Болото осталось позади. На прощанье зафи лишь надменно шикнули в сторону путников и исчезли в темной жиже.

Отряд продвигался дальше хоть и по густой, но обычной чаще, без хищных растений и опасных ловушек. К вечеру вынырнули из зарослей и уставились на вьющиеся полосы дороги, по которой будто проползла пара толстых зафи. Истоптанный тракт уверенно разрезал лес на две половины.

— Дорога! — воскликнул Влакс, его радость тотчас же передалась остальным.

Приятно было встать на твердую поверхность, не боясь утонуть в болоте или быть съеденными хищными растениями чащи. С непривычки путники спотыкались и поднимали тучу пыли, что совершенно не портило им настроения.

Искра почти расплакалась, увидев пушистые кроны и широкие стволы могучих деревьев. Они напомнили ей родную долину с изящными строениями из раздутых деревьев с переплетенными в немыслимом танце ветвями.

Над лесом пропел рог. Знакомый, опасный, предвещающий беду…

Путники, не сговариваясь, нырнули в подлесок возле дороги, чтобы не стать легкой добычей для врага. Шло время, но тракт оставался пуст. Вскоре поняли — сигнал к атаке прозвучал не по их душу.

— Это что же термиты уже добрались до западной части Айруна? — произнес Зард. — Как им удалось опередить нас?

— Скорее всего, это не те, кто преследует нас. Воины Дарши ведь шли по тропе чащи, а она как раз огибает Серогорье на юге, где расположился клан красных муравьев, и выводит на восточное плато. Интересно, как алые смогли договориться с Даршей?

— Если только по каким-то причинам они ей пока нужны, она не станет приказывать их убить.

— Получается, мы опоздали, — всполошилась искра. — Термиты нас опередили.

— Рано делать выводы, — покачал головой старик, надо бы все разведать для начала, только теперь придется идти скрываясь.

Отряд двинулся на запад по лесу, отдалившись от дороги.

— Толус им не взять, а до Долины искр далеко, — размышлял Лантэн на ходу. — Так что будем надеяться на лучшее. Не могли термиты захватить весь Айрун.

Раздался грохот, отряд замолк. Из глубины леса доносились ритмичные звуки стали, словно тысячи поваров решили посостязаться в наточке ножей.

— Что делать будем? — Влакс вглядывался в настороженные, прислушивающиеся фигуры друзей.

До них доносились не только звуки битвы, тяжелый топот, выкрики, но и детские голоса. Тонкие, короткие вскрики не оставили никого из отряда равнодушным, решение приняли молча, лишь кивнув друг другу в знак единодушия.

По лесу бежали, обнажив оружие с оскаленными лицами. Ветки под ногами трещали с таким грохотом, словно небо извергало раскаты грома.

В лесу, через который отчаянно продирались, царила неестественная тишина. Казалось, даже ветер, оставил это место. Приходилось перебираться через завалы, штурмовать крутые склоны. Под ногами хрустел сухой ковер, сброшенный деревьями, выпирающие из земли корни так и норовили поставить подножку или хлестануть в лицо раскинувшиеся низко ветви.

Замерли на вершине холма, круто убегающего вниз. У подножья, окруженная со всех сторон диким лесом, открылась округлой формы поляна, словно проплешина на макушке старика. Внизу на зеленом ковре развернулась бойня, именно кровавая резня, а не славный честный бой.

Термиты.

Огромный по численности отряд был здесь, недалеко от дома Лантэна и Фиолы. Как им удалось добраться сюда в таком количестве и в такие сроки, айруновцев в данный момент мало интересовало.

Вражеские налетчики теснили неизвестный Фиоле клан, состоящий из женщин, детей и небольшой горстки воинов. Они были непомерно высоки. Макушки увенчаны парой толстых рогов в форме завитка. Ударом мощных наростов они проламывали череп врага. Мускулистый торс заканчивался большими и сильными лапами. Одним ударом задней конечности они сбивали по два или, если везло, даже три противника. Мужские могучие фигуры держали в руках исполинских размеров мечи, по длине сравнимых с веслом корабля, ими неплохо срубались головы термитов.

Женщины, сражаясь не хуже мужчин, собрали детей в центр. В руках у них были более короткие клинки. Даже израненные, со стрелой в боку или пробитым копьем плечом, они продолжали биться. Не пускали врага к самому дорогому и ценному, заслоняя малышей своими телами, даже стоя на подломленных коварным ударом коленях, сражались.

С дальней стороны поляны волной накатило гневное рычание, послышался топот сотни тяжелых лап. Земля вздрагивала, деревья дрожали под их поступью. Быстро перебирая мускулистыми ногами, из чащи выскочил первый воин. Рыжие длинные волосы реяли по ветру, будто жгучее пламя, они казались огненным фонтаном. Воин вылетел со скоростью летящей стрелы, затоптав лапами попавшегося на пути врага.

Неизвестным Фиоле жителям Айруна пришли на подмогу соратники.

Термиты даже не успели выставить щиты или сбиться в кучку, как на поляну вкатилась лавина бешено урагана, сметающего все на своем пути, было слышно, как трещали под тяжелой поступью камни, ветки, доспехи и тела врагов. От прибывших воинов разило смертельной опасностью, но ими нельзя было не залюбоваться. Блестящая, как бархат, шкура, идеальная стать, мощь и сила.

Термиты быстро сориентировались и переключили большую часть сил на подоспевшее войско.

