Утром я проснулась, охваченная неведомой радостью, как будто пропитанная солнечной пылью. Не знаю, откуда я взяла выражение «солнечная пыль» — то ли из песни Макса Барских, которую крутили на «Нашем радио», то ли из книги Джеймса Барри «Питер Пэн». Скорее всего, из книги. Эта самая пыль щекотала, щипалась, смешила и как будто приглашала взлететь.

А из окна слышалась музыка утреннего города: гремели стульями официанты из «куриного кафе», дворник сметал листья платана, кричали чайки.

«Я привыкла, — подумала я, — привыкла к городу».

Вот, значит, как это происходит… Нужно было прожить тут две недели, искупаться в море, получить предложение выйти замуж, пережить ночное приключение на кухне, разломать вазочку хозяйки, побыть психиатром для хозяйского сына — вот тогда город раскроет свои объятия и станет родным. Или просто нужно было прожить тут две недели, хотя бы две?..

«Бедняги те, кто уезжает сегодня, — пришло мне в голову. — Ведь у меня есть в запасе следующая неделя, чтобы слушать, запоминать и впитывать… А те, кто пробыл тут всего одну неделю?! Бедный Любомир… Для них с Богданом город так и остался чужим… Хотя, может, они подружились в ускоренном режиме?»

Куда бы мне отправиться сегодня? А что, если… в торговый центр? В тот самый, знаменитый El Corte Inglés. Там наверняка будут любимые Мариной rebajas, то есть скидки. Куплю себе юбку. Или платье. Что-нибудь такое пёстрое, яркое, испанское. Буду носить в Москве. Кто-нибудь спросит на улице: «Девушка, а где вы купили такую красоту?» А я отвечу так буднично: «В Барселоне!» — «Вы там живёте?» — «Нет, что вы, я ездила учить язык».

Я перевернулась на спину и задрыгала ногами от радости. Правда, я и в Москве-то почти не покупала сама себе одежду. Для серьёзных покупок требовалась мама. Я же только пару раз заказывала через интернет футболки со смешными надписями. А здесь, в Испании, придётся общаться с продавщицами, отвечать на вопросы: «Какой у вас размер? Принести вам больше или меньше?»

Ну и ладно! Заодно узнаю, как всё это сказать на испанском!

— Теперь ты понимаешь, что счастье — это не когда трудностей нет, а когда ты их не боишься? — поучающе заявил город, возникнув на стене солнечным пятном.

— Брысь отсюда, не мешай мечтать! — фыркнула я, швырнув в него подушкой.

Он ушёл, но не обиделся, как не обижаются старшие братья на неразумных младших сестёр. Он ведь теперь стал моим братом, hermano. И никуда от меня не денется.

Как же было здорово валяться в кровати и фантазировать!

Зайти в ванную тоже оказалось здорово. Ведь теперь я знаю, где включается свет! Кнопка оказалась над дверью. Никогда бы не нашла её там. Хорхе похвастался, что он сам придумал такой необычный удобный дизайн.

— Что тут удобного? — удивилась я вчера. — Все гости спрашивают, наверное.

— В этом и удобство, — подмигнул он мне.

Впрочем, следы его духовного перерождения были налицо: дверь в комнату нараспашку, на полу — огромные пластиковые контейнеры с краской. Рядом лежал набор широких кистей.

На кухне меня ждал сюрприз. Во-первых, овсяная каша! Уже разлитая по тарелкам. Оставалось только подогреть её в микроволновке. Интересно, Хорхе сам эту кашу приготовил? Или сеньора решила побаловать нас чем-то более сытным, чем надоевшие хлопья… Я отмахнулась: какая разница! И набросилась на еду. Даже выскребла за собой тарелку. Вот бы мама удивилась, что я так полюбила овсянку.

Возле раковины — новый сюрприз. Записка от сеньоры.

У неё оказался ровный, немного детский почерк. В записке она сообщала, что вернутся они с Хорхе в понедельник (el lunes!). Просила запереть на ночь дверь и не гулять сегодня допоздна. И ещё: «Пожалуйста, Мария, никаких пауков». Я уже хотела надуться, но потом увидела приписку: «Я сварила для вас суп, он на плите». Суп?! О-о-о!

Только сейчас я заметила огромную красную кастрюлю. Приподняла крышку и даже глаза прикрыла от удовольствия. Пах суп, как мамины фирменные щи, которые она варит на даче на всю семью. Густой, наваристый, с томатами и зеленью… Там даже кусочки мяса плавали. В записке так и было сказано: la sopa de colas de toro. Toro — «бык». Не помню, что такое cola… С кока-колой, что ли, суп?!

