, и пустился в бега. Думал, что не найду его, да вот Бог привёл… А ты, Егор, прислушивайся, не идёт ли кто.

— Слушаю, — ответил медведь.

Солдат кратко рассказал историю каждого путешественника.

Адель задремала, и сквозь сон ей почудилось, что в бок ей упирается необъятная мохнатая стена. Она шевельнула рукой и нащупала какие-то прутья. Это её разбудило, и она открыла глаза. Медведь бессовестно спал, касаясь её боком, а лапа с длинными когтями упиралась в её руку. Адель тихонько отодвинулась, опасаясь, что зверь задавит её, если внезапно проснётся и вскочит на ноги. Луна уже взошла и серебрила траву на поляне. Было совсем тихо.

— Тревога! — заревел медведь, поднявшись во весь рост, сейчас же опустившись на четыре лапы и выходя вперёд.

— Зажигай факелы, Адель! — велел Пахом Капитоныч.

— Вот они! — закричал Николай.

Адели некогда было смотреть по сторонам, и она с лихорадочной поспешностью высекала искры и зажигала сухую, легко воспламеняющуюся траву, приготовленную заранее. Руки тряслись, и это несложное дело заняло гораздо больше времени, чем если бы она не торопилась. Неприятно давило сознание, что на неё в любую секунду может прыгнуть из темноты хищник.

Один за другим вспыхивали факелы, и чьи-то руки хватали их, размахивали ими в полутьме, совали в оскаленные морды. Слышался вой, визг и глухие размеренные удары. А потом всё стихло.

— Отбились, — бодро и спокойно подытожил солдат. — Идите к костру и осмотритесь, не покусал ли кого-нибудь оборотень.

Выяснилось, что все целы и невредимы, и лишь солдату разодрали рукав на мундире, но кожи не коснулись.

— А где Мэг?! — спросил Пахом Капитоныч, и в голосе его прозвучала тревога.

В глубине сознания Адели шевельнулось удивление, что солдат беспокоится о женщине, постоянно его оскорблявшей, но в ней самой поднялось чувство, похожее на панику.

— Она здесь, — сказал медведь.

В ответ раздались нечленораздельные звуки. Оказалось, что Мэг сидит совсем недалеко от девушки, но от испуга не может ни пошевельнуться, ни слова вымолвить.

— Дай ей воды, Адель, — распорядился солдат. — Она скоро успокоится.

Бедную женщину била крупная дрожь, и Адель вынуждена была поддерживать голову страдалицы, чтобы та не разбила губы о край кружки.

Между тем Пахом Капитоныч снял мундир, достал из своих запасов нитку с иголкой и принялся умело и аккуратно шить. В голове у Адели мелькнул вопрос, сумел бы её Франк зашить порванный рукав, если бы понадобилось? Едва ли он смог бы даже вдеть нитку в иголку. Всё-таки их с Франком жизнь не требовала овладения многообразными ремёслами, не то что кочевая жизнь солдата или цыгана. Наверное, Пахом Капитоныч умеет пахать, строить, ухаживать за скотом, править лошадьми.

— Я что-то не заметил, играла свирель при атаке оборотней или нет? — спросил солдат.

— Не знаю, — растерянно отозвалась Адель. — Может, она и не должна предупреждать об опасности? Лола сказала, что она распознаёт, друг перед нами или враг.

— Нет, сдаётся мне, что что-то в этой свирели неправильно. Быть не может, что та добрая женщина из лесного дома была нам врагом.

— Я не знаю, — нерешительно ответила девушка и сама засомневалась в подарке Лолы.

— А я столько оплеух надавал этим тварям, что утром мы найдём сотню, а то и две убитых волков, — объявил медведь.

— Опять выдумываешь? — ласково спросил Николай.

— Ну, не две сотни, а одну, — сразу уступил Егор.

— И не сотню, а десяток или даже меньше, — уточнил поводырь. — Да и тех мы утром вряд ли найдём.

— Почему? — обиделся медведь.

— Очухаются и уползут. Но ты, мальчик, сражался, как герой.

— Да, Егорушка, если бы не ты, мы бы не победили, — подтвердил Пахом Капитоныч. — Этих тварей было больше двух десятков.

— Да хоть бы их была тысяча, — пренебрежительно ответил медведь. — Для меня это не противник. Мы с хозяином и не таких побивали. Однажды мы вдвоём выступили против пятисот оборотней и двухсот вампиров одновременно и…

— Егор, прекрати! — урезонивал разошедшегося хвастуна Николай.

— Ни за что не поверю, чтобы цыган с кем-то сражался, — раздался невнятный ворчливый голос. — Это воровское отродье способно только…

Рёв зверя был страшен не только для обидчицы. Ни в чём не повинная Адель почувствовала, что у неё волосы на голове готовы зашевелиться, а Мэг издала что-то среднее между писком и хрюканьем.

— Егорушка, стой! — надрывался цыган, бросаясь к своему медведю и обхватывая его необъятную шею руками. — Милый, хороший мальчик. Брось, не связывайся с ними. Уйдём скорее! Ты ведь не станешь меня огорчать? Пойдём, я дам тебе сахар… Прощайте, нехорошие вы люди. Зачем зря обижать цыгана? Разве я что украл?

Зверь не скоро успокоился и временами взрезывал, упираясь и порываясь повернуть назад.

— Не слушай её, Николай, — огорчённо убеждал Пахом Капитоныч. — Оставайся с нами. Мы с Аделью тебе рады, а на неё не обращай внимания. Я же терплю.

— Если терпишь, значит с ней согласен, — возразил цыган. — Я бы на твоём месте давно бы от неё ушёл. Ведь не жена она тебе?

— И как язык-то твой поганый повернулся сказать такое? — опомнилась Мэг. — Да мне рядом с этим голоштанным бродягой и показываться-то совестно…

— И рад бы сбежать, да как же бросишь её одну в этих гиблых краях? — признался Пахом Капитоныч. — Пропадёт с её-то характером. Доведу до безопасных мест, а потом и распрощаюсь. Я должен помочь Адели.

— Вижу, что ты, солдат, готов подставлять шею под любой хомут, — насмешливо проговорил Николай. — Нет, я цыган вольный. Захочу — останусь, а захочу — уйду.

— Вот и уходи! — взвилась Мэг. — И медведя своего уводи! Слыханное ли дело, чтобы зверь среди людей жил!

— Прощай, солдат, — донеслось уже издали.

— Ах, беда какая! — сокрушался Пахом Капитоныч. — Хорошего человека обидели.

— Это цыган-то — хороший человек? — изумилась Мэг. — Да это счастье, что избавились от него, от ворюги этого! Утром посмотрим, не украл ли чего. А медведь совсем дикий. Ведь без всякой причины несколько раз готов был меня разорвать! И как я жива осталась?

Адели было так горько, что она не могла говорить. Она молчала, когда уходил оскорблённый цыган, уводя своего медведя, молчала и сейчас. Злая сварливая баба готова была рассорить их со всеми встречными. Словно какой-то бес сидел в ней и заставлял подавать голос в самый неподходящий момент, причём этот голос всегда произносил очень обидные слова. Почему-то Мэг видела во всех только плохое, подозревала в самых некрасивых намерениях и не верила, что у окружающих её людей и животных могут быть благородные и бескорыстные чувства. Девушку неприятно задело замечание цыгана о хомуте, под который солдат готов был подставить шею. И правда, что заставляет его терпеть выходки Мэг? Рабская покорность? Неужели нет у него гордости? Вот Николай при первом же оскорблении ушёл. Он не такой человек, чтобы позволять кому-то себя унижать. А Пахом Капитоныч терпит. Молчит, терпит и продолжает опекать злую бабу. Да и сама Адель тоже терпит. Пусть Мэг донимает её не так сильно, как солдата, но всё же ей неприятно общество невоспитанной и откровенно злой женщины, а она путешествует с ней вместе и почему-то не решается гордо, как Николай, её покинуть. А хомут? Она, Адель, ведь тоже очередной хомут на шее Пахома Капитоныча. Он вызвался её сопровождать. Почему? Зачем? Кто она ему? Вроде, очень хороший человек этот солдат, но почему-то он впадает в зависимость от каждого встречного, словно не принадлежит себе.

— Напрасно ты, Мэг, распускаешь язык, — между тем говорил Пахом Капитоныч. — Ну зачем прогнала цыгана с медведем? Они спасли нас от верной смерти…

— Ох, и глуп же ты, солдат! — вздыхала уставшая Мэг. — Не нашу жизнь они защищали, а свою. Я ещё не встречала человека, который бы поступился чем-то ради другого, да и не встречу никогда, потому что таких дураков нет.

— Если таково твоё мнение, то ты бы тогда позаботилась хотя бы о своей выгоде. Зачем прогнала сильного и ловкого цыгана и медведя, который стоит целой роты. Посмотрела бы ты, как Егор встретил оборотней! От его оплеух они разлетались в разные стороны, как пушинки. С такими попутчиками не страшна никакая опасность.

Мэг помолчала, словно не зная, что ответить, а потом взвилась.

— А ты мне не указывай, что делать! Мало я проходимцев на своём веку встречала? Ещё не хватало от каждого бродяги получать наставления!..

Адель со всей ясностью и горечью осознала, что солдат начисто лишён чувства собственного достоинства и готов терпеть любые оскорбления. Ей стало и обидно за него, и непомерно его жалко.

— Потише, девочку разбудишь! — негромко сказал Пахом Капитоныч. — И сама сейчас же ложись спать, а то завтра не сможешь держаться на ногах. Нам надо уходить как можно скорее, не то эти твари вернутся в большем числе, а мы остались без защиты.

По-видимому, даже Мэг поняла разумность совета солдата, потому что быстро угомонилась. Адель подумала, что надо будет сменить Пахома Капитоныча на дежурстве, но не успела сказать об этом, незаметно для себя уснув.

 

ГЛАВА 16

На постоялом дворе

"Подъём!" — прозвучало в ушах Адели, и слово это совершенно органично влилось в её сон, словно было его частью. Прекрасный принц уже навьючивал на Серого поклажу и строго объяснял карлику Нику, что не следует продолжать спать, если все остальные уже готовы отправиться в путь. Или это был не Ник, а Ганс? А может, Франк? А цыган смеётся и говорит, что принц подставил шею под хомут…

— Милые вы мои! — доносился до Адели приятный ласковый голос. — Жалко мне вас, но всё равно просыпайтесь. Если задержимся здесь дольше, то можем не успеть уйти из владений оборотней. Вставай, Адель! Вставай, Мэг.

Явь постепенно вытеснила сон. Это был солдат, и он призывал их в путь. Адели было стыдно, что её так долго приходилось будить, и этот стыд заставил её встать. Почему она вынуждает себя ждать? Кто она такая? Солдат не спал всю ночь, а им с Мэг дал возможность несколько часов поспать.

— Мэг! — позвала Адель и потрясла усталую женщину, чтобы разбудить.

Мэг лежала, как мёртвая. Она не притворялась, а действительно не могла проснуться. Адель и сама была готова повалиться рядом с ней на землю.

Пахом Капитоныч смотрел на своих подопечных с сочувствием, но в морщинках у глаз затаилось лукавство.

— Быстрее бежим! — взволнованно закричал он. — Адель, Мэг, спасайтесь! За мной! Скорее! Они идут!

И столько страха было в его голосе, что даже Мэг вскочила на ноги и устремилась за солдатом, который подхватил пожитки и поспешил вперёд.

Быстрая ходьба, почти бег, погнали сон, а нервное возбуждение побороло усталость.

— Теперь можно идти спокойно, — сообщил Пахом Капитоныч, замедляя шаг. — Не волнуйтесь, мы отошли на достаточное расстояние.

— А что там было? — спросила Мэг.

— Оборотни. Они вышли на разведку, и нам надо было поспешить от места ночлега, чтобы они не увидели, что нас теперь только трое и мы совершенно беззащитны. Вот когда пожалеешь, что с нами нет Егора.

Еле заметная заминка при ответе солдата, позволила Адели догадаться, что оборотней не было и они были выдуманы, чтобы заставить их с Мэг поскорее выступить в путь. Что ж, способ оказался эффективным и, может быть, единственно возможным. Только не надо говорить Мэг о своей догадке, не то она будет ворчать и ругаться до вечера.

— Хоть сухую корку пожевать, — принялась причитать Мэг. — А ведь среди моих вещей, что остались в замке сэра Джолиона, были кое-какие припасы. Ну что бы стоило этому недоумку захватить мои узлы с собой? Так нет же! Завидно стало, что у других много чего накоплено, а он как есть нищий оборванец, вот и бросил моё добро у этого изверга. А чего жалеть? Не он наживал. Чужого ему не жалко…

Опыт подсказывал, что сварливая баба будет ворчать долго. Отчего же солдат терпит? Неужели он так смиренно относится ко всякого рода оскорблениям? Вот Николай — молодец: стоило Мэг его обидеть — и он ушёл. Гордый нрав, решительный характер. Вот что значит вольный человек. А Пахом Капитоныч, как бы ни был он смел, всю жизнь был подневольным. Сначала тяжело трудился в деревне, потом попал под власть командиров в армии. Три войны прошёл… Подумать только: три войны! Сколько опасностей пережил, сколько смертей повидал. Наверное, не раз и над его головой витала смерть. А цыган всю жизнь бродил по ярмаркам… Почему же тогда в цыгане сохранилась гордость, а солдат её потерял или так и не приобрёл?

— Вон ручеёк пробивается! — указал вправо Пахом Капитоныч.

Его голос был бодр, а взгляд ясен, и вновь в нём просвечивала еле заметная приятная лукавинка.

В голову Адели пришла совсем неожиданная мысль. Что было бы не только с Мэг, но и с ней самой, если бы у солдата имелась такая же гордость, как у цыгана? Мэг бы его обругала, а он повернулся бы и ушёл из замка сэра Джолиона, бросив их на погибель.

— Да, завтрак отменный! — бушевала измученная и оттого ещё более сварливая, чем всегда, женщина. — Вода из ручья! Спасибо за угощение!

— Оно, конечно, не очень хорошо, — согласился Пахом Капитоныч. — Да ведь хуже было бы, если бы и этого не оказалось. Помню, мы три дня сидели в окружении…

— Очень нам нужны твои байки! — грубо прервала его Мэг. — Нам есть нечего, а он свои глупости мелет.

— Сидели в окружении. А дальше? — спросила Адель, которой невмоготу было поведение спутницы.

— Да ничего особенного и не было, — отозвался солдат. — Три дня без воды провели. Мы уж думали, что конец приходит, да свои подошли и отбили нас. Вот я и говорю: хорошо, что у нас вода есть. Без неё было бы гораздо хуже.

Адель не раз урывками слышала про случаи, происходившие с Пахомом Капитонычем на войне, но Мэг не давала ему рассказать о них подробнее. Да и сам он не любил красочно расписывать свои приключения, а уж о военных действиях, смертях товарищей и вообще о печальном он никогда не говорил.

— Отдыхать не будем, — предупредил солдат, когда они сели у ручья. — Попьём и пойдём дальше. Похоже, мы уже выходим из леса.

Он оказался прав. Лес перешёл в редколесье, а потом и вовсе закончился. Перед путниками предстала степь, с одной стороны ограниченная горой или, если говорить точнее, тремя сросшимися у оснований горами. Где-то далеко возвышалось плато.

— А и лгун же этот медведь! — вспомнила Мэг недавнего спутника. — Набрехал, что убил людоеда, а сам его, небось, и в глаза не видел.

— Да, прихвастнуть Егор любил, — добродушно согласился Пахом Капитоныч. — Но он был очень храбр и сразился бы с любым людоедом, который напал бы на его хозяина или на нас, пока он был с нами.

— Это очень хороший медведь, но, честно говоря, я его немного побаивалась, — призналась Адель. — Иногда он так свирепел…

— Несколько раз чуть не разорвал меня, — пожаловалась Мэг. — Поганый зверюга!

— Он был доверчив и ласков, — возразил солдат. — Его легко было успокоить. Мне жаль, что Николай ушёл и увёл его с собой. С ним было спокойнее.

Мэг так усердно ругалась большую часть пути, что совсем выдохлась и сейчас лишь вяло ворчала про глупость своего спутника и воровскую натуру бездельника-цыгана.

Адель сама на себя дивилась. По всем человеческим законам она давно должна была упасть без сил на траву и заснуть или потерять сознание, а она всё идёт. Правда, она уже не способна ни на что реагировать, даже если бы её жизни угрожала опасность, но ведь не останавливается, не падает, не просит отдохнуть. Да она скорее умерла бы, чем попросила об отдыхе. Счастье, что вновь нашёлся человек, который возглавил их маленький отряд, и только он имел право распоряжаться, отдыхать ли им или продолжать путь. И Мэг тоже шла, спотыкаясь и почти плача. Она даже не волновалась за сохранность своих узлов, которые нёс солдат.

— Ничего, — утешал солдат. — Вот обогнём гору и двинемся на восток. А там, наверное, встретим кого-нибудь, у кого сможем достать еду.

Они сделали лишь один привал у ключа, бьющего из отверстия в камне. Это было красивое зрелище, и, если бы Адель не так устала, она бы восхитилась им. Представьте высокую гору, не отвесно, но всё-таки довольно круто вздымающуюся вверх, а на расстоянии чуть ниже человеческого роста из горы через овальное отверстие бьёт фонтан и дугой падает в углубление между лежащими на траве камнями, словно в каменную чашу.

— Райский уголок, — отметил Пахом Капитоныч.

— Чёрт бы подрал эти райские уголки, — ворчала Мэг. — Хоть бы кусочек хлеба.

— Будет вам хлеб, мои хорошие, — уверял солдат. — Вы только потерпите. Если остановимся здесь надолго, то вы без пищи совсем обессилите и тогда уж не сможете идти, а я вас обеих не донесу. Отдохнём часок — и в путь.

Адель с благодарностью думала о солдате. Вот ведь какой хороший человек. Он не знал их прежде, а сам, по собственной воле, пошёл их выручать из замка сэра Джолиона, услышав от Моськи о беде, которая их подстерегает, вызволил, рискуя жизнью, из ловушки, сражался с оборотнями, а теперь вместе с ними терпит лишения, хотя мог бы бросить их и уйти. Как же она смела обвинять его в отсутствии гордости? Ещё сравнивала с цыганом, который бросил их, обидевшись на Мэг, даже не подумав, что с ними станет в этих пустынных местах. Их с Мэг счастье, что им встретился надёжный человек, который не оставит их, а если случится беда, то умрёт вместе с ними.

Когда был подан сигнал выступать, Мэг ворчала, жаловалась, стонала, но всё-таки встала, а Адель, удручённая несправедливостью, которую она в мыслях допустила к солдату, не ждала повторного приглашения и сразу поднялась с травы, на которой лежала.

— Будь ты парнем, Адель, ты могла бы стать отличным солдатом, — похвалил её Пахом Капитоныч. — Повезло твоему жениху, что у него такая невеста. С удовольствием погулял бы на вашей свадьбе.

— Найти бы его, — с сомнением отозвалась Адель.

Она так измучилась и так хотела есть, что исход её путешествия казался ей сейчас весьма сомнительным.

— А ты не падай духом, дочка, и верь в лучшее, — посоветовал солдат. — После чёрного всегда следует белое, а после плохого — хорошее. Надо только иметь мужество и терпение. У тебя они есть. Ну как, готовы? Тогда вперёд.

Уже в темноте, когда ни Адель, ни Мэг ничего не сознавали от усталости, солдат произнёс слова, которые заставили их приободриться.

— А вон и огонёк! — сказал он. — Будьте теперь очень осторожны.

И они пошли на крошечный огонёк, с надеждой и испугом думая, что их ожидает: ужин и ночлег или очередная опасность и побег от неё, бесконечные блуждания по безлюдным местам и полное изнеможение?

Огонёк принял форму прямоугольника и оказался освещённым окном в небольшом, но вместительном деревянном доме, окружённом изгородью, ворота которой были открыты.

— Ждите меня здесь, — приказал солдат, указывая на кусты, растущие в стороне от ворот. — Спрячьтесь и не высовывайтесь, а я пойду на разведку. Если крикну, то убегайте, но без шума, чтобы никто не знал, что я не один.

Пахом Капитоныч отсутствовал недолго, но Адели показалось, что прошла вечность. Она уже три раза успела мысленно его оплакать, представляя всевозможные ужасы, которые его встретили за этими воротами.

— И куда же он провалился, проклятый? — не выдержала Мэг.

— Зачем ты его ругаешь? — с тоской спросила девушка. — Он так много сделал для нас!

— А мы его об этом просили? — ответствовала неблагодарная женщина. — Сам вызвался с нами идти. А раз так — то и кланяться ему незачем. Не беспокойся за него, глупышка, он своё не упустит. Наверняка без гроша и рассчитывает, что мы будем покупать еду и для себя и заодно для него. У тебя есть деньги?

— Немного есть. Но он не потому нам помогает. Он скорее своё отдаст, чем воспользуется чужим…

— А своё у него есть? — хмыкнула Мэг. — Не проговорись, что у тебя есть чем поживиться…

— Всё в порядке! — раздался весёлый голос Пахома Капитоныча. — Это кабак и постоялый двор. Сейчас здесь нет ни одного постояльца, так что место для нас найдётся. Наконец-то отдохнём! А хозяин уже готовит ужин.

Адель так отупела от усталости, что не могла даже порадоваться. Она прошла за солдатом и Мэг в довольно чистую обширную комнату с десятком деревянных столов, села за один из них и долго ещё не могла освободиться от неясного беспокойства. Всё ей казалось, что сейчас им опять придётся куда-то бежать. Потом она вспомнила о свирели и удивилась, почему не воспользовалась её советом, когда они подходили к дому.

— Мы забыли о свирели, — сказала она.

— И правда! — ахнула Мэг.

— Я о ней не забыл, — ответил солдат, — но мне сомнительна эта дуделка. Лучше уж полагаться на свои чувства, чем на чужой голос. Не скажу, что хозяин мне нравится, уж больно ехидная у него улыбка и масляные глаза, однако думаю, что он способен только обокрасть нас. Если есть у вас деньги или ценные вещи, то держите при себе. А я за ним на всякий случай буду приглядывать.

Адель присмотрелась к кабатчику. Он не вызвал у неё чувства тревоги или опасности. Это был толстенький коротышка, подвижный и расторопный, любезный, предупредительный, разговорчивый. Лицо его было чисто выбритое, кожа розовая, свежая, гладкая, хотя лет ему было не меньше сорока-сорока пяти. Тёмные, круто вьющиеся волосы коротко острижены. Адель не могла догадаться, кто он по национальности, но что он южанин, было очевидно. Возможно, итальянец, судя по живости движений и жестикуляции.

— Угощу усталых путников на славу, — говорил кабатчик, ставя на стол тарелки. — Я постоянно принимаю у себя усталых путников, но вы, как я погляжу, не просто утомились, а измучились, словно не спали и не ели три дня. От кого-нибудь бежали?

— От нечисти, которая развелась в лесу неподалёку, — объяснил Пахом Капитоныч.

— Да, путешествовать здесь надо с осторожностью, места опасные. Куда путь держите?

— На восток, — ответила Мэг. — Я иду домой, Адель разыскивает своего жениха, а этому бродяге податься некуда, вот он и увязался за нами. Ты нас строго не суди, хозяин: не гнать же нам его.

Адель пришла в ужас от этих слов. Солдат, который не раз спасал их от смерти, провёл по трудному пути и готов был опекать их и дальше, был представлен неблагодарной женщиной как навязчивый бродяга, пристроившийся к ним и только из милости не прогоняемый. А солдат молчит, хитровато прищурившись, не защищается, словно согласен с такой характеристикой. Почему молчит и не осаживает распустившуюся бабу? Очень хороший человек, но нет в нём ни капли гордости, даже проглядывает какая-то рабская покорность. А кабатчик будет считать его навязчивым нищим, пристроившимся к двум путешественницам.

— Пахом Капитоныч спас нас от смерти, — объяснила Адель. — Он пришёл в замок оборотней только для того, чтобы выручить нас из беды, а потом оборонял от преследователей и вывел сюда. Мы так устали, что если бы не он, умерли бы в пути.

— Ну уж не преувеличивай, — фыркнула Мэг. — Благодаря ему я, любезный хозяин, лишилась товаров, которые выменяла на севере. Все мои усилия пропали даром. Зачем, спрашивается, я покидала свою лавку? Чтобы понести убытки? А всё эти нищие бродяги, которым не жаль чужого добра, потому что у них нет даже нитки своей!

Кабатчик ухитрился сочувственно качать головой, выражая Мэг соболезнование по поводу её потери, одновременно кивать Адели, соглашаясь с её похвалой солдату, и приветливо улыбаться Пахому Капитонычу.

— Моё заведение стоит очень удачно. Те, что идут с севера, проходят мимо меня и обязательно заглядывают пообедать, переночевать, а то и запастись провизией. То же самое и с теми, что приходят с юга, с моря, и идут на север. Я лишаюсь лишь тех возможных постояльцев, которые идут с юга на восток, но в нашей жизни невозможно иметь всё. Моя гостиница редко пустует, так что я могу за несколько лет сколотить порядочное состояние, уехать в безопасные людные места и зажить в своё удовольствие.

Адель ненадолго заснула, сидя за столом и ожидая ужин. Она не упала, не опустила голову на стол, а просто на время перестала видеть и слышать происходящее вокруг и ощущала себя идущей по степи в обществе карлика Ника и Фатимы. Потом она вновь оказалась в гостинице рядом с солдатом и Мэг, а перед ней уже наяву стояла большая тарелка, полная вкусной и сытной еды. Впрочем, сейчас любая еда показалась бы ей вкусной. Она даже не чувствовала удовольствия, а просто ела, словно выполняла какую-то важную и монотонную работу.

— А вот и водочка! — торжественно объявил кабатчик, водружая на стол стеклянный графинчик с прозрачной жидкостью. — Ты, солдат, рад будешь после долгой дороги, расслабиться? Зато утром почувствуешь себя совсем другим человеком, бодрым, словно заново на свет появился! Я и сам, когда очень устану, люблю выпить рюмочку-другую.

Адель испугалась, что Пахом Капитоныч поддастся уговорам хозяина и напьётся. Едва ли он проснётся бодрым, словно заново родился. А что он почувствует себя совсем другим человеком, в этом она не сомневалась. Она слышала, что у пьяниц утром с похмелья болит голова и чувствуют они себя отвратительно, поэтому их тянет выпить опять. Как же они выйдут в путь?

— Выпьем вместе, — предложил солдат. — Присаживайся, хозяин, и наливай себе. Тебе, дочка, пить не следует, а Мэг… Составишь нам компанию, Мэг?

— Я? — возмутилась та. — Что этот бродяга выдумал? Чтобы я составила компанию пьянчужке? В рот не беру этой гадости! Но ради такого достойного человека, как наш хозяин, отступлю от правил и посижу с вами. Только посижу, а пить не буду. Пусть стакан передо мной просто стоит, а выйдет так, что я, вроде бы, даже пью. Кого ещё принесла нелёгкая? Чёрт? Вот уж правда, что нельзя прикладываться к водке. И не пила, а черти мерещатся. От запаха, что ли?

Адель не могла поверить собственным глазам. В комнату тихонько протиснулось существо, к которому очень подходило замечание Мэг. Если это не был чёрт, то чертёнок уж точно. Он был не чёрным, а смутно-тёмным, словно очень грязным, большая часть тела покрыта коричневыми волосами, а может, мехом. Принадлежность к чертячей породе выдавали маленькие рожки над уродливым детским личиком, в котором попеременно сменялись обиженное и шкодливое выражения.

— Эт-то ещё что?! — запинаясь, пробормотал кабатчик.

— Не что, а кто, — поправил пришелец. — Я бес. То есть, я буду бесом, когда подрасту, а пока я ещё бесёнок.

— Ах вот что! — угрожающе заговорил хозяин. — И зачем же ты пожаловал? Никогда ещё бесы не заглядывали в моё заведение.

— Я не к тебе, — уточнил бесёнок. — Я к девушке по имени Адель.

Мэг рот раскрыла от изумления, Пахом Капитоныч хмыкнул, а Адель не знала, что и подумать при таком заявлении. Теперь окружающие решат, что она знается с чертями и ведьмами.

— Вот Адель, — объяснила Мэг, нехорошим, цепким взглядом окидывая смущённую девушку. — Странно, что тебя разыскивают бесы.

Адель вспомнила спешное бегство госпожи Бергер с дочерью и поняла, что её спутница, с которой она проделала такой длинный и опасный путь, способна представить её ведьмой и с удовольствием присутствовать при её сожжении.

— Да, я Адель, — подтвердила она. — Что ты хотел мне сказать?

— Я хочу тебя предупредить, что свирель, которую тебе дала тётка Лола, может тебя погубить. Она злая и хочет тебе навредить.

— Мне эту свирель надо выбросить? — спросила Адель.

— Конечно, выбросить, — подхватил Пахом Капитоныч. — Недаром мне эта штука не внушала доверия. Изломать, чтобы не смущала честных людей, и выбросить.

— Зачем выбрасывать? — удивился бесёнок. — Это же волшебная свирель. Если уметь ею пользоваться, то она поможет распознавать людей.

— Ты нам расскажешь её тайну? — с надеждой спросила Адель.

Бесёнок засмеялся.

— Здесь нет никакой тайны. Лола вам всё рассказала, только наоборот. Если вы хотите узнать, добро или зло замышляет против вас человек, то должны вынуть свирель и послушать её. Если она заиграет, то опасности нет, а если молчит, то надо быть настороже. Вы могли бы переночевать в доме у приветливой хозяйки, но свирель заиграла, и вы поспешили уйти. Вы могли бы и сами догадаться, что волшебная свирель не должна играть при опасном человеке и привлекать к себе его внимания.

— А откуда это знаешь ты? — подозрительно спросила Мэг. — Ты за нами следил?

— Не я, а тётя Лола. Она очень радовалась, что обманула вас. А потом она была среди оборотней, которые на вас напали, но ваш медведь так стукнул её лапой, что она два раза перекувырнулась через голову, а хозяин медведя к тому же наградил её крепким пинком. Она так рассердилась, что вернулась домой ещё злее, чем всегда, и выместила на мне свою неудачу. Но это ей так просто не пройдёт. Я расстроил её планы насчёт свирели, и тётка Лола теперь пусть лопнет от злости.

Рожица малыша скривилась от ехидства и стала отвратительной.

— Славно я ей отомстил? — самодовольно спросил обиженный бесёнок.

— Неплохо, — одобрил солдат.

— Подумаешь! — фыркнула Мэг.

— Вы должны быть мне благодарны, — напомнил бесёнок.

— Тебе?! — возмутилась Мэг. — Такому уродливому поганцу? Бесу? Эх, жаль некого здесь позвать на помощь, а то я сама, своими руками удавила бы тебя. И надо бы проверить, почему ты хочешь помочь Адели.

Мордочку бесёнка исказило бешенство, а маленькие круглые глазки метали искры.

— Сама ты поганая баба! Это тебя надо удавить! Подожди, я тебе отомщу!

Сварливой бабе требовался весьма незначительный повод для впадения в ярость, а грубый ответ привёл её в неописуемое неистовство. Бесёнок отбежал за спину вставшего на пути Мэг солдата, пытавшегося предотвратить кровопролитие. Адель успокаивала взбесившуюся спутницу словами, даже кабатчик уговаривал её не связываться с малышом. Мэг плевалась и ругалась, но напоследок всё-таки перенесла своё внимание на стол, смахнула одну тарелку на пол, запустила другою в неосторожного бесёнка, но едва не попала в голову солдата и напоследок схватила протянутый кабатчиком стакан с водкой и с размаху опрокинула содержимое в рот. После этого она тяжело опустилась на стул, выпучив глаза и тяжело дыша.

Адель думала, что бесёнок убежал, но он высовывался из-за спины солдата и корчил рожи.

— Поколотите её, — потребовал он. — Я же вам помог, так и вы мне помогите.

— Мы не хотим её бить, — принялась объяснять Адель. — Мы вместе путешествуем…

— Знал бы, что ты такая, ни за что бы не стал тебе говорить, как пользоваться свирелью. Но погоди! Я тебе отомщу! Сейчас же дай мне молока и хлеба, хозяин!

Он уселся за отдалённый столик и выжидательно уставился на кабатчика.

— А деньги у тебя есть? — подозрительно осведомился тот.

Бесёнок так завизжал, что кабатчик почти бегом бросился выполнять заказ.

Мэг медленно приходила в себя, но Пахом Капитоныч был настороже и с солдатской смекалкой уже наполнял её пустой стакан.

— Хороша водочка, Мэг, — приговаривал он. — Давай выпьем и не будем ни на кого обращать внимания. Твоё здоровье.

Адель заметила, что солдат не пьёт, а лишь делает вид, что пьёт. Сам же усердно потчует свою собеседницу.

— Не люблю таких, как ты, — начинающим заплетаться языком говорила Мэг. — Шантрапа бездомная! Люблю людей солидных, с деньгами. А ты что? Мелочь голоштанная! Что у тебя есть за душой? Ну, скажи, что у тебя есть?

— За душой — не знаю, — признался Пахом Капитоныч, лукаво посматривая на Адель. — Главное, что за долгую и бурную жизнь не растратил саму душу.

— Я и говорю, что ты дрянь ничтожная…

Язык уже почти не повиновался сварливой бабе. Она ещё что-то нечленораздельно бормотала, а потом упала головой на стол и заснула.

Адель мучилась из-за того, что солдат так спокойно выслушивает в свой адрес оскорбления. Они его не задевают, не обижают. Ему как будто безразлично, говорят про него хорошо или плохо.

— Почему вы позволяете ей себя оскорблять? — не выдержала она.

Пахом Капитоныч удивился.

— О чём ты говоришь, дочка? Она ведь пьяна и себя не помнит.

— Она и трезвая вас ругала.

— Ты бы хотела, чтобы я ей отвечал? — удивился солдат. — Это не жизнь будет. Пусть уж она ругается, если без этого не может, а я промолчу.

— Вы, Пахом Капитоныч, слишком терпеливый, — определила Адель. — Вот Николай терпеть её выходки не захотел и ушёл.

— Да, — согласился солдат и пожал плечами. — Ушёл. Нехорошо сделал, что ушёл, да уж Бог ему судья. Если бы он со своим медведем прошёл с нами хоть часть пути, нам было бы легче. Егор бы нас защищал и предупреждал об опасности, ведь звери слышат и видят лучше, чем люди, и чутьё у них хорошее. И цыган был бы очень полезен, ведь я не могу не спать целыми сутками, да и ты, Адель, слишком устаёшь за день, чтобы полночи сторожить лагерь. А на нашу Мэг я не слишком-то полагаюсь. Вот и выходит, что лучше было бы цыгану обуздать свою гордость и остаться. Ну да на то он и цыган, чтобы кочевать туда, где легче живётся. Вот встретили бы мы нашего брата-солдата, он бы не бросил нас одних.

— Мне кажется, что ни один человек, кроме вас, не выдержит языка Мэг, — упрямо возразила Адель.

— Если все будут так обидчива, то жить будет трудно, — серьёзно ответил солдат. — Кто же тогда доведёт Мэг до её дома? Ты, наверное, считаешь, что мне следовало бы сбежать от неё? Но и ты почему-то её терпишь, хоть страдаешь от её характера больше, чем я. Покинуть её было бы легче всего и, наверное, многие сочли бы это правильным, да только правды в этом нет. Посмотри, какая она жалкая, несчастная…

— Такая несчастная способна сделать несчастными всех окружающих, — возразила Адель.

— Не ворчи, как старая бабка, — добродушно сказал Пахом Капитоныч. — Конечно, несчастная. Никого она не любит, ничем не довольна. Она убеждена, что на свете нет ни одного хорошего человека, потому что обо всех судит по себе. Можешь представить, как тяжело жить в мире, где одни негодяи? А она живёт именно в таком мире. Несчастная женщина, не знающая других радостей, кроме накопления денег и вещей. Вот доставим её домой, тогда и расстанемся с ней навсегда. А сейчас как её бросишь? Пропадёт. Договориться ни с кем не может, всех от себя отпугивает. Гибнуть будет, а всё равно в последний миг обругает своего возможного спасителя. Кто же, дочка, ей поможет, если не мы?.. Эй, что ты?!

Бесёнок, жадно слушавший рассуждения солдата, почувствовал, как в нём растёт раздражение на его глупость, и, не противясь сильному желанию его выплеснуть, швырнул в него кусочек угля.

— Ты дурак, — объявил он. — Тебе не надо даже вредить, ведь ты вредишь себе сам. Ты никогда не будешь богат.

— А что мне делать с богатством? — удивился солдат. — Я и придумать не смогу, на что его употребить.

— Тьфу! — плюнул от негодования бесёнок. — С богатством ты не будешь терпеть лишения.

— Я их не терплю, — ответил Пахом Капитоныч. — Да и они меня не терпят — бегут.

— На тебе драный мундир, а ты мог бы ходить в дорогих нарядах.

— Не драный, а заштопанный, — поправил Пахом Капитоныч, посмеиваясь. — Знай, бесёнок, что русский солдат не будет ходить в драном мундире. Француза в рванье я видел, и мёрзлого немца в лохмотьях с родной земли гнал, и шведа, и татарина, но русский солдат никогда мундира не марал.

— С деньгами ты бы не мёрз, не голодал… — коварно соблазнял будущий бес. — Хочешь я сделаю тебя богатым?

— Я сейчас не мёрзну, и мне не голодно, — возразил солдат. — А если когда мёрз и голодал, то ведь не так уж сильно, другим приходится куда хуже. Нет, не нужно мне богатства. Раздай его понемногу тем, кто бедствует и нуждается в куске хлеба. А я себе на хлеб заработаю, а если нет — добрые люди дадут.

Бесёнка всего передёргивало от таких речей.

— Глупый ты! — выкрикнул он, трясясь от бессильной ярости. — Дурак! Дурак! Дурак!..

— Успокойся, малец, — уговаривал Пахом Капитоныч истерично визжавшего бесёнка. — Что ты так расходился? Ну, не будет у меня богатства. И пускай не будет. Да тебе-то что до этого?

— Выпей лучше молочка, — пришёл на помощь кабатчик, с удивлением и интересом выслушавший большую часть разговора солдата и бесёнка. — И хлеб свежий. Взгляни, какая румяная и хрустящая корочка.

Бесёнок мгновенно утих и с шумом стал втягивать в себя молоко прямо из кувшина, отстранив кружку, предложенную хозяином. Он чмокал, хлюпал, захлёбывался, кашлял, проливал молоко на стол, а потом принялся с громким чавканьем поедать хлеб, отламывая куски, разбрасывая вокруг крошки и смешивая их с лужицами молока на столе.

— Дурак, — весело объявил он, кивая солдату. — И всю жизнь будешь дураком. А другие будут пользоваться твоей глупостью и даже спасибо не скажут за помощь.

— И не надо, — отмахнулся Пахом Капитоныч и возвратился на своё место за столом. — Мне самому приятно помогать людям. Что мне до благодарности? Даже у самого скверного человека появится что-то хорошее, светлое, если отнестись к нему с добром.

Бесёнок опять завизжал и зажал себе уши.

— Слушать не могу такую глупость! — кричал он. — Ты не можешь так думать! Ты говоришь это только мне назло! Но погоди, я тебе отомщу!

Кабатчик принёс ещё хлеба и молока для бесёнка, но тот уже наелся и принялся катать хлебные шарики и бросаться ими в вернувшихся за свой стол путников.

— На, солдат, выпей, — предложил кабатчик.

— И рад был бы, да уж выпил с Мэг. Её, бедную, совсем развезло, а на меня эта водка не действует. Ни радости не даёт, ни печали не прибавляет, ни забвения не дарует. Мне, вроде, и пить-то её незачем.

Кабатчик помолчал, а потом спросил:

— Не желаете ли отдохнуть?

— Вот это хорошо! — одобрил Пахом Капитоныч. — Найдётся у тебя, хозяин, комната с двумя кроватями, потому что Адель и Мэг поместятся вместе? А уж мне всё равно: кровать ли в комнате рядом или охапка сена в коридоре.

Мэг перенесли в большую комнату, и Адель, как могла, устроила её поудобнее.

Кабатчик предложил солдату комнату в конце коридора, но был вынужден согласиться открыть каморку рядом и принести туда тюфяк. После этого он пожелал своему постояльцу спокойной ночи и постучал к Адели, чтобы узнать, не нужно ли чего ей. Девушка была удивлена такой предупредительностью и, отказавшись, думала, что хозяин уйдёт, но тот приложил палец к губам и прошептал:

— У меня есть для тебя сапоги.

Адель не могла понять, шутит кабатчик или говорит серьёзно.

— Это не простые сапоги, а семимильные. Наденешь их и не будешь чувствовать усталости. Сделаешь шаг, другой, третий, а, глядишь, уже пробежала милю. За день можно пройти путь, который ты проделала бы за месяц. Я их тебе подарю, потому что путь тебя ожидает очень долгий и опасный, а в них за тобой не угонится ни самый свирепый зверь, ни самый опасный человек.

Адель была тронута добротой хозяина, но колебалась. Такие чудо-сапоги помогли бы ей перебежать горы, пустыню, леса и степи, и она не испытала бы никаких трудностей, но она была бы одна. Ей пришлось бы останавливаться, чтобы отдохнуть, поесть и поспать, а в это время к ней легко мог подкрасться враг. Она со страхом подумала, что ей пришлось бы разлучиться с милым и добрым Пахомом Капитонычем и продолжать путь на свой страх и риск. Наверное, будет лучше, если она пойдёт потихоньку, но под защитой надёжного человека.

— Спасибо, хозяин, но я не хочу разлучаться с моими спутниками, — сказала она.

— Хорошенько подумай, прежде чем отказываться, — посоветовал хозяин. — С этими сапогами ты очень быстро отыщешь своего жениха. Дай мне окончательный ответ утром.

Кабатчик ушёл, и Адель слышала, как его шаги простучали в сторону залы, где остался упорно не желавший уходить бесёнок.

— Я всё слышал, Адель, — раздался за стеной голос Пахома Капитоныча. — Ты правильно сделала, что отказалась от этих сапог. Мне было бы за тобой не угнаться, а вместе, хоть и пешком, всё-таки легче, чем на коне, да одному. Спроси совета у своей свирели, если сомневаешься, а мне кажется, что этот хитрец неспроста хочет нас разлучить.

На душе у Адели стало спокойно. Всё-таки трудно решиться не взять такую чудесную вещь, как не знающие усталости и препятствий сапоги-скороходы, но солдат весьма убедительно доказал правильность её поступка, а его мнению она доверяла. И свирель молчала, словно затаилась. Нет, не принесут ей добра эти сапоги, а раз так, то и думать о них незачем. И она спокойно уснула со счастливым сознанием выполненного долга.

Утром выяснилось, что бесёнок целую ночь провёл в зале, потребовав ещё хлеба с молоком, а после ухода хозяина размочил в молоке хлеб, размазал его по всем столам, раскидал по полу, растоптал его и превратил чистую комнату в такой свинарник, что кабатчик кричал от негодования и рвал на себе волосы. Однако виновник беспорядка уже покинул постоялый двор.

— А чего ты ждал от беса? — осведомилась Мэг. — Его надо было бы схватить, связать и отправить в город, где его сожгли бы на костре. Да там ещё проверили бы, по какой-такой причине он так благоволит к некоторым особам.

После вчерашней выпивки у неё сильно болела голова, а настроение было ещё хуже обычного. Солдат посоветовал ей принять как лекарство полстакана водки, за что был обруган самыми скверными словами, но принесённый кабатчиком наполовину налитый стакан она выпила.

— Хоть жить теперь можно! — простонала женщина.

— Ну, так что ты решила, Адель? — спросил хозяин. — Я тебе добра желаю.

Адель вынула из сумки свирель. Она не издала ни единого звука.

— Нет, не возьму, — твёрдо отказалась она.

— Попробуйте хоть вы объяснить ей, какого блага она хочет себя лишить! — пылко обратился кабатчик к солдату и Мэг. — Вы представляете себе, что такое семимильные сапоги?

И он принялся страстно восхвалять достоинства этой волшебной вещи. Мэг слушала с жадностью.

— А ты их покажи, — предложил солдат, поглядывая на свою сварливую попутчицу. — Принеси, а мы посмотрим. Глядишь, Адель и передумает.

Кабатчик поспешил прочь и вскоре вернулся с парой поношенных и очень больших по размеру сапог.

— Они мне так велики, что спадут с ног при первом же шаге, — сразу определила Адель.

— На этот счёт не надо волноваться, — самодовольно объяснил хозяин. — Они придутся впору на любую ногу.

— А как они действуют? — поинтересовался Пахом Капитоныч, пряча улыбку.

— Надеваешь и — в путь. Идёшь, как в обычных сапогах, но путь проходишь… Даже представить трудно, какой путь они проделывают в десять минут.

— А по виду обычные сапоги, — с сомнение произнёс солдат.

— По виду обычные, а по сути волшебные.

— Приглядись к ним, Адель, — посоветовал Пахом Капитоныч. — Возьми в руки, осмотри, пощупай и подумай. Товар, конечно, добрый…

— Какой там товар? — всплеснул руками хозяин. — Я даром предлагаю. От чистого сердца. Мне они ни к чему, а девушке необходимы. Возьми их, Адель, пощупай, осмотри. Правильно солдат говорит, что сразу отказываться нельзя…

— Хозяин, налей-ка мне вина, что стоит на стойке в длинной бутылке. Сдаётся мне, что я пивал такое в Париже.

— Славное винцо! — обрадовался кабатчик, направляясь к стойке.

Солдат отвернулся от попутчиц, наблюдая за действиями хозяина, а Адель, недоумевая, взяла сапоги, казавшиеся тяжеловатыми для её ног. Она не понимала, почему Пахом Капитоныч изменил своё решение и посоветовал ей подумать, прежде чем отказываться.

И вдруг произошло неожиданное. Пока солдат сидел к ней спиной, хозяин раскупоривал бутылку, а Адель вертела в руках сапоги, Мэг вскочила, вырвала их у девушки и убежала в комнату, где оставались её вещи.

— Держите её! — завопил кабатчик, роняя на пол бутылку, смахивая туда же стакан и бросаясь за похитительницей.

— Лови! — поддержал его солдат, вскакивая, но не двигаясь с места.

Адель слышала, как орёт хозяин и стучит в запертую изнутри дверь.

— Гляди! — указал Пахом Капитоныч на окно.

Там мелькнула Мэг, легко и быстро перелетавшая через кусты. Она сейчас же скрылась из виду.

— Ушла! — кричал кабатчик вне себя от злости. — Вылезла в окно и…

— Не огорчайся, хозяин, — успокаивал его солдат. — Какая разница, кому достались сапоги, если ты всё равно хотел их подарить.

— Но я хотел, чтобы их получила Адель, — возразил кабатчик.

— Адели они не нужны, а Мэг пригодились. А если ты всерьёз хотел добра девушке, то ты его принёс. Знал бы ты от какого человека нас избавил! Она была готова рассорить нас с любым попутчиком, что и делала не раз. А теперь нам не надо о ней заботиться, потому что она быстро доберётся до дома. Спасибо тебе, хозяин.

Кабатчик взвыл, рухнул на стул и обхватил голову руками.

— Ох, и простак же я! — простонал он, мотая головой. — Вряд ли найдётся другой такой глупец, как я.

Пахом Капитоныч лукаво поглядел на Адель, и она поняла, что он нарочно подстроил так, чтобы Мэг заполучила сапоги и избавила несчастных спутников от своего невыносимого присутствия. Ей хотелось смеяться, но солдат предостерегающе поднял палец и молча указал на горевавшего кабатчика.

Происшествие подняло было настроение Адели, и она с аппетитом позавтракала, но потом её мысли приняли другой оборот. Мэг была неприятным человеком, но девушка с ней свыклась, хотя часто страдала из-за её сварливости, обижалась за Пахома Капитоныча, за цыгана, за медведя, за рыцаря, Франка, Моську, Серого, госпожу Бергер и Тору, словом, за всех тех, против кого был направлен злой язык сварливой бабы. Но зато и рыцарь и солдат относились к ним как к женщинам, то есть примирялись к их слабым силам и меньшей выносливости. С Мэг было даже удобно, потому что Адели было стыдно первой признаваться, что она вот-вот упадёт от усталости, а Мэг в нужный момент решительно и даже, к сожалению, грубо заявляла, что сил у неё нет и пора отдохнуть. Теперь же некому взять на себя задачу определять время, когда делать привал, и Адель опасалась, что привычный к тяготам военной жизни Пахом Капитоныч или совсем её загонит или, что более вероятно, будет опекать её, как хрупкий цветок. Эх, заполучить бы в спутницы славную уютную женщину вроде госпожи Бергер!

Постепенно кабатчик смирился с потерей волшебных сапог, перестал стонать и охать и даже сумел вернуться к проблемам дня. Он пообещал продать путешественникам необходимый запас провизии и даже очень толково разъяснил, куда им идти, чтобы побыстрее обогнуть гору.

— Идти вдоль склона горы нельзя, — объяснял он, — потому что на пути встретятся две очень длинные низкие горы, скорее даже пригорки, и перейти через них невозможно. Чтобы не поворачивать назад и не терять зря время и силы, вы ступайте на юг, а там пойдёте вдоль берега, всё время вдоль берега, никуда от него не отдаляясь.

Адель переоделась в своё яркое красивое платье, сшитое ещё в плену у людоеда, и то время показалось ей очень далёким, почти неправдоподобным. Полно, не сон ли это? Неужели это её, Адель, хотели подать на стол в виде угощения? И неизвестно, какие ещё испытания ждут её впереди.

— У меня есть деньги, — сказала Адель солдату.

— Прибереги их на будущее, дочка, — посоветовал тот. — Я уже расплатился с любезным хозяином, так что мы можем продолжать путь, если ты готова.

Адель была готова. Конечно, она с удовольствием отдохнула бы здесь хотя бы до завтра, но у неё была цель, и её надо было достигнуть. Девушке показалось, что солдат ненавязчиво напоминает ей о её долге перед Франком.

