— Здравствуйте, госпожа Брана, — Ласточка степенно шествовала по площади, как назло, пройдя через главные ворота, вместо того, чтобы воспользоваться укромной калиткой в городской стене. Шла и здоровалась со всеми знакомыми. Знакомых набралось с полгорода.

— Здравствуй, Велта.

Кай тащил за ней корзину, плетеные веревочные лямки натирали плечи под рубахой. Солнце палило уже по-летнему. Чертовы корешки в корзине раздражали резким, сладковатым запахом.

— Здравствуйте, госпожа Авента.

Дерьмо, подумал Кай. Срань господня. Вот я влип.

Он уставился на прямую спину Ласточки. Под серой тканью платья ходили лопатки. На шею из-под косынки выбивался русый завиток колечком. Плечи гордо расправлены.

Злится.

Он переглотнул, отвел глаза и принялся методично честить себя самыми злыми словами, которые смог припомнить. Хватило как раз до больнички.

— Здравствуй, Тинь.

— Здрасьте! — пискнула отиравшаяся в прохладе сеней Тинь и густо покраснела. Даже в полумраке было видно.

Ласточка не остановилась, прошла мимо, к своей комнатушке. Кай разозлился окончательно.

Ну почему эта дуреха с косами-бараночками и россыпью веснушек на вздернутом носу, заходится от одной улыбки, а вредная лекарка лишний раз не посмотрит в его сторону. Хотя все вокруг уверены…

Черти, демоны и все полночные твари!

Он притормозил, привалился плечом к беленой стене и улыбнулся.

Тинь сделалась красной, как раскаленый уголь. Еще немного, и точно заплачет.

— Привет, — сказал Кай. — Красивые у тебя ленточки.

Тинь кивнула и уставилась в пол. Пухлые пальчики немилосердно теребили подол фартука.

— Я вот что подумал… — начал было Кай, но тут дверь в коридор распахнулась и из комнаты высунулась мымра и вредина.

— Неси корзину на чердак.

Он отлип от стены, зыркнул из-за плеча Тинь на поджавшую губы лекарку и молча пошел к чердачной лестнице. Гладкий деревянный пол холодил босые ступни. Девица за его спиной судорожно вздохнула.

На чердаке было свежо и просторно, от нагретой солнцем земли под стропила затекали ласковые воздушные струи.

— Оставь девку в покое, — хмуро сказала Ласточка, разворачивая на горбатых щелястых досках кусок полотна.

— Это почему еще? — ненатурально удивился Кай, вытряхивая корзину над подстилкой.

Мымра, вредина и… и…мымра, в общем.

— Потому, что она от твоих улыбочек голову теряет и коленки в разные стороны разъезжаются. А тебе того и надо. Свербит в одном месте, а?

— Тебе-то что?

— А то, что Тинь еще маленькая, — ловкие руки методично перебирали сырые корешки, раскладывали рядами. — У тебя совсем мозгов нету?

— Сколько угодно. И нигде у меня не свербит!

— Да ты готов влезть на все, что движется! Пошел на поправку, сразу видно. Ступай вон к Лие, она молоденьких любит.

Кай фыркнул.

— Нашлась тут, тоже мне!

Мымра.

Завиток на незагорелой шее не давал ему покоя. Он стал смотреть наверх, на серые от времени балки и торчащую клоками паклю.

— Попортишь девчонку, я тебе лично ноги переломаю.

— Да уж не сомневаюсь.

На чердаке стало тихо. Со двора доносились приглушенные голоса.

— Ласточка, выходи за меня, — вдруг выпалил он и прикусил губу.

Поздно.

Снизу вверх на него смотрели изумленные глаза. Она даже про корешки свои забыла.

— За тебяааа?

Лекарка подобрала ноги, села, обхватив колени. Вздохнула. Напряжение, которое копилось меж ними уже второй месяц, рассеялось.

Кай уселся рядом, потом лег спиной на шершавые доски. Раскинул руки.

— Ну если ты по-другому не хочешь, — пробормотал он, начиная дуреть от липнущего к губам и языку запаха аира. — Выходи?

— Кай. Дурачок, — Ласточка начала накручивать на палец прядь его волос. Кай сладко зажмурился. — Ну как тебе объяснить…

— Объясни словами. Я вроде говорю по-альдски.

— Да мне тебя легче усыновить. Меньше болтать будут.

— Усынови, — он перехватил запястье, погладил. Она больше не упиралась. — Я буду любящим и почтительным сыном.

