Пpиpода мать! Как ты пpекpасна!

О, как всегда, везде, во всем

Мила, пpелестна иль ужасна!

Ты явно дышишь Божеством

И.И. Козлов

Леший

Наша небольшая компания в полном составе пыталась придать глазам естественный размер и вспомнить, как правильно нужно дышать.

Я мог ожидать чего угодно, даже извержения вулкана на болоте. Готов был даже простить, что этим вулканом оказалась моя ворвавшаяся дружина. Но то, что холопистый ивашка обнимал Василису, из-за которого мою дочь теперь приходится отдавать замуж за мерзкого болотника, я простить не мог. Боевое заклинание, сложенное в руке, усилил дополнительной энергией и обрушил страшное заклятие на причину всех бед.

Не сработало. Лишь пыль вокруг вздыбилась белесыми облаками и из-под завалов, наконец, вылез придавленный дружиной осинник. Остап был в синяках, ссадинах, но отчего-то очень довольный. Видимо, тому факту, что выжил. Мда, это странно с таким везением.

Я захлопал глазами, не понимая, отчего моя сила на нем не сработала.

Колобок же был готов сплясать что-нибудь зажигательное от радости.

- Костя, вы живы?! И смогли бежать! А мы уж и не знали, как вам помочь, - ворковала Василиса.

- Наконец-то, я тебя нашел. Теперь не отпущу, любимая. Слышишь? Я тебя люблю, и жить без тебя не могу!

Василиса зарделась и положила голову ему на плечо.

Тем временем, я решил действовать аккуратнее. Прощупал паренька, вроде обычный ивашка, только мысли его не читаются и словно анти магический щит на нем. Вся магия от него отскакивает, как орех о стену. Чудеса какие-то!

Из филосовских изысканий о человеческой аномалии супротив магической атаки меня вывело нахальное заявление ивашки, который схватил Василису за руку и потянул к проломанной стене:

- Скорее идем, я тебя заберу отсюда! - он остановился и с глубокой нежностью посмотрел в глаза возлюбленной. - Я тебя никому не отдам. Жизни без тебя не представляю. Ты со мной?

Лесовка вспыхнула от признаний, голова пошла кругом от происходящего, но она нашла в себе силы кивнуть в знак согласия пойти хоть на край леса за любимым ивашкой. Их губы сближались, собираясь сомкнуться в нежном поцелуе.

Грянул гром.

Я еле сдерживаясь, чтобы не переубивать всех присутствующих, схватил дочь и стал оттаскивать от городского, но он вцепился в Василису хваткой голодного медведя после спячки.

- Василиса, пошли со мной, неужели ты хочешь выйти за Тофа? - принялся увещевать ивашка и нагло так тянул мою дочь в свою сторону.

- Не бывать этому! - рявкнул я, вырвав из его цепких рук дочь, я хоть и стар, да не промах. - Из-за тебя она попала в такую ситуацию, но по своей глупости. Пусть это будет последняя оплошность в ее жизни и она с честью ответит за свои поступки. Не опозорит лес и себя. Пока существует надежда на милость детей Земли, а с тобой - она сгинет навсегда!

- Нет! Я не отдам ее вашим карателям. Я - человек и у нас свои принципы, поэтому никто из нечисти не посмеет указывать мне, что делать и ваши дети Земли тоже.

- Хорошо он приложился о стену! - пробубнил в сторонке Иваныч, но к его огорчению я заметил и вспомнил о нем, громко рыкнул:

- Воевода!

Старый дубок подошел и вытянулся по стойке смирно.

- Слушай мой приказ. Вывести ивашек с болота и из леса, - в сердце отчего-то закралось сомненье в правильности моего поступка, но гнев нес меня дальше:

- Если вздумают вернуться - убить!

Дочь испуганно ойкнула. Иваныч хотел что-то сказать в оправдание, но я в тот момент не мог слушать. Ярость заглушала разум и толкала на необдуманные поступки.