Подкрепление пришло очень кстати. Однако до ослабевших и сдающих позиций соплеменников им нужно было пробиться через плотную стену врагов, которые сжали плотным кольцом, точно тисками, женщин и детей. Их стали теснить с еще большей жестокостью. Даже дети, мужественно смирившиеся со смертью, порою вскрикивали, видя, как сапоги термитов бесцеремонно шагают по истерзанному трупу матери.

Искра ощутила, что звереет. Она оглянула замерших товарищей, каждый был готов броситься в атаку с белой пеной на губах и багровыми глазами, лишь бы зарубить и убить, почувствовать вкус вражеской крови.

— Смерть, термитам! — закричала несвойственно-мощным голосом Фиола, поднимая над головой секиру.

Оружие хищно загудело, рассекая пустой воздух.

До поляны оставалось совсем немного, уже можно почувствовать сладковатый запах крови и мертвой плоти, как на пути вырос, словно шрам, глубокий и длинный овраг, поросший сухим и жестким кустарником.

— Руби дерево! — проревел Зард, мышцы которого напряглись и вздулись от предвкушения боя. — Переправимся на ту сторону по стволу.

Тут же раздались ритмичные глухие стуки.

Фиола расправила крылья и, не слушая протесты друзей, перелетела через овраг.

Она чувствовала, как от прикосновения к родной шершавой рукояти секиры, мощь вливается в тело, а в сердце просыпается неутомимое желание рубить и уничтожать…

Словно ядро из пушки, искра вылетела на поляну. Тут же тяжелое копье свистнуло рядом, скользнув по виску. Тонкая алая нить на коже стала искрой в стоге сена. Фиола кувыркнулась в воздухе, перед ней выросли сразу двое термитов в стальных доспехах, начищенных до такого блеска, что можно смотреться, как в зеркало. Сквозь прорези шлемов сверкали злобные глаза, в руках держали небольшие овальные щиты и широкие, тяжелые мечи.

Искра верным движением отразила оба удара, сильных и яростных, сразу же атаковала сама. Лезвие секиры, легко пробив доспехи, погрузилось в мягкую плоть, будто в воду. Один из напавших термитов с криком рухнул, из глубокой раны в груди хлестала кровь, второй попробовал увернуться от удара, но запнулся о тело павшего товарища… И голова, брякая шлемом, покатилась в сторону.

Из гущи сражения вылетел топор и саданул Фиолу обухом по лбу с такой силой, словно она с разбегу врезалась в низко весящий толстый сук. В глазах заплясало…

Сознание искра не потеряла, однако упала на колени, в голове плавали клочья тумана, как после дурман-травы.

Прямо на Фиолу, осклабившись, мчался враг, рыча и размахивая длинным мечом. Искра попыталась подняться, ноги подламывались. Луч солнца ослепил ее ярким отблеском от вражеского лезвия, настигающего беспомощную Фиолу. От страха заледенело сердце. Страха не за себя, а за тех, кому не успела помочь.

Из леса выскочил Зард, отбил занесенный в смертельном ударе меч врага. Лицо термита исказила гримаса ярости, он пророкотал своим товарищам визгливую команду. Из гущи сражения один за другим отделялись одинаковые, как горох в стручках, уродливые воины. Поигрывая оружием, они надвигались на Зарда и Фиолу.

Стену из листьев и веток пробили остальные тхеновцы и Лантэн, точно выпущенные из катапульты валуны, они вылетели на поляну с примятой от множества ног травой. Не замедляя бега, врезались в бой, словно водопад в реку. На этот раз даже миролюбивый Лантэн нещадно рубил врага, быстро и безжалостно.

— Брайнт Тайнэ! — прохрипела искра заклинание исцеления.

Очень скоро ощутила ясность в голове и тут же остановила действие чар, почувствовав, что может уверенно встать на ноги.

Фиола вновь рубила врагов, при этом расчетливо берегла силы. Их оставалось немного, как капель в прохудившемся бочонке, — использование заклинаний требовало платы, приходилось делиться собственной энергией. Руки подрагивали от напряжения, со лба капал соленый пот, изо рта вырывалось такое горячее дыхание, что окажись рядом ледяная глыба в момент растаяла бы.

Проносились стрелы, сверкали клинки, лязг стоял точно в кузнице мастера по оружию.

Один из клинков Дрена звонко перерубил копье в руках огромного термита, другой обрушился на шлем, с треском разрубая хрящи носа. Обильно брызнула кровь, раненый повалился наземь, хрипя и дергаясь. Переступая мученика, старый воин отточенными движениями вертел клинками, точно перышками, ломая вражеские мечи, разрубая щиты, превращая в месиво головы и внутренности.

Булава Влакса рухнула противнику на плечо, смяв доспехи, точно их делали из тонкой, сухой коры дерева. Кости треснули, багровые глаза погасли, широкий меч выпал из рук.

Рядом вывернул запястье, отражая очередной удар Лантэн. Обманный выпад, разворот, удар ногой по открытому горлу противника, наконечник копья закончил страдания поверженного термита.

Искра свалила очередного врага, краем глаза заметила движение сбоку. Закрылась крыльями, присела, повернулась, выбросила руку с секирой. Лезвие прошло сквозь латы без сопротивления, термит захрипел, выронил меч и рухнул на колени.

Из его рта появился кровавый пузырь.

Тело тяжело рухнуло на землю, за его спиной алел широкополый плащ офицера.

Отряд термитов, потеряв главного, затравленно отступал. Айруновцы не желали их отпускать, в погоне добивали почти не сопротивлявшихся врагов, однако многим удалось скрыться в лесу, к большой досаде победителей.

