Первые четыре часа Джонни спал как убитый. Потом ему приснился кошмар, и он проснулся с тем ужасным ощущением пустоты в желудке, которое испытывал ребенком, когда во сне падал с двадцатого этажа.

После этого он напрасно пытался заставить себя заснуть, не в состоянии окончательно избавиться от своего кошмара. Тот был как-то связан с физиономией, застрявшей у него в памяти: физиономией торговца электропилами, купившего у него сегодня шляпу.

Увидев, как этот тип входит в его магазин, он почувствовал легкий укол в сердце, который испытывал всякий раз при встрече с незнакомцем. Незнакомец для него всегда представлял опасность. Хотя агенты ФБР и люди из Министерства юстиции заверяли, что никакому убийце из мафии его никогда не найти, он до конца им никогда не верил. Слишком хорошо Джонни знал почти безграничные возможности «уважаемых людей».

Однако в поведении странствующего торговца ничего угрожающего с виду не было. Почему же во сне физиономия этого человека вызвала у него такой шок?

Жена шевельнулась во сне и положила голую руку Джонни на грудь. Он почувствовал, как её легкое дыхание щекочет ему шею. Стараясь не пошевелиться, чтобы её не разбудить, он закрыл глаза, попытался выбросить из памяти физиономию торговца и снова заснуть.

После долгих напрасных стараний Джонни открыл глаза в полной темноте, упорно пытаясь понять, что же вызвало у него такое неприятное впечатление.

Битый час он все перебирал в уме, пока наконец-то понял.

Глаза...

Глаза приезжего, которые он видел в тот краткий миг, когда тот снял свои темные очки.

Всю жизнь полицейские были для Джонни врагом номер один. С самого раннего детства он научился презирать их, но одновременно бояться. Много раз полицейские его задерживали и избивали. Дважды его сажали в тюрьму.

В первый раз это было за кражу автомашины. Исключительно благодаря своему возрасту — в тот момент ему ещё не было четырнадцати — он отделался десятью месяцами заключения, как несовершеннолетний.

Во второй раз за вооруженный грабеж он получил свое уже как взрослый: два года. Девушка, из-за которой он тогда пострадал, работала за гроши, перебиваясь с хлеба на воду, в одном из паршивых отелей на набережной.

Выйдя из тюрьмы, он уже был способен защитить себя. Инстинкт самосохранения научил его замечать полицейских, даже когда те бродили по городу под видом бродяг, роющихся в мусорных ящиках.

У торговца электропилами был взгляд полицейского.

Джонни осторожно сдвинул руку Мери и поднялся. Потом с минуту постоял возле постели, чтобы убедиться, что жена не проснулась. И снова почувствовал себя виноватым за то, что женился.

Он не принадлежал к тем, кто может жениться. Она не знала, с каким человеком связалась, выйдя за него замуж. А он это прекрасно знал и должен был оградить её от опасности.

Ее, которая стала ему так дорога...

Не зажигая света, он подошел к комоду и выдвинул верхний ящик. Под грудой носков пальцы нащупали внушающий уверенность «кольт» 38-го калибра. Зарядив его, Джонни вышел из комнаты и поднялся на чердак.

На крыше было четыре слуховых окна, выходивших на все стороны дома. Он оглядел окрестности.

Лунный свет заливал редкие деревья, кусты, проселочную дорогу, холмы и разделяющие их долины. Джонни неторопливо осмотрел все вокруг, но не заметил ничего, что могло бы вызвать беспокойство.

Тогда он спустился по лестнице и прошел в кухню. К этому времени он уже окончательно проснулся. Прежде чем зажечь свет и приготовить чашку кофе, Джонни задернул шторы.

Потом положил пистолет на стол и присел, чтобы глотнуть обжигающую жидкость. Проглотив её, вновь вернулся мыслями к приезжему со взглядом полицейского.

В принципе у него не было никаких оснований бояться полиции. Но, несмотря ни на что, он её презирал. Конечно, человек, купивший у него накануне шляпу, мог быть агентом местного отделения ФБР, заехавшим чтобы убедиться, что у него все в порядке.

