— Красивое вы место выбрали для житья! — приветствовал Пахом Капитоныч полного пожилого человека, сидевшего на крыльце и безмятежно покуривавшего трубочку.

— За столько лет приглядишься и перестаёшь замечать красоту, — отозвался тот. — А прежде я, и правда, не мог налюбоваться видами. Взгляните: впереди озеро, необъятное, как море, а к самому берегу подступают сосны. Дух захватывает от восхищения. Первый раз в наших краях?

— Впервые.

— Я и смотрю, что вы любуетесь здешними красотами. Местные давно уже их не замечают.

"Какой приятный человек, — подумала Адель. — Да и как не жить в мире с самим собой и с природой, если тебя окружает сама красота".

— Что-то мне не нравится этот человек, — прошипела бабушка Агата на ухо девушке.

— А по-моему, он очень славный и говорит хорошо.

— Говорит-то он хорошо, нынче все горазды языком трепать, да голос нехорош. Помяни моё слово: с ним надо держаться настороже.

— Если бабушка так говорит, то это правда, — сказала Ганька.

— Нехороший человек, — тихо шептал Барбос с другой стороны. — От такого всего можно ожидать.

Адель не знала, что и подумать. И она, и Пахом Капитоныч, и Авдей видели в хозяине лесного дома разговорчивого и доброжелательного человека, лишённого возможности часто видеть прохожих.

— Надеюсь, вы зайдёте к нам? — спросил хозяин. — У меня жёнушка справная, моментально соберёт на стол. Только молчальница она у меня. Я люблю поболтать, а она в ответ молчит. Так и приходится говорить за двоих. Но живём мы хорошо, ладно.

Выяснилось, что зовут хозяина Жюль, а его жену — Полина.

— Это не наша родина, но каждый живёт там, где легче живётся. Нам хорошо здесь, поэтому мы и осели в этом месте, но, если становится скучно, я снаряжаю лодку (вон она привязана к колышку) и езжу в гости. Жена у меня домоседка, однако охотно меня отпускает, потому что не скучает без меня.

— Чем же ты живёшь? — удивился Авдей.

— Там в лесу у нас есть огороды на пепелище, а в основном мы промышляем рыбой. Я ловлю, а жена коптит или вялит. Потом мы это сбываем местному купцу. Край благодатный, и с голода не умрёшь.

— Вам здесь не страшно? — спросила Адель.

— Чего же нам бояться? — удивился хозяин. — Разбойникам у нас поживиться нечем.

— А водяных здесь нет? — спросила девушка.

Жюль засмеялся весело, открыто.

— Что им здесь делать? Они любят стоячую мутную воду и омуты, а здесь вода чистая, прозрачная. Озёра соприкасаются, так что можно сказать, что вода проточная. Водяным в наших краях было бы плохо.

Хозяин пригласил гостей в дом, а Барбосу велел остаться снаружи.

Комната, в которую они вошли, была большой, скудно обставленной, однако стол со стульями вокруг, буфет с красивой посудой, резной шкаф и лавки по стенам, накрытые цветными ковриками, придавали уют.

— Накрывай на стол, жёнушка! — весело закричал Жюль. — Видишь, дорогие гости пожаловали! Не часто нам случается принимать гостей!

Хозяин был полным, добродушным и горел желанием получше принять забредших к нему путников, поудобнее усадить и повкуснее угостить, а его жена была худой женщиной, неразговорчивой и предпочитающей в необходимых для ответа случаях ограничиваться односложными словами. Понять, приятно ли ей видеть в своём доме чужих или она лишь вынуждена терпеть их присутствие, было невозможно.

Жюль не мог допустить и мысли, что гости уйдут. Он хотел посидеть с ними за столом, поговорить, послушать, где они были и что видели, а потом оставить их ночевать. Утром, отдохнув и набравшись сил, они продолжат путь.

Адель не придала значения мнению бабушки Агаты о хозяине, потому что богомольная старушка не отличалась доброжелательностью. Немного смущало убеждение Барбоса в том, что это человек опасный. Обычно собаки хорошо разбираются в людях. Однако Жюль был так гостеприимен и держался с такой простотой, что девушка позабыла свои сомнения.