От неизвестного Фиоле клана отделился высокий воин с длинными огненно-рыжими волосами, заплетенными в тугую косу. Судя по поведению, он был главным. Из-за спины торчали два небольших, продолговатых крыла, не пригодных для полета. Как успела заметить Фиола, воины использовали их в бою больше для прыжков. Обрушивали с высоты сильные удары мощными задними лапами, чем и наносили врагу громадный урон.

— Кто вы, храбрые воины? — спросил подошедший воин.

— Мы жители Айруна, выходцы разных кланов. Судьба и горе объединили нас. Я — Фиола из рода искр, это Лантэн из Толуса, Зард — предводитель тхеновцев, — она поочередно представляла своих спутников, которые постепенно сбивались в кучку с поля боя.

— Я — Кренк, из рода Стаккатов, нашу долину именуют — Тавриния, что означает «быстроногий». Мой отец вождь — Гаал.

— Стаккаты? — переспросил Дрен. — Не припомню на Айруне такого клана. Знаю, что в Тавринии раньше жили москиты, на краю Серогорья, затем ушли в степи. Но вы лишь отдаленно на них похожи.

— Не обращайте на этого невежу внимания, уважаемый воин, — обеспокоенно забормотал Гранш, переживая, что слова старика приведут к плохому повороту событий. Но Кренк не оправдал его опасений.

— Все так, мудрый воин! — с легким поклоном, произнес сын вождя. — Наши далекие предки действительно звались москитами, прадеды ушли в степи из-за того, что клан объединился со степным народом, дети вождей объединили свои судьбы в священном браке. Поколения сменялись, и со временем наша внешность претерпела некоторые изменения. Так что, доблестный воин, ты не ошибся в принадлежности нас к москитам.

Старый ос возгордился столь почтенным отношением и надулся, точно бурдюк с водой. У тавринийцев считалось, что воин, доживший до седин, был отмечен благоволением свыше, стариков почитали и даже вождь прислушивался к их мнению.

— Давно я не узнавал, что творится с народом Айруна, теперь исправлюсь, — прокряхтел с сожалением голосе Дрен. — Но как вы оказались здесь?

— Мы — степной народ и долгие смены цветения жили на изломе Серогорья на желтой земле. Но теперь вынужденно покинули родные земли Тавринии, спасая семьи и потеряв большую часть доблестных воинов.

— История повторяется, — буркнул Влакс.

Кренк натянулся, как струна, истолковав слова оса, как оскорбление. Темные глаза сердито сверкнули, крылья с жужжанием затрепетали.

— Мой брат хочет лишь сказать, что та же участь постигла и народ нашего клана, — объяснил ситуацию Зард. — Тхеновцы потеряли родные земли, многие попали в рабство к Дарше, королеве термитов, но еще больше наших просто убили, жестоко, без причины. Среди них были и женщины, и дети, и немощные старцы. Горстка выживших тхеновцев теперь скрывается, я вынужден искать помощи у любого встреченного нами народа, чтобы сохранить тех, кто спасся. Я очень надеюсь, что они еще живы, и успею помочь им.

В глазах предка москитов появилось сочувствие. Напрягшиеся мышцы расслабились, крылья перестали жужжать и спокойно опустились за спиной.

— Я не могу принимать такие решения, надо идти к вождю. Отец сейчас ранен, мы оставили его с охраной неподалеку. К сожаленью, не могу удивить вас гостеприимством и радушием дома стаккато, но надеюсь, не откажетесь посидеть у пылкого костра в хорошей компании и послушать песни, что сложит мой народ в вашу честь?

— Нам надо следовать в сторону Толуса. Враг слишком близко, нужно предупредить муравьев о грозящей опасности.

— Если отец решит объединиться с вашими кланами, то я с несколькими соплеменниками сопровожу вас до Толуса. Вы поедете на наших спинах, мы быстро доберемся до цитадели. Быстрее степного народа на землях Айруна никого нет. А сейчас вам нужен отдых и горячая еда. Ваш путь неспроста пересекся с нашим.

Фиола не хотела уступать уговорам, тратить бесценное время на передышку, но ее бесцеремонно перебил Дрен:

— От такого предложения невозможно отказаться. Пойдемте, дети мои, много времени на это не уйдет, а отдохнуть нам действительно нужно.

Стаккато повернули на северо-запад и не спеша пустились в путь.

— Что ты творишь, Дрен? — возмущалась Фиола. — Нам нужно в другую сторону. Зачем ты согласился на приглашение? Мы потеряем много времени.

— Интересно же послушать, как будут восхвалять наши ратные подвиги. Сегодня мы герои! Ты-то, конечно, уже привыкла к почестям, а вот другие еще не испытали этого восторженного чувства.

Искра остолбенела от такого откровения, а старик уже убежал вперед общаться с сыном вождя стаккато.

— Кренк, а как случилось, что ваши женщины с детьми оказались так далеко от вас и подверглись нападению?