Но нет, он выглядел слишком старым и не был похож на агента ФБР. Это был полицейский, и явно из полиции большого города, а большая их часть давно продалась мафии.

Однако существовала и другая возможность. Сотрудник Министерства юстиции его предупреждал: если он постоянно станет видеть в любом незнакомце члена мафии, его нервы не выдержат такого напряжения и однажды воображение сыграет с ним злую шутку.

Может быть, это сейчас и происходит?

Он так не думал, но и такую возможность следовало учитывать.

Когда первые лучи зари залили розовым штору на окне, он допил третью чашку кофе и выключил свет перед тем, как её поднять. Страх его постепенно пошел не убыль, но тем менее не уходил совсем. В глубине души Джонни чувствовал, что для этого есть причины. Взяв пистолет, он обошел старые постройки фермы, выглядывая по дороге в каждое окно, а потом вернулся в комнату на втором этаже.

Мери продолжала спать. Осторожно, чтобы не разбудить жену, он забрал одежду и спустился вниз. Там надел рубашку и комбинезон, носки и башмаки. Сняв шляпу, висевшую на крючке, распахнул дверь и, держа пистолет у бедра, шагнул в прохладу раннего утра.

Прищуренные глаза светились жестким светом, когда он внимательно осматривал проселочную дорогу и окрестности. Он потратил на обследование немало времени, а потом обошел вокруг дома, останавливаясь на каждом углу, чтобы осмотреться. Но снова не обнаружил ничего подозрительного и вернулся в дом, чтобы приготовить ещё кофе.

Может быть, действительно виной всему расшатанные нервы?

Но у него была вполне основательная причина быть настороже, и эта причина была такой же жесткой, как он сам.

Он чертовски хорошо знал, что Ренцо Капеллани станет его разыскивать — иначе просто не могло быть — и ещё он знал, что рано или поздно наступит день, когда его найдут.

И главное — он не мог не думать, что они сделают с Мери.

Джонни вспомнил, причем с такой ясностью, которую предпочел бы избежать, каким образом поступили они с другой девушкой, куда более юной, чем Мери. И ни в чем не повинной...

Ее звали Кларисса Эспозито, и был ей всего лишь год, когда Джонни увидел её впервые.

В тот год, когда умер его отец, ему исполнилось семь, и он остался один в целом свете. Мать скончалась год спустя после его рождения, и он знал её только по маленькой фотографии, которую носил на груди в медальоне подарке отца. Но в двенадцать лет, потеряв этот медальон, он всего лишь пожал плечами. В конце концов, какое это имело значение? Он никогда не знал этой женщины!

Когда отец умер, Джонни остался без семьи, и единственное, что ему светило — это детский приют. Однако произошло нечто неожиданное: его приютил официант ресторана, в котором работал отец. Того звали Артуро Эспозито, он был женат и у него был ребенок — крошка Кларисса. Жена его тяжело болела и больше не могла иметь детей.

Семья Эспозито жила в крошечной квартирке, состоявшей из единственной комнаты и кухни. Отец, мать и девочка занимали комнату, а Джонни следующих шесть лет спал на расшатанном диванчике на кухне.

Эспозито с женой неплохо к нему относились, старались как могли и делали все от них зависящее, чтобы он чувствовал себя как дома. Они пытались вырастить его честным человеком, и не их вина, да и не вина Джонни, что он стал преступником.

Отбыв свой первый срок в колонии для несовершеннолетних, он лишь время от времени навещал семейство Эспозито. Все его время уходило на уличные битвы и на то, чтобы удивлять своих младших приятелей. Вскоре он заработал репутацию крутого парня и если отступал перед превосходящей силой, то только для того, чтобы найти какое-нибудь оружие, — камень, нож или свинцовую трубу — а потом вернуться, броситься в атаку и биться до полной победы.

