Было теплое июльское утро. Солнце, вынырнув из-за кромки леса, озарило окна вагонов скорого поезда. Роберт Кристнер заворочался и открыл глаза. Задернул на окне занавеску и посмотрел на часы. Поезд приближался ко Львову.

Старинный украинский город встретил американского туриста утренней прохладой. Он легко сошел по ступенькам вагона. Подтянутый, элегантный, с портфелем в левой руке. Следом за пассажиром шел носильщик с увесистым чемоданом из желтой кожи. Наняв такси, Кристнер поехал в гостиницу «Интурист». Примерно через час, посвежевший от принятого душа, он вышел из гостиницы. На нем был серый костюм, модные туфли с блестящими застежками.

Уверенным шагом турист направился вдоль проспекта Т. Г. Шевченко к троллейбусной остановке. Со стороны могло показаться, что Кристнер хорошо знает Львов. На самом же деле, он попал сюда впервые. Расположение же улиц, площадей, направления маршрутов городского транспорта, дислокация промышленных объектов были знакомы ему по путеводителям, подробным описаниям, хорошо изученным задолго до приезда в этот город.

На нужной остановке Кристнер сошел с троллейбуса, снова оглянулся по сторонам и свернул в боковую улочку. Внимательно рассматривал дома, заборы, заводские корпуса. У одного из важных промышленных объектов американец на минуту задержался. Прошел дальше, потом возвратился на старое место. Заметив невдалеке сквер, утопающий в густой зелени, он направился туда.

Вскоре Кристнер снова был в троллейбусе, который вез его в центр города. Он и не предполагал, что на его появление у важного промышленного объекта кто-то мог обратить внимание. Но его заметили молодые рабочие. И не только заметили — наблюдали некоторое время за ним, видели, как фотографировал их родной завод.

И пока американец ехал в гостиницу, разговор о нем уже вели львовские чекисты.

Полковник Иван Петрович Череваш срочно пригласил к себе Кузнецова.

— Есть новое задание, Иван Иванович, — обратился он к нему.

— Слушаю вас…

— У одного из львовских заводов появился человек с фотоаппаратом. По виду иностранец. Сделал несколько снимков предприятия. Потом сел в троллейбус и поехал по направлению к центру. Думаю, следует расспросить служащих «Интуриста».

Кузнецов не мешкая вызвал машину и буквально через пятнадцать минут был уже в гостинице. Администратор — светловолосая, симпатичная девушка, взглянув на ручные часы, сообщила:

— Да, сегодня утром, около трех часов тому, к нам прибыл новый жилец…

Открыла журнал регистрации и добавила:

— Роберт Кристнер, 1933 года рождения, уроженец Сан-Антонио, штат Техас. В настоящее время проживает в штате Невада, является служащим библиотеки конгресса США и аспирантом Джорджтаунского университета. Советский Союз посетил в качестве туриста.

— Как он одет? — спросил Иван Иванович.

— Право, не заметила…

Дежурная по этажу, где занял номер-люкс американец, дала о нем более подробные сведения:

— Гость занял номер примерно в десять. Минут через сорок вышел из него переодетый в серый костюм, в скрипучих бежевых туфлях с застежками. — Она подумала, потом добавила: — У иностранца был фотоаппарат. Он спустился вниз. С тех пор я не видела его.

Это описание полностью совпадало с тем, которое составили звонившие к ним в управление молодые рабочие. Иван Иванович вышел из гостиницы и смешался с толпой. Он прохаживался по тротуару и внимательно наблюдал за входом в «Интурист». Наконец интересующий Кузнецова человек появился у гостиницы.

Кристнер поднялся в номер, переоделся и спустился в ресторан. После завтрака опять направился к троллейбусной остановке. Целый день колесил по городу. Его видели возле памятника Мицкевичу, у проходной городка воинской части, рядом с Доминиканским костелом, в аэропорту, на железнодорожной станции… Памятники старины турист фотографировал открыто, не таясь. Военный городок сфотографировал из-за кустов, а в аэропорту и на железнодорожной станции делал какие-то записи в блокноте. В тот день успел побывать и в квартирах некоторых львовян. Направлялся он туда уверенно, будто к давним знакомым. В гостиницу возвратился лишь когда стемнело.