— В том секрета нет, достопочтимый старец, — вздохнул Кренк, вспоминая минувшие события. — Несколько дней мы удерживали осаду Тавринии. Термиты пришли, как хозяева и даже не стали выдвигать требований, просто началась война. Но сколько бы врагов мы не убили, на их месте появлялись новые, с каждым мигом их прибывало все больше и больше. Наши воины славно бились и дорого отдавали свои жизни, но свежих сил от этого не появлялось, с каждым боем все больше стаккато погибало. Враг же не считал убитых на своей стороне. Мы проиграли. И этой ночью было принято решение покинуть родные земли. Из города мы ушли, — Кренк замолчал ненадолго, затем с горестью продолжил:

— С большими потерями, многих бравых воинов уже не вернуть. За нами отправилась погоня. Выйдя за черту города, к лесу, пустили вперед женщин и детей, сами сдерживали термитов, чтобы дать своим время уйти как можно дальше. В той сече отец получил коварную рану. Но самое ужасное, мы не ожидали, что термиты так подло поступят. Они будто знали о наших планах и оставили в засаде отряд воинов, которые напали на беззащитных женщин и детей. Хорошо, что мы вовремя подоспели, но без вашей помощи эта победа не была бы столь сладкой, — стаккато искренне улыбнулся, в глазах светилась благодарность, что даже недовольство искры растаяло. — Вот и наша стоянка.

Лагерь степняки разбили на опушке возле сверкающего голубой лентой ручейка.

Вид у стаккато был разбитый, утомленный. Неопределенность витала воздухе, вселяла панику и неуверенность в завтрашнем дне. Кренк не соврал, сказав, что родные земли предки москитов покинули, долго сдерживая осаду. Многие воины Тавринии лежали на носилках с тяжелыми увечьями. Женщины обрабатывали раны и утешали ласковым словом, дети бегали к ручью за чистой водой.

В стороне от лагеря высился десяток невысоких холмов. Свеже вскопанная земля на них напоминала о недавно ушедших воинах в мир забытых песков, куда по мнению стаккато отправлялись души их народа. Скорбеть и оплакивать времени не оставалось, следовало помогать тем, кто еще боролся за место в мире живых.

Чтобы унять негодование от вынужденной задержки и хоть чем-то себя занять Фиола взялась тренироваться с секирой. Теперь она делала это при каждом удобном случае. Осваивала боевой танец до соленого пота, до черных точек перед глазами, до изнеможения. Выпад, поворот, снова удар. И так до тех пор, пока боевой топор не становился неподъемным. Она отошла подальше от лишних взглядов и достала оружие. Наискось рубанула воздух, наслаждаясь свистящим звуком. Шаг вперед, поворот. Удар. Блок крылом…

Пока воинский арсенал Фиолы не слишком был велик, но она старалась оттачивать до безупречности те навыки, которые получила и воспроизвести на память нечто похожее, что удавалось подглядеть во время боя у других воинов. Просить товарищей обучить собственным премудростям она не спешила. Точнее уже пробовала заниматься с каждым из их отряда, но премудрости шестилапого, тяжеловесного Зарда не подходили для легкой и быстрой Фиолы. Поэтому она старалась выцеплять интересные маневры и удары во время схватки, а затем изменять их под себя.

Она заметила наблюдающего за ней Дрена, он не таился. Старик часто следил за ее тренировками, недовольно кривил губы и сводил к переносице густые брови. Надо отдать ему должное, никогда не вмешивался с советом, даже, когда искра безуспешно пыталась овладеть новым сложным ударом.

В этот раз стоять в стороне Дрен не стал, коротко позвал искру и, не дожидаясь ответа, ушел в лагерь. Фиоле хотелось назло старику остаться и продолжить тренировку, но она понимала, что просто так он не будет ее беспокоить. Отказом последовать за ним, искра могла сделать хуже только себе, поэтому вредничать не собиралась. Одним быстрым, безукоризненным движением, она закрепила секиру за крыльями. Это у нее теперь получалось мастерски.

Фиола посмотрела на небо. В просветах быстро проносящихся низких, серых облаков, то и дело проглядывал лазурный небосвод. Свежий, наполненный запахом прелой листвы ветер остудил разогретое легкой тренировкой тело. Не понятно — будет дождь или пройдет стороной.

Вскоре искра догнала старика, и они молча дошли до Кренка, который отдавал распоряжения дозорным.

На чужаков почти не обращали внимания.

От центра лагеря к их отряду торопливо бежал мужчина с перебинтованной рукой. На лице отпечатался след тревоги.

— Кренк, поторопись, Гаалу совсем плохо, похоже, у него осталось немного времени.

Сын вождя побледнел, но нашел в себе силы обратиться к гостям:

— Извините, мне надо попрощаться с отцом.

Сильные лапы стукнули землю, и Кренк помчался к центру стоянки, в стороны полетели ошметки дерна.

— Пойдем и мы посмотрим, — чем-то жутко довольный Дрен бойко припустил следом за стаккато, мало того, он схватил за руку искру и поволок за собой.

Возле носилок с больным собралась толпа, тавринийцы стояли, склонив головы в знак скорби и печали. По напряжению толпы Фиола поняла, что вождя в клане уважали и ценили, никто не хотел его смерти, каждый молился о чуде. Искра остановилась в стороне, не собираясь нарушать прощание клана с Гаалом.

Не обращая внимания на такие мелочи, старый ос нагло растолкал столпившихся стаккато локтями и шустро пробирался к их вождю. Кренк припал на колени к земле возле умирающего отца, его губы бубнили одобряющие слова о том, что все наладится, и он скоро снова встанет на ноги и отомстит врагам. Глаза вождя были прикрыты, на лбу выступила испарина, повязка на груди пропиталась кровью, из горла вырывался хрип и сбившееся дыхание.

Дрен, без почтения к прощанию сына с умирающим отцом, отодвинул Кренка в сторону и грязными руками схватился за повязку и взглянул на рану. В нос ударил смрадный запах разлагающейся плоти. Гаал скривился от боли, но сдержал вскрик. Не пристало вождю терять лицо даже перед смертью.