Самый продолжительный его визит в дом Эспозито пришелся на тот момент, когда умерла жена его покровителя. Тогда ему было восемнадцать, и он провел в гостях неделю. Большая часть времени ушла на то, чтобы утешать Клариссу, которой исполнилось двенадцать. Он понимал, что она по-детски влюблена в него, и относился к этому с известной долей снисходительности. У бедняжки ещё даже грудки не наметилась!

Снова они встретились, когда он вышел из тюрьмы во второй раз. Теперь ей было уже восемнадцать... и грудки выросли очень симпатичные. А девичье личико его буквально потрясло. Оно напомнила ему фотографию матери из потерянного медальона. Милое и нежное, оно просто излучало тепло. Оставаясь наполовину ребенком и уже наполовину став женщиной, она обладала всем, что можно было потребовать от прекрасной итальянки.

И она по-прежнему была влюблена в него.

Это Джонни немного пугало. Он прекрасно знал, что его ждет, и пытался сделать так, чтобы и она это поняла. Правда, в лишние детали не вдавался. Он больше не был нахальным мальчишкой — хулиганом, а здорово повзрослел и стал замкнутым суровым парнем.

Он уже работал на Ренцо Капеллани и покорно был готов пойти туда, куда поведет его дон. Там не было места для такой нежной девушке, как Кларисса Эспозито.

К несчастью, юная красавица слушала его, но не слышала, счастливая уже тем, что может смотреть ему в глаза, и ради него готовая на все.

И Джонни сдался... но её не тронул.

Добившись известных успехов, старик Эспозито смог приобрести небольшой ресторанчик. Ему нужны были деньги, чтобы обновить заведение и выдержать конкуренцию с другими рестораторами своего квартала. Джонни посоветовал ему взять ссуду у Ренцо Капеллани.

Все случилось тогда, когда Джонни уезжал в Иллинойс. Доставив партию товара, первым же авиарейсом он вернулся в Нью-Йорк. И все узнал...

Дела у Артуро Эспозито пошли хуже и он потерял свой ресторан, прежде чем смог вернуть долг. Без ресторана у него не было шансов вернуть деньги. Став доном, Ренцо Капеллани мелкими должниками уже не занимался. За дело взялся один из его ростовщиков, которому Эспозито пытался объяснить свою отчаянную ситуацию.

Ростовщик, которого звали Фергюссон, сухо ответил, что проценты за две последние недели нужно заплатить не позже чем послезавтра. Если это не будет сделано...

Чтобы несчастный должник лучше понял, что означают эти слова, его дочь взяли в заложницы.

В отчаянии Эспозито решил достать недостающие деньги, ограбив магазин. Затея его позорно провалилась, и если его и не арестовали, то было совершенно ясно, что заплатить он никогда не сможет.

Но если уж нельзя было получить со старика деньги, то следовало сделать его устрашающим примером для тех должников, которые задерживают выплаты.

И Клариссу долго и жестоко насиловал целый десяток бандитов, которые испытали на ней все извращения, которые только могли прийти в их воспаленные мозги.

Когда «операция» была закончена, её втолкнули в такси и сунули в кулак пять долларов. Девушка доехала до отеля на Манхеттене, поднялась в лифте на последний этаж и шагнула в бездну.

Ее отец раздобыл пистолет и отправился разыскивать дона Ренцо. Размахивая оружием, он смог прорваться в офис в Бруклине, где телохранитель дона Рено Галлони его застрелил. Рено Галлони не пошел под суд, так как легко установили, что он действовал в рамках законной самозащиты.

Вернувшись в Нью-Йорк, Джонни начал с того, что прикончил одного из бандитов, принимавших участие в изнасиловании. Потом он решил застрелить ростовщика.

Фергюссон ужинал в ресторане, когда его нашел Джонни. Не обращая внимания, что ростовщик вопит во все горло, парень выхватил пистолет. Фергюссону удалось выскочить через служебный ход; Джонни кинулся следом, но попал в руки двух полицейских в форме.

Его доставили в камеру центрального управления полиции.