Поздно вечером, сидя в своем кабинете, Кузнецов размышлял о странном поведении туриста. Куда он торопится? Целый день на ногах, целый день колесит по городу, не боясь вызвать подозрение. А может быть, он не разведчик, а просто турист? Тогда почему украдкой фотографирует важные объекты. Зачем понадобилась ему записная книжка в тех местах, которые не должны интересовать туристов? А если допустить, что хозяева Кристнера дали ему на пребывание во Львове совсем мало времени.

Тут Кузнецова вызвал Череваш. Первым делом полковник спросил:

— Как вел себя наш подопечный?

— Судя по всему, он очень старательно выполняет чье-то задание.

— Что ж, интересно… — неопределенно протянул Череваш.

— Конечно, голыми руками его не возьмешь, — продолжал Кузнецов. — То, что Кристнер фотографировал завод, военный городок, железнодорожный узел, аэропорт, — уже в какой-то степени доказательство, что этот турист разведчик. Но в случае задержания он может сослаться на то, что фотографировал эти объекты просто ради интереса. Доказательство, что американец шпион, кроется в его снимках и записной книжке. Интересен такой факт: когда фотографировал памятник Мицкевичу, Доминиканский костел, тогда записной книжки не вынимал. В аэропорту же, на железнодорожной станции ему она вдруг понадобилась. Причем записи делал торопливо, украдкой, оглядываясь при этом по сторонам.

Череваш поднялся из-за стола и в раздумье начал мерять кабинет медленными шагами. Иван Иванович молча наблюдал за своим начальником, не мешал ему думать. Наконец полковник остановился у окна и, не оборачиваясь, сказал:

— Ты, конечно, прав. Записная книжка и снимки Кристнера представляют для нас интерес. Кроме того, следует повстречаться с теми людьми, с которыми общался Кристнер, понаблюдать за его дальнейшим поведением.

Утром Кристнер спустился в ресторан. В зале было немноголюдно. Он занял свободный столик, заказал завтрак. Закурил. Вскоре на его столе появились яичница, салаты, графинчик с водкой.

В это время в зал вошли два молодых человека. Осмотревшись, они направились к столику Кристнера.

— Можно? — спросил один из них.

— Да, да, пожалуйста, — радушно ответил турист на чистом русском языке.

Парни присели. Тот, что был немного постарше, указав на коробку сигарет, поинтересовался:

— Америка?

— Да, наши, американские, — с гордостью произнес Кристнер. — Можете закурить.

— Вы так хорошо знаете русский?

— О, я давно изучаю ваш прекрасный язык!

У столика появился официант. Когда парни делали заказ, американец с удивлением смотрел на них.

— Бутылку на двоих?! — переспросил Кристнер. — А не много ли?

— Мы привыкшие, — услышал он беззаботный ответ. — Да и вы, думаем, поможете…

— Хо, хо! — громко рассмеялся турист и потянулся к своему графину. — Тогда давайте начнем с моей?

— Не откажемся, — согласился парень помоложе. — Но вначале разрешите представиться. Меня зовут Николай, моего друга — Александр. А вас?

— Роберт, турист. Путешествую по вашей стране.

Американец наполнил рюмки. И потекла за столом беседа.

Сначала, как принято, о погоде, о красоте Львова. Потом Роберт поинтересовался, где его знакомые работают, что читают, слушают ли передачи зарубежных радиостанций, вещающих на русском языке. Начал расспрашивать о львовских заводах, о продукции, которую они выпускают. Снисходительно посматривая на своих русских знакомых, Кристнер, видимо, радовался, что напал на таких простаков. Они, по его мнению, были слишком наивны и поэтому так откровенны с иностранцем…

А Кузнецов в это время беседовал с львовянами, с которыми накануне встречался американец. Чекист узнал, что Кристнер дарил им американские газеты и журналы с антисоветскими статьями, открытки пропагандистского характера.

После завтрака Кристнер, выйдя из гостиницы, направился в центр города. Он то и дело заговаривал с прохожими, интересовался слышимостью во Львове зарубежных передач на английском и русском языках, задавал провокационные вопросы.

На следующее утро американец из Львова выехал в Киев. В пути он продолжал делать пометки в своей записной книжке, иногда фотографировал прилегающую к железной дороге местность, станции. Причем старался делать это незаметно для окружающих; выходил с фотоаппаратом в тамбур вагона, заходил в туалет. Своему спутнику по двухместному купе он подарил несколько американских журналов.

