Стук в дверь. Негромкий, но властный.

— Во имя Единого, откройте!

Поздновато как-никак, первая четверть новых суток пошла. Я уж думал, сегодня он не решится. Нас пятеро в комнате — я, мой секретарь, два телохранителя и сиделка. Действия наши на этот долгожданный случай распределены и оговорены во всех возможных вариантах. Поэтому мы молча переглядываемся, я киваю, и вся наша команда расходится по своим местам для начальной мизансцены. Я скрываюсь за ширмой, огораживающей постель господина Гелиодора, сиделка идет за мной, но не прячется, а выглядывает наружу, изображая любопытство, мой секретарь занимает позицию за дверью, телохранители же по всем правилам телохранительской науки встают так, чтобы перекрыть незванному гостю проход в хозяйскую спальню.

— Кто там?

Один из телохранителей одет и вооружен как надо, другой тоже вооружен, но из одежды имеет лишь подштанники и рубаху. Постель на сундуке разворошена — он и в самом деле собирался ложиться. Работа у телохранителей посменная.

— Сторожевой пес Господень Арамел по велению Его. Откройте именем Господа!

Телохранитель в подштанниках отваливает засов.

— Что вам угодно, отец Арамел?

Кальсаберит торжественно выдвигается из полутемного коридора. При полном параде, в отстиранной от кровавых пятен белой рясе, в тяжелом черном плаще, в ошейнике, с двуручником за спиной. В обеих протянутых вперед руках — большая серебрянная чаша для причастия. Вижу, как расслабляются плечи телохранителей: руки у кальсаберита заняты, он не внушает опасности. Хотя парни предупреждены что там, в чаше, далеко не освященная вода. Рефлекс сильнее разума.

Я не ошибся в вас, отец Арамел. Признаюсь, были сомнения. Все-таки кроме Нурранов вам придется отправить на тот свет троих ни в чем не повинных людей. Иначе до Гелиодора не добраться. Преклоняюсь перед вашей целеустремленностью. Ибо "что должно, то возможно", не так ли?

— Долг призвал меня сюда, дети мои, ибо за грехи наши ниспослана нам Господом тяжкая кара и суровые испытания.

Он сделал шаг вперед и телохранители уважительно попятились. Секретарь бесшумной тенью пристроился у него за спиной.

— Известно ли вам, дети мои, что оборотень богомерзкий, злонравный по всему Треверргару рыщет, облики всевозможные принимает, честные души смущает, а слабые прямиком в ад повергает? Дабы пресечь злодеяния сии намерен я, пес сторожевой, с Божьей помощью оборотня сего обнаружить и изловить, ибо, как известно, приспешник диавола истины святой не приемлет, и бежит он нее, и тем себя обнаруживает. Вот ты, сын мой, — он строго посмотрел в сторону телохранителя в подштанниках, — приемлешь ли ты истину, согласен ли склониться перед ней?

— Согласен, святой отец, согласен, — поспешно закивал парень.

— На колени, сын мой! — прогремел кальсаберит, — Смирись и познай истину!

И телохранитель, как последний дурак, бухнулся на колени, напрочь позабыв мои инструкции, которые состояли в том, чтобы аккуратно забрать чашу из Арамеловых рук и отойти с нею на пару шагов вглубь комнаты. Совсем заморочил его кальсаберит.

Отец Арамел прочитал короткую молитву, нагнулся, поднося край чаши к губам коленопреклоненного, и только тогда в голове у того что-то наконец щелкнуло. Сработал какой-то животный инстинкт, предупреждающий опасность. Парень схватился за чашу и потянул на себя, но кальсаберит держал крепко и выпускать ее не собирался. Несколько мгновений они дергали чашу в разные стороны, плеща себе на рукава, пока мой секретарь не решил, что пора ему вмешаться. Неуловимое движение — он обхватил Арамела со спины и пальцы его впились в болевые точки на локтях. Руки Арамела непроизвольно вздернулись, скрючились, как куриные лапы, и упали бессильно. Чаша освободилась.

— Стоять! Вы арестованы!

— Оборотень! — моментально среагировал кальсаберит, — Сгинь, рассыпься!

