Говорят, взглянув на жилище человека, можно составить мнение о нём самом. Я была уверена, что Маринина комната похожа на витрину в магазине одежды от кутюр. Но вот чего я совершенно не ожидала, так это устрашающего беспорядка. Платья, туфли, футболки, юбки — всё вперемешку валялось на столе, на комоде и даже на полу.

Марина перешагивала через эти кучи, как через лужи. Кровать была не заправлена, на ней клубком, словно спящий медвежонок, свернулось покрывало. В углах комнаты грудой была свалена обувь. Неудивительно, что щётка потерялась. Как она умудряется находить тут вещи?!

Тем временем Марина подошла к одной из куч, покопалась в ней, вытащила белую майку, скомкала и швырнула мне.

— Вот! Надевай!

— Думаешь, с шортами хорошо будет смотреться? — задумчиво спросила я, покрутив майку в руках.

— Зачем? Это платье.

— Платье?! Нет уж, спасибо.

Я расправила майку, аккуратно сложила её и оставила на комоде, точно таком же, как в моей комнате. Мне показалось, что майка облегчённо вздохнула.

— Почему ты не пользуешься комодом?

— Он страшный! — отмахнулась Марина. — Да и времени у меня нет. Какая разница! Запихаю всё в чемодан, и дело с концом. Или выброшу. А дома новое куплю.

Я промолчала.

— Кстати! — воскликнула Марина и выкатила из-за комода свой чемодан.

Распахнула его, нетерпеливо отбросила в сторону какие-то полотенца и достала юбку. Длинную, до земли. Тёмно-синюю. У меня мигом из головы вылетела заготовленная фраза о том, что мне всё-таки удобнее в шортах. Это была юбка моей мечты — из плотной ткани, с мягкими складками…

— Вот. Мне маман этот ужас перед отъездом сунула. Взяла у моей сестры! — скривилась Марина.

— У тебя есть сестра? — спросила я, не отрывая взгляда от чудо-юбки.

— О да. Старшая. Пусть идёт в баню! — с неожиданной злостью сказала Марина.

Её хорошенькое личико вдруг стало таким некрасивым, что я вздрогнула. Она улыбнулась, словно через силу. И добавила:

— Всё, топай к себе. Надевай юбку, жди меня внизу у подъезда. И не забудь закинуть мне щётку.

— Я лучше тебя тут подожду, — сказала я.

Она смерила меня взглядом и пожала плечами.

— Окей. Поможешь мне уложить волосы. Может, каким премудростям обучишься. Поважнее, чем в колледже.

Я не горела желаниям обучаться Марининым премудростям. Но мне не хотелось спускаться вниз одной. Я боялась встречи не только с Хорхе. Город страшил не меньше.

Ведь он, город, никогда не звал меня на вечернюю прогулку. Вдруг он рассердится за то, что я вышла в «неурочное время»? Оно не моё — Маринино. А любит ли город Марину, я не знала…

Марина собиралась ровно два часа. Хороша бы я была, если бы послушалась её и ждала у подъезда. Да я бы состарилась там! Пожелтела бы, как платан осенью.

Наконец мы вышли. Странную пару мы являли собой. Она — на высоченных каблуках, с волосами, уложенными, как во времена моей бабушки, в раздувающемся жёлтом платьице, похожем на кукольное. Марина сказала, что этот стиль так и называется «беби-долл». И рядом я — в плоских сандалиях, голубой футболке и длинной юбке.

— Для танцев — самое то, — съязвила Марина.

А я всё беспокойно оглядывалась: как-то встретит нас улица?..

Вечерний город шумел, словно море. Только вместо волн — приливы смеха, шум автомобилей, звон бокалов. Каждое кафе, даже самое крошечное, было забито до отказа. Официанты то и дело бегали туда-сюда, разнося сковородки с дымящейся паэльей.

«Ну что? — спросил город, шелестя листьями платанов. — Ловко я паучка подкинул?»

«Так ты нарочно всё это устроил?» — сердито спросила я.

«Конечно, — усмехнулся в облака-усы город, — как тебя ещё потанцевать вытащить?»

«А нельзя было просто позвать? — разозлилась я. — Я чуть от ужаса не умерла с этим дурацким Хорхе».

«А ты бы пошла, если бы я позвал?» — подмигнул закатным лучом город.

Я задумалась, едва не отстав от Марины. Пожалуй, он прав. Я бы сейчас варила макароны. Или зубрила правила, которые дала нам Росита. Пойти на танцы просто так я бы не решилась.

