Они словно заключили между собой негласный договор — не говорили больше о доверии, а Глория не предлагала помощи. Гарри посчитал это слишком циничным даже для нее, а она была, несомненно, королевой цинизма. Однако с ней он ощущал себя молодым даже в самые теплые моменты их общения. А он уже больше и не надеялся когда-либо почувствовать себя молодым.

Несомненно, он увлекся ею. Но, вернувшись к жизни, Гарри все же оставался какой-то частью своего существа там, за роковой чертой. Как сторонний наблюдатель.

Глория не была красива в общепринятом смысле этого слова. Она просто распространяла вокруг себя некое странное, отчасти пугающее Гарри, очарование. Ему она не казалась старше его самого, внешне, во всяком случае. Ее живые черты дышали юностью. Но в то же время от нее веяло умудренностью и опытом, накопленными долгими годами. Гарри вспомнил детский облик профессиональных убийц с Мефисто. Не только там, но и на многих других планетах технологии омоложения достигли необычайного развития. Поначалу он гадал, сколько же Глории лет на самом деле, но потом решил, что это не имеет значения.

— Хочу посмотреть машины, — заявил он ей однажды утром. — Компьютеры Ариуса.

— Хорошо, — она согласно кивнула, словно ожидала такую просьбу. Правда много ты не увидишь. У Чазма есть комната, из которой он общается с миром. Но там только интерфейсы, соединения. Сами компьютеры находятся в другом месте, туда мы не можем попасть.

— Знаю. Но я хочу видеть эту комнату, хочу понять.

Она зажгла очередную из своих бесконечных сигарет.

— Понять?

— Да, — Гарри не стал объяснять, чего именно он хотел.

Глория привела его ко входу в один из туннелей, где их ждала небольшая дрезина. Туннель вел прямо в сердце горы. Они с огромной скоростью — ветер хлестал в лицо — понеслись по нему. Глория небрежно, но очень уверенно управляла аппаратом, дурачась и хохоча при этом.

В интерфейсной комнате стояло одно, похожее на трон, кресло, покрытое мягкой красной кожей. Со стен слепыми глазами смотрели мониторы; под ними располагались штепсельные розетки для свисающих из спинки кресла интерфейсных соединителей. Имелось два ручных пульта управления, хотя установка могла приводиться в действие и голосом.

— Давай, — сказала Глория, — садись в кресло.

Гарри сел, и мягкая ткань ласково обволокла его тело. Находясь в этом кресле здесь, в толще горы, он чувствовал себя в безопасности.

— У тебя нет розетки, — заметила она.

— Нет. — Углеродистой интерфейсной киберрозеткой пользовались профессиональные программисты, которым требовалась непосредственная связь с компьютером. Гарри ограничивался голосовым общением. С Хэлом, к примеру, они отлично друг друга понимали. — А у тебя есть?

— Конечно, — Глория отбросила прядь волос с правого уха, и он увидел яркое металлическое кольцо вокруг черного центра розетки.

— Работала программистом?

— Приходилось.

— Скажи мне, что ты делаешь для Чазма?

— Разве я говорила, что вообще что-то для него делаю?

А ведь верно. Она практически ничего не рассказывала, и он мало что знал о ней. Кроме того, когда он просыпался, она всегда оказывалась рядом. Гарри подозревал, что она даже наблюдала его во сне.

— А без розетки можно обойтись?

— Можно воспользоваться кольцом. Это не так эффективно, но давай попробуем.

Индукционное киберкольцо одевалось на голову. Допотопный способ, но стоило попытаться.

— О'кей.

Глория открыла маленькую дверцу в спинке кресла, вытащила кольцо и торжественно, словно корону, возложила ему на голову.

— Короную тебя… — дурачась, проговорила она.

— На колени, — потребовал он. — Я благословляю вас, мадам!

— Короли не благословляют, — заметила Глория.

— Ты что, никогда не слышала о божественном праве?

Тонкие черты ее лица внезапно омрачились.

— Не говори так, — попросила она.

— Почему?

— Просто… не надо.