— Как видите, у нас в рационе в основном рыба и овощи, — говорил Жюль. — Рыбу я сам наловил, а овощи — заслуга жены. Это она возится с огородом, и руки у неё, прямо скажу, золотые. Завтра обязательно проведу вас на наш огород, и вы увидите, какие чудо-овощи ухитрилась вырастить моя жёнушка. Капуста такая, что… на этом столе уместятся только три кочана. А каждая тыква займёт по полкомнаты…

— Хм, — подала голос Полина.

— Ну, может, четверть. А огурцы! С одного растения можно собрать ведро огурцов. Помидоры — в рост человека и издали кажутся красными столбами из-за обилия плодов. В укропе хорошо прятаться от врага, если бы такой объявился, и для этого не надо даже нагибать голову, а о картофеле и говорить не приходится. Когда я иду выкапывать один куст, то беру с собой не менее пяти вёдер.

— Хм…

— Ведра четыре, не меньше, — сдался Жюль. — Жаль, что сейчас не сезон, а то бы я доказал свою правоту.

Было очевидно, что хозяин сильно преувеличивает, расписывая урожай со своего огорода, но обед был вкусным. Рыбный суп с картошкой на первое, жареная рыба, молодой отварной картофель, салат, помидоры, огурцы и зелень — на второе. Молчаливая хозяйка лишь подавала, но не присаживалась к столу, зато гостеприимный хозяин говорил за двоих и ел с большим аппетитом.

— Охотно бы послужил вам проводником по озёрному краю, — говорил он, — но не хочу бросать жену. Как она одна справится? А хорошо было бы попутешествовать по воде, останавливаться на ночь на берегу, разводить костёр… Как представишь такую жизнь, так еле уговоришь себя остаться на месте. Завидую я вам, честное слово!

Пахом Капитоныч улыбнулся, а Авдей ответил:

— Из такого дома трудно уйти, если живёшь здесь много лет. Это мы, птицы перелётные, бродим по свету, счастья ищем. Ты нашёл — ну, и держись за него.

— Нечего зря по свету-то болтаться, — недовольно проговорила старуха. — Давно пора осесть да делом заняться.

— Так и ты ведь бродишь, бабушка Агата, — возразил Авдей с долей обиды.

— Я святые места посещаю, внучку свою к праведной жизни приобщаю. А вам, бездельникам, и оправдаться нечем.

— Мы сорок монастырей обошли, — похвасталась Ганька.

Хозяин поглядел за окно.

— Темнеет, — сообщил он. — Жена сейчас принесёт булочки с яблочным джемом, а я помогу ей справиться с чаем.

Когда Жюль и Полина вышли, старуха живо поднялась с места и подошла к двери. Адели было неловко за подобное любопытство, но она ничего не могла поделать. Богомолка долго не отходила от двери, а когда вернулась к компании, то лицо её было озабоченным и хмурым.

— Что-то они затевают, а что — не разберу. Говорят про заварку, хотят что-то в неё добавить.

— Может, липовый цвет? — предположил солдат. — Помогает при простуде.

— А белена поможет при горькой жизни, — сердито отрезала бабушка Агата. — Ещё про кольцо какое-то говорили.

Пахом Капитоныч насторожился.

— Про какое кольцо?

— Не поняла. Какое-то кольцо им потребовалось. В сумке, говорят, лежит.

Адели стало очень неуютно, и таинственное кольцо, висящее на шнурке у неё на шее, показалось ей очень опасным. Она не знала, как им пользоваться, а из-за этого пока ненужного ей предмета у них у всех могут быть большие неприятности. Водяной уже пытался украсть его вместе с сумкой, а теперь и хозяева мечтают его заполучить. Зачем оно им? Как они могли узнать про кольцо?

— Не пейте чай, — решительно сказал солдат. — В заварку подсыпали отраву или сонное зелье. Им что-то нужно у нас взять, поэтому будем настороже.

— У нас ничего нет, — вызывающе проговорила Ганька, сверля глазами солдата, Авдея и Адель. — А у вас есть скатерть-самобранка. Может, ещё что-нибудь есть?