Ласточка вдруг захихикала, как девчонка. Осторожно отняла руку, провела теплыми пальцами, разглаживая брови, коснулась скулы, подбородка.

Он не выдержал и поймал ее палец губами.

— Хорошенький ты, — вздохнула лекарка. — Как дролери. Откуда ты взялся такой на мою голову, чертенок.

Кай замер. Осторожно выдохнул. Сердце заколотилось о ребра.

— А я и есть, — сказал он, открывая глаза.

— Что?

— Ну, то, что ты сказала.

* * *

— До островка, с Божьей помощью, дотянули, — сказал брат Родер, входя в палатку. — Завтра лорд Гертран с людьми переправятся туда.

— Там ведь леса немного?

Ласточка сидела над открытым коробом и резала бинты. Рядом, на переносной жаровне, булькал котелок, в котором стоял прикрытый крышкой ковшик.

Вильдонит поморщился, стянул отсыревший капюшон, помотал головой. Волосы у него были цвета прелой соломы и густые, как у молодого.

— Да всякая дребедень, ольха и осина. Елочки полумертвые. Придется отсюда таскать.

Подошел поближе, разглядывая ласточкино хозяйство. Забавно, еще в двух шагах вильдонит смахивал на двадцатилетнего костлявого парня с тонкой шеей и руками, как грабли — на вырост. Только вблизи становилась заметна сеть тонких морщин на конопатом лице. Брату Родеру было под пятьдесят.

— И кого лорд берет с собой? — поинтересовалась Ласточка.

— Меня.

Вильдонитский фургон берет. А мы с Горбушкой как всегда поедем в хвосте. Конечно, с островка к Верети ближе, но толку-то… Ласточка не очень представляла, как она может помочь Каю или помешать Соледаго. И вообще, зачем она сюда напросилась?

Но дважды в день бегать на стену и прислушиваться к каждой сплетне, как в мае, уже невыносимо. Говорят, хуже нет, чем ждать и догонять. Ждать не можем, и что мы сейчас делаем? Ага — догоняем.

Вильдонит с озабоченным видом прошелся по палатке.

— Ты тут клюкву намедни собирала, осталось еще? Лорд Гертран морсу желает.

— Ты б сам, любезный брат, по кочкам поползал, э? Ладно уж, забирай, вон в миске стоит. Все равно для него собрано.

На сегодняшний день мы имеем шестерых мертвецов, пару обваренных рук, сломанный палец, рассаженное топором колено и несколько сотен текущих носов и перхающих глоток. Армия золотого бастарда захлебнется соплями, мстительно подумала Ласточка и фыркнула. Сопливые или нет, гать они дотянут, и разбойникам придется туго.

И Кай не уйдет, как ушел от Раделя в мае.

Скоро первый снег.

За полотняной стенкой к стуку топоров примешался собачий лай. Лают, словно дичь подняли.

Ласточка прислушалась, встретилась взглядом с монахом и покачала головой.

— Пойду, гляну, что там псы заливаются. Постереги напар, хорошо?

Она натянула суконный плащ, накинула капюшон и вышла наружу.

В воздухе висела морось, небо навалилось животом на черные верхушки деревьев. Мертвая трава полегла от сырости. Поеденные чернотой палые листья тут же налипли на подол. Развороченная до самой глины лесная подстилка скользила и чавкала под ногами.

Сейчас где-то середина второй четверти, но день, считай, прошел. При свете костров деревья валить несподручно. За осинником, у края болот, скопилась непроглядная серость — то ли сумерки ползут, то ли волглый туман.

С другой стороны светил оранжевыми глазками лагерь, а собаки лаяли где-то сбоку, недалеко от гати. Слышались хриплые окрики сэна Марка — это его собаки. У бревенчатого настила и частично на нем столпились рыцари и солдаты, все куда-то смотрели, размахивали руками. Вдруг — хор возбужденных воплей, хохот, свист.

Лай оборвался. Вместо собак голосили люди, кто-то забористо чертыхался, кто-то стучал оружием по щиту. Ласточка прибавила шагу.

— Малыш, Разгон, Снежок! — перекрыл гвалт голос сэна Марка. — Сюда, сюда!

По болоту, прямо по трясине, лихо прыгая с кочки на кочку, бежали белые маренжьи псы. У одного в зубах болталось что-то темное, то ли выдра, то ли птица какая, не разберешь. Толпа раздалась, пропуская собак в обшитых кольчужным полотном попонках. Лапы у них до плеч были вымазаны болотной жижей, белая шкура забрызгана, попонки снизу тоже замараны.