И в Киеве Роберт Кристнер продолжал фотографировать важные объекты. Там он познакомился с жителем Днепропетровска С., находившимся в служебной командировке. Расспрашивал его о промышленных предприятиях Днепропетровска, выпускаемой ими продукции.

Затем американский турист отбыл в Баку. Здесь он был замечен далеко от города, у бухты с военными кораблями. В Волгограде, куда Кристнер выехал из Баку, он тоже фотографировал важные народнохозяйственные объекты, заводил знакомства в гостинице и ресторане. Сомнений у чекистов уже не было: Кристнер — шпион. В Волгограде его задержали. При обыске на нем был обнаружен пояс с вложенными в него записями разведывательного характера и фотопленками. На фотопленках были запечатлены бухта с военными кораблями, аэропорт, многие важные промышленные объекты.

В ходе допроса Кристнер давал путанные и невразумительные объяснения, однако признался, что пленки и записи, обнаруженные у него в поясе, принадлежат ему. Пытаясь оправдаться, заявил, что собирал недозволенные данные якобы несознательно.

На основании неопровержимых материалов о шпионской деятельности Роберта Кристнера, полученных чекистами Львова и других городов, Министерство иностранных дел СССР сделало соответствующее представление посольству США в Москве о недопустимости использования туризма в разведывательных целях. Кристнер был выдворен за пределы СССР. Все центральные газеты тогда опубликовали корреспонденцию «Американский турист — шпион».

Прочтя ее, Череваш сказал:

— Поздравляю тебя, Иван Иванович. Ведь это ты начал дело, ты первым пришел к выводу, что американский турист — шпион, и фактически доказал это. В общем, заслужил еще одну благодарность.

…Сложными иногда бывают судьбы у людей. Не думал не гадал Иван Иванович Кузнецов, что станет чекистом. В детстве мечтал стать преподавателем русского языка и литературы, быть похожим на своего любимого учителя Николая Григорьевича Минаева. И еще хотел во всем подражать отцу, быть всегда таким, как он: упорным в достижении цели, справедливым в обращении с людьми, добрым и отзывчивым человеком.

Любовь к литературе зародилась в его сердце, быть может, потому, что рос он в селе Тарханы Пензенской области, в тех самых Тарханах, где прошли детские годы великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Казалось, сам воздух пропитан здесь поэзией…

На отца хотел походить потому, что любил его, гордился им. С тех пор, как помнил себя, всегда видел отца в окружении односельчан, которые глубоко уважали Ивана Матвеевича Кузнецова. Он стал организатором колхоза, возглавил полеводческую бригаду. Когда началась Великая Отечественная война — ушел на фронт. Храбро сражался с гитлеровцами, но радости окончательной победы над лютым врагом так и не познал. В одном из боев в 1943 году был сражен осколком снаряда.

О гибели отца Иван узнал в Сызрани, где учился в первом Московском ордена Ленина Краснознаменном авиационном училище. В апреле 1942 года комсомольцы средней школы села Тарханы подали в военкомат коллективное заявление с просьбой направить их после окончания школы в действующую армию. Среди них был и Кузнецов-младший. Пройдя за полгода ускоренный курс обучения, он попал на фронт в качестве радиомеханика по обслуживанию радиооборудования самолетов ПЕ-2. Воевал в составе отдельного разведывательного авиационного полка 8-й воздушной армии. Освобождал от врага Запорожье, Мелитополь, Крым.

Потом полк сражался в Закарпатье, участвовал в боях за Бреслау. Иван Кузнецов был в то время уже стрелком-радистом. Имел на своем счету десятки боевых вылетов. Вместе с пилотом Героем Советского Союза Василием Борисовым одним из первых приземлился в восставшей Праге. Здесь и закончил войну. Вскоре старшину Кузнецова перевели в другую часть. Готовился поступать в военную академию, а попал в контрразведку.

Трудно было вначале постигнуть нелегкую чекистскую службу. Но рядом находились умудренные опытом борьбы с врагами нашей Родины старшие товарищи. Они и учили Ивана Ивановича сложной и порой опасной работе по обезвреживанию шпионов и диверсантов. Операция по разоблачению Роберта Кристнера была не первой и не последней для Кузнецова.