— Ничего нет, заверил Пахом Капитоныч. — Только скатерть. Может, они нас с кем-то спутали?

Ганька явно не поверила солдату и продолжала испытующе смотреть на попутчиков.

— А вот и чаёк! — объявил Жюль, ставя на стол большой чайник. — Отличный чаёк! Ароматный! Крепкий!

— Ароматный — хорошо, — сказал Пахом Капитоныч. — А крепкий — не пойдёт. Завтра нам в путь выступать, а напьёмся мы твоего чая — так полночи спать не будем. Рассвет наступит, а нас и пушкой не поднимешь, потому что только-только заснули. Извини, хозяин, пить твой чай нам никак невозможно.

Жюль привёл множество доводов о пользе своего чая и необоснованности опасений солдата, но потом сдался и велел жене принести брусничной воды.

Адель подумала, что их положение весьма затруднительно. Как им теперь отказываться от угощения? Какие доводы можно придумать против брусничной воды? Если они не станут её пить, хозяин сразу заподозрит, что им известны его планы.

Хозяйка принесла глиняный кувшин и поставила на стол.

— Красивые у тебя вышли булочки, хозяйка, румяные. Так и просятся в рот. Но прежде надо отнести еду нашей собаке. Рыбу ему давать не надо, а то избалуется на хорошей еде. Пусть догложет кости, которые остались от прошлого обеда.

Солдат порылся в своём мешке и вынул оттуда кости с остатками мяса.

— Иди, Адель, отнеси это Барбосу. Помоги ей, хозяюшка, проводи её.

Адель с некоторым недоумением понесла обед для Барбоса. Молчаливая Полина шла рядом. Пёс ласково ткнулся носом в руки девушки, и та наклонилась, чтобы его приласкать, и успела ему шепнуть, чтобы был настороже и не пил ничего, что предложат хозяева: ни воды, ни бульона.

— Понял, — буркнул умный пёс.

Когда они вернулись, в комнате была суета, поначалу ужаснувшая Адель. Она было решила, что кого-то отравили, но её страхи оказались необоснованными. У Авдея всего-навсего разболелся зуб, но он так стонал и мучился, что переполошил всех, а хозяину пришлось принести тёплый шарф. Авдей сидел на скамье у окна с искажённым лицом, обмотанный, как старая бабка, и непрестанно охал, а около него столпились сочувствующие зрители.

— Не обращайте на меня внимания, — простонал он. — Скоро пройдёт. Уже проходит. Я посижу немного, прогрею зуб и тоже сяду за стол.

— Да, нехорошо, если булочки простынут, — согласился солдат. — Неуважение хозяйке. Продолжим ужин, друзья, а ты, Авдей, поскорее выздоравливай, иначе мне придётся выдернуть твой зуб.

Он сел за стол, и остальные тоже заняли свои места. Полина молча смотрела, как Жюль разливает всем, кроме себя, морс.

— Ну, и вкусны у тебя, хозяюшка, булочки! — восхитился Пахом Капитоныч, откусив сразу половину булки и запив её морсом. — И морс хорош. Как раз самое питьё на ночь. Чай — напиток утренний, он бодрость даёт, а морсу выпьешь — и на боковую. Не успеешь оглянуться, как заснёшь. Пей, Адель, пей, бабушка Агата. Ганька, не зевай. А сам-то ты почему не пьёшь, хозяин?

— Не люблю морс, — ответил Жюль, отводя глаза.

Адель с недоумением сделала глоток. Морс был приятным на вкус, чуть кисловатым и отлично утолял жажду. Но она хорошо помнила, что Пахом Капитоныч отказался от чая из опасения, что в него подмешали сонного зелья или отраву. Он не может не понимать, что и морс будет так же опасен. И всё-таки он пьёт его сам и приглашает пить остальных. Он даже как-будто подсказывает, что всем необходимо его попробовать. А хозяин неспроста отказывается пить этот напиток.

Девушка ничего не понимала, но настолько безоговорочно верила солдату, что выпила весь стакан.

— Если морс не холодный, то я тоже выпью, — подсел к столу Авдей. — Вроде бы, зуб отпустило. Есть ничего не буду, а морс выпью. И от чего, скажите мне, у человека зубы болят?

