Как опубликоваться?
Мы добрались до кульминации. Рукопись написана, проверена сто раз. Как превратить её в книгу?
Существуют разные способы. Кто-то готов сам платить за издание своей книги. Такой способ иногда воспринимается с насмешкой, но я не вижу в нём ничего предосудительного. У человека могут быть разные уважительные причины прибегнуть к этому способу. Возможно, издательство отказывает, потому что не сможет продать, а человек уверен – его книга нужна людям. Он издаёт её, раздаёт или продаёт этим самым людям, и все счастливы.
Кто-то считает, что нужно искать дружбы с издателем и таким образом продвигать свою рукопись. Вот тут ни одного успешного завершения истории не припомню. Дружба с издательством возможна только после публикации книги, и то не стоит размышлять в ключе: «Я дружу с этим издателем, значит, он опубликует мою следующую книгу». Представьте, что друг привёз вам в подарок сушёных кузнечиков в соусе из лягушачьих лапок и заставляет съесть в его присутствии: «Мы ведь друзья, давай-давай, ешь!» Издатель будет чувствовать примерно то же самое.
От мамы мне досталось в наследство упрямство, а может, упорство – кто как это называет. Я думаю, это важное качество для писателя.
Все мои книги попали в издательство самотёком. Ах нет, вру! Одна книга всё-таки добралась до издательства благодаря знакомству, правда, не с главным редактором или директором, а с художником, к мнению которого там прислушиваются. Однако это была уже пятая книга.
Предыдущие четыре и последующие шесть сами брели по тернистому пути самотёка. Почему тернистому? Потому что он полон ожиданий, разочарований, горестей, новых надежд, новых попыток, новых неудач и неожиданных успехов. Расспросите любого автора, как выходят его книги. Он расскажет вам целую повесть, полную всевозможных перипетий.
Как действовала я?
Сначала прибегла к методу «веерной рассылки», то есть нашла список издательств, которые более-менее могли заинтересоваться моей рукописью. Скопировала их адреса и выслала (каждому индивидуально, конечно, чтобы письмо не попало в папку «Спам») свою повесть. Сначала бегала проверяла почту каждые полчаса. Потом каждый час. Потом пару раз в день. Наконец через три-четыре дня пришло два отказа. Я обрадовалась им как родным. Хоть какой-то отзыв! Хоть кто-то открыл твой файл, а не переложил щелчком мышки в папку «Удалённые» и не пометил как спам (тогда я представляла себе этот процесс именно так, даже не подозревая, что в большинстве издательств с присланными рукописями всё-таки знакомятся).
Через месяц я повторила рассылку. Адреса, с которых пришли отказы, убрала. Добавила пару новых. Опять круг проверки и ожидания. Новые отказы, которые позволили мне говорить семье за чаем: «Да, мне тут написали из издательства такого-то… Хм, да, пока отказ». Родные подливали чаю, пододвигали пирожные, ругали издательство, хвалили меня, предлагали издать за счёт семьи или хотя бы распечатать текст на принтере и скрепить степлером. В общем, делали всё, что положено делать родным, и я была благодарна за поддержку. Правда, теперь они принялись спрашивать через день: «Нет ли новостей из издательства?» – и больше я благоразумно не поднимала этот вопрос на семейных встречах.
А отказы продолжали приходить. Я принялась за новую рукопись. Но обидно было творить совсем в пустоту! И я выслала несколько первых глав в небольшое издательство со словами: «А такое вы печатаете?»
«Нет, Юля, такое мы не печатаем, – гласил ответ. – Мы выпускаем вот такие книги…» Дальше шла ссылка.
Любопытно, что с того отказа началась моя уже десятилетняя дружба с редактором этого издательства, дружба, которая сделала из меня писателя и поддерживала во многих сложных жизненных ситуациях.
Я прошла по ссылке, и у меня разбежались глаза. Сколько новых интересных книг от современных авторов! Я написала ещё одно письмо с вопросом о том, где можно познакомиться с этими книгами. В ответ редактор предложил дать мне их почитать! Ох, и счастливое это было время! Мой муж ездил домой к редактору, привозил огромные ашановские пакеты с книгами о непростых судьбах самых разных людей, и я запоем читала в ночи, уложив спать дочку.
Читала я не с целью понять, что именно стóит сочинить, чтобы опубликоваться. Нет, читала с детским удовольствием, погружаясь в жизни героев, в их трудности, разочарования и победы. После филологического факультета я не могла читать нормально пару лет – глаз прыгал по строчкам, выискивая информацию. А сейчас я читала – с радостью!
Сочиняла я, руководствуясь другим принципом, о том, что мне самой нравилось читать в детстве. Сначала придумала детектив «Тайна города Звенигорода». Прошло немало времени, прежде чем я признала, что не слишком хороша в этом жанре. Однако подходила к нему со всей серьёзностью: ездила в Звенигород, делала словесные зарисовки разных улиц, собирала портреты и удачные описания. Закончив писать, я отослала текст в крупное издательство, которое публиковало детективы, и, к своему потрясению, обнаружила ответ, что текст передан на чтение первому рецензенту. Ох, как я только не проломила головой потолок, прыгая в тот день! Это было чудом из чудес! Со страшным волнением, как результата госэкзамена на пятом курсе университета, я ждала, что же скажет рецензент. Через неделю робко написала вопрос и опять же получила ответ. Рукопись одобрена! Она отправляется на читку к редактору серии! А-а-а-а-а-а!
