Проклятье! Перестраховщики несчастные! Не ожидал я от вас такого, господин дознаватель. Улендир — Бог с ним, он окончательно одурел от страха. Герен — вояка твердолобый, Эрвел вообще бревно бесчувственное. Арамел мой — на личной ответственности сдвинулся, его всегда на этом пунктике малость перекашивало. Адван этот чудной суетится, будто ему больше всех надо. Взрослые, тоже мне. Сборище старых параноиков.

Черт! Не дают мне работать. Словно специально нанялись мешать. Уроды. Мельхиора на вас нет.

Арамел усадил меня на луку седла впереди себя. Да еще плащом своим укутал, к животу своему примотал. Для безопасности. Моей, разумеется. Меня, небось, со стороны и не видно — просто едет толстый Арамел. С двумя головами.

Слева Герен Эрвела пасет, а справа Каоренец пасет Улендира, наряженного в кольчугу и в шлем с надвинутым забралом. Очень воинственно выглядит наш Улендир в рыцарской экипировке, в окружении телохранителей, виноват, верных оруженосцев. Только уж больно гулко лязгает зубами внутри своего шлема. Несколько портит создавшийся образ.

Вот так. Примотали меня накрепко. С Мотыльком словечком не перекинуться. А ведь я обещал к нему выйти, как только получу свою дагу. Ох, разве я думал, с Мотыльком договариваясь, что все настолько изменится! Спасибо парню и за то, что набрался храбрости принести кинжал. Подстрелить могли его запросто. А теперь я словно кукла, как вырваться не знаю. Бред какой-то. Проклятье.

Да что вы, в кусты я просился. Целых два раза. Арамел решил, это у меня от страха. Я бы удрал от них, честное слово. Позарез мне Мотылек нужен. Но эти заразы окружили кусты и терпеливо ждали, пока я закончу. Старый дьявол Арамел беззастенчиво на меня пялился. А я, знаете ли, тоже не бочка бездонная. На два раза меня хватило, а на большее — извините. Иссяк.

Нужен мне Мотылек, хоть убейте. Он единственный способен колдунскую лежку показать. Он Маукабру отвлечь может, прочь отвести, а колдун не эмпат, будь он хоть трижды колдун, меня с пращой в зарослях не почует. А мне одного броска довольно. Я не хвастаюсь. В самом деле, довольно одного броска, и другого не потребуется.

Какой толк от блужданий по лесу всей Треверргарской огромной толпой? Ясно, никакого. Руины пусты, чтоб им провалиться. Следы есть, но ведут они к дороге, а дорогу уже успели истоптать и изъездить. А другие следы, если и были, то ночью их замело.

Оставили в развалинах людей. Лираэнцев. Очень своевременно, если принять во внимание, что колдун тут появится только после очередного убийства. Однако, сдается мне, дознаватель думает иначе. У него уже есть какая-то теория, отличная от общепринятой версии. Он, конечно, помалкивает, делает вид и старательно рыщет по лесу в поисках убийцы. Наверняка отводит кому-то глаза.

— Отец Арамел, — вдруг окликнул сбоку один из стражников, — гляньте, а? Во-он тудыть, на елку. Чой-то там такое черное ворочается?

Арамел вскинул голову, и тут сзади заорали:

— Тварь! Тварь крылатая! Вон она! Вон, на верхотуре!

— Стреляй, бестолочь! — поддержали сбоку, — Уйдет же!

— Не убивайте его! — завизжал я в полном ужасе, — Это свидетель! Он кинжал принес! Господин дознаватель, скажите им! Господин дознаватель!

Под Арамеловым плащом ничего не было видно. Я бился и вырывался, но проклятый опекун держал крепко. Мало того, он заправил меня в плащ с головой, только, с недогляду наверное, оставив малюсенькую щель, в которую я мог вдоволь рассматривать снег и лошадиные копыта.

— Всем стоять! — приказал дознаватель, — Стреляйте по ногам.

— Да где ж у него ноги, господин дознаватель? Ни шиша не поймешь, каракатица какая-то.

Сверху зашумела хвоя, на снег посыпался мусор и мелкие ветки. Я услышал знакомый влажный хлопок.

— Уходит, черт! Стреляй!

— Фью-ю-ю! — запела стрела.

Я сжал кулаки. Мотылек мой, Мотылек…

— Мазила, бестолочь! Лупит в белый свет! По шее тебе!

С небес докатился низкий рыдающий вой и заходил кругами меж деревьев как кладбищенский призрак. Даже у меня волосы дыбом встали. Я впервые слышал подобные звуки.

— Господи, спаси-помилуй! — гулко забормотал под забралом Улендир.

— Возвращаемся, господа, — объявил дознаватель.

Кавалькада тронулась. Я высунул нос. Небо над нами было пустым и серым. Дознаватель хмурил брови. Размышлял о чем-то. Пытался пристыковать крылатую тварь к своей теории. Места для твари, очевидно, не находилось. Остальные взволнованно галдели и вертели головами.

Мотылек тоже искал встречи. Ему необходимо что-то мне передать. Ценную информацию. Проклятье, что же делать?

Я бы мог откровенно побеседовать с дознавателем и открыть перед ним карты. Тем более, он все равно раскачает Имори сегодня же вечером. Дознаватель способен среагировать адекватно. Но мы с ним здесь, к сожалению, не одни. А Арамел… меньше всего на свете я хотел бы оправдываться перед Арамелом. Он по-своему даже любит меня, но не откажется от удовольствия всю оставшуюся жизнь (сколько бы ее не осталось) держать руку на моем горле.

Мы выехали из леса на большую поляну. Именно на ней я несколько дней назад (а кажется — в прошлом году) отдал Мотыльку Мельхиорову дагу.

— Стойте! — из головы колонны крикнул Герен, — тут что-то есть.

— Боже мой, что еще? — Арамел опять приготовился прятать меня под подол.

— Здесь что-то начеркано. Господин Палахар!

— Да. Я вижу. Это, похоже, найлерт, книжное письмо.

— Следы!

— Я вижу, господин Ульганар. Послание от давешнего летуна.

Мы с Арамелом подъехали ближе. Прямо на снегу поперек поляны (чтобы наверняка увидели) красовалась надпись, больше всего напоминающая первое знакомство с грамотой малолетки-великана. Надпись была извилисто обрамлена цепочкой перечеркнутых следов. Надпись гласила: КАЛДУН ПАШОЛ В ТРИВИРГАР! И вместо восклицательного знака на снегу лежала палка.