Пришлось снять комнатку в гостинице. Если охота за мной, Лореттой и Кемпом — дело рук банды гангстеров, то надо приноровиться к их методам работы. Свои планы они, как правило, увязывают с повседневными привычками своих жертв. Если они твердо решили убрать меня, необходимо, для того, чтобы уцелеть, никогда не оказываться там, где они меня ожидают, и не делать ничего, что они могут предвидеть.

Я снял номер с телевизором. Но перед тем, как включить его, взял телефон и набрал номер Артура Кемпа. Жене пришлось поднимать его с постели. Состояние его было все еще жалким: желудок отказывался принимать пищу, нервная система была расшатана. Врач советовал провести несколько дней на юге, но этому мешало состояние банковского счета.

Я высказал ему свои соболезнования и перешел к делу. Меня интересовал Парк Пауэрс. Кемп сказал, что ему не удалось обнаружить ни малейшего следа Пауэрса. Он встречался с его друзьями, сослуживцами и работодателями. Но никто ничего не слышал о нем с того дня, как был убит Лоудер.

— Вы не проверяли у музыкальных агентов, не получил ли он ангажемент за пределами Нью-Йорка?

— Пытался, но они ничего не знают.

— Вы знаете, что Пауэрс — наркоман?

— Знаю.

— Вам не удалось установить, где он доставал героин?

— Нет. Но вот что вас несомненно заинтересует: не мы одни ищем Пауэрса. И не только полиция. Его ищут те самые парни, что пытались изувечить меня в коридоре у Джука.

Я поблагодарил его, повесил трубку и включил телевизор. Ревю Элли Овермана уже наполовину закончилось. Но с полчаса я сумел его посмотреть. Это было сентиментальное обозрение, построенное на модных шлягерах 20-х, 30-х и 40-х годов. Во всем чувствовалась рука Овермана: и в помпезном оформлении, и в том, что он привлек пятерых некогда знаменитых комиков, которые имели успех больше благодаря своей известности, чем шуткам, которые они отпускали. Участвовал также десяток роскошных ревю-герлз из Лас-Вегаса. Три модных оркестра играли то попеременно, то вместе.

Ингрид Вэнс, одетая так же, как при нашей встрече, только шорты и блузка на этот раз были серебряного цвета, исполняла роль конферансье. С экрана она прямо ослепляла красотой. Ее сольный номер заполнял последние десять минут. На экране появлялись короткие кинокадры с лучшими песенными и танцевальными номерами времен расцвета ее карьеры чудо-ребенка. Потом она, уже в сегодняшнем своем обличий, повторяла те же отрывки. Это постоянное чередование изображения очаровательного светлоглазого ребенка и эффектной, темпераментной женщины, которая из этого ребенка выросла, было не лишено интереса.

Я смотрел на нее и раздумывал над теми способами, которыми она пыталась отвлечь меня от дела Смита. Я уже не сомневался в том, что здесь существует прямая связь.

Почему для них так важно найти Пауэрса прежде, чем это сделаю я? Не для того ли, чтобы заставить его раз и навсегда замолчать?

После окончания ревю я позвонил Кэсси Шелдону — фотографу, который якобы рекомендовал меня Ингрид Вэнс. Кэсси находился в отпуске в Европе. И чтобы на время забыть о работе, он никому не оставил своего адреса.

Конечно, было вполне возможным, что она сказала правду и что Шелдон когда-то в разговоре с ней упомянул мое имя. Однако куда вероятней, что имя Шелдона использовали как ширму, так как невозможно сейчас проверить, рекомендовал ли он меня или нет.

После этого я набрал номер Марта Рубина. Это был шестидесятилетний опытнейший театральный агент, самый осведомленный из всех моих знакомых, имевших отношение к театру. Я выкачал до отказа все ресурсы его памяти. Ингрид Вэнс была действительно замужем за парнем, который теперь возглавляет одну из телестудий на Западе. Пытался ли он вернуть Ингрид, Рубин не знал, но сильно в этом сомневался. Они разошлись после сильнейших скандалов и ссор, связанных с возобновлением ее артистической деятельности.