…Время уже близилось к полудню, когда на пограничном контрольно-пропускном пункте появился новенький зеленого цвета «Фольксваген». Машина ехала из Польской Народной Республики. В ней сидели два белобрысых, длинноволосых юнца в джинсах, измятых хлопчатобумажных рубашках с изображением экзотических красавиц. Это были туристы из Голландии. Подавая свои паспорта пограничникам, парни беззаботно улыбались, весело переговаривались между собой. Иван Иванович Кузнецов был в тот день тоже на КПП. Досматривая вместе с таможенниками нехитрый багаж молодых людей, который вмещался в одном старом чемодане и двух спортивных сумках, слушая их веселую болтовню, он все время думал о том, что слишком уж большой контраст являет новенький «Фольксваген» с костюмами и багажом Рейдона и де'Ярхера (именно эти имена значились в паспортах). Откуда у них эта машина?

Вдруг взгляд чекиста задержался на дверцах автомобиля. Они оказались не совсем обычными. В «Фольксвагенах», которые ему приходилось видеть до этого, дверцы были плоскими, а в этой машине почему-то выпуклые. «Что бы это значило? — подумал Кузнецов. — Наверное, там что-то спрятано?» Иван Иванович распорядился, чтобы машину туристов пропустили без таможенного досмотра.

Во Львове голландцы разместились в «Интуристе». В тот день из гостиницы не выходили. А на другой день с утра выехали в город. Проехали несколько километров, свернули на проселочную дорогу и остановились в перелеске. Один из парней открыл капот автомашины и начал копаться в моторе, другой стал разбирать дверцу. Он что-то вытаскивал и складывал в спортивную сумку. Их, естественно, запечатлели на пленку, дали возможность беспрепятственно возвратиться во Львов. На другой день повторилась та же история. Только теперь туристы таким же способом опустошили другую дверцу «Фольксвагена». Вели себя беспокойно, озабоченно.

Пробыв во Львове двое суток, выехали на Киев. Не успели за горизонтом скрыться очертания пригородов Львова, как из «Фольксвагена» посыпались на обочину дороги листовки, брошюры. Задержали их под Бродами. Предъявили им фотографии, разбросанные листовки, брошюры, нашли точно такую же антисоветскую литературу в их спортивных сумках.

Неопровержимые улики сыграли свою роль. Парни заявили, что их завербовали американские разведчики. Купили для поездки в СССР машину, напичкали ее листовками, литературой антисоветского содержания, проинструктировали, где и как ее распространять, снабдили деньгами и отправили в путь. Рассказывая все это, Рейдон вытирал рукавом слезы. Щуплый, с рыжей бородкой де'Ярхер стоял молча, потупив глаза.

— А вы что нам скажете? — спросил его Иван Иванович.

— Обманули нас, — де'Ярхер поднял глаза и начал рассказывать свою невеселую историю: — Как-то вместе с Райдоном зашли в кабачок выпить пива. Встретили там приятеля, который недавно вернулся из туристической поездки по вашей стране. Разговорились. Приятель рассказал нам столько интересного, что мы только удивлялись. Вот тогда Рейдон и произнес злополучную фразу, с которой все и началось:

— Как бы мне хотелось побывать в России! Но где взять деньги для поездки?

И тут же из-за соседнего столика поднялся и подошел к нам пожилой господин.

— Есть возможность заработать, — произнес он по-немецки, но с явным американским акцентом.

— Мы — бедные студенты. Чтобы учиться, подрабатывали мойщиками посуды в ресторанах, подсобниками на стройках. Получали, конечно, гроши. На такие деньги в туристическое путешествие не двинешься. Поэтому предложение пожилого господина заинтересовало нас. Через несколько минут на нашем столике появились бутылка вина, раскошная закуска. Наш новый собеседник был щедр, так и светился благожелательностью, и мы клюнули на крючок.

Только через несколько дней догадались, что он — американский разведчик, но к этому времени столько ему задолжали, что отступать было некуда: оставалось или поехать по его заданию в вашу страну, или же очутиться из-за долгов за решеткой. Выбрали первое. Думали: авось пронесет. Вскоре на имя Рейдона был куплен «Фольксваген», и мы отправились в путь. Остальное вы уже знаете, — закончил рассказ де'Ярхер и снова опустил глаза.