Не успела я как следует посмеяться над догадкой, а потом проверить её в словаре, как в кухню влетела Марина. В розовой кофте с капюшоном, который она набросила на голову, и в штанах.

— Где они?

— Уехали до понедельника… Тебе не жарко?

— Нет, тут холодно, как на Северном полюсе! Ты что, не чувствуешь?!

— Нет…

Марина хмуро оглядела кухню. Увидела кашу, скорчила рожицу.

— Ну и дрянь!

— Что ты, очень вкусно…

— Съешь мою порцию!

Я помедлила пару секунд. Как-то неприятно, когда тебе предлагают «дрянь». С другой стороны, я-то знаю, что это вкусно!

— А ты точно не будешь?

— Нет! У меня голова болит. У нас есть пепси?

— Пепси?

— Да, и сникерс. Помогают от головной боли.

Она подскочила к холодильнику, распахнула его.

— Только дурацкие бутерброды… — простонала Марина.

«Бутерброды!» — обрадовалась я.

Она заходила по кухне, потирая виски́.

— Давай я тебе лучше таблетку от головной боли принесу? — предложила я. — У меня есть в аптечке.

— Ладно. Неси, — отрывисто сказала она. — Да. Вот ещё что. У меня кончились деньги.

— В смысле? — не поняла я.

— Совсем кончились. Ничего нету. Даже воды не на что купить.

— Как же так получилось? — пробормотала я.

— Не рассчитала, — пожала плечами Марина, — бывает. Одолжишь мне полтинничек?

— Пятьдесят евро?!

— А смысл мне одалживать десятку?

— У меня всего осталось две сотни…

— Вот и дай четвертинку, чего жмёшься? — усмехнулась Марина.

Я вздохнула. Странно она всё-таки просила взаймы. Хотя она гордая, по-другому не умеет.

— Я бы тебе точно дала! — добавила она.

Пришлось согласиться. Вручив Марине и пятьдесят евро, и таблетку, я задумалась. У меня осталось не так много денег, чтобы тратить их на одежду. Пожалуй, лучше прогуляюсь к морю. Возьму с собой книгу про волшебную школу. Сколько людей постят в «Фейсбуке» всякие рисуночки и фотографии, где красиво одетые незнакомцы читают книги на берегу моря! А сколько друзей лайкают эти фотки и пишут комментарии: «Да, да, это мечта всей жизни»! Ну вот и пойду исполню всеобщую мечту… Универмаг — ерунда! Их и в Москве полно. То ли дело море!

По дороге к морю я зашла в verdurería, магазин, где продаются фрукты и овощи.

Там было красиво, как на картинке в журнале: повсюду расставлены контейнеры с черешней, сливами, абрикосами и нектаринами. На полу — ящики с морковкой, завязанной в пучки, крупными тёмно-красными помидорами и огромными красными перцами. Кабачки и баклажаны уложены ровными рядами, над ними высится сельдерей, изящно перевязанный верёвочкой, и какие-то незнакомые мне салатные листья. А как сладко пахнут дыни! Им выделен отдельный угол. Я насчитываю, наверное, три, а то и пять видов! И тёмные, и светлые, и круглые, и продолговатые. Одна, похожая на мяч для регби, тёмно-зелёная, с белыми полосками, порезана на бледно-жёлтые кубики. В каждый воткнута зубочистка: пробуйте на здоровье!

Я решаюсь и отправляю кубик дыни в рот. Душистая… Если бы из мёда делали мороженое, вот такое оно и было бы по вкусу. Под дыней указан её сорт: Piel de Sapo. Стоп, стоп! Sapo — это «жаба». Сорт называется «Жабья кожа»?! Вот это да! Какая сладкая дыня и какое невкусное название…

Продавщица, молодая, ярко накрашенная испанка, болтает с пожилой дамой о погоде. Обе переживают, что вот-вот пойдёт дождь. Я набираю в пластиковую корзину несколько peras, светло-зелёных крепких груш с кривоватыми хвостиками, подхожу к кассе.

Пожилая дама улыбается мне, но продолжает вслух переживать за прохладное лето и, о ужас, прохладную зиму!

— Llegué de Moscú, — не выдерживаю я, — allí hace mucho frío en invierno. ¡Puede ser diez grados bajo cero!

— ¡Diez grados! — ахает пожилая дама.