— От грехов! — обличающе проговорила бабушка Агата. — Веди жизнь праведную — и никакой недуг тебя не посмеет настигнуть. А час придёт, так отойдёшь в мир иной здоровеньким, без мучений, с ясной улыбкой на устах.

Солдат, зевнувший было от всей души, подавился смехом и закашлялся.

— Постараюсь вести праведную жизнь, — решила Адель.

Бабушка Агата сердито устремила на неё незрячие глаза.

— Нелегко войти во врата небесные, — возвестила она. — Все хотят в рай, да грехи тянут в ад. Мало, очень мало избранных, чей путь ведёт вверх, мало чистых душ. И захочешь быть доброй, да поступаешь зло, захочешь щедрой быть, да Сатана под руку толкает, не даёт творить милостыню. И возомнишь себя праведницей, а глядишь, черти тебя уже в аду на сковородке жарят.

Старушка закончила свою речь таким злобным тоном, что даже молчаливая Полина уставилась на неё во все глаза.

— Бабушка верно говорит, — сказала Ганька. — Всех вас черти будут жарить на сковородке.

— Кайтесь, пока не поздно! — прокаркала богомолка.

Пахом Капитоныч перекрестился, Авдей вздохнул и потихоньку сунул в карман булочку.

— Грехи наши тяжкие! — грустно сказал он.

Адели было и жутко и смешно одновременно.

— Да, живёшь-живёшь… — начал было Жюль, но не докончил фразу.

— Бойтесь даже в мыслях учинить другому обиду, — продолжала старуха. — А если на деле затеете дурное — то быть вам испепелёнными на месте. Враг человеческий силён, но и ангел-мститель не дремлет и отплатит обидчику по делам его.

— Да, уж он отомстит, — согласился Жюль и спросил. — Не угодно ли будет дорогим гостям ложиться спать?

— Угодно, дорогой хозяин, — откликнулся Авдей. — Так клонит в сон, что сил нет. Не знаю, как доберусь до постели. Вроде, день сегодня был не очень тяжёлым, а почему-то устал. Ты как, Пахом?

— Охотно бы соснул, — согласился солдат и кивнул Адели. — И ты, дочка, совсем уморилась. Всем нам надо хорошенько отдохнуть, а завтра выйти пораньше. Где ты нас уложишь, хозяин?

— В сарае на причале. В доме места мало, а там свободно. Но не обессудьте: спать придётся на сене. Боюсь, у меня не найдётся одеял на всех.

— Они нам и не нужны, — заверил его солдат. — Мы люди ко всему привычные и живём по-походному. Было бы где голову преклонить. Вставай, Ганька, бери под руку бабушку и веди осторожно.

— Проспите Царствие Небесное! — изрекла старуха.

Адель совершенно не хотела спать и удивлялась, почему Авдей и Пахом Капитоныч так изнемогают. Она тоже пила морс, в который хозяева что-то подмешали, но на неё это зелье почему-то не подействовало. Бабушка Агата и Ганька тоже не казались особо усталыми.

Пахом Капитоныч поспешил увести своих спутников из дома и вслед за хозяином подошёл к сарайчику, стоявшему на крошечной дощатой пристани, построенной над кромкой воды у самого берега. Неподалёку на коротком канате покачивалась на воде лодка.

Пахом Капитоныч обвёл цепким взглядом окрестности.

— Да, красота! — протянул он. — И днём места чудные, и вечером глаз от них не оторвёшь. Куда тебе, хозяин, пускаться в странствия? Я бы на твоём месте никуда отсюда не ушёл. Ну, пошли спать.

Хозяин проводил их в сарайчик и указал на сено, в изобилии сваленное у стены.

— Желаю хорошо выспаться и видеть чудесные сны, — сказал он на прощание и вышел.

Пахом Капитоныч проследил за ним.

— Ушёл, — сообщил он.

От прежней его сонливости не осталось и следа. Авдей тоже был бодр.

— Я услышала, как хозяин сказал жене, что мы скоро заснём, а ночью он от нас избавится, — сообщила бабушка Агата. — Про водяного упомянул. Вроде бы, он обещал ему золото. Не за то ли кольцо, о котором говорилось прежде?

