Пуля ударила под сердце и опрокинула Шурку навзничь. Кровь стремительно окрасила белую рубашку. Подгребая ногами, он только и смог, что повернуться набок – на большее не хватило сил.

Первым к раненому подбежал Лера.

– Шурка! Шурка! – упал он перед ним на колени. – Ты как?!

Захарьев не отвечал, глаза его были закрыты. Следом подошёл уездный лекарь. Увидев расплывающееся красное пятно, протянул скомканный кусок полотна.

– Граф, подложите это под рубашку. Надо остановить кровотечение.

Лера так и сделал. Лекарь тем временем пощупал пульс и сокрушённо покачал головой. Неожиданно Шурка открыл глаза.

– А, Лерчик, – слабо улыбнулся он, увидев друга. – Куда мне попало? Жутко голова кружится.

Лера нагнулся к его уху и прошептал: – Шурик, немедленно преобразовывай, пока не поздно.

– Не могу, – признался Шурка, – сил нет.

Лера обернулся к Пирошкину.

– Помогите ему! – потребовал, горячась. – Спасите! Дайте таблетку, сделайте укол!

Штаб-лекарь снял фуражку и печально склонил голову: – Увы, князь безнадёжен.

Лера склонился над другом и принялся трясти его за плечи.

– Шурка! Шурка! – едва не плакал он. – Не засыпай! Очнись! Соберись с духом! Преобразовывай, а не то помрёшь!

Но Шурка, казалось, не слышал. Он закрыл глаза и начал тихо бормотать нечто бессвязное.

– Бредит, – констатировал лекарь. – Полчаса продержится, не более. Надо за священником послать.

Лера в отчаянье приблизил ухо к самым губам умирающего друга.

– Пятьдесят четыре градуса долготы, двадцать восемь градусов широты к востоку от Гринвича, – сквозь стоны и хрипы чуть слышно говорил Шурка, – высота суши над уровнем моря двести три метра, скорость движения по орбите двадцать девять километров семьсот шестьдесят метров в секунду, расстояние до Солнца сто сорок миллионов километров…

Леру вдруг осенило – это же координаты их местонахождения.

– Извозчик! – закричал он. – Подавай экипаж! Быстрее!

– Не трогали бы вы его, граф, – заметил Пирошкин. – Дайте князю спокойно умереть.

Услышав это, Лера едва сдержался, чтобы не ударить штаб-лекаря по его скорбной физиономии. Но тут подъехал четырёхместный экипаж. Вместе с лейтенантом Смольским и лекарем, который всё же изволил поддержать ноги раненому, Шурку уложили на сиденья.

– Гони к яблоневому саду! – приказал Лера.

– Не миновать мне острога, – сокрушённо вздохнул извозчик и в сердцах стеганул лошадь.

Рессорный экипаж шёл мягко, но всё же лекарь оказался прав – любое передвижение причиняло Шурке невыносимую боль. Благо, ехать было недалеко. В пять минут они добрались до господской усадьбы и, повернув налево к сельцу, понеслись вдоль сада.

– Стой тут! – крикнул Лера, когда они миновали полпути от усадьбы до сельца.

Извозчик придержал лошадь как раз напротив того места, где друзья несколько дней назад прошли сквозь толщу времени.

– Помогай! – выпрыгнул Лера из экипажа.

Мужик взял раненого с одной стороны, Лера с другой, и они осторожно понесли его в заросли сада.

– Что за блажь в канаве помирать, – бурчал извозчик. – Надобно барина в постель уложить, да священника позвать, да отпевание произвести. Как же без Бога помирать-то?

Лера слушал его вполуха, а больше всматривался в местность, пытаясь отыскать ту самую заветную точку отсчёта.

– Всё, – наконец, объявил он, – кладём здесь.

Уложив раненого, извозчик снял свою шляпу с жёлтой перевязью и перекрестился.

– Ладно, – протянул ему Лера целковый, – ты, давай, уходи теперь.

Вспомнив, что оставил лошадь без присмотра, мужик нахлобучил шляпу и поспешил назад к дороге.

Лера снова склонился над другом.

– Шурка, Шурка, – срывающимся голосом говорил он. – Преобразовывай.

Но всё бесполезно. Шурку трясло, у него, судя по всему, началась предсмертная агония. Лера прижался щекой к его ледяному лбу и заплакал…