Досмотреть фильм не удалось, Исабель нажала на паузу как раз в том месте, где у Хулии случился инсульт.
— No tenemos tiempo de terminar de ver esta película. ¿Fue interesante?
— ¡Si! — завопили Алекс и Кико хором, не отрывая глаз от Марины.
— Muy bien, — кивнула Исабель.
Дальше она сообщила что-то про кино дома. Кажется, предлагала досмотреть этот фильм тем, кому он понравился. И добавила ещё что-то про пары, на которые разделит нас. Я покосилась на Кико. Конечно, он теперь потерял голову от кое-кого в красном платье, но если его официально назначат мне в пару, то ему придётся смотреть на меня, а не на неё. Хоть бы мне достался он, а Марине — надменный Алекс. Или тогда уж Любомир. С его братом я попасть в одну пару не хотела: судя по всему, он совсем не говорит по-испански, а значит, основная работа ляжет на мои плечи.
Исабель тем временем покинула класс. Марина поднялась, достала из сумочки пудреницу и принялась разглядывать своё отражение. Кико делал вид, что его что-то страшно заинтересовало в пенале, но в конце концов не выдержал и спросил по-испански:
— Ты живёшь в лагере?
Марина покачала головой и загадочно улыбнулась. Кико обрадовался и предложил показать ей лагерь, нет-нет, не свою комнату, конечно, но столовую, развлечения. Марина щёлкнула пудреницей, милостиво кивнула, и они прошествовали к выходу. Алекс увязался за ними.
«Вот уж спектакль так спектакль, — подумала я, прислушиваясь к Марининому хихиканью, — и ничего придумывать не надо. Бедняга Кико не знает, что она использует его, чтобы проникнуть в лагерь и там завести себе поклонников. Интересно, она где-то ведёт счёт тех, кто потерял от неё голову? Ставит зазубрины на дубине?»
— А мы тоже живём не в лагере, — сказал по-русски Любомир.
Я вздрогнула. Совсем забыла об их присутствии. Богдан уже крутился у двери, ощупывая карманы жилетки, а Любомир ждал меня. «Вот мы и разделились на группы, — с горечью подумала я. — Красивые и весёлые ушли, а несимпатичные ботаны остались».
Не слишком доброжелательный вывод по отношению к парню, который ждёт меня, но я ничего не могла с собой поделать. Было обидно. Я думала, тут нет такого разделения, как в русской школе: на некрасивых отличников и весёлых красавцев. Кико ведь заинтересовался мной сначала! Но пришла Марина и всё испортила… Теперь я должна тащиться по жаре с этими двумя занудами, один из которых вообще не проронил ни слова.
И чего я такая злая? От голода, наверное…
— Ну пошли, — вздохнула я.
— Как это — пошли? — встрепенулся Любомир. — Мы ещё не пошли.
— Пойдём, — исправилась я.
Мы снова оказались в холле, где было ещё более шумно, чем обычно. Старосты рассадили ребят на полу, раздали цветастые ленты, которые вырезали на переменке, но смысла игры я не уловила. Хотелось поскорее избавиться от братьев-болгар, попасть домой и что-нибудь съесть. На злополучный автомат в углу я старалась не смотреть.
— Подожди! — тронул меня за рукав Любомир. — Check out!
Оказывается, тем студентам, которые живут не в лагере, а в семье, нужно было обязательно «выписаться» у Трини, то есть предупредить о том, что мы покидаем лагерь. Если бы я просто убежала, то через пару часов Трини должна была бы заявить о моем исчезновении в полицию! Мне стало стыдно. Такая славная девушка, а из-за меня получила бы неприятности. Или так не говорят по-русски — «получить неприятности»? Честно говоря, голова уже гудела от жары, которая охватила нас, едва мы вышли из школы, от испанских и русских соответствий. Есть и спать. Спать и есть. Больше не хочу ничего.
— А ты давно учишь испанский? — спросил Любомир.
Он шагал рядом со мной, засунув руки в карманы. Его брат снял сандалии и бежал по газону, на котором ещё блестели капли воды.
— Несколько лет — неохотно ответила я. — А ты давно учишь русский?