Солдат размышлял.

— Во что они подмешали сонное зелье? — спросила Адель. — Я совсем не хочу спать.

— В морс, — ответил Авдей.

— Но ведь мы его пили, — растерялась девушка.

— А на что нам скатёрочка? — спросил Пахом Капитоныч. — Когда ты, дочка, увела хозяйку, чтобы покормить Барбоса, у Авдея срочно разболелся зуб, и мы устроили по этому поводу шум и суматоху. Видела бы ты, как охал, подвывал и причитал Авдей! Хозяин, должно быть, испугался, что при такой боли на человека не подействует даже сонное зелье, поэтому легко ухватился за подброшенную ему мысль о тёплом шарфе для прогрева зуба и поспешил его принести. Тут я и заказал нашей скатерти такой же кувшин с морсом, какой стоял на столе, но без примеси, а тот, что был с зельем, я спрятал в мешок. Вот он, даже не пролился. Я его заткнул тряпкой… Ну, пусть он постоит здесь в углу. Нам он не нужен.

— Наверное, можно было подменить и чай, — предположила Адель. — Как это хозяин не понял, когда мы отказались от чая, что нам известны его планы?

— Я ведь не знал, что он принесёт что-то взамен, — признался солдат. — Но всё вышло к лучшему. Подменить кувшин было легко, достаточно заткнуть горлышко тряпкой, а чайник в мешок не спрячешь.

— А хозяин в полной уверенности, что мы скоро крепко заснём, — подхватил Авдей и тревожно прибавил. — Надо уходить.

— Рано, — определил солдат. — Пусть сперва стемнеет. За сараем к причалу привязана лодка. В неё и погрузимся. Я всё подумывал, где бы нам достать лодку, а она к нам сама пришла. Нехорошо, что без ведома хозяина её берём, но и он отнёсся к нам не по доброму.

— Так ему и надо, нечестивцу и безбожнику! — прошипела бабушка Агата. — Пусть его и на том свете черти терзают, и на этом свете пусть ни в чём ему не будет удачи.

— Глядите! — вскрикнул Авдей.

Все поспешили к нему, и он указал на люк, сделанный в полу. Крышка легко откинулась и открыла доступ к воде.

— Или наш хозяин здесь сговаривается с водяным, или сюда тела своих убиенных гостей сталкивает, — рассудил Авдей.

Бабушка Агата истово перекрестилась, а Ганька прижала обе ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть от ужаса.

Путешественники с нетерпением ждали, когда же тьма сгустится настолько, что можно будет уплыть на лодке. К счастью для них, на озеро спустился туман.

— Пошли! — скомандовал солдат. — Я первый, за мной бабушка Агата и Ганька, потом Адель. А ты, Авдей, приведи сюда Барбоса. Только осторожнее, сам знаешь.

— Сам знаю, — подтвердил тот. — На всякий случай, будьте наготове, чтобы по тревоге сразу отплыть. Всякое может случиться, так что попрощаемся.

Он обошёл всех по очереди, прощаясь, и выскользнул из сарая.

— Чудак-человек, — ласково проговорил Пахом Капитоныч ему вслед. — Разве мы уплывём без тебя?

Солдат осторожно провёл своих подопечных к лодке и очень по-умному их разместил, чтобы в пути каждый знал своё место и своё дело. Сам он сел на вёсла, для Авдея оставил место у руля, а Адель и Ганька должны были вычёрпывать воду, если она будет набираться. Старуха, чей обострённый слепотой слух уже сослужил им хорошую службу, должна была чутко прислушиваться. Солдат опасался, что на них может напасть водяной, прознавший, что Жюль потерпел неудачу.

— А вот и мы! — прошептал Авдей, садясь в лодку.

Барбос бесшумно перепрыгнул через борт и молча улёгся у него в ногах. — Если из воды появится что-нибудь странное, бей его по голове багром, Авдей, — предупредил солдат.

Лодка легко отчалила от пристани и заскользила по чуть колеблющейся воде. Пахом Капитоныч ловко её развернул и, осторожно опуская вёсла в воду, бесшумно погнал вверх по озеру.