— Фу! — неприлично скривился от вони Дрен. — Совсем прогнил, не мудрено, что лапы почти отбросил.

Стаккато не убили Дрена сразу только из почтения к возрасту и недавним боевым заслугам. Плюс поведение оса поразило их, точно громом. Рты раскрыли все без исключения, даже тхеновцы, привыкшие к безумным выходкам старика за время путешествия.

Кто-то из толпы протянул руки к Дрену, чтобы увести подольше и не портить прощание со старшим клана, но в это время Гаал на мгновение пришел в сознание и ясными глазами посмотрел на Дрена:

— Ты? Ты все-таки пришел нам помочь! Или я уже умер и встретил старого приятеля в песках забвения?

— Не торопись, вождь, успеешь еще умереть. Твой срок мучений на бренной земле еще не истек. Фиола, иди сюда, посмотри на отравление после ядовитой стрелы, — махнул рукой Дрен искре, которая от стыда готова была свалить в обморок, — думаю, ты сможешь помочь, — слова старика прозвучали для присутствующих стаккато, как соломинка надежды для падающего в пропасть. — Или оборвешь его мучения своим инструментом, — ос тыкнул пальцем в сторону секиры. — Давай, начинай. Времени совсем немного. Используй свои знания.

— Но, я не… — растерялась Фиола, однако Дрен уже растворился в толпе тавринийцев, которые смотрели на искру с такой надеждой, что слова отказа застряли у нее в горле.

Не могла она сказать в этот момент, что ничем не может помочь, даже не попытавшись.

«Что же делать? Почему все верят словам выжившего из ума старика? Видимо, надежда сильнее разума» — Фиола затравленным взглядом оглядывала толпу, пропускающую вперед едва переставляющую ноги искру.

Она вглядывалась в лица, словно надеясь прочесть на них подсказку, как помочь их вождю. Так Фиола не нервничала даже в первый бой.

Вокруг все трепетно ждали. Фиола не знала, как она могла помочь умирающему вождю стаккато, но одна мысль у нее появилась — искра решила попробовать заклинание исцеления.

За спиной гудел боевой топор, вселяя веру в хозяйку. Искра решила подкрепить заклинание силой оружия и взяла в руки секиру. Тавринийцы дернулись, подумав, что искра решила все-таки оборвать мучения вождя.

— Кренк, — обратилась девушка к молодому стаккато. — Сними с раны повязку.

— Что ты собираешься делать? — настороженно спросил он, у него не было причин доверять странным чужакам, и если бы не слова отца, узнавшего в старике старого друга, он бы прогнал их, не смотря на их недавние доблести.

— Пока сама не знаю, но постараюсь сделать все, что в моих силах. Нужно хотя бы попробовать. Другого варианта ведь у тебя нет?

Кренк с тревогой посмотрел на боевой топор искры — на лезвии весело играли фиолетовые блики. Затем он кивнул рыжей шевелюрой и осторожно снял повязку. Гаал пребывал без сознания и боли не почувствовал, когда подсохшая корка отлетела от раны.

От вида сочившегося гноя у Фиолы закружилась голова, она сглотнула подступивший к горлу ком, поднесла руку к ране и, едва шевеля губами, произнесла:

— Брайнт Тайнэ!

Тепло заструилось от кончиков пальцев к пробитой ядовитой стрелой коже. Некоторое время ничего не происходило. Тишина вокруг стояла гробовая, даже ветер безмолвствовал.

Чернота вокруг раны, стала отступать, будто выползая из тела наружу. Восторженные вздохи тавринийцев разорвали перепонку тишины. В глазах у Кренка заблестели слезы надежды.

— Чудо…она послана нам Варгалом…вождь спасен… — шепотом передавали новость по всему лагерю.

Радость оказалась напрасной, поспешной.

В какой-то миг действие заклинания остановилось, словно натолкнувшись на непреодолимое препятствие, и яд с новой силой расползся в стороны, точно круги по воде от брошенного камня.

Искра попробовала еще раз. Результат получился тот же, только заклинание держалось меньше, все-таки силы Фиолы были не безграничны. Она закусила губу до крови от обиды и беспомощности.

Кренк посмотрел на нее и все понял:

— Не вини себя, ты действительно сделала все, что могла. Я благодарен тебе за это и помогу в борьбе с термитами, теперь это станет целью моего существования, — голос стаккато звучал не как прежде, по иному, надломлено и жестко.

Фиола поняла, что со стрелой, пущенной в вождя стаккато, отрава проникла и в сердце Кренка. Зло поселилось там, и отращивала ядовитые отростки мести. Искра и сама мечтала искоренить термитов, стереть с лица Айруна, но то, что поселилось внутри, внушало ужас утраченного счастья. Отчего-то искре казалось, что горе молодого стаккато будет преследовать ее в ночных кошмарах. Фиола взглянула на пребывающего без сознания Гаала, ему уже не суждено было очнуться. Кто-то в толпе тихо всхлипывал, стойкий и сильный народ Тавринии надломился.

«Используй свои знания!», — вспомнила искра слова старого оса, — «А что я знаю? Заклинание исцеления, но оно не помогло. Больше я ничего не могу».

К Фиоле пробирались сквозь толпу друзья. Искра увидела мелькнувшие усики Лантэна и ее осенило. Она бросилась к Гаалу, удобнее перехватила секиру и остро заточенным краем принялась чертить круг вокруг раны. Зард, не знавший в чем дело, насторожился ее действиями и попытался остановить искру. Паука перехватил Кренк, он вцепился в него, будто именно от шестилапого зависела жизнь отца.

