Росита приняла меня с распростёртыми объятиями. В прямом смысле слова. Она обнимала и трясла меня на пороге, словно не видела неделю. Может, уже и не ожидала увидеть меня на своих уроках?.. В любом случае, тёплый приём — это приятно.

— Ты талантливая ученица! — объявила вдруг Росита.

— Я?!

— Да, да! Ты смотришь на меня так внимательно, ловишь каждое слово, записываешь всё в тетрадку. Как будто сама собираешься преподавать испанский!

Ох, как же мне захотелось признаться, что она не ошиблась и я уже делаю это целый год! Но я не решилась. Мне было неловко. Кто знает, что у них тут с репетиторством, законно ли это? А то ещё спросит: «Есть у тебя лицензия?» Ну и перед остальными учениками неудобно. После такого заявления все будут внимательно отслеживать, что ты говоришь, и, если где ошибёшься, сразу подумают: «Ага, а говорит, учительница! За что ей платят? За то, чтоб учила говорить с ошибками?»

К Исабель я направилась в самом приподнятом настроении. Вошла и… попала в ледяной замок Эльзы из мультика «Холодное сердце», который мы как-то смотрели с племянником Гусей на его планшете. Нет, правда, в аудитории царил холод. Окна закрыты и зашторены, кондиционер гудит вовсю. Лампа с электрическим белым светом неприятно помаргивает. Я не ошиблась аудиторией?

Но нет, у двери сидит Кико, и он необычно серьёзен. Может, потому что уехал Алекс… А может, и ещё по какой-то причине. Интересно, он побил свой собственный рекорд с текилой?

Напротив Кико — два новых парня в белых майках. Переговариваются между собой на каком-то языке вроде немецкого. У одного парня — борода. Я вспомнила о Хорхе и покачала головой: всё-таки изумительно, до какого возраста иностранцы готовы учиться, а не устраивать личную жизнь, заводить семью. Но долго размышлять на эту тему не получилось. Вошла Исабель. Брови её были сдвинуты, и вообще вид она имела такой суровый, словно то ли только что кого-то отругала, то ли вот-вот собиралась ругать. Одета она была в сахарно-белое платье со множеством карманов, и от неё прямо-таки веяло ледяным дыханием Снежной Королевы. Хотелось не то что поёжиться, а спрятаться под стол.

— Сценка готова? — спросила меня Исабель.

— Нет, но…

Я покачала головой, пытаясь подобрать слова. Красивое лицо Исабель искривилось в усмешке. Она заявила:

— Ты ушла с экскурсии по парку Гуэля.

Говорила она сейчас медленно, как Росита, выговаривая каждое слово. Только, в отличие от Роситы, с каждым словом будто постукивала мне по голове чем-то лёгким, но неприятным, вроде домашнего тапочка, и я всё глубже и глубже втягивала голову в плечи.

«Я что, виновата, что меня замуж позвали?» — подумала я с досадой.

— Я тебя видела ночью в клубе «Фрукт»! — продолжала обвинять Исабель.

«А сама она что там делала? Тусовалась? И вообще, если она меня там видела, то должна была понять, что я спасала Марину!»

— На следующий день ты не пришла!

«По своей вине, что ли?»

— Теперь ты приходишь и заявляешь, что по-прежнему не готова! Почему?! Почему ты себе такое позволяешь? Я говорила о тебе с Роситой. Она тобой довольна. Считает тебя талантливой ученицей.

«Ну вот зачем она об этом доложила Исабель?» — едва не взвыла я.

Всё это напоминало случай с историчкой и англичанкой в моей московской школе. Там тоже одна другой сказала: «Это личность!» А другая фыркнула в ответ. Мне-то зачем об этом знать?! Я думала, испанская школа ни капельки не похожа на русскую, а тут — такие же противные склочницы!

— Я с ней согласна, — неожиданно сказала Исабель с таким видом, будто она соглашалась посадить меня в тюрьму, — но принцип понимания таланта у нас разный. Я считаю, что если человек имеет способности, то надо с него больше требовать. А не распускать. Ты расслабилась. Это плохо. Тебе никакой талант не поможет. Труд — вот что должно быть прежде всего!

— Марина заболела! — наконец воскликнула я. — Я хочу попросить у вас другого компаньона!

— И кого же, например? — прищурилась Исабель. — Алекс тут последний день.

— А Кевин?

— Кевин? — ещё больше возмутилась Исабель. — Кевин сдал вчера свою сценку! Вот тебе пример поведения! Все помнят, какие у Кевина проблемы с памятью?!

Она обвела аудиторию взглядом. Закивали даже новенькие парни. Они-то откуда знают про Кевина, подхалимы?!

— Так вот, Кевин справился. Он трудился все выходные. Он выучил свой монолог. Сдал его вчера. У него была цель — закончить мой класс пораньше, чтобы пойти на другой. Кевин изучает науку. Ты хоть знаешь, что у нас есть занятия наукой на испанском языке? Или у тебя только ночные клубы на уме? Ты подвела меня сегодня. Я хотела продемонстрировать твою сценку новым мальчикам из Голландии.

Она кивнула на бородача и его друга.

— И что теперь делать? Звать Кевина? Отрывать его от получения знаний, потому что другие ученики эти знания получать ленятся?!

— Нет, — глотая слёзы, прошептала я, — но я не смогу сделать сценку с Мариной.