Адели казалось, что они уже отошли на большое расстояние и теперь в полной безопасности, но Авдей предупредил, что разговаривать можно только шёпотом, а лучше помалкивать, потому что по воде звуки разносятся очень далеко. Теперь девушке стала мерещиться погоня и всяческие хитрости, на которые непременно должен был пуститься водяной, не получивший таинственного железного кольца.

Авдей и Пахом Капитоныч поменялись местами и до восхода солнца неустанно погоняли лодку. Лишь утром было решено причалить к берегу и отдохнуть.

— А ведь это бабушка всех спасла, — напомнила Ганька. — Если бы не она, вас бы напоили сонным зельем и убили.

— Это правда, — согласился солдат.

— Мы очень тебе благодарны, бабушка Агата, — сказала Адель.

— Да, бабушка, без тебя нам не жить, — подтвердил Авдей.

— Я предупреждал, что это плохой человек, — проворчал Барбос. — Надо слушать, когда говорят дельные вещи.

Против этого возразить было нечего, и без долгих разговоров решено было позавтракать. Расстелили скатерть-самобранку и каждый попросил для себя что-то вкусное. Даже скромный Барбос, закрыв глаза от такого нахальства, заказал роскошные бараньи отбивные котлеты и был приятно удивлён, получив желаемое.

Отдохнув, вновь погрузились в лодку и к вечеру приплыли к противоположной стороне озера. Решено было завести лодку в протоку между двумя озёрами и лечь спать тут же возле неё, расставив дежурных.

Ночь прошла на удивление спокойно, а наутро позавтракали и стали было готовиться в путь, но старуха с внучкой решили, что им следует идти строго на север, так как, по слухам, именно в тех лесах затерялся монастырь, а не плыть на лодке по озёрам и лесным протокам.

— Подумай, бабушка Агата, стоит ли тебе от нас отделяться? — убеждал её добросердечный Пахом Капитоныч. — С нами тебе будет и сытно и безопасно. Внучке твоей не надо будет выискивать место для ночлега, и не нужно будет просить милостыню. А как приглянется тебе село, где живут добрые люди, может, там и останешься. Куда вам, двум беззащитным женщинам, бродить по этим лесам и озёрам?

— Нет, не уговаривай меня, солдат, — стояла на своём старуха. — Вы, безбожники, идите своей дорогой, а мы с внучкой обходим святые места, нам с вами, грешниками, не по пути.

Пахом Капитоныч жалел слепую старуху и девочку и искренне желал, чтобы они продолжали путь с ними. Авдей поддержал его, но не так горячо и настойчиво. Барбос счёл за благо промолчать.

Адели было жаль расставаться с новыми знакомыми. Конечно, характер у слепой старухи был плохим, а внучка была чересчур любопытна и потихоньку обшарила все их вещи, но девушке с ними было легче. Прежде Пахом Капитоныч и Авдей приноравливались к их силам, а теперь её будут или вновь принимать за хрупкий цветок, или ей придётся мужественно скрывать усталость. Правда, она уже путешествовала с ними, но тогда их подгоняли обстоятельства. Помимо этих соображений беспомощность двух бездомных существ тоже вызывала в ней жалость.

Солдат попросил у скатерти побольше вкусной, сытной и непортящейся еды для странниц и даже отдал им все свои сбережения. Старуха торопливо спрятала деньги, пробормотав, что Господь воздаст за всё сполна, а Ганька так расчувствовалась, что засуетилась вокруг лодки, помогая путешественникам собраться в путь. Она посоветовала положить на дно лодки сучья, а уж на них вещи, чтобы вода не могла их намочить, и сама помогла их наломать и тщательно уложить. Адель даже удивилась такой предусмотрительности востроглазой и не очень доброжелательной девочки. А Ганька сама аккуратно поместила мешки и сумку Адели на сучья.

— Теперь будете время от времени вычёрпывать воду, а о своих вещах можете не заботиться: они останутся сухими, — деловито сказала она.

— Ну, и голова у тебя! — восхитился Авдей.