…Прошло три года. За это время детектив успел попасть в шорт-лист премии «Заветная мечта» в номинации «детский детектив», а я сочинила несколько других повестей. По поводу детектива редактор серии просил звонить каждый месяц, что я и делала. За три года я прошла разные стадии. От надежды до полного неверия в то, что моя книга когда-нибудь будет опубликована.
Однако я не бросала писать. Я сочиняла короткие и смешные рассказы. Один из них, «Право выбора», взяла в детский литературный журнал «Кукумбер» Дина Крупская. Вот это было ощущение чего-то невероятного, удивительного! Подарок жизни: напечатанный рассказ с иллюстрациями знаменитого сегодня художника Леонида Шмелькова. Многие писатели вспоминают Дину с огромной благодарностью за то, что она предоставила площадку нам, начинающим, поверила в нас и подарила счастье публикации. Сейчас мы поддерживаем отношения, тепло переписываемся с Диной, и чувство благодарности не иссякает.
Так вот каждый месяц я звонила и звонила в издательство. От мамы мне досталось в наследство упрямство, а может, упорство – кто как это называет. Я думаю, это важное качество для писателя. Мы должны быть упорными в достижении своей цели, что бы мы ни делали – пристраивали рукопись или сочиняли новую. И однажды я получила ответ: «Мы начинаем работу над вашей рукописью».
Никогда, никогда не привыкну я к радости, которую вызывает во мне такой ответ! Даже сейчас, когда в издательстве готовы издать мою будущую книгу, я всегда мысленно готовлю себя к тому, что она может не понравиться, не подойти (по тысяче причин), а если всё-таки одобрена – по-прежнему проверяю прыжками потолок на прочность. Глупо было бы лишать себя такого способа радоваться!
Итак, детектив вышел. Мы с мужем помчались в любимый книжный магазин на Тверской. Там книги не оказалось! Мы поспешили на Арбат. Там – ура! – на полке стояла моя первая книга. Рядом с настоящими книгами. Как будто я и есть настоящий писатель. В это было очень сложно поверить… В то время у меня был очень простенький мобильный телефон, но всё-таки я смогла сфотографировать обложку и отослать родным. В их глазах в тот вечер я точно превратилась в самого настоящего писателя.
Почти сразу, следом, родился мой второй ребёнок, и я получила первую премию – за книгу рассказов о больничной жизни «Выдуманный жучок» (КомпасГид, 2016). Детектив я сочиняла «мозгом», а «Жучка» – сердцем. Новая неземная радость – держать в руках книгу, в которой бьётся твоё сердце. Первая презентация на книжном фестивале (как же дрожали руки, ох), первые читательские признания, без которых я, наверное, не смогла бы схватиться за новые повести с новыми силами. И пошло-поехало… Повести рождались в голове, позволяли сбегать в их мир от домашних дел; новые победы, позволявшие всё больше и больше поверить в себя, в то, что получается писать, в то, что это нужно людям.
Время было потрясающим ещё и потому, что я впервые поехала на семинар детских писателей. С книгоизданием напрямую этот факт не связан, но почувствовать себя «настоящим писателем» помог. Трудно чувствовать себя иначе, когда рядом – увлечённые трепетные коллеги, много сильных текстов, вызывающих восхищение, потрясающие педагоги Валерий Михайлович Воскобойников и Марина Яковлевна Бородицкая. За Мариной Яковлевной семинаристы только и успевали записывать готовые цитаты о творчестве и текстах: «Тщательнéе надо вычитывать текст, тщательнéе»; «Существует закон спотыка!»; «Как я люблю состояние творческого тупика: ведь я из писателя превращаюсь в читателя!»; «Для детей хорошо писать, когда они у бабушки» и т. д.
Для детских писателей многие фразы наших преподавателей стали крылатыми и звучат как пароли на встречах и совместных выступлениях.
Я думаю, каждому писателю стоит посетить подобный семинар: они действительно заставляют по-другому, более въедливо и тщательно взглянуть на собственный текст. Работая с другими текстами, ты и сам учишься многому.
Ещё обязательно стоит подавать рукописи на соискание различных литературных премий.
