Оранжевый луч медленно поднимал вверх. Вспомнив, как вместе с бычком Филей их похитил Фу-Фью, мальчишки принялись крутить головами, помахивать руками, притопывать ногами – в общем, двигаться. Как ни странно, никакого паралитического воздействия этот оранжевый луч не оказывал. Потапыч посмотрел на гостей и словно мысли их прочёл.

– Лифт сделан по инопланетной технологии, – пояснил он и, когда лифт остановился, махнул лапой: – Прошу.

Первым делом медведь направился в бюро сообщений и разослал всем депутатам телеграмму-молнию, в которой объявлялось экстренное внеочередное заседание ЛРС.

– Любой депутат это может сделать, – пояснил он, – главное, чтобы основание было веским.

– А если никто не явится? – засомневался Лера.

– Явятся, – заверил медведь. – Только не все сразу. Полного сбора придётся ждать часа два.

– Пока суд да дело, – подмигнул он, – пошли в буфет. Здесь весьма вкусно готовят. К тому же, после зимней спячки я страшно голоден. Мы будем первыми посетителями в этом сезоне, и нам преподнесут вкуснятский сюрприз.

– В смысле, вкусный? – поправил его Лера.

– Ну, да, вкуснотищный, – облизнулся медведь.

– Нет, – стоял на своём Лера, – так неправильно говорить.

– Тогда вкуснотищенский.

– Тоже неверно.

– А, – махнул лапой медведь, – главное, что мы первые.

Каково же было удивление Потапыча, когда в буфете он обнаружил похожего на медведя коренастого увальня. Шуба у него была белая, а на груди и плечах – чёрная, словно он накидку на себя набросил. Чёрными у него были лапы и уши, а ещё два пятна на морде вокруг глаз. Присмотревшись, друзья различили среди этих чёрных пятен маленькие, почти кошачьи, глазки с вертикальными прорезями зрачков.

– Здравствуйте, госпожа Панда, – поклонился Потапыч.

Бело-чёрный зверь едва заметно кивнул в ответ и выудил из громадного блюда бамбуковый стебель.

– Всё жуёте? – нахмурился Потапыч, понимая, что не видать ему сюрприза ни вкусного, ни вкуснятского, ни вкуснотищного, ни тем более вкуснотищенского.

– Необходимость, – ухмыльнулась Панда. – У всех травоядных усваивается почти восемьдесят процентов пищи, а у панд только семнадцать процентов. Мы без постоянного

жевания умереть можем. А нам себя очень беречь надо – мы в красную книгу занесены, как вид, находящийся на грани вымирания. А вас, бурых медведей, пруд пруди.

– Вы бы детёнышей своих не бросали на произвол судьбы, – заметил Потапыч. – Глядишь, давно бы из вымирающих вышли.

– Это что такое вы имеете в виду? – насупилась Панда.

– А то, что когда какая-нибудь из ваших мамаш родит тройню, то на двоих даже и не смотрит, только одного выкармливает.

– Ах, вы об этом.

– Об этом, об этом.

– Но вы сами посудите, как же она может троих выкормить одновременно? Детки ведь у нас рождаются крохотные и совершенно беспомощные. Поэтому и забот требуют много и внимания. Панде-маме приходится всё время держать малютку в лапах и прижимать к соскам, чтобы она не умерла от голода. Где ей взять ещё четыре лапы, чтобы держать второго и третьего малыша? Тут бы одного от смерти уберечь.

– А папаши на что? – наседал Потапыч. – Взяли бы да из соски искусственно выкормили. Хоть козьим, хоть коровьим молоком.

– Как же так можно?! – возмутилась Панда. – Это уже не панды будут, а какие-то козлянды или телянды.

Медведь ещё поспорил немного, а потом махнул лапой и поспешил к стойке делать заказ, пока не появились другие вновь прибывающие депутаты.