Толпа снова сомкнулась, поверх капюшонов и подшлемников проплыла непокрытая золотая голова.

— Ай, Малыш, ай, умница! — нахваливал Рыцарь Медведя, — Ай, славный пес!

Ласточка поднырнула кому-то под руку, ткнула локтем в бок второго, перелезла через кучку бревен и выбралась на настил.

— Экую погань приволок, — хмыкнул Соледаго. — Это и есть кошмар местных болот?

— Выходит, что это. — Лорд Радель тоже оказался здесь. Он задумчиво пощипывал бородку. — Сколько слышал, а вижу впервые.

Два урсино крутились на пятачке, хлеща хвостами хозяина по сапогам, а один стоял, прижимая лапой какой-то невнятный узел с ветошью. Сэн Мэлвир нагнулся, рассматривая добычу.

— Света принесите! Не вижу ни черта… Ну, надо же, какая мерзость.

— Осторожнее, господин! — всполошился кто-то из солдат. — Не ровен час, кинется!

Соледаго бровью не повел.

Из узла торчала пара черных гусиных лап с перепонками. Ветошь напоминала плетеную циновку из мха и болотной травы. Где у твари голова, было не понятно.

По рукам передали факел. Один из раделевых оруженосцев опустил огонь пониже.

В ветоши зажглись стеклянные бусины, заблестела какая-то металлическая штуковина… пряжка! Пряжка с человечьего пояса, обмотанная травой, в связке с изогнутыми корешками, перьями и кусочками меха. Затем Ласточка разглядела сжатую в кулачок ящеречью ручку трупно-серого цвета, и невольно передернулась.

Сэн Марк, потрепав собак по головам, оглядел их добычу и легонько пошевелил ее носком сапога.

— Дохлое? — спросил Радель, не спеша подходить.

— Бес его знает. Гляди, Мэл, это что за хрень?

— Духовая трубка, — золотой рыцарь подобрал с земли веточку и поддел лохмотья.

— Ай, оно шевелится! — пискнули сбоку. — Рубаните его, благородный сэн!

— Меч марать о такое не буду, — скривился Марк. — Палками его, да известью засыпать.

— Оно не шевелится, — сказал сэн Мэлвир.

Ласточка зачарованно следила, как обломок ветки стащил грубый плетеный капор, открыв копну иззелена-черных волос, унизанных бусинами и прочим хламом. Под копной пряталось маленькое жабье личико. Глаза у нетвари были накрепко зажмурены, и плотно сомкнут широченный, от уха до уха, безгубый рот. Нос походил на рыбий — две дырочки под едва заметным бугорком — а брови отсутствовали вовсе.

— Что скажешь, Малыш? — обратился Соледаго к собаке, сидевшей напротив, — Оно живое или как?

Пес застучал хвостом.

— А вот тут, — Соледаго снова ткнул веткой в чуденыша, — у него сумка со стрелками.

Он нагнулся еще ниже, пытаясь веткой откинуть плетеный клапан. Ворох мусора дернулся, прянул вперед, сверкнули зубы, похожие на двойной ряд сапожных гвоздей. Ласточка мельком увидела пару черных, без зрачков, косых щелей на сплюснутом лице, в них даже огонь не отразился.

— А-ать, паскуда! — Рыцарь отпрянул, широко взмахнув рукой.

Травяной узел с лапками-перепонками перевернулся в воздухе, пролетел шагов восемь и ляпнулся прямо в воду, подняв тучу брызг. Разом взлаяли собаки и рванулись следом, в болото.

Нетварь побарахталась, поплескалась, вдруг собралась комком и понеслась по воде как на салазках — в сторону от гати и от кочек, по которым прыгали псы.

— Отзови их, Марк! — послышался взволнованный голос Раделя. — Там трясина под водой, не пройти.

— Малыш! — заорал Рыцарь Медведя. — Назад! Разгон! Снежок!

— Ч-ерт, — выругался Соледаго, выдавливая из пальца капельки крови. — Ушел, поганец. Вот хитрая сволочь!

— И, небось, преядовитая, господин. — Ласточка поспешила подойти к нему. — Разрешите взглянуть на рану?

— Да какая там рана… О, проклятье!

Укушенный палец темнел и раздувался на глазах.

— Ты, — Ласточка повернулась к растерянному оруженосцу. — Скидывай плащ и стели на землю, немедленно. Благородный сэн, а вы ложитесь. Сейчас же ложитесь на плащ!

— Я пока на ногах стою, женщина, — нахмурился Соледаго.