Помогают ли они изданию книги? В смысле публикации я считаю премии разновидностью самотёка. Это примерно как скатываться просто с горки или с горки, на которой есть трамплин. Роль трамплина выполняет премия. Можно написать в издательство, что рукопись получила такую-то премию, и, возможно, редактор обратит на это внимание, но стопроцентной гарантией публикации премия не является (если только это не прописано в положении о премии как награда). А вот чему точно помогает премия, как и писательские семинары, – это познакомиться с коллегами, войти в круг общения, найти тех, кто поддержит тебя и кого поддержишь ты. Я не знаю, как обстоят дела со «взрослыми» премиями, но детские писатели цепляются друг за друга. Мы дружим даже на расстоянии, переписываемся, обмениваемся новостями и воспоминаниями. Если вас пригласили на вручение премии, а саму премию не дали, это хороший повод не оскорбиться насмерть, а пообщаться с собратьями по перу, обменяться взглядами на творчество. Это всегда вдохновляет.
Я прошла совсем не простой путь общения с самыми разными издательствами. Где-то вышло очень удачное сотрудничество, где-то – не слишком. Обычный путь любого детского автора. Иногда меня спрашивают, почему мои книги выходят в разных издательских домах. Дело вовсе не в том, что где-то платят больше, а где-то меньше. Дело в том, что в одном издательстве предпочитают малышовые сказки, а в другом – подростковые книги, в третьем – любовные романы для девочек, в четвёртом – смешные рассказы о школе. Вот так и выходит, что я сначала сочиняю, а потом уже прикидываю, куда бы отправить.
Правда, в последнее время мне страшно везёт: я познакомилась с издательством «КомпасГид». Мне невероятно нравятся все люди, которые в нём работают, и всё, что они делают с книгами. Мой образ как писателя, я считаю, создали именно они. Можно написать одну замечательную книгу, прославиться и больше ничего не создавать. Возможно, человек высказал наболевшее и занялся другими делами. Тут каждый выбирает путь себе по душе. Мне хотелось именно «работать писателем», то есть сочинять повести, а ещё встречаться с читателями в разных городах, общаться с ними, быть в курсе критических обзоров и иметь поддержку. Всё это я получила в «КомпасГиде» и потому показываю им первым все рукописи – даже те, что сочиняю для взрослых.
Завершу рассказ о публикации такой мыслью. Мало «пристроить книгу в издательство», мало подписать договор. Самое главное в кульминационном моменте книгопечатания – это отношения с редактором, который станет работать с вашей книгой. Об этих отношениях я и хочу рассказать в следующих главах. А заодно поделюсь парой-тройкой так называемых лайфхаков, которые, как мне кажется, могут помочь в начале пути.
ЛАЙФХАК 1
Прежде чем рассказывать о работе с редактором, хочу поделиться одной уловкой, помогающей снять напряжение, с которым писатель просматривает правку текста. Представьте, что этот текст не ваш. Вообразите, что вам с редактором надо выправить текст другого писателя. Сразу станет легче. Вообразили? Не очень получается? Не переживайте: эта уловка – как овощной суп – должна выстояться в голове пару-тройку дней.
Сага о хорошем редакторе
Я думаю, любой писатель сможет написать целый роман о том, как он работал с редактором, и не всегда это будет мелодрама со счастливым концом. Иной раз всё выльется в триллер с дуэлью и смертью положительного героя (то есть писательских надежд).
Мне повезло. У меня был опыт работы более чем с пятью разными редакторами. И с годами я стала понимать, каким должен быть хороший редактор. Теперь хорошие взаимоотношения с хорошим редактором становятся для меня важнее, чем иллюстрации, срок выхода книги и даже гонорар. Правда. Писатель пишет книгу дважды. Первый раз – сам. Второй – на пару с редактором. Если эти отношения не выстраиваются, пиши пропало. В свет выходит либо текст, который толком-то и не вычитан, либо настолько истерзанное и измученное произведение, что у писателя даже при взгляде на обложку книги начинается прилив отвращения.
Возникает вопрос: может, вообще обойтись без редактора? Я знаю писателей, которые действительно обходятся. Их скрупулёзности можно позавидовать. Они умеют тщательно вычитывать свои тексты. Более того, они получают от этого удовольствие!
Писатель пишет книгу дважды. Первый раз – сам. Второй – на пару с редактором.
Наверное, если у вас есть подобные навыки, а ещё вы обладаете нужной смелостью и даже решимостью, то можно обойтись и без редактора. При чём тут решимость? Вспомните, какое впечатление на вас как читателя производит надпись на обложке: «Выходит в авторской редакции». Так и тянет открыть книгу и начать придираться к каждой запятой. Многим видится в этом вызов: «Ах, это авторская редакция! Ну, посмотрим-посмотрим!» Именно поэтому для меня редактор не строгий учитель, который так и норовит влепить двойку за сочинение, а друг, который помогает строить убежище от нападок и отражает атаку плечом к плечу.
Потому я и не берусь править текст сама: профессия редактора для меня – это что-то непостижимое. Не понимаю, как они вычитывают тексты, как не понимаю и того, как поэты сочиняют стихи. Редактор умеет быть одновременно и внутри текста, и снаружи. Умеет понять и писателя, и читателя, а также помогает обоим понять и принять друг друга.
Повторюсь: хороший редактор. Как отличить его от… скажем так, всех остальных? Хорошего редактора определяет всего несколько черт.