 

ГЛАВА 17

Путь к горе

— Знаю, что тебе хотелось бы задержаться здесь подольше, — сказал Пахом Капитоныч, когда они расстались с кабатчиком. — В другом месте я бы сам предложил тебе отдохнуть день-другой, чтобы со свежими силами выйти в путь, но у нашего хозяина очень уж плутоватый вид, и мне было не по себе под его кровом. Мужайся, дочка. А когда мы найдём безопасный приют, ты сможешь отдохнуть.

Адель согласилась, что кабатчик не выглядит надёжным, и сделала вид, что бодра и полна сил.

— Сначала пойдут пески, — предупредил солдат. — Не очень-то удобная дорога. Помню, мы всегда мучились, когда приходилось перебираться через пески. Пушки в них вязли иногда по самые оси. Но в болотах было ещё хуже. Там приходилось наводить мостки, ноги уходили в трясину, а однажды мы потеряли две пушки. Ох, и орал же наш командир!..

Пахом Капитоныч, против обыкновения, говорил много и даже рассказывал случаи о своей военной жизни. Адель похвасталась, что и она тоже перешла через пустыню. Ей пришлось описать все подробности, и солдат слушал с неослабным вниманием, переспрашивал и по-своему комментировал отдельные эпизоды. Девушка чувствовала себя с ним уютно, как с отцом или дедом.

— Ну, дочка, пора отдыхать, — объявил Пахом Капитоныч. — Судя по солнцу, время уже далеко за полдень.

Адель устала, но за разговором не заметила, что прошло так много времени. Она-то решила было, что её спутник щадит её, но оказалось, что он специально отвлекал её внимание от тягот дороги.

— У меня был дружок, который так занимательно рассказывал всякие истории во время пути, что мы не знали усталости. Время уж падать от изнеможения, а мы всё шагаем да веселимся.

— А где он сейчас? — спросила Адель, принимая из рук солдата хлеб, сыр и овощи.

— На нашем свете его уже нет, — внешне спокойно ответил солдат. — Ну да за спиной каждого из нас тогда стояла смерть. И кажется мне, что он становится мне всё ближе… А ты, Адель, попробуй картошку заедать помидором. Вкус изумительный!

Адель удивлялась характеру своего спутника. Уж сколько хороших людей она встречала, а Пахом Капитоныч казался ей особенным. Ведь как она в нём ошиблась, заподозрив в отсутствии гордости и в рабской покорности каждому встречному, а в нём говорит необъятная доброта к каждому живому существу и покровительство слабому. А как легко себя с ним чувствуешь! Будто знаешь его всю жизнь. Но не прост этот человек. Далеко не прост! Он подмечает и недостатки окружающих и их слабые стороны, но, в отличие от многих, мирится с ними. А из-за его мягкости и покладистости не замечаешь, что у него свои горести и печали. Сегодня он рассказал о погибшем друге, таком дорогом, что он кажется ему всё ближе. Сколько же ещё друзей он потерял? У такого милого человека должно быть много друзей, а война никого не щадит.

— Да, действительно, изумительно, — отозвалась Адель. — Пахом Капитоныч, а вы, правда, хотите помочь мне найти моего Франка?

— Разве можно пообещать свою помощь в шутку? — удивился солдат. — У нас так не принято. Если уж что пообещал, то держи слово.

— Но мне идти далеко, так что если вам надо будет…

— Не тревожься за меня, дочка, — ласково проговорил Пахом Капитоныч, наливая Адели воду в видавшую виды жестяную кружку. — Мне деваться некуда. От своих мест я отбился, а к новым не прибился. Провожу тебя, погляжу на мир и, может быть, где-нибудь пристроюсь. Любопытно взглянуть на твоего жениха. Верно, хороший человек, раз ты пустилась в такой длинный путь, чтобы вызволить его из беды.

— Наверное, хороший, — неуверенно согласилась Адель. Теперь, когда она узнала многих мужественных людей, бескорыстно и с риском для жизни ей помогавшим, она ответила с запинкой и некоторой долей сомнения.

Пахом Капитоныч, удивлённый её тоном, молча ждал объяснения.

— Я не знаю, помог бы Франк незнакомой девушке так, как помогаете мне вы. И не думаю, что он пошёл бы в замок сэра Джолиона, чтобы спасти нас с Мэг. Он, конечно, дал бы денег, если бы его попросили, но…

Адель ужаснулась собственным словам. Неужели она так плохо думает о своём Франке? А если эта мысль закралась ей в голову, неужели она продолжает его любить?

— Может, пошёл бы? — с надеждой спросила она.

— Может, и пошёл бы, — успокаивающе проговорил солдат. — Не было случая, вот он и не сумел себя проявить. Молод ещё, жизнь его не трепала. Пока он сам в беде, а когда мы его спасём, он и о других подумает. Ты верь в свои чувства, дочка. Раз любишь, значит, он того заслуживает. Ведь не за дурные поступки ты его полюбила?

— Он добрый и чуткий. Когда нам с мамой было плохо, он не отвернулся от нас. И ему безразлично, что у меня нет денег.

— Ну, вот ты и сама видишь, что хороший человек. А геройство не всегда можно проявить в обычной жизни. Здесь всё решает случай.

Адели стало легко и спокойно. Её Франк, и правда, славный человек. А что он не спас кому-то жизнь, то лишь потому, что не было случая. Хотя… Но девушка поспешила отогнать непрошенные и опасные мысли.

— Если ты совсем устала, Адель, то мы можем побыть здесь ещё час, но если ты в силах идти дальше, то пойдём.

— Я могу, — сейчас же откликнулась девушка, с ужасом подумав, что у неё совсем не осталось сил и она сейчас скорее способна упасть и заснуть, чем встать.

— Я не знаю этих мест, потому и тороплю тебя, — объяснял солдат. — Нам бы уйти подальше, а если удастся, найти надёжный приют на ночь.

Адель в очередной раз удивилась, что смогла побороть слабость и продолжить путь. Она уже много раз удивлялась неведомо откуда взявшейся выносливости, и, наверное, ей предстояло удивляться самой себе до конца путешествия, каким бы этот конец ни был.

Пахом Капитоныч подробно расспросил Адель о её жизни до того, как пришло известие о смерти отца, и после, о Франке, о маме, а потом пустился в воспоминания о своей юности и родной деревне.

— Вы вернётесь туда?

— Нет, — подумав, ответил солдат. — Там я буду уже чужим. Родных у меня не осталось, семьи нет. В качестве кого я туда приду? Кто меня там помнит? Кому я нужен? Нет, я выберу место по душе и обоснуюсь основательно. Построю дом, заведу живность, ну, коровёнку, лошадку, кур, обязательно засею поле. А может, и хозяйка отыщется.

— А какую жену вы бы хотели? — заинтересовалась Адель.

— Она должна быть в возрасте, потому что нехорошо, когда муж немолод, а жена совсем юная. Чтоб сильная была, да в руках работа спорилась, а нравом была весёлая, спокойная и ласковая. Главное в доме — мир, согласие и порядок.

— Да, в доме должны быть мир, согласие и порядок, — согласилась Адель. — У нас с Франком так и будет. А вы, Пахом Капитоныч, обязательно найдёте такую жену и обзаведётесь хозяйством. Мне кажется, что вы будете очень счастливы.

— Спасибо на добром слове, дочка, — отозвался солдат, и ласковая, немного грустная улыбка отразилась в уголках его глаз.

Вскоре Адель думала только о песках, через которые они шли. Ей казалось, что в пустыне песок был более приспособлен для ходьбы, чем тот, по которому они передвигались теперь. Этот был очень мелкий, совершенно сухой и ослепительного ярко-желтого цвета. Он будто расступался под ногами, и это было очень неприятное ощущение. Казалось, что вот-вот провалишься по колени, а то и уйдёшь в сыпучую пыль с головой.

— Как бы нам здесь не завязнуть, — озабоченно проговорил Пахом Капитоныч. — Ты, дочка, иди и не останавливайся, а то, не ровен час, засосёт.

Проходило время, а песок не кончался. Адель изнемогала от усталости, но солдат непривычно строгим голосом подгонял её.

— Не стой на месте! Вперёд! — прикрикнул он.

Девушка послушно двинулась дальше, с трудом вытянув из песка завязшие ноги.

— Вперёд! — хрипло рычал солдат.

Адель, как слепая, заставляла себя передвигать ноги.

— Вперёд!.. Не останавливаться!.. Иди!..

Эти восклицания раздавались всё чаще.

У Адели в глазах стало темно, но она всё-таки продолжала машинально брести куда-то, а потом совсем перестала сознавать, что происходит.

Когда она вновь открыла глаза, солдат спросил:

— Проснулась, дочка?

Голос у него вновь был ласковый и успокаивающий, совсем не похожий на отрывистый, резкий и хриплый крик, каким он подгонял свою спутницу в песках.

— Где я? Как сюда попала? — удивилась Адель, обнаружив, что лежит на твёрдой каменистой земле. — Пахом Капитоныч, это вы меня сюда принесли? Ничего не помню.

— Совсем я тебя замучил, девочка, — огорчённо согласился солдат. — Но останавливаться в песках было нельзя: нас бы быстро засосало, а такая могила мне не по душе. Но ты молодец, долго держалась.

Адель ужаснулась, осознав, что Пахом Капитоныч перенёс её на себе через пески, хотя измучился не меньше, чем она. Каково ему было брести по предательскому, проваливающемуся под ногами песку с таким грузом? А если бы он упал без сил? Тогда песок медленно всосал бы их обоих в свою толщу, из которой нет выхода.

— Если бы не вы, меня не было бы в живых, — тихо сказала девушка. — Я не могу выразить, что чувствую. Сказать, что это благодарность — ничего не сказать. Вы не думайте, что я не понимаю, каково вам было. Вы совершили настоящий подвиг…

— Э, дочка! — коротко рассмеялся Пахом Капитоныч. — Если бы такой пустяк назывался подвигом, то почти каждый ходил бы в героях. Разве это подвиг? Если бы ты видела, на какие дела оказались способны наши солдаты на войне, ты бы и внимания не обратила на то, что я тебе помог сюда добраться. Да ты и не тяжёлая. Вот Мэг была раза в два тяжелее. Давай-ка позавтракаем, хотя это и похоже на обед, а потом можно отдохнуть.

Адель ела не очень свежую пищу, казавшуюся ей вкуснейшим в мире лакомством, а сама медленно соображала. Солдат сказал, что это завтрак, между тем, как солнце стоит почти в зените. Когда она ещё не перестала замечать окружающее, солнце лишь чуть-чуть склонилось к западу. Но она ещё шла, неизвестно, правда, сколько времени, однако не слишком долго. А потом её вынужден был тащить на себе Пахом Капитоныч. Он сказал, что после завтрака можно и отдохнуть. Выходит, он недавно сюда добрался. Сколько же часов он её нёс? Недаром лицо у него совсем осунулось и потемнело.

— Пахом Капитоныч, вы ложитесь и отдохните, — предложила Адель, — а я посторожу. Если появится опасность, я вас разбужу.

— Тебе бы самой отдохнуть, дочка, — возразил солдат.

— Я уже отдохнула, — уверяла Адель. — Я сейчас чувствую себя как после хорошего сна. А вы поспите хоть немного.

— Пожалуй, сосну чуток, — согласился солдат. — Что-то я устал немного. Но ты меня разбуди, если…

Он не договорил, заснув сразу же, едва лёг на землю. Адель подсунула ему под голову узелок, подложила сверху для мягкости шаль и стала ждать, посматривая по сторонам. Позади ядовито желтели страшные пески, впереди высилась гора, но идти до неё надо было ещё долго, хотя на вид она казалась очень близкой. Сбоку сплошной чередой тянулись внушительные холмы. До горы надо было добираться по ровной каменистой безжизненной земле. Если бы на них вздумал кто-нибудь напасть, спрятаться им было бы некуда.

Девушке очень хотелось лечь и дать измученному телу полный покой, но она понимала, что если поддастся искушению, то сейчас же заснёт, ведь она, и сидя, едва боролась со сном. Веки налились свинцом, глаза резало, будто в них насыпали песок. Адель заставила себя встать на ноги и принялась расхаживать взад и вперёд, считая шаги. Было тихо и безлюдно.

Как она ухитрилась заснуть, продолжая ходить, она не знала, но на какое-то время она перестала соображать, а когда очнулась, то обнаружила, что со стороны горы что-то движется, какая-то точка. Сон слетел с неё тут же. Первой мыслью её было разбудить солдата, но она решила подождать. Может быть, это что-то невинное, на что и внимания обращать не стоит, а бедный человек лишится возможности отдохнуть. Ясно, что он не ляжет досыпать, даже если тревога окажется ложной. Время шло, а точка росла, превращаясь в фигуру человека. Кто-то неспешно брёл к ним и, судя по одежде, это был мужчина.

— Пахом Капитоныч! — позвала девушка.

Солдат заворочался во сне, а потом открыл глаза и сел.

— Славно поспал, — сообщил он. — Хорошо, что ты меня разбудила…

— Пахом Капитоныч, сюда кто-то идёт.

Солдат вскочил на ноги и всмотрелся в приближающегося человека.

— Молодой парень, — определил он. — Почти мальчик.

Адель удивилась его зоркости. Сама она различала лишь очертания фигуры.

— Доставай свою дуделку, хоть я и не верю в неё, — предложил Пахом Капитоныч. — Посмотрим, промолчит она или заиграет. Но как теперь воспринимать её поведение? Можно ли верить бесёнку?

Адель не нащупала свирель сразу, перебрала вещи, а потом торопливо вытряхнула содержимое на землю. Волшебная свирель исчезла. Глядя на ошеломлённое лицо девушки, солдат всё понял.

— Прохвост-кабатчик постарался, — сразу определил он. — присвоил твою дудку себе, а подговорил его бесёнок, обидевшись на Мэг, а может, из-за пакостного характера. Не огорчайся, Адель. Мне-то она всегда казалась подозрительной, а тебе придётся примириться с её потерей. Прибери вещи и будь готова: этот парень один, но мы не знаем, что от него ждать.

Адель торопливо сложила вещи обратно в сумку, перенесла всё их имущество в сторону и подошла к солдату.

— Чудной паренёк, — пробормотал он.

Адель насторожилась. Она уже не раз сталкивалась с людьми весьма странными и теперь настороженно относилась к таким встречам. Хорошо, если это окажется добродушный чудак. А если к ним подходит злобный колдун?

— И идёт странно, — отметил солдат. — Дёргается, то подволакивает ноги, то топает ими, как маленький ребёнок…

— Может, это чародей? — предположила Адель.

— Всё может быть, — не спорил Пахом Капитоныч, — но зачем чародею передвигаться таким образом?

У приближавшегося юноши были прямые белые волосы почти до плеч, разделённые на прямой пробор, светло-серые глаза, с непонятным выражением устремлённые на путников, бледные губы, кривящиеся на одну сторону. Одет он был в лохмотья.

— Может, это оживший мертвец? — спросила Адель.

— Не думаю, — ответил солдат без уверенности в голосе. — Не подходи к нему близко, дочка. Мало ли кто этот человек, и что у него на уме.

Незнакомец, шедший быстро и без всякой опаски, вдруг остановился, не дойдя до них шагов семь, и с недоумением переводил взгляд с солдата на Адель и с Адели на солдата.

— Кто ты, добрый человек? — спросил Пахом Капитоныч.

Юноша подошёл к нему совсем близко и уставился ему прямо в лицо. Адель со страхом ждала, что будет дальше. Она уже заранее решила, что, если странный человек кинется на солдата, она подберёт с земли вон тот камень и ударит напавшего по голове.

— Ах! Ах! Ах! — невнятно, словно у него во рту была каша, закричал незнакомец, отскочил, сделал гримасу, изогнулся в одну сторону, потом в другую и показал язык.

— У меня есть новая рубашка, — сообщил он, бессмысленно улыбаясь.

Речь его была затруднена.

— Где же она? — спросил солдат.

Юноша засмеялся, издавая при этом резкие каркающие звуки, и низко нагнул голову, лукаво поглядывая на собеседника.

— На мне, — сообщил он. — Мне её подарила добрая женщина.

Рваная тряпка, которую он выдавал за рубашку, не годилась даже для вороньего пугала. Один рукав её был полуоборван у самого плеча, другой был совсем оторван на уровне локтя, воротника не было, пуговиц тоже.

— Да, богатая рубашка, — серьёзно согласился Пахом Капитоныч. — Издалека идёшь?

Юноша показал на гору.

— Ты там живёшь? — спросил солдат.

Юноша засмеялся и замотал головой.

— А есть там какое-нибудь жильё?

Юноша закивал.

— Там есть люди? — обрадовался солдат.

Юноша замотал головой.

— Кто же там живёт?

Юноша изогнулся и ткнул себя пальцем в грудь.

— Давно там живёшь?

Юноша так закивал, что Адели стало страшно за его голову.

— А что ты ешь?

Лицо юноши сморщилось, и он заплакал.

— Давно не ел? — догадался солдат.

— Совсем не ел, — с трудом выговорил юноша.

— Ах ты, бедолага! — пожалел его Пахом Капитоныч и обратился к Адели. — Достань, дочка, хлеб, овощи и налей в кружку воды. Пускай малый поест.

Адель принялась доставать еду, и юноша вприпрыжку подбежал к ней.

— Дай Стасю! Дай Стасю! Дай Стасю! Дай Стасю!.. — кричал он до тех пор, пока Адель не вытащила из мешка всё, что перечислил солдат.

— Ну, вот мы и имя твоё узнали, — сказал Пахом Капитоныч и знаком подозвал девушку. — Придётся нам взять его с собой, Адель, иначе он пропадёт. Ума у него не больше, чем у цыплёнка, так что он способен и в пески зайти. Доведём его до людных мест, а там оставим в какой-нибудь деревне, где люди подобрее. Ему, блаженненькому, всякий даст кусок.

Девушка была согласна с решением солдата, хотя плохо представляла, как они будут общаться с дурачком.

— А пойдёт он с нами? — спросила она.

— Если будем с ним ласковы, то пойдёт. Он, что дитя: кто его пожалеет, к тому и тянется… Ну что, Стась, поел? Нет, на сегодня хватит. Если мы не встретим людей, то нашего припаса нам надолго не хватит. Хорошо, что я прикупил муки и толокна. Если будет возможность, испечём лепёшки, а нет — то заварим в воде и съедим болтанку. Ты готова, Адель? Пойдём, Стась!

Дурачок последовал за новыми знакомыми без вопросов и возражений, словно это само собой разумелось. Он не мешал, хотя и пытался иногда говорить, произнося отрывистые, лишённые связи и последовательности фразы.

Адель, не получившая необходимого отдыха, скоро почувствовала утомление, но продолжала идти как ни в чём ни бывало, а дурачок шёл, нелепо волоча ноги и притоптывая, без видимой усталости.

— Неплохо бы устроить отдых дня на два, но нельзя — продовольствия не хватит, — проговорил Пахом Капитоныч.

Он как будто оправдывался перед девушкой.

— Мы достаточно отдохнули, — солгала Адель. — Я, например, чувствую прилив сил.

Солдат покачал головой.

— Ты хорошая девочка, — одобрительно сказал он. — Поскорее бы выбраться из этих мест.

До горы оказалось идти не так далеко, как предполагала Адель. К вечеру они уже подошли к её склону.

— Отыщем подходящую пещеру или выемку и устроимся там на ночь, — распорядился солдат. — Вы, детки, посидите здесь, а я гляну, что это там за камни.

Адель с тревогой смотрела вслед удалявшемуся спутнику. За камнями мог притаиться зверь или дурной человек.

Дурачок пошёл было за солдатом, но Адель его остановила.

— Иди сюда, Стась, — позвала она. — Садись и смотри на мешок.

Юноша послушно сел перед мешком, не сводя с него глаз.

Между тем Пахом Капитоныч приблизился к разбросанным глыбам и медленно их обошёл, потом решительно скрылся среди них.

Адели показалось, что прошли часы, когда солдат вновь появился. Она уже несколько раз порывалась бежать туда, но останавливала себя, призывая терпение и здравый смысл. Если солдат нашёл пещеру, то требовалось время, чтобы её обследовать. Однако спокойно ждать она не могла и принялась считать, решив идти на подмогу, когда дойдёт до ста пятидесяти.

Солдат появился при счёте пятьдесят семь. Он был не один. За ним шла пожилая женщина в простой, но добротной одежде тёмного цвета. Голову она повязала чёрным платком и производила впечатление вдовы в дни траура.

— Нашего полку прибыло, — объявил Пахом Капитоныч. — Это пани Иоанна. Она потеряла сына и никак не может его отыскать. А нас здесь трое. Со мной ты познакомилась, пани, а это Адель и Стась…

Солдат умолк так неожиданно, что все обернулись в ту сторону, куда был устремлён его взгляд. Дурачок сидел над раскрытым мешком и без разбора поедал его содержимое. Вокруг него земля была покрыта какой-то белой пылью.

— Мука! — в отчаянии проговорил Пахом Капитоныч. — Он рассыпал муку!

— Он всё съел! — ужаснулась Адель и кинулась к мешку, чтобы спасти остатки.

Дурачок засмеялся и показал рукой вокруг себя.

— Снег, — сообщил он.

Адель выхватила у него мешок и убедилась, что припасов в нём значительно поубавилось.

— У-у-у… — затянул Стась, скривившись.

Пани Иоанна с изумлением наблюдала эту сцену.

— Прибился к нам сегодня этот паренёк, — объяснил Пахом Капитоныч. — Прогнать нельзя — пропадёт, а с собой таскать…

Он махнул рукой.

— Как тебе не стыдно! — возмущённо выговаривала Адель плачущему юноше.

— Оставь его, дочка, — остановил её солдат. — С него спроса нет, он Богом обижен.

— Но он всё перепортил! — не могла успокоиться девушка.

— А что изменится, если ты станешь его ругать? — успокаивающе проговорил Пахом Капитоныч. — Дело этим не поправишь, а он всё равно ничего не поймёт. Впредь надо будет следить, чтобы он не трогал вещи.

Адели стало стыдно. Её оставили охранять вещи и следить за дурачком, а она вместо того, чтобы ругать себя, напустилась на этого несчастного юношу.

— Извините меня, Пахом Капитоныч, — сказала она. — Это я виновата.

— Хорошие вы люди, — неожиданно заключила пани Иоанна. — Мне повезло, что я вас встретила! Я прошла сюда по степи, хотела идти на восток, но не могла пробиться через холмы. Наверное, придётся искать особый проход. Одной мне было страшновато, а с такими попутчиками, как вы, бояться нечего.

— Нам объяснили, что идти надо вдоль берега, — сказала Адель.

— Вдоль берега не пройти, — возразила пани Иоанна. — Я уже пробовала. Там к самой воде подходит высокий холм с крутыми склонами. На него не взобраться, а вокруг его не обойдёшь ни с одной стороны, ни с другой. С одного бока море, а с другого — ещё один холм, а между ними зыбучие пески.

— Мы по ним прошли, — объяснила Адель. — По ним идти можно, только нельзя останавливаться, иначе они всосут с головой. Мы шли по ним почти сутки, и, если бы не Пахом Капитоныч, меня бы не было в живых.

— Это не те пески, — покачала головой пани Иоанна. — Я бы погибла между теми холмами, если бы у меня не разорвался шнурок на ботинке и я не решила остановиться, чтобы его починить, а заодно пообедать и отдохнуть. Я уже принялась за работу, как вдруг песок между холмами заколебался. Сначала я глазам не поверила, но он заходил волнами, а потом забурлил, как вода в котле. Затем всё опять успокоилось. Признаться, мне стало жутко, но я решила подождать и посмотреть, что будет дальше. Я зашила шнурок, достала еду и принялась есть, а в это время песок вновь пришёл в движение. Я понаблюдала ещё и обнаружила, что не успею пройти между холмами. Кроме того, я не знала, не встретится ли это явление и за другими холмами. Я вернулась к горе в надежде, что встречу кого-нибудь, кто укажет мне дорогу.

— А мы и сами ничего не знаем, — заключил солдат.

— Вместе всегда легче, — возразила пани Иоанна.

Адель присмотрелась к ней и нашла, что ей не больше сорока лет, хотя на первый взгляд ей можно было дать лет пятьдесят-пятьдесят пять. Её лицо покрывали морщины, волосы поседели, а углы губ скорбно опустились.

— Вы ищете сына? — спросила Адель.

— Ищу, — подтвердила пани Иоанна. — Каждый год я пускаюсь на поиски. Я обошла много разных мест, но нигде не нашла моего мальчика. Не будет мне покоя, пока я не верну его назад.

— Сколько ему? — поинтересовался солдат, сочувственно покачивая головой.

— Теперь уж немало. Восемнадцать лет назад я своими руками отдала его богатой семье, которая проезжала мимо моего дома. Я была тогда очень бедна, только что схоронила мужа и боялась, что схороню моего двухмесячного малютку, ведь кормить-то его было нечем. А тут проездом богачи с малюткой-дочерью. Они предложили забрать у меня ребёнка, я и обрадовалась. А теперь мне нет покоя. Если не найду его, не жить мне на свете. Извелась вся, а про моего дорогого ничего не слыхала.

— А как его зовут? — спросила Адель.

— У него ещё не было имени. Не успела я его окрестить. Только родила, а тут болезнь мужа и похороны. Узнать бы, что всё у него хорошо, так я бы успокоилась. Посмотрела бы только на него и ушла. Я бы ему даже не открылась, что мать ему. А ну как бедствует он? Вдруг не признала его та семья за своего и выгнала из дому? Может, скитается он сейчас по свету, мыкает горе, как Стась.

Пани Иоанна вытерла глаза концом чёрного платка.

— Схожу, проведаю, не слышно ли что о нём в краю озёр, — заключила она.

— Нам по дороге, — сказал солдат и приступил к деловой части. — У нас с провиантом туговато. Было терпимо, а после того, как этот молодец поучаствовал, большой расход вышел.

— Есть у меня продукты, — заторопилась женщина. — Жаль, не очень много, но нам четверым хватит дня на три.

— И у нас остаток есть. Значит, если с экономией подходить, дней на пять-шесть растянем.

Пани Иоанна с сомнением отнеслась к размышлениям солдата, но спорить не стала.

— Думаю, нам для ночлега лучше перейти в ту нишу за камнями и хорошенько отдохнуть, а уж утро вечера мудренее.

Так и сделали. За камнями оказалось углубление в скале, где разместились все четверо. Пани Иоанна достала припасы, но солдат, осмотрев их, уложил обратно и перебрал содержимое мешка. Обнаружилось, что Стась всё переворошил и перемял, так что решено было сперва съесть самые раздавленные овощи и хлеб, а потом постепенно переходить к менее пострадавшим продуктам.

— Не стряхивайте и не смывайте этот белый порошок, — посоветовал практичный солдат. — Вид у овощей из-за него не очень привлекательный, но это мука, а она питательна. Кто знает, когда мы сможем подновить запас.

— Дай Стасю! Дай Стасю! Дай Стасю!.. — затянул дурачок.

— Бедный! — по-матерински пожалела его женщина, ищущая сына. — Надо его накормить. Он так голоден!

Адели не было жалко еды, но она встревожилась за его здоровье.

— А не будет ему плохо? — спросила она. — Он столько съел! И как он не лопнул?

— Дай Стасю! Дай Стасю! Дай Стасю!.. — вопил дурачок.

— У меня есть такие сухари, что ему двух штук хватит на весь вечер. Их надо размачивать прежде, чем есть, а он, бедняжка, будет сосать их, как леденцы.

Юноша схватил сухарь, сунул в рот, скривился и заплакал. Пани Иоанна успокоила его и показала, как поступать с таким твёрдым предметом. Стась засмеялся и принялся громко чмокать. Все уже поели и улеглись спать, решив дежурить по очереди, а дурачок всё наслаждался угощением.

Утром путники держали совет, куда идти дальше, но ни к какому выводу не пришли. Идти туда, где песок бурлил и кипел, было опасно.

— Может, вернуться к кабатчику? — спросила Адель.

— Зачем? — не понял солдат. — Он направил нас сюда и указал путь по берегу, то есть в самое гиблое место. Верить ему нельзя.

— Он сказал, что мимо его кабака проходят многие путешественники. Мы могли бы дождаться кого-нибудь из них.

— Возможно, ты права, дочка, но не лежит у меня сердце возвращаться к этому прохвосту. Опять обманет. Да и правду ли он сказал, что к нему часто заглядывают постояльцы? А кто его постояльцы? Скорее всего какие-нибудь жулики, разбойники или убийцы.

— Куда же нам идти? — спросила пани Иоанна.

— Может, попробовать пойти вдоль холмов? Вдруг где-нибудь окажется безопасный проход или можно будет перебраться по холму? Мы будем очень осторожны и не сразу пойдём между холмами… — Солдат оборвал фразу и безнадёжно закончил. — А впрочем, и среди песков, по которым мы шли, может оказаться место, которое начинает кипеть.

— Теперь мне кажется, что именно в краю озёр, куда так трудно добраться, я найду своего сына, — с глубоким убеждением сказала пани Иоанна.

— Как бы ещё туда добраться? — пробормотал Пахом Капитоныч, а громко заявил. — Я схожу на разведку, а вы подождите меня здесь. Я пройду мимо холмов, понаблюдаю за песками, обследую склоны холмов, разузнаю, где можно пройти, и вернусь… Не возражай, Адель, потому что рисковать нам всем незачем, а мне одному легче соблюдать осторожность. Следите за Стасем, чтобы он не увязался следом за мной. Он, что дитя: побежит вперёд да и провалится в песок. Не хватало ещё такой беды.

Пани Иоанна положила в мешок лучшей еды, чтобы солдат не испытывал голод, но Пахом Капитоныч половину выгрузил обратно.

— Куда ж мне столько? — спросил он. — Я не на неделю ухожу, а самое большее — на два дня. Вот что надо захватить, так это воду. Неизвестно, встречу ли я где источник. У вас воды хватит до моего возвращения и даже останется, но её следует экономить. Рассчитывайте, что запас надо растянуть дней на пять, не меньше. Но если здесь окажется какой-нибудь ручеёк или ключ, то будет совсем хорошо.

Адель с печалью и тревогой смотрела на удалявшегося солдата. Только бы он не увяз в песках, не попал в песчаную ловушку, не встретил ещё какую-нибудь неведомую опасность. А пани Иоанна в это время занимала Стася, отвлекая его от желания бежать за разведчиком.

— Не нравится мне эта разлука, — призналась Адель. — Так и кажется, что…

— Молчи! — испуганно вскрикнула женщина. — Не говори ничего плохого! Не накликай беду! Всё будет хорошо. Пан Пахом найдёт путь к озёрному краю, вернётся и проведёт нас туда. Нам остаётся только ждать.

Адель не была уверена, однако решила, что лучше последовать совету спутницы и думать о лучшем.

— Сюда идёт какая-то старая пани, — сообщила пани Иоанна.

Адель вскочила. К ним, действительно, приближалась старуха, скорее даже старушонка, настолько она была маленькая и тощая.

— Я чувствую, что кто-то сюда пришёл, а не могу в толк взять, где скрывается, — проговорила старушонка. — Не часто сюда забредают люди, а если забредают, то без моей помощи гибнут. Как вы сумели дойти?

— Я прошла по степи вон там, — указала пани Иоанна рукой.

— А мы прошли через пески, — ответила Адель.

— Кто это мы? — заинтересовалась старушонка.

— Со мной был солдат, но он пошёл на разведку к холмам.

— Назад ему не вернуться, — спокойно сообщила старушонка. — Да куда же ты?

Адель бегом бросилась в ту сторону, куда ушёл солдат. Лишь бы догнать его и вернуть! Ей вслед неслись крики, но она не прислушивалась. К счастью, ей не пришлось долго бежать, потому что солдат возвращался быстрым шагом.

— Что случилось? — закричал он, увидев девушку, и побежал ей навстречу.

— Не ходите туда! — задыхаясь, заговорила Адель. — К нам пришла старушка и сказала, что, если вы пойдёте к холмам, обратно уже не вернётесь.

— А я повернул назад, потому что увидел следы на песке, — объяснил Пахом Капитоныч. — Боялся, что без меня вам плохо придётся. Пойдём, посмотрим на эту старушку.

Солдат удивился, увидев существо настолько ветхое.

— Здравствуй, бабушка, — вежливо приветствовал он пришелицу. — Как ты сюда попала? Откуда ты?

— Я-то отсюда, — ответила старушонка. — А вот откуда вы и зачем сюда пришли? Места эти гиблые. Многим я спасла жизнь, указав дорогу, а к кому не поспела, тот лежит в песках и никто не укажет место, где он нашёл свою смерть.

— Кто же ты? — спросила пани Иоанна.

— Я фея здешних мест, — с достоинством представилась старушонка.

Пани Иоанна не нашлась, что на это ответить. Адель тоже молчала. Она не представляла, что фея может иметь такой древний облик.

— Наше почтение, почтенная фея, — попытался выручить их Пахом Капитоныч, но вышло это не очень ловко.

— Вас смущает мой внешний вид? — догадалась старушонка. — Что же тут удивительного, если мне больше полутора тысяч лет? Раньше, лет триста назад, когда я ещё была кокетливой, я любила прикинуться молоденькой, но теперь предпочитаю не скрывать свой возраст. Вот если бы здесь появился какой леший или чёрт…

Она засмеялась, обнажая беззубые дёсны.

— Эх, суета! — вздохнула она. — Всё одна, вот от скуки и сболтнёшь, что не следует.

Адель не разбиралась в волшебницах, феях и всякой нечисти, но из сказок помнила, что они должны быть красивыми, величавыми и поражать людей своим обликом и речами. Правда, фея, представившаяся им как странница, на вид была обычной женщиной, но её разговор не был обычным. А эта фея вела себя, как немного спятившая старуха, к которой в искажённом виде возвращаются игривые мысли её молодости.

Адель покраснела, обнаружив, что на неё устремлены зоркие глаза. Если фея умела читать мысли, то ей не могли польстить размышления девушки.

— Вы не откажетесь показать нам дорогу, пани фея? — почтительно спросила пани Иоанна.

Адель порадовалась, что её спутники, в отличие от неё, не подвергают дряхлую фею мысленной критике.

— Я живу лишь для того, чтобы помогать попавшим в беду, — с готовностью откликнулась фея. — Не всегда успеваю я спасти погибающих, но, едва услышу, что кто-то во мне нуждается, спешу к нему. Вам я тоже помогу. Знайте, что идти к холмам нельзя. Пески здесь опасны, и я удивлена, что вы двое перешли через них. Редко кто способен выдержать такой долгий и утомительный путь. Чаще люди падают от изнеможения, и их засасывает вглубь. Иные рассчитывают лишь немного отдохнуть, но встать уже не могут, потому что их ноги оказываются под песком, а он, уж если ухватится, то не отпустит. Ты, женщина, прошла по степи, где тебе ничего не грозило, но ты дошла до холмов, а там среди одинакового на вид песка встречаются места, где песок временами начинает или ходить волнами, или кипеть, или осыпаться, словно в большую воронку. И места эти нельзя различить. Удивительно, что ты избежала смерти.

— Как же нам быть? — спросил Пахом Капитоныч.

— Я не смогу проводить вас сама, — сказала фея. — Но я дам вам клубок, который покажет дорогу. Вы бросите его на землю, и он покатится вперёд, а вы пойдёте за ним. Если вы захотите отдохнуть, вы его поднимите. Он поведёт вас не ближним путём, а дальним, путаным, но безопасным. Идите без сомнений, куда бы он не привёл вас.

Старушонка достала из складок юбки клубок серой шерсти и что-то прошептала над ним. Потом она поглядела на Адель и протянула клубок ей.

— Спасибо, добрая фея, — пробормотала пристыженная девушка.

Старушонка отступила назад, повернулась и быстро скрылась за выступом камня.

Адель была очень недовольна собой. Как могла она так строго судить чудачества других? Эта фея была послана на помощь именно ей, а она чуть не обидела её. Что бы все они делали, если бы старушка не захотела вызволить из песчаной ловушки такую неблагодарную и глупую девушку? Счастье, что феи, в отличие от большинства людей, выше личных чувств.

— Какое золотое сердце! — прошептала пани Иоанна. — Если бы она знала, что я о ней думала…

— От мыслей никуда не денешься, — философски ответил Пахом Капитоныч. — Бывает, что и подумаешь о ком-нибудь плохо, но ведь не скажешь, а это самое главное.

У Адели стало легче на сердце. Оказывается, не она одна так опрометчиво судила старушонку. Тем дороже должны они ценить её подарок.

— Наверное, перед тем, как идти, надо как следует подкрепиться, — сказал солдат. — Кто знает, когда нам удастся отдохнуть. Если этот клубок поведёт нас по пескам, то остановиться будет нельзя. А где же малый?

Адель только сейчас обнаружила, что дурачка нет.

— Может, он побежал за мной, заблудился и попал в пески? — испугалась она.

— Нет, он не бежал за тобой, — растерянно ответила пани Иоанна и позвала. — Стась! Иди сюда! Стась!

— Стась! — закричал солдат.

Ответа не было.

— Стась! Иди, я дам тебе поесть! — догадалась предложить девушка.

Из-за большого камня показалась голова дурачка. Он облизнулся, заулыбался, а потом погрозил кулаком куда-то вдаль и неуклюже затопал ногами.

— Наверное, он испугался феи, — объяснила его поведение пани Иоанна. — Иди сюда, Стась. Вылезай оттуда и садись. Вот тебе кусочек сыра. Когда я приготовлю еду, я дам тебе вкусненькое.

Ничего особо вкусного она не могла предложить несчастному юноше, но он был неприхотлив и с одинаковым аппетитом ел и сыр, и каменный сухарь, и потерявший свежесть варёный картофель.

— Деточка! — умилилась пани Иоанна. — Как бы мне хотелось угостить тебя получше! Была бы у меня возможность, я испекла бы пирог с почками. Все говорят, что у меня лучшие в нашем краю пироги.

Стась ел, громко чавкая и корча гримасы.

— Спасибо этому дому — пойдём к другому, — объявил Пахом Капитоныч. — Пора в путь.

Он сам распределил багаж, отобрав для себя вещи потяжелее, и возглавил свой маленький отряд.

— Бросай клубок, дочка, — скомандовал он. — А ты, пани, следи за Стасем, чтоб не потерялся.

— Я послежу, — пообещала пани Иоанна.

Адель осторожно положила клубок на землю, но он так и остался недвижим.

— Не катится, — растерялась девушка.

У пани Иоанны вырвался вздох разочарования.

— Это из-за меня, — сказала она. — Фея подслушала мои мысли, рассердилась и в отместку дала не волшебный клубок, а самый обыкновенный.

— Нет, из-за меня, — призналась Адель. — Я подумала о ней не совсем хорошо. Недаром она так на меня посмотрела.

— Она и на меня могла обидеться, — с виноватой усмешкой поведал Пахом Капитоныч. — Когда я увидел эту старушонку, я сказал про себя, что она неизвестно по какой беде оказалась в этих опасных местах, и я уже приготовился большую часть пути нести её на своей спине, потому что самой ей явно не перейти через пески. Разве я мог предположить, что это фея?

Адель не смогла сдержать смех.

— Да, все мы грешны, — согласилась пани Иоанна, улыбнувшись, несмотря на их бедственное положение.

— Стась, не трогай! — закричала Адель, увидев, что дурачок завладел клубком. — Положи его!

— Пускай забавляется, — остановил девушку солдат. — Что нам в этом клубке? Играй, Стась.

Но дурачок уже успел обидеться. Он надул губы, скорчил гримасу, затопал ногами и с силой швырнул клубок под ноги Адели. Клубок подпрыгнул и неспешно покатился по каменистой земле.

— Скорее за ним! — поторопил своих спутников Пахом Капитоныч. — Ай да малый! Сумел заставить его заработать. Молодец, Стась!

Юноша, уже позабывший обиду, расплылся в широкой улыбке.

— Ну да! — вспомнила Адель. — Ведь фея так и сказала: "Брось его на землю".

— Да, она настоящая фея, раз оказалась выше обид, — заключила пани Иоанна.

 

ГЛАВА 18

Вдоль склона горы

Клубок продолжал катиться впереди, не слишком опережая путешественников, но и не отставая от них. Он словно примеривался к их движению. Если бы Адель захотела, она сразу подняла бы его, даже не ускоряя шаг.

— Однако, он ведёт нас прочь от холмов, — заметил солдат.

Фея сказала, что сама она провела бы нас короткой дорогой, а клубок поведёт длинной, но зато безопасной, — напомнила пани Иоанна.

— Возможно, — согласился солдат, но в голосе его прозвучало сомнение.

Они шли уже часа три, когда Стась неожиданно начал то мяукать, то смеяться попеременно.

— Подними-ка клубок, Адель, — велел Пахом Капитоныч. — Надо посмотреть, что творится с этим парнем.

Дурачок, и правда, вёл себя необычайно.

— Ко-тёнок, — выговорил он и весь изогнулся, пытаясь, по-видимому, изобразить кошку.

Стась бегал вокруг каменной глыбы с неровными краями и продолжал мяукать.

— Да что с ним такое? — испугалась пани Иоанна.

Солдат обошёл глыбу вокруг и разглядел пушистого котёнка рыже-бело-чёрной масти, притаившегося в щели между камнем и землёй.

— То-то мне казалось, что мяукают два голоса! — сообщил он. — Ах ты, бедолага. А грязный-то! Весь в пыли. Давненько тебя не вылизывала твоя мама.

Котёнок доверчиво пошёл к Пахому Капитонычу, влез, цепляясь коготками за штанину и мундир, ему на плечо и уютно там устроился.

— Вот нас и пятеро, — отметил солдат.

— Явление пятое, — пробормотала Адель. — Те же и котёнок.

Солдат не понял, что имела в виду Адель, но кличка ему понравилась.

— Явление пятое, — повторил он. — Действительно, пятое. Четверо уже имеются.

— Надо положить котёнка назад, — вмешалась пани Иоанна. — Вернётся кошка и будет его искать.

— Не вернётся, — не согласился Пахом Капитоныч. — Если бы она заботилась о нём, он не был бы таким грязным. Достань-ка из мешка кусочек сыра… Вот так… А теперь предложи его Явлению Пятому… Видела, как оголодал? Он бы и картошку стал есть, если бы мы не доели её сами. Теперь надо его напоить… Вишь, как лакает! Наше счастье, что он уже большой и ест самостоятельно. Где бы мы достали для него молоко?

— Ты, солдат, готов подбирать в пути каждого встречного, — сказала пани Иоанна не то с осуждением, не то с восхищением, а может быть, и с тем и с другим.

— Не каждого, — поправил Пахом Капитоныч, — а только тех, кто нуждается в помощи. Я так полагаю: пока в силах — помогай другим, тогда и самому в трудную минуту не стыдно будет принять помощь… Однако, мы слишком здесь задержались. Пора в путь. Бросай клубок, дочка.

Адель кинула клубок на землю, и он покатился, приглашая путешественников за собой. Солдат сунул котёнка за пазуху, и он поурчал немного от удовольствия и сладко уснул.

Путники шли ещё часа три. Усталость накапливалась постепенно и, наконец, ноги стали сами собой спотыкаться, задевая даже за самые мелкие камни.

— Перекур! — раздалась долгожданная команда. — Поднимай клубок, Адель. А вон там вроде бы что-то, похожее на ручеёк.

Солдат с сомнением посмотрел на еле сочившуюся из трещины в камне жидкость и на всякий случай подставил кружку, но вода содержала столько взвеси, что пить её было невозможно. Пахом Капитоныч долго её осматривал, даже попробовал дать ей отстояться, но был вынужден выплеснуть её на землю, после чего тщательно вытер кружку, счищая налёт грязи.

— Ничего, пока у нас вода есть, — утешил он самого себя. — Лишь бы клубок не водил нас по этим местам слишком долго.

Все расположились на отдых, достали еду, поделили обеденную порцию на равные доли и с аппетитом съели, запив водой, которую нёс в кувшине солдат. Проснувшийся котёнок получил два кусочка сыра и своим ярко-розовым язычком быстро вылакал налитую ему воду, после чего обошёл весь лагерь. При виде клубка, который Адель положила на мешок, глаза его загорелись, и он вознамерился поразвлечься. Он уже подкинул его вверх, но Адель вовремя подхватила дар феи и поиграла с котёнком, пуская с помощью зеркальца солнечные зайчики и вынуждая его бегать за ними. Дурачок с неослабным вниманием следил за игрой, восторженно вскрикивая, хлопая в ладоши и временами принимаясь мяукать. Наконец, котёнок устал.

— Уморился, бедняга, — сказал Пахом Капитоныч. — Ну, иди сюда, Явление Пятое.

Котёнок пошёл на зов, словно он уже признал своё имя.

— Вы поспите, а я пока подежурю, — предложил солдат. — Кто первый проснётся, сменит меня. Да не тяните: я вам не дам долго спать.

Однако он позволил свои спутницам восстановить силы, как всегда, взяв на себя одного задачу охранять временный лагерь.

— Почему вы меня не разбудили? — спросила Адель. — Вы не можете совсем не спать. Вы заболеете.

— Ничего, дочка, не волнуйся, — ответил Пахом Капитоныч, которому было очень приятно, что о его здоровье проявляют заботу. — Я знаю свои силы.

Было решено, что маленький отряд будет идти до темна. Адели казалось, что она могла бы проспать без пробуждения двое суток кряду, но она и виду не подавала, что вымоталась до последней степени. Пани Иоанна тоже не выглядела свежей. Только Стась бодро ковылял своей неуклюжей походкой, то и дело смеясь или бормоча что-то себе под нос. По виду солдата нельзя было сразу определить, устал ли он до изнеможения или имеет в запасе достаточно сил для продолжительного пути. По понятиям Адели, Пахом Капитоныч давно уже должен был упасть на землю, ведь он совсем недавно совершил невозможное, перенеся её через пески, почти не отдохнул, а теперь тащит на себе тяжёлый груз. Однако он ведёт себя как всегда, не изображая этакого весёлого бодрячка. Спокойный, неторопливый, немногословный.

— Весёлый котишка, — отметил он, отворачивая лицо от расшалившегося Явления Пятого, пытавшегося поймать лапками нос Пахома Капитоныча.

— Ты любишь людей и животных, — отметила пани Иоанна, наблюдая за игрой котёнка. — А случалось тебе убивать людей?

— А как же, — ответил Пахом Капитоныч. — На то и война. И скажу без хвастовства, я был не последним солдатом. Но я никогда не убивал безвинных, а только тех, кто шёл на нашу землю не с добром. Конечно, в атаке бывало почувствуешь ненависть, но направлена она всегда была на человека с оружием. Русский солдат не станет убивать слабого и безоружного. А порой даже врага пожалеешь. Вот однажды я смертельно ранил одного немца и присутствовал при его кончине. Он в бреду лопотал по своему, но я поднаторел в разных языках и понимал его. Сказать, о чём он вспоминал? О детях, о стариках-родителях, ласковой жене. Он даже с нежностью говорил о цветах в саду, о щенке, с которым играла его маленькая дочка. А однажды на день рождения его сына пришли соседние дети, много пели и танцевали, ели праздничный торт, а одна малютка никак не могла достать большое красное яблоко и горько плакала, пока мой немец не догадался, чего она хочет, и не подал ей это самое яблоко.

Пани Иоанна вытерла глаза.

— А теперь эти детки — сироты, — с горечью прошептала она. — И они никогда не увидят своего нежного папу.

— Да, не увидят, — согласился солдат. — Их папа оставил по себе память на нашей земле. Незадолго до смерти он зашёл в избу на окраине села и запорол штыком трёх женщин и немощного старика, а потом побежал за детьми, которые успели выскочить в огород. Двух из них, лет пяти-шести, он убил, а когда поднял ружьё, чтобы вонзить штык в упавшую девочку лет трёх, подоспел я и уложил его прикладом, потому что патронов у меня уже не было.

Пани Иоанна заплакала.

— Зачем существуют войны? — спросила она.

— Сам не понимаю, — отозвался Пахом Капитоныч. — Но полагаю, что хороший человек войну не затеет.

— Вы счастливы, что теперь вам не надо воевать? — спросила Адель.

— Я доволен, что мы прогнали врага и я иду домой, — ответил солдат. — Срок моей службы уж давно кончился, но нельзя возвращаться к мирной жизни, если враг недобит и может снова поднять голову. Надо гнать его не только со своей земли, но и с соседних, чтобы долго ещё он не мог опомниться и решиться на новую войну. А надо мне будет воевать или не надо, не от меня зависит. Если придёт беда, то я и глубоким стариком встану в ряды наших солдат.

Пахом Капитоныч приостановился, снял с плеча котика и сунул его за пазуху.

— Угомонись, Явление Пятое, слышишь? Совсем разошёлся! Как ты полагаешь, могу я идти, если ты закрываешь мне глаза?

Котёнок возмущённо мяукнув, попытался вылезти, но раздумал и затих, удобно устроившись под суконным мундиром.

— Мяу! Мяу! Мяу! — передразнивал его Стась.

Пани Иоанна ласково заговорила с юношей, и он пошёл рядом с ней, прислушиваясь и от удовольствия корча рожи.

— Очень добрый мальчик, — сообщила пани Иоанна девушке. — И очень чуткий. Это только кажется, что он неумный, а если привыкнуть к нему, то видишь, что он всё понимает. Он не может выразить словами свои мысли, лицо у него дёргается, поэтому его легко принять за дурачка, а он, бедный, так привык к людской слепоте, что и не пытается доказать обратное.

Адель при всём желании не могла согласиться с мнением своей спутницы, а потому только кивнула и промолчала. Может, она была слепа, может, зла, но ума в Стасе она не видела.

— Куда его солдат хочет пристроить? — спросила пани Иоанна.

— В деревню, где живут добрые люди, которые его не обидят и будут кормить.

— Это хорошо, но ведь одни люди обогреют и накормят, а найдутся такие, что обидят.

— Но ведь с собой его не возьмёшь, — возразила Адель. — Я ищу жилище злой колдуньи, чтобы освободить от её чар моего жениха, а Пахом Капитоныч хочет мне помочь. Брать Стася с собой нельзя, да и опасно.