Фиола не обращала ни на кого внимания, сосредоточившись и вспоминая слова защитного круга:

— Ван де зур! — заклинание было произнесено, круг вспыхнул легким свечением.

Черная сетка яда задергалась, заметалась, сосуды вздулись, но в этот раз смерть сдала позиции, отступила и покинула рану. Собравшиеся почувствовали горьковато-едкий запах яда, разносимый ветром.

Фиола воодушевилась, удача придала сил. Искра не стала медлить и произнесла заклинание исцеления, вложив в слова остатки собственных сил.

Гаал впервые за время ранения сделал свободный вдох. К нему подскочили тавринийцы:

— Яд ушел…его жизни ничего не угрожает…рана не опасна.

Один седовласый стаккато подскочил к Фиоле, бухнулся на колени и стал бормотать:

— Искра, ты сделала чудо! Вождь не умирает, поистине чудо! Однако он очень слаб, может, ты сможешь еще влить в него силы…

Фиола с трудом улавливала смысл слов, ее подташнивало и клонило в сон, выглядела она крайне истощенной и изнуренной, крылья безжизненно стелились краями по земле, словно обычный матерчатый плащ.

— Да, чудеса — это редкость в наши дни и всегда кажется, что их мало, как фокусов у циркачей, — пристыдил назойливость седовласого Дрен, появившись внезапно, точно упавший с дерева плод. — Как ты заметил, жизни Гаала ничего более не угрожает, кроме вашей чрезмерной заботы. Ваши лекарственные отвары и правильное питание быстро заживят его рану. Промывайте ее, обрабатывайте и Гаала вскоре окончательно исцелиться и возьмет власть в свои руки.

Речь старого оса, как всегда была наглой, но против слов, летящих точно стрела прямо в цель, возразить никто не посмел.

Ос подхватил искру под руку и повел прочь от напирающей толпы тавринийцев, желающих посмотреть чудо. Фиола и Дрен остановились лишь на один взмах крыла возле Кренка и она произнесла:

— Оставь в сердце место для веры и тепла. Месть не то, ради чего стоит жить.

Они пошли дальше, к своим боевым товарищам, их разместились в дальней части лагеря у небольшого костра.

Фиола едва могла ворочать языком, но откладывать разговор с Дреном она не собиралась, как только они остались наедине, набросилась на старика:

— Дрен, почему ты меня подставил сегодня? С твоей стороны это было предательством.

— Что? О чем ты говоришь? — искренне удивился ос.

— Ты заставил меня сделать невозможное. Бросил перед толпой тавринийцев, наобещав, что я смогу спасти их вождя, — возмущалась Фиола, даже забыв про усталость и яростно расправив крылья. — А если бы не получилось?

Со стороны можно было заметить, что бледный узор на перепонках стал ярче и сложнее, не удивительно, с каждым сражением и новым знанием, искра получала новый опыт и цвета ее жизни становились четче, а узоры замысловатее.

— Но ты ведь спасла его.

— Да, но это получилось случайно. Я не знала, что делать. Было такое ощущение, что меня бросили со скалы, отрезав крылья, и сказали «лети».

— Хм. Возможно, ты просто себя недооцениваешь, и стоит просто попробовать — вдруг и впрямь полетишь.

— Жаль, я не умею превращать старикашек в слизней, — еще больше рассвирепела Фиола беспечностью Дрена, — но теперь по-другому посмотрю на свои способности и обязательно буду пробовать — вдруг получится превратить тебя в жирного слизня. Тогда я обязательно попробую посоветовать тебе научиться быстро бегать, чтобы не попасть на стол голодным термитам.

— Гнев — это тоже хорошо, — начал размышлять о своем ос, не обращая внимания на смысл сказанного. Гнев — очень сильное чувство. Оно может сломить горы. Несколько взмахов крыла назад ты не могла самостоятельно стоять, а теперь есть силы бодро передвигаться и даже ругаться.

Фиола застыла, задумавшись над словами Дрена. Она действительно почувствовала прилив сил, не слишком большой, но теперь по крайней мере она не ощущала себя безвольным сухим листком, который вот-вот сорвет и унесет в неизвестном направлении ветер.

— Когда мы делали подъем на гору, ты использовал этот же трюк? — догадалась искра, вспомнив их переход через Серогорье, именно благодаря колкостям старика и злости по отношению к нему отряда, они смогли преодолеть подъем и остаться в живых.

— Конечно. Иначе бы вы попадали вниз от усталости, точно каменная крошка из-под ваших ног. Всеми нашими поступками правят чувства, благодаря их наличию у нас есть друзья и враги, благодаря им у нас есть мир и война. И во всем есть положительные стороны. Даже в войне! — последние слова Дрен произнес с такой уверенностью в их правоте, что Фиола, не согласная с мнением старика, возмутилась:

— Что может быть хорошего в войне? Страдания, потери, страх за жизнь близких и друзей?

— Именно! Только стоя в шаге от смерти начинаешь понимать, как дороги близкие, как много они значат для тебя, и сколько вы еще не успели сделать вместе. Совсем недавно, каждый клан жил обособленно от остальных, испытывая чувство собственного превосходства. Закрытые, но довольные только собой. Не будь войны, появился бы у тебя такой друг, как Зард? — старик испытующе посмотрел на Фиолу, та неуверенно пожала плечами. — Нет! Всю свою жизнь ты провела бы в Долине, считая араханов злобными варварами, которые только желают искрам смерти. А так ли это оказалось на самом деле? Не думаю. По отдельности все кланы Айруна обманчиво могущественны, но чувство соперничества сидит в любом из нас. Предки так и не пришли к единому выводу, кто сильнее, рассорились и от обиды раскололись на отдельные кланы, наращивая собственную значимость, и все больше закрываясь завесой мнимой вражды, друг от друга.