1. Он должен помогать вам отражать вашу собственную мысль, а не самоутверждаться за ваш счёт. В этом смысле хороший редактор похож на курицу-наседку. Он помогает цыплёнку, то есть вашему тексту, выбраться из яйца, а не долбит клювом по скорлупе, пытаясь сделать яйцо квадратным – таким, каким он сам его видит. Если вы замечаете, что в результате редактуры потерялась ваша мысль, – возражайте.
2. Хороший редактор готов к аргументированному спору. Он не шантажирует: «Иначе вообще не выпустим книгу!» – но может настаивать на своём, приводя разумные аргументы. Да, я знаю, как трудно расставаться со своим текстом. Иной раз – до боли невыносимо. Но и у редактора могут быть такие аргументы, к которым есть смысл прислушаться.
3. Хороший редактор умеет тактично формулировать мысли. Да, пусть сначала вас расстроит тот факт, что текст придётся видоизменять, – вежливо сформулированный запрос от редактора поможет вам свыкнуться с этой мыслью.
4. Хороший редактор не переходит на личности! Один раз мне позвонил редактор и поинтересовался: «Вы Фадеева читали? Чехова читали? Вот писатели! А вы ещё кто такая?» Хорошо, что я не успела заключить договор с этим издательством.
5. Хороший редактор не пропустит множество ошибок. Конечно, какие-то моменты всё-таки упускаются и писателем, и редактором, и корректором (зато въедливым читателем – никогда!). Мы не машины, да и огрехи книгопечатания тоже имеют право на существование. Однако хороший редактор сведёт эти ошибки к минимуму.
6. И наконец, хороший редактор не тот, кто одобряет каждый ваш шаг. Этим пусть занимаются друзья и родные. Редактор может посоветовать переписать ВСЁ или не дать рукописи ходу.
Начинающим писателям кажется, что редакторы только этим и занимаются: не дают рукописи ходу, от чего испытывают глубокое моральное удовлетворение. Это не так. Редактору опубликованная книга нужна не меньше, чем писателю. Ну хорошо, меньше, но нужна. Просто редактор должен учитывать множество факторов, и эти факторы часто складываются в некое созвездие, которое не благоволит к писательской мечте. Со стороны кажется, что это легко – отказывать в издании рукописи. Но представьте себе, что отказать нужно человеку, у которого за плечами уже десять изданных книг, для которого писательство стало профессией. Да, это он встаёт с утра пораньше, торжественно объявляет: «Я работаю!» – и год больше не занимается ничем другим. Он пишет одиннадцатую книгу. И вот ему нужно отказать. Потому что все десять книг прекрасны. А одиннадцатая неудачна. В ней хромает идея (допустим), или она невыразимо скучна, или писатель «копнул не слишком глубоко». Всякое бывает. Но принять отказ – ой как сложно. Единственная надежда в такой ситуации – это доверие к редактору, который не только откажет, но объяснит, чтó не так и чтó можно было бы переделать.
У меня больше десяти изданных книг для детей и подростков. А в столе – четыре рукописи, которым сама не дам ходу. Дело не в том, что раз их не взяли в одно издательство, то возьмут в другое (как утешают меня друзья). Дело в том, что значимый для меня человек про одну рукопись сказал: «Тут очень поверхностно. Нужно копать глубже». А про другие спросил: «О чём эта книга?» И я не смогла ответить.
Возможно, когда-нибудь я вернусь к ним. Докопаю то, что пока поверхностно. Найду и обозначу идеи остальных рукописей. Но мне всегда проще написать новое: трудно заново разжечь в себе тот огонь, которым горел пару лет назад. Иногда я вспоминаю о рукописях в столе и… радуюсь, что они не стали книгами. Они лежат в столе, и у них есть очень важная роль: эти рукописи сдерживают рост моего писательского эго, напоминая своим существованием, что всё в мире относительно, даже свеженаписанная повесть «почти-букер, а то и нобель».
Иногда, чтобы достичь чистоты текста, прибегают к помощи друзей-писателей. Это хорошо – получить отзыв о тексте сведущего человека, который знает, как сформулировать ответ, чтобы не задеть и не обидеть, но при этом указать на недостатки. Кроме того, писатели чутки к слову, поэтому довольно успешно обнаруживают все стилистические погрешности и ошибки словоупотребления (именно на семинаре я наконец уяснила разницу между «надеть» и «одеть», а также словами «ванна» и «ванная»). Этим способом взаимопроверки пользуются на семинарах для молодых писателей, пишущих для детей. Выглядит это так: за пару месяцев до семинара тексты рассылаются всем участникам, писатели вычитывают друг друга, помогают найти ошибки, указывают на недостатки или хвалят (это редко, да и мало кому помогает, честно говоря). Способ замечательный, но у него есть один минус.