- Выполнять! - гаркнул я так, что даже сам вздрогнул. - С тобой и дружиной я разберусь по возвращении в Чертог.

Ивашка уходить не собирался и с вызовом барана пялился на мою обозленную особу лесных кровей. Я не отставал и зыркал в ответ. Рядом с Константином угрожающе напряженно встал его друг, предварительно отстранив к стене Ягодку. Дубовые мордовороты с ласковыми, сильно смахивающими на волчий оскал улыбками, медленно сжимали вокруг них кольцо, поигрывая в руках увесистыми дубинками. Трое из дружины все еще почесывали огромные шишки на затылке и недовольно морщились от боли.

- Не дурите, ребята! Нас числом больше, - сурово молвил Иваныч.

- Однако это не помешало Федору раскидать вас в тоннеле, - дерзко ответил ивашка.

Я удивленно вскинул правую бровь. Воевода неуверенно топтался с ноги на ногу и виновато уходил взглядом от ответа. И мне пришлось обратиться к не любимому для меня методу, прибегал к нему крайне редко, заглянул в воспоминания Ильи. Проще читать, конечно, людей. Они, как прозрачный ручей - мысли, словно вода из них сама льется, будто через решето. Но тут загвоздка была. Константин закрыт каменной стеной от меня, не проломить. Другой ивашка, богатырской наружности, проще - любовь к Ягодке из него снежной лавиной катится, а то, что произошло в тоннеле понять невозможно, так как люди в темноте не могут видеть. К нечисти в голову лезть сложнее, но вполне выполнимо. Только ощущение потом, словно кошку съел, а шерсть во рту застряла. Долго потом от малюсеньких волосков отплевываешься.

Но этот раз того стоил. В воспоминаниях Ильи я увидел, как отчаянно бился ивашка и громил в хворост мою дружину. Эх, коли б не обстоятельства, просил бы его к воеводе в отряд, не смотря на то, что человек. Нам такие богатыри завсегда сгодятся.

- Не дури! Не будет счастья, коли без отцовского благословения дочь уйдет к суженому, - философски изрек Иваныч, я аж почтением проникся к его умным речам.

Эка ж как выкрутился. И без драки. Не узнаю воеводу, ему только дай заварушку устроить, или войной кого разгромить. Видно, тоже богатырь ему приглянулся.

Самойлов взглянул с надеждой на Василису, та томно вздохнула, показывая, что прав старик Иваныч, прав. Без отцовского позволения не бывать мира в доме молодых, мол, это и семечко не проросшее знает.

Пригорюнился Константин, друг хлопнул его по плечу:

- Пошли. Не сделаешь тут ничего.

Дружинники оттеснили их от нас с дочкой и ненавязчиво повели к дыре в стене. Воспользоваться дверью, слава лесу, ни у кого желания не возникло.

- Ягодка, ты не идешь с нами? - удивленно обернулся Федор.

- Позже, сама вас найду! Иди. Не переживай.

И процессия продолжила тяжелой поступью удаляться из виду в проеме. Словно на похоронах. Сердце у меня сжалось от плохого предчувствия. Не уж то что-то неправильно сделал? Не ошибся ли? Не спилил ли сук, на котором сидел?

Распахнулась дверь, резко и внезапно. Колобка стоявшего рядом подкинуло, и он приземлился мне в руки. В проеме стояла наша проводница. Видно, что она собиралась произнести какую-то речь, но обозрев хаос творящийся в комнате, слова застряли у нее в горле. Кажется, кикимора даже забыла, как дышать. Не хватало только осложнений, связанных с ее незапланированной кончиной.

Я подбросил в воздухе колобка несколько раз и, не найдя ничего умнее, молвил:

- А мы тут от скуки колобка об стену бьем!

Кикимора взглянула на развороченную стену, в которой зияла огромная дыра, в разы больше круглой выпечки.