Мощно рванулся вверх, целясь затылком в лицо схватившему его человеку. Секретарь ждал этого и уклонился, однако Арамел сейчас же применил другой фокус. Он откинулся назад, навалился на секретаря спиной, вскинул ноги и влепил сапогами прямо в физиономию поднимающегося телохранителя. Другой телохранитель засуетился, пытаясь подхватить вещественное доказательство, да куда там… Взметнувшиеся руки придали чаше ускорение, она пролетела через всю комнату и вмазалась в ширму. По расшитому пальмовыми листьями тонкотканному холсту расплескалась мокрая клякса.

— Оборотень! Исчадье ада! Да покарает вас Единый! Помогите!

Рассвирепевший секретарь уложил вопящего кальсаберита мордой в тростниковый настил, уперся ему коленом в поясницу и заломил правую руку аж до лопаток. Я обогнул ширму и поднял пустую чашу. В коридоре уже хлопали двери, приближались встревоженные голоса.

— Виноват, господин Палахар, — пробормотал секретарь покаянно, — экий он ловкий оказался.

Я и сам не ожидал, что у старика такая отменная реакция. Ведь он ровесник мне, если не старше.

— Ты сделал все, что мог в этой ситуации. Не казнись.

Сиделка тихонько запричитала над разбитой физиономией неудачливого телохранителя. Я достал из-за пояса кинжал-дагу младшего Треверра, осторожно вырезал из ширмы промокшую ткань и сложил ее в чашу. Если выжать как следует… может, две-три капли отравы и наберется…

— Чтоб мне провалиться! Это ведь дознаватель!

— Господин Палахар, а разве вы…

Набежали зрители. Столпились в дверях — управляющий, господа гвардейцы, инг Имори, Рейгред, женщины, слуги… Кальсаберит самозабвенно выл, не выходя из образа, перемежая вой кашлем и чихом от тростниковой трухи. Мой секретарь вязал ему руки специально приготовленными для этой цели веревками. Я сказал:

— Господа, будьте, пожалуйста свидетелями. Здесь произошло покушение на убийство, преступник взят с поличными. Именем закона я арестовываю этого человека по подозрению в убийствах Невела, Ладалена, Майберта, Амандена, Улендира и Альсарены Треверров, Иверены и Гелиодора Нурранов, а также Адвана Каоренца и телохранителя Сардера.

Пауза. Все потрясенно смотрели на святого отца, слабо копошащегося под коленом у моего бравого секретаря.

— Уведите подозреваемого, — велел я, — а вы, господа, вынесите, пожалуйста, труп Гелиодора Нуррана. Он в мешке на кровати.

Секретарь поднялся, вздернув на ноги красного от чихания и злости отца Арамела. Тот старательно закатывал глаза, бормотал про засилье оборотней и демонстрировал полную невменяемость. Секретарь потащил его за шиворот к двери. Зрители растерянно расступились.

Ко мне шагнул Ульганар.

— Господин Палахар, извольте объяснить что здесь произошло? Вы же уехали в Генет!

Я вдруг ощутил неимоверную усталость. Заныла шея, от долгого сидения в душной запертой комнате разболелась голова. Я шагнул к столу и поставил на него чашу с жалкими остатками вещественных доказательств. Прикрыл ее оловянной тарелкой. Не хватало еще, чтобы в довершении неудач обрывок холста высох.

— Давайте присядем, господин Ульганар. Прошу вас, не беспокойтесь. Приказ отослан и стража из столицы скоро прибудет сюда. Господа! — я обратился к толпе у двери, — заходите в комнату и рассаживайтесь. Я хочу дать объяснения.

Я кратко описал схему событий и мои домыслы на их счет. На мой рассказ странно прореагировал Ульганар. Он заявил, что лично арестовывал Каоренца, и тот признался в совершенных убийствах. Я объяснил, что это была виртуозная сетевая игра, и бедный капитан, похоже, растерялся.

Однако последующие его заявления привели в замешательство меня.

— Обнаружено логово дракона, — сказал он, — и обнаружил его наш знакомец с крыльями из развалин.

Мотылек? Тот самый, о котором рассказывал инг Имори?

— Мы собираемся завтра в экспедицию по поимке колдуна. Мотыль Иргиаро начертил карту и обещает свою помощь. Он…

Я поднял ладонь, останавливая.

— Он надежный союзник.

— Вы знаете его? — поразился господин Ульганар.

— Наслышан. Я могу с ним побеседовать?

— Конечно. Отец Дилментир, приведите нашего гостя.

М-м! Оказывается все еще не так плохо! С Арамелом у нас не очень ладно получилось, а вот с его подельником… Очень к месту проявился этот Мотылек. И очень вовремя.