Каждый писатель видит проблему по-своему, и ему довольно трудно усмирить это своё понимание проблемы. Например, один человек пишет повесть о предательстве. В ней он рассказывает, как это предательство прощено и забыто. «Нет, нет, – заволнуется другой писатель, – такого не бывает! Предательство нельзя прощать! Оно должно быть наказано!» У каждого свой жизненный опыт. Найдётся немного писателей (кроме преподавателей семинара, безупречно владеющих этим искусством), способных усмирить опыт своей жизни, вчитываясь в передачу чужого. Это трудно. Однако такие друзья-писатели всё же встречаются, и их отзыв, наравне с мнением хорошего редактора, – на вес золота.
И напоследок расскажу, как впервые встретила хорошего редактора. Мне было девятнадцать, я только недавно начала активно пользоваться интернетом и натолкнулась на сайт «Проза.ру». Преодолев стеснение, я отправила на этот сайт несколько рассказов, и один из них – про мальчика Ваню, который пережил расставание с мамой, – вдруг был встречен большим количеством доброжелательных рецензий. Лишь в одной рецензии была не только похвала, но и вежливый вопрос (цитирую по памяти): «А вы не очень обидитесь, если я подскажу, где убрать некоторые ляпы? Текст замечательный, но эти ляпы – как крошки в кровати. Колются и мешают спать».
Я испереживалась, конечно. Но довольно быстро пришла к благодарности и исправила всё, на что мне указали.
С тех пор я мысленно так и называю ляпы – «крошки в кровати». Они плохи тем, что «выкидывают» из текста. Один раз читатель простит (особенно любимому автору). Второй раз – тоже. Третий – возможно. Но если в тексте больше трёх ляпов, начинает подкатывать возмущение, и в отзывах звучат слова: «плохая редактура», «невычитанный текст».
Хороший редактор помогает вам избавиться от этих крошек, и тогда читатель может спокойно грезить, покачиваясь на волнах вашей фантазии.
ЛАЙФХАК 2
Вторая уловка помогает обезвредить редактора в голове писателя. Последнему редактор иногда видится злобным чудищем из детского кошмара, который кромсает всё вокруг острыми зубами, не разбираясь, что к чему. Так вот, надеваем на редактора халат. Например, халат врача. Если у вас заболеет родственник, вы поведёте его к врачу? Есть, конечно, люди, которые занимаются самолечением. Я и сама люблю пить кофе, чтобы прошла головная боль. Но если у родственника температура под сорок и сыпь по всему тексту… то есть, простите, телу, придётся обраться к врачу.
Выбирайте сами, в кого превратить редактора в вашей голове. Может, в уборщика ОЧЕНЬ замусоренного помещения? Или в пожарного, который тушит огонь в горящем доме? Может, ваш редактор – археолог, а текст – пустыня, где таится сокровище, но, чтобы увидеть его, нужно сдуть пыль?
«Пауза-свари-суп»
Однако даже с хорошим редактором бывает сложно работать. И дело уже не в нём, а в нашем писательском эго. Всё, что скажут про наш текст, кроме разве «это гениально» или «да тебе надо „Букера“ не глядя», кажется нам кощунственным. Что это значит: «В целом неплохо, но…»?! Какое ещё «но»?! Никаких «но»! Гениально, и точка!
Вся эта гамма чувств ощущается любым писателем в первые секунды (а может, и дни) после получения редакторской правки.
Не знаю, почему мы начинаем так сильно нервничать, когда дело доходит до правки.
Возможно, столь болезненное восприятие объясняется двумя причинами. Во-первых, писатели чувствуют текст как своё собственное продолжение. Это похоже на то, как мы переживали из-за любого замечания по поводу нашей внешности в подростковом возрасте. Что там замечания, каждый взгляд со стороны резал ножом по сердцу, и казалось, все на тебя таращатся и посмеиваются. Во-вторых, писатель всё в принципе воспринимает болезненно. Весь мир. Всё отзывается гулом, всё имеет значение, всё увеличивается в голове до невиданных размеров и объёмов. Такое вот писательское свойство, и с ним можно только смириться.
Бесполезно убеждать себя, что редактор не таращится, не посмеивается, а хочет помочь. Чувства без толку глушить, они всё равно рано или поздно проявятся. Но с годами я выработала для себя несколько очень простых правил, которые магическим образом помогают мне всякий раз мало того что примириться с правкой текста, так ещё и искренне поблагодарить за неё редактора. Попробуйте – может, они и у вас сработают.
Шаг первый. Получив письмо с правкой по электронной почте, я никогда не открываю текст в первую же секунду (если нет дедлайна). Я даю себе время привыкнуть к самому факту, что мой текст уже исправили. Часто не открываю не только текст, но и само письмо (чтобы оно оставалось непрочитанным, и я о нём не забыла). Читаю другие письма, отвечаю на них, а это периодически сверлю взглядом и проматываю вниз в течение дня. Я привыкаю к факту существования этого письма, как свекровь привыкает к факту существования невестки.
Шаг второй. На следующий день, в тот момент, когда я сажусь с чашкой кофе, полная идей продолжить какое-нибудь новое произведение, я открываю не файл с ним, а тот, который мне прислали на правку. Велико искушение сказать себе: «Да ладно, я как-нибудь потом внесу эти правки, а сейчас лучше запишу то, что меня действительно интересует». Не пойдёт. Вы будете откладывать это до бесконечности, и в конце концов вам придётся разбираться с правкой в час ночи, борясь с зевотой и мучительно соображая, что к чему. Нет уж! Правка – дело важное. Она заслуживает утренней энергии и позитивного отношения.