«Так тебе нравится Марина? — прищурилась я. — Тебе по душе её любовь к танцам? А развязность? А…»

Тут кто-то из прохожих захохотал прямо над моим ухом, и я не расслышала ответа города.

— Не отставай! — велела Марина, ловко семеня на своих каблучищах по мостовой.

— Куда мы идём?

— В самый модный клуб Барселоны. На набережной!

— Ты там была?

— Нет, но сегодня я расспросила одного местного симпатягу на тему лучших тусовок, — усмехнулась Марина.

— Где ты научилась так болтать по-испански? — с завистью спросила я.

— Флиртуя с парнями, конечно!

— Может, мне тоже стоит попробовать, — вздохнула я, — может, это и есть философский камень…

— Чего ты там бормочешь? — расхохоталась Марина. — Выше нос, Манюша! И плечи распрями. А то от тебя прямо монашеская скорбь исходит. Так ни один парень с тобой не захочет познакомиться.

Мы вышли на набережную. Народу было не меньше, чем днём. Волейболисты, кажется, и не собирались уходить. Зато появились большие семьи. Наверное, дети дождались папу после работы и рванули на пляж. Отцы семейств сидели прямо на песке, сняв ботинки и закатав штанины брюк. Матери суетились возле огромных сумок-холодильников, извлекая из них то порезанные и заботливо затянутые в плёнку куски арбуза, то бутылки с минералкой. Дети носились друг за другом, хохотали, стреляли друг в друга из водяных пистолетов.

Появилось на пляже и новое развлечение, которого я не видела днём. Длинноволосый парень в выцветших джинсовых шортах натянул между двумя столбами то ли широкий крепкий ремень, то ли прочную ленту и ходил по ней, раскинув руки как канатоходец. Иногда он терял равновесие и спрыгивал на песок. Но всякий раз начинал свой путь сначала.

К нему подошли две девушки, попросили разрешения пройтись. Одна, чуть пониже, так смеялась от смущения, что не смогла сделать ни шагу. Всё падала и падала на этого парня, а он ловил её с невозмутимым видом. А вторая, нетерпеливо отталкивая руку парня, пытающегося ей помочь, прошла почти до половины! Потом не выдержала, рассмеялась и спрыгнула. Первая порылась в карманах брюк и кинула монетку в железную банку из-под томатного соуса, которую я сразу не заметила.

«Интересно, а обязательно платить?» — задумалась я, глядя на парня, который ловко взобрался на ремень.

Наверное, нет. Хочешь — плати, хочешь — нет. Свобода прежде всего. Как и везде в этом городе.

— Ты заснула?! — раздражённо прикрикнула Марина.

Клуб, в который она меня привела, назывался «La Laguna de los Piratas». То есть «Пиратская лагуна». Над входом висел череп в красной бандане и жутковато улыбался раззявленной челюстью.

Внутри всё тоже было устроено так, что напоминало корабль флибустьеров. То там, то тут торчали мачты с площадками для наблюдения. Полукруглые танцполы, перетекающие один в другой, напоминали круги, которые остаются на воде после того, как по ней хлопнул хвостом кит. Бармены за стойкой были одеты в тельняшки, а один из них, темнокожий, носил ещё и повязку, скрывавшую глаз. А под самым потолком раскачивалась огромная бутафорская пушка, из которой высовывался скелет в шляпе и махал тонкой кистью всем новоприбывшим.

И все танцевали под музыку, ревевшую из динамиков. Бам-бам-трам! Бам-бам-трам! Моя голова сама принялась кивать в такт, и я почувствовала, что начинаю притоптывать на месте. Такое ощущение, что мои руки и ноги зажили отдельной от меня жизнью. В Москве я была только на школьных дискотеках и потому сильно смутилась. Но потом, оглядевшись, поняла, что никто никого не разглядывает. И гости, и бармен, и скелет под потолком — все размахивали руками, подпрыгивали, крутились под музыку.

— Тебе какой коктейль? — прокричала Марина.

— Что-о?!

— Что ты будешь пить, какой тебе коктейль заказать?

— А! Не знаю! Что ты сама заказываешь?

— Самое дорогое! — засмеялась Марина.

— Погоди…

Тут до меня дошло.

— Они алкогольные?!

— Манюш, тебе вредно носить эту монашескую юбку! Она влияет на твои мысли!

— Я буду колу!

— Что-о?!

— Я буду колу со льдом и лимоном.

Марина покрутила пальцем у виска, а потом схватила меня за руку и подтащила к стойке.