Ганька скромно промолчала. Они со старухой долго стояли и смотрели вслед удаляющейся лодке, а потом, когда протока, соединяющая два озера, сделала лёгкий изгиб, скрылись за деревьями.

— Почему они не захотели идти с нами? — удивлялся Пахом Капитоныч. — Ну, что они будут делать одни? На несколько дней у них есть еда, а как дальше? Хорошо, если они встретят людей. А если нет?

— Успокойся, Пахом, — ответил Авдей. — Они привычны к такой жизни. Ведь не умерли они без тебя? Мы могли бы их вообще не встретить. Разминулись бы…

Он не договорил, потому что днище прошелестело по песку, и лодка остановилась.

— Слишком мелко, — решил Барбос, поглядев вниз.

— Придётся тащить лодку волоком, — сказал солдат.

Причальный канат, заботливо припрятанный Пахомом Капитонычем, был привязан к носу лодки, и мужчины потянули её по мелководью.

— Как бурлаки, — усмехнулся Авдей.

От Адели было мало проку, но всё-таки она изо всех сил толкала лодку в корму. Барбос бегал вокруг, проверяя, всё ли в порядке.

Работа была изнурительная, а тяжёлая лодка продвигалась слишком медленно, но люди упрямо шли вперёд и остановились, только когда совсем уж выбились из сил.

— Самое время перекусить! — воскликнул Авдей в радостном предвкушении вкусной еды. — Ох, уж и обед я себе придумал! Доставай скорее нашу скатёрочку, Адель, а то я сейчас умру от голода.

Пахом Капитоныч передал девушке мешок, а сам пошёл к месту стоянки, чтобы убрать сучья и камни, если они есть, и приготовить площадку для отдыха.

Адель в недоумении порылась в мешке и вернулась к лодке, однако ни в другом мешке, ни в её сумке скатерти не было. Девушка обшарила всю лодку, но ничего не нашла. Она ясно помнила, что скатерть, как обычно, свернули и положили в мешок.

— Что закопалась, дочка? — окликнул её солдат.

— Пропала скатерть-самобранка, — упавшим голосом сообщила Адель.

Авдей со всех ног бросился к ней, перерыл все вещи, вернулся к стоянке, вновь подбежал к лодке, осмотрел содержимое мешков и застыл в позе отчаяния.

— Нет? — спросил Барбос и сглотнул слюну. — Нам опять придётся голодать?

— Проклятая старуха! — закричал Авдей, бросая мешок. — Это её рук дело! Богомолка называется! Хвастается, что по святым местам ходит, а сама чужие вещи ворует!

— Скорее всего, это Ганька, — возразила Адель.

Авдей хлопнул себя по лбу.

— А ведь верно! — согласился он. — Недаром она так тщательно прилаживала наши вещи. Укладывала, перекладывала, а улучив момент, стянула скатерть. Косы бы ей выдрать…

— Не бранись, Авдей, — остановил его солдат. — Я понимаю ваш гнев, друзья, но у самого меня точно камень с души свалился. Мы люди здоровые и сильные, и Адели мы поможем, а каково слепой старухе и девочке-подростку ходить по свету и просить милостыню? Один подаст, а другой и собак натравить может. Не жалейте скатерти, прошу вас: она попала к тем, кому нужнее.

Авдей развёл руками.

— Послушать тебя, Пахом, так мы должны всё, что у нас есть, раздать нищим да убогим. Я сам нищий. У меня ничего, кроме этой скатёрки на всю компанию, нет. А теперь и её не стало.

— Ты здоровый мужик, Авдей, и всегда сможешь заработать себе на жизнь, а они слабые и беззащитные, — урезонивал его Пахом Капитоныч. — Если тебе так невыносима мысль о потере скатерти, то мы можем оставить лодку здесь и налегке пуститься в погоню. Барбос легко их отыщет, а мы догоним, ведь слепая старуха не может идти так же быстро, как мы.

— Они не могли далеко уйти, — согласился пёс.

Авдей отмахнулся и от солдата и от собаки.

— Хуже всего, Пахом, что после твоих слов чувствуешь себя бессердечным чудовищем, — сдался он.