— Все эти бывшие дети-кинозвезды кончают в сумасшедшем доме, — сказал Рубин. — Их слишком рано захваливают. Семьи начинают торговать их успехом. Они подрастают — и в один момент оказываются «бывшими» звездами, никому не нужными. И, по существу, остаются теми же детьми, тоскующими по любви и теплу, которого оказались лишены. Вот они и стараются, как сумасшедшие, поймать за хвост ускользнувший успех. Ингрид даже некоторое время пыталась лечиться в психиатрической клинике. Частной, насколько мне известно.

— Послушай, философ, — сказал я. — Что у нее с Оверманом?

— Он был ее режиссером... в своем первом фильме. Возможно, вначале она смотрела на него как на отца. Но потом у них был роман. Это прекратилось, когда он женился на дочери одного миллионера. Ему захотелось устроить себе спокойное пристанище на случай банкротства.

Я вспомнил, что Ингрид собиралась завтра ехать в Ист-Хэмптон на вечеринку или пикник с участием денежных тузов. Да и Оверман упоминал, что они завтра едут к его тестю.

— Кто же он такой, тесть Овермана?

— Сэм Бэккет. Владелец целой сети магазинов самообслуживания. Чертовски богат.

— Для чего же Оверману при таком богатом тесте искать людей, которые согласились бы финансировать его постановку?

— Потому что папаша не дает ему денег. Он знает счет центу. Единственное, что он делает, это помогает.

Оверману держаться на поверхности каждый раз, когда тот переживает очередную неудачу. Для такого дикого продюсера, как Оверман, это уже немало. Ради этого стоит терпеть жену вроде бэккетовской дочки.

— А что с ней такое?

— А то, что эта Рут не пропускает ни одного мужчины. Оверман делает вид, что ничего не видит. Но знает он все.

— Довольно неприятная плата за удовольствие иметь тестем миллионера!

— Оверман знал, на что идет, когда женился. Ей было всего шестнадцать и через шесть месяцев после свадьбы она родила ребенка. Так что папаша просто купил дочке мужа.

— Великосветское общество просто очаровательно, — сказал я. — И вот еще что: знаешь ли ты что-нибудь о Стюарте Лоудере, его жене и Честере Мэссее?

— Абсолютно ничего, кроме того, что этого Лоудера убил какой-то накачавшийся героином пианист.

— Лоудер собирался вложить деньги в очередную постановку Овермана. Неужели «Пинк Пэд» приносит такие большие доходы? И вообще, откуда Лоудер взял деньги на покупку такого роскошного кабаре?

— Понятия не имею, — ответил Рубин. — Но я могу поговорить со знакомым рекламным агентом, который обслуживает «Пинк Пэд».

— Жду, — сказал я и повесил трубку.

Четверть часа спустя Рубин позвонил. Сведения его хотя и были весьма скудными, но интересными.

— Болтают, что Лоудер играл когда-то какую-то роль в преступном мире. «Пинк Пэд» он получил в качестве приданого от брата жены, человека по имени Вирт Коул.

— Вирт Коул?

Имя это мне уже приходилось слышать. Когда-то он был заметной фигурой в нью-йоркском отделении большого гангстерского синдиката, но угодил за решетку по пустяковому обвинению в неуплате налогов. Уже десять лет как он отбыл наказание и поклялся, что станет честным дельцом и порвет все старые связи. И действительно, с тех пор о нем ничего не было слышно.

— Да, — подтвердил Рубин. — Он богатый торговец песком и щебнем. Имеет карьер на Лонг-Айленде.

Больше Рубин ничего не знал. Но и это было немало! Я расхаживал по комнате и рассуждал.

Придется поговорить с Виртом Коулом. И неплохо было бы побывать на вечеринке в доме тестя Овермана. Там должны были быть люди, поддерживающие контакт с Лоудером до его смерти — люди, связанные со спектаклем, который он хотел финансировать.

У Сэнди больше шансов нащупать следы Парка Пауэрса, чем у меня. А пока ей это удастся, надо попытаться разузнать как можно больше о Лоудере. И попытаться выяснить мотив убийства...

* * *

Утром, за завтраком, я просматривал газеты, пока мальчик из отеля бегал в магазин, чтобы купить бритвенный прибор и чистую рубашку.