Шаг третий, самый важный. Итак, я открываю файл и дальше прочитываю всё-всё, что редактор мне исправил в тексте, все комментарии на полях, все заметки, все вопросы и указания. А потом, внимание! Закрываю файл и отхожу от ноутбука минут на пятнадцать-двадцать. Часто моего внимания требует какое-нибудь домашнее дело, вот им и занимаюсь. Физическая нагрузка – лучше всего. Я варю суп или вытаскиваю бельё из стиральной машины. Это время я обозначаю как «пауза-свари-суп».
Конечно, при этом я могу быть расстроена или даже раздавлена комментариями редактора.
Да что там, настала пора действительно признаться (самому себе!), что в твой гениальный, почти-букеровско-лауреатный текст внесли страшную штуку – ИСПРАВЛЕНИЯ. То есть ты писал от всей души, вкладывал сердце, руку, ногу, голову, хвост, а теперь НЕКТО тебе сказал, что ты всё это делал НЕПРАВИЛЬНО. Причём в первые секунды кажется, что неправильно сделано ВСЁ. Даже если пару слов поменяли местами, а ещё в паре исправили грамматические ошибки.
Мне в таком случае очень помогает звонок подруге или мужу со словами:
– Мне прислали текст. Там СТОЛЬКО правки!
Сочувствия хватает, чтобы прийти в себя. А один раз я получила даже «волшебный пендель» в виде слов: «Ну, у тебя хотя бы движется дело, про мою рукопись вообще как будто забыли».
В общем, хотя в первые секунды и кажется, что вам нанесли оскорбление, которое можно смыть только кровью, вот эта самая «пауза-свари-суп» (или «пауза-погуляй-с-собакой») волшебным образом помогает смириться с этим фактом. Человеческий организм устроен так умно, что умеет вырабатывать антитела ко всему, даже к редакторской правке.
Хотя вы и будете бурчать себе под нос, шинкуя капусту на щи или гоняясь за собакой, чтобы надеть на неё ошейник, но, усаживаясь за ноутбук во второй раз, вы уже знаете, что вас ждёт.
Человеческий организм устроен так умно, что умеет вырабатывать антитела ко всему, даже к редакторской правке .
«Пауза-свари-суп» помогает мне свыкнуться с тем, что какие-то вещи действительно нуждаются в исправлении. Кто того, даже при предварительном просмотре вы успеете отметить несколько моментов, с которыми в корне не согласны и будете настаивать на этом до конца. Опять же, во время паузы, пока вы, окутанный парами булькающих щей, мысленно спорите с редактором, вам наверняка придут на ум самые точные, вежливые и чёткие аргументы. У меня трое детей, поэтому по дому разбросаны все возможные записки, рисунки, бумажки. Вытерев руки о полотенце, я могу быстро зафиксировать эти аргументы на любом листке и думать дальше. Если у вас нет домашнего эльфа, ответственного за разбрасывание бумажек, прилепите парочку на холодильник (листков, не эльфов) – часто самые славные и полезные мысли приходят во время мытья посуды.
Если вы везунчик и вам не надо варить суп или мыть посуду, дайте себе задание, выполнив которое будете чувствовать удовлетворение. Дело в том, что редакторская правка, даже сделанная самым корректным образом, бьёт по нашей самооценке. Поэтому, прежде чем начать править свой родной и сердечный текст, сделайте какое-то дело, которое завершится успехом. Подточите десяток карандашей, развяжите узелок на пакете с мандаринами, да хотя бы попадите пять раз подряд шаром из скомканной бумаги в корзину с мусором. И только тогда садитесь править.
Шаг четвёртый. Обычно, усаживаясь за правку, я ещё раз просматриваю все замечания с начала до конца. Так моя дочь, придя из школы и пообедав, просматривает всё домашнее задание. Когда ты знаешь, какой объём тебя ждёт, с трудностями справиться легче. А потом я вношу те правки, которые легко принимаю. В тексте всегда есть места, где ты пропустил слово или написал неправильное (я часто путала «декламирую» и «декларирую»), где много слов-паразитов (у меня это слова «просто» и «вдруг», они встречаются в тексте раз семьдесят!), ну или где редактор помог оформить мысль чётче.
Итак, сначала я делаю выборочно правку. Во-первых, она помогает настроиться на позитивный лад. Во-вторых, когда ты позже тратишь много сил на исправление сложных мест и проматываешь текст дальше в поисках следующего замечания, исправленные абзацы здорово повышают настроение.
Потом я занимаюсь сложными местами, и в такие секунды меня лучше не отвлекать: могу убить, хоть и взглядом. Шоколада съедается масса! Но в конце концов и этот этап преодолён.