Адель тоже устыдилась своей досады. Конечно, скатерть попала к людям, более нуждавшимся в ней, но сама она не скоро забудет слепую старуху с дурным характером и вороватой внучкой.

— Бог дал, Бог и взял, — успокаивающе проговорил солдат. — Говорят же: найдёшь — не радуйся, потеряешь — не плачь. Мы могли бы не встретить ту старушку с узелком, поделившуюся с нами скудной пищей, а потом подарившую волшебную скатерть, или она могла бы не подарить нам эту скатерть. Примиримся с нашей потерей и не будем о ней вспоминать.

Барбос печально вздохнул.

— Я бы, может быть, и не вспоминал, да голод-то — не тётка и сам о себе напоминает, — ответил Авдей спокойным, даже немного жалобным голосом.

— Когда выйдем к озеру, попробуем наловить рыбы, — решил солдат. — А сейчас немного отдохнём и продолжим путь.

— Отдохнём, — согласился Авдей почти весело.

Уставшая Адель с наслаждением прилегла на траву, но тут же испуганно вскочила, потому что залаял Барбос.

— Уж не обед ли к нам пожаловал? — спросил Авдей, увидев причину переполоха.

На поляну вышел баран с круто закрученными рогами и грязновато-белой кудрявой шерстью и в недоумении остановился. Адель, прежде видевшая баранов только на картинках, удивилась его величине. Она испугалась было, но животное не проявляло агрессивности, и вид его был добродушен и кроток.

— Зачем говоришь такие нехорошие слова? — обиделся баран.

— Мы не о тебе, — сразу же нашёлся Авдей. — Откуда ты, приятель?

— Да вот… иду…

Баран не закончил фразу.

— Откуда идёшь? — спросил Пахом Капитоныч, — одобрительно оглядывая курчавую, густую, словно войлок, шерсть.

— И куда? — добавил Авдей.

Баран подумал.

— Я иду от хозяина, который постоянно упрекал меня за то, что он состригает с меня слишком мало шерсти. Разве у меня плохая шерсть? Обидно всё-таки выносить напраслину. Не моя вина, что шерсть у меня не растёт так быстро, как бы хотелось хозяину. Вот я и ушёл. А куда иду, сам не знаю.

— Хорошо на воле? — поинтересовался Барбос.

— Днём, когда я ушёл, я радовался, а в лесу, да ещё ночью, мне страшно. Я боюсь волков и медведей.

— Теперь не рад, что ушёл? — спросил солдат.

— Сам не знаю, — признался баран. — Ночью мне кажется, что дома было очень хорошо, а днём вспоминаются обиды.

— Надо бы поискать тебе хозяина получше, посправедливее, — решил Пахом Капитоныч.

Адель ждала этих слов. Солдат не мог оставить в беде ни человека, ни животное и готов был взять под свою защиту каждого, кто в этом нуждался.

— Хорошо бы, — согласился баран.

Авдей насмешливо скосил глаза на Пахома Капитоныча.

— Когда-нибудь твоя доброта тебя погубит, — сказал он.

— Доброта не может погубить, — рассудительно ответил баран вместо солдата. — Губит злость и обида.

— Притом губит не злодея, а его жертву, — философски уточнил Барбос.

— Можно тебя погладить? — спросила Адель, которой очень хотелось потрогать шерсть барана.

— Конечно, — обрадовался тот. — Меня редко гладят. Всё только стригут.

— Тебе, наверное, жарко в такой шубе? — спросила девушка.

— Не знаю. Хуже, если бы было холодно.

— Как же тебя зовут? — спросил солдат.

— Хозяин по-разному меня называл. То дурак, то болван, по-всякому. Мне не нравится ни одно из этих имён.

— Борька, — предложил Пахом Капитоныч.

— Пусть будет Борька, — согласился баран.

— Меня зовут Барбос, — заявил пёс. — Держись меня — не пропадёшь.

Баран дружески ткнул его симпатичной мордой.

— Пора в путь, — напомнил солдат. — Иди сюда, Борька, поможешь нам.

Баран не возражал помочь людям тащить лодку, спокойно дал надеть на себя верёвочные постромки и напрягал силы, чтобы тянуть канат вместе со всеми. Лодка пошла заметно быстрее.