— Она твой компаньон, — сухо сказала Исабель, — она твоё задание. Выполняй его. Всё. Кико! Раз уж ты тут в свой последний день, за что я тебе благодарна, не мог бы ты хотя бы прочитать ваш диалог с Алексом, чтобы ребята поняли…

Я перестала слушать Исабель. Трясущимися руками достала из рюкзака планшет. Настроила «ви-фи», набрала Марину по скайпу.

— Это что такое? — возмутилась Исабель, но Марина уже подошла, и я закричала:

— Объясни учительнице, почему ты не хочешь заниматься и портишь всё!

— Говори по-русски, — попросила Марина.

— Нет! — снова завопила я по-испански. — Я хочу, чтобы тебя понимали все. И меня тоже. Я хочу составить сценку. Ты не хочешь! Ты меня подводишь! Почему?!

Марина холодно молчала, скрестив руки на груди, совсем как Исабель. Я развернула к учительнице скайп с торжествующим видом. Вот, пусть полюбуется на моего «компаньона». Исабель серьёзно считает, что с Мариной можно выполнить задание?!

Марина молчала, а я продолжала кричать. Я озвучила наконец-то всё, что уже давно записала в тетрадку, представляя, будто выговариваю это ей. И «ты потеряла совесть», и «нельзя игнорировать других людей», и ещё много чего…

— Маша! — позвала Марина с экрана. — У меня есть причина. Но я не могу о ней говорить.

— Ну коне-ечно! — ядовито протянула я. — Коне-ечно! Ты можешь говорить с кем угодно о чём угодно. Можешь хихикать с сыном хозяйки! Можешь кокетничать со всеми парнями в клубе! Но со мной ты говорить отказываешься! Кто я тебе? Всего лишь человек, который вытащил тебя ночью из бара и вызвал доктора!

— Мне что, тебе по гроб жизни теперь быть благодарной?! — заорала Марина и даже швырнула в экран салфеткой. (Она употребила неизвестное мне испанское выражение, но я догадалась о его значении.)

— Нет, но нельзя же без конца подводить людей и нарушать правила!

— Я ненавижу правила!

— Ха-ха, ты думаешь, я не заметила?! Я слепая, по-твоему?!

— Ты глухая!

— Что-о?!

— Да, ты глухая! Я тебе говорила, что у меня есть сестра. А ты даже не обратила на это внимания! В юбку её вцепилась, и всё!

— Да при чём тут твоя сестра?!

— А при том! При том, при том! Вот представь, — Марина задохнулась от ярости, закашлялась, но выставила руку вперёд, мол, не перебивай, — представь, у тебя есть сестра-близнец. Вы с ней одинаковые. Но только внешне. Внутри вы разные. Она отличница. Послушная. Её все обожают: и учителя, и родители. Главное — родители. Всё время ставят её в пример. Танечка то, Танечка это. Пятёрки, дипломы, медаль за плаванье, медаль за гимнастику. Ах, какая умничка! Почему бы, Маринушка, тебе за сестрой не успевать? И начинается… А тебе почему диплом не дали, ты разве хуже проект сделала? А ты тоже хорошо плаваешь? А ты тоже гимнастикой занимаешься? Бесконечно, бесконечно, бесконечно сравнивают! До тошноты, до боли в челюсти! У меня от этих сравнений в детстве по-настоящему зубы болели. К стоматологу ходили! Не нашёл ничего. Но тогда я решила: не буду стараться за ней успеть. Наоборот. Буду всё делать не так. Вот тогда-то все обо мне узнают.

Марина перевела дух. Я ошарашенно спросила:

— Зачем? Зачем делать всё наоборот?

— Чтобы не быть как она, — коротко ответила Марина.

— То есть твоя сестра любит, чтобы всё было по правилам? — переспросила я.

— Ты что, её юбку не помнишь?

— Погоди, но… почему обязательно нужно нарушать правила сестры? Нельзя было придумать себе другое занятие? Не как у неё? Не плаванье, не учёбу, а что-то другое…

Марина ответила мне долгим взглядом.

— Это не пришло мне в голову, — призналась она, — да у меня и не было возможности думать! Все только и делали, что меня ругали. Родители, учителя. Все мной всегда недовольны. Ничего, я привыкла! Ты вот меня ненавидишь.

— Нет! — вскричала я.

— Точно ненавидишь. Я же чувствую.

У Марины хлынули слёзы. Моё сердце сжалось от сочувствия.

— Нет, Марина… Мне очень жалко… И тебя… И сестру… И твоих родителей…

Тут Марина громко всхлипнула, замахала руками и отключилась. По моим щекам тоже бежали слёзы, и я вытерла их тыльной стороной руки. Вдруг я опомнилась и огляделась. До меня только что дошло, что я на уроке Исабель! Как можно было так забыться?!

Я вздрогнула и посмотрела на учительницу. Исабель плакала! По-настоящему! Вот прямо стояла и утирала слёзы рукавом своего белоснежного платья. Бородатый голландец поднял руку.

— А нам тоже такое нужно будет сделать? — растерянно спросил он. — Со слезами?

— А у вас есть в группе красивые девушки? — мгновенно отреагировал Кико. — Тогда я могу помочь с составлением сценки. В обмен на знакомство!

Исабель погрозила ему пальцем. А потом быстрыми шагами подошла ко мне и порывисто обняла.

— Молодец, — прошептала она, — это была потрясающая сценка. Да здравствует жизнь!

«Вот всегда говорила бы медленно и понятно, — подумала я, умирая от смущения, жалости к Марине и какой-то непонятной радости, — цены бы не было этой Исабель!»