Остаются такие места, над которыми лучше подумать. Тут я снова беру паузу – возможно, в день. Это касается просьбы редактора «уточнить мысль», «развить идею», «по-другому объяснить, что имеется в виду». В общем, всех моментов, когда требуется подобрать слова. Я быстренько захлопываю крышку сундука, куда прячу своё «А что, разве и так непонятно?!», и снова отправляюсь по своим делам. Я посещаю дни рождения родственников, гуляю с подругой по Аптекарскому огороду, хожу на родительские собрания, но при этом мысленно возвращаюсь к сложным местам, и, как правило, слова подбираются сами уже на следующее утро. В конце концов, я написала целую книгу, неужели мне будет сложно подобрать несколько слов для какого-то абзаца или трёх?
Шаг пятый, последний. Я вношу последние изменения и просматриваю текст в последний раз. Иногда бывает, что какое-то замечание я просто не заметила, и тогда отлавливаю его и довожу до ума. А потом вдыхаю полной грудью, отключаю мозг и отправляю текст редактору. Если вовремя не отключить – беда. Писатели существа нервные, они будут просматривать текст снова и снова в поисках «чего бы ещё исправить». Успокойтесь, вы всё исправили. В крайнем случае редактор вам укажет. Выдыхайте. Вы славно потрудились. Съешьте шоколадку, если осталась.
Меня часто спрашивают, всегда ли я согласна с редакторской правкой. Как правило, да. Если я вижу, что редактор не воплощает свои амбиции за счёт моего текста, а помогает ему стать чище и лучше, зачем же мне возражать? Были ли у меня случаи неудачного сотрудничества с редактором? Конечно, были. Иначе как бы я пришла к образу хорошего редактора?
Думаю, что нет особых чётких правил, с чем соглашаться в редактуре, а с чем нет. Каждый для своей книги выбирает что-то своё. Вот, скажем, смена имён героев. Кому-то даже мысль болезненна. Кто-то равнодушен к этому вопросу. Однажды мне предложили сменить имя героини «Лиля» на «Лёля» – «потому что второе лучше звучит». Я отказалась. Это моя героиня, и мне виднее, как лучше звучит её имя. В другом случае редактор Татьяна Бобрецова, с которой мы дружим ещё со времён писательских семинаров, предложила сменить имя «Рита Васильевна» на другое, обосновав своё замечание. Доводы были такими: полное имя героини – не Рита, а Маргарита. Да, малышка Дана называет няню Рита. Но приходящий педагог вряд ли может позволить себе такое обращение. Что мне удобнее: заменить имя на Маргариту или придумать другое? Я предложила назвать героиню Роза Васильевна, и мы расстались, довольные друг другом. И с Татьяной, и с героиней.
Боюсь ли я возражать, если есть угроза не издать книгу? Пожалуй, сначала боялась. Сами понимаете: кажется, что первая книга – это билет в писательский мир. Если она у тебя есть, ты сам начинаешь считать себя писателем, а это важно. Позже я отказалась вносить в свою повесть редакторскую правку, которая, на мой взгляд, совершенно меняла мою концепцию. Книгу не приняли в одном издательстве. Зато спустя пару лет приняли в другом!
Поэтому, работая над правкой, нужно, во-первых, научиться доверять редактору и глушить в себе писательское эго (ну или задабривать его паузами и шоколадками), а во-вторых, уметь прислушиваться к себе и отстаивать то, что для вас действительно важно.
Один из лучших советов по внесению правки я получила от коллеги на семинаре для детских писателей, который проводил Фонд Сергея Филатова в Константиново. Там я познакомилась с Михаилом Лукашевичем. Михаил – не только журналист и писатель, но и предприниматель. Это позволяло ему давать очень практические и точные советы. Например: «Спокойно иди к поставленной цели», «Избегай токсичных людей», «Не складывай яйца в одну корзину» (речь шла о том, что тексты стоит предлагать нескольким издательствам). Кто-то не воспринимал эти советы, поскольку чувствовал посягательство на свой внутренний мир сочинителя. Но мне запал в душу один разговор о редакторской правке. Я пожаловалась Михаилу: вот, мол, мне сказали что-то исправить в тексте. Он пожал плечами. «Да садись и правь, – сказал он, – и ни о чём не думай».
И правда, что может быть проще? Садись, правь и ни о чём не думай. Когда у меня дедлайн или когда я безоговорочно доверяю редактору, с которым работаю вот уже десять лет, я так и делаю. Бормочу под нос: «Садись, правь, ни о чём не думай», – и поступаю, как указано.
Как ни странно, это работает. Попробуйте!
ЛАЙФХАК 3
Последняя уловка в работе с редактором действует безотказно. Сразу начинаешь ценить все поправки. Но для неё необходим опыт совместной работы хотя бы над одной книгой. Вспомните лишь один элемент в тексте, который можно счесть вашей оплошностью и который выловил, как блоху, внимательный редактор. Обычно мы, писатели, стараемся о таких «блошках» забывать, успокаивая свою совесть отговорками в стиле «с кем не бывает». А вот зря. Нужно вспомнить об этой «блохе», напечатать кусок исправленного редактором текста на листке и повесить рядом с рабочим столом. Всякий раз, когда захочется закричать: «Да что ваш редактор вообще смыслит в жизни?!» – гляньте на этот листок, и ваш пыл умерится.