Она тянется ко мне и треплет меня по щеке. Потом роется в сумке, достаёт персик, протягивает мне. Неловко взять персик, но я вижу, что она обидится, если я откажусь, и я благодарю вполголоса. Продавщица следит за этим довольно равнодушно. Её больше интересует парочка молодых русских, которые подходят к кассе вслед за мной. Она и он. Оба в тёмных очках одной марки, незагорелые. Наверное, недавно приехали. Когда вошли в магазин, сразу начали фотографироваться на фоне дынь и арбузов.

— ¿Una bolsa? — спрашивает меня продавщица.

— No, gracias, — уверенно отказываюсь я от пакета и укладываю груши в рюкзак.

— Извините, — шепчет русская девушка, смущённо поглядывая на продавщицу, — я так поняла, вы из Москвы приехали. А о чём она вас спросила?

— Пакет предлагала, — поясняю я и выхожу из магазина.

Только на улице до меня доходит, что ко мне обращались как к эксперту. Окрылённая, заглядываю в следующий магазинчик, канцелярский.

Вот где я согласилась бы сфотографироваться! Обожаю всевозможные тетрадки, блокноты, ручки, линейки, часами готова на них любоваться. Но дорого, очень дорого… Одна тетрадка стоит четыре евро. Это вам не груши по одному евро за килограмм.

Вздыхаю, глажу на прощанье твёрдые корешки блокнотов… Но всё-таки разоряюсь на разноцветные палочки в подарок Данке. Они похожи на палочки от эскимо, только их раскрасили в яркие, сочные цвета: тёмно-голубой, густо-фиолетовый, красный и оранжевый. Будем считать их с ней по-испански и выкладывать разные фигурки. Такие они приятные на ощупь!

Высокая и очень худая продавщица говорит мне что-то по-каталански. Но я, не тушуясь, признаюсь:

— Lo siento, pero no lo entiendo.

Она улыбается, переходит на испанский. Язык у неё всё равно странный, с каким-то французским акцентом, но я хотя бы понимаю, сколько стоят палочки. На них скидка! Всего два евро. Ура! Как полезно иногда искренне признаться, что ты чего-то не понимаешь…

На улицу я вылетаю. Меня несёт та самая солнечная пыль, несёт вперёд, не позволяя даже засмотреться на витрины, несёт к морю…

Море шумит, приветствует меня, затягивает так быстро, что я еле успеваю сбросить одежду.

Сегодня оно тёмное, прохладное (не зря испанки переживали из-за похолодания!), но при этом прозрачно-зелёное и очень нежное. Оно смывает с меня солнечную пыль. Я ложусь на волны и закрываю глаза.

Свобода…

Абсолютная свобода. Я одна в этом городе. Но я не одинока. Город рядом со мной, я слышу его солёное дыхание.

Плюх!

Волна накрывает меня с головой, и, слегка рассерженная, я встаю и оглядываюсь. Вдалеке стреляют друг в друга темнокожие мальчишки. В море больше никого, а вот на берегу много людей. Они едят бутерброды, режут арбузы, бренчат на гитаре, перекидывают друг другу тарелку-фрисби… Как хорошо, как спокойно…

Я долго сижу в воде, потом ещё лежу у берега, увёртываясь от возрастающих волн. Наконец встаю под ледяной душ, смывая морскую соль. Потом мою груши в питьевом фонтанчике на набережной. Оглядев пляж, выбираю себе местечко под пирсом неподалёку от камней, на которых мы сидели с Любомиром и Богданом, читаю книгу и грызу сочные груши.

Книга странная: в ней без конца спасают каких-то магических животных. Носорогов, которые умеют летать, и гигантских стрекоз. Я порываюсь проверять каждое слово в словаре, но хватать липкими пальцами телефон не слишком удобно.

«Читай подряд, ухватывай только суть!» — советует город, разлёгшись тут же, на песке.

Я решаю прислушаться. Откидываюсь на спину и читаю, не застревая на отдельных непонятных словах, возвышающихся над текстом, как скалы над морем. К моему удивлению, слова начинают соединяться в образы, а образы — мелькать перед глазами, складываясь в мультфильм. Не знаю, может, этот мультфильм был неправильным, — никто не проверял, верно ли я перевожу слова, — но точно был интересным.

Вскоре меня сморил сон. Я подложила книгу под голову и закрыла глаза. Некоторое время я слышала смех и бренчание гитары, а потом всё это куда-то отлетело…

Перед глазами замелькали картинки.