— Да, это так, — согласилась пани Иоанна, думая о чём-то потаённом и кивая в такт своим мыслям.

— Устали? — спросил солдат, оборачиваясь.

— Ничего, идём, — откликнулась пани Иоанна. — Нам идти легко, а вот каково тебе с твоей ношей.

— Своя ноша не тянет, — рассмеялся солдат. — Ещё чуть-чуть пройдём и тогда будем до утра отдыхать.

Как всегда, это чуть-чуть показалось самой трудной частью пути. Хорошо ещё, что клубок вёл их вдоль горы и земля была твёрдая. В песках, где ноги проваливались вглубь, идти было бы значительно труднее.

— Здесь можно и остановиться, — определил Пахом Капитоныч. — Эти камни скроют нас от недобрых глаз, если такие окажутся поблизости, да и от ветра, если поднимется, уберегут. Эй, Явление Пятое, просыпайся!

Солдат опустил котёнка на землю, несмотря на протестующее мяуканье.

— Жалко, нельзя развести огонь, — посетовала пани Иоанна. — Уж который день без горячего.

Она принялась раскладывать нехитрую закуску, а между тем Адель и солдат расчищали место ночлега от камней.

— Прошу к столу, — как заправская хозяйка, пригласила пани Иоанна.

— Дай Стасю!.. — затянул дурачок.

— И тебе дам, и всем дам. Но тебе в первую очередь, — ласково проворковала женщина, уделяя ему изрядную порцию.

— Что это с Явлением Пятым? — испугалась Адель.

Котёнок выгнул спину и, похожий на крупного паука, на вытянутых лапках боком поскакал к большому камню.

— Кого-то увидел и пытается напугать, — отозвался Пахом Капитоныч, бросаясь к своему любимцу. — Назад! Не трогать!

— Очень надо, — обиженно проворчал здоровенный лохматый пёс неопределённого коричневого цвета. Его морда тоже была лохматая, уши стояли у основания, а концы свисали вперёд.

— И не вздумай его испугать! — строго сказал солдат.

— Он сам пытается меня напугать, — определил пёс, обнюхивая замершего от ужаса котика. — Не бойся, малыш. Ты меня не интересуешь, а если будешь хорошо себя вести, я возьму тебя под своё покровительство. Меня интересует другое.

— Что тебя интересует? — спросила Адель.

— Еда, которая лежит вон там, — объяснил пёс. — Если вы не дадите мне кусочек, я что-нибудь украду, а если не сумею украсть, то умру от голода. Я честно предупреждаю, что выхода у меня нет: или добыть еду или умереть.

— Это хорошо, что ты честный, — одобрительно сказал Пахом Капитоныч. — Получай свою долю.

— Да ты с ума сошёл, солдат? — не выдержала пани Иоанна. — У нас еды совсем мало, а идти неизвестно сколько. Где нам прокормить такого пса? Ему ведь еды требуется, как человеку! Ты готов подбирать каждого встречного, но должна быть и мера! Не подумай, что я злая или жадная, но надо взглянуть правде в глаза: у нас не хватит продуктов до конца пути.

— Я ем очень мало, — вмешался пёс. — Меньше, чем ваш котёнок. Дай мне столько же, сколько ты даёшь ему, и я буду доволен.

Он честно и открыто глядел поочерёдно на каждого путешественника ясными карими глазами.

Пани Иоанна не смогла удержать улыбку, и собака заметно приободрилась.

— Поверить ему? — спросил Пахом Капитоны и предложил. — Дай ему кусок от моей доли.

— Никого обделять не буду, — возразила пани Иоанна. — Вот тебе еда, которую получит и котёнок.

И она кинула ему кусок сыра. Пёс проглотил его, не жуя. Солдат молчал, не смела вмешиваться и Адель.

— Ты доволен? — сухо спросила женщина.

— Я-то доволен, — ответил пёс. — Но если у тебя есть совесть, то ты не должна быть довольна.

Пани Иоанна нахмурилась, а потом неудержимо расхохоталась.

— Твоя взяла, — сдалась она. — Вот тебе ещё.

И она уделила ему порядочную порцию сыра, овощей и сухарей.

— Не жалей того, что сделала, — нравоучительно сказал пёс. — Я слышал от священника из нашего села, что не надо жалеть о добрых поступках, даже если они оказались невыгодны, потому что добро всегда окупается, рано или поздно, на этом свете или каком-то другом.

— Интересный ты пёс, — смеялась пани Иоанна. — И как же тебя зовут?

— Барбос.

— Барбос? — удивилась Адель.

— Ну да, Барбос. Всегда так звали. Когда был маленьким, звали Барбоска, а сейчас иначе как Барбосом не величают. На каждом дворе, куда бы я ни зашёл, мне говорили: "Привет, Барбос. Рады тебя видеть".

— Поэтому ты и ушёл оттуда? — спросил Пахом Капитоныч.

— Нельзя всё время пользоваться добротой одних и тех же людей. Пришло время искать другие источники дохода.

— Сильно доставалось? — сочувственно спросил солдат.

Барбос тяжело вздохнул.

— Места живого не было. Каждый раз удивлялся, что не умер.

— Сбежал?

— Сбежал. Сначала думал жить самостоятельно…

— Как это? — не поняла Адель.

— Хотел разбойничать, — признался Барбос. — Но оказалось, что не каждый способен стать разбойником.

— Расскажи, — попросила пани Иоанна.

— Для первого раза я долго намечал жертву и выбрал старуху, которая шла через рощу. При ней была большая корзина. Я залёг в кустах, а когда старуха поравнялась со мной, с рёвом выскочил на дорогу. Бабка завопила, выронила ношу и побежала прочь. Я, конечно, сунул голову в корзину и обнаружил, что там лежит ребёнок. От толчка он проснулся и заплакал. Ну, я, как мог, его успокоил и стал ждать, когда вернётся старуха. А она, подлая, не приходит. Ребёнок орёт всё громче, а я не знаю, что теперь делать. Оказывается, быть разбойником — дело хлопотное и невыгодное. Я взял корзину за ручку, а поднять не могу. Так волоком и дотащил до деревни. Не успел я опомниться, как меня окружили люди и принялись бить. Я-то не оправдывался, потому как дурно поступил, что напугал бабку этого ребёнка, но оказалось, что били меня совсем не за это. Та старуха была не бабка моему младенцу. Она его выкрала у матери и, должно быть, хотела кому-то перепродать. Но никто не знал, что ребёнка украла она, и решили, что это сейчас делаю я, и принялись меня бить, чтобы вызволить дитя. Мне не дали и слова сказать. Как же меня били! И палками, и оглоблей, и, не знаю уж, чем ещё. Но когда прибежал мужик с вилами, у меня откуда-то новые силы появились, и я выскочил из круга. Не помню, как я бежал, но оказался очень далеко от той деревни. Потом я долго болел, но, к счастью, выздоровел. Зато я на всю жизнь зарёкся быть разбойником. Не дело это для честной собаки — себе дороже. С тех пор я и бедствую. Перехожу с места на место и нигде не нахожу приюта. Там что-то найду в отбросах, там — украду. Тем и перебиваюсь. Возьмите меня к себе. Я буду вам верно служить.

— А воровать не будешь? — спросила пани Иоанна.

— Я воровал у чужих, да и то по необходимости, — оправдывался Барбос. — А у своих не возьму без разрешения даже крошку. Я способен умереть от голода, охраняя хозяйские кости.

— Чего??? — удивилась Адель.

— Кости, которые хозяин обглодал и поручил мне охранять, — объяснил пёс, недоумённо глядя на смеющихся людей. — А что здесь весёлого? Наверное, вы никогда не умирали от голода, раз смеётесь.

— Берём! Берём тебя! — всхлипывал Пахом Капитоныч, вытирая глаза. — Такого славного пса нельзя не взять.

— Ну, и таких весёлых хозяев у меня ещё не было, — отметил Барбос. — Но предупреждаю сразу, что убегу, если будете меня избивать до полусмерти.

— Мы тебя вообще не будем бить, — заверила его Адель.

— С подобным я ещё не встречался. Даже не верится, — засомневался пёс. — Поживём — увидим. А кто это там скрывается?

Адель обернулась. Дурачок прятался за камнем, по-видимому испугавшись большой собаки.

— Это Стась. Он идёт с нами, — объяснила пани Иоанна. — иди сюда, мой мальчик. Не бойся. Это хорошая собака. Добрая.

По всем признакам Барбосу не понравился дурачок, с ужимками подошедший к своей покровительнице. Он, правда, вяло помахал косматым, чуть загибавшимся кверху хвостом, но потом губы его изогнулись, словно в желании обнажить клыки, и он тихо попятился, устраиваясь возле солдата, которого признал за старшего.

— Заканчиваем ужин, — распорядился Пахом Капитоныч. — И сразу — спать. Я первый буду дежурить, а вы меня смените. Сначала я разбужу пани, после неё сторожить будет Адель.

— А я на что? — удивился Барбос. — Я очень хороший сторож.

— Ты будешь помогать женщинам, — ответил солдат. — Отдыхай.

Адель легла на землю, положив под голову сумку и укрывшись шалью. От усталости сладко ныло тело и пощипывало ноги. Она успела привыкнуть к самым неудобным местам ночлега и научилась расслаблять мышцы, давая им полный отдых. Ей казалось, что она способна превосходно выспаться даже на острых камнях, была бы возможность лечь. Она быстро задремала, и во сне ей чудилось какое-то движение у своей головы. Кто-то маленький и лёгкий сновал вокруг, слегка её касаясь.

— Что это ты затеял? — спросил Барбос.

Адель проснулась и обнаружила, что пёс подошёл к ней. Она не успела опомниться, как Барбос сунул нос к ней в сумку. Солдат вскочил.

Из сумки донеслось возмущённое верещание, но пёс вытащил котёнка и опустил его на землю у ног солдата.

— Его притягивает волшебный клубок, — объяснила Адель, убедившись, что Явление Пятое ничего не успел натворить.

— Вечно эти кошки что-то портят! — проворчал Барбос. — То путают клубки, то точат когти обо что ни придётся. Вот мы, собаки, — дело другое. Мы созданы, чтобы сторожить и охранять.

Пахом Капитоныч потрепал косматую голову сторожа.

— Молодец, Барбос! Ты сейчас нам очень помог.

Пёс скромно промолчал и лёг на прежнее место.

— Я буду следить за котёнком, а ты, Адель, спи и больше не заботься о клубке, — пообещал Барбос. — Глаз с этого шалуна не спущу.

Когда пришла очередь Адели караулить, Явление Пятое, отоспавшийся и весёлый, устроил вокруг неё возню. Сначала её забавляли прыжки малыша, но потом она обнаружила, что тайной целью этой игры является волшебный клубок. В крошечную головку котёнка закралась и прочно застряла мысль завладеть чудесной игрушкой. Он подскакивал к запретной сумке то с одной стороны, то с другой, делая вид, что занят камешками, а сам пытался просунуть лапку внутрь и уцепиться коготками за клубок.

— До чего шкодливый малыш! — не выдержал Барбос.

Он встал, подхватил котёнка за шкирку и отнёс к себе. Тот попытался было вырваться, но пёс держал его крепко, не обращая внимания на острые когти. Повозившись, котёнок смирился и уснул, удобно устроившись почти под самой мордой большой собаки.

Утром пани Иоанна приготовила незамысловатый завтрак, который все съели с большим аппетитом. Барбос проглотил свою долю быстрее всех и с брезгливой неприязнью наблюдал, как поглощает еду Стась. Иногда по густой шерсти словно пробегала волна, и Адель понимала, что собака продолжает молча ненавидеть дурачка и лишь долг удерживает её от желания укусить недруга.

— Дай Стасю! Дай Стасю! Дай Стасю! — затянул юноша.

Пани Иоанна уделила ему кусок из своей скудной порции, и глаза её выразили радость, когда дурачок забулькал и зачмокал. Барбос вздохнул не то со всхлипом, не то со стоном, скорчил гримасу отвращения и торопливо отвернулся, а когда путешественники выступили в путь, следя за путеводным клубком, пёс старательно держался подальше от юноши, чтобы невзначай не забыться.

День прошёл спокойно. Адель, привыкшая к разным местам, радовалась хотя бы тому, что почва, состоящая из смеси песка и камней была твёрдой и удобной для ходьбы. Клубок весело катился впереди, приноравливаясь к скорости путников. Котёнок заворожено следил за ним, воспринимая его как дразнящую игрушку, а на привалах пытался подобраться к сумке Адели, куда его прятали.

— Явление Пятое! — неизменно раздавалось над ухом котёнка, уже уверенного, что клубок у него в лапах, и он отскакивал от сумки, опасаясь, что Барбос посчитает своим долгом сторожить неугомонного проказника.

— Идём-идём, а знать бы, куда, — размышлял солдат вслух.

— Похоже, мы огибаем гору, — откликнулась пани Иоанна. — Я шла по этому пути.

— Но ты, пани, шла на восток, куда тебе и надо было, а мы идём в обратную сторону, на запад, а нам туда идти совсем ни к чему. Не по душе мне этот клубок.

Адель припомнила, что волшебная свирель тоже была солдату не по душе.

— Вы не любите волшебные вещи, Пахом Капитоныч? — спросила она.

— Не то что не люблю, а не доверяю. Волшебные вещи должны быть у волшебников, чародеев, ведьм и прочей нечисти, а что, скажи ты мне, делать с ними мне, простому солдату? Я привык полагаться на свою смекалку, и уж если она меня подведёт, то сам я и буду виноват, а волшебные вещи лишают меня возможности размышлять. Согласен я с ними или нет, а всё равно должен поступать как велят они.

— Фея сказала, что клубок проведёт нас мимо гибельных мест и по кружной, но безопасной дороге переведёт через пустыню.

— Сомнительно мне, что нельзя найти безопасный ближний проход через холмы, — упорствовал солдат. — Зря я слепо доверился этому клубку. Надо было сходить на разведку. Не думаю, что у клубка больше здравого смысла, чем у человека.

Адель и сама засомневалась в клубке, который уводил их всё дальше от цели.

— Но ведь доверяемся же мы лошади, когда теряем дорогу, — возразила пани Иоанна. — Нам и сейчас следует довериться этому клубку. Я предпочту пройти по длинному пути, чем пуститься на свой страх и риск по короткому и быть погребённой в песчаной могиле.

— Да, ты, пани, как всегда права, если, конечно… — бормотал солдат себе под нос, с растущим сомнением поглядывая на клубок.

Барбос ловил глазами каждый жест хозяина и, уяснив смысл его недовольства, решил следить за клубком, чтобы тот не выкинул что-нибудь непредвиденное, способное причинить вред. Пока что волшебный клубок старательно катился по каменистой почве вдоль горы с явным намерением её обогнуть.

Адель тоже удивляло, почему клубок выбрал такой длинный кружной путь. Почему не пройти вдоль горы с другой стороны, где они шли с Пахомом Капитонычем? А впрочем, что она знает об этой местности? Возможно, там, где она сочла бы себя в безопасности, её подстерегали бы ловушки с вскипающим песком или она провалилась бы в гигантскую воронку, и пески сомкнулись бы над её головой. Нет, лучше довериться их необычайному проводнику, подаренному доброй незлобивой феей. Как всё-таки вовремя колдун Жан пришёл ей на помощь и послал эту старушку, а это несомненно его посланница.

— Мы, наверное, скоро дойдём до степи, — предположила пани Иоанна. — Там, вдали виднеется что-то жёлто-зелёное. А степь здесь доходит до самого берега.

Адель предпочла бы идти по степи, чем по бесплодной каменистой земле, где глазу не на чем было остановиться.

— По степи идти труднее, — продолжала пани Иоанна. — Там под травой попадаются норы, кочки. А местами трава высока и опутывает ноги. Но всё равно там приятнее, потому что видишь живую траву, а порой и полевую мышь или суслика.

— Придётся идти там, где катится этот маленький плут, — сказал солдат. — Уж и не знаю, куда он нас приведёт. Продуктов у нас совсем мало, а воду надо добыть любым способом, иначе мы умрём от жажды. У тебя, Барбос, хороший нюх, так что ты посматривай, нет ли где источника.

— Если найдётся хоть самый маленький ручеёк, я его не пропущу, — пообещал Барбос, честно глядя в глаза хозяину.

— Ух! Ух! Ух! — ни с того ни с сего закричал Стась, нелепо махая руками.

Пёс скривил морду от отвращения и стал обследовать каждый выступ, каждый камешек, кружась и петляя, чтобы не пропустить воду.

— Отдохнём немного и снова в путь, — отдал долгожданную команду солдат.

Адель и пани Иоанна принялись доставать скудную еду, раскладывать её на салфетке и распределять по порциям.

— Ну, иди, Явление Пятое, побегай на воле, — ласково приговаривал Пахом Капитоныч, спуская котёнка на землю. — Поиграй. Но к клубку не подходи. Адель, смотри, чтобы котик не залез к тебе в сумку.

— Я послежу, — пообещала девушка, перекладывая сумку с клубком на другое место, потому что котёнок, конечно же, стал пробираться к запретной игрушке.

Обескураженный Явление Пятое выбрал своей целью Барбоса, рыскавшего вдалеке в поисках воды. Он решил незаметно подкрасться к нему и вцепиться в его хвост.

— Ух! Ух! Ух! — продолжал кричать дурачок, размахивая руками.

— Успокойся, деточка, сейчас я тебя накормлю, — утешала его пани Иоанна. — Проголодался?

— Прочь! — закричал солдат.

Его голос слился со свистом разрезающих воздух крыльев. Что-то большое мелькнуло над головой Адели, и только теперь она увидела громадного коршуна, ринувшегося на котёнка. Она тоже закричала и вслед за солдатом побежала к несчастному припавшему к земле рыже-бело-чёрному комку. Пани Иоанна бежала сзади, размахивая салфеткой и грозя хищнику невероятными бедами.

Но всех обогнал чуткий Барбос. Он в несколько прыжков достиг котёнка и буквально сшибся с коршуном, уже выпустившим когтистые лапы на верную добычу. Когти скользнули по собачьей шерсти, оставляя кровавые борозды.

Страшный клёкот слился с неистовым рычанием, в воздух полетели перья и клочья шерсти. Пёс подбирался к горлу сильной птицы, не обращая внимания на когти, впивающиеся в тело, крылья, бьющие по голове, и страшный изогнутый клюв, целящийся в глаза.

Когда к сражающимся подбежали люди, битва была закончена. На земле, широко раскинув крылья, лежал мёртвый коршун, и на нём, вцепившись в шею зубами, вытянулся бездыханный пёс. Маленький пёстрый котёнок, отброшенный дерущимися в сторону, теперь приблизился и нерешительно трогал Барбоса лапкой за неподвижный хвост.

Адель охватило такое чувство ужаса, жалости и раскаяния, что она даже не могла плакать. Она так и замерла над сразившими друг друга врагами, слыша, как всхлипывает пани Иоанна и вздыхает солдат. Она могла произнести заветные слова и получить помощь. Могла! Почему она этого не сделала? Почему ей и в голову не пришло, что достаточно лишь произнести имя колдуна Жана, и побоище прекратилось бы. Уж, наверное, будь на месте Барбоса она сама, эти слова сами вырвались бы из её уст. А сейчас уже поздно сожалеть о том, что не сделано, ведь благородный пёс погиб, его не вернёшь, и виновна в его смерти она одна.

— Идите к стоянке, — ласково сказал Пахом Капитоныч. — Пани Иоанна, уведи отсюда Адель. Я сам сделаю всё, что полагается. Вот, захватите с собой и котёнка.

Добрая женщина мягко, но настойчиво потянула девушку за собой.

— Как всё это быстро случилось, — плача, проговорила она. — Неожиданно и быстро. Только что он был жив, а сейчас…

И она безутешно разрыдалась.

— Стась здесь! Стась здесь! Стась здесь! — затянул дурачок, топчась возле опустившейся на землю женщины.

Видя, что все его неумелые попытки утешить и подбодрить ни к чему не приводят, юноша сел рядом со своей покровительницей и начал подвывать, размазывая по щекам обильные слёзы.

— Добрый мальчик! — всхлипывала пани Иоанна. — Бедное дитя!

Если бы Адель могла, она бы заплакала, но она чувствовала, как спазм перехватывает дыхание, тяжёлая тоска давит сердце и остаётся лишь одно сильное желание — умереть.

Вон вдалеке виден солдат. Он склонился над мёртвыми соперниками, чтобы разъединить их. Вот он поднимает тело собаки и несёт его к месту привала. Почему несёт сюда, а не хоронит там, где Барбос нашёл свою смерть? Эти мысли вяло ворочались в голове Адели, пока не выровнялись в логическую цепочку. Она вскочила.

— Он жив, да? Жив?

Пани Иоанна подняла красное, опухшее от слёз лицо.

— Пока жив, — осторожно ответил Пахом Капитоныч. — Я нагнулся над ним, разжал зубы, а он, бедняга, вздохнул. Ну, я и поспешил скорее перенести его сюда. Сейчас дадим ему воды, обмоем раны, перевяжем. Даст Бог, и отойдёт.

Адель позавидовала, как ловко и умело солдат обработал страшные раны собаки и перевязал их бинтами, которые пани Иоанна сделала из своей запасной нижней юбки. Барбос заскулил, не приходя в сознание.

— Ничего, ничего, — приговаривал солдат, заканчивая перевязку. — Сейчас тебя напою…

Он свернул жгутик из лоскута, намочил в воде и один конец просунул в рот собаки. Барбос, ощутив во рту влагу, стал сосать. Другой конец солдат сунул в миску с водой.

— Вот и хорошо, — отметил он, когда блюдечко опустело.

Пёс открыл глаза.

— Выживу или не выживу? — прошептал он.

— Выживешь, — убеждённо сказала Адель. — Обязан выжить. Иначе нам всем будет очень плохо.

— Если не выживешь, то причинишь нам большое горе, — подтвердила пани Иоанна. — Мы к тебе очень привязались.

— Соберись с силами, Барбос, ты нам очень нужен, — добавил Пахом Капитоныч. — Раны у тебя не очень глубокие, просто их много и ты потерял много крови. Хочешь ещё воды?

— Я не нашёл источник, — грустно признался пёс.

Пани Иоанна всхлипнула.

— У нас ещё много воды, — успокоил раненого солдат.

Барбос высосал ещё миску воды.

— Хорошо! — вздохнул он. — А то все внутренности ссохлись.

— Поспи, — сказал солдат.

— Да, в сон клонит.

Барбос закрыл глаза и скоро засопел.

— Ничего, оклемается, — убеждённо проговорил солдат. — Дыхание ровное, и сердце работает без перебоев. А раны? Раны заживут, как на собаке… То есть на крепкой собаке раны заживают быстро… Ну-ну, успокойтесь, милые.

Пахом Капитоныч сочувственно поглядел на пани Иоанну, перевёл взгляд на Адель и вздохнул.

— Не рви сердце, дочка. Все мы, и люди, и животные, приходим в этот мир на время, только погостить. Мы часто забываем об этом, а только-только начинаем здесь обживаться, как оказывается, что срок гостевания уже прошёл и пора уходить. Не убивайся так о каждом, с кем тебя сведёт жизнь, иначе сердца не хватит. А о Барбосе не беспокойся — он выживет. Полагаю, что ему не раз доставалось и покрепче. А теперь закусим, чем Бог послал и…

Пахом Капитоны в замешательстве умолк, и все посмотрели на место предстоящей трапезы. По сравнению с едва не произошедшим несчастьем открывшееся зрелище едва ли можно было счесть бедствием, но всё-таки Адель с отчаянием глядела на их развороченный багаж.

— Господи! — прошептала пани Иоанна в ужасе.

— Чёрт! — пробормотал солдат.

"Несчастный идиот!" — хотелось крикнуть Адели, что было бы ближе к истине, но она сдержалась.

Второй раз дурачок остался без присмотра, и второй раз он не упустил случая этим воспользоваться. Содержимое мешков было старательнейшим образом вытряхнуто на землю и раскидано в разные стороны. Продукты лежали в полном несоответствии друг с другом, а сверху были посыпаны мукой.

— Хорошо, что он не вылил воду, — спокойно, даже добродушно проговорил Пахом Капитоныч, но Адель поняла, что эта сдержанность стоила ему большого усилия. — Не стоит унывать, раз уж поправить ничего нельзя. Давайте всё соберём и разберёмся с уцелевшим. Только будьте осторожны и не стряхивайте муку. Придётся нам есть всё это в сыром тесте. Ничего, это питательно.

— Стась! — с укором сказала пани Иоанна.

— Не ругай его, пани. Что с него, несчастного, можно требовать? Он даже не понял, что натворил.

Дурачок широко улыбнулся, развёл руки, указывая на содеянное, и принялся кружиться и притоптывать, словно исполняя неуклюжий танец. Требовать от него, и правда, было нечего, но придти к этому выводу и укротить всколыхнувшееся раздражение Адель смогла только благодаря добродушию солдата.

— Что скажешь, солдат? — спросила пани Иоанна, когда вещи были отделены от продуктов, а последние тщательно пересмотрены и уложены в мешки.

— Удовлетворимся тем, что есть, — ответил Пахом Капитоныч туманно. — Могло бы не остаться и этого.

Адель поняла так, что дела у них плачевны.

— На три дня нам должно хватить, а так будет видно, — продолжал солдат. — Перво-наперво нам необходимо найти воду, а потом уже подумать о еде. Будем надеяться, что клубок не станет водить нас вокруг горы слишком долго, а может, выведет к такому месту, где мы сможем запастись едой. Ну, а сейчас поедим и отдохнём.

Адель с опаской посмотрела на израненного пса, но он спал крепко и временами похрапывал. Не было похоже, что его жизни угрожает опасность, и девушка успокоилась.

Котёнок наивно прыгал вокруг людей, временами предпринимая попытки добраться до чудесного клубка. Он совсем не думал о том, что только благодаря самоотверженности собаки избежал верной смерти, а его спаситель чуть не погиб в борьбе с коршуном.

— На Моську однажды напал Орёл и чуть не унёс её с нашего плота, — поделилась Адель воспоминаниями.

Солдат обстоятельно описал пани Иоанне жёлтую собачку, необыкновенно умную и хитрую, в чём он успел убедиться, хотя знал её совсем недолго. А Адель рассказала о переправе по реке и встрече с орлом.

Пани Иоанна слушала очень внимательно.

— До чего же всё интересно! — воскликнула она. — А мне особенно и рассказывать нечего. Вот только и останутся воспоминания о вас и нашем путешествии. Если бы мне найти сына…

Она с нежностью посмотрела на прикорнувшего неподалёку от неё Стася.

— Ты обязательно найдёшь сына, — утешил её Пахом Капитоныч. — И о малом не беспокойся. Мы пристроим его в деревне, где ему будет хорошо.

— Спасибо тебе, солдат, на добром слове, — ответила пани Иоанна, печально улыбаясь. — Сбудутся твои пожелания или нет, будущее покажет, а пока спасибо за сочувствие. Желаю и тебе найти своё счастье, а Адели — спасти жениха.

Девушка почти ничего не слышала. События и переживания дня утомили её, и она погрузилась не то в сон, не то в дремоту, куда иногда врывались внешние звуки, преображаясь до неузнаваемости.

Адель была разбужена под утро. Пани Иоанна передала ей дежурство и посоветовала встать и немного пройтись вокруг лагеря, чтобы прогнать сон. Девушка так и сделала. Она осторожно отошла от непробудно спящего солдата и мгновенно уснувшей пани Иоанны, от свернувшегося калачиком Стася, посмотрела на Барбоса и не нашла в его состоянии никаких изменений. Явление Пятое вознамерился было пойти за Аделью, но раздумал, вернулся к солдату и лёг клубочком под его рукой. Вокруг было тихо и пусто. Ни дуновения ветерка, ни малейшего движения. А ведь в любую минуту мог появиться друг или враг. Она ли, Адель, бродит сейчас в потёмках вокруг лагеря? Неужели это та городская девушка, изнеженная, несмотря на бедность и горькие испытания? Как нашлись у неё силы для сурового путешествия? За что, за какие такие заслуги выпало ей счастье повстречать стольких добрых людей, без раздумий и уговоров берущихся ей помогать? А она? Что хорошего она сделала в ответ?

Рассвет застал её в состоянии душевного умиления. Она с нежностью посмотрела на проснувшегося солдата, подтянутого и готового к предстоящим испытаниям, на невыспавшуюся пани Иоанну, с трудом заставившую себя встать и приняться за уборку разложенных для сна вещей. Стась лениво потягивался, не торопясь вставать, и Явление Пятое стал тормошить его, хватаясь лапками ему за нос. Адель взялась помогать своей спутнице.

— Как там наш раненый? — спросил Пахом Капитоны и подошёл к собаке. — Как себя чувствуешь, Барбос?

— Жив, — печально ответил пёс.

— Сейчас получишь завтрак, а потом решим, что с тобой делать.

Адели стало страшно от этих слов. Собака не сможет идти, это ясно. И что им с ней делать? Это не Явление Пятое, который умещается у солдата на плече или за пазухой. Здоровенный тяжеленный пёс.

Барбос это хорошо понимал. Когда солдат отошёл, он попытался приподняться, сделал героическое усилие, опёрся на дрожащие передние лапы и тяжело упал на бок. Из глаз его покатились слёзы, оставив на шерсти мокрые дорожки.

— Не двигайся, дружок, — бодро посоветовал солдат, принеся раненому еду и питьё. — Подкрепись.

Пани Иоанна торопливо отвернулась, чтобы не показать слёз. Похоже, на Барбоса смотрели как на покойника, да и сам он тоже понимал, что его оставляют здесь умирать. Даже Стась, уловивший общее настроение, стал подвывать.

Жаль было Адели использовать единственную возможность получить помощь от колдуна Жана, но выбора у неё не было. Оставаться на этом месте и ждать выздоровления собаки они не могли, поэтому пусть Жан им поможет.

— Был бы с нами Серый, — вздохнула она.

— Твой Серый, дочка, готовится стать рыцарским ослом, а у нас здесь имеется некто другой, кто готовится стать если не вьючным ослом, то вьючным человеком.

— Что ты хочешь этим сказать солдат? — удивилась пани Иоанна.

— Увидишь, — усмехнулся Пахом Капитоныч, и лукавые морщинки заиграли у его глаз. — Но сначала перекусим.

Порции были маленькие и как раз хватили лишь на "перекус". Адель съела бы впятеро больше, но и эта скудная еда существенно сократила их и без того мизерный запас.

— Ну, а теперь… — с видом фокусника начал Пахом Капитоныч.

Он распорол по шву мешок, привязал к двум противоположным краям верёвки, расстелил свой изделие возле Барбоса и осторожно переложил на него удивлённого пса. Когда он затянул верёвки, собака оказалась почти что в гамаке.

— Вот и обошлись без услуг осла, — самодовольно объявил солдат.

— Вы возьмёте меня с собой?! — всё ещё не веря, спросил Барбос.

— А куда же мы тебя денем? — в свою очередь спросил солдат. — Здесь некому тебя поручить. Да и захочешь ли ты менять нас на новых хозяев?

Пёс ничего не ответил, но взглядом дал понять, что отныне его жизнь принадлежит Пахому Капитонычу.

Пани Иоанна и Адель разделили между собой багаж, солдат приладил на спину гамак с собакой, сунул за пазуху котёнка, Стась, подпрыгивая и смеясь, обошёл вокруг маленькой группы, и волшебный клубок повёл путешественников дальше.

Адель спрашивала себя, надо ли допускать, чтобы Пахом Капитоныч надрывался под тяжестью собаки, или сейчас же вызвать колдуна Жана, и не знала, что ей делать. Она подошла к солдату.

— Пахом Капитоныч, вам очень тяжело? — тихо спросила она.

— Не особенно. Бедный пёс совсем отощал.

— Предположим, что у нас была бы возможность позвать на помощь… одного человека, но эта возможность была бы единственная. Потом уже нельзя будет его позвать… Стоило бы воспользоваться ею сейчас?

Пахом Капитоныч внимательно поглядел на девушку.

— Если бы у меня была единственная возможность позвать кого-нибудь на помощь, — вдумчиво рассудил он, — я бы воспользовался ею лишь в самом крайнем случае, когда моей жизни или жизни моих друзей угрожала бы реальная опасность. Вот если мы в течение пяти-шести дней не сможем пополнить запас пищи и, особенно, воды, тогда… Но и то… Надо, действительно, умирать, чтобы решиться использовать единственную возможность получить помощь. Тебе предстоит очень далёкий и трудный путь, дочка. Кто знает, что нас ждёт на этом пути.

Адель согрело слово "нас", означающее, что солдат твёрдо намерен помочь ей в её поисках. Клубок, как и прежде, вел путников вдоль склона горы, а потом исчез из глаз.

— Куда же он делся? — испугалась пани Иоанна.

Пахом Капитоныч положил на землю гамак с собакой, нагнулся и расчистил от сухой травы низкое и узкое отверстие в горе. Он встал на колени, заглянул внутрь, сделал рукой жест, означающий, что идти за ним не нужно, и нырнул в лаз. Отсутствовал он недолго и вернулся с клубком в руке.

— Я уж думал, что он от нас убежал, но он ждал нас в пещере недалеко от входа, — сказал он. — Положи его в свою сумку, дочка. Я считаю, что всем нам незачем сразу же лезть внутрь. Вы пока посидите и отдохните, а я проверю, что это за пещера и есть ли из неё другой выход.

— Наверное, есть смысл кому-нибудь из нас пойти с тобой, — возразила пани Иоанна.

— Зачем? — удивился солдат. — В случае опасности вы мне не сможете помочь, а убежать одному легче.

— Давайте, я побуду в пещере у самого выхода, — предложила Адель. — Так я вам не помешаю, а если возникнет опасность, буду кричать и напугаю того, кто нападёт.

Пахом Капитоныч посмеялся немного, но потом всё-таки разрешил девушке пролезть в пещеру, сесть на камень у лаза и ждать его. Перед тем, как уйти на разведку, он осмотрел Барбоса, дал ему воды и поудобнее уложил на ровное, расчищенное от камней место.

— Будь осторожен, солдат, — тревожно напутствовала его пани Иоанна.

— Постараюсь, — с добродушным терпением отозвался тот, передал ей котёнка и юркнул в лаз.

Адель опасливо пробралась вслед за ним и оказалась в обширной пещере с высоким сводом. Никаких чудес в виде роскошных сталактитов она не обнаружила, но само пребывание в подземном помещении было необычайно. Против ожидания, в пещере не было непроглядного мрака. Откуда-то, то ли из отверстий в склоне горы, то ли из какого-то другого источника, пробивался слабый свет. Куполообразный свод подпирали стены из грубого камня, местами выступавшего, местами образующего глубокие ниши.

— Пахом Капитоныч, — позвала Адель.

— Что такое? — отозвался он откуда-то слева.

— Здесь могут быть змеи? — спросила девушка, с опаской оглядывая смутно виднеющиеся повсюду норы.

— Отчего же им здесь не быть? — успокоительно проговорил солдат. — Всюду должны быть живые существа, а уж в пещерах самое раздолье для змей, пауков и летучих мышей. Ты, Адель, сиди спокойно, поменьше двигайся, тогда они тебя не тронут.

— А как же вы?

— Я тоже стараюсь быть осторожным.

— Вы нашли второй выход?

— Я нашёл двадцать второй. Здесь столько нор, что не знаешь, в какую залезть. Какие-то могут закончиться тупиком, а другие — завести в лабиринт, из которого не выберешься.

Пахом Капитоныч подошёл к девушке, сел рядом с ней и принялся рассуждать.

— Я понимаю так: под горой имеется подземный ход, который выведет нас на поверхность уже за песками.

— Добрая фея так и сказала, что клубок поведёт нас по длинному и запутанному пути, — напомнила пани Иоанна, сидевшая снаружи у самого отверстия.

— Не по душе мне эти подземные ходы, — признался солдат. — Не знаешь, куда идёшь, в какую сторону, где север, а где юг. Здесь я сам себе кажусь не то кротом, не то дождевым червём.

— Возможно, это единственная дорога через пески, — предположила пани Иоанна.

Адели тоже было неуютно в полутьме пещеры, но раз снаружи они непременно должны попасть или в воронку или в кипящие пески, то лучше уж пройти подземным ходом.

— Посмотрю, куда хочет нас повести этот клубок, — решился солдат. — Брось-ка его, дочка.

Адель достала путеводный клубок и бросила на землю. Он подпрыгнул, быстро покатился к одной из ниш в глубине пещеры и скрылся в ней.

— Эй, стой! Стой, тебе говорят! — закричал Пахом Капитоныч и кинулся за ним следом.

Отсутствовал он довольно долго, а когда вернулся, то дышал тяжело.

— Ну и заставил он меня побегать! Насилу его догнал! Думал, что так и буду за ним то бежать, то ползти до самого конца подземного хода, но потом решил плюнуть на этот бесноватый клубок и вернуться, пока не заплутался. Только тогда этот паршивец остановился и позволил себя поймать.

Солдат и Адель вылезли из пещеры и приостановились, ослеплённые ярким солнцем.

— Хорошо-то как! — восхитился Пахом Капитоныч. — После такой благодати не хочется вновь лезть в тёмную нору. Очень уж там мрачно. Давайте решим, идти ли нам на свой страх и риск поверху или довериться клубку. Что скажешь ты, пани?

— Я верю, что добрая фея не случайно дала нам волшебный клубок. Хоть и неприятный путь нам предстоит, но выбора у нас нет, если мы хотим попасть в озёрный край. А ты, Адель, что думаешь?

Бродивший невдалеке Стась вдруг подпрыгнул, встал на четвереньки и начал мяукать. Оказалось, что расшалившийся Явление Пятое подкараулил его, неожиданно выскочил перед ним и выгнул спину. Несчастный слабоумный юноша, не обременённый заботами, всецело поглотившими его спутников и покровителей, хлопнул в ладоши, заставив котёнка подпрыгнуть, и сам неуклюже подпрыгнул. Так они играли, получая огромное удовольствие, пока не устали.

— Наверное, придётся идти за клубком, — неуверенно сказала Адель. — Если бы нашёлся кто-то, кто указал бы нам другую дорогу, тогда мы могли бы пройти через пески, но раз никого нет… В пещере очень неуютно, но идти через опасные пески, не зная, где и какие ловушки подстерегают, ещё страшнее. Да и что нам грозит, если нас поведёт клубок?

— Пожалуй, вы обе правы, — признал Пахом Капитоныч. — Похоже, выбора у нас, и правда, нет. Но тогда нам придётся собрать все силы, потому что переход будет трудным, а времени отдыхать у нас нет. Если нам не встретится вода, то на весь путь мы можем потратить не больше трёх дней, да и то будем испытывать и голод, и жажду. Вы готовы к этому?

Адель не могла сказать с уверенностью, что готова к предстоящему испытанию, потому что плохо представляла себе, что её ждёт, но ответила, что полна решимости.

Пани Иоанна, не побывавшая в пещере даже у самого входа, с гораздо большей твёрдостью уверила солдата, что не боится тягот пути.

— Ну, а уж Стасю остаётся только следовать за нами, — закончил Пахом Капитоныч.

— Этот мальчик очень силён и вынослив, — сказала пани Иоанна. — Он пройдёт везде, где пройдём мы.

— А тебе, Барбос, придётся потерпеть, — обратился солдат к напряжённо следившему за происходящим псу. — Может, мне не удастся пронести тебя осторожно и иногда я задену за выступ или…

— Не думай об этом, хозяин, — откликнулся Барбос. — Хоть колоти меня о стены и бросай на камни — я всё вытерплю.

Адель поняла, что больше всего беспомощная собака боится быть брошенной на произвол судьбы, а точнее, на верную гибель.

— Тогда бери котёнка, Адель, и не выпуская его, а то этот малыш легко потеряется. Бросай клубок. В дорогу, друзья!

Когда, один за другим, путники пролезли в отверстие и очутились в пещере, казавшейся особенно мрачной после яркого солнца снаружи, пани Иоанна впервые по-настоящему поняла солдата, сомневающегося, стоит ли забираться в подземный ход.

— Как же здесь неуютно! — проговорила она.

— Запасись мужеством и терпением, пани, потому что скоро будет ещё неуютнее, — весело проговорил солдат. — Но раз уж клубок указывает нам только этот путь, постараемся преодолеть его побыстрее. Сейчас будет очень неудобный лаз, скорее даже нора. Встаньте на четвереньки и ползите. Дальше можно будет идти согнувшись, а потом — распрямившись.

Адель неуклюже ползла по овальной норе. Ей очень мешала длинная и широкая юбка, так что в конце концов она подоткнула край подола за пояс. Мешали мешок и сумка. Пани Иоанна испытывала те же затруднения. Солдат вёз гамак с Барбосом по камням, и бедный пёс мужественно терпел острые камни под собой и удары о выступы. Даже котёнку здесь не нравилось. Он царапался в руке у Адели, пытаясь высвободиться, а когда она сунула его за пазуху, долго там возился и фыркал. По-видимому, его больше устраивало покровительство Пахома Капитоныча. Только Стась лез позади всех без видимого неудовольствия. Его забавляло всё: и полутьма, и грубые камни, и даже способ передвижения. Никто не мог бы сказать, долго ли несчастный дурачок будет пребывать в удобном для спутников расположении духа, но пока он вёл себя прекрасно.

Адель с изумлением и испугом увидела у конца норы стрелу, нарисованную чем-то светлым.

— Пахом Капитоныч! — воскликнула она. — Здесь нарисована стрела и, похоже, она указывает нам дорогу.

— Это я её нарисовал, — раздался впереди приглушённый голос солдата. — Если что-нибудь случится непредвиденное, мы сможем вернуться по этим знакам.

— Ты предусмотрителен, — отметила пани Иоанна, пыхтевшая сзади. — Мне и в голову не пришло, что надо отмечать наш путь. Ох! Как хорошо, что можно встать на ноги!

Но оказалось, что идти в полусогнутом положении чуть ли не мучительнее, чем ползти на карачках. Поясница ломила так, что, когда вышли, наконец, на участок, где можно было выпрямиться, это оказалось не так-то просто сделать.

— Ох, мочи нет! Спина сейчас переломится! — пожаловалась пани Иоанна. — Если весь путь будет таким, то это путешествие я не забуду до конца своих дней.

Пахом Капитоныч никак не отреагировал на малодушные жалобы женщины. Он шёл впереди, неся на спине гамак с собакой, и только время от времени предупреждал, когда надо было нырять в какую-нибудь нору или, наоборот, можно было идти выпрямившись. Становилось всё темнее, несмотря на то, что глаза привыкли к полумраку. Различать отдельные камни уже не было возможности, и, если бы не указания впередиидущего, путники набили бы себе много шишек.

— А ход всё понижается, — заметил солдат. — Похоже, мы уходим глубоко под землю. Боюсь, что скоро станет совсем темно, а ведь у нас нет факелов и ничего такого, из чего их можно сделать.

— Пахом Капитоныч, а клубок от нас не убежит? — забеспокоилась Адель.

— Нет, он хорошо себя ведёт и катится почти у самых ног. Я его время от времени нащупываю.

Узкие норы уже совсем тонули в темноте, а часть пути, где своды были высокими, освещалась сквозь совсем узкие щели где-то в вышине.

— Хорошо, что сухо, — сказала Адель и сейчас же подумала, что воды у них совсем мало и не помешало бы им встретить какой-нибудь ручей или подземное озеро.

Солдат ничего на это не ответил, продолжая лишь давать указания. Его голос и голос пани Иоанны становились всё глуше и приобретали странное фантастическое звучание, а выкрики Стася казались далёким гулом.

— Осторожнее! Здесь надо двигаться ползком! — предупредил Пахом Капитоныч. — Ход совсем узкий. Сначала ощупайте края хода, а потом уже думайте, как вам легче двигаться. Юбки свои… ну, хоть на головы натяните, что ли… Мешки толкайте перед собой. Пошли!

Адель почти буквально выполнила совет солдата и тщательно подоткнула юбку со всех сторон. Пани Иоанна, вырисовывающаяся смутной тенью, проделала то же самое. Потом девушка ощупала острые края норы и полезла в неё, проталкивая впереди себя мешок, сумку и котёнка. Ползти пришлось, извиваясь всем телом, упираясь коленями в края и всеми способами помогая себе в неловком передвижении. В какой-то момент ей даже показалось, что сейчас она безнадёжно застрянет и уже не сможет податься ни вперёд, ни назад.

— Ничего. Эта часть довольно узка, но дальше будет шире, — еле слышно долетал до Адели голос Пахома Капитоныча, испытывавшего такие же трудности.

Сзади охала и причитала пани Иоанна. Адель очень ей сочувствовала, потому что она была много толще её.

"А что, если мы упрёмся в тупик?" — с ужасом подумала девушка, но тут же утешилась мыслью, что клубок не может привести их к тупику. Потом в голову полезли очень мрачные мысли. Она представила, что ход совсем сузится, и они застрянут в нём, а клубок спокойно покатится вперёд, ведь ему для прохода достаточно совсем крошечной норки.

— Не могу! Задыхаюсь! — закричала пани Иоанна.

— Эй, что там? — в свою очередь прокричал солдат.

— Пани Иоанна задыхается, — крикнула Адель и сама почувствовала удушье.

— Передай ей, дочка, чтобы крепилась, — кричал Пахом Капитоныч, и голос его раздавался словно из-под земли. — Я уже чувствую, что проход расширяется.

— Проход уже расширяется! — прокричала Адель. — Пани Иоанна, слышите?

Позади глухо раздавались успокаивающие речи пани Иоанны, адресованные Стасю.

Адель ещё долго протискивалась вперёд, отталкиваясь уже только краями подошв истрёпанных и сбитых туфель. Её мучило удушье и, чтобы заглушить в себе растущий ужас, она часто кричала пани Иоанне, что осталось ещё чуть-чуть, что это только кажется, что проход не кончается, а на самом деле они медленно ползут, только и всего. И вдруг…

Адель толкнула сумку и почувствовала, что мешок, находящийся впереди сумки, упал, а потом упала и сумка. Адели показалось, что ей в лицо ударила струя свежего воздуха. Явление Пятое мяукнул и тотчас же его подхватила одна рука, а другая помогла девушке выбраться из норы.

— Осторожнее, дочка, не наступи на Барбоса. Мне пришлось толкать его впереди себя, и ему порядком досталось.

— Ничего, я пока жив, — простонал пёс.

— Пани Иоанна! Здесь уже свободно. Лезьте вперёд, соберитесь с силами! — кричал солдат.

Потом он передал клубок Адели и нырнул в узкий ход. Девушка увидела только его ноги, торчащие из отверстия, а потом исчезли и они. Затем ноги очень медленно появились снова и беспомощно забарахтались. Адель ухватилась за них, потянула, и вскоре Пахом Капитоныч вместе с мешком вывалился на каменный пол.

— Давай-ка вытягивать пани, дочка, — задыхаясь, распорядился он, подавая девушке конец уходившей в отверстие верёвки. — Только очень медленно и осторожно.

Адель тянула, переставала тянуть, повинуясь команде, опять тянула, а солдат, нагибаясь к отверстию, кричал бедной женщине ободряющие слова, что-то спрашивал, что-то советовал.

— А теперь выдохни, — велел он.

Адель выдохнула, но оказалось, что приказ относился к пани Иоанне. Её выволокли из норы почти без чувств и положили в сторонке отдохнуть.

— Полезу за малым, — сообщил солдат девушке. — Когда крикну, тяни за верёвку.

У Адели в голове не укладывалось, как солдат решился в третий раз лезть в эту убийственную нору. Отсутствовал он очень долго, а потом девушка уловила едва слышный крик. Она осторожно потянула за верёвку, но она не поддавалась. Тогда она напрягла все силы и медленно, останавливаясь и отдыхая, вытянула Пахома Капитоныча, который, в свою очередь, тянул за собой Стася. Все трое в полном изнеможении растянулись на полу.

— Отдохнём немного, и пойдём дальше, — решил солдат.

— Пойдём? Ты бы лучше сказал "поползём", — охала пани Иоанна. — Честное слово, я чувствовала себя пробкой, которую всё глубже проталкивают в бутылку. А под конец поняла, что не могу протиснуться ни туда, ни сюда. Я уж и выдыхала, чтобы занимать меньше места, и вытягивалась, но застряла прочно. Спасибо, солдат, что ты меня выручил. Что бы я стала делать в этой норе? А главное, мальчик тоже застрял из-за меня.

— Не из-за тебя, а за тобой, — поправил солдат. — Он застрял ещё прочнее, чем ты, пани. Мы его вместе с Аделью вытягивали верёвкой.

— Ты, солдат, был прав, когда хотел искать дорогу в песках. Уж не знаю, нашли бы мы там смерть или нет, а здесь мы её точно найдём.

— А может, не найдём, — ободрял упавшую духом женщину Пахом Капитоныч. — Пролезли ведь сквозь это угольное ушко, пролезем и через другое, а может, другого и не будет. Уж очень легко ты сдаёшься. Раз забрались сюда, то давай с честью пройдём этот путь.

— С честью или без чести, а поскорее бы пройти. Вот и мальчик совсем выбился из сил. Ты, солдат, ко всему привык, так что командуй нами и не жалей, если мы будем ныть. Адель — стойкая девочка, а я заранее знаю, что буду стонать и жаловаться. Не обращайте на это внимания и подгоняйте меня, как сочтёте нужным.

Адель засмеялась, и пани Иоанна тоже засмеялась над собственными словами.

— Хорошо иметь таких попутчиков! — одобрительно сказал Пахом Капитоныч. — Командуй как хочешь, подгоняй, не жалей. Только ты, пани, сама запомни, что сейчас говоришь, а то потом ни за что не поверишь, что такое было. Отдохнули? Ну, а теперь полегоньку в путь.

Адель не ожидала, что отдых закончится так быстро. Только-только она расслабилась, выбрала удобное положение, почувствовала, как начинает отдыхать тело, а уже надо вставать и идти, а может, ползти. Наверное, если бы она была одна, она бы устроила длительный привал, хотя и понимала, что с состоянием их запасов надо спешить. А теперь, хочешь-не хочешь, а приходится подниматься.

Она безропотно встала, приученная к подчинению командиру.