Еще одна странность. Одним секретом стало больше. Что ж, запомним и это, сказал себе Гарри. Через секунду он активирует кольцо и окунется в море информации, где символы машины сольются в неистовой пляске с символами и картинами его собственного мозга.

Воздух был профильтрованный, а потому безвкусный. Невидимые кондиционеры освежали его и делали прохладным. Аппараты не издавали ни звука, и Гарри мог слышать чуткое дыхание тишины. Мониторы глазели пустыми серыми экранами, а разъемы интерфейсов свисали с паутины кабелей щупальцами мифического спрута.

Юноша активировал кольцо. В последнее мгновение Гарри успел заметить лишь взгляд Глории. Он не смог бы описать словами выражение ее лица. Это произошло мгновенно. Только что он видел перед собой ее глаза, сверкавшие разбитыми изумрудами, а в следующий миг весь мир стал голубым. Видение не имело никакого отношения к его глазам.

Индукционное кольцо было мостом между электрохимическими полями его мозга и сверхбыстрыми процессами главного компьютера Чазма. Гарри словно превратился в терминал машины. Хотя, нет, не совсем так. Он был достаточное образован, чтобы знать о ходе развития компьютерной технологии. Этот процесс представлял из себя геометрическую кривую, в высшей точке которой развитие шло почти вертикально вверх. Затем, по каким-то неясным причинам, процесс, достигнув плато, пошел по горизонтальной прямой. Сейчас, более чем через два века, машины были более миниатюрные, более быстродействующие и более сложные. Но сердцем электронного разума по-прежнему оставался чип — полупроводниковый кристаллик с интегральной схемой. Песчинка.

Доходили, правда, неопределенные упоминания о других машинах, биоэлектронных гигантах невообразимой мощи. Но что-то произошло, и все затерялось в смутной эпохе Матричных Войн. Возможно, это были всего лишь слухи, подобие легенд, которые человечество всегда выдумывает, чтобы оправдать свою историю.

Голубое поле концентрировалось. Гарри почувствовал какое-то засасывающее ощущение, словно лазурная пустота требовала завершенности. Кибернетическая tabula rasa. «Чистая доска».

Он сформулировал вопрос. Эрл Томас.

Машина немедленно откликнулась на его мысленный посыл — на него смотрели глаза. Глаза, как кусочки голубого льда, спрессованного в толще тысячелетнего ледника. Голографическое изображение лица Томаса, смоделированное компьютером, висело в нескольких метрах от Гарри — живое лицо, будто Томас был заключен внутри машины и сейчас его выпустили, как злобного джина из бутылки.

Но Гарри не чувствовал страха. Глядя в окна этих глаз и гадая, что за дьявольская тьма пряталась за ними, он не боялся. Эрл убил его, одновременно прикончив все его страхи. Теперь он мог без ужаса смотреть в это лицо.

Компьютер подчинился безмолвной команде — потоку нейтронов мозга — и дал крупный план. Изогнутый нос, широкая улыбка. Высокий лоб гладок и бледен. В уголках глаз — тонкие морщинки. Короткие светлые волосы. Компьютер показал человека во весь рост, обнаженного. Телосложение было спортивным, крепким. Гениталии очень большие.

Гарри дал компьютеру следующий запрос. Теперь перед его взором предстала картина какого-то космопорта. Из широкого туннеля выходили пассажиры, прокатился робот-носильщик с кучей багажа на широкой спине. И вот из туннеля выскользнул Томас. Все та же медленная, изящная, до боли знакомая походка. Волосы длиннее и темнее; глаза тоже не такой ясной голубизны — возможно, из-за плохого освещения. Томас прошел перед камерой и исчез. Видеоролик закончился.

Когда Гарри запросил данные, на застывшем экране появились слова: ЗЕМЛЯ, ЧИКАГО, КОСМОПОРТ О'ХАРА, 2057 ГОД. ЗАРЕГИСТРИРОВАН ВПЕРВЫЕ.

Юноша почувствовал, как кровь застучала в висках. Более двухсот лет минуло, а Томас ничуть не изменился.

Так сколько же ему лет? Кто он? Откуда компьютеру Чазма известно об этом?