— Ладно, — прокричала она мне на ухо, — я тебе закажу колу! Не забудь оплатить наши напитки! И раз ты не умеешь веселиться, сиди тут. Видишь вон того парня?!

Она указала на высоченного бородатого испанца, который стоял на месте, вскинув руки над головой и хлопая в ладоши.

— Симпатичный…

— Он подкатил сюда на классной тачке. Хочу его закадрить! Пойду на танцпол, а ты сиди и наблюдай! Скажешь потом, смотрит он на меня или нет! Поняла?

Я кивнула. Вообще-то мне хотелось танцевать. Тем более диджей, который стоял на возвышении, похожем благодаря штурвалу на капитанский мостик, запустил целую серию португальских хитов, а я их обожаю, хоть и не понимаю ни строчки. Густаво Лима и его «Че-чере-рече»! От этой мелодии сердце начинает стучать так сильно, словно ты сплавал за пару минут до буйков и обратно, а то и вовсе заплыл за буйки. Ох, как же трудно усидеть на месте! Но когда я рисковала ослушаться Марину? Буду сидеть тут («Че-чере-рече, че-чере-рече!»). Подпевать буду. На испанца поглядывать.

Но таращиться на испанца долго не вышло. Чего на него смотреть: ну красавец, ну хлопает, как детсадовец, в ладоши. Гораздо интереснее было глядеть на тех, кто танцевал вокруг него!

Я заметила зеленоволосую девушку с целой кипой воздушных шаров и парня с огромным рюкзаком. Интересно, удобно ему танцевать? Другая девушка была в платье ещё короче Марининого, а когда развернулась ко мне в профиль, то стало видно, что она ждёт ребёнка! Рядом с ней крутилась, как волчок, девушка с седыми волосами. В её ушах покачивались серёжки, больше напоминавшие повисших пиявок. Может, это и правда настоящие пиявки?! На танцполе плясал даже дедуля в гавайской рубашке, а борода у него была раздвоена и сверкала в свете софитов. Но я забыла о дедуле, когда мой взгляд упал на его спутницу. Коротко стриженная, с пучком дредов на затылке и огромными очками-стрекозами на лбу. А было ей, наверное, за шестьдесят. А то и за семьдесят!

Я попробовала всё это представить в Москве. И вдруг поняла, что тут никто не скажет: «Смотри, беременная в коротком платье! И как ей не стыдно?!» Или: «Вот бабка! Ей на пенсию давно пора, а она дреды себе сделала!» Тут не принято бросать осуждающие взгляды. И как хорошо… Ведь никто не заявит: «Глянь, вот балда! Нацепила длинную юбку и притащилась на дискотеку». Как хорошо чувствуешь себя там, где все принимают друг друга такими, какие они есть…

— Видала?! — гаркнула мне в ухо Марина, которая, как всегда, подкралась незаметно. — Беременная! А в платье короче моего! А седую видела?! Я никогда так в жизни не стану краситься!

— Ну и что! — неожиданно для самой себя возразила я. — Если им так нравится, то и пусть!

— Да ладно! — изумилась Марина. — Это ж фрики какие-то! Мне смешно!

— А мне — нет, — отрезала я. — Не собираюсь ни над кем смеяться.

— Нереальная зануда, хуже моей сестры! Ты лучше скажи, испанец-то смотрит?

— Куда он от тебя денется…

Но Марина, не дослушав, уже испарилась.

«Молодец», — шепнул город.

«Ты о чём?» — с подозрением спросила я.

«Сама знаешь. Тебе „пятёрка“».

«Лучше бы кавалера мне нашёл, чем оценки раздавать!»

«А, это можно!»

«Эй, я пошутила!»

Зазвучала новая мелодия. Я подпрыгнула на месте, едва не расплескав колу, которую бармен наконец поставил передо мной, придавив бокалом счёт. Мишель Тело! «Бара-бара-бара». М-м-м! Как же я люблю этого улыбчивого португальца! И он гораздо скромнее блестящего во всех смыслах Густаво Лимо. В клипах снимается то в серой рубашке, то в клетку, а двигается немного скованно, несмотря на то что вокруг него пляшут восторженные девицы! И вообще он немного похож на Ромку, точнее, Ромка на него, особенно если ему тоже уложить так волосы. «Бара-бара-бара»! Мишель Тело в качестве кавалера? Спасибо, город! Я иду танцевать!

Но не успела я слезть с крутящегося табурета, как меня кто-то ухватил за локоть.