— Руку опустите… вот так. — Повернулась к оруженосцу: — Непонятно сказала? Стели плащ для господина рыцаря. Хочешь, чтобы он без руки остался? Сэн Мэлвир, мы не знаем, что это за яд, но действует он быстро. Ложитесь, пока ноги держат, потом поздно будет.

— Мэл, ложись, в самом деле, — лорд Радель шагнул ближе. — Наль, расшнуруй ему наруч, нужен жгут. И принесите пару копий, отнесем Мэла в шатер.

— Еще чего! — Возмутился укушенный. — Я сам дойду.

Вечно они упрямятся, а потом умоляют — «Лекарь, сделай что-нибудь!» И ты еще оказываешься виноват, что делать «что-нибудь» поздно. Чем моложе, тем упрямее.

— Тогда постойте чуточку. Руку держите вниз.

Ласточка опустилась на колени на расстеленный плащ, принялась высасывать ранку. Отек был большой и продолжал увеличиваться, кисть стремительно распухала. Оруженосец, сопя от волнения, расшнуровал и снял наруч. Ласточка смогла добраться до широченного рыцарского запястья. Нашла и придавила пальцем вену.

Над головой озабоченно бубнили.

— Надо прижечь.

— Вином залить.

— Вино внутрь.

— Жгут, жгут нужен! Чтобы дурная кровь не пошла к сердцу.

— Разрезать раскаленным ножом, крест-накрест…

— Лягушек наловить и сварить. Моя бабушка…

Сплюнув последний раз, Ласточка поднялась, не выпуская запястья.

— Жгут? — сунулся Радель.

— Здесь нужна повязка, милорд. Пока я пальцами держу. Поддержите сэна Мэлвира с другой стороны, милорд, на всякий случай.

* * *

Укушенную руку нестерпимо жгло. Холод разливался по жилам, цепкая хватка лекарки уже почти не чувствовалась, потому что кисть, запястье и предплечье онемели. Мэлвир, который никогда толком не болел, даже испугаться не успел.

Локоть прошило раскаленной иглой, потом заныла спина, и вдруг подогнулись колени.

Перед глазами все поплыло, он тяжело навалился на лорда Раделя, успел заметить его ощеренные от напряжения зубы, сведенные брови.

Попробуй удержи тяжеленного рыцаря в броне! Лекарка ловко подперла его с другой стороны.

— Эээ, Соледаго! — голос Герта слышался как из под воды. — Ты чего? А ну прекрати это!

В итоге Мэлвир рухнул как раз на постеленный плащ. В толпе дружно ахнули.

Как это, успел подумать он. Мелкая болотная дрянь укусила, и что — это все? Какого черта!?

Лекарка захлопотала над ним, велела кому-то держать руку, быстро проверила пульс под ухом, оттянула веко.

— Ты что возишься, а ну лечи давай! — выкрикнул откуда-то сверху Марк.

Его хриплый, севший от простуды голос тоже расплывался и замедливался, будто под водой.

Сердце колотилось в горле, дыхание останавливалось.

Мэлвир из последних сил напряг зрение и вдруг наткнулся на очень спокойный, словно оценивающий взгляд лекарки, имени которой даже не помнил.

— Кровь пусти, женщина! — продолжал командовать Рыцарь Медведя, любивший решительные методы. — Ты его что, убить хочешь?

Зеленоватые глаза оставались неподвижными, не отрывались от мэлова лица.

Потом ресницы чуть дрогнули, меж бровей проявилась черточка.

Мэл совершенно некстати вспомнил, что кровь при ядовитых укусах отворять не рекомендуется, а то и запрещается. Потому что хуже будет.

Об этом ему сам королевский лекарь-вильдонит рассказывал.

Свободная рука лекарки дернулась было к ножу, свисавшему с плетеного пояса. Прозрачную зелень глаз словно затянуло льдом.

Что я ей сделал?

Черточка исчезла.

— Вот еще, — сказала вдруг лекарка, обращаясь видимо к разъяренному рыцарю за своей спиной. — Я дареную кровь пролью, а вы меня потом к ответу. Запрещено это, не хуже меня знаете, благородный господин. Тут и без меня найдутся любители кровь пустить. В болотах окрестных.

Потом она обернулась и рявкнула на толпу любопытных так, что Мэл все-таки прикрыл глаза и попробовал потерять сознание.

Судя по тому, что его подняли и скоренько понесли куда-то, даже не особенно раскачивая, такой способ командования всем оказался привычен и развеял любые сомнения.

И все же.

Что я ей сделал?