— Что ты хочешь сказать этим? Что раньше все кланы Айруна тесно общались?

— Возьми, к примеру, Авендума и отца Зарда, в юном возрасте они были лучшими друзьями, но непонимание старших развело их по разным сторонам Серогорья. Ты ведь никогда не задумывалась, почему Долина искр так далеко от места посвящения?

Искра отрицательно помотала головой, все внимательнее прислушиваясь к словам старика. Все обиды забылись в момент, когда перед ней стали открываться тайны родного континента.

— Думала, что путь туда вроде испытания для непосвященных.

— Неоправданный риск, — махнул рукой Дрен. — Раньше искры жили бок о бок с деревней Тхен, недалеко от священного сада Асикага. Но потом их пути разбежались из-за недопонимания. Когда не с кем воевать, друзья забывают о дружбе и отдаются воле соперничества. Это касалось почти всех кланов Айруна, исключением стали осы и араханы. Они единственные продолжали жить бок о бок и даже больше сплотились, стали братьями. К сожалению, искрам на новом месте вырастить цветки Глицинии не удалось. Приходилось каждый раз отправляться в далекий путь.

Откровение Дрена ошеломило Фиолу, однако она не сомневалась в правдивости его слов.

— Да, чувство гордости привело к тому, что пройти по земле «друга» стало испытанием, — хмыкнул ос. — Соседи друг от друга завернулись в плащ крыльев, в сети паутины, зарылись в песок и болота, отрешились от мира на пике горы — поэтому и не заметили беды, подобравшейся не таясь. Что для огромной армии мощь и сила жалкого клана, утопающего в чувстве превосходства? Тьфу! Растерли и забыли. — Дрен с пренебрежением плюнул на землю и притоптал это место ногой, затем, как ни в чем не бывало, продолжил идти дальше. — Теперь айруновцы объединяются, медленно вспоминая чувство единения, общности, которое выходит далеко за пределы клана. Разве это неважное достижение нашего мира?

— Уж больно цена велика.

— Тем крепче будет дружба. Мы заплатим за нее кровью и жизнями, эта плата отпечатается надолго в наших сердцах и передастся еще не родившимся потомкам.

— Мы сможем победить термитов, если объединимся? — Фиола не знала, задавать ли вопрос, ответ на который не уверена, хотела ли получить.

— А ты сомневаешься?

— Нас намного меньше, среди уцелевших кланов много раненых, айруновцы измотаны потерями и переходом на новые места. Какой уверенности ты ждешь от меня?

— Предки не пришли к единому мнению, кто сильнее, потому как нет сильнейшего среди равных! Да, по отдельности кланы были согнаны с насиженных мест, но чувство тоски по родной земле имеет большое значение. Оно поведет айруновцев в бой, потому как нет ничего приятнее, чем вернуться в родную вотчину. Дома отстроятся заново, быт наладится — это приятные хлопоты, когда знаешь, чего тебе стоило вернуться.

Фиола глубоко задумалась над словами Дрена. Искра надежды распалялась горячим пламенем в груди. Девушке хотелось, чтобы похожее тепло, хоть маленьким угольком, затлело в душе каждого айруновца.

Их беседа проходила мимо раненых стаккато, чьи стоны отдавались болью в груди. В отдалении ото всех положили группу воинов, которыми никто не занимался и, отвлекшись от размышлений, искра спросила:

— Они живы?

— Да, — вздохнул старик, проследив за ее взглядом. — Но лучше бы смерть скорее забрала их. Такие мучения…

Он не стал договаривать, лишь покачал печально головой и поплелся дальше.

— Но почему ими никто не занимается?

— Их раны несовместимы с жизнью, а вокруг есть те, кого еще можно выходить.

— Они тоже отравлены ядом, как и Гаал?

— Нет, в него летела особая стрела, предназначенная только для вождя. Ведь без хорошего пастуха, и слизни разбегутся, — Дрен прищурился и, словно прочитав мысли Фиолы, сказал:

— Ты не сможешь им помочь. У тебя осталось слишком мало сил, а у них слишком много ран.

Искра опустила крылья, сирень огня погасла в глазах, девушка поплелась дальше, следуя за стариком. Они нашли костер, вокруг которого собрались их боевые товарищи.

Наступил вечер, их накормили. Ужин прошел в молчании. Не смотря на королевские почести и отменное угощение, аппетита ни у кого не было, кроме Дрена. Старик ухмылялся и наворачивал блюда за десятерых. Остальные ели, чтобы занять рот и не разговаривать. Фиола долго не могла заставить себя проглотить и кусочек. Позже, поняв, что еда придает сил изнуренному организму, набросилась на угощения наравне с Дреном.

Трещал костер, вздымались к небу искры. Искра заметила, как к могильным холмикам, понесли очередные носилки. Следом плелась молодая девушка и двое малышей. Мальчишка держался наравне со взрослыми не плакал, крепко прижимал к себе шлем отца, а вот девочка всхлипывала, не в силах остановить слезы.

— Как же это все…несправедливо, — в сердцах сказал Лантэн и крепко сжал кулаки. — Ужасно сидеть так, и не иметь возможности что-либо изменить.

