Сидели друг против друга в дядином кабинете, в том самом, в который вошли впервые вчера пополудни, ничего не предполагая. Галина уже не плакала, лишь на лице отразились отчетливые следы пережитого за последние часы.

Мрочек положил в пепельницу сигарету, разворошив целую кучу окурков и, стремясь избавиться от дрожи в руках, гасил ее необычно долго и тщательно.

— Мы должны отсюда уехать, — вдруг сказал он и встал.

— Ты спятил! — она сорвалась с места и стала напротив. — Он же сразу подумает, что…

— Кто он?

— Этот милиционер.

— Пусть думает, что хочет! Если бы мы выехали сейчас, то до рассвета были бы уже в Варшаве. А там плевать я хотел на него! В конце концов, он всего лишь повятовый комендант из глубокой провинции. Против меня у него никаких доказательств. И никогда не будет. Приедем, сразу же позвоню Владеку, Казику, еще кому-нибудь. Знаком с некоторыми людьми. Как-то справлюсь с тем капитаном. Одно дело эта глушь, другое — Варшава! Кроме того, в Варшаве почувствуем себя сразу иначе…

— Но как же объяснить наш внезапный отъезд? К тому же здесь еще столько дел, которые…

— Мы не обязаны отчитываться ни перед кем. Наконец, напишем сразу же по приезде этому старому нотариусу, чтобы уладил все наши дела, и укажем в этом письме, что, к сожалению, здешние условия жизни нам не подходят, потому что последние события оказали большое влияние на тебя. Таково наше окончательное решение. И все, моя любимая! Посмотрим, кто сможет нам запретить выезд отсюда! Едем, Галина!

Она медленно кивнула.

— Хорошо… — тихо сказала, — но поедем завтра. Сегодня нужно тщательно все продумать, обсудить и уладить здесь на месте, чтобы наш отъезд действительно не напоминал бегство. Не забывай, что… что мы известили милицию о том скелет в стене.

— Ты известила, — поправил ее сердито, но тут же махнул рукой. — Это не имеет значения.

Подошел к стене и отвернул ковер. Ниша, в которой беспорядочно валялись кирпичи вперемешку со штукатуркой, зияла пустотой.

— Тадек, мы не можем отсюда уехать!

— Почему? — это прозвучало резко, но в голосе его уже не было прежней уверенности.

— Потому что никакие знакомые, никакие связи не помогут вразумительно пояснить, отчего мы отсюда бежали, зная, что твой дядя погиб не случайно. Об этом сказала нам доктор, которая делала вскрытие… что тот скелет был недавно замурован в стене кабинета этого дома, а потом исчез… что моторка затонула как на заказ… А милиционер об этом знает. И знает, что нам все известно тоже, правда?

— Что все, Галина?! Мы обыкновенные случайные свидетели, впутанные в какую-то непонятную аферу. Сообщили обо всем, что знаем и что видели. Не будем же мы, черт побери, заниматься еще и следствием! Это не наше дело. Если милиция захочет иметь какие-то дополнительные сведения, то придет к нам ее представитель и опросит нас дома. Или пригласят нас к себе. Только не здесь, а в Варшаве! Но нам нечего добавить и нечего скрывать! Это дело милиции, вот пусть милиция им и занимается. С меня достаточно. Я сначала даже совсем не думал идти в милицию, но тебе захотелось рассказать тому капитану все, что знала. Ну, сейчас я даже рад этому. Все равно решили, что никогда сюда не вернемся. Да и все равно, что здесь, в городке, обо всем этом будут говорить. Сейчас напишем письмо нотариусу… а может, даже лучше будет, если спокойно зайдем завтра в его контору, а к вечеру вполне официально выедем себе в Варшаву. И точка!

— Хорошо, — сказала она тихо, еще не полностью уверенная, но в душе счастливая, что сможет навсегда выехать отсюда. — Уже поздно. Десять почти. А мы еще даже не ужинали. Я что-нибудь приготовлю…

На минуту замолчали, прислушиваясь к настойчивому звонку телефона, усиленного вечерней тишиной.

Мрочек подошел к аппарату.

— Да. Слушаю. — В голосе его не слышалось напряженности, но Галина видела, как старался он сейчас быть спокойным. — Что?.. Нет, почему! Еще не спим. Наоборот, вот жена собирается ужин готовить… Да, видимо, это варшавская привычка. Дома всегда ложимся поздно… Что?.. Но мы бы не хотели доставлять вам хлопот в такое время, — взглянул на Галину и скорчил мину, которая должна была бы означать, что не знает, как вести себя в этой ситуации. — Да, спасибо большое, но… Понимаю, завещание… Оно у вас дома? Может, было бы даже лучше ознакомиться с ним сегодня, так как завтра вечером хотели бы… — он замолчал. — В таком случае заскочим на минутку, потому что вам, вероятно, тоже утром рано вставать… Да, спасибо…

Положил трубку.

— Гольдштейн приглашает нас на ужин, — сказал Тадеуш. — Хочет заодно и прочитать

дядино завещание.

— Но мы знаем его содержание, твой дядя писал, об этом недавно…

— Это так, но одно дело знать содержание, а другое — увидеть документ, который Гольдштейн должен нам вручить или зачитать, — так принято. А в какой форме это делается — не знаю. Никогда не имел дела с завещаниями.

— Боже, а я, — коснулась рукой волос, — даже не причесана. Думала, уже будем ложиться спать…

— Долго там не засидимся. Да и мне кажется, надо все-таки зайти к нему. Это сбережет нам массу времени. Уладим все сейчас, и, может, завтра утром и уедем.

— Ты скажешь ему, что завтра уезжаем?

— Скажу ли? Вполне возможно…

— В таком случае, почему бы нам не уехать сегодня? — сжала руками виски. — Голова раскалывается…

— Сегодня? — он мгновение постоял, прищурив глаза. — Хорошо! Но это значит, что должны все приготовить, перед тем как идти к нему. Как хорошо, что у меня достаточно бензина! Подожди, сейчас… Ну да, упакуем вещи и сразу отнесем в машину, а затем сходим к Гольдштейну и — в путь. Напишем ему доверенность, чтобы всем тут распоряжался. Да?

Лихорадочно приступили к сборам, беспорядочно засовывая вещи в чемоданы. В темноте перенесли их в машину. Галина вернулась в дом. Муж быстро уложил чемоданы на багажник, затянул ремни и пошел вслед за ней. Нашел жену на кухне. Была очень бледная, но аккуратно причесанная, даже губы слегка подвела помадой. Вскочила, когда вошел:

— Пошли! Я боялась здесь… оставаться одной в этом доме…

— Чего ты так боялась?

— А хотя бы того, кто унес отсюда скелет.

— Д — да, — Тадеуш пропустил ее вперед на темное крыльцо, запер входную дверь и положил ключ в карман. — Как-то не верится во все это. Будто спишь и ждешь, когда сон окончится. — Взял ее крепко под руку, и они направились к калитке. — Неужели все это действительно происходит?

— Да с нами! — слабо улыбнулась в темноте. — С такими обыкновенными людьми, которые совсем не искали приключений…

Тадеуш открыл калитку. Оказались на узкой, окутанной мраком безлюдной аллее. Пересекли ее и стали перед калиткой на противоположной стороне. Мрочек поднес было руку к звонку, но пока тронул его, калитка отворилась.

— Прошу… — сказал Гольдштейн, впуская молодых супругов.