— Я не хочу выпытывать какие-то твои тайны, — а сама дрожит от вожделения, — Наверняка ведь есть хотя бы что-то, что можно поведать непосвященному. Я — благодарный слушатель, честное слово.

Не могу врать в стенах твоих, Орлиный Коготь. Не могу играть с этой маленькой Треверрой. Ни слова лжи не услышит она от меня. Ни слова о колдовстве и вызывании духов.

Я вообще отвечаю только на прямо поставленный вопрос. Поэтому с нею довольно просто. Она отвечает на свои вопросы сама. Правда, не всегда. Как вот сейчас. Я не хочу говорить — ты ошиблась, маленькая марантина. Я — не колдун и не некромант. Я — наследник крови. И я спрашиваю:

— Кстати, ты умеешь читать?

— Да, конечно, — обиделась она — аристократка все-таки, — На найлерте и на лиранате, на мертвом и на новом.

Ждет, что ей выдадут толстенную книжищу для непосвященных. О колдовстве и вызывании духов. Или о приручении рахров.

— Почему же, прочитав написанное, ты все-таки рылась в чужих вещах, Альсарена Треверра?

Маленькая Марантина покраснела — рывком, сразу, до ушей. Залепетала, закрыв лицо руками:

— Прости, пожалуйста, я… это получилось случайно, так вышло… извини, я не хотела, я просто разозлилась, разозлилась на Маукабру, мы ведь целое лето хотели ее приручить…

— Рахр не животное. Рахра нельзя приручить.

— Рахр? — вскинулась Маленькая Марантина, — Ты говоришь — рахр? Откуда ты знаешь название этой… ну, ее? На каком это языке?

Исследователь, ишь. А аптечку после ее исследований пришлось в порядок приводить. Перепутала все.

— На их собственном.

— Анх-хе — р-рахр-р, — сказала Йерр, — Р-рахр-р, — и Маленькая Марантина впала в созерцательное сосотояние.

Даже рот приоткрыла.

Кстати, Эрхеас. Там, наверху, еще одна Липучка.

Какая еще липучка, девочка?

Вторая Липучка. Большая. Тоже любопытная. Слушает. Липучке интересно. Подглядывает. Давно. Почти сразу.

Еще один любопытный нос? Тот, из-за кого Альсарена Треверра пыталась выгнать из развалин бродягу?

Вон там, Эрхеас.

— Эй, спускайся.

— Кому это ты? — забеспокоилась Маленькая Марантина, подтверждая мой предварительный расклад. — Там никого нет.

— Спускайся, — повторил я, глядя в пролом галереи второго этажа, — Или помочь?

Слазить за этой второй липучкой, что ли? Или попросить Йерр…

— Куда ты смотришь? Куда вы оба?.. Там никого нет! И не было никогда! — волновалась Маленькая Марантина.

Взметнулась и замерла в нерешительности. Собаки тоже поднялись. На всякий случай.

— Иди сюда, — а то сейчас достану "когти" и сам заберусь наверх, посмотреть на тебя. Все-таки это — мой дом.

Сверху.

Огромная тень.

Сеть.

Я вскочил.

Не уйти.

Накроет.

Дернул нож — разрежу…

Встретился взглядом с Йерр.

Это — Липучка, Эрхеас. Не бойся. Это просто Большая Липучка.

Ну, что Это — Большое, я уже понял. Вбросил нож в ножны.

"Сеть" между тем опустилась за костром, возле Маленькой Марантины и начала складываться, складываться, складываться…

Человек? Человек. Голова, руки, ноги… Крылья? Крылья. Натуральнейшим образом.

Вот тебе и приятель маленькой Треверры.

Помянутая же кинулась к Большой Липучке и попыталась загородить собой гигантскую растопырку, которой едва доходила до плеча. Даже юбку растянула — нет здесь никого, и не было никогда, просто упало сверху что-то совершенно постороннее…

Иллюстрация к Игровке — испуг, растерянность, в перспективе — готовность защищать, но это — в очень далекой перспективе. Лицо жалобное, движения неловкие…

— А… э… ну, это… — бормотание беспомощное, — Он не хотел… мы не хотели… это случайно… Он сейчас уйдет, — схватила странное существо за руку, потянула к двери.