Учитывая чистосердечное признание голландских студентов, их глубокое раскаяние в совершенном преступлении и просьбу о снисхождении, было принято решение не привлекать Рейдона и де'Ярхера к уголовной ответственности. Через несколько дней их выдворили за пределы нашей страны.

Часто к своей грязной работе западные шпионские службы привлекают и дипломатов. Однажды во Львов пожаловали важные господа. И не из-за рубежа, а из американского посольства в Москве: военно-воздушный атташе Кертон, помощники военного атташе Хейтауэр и Далквист, сотрудник атташе Кооп. Приехали, как они заявили, познакомиться с городом.

Но уже в первый день направились к военному городку одной из частей, дислоцирующихся во Львове, стали незаметно наносить в блокноты план его расположения, фотографировать. Выяснить истинную причину приезда американских дипломатов, сковать их разведывательную деятельность было поручено группе чекистов во главе с Кузнецовым.

…Они поднимались рано угром. Наскоро позавтракав, покидали гостиницу. Скупали в киосках и магазинах справочники и путеводители по Львову, покупали по несколько экземпляров газет, выходящих в нашем городе, научно-техническую литературу. Дипломатов все время тянуло к воинским частям. Причем вели они себя так нахально, что даже влезли на забор, отделяющий военный городок от улицы. Им, естественно, намекнули, что дипломатам такие вещи непозволительны. Американцы извинились, пытались оправдаться. А на другой день были замечены на железнодорожном узле. И здесь им не повезло.

Выезжая из Львова в Барановичи, американцы пытались занять отдельное купе, но четвертым пассажиром оказался Иван Иванович. Когда поезд тронулся, он открыл чемоданчик, вытащил из него колбасу, сыр, нарезанный хлеб и разложил все на столике. Иностранцев к трапезе не приглашал. Перекусив, влез на верхнюю полку.

В пути следования дипломаты вели визуальное наблюдение за местностью, делали снимки, записи в блокнотах. Кроме того, при помощи портативного радиоприемника с шестью диапазонами они проверяли слышимость радиостанций, контролируемых американской разведкой.

«Сдав» из рук в руки американских дипломатов барановичским чекистам, Иван Иванович рассказал им обо всем увиденном и услышанном в пути. Из Барановичей американцы выехали в Минск, потом в Киев… Когда накопилось достаточно сведений о шпионской деятельности, их задержали. Они также имели с собой нательные пояса с фотопленками, сведениями разведывательного характера. Министерство иностранных дел СССР вынуждено было сделать соответствующее представление посольству США, и дипломаты-шпионы были выдворены из нашей страны.

…Однажды во Львов из Западной Германии пожаловал на автомашине некто Ковальский. Выдавал себя за добропорядочного немца, в туристскую поездку по нашей стране взял престарелую жену и двух великовозрастных внуков.

Но чекистам показалось странным поведение господина Ковальского. Вместо посещения театров, музеев его почему-то тянуло в старую часть города, где жили в основном коренные львовяне. Он внимательно осматривал дома, заходил во дворы, поднимался по скрипучим лестницам на верхние этажи. Ясно было, что немецкий турист кого-то искал. Но кого?

Кузнецов обратился за помощью к хозяйке одной из квартир, в которую стучался Ковальский. Из разговора с ней чекист узнал, что турист из ФРГ разыскивает жившего раньше в этом доме фотографа.

— А на каком языке он разговаривал с вами? — спросил Иван Иванович.

Хозяйка сделала удивленное лицо.

— На нашем, украинском, — ответила она.

— А вы знали этого фотографа?

— Нет. Но люди говорят, что здесь действительно жил когда-то фотограф и что он якшался с фашистами.

— А имени этого фотографа, случайно, гость не называл?

— Кажется, называл…

Женщина задумалась, но вспомнить так и не смогла.

— Извините, — развела она руками. — Не запомнила… Пришлось чекисту переговорить с самим Ковальским. Тот притворился, что украинского и русского языков не знает. Заявил, что разговаривает только по-немецки. Цель вылазок в старую часть города, посещение квартир старожилов объяснил так:

— Я большой любитель фотографии. Имею на родине собственную фотолабораторию. А из книг узнал, что во Львове живет старый и опытный мастер фотодела. Имя его забыл, но запомнил, что живет он в старой части города. Вот хожу и расспрашиваю о нем.