А потом я проснулась. Села на песке. Огляделась, прокручивая в голове остатки сна, и тут поняла: мой сон был на испанском языке! Он сложился из тех образов, о которых я читала в книге! И думала я о них во сне по-испански.

«Не может быть, — потрясённо пробормотала я, — не может быть».

Но это было правдой, чистой правдой!

Мне захотелось есть. Вспомнив о супе и бутербродах, я заторопилась домой. Ощущение чуда от сна на испанском я несла осторожно, как чашу с волшебной живой водой. И на книгу смотрела теперь другими глазами. Какие чудеса она способна творить с сознанием!

А какой вкусный сеньора сварила суп… Я съела целую тарелку, потом ещё одну. Когда я размышляла, не съесть ли третью, на кухне появилась Марина. На ней был новый наряд: платье в стиле фламенко, только очень короткое.

— Как тебе? — она завертелась передо мной. — Только что купила!

Я промолчала. Она купила его на мои деньги? А завтра скажет, что деньги у неё опять кончились?

— Оно дешёвое было! — поспешила добавить Марина, словно угадав мои мысли. — Пошли в ресторан!

— Ресторан? — переспросила я, снова подумав о тех деньгах, которых утром у Марины ещё не было. — Зачем? Сеньора сварила нам вкусный суп. Попробуй!

— Да ну! — усмехнулась она.

Глаза у Марины лихорадочно блестели, щёки раскраснелись, словно она только что закончила танцевать фламенко в своём новом наряде.

— Ты читала, из чего этот суп?

— Из говядины…

— Из бычьих хвостов! — захохотала она. — Cola — это хвост!

Я поморщилась. Меня замутило. Третью тарелку есть расхотелось. Марина — мастер всё испортить.

— Идёшь или нет? Ладно, как хочешь! Я погнала!

— Подожди, — попыталась остановить её я, — нам надо придумать сценку! Завтра Исабель спросит, готовы ли мы.

— Да ну её! — беззаботно отмахнулась Марина.

— Мы тут последнюю неделю, Марина. Другого шанса не будет!

— У меня тоже не будет другого шанса закадрить нормального испанца, — сообщила она. — И вспомни, из-за кого я лишилась возможности выйти замуж за Рикардо!

Она улетела, яркая тропическая бабочка в красном платье с чёрными крапинками… Хотя по сути Марина была не бабочкой, а самым что ни на есть дементором из «Гарри Поттера». Ловко высасывала всю радость.

Так и оставила меня на кухне с грязной тарелкой из-под супа из (бр-р-р!) бычьих хвостов. Мне даже расхотелось радоваться сну на испанском. А уж какой глупой и бестолковой казалась покупка разноцветных палочек…

Охваченная обидой и недовольством, я отправилась в свою комнату. Там вытащила из рюкзака тетрадку и быстро настрочила текст для сценки. Вообразила, что выговариваю Марине всё, что о ней думаю! И всё это записала. Некоторые слова пришлось уточнить в словаре. Например, «ты потеряла совесть» и «нельзя игнорировать других людей». Когда я закончила писать, мне стало легче. Как в тот раз, когда я записала всё, что высказала мне сеньора Рибаль. Удивительным образом писательство облегчало сознание. Может, так и пишут книги? Рассказывают о наболевшем?

Но даже если так, мне никогда не хватит смелости прочесть это вслух. Я не осмелюсь даже показать свой монолог Марине, зная, в какую ярость она придёт. А может, осыплет меня градом таких колючих насмешек, что потом никакой тетрадки не хватит всё записать…

Расстроенная, я некоторое время любовалась закатом. Потом вернулась на кухню — мыть тарелку из-под супа. Пробовала уговорить себя, что суп-то был вкусный, ну и что, что из хвостов. Но Маринина гримаска отвращения перекрывала всё. Я поставила кастрюлю супа в холодильник и отправилась спать.

Разбудил меня ночью телефонный звонок. За окном — тёмно-фиолетовое небо, густо усыпанное золотыми звёздами. Я потрясла головой, пытаясь стряхнуть остатки сна. Телефон настойчиво гудел. Марина! Звонит через вотсап. Хоть на этом спасибо, не тратит мои деньги. Что ей может быть нужно от меня в три часа ночи?!

— Маша…

Я мигом просыпаюсь. У Марины еле ворочается язык.

— Что с тобой? Ты где?

— Маша… Я… не… знаю. Я тут… Где-то. Мне плохо. Забери меня отсюда… Пожа…

Связь оборвалась. Но я перезвонила.