Вытянувшись на узком тюфяке и уставившись в потолок, он не обратил никакого внимания на вошедшего человека с волевым рубленым лицом. Того звали Райли, и работал в Министерстве юстиции. Несмотря на не слишком дружелюбное выражение лица, говорил он, не повышая голоса.

Джонни сделал вид, что его присутствия не замечает.

Казалось, Райли это не задевает. Он уселся на табурет и продолжал обращаться к Джонни; его мало беспокоило, слушает его арестованный или нет.

— Нам наплевать на бандита, которого вы убили вчера вечером, — заверил он. — Все равно его ожидал такой конец, а может быть и ещё более плачевный. Я убежден, что будет очень просто добиться решения о снятии обвинения. Куда больше нас интересует тот вечер, когда был убит Умберто Дорелли. Мы знаем, что вы там были, но я готов обещать вам неприкосновенность, если вы согласитесь выступить в суде свидетелем, чтобы доказать виновность Ренцо Капеллани. Ведь стрелял в Умберто он, мы это прекрасно знаем и хотим, чтобы он получил свое. Мы хотим этого, вы понимаете?

Райли подождал. Джонни продолжал молчать и не смотрел на посетителя.

— Если вы опасаетесь мести со стороны Капеллани, — вновь заговорил Райли, — вам не следует беспокоиться. Начнем с того, что это будет его третье обвинение; если нам удастся доказать его вину, его ждет пожизненное заключение. Кроме того, правительство Соединенных Штатов предоставило нам полную свободу действий по защите свидетелей, которые проявляют желание сотрудничать. Вы можете получить новое имя и фамилию, новые документы. Мы позаботимся, чтобы все следы вашего прошлого были надежно скрыты, чтобы никто не смог вас найти или узнать, кто вы на самом деле. Вы начнете новую жизнь совершенно в другом районе нашей обширной страны. Мы найдем вам хорошую работу или, если вы этого захотите, сможем дать денег, чтобы вы могли начать собственное дело. Мы даже можем сделать вам пластическую операцию и изменить черты лица... Правда, до сих пор в этом не было необходимости. Среди наших информаторов ни один человек из тех, которых мы защищали, не имел причин для жалоб.

Райли умолк, изучающе посмотрел на Джонни, потом продолжил:

— Поверьте мне, все будет организовано наилучшим образом. Десятки людей, принявших такие предложения, укрыты в самых различных местах; они спрятаны так же надежно, как золото в форте Нокс.

Джонни все с той же отсутствующей миной продолжал смотреть в потолок.

— Послушайте, — продолжил Райли все тем же спокойным тоном, — что вам дало, что вы убили вчера вечером того бандита? И что вам даст, если вы убьете Фергюссона? Их слишком много, всех не перебьете. И какой в этом смысл? Они лишь выполняли отданный приказ. А кто его отдал, вы это знаете. Если, как мы понимаем, вам были дороги юная девушка и её отец, то заплатить за все должен именно Капеллани. Отомстить ему для вас куда важнее!

Джонни продолжал смотреть в потолок, надеясь, что в конце концов посетитель потеряет терпение и оставит его в покое.

Наконец тот вздохнул и поднялся.

— Ладно, как хотите, Джонни. Завтра я вернусь. Я хотел бы, чтобы, пока есть время, вы посмотрели кое-какие журналы. Что вам принести?

Джонни продолжал хранить молчание. Казалось, Райли ничего другого и не ожидал. Он вышел, и арестант услышал, как с металлическим стуком захлопнулась дверь камеры.

На следующий день Райли появился со старыми номерами «Плейбоя».

— Читали? — спросил он.

— Ладно. Я был там, когда Умберто Дорелли получил пулю. Это Ренцо Капеллани убил его. Я это видел.

Процесс закончился для обвинения плачевно.

Адвокаты дона Ренцо сумели показать, что обвинения против их клиента построены на одних предположениях, и опровергли показания единственного свидетеля. Они раскопали преступное прошлое Джонни и доказали, что он уже дважды лгал перед судом. Еще они напомнили, что Джонни только что убил человека и угрожал убить другого, за что его не арестовали. Потом отметили, что Джонни признался в участии в заговоре, целью которого было убить Умберто, однако против него не было выдвинуто никаких обвинений.

