— Послушай, Адван…

— Да, командир?

Он прочищает горло.

— Все разъезжаются, Адван. Все гости.

— Насколько я понимаю, ты остаешься?

— Я — да. Я ведь, — слабая улыбка, — считаюсь почти родственником. Кроме того, Аманден… Советник Треверр — мой друг. Но ты, собственно, ничем не связан и вполне можешь уехать…

— …вместе с благородными господами лираэнцами к госпоже Агавре, или обратно в Генет, потому что здесь мне могут начать задавать вопросы по поводу гибели Невела Треверра, — продолжаю я.

Гер смущается. Уже открывает рот, но я не даю ему привести еще пару-тройку "веских доводов".

— То, что я поперся к загонщикам, оставив его одного — еще туда-сюда, — говорю я, — Но сейчас я никуда не поеду, командир. Потому что это уже будет самое настоящее дезертирство.

Гер вздыхает.

Не надо меня прикрывать, хочу сказать я. Я ведь не маленький, Гер. Сам смогу за себя ответить. Но — зачем обижать человека? Призвание у него такое — миротворец и защитник. Пусть. До определенного предела.

Конечно, ничего такого я не говорю. Но ученик мой и так понимает.

— Ладно. В конце концов, у леди Агавры тебе действительно нечего делать.

Вот именно.

Я выхожу во двор замка. Суета и столпотворение, почти как в Таолорском порту. Кареты, коляски, верховые лошади теснятся у ворот. Слуги, слуги, слуги, с тюками — туда, порожняком — обратно. Пузатый важный дяденька — распорядитель турнирный, управляющий тутошний — глотку дерет:

— Эй! Карета госпожи Агавры — вот она!

— Ага. А это чья?

— Господ Стессов, глаза протри!

— Ну да, то есть…

Перегружают из одной гербовой колымаги в другую здоровеннейший сундучище — впятером.

— Куда?! Это ж вещи господина Улендира! Он остается, это госпожа и девочки уезжают.

— Тьфу ты!

— Я те потьфукаю! Тащи взад, да прихвати-ка из комнаты господина Гравена маленький сундучок. По углам железом окованный. И аккуратно, смотри!

Мимо меня проскочил с какими-то свертками полукровка Летери. Отдал свертки, получил новые распоряжения, побежал обратно. Я поймал его за плечо:

— Привет, малый.

— Доброго дня, господин.

— Адван, — поправляю, слегка поморщившись.

— Ну да, — парнишка расплывается в улыбке, — Адван, то есть. Доброго, стало быть, дня.

— И тебе того же. Ты тут давеча меня к бабке к своей сводить обещал. Пойдем, а?

Не вещи же уезжающих мне таскать, и вообще, живот подводит…

— Слышь, господин, давай попозжее. Ну, в смысле, гостей отправим, и я — в этом. В распряжении.

— Я ж тебе говорю — Адваном меня зови, — ты на рыло на мое посмотри, какой из меня господин, э? — А отвести сам сейчас не можешь, хоть скажи, как идти. Сам найду Щучиху твою.

— Ну, енто — пожалуйста, — обрадовался малец, — Из ворот, значитца, выйдешь, и по дорожке налево, к озеру. А там вдоль бережка и иди. Первая деревня — Щучиха. Деревню пройдешь, у околицы домик, самый что ни на есть последний, на шесте у плетня череп коровий. Тамочки бабка моя и живет, Радварой кличут. Я ей про тебя уже сказывал.

Да уж, небось, не промолчал. Тараторка ты, приятель.

— Спасибо, парень. Ты беги себе, извини, что от дел оторвал.

И пошел к воротам. У ворот — деловитое таскание, упаковывание, на ноги мне уронили свернутую попону — еле успел отпрыгнуть. Конечно, куда парнишке от горячей работы какого-то гостя к бабке волочь? Попробуй отлучись — глазаст дяденька пузатый, управляющий. Кому охота по шее получить?

Ладно. Значит, от ворот — налево, до озера, а потом — вдоль бережка. Авось не заблужусь. Дойду как-нито до деревни Щучиха да до домика бабки Радвары. Которой про меня уж сказывали. Может, удастся похлебки рыбной перехватить. Вот уж по чему истосковалась моя душенька, так это по гиротской рыбной похлебке.