— Дай хоть немного отдохнуть, — взмолилась пани Иоанна.

— Милые вы мои! — с жалостью проговорил Пахом Капитоныч. — Я и рад бы задержаться здесь подольше, но вода у нас на исходе. А ну как она закончится прежде, чем мы выйдем на поверхность? Да и снаружи нам может долго не встретиться источник. И еды мало. На голодном пайке не шибко поползёшь по такому вот ходу. Вставай, пани, подумай хотя бы о мальце. Он без тебя пропадёт.

Солдат затронул тему, самую важную для бедной женщины. Она была способна погибнуть сама, но дать погибнуть Стасю не могла.

— Ты прав, солдат. Не жалей нас для нашего же блага. Та, Адель, молодец, встала, словно и не устала вовсе. А я совсем расклеилась. Ну, в путь!

Дурачок ошалело глядел на своих спутников. Осознав, что они собираются идти, он завыл, показывая, что не желает так рано вставать.

— У-у-у! — тянул он.

Пани Иоанна нашла слова, успокоившие слабоумного юношу, а вскоре он совсем развеселился. Отвлечь его от какого-то переживания и направить убогие мысли на другие предметы было нетрудно. Он уже гулькал от удовольствия.

— Бедный малый! — вздохнул Пахом Капитоныч. — Немного ему нужно для счастья, но и того нет.

Адель заметила, что это замечание пани Иоанна восприняла очень болезненно. Однако времени для наблюдений и переживаний уже не было — начался трудный путь. Опять они согнулись в три погибели, преодолевая низкий участок пути, потом выпрямились и шли осторожно, боясь разбить в полутьме голову о какой-нибудь выступ, затем встали на четвереньки и поползли, опять встали и выпрямились, поползли, пошли на четвереньках, поползли, пошли полусогнувшись…

Адель заметила, что участков, где можно было выпрямиться, становилось всё меньше, свет всё слабее пробивался к ним и местами они ползли в полной темноте, а воздух густел и отдавал плесенью.

Когда девушка уже перестала чувствовать свои ноги, солдат отдал команду остановиться.

— Интересно, какой путь мы проделали? — спросила пани Иоанна.

Пахом Капитоныч вырисовывался смутным силуэтом. Его лица видно не было.

— Путь трудный, — уклончиво ответил он. — Мы много времени тратили на проползание через длинные норы. Но, впрочем… полагаю, что мы значительно продвинулись вглубь горы.

Адель была убеждена, что Пахом Капитоныч думает как раз обратное. Наверняка, тратя все силы на ползание, они проделали совсем короткий путь. Но если пани Иоанну может подбодрить явная ложь, то девушка ничего не имела против.

— Дай Стасю! Дай Стасю!.. — затянул дурачок.

Это означало, что пани Иоанна раскладывает еду.

Адель получила миску муки, смешанной с водой, род жидкого сырого теста, показавшегося голодной девушке восхитительным.

— Вкусно, — сказала она.

— Сытно, — проурчал Барбос.

Стась хлебал истово и чавкал не хуже Барбоса.

— Проголодались, родимые, — ласково и с жалостью в голосе уточнил Пахом Капитоныч. — Даже Явление Пятое ест болтанку с жадностью, словно это сырая рыба.

И правда, в темноте раздавалось урчание, будто у голодного котика покушались на вкуснейшие яства.

— Спать! — скомандовал Пахом Капитоныч. — Первым дежурить буду я, потом — пани Иоанна, потом — Адель. Барбос, твоё дело — выздоравливать. Спи и не строй из себя героя.

Адель очень аккуратно пристроила сумку с клубком под голову и легла, подстелив под себя шаль. Она даже не заметила, когда подошёл сон.

— Вставай, Адель, — проник в сладкое забытье голос извне. — Просыпайся, девочка!

Девушка заставила себя сесть. Темнота была полная. Нигде ни пятнышка света. Из-за этого стало неуютно и тревожно.

— Твоя очередь дежурить, Адель, — приглушённо проговорила пани Иоанна. — Не спи и слушай.

— Я уже проснулась, пани Иоанна, — отозвалась девушка. — Не беспокойтесь и ложитесь спать. Я не усну.

Сначала Адель подумала, что не так-то просто выполнить это обещание, но потом сон исчез. Кромешная тьма навевала тревогу, прогоняя самую лёгкую дремоту. Уши, пытавшиеся хоть что-нибудь расслышать, начинали улавливать звуки, которые создавало воображение. Но вот она услышала что-то реальное, какое-то движение.

— Кто там? — встревожено спросила она.

— Это я, — объяснил Барбос. — После сна я почувствовал прилив сил и попытался встать.

— По-моему, тебе ещё рано, — неуверенно сказала Адель. Ей было жаль Пахома Капитоныча, тащившего на себе тяжёлое животное, но жаль и собаку, жестоко израненную коршуном.

— Я и сам понимаю, что рано. Мне бы полежать ещё пару дней, прежде чем начну потихоньку вставать. Да вот хозяин со мной совсем измучился. Боюсь, не надорвался бы. Никогда не встречал такого человека. Любой другой бросил бы меня умирать или пришиб камнем, чтобы я не мучался. Но уж за таким хозяином пойдёшь в огонь и в воду, шкуры своей, жизни не пожалеешь.

Барбос выразил отношение к солдату прямо, без затейливых размышлений и сравнений, и Адели стало стыдно, что она посмела сравнивать надёжного, всем готового помочь Пахома Капитоныча с цыганом, неплохим и смелым, но из ложной гордости способным покинуть нуждающихся в его поддержке людей.

Между тем посветлело, и во мраке можно было различать смутные фигуры. Адель поняла так, что пора будить спутников, чтобы использовать этот слабый свет для дальнейшего пути.

— Пахом Капитоныч, уже светло, — неуверенно проговорила она.

Солдат сейчас же проснулся.

— Да, дочка, пора вставать. Раз сюда пробивается свет, значит, там, наверху, уже утро. Нам надо использовать каждую минуту света. Но мне кажется, что какую-то часть пути мы будем ползти на ощупь, в полной темноте… Пани Иоанна! Вставай, пани, уже пора.

Бедная женщина не жаловалась, но было видно, что она крайне измотана.

— Сейчас будет завтрак, — покорно сказала она.

Адель плохо видела её в полутьме, но всё-таки заметила, как вяло она двигается.

— Ой! Меня что-то опутывает за ноги! — вскрикнула пани Иоанна. — Словно толстая паутина!

Пахом Капитоныч бросился к ней, споткнулся и упал. Адель, подскочившая к ним, тоже почувствовала, что не может сделать и шагу, связанная тонкой крепкой нитью. Стась неуклюже запрыгал и повалился.

"Только бы не за горло, — подумала Адель, пошатнувшись, но удержав равновесие. А то буду задушена, как этот… как его… Лаокоон, кажется. Только тот вместе с семьёй был задушен змеями, а я — паутиной".

— Кто здесь? — спросил солдат, разрезая свои путы.

— Здесь никого чужого нет, — сообщил Барбос. — Здесь повсюду эта паутина, но без паука. И не паутина вовсе, а нитки. Это ваш любезный котёнок добрался-таки до клубка. Эх, будь я здоров, я бы не позволил ему забыться. Кошкам вообще нельзя давать воли.

— Это волшебный клубок! — закричала пани Иоанна.

Адели стало очень тревожно. Путеводный клубок, заботливо ведший их по лабиринту подземных ходов, почти сам прыгавший в руки солдату, когда требовалось передохнуть, теперь безнадёжно запутан.

— Может, его можно смотать заново? — неуверенно спросила пани Иоанна.

— Найти бы, где начало, — удручённо сказала Адель, шаря в темноте по неровному каменистому полу. — Здесь всё перепутано, с узелками, порвано.

— Не трудись, дочка, — остановил её солдат. — Мы остались без проводника, это ясно.

— Где этот несносный котёнок! — вскричала пани Иоанна. — Лучше бы он потерялся дорогой! Лучше бы…

— Э, пани, к чему себя распалять, если делу помочь нельзя. У Явления Пятого злого умысла не было, одни только шалости. Это нам надо было внимательнее следить за котишкой и за клубком. Эй, Явление Пятое!

— Он здесь. У меня, — отозвался Барбос. — Испугался переполоха и прибежал ко мне.

— Ты, солдат, какой-то блаженный, — сердито проговорила пани Иоанна. — Тащишь за собой каждого встречного, всех оправдываешь… Неужели ты ни разу не испытал злость?

— Испытывал, конечно, и злость, и бешенство, — рассудительно проговорил Пахом Капитоныч. — Бывало, себя не помнил от ярости. Но то в бою с противником, а сейчас, в мирное время, зачем же срывать злость на слабом и беззащитном? Подумаем лучше, что делать дальше. По-моему, одним, без клубка, не зная дороги, нам лучше не идти вперёд. Выберешь не ту нору, по которой следует пойти, не ту развилку и пропадёшь почём зря. Я предлагаю вернуться. Я рисовал стрелки на всём пути, везде, где только мог.

— Опять лезть по тому узкому ходу?! — ужаснулась пани Иоанна.

— Если мы пролезли по нему один раз, значит, пролезем и во второй. Другого выхода у нас нет.

— Раз нельзя идти вперёд, то придётся вернуться назад, — поддержала солдата Адель. — Может, снаружи мы встретим кого-нибудь, кто нам поможет.

Пани Иоанна долго молчала, а потом заговорила спокойно.

— Простите меня за резкость. Я не должна была так себя вести, но нервы не выдержали. Раз ты выбрал обратный путь, то веди нас обратно, солдат. Мы тебе доверились, и тебе решать, что делать дальше. И котёнок, если успокоиться и подумать, не виноват, а виновата одна я. Мне кажется, что в своё дежурство я ненадолго заснула, а в это время Явление Пятое и подобрался к клубку. То-то мне почудилась какая-то возня. Выходит, из-за меня мы не можем пройти безопасной дорогой и теперь будем вынуждены искать другой путь через пески.

Адель с вялым раздражением подумала, что пани Иоанне следовало бы получше нести свою вахту, и сейчас же порадовалась, что непоправимая вина случилась именно в дежурство этой женщины, потому что и она сама способна была задремать.

Пахом Капитоныч ответил совершенно неожиданно.

— Совсем я вас загонял, мои дорогие! Требую от вас выдержки, как от мужчин, а в вас, хоть мужества не меньше, нет нашей силы. Но всё-таки потерпите ещё немного, пока мы не выберемся из этого подземелья и не найдём надёжный приют. А пока поедим болтанку и поползём потихонечку.

На Адель напал смех от этого "поползём потихонечку", и солдат решил, что хорошее настроение — залог успеха.

Однако, когда вещи были уложены, собака удобно устроена в гамаке, ненаигравшийся Явление Пятое, несмотря на яростное сопротивление, подхвачен на руки, Стась начал притоптывать на месте, показывая, как он пойдёт, а Пахом Капитоныч, Адель и пани Иоанна приготовились к выходу, дело остановилось за малым — не смогли найти нарисованную стрелу.

— Я своими руками изобразил стрелу, — недоумевал Пахом Капитоныч. — Где же она? Ничего не могу разобрать в этой темноте. Барбос, ты что-нибудь видишь?

— Я вижу только то, что перед моей мордой, — печально ответил пёс. — Я не вижу никакой стрелы.

Солдат с удивлением осматривал кусок мягкого камня, которым чертил, даже нарисовал для опыта ещё одну стрелу. Пани Иоанна и Адель признали, что она хорошо видна. Тогда решено было разойтись и обойти кругом всю пещеру.

Адель двинулась вдоль одной из стен и сразу же насчитала как минимум три отверстия. Она пошла дальше и насчитала ещё восемь. Пани Иоанна стала уверять, что отверстий гораздо больше. Пахом Капитоныч сравнил пещеру с сыром, где больше дырок, чем еды. Они долго кружили по пещере, пока пани Иоанна не нашла нарисованную стрелу.

— Ну, и отлично, — обрадовался солдат. — А то, признаться, у меня уже голова идёт кругом. Адель, ты где?

— У меня здесь тоже стрела, — крикнула Адель.

Пахом Капитоныч долго переходил от одной стрелы к другой.

— Ох, и дурака же я свалял, когда нарисовал вторую стрелу! — сетовал он. — Как теперь различить, какая настоящая?

— Давайте поразмыслим, — предложила Адель. — Первую стрелу вы рисовали не спеша, потому что относились к этому делу ответственно. А вторую начертили кое-как, для того лишь, чтобы посмотреть, будет ли она видна в полутьме. По-моему, надо искать стрелу, нарисованную тщательно.

— Вот эта нарисована неспешно, — определила пани Иоанна. — А та — небрежнее, хотя…

После долгих сомнений и колебаний была выбрана тщательно нарисованная стрела, и ход рядом с ней был признан тем самым, по которому они проползли в прошлый раз.

Казалось бы, что проходить знакомый путь будет легче, но выяснилось, что от непривычной работы мышцы болели. Даже позвоночник, привыкший, казалось бы, к тяготам путешествий, гнулся с трудом. Кое-как они долезли до конца узкого хода и вышли в низкую, но широкую пещеру, а найти стрелу не смогли. Было решено, что сложные рассуждения Адели были ошибочны и стоило выбрать стрелу, нарисованную небрежнее, потому что после трудного пути у солдата должны были трястись руки. Надо было возвращаться, но ход, в который они полезли, оказался много короче того, который они только что преодолели, а нужный безнадёжно затерялся.

— Да что ж ты не нарисовал свою стрелу? — так и вскинулась пани Иоанна.

Солдат, который был уверен, что им надо лишь отыскать нарисованную, и не поставивший метку, удручённо молчал. Положение становилось катастрофическим. Было похоже, что они окончательно заблудились. Они наугад попытались перейти через какой-то ход, но лишь ещё больше запутались.

Почуяв общее угнетённое настроение, Стась тоненько завыл:

— У-у-у…

Пани Иоанна насилу его успокоила.

Панического страха ещё не было, но сердце уже замирало от предвкушения неминуемого несчастья.

— Давайте разделимся и по очереди обследуем все ходы, — предложила пани Иоанна. — Втроём нам потребуется не так много времени.

Пахом Капитоныч задумался, но потом покачал головой.

— Нет, не стоит нам разлучаться, — сказал он. — Потеряться очень легко, а оказаться при этом в одиночестве — совсем уж скверное дело.

— Да, ты прав, — согласилась пани Иоанна. — Вон как легко мы заблудились.

Адель целиком полагалась на благоразумие солдата. Пусть он ошибся, сначала нарисовав ненужную стрелу, а затем не позаботившись оставить знак в последней пещере, но он же примет на себя заботу вызволить их из каменного лабиринта. Адель готова была слепо довериться Пахому Капитонычу. Если уж он чего-то не сможет, то, значит, это выше сил человека. Пани Иоанна не узнала его так хорошо, как девушка, но было похоже, что и она готова полностью ему подчиниться.

Когда после неудачных поисков стало ясно, что заблудились они весьма основательно, было решено идти наугад, придерживаясь одного направления и по возможности не плутая. Вновь сменялись норы, где приходилось протискиваться, лёжа на животе, низкие ходы, пригодные лишь для того, чтобы ползти на четвереньках, места, где можно было идти, согнувшись, и такие удобные участки, где путешественники шли, выпрямившись и лишь заслоняясь рукой, чтобы не удариться о выступ. Темнота стала почти кромешной, и действовать приходилось на ощупь. Пахом Капитоныч, опасаясь упасть, щупал перед собой ногой каменный пол, а потом уже переносил на неё тяжесть тела. Чтобы не потеряться, держались поближе друг к другу, часто переговариваясь и окликая друг друга. Пока непреодолимых препятствий на пути не возникало, но неподвижный воздух был так спёрт, что люди уставали ещё и от удушья. Так прошёл этот день и следующий.

— Стоп! — скомандовал Пахом Капитоныч.

Адель, шедшая за ним, замерла. В испуге остановилась пани Иоанна и, схватив за руку Стася, остановила его.

— Что случилось? — спросила Адель, прислушиваясь и ничего не слыша.

— Или мне чудится или, и в самом деле, впереди виден свет, — сказал Пахом Капитоныч.

— Я, по-моему, совсем ослепла в этой темноте, — пожаловалась пани Иоанна. — Ничего не вижу.

Адель тоже не могла с уверенностью сказать, свет ли она видит или в глазах мелькают точки, круги и зигзаги.

— Остановимся здесь, — решил Пахом Капитоныч. — Садитесь и отдыхайте, но будьте готовы бежать назад, если появится опасность, а я схожу на разведку. Я не буду удаляться от вас далеко. Просто взгляну, правда ли там свет, и сейчас же вернусь.

Адель с тревогой ждала возвращения солдата, и, как всегда, время стало тянуться для неё слишком медленно.

— Только бы с ним ничего не случилось, — прошептала пани Иоанна, кажется, даже не сознавая, что говорит вслух.

Им обеим показалось, что без их защитника и командира мир вокруг стал грозным и полным страшных опасностей.

— Может, пойти и посмотреть, куда он пропал? — предложила пани Иоанна.

— Подождём ещё немного, — решила Адель. — Ничего не слышно. Ты что-нибудь слышишь, Барбос?

— Ничего не слышу и не вижу, — слабым голосом отозвался пёс. Было похоже, что в его состоянии произошло значительное ухудшение.

Адель озабоченно наклонилась над собакой, но в темноте ничего не смогла рассмотреть.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, подхватив котёнка, попытавшегося вывернуться из её рук. Явление Пятое возмущённо мявкнул.

— Плохо, — печально ответил Барбос. — Наверное, зря хозяин тащил меня на спине. Всё равно помру.

— Что ты! — испугалась пани Иоанна. — Выберемся из этих нор, выйдем на солнышко, и тебе сразу станет лучше. Это здесь, в потёмках кажется, что уже и не живёшь. Мысли лезут только про смерть, и никак их не отгонишь. Только бы солдат поскорее вернулся!

— Идёт, — определил Барбос.

Пахом Капитоныч возвращался почти бегом.

— Быстрее! — скомандовал он. — Берите багаж и живо отсюда! Пани, не давай Стасю шуметь. Полная тишина!

Он закинул за спину гамак с собакой и поспешил прочь в обратном направлении.

Адель в испуге и недоумении поспешила за ним, а следом почти бежала пани Иоанна, что-то бодро говоря дурачку.

— Куда нам идти теперь? — спросил солдат, что было необычайно, так как он всегда брал решение на себя и старался поддерживать в спутниках бодрость.

— Прямо, — ответил странный шипящий голос. — Не бойтесь ушибиться или упасть — здесь просторно… А теперь налево и — в тот лаз.

Некогда было даже спросить, кто даёт им эти указания. Лаз оказался узкой удушливой норой, ползти по которой было мучительно.

— Три ваших шага направо вдоль стены, а потом вниз по узкому ходу.

Адель споткнулась и чуть не упала в какую-то яму, но её поддержал солдат.

— Вниз, — скомандовал шипящий голос. — Не бойтесь упасть, там довольно отлого.

— Помоги пани Иоанне нащупать ход, дочка, — велел Пахом Капитоны и полез вниз.

Адель дала соответствующие указания своей спутнице и стала осторожно спускаться в узкую яму.

— Не бойся, — сказал снизу Пахом Капитоныч. — Дно близко, а потом ход идёт извилисто, но не круто.

Странный ход шёл спиралью, то поднимаясь, то опускаясь, и неуклонно вёл их вперёд. Передвижение по нему было мукой, но выбирать не приходилось, а таинственный голос и тревожащая спешка придавали сил.

— Как белки в колесе, — приговаривала пани Иоанна, не то всхлипывая, не то со стоном вздыхая.

Адель понимала, что немолодой и более плотной, чем она, женщине труднее пробираться по этому ходу. Она и сама устала безмерно. После карабканья наверх приходилось сползать вниз и так безостановочно. Счастье, что ширина хода позволяла работать локтями и сгибать ноги. Приспосабливаясь к такого рода передвижению, Адель, сама того не зная, научилась ползать по-пластунски.

— Сейчас будьте осторожны, — глухо прозвучало предупреждение Пахома Капитоныча. — Над выходом нависает камень. Не стукнись об него головой, Адель, и предупреди об этом пани.

Девушка убереглась от удара и вовремя сообщила о камне спутнице, а Стась, как ни оберегала его неумную голову пани Иоанна, всё-таки ухитрился треснуться головой, отчего жалобно затянул:

— У-у-у…

— Бедненький ты мой! — запричитала женщина, помогая ему выбраться в относительно широкую пещеру, потирая ему ушиб и даже дуя на него.

Девушке показалось, что дурачок нарочно гудит, чтобы его подольше утешали. Не будь пани Иоанна так нежна с ним, он бы успокоился значительно быстрее.

— Тише, не надо шуметь, — прошипел таинственный голос. — Теперь можете отдохнуть, но только не говорите громко.

— Кто здесь? — не выдержала Адель.

Она удобно уселась в выемку между двумя большими камнями, хотела положить руки на эти камни, как на подлокотники кресла, и непроизвольно вскрикнула, коснувшись чего-то холодного и живого.

— Ты задавишь меня, — прошелестел голос.

Адель пронизала дрожь от догадки, что рядом с ней на камне примостилась змея. В темноте нельзя было разобрать, где она свернулась, но воображение подсказало девушке, что сбоку свернулась в кольца громадная кобра. Подняла голову на длинной шее, раздувает свой капюшон и раскачивается, готовая броситься в атаку.

— Пахом Капитоныч, — жалобно позвала Адель, замерев и боясь двинуть даже пальцем. — Здесь змея.

— Господь с тобой, дочка, — удивлённо проговорил солдат, — это уж. Что ты, ужа от змеи отличить не можешь? А впрочем, здесь такая темнота, что их легко перепутать.

Адель помнила, что уж — это змея, но он не ядовит, однако ест же он мышей, значит, может и укусить.

— Он может задушить? — спросила она.

— Ты или совсем глупая, или хочешь меня обидеть, — прошипел уж.

Адель поспешила выбрать первое, безобидное для ужа, предположение.

— Глупая, — сказала она. — Прости, но я никогда не имела дела со змеями. К тому же я не видела тебя в темноте. В книгах я читала, что ужи безобидные и добрые.

Она говорила это, а сама мечтала, чтобы этот добрый уж переполз к Пахому Капитонычу, раз он его и за змею не считает.

— Не знаю, в каких книгах ты обо мне читала и что это такое "книги", но это сплошное враньё, — сердито прошипел уж. — Бывают ужи и злые, и очень даже вредные. Моя жена, например.

С той стороны, где сидел солдат, послышались подозрительные всхлипывания.

— Не дрожи, — попросил уж. — Я очень хорошо ощущаю малейшее сотрясение, а ты трясёшься, словно в судорогах.

— Прости, — простонал солдат. — Это, наверное, лихорадка.

— А ты чего трясёшься? — обратился уж к пани Иоанне. — Тоже больна?

— Не обращай внимания, — сдавленным голосом попросила женщина. — Я так… Это скоро пройдёт.

Адель слишком боялась устроившейся рядом змеи, поэтому не была настроена на весёлый лад. Она сейчас же представила, что где-то рядом примостился второй уж.

— А где твоя жена? — спросила она.

— Дома. Никак свою злость не переварит. Так меня сегодня пилила за то, что я, по её мнению, мышей перестал ловить, что я уполз от неё подальше, чтобы развеяться, а тут встретил вас. Этот котёнок тебе нужен? Я мог бы принести его моей жене, чтобы её задобрить. Этот котёнок слишком велик для меня, но жена у меня большая и толстая. Она была бы рада.

— Нет, это наш котёнок, — испугалась Адель. — Его нельзя есть.

— Нельзя, так нельзя, — уступил уж. — Я вот до сих пор не могу понять, зачем вы забрели в эти опасные места. Разве вы не знаете, что здесь обитает царь змей? Он поедает каждого, кто попадает в его владения. Вы легко могли погибнуть.

Адель рассказала про фею и волшебный клубок, который должен был провести их по подземному ходу через пустыню.

— Здесь много подземных ходов. Пройти по ним, не заблудившись, можем только мы, змеи. Но через пустыню ни один не проходит. Ваш клубок вёл вас прямо к царю змей.

— Значит, это хорошо, что котёнок запутал клубок, — подала голос пани Иоанна. — А я-то так на него рассердилась, что готова была убить на месте.

— Зачем убивать зря? — возразил уж. — Лучше съесть.

— Напрасно я охранял от него на привалах сумку с клубком, — слабым голосом пожалел Барбос.

— Выходит, ты не напрасно сразился с коршуном и спас Явление Пятое, — подхватил Пахом Капитоныч. — Ты спас котишку, а он — нас. Клубок прямиком привёл бы нас в логово змея.

— Да, вы обошли его стороной, но были очень близко. Иногда, когда он очень голоден, он обследует свои владения и даже выползает наружу. Он и здесь бывает.

— А вдруг он сейчас появится? — испугалась Адель.

Она начала привыкать к присутствию рядом ужа, но боялась натолкнуться на него рукой или наступить на него, когда встанет.

— Нет, он до сих пор спит, — успокоил её уж. — Вы успеете выйти из пещер. Я проведу вас кратчайшим путём.

— Спасибо, — поблагодарила его не только Адель, но и все остальные.

— Если вы отдохнули, то поползём дальше, — предложил уж. — Лучше сразу уйти отсюда, не дожидаясь пробуждения царя змей.

Путь оказался недолгим по расстоянию, но неудобным, а порой очень трудным, так что времени прошло немало, а путники совершенно выдохлись, когда уж объявил, что они добрались до пещеры, из которой они сейчас выйдут на поверхность.

— Как темно! — удивилась Адель. — Я думала, что мы всё ещё под землёй. Когда мы входили под гору, не было такой тьмы. Правда, дышать здесь легко.

— Так ночь ведь! — удивлённо прошипел уж. — Неужели не видишь звёзды?

Адель долго озиралась вокруг, пока ей не показалось, что она видит светящиеся точки.

— Выходите в это отверстие, — прошелестел уж. — Здесь легко пролезть даже вам.

Адель вслед за Пахомом Капитонычем пролезла сквозь низкий, но широкий лаз и очутилась на вольном воздухе. Приятный ветерок освежал лицо, над головой светились звё зды.

— Как хорошо! — вздохнула пани Иоанна. — Посмотри, Стасек, какие звёзды!

— Советую вам отойти отсюда, чтобы царь змей не увидел вас из пещеры, — посоветовал уж.

Адель смогла хорошо его рассмотреть. Это была довольно большая змея, никак не меньше метра длины, очень толстая. Её привыкшие к мраку пещер глаза хорошо различили змеиную голову с немигающим взглядом. Девушка решила, что морда ужа выглядит добродушно.

— Спасибо тебе, милый, — растроганно проговорила пани Иоанна. — Если бы не ты, мы бы пропали.

— Спасибо, — от души поблагодарила Адель.

— Так этот котёнок тебе, действительно, нужен? — еще раз с надеждой спросил уж.

— Нужен, — с искренним сожалением отозвалась Адель, прижимая к себе котёнка. — Он нам клубок запутал. Может, тебе дать что-нибудь ещё? У нас есть сухари.

Если бы у ужа была такая возможность, он бы, несомненно, плюнул от отвращения, но такой возможности он не имел и поэтому лишь весьма выразительно зашипел.

— Ты, и правда, глупая, — сообщил он.

— Наверное, — огорчённо согласилась Адель.

— Ты не знаешь, нельзя ли здесь найти воду? — озабоченно спросил солдат.

— Смотри туда, — прошипел уж. — Видишь уступ? Под ним жёлтый камень. Подними его и найдёшь ручеёк. Когда попьёшь, положи камень на место, иначе ручеёк пересохнет.

— Спасибо! — обрадовался Пахом Капитоныч. — Ты даже не представляешь, как нас выручил. А где мы находимся? В какой стороне озёрный край?

— Дойдёте до конца горы вдоль её склона, но не особенно близко к ней, чтобы не стать пищей для царя змей, а потом идите через пески прямо. Опасайтесь песчаных ловушек.

— Ты не знаешь, как их избежать? — спросил Пахом Капитоныч.

— Я не знаю, но могу узнать, — охотно вызвался уж и, изящно скользнув между камнями, исчез.

Путешественники ошеломлённо посмотрели на то место, где только что был их проводник и, не сговариваясь, побрели к камню, под которым должен находиться ручей. Когда солдат поднял крупный камень и отложил в сторону, под ним показалась вода.

— От жажды мы не умрём, — обрадованно воскликнул Пахом Капитоныч.

— Не умереть бы от голода, — проговорила пани Иоанна.

— Будет день — будет и пища, — мудро решил солдат.

Все напились прохладной вкусной воды, солдат наполнил все имеющиеся у них ёмкости и вновь прикрыл ручеёк камнем.

— Ни за что не догадаешься, что здесь есть вода, — сказала Адель. — Так и умрёшь от жажды рядом с ручьём.

— Не умрёшь, — тихо отозвался Барбос. — Если приложить ухо к земле, то слышно журчание.

Глаза у него лихорадочно блестели, а нос был горяч и сух. Видно было, что он очень ослаб и чувствует себя скверно. Пахом Капитоныч удобно устроил его на очищенной от камней площадке, и пёс сразу же заснул, даже не притронувшись к приготовленной для него болтанке.

— Ложитесь спать, — распорядился солдат. — Порядок дежурств прежний. Адель, разбуди нас с восходом солнца.

 

ГЛАВА 19

До холмов

Утром путешественники поели, кое-как привели в порядок одежду, сильно пострадавшую в подземном лабиринте, переложили поудобнее вещи, воду и остатки пищи и приготовились в путь, а ужа всё не было.

— Знать бы точно, что он вернётся, тогда можно было бы подождать, — размышлял солдат. — А ну как мы только зря потеряем время?

— Уж обещал узнать насчёт песчаных ловушек, — неуверенно напомнила Адель.

— Если бы мы могли их распознавать, то быстро бы прошли через пустыню, — добавила пани Иоанна.

— Подождём ещё немного, — решил Пахом Капитоныч. — Иди сюда, Явление Пятое, а то ты слишком приглянулся нашему новому знакомому.

Он спрятал котёнка под мундир, сел возле Барбоса, поставил мешок и отметил камешком конец тени.

— Когда тень переместится вот сюда, — сказал он и положил другой камешек неподалёку от первого, — мы перестанем ждать и выйдем в путь.

Адель и пани Иоанна тоже сели на землю, а дурачок начал топтаться возле, нелепо выбрасывая ноги в стороны.

— Отдохни, Стасек, — уговаривала его добрая женщина. — Сядь рядом со мной, а то и приляг.

Юноша повиновался и лёг, положив голову ей на колени. Пани Иоанна пригладила ему волосы и что-то ласково заворковала над ним.

— Я здесь, — прошипел знакомый голос.

Адель вздрогнула, увидев рядом с собой змею. Как ни убеждала она себя, что уж безобиден, а всё-таки боялась, что он подползёт ближе.

— Моя ужиха долго не хотела отвечать, — поведал уж. — Я совсем отчаялся, но потом она заинтересовалась котёнком и рассказала. Вы должны идти не вдоль горы, потому что здесь вас подстерегают ловушки, а отойти от неё в жёлтые пески и двигаться только по ним.

— Но мы благополучно обогнули гору и с нами ничего не случилось, — сказала Адель.

— Как вы шли? — спросил уж.

Пахом Капитоныч очень толково разъяснил, где они пересекли пустыню и как обогнули гору. Он даже нарисовал на земле примитивную карту.

— С той стороны горы пройти можно, однако вы могли попасться царю змей, а с этой стороны сплошные песчаные ловушки и, чем ближе вы будете приближаться к холмам, тем их станет больше. Вы должны найти, где цвет песка изменится. Здесь песок розоватый, а вы должны найти жёлтый песок. По нему и идите, но останавливаться на отдых нельзя, иначе засосёт. Вы уже прошли по нему и знаете это.

— А если вернуться прежней дорогой? — спросила пани Иоанна.

— Вам не найти безопасного прохода, непременно попадёте в ловушку, — сказал уж. — Вам повезло, что вы не попали в неё, когда после жёлтых песков подходили к горе. Ну, да жена говорит, что там есть широкий каменистый проход. Очевидно, вы шли прямо по нему, но, пройди вы левее или правее — и быть вам погребёнными в песках. С той стороны пустыню обрамляют три холма. Идите между теми двумя, видите? Теми, которые дальше. Но всё время следите за разницей в цвете песков. Помните, что идти вы должны по жёлтому песку, а розовый для вас — смерть.

Уж повернул к Адели голову.

— Ты не передумала насчёт котёнка? — спросил он. — Моя жена заговорила только из-за него. Она решила, что он уже принадлежит ей.

— Прости, но я не могу его отдать. — решительно проговорила девушка. — Он наш друг.

— Плохо дело, — со свистом вздохнул уж. — Эта гадюка сживёт меня со свету. Придётся наловить ей мышей. Прощайте. Желаю удачи.

— Спасибо!

— До свидания!

— Удачной охоты!

Эти возгласы благодарных путешественников долго ещё неслись вслед скрывшемуся между камней ужу.

Лицо Пахома Капитоныча стало очень серьёзным.

— Нам предстоит тяжёлый путь, — сказал он. — Адель знает, что такое эти пески, а ты, пани, — нет. Приготовься к тому, что твои ноги будут уходить в песок по щиколотку, ты будешь вытаскивать их, а песок — тянуть к себе. Если сил у тебя не хватит, и ты захочешь остановиться на минутку, чтобы передохнуть или поудобнее устроить мешок, твои ноги уже по колени уйдут в песок, ты будешь стараться вырваться, а тебя словно кто-то всасывает внутрь. Это, как болото, но не жидкое, а сыпучее. Если хочешь уцелеть — не останавливайся ни на миг и все силы сосредоточь только на том, чтобы дойти.

— Нет, не дойти мне, — сразу решила пани Иоанна.

— Тебе не дойти? — воскликнул солдат. — Мы с Аделью дошли из такой дали, а ты боишься не пройти короткий путь. Но я хочу, чтобы ты, пани, хорошенько поняла, что самая недолгая остановка в этих песках означает смерть. И малому всё время тверди, чтобы шёл, не останавливаясь. Следи за ним. Если сама не дойдёшь — его погубишь.

Для женщины, потерявшей сына, дурачок стал единственной привязанностью. Она почти с ужасом посмотрела на юношу.

— Он дойдёт. Сама дойду и его дотащу.

Адель почти с отчаянием думала о возвращении в пески. В тот раз Пахом Капитоныч донёс её до каменистого участка розовых песков, а теперь он будет тащить на спине тяжёлую собаку. Хватит ли у него самого сил? И она решила вызвать колдуна Жана, если переход через пустыню окажется непреодолимым для кого-то из её спутников или для неё самой. Какое всё-таки счастье знать, что в трудную минуту можно получить верную помощь! Как же сразу станет страшно, если такой возможности у неё не будет!

Солдат наклонился над псом, чтобы приладить его гамак. Глаза Барбоса были полны тоски.

— Я останусь здесь, хозяин, — печально сказал он. — Я скоро умру. Не стоит надрываться, таща меня через страшные пески, только для того, чтобы я умер на той стороне пустыни.

— Вот на той стороне ты и выздоровеешь, — ответил Пахом Капитоныч. — Ясное дело, что здесь ты умрёшь. Я перенесу тебя туда.

Барбос промолчал. Нелегко было ему решиться на одинокую смерть. Ах, если бы ему только выздороветь! Уж он отплатит хозяину за все его благодеяния верной службой.

Адель решила, что немедленно вызовет колдуна Жана, если собака будет умирать.

— Пошли! — кратко скомандовал солдат.

— Уж сказал, что пески розовые, — заговорила пани Иоанна. — Хоть убейте, но я ничего розового в них не вижу. А вы?

— Я, признаться, тоже, — ответил Пахом Капитоныч.

И Адель видела лишь жёлтый цвет, поэтому она пошутила:

— Может, это был не уж, а очковая змея? Или очковый уж? Он добр и на всё смотрит сквозь розовые очки.

— Только если так, — согласилась пани Иоанна. — Без розовых очков ничего розового не отыщешь.

— Всё-таки смотрите внимательнее, — попросил солдат. — Наверное, разница лишь в незначительных оттенках.

Как Адель ни старалась, а всё же Пахом Капитоныч первый обнаружил жёлтые пески.

— Глядите-ка, а ведь уж прав! — воскликнул он. — Видите? Там чёткая граница жёлтого и розового.

Адель присмотрелась и заметила, что вдали, действительно, розоватый цвет переходит в чисто жёлтый, но чёткой границы так и не определила.

— Да смотри же внимательно! Это не прямая линия, а извилистая. Жёлтый песок и розовый не смешиваются, и то жёлтый врезается в розовый, то наоборот.

К сожалению, глаза девушки не были так же остры, как глаза солдата.

— Разницу цветов вижу, а границу — нет. Может, когда подойдём поближе, увижу.

— А я вообще ничего не вижу, — сказала пани Иоанна.

— Сейчас увидишь, — заверил её Пахом Капитоныч.

Не видя так называемого жёлтого песка, шагая по привычному прочному, не засасывающему песку, который уж считал розовым, Адель не думала об опасных ловушках, а сейчас, обнаружив, что жёлтый песок, и правда, существует, она испугалась. Вдруг вот сейчас, через два-три шага, опора под ногами зашевелится и обрушится куда-то вниз, увлекая за собой и её, и её спутников, чтобы погрести в глубине. И чем ближе придвигалась размытая граница жёлтого и розового, тем страшнее становилось девушке.

— Скорее бы дойти, а то вдруг мы все провалимся, — высказала она вслух одолевавшие её мысли.

— Вроде бы, уж говорил, что ловушки начнутся дальше, — сказал солдат, вот тогда надо быть настороже.

— А я всё равно не вижу розового. — сказала пани Иоанна.

Для Адели граница розового и жёлтого начала обозначаться чётче, а потом, когда они совсем приблизились, она убедилась, что жёлтый и розоватый пески не смешиваются, а образуют при соприкосновении извилистую линию.

— Да где вы видите розовый? — не понимала пани Иоанна. — Жёлтый песок, а ничего розового нет.

— Вот розовый, вот жёлтый, вот их граница, — указывал Пахом Капитоныч, присев на корточки и тыча пальцем то по одну, то по другую сторону от извилистой линии.

— Не вижу, — вздохнула пани Иоанна. — Хорошо, что вы видите, а то так бы и брели в ту сторону, пока бы не заблудились.

Дурачок начал прыгать с одной стороны от черты на другую, и добрая женщина умилилась.

— Стасек тоже различает оттенки.

Адель сначала слишком обрадовалась, что они обнаружили границу песков, поэтому два цвета показались ей совершенно различными, теперь же она признала, что это лишь разница в оттенках жёлтого. Один оттенок канареечно-жёлтый, а другой — розово-жёлтый. Но раз и она, и Пахом Капитоныч хорошо их различают, то они смогут избегнуть ловушек, предпочитая очень трудный путь по песку, в котором будут вязнуть ноги.

— Иди сюда, пани, — позвал солдат. — Пройди здесь… Постой немного… А теперь иди дальше.

Пани Иоанна прошла по жёлтому песку, восклицая, что идти здесь намного труднее, постояла на одном месте несколько секунд и потом с большим трудом вырвала ноги из цепкой хватки.

— Какой ужас! — воскликнула она. — Я уж думала, что меня совсем засосёт. Здесь нельзя даже приостановиться.

— Вот именно, — согласился очень довольный Пахом Капитоныч. — Я показал тебе, что надо будет идти, даже если сил уже нет. А теперь перекусим на дорожку и пойдём. Это последняя остановка в пустыне, а следующая будет уже по ту сторону от неё.

Все поели с большим аппетитом, а бедный Барбос только выпил воды. Адель очень внимательно посмотрела на него и сочла, что не следует вызывать колдуна Жана сейчас. В состоянии собаки не было никаких перемен, так что можно было надеяться, что по ту сторону пустыни они встретят кого-то или что-то, способное вылечить больного.

— А теперь очень бодро двинемся в путь, — скомандовал солдат, взвалив на себя гамак с Барбосом и засунув Явление Пятое за пазуху. — Рассчитывайте силы и помните, что останавливаться нельзя. Пани, следи за парнем, чтобы он не отходил от тебя.

Сначала Пахом Капитоныч хотел идти у самой границы песков, но из-за Стася, так и норовившего прыгать то туда, то обратно, отошёл на несколько шагов от извилистой линии.

Адель вновь почувствовала, как вязнут ноги. Будто чьи-то пальцы силились схватить её за ступни, удержать и втянуть вниз.

"Идти вперёд и не думать о том, что не хватит сил, — подбадривала саму себя Адель после двухчасовой ходьбы. — Я здоровая и очень сильная. Что мне стоит идти без устали несколько часов? Пахом Капитоныч уже пожилой, а идёт, как ни в чём ни бывало. Пока он бодр, я не должна думать об усталости".

А усталость всё увеличивалась. Уже и Пахом Капитоныч почувствовал, что женщины начинают выдыхаться, потому что завёл интересный разговор о своих скитаниях, выбирая для рассказа самые яркие моменты. Сначала Адель понимала, что солдат хочет отвлечь их мысли от тягот пути, потом заслушалась и жила уже только былыми приключениями её спутника.

— Интересную жизнь ты прожил, солдат! — восхищалась пани Иоанна. — Иной всю жизнь просидит на одном месте, никуда не выезжая, ничего не видя, и ничего с ним не случается. А ты весь мир обошёл, всё повидал.

— Иной хоть и на одном месте сидит, а с ним такое случается, что мне и во сне не увидеть, — возразил Пахом Капитоныч, хитро прищурившись. — Но надо сознаться, что и я кое-что повидал… Смотрите!

Все повернули головы в сторону розовых песков. Там на обширном участке поверхность вздыбилась, разом опала, а в центре провалилась вниз, и песок с сухим шуршанием стал ссыпаться в раскрывшееся отверстие, образуя всё увеличивающуюся воронкообразную бездонную яму. Потом эта яма закрылась, и песок, поднявшись, выровнял поверхность. Розоватая пустыня расстилалась по-прежнему мирно и безмятежно.

— Попади в такую воронку! — прошептала пани Иоанна в ужасе. — Спасибо, что уж указал нам дорогу и предупредил о ловушках. А я видела кипящий песок.

Кипящий песок долго не попадался путникам, но они наблюдали, как песок ходил ровными волнами на сравнительно небольшом участке, как он внезапно оседал вниз на крошечных пятачках диаметром метра в два-три, наконец, около самой границы песок заволновался и начал кипеть, то выплёскиваясь вверх, то бурля.

За разговорами и наблюдениями прошло ещё часа три.

— Сил больше нет, — простонала пани Иоанна.

— Крепись, пани, — сказал Пахом Капитоныч непреклонным тоном. — Если остановишься — погибнешь.

Адель очень устала, но чувствовала, что может идти ещё. Она знала по опыту, что пока это только утомление, усталость придёт позже.

Дурачок стал плакать, пытался сесть на песок, но испуганная пани Иоанна удерживала его от гибельной попытки отдохнуть и заставляла идти. Казалось, что она забыла про собственную усталость.

— Бедное дитя! — вздыхала она. — Как он устал! Но ничего, потерпи, ты должен идти дальше.

Адель чувствовала, как ноги наливаются свинцом. Вытаскивать их из песка становилось всё труднее. Краем утомлённого сознания она заметила, что солдат поддерживает шатающуюся женщину, а она почти висит на нём. Если и она упадёт, то Пахому Капитонычу нельзя будет справиться с ними двумя. А тут ещё Стась.

— Пахом Капитоныч! — сообразила она. — Давайте сделаем привал.

— Нельзя, дочка, — сквозь зубы ответил солдат. — Вперёд! Не вздумай остановиться!

— Ловушка сработает, а мы расположимся рядом с этим местом. Мы будем в безопасности.

Солдат подумал.

— Опасно, но придумано неплохо, — согласился он. — Так и сделаем.

Как нарочно, пески долго оставались спокойными, а потом невдалеке заволновались и заходили волнами.

— Отдохнем у самой границы, — обрадовалась Адель и двинулась туда.

До роковой черты остался шаг, вот она наступает на черту и… песок у самой её ноги ухнул вниз. Она отскочила в ужасе.

— Иди, не стой! — раздалось у неё в ушах.

Она машинально вытянула увязшие ноги и зашагала дальше.

— Смотри вперёд, дочка, — убеждал Пахом Капитоныч. — Видишь те холмы? Нам надо до них дотянуть, а они не так уж далеко.

Если бы не усталость, то они дошли бы до холмов часа за три, но в том состоянии, в каком они находились теперь, до синеватых глыб на горизонте добрести было немыслимо.

— Вперёд!

Адель, как слепая, ковыляла за солдатом.

— Вперёд!

Стась, плача и скуля, тянулся следом.

— Вперёд!

Адель упала.

— Вперёд! Встать сейчас же!

Такого страшного голоса девушка никогда не слышала у доброго Пахома Капитоныча. Она встала и пошла. Даже Стась прибавил шагу. Но надолго ли хватит их сил? Вот уже солнце клонится к горизонту, скоро на землю надвинутся сумерки, а потом станет темно и границу песков невозможно будет различить.

— Встать! Быстрее! Опасность! — кричал солдат.

Но было поздно взывать к рассудку Адели. Она потеряла сознание и не видела, как из незаметного отсюда отверстия выползло неправдоподобно длинное ярко раскрашенное тело и, извиваясь, двинулось к ним.

Солдат в оцепенении смотрел на приближающуюся змею, лежащую Адель, упавшего на колени Стася. Сам он задыхался под тяжестью пани Иоанны и Барбоса.

Решение пришло быстро. Змей приближался смело, словно он знал безопасную дорогу. Солдат перешёл на розовые пески и положил на них женщину и собаку, торопливо перенёс Адель, чьё бесчувственное тело уже начало погружаться в песок, перетащил Стася и решил, что, если уж суждено им погибнуть, то пусть это будет быстрая смерть в песках. Но как их уберечь от змея?

Песок в стороне стал осыпаться в гигантскую воронку, а змей неспешно полз по известному только ему пути к ожидающей его лёгкой добыче.

Поверхность песка выровнялась, и Пахом Капитоныч решился на отважный, но гибельный шаг. Он ещё раз оглянулся на лежащих друзей и засунул мяукающего котёнка в мешок. Адель была в глубоком обмороке, а сейчас самое время бы ей позвать на помощь человека, о котором она говорила. Только можно ли рассчитывать в таких условиях на помощь таинственного знакомого девушки, даже если это волшебник?

Солдат побежал навстречу царю змей. Сначала он решил отдать себя на съедение, но потом засомневался, насытит ли гигантского змея такой худой человек, как он. Нет, он заставит чудовище покинуть безопасную тропу, выманит его в пески с ловушками и, если змей не погибнет в одной из них, то хотя бы удалится на большое расстояние от измученных путешественников.

— Господи, выведи! Господь всемогущий, не дай пропасть!

Он сам не замечал, что шепчет то бессвязные мольбы, то молитвы.

Змей приподнял голову и приоткрыл страшную пасть, готовясь броситься на приближавшуюся к нему добычу, но солдат вильнул в сторону и побежал прочь от надёжной тропинки в опасные пески. Змей, полагавший, что сумеет схватить юркого человека, не покидая безопасной территории, рванулся за ним, но был вынужден сползти с тропинки. Он резко выбросил тело вперёд. Его пасть уже поднялась над солдатом, но отдёрнулась, голова мучительно вскинулась, а мощное узорчато раскрашенное тело извивалось в напрасных попытках вырваться из расступившейся под ним бездны. Середина его туловища провалилась в бурлящий песок, хвост и голова взметнулись в смертельной муке и тоже скрылись в глубине, а бурление песка стало убывать и вскоре прекратилось.

Пахом Капитоныч продолжал бежать уже к тропе, по которой полз змей, не надеясь на спасение, но повинуясь инстинкту самосохранения.

— Господи, пронеси! Господи, пронеси!..

Он упал в изнеможении, цепляясь пальцами за песок, но не имея сил даже ползти. Всё его тело сотрясала дрожь.

"Конец", — подумал он и прямо перед собой увидел взметнувшуюся вверх струю песка, провалившегося затем в таинственную глубину.

— Господи! — простонал Пахом Капитоныч.

Отчаянным усилием он поднялся на ноги и, обежав открывшуюся на пути ловушку, рухнул на тропу, обозначенную извилистым следом царя змей. Он лежал долго, успокаиваясь и отдыхая, а затем вернулся к спасённым спутникам и лёг на песок, не шевелясь, ни о чём не думая. Ночь спустилась на землю.

Когда Пахом Капитоныч открыл глаза, солнце уже наполовину появилось из-за горизонта.

— Эй, странники! — закричал он. — Просыпайтесь!

Адель села, всё ещё находясь во власти сна. Пани Иоанна зашевелилась.

— Вставайте, вставайте, — торопил их солдат. — Перейдём пустыню, доберёмся до какого-нибудь жилья, добудем провизии, тогда и отдохнём.

Адель открыла глаза и с изумлением обнаружила, что они всё ещё среди песков.

— Да, дочка, пришлось рискнуть и раскинуть лагерь в розовых песках, — подтвердил Пахом Капитоныч её догадку. — К счастью, на ловушку мы не сели.

— Никогда в жизни так не уставала, — призналась пани Иоанна. — Бедный мальчик! Вот кто по-настоящему выбился из сил. Ты, солдат, наверное, сделан из железа.

— Наверное, — подтвердил Пахом Капитоныч, посмеиваясь. — Из железа выковали, в огне накалили, в воде закалили. Да и вы, дорогие мои, далеко не неженки. Отлично держитесь. Ничего, идти осталось уже недолго. Вот доедим остатки муки, напьёмся воды и неторопливо добредём до холмов.

Так и сделали. Пока пани Иоанна разводила жидкое тесто, солдат наклонился над Барбосом и с трудом его разбудил. Есть пёс опять отказался, но с жадностью набросился на воду. Потом он опять заснул.

— Он не умирает? — с беспокойством спросила Адель.

— Нет, — заверил её солдат. — Он очень ослаб и теперь будет долго спать.

