Второй день морские разбойники грабили город. Добыча была столь велика, что им пришлось на месте призрачного фиолетового моста построить мост из бамбука. По нему они намеревались возить награбленное прямиком на берег. Но дело застопорилось, так как в крепости и её окрестностях не нашлось никакого транспорта.

Ух де Плюнь послал разведчиков на поиски лошадей и повозок вглубь острова. Остальные пираты разбрелись по городу и шумно праздновали свою победу.

Бамбуковый мост охраняли два старых негодяя. То был тощий злой Тю и не очень умный брюхатый Облин. Новая стража сидела в створе центральных ворот и скалила зубы, припоминая, сколько и чего ими наворовано.

Хихикающий Облин неожиданно умолк и показал на противоположный берег Леды.

– Кого это нелёгкая принесла?

Тю оглянулся. На другом конце моста у каменной глыбы стоял неизвестный человек.

– Эй! – окликнул Тю. – Ты кто?!

Незнакомец не шелохнулся.

– А ну иди сюда, – приказал пират и поднял ружьё.

Человек тотчас спрятался за камень.

– Да это какой-нибудь местный дикарь, – хмыкнул Облин.

– Сейчас я ему покажу, – разозлился Тю, поправил на голове феску и решительно направился через мост.

Но заглянув за камень, никого не обнаружил. «Вот те клюква», – удивился он и обошёл камень по кругу. Никого.

– Что там?! – крикнул от ворот Облин.

Тю лишь руками развёл. Ещё раз заглянул за камень и оторопел. Перед ним, скрестив руки на груди, стоял незнакомец.

– Ты откуда? – растерялся тощий пират.

Неизвестный человек указал пальцем на небо. Тю задрал голову и тут же почувствовал, что из-за пояса у него выползает сабля, а из рук ружьё…

Толстый Облин между тем терпеливо ждал приятеля. Тот всё не показывался.

– Эй ты, ржавая треснувшая рында! – наконец, не выдержал он. – Выходи, а не то я стреляю!

Никто не отозвался. Понимая, что это неспроста, Облин внимательно следил за мостом через прицел своего ружья. Стоило ему выстрелить – и на помощь сбежалась бы целая орава морских разбойников. В этот напряжённый момент в животе его раздалось дикое урчание. Толстяк прислушался. В районе селезёнки вдруг что-то ёкнуло и закашлялось.

– Кто там? – похолодел Облин.

– Твой желудок, – тотчас донеслось в ответ из живота.

На какое-то мгновение пират потерял дар речи.

– Ты что же, – наконец, отважился спросить он, – всю жизнь молчал, а теперь заговорил?

– А нет сил такой издевательств над собой терпеть, – отозвался желудок с лёгким иностранным акцентом. – То ты не кушать целый день и морить меня голод. То натрескаешься перед ночь и падать спать. А мой тоже спать охота. Сил нет пищу переваривать. Вот она и гниёт во мне до утра, а я потом долго-долго болеть.

Тут желудок снова зашёлся в кашле.

– И вот, что я твой свински морда скажу, – заявил он, откашлявшись.

– Что? – опустил ружьё и пригнул голову к пузу Облин.

– Зря ты селёдка с ананасом кушал, а затем свежий молоко запивал.

– Это почему же?

– Нет сочетаний для такой продукт. Из-за этого во мне такой буря поднялся, что ой-ёй-ёй. А бананы надо за полчаса до еды есть, а не после. Они такой тяжёлый, как дыня, сразу на самый дно проскакивать, всё давить на своём пути.

– Ой, – поставил ружьё прикладом на землю Облин и взялся за живот.

В это время с обеих сторон его нежно подхватили под руки. Измученный разговором с собственным желудком, пират глянул и увидел с одного боку штурмана Тополька, а с другого – капитана Чародея. Не успел он сообразить, что всё это значит, как к нему подлетел коротышка Бац, выхватил ружьё и коротко треснул толстяка по его выпуклому брюху.

– Ну, это совершенно незачем, – обиделся желудок, и в довершении всего из открытого от изумления рта Облина выползла призрачная тень Фиолеты.

– Ох, и вонища внутри этого кретина, сил нет, – сообщила она, отплёвываясь.