— Ты кто? — наконец выговорил я.

— Да никто! — опять влезла Маленькая Марантина, — Это так, местный дух.

"Местный дух", на ее попытки уволочь себя из залы не реагировавший, обернулся ко мне и с явным трудом изрек на лиранате:

— Здравствуйте, как поживаете, хорошая погода, не правда ли? — и — улыбнулся.

Обнаружились порядочного размера клыки. Хотя, конечно, у Йерр зубы больше раза в три.

— Кто ты? — повторил я.

— Это — мотылек, он говорящий, мы уже уходим, — снова дернула свое сокровище за руку, а зубастый "мотылек" уточнил:

— Мотылек Иргиаро.

Ничего себе мотыльки развелись тут у вас, родные!

— Оставь его в покое, Альсарена Треверра, — сказал я, — Ар, собаки, — показал им пустые руки.

Не надо бояться нас. Мы не тронем, — успокаивала Йерр.

Я попытался оглядеть диковинного Мотылька, но в глаза все время лезла Альсарена Треверра. Что я ее, не видал, что ли?

Крылатый человек придержал свою приятельницу за плечи, начал что-то говорить: по-своему, видимо, вразумляя. Я не понял ни слова, хотя мелодика речи показалась знакомой…

— Мотылек Иргиаро — я, — сказал крылатый, — Я здесь жить. Я рад видеть… увидеть… смотреть… знать… Приятно увидеть. Да.

— Что приятно увидеть? — чувствовал я себя полным идиотом.

Хорошо, что повязка закрывает лицо.

— Он говорит, ему приятно с тобой познакомиться, — перевела Маленькая Марантина, — Взаимно. Всего наилучшего. До свидания, — и принялась снова тащить зубастого наружу.

Но зубастый уходить не хотел.

— Слушай ты, — сказал я, — Не мельтеши. Сядь и успокойся.

— Сам сядь, — огрызнулась она, — Отойди подальше!

Нет, все-таки собаки гораздо умнее своей так называемой хозяйки. Интересно, откуда у этой пигалицы такие псы? Кобелек пожиже, а вот сука… От Паука, откуда. Внучка все-таки.

Я отошел и уселся на место.

— Пойдем, Мотылек, — сказала Маленькая Марантина на лиранате, — Здесь нам нечего делать.

— Нет, — Мотылек отнял у нее свою руку. — Нам есть делать чего. Я должен… обязан… просить… просить жизни. Просить позволить продолжать жить.

Что? Ничего не понимаю.

— Откуда ты?

Может, хоть какой-то из известных мне языков подойдет для общения с ним лучше, чем лиранат?

Мотылек улыбнулся смущенно, клычищи блеснули.

— Оттуда, — показал наверх, — Я жить там. Ты жить здесь. Я — там.

На втором этаже?

— Я хотеть продолжать там… Хотеть…хотел… хочу…

— Хотел бы, — поправила Альсарена Треверра.

— Спасибо, — ответил Мотылек — на найлерте.

Это — найлерт, дубина! Старый найлерт!

— Хотел бы…э-э… — зубасый Иргиаро опять увяз.

— Может, найлерт — проще?

— Да-да! — обрадовался он и выдал длинную фразу, из которой я понял только общий смысл: он живет совсем наверху и просит позволить ему жить там и дальше, потому что раньше, когда пришел сюда, дом был пустой и они не знали, что дом — чужой.

Нет, это — не найлерт. Это — диалект. Диалект Старого найлерта. Причем — незнакомый. Опять встраиваться…

— Совсем наверху — под крышей? — спросил я на Старом найлерте, и крылатый закивал.

Третий этаж — не второй. Там раньше были мастерские. Пусть живет, он никому там не помешает.