И вновь они пустились в путь по жёлтому песку, вздрагивая, когда невдалеке от них в розовом песке обнаруживались ловушки. Холмы из далёких синих туч, застрявших на горизонте, превратились в тёмные каменные громады и, наконец, на них стали выделяться камни, трещины, глыбы, еле держащиеся на склонах.

— Слава тебе, Господи! Дошли! — воскликнул Пахом Капитоныч и перекрестился.

Адель удивила подобная реакция солдата на окончание перехода через пустыню. Конечно, трудный был переход, но ведь они уже давно идут вместе и проделали очень много трудных переходов. А здесь даже опасностей особых не возникало. Была только опасность, что место их привала окажется ловушкой. Что же с Пахомом Капитонычем?

 

ГЛАВА 20

За холмами

Между холмами росла жёсткая полусухая редкая трава, но с какой же радостью встретили её путешественники!

— Словно вырвались на волю! — восторгалась пани Иоанна. — Правда, хорошо, Стасек?

Дурачок загукал и захлопал в ладоши, выражая свою радость.

— Если бы вы нашли в себе силы пройти ещё немного! — просительно сказал Пахом Капитоныч. — Нам бы дойти до той стороны холмов, а то мне не слишком нравятся эти нависающие глыбы. Не хотелось бы мне расположиться на отдых и получить по голове камнем.

— Я ещё могу идти, — заверила пани Иоанна, справедливо полагая, что именно на её силы равняются путешественники.

— Я тоже, — подтвердила Адель.

— И Стасек готов идти, — сказала пани Иоанна. — Правда, Стасек?

Дурачок принялся маршировать, торжественно и нелепо выбрасывая ноги.

— По ту сторону холмов мы, может быть, встретим какое-нибудь жильё, — прибавил Пахом Капитоныч.

Адель помнила обвал в горах, вызванный Гансом, поэтому предупредила своих спутников о необходимости соблюдать осторожность.

— Я тоже слышала, что в таких местах нельзя кричать, — согласилась пани Иоанна.

Два холма выглядели холмами только издали, а вблизи казались горами. Склоны, расположенные очень близко друг к другу были изборождены трещинами и густо усеяны камнями. Они не были крутыми, но взобраться на вершину было бы трудно из-за этих трещин и камней. Местами над проходом нависали целые глыбы. Адель с трепетом проходила под ними, не понимая, какая сила удерживает их от падения. Сейчас она не решилась бы остановиться на отдых, даже если бы умирала от усталости. Её спутники тоже поглядывали наверх с опаской, и лишь дурачок шёл весело и беззаботно.

К счастью, холмы тянулись не очень далеко, и они вышли, наконец, из-под нависающих камней. Дальше располагались непонятные каменные шары, столбы, многогранники. Было странно видеть в пустынной местности эти фигуры. Они казались грубо высеченными рукой человека, но раз человека поблизости не было, то приходилось признать, что это творения природы.

Не успела Адель додумать эту мысль, как до её слуха донеслось какое-то постукивание.

— Кто-то стучит в той стороне, — сразу определил Пахом Капитоныч. — Оставайтесь здесь, а я пойду взгляну, что там. Возьми-ка котёнка, дочка.

Пани Иоанна присела на камень возле дремлющего Барбоса, и Стась немедленно примостился у её ног.

Адель подумала, что, если в прошлый раз им помог добрый уж, то сейчас мог появиться кто-то опасный. Она уловила, что встречаемые ею добрые и злые существа обычно чередуются, правда, иногда очерёдность почему-то нарушалась, а порой Адель не могла различить, друг рядом с ней или враг.

Она настороженно прислушивалась. Ей казалось, что ей не было бы так страшно, если бы она пошла вместе с солдатом, но ждать, рисуя в воображении всякие ужасы, было мучительно. Потом она уловила чьи-то шаги.

— Сюда идут, — предупредила она пани Иоанну.

— Лишь бы это вернулся солдат, — отозвалась та, тоже обратившись в слух.

— Эй, это я, — раздалось невдалеке.

— Пахом Капитоныч! — обрадовалась Адель.

— И не один. Вот, знакомьтесь: гном Нил и гном Нок.

Адель уже встречалась с гномами, но разница между виденными ею гномами и теми, что стояли, улыбаясь и подмигивая друг другу, рядом с солдатом, была значительная. Эти двое были ростом с шестилетних детей, крепких, широких в плечах, пропорционально сложённых. Лица казались молодыми, но были бледноваты, будто гномы редко бывали на свежем воздухе. Одеты они были в одинаковые тёмно-синие штаны и куртки, порядочно истрёпанные, на ногах были крайне разношенные сандалии. Волосы были рыжеватыми, коротко подстриженными, и на ухо небрежно надвинуты бесформенные береты.

Дурачок загукал, показывая на них пальцем.

— Вы, наверное, братья? — любезно спросила пани Иоанна, желая замять неловкость.

Гномы вновь переглянулись и покосились на Стася.

— Нет, мы не братья, — ответил Нок, — но мы такие большие друзья, что почти как братья.

Пахом Капитоныч представил своих спутников.

— Я уверен, что наш народ поможет вам, — сказал Нил. — Прежде, когда нами правил Сор`дел, мы или скрывались от людей или нападали на них, но с тех пор, как он умер и к власти пришёл его сын Лан`гуш, вражда прекратилась, и мы готовы помочь всем, кто в этом нуждается. Нок сбегает сейчас к Лангушу и передаст ему вашу просьбу.

Нок выразительно поглядел на своего приятеля, но Нил сделал вид, что не замечает его мимики.

— А ты останешься здесь? — обидчиво спросил Нок. — Всегда мне достаётся самая тяжёлая работа и самые противные поручения, а ты прохлаждаешься в ожидании, когда я освобожусь. Иди сам, а я тебя подожду.

— Нок, не спорь и не позорься перед чужестранцами, — ровным голосом проговорил Нил.

— Это ты не позорься, — упёрся Нок.

Было видно, что Нил не намерен уступить.

— Пойдём, я объясню тебе, почему идти должен ты, — предложил он. — Подождите нас, чужестранцы.

Нок угрюмо последовал за ним, и оба скрылись за каменными фигурами.

— Сейчас подерутся, — предположила Адель.

— Уже дерутся, — ответил солдат. — Слышите?

До них доносились звуки ударов, сопение и возня.

— Может, разнять их? — спросила пани Иоанна. — Нехорошо, когда дерутся.

Но путешественники не успели принять какое-либо решение, потому что до них донёсся чей-то голос, в котором слышались командные нотки.

— Что это значит? Вас послали сюда учиться ремеслу каменотёсов, а не драчунов. Где ваша работа?

В ответ раздалось невнятное заикающееся бормотание двух голосов.

— А где они? — спросил голос.

Очевидно, ему ответили.

— Как же вы посмели затевать драку в присутствии гостей? Ведите меня туда.

Адель лихорадочно вспоминала имя вождя или царя гномов. Тот, что умер, был Сардел. Это она хорошо помнила, потому что при звуке этого имени сразу возникла ассоциация: тарелка картофеля с маслом, а рядом две румяные сардельки, толстые и большие. Непременно две, потому что одна не утолит её голод. А есть-то очень хочется.

Второе имя тоже было связано с какой-то едой. Кажется, что-то морское. Камбала? Нет. Что-то вроде кальмара, нет, омара.

— Лангуст, — сказала сама себе Адель. — А предводителя гномов зовут Лангуш.

— Хорошее сравнение, — одобрил Пахом Капитоныч, улыбаясь. — Только не перепутай.

В это время из-за большого камня в виде шестиугольной призмы показался облачённый в опрятную рабочую одежду гном с очень решительным лицом.

"Нет, это не Лангуш, — сама себе сказала Адель. — У предводителя должна быть величественная осанка, а у этого гнома спина сгорблена, словно он всю жизнь работал, согнувшись. Да и руки у него очень грубые".

Гном очень любезно представился и выслушал краткую историю каждого путешественника и их просьбу продать им немного еды.

— Продать мы не можем, — сейчас же заявил Ледер. — Это прежде мы торговали всем, чем могли. Сейчас мы помогаем безвозмездно, потому что Лангуш добр сердцем и великодушен.

Адель не могла сказать с уверенностью, но ей показалось, что в тоне Ледера прозвучало сожаление.

— Нок, сбегай к Лангушу, мой мальчик, и пригласи его сюда. Да не теряй время! — приказал Ледер юному гному.

За его спиной Нил в пантомиме изобразил, что не случайно посылал своего приятеля к Лангушу, вот и Ледер это велит именно ему. Нок не посмел возражать, но показал Нилу кулак. Старший гном жестом прекратил этот спектакль.

— Я наставник трети юных лоботрясов, — объяснил Ледер. — Кроме меня, есть ещё трое учителей-каменотёсов. Эти два юнца — самые большие лодыри, каких я только видел. Выросли с колокольню, а ума не нажили. Когда они окончат курс обучения, я отпраздную это событие… если новые юноши не окажутся ещё хуже.

Лицо у гнома тоже было бледным, но, в отличие от учеников, не дышало здоровьем, а было усталым и изнурённым.

Никто не заметил, как Стась подошёл к Ледеру. Слабоумный юноша встал рядом с гномом, показал ребром ладони его рост на своём теле и загоготал. Лицо учителя стало замкнутым, зато Нил, встав за спиной своего наставника, так и прыснул со смеху.

— Не обижайтесь на Стася, уважаемый Ледер, — поторопилась сказать Адель. — Лучше, если вы не будете обращать внимания на его выходки.

— Почему? — спросил учитель и окинул дурачка опытным взглядом. — Впрочем, можете не продолжать, я всё понял.

— Мы хотим вывести его из опасных мест и пристроить в какой-нибудь деревне, — пояснил Пахом Капитоныч.

— Вряд ли вам удастся это сделать, — усомнился гном.

— Отчего же нет? В деревнях хорошо относятся к блаженненьким. Один подаст, другой. Глядишь, а парень уже сыт. Большего ему и не нужно.

Ледер покачал головой.

— Никто не будет кормить бездельника, — категорически заявил он. — Научите его работать. Приспособьте хоть к самому грубому неквалифицированному труду, и тогда он сможет кормиться у какого-нибудь хозяина, а даром никто ему ничего не даст. У нас работают все, даже дети. Посильно, конечно. Найдётся много дела и для тех, кто лишён разума. Такие, как он, могут дробить камень, переносить тяжести, копать. Неужели вы тащите с собой этого великана, кормите его и не заставляете работать? Он мог бы нести вещи.

— Я уверена, что Стасек сможет помогать по хозяйству в доме, где его приютят, — примирительно заговорила пани Иоанна. — Он очень понятливый.

Ледер хмуро взглянул на неё и отвернулся. К счастью, доброй женщине не пришлось и дальше оправдывать беззаботное существование своего подопечного, потому что вернулся Нок, а с ним пожилой гном с приветливым выражением лица и доброй улыбкой и ещё два гнома. Эти трое были одеты в очень простую и удобную одежду тусклых тёмных тонов, а лица у них были совсем бледные, землистого оттенка.

— Здравствуйте, чужеземцы, — приветствовал их гном с добрым лицом. — Я Лангуш, предводитель гномов, живущих под этими холмами. Мы редко выходим на поверхность и совсем никого не видим, но рады оказать помощь каждому, кто об этом попросит. Мы накормим вас, дадим запас пищи с собой и выполним все ваши просьбы.

Адель поняла, что лица гномов так бледны из-за пребывания под землёй. Ледер чаще выходит на поверхность, поэтому цвет лица у него лучше, а Нику и Ноку приходится работать с камнем под солнцем, и лица у них лишь слегка бледноваты.

— Моих помощников зовут Дун`ро и Ку`ар, — представил Лангуш своих спутников.

К сожалению, выражение их лиц не внушало такого же доверия, как лицо их господина. Чувствовалось, что эти гномы себе на уме и не обременены альтруистическими побуждениями.

— Мы приглашаем вас отдохнуть в подземном убежище. Среди нас есть искусные лекари и если…

Пахом Капитоныч поспешил ухватиться за это предложение.

— У нас есть тяжелобольной, — сообщил он и откинул одну полу "гамака".

Барбос тяжело дышал и даже не открыл глаз.

— Но это собака! — сердито сказал Куар.

— Это очень добрая и умная собака, — заверила гномов пани Иоанна.

Адель очень боялась, что присутствие Барбоса заставит гномов отказаться от их добрых намерений, а тогда ей придётся вызвать колдуна Жана.

— Он так добр, что не трогает даже котёнка, — сказала она.

— Котёнка?! — воскликнул Дунро в ужасе.

Пахом Капитоныч вынул из-за пазухи Явление Пятое и показал гномам.

— А тот человек лишён разума, — пояснил Ледер. — Его кормят, заботятся о нём и не заставляют работать.

Лангуш размышлял, и его приятное лицо сначала стало грустным, но вскоре просветлело.

— Если учесть, что собака совсем больна, котёнок очень мал, а умственноотсталый юноша никому не причиняет хлопот, мы можем поместить гостей в подземных покоях неподалёку от входа и не пускать их дальше. Вы уж извините нас, чужестранцы, за ограничения в передвижениях по нашим владениям, но это необходимые меры. Мы не допускаем к себе животных, а также людей, в которых не можем быть уверены.

— Нам много не надо, — заверил его солдат. — Было бы где переночевать и чем утолить голод, а большее нам ни к чему.

— Тогда прошу вас следовать за мной, — ласково пригласил Ледер.

Они прошли по извилистой тропе между камнями и через широкое отверстие проникли внутрь холма. Почти сразу же начинались широкие ступени, которые привели их в большой зал с рядами колонн, поддерживающими свод. Ледер свернул в сторону и через невысокую арку провёл их в низкое помещение, в котором была ещё одна арка.

— Здесь четыре сообщающиеся между собой комнаты, — объяснил Лангуш. — Располагайтесь в них со всеми удобствами. Сейчас сюда принесут всё необходимое.

Немедленно появились гномы, неся маленькие кушетки, которые они составляли вместе, чтобы получить необходимые по величине ложа. На миниатюрные детские столы натащили столько разнообразной и вкусной еды, словно пришельцы были не людьми, а прожорливыми великанами. Детские табуретки поставили вдоль стен, а возле столов расстелили множество мягких ковров на восточный манер.

— Почти чайхана, — отметил бывалый солдат. — Располагайтесь, друзья, не будет заставлять себя ждать. А Барбоса, я надеюсь, подлечат на славу. Вон какой важный доктор его осматривает.

Ледер задержался, с любопытством выспрашивая о приключениях своих гостей. Дунро и Куар сидели рядом со своим предводителем, с осуждением слушая о бесцельных, с их точки зрения, странствиях, но, когда речь зашла о фее, подарившей странный клубок, едва не погубивший путешественников, Дунро не выдержал.

— Какая же это фея? — воскликнул он. — Это ведьма. Лживая и скверная ведьма. Представляется феей, а рылом не вышла, вот и врёт, что ей полторы тысячи лет, хотя ей и четырёхсот лет не стукнуло.

Лангуш деликатно кашлянул, призывая подчинённых к более изысканным выражениям, но Куар пылко добавил:

— Совсем паршивая баба! И колдовать-то почти не умеет. Пробавляется мелкими пакостями. Тьфу! Только звание марает!

— Кажется, доктор уже закончил свою работу, — перевёл Лангуш разговор на другую тему.

Адель кусала губы, чтобы не рассмеяться при виде двух рассерженных гномов.

— Ты сделал всё, что нужно, Квар? — спросил Лангуш.

Тощий старый гном поклонился.

— Когда… больной придёт в себя? — с запинкой поинтересовался Дунро.

— Завтра с восходом солнца, — хрипло ответил доктор. — И тогда он будет совершенно здоров.

— Завтра до восхода солнца мы дадим вам столько еды, сколько вы будете в силах унести, — сказал Лангуш. — К сожалению, мы не можем позволить, чтобы здоровая собака оставалась в наших владениях. У нас нет обычая держать домашних животных и вряд ли мне удастся убедить моих подданных в том, что вреда в них нет, пользу же они могут принести большую. Может быть, когда-нибудь мне это и удастся, но не теперь. Нельзя требовать многого сразу.

Адели очень понравился Лангуш, и она воспринимала его как очень умного и передового человека маленького роста. Да и на рост она к середине беседы перестала обращать внимания, настолько разумны и увлекательны были его речи. Пахом Капитоныч, видевший много народов со своеобразными обычаями, особенно легко общался с гномом. Пани Иоанна помалкивала, но видно было, что она целиком одобряет начинания Лангуша. Только Стась кривлялся, тянул свою покровительницу за рукав и пытался доказать ей, что их хозяева до смешного малы. Но что можно было требовать от дурачка?

Когда гномы покинули своих гостей, предупредив, что через восемь часов взойдёт солнце и чужеземцам придётся уйти, путешественники с наслаждением разлеглись на мягких постелях и сразу же уснули. И как же славно они проспали эту ночь!

— Простите, что мы вынуждены прервать ваш сон, чужеземцы, но скоро встанет солнце.

Такими словами разбудили их Дунро и Куар.

Путешественники ещё не проголодались, но всё же отдали дань вкусному завтраку. Потом им принесли большие запасы питательной и способной долго не портиться еды, после чего их вывели из подземного царства. Сам Лангуш вышел проводить их.

Пахом Капитоныч вынес крепко спящего Барбоса, с которого были сняты все бинты и у которого не осталось ни единой раны. Гномы с большим беспокойством поглядывали на гамак с животным.

— Сейчас ваша собака проснётся, поэтому мы уйдём, — сказал Лангуш. — Желаю вам доброго пути и успешного завершения ваших исканий.

Пахом Капитоныч, пани Иоанна и Адель сердечно попрощались с гномами и двинулись в дальнейший путь, снабжённые указаниями, что им надо обогнуть большой озеро, пройдя по узкой полоске суши между ним и заливом, в котором обитает много страшных и опасных чудовищ.

— И-и-и! — заржал Стась с самым довольным видом и запрыгал на месте.

— Что с мальчиком? — удивлённо спросила пани Иоанна.

— Наверное, доволен, что выбрался наверх, — предположил солдат, шагая в указанном направлении по пыльной полусухой траве.

Всходило солнце. Пахом Капитоныч опустил гамак на землю и открыл его. Пёс спокойно спал. Когда его морды коснулись первые лучи, он открыл глаза и удивлённо осмотрелся.

— Значит, мы уже прошли через пустыню, хозяин? — спросил он. — Что со мной? Такое чувство, что я совсем здоров.

Барбос осторожно перевернулся на живот, сел и, подумав, встал. Несколько шагов он сделал с опаской, потом осмелел и пробежался вокруг людей.

— Совершенно здоров и полон сил, — сделал он вывод. — Даже не ожидал, что останусь жив.

Он деловито обошёл всех по очереди, обнюхал, встал на задние лапы, опёрся передними о грудь солдата и обследовал котёнка, сидящего на плече Пахома Капитоныча, после чего пришёл к заключению:

— Кажется, всё в порядке.

Ему вкратце рассказали о последних событиях.

— Значит, когда будем проходить между озером и заливом, зевать нельзя, — подхватил пёс. — Уж я не пропущу опасность.

Все решили не задерживаться и идти дальше. Хотя у них сейчас имелись припасы, но разумнее было продвигаться вперёд, пока силы свежие и не накопилась усталость. Отдых у гномов подействовал на всех самым благоприятным образом. Настроение было прекрасным и хотелось верить только в благополучный исход путешествия. Пока шли, всё время с благодарностью вспоминали маленький народец, оказавший им такую большую помощь.

Привал сделали на очень красивой лужайке, приготовили вкусную еду, много шутили и смеялись, так что путешествие в это приятное время воспринималось ими скорее как весёлый пикник.

— Как хорошо! — вздохнула пани Иоанна.

Адель, блаженно вытянувшись на земле, заметила, что Пахом Капитоныч, привалившийся к мягкой кочке, вздрогнул. Она не успела удивиться, как почувствовала весьма ощутимый укол в шею.

— Ой! Что это? — вскрикнула пани Иоанна.

— Блохи. Что вы кричите? — не понял Барбос. — Обыкновенные блохи. Какая же шкура без блохи?

Дурачок заорал дурным голосом, прыгая на одном месте и хлопая себя по всему телу. Даже Барбос начал ожесточённо чесаться, а котёнок мяукал и лапкой тёр себя то по носу, то за ухом.

Все вскочили, чувствуя, как множество мелких насекомых прыгают по всему телу и безжалостно кусают.

— Да, это блохи, — подтвердил Пахом Капитоныч. — Откуда они здесь?

— Какая разница? — простонала Адель, отчаянно потирая то один укус, то другой. — Главное, как от них избавиться? Далеко до озера? Залезть бы в воду!

— Нельзя, — ответил солдат, морщась от нестерпимого зуда. — Там нас в два счёта съедят местные чудовища.

— А здесь — местные блохи, — проворчал Барбос. — Уж сколько раз меня одолевали блохи, но таких зловредных я ещё не встречал.

— Их полчища, — сказала Адель, указав на траву, покрытую тёмными прыгающими точками. — И их, по-моему, становится всё больше.

— Бежим отсюда! — болезненно ойкая вскричала пани Иоанна. — Сил больше нет.

Измученные укусами путешественники торопливо собрали вещи и бросились наутёк. Куда девалось их приподнятое радужное настроение? Теперь они страдали физически, а потому и мысли их приняли самый мрачный характер.

— Я знаю растение, отвар которого отпугивает блох, — сказала пани Иоанна, торопливо шагая рядом с Аделью. — Но я его пока не вижу.

— Смотри внимательнее, пани, — попросил солдат. — Эти крохотные твари причиняют больше беспокойства, чем нападение оборотней.

Весь день не прекращалась пытка. Мерзкие насекомые кусали без разбора и людей и животных. Они прыгали под одеждой, а в траве их было неисчислимое множество. Путники бежали, не замечая ничего вокруг.

— Что это вы прыгаете, как блохи? — раздался тягучий голос.

Адель так и подскочила от неожиданности. Нервы у неё были взвинчены. Пани Иоанна, оказавшаяся не в лучшем состоянии, процедила сквозь зубы:

— Не видишь разве, что смерть наша пришла?

— А где она? — с любопытством спросила корова.

— Повсюду! — кратко пояснил Пахом Капитоныч. — Сейчас узнаешь.

Рыжая корова ласковыми карими глазами с благожелательным любопытством озирала очумелых путешественников.

— Бывает же такое! — шумно выдохнула она и вдруг взвилась на дыбы. — Му-у-у-у!

— А! — злорадно вскричал Барбос. — Поняла?

— Му-у-у-у! — словно бешеная, ревела корова. — Не подходите, а то подцеплю на рога!

Она яростно брыкалась, словно исполняя дикарскую обрядовую пляску. Адель с опаской взглянула на её острые и длинные рога. Она поняла, что корова близка к помешательству и может не рассчитать свои движения или, не помня себя от ярости, нарочно боднуть первого подвернувшегося под руку.

Корова брыкалась, пёс катался по траве, кусал себя за бока и вертелся волчком, дурачок противно визжал на одной ноте, пани Иоанна охала и стонала, солдат отчаянно чесался и что-то бормотал сквозь стиснутые зубы, а котёнок у него под мундиром отчаянно верещал. Адель не видела себя со стороны, но полагала, что представляет собой не очень приятное зрелище. Она была почти готова к тому, чтобы закричать: "Колдун Жан!" Но от вызова помощи её удерживал стыд. Каково ей выдержать адские муки голода и жажды, тяготы пути, бороться со страшнейшими опасностями, а сдаться из-за блох. Закусанная блохами девушка. Стыд-то какой! Хорошо хоть, что не вшами. Нет, лучше уж умереть.

Ночью положение несчастных не улучшилось. Куда бы они не пошли, всюду их сопровождали полчища мучителей.

— Ищи свою траву, пани! — взывал Пахом Капитоныч.

— Нет её здесь, — оправдывалась пани Иоанна. — Такое простенькое растение. Везде растёт, даже на мусорных кучах. Ой, скоро конец мой придёт!

— Где же здесь быть мусорным кучам? — упавшим голосом спросила Адель.

Бедные путешественники измучились от усталости, но ни прилечь, ни присесть они не могли, потому что страдания, причиняемые блохами, были сильнее усталости. И в это самое неподходящее время Барбос насторожился, прислушался, сбегал куда-то и сообщил, что к ним направляется целое полчище воинственно настроенных маленьких человечков.

— Может, это гномы? — предположил Пахом Капитоныч, почёсываясь.

— Почему же они настроены воинственно? — спросила Адель. — Мы расстались более, чем мирно.

— Ничего не понимаю, — заключила пани Иоанна.

— Пусть идут сюда, — болезненно мычала корова. — Пусть тоже помучаются от этих тварей. Они хуже моей хозяйки.

Долго гадать не пришлось. К ним приближалась толпа вооружённых гномов, и лица их были мрачны, а руки сжимали копья и топоры.

— Наконец-то мы настигли вас, коварные чужеземцы! — закричал Дунро. — Сам Лангуш не смог перенести вашей подлости и послал нас за вами. Мы впустили вас в наше убежище, накормили и обласкали, а вы… Чем вы нам отплатили?!

В голове Адели мелькнула догадка, что надо было расплатиться с ними деньгами. По-видимому, и к Пахому Капитонычу пришла та же мысль, потому что он крикнул:

— Мы готовы расплатиться с вами.

— Ах, так! — завопил Куар. — Бейте их, друзья!

Как ни были малы гномы, но такая их толпа представляла собой грозную силу.

— Бегите! — крикнул солдат женщинам. — Бегите и уводите с собой парнишку, а мы с Барбосом попытаемся их задержать. Возьми котёнка, Адель.

Было очевидно, что солдат обрекал себя на гибель, да и у Барбоса не было шансов выжить в неравном бою. Адель решила вызвать колдуна Жана, когда гномы приблизятся.

— Вы ещё и колдуете против нас, мерзкие оборотни? — возопил Дунро, на которого тоже напали блохи. — Вы не люди, а самые злостные чародеи!

Армия гномов бежала, потрясая копьями и топорами и почёсываясь.

Корова быстро разобралась в обстановке и, поняв, что сможет выместить накопившуюся ярость на странных пришельцах, опустила голову и с рёвом бросилась на них с намерением поднимать на рога, сшибать с ног, лягать и топтать непрошенных гостей. Барбос с рычанием понёсся следом.

При виде длинных острых рогов разъярённого чудовища гномы побросали оружие и кинулись наутёк. Такой быстроты корове ещё не приходилось видеть, и она неслась вдогонку, яростно мыча и от бессилия их нагнать лягая воздух задними ногами. Барбос, не испытывавший такого острого бешенства, с весёлым лаем носился по траве.

Устав, оба животных вернулись. Погоня на время отвлекла их от зудящих укусов, но теперь они вновь испытывали прежние страдания.

— Что случилось с гномами? — недоумевала пани Иоанна. — Их узнать нельзя. Чего они хотели от нас?

Это оставалось для всех загадкой, но сейчас им было не до гномов.

— Ищи свою траву, пани! — умолял Пахом Капитоныч. — Пропадём ни за грош! Более мерзкой смерти я не видывал!

В темноте пани Иоанна осматривалась особо старательно.

— Ищите и вы. Это довольно высокое растение с плоскими жёлтыми цветками, собранными на одной веточке близко друг к другу.

Вокруг была только низкая полусухая трава, полная блох.

— Поищу и я, — решил Барбос, не зная, какие ещё кувырки способны прогнать безжалостных насекомых.

Он принялся быстро бегать то в одну сторону, то в другую, всё больше отдаляясь от группы. Корова, мыча и брыкаясь, следовала за путешественниками.

Может, при других обстоятельствах Адель решила бы, что времени прошло немного, но так как минута пытки длится бесконечно, то она решила, что прошли столетия, прежде чем примчался Барбос с известием, что нашёл нужную траву. Все побежали за ним, но каково же было их разочарование, когда пани Иоанна определила, что это не то растение. Однако здесь полусухая трава сменилась сочной зеленью, и иные растения достигали большой высоты. Все с понятным энтузиазмом принялись рыскать по этим покрытым блохами зарослям.

— Вот и оно! — обрадовано закричала пани Иоанна.

Растение не было ничем примечательно. Адель не раз видела его в своей прежней жизни. Она даже играла его цветочками, собранными в тугой пучок. Знать бы ей тогда, с каким нетерпением будет она искать его в будущем!

— Что с ним делать? — спросил Пахом Капитоныч.

— По правилам, надо сварить его цветы и отваром натереться. Но у нас нет дров… Может, попробовать натереться его соком? Не знаю, не разъест ли он кожу…

— У нас и кожи-то не осталось, — отмахнулся Пахом Капитоныч.

Он принялся растирать в ладонях жёлтые цветы и обтираться полученной кашицей.

— По-моему, помогает, — весело сообщил он.

Все, как по команде, набросились на растение. Адель убедилась, что растирать цветы трудно, а натирать ими тело — ещё труднее, но выбирать не приходилось. Пробовали натирать и Барбоса с коровой, но результат был ничтожный, а уж о том, чтобы натереть маленького котёнка, нельзя было и думать.

— Теперь мне кажется, что они кусают не меньше прежнего, — сообщил солдат.

— Нужен отвар, — беспомощно оправдывалась пани Иоанна.

Барбос полетел искать что-нибудь, пригодное для топлива. Корова превратилась в совершенно бешеное животное и скакала вокруг людей, храпя, лягаясь и сверкая белками глаз.

— Есть дерево, а под ним хворост! — восторженно сообщил Барбос.

И все бегом бросились за собакой. Она привела их к одинокому полузасохшему дереву неведомой Адели породы. Вокруг валялись сучья и ветки.

— Это то, что нам нужно! — обрадовался Пахом Капитоныч.

Адель так измучилась, что уже не верила в спасительный отвар. Она даже с мазохистским чувством подумала, что есть виды деревьев, которые не горят. Однако костёр разгорелся, и вскоре котелок с водой забулькал на огне. Когда вода закипела, в неё положили побольше цветов, чтобы отвар получился погуще, а потом остудили.

Первыми натёрлись спасительным снадобьем пани Иоанна и Стась, а остальные с мрачным смирением готовили следующую порцию.

Когда Адель стала втирать в себя тёмно-жёлтый, даже коричневатый отвар, ей стало сначала немного полегче, а потом она убедилась, что блохи избегают участков кожи, уже обработанных резко пахнущей жидкостью, да и зуд постепенно прекратился.

Пахом Капитоныч с двух раз намочил шерсть Барбоса и сильно растёр его тело. Пёс только кряхтел от удовольствия. Такой же процедуре подверглась и корова, но на неё пошло гораздо больше отвара. А котёнка попросту искупали в котелке с первой же порцией остывшего отвара. Пахом Капитоныч подверг себя обработке самым последним.

— Спасибо, пани, ты спасла нас всех, — с чувством проговорил он. — Век буду тебе благодарен.

— Э, солдат! — отмахнулась довольная женщина. — Нашёл о чём говорить!

Решено было здесь же устроить длительный привал. На костре приготовили вкусную еду, с аппетитом поели, запили горячей водой и легли спать, распределив дежурства. Когда как следует отдохнули и опять поели, выяснилось, что блохи бесследно исчезли, словно их и не было.

Корова, отдохнувшая и не терзаемая маленькими врагами, оказалась добродушнейшим существом. Даже Адель, как городская девушка побаивающаяся подобных животных, гладила её без опаски.

— Откуда ты пришла? — спросил солдат, убедившись, что молока у неё нет и в этом отношении она им пользы не принесёт. — Ты, наверное, заблудилась, и надо отыскать твоих хозяев.

— Я к ним не вернусь, — решительно объявила корова. — Больше я не хочу терпеть побои. Хозяйка меня избивала и хворостиной, и палкой, и граблями. Прежде, чем подоить, она била меня ведром, а потом забрала у меня моего телёнка и куда-то его увела. Больше я его не видела.

— У тебя скоро будет другой телёнок, — утешил её солдат.

Барбос слушал корову с сочувствием и большим пониманием. Ему были хорошо знакомы все предметы, перечисленные страдалицей.

— А хозяин стал всё чаще напиваться пьян и завёл привычку бить меня оглоблей. Я туда не вернусь.

— Оглобля — самая скверная вещь, — поддержал её Барбос. — Палка мне тоже не по душе, но с оглоблей ни в какое сравнение не идёт.

— Ну, так мы тебя не отправим обратно, — решил солдат. — Пойдём с нами. Конечно, путешествовать тебе тоже ни к чему, но в пути мы можем встретить каких-нибудь добрых людей, у которых тебе будет хорошо.

Пани Иоанна чуть не рассмеялась. И правда, этот чудаковатый солдат готов был взять под свою защиту весь мир.

— Я пойду с вами, — решила корова. — Но прежде, чем остаться, я пригляжусь к хозяевам и решу, добры ли они.

— Я бы и сама тебя взяла, — с сожалением сказала пани Иоанна, — да живу очень далеко отсюда, тебе не дойти.

— А как тебя зовут? — спросил Пахом Капитоныч.

— Рыжуха.

— Хорошее имя, — одобрил солдат.

Оказалось, что корова отлично помнила про нападение блох, но начисто забыла про свои дикие прыжки и отчаянное лягание. По-видимому, она была в совершеннейшем беспамятстве от боли. А когда она узнала, что прогнала целое войско гномов, то была поражена.

— Я никогда никому даже в шутку не угрожала, — заявила она. — Я молча терпела побои и ни разу не лягнула даже ведро. Наверное, это блохи довели меня до такого состояния. Подумать только: я выиграла битву!

И она отправилась щипать траву и размышлять.

Дурачок вёл себя весьма таинственно. Он что-то шептал себе под нос и с самым уморительным видом умолкал, когда на него смотрели, отходил в сторону и отворачивался. Своими действиями он насторожил и озадачил всех. Путём долгих уговоров встревоженная пани Иоанна убедила его сказать, что его тревожит. Стась долго мялся и усмехался, а потом разжал ладонь и показал некрасивое железное кольцо с надписью на непонятном языке.

— Где ты его взял? — спросил Пахом Капитоныч.

Стась сморщился от особо хитрой усмешки, но потом всё-таки сказал:

— Человечки.

— Ты взял кольцо у гномов? — догадалась пани Иоанна.

По-видимому, среди ночи дурачок вышел из отведённого для странников помещения, проник в запретную зону и каким-то образом нашёл это кольцо.

— Вот почему гномы так рассердились! — воскликнула Адель. — Они решили, что мы прикинулись терпящими нужду чужеземцами только для того, чтобы завладеть кольцом. Как же нам теперь быть? Пойти назад и вернуть его?

— Нет, это опасно, — решил солдат. — Они не поверят, что паренёк прихватил кольцо по недомыслию, и убьют нас. Оставим его себе. Наверное, это ценная вещь, раз гномы так переполошились.

— Знать бы только, как им пользоваться, — уныло пробормотала Адель.

Печально было иметь несомненно очень ценную вещь и не знать, в чём её сила.

— Спрячь кольцо в свою сумку, Адель, — посоветовала пани Иоанна. — Ты и думать о нём не будешь, а оно окажется полезным.

По сравнению с ползаньем по подземному лабиринту или с переходом через пустыню с засасывающими песками путешествие по траве показалось всем лёгкой прогулкой. Может быть, и даже скорее всего, впереди их ждали трудности и опасности, но сейчас они наслаждались жизнью. У них был большой запас вкусной еды, вода, вид зелени радовал глаз, и, чем дальше они продвигались, тем свежее становилась трава, тем ярче пестрели цветы.

— Ну, чем не рай? — спросил Пахом Капитоныч на одном из привалов.

— Как-то раз мы уже наслаждались жизнью, — напомнила пани Иоанна, — и тут же эту жизнь нам испортили блохи. Теперь я боюсь радоваться вслух.

Адель подумала, что, если бы её спутники путешествовали без неё, у них не было бы столько неприятностей в пути. Это ей посылаются всяческие испытания, а страдать приходится всем. Что ещё готовят для неё колдунья Маргарита и колдун Жан? Вот сейчас, когда она лежит в блаженном оцепенении, может появиться…

— Дымом пахнет, — объявил Барбос.

— Пожар? — всполошилась пани Иоанна. — Я всегда боялась пожара.

Стась, уловивший её беспокойство, вскочил и принялся метаться вокруг лагеря.

— Иди сюда, Стасек! — позвала его пани Иоанна. — Не бойся, деточка.

— Здесь нечему гореть, — покачал головой солдат. — Разве что где-нибудь невдалеке есть лес, и там…

— Это не пожар, — сказала Рыжуха, с удовольствием принюхиваясь. — Пахнет дымом из трубы.

— Да, в той стороне есть жильё, — определил Барбос. — Я сбегаю на разведку, да, хозяин?

— Только будь очень осторожен, — предупредил солдат. — Постарайся, чтобы тебя никто не увидел. И не задерживайся там. Сейчас же назад.

— Понятно, — весело согласился пёс и убежал.

— Интересно, там есть хлев? — спросила корова, выказывая тоску по дому. — Люблю тёплый уютный хлев. Если бы знать, что никто не будет тебя бить, то не найдётся в мире лучшего места, чем хороший хлев.

— А разве тебе с нами плохо? — удивилась Адель. — Смотри, как красиво вокруг. И трава сочная.

— С вами хорошо, — подтвердила Рыжуха. — Плохо, что не знаешь, куда идёшь и где заночуешь. Я люблю раз и навсегда заведённый порядок. И телёночку моему, когда он появится, нужен дом.

— Вон Барбос возвращается, — сказала пани Иоанна.

Пёс бежал всю дорогу и немного запыхался. Первым делом он вылакал целую миску воды, а уж потом заговорил.

— Всего одна жалкая лачуга с пристройками. Крыша осела, всё ветхое. Живут там очень бедная женщина и двое маленьких детей.

— Откуда ты знаешь, что там нет мужчины? — поинтересовалась Адель.

— Там всё в таком состоянии, что сразу видно: мужчины нет. Хозяин до такого не довёл бы. Не удивлюсь, если крыша протекает. Я обошёл все закоулки, заглянул даже на кухню (совсем крошечная), так что можете быть уверены: больше никого нет. Женщина на вид ласковая.

— Может, зайдём? — предложил солдат. — Заодно выясним, как быстрее добраться до озера.

— Можно и зайти, — согласилась пани Иоанна, преследующая единственную цель. — Узнаю, не слыхала ли эта женщина про моего сына.

Адель ничего не имела против. Женщина могла рассказать им что-нибудь полезное. Лишь бы не попасть в дом ведьмы или оборотня.

Под предводительством гордого своей миссией Барбоса путешественники дошли до остатков сгнившей изгороди, некогда защищавшей огород от вторжения непрошенных гостей. Ровные, хорошо обработанные гряды картофеля, моркови, капусты и прочих овощей радовали глаз, но поодаль стояли такие ветхие постройки, что никто бы не заподозрил в них жильцов.

Адель, воспитанная на возвышенных книгах, едва не произнесла: "Живописные развалины", но её опередил Пахом Капитоныч.

— Да, крышу давно пора чинить… — протянул он. — И венцы у дома совсем сгнили. Того и гляди всё это рухнет.

— Кто здесь? — раздался приятный, но усталый голос.

Миловидная женщина лет тридцати, окучивавшая картофель, еле разогнула затёкшую спину.

— Бог в помощь, хозяйка, — приветствовал её Пахом Капитоныч.

— Здравствуйте, добрые люди. Издалека ли идёте? Дети, поздоровайтесь с гостями.

Мальчик лет восьми и девочки помоложе, давно уже переставшие пропалывать огурцы и глядящие во все глаза на прибывших, весело поздоровались.

— Милости просим, — продолжала женщина, — только не посетуйте, что накормить вас почти нечем. Видите, урожай ещё не поспел. Не побрезгуйте тем, что имеем.

— Чем богаты, тем и рады, — ответил солдат. — За хлеб, за соль всегда благодарны.

Хозяйка повела гостей в дом, а дети, хорошо знающие свои обязанности, продолжали допалывать оставшуюся часть грядок. Очень скоро и они присоединились к компании.

Стены внутри ветхого домика оказались выбеленными, всё вокруг сияло чистотой.

— Наверное, издалека идёте и устали с дороги, — говорила женщина, разжигая огонь и ставя в хорошо выбеленную печь большую кастрюлю с водой. — Сейчас сварю картошку. Больше, пожалуй, и угостить нечем. Принеси-ка воды, Петрусь, а ты, Марийка, собери укропу.

Дети наперегонки бросились исполнять поручение матери.

— Хорошие у тебя дети, — дрогнувшим голосом сказала пани Иоанна.

— Дети хорошие. А отец их с войны не вернулся. Вдовею уже пятый год. Знала бы, что одной придётся бедовать на чужой земле, не покинула бы родной край.

— Откуда же ты? — спросил солдат.

— Из Белой Руси.

— А звать как?

— Анной.

Дети принесли всё, что их просили, и принялись за приготовление обеда, скорее мешая матери, чем помогая, но в твёрдой уверенности, что их помощь неоценима.

— Счастливая ты, Анна! — вздохнула пани Иоанна.

— Уж такое счастье, что и выразить нельзя, — невесело рассмеялась хозяйка.

Пани Иоанна поведала свою горькую повесть, и Анна с нежностью посмотрела на детей.

— У каждого своё горе, — заключила она. — Что имеешь, не ценишь, пока не лишишься.

Пахом Капитоныч подмигнул Адели, и та принялась выставлять на стол их припасы.

— Не надо, — Анна даже испугалась.

— Не обижай нас, хозяйка, — просто сказал солдат.

Обед вышел на славу, но Анна, стеснявшаяся щедрого угощения, постоянно одёргивала детей, набросившихся на еду с жадностью голодных галчат, да ещё поощряемых Пахомом Капитонычем.

— Дай Стасю! Дай Стасю!.. — затянул своё дурачок.

Глядеть на него в этом бедном доме с весёлыми послушными детьми было тяжело, и пани Иоанна с особой заботливостью подавала ему самые лакомые куски. Анна коротко взглянула на слабоумного юношу, но ничего не сказала, поняв всё без слов.

За столом были поведаны истории каждого путешественника, но бедная женщина не могла помощь им советом. Она не знала ни о колдунье Маргарите, ни о золотом сердечке, ни о потерянном сыне пани Иоанны. Только дорогу к озеру она знала.

— Отдохните немного, и я объясню, как быстрее добраться до озера, — сказала она.

— Что ж, — согласился солдат. — Погостим несколько дней.

Адель немного удивило его решение, но она скоро догадалась о причине. Поев и поговорив, Пахом Капитоныч встал и вышел во двор.

— Где у тебя хранится инструмент, хозяйка? — осведомился он, просовывая голову в окно. — Крыша, как я погляжу, нуждается в ремонте.

Отмахнувшись от протестов Анны, он ловко принялся за работу. Анна постояла немного в нерешительности и обратилась к своим гостьям.

— Я отведу на ночь вашу корову в хлев, — предложила она. — Совсем он развалился, а всё ей будет лучше, чем на улице.

Она погладила Рыжуху по морде.

— Иди, попасись на лужке за домом, но смотри, в огород не заходи.

Корова глянула на неё кроткими карими глазами и ушла за дом.

— Мама, посмотри, какой смешной котёнок! — закричала Марийка.

— Они у меня любят животных, — объяснила Анна. — А мне ни собаку, ни кошку завести нельзя — кормить нечем.

Пани Иоанна и Адель ночевали в доме, а Пахом Капитоныч, Стась, Петрусь и Барбос расположились на улице. Рыжуха не возражала, когда её отвели в хлев.

— Никого у меня не осталось, — объяснила хозяйка. — Были прежде и лошадь, и корова, но лошадь пала три года назад, а корова умерла в прошлом году. Дети так по ней плакали!

Пани Иоанна многозначительно посмотрела на Адель, и девушка без слов поняла свою попутчицу. Конечно, если Рыжуха согласится, то может остаться здесь.

Пахом Капитоныч работал, не покладая рук. Он починил крышу, подправил крыльцо и перешёл к хлеву. Он так заботливо его подновлял, что мысль оставить бедной женщине Рыжуху, несомненно, засела и в его мозгу.

Барбос деловито шнырял по двору и обегал все окрестности. Пани Иоанна и Адель помогали Анне на огороде. Девушка не могла похвастать умением и сноровкой, но старание у неё было большое, и оно заменяло опыт. А пани Иоанна чувствовала себя на огороде в своей стихии. Она даже давала хозяйке советы, объясняя, как сама она содержит огород.

Однажды, когда Анна была в доме, а дети вертелись возле полюбившегося им Пахома Капитоныча, появился Барбос, таща в пасти что-то живое. Иногда он останавливался, опускал свою ношу на землю и придерживал лапой. Адели даже показалось, что пёс что-то внушает своей добыче. Конечно, собаки — плотоядные животные и имеют право охотиться, но девушке стало неприятно, что какое-то живое существо будет сейчас убито и растерзано.

— Барбос, отпусти её! — закричала она, разобравшись, что в зубах пса не кто иной как кошка.

— Зачем он её поймал? — удивилась пани Иоанна. — Такой разумный пёс…

— Вот, принёс! — торжественно объявил Барбос, опуская кошку на землю и придавив её лапой, чтобы не убежала. — Давно за ней охочусь, но от меня не уйдёшь.

— Зачем она тебе? — спросила Адель.

— Затем, что это волшебная кошка. Я слышал, что живёт такая в этих местах, и искал её. Она может ответить на любой вопрос.

— Только на один вопрос, — недовольно уточнила кошка.

— Зато самый сокровенный! — вдохновенно продолжал Барбос.

У Адели был вопрос о Франке, у пани Иоанны — о сыне, и каждая молчала, перебарывая собственную боль, чтобы дать другой возможность задать вопрос.

— Вот пани Иоанна и могла бы спросить о своём сыне, — сказал Барбос. — Никто не сможет ей помочь в этом, кроме волшебной кошки. А о твоём женихе, Адель, мы сумеем разузнать другим способом.

— Правильно, — поддержала его Адель.

Теперь, когда решение было принято за неё, ей казалось, что она ни секунды не колебалась.

— Может, лучше тебе спросить о твоём Франке, Адель? — засомневалась страшно побледневшая пани Иоанна.

Чувствовалось, что сейчас для ней решается вопрос жизни и смерти.

— Я уже приблизительно знаю, куда мне идти, — убеждала её Адель. — Мне надо на северо-восток, а вы вовсе ничего не узнаете о сыне, потому что ни одно живое существо, если оно не наделено волшебным могуществом, не сможет сказать, куда проезжие люди увезли младенца. Кто их видел, кроме вас? Прошло столько времени, что вы и сами их не узнаете, даже если встретите.

— Ты права, — почти шёпотом согласилась пани Иоанна. — Я вся дрожу. Я боюсь. Вдруг она скажет, что мой мальчик умер? Я этого не перенесу. Сейчас… сейчас всё будет решено…

Адель не учла такой возможности и тоже испугалась. Может, пани Иоанне лучше не знать всей правды?

— Ну, смелей же! — торопил Барбос, опасливо оглядываясь. — Я её поймал специально для пани, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то помешал ей выполнить своё желание.

Кошка сидела с прежним недовольным видом. Она была самая обыкновенная, серая с белым, не слишком пушистая. Симпатичная мордочка не выражала ничего кроме брезгливости.

— Скажи, где мой сын? — запинаясь, выговорила пани Иоанна. — Где его искать?

— Нигде не надо искать, насколько я понимаю, — ответила кошка не слишком любезно. — Зачем искать то, что уже нашла?

— Я… Я нашла своего мальчика? — переспросила пани Иоанна.

— Кто же там стоит, если не твой сын? — спросила кошка, указывая на стоящего поодаль Стася.

Адель всем сердцем сочувствовала бедной женщине. Обойти столько мест в поисках сына, воображать его здоровым и красивым, а найти неуклюжего дурачка.

— Мой мальчик! — прерывающимся голосом закричала пани Иоанна. — Мой мальчик! Наконец-то! Я знала это! Я чувствовала!

Она бросилась к умственноотсталому юноше и принялась обнимать и целовать его.

— Сынок! — всхлипнула она. — Я твоя мама.

— Мама, — машинально повторил дурачок, и пани Иоанна расплакалась от счастья.

— А теперь покажи мне котёнка! — агрессивно потребовала кошка, стряхивая с себя лапу Барбоса.

— Сейчас принесу, — засуетился пёс и убежал.

— Я вам покажу, как издеваться над ребёнком! — угрожающе проговорила кошка. — Если он пожалуется, что с ним плохо обращались, я вам все глаза выцарапаю.

— Это твой котёнок? — догадалась Адель.

— Не мой, но если у малыша нет матери и некому за него заступиться, это ещё не значит, что над ним можно измываться.

— Вот он! — сказал пёс, опуская Явление Пятое перед кошкой.

Он сейчас же отскочил на порядочное расстояние, потому что та замахнулась лапой с выпущенными когтями, чтобы ударить его по морде.

— Иди сюда, дитя моё, — ласково позвала кошка. — Я не дам тебя в обиду.

Котёнок доверчиво пошёл к кошке.

Адель услышала, как Барбос шепнул: "Уводи его поскорее", и очень удивилась этому.

— Зачем ей уводить его? — спросила она.

— До чего довели бедняжку! — обрушилась на неё кошка. — Ни разу даже не вылизали! А какой гадостью кормили! Ни гигиены, ни воспитания! Он даже не умеет говорить, только мяучит!

И она торопливо его увела.

— Наконец-то ушла! — облегчённо вздохнул Барбос. — Вот гадкие создания!

— Она очень помогла нам, — заступилась за неё Адель. — Только я не поняла, почему она решила, что мы издевались над Явлением Пятым. Конечно, хорошо бы его поить молоком и кормить рыбой, но у нас этого нет. И всё-таки он не умер от голода, а наоборот, подрос и окреп.

Барбос ничего не ответил.

Пани Иоанна созвала всех и рассказала о своей радости. Она смеялась и плакала одновременно.

— Надо же! — восклицала она. — Я уж решила так: если и на этот раз не найду сына, то возьму к себе Стасека, и он будет мне вместо сына. А оказалось, что он и есть мой родной сын. Вот спасибо кошке!

— Какой кошке? — удивилась Анна.