Что я думаю об иллюстрациях?
Эта глава будет короткой. Пристальное внимание к иллюстрации – это всё-таки специфика, по большей части, детской литературы.
Мне кажется, что писатели в своём отношении к иллюстрации делятся на два типа. Первые имеют в голове чёткую картинку: вот так должны выглядеть герои на бумаге. Если у таких писателей возникают трудности при общении с иллюстраторами, то происходит это потому, что картинка, предложенная художником, не совпадает с той, которая в голове автора текста. Начинается долгий мучительный поиск – впрочем, часто он венчается успехом.
Второй тип писателей – «бескартиночники». У них нет чёткого представления о том, как должен выглядеть их герой или пейзаж. Таких меньшинство. Я поняла, что отношусь к этому типу, когда отдала иллюстратору первую книгу, «Выдуманного жучка». В издательстве переслали рукопись художнику, и вдруг меня опалила мысль: «А там вообще описано, кто как выглядел?» Бросилась к рукописи. Перелистала. Не описано! Вот ужас-то! Как же художник будет рисовать? Я попыталась написать редактору, что да как должно быть в тексте, и повиниться: мол, балда, ни одного чёткого портрета не прописала – штрих там, штрих тут. Но редактор не удивилась, а успокоила меня. Всё нормально. Так бывает. Художник уже работает, но мои мысли обязательно примет к сведению.
Мои книги иллюстрировали разные художники, и всякий раз я радовалась тому, чтó они изобразили. У меня почти никогда не было претензий или замечаний к иллюстрациям. Наоборот, только радость. Да, мне повезло с художниками: Ольга Громова, Елена Ремез, Мария Патрушева, Евгения Двоскина, Виктория Кирдий – признанные мастера.
Однако дело ещё и в том, что герои для меня – это прежде всего образы, оживляемые словами. Для меня слова, текст всегда важнее картинки. Так было с детства, и сейчас, когда я читаю книги, в том числе и детские, образы выстраиваются у меня в голове именно на основе слов. Не знаю, почему так происходит. В жизни я внимательна к внешности человека. Но то же самое вижу и у своих детей: с малышового возраста я могла читать им сказки с экрана компьютера или с распечатанного на принтере листа. Они любят иллюстрацию, но могут обойтись и без неё. Как и я.
Я не рассуждаю, хорошо это или плохо. Считаю, что это внутреннее качество. Кому-то очень важны картинки, кому-то – не очень.
Если вы, как и я, принадлежите ко второму типу писателей, считайте, что вам повезло: издателю будет легко с вами работать. Ведь вы с чистым сердцем оставите за ним выбор художника.
Если вам очень важны иллюстрации, попробуйте найти художника ДО того, как отправили рукопись в издательство (например, на сайте ). В случае его согласия поработать с вами вы отправите уже готовый макет. В детской литературе есть масса удачных примеров творческого тандема писателя и художника, которые выливались в совершенно потрясающие книги: «Жили-были карандаши» (Тамара Михеева и художник Ольга Брезинская), «Нестрашные сказки про страшную Буку» (Ольга Колпакова и Светлана Прокопенко), «Приключения новогодних игрушек» (Елена Ракитина и Людмила Пипченко), «Аквариумные рыбки» (Наталья Евдокимова и Елизавета Третьякова) и др.
Если не удалось договориться с художником (им действительно трудно рисовать иллюстрации без уверенности в том, что этот труд оплатят), попробуйте предложить его работы издательству. Возможно, стиль понравится редактору. В любом случае тему иллюстрации, как и редактуру, можно и нужно обсуждать, особенно если у вас есть об этом конкретные представления.
Иногда меня спрашивают: «Неужели тебе всё равно, как нарисуют твоих героев?» Мне не всё равно. Я отличу талантливый рисунок и порадуюсь ему. Поэтому последний мой совет на тему иллюстрации: найдите хорошее издательство. Если вам нравятся книги, которые оно выпускает, выше вероятность того, что понравится и ваша. А в хорошем издательстве всё на высоте: и редакторы, и корректоры, и дизайнеры, и, конечно, иллюстраторы. А ещё в хорошем издательстве прислушаются к вашему мнению, если вам будет что-то не по сердцу даже в самой прекрасной иллюстрации.
ЗАДАНИЕ 23
Из своего опыта общения с художниками я знаю, что они не принадлежат к некой избранной касте, которая и говорить-то с писателем без договора не станет (хотя есть и такие личности). Иногда иллюстраторы заинтересованы в сотрудничестве с писателем, поскольку можно предложить издательству уже «готовый продукт». Начните с малого: познакомьтесь с художником и вышлите небольшой фрагмент вашего текста, один рассказ или главу.
Этот демонстрационный фрагмент можно отослать издательствам с комментариями. Понравится – тогда можно обсудить договор!