Товарищи опустили глаза к земле, выражая немое согласие. У каждого в сердце бурлило негодование и, в то же время, было ощущение связанных накрепко рук за спиной.

— Почему же не можем? — Фиола вскочила, вытерла масляные руки прямо об одежду, не обращая внимания на остающиеся от них жирные разводы. — Именно сейчас мы этим и займемся, если никто не против что-то изменить?

— О чем ты говоришь? — встрепенулся, словно после крепкого сна, разноклановый отряд, один лишь Дрен горестно вздохнул, но поглощать ужин не перестал.

— Будем делать невозможное, как сказал один старик, главное поверить в собственные силы. И если подрубили крылья, все равно лети.

Товарищи ничего не понимали, но внимали каждому слову.

— А начнем мы с самых безнадежных раненых, — Фиола указала на обособленную группу из четырнадцати тавринийцев, которыми никто не занимался. — Хоть одного мы обязаны спасти! Тогда мы точно заручимся поддержкой клана стаккато, их доверием. Они сильные и смелые воины, такие союзники нам нужны.

— Ты спасла их вождя — они уже наши союзники, — брюзжал Дрен.

— Они должны идти на войну не по велению вождя, а ради Айруна. Тавринийцы в отчаянии, их сильный дух сломлен, нужно вернуть им веру в победу, веру в свое оружие.

— Пфф! — хмыкнул старый ос, а в глазах плясал хитрый огонек, все шло, как надо.

Его возмущение развеяло последние сомнения отряда и все дружно согласились с искрой, не смотря на кажущуюся безуспешность операции. Назло старику!

— Что надо делать?

— Так. Лантэн, на тебе вода — набери, накипяти, остуди. Лучше разведи несколько костров, воды понадобится много, — начала отдавать распоряжения Фиола и от ее твердого голоса в сердцах зажигались искры веры. — Зард и Гранш, будете плести паучьи повязки, они отлично останавливают кровь и заживляют раны быстрее любой ткани. Близнецы, на вас обработка ран и накладывание повязок после моего участия. Я буду лишь вытаскивать их с края пропасти, остальное на вас. Иначе моих возможностей не хватит и на одного раненого. Влакс… — искра ненадолго задумалась над тем, куда приложить силы оса, на помощь пришел Дрен:

— Он поможет мне собирать лечебные травы для восстанавливающих отваров и обезболивающих снадобий. А то в мои годы сложно по кустам ползать, — запричитал старик, поглаживая спину.

На его скулеж обратили внимания не больше, чем на упавший с ветки сухой лист, энергии в Дрене было больше, чем у всех собравшихся молодых.

— Ты тоже поможешь нам? — обрадовалась Фиола.

— Что мне еще остается? Ведь только твоими силами тут не обойтись, я тоже кое-что умею, — подмигнул старик. — Только учти, за все нужно платить, будь готова, что после, ты не сможешь слышать свое оружие несколько закрытий бутонов.

Искра испугалась такой новости, она не была готова остаться без поддержки секиры, которая являлась частью ее самой. Без поддержки боевого топора Фиола давно сложила бы крылья. В ответ оружие зазвенело тихой нотой. Молодая искра достала из-за спины боевой топор и тут же ощутила, как тепло растеклось по телу, придавая решительности. По лезвию прокатилась сиреневая вспышка, Фиола решительно кивнула.

Дело закипело.

Они направились в дальний шатер, к тем, кого считали по шею в песке забвения. Тавринийцы хмуро провожали взглядом их процессию, но мешать безумцам не спешили.

Всю ночь, без остановки на отдых и сон, искра с друзьями занимались безнадежными больными. Фиола переходила от одного к другому. Вот стаккато с разрубленной шеей, он потерял много крови, но чудом еще не умер. Льняная рубаха другого напоминала сито, столько в ней было пробоин от стрел. Карие глаза насмешливо смотрели в небо, не реагируя на то, что происходило вокруг, рыжие волосы потемнели и слиплись от пота и крови. Рядом воин с выпущенными кишками, следующий с рассеченным торсом — от груди до бедра, рваная рана, точно коварная улыбка, скалилась алыми губами. Запах гнили и испражнений витал в воздухе.

Искра подходила к каждому и направляла силу на исцеление. Сначала действовала бездумно, интуитивно, а потом она перестала бояться и поняла, как направлять энергию именно к смертельному очагу, не тратя напрасно силы. После нее за работу принимались близнецы, кропотливо смывая кровь, обрабатывая раны, давая отвары Дрена.

Фиола прерывалась несколько раз, чтобы поесть — еда помогала немного восстановиться физически, а отвары Дрена — взбодриться.

Постепенно подключились и остальные тавринийцы, среди них был и Кренк. К утру из четырнадцати больных, умерли двое, остальные спали крепким сном. Конечно, скакать они станут не скоро, требовался хороший уход и время, но то, что они смогут остаться среди живых, ни у кого не возникало сомнений.

На рассвете Фиола рухнула без сознания.

Однако кошмары не перестали преследовать ее утомленный разум. Во сне она билась с многочисленными врагами, перед глазами мелькали искаженные болью и ненавистью лица, уши закладывало от стонов и криков.

Пауки наплели много повязок для ран, их теперь использовали и лекари для других больных. А отваром старика Влакс напоил всех стаккато без исключения. Впервые за дни осады и прорыва, в глазах тавринийцев появился блеск и надежда, а на лицах засияли легкие улыбки. Детвора заразилась настроением взрослых, и наутро лагерь озарился детским весельем.