— Волшебной кошке, — объяснила счастливая мать. — Она может ответить на один самый сокровенный вопрос.

— Я долго её вылавливал, — с гордостью сказал Барбос.

— А как она выглядит? — заинтересовался Петрусь.

— К нам ходит одна кошка, — похвалилась Марийка. — Вдруг она тоже волшебная?

— Не болтай глупости! — зарычал Барбос, и дети в испуге отступили. — Я её ловил, выслеживал, часами лежал в засаде! А вы мелете всякий вздор!

Пёс казался таким сердитым, что разговор о волшебной кошке больше не возобновлялся, тем более, что и Пахом Капитоныч сказал, что лучше не распространять о ней слухи, а то животному с таким необыкновенным даром житья не будет от охотников задавать вопросы.

Было решено, что пани Иоанне незачем продолжать путь вместе со всеми, а надлежит вернуться домой.

— Сделаем так, — решил солдат. — Я проведу пани через пустыню и вернусь, а она со Стасем легко доберётся домой по степи, ведь она уже проделала этот путь.

— Путь через пески очень тяжёл, — возразила Анна. — Немногие способны его выдержать. Пусть пани Иоанна идёт на север вдоль холма, потом перейдёт узкую полоску песка, но не задерживается на нём, потому что это часть пустыни с засасывающими песками. Она дойдёт до холмов, примыкающих к плато, пройдёт вдоль них на запад. Там есть кабак, но с кабатчиком надо быть настороже, потому что он связан с разбойниками, пиратами и контрабандистами. Потом начнётся степь, по которой она шла к пустыне. Вам вообще незачем было пересекать пустыню, чтобы добраться до озёрного края. Вам надо было идти так, как я сказала. Этот кабатчик, видно, хотел вашей смерти, раз отправил вас к горе.

— Тогда я провожу пани до степи другим путём, — решил солдат.

— А зачем? — спросила Анна. — Петрусь проводит её до конца холма и на месте покажет, куда идти дальше. Он часто ходит туда за ягодами, потому что в тех местах малина особенно хороша. А вы не теряйте времени и идите по своим делам.

Адели показалось, что при последних словах Анна с грустью посмотрела на солдата.

— И то дело, — согласился Пахом Капитоныч.

— Утром и пойдёте, — решила Анна и вздохнула.

— Ты уйдёшь от нас? — печально спросил Петрусь.

Марийка зашмыгала носом.

— Я ещё вернусь, — убеждённо ответил солдат, сажая девочку на колени и привлекая к себе мальчика. — Хлев я поправил, а конюшню надо строить заново. А зачем конюшня без коня? Значит, надо добыть коня. Вот помогу Адели найти её жениха и вернусь. Может, удастся и коня добыть.

Он обернулся к Анне.

— Примешь меня с конём, Анна?

— Не надо коня. Лишь бы живой вернулся, — тихо сказала она.

Ночью Адель не могла заснуть. Она думала об Анне и Пахоме Капитоныче. Похоже, эта бедная семья пришлась по сердцу одинокому солдату, хоть Анна и не отвечала всем требованиям его фантазии. Она была работящей, но сильной её не назовёшь. Она была ласковой, но не такой весёлой, каким он рисовал себе в мечтах свой идеал. Оказалось, что он встретил женщину, которая могла бы стать счастьем его жизни, да ещё двоих милых детей, сразу его полюбивших. По всему выходит, что Адель должна проститься с солдатом и продолжать свой путь одна. Так уже случилось, когда её сопровождал прекрасный принц. Осознав, что он нашёл своё счастье, он вернулся с Фатимой во дворец своего отца. А солдат пусть остаётся в этом убогом домишке, где приютилось его счастье.

Утром девушка решительно объявила Пахому Капитонычу, что тому следует остаться, но солдат, верный долгу, который сам для себя установил, был непреклонен.

— Не выдумывай, дочка, — весело сказал он. — Сначала помогу тебе, а потом и о себе позабочусь. Анна с детьми не пропадут. Наша Рыжуха к ней привязалась и не хочет уходить отсюда, а когда появится телёночек, дети будут пить парное молоко. Что нужно, я поправил, дрова на зиму заготовил, траву на сено начал косить, так что теперь я свободен.

Адель подошла к Анне.

— Ты его не переспоришь, — засмеялась та. — Мой был такой же. Если что в голову возьмёт, всё равно настоит на своём. И ты радуйся, что у тебя такой защитник. Надёжнее человека ты не встретишь. А о его счастье не беспокойся. Оно всегда при нём, ведь он сам его создаёт.

Сначала проводили пани Иоанну и Стася. Петрусь простился со всеми и взял у Пахома Капитоныча честное слово, что тот вернётся. Пани Иоанна не скрывала слёз и всех благодарила за доброту и помощь. Дурачок, кажется, тоже хотел что-то выразить неуклюжими жестами и отрывистыми словами, а потом стал завывать, вторя слезам своей матери. Барбос покосился на него и скривился от отвращения.

Потом Анна, Пахом Капитоныч, Адель и маленькая Марийка присели, чтобы в последний раз побыть вместе. Барбос скромно пристроился в уголке.

— Ничего, скоро увидимся, — сказала Анна. — А тебе, Адель, желаю поскорее найти жениха, выйти замуж и жить с ним в мире и согласии.

— Спасибо, — пробормотала девушка, которую душили слёзы.

В это время Марийка вскочила с места и открыла дверь.

— Мурка пришла! — радостно сообщила она. — И котёночек с ней!

Барбос вскочил, попятился и спрятался за печь, а в комнату вошли волшебная кошка и Явление Пятое.

— Мурка! Явление Пятое! — щебетала девочка.

— Барбос! — рассердилась Адель. — А ну выходи!

— Я здесь, — отозвался пёс из-за печи.

— Это, правда, волшебная кошка? — допытывалась Адель, начинавшая подозревать истину.

— Может, волшебная, может, нет, — бубнил Барбос. — Кто же их разберёт? Кошки — они кошки и есть.

— Жить захочешь, тогда даже волшебной станешь, — мудро объяснила кошка. — Я не нарушила договор, ведь та женщина ушла.

— Так, значит, Стась — не сын пани Иоанны? — спросила Адель. — Что ты наделал?!

— Надо же нам было избавиться от дурака, — бурчал невидимый Барбос. — А как ещё это сделать? Женщину тоже было жалко. Так всю жизнь и бродила бы по свету.

— Она будет думать, что это, и правда, её сын, — сказала Адель.

— Может, это к лучшему, дочка, — вмешался Пахом Капитоныч. — Я сразу заметил, что Барбос что-то намудрил, но раз пани так счастлива и всё равно взяла бы паренька к себе, то пусть её счастье будет полным.

— Но всё-таки это ложь, — нерешительно промолвила Адель.

— Э, дочка! Бывает ложь во зло, а бывает и во спасение, — рассеял её сомнения солдат.

— Иногда бывает лучше солгать, потому что правда может убить, — подтвердила Анна.

— Всё это хорошо, — прервала их кошка. — Но зачем, скажите на милость, этот паршивый прохвост наврал, что вы издеваетесь над котёнком? Я готова была вас убить за это. Я так вас ненавидела, что согласилась повторить все эти бредни только ради Явления Пятого. Я думала, что его надо немедленно спасать.

— Потому я и наврал, — пробурчал Барбос из своего закоулка.

— Ладно уж! Всё вышло к лучшему, — сказал солдат. — Выходи, Барбос. Что ты там прячешься?

Пёс опасливо выбрался из-за печки и оглядел всех по очереди. Убедившись, что на него не сердятся, он успокоился и вернул себе прежний решительный облик.

 

ГЛАВА 21

Мимо озера

Теперь путешественники шли втроём. Барбос ходил кругами вокруг шедших налегке Пахома Капитоныча и Адели, обследуя местность, чтобы вовремя заметить опасность. Запас еды сильно сократился, потому что был поделён между ними, пани Иоанной и Анной с детьми. Необходимо было в самом скором времени наполнить мешки.

— А Рыжуха так быстро привыкла к новому хлеву, словно всю жизнь там прожила, — сказала Адель.

— После её прежнего житья любая развалюха покажется дворцом, если попадётся ласковая хозяйка, — ответил солдат. — И опять мы с тобой одни, только вот ещё Барбос с нами.

— Вам жалко, что нет пани Иоанны? — спросила девушка.

— Хорошая женщина, да куда ей странствовать? Возле озера будет опасно. А зачем ей играть со смертью? И паренёк этот блаженненький пристроен, и она счастлива. Приходится признать, что наш Барбос рассудил мудро, подговорив кошку стать волшебной.

Пахом Капитоныч обстоятельно обсудил поступок умной собаки и все последние события. Потом он стал ненадолго замолкать и о чём-то задумываться.

— По словам Анны, этот дракон не пропускает ни одного странника, — сказала Адель. — Нам нечем от него откупиться. Даже если бы мы могли купить лошадь или корову, я не могу представить, как мы будем её привязывать у озера и проходить мимо, пока чудовище станет её терзать. Вспомнить хотя бы Рыжуху.

— Я тоже считаю, что мы должны рассчитывать только на себя, — согласился солдат. — Подло губить чужую жизнь, чтобы спасти свою. Но ведь и без подготовки мимо озера не пойдёшь. А чтобы подготовиться к встрече с драконом, надо приобрести всякую снасть. У Анны я всё осмотрел, но ничего не нашёл. Бедная женщина перебивается, как может, используя остатки. Её запасами не разживёшься. Нам бы встретить лавочника или крепкого хозяина.

Солдат замолчал и стал напряжённо думать. Адель не мешала ему, понимая, что сама она бессильна что-либо предпринять и вся её надежда на её спутника.

Барбос, узнав, что надо искать какое-нибудь жильё, убегал на большое расстояние и каждый раз возвращался ни с чем.

— Мы уже приближаемся к озеру, — забеспокоился солдат. — Ищи, Барбос, какое-нибудь жильё. Если его нет поблизости, придётся отклониться в сторону и искать его к югу.

— Подождите меня здесь, а я осмотрю окрестности, — предложил пёс.

— Только не подходи к озеру! — испугалась Адель.

— Там не может быть жилья, — здраво рассудил Барбос. — Ну, я побежал!

Адель с удовольствием прилегла на траву. Пахом Капитоныч сел неподалёку, покачивая головой и невнятно бормоча себе под нос. Было похоже, что он что-то прикидывает и придумывает.

Мысли девушки приняли нерадостное направление. Озеро, мимо которого они должны были пройти, одним концом упиралось в плато, не оставляя даже самого маленького промежутка для прохода, а другим — почти касалось залива. Лишь узкая перемычка мешала водам озера и залива смешаться. И вот по этой-то полоске суши им предстояло идти. Со стороны залива им могли угрожать морские обитатели, но они ни в какое сравнение не шли с чудовищным драконом, в незапамятные времена поселившемся в озере. Он сторожил у перемычки, зная, что только по ней могут пройти те, кому требуется попасть в озёрный край со стороны пустыни или в пустыню из озёрного края. Чтобы отвлечь его, обычно на берегу оставляли привязанную к столбу лошадь, корову или вола. Иногда случались и человеческие жертвоприношения. До Анны доходили слухи о какой-то секте, члены которой обожествляли дракона и ежегодно приносили ему в жертву девушку и юношу. Дракон так привык к добровольным приношениям, что подплывал к берегу и терпеливо ждал, когда жертва будет привязана к столбу. Адели было противно слушать про такие извращённые действия, и она спросила, не лучше ли было убить мучителя. Но оказалось, что до сих пор ни один смельчак не сумел этого сделать и постепенно за драконом утвердилась слава непобедимого. Теперь мимо него должны были пройти они трое: Пахом Капитоныч, Барбос и она. Если солдат не придумает ничего, что обмануло бы чудовище, их попытка окажется гибельной.

Прибежал очень довольный Барбос и сообщил, что нашёл жильё. Это большой дом, окружённый мощным забором. Он пролез под калиткой и облазил все закоулки. Кроме двух коров, козы и кур там живёт только старуха со стариком, причём сейчас старика нет дома и, судя по всему, долго не будет.

— Вот что нам надо! — обрадовался Пахом Капитоныч. — Там мы разживёмся крепкими верёвками и инструментами.

Адель не могла предположить, что задумал солдат, но было очевидно, что он уже выработал план спасения.

Путешественники под предводительством гордого Барбоса дошли до очень крепкого забора, который мог бы называться стеной, потому что был сделан из толстых тесно пригнанных друг к другу толстых досок.

— Если живёшь по соседству с драконом, такой забор необходим, — пояснил солдат. — Да и по всему видно, что хозяйство крепкое, и его надо охранять. Эй, хозяйка!

Солдат долго кричал и стучал кулаком в неприметную калитку, сделанную в больших воротах, но ответом было молчание.

— Я пролезу внутрь и позову старую каргу, — предложил пёс.

Адель покоробили непочтительные слова собаки, но она не успела сделать замечание, потому что из-за забора уже донёсся громкий требовательный лай.

— Что кричишь? — раздался сердитый низкий голос. — Как ты сюда попал? А ну, убирайся, пока цел!

— Открой, хозяйка! — закричал солдат.

— А ты кто такой? — спросила та.

Пахом Капитоныч знаком велел Адели ответить.

— Откройте, пожалуйста! — попросила девушка самым кротким голосом. — Мы очень устали и просим пустить нас на ночлег.

— А сколько вас? — поинтересовалась хозяйка. Её глаз был виден в крошечное отверстие в калитке.

— Только двое и ещё собака.

Хозяйка долго гремела засовами, а потом приоткрыла калитку и бегло осмотрела их.

— Входите, — пригласила она не очень любезно.

Адели хозяйка не понравилась. Это была старуха с грубым, словно топором высеченным лицом. Низкий голос как нельзя более подходил к её внешности. Чувствовалось, что в руках у неё спорится любая работа по дому и двору, и Адель заранее знала, что в большом доме найдёт очень чисто убранные комнаты, где нет ни единого пятнышка, царапины и даже пылинки. На ней было надето тёмное платье и белоснежный передник. "Наверное, немка", — подумала Адель.

— Фрау Браун, — представилась старуха.

Пахом Капитоныч представился сам и представил Адель и Барбоса.

— Войдите в дом, но обувь снимите у порога, — велела хозяйка. — А собака останется здесь.

Комнаты, как Адель и предполагала, сияли чистотой. Чувствовалось, что каждая вещь здесь имела своё место и было бы кощунством что-то переставить или передвинуть. Ни она, ни её мать за всю жизнь не могли добиться в их крошечной квартирке такого порядка даже в дни грандиозных уборок перед Рождеством и Пасхой.

— Какая же здесь чистота! — воскликнул солдат, чем очень польстил хозяйке. — Я бывал во многих домах, но такого порядка нигде не встречал.

Чувствовалось, что старуху распирает от гордости, но желанного результата похвала не принесла.

— Переночевать здесь вы можете, но покормить вас мне нечем. Я и сама со вчерашнего дня крошки во рту не держала. Даже муж уехал на ярмарку голодный. Если удастся ему что выручить за вещи, которые он отвёз продать, то мы с голоду не умрём, а если нет…

Старуха не договорила и только покачала головой от мрачной перспективы.

— Ох, горе! — посочувствовал солдат не очень убедительно. — А при взгляде на эти хоромы не подумаешь о бедности.

— Не думаешь о ней, а терпишь, — сетовала хозяйка.

— Хоть чайком попотчуй, — попросил Пахом Капитоныч.

— Нет чаю-то, — пожаловалась старуха. — Ни кусочка съестного не найдётся во всём доме.

— А коровы? — спросил солдат. — Они дают молоко?

— Не дают молока, — замахала руками старуха. — Какое там молоко? Было бы молоко, разве я жаловалась бы? Убыток один, а не коровы.

— Тогда хоть водички дай испить горячей, — уступил солдат.

Было похоже, что старухе жалко даже воды, но она всё-таки согласилась нагреть чайник и принести кипяток.

— И жадна же эта старуха! — огорчился Пахом Капитоныч. — Похоже, что нам не удастся раздобыть здесь верёвки и инструменты. И не купишь, потому что она загнёт такую цену, что ой-ёй-ёй! А еды у нас совсем мало осталось. На сегодня, завтра и послезавтра хватит, если не роскошествовать, а потом придётся голодать.

Адель осенила блестящая мысль.

— Пахом Капитоныч, вы слышали о каше из топора? — спросила она.

— О чём? — не понял тот.

— Есть такая сказка. В ней солдат пришёл в дом к жадной старухе, а та не хочет его накормить, отговариваясь, что в доме нет ни крошки еды.

— Как наша фрау Браун.

— Именно, как она, — согласилась Адель и продолжала. — Тогда солдат решил её перехитрить. Он попросил у неё топор и сказал, что сварит кашу из него, раз ничего другого нет.

Пахом Капитоныч засмеялся.

— Если она поверит, что из топора можно сварить кашу, то это или совсем глупая старуха… Нет, даже глупая не поверит в такую небылицу, недаром это всего лишь сказка.

— Старуху взяло любопытство. Она принесла топор и подала солдату. Тот его вымыл, положил в котелок, залил водой и поставил на огонь. Вода кипит, солдат помешивает её ложкой, а старуха ждёт. Ей не терпится откушать небывалую кашу. Солдат попробовал воду, покачал головой и задумался. Потом спросил старуху, не найдётся ли немного крупы для вкуса. Та побежала, принесла. Солдат всыпал крупу, подождал, опять попробовал и сказал, что каша получается на славу, но не хватает сахара. Старуха принесла сахар, лишь бы скорее сварилась каша из топора. Потом принесла и масла. Наконец, каша была готова, и солдат разложил её по тарелкам. Старуха ест, не нахвалится. Такую вкусную кашу она сроду не едала. Потом спросила, когда же они будут есть топор. Солдат ответил, что он ещё не доварился, и, если она будет делать кашу по его рецепту, то топора ей хватит надолго.

Пахом Капитоныч долго смеялся, а потом спросил:

— Неужели ты думаешь, что так же можно провести и нашу фрау? Забудь свои сказки, дочка.

Но каша из топора не выходила у солдата из головы, и он, посмеиваясь сам над собой, всё-таки решил провести опыт.

Фрау Браун вернулась с чайником, поставила на стол чашки и разлила в них кипяток. Пахом Капитоныч лукаво поглядел на Адель и обратился к хозяйке.

— А что, фрау, если ты голодна, да и мы не сыты, то не найдётся ли у тебя ненужного топора?

Старуха уставилась на солдата во все глаза.

— А зачем тебе топор? Есть ты его что ли собрался?

Адель была заинтересована в результате переговоров, но смотреть на ухищрения солдата со стороны было слишком смешно, так что она постаралась сесть так, чтобы хозяйка не видела её лицо.

— Конечно, — ответил Пахом Капитоныч. — Я всегда варю кашу из топора, если больше её не из чего сварить. Уж коли никакой крупицы нет, то для каши и топор сойдёт.

Старуха даже руками всплеснула.

— Каша из топора? Чтобы сварить кашу, ты вместо крупы кладёшь топор? Или ты, солдат, совсем дурак или меня за дуру принимаешь. Так я и поверю, что ты кашу варишь из топора!

Пахом Капитоныч кашлянул, не то прочищая горло, не то чтобы скрыть смешок.

— Принеси топор и попробуем, — предложил он.

Старуха посмотрела на него с жалостью.

— Совсем ты дурень, — заключила она и вышла.

Пахом Капитоныч помолчал, перебарывая смех, а потом с укором сказал Адели:

— Не такая уж глупая наша фрау. Это не старуха из твоей сказки. А я теперь выгляжу полным дураком.

Девушка не успела ответить, потому что вернулась хозяйка.

— Вот, смотри, — сказала она, показывая солдату топор.

Пахом Капитоныч растерянно потянулся за ним, но фрау Браун сейчас же его убрала.

— А теперь подумай сам, — принялась она втолковывать солдату. — И ты, девушка, учись считать. Этот топор стоит денег, а крупу для каши я на грош куплю, и её мне на неделю хватит. Как же можно кашу варить из топора? Это же себе в убыток будет! Учись хозяйничать, девушка, и останавливай солдата, если он будет зря расточать вещи и деньги.

Она ушла, чтобы отнести топор на место, а Адель так и закатилась в неудержимом смехе.

— Ох, уж и расчётливый народ эти немцы! — вздыхал солдат.

— Воображения у них нет, — уточнила Адель. — Сплошной голый расчёт.

— Придётся нам уничтожить часть наших припасов, — сказал Пахом Капитоныч. — Не ужинать ведь горячей водичкой. Фрау тоже придётся накормить. Распорядись-ка, дочка.

Адель накрыла на стол, и сейчас же, словно по волшебству, появилась хозяйка и, не заставляя себя упрашивать, после первого же приглашения подсела к ним.

— Как же ты, хозяюшка, не боишься жить рядом с озером? — спросил солдат. — Такой зверюга под боком, а у тебя с мужем нет защиты.

Фрау Браун повернула к нему своё грубое некрасивое лицо.

— Нас он не трогает, да мы и не выходим без нужды за ворота, а польза от него большая.

— Польза от дракона? — не поняла Адель.

— Чтобы пройти мимо него, надо оставить ему какую-нибудь пищу. Кто оставляет корову, кто — лошадь, а кто — человека. Люди суеверны, поэтому стараются украсить жертву. Дракон съедает то, что ему полагается, и уходит, а украшения остаются на берегу. Муж их собирает и приносит сюда. Иногда попадаются даже золотые вещи. А порой дракон, если он очень голоден, не удовлетворяется приношением и убивает путников. Тогда нам достаётся всё, что у несчастных было с собой. Недавно был как раз такой случай, и муж повёз продавать очень хорошие ткани и прочие товары, которые он подобрал на берегу.

Старуха совершенно спокойно рассказывала об источнике своих доходов. Она не была беспощадна и не желала смерти всех путешественников, проходящих мимо озера, но раз уж трагедия произошла, то она пользовалась "уловом" и считала это очень выгодным делом, не мучая себя бесполезной жалостью к погибшим.

Во дворе громко залаял Барбос. — Что случилось? — спросил Пахом Капитоныч, высовывая голову в окно.

— Кто-то стучится в ворота, — объяснил пёс.

— Хорошо иметь собаку, — вздохнула старуха. — Обо всём доложит.

— Почему же ты без сторожа? — поинтересовался солдат.

— Кормить её надо, — жалостливо объяснила фрау Браун. — Пойду, посмотрю, кто пришёл.

Адель подошла к окну и встала рядом с солдатом.

— Мужик, — пробормотал он. — По виду наш брат, русак. Вероятно, нищенствует и мыкается по свету в поисках пропитания. Далеко забрался, видно, нелегко ему живётся.

— На вид крепкий и здоровый, — возразила Адель.

— Не суди людей строго, дочка, — примирительно сказал Пахом Капитоныч. — По разному складываются обстоятельства, у всех разные судьбы. Не дай Бог просить, дай Бог подать. Самим бы не оказаться с протянутой рукой. От сумы да от тюрьмы не отказывайся.

От рассуждений Пахома Капитоныча в душе девушки воцарились покой и умиротворение, и она с кротостью и сочувствием взглянула на нового гостя.

— Мир честной компании, — поздоровался вошедший.

Это был невысокий крепкий человек со здоровым цветом лица, ясным открытым взглядом серых глаз, не красивый, но приятный. Его темно-русые волосы были длинными до плеч, что придавало ему вид попа-расстриги.

— Садись с нами мил-человек, — пригласил Пахом Капитоныч, бросив на него проницательный взгляд.

— Спасибо, не откажусь, — бойко откликнулся вновьвошедший и сел к столу, спокойно ожидая, когда Адель уделит ему кусок.

Фрау Браун придирчиво его оглядела и, вероятно, пришла к выводу, что взять с него нечего.

— Как же тебя звать-величать? — поинтересовался солдат.

— Зовите меня Авдеем, — отозвался нищий.

— Чем занимаешься?

— Хожу по свету, смотрю, как люди живут. Где подработаю, где милостыню подадут, а где и сам возьму. А вы кто будете? Тоже, как я погляжу, странники?

Солдат кратко рассказал о себе и Адели.

— Если примете в компанию, то часть пути я пройду с вами, а если друг другу понравимся, то буду вашим постоянным спутником. Мне всё равно, куда идти, лишь бы видеть новые места. Мир велик, жизнь коротка, а хочется всё увидеть и всё испытать.

Пахом Капитоныч выслушал его с интересом, а Адель с сомнением смотрела на этого перекати-поле. Она впервые встречалась с человеком, у которого нет и никогда не было занятия. Можно ли положиться на него, или он совершенно безответственен и руководствуется лишь своими интересами и сиюминутными желаниями?

— Ты, как Вечный Жид, — определила фрау Браун.

— Был бы только рад странствовать вечно, но мне это не дано. Да и с жидом ты, любезная хозяюшка, промахнулась. Я русский, не отягощён заботами о выгоде и прибыли, а потому весел, счастлив и сам себе господин. Мальчишкой остался сиротой, сбежал от недобро относившихся ко мне родственников и с тех самых пор свободен и независим. Иду посмотреть озёрный край, а дальше — как получится.

— Чтобы попасть в озёрный край, надо пройти мимо большого озера, что в той стороне.

— Ты, солдат, говоришь с таким выражением, будто вместо слов "пройти мимо большого озера" хочешь сказать "пойти волку в зубы".

— Почти что так. Разве ты ничего не слышал о чудовищном драконе?

Оказалось, что нищий понятия не имеет, что подвергнет свою жизнь большой опасности, если подойдёт к озеру, не приготовившись к этому. Он прошёл через плато, завернул на ночлег к знакомому им кабатчику, подкрепился и рано утром улизнул через окно, чтобы не волновать хозяина признанием, что ему нечем заплатить. Потом он пришёл сюда, не встретив ни гномов, ни Анну с детьми. Узнав про дракона, он заинтересовался им и вместе с солдатом призадумался о способе прохода мимо озера без принятого жертвоприношения.

— Вы не пройдёте, если не накормите дракона, — убеждала их старуха.

Адель вынесла ужин Барбосу и рассказала ему о новом спутнике. Когда она вернулась, то застала Пахома Капитоныча и Авдея оживлённо и дружески обсуждавших какой-то план, а старуха куда-то ушла.

— Покормила Барбоса, дочка? — спросил солдат. — Ну и хорошо. Всё же я выйду к нему, а то он, наверное, чувствует себя покинутым.

Было ясно, что он хочет сказать умной собаке нечто, чего Адели не надо было знать. Девушке было неприятно, что в тайне от неё что-то готовится, а она должна делать вид, что ничего не замечает. Прежде Пахом Капитоныч всегда делился с ней планами, теперь же ей предстоит лишь гадать, что же задумали её спутники.

Авдей спокойно проговорил, будто услышал её мысли.

— И для вашего Барбоса дело найдётся, и для тебя, Адель. Пахом объяснит, что тебе придётся делать. Если план сработает, то мы пройдём без обычной дани. Никогда не видел драконов, а хотелось бы на них поглядеть. Но только поглядеть.

— Со мной путешествовал странствующий рыцарь, который был бы рад сразиться с драконом. Если бы он успел нас нагнать, то дракон был бы нам не страшен.

— Не жди его, дочка, — сказал вернувшийся солдат. — Он уже не сможет нас отыскать. Придётся нам полагаться на собственные силы.

— Силы нам не помогут, — усмехнулся Авдей. — Здесь требуется смекалка.

— Слушай, что мы придумали, — начал Пахом Капитоныч.

План оказался простым, но был рассчитан на то, что дракон сыт и временно не будет их тревожить.

— А может, он вообще к нам не выйдет, раз он сейчас сыт? — предположила Адель.

— Фрау говорит, что никто ещё не избежал встречи с ним, — возразил солдат. — Если он не выйдет из озера сразу, то непременно набросится на нас в конце. Сейчас он сыт, да к тому же привык ждать, когда ему к столбу привяжут кого-то на обед, поэтому у нас должно быть время на то, чтобы выкопать яму и расставить ловушки. Одному мне трудновато бы пришлось, но Авдей обещал подсобить.

Адель почувствовала, что Пахом Капитоныч надеется на нового товарища, но не слишком в нём уверен. Да и как доверять нищему, который и нищим-то был из любви к бродяжничеству?

— А где нам взять верёвки? — спросила Адель.

— Это уж моя забота, — отозвался Авдей. — Раз нужны верёвки — они будут.

Девушка поняла, что лучше не выспрашивать подробности, а предоставить Авдею самому позаботиться об этом важном деле. Не то, чтобы она боялась взять грех на душу, но всё же…

Старуха поместила Адель в крохотной угловой комнатке, а Пахома Капитоныча и Авдея отвела на сеновал. Всю ночь девушка безмятежно проспала и проснулась только утром, когда вошла хозяйка.

Фрау Браун и на завтрак подала только горячую воду, горько жалуясь на бедность и голод, но охотно воспользовалась предложением закусить из запасов солдата и Адели. Авдей тоже не церемонился, так что мешок Пахома Капитоныча должен был стать почти пустым, но он почему-то сохранял приятную округлую форму. Старуха, убеждённая что без соответствующего приношения путешественникам не пройти мимо дракона, с вожделением смотрела на соблазнительный мешок, прикидывая, что она там найдёт. Она не поверила, что солдат и девушка отправились в трудный и далёкий путь без более или менее ценных вещей. Вот нищий — дело другое. Его мешок, хоть и туго набит, но кроме ни на что не годной ветоши там, разумеется, ничего не найдётся.

Путешественники распрощались с фрау Браун и вышли за калитку. Адели не было жаль с ней расстаться, но она была благодарна ей хотя бы за то, что на ночь ей предоставили мягкую кровать с белоснежным бельём. В доме Анны ей было приятно и уютно, однако крайняя бедность не позволяла доброй женщине предоставлять гостям такие удобства.

— А ты, фрау, всё-таки зря не согласилась сварить кашу из топора, — сказал напоследок Пахом Капитоныч.

Авдей вытаращил глаза, а жадная старуха огорчилась.

— Если уж ты глуп, то ничего тебе не докажешь, сколько не объясняй. Пойми: топор дороже, чем крупа для каши.

Она захлопнула калитку и крепко заперла её изнутри.

— Что ещё за каша? — спросил нищий. — Ты часом не колдун? Какую ещё кашу из топора ты предлагал ей сварить?

— Дорогой объясню, — рассеянно отозвался солдат. — Барбос, где ты их спрятал?

— Там, ближе к озеру, — объяснил пёс. — Сейчас покажу. Еле их дотащил. То из зубов выскальзывает, то цепляется за камни и траву, а то греметь начнёт так, что боишься, как бы не услыхала старуха.

Адель не удивилась, когда под низкими кустами, группой росшими среди степи, нашлись лопаты, какие-то инструменты в мешке и несколько мотков крепкой верёвки. Она предполагала что-то подобное.

— Украли у фрау Браун? — спросила она.

Нищий, который только что хохотал над кашей из топора, поморщился.

— Не надо употреблять такие некрасивые слова, Адель, — наставительно сказал он. — Не украли, а взяли на время. Мы оставим инструменты на берегу, и когда муж старухи выйдет подбирать имущество очередных горемык, он заберёт свою собственность обратно.

Девушка не считала, что после такого объяснения их поступок стал менее отвратительным, но, раз вещи вернутся к хозяевам, а у них нет другого выхода, пришлось примириться с кражей.

Озеро, о котором столько говорили, оказалось огромным. Путники подошли к нему с южного конца и не могли увидеть противоположный берег.

— Как море, — определил Авдей. — Где будем копать?

— Где-то должен быть столб или столбы, — бормотал солдат. — Вон они!

Берег был песчаным и плоским, но дальше он поднимался низкими холмами и оседал неглубокими ямами, где блестела вода. В отдалении, где песок образовал ровную гладкую площадку, возвышались два толстых деревянных столба с топорщившимися остатками множества верёвок.

— Смотри, Адель, — сказал Пахом Капитоныч. — К этим столбам привязывают животных и людей. Пока дракон их поедает, путешественники бегут мимо озера. Если чудовище насыщается, оно уходит обратно в воду, а если перед тем слишком долго постилось, то догоняет людей и утоляет голод ими. Нам повезло, потому что недавно дракон сытно пообедал и удовлетворился бы приношением, но у нас нет ничего такого, что годилось бы для этой цели. Вот я и предлагаю спилить и натаскать побольше кустов за столбы, а за этой преградой вырыть большую яму. Дракон бросится на свою жертву, а жертва, то есть я, побежит к яме и заманит его туда. Сам-то я пробегу над ямой по мостку, а дракона мостки не выдержат, и он в неё упадёт. Сейчас же мы набросим на него сверху сеть, из которой ему не так-то легко будет вырваться. Пока он станет барахтаться в яме, мы побежим во весь дух и постараемся миновать опасное место до того, как дракон освободится.

— А если дракон не станет ждать, пока мы выроем яму? — спросила Адель.

— План рассчитан на то, чтобы он ждал, — сказал Авдей, разглядывая водную гладь.

— Барбос встанет на страже и, если почует опасность, даст нам знать. Тогда мы покинем место работы, вернёмся откуда пришли и придумаем другой план.

— А почему бы жертвой не быть мне? — спросила Адель. — Я тоже умею быстро бегать и сумею пробежать над ямой по мостку. Я не хочу, чтобы вы опять рисковали своей жизнью, Пахом Капитоныч. Вы уже столько раз меня спасали, что пришёл мой черёд помочь вам.

Авдей безнадёжно махнул рукой.

— Что ты! Пахом даже меня туда не пускает. Хочет, упрямая голова, всё сделать сам.

— Не спорьте, мои дорогие, — твёрдо сказал солдат. — Я знаю себя и свои силы, поэтому и берусь за это дело. Тебе, дочка, с такой задачей не справиться, хоть ты и готова пожертвовать своей жизнью. А тебя, Авдей, я ещё не знаю. Может, ты и смог бы побывать жертвой и не погибнуть, но это знаешь только ты. Здесь важна каждая мелочь, поэтому положитесь на меня. А теперь, не мешкая, принимайтесь за работу. Возьми пилу, Адель, и иди к тем кустам. Пили их осторожно, чтобы не очень шуметь, и подтаскивай к столбам, а мы с Авдеем будем копать. Барбос, следи за озером.

Адель без дальнейших рассуждений стала пилить тонкие стволы и таскать их к месту, указанному солдатом. Яма, которую они должны были загородить, казалась огромной, но и груда наваленных один на другой кустов тоже росла. В середине этой груды Пахом Капитоныч велел оставить узкий проход, чтобы он мог убегать по нему от дракона. Этот проход был в форме дуги большого радиуса, поэтому яма оставалась закрытой со всех сторон.

Мужчины работали, как каторжные, без перерыва и отдыха, их лица и обнажённые до пояса тела лоснились от пота. Яму они выкопали очень хитрую, подгадав её размеры к размерам дракона, которого им описали в мельчайших подробностях. Адель уже не видела самих землекопов, лишь комья песка взлетали над ямой и увеличивали вал, возвышавшийся с трёх сторон от неё.

Пахом Капитоныч взобрался на плечи Авдея, протянул руку Адели и с трудом выбрался из ямы. Авдей продолжал копать.

— Ты заканчивай делать заслон, дочка, а я займусь сетью, — сказал солдат.

У девушки руки немели от усталости, но она продолжала таскать сучья и складывала их рядом с тщательно уложенной грудой, потому что уже не могла закинуть их наверх.

К тому времени, как у Адели подогнулись ноги и она опустилась на песок рядом со своими ветками, солдат уже сплёл сеть и привязал её к двум длинным шестам, сделанным из молодых деревьев, росших кое-где в стороне от озера. Шесты эти с помощью сложной системы верёвок поднимались над ямой. Покончив с этим делом, солдат спустил в яму верёвку и один её конец закрепил наверху, чтобы Авдей смог выбраться на поверхность.

— Неплохо, да? — спросил он, лукаво усмехаясь. — А теперь сделаем мостки.

При виде этих мостков Адели стало плохо. Это были две тонкие жердины, накрытые сверху ветками. Но солдат осторожно прошёлся по ним, потом пробежал из конца в конец и остался очень доволен.

— Только надо сразу же их убрать, едва я пробегу, — предупредил он своих спутников ещё раз. — Пока вы вытягиваете шесты, я добегаю до верёвок и рублю их. Сеть упадёт и прикроет дорогого гостя в его яме. Но глядите в оба и сами не попадите под сеть.

Дракон не появлялся, Барбос не подавал никаких знаков, и решено было отдохнуть и поесть.

— Отойдём подальше отсюда, — предложил Пахом Капитоныч. — Но не расслабляйтесь. В любую минуту будьте готовы бежать.

Он призывно махнул рукой собаке, и отвёл свой отряд от озера.

— Этот чёрт там, — говорил Барбос. — Я его не видел, но чувствовал, что он следит за мной. Противно и страшно. Я боялся, что он выскочит и схватит меня, а я не успею даже тявкнуть.

Адель представила, как из озера выскакивает голова на длинной шее, хватает собаку и утягивает вниз.

— Тебе не следовало сидеть так близко к воде, — сказала она.

Нищий высказал свою догадку:

— Наверное, он так привык получать еду без хлопот, что ждал, пока мы не прекратим возню возле столбов. Наверное, он думал, что мы заняты приготовлением для него жертвы. Он порядком избаловался, этот дракон.

Пахом Капитоныч покачал головой и ничего не ответил.

— А хорошо-то как! — вздохнул Авдей. — Если бы я вас не встретил, то и не узнал бы, что это чудесное озеро таит в себе смертельную опасность. Шёл бы я сейчас вдоль кромки воды, а то и прилёг на песочек и окунул ноги в воду…

— В это время — хвать! И нет тебя, — заключил Барбос, повиливая хвостом.

— Сегодня мы не будем проходить мимо озера, — решил солдат. — Скоро стемнеет, и нам будет трудно бежать. Дракон, наверное, ночью видит не хуже, чем днём, поэтому не дадим ему перед нами преимущества. Переночуем здесь, но дежурить придётся по очереди и ни на миг не переставать всматриваться и вслушиваться.

— Я помогу, — заявил Барбос.

Ночью никаких происшествий не было, и дракон не появлялся. Утром поели, немного посидели, отдыхая после еды и морально готовясь встретиться с врагом, а потом уложили немногие оставшиеся вещи в мешок.

— Пора, — решил Пахом Капитоныч.

Он наломал свежих веток и разукрасился ими наподобие спятившего дикаря. Сам он встал между двумя столбами, взяв в руки концы ветхих верёвок, а Авдей, Адель и Барбос спрятались позади ямы. Ждали очень долго, пока солдат, не сбросил с себя ветки и не позвал своих спутников отдохнуть.

— Руки затекли, — пожаловался он. — Чувствую: ещё немного — и я не смогу пробежать по мосткам.

— Может, мы успели бы пройти мимо озера до появления чудовища, — предположила Адель, боясь, что солдат, вызывающий дракона, стоя между столбами, не успеет от него убежать.

— Он не пропустит нас и нападёт, когда мы пройдём до конца перешейка и будем думать, что опасность миновала, — возразил Пахом Капитоныч. — Анна меня предупреждала, чтобы я не надеялся на это. Все привязывают жертву и ждут.

— Дракон следит за нами, — подтвердил Барбос. — Я это знаю.

Солдат ещё три раза пышно украшался ветками и становился между столбами, но безрезультатно.

— Завтра продолжим, — решил он. — А сейчас отойдём подальше и будем располагаться на ночлег.

На другой день он с раннего утра два часа простоял на жертвенном месте, потом отдохнул и выдержал ещё два часа. Пообедали остатками их маленьких запасов.

— Если этот проклятый дракон не объявится, нам придётся голодать, — заключил Пахом Капитоныч.

Он нарядился в зелёный убор и двинулся к столбам.

— Похож я на лешего? — пошутил он.

— Отдалённо, — согласилась Адель.

— На весёлого лешего, — добавил Авдей.

Все заняли свои места.

Девушка боялась, что бесконечное ожидание всё больше утомляет их и отвлекает внимание на посторонние предметы. Они могут пропустить появление дракона. А милый Пахом Капитоныч, измученный стоянием на солнцепёке в неловкой позе, может споткнуться и упасть, убегая от дракона, или не удержаться на мостках и угодить в яму. Он говорил, что у него затекают руки.

— Посмотри, какая вокруг благодать! — восторженно прошептал Авдей. — Озеро, словно море…

— Внимание! — прервал его Барбос.

В озере что-то происходило. Его гладкая поверхность заволновалась, и из воды показалось что-то тёмное, коричневато-бурое.

— Приготовьтесь! — скомандовал солдат, напряжённо стоявший между двумя столбами.

Голова дракона, торчавшая из воды, покачивалась и немного напоминала безобразно увеличенную голову черепахи с рогом на лбу. Потом над водой поднялась длинная шея, поверхность вспенили кожистые крылья, кверху взметнулся длинный хвост с роговыми наростами на конце.

Расстояние от того места, где притаились Адель, Авдей и Барбос было довольно велико, но всё равно девушка ужаснулась величине чудовища. Его гигантская пасть могла бы вместить если не всю её целиком, то две трети, не меньше, так что только ноги остались бы болтаться между треугольными зубами.

Дракон издал ни на что не похожий рокочущий рёв и медленно двинулся к приготовленной для него жертве. Похоже, он так привык к замершим от ужаса людям и животным, что неспешно и даже лениво подходил к одиноко стоящему человеку. Он не успел сильно проголодаться и не хотел глотать свой обед без толку и разбору, а примеривался, как лучше приступить к трапезе. Его бездушные красные глаза изучали рост и вес человека, его телосложение и полноту. Он уже вылез из воды и теперь приближался к солдату, опираясь на четыре сильные лапы и легко передвигая своё тучное тело по песку.

Адели хотелось кричать от страха, что Пахом Капитоныч не успеет увернуться от противной морды, нависшей над ним и уже раскрывающей пасть, но солдат быстрым движением стряхнул с себя ветки, бросив часть их прямо в зубы чудовища, и вбежал в узкий проход в наваленной груде сучьев.

Не ожидавший сопротивления дракон жутко зашипел и двинулся за ним, подгребая под себя сучья и разметая их хвостом. Его движения стали быстрее и яростнее.

Адель увидела, что Пахом Капитоныч, не оглядываясь, выбежал из заслона и, не останавливаясь, побежал по мосткам над ямой. Сразу же вслед за ним рванулась тупая морда и громадное тело чудовища. Особенно жуткими Адели показались его алчные красные глаза.

Всё произошло в считанные секунды. Дракон навис над ямой и, не сумев сдержать порыв мощного тела, тяжело рухнул вниз. Шесты, перекинутые над ямой, не выдержали напора и обломились, а солдат, не успевший ступить на землю, заскользил вниз, уцепившись за обломок шеста.

— Держись, Пахомушка! — заорал Авдей, хватаясь за этот обломок со своей стороны и вытягивая его наверх.

Дракон в своей яме повернулся к ускользающей жертве, но лишь щёлкнул зубами вслед её мелькнувшим ногам, потому что отчаянным рывком нищий выволок своего нового товарища на насыпь, едва не скатившись вниз сам. Барбос испуганным визгом сопроводил спасение хозяина и поплатился за это тем, что, зазевавшись, попал под удар хвоста беснующегося дракона и с изумлением обнаружил себя по другую сторону от ямы, между жертвенными столбами. Он отчаянно залаял и поспешил присоединиться к людям

Пахом Капитоныч, плохо соображая, что с ним только что приключилось, торопливо резал одну верёвку, а Адель — другую, и вскоре длинные шесты, описав в воздухе полукруг, накрыли сеткой яму с ревущим чудовищем.

— Бежим! — крикнул солдат.

Адель никогда так не бегала, как в тот день. Ужас подгонял её, удесятеряя силы, а рёв дракона ещё усиливал этот ужас. Когда она почувствовала, что ноги перестают слушаться, оба спутника подхватили её под руки и повлекли за собой, так что ей оставалось лишь кое-как перебирать ногами. Барбос бежал впереди, то и дело останавливаясь и поджидая их. Ни у кого из людей не было сил произнести хотя бы слово, а собака молчала, боясь привлечь внимание дракона, чей рёв слышался уже издали, и тем усилить его попытки освободиться.

Постепенно бег перешёл в быстрый шаг, а быстрый шаг — в медленный. Наконец, они остановились.

— Чуть-чуть передохнём, — решил солдат. — Ложитесь на песок и расслабьте тело.

Все так и сделали, и Адель сначала ощутила, как каждую мышцу сводит судорога, а потом почувствовала приятный отдых. Но отдыхало только тело, а душа изнывала от страха. Как долго они ни бежали, а скрыться им всё ещё было некуда: с одной стороны лежало озеро, а с другой — колыхались воды залива.

— Пока он всё ещё в яме, — подал голос Авдей. — Слышите, как ревёт?

— Он может быстро подгрести под себя песок и выбраться из ловушки, — ответил Пахом Капитоныч. — Если бы я был на его месте, я бы так и поступил.

— Будем надеяться, что он глупее нас, — возразил Авдей. — Только бы он случайно не нагрёб под себя песок, пока крутится в яме. И хвост у него работает, как двадцать наших лопат.

— Я это испытал, — согласился Барбос.

— Остаётся надежда на сеть. Лишь бы выдержала, — робко сказала Адель, а про себя добавила: "И на колдуна Жана".

— Будем надеяться, что продержится какое-то время, — успокоил её солдат.

— Да, она сработана на совесть, — поддержал его Авдей бодрым голосом. — Выдержит.

— Из ямы ему тоже будет нелегко выбраться. Попробуй-ка нагреби песка столько, что он поможет этому чудищу выкарабкаться из глубокой ямы. Мы-то рыли яму на большего зверя, а этот мелковат.

Голос Пахома Капитоныча был слишком уверен. Ясно, что всё это говорилось специально для успокоения девушки.

— Отдыхайте быстрее, — поторопил их Барбос. — Мне не нравится его рёв. Он стал другим.

— Выбрался из ямы? — испугалась Адель.

Она знала, что в нужный момент вызовет колдуна Жана, но твёрдая уверенность в его незамедлительной помощи куда-то пропадала, когда опасность приближалась.

— Пока ещё нет, — определил пёс, прислушиваясь. — Он устал и собирается с силами.

— А может быть, с мыслями, — подхватил солдат. — Пошли быстрее.

Они уже не бежали, а очень быстро шли, притом Пахом Капитоныч, шагавший быстрее, тянул Адель за руку, помогая идти.

— Когда дойдём до холмов, будет труднее через них пробираться, но зато дракон нас не увидит, — сказал Авдей.

— Интересно, он умеет летать? — спросила девушка.

Ей никто не ответил.

Они шли до вечера, но вдалеке всё ещё раздавался рокочущий рёв.

— Потерпи, дочка, — уговаривал Пахом Капитоныч уставшую девушку. — Нам обязательно надо уйти с этой узкой полосы песка, где нас всякий увидит. Доберёмся до места, где можно будет спрятаться, тогда и отдохнём. Если бы песок не был таким ровным, то можно было бы вырыть себе убежище, а здесь мы, как на ладони.

— Ничего, я не устала, — ответила измученная девушка, для которой солдат играл роль буксира.

— Холмы уже не так далеко, — подхватил Авдей. — Можно сказать, что они близко. Мы немного притомились, поэтому нам кажется, что идти далеко. А среди холмов можно будет или найти укромный уголок или вырыть какую-нибудь берлогу.

Когда они приблизились к низким холмам, Барбос побежал вперёд, чтобы разведать, нет ли там укрытия. Прибежал назад он не скоро и сообщил, что в склоне одного из холмов есть яма, поросшая кустами, где можно спрятаться.

— Поспешите, а то дракон уже вылез из ямы и катается по земле, запутавшись в сети, — добавил пёс. — Когда он её порвёт, нам придётся плохо.

Он повёл беглецов к яме самым коротким путём, петляя между холмами. Если бы не его чутьё и быстрота ног, им ни за что бы не отыскать спасительное убежище.

— Вот она! — с гордостью сказал пёс.

— Где? — спросил Авдей.

От усталости Адель плохо соображала, что они ищут и что нашли.

Барбос нырнул между кустами и оглянулся, подзывая людей. Пахом Капитоныч встал на колени и полез в кусты. По его вялым движениям было заметно, как он измучен.

— Иди сюда, Адель, — позвал он.

Девушка пролезла через путаницу ветвей, скрывавших выемку в холме, способную вместить человек пять, если они потеснятся.

— Авдей, погляди, не слишком ли мы помяли кусты, — попросил солдат.

— Свежи, словно здесь никого нет, — заключил тот. — Я лезу.

— Я не слышу дракона, — предупредил Барбос.

— Я посмотрю, — вызвался Авдей и выглянул из-за кустов. — ничего не вижу.

— Зато я слышу, — так и подскочил пёс. — Он летит сюда.

Адель забыла, что умирает от усталости. Пахом Капитоныч сжал её руку.

— Если он нас отыщет, то вспомни про своего знакомого, которого ты можешь вызвать, — прошептал он на ухо девушке. — Похоже, это и есть тот особый случай. Если дракон будет летать и высматривать нас сверху, то мы можем спастись, а если спустится, то учует, если у него нюх, как у Барбоса.

— Летит, — проговорил Авдей чуть дрогнувшим голосом.

Солдат и Адель со страхом поглядели сквозь густые ветви вверх и увидели, что низко над ними пронеслось огромное тело, обдав их ветром от сильных крыльев. Кусты так закачались, что и люди и собака непроизвольно отпрянули назад из опасения, что будут обнаружены.

— Пролетел, — прошептал солдат.

Авдей чуть высунул голову.

— Летит в конец озера… — объяснял он. — Повернул, полетел направо… к нам… налево. Кружит, пытаясь понять, куда мы делись. Сейчас пролетел над заливом… Возвращается сюда.

Он отполз к своим спутникам. Когда кусты неистово заколыхались и успокоились, Авдей вновь осторожно выглянул.

— Летит над песками, — сообщил он.

Адель обнаружила, что спрятала лицо на груди Пахома Капитоныча и вцепилась в его мундир. Она выпустила ткань и с тревогой ждала следующего сообщения наблюдателя.