— Я его не учить… не учил специально, — принялся объяснять Любомир, — моя бабушка — русская. И она говорила со мной по-русски, когда я езжал к ней в деревня. В деревню. Там был такой…
Он попытался показать руками что-то, напоминающее воздушный шарик.
— Мяч?
— Нет, нет. Из дерева. С водой. В земле.
— А! Колодец!
— Да, — обрадовался он, — спасибо. И я нёс из него воду каждый день.
— Носил, — машинально поправила я.
— Русский язык очень сложный, — покачал головой Любомир. — Почему «носил»?
— Ну… — задумалась я. — Потому что каждый день. Если действие однократное… Ну то есть один раз делается, то «нёс». А если много раз, то «носил».
— Очень трудно, — повторил Любомир.
— И правда, — признала я.
— А ведь ещё есть «уносил», «приносил»…
— «Заносил», «подносил», «выносил», «сносил», «относил» и «переносил»! — подхватила я.
Любомир схватился за голову и застонал. Мы оба рассмеялись.
— Знаешь, — задумчиво сказала я, — теперь я понимаю, почему моя бабушка называет испанский самым лёгким языком в мире. Никаких тебе «сносить» и «переносить». Traer! И нет проблем.
Он расхохотался. Забавный у него был смех. Такой бас. Га-га-га-га!
— А где твой брат? — огляделась я.
— Вот там, за магазином, — указал Любомир, — мы тут с тобой до свиданья. Там наша автобусная остановка.
— Пока! — с сожалением сказала я.
— Я всё равно люблю русский язык, — серьёзно добавил Любомир, — потому что я люблю бабушку. Это наш с ней язык…
Он показал на грудь.
— Сердце, — сказала я, — язык сердца.
Он кивнул, снова сунул руки в карманы и направился к остановке. А я смотрела ему вслед, и он больше не казался мне жалким и лопоухим. Я испытывала что-то вроде гордости за родной язык. Надо же, он такой сложный, а его всё равно любят.
Еда, еда! Теперь надо срочно найти себе еды!
Я последовала примеру Богдана: сбросила кроссовки и побежала по тёплой и влажной траве. Благо никого из знакомых рядом не было. Только вдалеке у забора гулял дяденька с крошечной собакой, но им обоим не было до меня никакого дела.
В Москве я ни за что не решилась бы на такой поступок.
Добежав до супермаркета, я остановилась. А если дома нет никакой еды? Я точно помнила, что сеньора должна была кормить нас завтраком. Но по поводу обедов и ужинов сомневалась.
«Зайду к пожилому индийцу, — решилась я, — наверное, он не тараторит по-испански, как Исабель».
В супермаркете было прохладно. Миновав ряды с рыбными консервами, овощами и игрушками для пляжа, я наконец добралась до багета. В ведре остался всего один! Вовремя я успела! Интересно, он дорогой? Не написано…
А что купить к нему? Я заметила холодильник, втиснутый между шкафами со сладостями. В нём полно газировки, соков и… да! На самой нижней полке выставлены упаковки гаспачо. Я подбежала к холодильнику, потянула за ручку. Заперто. Индиец возился где-то у кассы.
— Э-э… — начала я.
Как назло, забыла слово «открывать». Но он сам услышал моё бормотание и чем-то пикнул. Дверь зажужжала и открылась. Не веря своему счастью, я схватила литровую упаковку гаспачо и захлопнула дверь. Что ещё взять? Шоколадку? Чипсов? Так страшно опять остаться наедине с голодом! «Сыр надо было взять», — поздно догадываюсь я. Но холодильник снова заперт, и на второе «э-э» я не решусь.
Индиец по-прежнему возится у кассы: расставляет коробочки с жевательной резинкой. Я выкладываю суп и багет. Не удержавшись, хватаю с полки печенье. Индиец кивает, молча пробивает товар, а потом быстро спрашивает что-то по-испански. О да, он не тараторит, как Исабель. Он говорит ещё быстрее! В его фразе всё слито в одно слово, но какое?! Как его разгадать!
Я беспомощно пожимаю плечами. Хороша студентка, изучающая испанский. Суп себе купить не может.
— ¿Bolsa? — повторяет индиец и трясет пластиковым пакетом.
— А! — вздыхаю я и качаю головой: пакет мне не нужен.