Становилось совершенно ясно, что парню обещали неприкосновенность и прощение его преступлений за помощь в осуждении их клиента. Ясно, что суд пошел на бесчестный сговор с преступниками для того, чтобы выстроить обвинение против уважаемого мистера Капеллани.

Выслушав все эти заявления, судья позволил дону Ренцо уйти из здания суда свободным человеком.

Но федеральные власти сдержали слово.

Джонни предоставили новое имя и полный комплект документов: свидетельство о рождении, военный билет, документы о демобилизации, водительское удостоверение, кредитные карточки...

Ему дали возможность пройти краткий курс обучения в коммерческом колледже в Техасе. После этого он вступил во владение универмагом, купленным на его новое имя в штате Юта.

Последним полицейским, с которым ему пришлось общаться, был федеральный агент из Хьюстона, передавший ему ключи от автомобиля «мустанг». Это был последний подарок властей.

— Старина, — сказал тот, — сколько честных граждан отдали бы последнюю рубашку, чтобы оказаться на твоем месте! Начать с нуля совершенно новую жизнь. Никакого тяжкого прошлого, ничего, кроме светлого будущего. Вперед, и послушай мой совет, старина: забудь обо всем.

И восемнадцать месяцев его жизнь ничто не омрачало.

Кофе стоял на маленьком огне, когда он услышал, как Мери спускается по лестнице. Джонни сунул пистолет в карман. Мери прошлепала к дверям кухни; на ней была подаренная Джонни миленькая ночная сорочка, почти неприличным образом обрисовывавшая все симпатичные округлости фигуры, которые последнее время стали ещё выразительнее. Мери была на третьем месяце и её груди, как и бедра, наливались и округлялись, как спелые плоды.

Она сонно уставилась на Джонни.

— Когда ты встал?

— Только что. Хочешь, испеку тебе к кофе оладьи?

— Хочу. А потом сделаем яичницу с беконом.

Мери зевнула, потом обняла Джонни за шею и, прижав губы к его уху, прошептала:

— Доброе утро, милый...

Он прижал жену к себе, испытывая нежность, мешавшуюся с горечью, и ощущая так близко её нежное тело.

— Да... ты сейчас на взводе... Может, нам лучше вернуться в постель?

Он попытался улыбнуться, хотя это не очень получилось, и слегка отодвинулся, похлопав её по нахально торчавшему заду.

— Только не этим утром... Мне нужно кое — что устроить.

— Кошмарный тип!

Они ели оладьи, припивая кофе, когда по дороге двинулись первые машины. На лесопилке начинался рабочий день.

Джонни подождал, пока на дороге не появился джип с зеленым тентом, которым управлял директор лесопилки Билл Райан, и знаком попросил его остановиться. Тот немедленно затормозил.

— Добрый день, Джонни, — рот здоровяка расплылся в широкой улыбке. — Счастлив заметить, что не один я встаю на заре.

— Я хочу кое-что спросить, — начал Джонни. — Не заходил к тебе вчера один торговец? Который продает электропилы?

Райан покачал головой.

— Ему придется постараться. Я не могу пожаловаться на ту фирму, которая поставила мне инструмент, и не собираюсь менять поставщика.

— Вчера он заходил в мой магазин и говорил, что фирма послала его в наши края, чтобы оценить перспективы торговли.

— Вчера на лесопилке никакого торговца не было. Может быть, он зашел к тебе просто так? Хотел что-нибудь купить в кредит или ему в голову пришла какая-то идея?

— Думаю, у него в голове была не одна идея.

По виду Джонни невозможно было догадаться, что творилось у него на душе. Только взгляд стал более задумчивым, да кожа на скулах натянулась.

— А может, его кто-нибудь все же видел на лесопилке? — спросил он.

— Вряд ли. С торговцами встречаюсь только я. Если он действительно тот, за кого себя выдает, то мог направиться на другие лесопилки, дальше к северу, а ко мне заглянет на обратном пути.