Надо отдать ей должное, она относительно скоро взяла себя в руки и почти членораздельно произнесла:

- Там...ждут...на пир...всех вас...перед свадьбой.

- Хм...ну, что ж! - я оглянул наш растрепанный вид, пыльную одежду и серьезно произнес:

- Мы готовы!

Кикимора отступила на шаг назад и хлопнула в ладоши. Рядом появились черти. Раз, и вот они! Нарисовались - не сотрешь.

- Насяльника, чо звал? - дружно загомонили они.

- Убрать и отремонтировать, - голос кикиморы окатил ведром презрения.

- О! Однако...ремонтировать...убрать... - черти разглядывали комнату, словно музей руин, часто хлопая ресницами, открыв в изумлении рот и с интересом оглядывалась по сторонам.

Навстречу гостям вышел Осип, в синяках и прекрасном настроении! Даже с шага не сбился. Споткнулся только и пребольно впечатался в шкаф, который горестно скрипнул и грохнулся о пол, развалившись в щепки и едва не прибив Ягодку. Она к этому времени уже обернулась черной кошкой и с визгом перебежала дорогу чертям. Те, загомонили на басурманском наречии, развернулись на сто восемьдесят градусов и с истошными воплями помчались назад, врезаясь в друг друга. Их безумный побег буквально расплющил кикимору по стене.

Я неодобрительно качал головой таким работничкам вслед, показывая всем видом, что наша компания тут ни при чем.

Кикимора отлепилась от стены и с прищуром холодного убийцы окатила нас кадкой ненависти. Мое слишком живое и буйное воображение нарисовало маленький кинжал, который красиво торчал из моей спины. И вот этот взгляд, равнодушно осматривающий остывающее тело.

- За мной! - кикимора с гордостью крайне важной особы развернулась и пошла по коридору, не проверяя, идем ли мы следом.

Но могу кисть на отсечение дать, коли ей не хотелось нервно обернуться назад и просканировать нас на наличие коварных планов по устранению ее особы. Однако делать нечего - пошли за ней. Дочь разговаривать со мной отказывалась, оно и понятно. Отец пошел поперек ее счастья, да еще и пророчества не послушался. Только сейчас я осознал, что слова фамильного призрака могли относиться к появлению Константина.

'Новая душа', 'родная кровь', 'отпусти' - а если это был единственный шанс? Я понял, что самобичеванием ничего не добьюсь и стал кумекать, как все-таки спасти Василису от ярма болотного. Были, конечно, несколько идей, которые мне совершенно не нравились, потому что как-то однообразно кончались моей смертью. А я все-таки жизнь любил. Сейчас чувствовал себя неудачником, который вляпался по самые уши в неприятные и дурно пахнущие неприятности.

Мы шли по каменному проходу. Эхо разносило топот сапог и звуки капающей с потолка воды. Вонь болотной гнили витала в воздухе плотной невидимой субстанцией, хоть на хлеб намазывай. Пахло сыростью давно не проветриваемого помещения, немного плесенью, которая аляпистой мозаикой встречалась на стенах.

Теперь я понял причины Василисиного согласия на брак. Хотела спасти ивашку из темницы болотника. Смешно. И благородно. Достойный поступок дочери леса. Что же теперь она будет делать? Самойлов свободен и отправлен домой, а она идет на пир в честь ее помолвки с Тофом. Слишком подозрительно тихо она себя ведет.

Мы подошли к винтовой лестнице, ведущей наверх. Василиса, нахохлившаяся, как воробушек, с колобком шла впереди, за ней пытался поспевать Остап, постоянно спотыкаясь о ступеньки и стараясь художественно расквасить себе нос. Я еще подумал, хорошо не спускаемся. А то у осинника были бы все шансы погибнуть смертью храбрых, упав с лестницы и сломав шею.

Рядом со мной вышагивала пролеты кошка, я вспомнил некую примеченную мною особенность в ее перевоплощениях и поделился наблюдениями:

- Ягодка, это бабуля постаралась с твоим нынешним видом?