Кузнецов все больше и больше убеждался в том, что Ковальский вовсе не немец, за которого выдает себя, что он хорошо знает Львов, был каким-то образом связан с фотографом, который в годы фашистской оккупации сотрудничал с гитлеровцами.

Кто же он, господин Ковальский? Прежде всего, надо узнать имя фотографа, выяснить, с кем он общался в годы войны. Не было ли среди его знакомых Ковальского? И каким образом этот Ковальский был связан с ним?

Пока «добропорядочный немец» со своим семейством совершал на автомашине путешествие по маршруту Львов — Житомир—Киев—Харьков—Одесса—Львов, чекисты Львовщины установили его личность. Дело было непростым. Ведь прошло столько лет после войны! И все же ниточка была найдена. Правда, была она слишком тонкой и короткой. Не хватало фактов, свидетелей. Это и не позволяло задержать туриста из ФРГ. Чекисты не имели права на ошибку. И даже когда он снова прибыл во Львов, чтобы следовать дальше, к границе, чекисты пока не имели веских доказательств, тот ли это Ковальский, который в годы войны служил в немецком карательном отряде, расстреливал советских граждан.

Эти доказательства были получены только в тот день, когда господин Ковальский уже приближался к Ужгороду. Кузнецов со своими помощниками выехал на «Волге» следом за ним. Ковальский задержался на некоторое время в Ужгороде. Чекисты поехали вперед, чтобы встретить его автомашину за городом. На сигнал автоинспектора «турист» спокойно остановил машину, отрулил ее на обочину дороги и с любезной улыбкой открыл дверцу. Но тут его взгляд упал на группу людей, одетых в штатское. В одном из них он узнал Кузнецова. Улыбка так и застыла на лице Ковальского, а в глазах появился страх.

— Я честный и добропорядочный немец, — забормотал он невнятно. — Я не совершал ничего противозаконного.

Ковальскому предъявили ордер на арест, сообщили причину. Он, естественно, все отрицал. Ему показали старые фотографии времен войны, где он был запечатлен в эсэсовской форме, с автоматом в руках.

Потом нашлись и свидетели злодеяний Ковальского. Состоялся суд. Каратель получил по заслугам.

Так закончилась еще одна успешная чекистская операция, в которой Иван Иванович Кузнецов принял непосредственное участие.

Как-то на совещании работников органов государственной безопасности Иван Иванович увидел в президиуме седого человека в форме генерала. Что-то знакомое показалось ему в этом человеке. Доброе, слегка задумчивое выражение глаз, манера держаться. Пригляделся получше, неужели Минаев? Тот самый Николай Григорьевич Минаев, который учил его в школе русскому языку и литературе, воспитывал в нем любовь к Родине, прививал ему чувство ненависти к ее врагам… Как же он мог изменить своей любимой профессии? Видимо, так было нужно. Наверное, и его в трудный час Родина призвала исполнить свой долг, отдать ей свои знания, жизненный опыт…

Взгляд Кузнецова был буквально прикован к Николаю Григорьевичу. И тот почувствовал это. Минаев повернулся в сторону Кузнецова, посмотрел на него: в глазах генерала вначале появилось выражение удивления, потом они засветились доброй отцовской улыбкой.

В перерыве они встретились. Обнялись, расцеловались. После совещания долго ходили по городу. Вспоминали о прошлом, рассказывали друг другу о себе, делились планами на будущее. На память об этой встрече домашняя библиотека Кузнецова пополнилась еще одной книгой с дарственной надписью. На титульном листе сборника «Воронежские чекисты рассказывают…» было написано: «Кузнецову Ивану Ивановичу — собрату по профессии и бывшему ученику на добрую память, с пожеланиями счастья и крепкого здоровья. Николай Григорьевич Минаев. Начальник Управления КГБ по Воронежской области».

Мне не раз приходилось встречаться с Иваном Ивановичем Кузнецовым — скромным интеллигентным человеком с добрыми, проницательными глазами, доброжелательной улыбкой. Он с удовольствием делился своими мыслями о прочитанных книгах и увиденных спектаклях, радовался успехам своей жены — специалиста-филолога. Мне было известно, что его уважают и любят молодые чекисты, которым он передает свой опыт и знания, помогает выигрывать поединки с врагами.

И я посчитал своим долгом рассказать людям о нем.