— Вполне возможно, Билл. Спасибо.

Джонни отступил на шаг и махнул на прощанье рукой.

Билл Райан включил первую передачу и, разворачиваясь, крикнул:

— Не забудь, через два месяца начинается охота на оленей.

— На открытии сезона буду обязательно.

— И не забудь наше пари. Сто долларов тому, кто завалит первого рогача.

— Считай, старик, ты их уже проспорил.

Райан ещё раз улыбнулся и исчез в туче пыли.

Из окна кухни донесся крик Мери:

— Ты будешь завтракать или нет?

— Иду.

Джонни неторопливо вернулся в дом. Он решил не рисковать, но в то же время и не поддаваться панике. Уже два раза за последних восемнадцать месяцев в Уотсоне на него наводили страх подозрительные незнакомцы.

В первый раз это был грубый здоровяк, который заявился в магазин и задал ему множество вопросов, касавшихся его личных дел. Несколько дней спустя, когда они познакомились, Джонни понял, что тот просто хотел заняться торговлей в их местах. В следующий раз по городку целое утро болтались трое с оружием. Потом выяснилось, что это близкие друзья шерифа, которые поджидали его, чтобы вместе поохотиться.

В обоих случаях его реакция напугала Мери. Не стоило начинать все сначала только из-за того, что бродячий торговец со взглядом отставного полицейского не заехал туда, куда собирался.

Джонни не хотелось лишний раз волновать жену ложной тревогой. С другой стороны, если есть реальная опасность, её пора отсюда убирать.

Молодая женщина считала, что знает о прошлом своего мужа все. На самом же деле знала она лишь легенду, тщательно сфабрикованную ФБР. Поэтому нужно было придумать что-то такое, что могло бы объяснить Мери два случая ложной тревоги. И он придумал, что за спиной у него весьма бурная юность, и что он остался очень много должен крупным игрокам. Если те его найдут, то пойдут на все, чтобы вернуть, что им причитается.

История не слишком убедила Мери, но все-таки она немного успокоилась.

Поглощая яичницу с беконом, Джонни тщательно анализировал ситуацию. Кусок в горло не лез, и его удавалось протолкнуть только с множеством кофе. В то же время он непрерывно прислушивался, как снаружи на полном ходу пролетают автомашины последних рабочих с лесопилки. Наконец все затихло.

Он положил вилку, так и не закончив завтрак, и мягко сказал:

— Мери, я хочу, чтобы ты собрала чемодан и на пару дней уехала бы к матери.

Она удивленно подняла глаза.

— Когда?

— Немедленно. Я провожу тебя до шоссе и подожду, пока не усажу в чью-нибудь машину. Сейчас ещё рано, так что потом я вполне успею в магазин.

Обычно такой милый и нежный, рот жены сжался в жесткую прямую линию.

— Опять то же самое? — с беспокойством спросила она.

— Похоже.

— Джонни, это же смешно!

— Я не спрашиваю, что ты об этом думаешь.

— Послушай, Джонни, у нас все идет нормально, и вдруг ты начинаешь так себя вести, что я ничего не понимаю.

— Мери, мне очень жаль, но ничего не поделаешь.

Она взглянула на него сердито и умоляюще одновременно.

— Но почему тебе просто не пообещать им, что ты обязательно заплатишь, когда магазин начнет приносить хоть какой-то доход?

Джонни сделал вид, что размышляет над её словами. Потом кивнул и негромко сказал:

— Неплохая мысль... Может быть, они на это согласятся.

— А почему бы нет? Они же ничего не получат, если изобьют тебя до полусмерти.

Джонни представил себе эту картину и кивнул.

— Ладно. Но я бы предпочел, чтобы тебя эти два дня здесь не было.

Мери сокрушенно покачала головой.

— Джонни, если ты будешь так себя вести, то мои нервы когда-нибудь не выдержат.

— Дорогая, одевайся и собирай чемодан. Немедленно. Я тебя очень прошу!