Теперь картины замелькали, как в калейдоскопе: Томас в тусклых, неряшливых комнатах, в роскошных дворцах; под свинцово-серыми небесами, крапающими дождем; с людьми, лица которых пусты; другие лица, искаженные ужасом; чуждые звезды, рассыпавшиеся странным и прекрасным узором; ящеры; механизмы и машины с непостижимыми движениями.

Гарри вдруг осознал, что Томас обладает громадным и древним прошлым, и то, что он увидел — всего лишь небольшая его часть. Минимум информации сменился избытком ее. Томас был везде, делал все. Не удивительно, что каждый, казалось, знал его.

Но впервые он попал в поле зрения двести лет назад. Почему не раньше? Или позже?

Гарри вынырнул из потока информации. Картины переполняли его, каждая — вопрос. И он обязан найти ответы на них. От этого зависит все. Все.

Юноша снял кольцо и отбросил его. Подождал секунду, пока рассеялась легкая голубая мгла.

— Ну, как? — Глория прислонилась к стене, скрестив руки на груди. Глаза ее светились от возбуждения.

Гарри моргнул.

— Ты тоже его знаешь?

— Томаса?

Он кивнул.

— Приходилось встречаться. Мне он не понравился.

Интересно. Глория была первым человеком, высказывающим свою точку зрения. Но она не ответила на вопрос.

— Так ты его знаешь? — повторил Гарри.

— Нет. И не думаю, что кто-либо может этим похвастаться. Толком о нем никто ничего не знает.

— За две сотни лет он совершенно не изменился. Это невозможно.

— Почему? Существуют специальные технологии…

— Нет, — перебил ее Гарри, — они не всесильны. Кто он, Глория?

— Я не знаю.

— Но кто-то же должен знать?

Вопрос остался без ответа.

— А ты кто, Глория?

Снова молчание.

Он попытался еще раз докопаться до сути, когда они вернулись в его апартаменты. За большими окнами, над холмами сгущались синие сумерки. Несколько ранних звездочек выбрались на темнеющий небосвод, мерцая, как крошечные сигнальные огни космического корабля.

— Глория, я могу обсудить с тобой некоторые детали?

— Валяй. Я вся — внимание. — Лицо ее было спокойным, и из широких губ почему-то не торчала сигаретка.

Гарри постарался подобрать правильные слова и говорить как можно спокойнее.

— Я много размышлял и пришел к определенным заключениям.

Глория полусидела на подлокотнике огромного кресла. Словно опомнившись, она достала сигарету и закурила.

— А именно?

Гарри собрался с духом, лоб его покрылся холодной испариной.

— Эрл Томас — не центр всего. Только часть.

— И? — Глаза ее сверкнули.

— Я сопоставил хронологию. В нашем ломбарде вначале появляется этот чудик с таинственным кубом, артефактом. Потом Томас накладывает на него свою лапу. У него полно сообщников как среди людей, так и среди ящеров. Мой отец погибает, и Фрего сообщает мне, что это — дело рук Томаса. Я узнаю, что отец работает на секретный проект под названием Поиск. Земной Поиск. Его люди обнаруживают, что Томас отправляется на Петербург. Мы следуем за ним. Девушка-агент… — Гарри еле справился с волнением, внезапно нахлынувшим на него, — убита. Ее сообщение приводит нас сюда. Здесь мы встречаем Чазма — еще одного члена группы Поиска — и попадаем в заброшенную дыру, то древнее здание. Томас устраивает нам засаду, похищает или убивает Фрего, чуть не кончает со мной. И исчезает. Затем я, с помощью компьютера Чазма, знакомлюсь с богатейшей историей Томаса. Ты его знаешь. Чазм — тоже.

Глория выдохнула облако серебристого дыма.

— И ты приходишь к выводу… что?

— Томас — одна половина загадки. Остальное — я.

— Слишком много на себя берешь. Ты видел досье на него. Томас старый и могущественный человек. Просто какая-то огромная сила. Что ему за дело до семнадцатилетнего юнца?

— Не знаю. Но я не верю в совпадения. Он мог бы разделаться со мной еще в ломбарде. Или на Петербурге. Или, наконец, здесь. Почему Чазм прибыл к месту боя как раз вовремя? Почему Томас воспользовался ножом, а не чем-нибудь более существенным?