— Хорошо, — сказал я. — Кровля моя примет тебя. Пока. Дальше — посмотрим.

Скоро здесь может стать опасно, крылатый. Скоро меня начнут искать. Меня не найдут, а вот ты…

Маленькая Марантина оживилась, шагнула ко мне:

— Понимаешь, он здесь, ну, как бы нелегально. Ну, о нем никто не должен знать.

— Понимаю.

Она протянула ко мне руки:

— Ты про него молчи, пожалуйста, я очень тебя прошу…

Что ты имеешь в виду, внучка Паука? Молчи, если поймают и окажешься в подвале?

— Не скажу, не бойся. Вы садитесь.

— Ты прости, что я так, ну, прогоняла тебя и все такое, сам понимаешь… — оглянулась, — Мотылек, иди сюда, мы договорились.

Гости разместились — Мотылек поставил чурбак стоймя, расположил за спиной черную кожистую массу крыльев, Маленькая Марантина пристроилась рядышком. Собаки легли по бокам от них.

Йерр поудобнее устроила голову на моих коленях.

— На самом деле, — Маленькая Марантина положила руку на локоть Мотылька, — Он не дух. Ничего волшебного.

— Я вижу. Откуда ты такой взялся, Мотылек Иргиаро? Из Каорена?

— Нет, — он покачал головой — густые длинные волосы рассыпались по плечам. — Я — из Тлашета.

— Это в Кадакаре, — встряла Альсарена Треверра, — Он — стангрев. То есть, аблис.

— А, — очень содержательно.

Но информация была мне тут же предоставлена. И кто такие аблисы, и чем они питаются, и что язык их — действительно искаженный Старый найлерт, и предположения по этому поводу…

Встроился я не сразу. А когда встроился, осознал, что то, во что я встроился, даже не диалект Старого найлерта. А диалект диалекта. Или даже диалект диалекта диалекта. Безумные вкрапления современного найла, каких-то, видимо, крылачьих, то есть, аблисских, словечек, а то и вообще лираната. Скрученная в бараний рог структура фразы — это уж точно лиранат. Короче, черт знает что. Но я — встроился.

Потом они попытались перевести разговор на Йерр. Опять привязались — телепатия или нет.

— Избирательная.

— Я знал, я говорил! — возрадовался зубастый Иргиаро, вдвоем они повернулись ко мне:

— Она — из Кадакара? — хором.

— Нет.

Мотылек чуть с чурбачка не свалился — завопил:

— Нет! Я говорил, что нет! Я прав! Признай!

— Ну, прав, — неохотно признала Маленькая Марантина, — Но это случайно. Много тебе известно про Кадакар! — и — ко мне, — Если не из Кадакара, то откуда? Из Иреи?

Ирея-то тут при чем?

— Нет. Из-за Зеленого Моря.

— А-а, из Каста? Или, — чуть понизила голос:-из Карагона?

— Нет. Значительно дальше.

— Уф, что же там может быть дальше?

Аххар Лаог, Маленькая Марантина. Аххар Лаог, Холодные Земли. И город — Адар Гэасс…

Стена — рахру по грудь — из черного стекла, крови горы.

"— Ты хочешь сказать, это — защитит?

Язык Без Костей улыбается:

— Чужой не придет сюда. Это — Напоминание.

— Напоминание?

— Ты поймешь. Скоро. В Гэасс-а-Лахр."

Каналы, мостики, стройные высокие здания — базальт, черный гранит, — резное кружево…

И — Башня. Имхас, Сердце. И рука женщины в черно-коричневом, легкая, словно ящеричья лапка. Таосса, Восприемница… И — имя. Имя…

Не надо. Раз-два…

Не могу.

Аххар Лаог, Холодные Земли, боль моя.

Костер.

Дрова потрескивают…

Взгляд.

Черные глаза крылатого существа над огнем — словно спрашивают о чем-то.

— Ты и она… Она… с тобой?..

Он услышал? Услышал меня?

Да, Эрхеас. Большая Липучка слышит. Слышит боль. Слышит радость. Слова — не слышит. Как аинах.