— Ничего не нашёл и опять летит в нашу сторону, но чуть правее… Пролетел над заливом… Глупая башка. Разве мы смогли бы уйти так далеко? Ведь не конные же мы.

— Пусть думает, что у вас мои лапы, — пожелал Барбос.

— Ого! — воскликнул солдат. — Ну и взревел!

— Разозлился, — объяснил Авдей. — Вот это да!

— Что там? — с тревогой спросила Адель.

— Плюнул огнём, — ответил Авдей. — Посмотрите.

Солдат выглянул первым, а потом позволил поглядеть и девушке. Вдали низко над землёй кругами летал дракон, медленно шевеля крыльями и вытянув хвост. Временами из его пасти вырывался сноп пламени и, ударяясь о землю, растекался вширь и взметался вверх. Там, где кружил дракон, земля была чёрно-багровой, и от неё поднимался густой дым.

— Сколько же в нём этой горючей гадости! — удивилась Адель.

— А ещё больше злости, — фыркнул Барбос.

— Чувствует, подлец, что мы ускользнули, вот и жжёт всё подряд, — проговорил солдат.

Адель, как зачарованная, следила за буйством чудовища.

— Приближается сюда, — сказал Авдей. — Сейчас нам несдобровать.

— Похоже, он уже устал и не так сильно палит из своей пушки, — определил солдат. — Ага!

Он втащил девушку в яму, втиснул в самый дальний угол и закрыл своим телом. Рядом вжались в стену Барбос и Авдей. И тут же их обдало нестерпимым жаром и удушающим дымом, громко затрещал кустарник.

— Дышите в ткань, — прохрипел солдат. — Это ещё ничего. Зато за дымом нас не увидишь.

Адель дышала через оттянутый рукав платья, но голова от угара кружилась. Потом она почувствовала, что её вытаскивают из ямы, и на неё пахнуло ветром, правда, нёсшим с собой дым, но, по сравнению с невыносимой гарью в яме, это было спасение.

— Живуч человек! — восхитился Авдей. — Ничто его не берёт. И в воде не горит, и в огне не тонет. Нет, не так. В огне не тонет, в воде не горит. Опять что-то не то. Ну, в общем, вы меня понимаете.

— Собаки такие же, — сообщил Барбос. — В воде они точно не сгорят.

Адели было стыдно из-за своей никчёмности. Вместо того, чтобы быть помощницей своим спутникам, она до сих пор была только помехой. То её тянут, как судно на буксире, то залоняют от огня, словно она может сгореть быстрее, чем другие, то вытаскивают из ямы, как колоду. Если ей удастся вызволить Франка из плена, то её заслуги в этом будет мало.

Мысли её путались, и чувствовала она себя очень нехорошо.

— По-моему, нам надо уходить, — сказал солдат. — Знаю, что вы устали, но придётся выбраться из этих мест через "не могу". Кустарник нам уже не может служить укрытием, от него скоро останутся одни головешки, так что, вылетев на поиски ещё раз, дракон сейчас же нас обнаружит. Постараемся воспользоваться его отдыхом.

Адель уцепилась за руку Пахома Капитоныча и шла, почти ничего не видя. Глаза закрывались, голова болела, сознание мутилось от угара. Она могла думать только о необходимости идти. Если она упадёт, её не бросят, а унесут из этих гиблых мест, сами умирая от усталости и, наверное, кляня её за её слабость. Нет, не кляня. Пахом Капитоныч не способен упрекнуть кого-либо даже в мыслях.

Даже Барбос, шесть которого была подпалена, еле брёл, низко опустив голову. Авдей шёл, не подавая голоса. Временами он пошатывался, как пьяный.

— Очнись, дочка! — окликнул её Пахом Капитоныч. — Садись. Здесь мы сможем отдохнуть.

Адель села на землю, не понимая, где она и что происходит, потом легла и не то заснула, не то потеряла сознание. Проснувшись, она обнаружила, что лежит в пещере на земляном полу. Рядом лежали солдат и Авдей. У входа вздыхал во сне Барбос. Девушка прислушалась, ничего не услышала и снова заснула. Окончательно проснулась она, когда её спутники уже сидели у входа в пещеру, оглядывая окрестности и озирая небо. Барбос прилёг между ними. Адель подошла к ним.

— Проснулась, дочка? — приветливо проговорил Пахом Капитоныч.

— Мы сидим и следим за драконом, — пояснил Авдей.

— Он опять появился? — тревожно спросила Адель.

— Пока нет, и мы боимся его пропустить. Наверняка продолжит поиски.

Пахом Капитоныч потеснился, давая девушке место.

— Нельзя его пропустить, — пояснил он. — Мы сможем уйти отсюда лишь после того, как он покружит над холмами, поищет нас, устанет и улетит. Надеюсь, что наша пещера выдержит его огонь, если он сюда доберётся.

— Хорошая пещера, глубокая, — подхватил Авдей. — И кусты растут удачнее, чем у той ямы.

— Появился, — предупредил Барбос. — Сейчас взлетит. Слышите его рёв?

Адель узнала гулкий рёв чудовища, смягчённый расстоянием. Она увидела и его самого, уже вылезшего из озера и расправлявшего крылья. Он показался ей отвратительным.

— Красивый дракон, — отметил Пахом Капитоныч. — И хвост хорош, и рога, и пластины над шеей.

— Морда туповата, — возразил Авдей. — Была бы уже и длиннее, вышло бы краше.

— Пожалуй, — согласился солдат.

— Интересно, где он живёт? — спросила Адель.

— В каких-нибудь подводных пещерах, — предположил Авдей.

— Взлетает, — сказал Барбос.

Дракон летел сначала совсем низко, потом набрал высоту и принялся кружить над опалёнными холмами, вытягивая шею и высматривая ускользнувшую от него добычу. Потом он полетел дальше, приближаясь к месту, где спрятались беглецы.

— В укрытие! — скомандовал солдат.

Все забились вглубь пещеры. Вход в неё так низко нависал над землёй, что едва ли был различим сверху. Они заметили лишь тень, на миг упавшую на отверстие.

Дракон несколько раз проносился над ними, не подозревая, что добыча так близка. Устав от безрезультатных поисков, он для порядка несколько раз выбросил столб огня и улетел.

— Мимо, — определил солдат.

— Зачем он это сделал? — удивилась Адель. — Я понимаю, если бы он нас заметил, но не смог до нас добраться, а то просто так спалил траву и кусты. Теперь опять придётся дышать дымом.

— От разочарования, — объяснил Авдей.

— Всё к лучшему, — сказал Пахом Капитоныч. — Дым поможет нам уйти. Стоит ему чуть-чуть взлететь, и он сразу бы нас обнаружил, а за дымовой завесой мы спокойно улизнём.

— Улез обратно в озеро, — сообщил Барбос.

— Значит, нам пора уходить, — решил солдат. — Закусить нам нечем, а воды попьём. Её ещё раза на два хватит.

Все выпили по кружке воды и выбрались из пещеры. Адель ощущала вялость в движениях, было голодно, дым разъедал глаза. Но надо было как можно быстрее идти, чтобы сегодня же миновать озеро и удалиться подальше от владений дракона.

Полоска суши, разделявшая озеро и залив, была теперь покрыта холмами и надо было то обходить их, то перелезать через них, а затем показался лес.

— Пошли веселей! — бодро приговаривал солдат. — Лес укроет нас от дракона, а там, глядишь, найдём, что пожевать.

Идти пришлось долго, а затем они оказались под густыми кронами деревьев.

— Пожалуй, пора и отдохнуть? — неуверенно спросил Авдей.

Как же Адель была ему благодарна! Сама она мечтала об отдыхе, но не решалась заговорить об этом.

— Можно и отдохнуть, — согласился Пахом Капитоныч. — Поищи, Барбос, нет ли поблизости красивой полянки.

Пёс сбегал на разведку и вывел путешественников к маленькой лужайке, сплошь покрытой мелкими разноцветными цветочками.

— Отличное место! — одобрил солдат. — Для нас в самый раз.

 

ГЛАВА 22

И всё бы хорошо…

Лужайка была до того весёлой, что все мысли об опасности вылетели у Адели из головы. Не верилось, что только что они убегали от чудовищного дракона. Лишь усталость не давала забыть, что они проделали длинный путь, а пустой желудок настоятельно требовал еды. Они уже два дня ничего не ели, а надежды, что завтра они встретят кого-то, у кого можно будет раздобыть еду, не было. К тому же они вступили в озёрный край, а фактически ничего о нём не знали. Надо было продвигаться куда-то на северо-восток, что являлось слишком туманным указанием пути. Встретить бы кого-нибудь, кто укажет им точную дорогу.

— Вы посидите здесь, а я пойду взгляну, нет ли здесь грибов, — деловито предложил Пахом Капитоныч. — Не может в таком дивном лесу не быть грибов. Я не буду никуда удаляться, а поброжу вокруг.

Адель хотела предложить присоединиться к нему, но оказалось, что у неё не слушаются ноги. Их даже слегка сводила судорога.

— Я тоже неплохой грибник, — начал было Авдей, но умолк, словно внезапно передумав. — Хорошо, Пахом, иди, а мы с Аделью и Барбосом останемся здесь.

Пёс взглянул на хозяина и, повинуясь жесту, улёгся в стороне от лагеря.

— Я буду сторожить, — сказал он.

Пахом Капитоныч отправился в лес и до них долетал треск хвороста под его ногами. Барбос чутко прислушивался, шевеля ушами. Вернулся солдат ни с чем.

— Что за лес без грибов? — недоумевал он. — Самая грибная пора, а хоть бы сыроежка какая попалась. И рыбу не пойдёшь ловить из-за дракона. Придётся нам ложиться спать натощак. Попьём водицы — и на боковую.

— Говорят, на пустой желудок лучше думается, — утешил всех Авдей. — Мне сызмальства твердили: "Сытое брюхо к ученью глухо". Что скажешь, Адель?

— Тогда я буду о чём-нибудь думать, — ответила девушка, постаравшись придать голосу весёлость. — Может, придумаю что-нибудь умное.

— Хорошее дело, — посмеялся солдат.

Помятая кружка пошла по кругу, и обед на этом закончился. Можно было бы продолжать путь, но силы у всех были на исходе, так что решено было лечь и как следует выспаться. Первым дежурил солдат, потом была очередь Авдея, а затем уже Адели. Барбос, дремавший вполглаза, был неизменным вторым сторожем.

Девушка уснула сразу же, несмотря на голод, но ей снились маленькие дракончики, коптившие для неё сочные окорока и лоснящуюся от жира рыбу. Потом мама поставила на стол блюдо с капустной кулебякой и яблочными пирогами. Были ещё ватрушки, крендельки с маком, пирожные всех сортов. Адель тянулась к еде, но мама отставила все эти соблазнительные кушанья, сказав, что сначала надо пообедать, и поставила на стол большую супницу с чем-то очень вкусным. "Рагу с грибами, — объяснила мама. — Пахом Капитоныч не сумел найти грибы, а Франк насобирал их большую корзину".

— Просыпайся, Адель, — тревожно говорил Авдей. — Кто-то идёт.

Девушка с трудом отогнала от себя дивный сон, а очнувшись, сразу насторожилась, готовая, если надо, бежать, куда укажут её спутники.

— Идёт человек, — объявил Барбос. — Один. Шаги нетвёрдые, но лёгкие. Наверное, это женщина, притом или больная или слабая.

Вскоре на лужайку вышла старушка в тёмном ветхом платье, в каких ходят странницы-богомолки.

— Здравствуйте, добрые люди, — приветливо сказала она. — А я-то иду и думаю, что в этих местах никого и не встретишь.

— Садись, бабушка, отдохни с нами, — радушно предложил Пахом Капитоныч. — Угостить тебя нечем, сами голодаем, а воды немного осталось.

Он вылил остатки воды в кружку и протянул старушке. Та с видимым удовольствием попила.

— А сами остались без воды? — спросила она.

— Бог милостив, встретим и воду и пищу, — ответил Авдей.

Старушка обвела путешественников ласковым взглядом, который очень шёл к её доброму лицу.

— Вижу, что вы люди хорошие, — отметила она. — Таких не жалко и угостить. Не обессудьте: это всё, что у меня есть.

Она выложила из узелка полкаравая чёрного хлеба и три яблока.

— Поешь сама, бабушка, а остаток спрячь, — ответил солдат. — За угощение спасибо, но тебе самой надо идти. А мы завтра раздобудем еду.

— Нам даже полезно немного поголодать, — подхватил Авдей.

— У нас диета, — пояснила Адель.

Прямодушный Барбос горестно скосил глаза на хлеб и вздохнул.

— Только тебе не следует идти мимо озера, бабушка, — предупредил солдат. — В нём живёт дракон, который никого не пропускает мимо себя.

— Я знаю способ усмирить дракона, — успокоила его старушка. — А вы не бойтесь меня объесть. Если понадобится, я всегда достану еду.

Она сама разломила хлеб и оделила им и солдата, и Авдея, и Адель, и Барбоса. Потом она раздала людям яблоки. Адель подумала, что если бы старушка могла в любую минуту достать еду, то она бы предложила им не полкаравая хлеба, а целый каравай.

— Так не пойдёт, — запротестовал Авдей. — Себе-то ты ничего не оставила.

Старушка засмеялась и достала из узелка сдобный пирожок.

— Это дело другое, — одобрительно сказал Пахом Капитоныч и с аппетитом вонзил зубы в краюху чёрного хлеба. — Люблю хлеб. Без него любая еда не имеет вкуса.

Старушка жевала пирожок, а Адель испытывала наслаждение от хлеба. Она старалась откусывать по маленькому кусочку, чтобы подольше продлить удовольствие. Авдей ел с закрытыми от блаженства глазами. Только Барбос проглотил свой кусок, почти не жуя.

— Вот спасибо! — поблагодарил старушку солдат. — Как будто даже силы прибыли. И яблоко отличное.

— Спасибо, — сказала Адель.

Она бы лично не стала есть сдобный пирожок на глазах у голодных людей, но была благодарна за кусок чёрного хлеба, пришедшийся так вовремя.

— Хорошая еда, — одобрил Авдей. — Наша, русская. Всегда любил хлеб с яблоками. Откуда же ты идёшь, бабушка? Не из озёрного ли края?

— Оттуда, милый.

— Ты хорошо знаешь эти места? — спросил солдат.

— Не хорошо и не плохо, но кое-что могу подсказать.

— Нам нужно добраться до жилища колдуньи Маргариты, которое находится где-то на острове к северо-востоку отсюда. Не слыхала ли ты о ней?

— Слыхала. Путь до неё неблизкий и опасный. Много придётся преодолеть смельчаку, который идёт туда.

— Смельчаки-не смельчаки, но мы как раз такие люди и есть, — объявил Авдей. — Идём освобождать жениха этой девушки, которого колдунья держит в плену.

— Дорогу указать нетрудно. Трудно по ней пройти, — сказала старушка. — Слушайте внимательно. Сначала вы перейдёте через озёрный край, потом через овраги, а затем прямо на север. Встретятся вам две реки, вы перейдёте через них, а потом по берегу моря — до красных песков. Против них и находится остров колдуньи.

— До красных песков? — встрепенулась Адель. — Тебе известно, почему они красные?

Старушка с любопытством обернулась к девушке.

— От крови, милая. От крови невинных жертв страшного злодея.

— От крови купца? — спросила Адель.

— Много людей он погубил. Были среди них и купцы, но пески красны не от их крови, а от крови двух невинных младенцев, которых он убил вместе с отцом и матерью. Она течёт из их ран и требует отмщения. Неподалёку от них лежит и сам разбойник, но его чёрная кровь уходит в песок. Так говорят люди. Тот, кто положит на раны убитых сердце девятиглавого дракона, оживит жертвы и навеки уничтожит убийцу.

— Мне явился дух убитого купца и умолял разыскать маленькое золотое сердечко с ярким, как кровь, рубином и приложить к его ране, — рассказала Адель.

— Этим не оживить жертвы, — ответила старушка. — С тобой говорил не дух убитого купца, а дух убийцы, погибшего одновременно со своей последней жертвой, когда отец пытался защитить своих детей. Молва говорит, что если приложить к его ране золотое сердце, то он оживёт и опять начнёт сеять смерть.

— А где искать девятиглавого дракона? — спросил солдат.

— Этого я не знаю, — сказала старушка.

— Можно было бы проводить Адель, спасти её жениха, а на обратном пути… — И Авдей вопросительно уставился на товарища.

— Да уж, — согласился Барбос саркастически. — С драконами мы научились иметь дело. Особенно драпать.

— Ловушка была отличная, — возразил солдат.

— Из подручных материалов, а крепкая, — подхватил Авдей. — Если подготовиться как следует, то и девятиглавого дракона можно поймать и убить. Не век же младенцам взывать о помощи?

— Но прежде надо зайти к Анне, — напомнил Пахом Капитоныч. — Там у меня почитай, что семья. Посмотрим, что требуется починить, управимся с огородом, дров напасём, сена для коровы, денег оставим…

— Гм, — вставил Авдей.

— Подработаем в дороге, вот и будут деньги, — уточнил солдат.

— К Анне, конечно, зайдём, — согласился Авдей.

— А потом поищем дракона, — продолжал солдат. — Анна у меня славная, она поймёт, что надо помочь младенцам.

— Смелые вы люди и добрые. Благодарные и не жадные, — объявила старушка. — Хочу я вам подарить одну вещь. Сейчас ложитесь спать, а утром разверните эту скатерть и попросите поесть всё, что захотите. С этой скатертью вы никогда не будете испытывать голод. В любое время расстилайте скатерть, просите самые разные блюда и, будьте уверены, что она исполнит любое желание. А теперь мы должны попрощаться. Я пойду своей дорогой, а вам желаю благополучно пройти своей.

— Спасибо, бабушка, — от души поблагодарила её солдат.

— Счастливого пути, — пожелала Адель.

— А всё-таки берегись дракона, — предупредил Барбос.

Странница вошла в лес и затерялась среди деревьев.

— Интересно, куда она идёт? — спросил пёс.

Все решили, что старушка с узелком, поделившаяся скудной пищей, была волшебницей. А добрые слова, которые она про них сказала, заставили каждого из них пожелать стать лучше и достойнее этих слов. Адель почувствовала, что любит весь мир и готова каждому сделать что-нибудь приятное.

— По-моему, теперь моя очередь дежурить, — сказала она.

— Неправда ваша, — возразил Авдей. — Как раз моя очередь.

— И не твоя, — поправил его Пахом Капитоныч, обводя своих спутников привычным тёплым, но сейчас каким-то особенно просветлённым взглядом. — От моего дежурства ещё хвостик остался. Не беспокойся, Авдей, я не забуду тебя разбудить.

Ночь прошла спокойно. Ни зверь, ни человек не нарушили покой усталых путников. Адель, которую разбудил Авдей, не успела опомниться, как солнце уже выкатилось из-за леса. Девушка заподозрила, что её разбудили слишком поздно, так что ей осталась едва ли не четверть дежурства.

Её спутники проснулись в самом бодром и весёлом расположении духа.

— А ну-ка, придумайте что-нибудь эдакое на завтрак! — потирая руки предложил Авдей. — Поесть — хорошо, а хорошо поесть — ещё лучше.

— Щец пожирнее и каши со свининой, — предложил Пахом Капитоныч. — Ещё каравай ржаного хлеба и кувшин парного молока.

Барбос сунул нос к свёрнутой скатерти, очень ветхой и в пятнах, и с напряжённым вниманием смотрел на неё.

— Варёную картошку с маслом, рассыпчатую, вкусную, помидоры, огурцы и… кусочек ветчины, — придумала Адель.

— Эх вы! — передразнил их Авдей. — Ржаной хлеб, картошка… Хлеб да каша — пища наша. Вот я закажу, так закажу. Во-первых, сало с чесноком, во-вторых, хлебный квас с…

— Редька с квасом, — подсказал солдат совершенно серьёзно. — Или мурцовка.

— Ржаные сухарики не первой свежести, размоченные в воде, — подхватила Адель.

Авдей добродушно отмахнулся от них.

— Ладно! — воскликнул он. — Гулять, так гулять! Для начала, пожалуйста, нам закусочки разной: балычку, буженинки и ветчинки, икры севрюжей, грибочков маринованных, хрящей солёненьких, фаршированных калачей, провисной белорыбицы, жареных мозгов, паштет из зайчатины, малосольных огурчиков, ну, и что ещё полагается из овощей. Потом севрюжку паровую, ушицу стерляжью, растигайчиков, молодую пшёнку, вишнёвого киселя, поросёночка молочного с хреном, индюшку под острым соусом, бараньих котлеток с косточкой, разварных груш с рисом. К этому прибавим кулебяку эдак в пять слоёв с разными начинками, пирог с почками, пироги капустные, жареные в масле, сливовый и яблочный сдобные пироги, клубнику со сливками, персиков свежих для дамы, черешни там, клубники, сладких пирожков с черникой, свежих бисквитов к кофе и к чаю. Затем блинов с мясом, зелёным луком, черникой и прочем. После этого неплохо бы сладких дынь и арбузов по парочке-троечке на брата. Вин я не заказываю, ибо они расслабляют мозг, а нам надо быть всегда настороже. Разве что сладких наливочек: рябиновой, черносмородиновой, вишнёвой. А потом квасу, чтобы придти в чувство.

Пахом Капитоны с улыбкой слушал фантазии приятеля, а Адель безудержно хохотала. Роскошный обед, придуманный нищим, казался вычитанным из старых книг про купцов. Девушка не принимала его всерьёз, так неуместен он казался на лесной лужайке.

— А теперь, скатёрочка, развернись и яви нам требуемые яства, — весело приговаривал Авдей.

Под заворожённым взглядом Барбоса развернули скатерть, расстелили на траве и стали ждать. Сначала ничего не происходило, а потом на огромных размеров оббитом и потрескавшемся блюде появились плохо обглоданные кости и совершенно несъедобные хрящи. Барбос шумно выдохнул. Его косматая морда выражала блаженство.

— Твой обед, Авдей, кто-то уже съел, — догадался солдат, смеясь.

Потом стали появляться другие блюда, о которых упоминали голодные путешественники, даже плесневые сухарики плавали в миске с водой.

— И тебе икорка, и пироги, и севрюжка… — вразброд перечислял Авдей. — Ну и красота! Есть где порезвиться! Даже несвежие сухарики в воде. Это уж Адель заказала. Ей и есть.

Он потёр руки и отрезал себе большой ломоть чёрного хлеба, положил сверху сало, покрошил чеснок и с аппетитом стал поедать заветное кушанье.

Пахом Капитоныч поставил заказ Барбоса перед заказчиком, и пёс, полузакрыв глаза, принялся хрустеть хрящами. Адель подложила ему более лакомой, с её точки зрения, еды, но её вкус и вкус собаки не совпадали. Пёс с большим удовольствием грыз хрящи, чем ел буженину и паштет.

Сначала голодным людям казалось, что они съедят все блюда, тесно уставленные на расширившейся скатерти, но, попробовав кусочек здесь, кусочек там, они очень быстро насытились и вяло жевали понемногу от каждого кушанья.

— До чего же удобная вещь — скатерть-самобранка! — восхищался Авдей. — Сложил её и спрятал, а есть захотел — и выбирай, что пожелаешь. Не надо тащить на себе тяжёлые мешки. Даже воду ей можно заказать.

— Удобная, — согласился Пахом Капитоныч. — Путешествуешь налегке, а имеешь всё, что необходимо.

— Спасибо старушке, — сказала Адель.

— Не сразу нам её подарила, — подхватил Авдей. — Прежде проведала, что мы из себя представляем.

— Теперь-то я понимаю, откуда она взяла хлеб и яблоки, — призналась Адель. — И потом пирожок. Но я так хотела есть, что, честное слово, наслаждалась хлебом, а о пирожке даже не думала.

— Старушке это понравилось, — отметил Пахом Капитоныч. — Я заметил, как она посматривала на нас. Наверное, думала, что мы попросим ещё или будем недовольны, что нас угостили чёрным хлебом, а сама она ест пирожок. Мне и показалось странным, с чего это она вздумала доставать пирожок. Дразнить нас захотела, что ли? Ну, да мы так давно не ели, что нам не до лакомств.

— Вкусная еда, — удовлетворённо сказал Барбос. — Удачный я заказал обед.

— И твой заказ был выполнен в первую очередь, — отметил солдат, ласково потрепав собаку за уши.

Адель вспомнила, как вытянулись у всех лица при появлении обглоданных костей, и засмеялась.

— Почему ты не заказал мясо? — спросила она. — Почему только обглоданные кости?

— Это был самый вкусный обед, какой я когда-либо ел, — ответил Барбос. — В следующий раз я попробую заказать не обглоданные кости, но не уверен, что мне дадут. Всё-таки я собака, и породы во мне нет.

— Дадут, — заверил его Авдей. — Дают не по породе, а по душевным качествам.

— Хорошо сидим, а ведь мы не за этим сюда пришли, — напомнил Пахом Капитоныч. — Надо всё это убирать, а жалко. Почти вся еда осталась. В следующий раз надо как следует продумать обед, чтобы не было ничего лишнего.

— Да, — согласился Авдей. — Нехорошо получилось. Пища не должна пропадать. Мы это, конечно, завернём с собой, но всё равно всё съесть не удастся.

— Попробуем всё поставить обратно, — догадалась Адель, подбирая с травы тарелки и блюдо и ставя на скатерть. — А теперь, пожалуйста, убери это.

И вся снедь вместе с посудой стала исчезать.

— Вот это здорово! — изумился Барбос.

— Хорошо поспали, хорошо поели — пора и в путь, — рассудил солдат.

Путешественники, приятно разомлевшие от вкусной еды, весело двинулись в путь. Сложенная скатерть лежала у солдата в мешке и навевала отрадные мысли о следующем привале.

Они шли по лесу, не испытывая особых трудностей. Деревья, в основном берёзы, не сплетались между собой в непроходимую стену, а стояли на достаточном для удобства пешеходов расстоянии друг от друга.

— Берёзовый лес — самый здоровый лес, — объяснил Пахом Капитоныч. — Дерево целебное. Если плохо себя чувствуешь — иди к берёзе и постой немного, прижавшись к белому стволу. Сразу полегчает.

— Сосновый лес тоже лечит, — заметил Авдей. — Запах хвои и смолы помогает при многих болезнях.

— А при других только вредит, — возразил солдат. — Нет, лучше берёзы дерева не сыщешь.

— Осина помогает от головной боли, — поведал Авдей.

— А что нужно сделать, чтобы она помогла? — заинтересовалась Адель. — Удариться о ствол головой?

— Приложить осиновое полено к больному месту, — объяснил Авдей.

— Осиновый лес отнимает силу, — сказал солдат.

— Зато осиновый кол — лучшее средство от вампиров, — встал на защиту осины Авдей. — Нам неплохо было бы при случае запастись осиновым колом. Вдруг пригодится?

— Ты сперва распознай, вампир тебе встретился или обычный человек. Мы с Аделью едва спаслись от оборотней, а днём наш хозяин казался почтенным господином.

Адели стало неуютно от такого разговора.

— А правда, как мы узнаем, вампир нам встретится или нет? — спросила она. — Нам будет казаться, что это добрый и милый человек, а ночью он возьмёт и вопьётся кому-нибудь в горло…

— Тогда ты сразу определишь, что это упырь, — пошутил Авдей. — И тут мы его колом…

— Не болтайте лишнее, — поморщился Пахом Капитоныч. — Лучше присматривайтесь повнимательнее к поведению незнакомого человека. Чем-то он себя должен выдать.

Весёлый берёзовый лес стал теперь казаться Адели таинственным и полным опасности. Кто знает, что в нём скрывается? Может быть, кочки и холмики, мимо которых они идут, не что иное, как могилы. А ночью мертвецы встанут и примутся искать, у кого бы им высосать кровь. Она чуть не вскрикнула, услышав впереди шорох и треск сухой ветки. Барбос глухо заворчал.

— Кто идёт? — строго крикнул солдат.

— А вы кто такие? — спросил старческий голос.

Путешественники подошли поближе и увидели старуху с клюкой и девочку-подростка. Оказалось, что это слепая бабушка и её внучка, странствующие по святым местам и живущие подаянием.

— А не лучше было бы пристроиться при каком-нибудь монастыре и там тихо молиться Богу? — спросил Пахом Капитоныч. — Трудновато в твои годы скитаться без приюта.

— Да ты сдурел, солдат? — злобно осведомилась старуха. — Кто ж меня возьмёт в монастырь-то? Какой им от меня прок? Ещё внучку бы взяли, да мне без неё никак не обойтись.

— Куда идёте сейчас? — спросил Авдей.

— Говорят, где-то в озёрном краю стоит монастырь, а перед тем монастырём прямо из камня бьёт ручей. Кто омоет своё лицо водой из того ручья, на того благодать Божья снизойдёт. Туда мы и идём, да только никто не может указать, где тот монастырь стоит.

Старуху звали бабушкой Агатой, а внучку она представила как Ганьку. У старухи были резкие неподвижные черты лица, выдававшие дурной характер, а глаза, совершенно белые, были полузакрыты. У внучки лицо было остренькое, хитрое, а глаза, как беспокойные мыши, так и обшаривали всё вокруг.

Солдат представил своих спутников, и старуха провела рукой по лицу каждого, словно чуткие пальцы заменяли ей глаза.

— Девушка смазливенькая, — определила она. — Надеюсь, что её красота не принесёт ей счастья.

Адель растерянно посмотрела на Пахома Капитоныча, но тот сделал успокаивающий жест.

— Я тоже была красива, а кем стала сейчас? Слепая и страшная. Почему другие должны быть счастливее меня?

— У меня нет дома, — подал голос Авдей. — И что же теперь? Желать, чтобы и другие лишились дома?

— Пожелаешь, когда будешь немощен и слаб, — ответила старуха. — Это сейчас ты крепок и здоров.

— Если нам плохо, то и другим незачем веселиться, — пробурчала Ганька, сверкнув на новых знакомцев злобным взглядом.

— От всей души желаю, чтобы вы отыскали монастырь и чудодейственный ручей, и пусть на вас снизойдёт Божья благодать, — с чувством произнёс Пахом Капитоныч, жалостливо посмотрев на Ганьку. — Пусть в пути вам встретятся только хорошие люди.

— Где найдёшь-то их, хороших? — процедила сквозь зубы бабушка Агата. — Испортился род людской. И встретить не умеют приветливо, и угостить чёрствой коркой жалко. Совсем мы с внучкой изголодались.

— Мы вас накормим, — торопливо сказала Адель, у которой озлобленность и несчастье новых знакомых вызывали осуждение и жалость.

— Сразу надо было догадаться, — отозвалась старуха.

— Пока напрямик не скажешь, не догадаются, — прибавила Ганька.

Солдат и Авдей отошли в сторонку и стали устраивать временный лагерь. Один очищал место для отдыха, а другой расстилал скатерть и делал вид, что что-то достаёт из мешка. Когда они позвали к столу, оказалось, что скатерть уже выставила хлеб, сыр, сало, овощи и квас.

— Собаку кормить незачем, — сейчас же распорядилась старуха.

Барбос скромно сел в сторонке, причём его морда приняла озадаченное выражение.

— Бабушка, они ей дали хлеб с салом, — сказала Ганька, косясь на собаку.

— Грех какой! — запричитала старуха. — Вот безбожники! Кормить такую тварь, когда люди не имеют куска хлеба!

— Ты ешь, бабушка Агата, и не обращай внимания на Барбоса. Он нас не объест.

— Зачем столько режешь? — грозно осведомилась старуха у Адели, нарезавшей хлеб. — Отрезала каждому по куску — и остановись.

— А если захочется ещё? — спросила девушка, подумав, впрочем, что такой тощей старухе вряд ли захочется ещё, а желания других её не интересуют.

— Тогда попросят, — жёстко отчеканила богомолка.

Адель заметила, что Ганька потихоньку спрятала к себе в мешок несколько кусков хлеба, луковицу, два огурца и шматок сала. Ей стало стыдно за вороватую девочку, которой предлагали еду от чистого сердца и ни в чём не ограничивали. Видно, она привыкла добывать пропитание себе и бабушке порой просьбами, а чаще воровством.

— Мы пройдём с вами часть пути, — решила старуха. — Вы не можете отказать в этом двум горемыкам. А мы будем за вас Бога молить, чтобы послал вам всяческой милости.

Хочется или не хочется принимать в компанию двух несимпатичных людей, а отказать никто не решился. Как прогонишь в безлюдном лесу слепую старуху с девочкой?

— Конечно, бабушка, идите с нами, — согласился Пахом Капитоныч.

— С нами вам будет спокойнее, — сказал Авдей.

— Конечно, — только и нашла что сказать Адель.

И они вновь пошли по лесу. Иногда попадались широкие просветы между деревьями, сквозь которые проникало горячее солнце. Но порой такие просветы были заполнены мшистыми кочками и редкими молодыми деревцами. Такие места они обходили, опасаясь, что это болотца.

— Что он всё бормочет? — воскликнула бабушка Агата.

Адель ничего не слышала, но по тому, как Барбос прижал уши, она поняла, что речь идёт о нём.

— Этот пёс всё время бурчит про нас с внучкой! — кипятилась старуха.

— Какая скверная собака! — подхватила Ганька.

— А ты не слушай, — огрызнулся Барбос.

Авдей строил уморительные рожи, но не смел рассмеяться открыто.

— Бабушка, он смеётся, — доложила Ганька.

Старуха незамедлительно размахнулась клюкой, и солдат увернулся в последнюю секунду.

— А я-то тут при чём? — не понял он.

— Не попадайся под руку, — ответствовала богомолка. — А ты, весельчак, подойди сюда. И ты, собака, иди сюда.

Авдей и Барбос отошли на далёкое расстояние от расходившейся старухи.

— Креста на вас нет! — возмущалась бабушка Агата. — Смеяться над слепой! За это вы сами ослепнете и будете скитаться по людям, прося милостыню, и никто вам её не подаст, потому что Бог даёт только достойным, а вы недостойные пакостники и вечно будете гореть в Геенне Огненной. Таких порочных людей Господь недолго ещё будет терпеть на земле и сошлёт вас в Ад и проклянёт при этом. Что остановились? Идите дальше, иначе мы никогда не выберемся из этого леса, а мне, слепой, здесь идти трудно.

— Возьми меня под руку, бабушка, — предложил Пахом Капитоныч, с состраданием слушавший слепую. — Так тебе будет легче идти.

Старуха разразилась градом упрёков и нареканий, а потом ухватилась за руку солдата.

Адель сначала с недоумением восприняла поступок своего спутника, а затем устыдилась собственного раздражения. Несчастная слепая старуха, бездомная, голодная. Как от неё требовать доброты к людям, если она привыкла встречать злобу, жадность, бездушие? Может, таких славных людей, как Пахом Капитоныч и Авдей, она никогда в своей жизни не встречала, а попадались ей холодные, безучастные или жестокие. Пусть она увидит, что живёт на свете Пахом Капитоныч, всегда готовый придти на помощь, и тогда, может, сердце её смягчится.

Ганька, освободившаяся от забот о бабушке, оказалась рядом с девушкой.

— Ты давно ходишь по миру? — спросила Адель.

— Давно. Как померли родители, так нас с бабушкой и выгнали из дому за долги. Она тогда уже слепая была.

— Сколько тебе было лет?

— Не помню. Лет пять, наверное, — беспечно ответила девочка. — Но это самый хороший возраст для нищих. Бабушка всегда меня выставляла вперёд и причитала, какие мы горькие горемыки. Многие верили и давали.

— Где вы жили?

— Когда как. Летом, если в городе, то прямо на улице, а как стали скитаться по святым местам, так у дорог или в лесу. Особенно весело, если попутчики попадались. Идём большой гурьбой, рассказываем друг дружке где кто побывал, что видел. Хорошо!

— А зимой?

Ганька сверкнула на Адель задорными глазами.

— А это уж как придётся. Иной раз при монастыре каком приют дадут ненадолго или в избу пустят, когда в стог заберёмся, а порой и на улице переночуем. Но тут уж не до сна бывает. Только задремлешь, а бабушка уже ругается и заставляет вставать, чтобы разогреться. Она у меня злая стала. Прежде такой не была. И давать нам стали меньше. Я уже взрослая, а таким подают мало. Нам бы какого ребёночка, мы бы уж сумели пожалостливее просить. Некоторые берут на время детей, но тогда родным надо платить, а мы не можем себе этого позволить. Вот и приходится жить только на слепоте бабушки. А слепых и убогих сейчас развелось слишком много. Бабушка-то по-настоящему слепая, а другие — нет. Те только притворяются такими. И язвы себе рисуют, и ноги подвёртывают, чтобы на увечного походить. Скоро, наверное, и мне придётся себе придумать какой-нибудь недуг пострашнее, за который больше дают.

У Адели пропали остатки недовольства поведением старухи. Слишком тяжёлую жизнь она вела, чтобы судить её слишком строго.

Как это ни странно, но бабушка Агата шла довольно быстро и на усталость не жаловалась. Наверное, она привыкла к долгим переходам. Ганька тоже не доставляла хлопот. Если бы не злобные высказывания, которые то и дело позволяла себе старуха, новые спутники совсем бы им не были в тягость.

К вечеру вышли на берег маленького лесного озерка с водой совершенно чёрной от ила на дне.

— Чёрное озеро, — проговорил Авдей мечтательно. — Усталые путники присели отдохнуть на берегу чёрного озера. Ночь застала их здесь, и воды озера оставались неподвижны, чтобы не нарушить их покой.

Пахом Капитоны с уважением поглядел на товарища.

— Да ты поэт! — проговорил он.

— Языком молоть каждый может, — сердито прикрикнула на них старуха. — А что мы будем есть? У нас с внучкой ничего нет, и у вас мешки пустые. Попробуйте хоть рыбы наловить.

— Попробую, — вызвался Авдей. — Он срезал гибкую ветку для удилища, привязал толстую нить, достал откуда-то из своих пожитков крючок и грузило, привязал кусочек дерева вместо поплавка, наживил червяка и закинул крючок в озеро.

— А что будет, если ты поймаешь волшебную щуку или что-то в этом роде? — спросила Адель с опаской.

— Не бойся, тогда она заговорит. Но не думаю, что когда-нибудь поймаю подобное. Это только в сказках волшебные животные попадаются на каждом шагу, а в жизни они очень осторожны.

Рыба не клевала, и Авдей ушёл, оставив удочку воткнутой в песок.

— Поедим из другого источника, — решил Пахом Капитоныч, развязывая мешок и что-то там разворачивая.

Старуха чутко прислушивалась, а её востроглазая внучка зорко приглядывалась к каждому движению солдата. Она удивлённо вскрикнула, когда он вытащил из почти пустого мешка еду, которая была способна сытно накормить их всех. Для Барбоса он вытащил внушительных размеров варёную баранью ногу.

— Целая, — удивился пёс. — Это всё мне?

— Тебе-тебе, — ласково приговаривал Пахом Капитоныч. — За верную службу тебе ещё и не то полагается.

— Крепкая палка, — прошипела бабушка Агата.

Барбос ухватил зубами свою еду и оттащил подальше от старухи. Он ел с аппетитным чавканьем и даже порыкивал от наслаждения.

— Безбожное дело — кормить собак, когда людям нечего есть, — заявила богомолка. — За такие деяния вам ещё воздастся на том свете.

— Это ты, бабушка, зря, — добродушно отозвался солдат. — И людям есть что поесть, и собакам достанется. Бывали времена, когда мы все голодали, и Барбос вместе с нами, а в сытное время мы не будем отказывать в еде ни себе, ни собаке. Ешь, бабушка Агата, и не думай о завтрашнем дне, потому что завтра еда тоже будет.

— Может, ты колдун? — подозрительно спросила Ганька. — Как ты мог всё это достать из пустого мешка? Вдруг я съем что-нибудь и превращусь в крысу или ворону?

— Тоже Божьи твари, — подал голос Авдей, и сейчас же получил удар клюкой.

— Я не колдун и не волшебник, — засмеялся Пахом Капитоныч. — просто мой мешок такой волшебный. Положишь в него всякой всячины целые горы, а он кажется пустым и лёгким. Зато придёт время поесть, засунешь туда руку и вытаскиваешь, что захочется.

Ганька с недоверием выслушала объяснение солдата, а Адель порадовалась его выдумке. Незачем было объявлять всем вокруг о скатерти-самобранке.

— А сможет твой мешок дать мне кусок пирога с мясом? — спросила девочка.

— Я клал в него пироги с мясом, — ответил Пахом Капитоныч, вытаскивая из мешка желаемое.

— Как раз такой, о котором я думала! — восторженно взвизгнула Ганька. — На тебе половину, бабушка.

Старуха ела с большим аппетитом. Никогда ещё жизнь не баловала её таким обедом, а как выяснилось, поесть она любила, и не только постненькое.

— Грешная я, — пожаловалась она. — Не могу отказать себе в лакомом куске, если подвернётся. А ведь пост сейчас. Вот съела мясной пирог. Зачем ты, Ганька, мне его дала? Сумею ли я отмолить такой грех? И всё вы, вы! Уж не враг ли рода человеческого среди вас? Не ты ли, солдат, сам грешишь и других в грех вводишь?

— Ну, уж если грех всё равно вышел, то съешь ещё пирог, бабушка, — ответил Пахом Капитоныч.

Адель подумала, что клюка старухи опять придёт в действие, но она лишь сказала:

— А если и съем, то грех всё равно на тебе. Ты, демон-искуситель, направил меня на грех чревоугодия, а я лишь слабая жертва. Где уж мне, жалкой, противиться искушению? А ты, Ганька, не смей есть скоромное!

— Угу, — отозвалась девочка, запихивая в рот яйцо.

— Что там на берегу? — спросила старуха, подняв голову. — Словно что-то плеснуло.

— Вот и улов подоспел! — обрадовался Авдей.

Как ни хороши были обеды скатерти-самобранки, а всё-таки уху из пойманной своими руками рыбы он ставил выше.

Вернулся он совершенно обескураженным.

— Ушла рыба и удочку с собой унесла, — сообщил он. — Прихожу на берег, а там от удочки только след в песке остался. Большая, видно, была рыба. Крючок жаль, один он у меня был.

— Это тебе за грехи твои, — обличающе проговорила бабушка Агата. — А ты покайся. Покайся, пока не поздно. Глядишь, Боженька тебя и простит. Ведь как же ты грешен! Богобоязненному человеку и сидеть-то с тобой рядом не следует.

— Что же сидишь? — обиделся Авдей.

— Из милости. Из великой милости. Иной раз и падшим, и заблудшим душам надо помочь. Поговоришь с ними. Наставишь на путь истинный, глядишь, и не пропадёт твоё слово, а даст добрые плоды…

Благодаря сытному обеду ворчание старухи было почти добродушным.

Адель и Ганька отправились к озеру вымыть руки и умыться, пока Авдей, ухмыляясь, слушал старуху, а Пахом Капитоныч ломал ветки для постелей. Было темно и очень тихо, а над водой стлалась густая белая пелена. Адель залюбовалась мирным ночным пейзажем, а девочка наклонилась над водой.

Громкий всплеск, испуганный вскрик девочки, истошный вопль старухи, лай Барбоса, зов Адели на помощь, топот бегущих ног слились в один звук. Когда Ганька наклонилась над водой и коснулась её руками, она почувствовала, как кто-то схватил её за кисти рук и тянет вниз. Она вскрикнула и стала падать в воду, сзади за талию её схватила Адель и закричала, зовя на помощь. Она чувствовала, что не может больше удерживаться на берегу, потому что кто-то с неумолимой силой тянул Ганьку в озеро, а вместе с ней и её, Адель. Она не выпускала девочку из своих рук, надеясь продержаться, пока не подоспеет подмога, но сил сопротивляться не хватало, и она упала на колени, чтобы найти какую-то опору, но продолжала скользить по песку.

Барбос первый подскочил и схватил её за платье, за ним подоспел Авдей и удержал Адель на берегу. Пахом Капитоныч выхватил из слабеющих рук девушки насмерть перепуганную Ганьку и с помощью Авдея стал тащить её на берег.

— Ох, руки! Руки оборвутся! — навзрыд рыдала девочка.

Пахом Капитоныч с ножом в руке полез в воду, и мгновенно невидимая сила выпустила Ганьку, и они с Авдеем упали на песок. Солдат поспешно выбрался на берег.

— Кто-то схватил меня за руки! — плакала девочка.

Авдей поднял её, отнёс к мечущейся в панике старухе, и бабушка с внучкой долго рыдали обнявшись.

— Это, понятно, не дракон, — рассуждал Пахом Капитоныч. — Но кто?

— Может, какая-нибудь крупная рыба? — предположил Авдей. — Бывало, что сомы утаскивали под воду людей.

— Должно быть, сом, — согласился солдат.

Ночью дежурили по очереди, внимательно прислушиваясь и приглядываясь к окружающему мраку. Костёр не разводили. Барбос то и дело глухо ворчал, а иногда вскакивал на ноги, шерсть у него становилась дыбом и рычание его было страшным. Все просыпались и с испугом спрашивали собаку, кого она видит.

— Не вижу, но чую, — отвечал Барбос. — Это не человек, а житель озера. Не знаю, кто он.

— И мне сквозь сон всё время мерещится, что кто-то вокруг нас кружит, — подхватила бабушка Агата. — То за ветку заденет, то на сучок наступит. Видеть-то я не вижу, а слышу хорошо. Не он ли мою Ганечку хотел утащить?

Уже никто не спал и не пытался уснуть. Ожидание чего-то страшного было тягостным.

— Кто ты есть, отзовись! — крикнул солдат, но ответа не было.

Следующий час прошёл спокойно, и усталые путешественники стали задрёмывать. Адели уже снилось, что она идёт по горам, как вдруг ей почудилось, что под головой у неё что-то ползёт, бешено залаял Барбос, проносясь мимо неё, лицо задело что-то холодное, словно рука мертвеца, а голос солдата кричал: "Вот он! Я его держу!" Почти сразу же Пахом Капитоныч отлетел в сторону и грузно упал на землю, Барбос взвизгнул и отскочил в сторону, а сквозь кусты к озеру промчалось какое-то существо. Раздался всплеск.

— Адель, ты цела? — спросил Пахом Капитоныч.

— Цела.

— А сумка твоя где?

— Не знаю.

Девушка встала и осмотрела землю.

— Вот она! — крикнула Ганька, первая заметившая сумку. — А что у тебя там? Зачем он хотел её украсть?

— Ничего нет, — растерялась Адель. — Старое платье да зеркальце.

— Покажи!

Девочка выхватила из руки Адели зеркальце, осмотрела его и отдала назад.

— Кто же это был? — спросил Авдей. — Я заметил только бороду.

— Как, кто? Водяной, — ответил солдат. — Холодный, мокрый и скользкий. Я думал, что справлюсь с ним, а он, чёрт, умеет драться. Уж и не знаю, когда он сумел меня ударить.

— Сколько же нечисти развелось на свете! — вздохнул Авдей.

— А это за грехи! — обличающе проговорила старуха. — Мир погрузился в скверну, а скверна порождает нечисть. Кайтесь! Кайтесь, пока ещё есть время! Придёт час, когда вы и захотите покаяться, да будет поздно!

— Это ты, бабушка, верно говоришь, — согласился Пахом Капитоныч и добавил. — Скоро рассветёт, так что давайте перекусим наскоро и уйдём отсюда. Не нравится мне соседство водяного. Что-то ему от нас нужно, а если так, то он не отстанет, пока мы здесь. Что нам выдаст мой мешок?

— Это не мешок выдаёт, а скатерть, которая у тебя в мешке, — возразила Ганька.

— А ты откуда знаешь? — рассердился Авдей. — Лазала в мешок?

— Может, лазила, а может, нет. Да только врать нехорошо.

Пахом Капитоныч вздохнул.

— Ну, раз наша тайна оказалась раскрыта, то думайте, кому что хочется на завтрак.

Он расстелил скатерть, и каждый нашёл на ней то, что хотел. Глаза девочки завистливо заблестели.

— Быстрее в путь, — поторопил их Пахом Капитоныч. — Пойдём по лесу, чтобы не приближаться к озеру и протоке.

Когда они отошли на значительное расстояние от места ночёвки и все решили, что опасность миновала, солдат подошёл к Адели.

— Видно, кольцо гномов очень ценное, — тихо сказал он. — И гномы хотели нас убить из-за него, и водяному нужна была не твоя сумка, а то, что в ней. Кроме кольца в ней нет ничего интересного. Советую тебе придумать, как получше его спрятать. Вот, возьми шнурок. Привяжи к нему кольцо и надень на шею. Только никому не показывай. Может быть, случай откроет его тайну.

Адель так и поступила. Шнурок оказался длинным, и кольцо покоилось на груди вроде медальона или подобной памятной вещицы.

Пробираясь сквозь частый подлесок, они вышли к болотцу. Адель наклонилась к цветку кувшинки, чтобы полюбоваться им, и увидела лягушку, сидящую на листе цветка. Девушка оглянулась и обнаружила, что её спутники далеко. Лягушка уставилась прямо на Адель.

— Наверное, ты Царевна-Лягушка, — обратилась к ней девушка. — Скажи, кто околдовал тебя и что нужно сделать, чтобы рассеять чары? Убить Кощея Бессмертного?

Лягушка поморгала глазами, квакнула, поймала муху, глотнула и неторопливо шмякнулась в воду.

— Не отставай от всех, — заворчал Барбос, подбегая. — Каждый идёт, сам не зная где и куда, и мне не так-то легко за всеми уследить. Иди быстрее к злой бабке и её зловредной внучке, а я подгоню к вам Авдея и хозяина.

Адель засмеялась.

— Кому смех, а кому не до смеха, — обиделся пёс.

— Я иду, не волнуйся, — сказала девушка, догоняя спутников.

Весь этот день и следующий они шли по лесу, не встретив ничего подозрительного, а к концу третьего дня вышли к широкому озеру, у берега которого стоял большой, но несколько обветшавший дом.

 

ГЛАВА 23

Побег

— Красивое вы место выбрали для житья! — приветствовал Пахом Капитоныч полного пожилого человека, сидевшего на крыльце и безмятежно покуривавшего трубочку.