В его взгляде нет никакого удивления. Он привык к немым туристам. Но я расстраиваюсь. Опять не справилась…
Зажав под мышкой ледяной гаспачо, я бреду к детской площадке, откусывая на ходу от багета и разглядывая чек. Надо же, хлеб стоил всего евро! Это тебе не бутерброды из поломанного автомата за четыре, мамочки, четыре евро!
Интересно, а сколько стоит хлеб в Москве? Никогда не интересовалась этим вопросом. Положишь в корзинку в «Пятёрочке» батон, буханку «Бородинского» и килограмм яблок и топаешь себе на кассу.
Несмотря на жару, на площадке возились двое детей: маленький мальчик и его старшая сестра. Их мама болтала по телефону, сидя на скамейке в тени огромной акации. Я уселась рядом, открыла наконец гаспачо и принялась пить из горлышка холодный кисло-сладкий суп, заедая багетом. Как было вкусно! Как будто вгрызаешься в мякоть огромного розового помидора. А хлеб — с хрустящей корочкой и тягучим мякишем — хотелось съесть до последней крошки.
«Ну как? — спросил на ухо город. — Тебе нравится?»
Я кивнула. Откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза. Как хорошо поесть в жару холодного супа, спасаясь в тени огромного дерева!
«Тогда смотри на другие мои чудеса», — пригласил город.
Я открыла глаза. Мальчик тем временем залез на башенку. Сестра стояла у её подножия и наполняла совок песком. Потом она осторожно потянула за цепочку и подняла совок к брату, а тот высыпал песок в специальное отверстие, и оба долго радовались шуршанию и сухим брызгам песочного дождя, вылетевшего из трубы рядом с девочкой.
«Дальше, смотри дальше!» — настойчиво звал город.
Я огляделась и увидела за акацией другие деревья: магнолии с твёрдыми блестящими листьями, куст розового олеандра, увенчанный нежными, как свадебные украшения, цветками, и ещё один огромный пятнистый платан.
«А ты научишь меня своему языку?» — мысленно спросила я у города.
«Конечно».
«А какой самый лучший способ? — спросила я. — Что нужно знать прежде всего? Грамматику Роситы? Или лучше сосредоточиться на диалогах Исабель? А может, надо вернуться в магазин и что-нибудь ещё спросить у того индийца?»
«Ты прямо как средневековый алхимик! — засмеялся город, и платан покачал колючими, как морские ежи, плодами. — Хочешь найти философский камень!»
«Да! — с жаром ответила я. — Хочу отыскать этот способ, научиться сама и помочь своей ученице! Ведь я учитель, и…»
— Вот ты где! — недовольно сказала Марининым голосом моя соседка.
То есть на самом деле это была Марина, замершая передо мной, скрестив руки на груди и сдвинув брови. «Furia» — вспомнила я слова Кико.
От неё исходила такая злость! Мама девочки и мальчика быстро закончила разговор по телефону, сунула мобильный в сумку и, позвав детей, поспешно ушла с площадки. Мне показалось, они убежали из-за Марины. В считаные секунды мы остались одни.
Вообще удивительно, как Марине всё время удается незаметно ко мне подкрадываться. Или это я так глубоко погружаюсь в свои мысли, что не слышу и не вижу ничего вокруг? Честное слово, хоть радар выставляй, который начнёт пищать «Идёт фурия, идёт фурия!» при её приближении.
— Ты почему сбежала?! — спросила Марина сурово, как на допросе.
— Ты ведь ушла с ребятами, — пролепетала я, глядя на неё снизу вверх, — я думала, ты надолго.
— Ты думала! — передразнила Марина. — Из-за тебя мне было скучно идти домой одной.
— А Кико и… Алекс?
— Эти охламоны побежали обедать, — презрительно сказала Марина, — макарошки по расписанию. Да меня они особо и не интересуют! Мне нужны нормальные парни. Серьёзные. Сегодня идём на поиск. В клуб. На всю ночь.
— А занятия? — робко спросила я.
— Прогуляем! — отмахнулась Марина.
Перед моими глазами вдруг замелькал год, который я потратила, чтобы заработать деньги на эту поездку. Я услышала капризный голосок Даны, отказывающейся учить местоимения, и насмешки Розы Васильевны. Я вновь почувствовала страх и мучения, которые сопровождали меня на первых уроках, и огромную физическую усталость, которая накатывала ближе к концу года…
— Нет, — твёрдо сказала я и поднялась со скамейки, — извини, но нет.