Ревю Овермана вызвало весьма посредственные отзывы в «Трибюн», уничтожающую критику в «Тайме» («разогретое старье, сервированное по старомодным шаблонам») и прилив бешеного восторга в «Миррор». Я позвонил в гостиницу к Сэнди. Она отозвалась заспанным голосом.

— Хэлло, — сказал я, не называя своего имени. Уж как-нибудь она узнает меня по голосу.

Сэнди сразу проснулась.

— Где ты находишься? Впрочем, неважно. Давай встретимся примерно через час у Пенсильванского вокзала.

Я оплатил счет за номер, взял напрокат новенький, с иголочки «форд» и поехал к месту встречи. Одетая в плотно облегающую тело блузку и синие брюки, она уже стояла перед входом. Как только я остановился у тротуара, Сэнди бегом пересекла улицу, плюхнулась рядом со мной на сиденье и захлопнула дверцу.

— Я узнала, у кого Пауэрс покупал капсулы с героином, — задыхаясь, сообщила она. — Его зовут Кении Шед!

— Вот это четкая работа.

— Это оказалось не трудно. Некоторые музыканты, с которыми я сейчас встречаюсь, оказывается, тоже покупают зелье у Кенни Шеда.

Она сказала адрес его убежища. Я нахмурился.

— Это район Отто Следжа.

— Я об этом уже подумала.

— Почему-то все, связанное со Смитом и Лоудером, происходит в районе Следжа.

— И об этом я тоже подумала. Действительно, интересно.

У меня было отвратительное предчувствие. За Пауэрсом охотились и другие, не только полиция и я. И они охотились за ним гораздо дольше. Адрес и имя поставщика героина Шеда они уже давно могли узнать. И могли сообразить, что я его тоже могу узнать.

Если это так, то я нарушаю главный принцип своих рассуждений: я собираюсь направиться в то место, где меня вероятнее всего могут караулить. Но пути назад нет. Шед — пока единственная ниточка, ведущая к Пауэрсу. Возможно, он и не знает, где прячется Пауэрс, но сам музыкант обязательно должен сделать попытку связаться с ним. Наркоман всегда прикован к своему поставщику цепью, которая растягивается лишь настолько, насколько позволяет запас его наркотиков. Значит, нечего мучиться ненужными предчувствиями — надо взять себя в руки и продолжать идти своим путем.

Кенни Шед жил в запущенном квартале — в лабиринте из покосившихся домишек, дешевых пивных и мастерских. Я сам родился с таком же районе, перенаселенном беднотой и являющимся колыбелью мелкой и крупной преступности. Мне еще повезло, когда меня еще мальчишкой взяли учеником на стройку. Иначе, кто знает, как сложилась бы моя жизнь.

Я поставил машину возле закрытого биллиардного зала за несколько домов от нужного места.

— Я подожду здесь, — сказала Сэнди. — Не хочу, чтобы Шед меня видел. Вдруг он когда-нибудь забредет к Джуку.

— Хорошо, посмотри за машиной. — В таких районах имелись специалисты, которые были способны за десять минут «раздеть» машину дочиста. Я бросил взгляд на кучу бездельников, бесцельно торчавших на противоположной стороне улицы у входа в пивную. — Будь осторожна. Посигналь в случае чего.

Я пустился на поиски квартиры Шеда. Вот его старый обветшалый дом. Половина окон второго этажа закрыта старым грязным картоном. На фасаде красовалась старая пожарная лестница, ступеньки которой были увешаны сушившимся бельем. Таблички с номером на доме не было.

На ступеньках у дома попыхивал сигарой высокий широкоплечий парень в синих джинсах. Взгляд у него был враждебно-настороженный. Я назвал ему адрес и кивнул на дом:

— Это здесь?

Он долго изучал меня с наглым видом и, наконец, кивнул, не вынимая сигару изо рта.

Я еще раз поглядел на дом. Торговец, снабжающий музыкантов наркотиками, зарабатывает достаточно, чтобы позволить себе жить в доме получше. Скорее всего, это только деловой адрес. А живет Шед где-нибудь в другом месте.

Добравшись до нужной квартиры, я постучал в дверь.