— За столько лет приглядишься и перестаёшь замечать красоту, — отозвался тот. — А прежде я, и правда, не мог налюбоваться видами. Взгляните: впереди озеро, необъятное, как море, а к самому берегу подступают сосны. Дух захватывает от восхищения. Первый раз в наших краях?

— Впервые.

— Я и смотрю, что вы любуетесь здешними красотами. Местные давно уже их не замечают.

"Какой приятный человек, — подумала Адель. — Да и как не жить в мире с самим собой и с природой, если тебя окружает сама красота".

— Что-то мне не нравится этот человек, — прошипела бабушка Агата на ухо девушке.

— А по-моему, он очень славный и говорит хорошо.

— Говорит-то он хорошо, нынче все горазды языком трепать, да голос нехорош. Помяни моё слово: с ним надо держаться настороже.

— Если бабушка так говорит, то это правда, — сказала Ганька.

— Нехороший человек, — тихо шептал Барбос с другой стороны. — От такого всего можно ожидать.

Адель не знала, что и подумать. И она, и Пахом Капитоныч, и Авдей видели в хозяине лесного дома разговорчивого и доброжелательного человека, лишённого возможности часто видеть прохожих.

— Надеюсь, вы зайдёте к нам? — спросил хозяин. — У меня жёнушка справная, моментально соберёт на стол. Только молчальница она у меня. Я люблю поболтать, а она в ответ молчит. Так и приходится говорить за двоих. Но живём мы хорошо, ладно.

Выяснилось, что зовут хозяина Жюль, а его жену — Полина.

— Это не наша родина, но каждый живёт там, где легче живётся. Нам хорошо здесь, поэтому мы и осели в этом месте, но, если становится скучно, я снаряжаю лодку (вон она привязана к колышку) и езжу в гости. Жена у меня домоседка, однако охотно меня отпускает, потому что не скучает без меня.

— Чем же ты живёшь? — удивился Авдей.

— Там в лесу у нас есть огороды на пепелище, а в основном мы промышляем рыбой. Я ловлю, а жена коптит или вялит. Потом мы это сбываем местному купцу. Край благодатный, и с голода не умрёшь.

— Вам здесь не страшно? — спросила Адель.

— Чего же нам бояться? — удивился хозяин. — Разбойникам у нас поживиться нечем.

— А водяных здесь нет? — спросила девушка.

Жюль засмеялся весело, открыто.

— Что им здесь делать? Они любят стоячую мутную воду и омуты, а здесь вода чистая, прозрачная. Озёра соприкасаются, так что можно сказать, что вода проточная. Водяным в наших краях было бы плохо.

Хозяин пригласил гостей в дом, а Барбосу велел остаться снаружи.

Комната, в которую они вошли, была большой, скудно обставленной, однако стол со стульями вокруг, буфет с красивой посудой, резной шкаф и лавки по стенам, накрытые цветными ковриками, придавали уют.

— Накрывай на стол, жёнушка! — весело закричал Жюль. — Видишь, дорогие гости пожаловали! Не часто нам случается принимать гостей!

Хозяин был полным, добродушным и горел желанием получше принять забредших к нему путников, поудобнее усадить и повкуснее угостить, а его жена была худой женщиной, неразговорчивой и предпочитающей в необходимых для ответа случаях ограничиваться односложными словами. Понять, приятно ли ей видеть в своём доме чужих или она лишь вынуждена терпеть их присутствие, было невозможно.

Жюль не мог допустить и мысли, что гости уйдут. Он хотел посидеть с ними за столом, поговорить, послушать, где они были и что видели, а потом оставить их ночевать. Утром, отдохнув и набравшись сил, они продолжат путь.

Адель не придала значения мнению бабушки Агаты о хозяине, потому что богомольная старушка не отличалась доброжелательностью. Немного смущало убеждение Барбоса в том, что это человек опасный. Обычно собаки хорошо разбираются в людях. Однако Жюль был так гостеприимен и держался с такой простотой, что девушка позабыла свои сомнения.

— Как видите, у нас в рационе в основном рыба и овощи, — говорил Жюль. — Рыбу я сам наловил, а овощи — заслуга жены. Это она возится с огородом, и руки у неё, прямо скажу, золотые. Завтра обязательно проведу вас на наш огород, и вы увидите, какие чудо-овощи ухитрилась вырастить моя жёнушка. Капуста такая, что… на этом столе уместятся только три кочана. А каждая тыква займёт по полкомнаты…

— Хм, — подала голос Полина.

— Ну, может, четверть. А огурцы! С одного растения можно собрать ведро огурцов. Помидоры — в рост человека и издали кажутся красными столбами из-за обилия плодов. В укропе хорошо прятаться от врага, если бы такой объявился, и для этого не надо даже нагибать голову, а о картофеле и говорить не приходится. Когда я иду выкапывать один куст, то беру с собой не менее пяти вёдер.

— Хм…

— Ведра четыре, не меньше, — сдался Жюль. — Жаль, что сейчас не сезон, а то бы я доказал свою правоту.

Было очевидно, что хозяин сильно преувеличивает, расписывая урожай со своего огорода, но обед был вкусным. Рыбный суп с картошкой на первое, жареная рыба, молодой отварной картофель, салат, помидоры, огурцы и зелень — на второе. Молчаливая хозяйка лишь подавала, но не присаживалась к столу, зато гостеприимный хозяин говорил за двоих и ел с большим аппетитом.

— Охотно бы послужил вам проводником по озёрному краю, — говорил он, — но не хочу бросать жену. Как она одна справится? А хорошо было бы попутешествовать по воде, останавливаться на ночь на берегу, разводить костёр… Как представишь такую жизнь, так еле уговоришь себя остаться на месте. Завидую я вам, честное слово!

Пахом Капитоныч улыбнулся, а Авдей ответил:

— Из такого дома трудно уйти, если живёшь здесь много лет. Это мы, птицы перелётные, бродим по свету, счастья ищем. Ты нашёл — ну, и держись за него.

— Нечего зря по свету-то болтаться, — недовольно проговорила старуха. — Давно пора осесть да делом заняться.

— Так и ты ведь бродишь, бабушка Агата, — возразил Авдей с долей обиды.

— Я святые места посещаю, внучку свою к праведной жизни приобщаю. А вам, бездельникам, и оправдаться нечем.

— Мы сорок монастырей обошли, — похвасталась Ганька.

Хозяин поглядел за окно.

— Темнеет, — сообщил он. — Жена сейчас принесёт булочки с яблочным джемом, а я помогу ей справиться с чаем.

Когда Жюль и Полина вышли, старуха живо поднялась с места и подошла к двери. Адели было неловко за подобное любопытство, но она ничего не могла поделать. Богомолка долго не отходила от двери, а когда вернулась к компании, то лицо её было озабоченным и хмурым.

— Что-то они затевают, а что — не разберу. Говорят про заварку, хотят что-то в неё добавить.

— Может, липовый цвет? — предположил солдат. — Помогает при простуде.

— А белена поможет при горькой жизни, — сердито отрезала бабушка Агата. — Ещё про кольцо какое-то говорили.

Пахом Капитоныч насторожился.

— Про какое кольцо?

— Не поняла. Какое-то кольцо им потребовалось. В сумке, говорят, лежит.

Адели стало очень неуютно, и таинственное кольцо, висящее на шнурке у неё на шее, показалось ей очень опасным. Она не знала, как им пользоваться, а из-за этого пока ненужного ей предмета у них у всех могут быть большие неприятности. Водяной уже пытался украсть его вместе с сумкой, а теперь и хозяева мечтают его заполучить. Зачем оно им? Как они могли узнать про кольцо?

— Не пейте чай, — решительно сказал солдат. — В заварку подсыпали отраву или сонное зелье. Им что-то нужно у нас взять, поэтому будем настороже.

— У нас ничего нет, — вызывающе проговорила Ганька, сверля глазами солдата, Авдея и Адель. — А у вас есть скатерть-самобранка. Может, ещё что-нибудь есть?

— Ничего нет, заверил Пахом Капитоныч. — Только скатерть. Может, они нас с кем-то спутали?

Ганька явно не поверила солдату и продолжала испытующе смотреть на попутчиков.

— А вот и чаёк! — объявил Жюль, ставя на стол большой чайник. — Отличный чаёк! Ароматный! Крепкий!

— Ароматный — хорошо, — сказал Пахом Капитоныч. — А крепкий — не пойдёт. Завтра нам в путь выступать, а напьёмся мы твоего чая — так полночи спать не будем. Рассвет наступит, а нас и пушкой не поднимешь, потому что только-только заснули. Извини, хозяин, пить твой чай нам никак невозможно.

Жюль привёл множество доводов о пользе своего чая и необоснованности опасений солдата, но потом сдался и велел жене принести брусничной воды.

Адель подумала, что их положение весьма затруднительно. Как им теперь отказываться от угощения? Какие доводы можно придумать против брусничной воды? Если они не станут её пить, хозяин сразу заподозрит, что им известны его планы.

Хозяйка принесла глиняный кувшин и поставила на стол.

— Красивые у тебя вышли булочки, хозяйка, румяные. Так и просятся в рот. Но прежде надо отнести еду нашей собаке. Рыбу ему давать не надо, а то избалуется на хорошей еде. Пусть догложет кости, которые остались от прошлого обеда.

Солдат порылся в своём мешке и вынул оттуда кости с остатками мяса.

— Иди, Адель, отнеси это Барбосу. Помоги ей, хозяюшка, проводи её.

Адель с некоторым недоумением понесла обед для Барбоса. Молчаливая Полина шла рядом. Пёс ласково ткнулся носом в руки девушки, и та наклонилась, чтобы его приласкать, и успела ему шепнуть, чтобы был настороже и не пил ничего, что предложат хозяева: ни воды, ни бульона.

— Понял, — буркнул умный пёс.

Когда они вернулись, в комнате была суета, поначалу ужаснувшая Адель. Она было решила, что кого-то отравили, но её страхи оказались необоснованными. У Авдея всего-навсего разболелся зуб, но он так стонал и мучился, что переполошил всех, а хозяину пришлось принести тёплый шарф. Авдей сидел на скамье у окна с искажённым лицом, обмотанный, как старая бабка, и непрестанно охал, а около него столпились сочувствующие зрители.

— Не обращайте на меня внимания, — простонал он. — Скоро пройдёт. Уже проходит. Я посижу немного, прогрею зуб и тоже сяду за стол.

— Да, нехорошо, если булочки простынут, — согласился солдат. — Неуважение хозяйке. Продолжим ужин, друзья, а ты, Авдей, поскорее выздоравливай, иначе мне придётся выдернуть твой зуб.

Он сел за стол, и остальные тоже заняли свои места. Полина молча смотрела, как Жюль разливает всем, кроме себя, морс.

— Ну, и вкусны у тебя, хозяюшка, булочки! — восхитился Пахом Капитоныч, откусив сразу половину булки и запив её морсом. — И морс хорош. Как раз самое питьё на ночь. Чай — напиток утренний, он бодрость даёт, а морсу выпьешь — и на боковую. Не успеешь оглянуться, как заснёшь. Пей, Адель, пей, бабушка Агата. Ганька, не зевай. А сам-то ты почему не пьёшь, хозяин?

— Не люблю морс, — ответил Жюль, отводя глаза.

Адель с недоумением сделала глоток. Морс был приятным на вкус, чуть кисловатым и отлично утолял жажду. Но она хорошо помнила, что Пахом Капитоныч отказался от чая из опасения, что в него подмешали сонного зелья или отраву. Он не может не понимать, что и морс будет так же опасен. И всё-таки он пьёт его сам и приглашает пить остальных. Он даже как-будто подсказывает, что всем необходимо его попробовать. А хозяин неспроста отказывается пить этот напиток.

Девушка ничего не понимала, но настолько безоговорочно верила солдату, что выпила весь стакан.

— Если морс не холодный, то я тоже выпью, — подсел к столу Авдей. — Вроде бы, зуб отпустило. Есть ничего не буду, а морс выпью. И от чего, скажите мне, у человека зубы болят?

— От грехов! — обличающе проговорила бабушка Агата. — Веди жизнь праведную — и никакой недуг тебя не посмеет настигнуть. А час придёт, так отойдёшь в мир иной здоровеньким, без мучений, с ясной улыбкой на устах.

Солдат, зевнувший было от всей души, подавился смехом и закашлялся.

— Постараюсь вести праведную жизнь, — решила Адель.

Бабушка Агата сердито устремила на неё незрячие глаза.

— Нелегко войти во врата небесные, — возвестила она. — Все хотят в рай, да грехи тянут в ад. Мало, очень мало избранных, чей путь ведёт вверх, мало чистых душ. И захочешь быть доброй, да поступаешь зло, захочешь щедрой быть, да Сатана под руку толкает, не даёт творить милостыню. И возомнишь себя праведницей, а глядишь, черти тебя уже в аду на сковородке жарят.

Старушка закончила свою речь таким злобным тоном, что даже молчаливая Полина уставилась на неё во все глаза.

— Бабушка верно говорит, — сказала Ганька. — Всех вас черти будут жарить на сковородке.

— Кайтесь, пока не поздно! — прокаркала богомолка.

Пахом Капитоныч перекрестился, Авдей вздохнул и потихоньку сунул в карман булочку.

— Грехи наши тяжкие! — грустно сказал он.

Адели было и жутко и смешно одновременно.

— Да, живёшь-живёшь… — начал было Жюль, но не докончил фразу.

— Бойтесь даже в мыслях учинить другому обиду, — продолжала старуха. — А если на деле затеете дурное — то быть вам испепелёнными на месте. Враг человеческий силён, но и ангел-мститель не дремлет и отплатит обидчику по делам его.

— Да, уж он отомстит, — согласился Жюль и спросил. — Не угодно ли будет дорогим гостям ложиться спать?

— Угодно, дорогой хозяин, — откликнулся Авдей. — Так клонит в сон, что сил нет. Не знаю, как доберусь до постели. Вроде, день сегодня был не очень тяжёлым, а почему-то устал. Ты как, Пахом?

— Охотно бы соснул, — согласился солдат и кивнул Адели. — И ты, дочка, совсем уморилась. Всем нам надо хорошенько отдохнуть, а завтра выйти пораньше. Где ты нас уложишь, хозяин?

— В сарае на причале. В доме места мало, а там свободно. Но не обессудьте: спать придётся на сене. Боюсь, у меня не найдётся одеял на всех.

— Они нам и не нужны, — заверил его солдат. — Мы люди ко всему привычные и живём по-походному. Было бы где голову преклонить. Вставай, Ганька, бери под руку бабушку и веди осторожно.

— Проспите Царствие Небесное! — изрекла старуха.

Адель совершенно не хотела спать и удивлялась, почему Авдей и Пахом Капитоныч так изнемогают. Она тоже пила морс, в который хозяева что-то подмешали, но на неё это зелье почему-то не подействовало. Бабушка Агата и Ганька тоже не казались особо усталыми.

Пахом Капитоныч поспешил увести своих спутников из дома и вслед за хозяином подошёл к сарайчику, стоявшему на крошечной дощатой пристани, построенной над кромкой воды у самого берега. Неподалёку на коротком канате покачивалась на воде лодка.

Пахом Капитоныч обвёл цепким взглядом окрестности.

— Да, красота! — протянул он. — И днём места чудные, и вечером глаз от них не оторвёшь. Куда тебе, хозяин, пускаться в странствия? Я бы на твоём месте никуда отсюда не ушёл. Ну, пошли спать.

Хозяин проводил их в сарайчик и указал на сено, в изобилии сваленное у стены.

— Желаю хорошо выспаться и видеть чудесные сны, — сказал он на прощание и вышел.

Пахом Капитоныч проследил за ним.

— Ушёл, — сообщил он.

От прежней его сонливости не осталось и следа. Авдей тоже был бодр.

— Я услышала, как хозяин сказал жене, что мы скоро заснём, а ночью он от нас избавится, — сообщила бабушка Агата. — Про водяного упомянул. Вроде бы, он обещал ему золото. Не за то ли кольцо, о котором говорилось прежде?

Солдат размышлял.

— Во что они подмешали сонное зелье? — спросила Адель. — Я совсем не хочу спать.

— В морс, — ответил Авдей.

— Но ведь мы его пили, — растерялась девушка.

— А на что нам скатёрочка? — спросил Пахом Капитоныч. — Когда ты, дочка, увела хозяйку, чтобы покормить Барбоса, у Авдея срочно разболелся зуб, и мы устроили по этому поводу шум и суматоху. Видела бы ты, как охал, подвывал и причитал Авдей! Хозяин, должно быть, испугался, что при такой боли на человека не подействует даже сонное зелье, поэтому легко ухватился за подброшенную ему мысль о тёплом шарфе для прогрева зуба и поспешил его принести. Тут я и заказал нашей скатерти такой же кувшин с морсом, какой стоял на столе, но без примеси, а тот, что был с зельем, я спрятал в мешок. Вот он, даже не пролился. Я его заткнул тряпкой… Ну, пусть он постоит здесь в углу. Нам он не нужен.

— Наверное, можно было подменить и чай, — предположила Адель. — Как это хозяин не понял, когда мы отказались от чая, что нам известны его планы?

— Я ведь не знал, что он принесёт что-то взамен, — признался солдат. — Но всё вышло к лучшему. Подменить кувшин было легко, достаточно заткнуть горлышко тряпкой, а чайник в мешок не спрячешь.

— А хозяин в полной уверенности, что мы скоро крепко заснём, — подхватил Авдей и тревожно прибавил. — Надо уходить.

— Рано, — определил солдат. — Пусть сперва стемнеет. За сараем к причалу привязана лодка. В неё и погрузимся. Я всё подумывал, где бы нам достать лодку, а она к нам сама пришла. Нехорошо, что без ведома хозяина её берём, но и он отнёсся к нам не по доброму.

— Так ему и надо, нечестивцу и безбожнику! — прошипела бабушка Агата. — Пусть его и на том свете черти терзают, и на этом свете пусть ни в чём ему не будет удачи.

— Глядите! — вскрикнул Авдей.

Все поспешили к нему, и он указал на люк, сделанный в полу. Крышка легко откинулась и открыла доступ к воде.

— Или наш хозяин здесь сговаривается с водяным, или сюда тела своих убиенных гостей сталкивает, — рассудил Авдей.

Бабушка Агата истово перекрестилась, а Ганька прижала обе ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть от ужаса.

Путешественники с нетерпением ждали, когда же тьма сгустится настолько, что можно будет уплыть на лодке. К счастью для них, на озеро спустился туман.

— Пошли! — скомандовал солдат. — Я первый, за мной бабушка Агата и Ганька, потом Адель. А ты, Авдей, приведи сюда Барбоса. Только осторожнее, сам знаешь.

— Сам знаю, — подтвердил тот. — На всякий случай, будьте наготове, чтобы по тревоге сразу отплыть. Всякое может случиться, так что попрощаемся.

Он обошёл всех по очереди, прощаясь, и выскользнул из сарая.

— Чудак-человек, — ласково проговорил Пахом Капитоныч ему вслед. — Разве мы уплывём без тебя?

Солдат осторожно провёл своих подопечных к лодке и очень по-умному их разместил, чтобы в пути каждый знал своё место и своё дело. Сам он сел на вёсла, для Авдея оставил место у руля, а Адель и Ганька должны были вычёрпывать воду, если она будет набираться. Старуха, чей обострённый слепотой слух уже сослужил им хорошую службу, должна была чутко прислушиваться. Солдат опасался, что на них может напасть водяной, прознавший, что Жюль потерпел неудачу.

— А вот и мы! — прошептал Авдей, садясь в лодку.

Барбос бесшумно перепрыгнул через борт и молча улёгся у него в ногах. — Если из воды появится что-нибудь странное, бей его по голове багром, Авдей, — предупредил солдат.

Лодка легко отчалила от пристани и заскользила по чуть колеблющейся воде. Пахом Капитоныч ловко её развернул и, осторожно опуская вёсла в воду, бесшумно погнал вверх по озеру.

Адели казалось, что они уже отошли на большое расстояние и теперь в полной безопасности, но Авдей предупредил, что разговаривать можно только шёпотом, а лучше помалкивать, потому что по воде звуки разносятся очень далеко. Теперь девушке стала мерещиться погоня и всяческие хитрости, на которые непременно должен был пуститься водяной, не получивший таинственного железного кольца.

Авдей и Пахом Капитоныч поменялись местами и до восхода солнца неустанно погоняли лодку. Лишь утром было решено причалить к берегу и отдохнуть.

— А ведь это бабушка всех спасла, — напомнила Ганька. — Если бы не она, вас бы напоили сонным зельем и убили.

— Это правда, — согласился солдат.

— Мы очень тебе благодарны, бабушка Агата, — сказала Адель.

— Да, бабушка, без тебя нам не жить, — подтвердил Авдей.

— Я предупреждал, что это плохой человек, — проворчал Барбос. — Надо слушать, когда говорят дельные вещи.

Против этого возразить было нечего, и без долгих разговоров решено было позавтракать. Расстелили скатерть-самобранку и каждый попросил для себя что-то вкусное. Даже скромный Барбос, закрыв глаза от такого нахальства, заказал роскошные бараньи отбивные котлеты и был приятно удивлён, получив желаемое.

Отдохнув, вновь погрузились в лодку и к вечеру приплыли к противоположной стороне озера. Решено было завести лодку в протоку между двумя озёрами и лечь спать тут же возле неё, расставив дежурных.

Ночь прошла на удивление спокойно, а наутро позавтракали и стали было готовиться в путь, но старуха с внучкой решили, что им следует идти строго на север, так как, по слухам, именно в тех лесах затерялся монастырь, а не плыть на лодке по озёрам и лесным протокам.

— Подумай, бабушка Агата, стоит ли тебе от нас отделяться? — убеждал её добросердечный Пахом Капитоныч. — С нами тебе будет и сытно и безопасно. Внучке твоей не надо будет выискивать место для ночлега, и не нужно будет просить милостыню. А как приглянется тебе село, где живут добрые люди, может, там и останешься. Куда вам, двум беззащитным женщинам, бродить по этим лесам и озёрам?

— Нет, не уговаривай меня, солдат, — стояла на своём старуха. — Вы, безбожники, идите своей дорогой, а мы с внучкой обходим святые места, нам с вами, грешниками, не по пути.

Пахом Капитоныч жалел слепую старуху и девочку и искренне желал, чтобы они продолжали путь с ними. Авдей поддержал его, но не так горячо и настойчиво. Барбос счёл за благо промолчать.

Адели было жаль расставаться с новыми знакомыми. Конечно, характер у слепой старухи был плохим, а внучка была чересчур любопытна и потихоньку обшарила все их вещи, но девушке с ними было легче. Прежде Пахом Капитоныч и Авдей приноравливались к их силам, а теперь её будут или вновь принимать за хрупкий цветок, или ей придётся мужественно скрывать усталость. Правда, она уже путешествовала с ними, но тогда их подгоняли обстоятельства. Помимо этих соображений беспомощность двух бездомных существ тоже вызывала в ней жалость.

Солдат попросил у скатерти побольше вкусной, сытной и непортящейся еды для странниц и даже отдал им все свои сбережения. Старуха торопливо спрятала деньги, пробормотав, что Господь воздаст за всё сполна, а Ганька так расчувствовалась, что засуетилась вокруг лодки, помогая путешественникам собраться в путь. Она посоветовала положить на дно лодки сучья, а уж на них вещи, чтобы вода не могла их намочить, и сама помогла их наломать и тщательно уложить. Адель даже удивилась такой предусмотрительности востроглазой и не очень доброжелательной девочки. А Ганька сама аккуратно поместила мешки и сумку Адели на сучья.

— Теперь будете время от времени вычёрпывать воду, а о своих вещах можете не заботиться: они останутся сухими, — деловито сказала она.

— Ну, и голова у тебя! — восхитился Авдей.

Ганька скромно промолчала. Они со старухой долго стояли и смотрели вслед удаляющейся лодке, а потом, когда протока, соединяющая два озера, сделала лёгкий изгиб, скрылись за деревьями.

— Почему они не захотели идти с нами? — удивлялся Пахом Капитоныч. — Ну, что они будут делать одни? На несколько дней у них есть еда, а как дальше? Хорошо, если они встретят людей. А если нет?

— Успокойся, Пахом, — ответил Авдей. — Они привычны к такой жизни. Ведь не умерли они без тебя? Мы могли бы их вообще не встретить. Разминулись бы…

Он не договорил, потому что днище прошелестело по песку, и лодка остановилась.

— Слишком мелко, — решил Барбос, поглядев вниз.

— Придётся тащить лодку волоком, — сказал солдат.

Причальный канат, заботливо припрятанный Пахомом Капитонычем, был привязан к носу лодки, и мужчины потянули её по мелководью.

— Как бурлаки, — усмехнулся Авдей.

От Адели было мало проку, но всё-таки она изо всех сил толкала лодку в корму. Барбос бегал вокруг, проверяя, всё ли в порядке.

Работа была изнурительная, а тяжёлая лодка продвигалась слишком медленно, но люди упрямо шли вперёд и остановились, только когда совсем уж выбились из сил.

— Самое время перекусить! — воскликнул Авдей в радостном предвкушении вкусной еды. — Ох, уж и обед я себе придумал! Доставай скорее нашу скатёрочку, Адель, а то я сейчас умру от голода.

Пахом Капитоныч передал девушке мешок, а сам пошёл к месту стоянки, чтобы убрать сучья и камни, если они есть, и приготовить площадку для отдыха.

Адель в недоумении порылась в мешке и вернулась к лодке, однако ни в другом мешке, ни в её сумке скатерти не было. Девушка обшарила всю лодку, но ничего не нашла. Она ясно помнила, что скатерть, как обычно, свернули и положили в мешок.

— Что закопалась, дочка? — окликнул её солдат.

— Пропала скатерть-самобранка, — упавшим голосом сообщила Адель.

Авдей со всех ног бросился к ней, перерыл все вещи, вернулся к стоянке, вновь подбежал к лодке, осмотрел содержимое мешков и застыл в позе отчаяния.

— Нет? — спросил Барбос и сглотнул слюну. — Нам опять придётся голодать?

— Проклятая старуха! — закричал Авдей, бросая мешок. — Это её рук дело! Богомолка называется! Хвастается, что по святым местам ходит, а сама чужие вещи ворует!

— Скорее всего, это Ганька, — возразила Адель.

Авдей хлопнул себя по лбу.

— А ведь верно! — согласился он. — Недаром она так тщательно прилаживала наши вещи. Укладывала, перекладывала, а улучив момент, стянула скатерть. Косы бы ей выдрать…

— Не бранись, Авдей, — остановил его солдат. — Я понимаю ваш гнев, друзья, но у самого меня точно камень с души свалился. Мы люди здоровые и сильные, и Адели мы поможем, а каково слепой старухе и девочке-подростку ходить по свету и просить милостыню? Один подаст, а другой и собак натравить может. Не жалейте скатерти, прошу вас: она попала к тем, кому нужнее.

Авдей развёл руками.

— Послушать тебя, Пахом, так мы должны всё, что у нас есть, раздать нищим да убогим. Я сам нищий. У меня ничего, кроме этой скатёрки на всю компанию, нет. А теперь и её не стало.

— Ты здоровый мужик, Авдей, и всегда сможешь заработать себе на жизнь, а они слабые и беззащитные, — урезонивал его Пахом Капитоныч. — Если тебе так невыносима мысль о потере скатерти, то мы можем оставить лодку здесь и налегке пуститься в погоню. Барбос легко их отыщет, а мы догоним, ведь слепая старуха не может идти так же быстро, как мы.

— Они не могли далеко уйти, — согласился пёс.

Авдей отмахнулся и от солдата и от собаки.

— Хуже всего, Пахом, что после твоих слов чувствуешь себя бессердечным чудовищем, — сдался он.

Адель тоже устыдилась своей досады. Конечно, скатерть попала к людям, более нуждавшимся в ней, но сама она не скоро забудет слепую старуху с дурным характером и вороватой внучкой.

— Бог дал, Бог и взял, — успокаивающе проговорил солдат. — Говорят же: найдёшь — не радуйся, потеряешь — не плачь. Мы могли бы не встретить ту старушку с узелком, поделившуюся с нами скудной пищей, а потом подарившую волшебную скатерть, или она могла бы не подарить нам эту скатерть. Примиримся с нашей потерей и не будем о ней вспоминать.

Барбос печально вздохнул.

— Я бы, может быть, и не вспоминал, да голод-то — не тётка и сам о себе напоминает, — ответил Авдей спокойным, даже немного жалобным голосом.

— Когда выйдем к озеру, попробуем наловить рыбы, — решил солдат. — А сейчас немного отдохнём и продолжим путь.

— Отдохнём, — согласился Авдей почти весело.

Уставшая Адель с наслаждением прилегла на траву, но тут же испуганно вскочила, потому что залаял Барбос.

— Уж не обед ли к нам пожаловал? — спросил Авдей, увидев причину переполоха.

На поляну вышел баран с круто закрученными рогами и грязновато-белой кудрявой шерстью и в недоумении остановился. Адель, прежде видевшая баранов только на картинках, удивилась его величине. Она испугалась было, но животное не проявляло агрессивности, и вид его был добродушен и кроток.

— Зачем говоришь такие нехорошие слова? — обиделся баран.

— Мы не о тебе, — сразу же нашёлся Авдей. — Откуда ты, приятель?

— Да вот… иду…

Баран не закончил фразу.

— Откуда идёшь? — спросил Пахом Капитоныч, — одобрительно оглядывая курчавую, густую, словно войлок, шерсть.

— И куда? — добавил Авдей.

Баран подумал.

— Я иду от хозяина, который постоянно упрекал меня за то, что он состригает с меня слишком мало шерсти. Разве у меня плохая шерсть? Обидно всё-таки выносить напраслину. Не моя вина, что шерсть у меня не растёт так быстро, как бы хотелось хозяину. Вот я и ушёл. А куда иду, сам не знаю.

— Хорошо на воле? — поинтересовался Барбос.

— Днём, когда я ушёл, я радовался, а в лесу, да ещё ночью, мне страшно. Я боюсь волков и медведей.

— Теперь не рад, что ушёл? — спросил солдат.

— Сам не знаю, — признался баран. — Ночью мне кажется, что дома было очень хорошо, а днём вспоминаются обиды.

— Надо бы поискать тебе хозяина получше, посправедливее, — решил Пахом Капитоныч.

Адель ждала этих слов. Солдат не мог оставить в беде ни человека, ни животное и готов был взять под свою защиту каждого, кто в этом нуждался.

— Хорошо бы, — согласился баран.

Авдей насмешливо скосил глаза на Пахома Капитоныча.

— Когда-нибудь твоя доброта тебя погубит, — сказал он.

— Доброта не может погубить, — рассудительно ответил баран вместо солдата. — Губит злость и обида.

— Притом губит не злодея, а его жертву, — философски уточнил Барбос.

— Можно тебя погладить? — спросила Адель, которой очень хотелось потрогать шерсть барана.

— Конечно, — обрадовался тот. — Меня редко гладят. Всё только стригут.

— Тебе, наверное, жарко в такой шубе? — спросила девушка.

— Не знаю. Хуже, если бы было холодно.

— Как же тебя зовут? — спросил солдат.

— Хозяин по-разному меня называл. То дурак, то болван, по-всякому. Мне не нравится ни одно из этих имён.

— Борька, — предложил Пахом Капитоныч.

— Пусть будет Борька, — согласился баран.

— Меня зовут Барбос, — заявил пёс. — Держись меня — не пропадёшь.

Баран дружески ткнул его симпатичной мордой.

— Пора в путь, — напомнил солдат. — Иди сюда, Борька, поможешь нам.

Баран не возражал помочь людям тащить лодку, спокойно дал надеть на себя верёвочные постромки и напрягал силы, чтобы тянуть канат вместе со всеми. Лодка пошла заметно быстрее.

 

ГЛАВА 24

Горе

К вечеру путешественники достигли озера. Густой лес подступал к самой воде, и пламенеющая в лучах закатного солнца поверхность открылась неожиданно. Зрелище было настолько красивое, что все поневоле остановились и, забыв усталость, залюбовались яркими красками. Озеро было ещё больше, чем то, где обосновались Жюль и Полина, и противоположный берег разглядеть не мог даже зоркий солдат.

— Наконец-то дошли, — обрадовался Авдей. — Ох, и хорошо здесь! Хоть я и решил не вспоминать про нашу скатёрочку, а поневоле подумаешь, как славно бы она здесь раскинулась с богатым угощением.

— Посмотрите. Какая красота! — с затаённой грустью проговорил Пахом Капитоныч. — Как прекрасна жизнь! Любите её даже в минуты отчаяния. Помните, что вы не одни на этом свете, и всегда найдётся добрая душа, готовая придти к вам на помощь. Только сами не отворачивайтесь от людей, а то ведь как бывает: повстречается один нехороший человек, другой — и кажется уже, что весь мир тебе враг. Но добрых людей больше, чем злых, в этом мне поверьте. Доброе начало таится почти в каждом человеке, надо лишь до него доискаться, разбудить его. Никогда не переставайте верить в людей.

— Полно, Пахом, — отозвался Авдей, смущённый его речью. — Ты словно прощаешься с нами.

— В природе сейчас такой покой, такая тишина, словно… словно…

Солдат не договорил, но у Адели сжалось сердце будто в предчувствии беды. А закат делал озеро кровавым, что только способствовало тревоге.

— Если в человеке надо ещё искать доброе начало, то лучше сразу обращаться к баранам, — посоветовал Борька. — Они добры, вреда никогда никому не причиняют, а если понадобится, всегда помогут.

— У собак тоже не надо ни до чего доискиваться, — подхватил Барбос. — Если они злы, то это сразу видно, а если добры, то этого не скрывают.

— Бараны лучше, — начал спорить Борька. — Среди них нет злых, а злых собак полным-полно.

— Ну да! — возразил пёс. — Зачем же тогда вам рога? Нам, собакам, даны зубы, чтобы кусать, а вам рога — чтобы бодать.

— Мы редко ими пользуемся и бодаемся только по необходимости, а вы кусаетесь просто так.

— Кусачую собаку за версту обойдёшь, её сразу видно, а бодачего барана не распознаешь, пока он в тебя не врежется своими рогами.

— Иная собака машет хвостом, а потом как цапнет…

— Рыбки бы наловить, да крючка нет, — в раздумье проговорил Авдей.

— Один мой знакомый сделал крючок, отломав зубец из моей расчёски, — сказала Адель, вынимая из сумки расчёску.

— Отличная мысль, — обрадовался Авдей.

Насвистывая какой-то весёлый мотивчик, он соорудил удочку и забросил крючок в воду.

— Только бы нам не выудить водяного, — сказал он.

— Мы отошли на большое расстояние от того места, но осторожность не помешает, а ночью, как всегда, будем по очереди дежурить, — ответил солдат.

Все были голодны и с надеждой ждали улова, лишь баран с удовольствием пощипывал траву, объедал листья с нижних веток и не испытывал беспокойства по поводу результатов рыбной ловли.

Барбос с завистью посматривал на него и, наконец, заявил:

— Как вы, бараны, удобно устроены: едите всякую траву, и ничего другого вам не нужно.

— Зато зимой голодно, — возразил Борька. — Попробуй, доберись до травы, если она скрыта под толстым слоем снега.

Адель подумала, что ей повезло. Сейчас лето и тепло, а каково бы ей пришлось, если бы она попала в этот край зимой?

— А-а-а! — заорал Авдей, бросаясь к берегу.

Адель вздрогнула. Воображение сейчас же нарисовало ей всевозможные ужасы, которые могли появиться из глубины озера. Барбос в выжидательной позе уже стоял рядом с Авдеем. Борька в недоумении хлопал глазами.

— Есть одна! — вопил Авдей. — Разжигай костёр, Пахом!

Пахом Капитоныч засмеялся, разглядев добычу Авдея. Это была маленькая рыбка, которой не наелся бы и котёнок.

— А вот и ещё одна! — азартно кричал Авдей. — Да у меня здесь отличный клёв!

— Тише ты! Всю рыбу распугаешь! — останавливал его солдат.

— Нет уж! Если клюёт, то клюёт. Рыба сама идёт к хорошему рыбаку. Это как грибы. Твой гриб всегда тебя дождётся.

— Жаль, грибов здесь нет, — сказал солдат. — Пока мы сюда шли, я посматривал вокруг, но, видно, не грибные это леса.

— У плохого грибника всегда лес виноват, — пошутил Авдей.

— Это правда, — согласился Пахом Капитоныч, и весёлые морщинки заиграли в уголках его глаз. — То ли дело хороший рыбак! Хоть водяной ему, да попадётся.

Адель засмеялась. От тревожного настроения, навеянного кровавым закатом и странным напутствием Пахома Капитоныча, не осталось и следа, испуг от неожиданного вопля Авдея прошёл, а его радостные крики внушали надежду на ужин.

— Ох, уж ушица будет наваристая! — приговаривал Авдей.

— Из одних ершей, — поддразнивал его солдат.

— Это в тебе, Пахом, зависть говорит, — отшучивался Авдей.

Уха оказалась, и правда, наваристой и вкусной. Рыба была мелковата, но очень нежна.

— А ведь у скатёрочки попросили бы уху из осетрины, не иначе, — нахваливал свой улов Авдей. — До такого деликатеса и не додумались бы.

— Вот и я говорил, что мы способны прожить без скатёрочки, не то что наши горемыки-странницы, — напомнил солдат.

— Ну, положим, скатёрочка не была бы лишней, — возразил Авдей. — Но соглашусь, что им она нужнее. Верно, Адель?

— Ещё бы, — согласилась девушка. — Всю жизнь бы ела такую уху. От неё просто не оторвёшься.

— Приестся, — деловито сказал Авдей. — Чтобы не надоела, надо часто менять рыбу. Да и то…

Адели было хорошо в обществе друзей, костёр придавал уют, а вкусная уха доставляла наслаждение. Борька ходил возле них, пощипывая траву, Барбос аппетитно чавкал. Вокруг царили мир и покой.

Но не успели наши путешественники поужинать, как пёс поднял тревогу. Все повскакали со своих мест в ожидании появления незнакомого человека. Сначала послышался хруст сухих веток под тяжёлыми шагами, затем к костру вышел средних лет мужчина в хорошего покроя и когда-то нарядной, но теперь сильно поношенной и покрытой пятнами одежде. Выражение его красивого выразительного лица выдавало человека энергичного, решительного и бывалого. Трудно было определить, кто он, но чувствовалось, что он испытал немало приключений и не терялся ни при каких обстоятельствах. Адель не могла определить, добр он или зол, честен или беспринципен, добродетелен или порочен. Он не вписывался ни в одно из этих определений и, вероятно, при случае мог быть и плох, не испытывая впоследствии раскаяния, и хорош, не чувствуя радости от доброго поступка. Его серые глаза спокойно и проницательно оглядели дружную компанию.

— Не ожидал встретить здесь людей и очень вам рад, — проговорил он немного резким голосом.

Адель подумала бы, что любой другой на его месте улыбнулся бы, но к этому человеку улыбка не шла и выглядела бы фальшивой.

— И мы рады гостю, — ответил Пахом Капитоныч с запинкой, словно сомневался в своих чувствах.

— Присаживайся к огоньку, — подхватил Авдей. — Не знаю, как звать-величать…

Барбос выжидательно смотрел на незнакомца. Шерсть его на загривке топорщилась.

— Мон?ро, — представился мужчина.

— Чем занимаешься? — спросил солдат, испытующе глядя на него.

— Всем понемногу. Плавал по морям сначала юнгой, затем матросом. Дослужился до помощника капитана торгового судна. Был ковбоем на Западе, мыл золотишко, искал алмазы… Легче сказать, кем я не был. А не был я богачом. Сейчас иду на восток. Посмотрю, как там люди живут и нельзя ли там разбогатеть.

Адель не знала, нравится ей Монро или настораживает. Авдей тоже мотался по свету, не зная пристанища, но сразу располагал к себе, о Пахоме Капитоныче и говорить не приходилось: его честная добрая душа раскрывалась при первом же знакомстве. Совсем иначе было с Монро. Он, вроде бы, охотно говорил о себе, но не то он чего-то недоговаривал, не то её смущал слишком спокойный, даже безмятежный взгляд, однако этот человек оставался непонятным.

Девушка посмотрела на Барбоса. Собака легла в стороне от костра и внимательно следила за пришельцем, не проявляя агрессивности, но не пропуская даже самого лёгкого его движения.

Всех заинтриговал этот человек, за исключением барана Борьки, который, как ни в чём ни бывало, бродил вокруг лагеря и от безделья щипал траву.

— Предложи гостю поесть, дочка, — обратился к девушке солдат.

Адель придвинула к Монро котелок с остатками ухи и подала ложку, недавно вырезанную Пахомом Капитонычем.

— Твоя дочь? — спросил Монро, бросив быстрый взгляд на Адель.

— Можно сказать, что дочь, — подтвердил солдат. — Мы столько пережили вместе, что Адель мне стала роднее, чем иная дочь собственному отцу.

— Красиво сказано, — заметил Авдей. — Главное, понятно.

— Смысл ясен, — отозвался Монро. — Вижу, что девушка путешествует с надёжным эскортом.

— Р-р-р, — подтвердил Барбос. — Пасть порву, если кто обидит моих хозяев. И глотку перегрызу.

Монро осмотрел собаку и кивнул.

— Хороший защитник, — согласился он.

Не ожидая повторного приглашения, он принялся за еду, и очень скоро его ложка подгребла последние кусочки. Он отставил котелок, по-видимому, не наевшись.

— Я вижу, что там бродит шашлык, — обратился он к Авдею. — Может, приведём его в надлежащий вид?

Адель сразу же ощутила острую неприязнь к пришельцу.

— Это наш Борька, — сказала она.

Барбос глухо заворчал.

— Извините, не знал, что этот баран — ваш питомец, — попытался загладить свою оплошность Монро. — Я не хотел вас обидеть, милая дама. Может, поискать другой шашлык?

— Не будем говорить о шашлыках, потому что здесь нет даже грибов, — примиряюще проговорил Пахом Капитоныч и крикнул. — Борька, далеко не уходи, а то попадёшься волку или медведю.

Баран незамедлительно пришёл.

— Не отходи от меня, — деловито приказал Барбос.

Борька не стал спорить и спокойно улёгся около собаки.

— Я вижу, у вас есть лодка, — сказал Монро.

— Да, завтра дотащим её до озера и продолжим путь по воде.

— Не хочется обременять вас своей просьбой, но не возьмётесь ли вы переправить меня через озеро? — спросил Монро. — Лодка, кажется, должна выдержать нас всех, включая барана. Говорят, что здесь в самый раз плыть именно в лодке, а то, если идти в обход, угодишь в болото.

Пахом Капитоныч не умел отказывать. Адель видела, что ему неуютно в обществе Монро, но он всё-таки согласился.

— Отчего же не подвезти? Переночуем здесь, а утром поплывём.

— Я не буду в тягость, — сейчас же заявил Монро. — Посадите меня на вёсла, и увидите, что я отличный гребец. Я не только с морской службой знаком. Я и на лодке по рекам плавал и на каяке через буруны переправлялся.

— А я буду кормщиком, — засмеялся Авдей. — Адель у нас — водочерпальщица, Барбос — вперёдсмотрящий, Борька — пассажир, а Пахом — капитан.

Монро скривил губы в подобии улыбки.

— Теперь — спать, — распорядился Пахом Капитоныч. — Я дежурю первый, потом — Авдей, а ты, Адель, — под утро.

— А я? — спросил Монро.

— Гостю — почёт и уважение, — ответил солдат.

— Ну, так я воспользуюсь своим преимуществом и отлично высплюсь, — решил Монро. — Пока я блуждал один, я спал мало и урывками, так что совсем измучился.

Ночь прошла спокойно, ни разу никто не потревожил усталых путников, а утро выдалось безоблачным и обещало ясный тёплый день. Авдей сразу же поспешил ловить рыбу, Адель принялась собирать ветки для костра, Борька занялся своим завтраком, росшим прямо под ногами, а Барбос лежал в стороне, не упуская никого из вида.

— Денёк для прогулки по озеру отличный, — сказал Монро. — Может, пока все работают, и нам потрудиться, а Пахом? Перетащим лодку к озеру и спустим на воду, а когда позавтракаем, то, не теряя времени, отчалим.

— Хорошая мысль, — одобрил солдат, поглядев на поднявшееся над горизонтом солнце. — Мой дружок тоже никогда не сидел без дела. Он мне опять приснился сегодня ночью. Хорошо приснился, будто мы с ним опять вместе… Ну, пойдём.

Адель давно уже не слышала о погибшем друге Пахома Капитоныча, но, по-видимому, солдат о нём не забывал, раз вновь увидел его во сне. Она вздохнула, на миг опечалившись несправедливостью судьбы, выхватывающей из жизни лучших людей, и сейчас же отвлеклась от этих мыслей, подбирая мелкий хворост для растопки и сухие сучья. Самым ответственным делом было правильно разложить костёр, а она уже давно научилась разными способами укладывать сучья и растопку, потому что учителей у неё было немало. Прежде чем высечь огонь, она решила сходить к Авдею и посмотреть, много ли он наловил рыбы и не рано ли разводить огонь. В это время солдат и Монро уже дотащили лодку до кромки воды.

— Быстро вы управились, — крикнула девушка, когда лодка с плеском вошла в воду. — У меня тоже всё готово.

— У Авдея заминка, — сообщил Барбос, сидя на берегу и наблюдая за действиями хозяина и гостя.

— А как вчера расхвастался! — напомнил Пахом Капитоныч. — Послушать, так первый рыбак. Сходи, Адель, погляди на его улов, пока он, и правда, мало наловил. Потом его уже не пристыдишь.

Девушка весело направилась к рыболову.

— Говорят, тебе уже некуда класть рыбу? — коварно спросила она.

— Не слушай завистников, Адель, — посоветовал Авдей. — Подожди, моя рыба ещё не подошла, но она уже на подходе. На завтрак я добуду такого…

Оба вздрогнули, услышав неистовый истеричный лай Барбоса.

— Господи! — вырвалось у девушки.

— Что там? — испугался Авдей, бросая удочку и со всех ног кидаясь в сторону лодки. — Пахом, что случилось? Барбос! Монро!

Сначала они увидели быстро удаляющуюся от берега лодку, в которой сидел за вёслами Монро, потом собаку, с трудом тянущую на берег что-то, находящееся в воде.

— Пахом! Что с тобой, Пахом? — закричал Авдей, бросаясь в воду и вытаскивая на берег безжизненное тело солдата. — Пахомушка! Очнись, Пахом!

Адель с ужасом увидела рукоятку ножа, торчащую из груди солдата.

— Пахом Капитоныч! — жалобно позвала она, подавляя рыдание.

— Это сделал Монро, — дрожащим голосом сказал подбежавший вместе со всеми Борька.

— Я не успел помешать. Убийца внезапно ударил ножом хозяина, вскочил в лодку и уплыл, — проговорил Барбос и горестно завыл.

Авдей долго ощупывал солдата и прислушивался, не бьётся ли его сердце. Он вытащил нож из раны, пытаясь определить, насколько она глубока. Убедившись, что все его усилия напрасны, он сел у тела своего друга, обхватив голову руками, и замер.

Адели казалось, что в её жизни никогда не было большего горя. Ей стала безразлична и её судьба, и судьба Франка. Разве теперь для неё возможно счастье? Пахом Капитоныч был мёртв. Она даже не могла позвать на помощь колдуна Жана, потому что не знала об опасности. Почему, ну почему они приняли Монро в свою компанию? Ведь этот человек настораживал всех, и солдат словно предчувствовал, что пришелец сыграет в его судьбе роковую роль. А теперь милый, добрый, готовый каждого взять под свою защиту Пахом Капитоныч был убит человеком, которому он оказал гостеприимство, и убийца сейчас безнаказанно плывёт в их лодке. Ему была нужна лишь лодка, и из-за такой малости он пошёл на убийство. Лучше бы он убил её, Адель. Как теперь жить?

Женские рыдания вызывают сострадание, но когда рыдает сильный жизнерадостный мужчина, становится страшно. А Авдей рыдал. Рыдал горько и безутешно.

— Для меня всё кончено, — глухим безжизненным голосом проговорил пёс. — Я не хочу больше жить. Я умру на могиле моего хозяина. Это был единственный человек, которому я был нужен.

— Ты нужен нам, — возразил Авдей, не отрывая рук от лица.

— Нет, для меня жизнь уже кончена, — говорил Барбос, и было очевидно, что он не переживёт утрату.

Борька ласково ткнулся мордой в шею собаки, но Барбос не пошевелился.

Время остановилось для осиротевших путешественников. Они были погружены в своё горе и не могли думать ни о чём другом. Лишь ближе к вечеру Авдей встал и обвёл печальным взглядом друзей.

— Наша утрата невосполнима, — сказал он прерывающимся голосом, — но мы живы и должны исполнить каждый свой долг. Только ты, Адель, можешь вызволить своего жениха из неволи, а мы поможем тебе, хоть и не будет среди нас самого мудрого и умелого нашего друга. После этого я пойду к Анне и помогу ей и её детям. Нуждаться они не будут. Потом я отыщу девятиглавого дракона, вырежу его сердце и оживлю убитый младенцев. Барбос, твоя помощь нам необходима, и твой хозяин желал бы, чтобы ты шёл с нами.

Барбос лежал, безучастный к внешней жизни, сосредоточившись лишь на своём горе. Он казался мёртвым, лишь слабое дыхание подсказывало, что он ещё жив.

— Умрёт, — печально сказал Авдей, указывая на собаку.

Адель и сама это понимала. Ей казалось, что и ей самой легче было бы умереть, чем жить с такой тяжестью на душе.

— Надо отдать последний долг нашему другу, — проговорил Авдей. — Мы похороним его утром. Я вырою могилу, а ты, Адель, не сиди, как мёртвая. Поплачь. Выплачь своё горе, а не можешь плакать — кричи.

Он резал твёрдую землю ножом, а руками выгребал комья из ямы. Могила получилась глубокая и ровная. Над ней склоняла ветви молодая берёзка, словно её нарочно здесь посадили.

Адель в оцепенении смотрела прямо перед собой. Слёзы не приходили, а сознание окутывал глубокий мрак.