Она пожала плечами.

— Потому, что ты ошибаешься. Соль всего — артефакт. Томас завладел им и убил твоего отца, чтобы замести следы. Фрего отправился за ним, потому что был задействован в Поиске, это его работа. Тебя он взял с собой, потому что ты настаивал. Но теперь Томас исчез, исчез вместе с артефактом, а Фрего нет. Все, охота закончилась. Ты в безопасности по той простой причине, что теперь ты ни во что не вовлечен.

— Как раз наоборот.

Она зажгла новую сигарету и погасила окурок предыдущей.

— Не понимаю.

— Я — единственный оставшийся. Последний Поисковик.

Она засмеялась и тут же закашлялась, поперхнувшись дымом.

— Ну уж нет, Гарри. Совсем нет. Здесь, на Ариусе, я и Чазм — центр Поиска. Были и есть.

Он прикрыл глаза.

— Тогда кто такой Томас и зачем ему нужен куб?

Глория издала низкий урчащий звук, похожий на мурлыканье.

— Прекрасно.

Гарри показалось, что он все же добился своего. Сначала уверенности не было, но каким-то образом ему это удалось. Может, из-за возраста? Взрослые не допускают детей в свой мир, отказывают им в признании их интеллекта. Дети есть дети и умозаключения их не стоят внимания, а уж тем более уважения. Теперь, хотя Гарри и чувствовал себя старше своих семнадцати лет, в нем еще оставалась магия юности с ее жаждой действий, желанием познать мир и, в то же время, с некоторой обособленностью от этого мира. Он всем своим существом ощущал в себе какие-то тайны, но некоторые из них являлись просто секретами молодости, и он был благодарен за это.

Глория отвела ему определенное место в окружающей действительности, и он хотел там пока оставаться, чтобы воспользоваться преимуществами своего положения.

— Прекрасно, — повторила она. — Но я не совсем доверяю твоим выводам.

— Насчет чего?

— Насчет того, что ты начинаешь понимать Эрла Томаса. И нашу проблему, связанную с ним.

Наша проблема. Теперь это была их проблема.

— Но ведь это же очевидно, — Гарри замолчал на секунду. Не переиграл ли он? — Если он появился здесь, на то есть своя причина. И если дело не во мне, то тогда в ком или чем? В Ариусе? Но он не работает ни на Ариус, ни на Поиск. На кого же тогда?

Глория слегка улыбнулась.

— Ни на кого. Он работает на себя.

— Что? Об этом я как-то не думал…

Ее улыбка стала шире, а Гарри изобразил на лице досаду.

— Невозможно учесть все, Гарри. Как бы умен ты ни был.

Не все, уточнил он про себя. А лишь кое-что.

— Наверное, ты права.

Невидимый кондиционер вздохнул, послав легкий ветерок на свечу, стоящую на элегантном столике рядом с дверью. Пламя затрепетало. Гарри взглянул в окно и увидел лилово-черную небесную чашу, усеянную звездами.

— Ты не проголодалась?

— Проглотила бы целую корову, попадись она мне, — она щелкнула зубами и засмеялась.

— А как насчет птицы вместо этого?

Ночью он снова долго не мог заснуть, думая о Глории. Их отношения, безусловно, вступили в новую фазу, словно корабль, ставший на якорь. По крайней мере она не задавала вопросов, а именно этого он и хотел. Нет вопросов — не нужно и ответов. Он был свободен от обязательств, кроме неясной, пугающей ответственности за свое собственное прошлое.

Ей же он задал вопрос, и она ему не ответила. Вернее, ответила, но так, что сама попалась в ловушку, которую расставила для него.

Гарри не чувствовал себя виноватым.

За окном мерцали мириады звезд. Так много миров, столько планет. И столько рас еще не обнаружено.

Мысли вернулись к Эрлу Томасу. Его прибытие сюда все еще оставалось ключом к разгадке. И Гарри казалось, что он знает, какой замок им можно отпереть.

Он закрыл глаза, погружаясь в свою тайну.

Завтра — начало. Начало конца.