Спустя довольно много времени дверь открыла толстая женщина в засаленном платье. Маленькие, глубоко врезанные в дряблую кожу, наглые глазки внимательно смотрели на меня.

— Кенни дома? — спросил я.

— Что-то я вас не знаю...

— Кенни меня знает.

— Вы из полиции?

— Да, — ответил я. Иногда это действует, но только не в таких районах, как этот. В трущобах свои законы.

— Покажите удостоверение, — заявила она.

Я вытащил бумажник и показал. Некоторых этим можно было провести, но толстуха только рассмеялась:

— Здесь написано «Частный детектив». Кому вы пытаетесь морочить голову, мистер?

Я снова сунул бумажник в карман.

— Вам будет приятнее, если вместо меня придет инспектор из отдела борьбы с наркотиками? Это можно быстро устроить. Достаточно позвонить и заявить, что ваш жилец — известный торговец героином.

Ей это не понравилось. На отвислых щеках появились пурпурные пятна.

— Проклятая свинья! Можете звать кого угодно! Шед все равно выехал. Ничего не докажете!

Снова тупик? Я сунул руку в карман и вытащил пятидолларовую бумажку. Я держал руку так, чтобы она ее видела, а парень на улице — нет.

— У вас есть телефон? Можно позвонить?

Она сделала вид, будто не замечает денег.

— Ладно, — проворчала она, наконец. — Конечно, можете позвонить, к чему только весь этот театр?

Она сдвинулась в сторону, дала мне протиснуться в дверь и тут же заперла ее.

Я быстро осмотрелся, готовый в любую секунду выхватить револьвер. Но в темной пыльной прихожей никого не было. Только старуха откровенно рассматривала деньги и облизывала губы:

— Когда выехал Шед?

— Два дня назад.

Это совпадало с началом моих поисков Пауэрса.

— Куда?

Она пожала плечами.

— Он не сказал. Просто собрал свои вещички и исчез. Да там и собирать-то было нечего. Он здесь редко бывал: приходил и скоро уходил.

— Вы знаете, чем он тут занимался?

— Ничего не знаю. Я интересуюсь только своими делами. А мои жильцы — только своими.

— Вы же сказали, что он здесь не живет. Ведь он пользуется этим домом только для деловых встреч. А где его квартира?

— Понятия не имею. Платил он регулярно, приходил редко, чем занимался — понятия не имею...

Разговаривая со мной, она не сводила глаз с пятидолларовой бумажки. Я добавил еще одну такую же.

— Так где бы мне его найти?

— Я могла бы вам наврать... Но я не хочу неприятностей. Шед и вправду был очень скрытным. За те четыре месяца, что он снимал квартиру, я от него и пяти слов не слышала.

За очередные пять долларов она разрешила осмотреть его комнату. Ничего. Когда я уходил, она спустилась со мной вниз и заперла дверь.

Парня на ступеньках уже не было. Я свернул за угол в переулок, которым пришел и почти налетел на бегущую Сэнди. Она облегченно вздохнула:

— Тебя так долго не было... Я начала беспокоиться. Как, повезло?

— Нет. Он уехал, и куда — неизвестно.

— Проклятье! Я уж надеялась, что наконец что-то нашли.

— Он здесь не жил, приходил только по делам. Может, кому-нибудь из твоих друзей удалось добыть его домашний адрес? Он же не станет порывать связь с постоянной клиентурой.

— Попробую...

В конце переулка появились двое мужчин. Один — тот самый, которого я встретил у дома, второй — более широкоплечий, но в остальном — полная копия первого. Они преграждали нам путь и довольно противно улыбались.

— Друг, посмотри на нее, — сказал один из них, оценивающе глядя на Сэнди. Он подмигнул своему напарнику. — Пахнет неплохой премией, а?

Второй, оскалясь, обнажил десны:

— Да, такой штучки мне давно уже никто не предлагал.

Я шагнул к ним.

— Дорогу, — сказал я спокойно.

Они вытащили руки из карманов. Раздалось одновременное клацанье. Из сжатых кулаков на меня смотрели два длинных острых лезвия.

— Иди, иди, дорогой, — предложил один. — С тобой мы быстро управимся, а с девочкой повозимся подольше...

Я схватился за револьвер, но в этот момент еще двое напали сзади.