— Как это? — опешила Марина. — Ты что, крейзи?
— Я не хочу прогуливать, — тихо сказала я, глядя в сторону, на совок, болтавшийся на башенке.
— Ну смотри! — прошипела Марина и, развернувшись на каблуках, умчалась прочь.
Я сунула пустую коробочку из-под гаспачо в мусорный бак и поплелась домой. Какая неприятная вышла ссора. Из-за неё я перестала слышать голос города. Да и вообще не хотелось даже смотреть по сторонам. Может, надо было согласиться? Ну подумаешь, прогуляла бы денёк.
С другой стороны, я ведь сама учитель. И я знаю, что, если не заниматься регулярно, результата не будет. К тому же завтра Исабель даст нам какое-то задание. Нет уж, либо учёба, либо гулянка…
Но всё же неприятно вышло.
Дверь в квартиру мне открыла сеньора. Она говорила по мобильному, поэтому просто помахала мне рукой, а потом указала на гвоздик у двери, где висело несколько ключей с бирками. На одной из бирок было моё имя. Я поблагодарила кивком и сняла ключ. Странно, он показался мне таким тяжёлым… За тумбой с вазочками я разглядела стул и осторожно опустилась на него. И ноги мне показались тяжёлыми, а уж про рюкзак вообще молчу!
Сеньора всё говорила и говорила, повернувшись ко мне спиной. Я уловила слова «туристы» и «плохо», но всё равно не поняла, о чём она вещала. Когда сеньора закончила и развернулась, то даже ахнула от удивления и смущения, обнаружив меня на стуле. Видимо, она думала, что я прошмыгнула в свою комнату. Но самое изумительное было в том, что она принялась мне зачем-то объяснять, о чём она говорила! Мне-то какая разница? Я всё равно ни слова не понимаю! И объяснение мне не помогло. Сеньора толковала что-то про свободу, которую нужно давать туристам, и про вазочки. Но при чём тут вазочки?!
У меня разболелась голова, и я прервала её речь вопросом:
— Вай-фай?
— ¿Perdón? — недоумённо переспросила она.
— Вай-фай! — сказала я погромче.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга в недоумении. «Да я совсем тупая, — отчаялась я, — даже пароль от вай-фая узнать не могу!»
— А! — вдруг сообразила сеньора. — Ви-фи!
Ну конечно, «ви-фи». Зачем испанцам напрягаться и разбираться, что английское i читается не как «и»?
Сеньора заулыбалась и показала на одну из вазочек, металлическую. Из её горлышка торчал листок. Я взяла его, развернула. Ну да, вот он, пароль от вай-фая. Не дом, а какой-то форт Боярд. Особенно меня сразил пароль: слово Barcelona задом наперёд. Ну просто гении шифровки они с сыном, что и говорить!
Уставшая, я заползла в свою комнату. Погладила комод, даже поздоровалась с ним шёпотом. Вдруг вечером он снова покажется мне страшилищем? Лучше уж задобрить его заранее.
Без сил рухнула на кровать. Немного полежала, прислушиваясь к тишине. Потом включила «ви-фи» и описала маме через вотсап свой день. Мама отреагировала сразу. Наверное, сидела и ждала, бедолага, новостей от меня. Я рассказывала про занятия, но маму интересовало, не голодная ли я и (внимание!) не мёрзну ли.
«Страшно мёрзну», — ответила я и послала саркастический смайлик. Последние силы ушли на то, чтобы успокоить маму. Да, я ела, целый литр супа. И целый батон хлеба. Про то, что на ужин меня ждёт шоколадка, я, понятно, умолчала.
«Так что там со способом?» — устало спросила я у города, когда разговор с мамой был окончен.
Но город молчал. Точнее, он говорил со мной: автомобильными гудками, детским смехом под окнами, криками чаек. Звал за собой, манил, уговаривал… Однако я не могла даже оторвать голову от подушки.
Перед тем как отключиться, я всё же решила повторить предлоги, употребление которых нам сегодня объяснила Росита. Вдруг это и есть тот самый философский камень?!