— Она пришла с тобой? — оформил словами.

— Не совсем. Но мы — вместе.

— Она здесь — с мая, — вмешалась Маленькая Марантина, — Когда мы приехали, ну, ее еще здесь не было. Через пару недель появилась. Разве ты не помнишь, Мотылек?

Что же она лезет-то все время?

— Тебя не будут искать, Альсарена Треверра? В связи со смертью дядюшки…

— На что это ты намекаешь? — встрепенулась она, — А, выкинь из головы. Это так — повод. Хотя насчет времени ты прав. Бог мой, уже темнеет! — поднялась, — Счастливо, было приятно поболтать, я еще зайду. Желаю удачи в твоих трудах.

— Я… провожу, — Мотылек Иргиаро вышел с ней вместе.

И собаки.

А я подбросил в костер еще дровишек.

Странно. То она читает "Песнь о Натагарне" — решись и тому подобное… То — желает удачи в моих трудах…

Ты шутишь, Сестрица? Не очень-то хороши они, Твои шуточки. Каково будет ей потом?

— Спасибо. Что позволил остаться.

Вернулся зубастый мой постоялец.

— Может, тебе придется бежать, — сказал я.

— Да. Я знаю, — он присел на свой чурбак, задумался, проговорил негромко:-Я знал. С самого начала. Придется. Да.

— Зачем ты приехал сюда? Почему — не в Каорен, Иргиаро?

Вздохнул.

— Когда-нибудь… я надеюсь, она поймет. Может, весной…

Маленькая Треверра завела себе игрушку. Потащила игрушку домой. Под кальсаберитские мечи. А тут еще — наследник крови…

— Что ты будешь делать, если здесь устроят облаву? Не весной, сейчас?

— Облава… Что это?

— Охота. Большая охота. На человека.

— Охота… Улечу, — он пожал узкими плечами, — Спрячусь.

— Хорошенько спрячься.

Не хватало еще, чтобы посторонний пострадал из-за всего этого…

— Ты обеспокоен? — Мотылек подался вперед, — Почему ты сказал про… облаву?

— Потому, что она будет. Скорее всего.

— Из-за твоей работы, — покивал он печально, — Я понимаю. Ты — такой же, как я.

— Хуже. Но это неважно, — и не задавай вопроса. Пожалуйста. Я ведь отвечу, — Просто будь осторожен, Иргиаро.

— Ты тоже. Будь осторожен, — серьезно посоветовал юный кровосос. — И она… — показал глазами на Йерр. — Впрочем, она знает.

— Что знает она — знаю я, — почесал Йерр за ухом, она довольно потянулась.

— Да, — пробормотал Мотылек, — Вы — словно две… — сомкнул ладони лодочкой, не находя слов.

— Это называется "эрса", — сказал я.

— Эрса… — повторил он, — Эрса, — снова сложил ладони, будто примеривая, — Необходимость… Единение… Нет, не то.

— Эрса.

— Эр-рса, — улыбнулась Йерр.

Совсем маленький аинах.

Мотылек Иргиаро смотрел на нас. Смотрел, смотрел… Уже — не видя. Подался вперед. Слушая. Он слушал нас. А я вдруг почувствовал — его. Через Йерр. Его одиночество, несмотря на маленькую Треверру. Его неуверенность. Попытки осознать себя. Его собственное ощущение неуместности третьего в нашем эрса…

Мне было проще.

Он вырвался. С усилием, почти с болью.

— Извините, — прошептал хрипло, — Я… пойду. Спокойной ночи.

Неловко поднялся, опрокинив чурбак и, слегка покачиваясь, двинулся к двери.

Почему — на улицу? Может, ему нужен разбег, чтобы взлетать, а не планировать вниз?

Большая Липучка — смешная. Молодая. Не злая. Просто любопытная.

Да, девочка. Просто любопытный аинах. На Перепутье.

На Перепутье, да. И Старших нет, чтобы помочь. Плохо.