Говорил он очень нежно, но в глазах блеснуло что-то такое, чего ей прежде никогда видеть не приходилось. Это было какое-то холодное пламя, до смерти её перепугавшее.

— Ладно, Джонни, — ответила она дрожащим голосом и, совершенно не понимая, что делает, поднялась и поспешно вышла.

Джонни продолжал сидеть за столом, судорожно сжимая в руках свою чашку.

Неприятная сцена, — подумал он. — Мери этого долго не выдержит.

Он почувствовал, как им снова овладевают сомнения. Может быть он слишком долго готовился к тому, что может случиться, и вкладывал в это слишком много сердца? Все эти поездки на охоту, которых он не пропускал с первого дня своего появления здесь... Они не доставляли Джонни никакого удовольствия. Зато это позволяло ему тренироваться в тире в стрельбе из карабина и учиться передвигаться бесшумно и незаметно. Заодно он получил возможность познакомиться с местностью и узнать её лучше большинства местных.

Все это он проделывал с единственной целью: теперь он мог держать в багажнике машины карабин с ящиком патронов в ожидании дня, который, по мнению чиновника из Министерства юстиции, никогда не должен был наступить.

Когда Мери спустилась по лестнице, на ней было обычное платье, а в руке — небольшой чемодан. Она прошла мимо кухни и вышла из дома, не сказав ни слова. Джонни поднялся, надел пиджак и шляпу и вышел следом.

Догнал он её возле их «мустанга», стоявшего под навесом. Забрав у жены чемодан, Джонни открыл дверцу. Она скользнула внутрь, по-прежнему не говоря ни слова, сердито крепко стиснув губы.

Джонни закрыл за ней дверцу и в этот момент увидел новенький «кадиллак», кативший со стороны городка.

Машина была ещё слишком далеко, чтобы он мог рассмотреть двух мужчин, сидевших впереди. Но машины он не знал. На ней были номера штата Невада и непонятно было, что она делает в глуши на проселочной дороге, которая кончалась тупиком перед лесопилкой.

Он бросил чемодан, обежал машину, так быстро распахнул дверцу и оказался за рулем, что Мери не успела опомниться.

Она взглянула на него, и весь гнев её сразу улетучился.

— Что случилось?

Не отвечая, он завел мотор.

— Джонни?

«Мустанг» был развернут в противоположную от дома сторону, так он оставил его, вернувшись вечером из магазина. Теперь Джонни отпустил ручной тормоз и нажал на газ. Машина подпрыгнула и помчалась в сторону цепочки голых холмов в четырехстах ярдах позади старой фермы.

Джонни бешено крутил руль, стараясь выбирать самые ровные участки почвы, но, несмотря на все его внимание, машина прыгала на выбоинах и кочках, бросавших её в тучах пыли из стороны в сторону. Мери скорчилась на сидении, её испуг с каждой секундой возрастал.

Оставшийся на проселке серый «кадиллак» притормозил, сидевшие в нем мужчины изумленно уставились на «мустанг».

— Что он делает?

— Должно быть, смекнул, в чем дело.

— Пожалуй, ты прав.

Уайтхед хмыкнул.

— Но против нашей тачки у этого щенка нет шансов. Прибавь-ка газу!

Старрет подчинился и крутнул руль. «Кадиллак» свернул с проселка и объехал дом, чтобы двинуться вслед за «мустангом». Уайтхед достал с заднего сиденья винтовку марки «Мартин 30/30», с какими ходят на оленей.

«Мустанг» обогнул холмы. Шины буксовали на песке, машину занесло. Джонни снял ногу с педали газа, рулем помог выправить занос и вновь нажал на газ, но очень осторожно. Резкий поворот помог «мустангу» выбраться с песчаной проплешины и, миновав холмы, выбраться на дорогу.

Выехав на нее, Джонни взглянул в зеркало заднего вида. «Кадиллак» следовал за ними.

Нечего было больше спрашивать, не привиделось ли все это ему. День, который никогда не должен был наступить, все-таки наступил.