Кошка фыркнула, мол, кто ж еще.

- А почему с ивашками не ушла? Ты же с их помощью можешь снять заклятие.

- Успеется, - грустно вздохнула кошка. - Да и не сильно-то мне хочется покорять столицу, просто это единственный способ, чтобы не строить избушку самой.

- Ты меня не поняла, Ягодка, я не о том. Ты разве не знаешь, что твое заклятие рассеется, если с суженным рядом проведешь три дня. Чары уже начинают спадать, оттого-то ты и переворачиваешься в человека, когда он появляется рядом.

Кошка молчала. Округлив глаза, переваривала информацию. Она была настолько отрешенной, что даже не обратила внимания на колобка, который случайно выпал из рук Василисы и покатился по ступенькам.

'Хоть бы в блин превратился' - умолял я лесные силы, пытаясь извернуться так, чтобы колобок непринужденно попал мне под лапоть. Эх, не вышло. Дочь умудрилась ловко перепрыгнуть несколько ступеней и поймать 'везунчика'.

Василиса посмотрела на меня и хитро сощурилась, напоминая довольную кошку, которая добралась до крынки сметаны. Будто знала, что я замышлял против колобка. Не чисто тут что-то.

Мы поднялись по еще одной лестнице и вышли к ярко освещенному холлу. Лента изумрудной ковровой дорожки провела нас через несколько небольших залов с высокими створчатыми дверьми и оказались в тронном зале.

Размеров он был гигантских. Тоф, устроившийся на высоком троне из белесых костей в другом конце от входных дверей, смотрелся крошечной фигуркой на большом игровом поле. Высокий потолок, выложенный разноцветной мозаикой, изображающей картины величия болотников, поддерживали десять темно-коричневых мраморных колонн с бирюзовыми прожилками. Под потолком висели люстры в виде огромных паутин, в гнездах уютно плакали свечи и освещали большой прямоугольник, по которому кружилась под музыку нечисть. Еще там находились небольшие ниши, скрытые пологами пурпурной ткани, где можно было уединиться влюбленным парочкам. Возле пустующих коморок стояли распутные навки и призывно строили глазки нашей компании, всем без исключения, даже колобку.

Болотника никто даже не думал охранять. Лишь рядом стояли потрепанные опахальщики и овевали его подколодность большими листами лопуха.

Народ развлекался.

Мы медленно шли по залу, задрав головы, и с презрением любовались мозаикой на потолке.

Среди роскоши царила обычная для болота грязь, вонючая и противная. Я понял, что хуже места ни для кого не сыскать. Теперь я не оставлю здесь дочь. Ни за что. Дети Земли строги и беспристрастны, но никто не знает, что происходит с теми, кого они забирают для свершения суда. Вдруг оттуда не возвращаются по своей воле?

Я окликнул дочь, чтобы сказать ей о своей ошибке, попросить прощения и дать ей возможность решить свою судьбу самой. Но Василиса прижала палец к губам и подмигнула, мол не лезь, сама справлюсь.

На лице Василисы отражалось счастливое вдохновение тайного графомана, который замышлял очередное нетленное творение. Ничего хорошего для собравшихся в зале такой настрой не сулил.

Я кивнул дочери, показывая, что поддержу любую ее выходку. Дальше шел, не думая ни о чем важном. Рассматривал своих спутников и старался не дышать противной вонью окружающих. Совершенно неожиданно на меня нахлынуло чувство легкости. До этого каждая проблема сваливалась на меня, словно мешок с камнями, который приходилось волочь на спине. А теперь, когда новое препятствие сверкало огромной надписью: 'Непреодолимое', весь груз словно испарился.

Спокойствие длилось всего лишь время, за которое может упасть шишка с высокой сосны. Ягодка снова обернулась девушкой, заставив меня судорожно крутить по сторонам головой.