— Excuse me! — с акцентом сказали мне.

Дяденька. Пожилой. В очках, лысый. Страшно худой.

— Вы такая красивая, — продолжил он по-английски, — я могу угостить вас колой?

Я ошарашенно поглядела на него и молча указала на свой бокал, мол, спасибо, кола у меня уже есть. Он что, хочет со мной познакомиться?! Что же делать? Как его отшить? Я беспомощно огляделась в поисках Марины. Но она уже танцевала в обнимку со своим испанцем.

— Вы очень красивая, — жалобно повторил дяденька на английском, который явно давался ему с большим трудом. — Вы не такая, как все, вы необычная. Пожалуйста, можно с вами поговорить? Просто поговорить!

Мне стало жалко его. Я кивнула и залезла обратно на табуретку. Потом поскорее оплатила счёт, пока этого за меня не сделал дяденька. Ещё не хватало быть у него в долгу!

Когда он сел на соседнюю табуретку, то оказался ещё ниже меня. Его лысая голова едва возвышалась над барной стойкой.

— Вы…

Он сделал паузу и пошевелил пальцами, пытаясь подобрать слово.

— Мы можем говорить по-испански, — сжалилась я.

— Правда? — обрадовался он. — Замечательно! Я буду говорить медленно, чтобы вы поняли. Вы ведь иностранка? Вы такая красивая. Испанки не бывают такими красивыми.

«Ха-ха-ха, — мысленно съязвила я, — его бы на урок к Беатрис или Исабель. Он чокнутый? Или у него такие „правила съёма“? Как в фильме „Метод Хитча“?» Но дяденька совсем не походил на Уилла Смита. Скорее, на несчастного лемура, томящегося в зоопарке.

— Я хиропрактик! — заявил неожиданно дяденька.

Ну и словечко. Я бы и не поняла, о чём речь, если бы по дороге не заметила пару стеклянных дверей с надписью «quiropráctico», за которыми виднелись кушетки со спящими людьми. Правда, я толком не помнила, что это за врачи такие… Но и не горела желанием узнать сейчас.

— Я зарабатываю много денег! — заверил он меня.

— Я за вас рада, — оглядываясь вокруг, пробормотала я.

Ну почему никто не хочет спасти меня от престарелого хиропрактика? Ну, город! Ну, удружил! Это что, кавалер, которого ты мне обещал найти?!

— Я лечу людей альтернативными методами! — любезно принялся объяснять хиропрактик. — Мой кабинет тут неподалёку. У самого моря. Люди лежат в моём кабинете, утыканные иголками, как ёжики.

Он так и сказал: erizos. Сразу вспомнилась картинка из детского словарика, где были нарисованы разные животные. Наверное, подумал, что, как только я узнаю, что он делает из людей ёжиков, брошусь к нему на шею. Как бы не так. Я отпила колы и снова беспомощно огляделась.

Рядом со мной сидел какой-то парень. Не обращая внимания на музыку, он сворачивал из салфетки непонятную фигурку.

Как назло, зазвучал второй хит Тело: «Носа, носа…» Старый хит, но у меня дрожь по спине пробежала. Кажется, даже барная табуретка подо мной принялась пританцовывать.

— ¡Bailamos! — заорали все.

— Зажигаем! — закричала Марина и запрыгала, а её кукольное платье закачалось, как колокольчик.

Хиропрактик улыбнулся и слез с табуретки, сделав приглашающий жест — мол, пойдём, красотка, спляшем.

И тут я увидела, что он не просто лысый — он плешивый. Его лысину окружали полуистёртые, как бабушкин половик, островки волос. Я увидела, что Марина наконец заметила меня с этим плешивцем и давится от смеха. Увидела своё отражение в зеркальной стене позади бармена: губы упрямо сжаты, брови нахмурены. Качаю головой. Да, плешивый хиропрактик. Но не буду я над ним смеяться! Не буду!

А потом я увидела его. Парня с салфеткой. Точнее, это была уже не салфетка. А птичка. Изящный белый голубь, сложенный из бумаги.

— La pajarita, — произнёс парень низким бархатным голосом и придвинул птичку ко мне.

И улыбнулся так искренне, что в его карих глазах засверкало солнце. Хотя откуда солнцу взяться тут, ночью, в пиратской лагуне?

Сердце ухнуло, жахнуло и стукнуло где-то в ушах.

— Я зарабатываю очень, очень много денег! — громко заявил хиропрактик.

— Это потрясающе, — кивнула я. — Я так за вас рада.